Аркхейм

@Аранарх, Дада! Об этом на вашем радио еще не слышали ;D

Теперь Рейшан не просто *тарабанит* Тиру, но и может расти с ним на одной грядке хддддд

Почти... почти разобрался со всеми долгами по рисункам! Ууух, вот закончу - сразу всем посты отпишу!(А где-нибудь мимоходом запущу свой первый квест. Слово капитана!)

Асседия была точно вода. Скользкая, быстрая, живая - будто капитан не держал ребёнка, а пытался унести пригоршню ручья. Она уже почти свисала вниз головой, размахивая руками, как будто сама себе была парусом, и отдавая приказы с такой уверенностью, будто родилась на палубе. Команды звучали чётко, с нажимом, и Тиру даже не думал спорить.
— Свистать всех наверх! — выкрикнул он с притворной серьёзностью, перехватывая малышку за подмышки и легко поднимая, как флаг над собой. Подсадил её себе на плечи, надёжно, с привычной ловкостью, одной рукой придержал за ножку, другой уже указывал вперёд, туда, где, по её мнению, их ждали великие морские приключения.
— На всех парусах, полный вперёд! — не менее громко и торжественно скомандовал он, делая шаг по коридору "Облачного Ткача", будто это была палуба боевого фрегата, а не скрипучая жилая переборка.

Он уверенно отсчитывал шаги до лестницы. Корабль он знал так же, как своё дыхание, и с каждым шагом чувствовал, как Асседия на плечах чуть покачивается, но не падает, а только сильнее вцепляется в волосы. Так и шли - капитан и его "боцман", под гул шагов, до самой верхней палубы.

Скрипнула дверь. Им в лицо ударил мягкий, тёплый ветер, пахнущий солнцем, пылью и смазкой. Тиру чуть прищурился - как делают те, кто не видит свет, но всё равно чувствует, как он ложится на кожу. Поднял ладонь ко лбу, как делают все старые моряки, щурясь вдаль. Театральный жест, но вполне искренний.
— Что видно тебе из "вороньего гнезда", юнга? — произнёс он, с серьёзной интонацией, в которой так и читалось: «Я слушаю. Что будем делать дальше?».

Вот и мои крылья доросли до этого знаменательного момента!

Повысьте уровень капитана с 6-го до 7-го, пожалуйста!~

- Подхожу по возрасту.
- Набрал нужное количество красных кристаллов.
- В плохих делишках не учувствовал! 

Тиру слушал, чуть склоняя голову, будто дыхание Рейшана становилось для него направлением. Не словом, не интонацией, а именно дыханием - с ним было проще понять, где в рассказе тень, где тревога, где воспоминание скользит слишком близко к боли. Будто он настраивал свой внутренний компас на этот ритм. Рейшан не просто говорил - он уходил вглубь себя, в какую-то зиму, что так и осталась жить под кожей, несмотря на весну снаружи.

Прислоняясь к нему спиной, Тиру чувствовал, как это уходит вглубь - слово за словом. Чуть меняется дыхание, становится короче пауза между вдохами, сердце отзывается тоньше, будто чем ближе память, тем громче в груди. И всё же капитан не мешал. Не перебивал. Только слушал, впитывая всё так, словно через каждую фразу ощущал: вот здесь болит сильнее. А вот тут что-то давно затянулось, но всё ещё ноет на перемену погоды.

Когда голос Рейшана стал почти тенью, а прикосновение - как тихая просьба «будь рядом, но не спрашивай», Тиру неспешно допил остатки чая, ощутил, как тепло исчезает с губ, и аккуратно поставил чашку на ковёр. Осторожно развернулся, спина на миг оторвалась от плеча. Сел перед ним, близко, по-прежнему сохраняя ту же тишину, ту же сосредоточенность. Ноги скрестил привычным движением. Пальцы мягко скользнули по ткани на колене, потом - чуть выше, прошлись по предплечью. К шее. И наконец, обе ладони легли на щёки Рейшана. Не крепко - а так, как берут светлячка: осторожно, чтобы не задеть ни крылья, ни свет.
— Тогда я точно не потеряюсь. Если ты будешь меня звать. Особенно по имени, — сказал он. Голос был тихим, но твердым. С той самой интонацией, с какой Тиру тогда признался, что хотел бы светить только ему. А когда почувствовал касание губ к виску, после чего прозвучала фраза с чашкой, Тиру невольно усмехнулся - коротко, просто по-настоящему весело, почти облегчённо.
— Осторожнее с желаниями! У меня есть керамическая, из Рельмара. Толстостенная такая... не увернешься!
Он склонился ближе и коснулся лбом его лба.
— Но, нет. У меня рука не поднимется бить такой чудесный лоб! Ещё выбью оттуда все эти мудрые мысли, которыми ты меня утешаешь~
Тиру вновь не сдержался. Его обдало волной нежности - не громкой, не шумной, а той, что поднимается с самой глубины, как тёплая вода. Он, всё ещё держа чужое лицо в ладонях, принялся зацеловать его. Бережно, почти игриво, будто не хотел, чтобы хоть один кусочек остался в стороне. В бровь. В переносицу. В щеку. В краешек губ. Ни одно из мест на лице Рейшана не осталось без короткого, трепетного прикосновения.

Тиру сидел ровно, будто не ощущая ни времени, ни веса собственного тела. Грудная клетка поднималась и опускалась размеренно, дыхание было таким спокойным, что могло показаться - он просто отдыхает, прислушиваясь к тихому гулу корабля. Глаза прикрыты, выражение лица спокойно, будто ничто в мире сейчас не требовало от него ответа или внимания. Но для того, кто знал его дольше одного полета, было очевидно: покой этот слишком выверен. Слишком собран. И потому не настоящий.

Лишь два признака выдавали, что внутри всё было совсем не так: напряжённые плечи, будто бы окаменевшие, и ладони, крепче обычного сжавшие чашку, как будто это тепло было единственным, за что можно сейчас зацепиться.

Он не собирался возвращаться к этим мыслям. Не здесь. Не сейчас. Не в этот вечер, где всё, как ему казалось, было на своих местах. Где команда смеялась, а воздух вокруг казался живым - тёплым, уютным, почти домашним. Он сам выстроил этот покой. Словно мехами раздувал его изо дня в день, подгоняя под каждого, кто был рядом. Чтобы никто не чувствовал страха. Чтобы никто не думал о худшем. Даже он. Но слова Караса не прошли мимо. Они не осели на пол, не развеялись в воздухе. Они нашли дорогу, застряли где-то внутри, холодной занозой. И всё же... почему надо было говорить об этом именно сейчас? Зачем напоминать об этом, когда всё спокойно?

Эти слова выдернули из памяти те воспоминания, о которых Тиру старался не вспоминать. Жизни, где не было ни дружелюбных голосов, ни корабельного тепла. Только гул - не тот, что успокаивает, а тот, что растёт в груди, когда «Ткач» перестаёт быть кораблём. Когда он превращается в нечто другое. В то, что лучше не будить. Скольких он сможет защитить, если это случится? Сколько будет вынужден отпустить, чтобы остальные выжили? И сколько останется живого в нем самом - после того, как он это сделает? Нет. Он этого не допустит. Он не даст этому выбору встать перед ним снова. Не в этот раз. Что бы ни случилось - он удержит всё. Защитит. Соберёт. Он сделал это однажды. Сделает и снова.

И в тот момент, когда эти мысли будто начали заволакивать сознание, накрывая его холодной, вязкой темнотой - он почувствовал движение рядом. Рейшан. Тот, кто не нуждался в разрешении, чтобы быть ближе. Тот, кто просто был рядом - и этим уже много менял. Объятие стало чуть крепче, уже не случайным касанием, а осознанным, надёжным. И вслед за этим - поцелуй в щёку, мягкий, тёплый, такой простой, но не оставляющий в душе ни единого сомнения. И тогда Тиру не выдержал - короткий, немного хриплый, но абсолютно настоящий смех вырвался из его груди. Тот самый смех, что приходит не от веселья, а от освобождения. От того, что тяжесть хоть ненадолго спадает. Не исчезает, но отступает.

Он почти незаметно опустил голову, позволяя себе выдохнуть. С этими жестами тревога действительно стала отступать. Вместо неё пришло иное чувство - мягкое, трепещущее, заполняющее все внутри, растекающееся по телу, как тепло, что вспыхивает от прикосновения ладони. Да, Рейшан разогрел чай, лёгким, почти незаметным касанием, но в этот раз дело было не в этом. Дело было в его дыхании у самого уха. В присутствии. В том, что кто-то здесь с ним, рядом.

Рассказ Рейшана был как сказка - на первый взгляд далёкий, почти неправдоподобный. Но чем дольше он говорил, тем ближе становились эти горы, эти ветра, эти места, где даже земля помнит имена. Тиру слушал молча. И, когда голос рядом замер, он слегка повернул голову.
— Это звучит так чарующе, — сказал он почти с удивлением. — Почти невероятно. Я бы хотел... послушать те места.
Он помолчал, будто что-то взвешивал, не спеша. И всё же — произнёс:
— А ты не боишься?
Слова прозвучали негромко, почти шёпотом, будто бы произнести их было трудно.
— Быть тем, кто помнит... когда всё остальные решат забыть?

@Гуд Вин, Если так, то все хорошо)

@Гуд Вин, Не согласовывая действия, персонажи в игре начинают просто бить одного противника, перебирая разные виды атак и заклинаний. Хотя, по логике, у каждого персонажа своя боевая тактика, которой он придерживается согласно своей концепции.

Я говорю сейчас только за себя и своего персонажа - без претензий или негатива.

 Я не против подвести персонажа к тому, чтобы он действовал по общей задумке игроков, но для меня важно, чтобы это было оправдано, логично и происходило последовательно, а не внезапно и без причины.

Карас выслушал до конца, не перебивая. Не моргнул ни разу. Словно каждое слово записывалось прямо в оперативную память, разбиралось, оценивалось и помещалось в нужную ячейку. Он не отвернулся, не скривился, не отшатнулся - просто стоял, недвижимый, как стабилизатор на ветру, и лишь через секунду после последней фразы отчеканил своим привычным, механическим тоном:
— Ваше мнение учтено, — произнёс он, глядя прямо в глаза. Не зло, не колко - просто по-военному чётко.

Опустив руку в карман он извлек оттуда трубку - вещь, казалось бы, совершенно лишённую смысла для конструкта, не нуждающегося в дыхании. Трубка выглядела старой: тёмное дерево, гладко отполированное, с мелкими вмятинами и царапинами, следами давнего, постоянного использования. Это была не прихоть и не стиль. Это было нечто личное. Словно привычка, укоренившаяся в самом теле, как память о прошлом. Карас начал набивать её табаком - размеренно, почти медитативно. Не поднимая взгляда, Карас заговорил:
— Буду ждать приказа, капитан. Как обычно. — Он сделал паузу, немного плотнее утрамбовывая табак. — Только если решите задействовать протокол восстановления... дайте знать заранее. В нынешнем виде "Ткача" все сделать правильно и быстро будет проблематично..
Слова прозвучали ровно. Почти буднично. Как если бы шла речь о складском учёте. Но Тиру уловил под тоном иным — то, чего не было на поверхности. Не угроза. Не сомнение. Напоминание. И больше ничего. Старший помощник отступил на шаг и развернувшись направился прочь, спокойно, не меняя выражения лица. Его голос стих, но напряжение осталось в воздухе. В каждом жесте конструкта читалось: разговор для него завершён. И он не добавит ни слова, если его об этом прямо не попросят.

Тиру не ответил. Не повернулся. Не сделал ни одного движения, которое можно было бы счесть реакцией. Но напряжение в его плечах стало чуть заметнее. Он не злился, но знал, о чём шла речь. И знал, что Карас тоже знает. Капитан остался сидеть с чашкой остывающего чая, молча прислушиваясь к звукам корабля и ветра за бортом. Всё было спокойно. Почти.

Цитата: Гуд Вин от 11-04-2025, 22:46:10А ещё предлагаю убивать скелеты по очереди: сначала N5 завалить, потом  N4 и т.д.
Суть в чём, чем меньше скелетов, тем меньший суммарный урон они смогут нанести группе, а то каждый своего мы сто лет ковырять будем, каждый раз отгребая от них 5х3=15 ударов.

Цитата: Гуд Вин от 11-04-2025, 23:52:02Предлагаю, просто бить всем разным, у кого что есть. Авось и угадаем

Теперь надо придумать как при всем этом избежать метагейминга

Ответ Рейшана прозвучал не то чтобы холодно - скорее, вяло, с оттенком усталости, который легко можно было бы счесть просто следствием дня полного лишних переживаний и вымотавшей прогулки. Но Тиру, привыкший различать малейшие колебания голосов, особенно в тех, кто ему небезразличен, не мог не заметить этого легкого отсутствия искры. Он лишь едва заметно качнул головой, не выказывая на лице ни тени обиды. Уговаривать он не станет. Не потому что не хотел — напротив, ему было бы приятно слышать голос Рейшана, пусть даже рассказывающий что-то сбиваясь в полусне. Но принуждать его к чему-то Тиру точно не желал.

«Пусть будет, как он хочет», - мысленно заключил капитан, аккуратно поднеся кружку ко рту. Терпкий, почти древесный вкус крепкого настоя приятно обжёг язык, и Тиру на секунду закрыл глаза, сосредоточившись только на ощущении тепла, разливающегося по горлу. Он привык брать на себя то, что другим казалось слишком хлопотным. Если команда начнёт настаивать на истории - он расскажет вместо него. Одну из тех, что прочно зацепились в памяти. Может, ту... да, про "Скорлупу". Не самую весёлую, зато цепляющую, способную заставить на минуту замереть даже Хризо.

В эту минуту Тиру ощутил как Рейшан устроился рядом плотнее, и, пока капитан размышлял, позволил себе едва ощутимый жест - лёгкое касание руки к его боку и осторожное, почти неуловимое движение, когда подбородок оказался у него на макушке. Дракон не пошевелился. Не отстранился. Только чуть глубже вдохнул, позволяя себе то короткое мгновение уюта, которое казалось настолько личным, что мир вокруг будто на миг перестал существовать.
Но не надолго.

Знакомый механический кашель, в котором легко угадывался деликатный призыв к вниманию, выдернул Тиру из этого полусонного состояния. Он открыл глаза, уже зная, кто именно стоит рядом.
— Карас, — выдохнул он с лёгкой примесью того упрёка, который обычно прячут в приветствии среди ночи, когда неожиданного визитёра совершенно не ждут, но все ещё стараются быть вежливыми. — Капитан, — Старший помощник был точен, как всегда. Он не нарушал покой без причины. А если всё же подходил - значит, причина была.
— Дариусу и Леону удалось поймать сигнал метеорологических сводок на нашем местоположении. Сильные осадки сохранятся ещё на несколько дней. Есть угроза схода лавины в этой зоне.

Тиру не сразу ответил. Несколько неспешных вдохов, один глоток чая, за которым последовала почти беззвучная пауза - не напряжённая, а скорее вдумчивая. Он не отстранился от Рейшана, не изменил позы, только чуть сильнее прижал к себе пушистый хвост, словно он был якорем, удерживающим в спокойствии.
— "Ткач" почувствует, — наконец произнёс он тихо, но уверенно. — Угроза снаружи не застигнет его врасплох. Если обстановка станет по-настоящему опасной - он адаптируется, уйдёт глубже в землю или уползёт с линии обрушения. Он уже делал это, и не один раз. — Капитан сделал ещё один глоток. — Не стоит волноваться. Завтра утром, несмотря на погоду, выдвигаемся дальше. Надо держаться графика.

Эти слова были не столько приказом, сколько констатацией - сухой, ровной, без малейших признаков тревоги. Тиру, возможно, и не выглядел сейчас тем, кто может заставить корабль повиноваться одной своей воле, но команда знала: если он сказал, что всё будет хорошо - скорее всего, так оно и будет. Даже если это "хорошо" обернётся грязью, снегом и ходящим ходуном по лачуге грузом.

Карас всё ещё стоял, не уходя. Его суставы поскрипывали в такт переминанию с ноги на ногу, словно он подумывал что-то добавить, возможно, задать вопрос или высказать возражение. Но не находил в себе достаточно веской причины, чтобы сделать это. Один глаз, неоново-красный, слегка мигал, скользя по сцене перед ним: капитан, полусидящий, полулежащий в объятиях их проводника, с хвостом на коленях, с кружкой в руках, с видом человека, который совершенно ни о чем не волнуется. Возможно, Карас пытался понять, что именно его смущает. Сам момент? Неожиданная отчужденность капитана? Или внешний вид близко сидящих друг другу драконов?

Цитата: Аэлита Лидделл от 11-04-2025, 23:03:42На деле вы можете попытаться поискать их слабости. Они есть у меня у всех и тогда по ним я засчитаю двойной урон. Но предпочту, чтобы искали методом проб и ошибок, а не попыткой решить теомагией моментально. Так что при правильном подходе и, может даже, групповой работе - вы сможете разобраться быстрее с ними)

Вопрос: а каким образом будет метод "проб и ошибок" вычисляться? При регистрации попадания писать в какое место скелета целим?

1а. Оставить вклад уровня на текущем значении.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

1б. Уменьшить вклад уровня примерно вдвое.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

1в. Обрезать вклад уровня до шестого до +0.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

1г. Полностью убрать вклад уровня.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

2. Увеличить разброс в броске кубика.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

3. Добавить модуль расчёта урона в боевую систему.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

3б. Дифференциировать урон различным оружием.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за / воздерживаюсь.

4. Увеличить количество доступных навыков максимального уровня персонажам ниже восьмого уровня.
Против / скорее, против / нейтрально / скорее, за / за.

Пока Рейшан незаметно улизнул в поисках чая, Тиру прикрыл глаза, позволяя себе ненадолго расслабиться — ровно настолько, чтобы тонкой внутренней нитью дотянуться до настроения "Облачного Ткача". Его присутствие ощущалось в воздухе: в равномерном гуле механизмов, в размеренном дыхании обшивки, в едва уловимом напряжении корпуса. Небольшая вибрация в воздухе говорила о том, что снаружи ветер усиливался, заметно толкая по бокам, но никаких тревожных сигналов не было. Всё держалось, всё справлялось.

И его команда - тёплая, громкая, усталая, казалась в этой атмосфере ещё более родной. Кто-то тихо переговаривался у очага, кто-то уже свернулся клубком в спальном мешке, а кто-то, как обычно, спорил о самых неважных, но срочных вещах, как будто от этого зависела судьба мира. Всё было как надо.

Тиру почти не шелохнулся, когда услышал приближение Рейшана - тихие, лёгкие шаги, от которых ковровый настил едва слышно пружинил. И только когда пальцы молодого дракона осторожно вложили в его ладони кружку, капитан приоткрыл глаза. Тепло было приятным, но ещё приятнее — мягкая ткань платка, заботливо обёрнутая вокруг, чтобы не обжечься.
— Спасибо, — тихо сказал он, искренне, с чуть смущённой улыбкой, которую обычно приберегал для тех редких моментов, когда не знал, как выразить благодарность иначе.

Когда Рейшан сел рядом, Тиру не сразу понял, что что-то изменилось. Только спустя несколько мгновений заметил ту лёгкую сдержанность: юноша был рядом, но держал дистанцию, почти избегая прикосновений, будто чего-то выжидал. Лишь его хвост - мягкий, пушистый, такой узнаваемо тёплый — обернул его поперёк туловища, как единственная ниточка между ними. И в этом было что-то странное. Это небыло похоже на смущение, скорее неловкость, ожидание первого шага от капитана? Первый шаг был за ним. И Тиру знал это. Он не заставил себя долго ждать.

Дракон в своей непосредственной манере подсел ближе Рейшану, под самый бок, буквально наваливаясь спиной на его плечо. С улыбкой и лёгким поворотом головы в его сторону поинтересовался:
— Ну что, будешь ли ты рассказывать страшные истории у нашего очага, как спросят? Я бы с большим интересом послушал от тебя истории на ночь~
Голос был мягким, с привычной игривостью, но за словами стояло чуть больше, чем просто их обычная игра в двусмысленность. Это был тот самый первый шаг — лёгкий, обыденный, но в нём ощущалась уверенность и расслабленность, словно Тиру говорил: "я рядом, и мне важно, что ты здесь. А ещё, мне совершенно все ровно кто что думает!"

Если Тиру когда-нибудь станет злодеем то только таким ."ДД

Это не картинка но простите меня, я плачу уже сто часов ."DD

Драгнор — впечатляющая фигура даже по меркам орков: высокий, мускулистый, с тёмной кожей, испещрённой старыми шрамами, он сразу внушает уважение. Однако за внешней суровостью скрывается стальной хребет ответственности. Он не из тех, кто тратит слова на пустые разговоры — в его манере говорить всегда прямо, с легкой грубостью, но ни капли настоящей злобы. Его голос, низкий и хрипловатый, больше напоминает раскат грома, но в нём всегда можно различить оттенок беспокойства, если речь идёт о чьём-то самочувствии.

Как судовой врач, он не только лечит раны и спасает от обморожений, но и следит за ментальным состоянием команды. И делает это по-своему: через прямые вопросы, редкие, но точные советы и, конечно, свои знаменитые чаи. В его закромах - десятки сортов, от тонко расслабляющих до «чая, что валит с ног». И если уж он решает, что тебе нужен отдых, спорить бесполезно: тебя обложат одеялами, дадут чашку, и ты будешь спать, даже если пятнадцать минут назад спорил, что бодр как никогда.

А для особо сложных случаев у Драгонра припасены «успокоительные покрепче». Никто точно не знает, что именно входит в состав этих средств, но результат всегда один: сон — без снов, тревог и дурных мыслей. 

За всю свою прямолинейность и бурчание, Драгнора уважают все. Потому что знают: он рядом, он крепко стоит на ногах и сделает всё, чтобы ты тоже выстоял.

В укромной низине, среди кружащихся снежных вихрей, «Облачный Ткач» лежал, раскинувшись, как странный зверь, свернувшийся в кольцо. Его корпус больше не напоминал корабль - скорее, это было укрытие, лачуга выстроенная из необычного, шероховатого, похожего на кожу материала, не пропускающего холод внутрь. Снаружи он почти сливался с пейзажем, казался продолжением метели, частью её замысла. А внутри... внутри всё было иначе.

Стоило шагнуть через порог, как мир менялся. Просторное круглое помещение встречало мягким светом подвесных ламп, тихо покачивающихся без ощутимого сквозняка или движения воздуха. Свет их не был ярким - скорее тёплым, медовым, не отгоняющим тени, а деликатно примиряющимся с ними. Словно здесь разрешалось быть усталым, молчаливым, не до конца согревшимся.

Пол был сухим. Удивительно сухим, как будто никто и не входил сюда в снегу и льду, как будто лачуга стояла здесь годами, переживала смену сезонов и обретала свою память. Ветер не пробирался внутрь, только изредка шумел в трубе одной из жаровен. У стен теснились коробки и мешки - грузы, личные вещи, инструменты. Привычный беспорядок временного дома, в котором команда знала своё место и знала, что всё под контролем.

Центральное пространство обогревалось очагами - жаровни были устроены с заботой: широкие, стальные, с укрытыми крышками, они отдавали жар без копоти, только мягкое тепло, и дым уходящий вверх, туда, где трубы уже растворялись в теле корабля и выходили наружу. Возле очагов расстилались ковры - разноцветные, истёртые, но уютные, - и здесь, ближе к теплу, уже собирались члены экипажа. Кто-то сидел, вытянув ноги, кто-то возился с одеялами, кто-то просто смотрел на огонь, ожидая, пока утихнет дрожь в пальцах. Пахло пряным мясом, луком, пряностями и чем-то терпким, с дымком. Нора, закатав рукава, в полном сосредоточении, перебирала ложки, наклонялась над кастрюлей, что стояла на одном из очагов, и каждый раз приподнимала крышку с таким видом, будто решала сложную задачу.

Когда Тиру и Рейшан вошли, едва смахнув с плеч снег, в помещении что-то едва заметно изменилось. Несколько голосов поздоровались - сдержанно, с уважением, - но никто не подошёл. Капитану всегда давали немного времени после возвращения, возможность отряхнуться, снять уже промерзшую куртку и шапку, почувствовать себя не должным, а просто человеком. Или, в их случае, драконом. Только один матрос подошел и отрапортовал что старший помощник и несколько матросов осматривают целостность груза. И этого было достаточно.

А дальше - всё было просто. Они с Рейшаном прошли ближе к очагу, нашли себе место среди прочих, и опустились на ковры, позволяя теплу начать долгий путь к внутренним напряжённым мышцам. Пока все ждали еду, слова были лишними. Только дыхание, тишина, потрескивание огня и равномерный гул корабля, что больше не плывёт, а дремлет, укрыв всех под своим крылом.

Тиру едва успел устроиться как следует, усадив пушистый хвост Рейшана себе на колени, позволяя мягкому весу лечь поперёк бёдер, как до слуха донёсся глухой, размеренный топот. Знакомый до последнего отзвука. Так шагал только один человек на всём «Ткаче» — тот, кто не считал нужным маскировать тяжесть поступи, ведь и характер у него был соответствующий: прямой, грубоватый, но всегда без тени злобы.

Драгнор - судовой врач «Ткача» как обычно, не стал тратить время на обходные формулировки. Присев рядом, глядя на капитана чуть сверху вниз, он заговорил:
— Капитан, — с присущей ему практической бесцеремонностью и прямотой начал орк. — Я понимаю, вы в восторге от местного снега. Романтика, свежесть, всё такое. Но если вы и дальше будете торчать снаружи в такую погоду и игнорировать перчатки - схлопочете не просто обморожение второй степени, а полноценный повод не выпускать вас куда-либо без сопровождения. Кто-нибудь кто будет следить, чтобы вы носили все комплекты одежды. Позвольте.
Слова, впрочем, были заботливы, просто обёрнуты в шероховатую манеру, как упрёк, на который нельзя всерьёз обидеться.

Тиру выдохнул чуть тише, чем обычно. Он и сам чувствовал, во что превратились его пальцы. Холод впивался до костей, особенно когда не замечаешь, что давно перестал ощущать какую-то часть руки. Но на такие мелочи у него никогда не хватало внимания. Или желания. Он не возразил, не стал отшучиваться. Капитан знал: Драгнор - один из немногих, кто позволит себе прикосновение без вопросов и сделает это не как жест сочувствия, а как обязанность. Просто делает то, что должен и всё.

Исцеляющая энергия окутала пальцы, будто невидимая плёнка тепла, струящаяся из ладони орка. Лёгкая щекотка, знакомое ощущение мягкого давления, как от тёплого воздуха, заполняющего трещинки на коже. На мгновение Тиру прикрыл глаза. Он не считал себя избалованным вниманием, но вот такие простые, практичные акты заботы принимал с благодарностью.
— Спасибо, Драгнор.
Чуть повернувшись, он наклонил голову в сторону Рейшана, представляя:
— Это Драгнор - наш корабельный врач. Незаменимый член команды, особенно учитывая... куда нас иногда заносит!
Это было правдой. Без него они бы потеряли гораздо больше, чем просто здоровье. Вся команда знала, что может положиться на орка - даже если в ответ получит бурчание и банку горького чая.
Орк беззлобно фыркнул и, закончив с исцелением, отпустил ладонь капитана.
— Мистер Проводник, — проворчал он, обращаясь к Рейшану, — может, хоть вы повлияете на него. Скажите, что нырять в сугробы в местном климате — не лучшая идея. Нам нужен живой капитан, а не статуя из льда. Потому что если Карас возьмёт на себя управление, я через неделю разорюсь на успокоительном чае. Для команды. И для себя.
Тиру чуть вскинул бровь, наигранно задумчиво.
— А мне казалось, ты давно нашёл способ заменять успокоительный чай чем-то покрепче.
Капитан пошевелил пальцами - теперь уже согретыми и вернувшими чувствительность - и поднял голову с ехидной улыбкой, что обычно предшествовала особенно упрямым решениям. Но сейчас в голосе была усталость, перемешанная с благодарностью:
— Ещё раз спасибо, Драгнор. В следующий раз... постараюсь не заставлять тебя тревожиться. Или хотя бы вернуться с улицы раньше, чем пальцы отвалятся.
— Вот уж не думал, что доживу до дня, когда вы это пообещаете, капитан, — буркнул орк, поднимаясь на ноги. Но, прежде чем вернуться к своим делам, бросил через плечо: — Кстати, горячий чай уже готов, если всё ещё нужно согреться.

Цитата: Тиру от 05-04-2025, 00:40:11Закончили эпизод! Запакуйте в завершенные, пожалуйста С:

И ты все еще пахнешь ветром

Напоминаю о закрытии этой темы, а так же подошел к концу еще один наш эпизод.
Перетяните в завершенные. Заранее спасибо! С:

Птичьим криком, волчьим скоком

Тиру мог бы отступить. Просто сделать шаг в сторону, пройти мимо, войти внутрь «Ткача» и позволить всему утихнуть без лишних слов. Дать Рейшану время, себе - пространство, спрятаться за привычной раковиной непонимания и благородного молчания. Сделать вид, что ничего не случилось, и позволить молчанию лечь поверх разрыва, как первый снег ложится на сломанные ветки - красиво, аккуратно, и до весны вроде бы и незаметно. Это был бы, пожалуй, самый простой путь. И в то же время самый ложный. Но Тиру не смог так поступить.

Он стоял, не двигаясь, заметаемый снегом. Молча, сдержанно, будто сам стал частью обледенелого пейзажа. Лишь тихий, ровный поток дыхания выдавал в нём живое существо. Он не шевелился, потому что слишком поздно понял: даже если бы Рейшан остался позади, ни за что бы не ушёл. Не скрылся бы в укрытии. Оставался бы на пороге дожидаться его, выискивая напитанными теомагией чувствами знакомую ауру, и баюкал в разуме ту тихую, но беспокойно ворочающуюся мысль: "всё ли с ним в порядке?"

И он ждал бы. Столько, сколько нужно. Хоть всю ночь. Можно было бы попытаться рационализировать происходящее. Списать всё на простую отзывчивость, на сердобольность. Сказать себе, что на месте Рейшана мог оказаться кто угодно - и поступил бы он точно так же. Но Тиру не стал бы врать даже самому себе. Нет. Никому другому он бы не позволил стоять под снегом. Уговорил бы, увёл, заставил отступить, увещевал бы, даже немного надавил. Потому что забота о других у него шла рука об руку с ответственностью - а та редко оставляет место тонким душевным колебаниям. Но сейчас было иначе. Сейчас он не мог — не хотел — уходить первым. Не мог заставить уйти и Рейшана.

Он и сам ещё не до конца понимал, что именно чувствует. Эта вещь - не уверенная, не оформленная скользила внутри, точно нить под кожей, которую не вытянуть, но и забыть невозможно. Что-то тёплое. Что-то пугающее. Не желание, не просто симпатия. Тихое, тягучее, всё захватывающее. И это чувство требовало одного - быть здесь. Ждать. Не поворачиваться спиной. Даже если это значило остаться лицом к лицу с собственными чудовищами. С тенью в груди, с шепотом из глубины, со страхом перед собственными мыслями и воспоминаниями.

Пальцы дернулись, еле заметно, как от внезапного порыва ветра, но не отстранились. Не исчезли, не растворились в этом снежном воздухе - остались, оставили касание. И этого оказалось достаточно, чтобы Тиру чуть выдохнул, почти неслышно, словно запоздало понял, что ждал этого - не слов, не поступков, а именно этого короткого момента. Тепла. Присутствия. Простого, живого контакта с чем-то, что было не в его голове. Всё это время мысли будто утопали в снегу. Ничего нельзя было ухватить, всё скользило. А теперь - вот оно. Нить. Настоящая. Тонкая, но реальная.

Чужие пальцы, сначала будто неуверенно, почти застенчиво, чуть крепче обвили его ладонь. Притянули. Тихо, мягко, но с тем характерным для Рейшана упрямством, которое Тиру всегда чувствовал, даже если тот сам его в себе не замечал. И в этом движении было не меньше смысла, чем в любом длинном разговоре.

Касание губ к костяшкам его пальцев было таким лёгким и теплым, что если бы не холод, Тиру бы мог решить что ему показалось. Слова Рейшана прозвучали тихо, осторожно, будто пробуя, не оттолкнёт ли он. Но именно тогда Тиру и понял, насколько сдавлено до этого держал себя. Плечи, прямые и жёсткие, понемногу начали опускаться. Неспешно, осторожно, как под натиском долгожданного тепла. Словно каждое произнесённое слово снимало с него невидимый груз. Тёплое дыхание, биение сердца, ощутимое от соприкосновения рук, лёгкая дрожь, возможно, от холода, а может - от чего-то большего, разделённого. И он чувствовал, знал, что Рейшан ощущает то же самое.

Без слов, почти по-детски, Тиру чуть подался вперёд, запрокинул голову, и прильнул переносицей к острой скуле молодого дракона. Просто чтобы быть еще ближе. Чтобы ни один порыв ветра не смог вклиниться между ними. Он жмурился, как от слишком яркого света, но улыбка на его лице была ясной, настоящей, открытой - настолько искренне редкой, даже для тех, кто знал его многие годы. Тихо, чуть слышно, он выдохнул:
— Всё хорошо. Да, я хочу.

Цитата: Майкрофт Дум от 08-04-2025, 04:31:20Я пытаюсь проснуться.... и чуток охреневаю сижу х) но вроде желудок успокоился, когда ему еды дали.....
а сам?

Гастрит? Или просто голодный? :"3
Я вот пытаюсь уснуть с ноющей шеей.. Целый день пытался успокоить, мазью мазюкал и хоть бы хны! Как бы не воспаление какое

@Хьюго Иденмарк, ооо, понимаем-одобряем)) 

@Майкрофт Дум, как все мы, друг <3 Как ты? Не хвораешь? Как себя чувствуешь? 

@Хьюго Иденмарк, совсем-совсем не спишь? Ночные смены? Как делишки твои?

Ооо здесь ещё есть ночной-утренний народ!

Капитан никогда не считал себя незаменимым - просто привык делать работу хорошо. Чётко, спокойно, с учётом деталей, заранее проложенными маршрутами и подготовленными людьми. Поэтому, когда к нему обратился сам магистр Эдгар, прервав финансовый разбор, Тиру просто молча выслушал. Запомнил. Кивнул. И не стал задавать вопросов, ответы на которые всё равно пока нельзя было получить. Просьба звучала аккуратно, но вес в ней ощущался сразу - и капитан уловил это. Взять помощника. Ни больше, ни меньше. И если уж кто-то должен сопровождать слепого дракона на очередное поручение от самого ордена - то выбор очевиден. Легче, быстрее и безопаснее всего было взять штурмана. Хризопраз.

Хмурый старший помощник Карас, конечно, не помянул высказаться. Что, мол, капитан с феей - это всё равно что доверить двум искрам собрать магический заряд в грозовой туче. Слишком одинаковые, слишком непредсказуемые, слишком веселые, когда не надо. Но Тиру спокойно возразил. Логично. Последовательно. И, конечно, с лёгким прищуром: фей необходимо выгуливать. Для общего психического здоровья экипажа и команды на корабле. И если кому и страдать от чрезмерного количества шуток и случайных проказ, то пусть лучше это будут посторонние. Или хотя бы те, кто знал, на что подписывается. Конструкт, задумчиво потирая затылок, не нашёлся, что на это ответить. Туше.

---

Когда они с Хризопраз достигли назначенного места, ощущение уединённой встречи быстро развеялось. Даже не потребовалось зрение, чтобы понять: здесь были и другие. Теомагия, как всегда, шептала на языке ощущения и интуиции. Чужие ауры дрожали в воздухе, как линии на поверхности воды - знакомые и не очень. Капитан заметил последнего подошедшего, кажется, даже чуть раньше чем, как минимум, зрячая фея.
- Как всегда хвастаешься этим, Дэниэль! - Коротко рассмеялся дракон на этот успешно сыгранный оборот игры слов, мол "Конечно же он рад видеть! А кто не рад?" На такие удары Тиру давно научился отвечать не защитой, а подыгрыванием. Чем точнее ответ - тем приятнее вся игра. Уже только за эту словесную пикировку можно было счесть вылазку удачной.

Он подхватил Хризо под локоть и они двинулись вперёд следом за Кортом, странной разношерстной компанией, сбитой вместе по воле, в которую Тиру пока предпочитал не вглядываться. Шум клуба остался позади. Свет, запах пролитого алкоголя, смех, музыка — всё это отсеклось первым же шагом вниз по ступеням. Внизу их ждал подвал. Или что-то глубже.
— Что только про этот подвал не шутят, — задумчиво пробормотал Тиру себе под нос, ловя пальцами выступы в структуре стены. Камень. Холодный, грубый, но местами отполированный руками времени или чем-то посерьёзнее. Он шагал, считая ступени. Слишком глубоко, чтобы это был просто склад. И слишком странно, чтобы не задать себе главный вопрос, стоя перед глухой дверью: Зачем? Какой то бункер на летающем острове?
Тактично избегая очередных острот связанных со зрением, капитан все же нашелся что сказать об интриге сегодняшнего вечера:
- Если там не будет ничего связанного с алтарями и собачьими членами - я буду разочарован.

Тиру никогда не любил полного одиночества. Да, уединение нужно каждому живому существу. Моменты, когда ничто не тянет за рукав, не требует ответа, не зовёт. Краткое дыхание в тишине. Но чем дольше капитан оставался один, наедине со своими мыслями, тем отчётливее чувствовал - оно начинает давить. Медленно, будто невидимыми пластами, осыпающимися сверху, как песок и ил на дне бездонного озера. Тяжело. Густо. Без света.

В одиночестве разум не находит точек опоры. Не за что зацепиться, нечем себя отвлечь. Зрение, что когда-то могло бы найти для него что-то, искать детали - занавеску, срез ветки, след от ботинка - теперь бессильно. Всё внутри. Всё давит. И тогда начинают всплывать вещи, которые давно запечатаны. Которые должны были лежать под семью замками. И чем дольше тишина, тем громче они скребутся изнутри. Лучше всего в такие моменты Тиру помогала не болтовня, а чужая речь. Быть рядом, но не в центре. Просто слушать голоса, паузы, обороты, темы. Как если бы смотрел на витраж, не разбирая изображение, а просто позволяя свету проходить сквозь него. Так он чувствовал, что существует. Что он часть чего-то, пусть даже не вовлечённого. Не потерян и не одинок.

Он прислушивался и сейчас - к жестам, к дыханию Рейшана, к каждому невыраженному слову. И когда тот тихо хмыкнул, едва заметно, почти себе под нос - этот звук обжёг. Сильнее, чем глухой удар его хвоста по обшивке. Потому что в нём было больше смысла. На этом моменте Тиру понял. Не нужно говорить. Не нужно спрашивать, не нужно повторять. Им обоим нужно пространство. Посидеть. Подумать. Молча. И может быть - поговорить потом. Когда "Ткач" принял новую форму, расправился, тяжело выдохнул через шестерни и лёг на снег как крепкая, выстроенная иглу — Тиру, не оборачиваясь, двинулся к нему. Не колеблясь. Уверенно. Только звон в голове, натянутый и болезненный, был громче вьюги.
«Зайти внутрь. Не остаться одному.»

Он не сразу почувствовал, что кто-то стоит на пути. Аура - мягкая, теплая, знакомая, вспыхнула прямо перед ним, и Тиру, резко остановившись, едва не врезался в грудь Рейшана. Звук его голоса... Обиженный, сухой - как лопнувшая натянутая струна. Это был тот тон, который Тиру не хотел никогда услышать в свой адрес. Не от него. Но уйти сейчас - это было бы предательством. Он должен был ответить. Не мягко, не на бегу. По-настоящему. Он выпрямился. Не стал опускать голову, не отвёл плечи.
— Рейшан. Я бы никогда не стал шутить с этим.
Голос спокойный. Мягкий. Но без лёгкости. Прямой. Честный.
— Я не хотел сказать что-то, что могло бы ранить тебя. Но...
Капитан замолчал. Чуть склонил голову, будто прислушивалась к воздуху, к дыханию между ними, но на деле он просто пытался подобрать слова. Они не шли. Словно кто-то перетянул горло изнутри. И тогда он просто сказал то, что испытывал:
— Прости, если это прозвучало.. Так. Но я правда сказал то, что чувствовал.
Без оправданий. Больше не сдабривая слова улыбками, что сейчас были неуместны. Рейшан мог впервые услышать в словах капитана горечь. Он не собирался забирать назад сказанное. Не будет подбирать формулировки, чтобы сгладить. Это было бы хуже. Фальшивее. Им обоим придётся жить с этим, с тем, что было сказано. С тем, что не получилось принять сразу. И с тем, что, может быть, когда-нибудь они смогут разобрать по кусочкам - уже позже. Может, кто-то из них захочет побыть один. Может - нет. Но главное - Тиру не отступил. Не сбежал. Он стоял перед ним, открытый и всё ещё не сломанный, несмотря на ту бурю, что уже давно узлом вязалась у него в груди. Она не стихала. Просто он, как всегда, держал её. До конца. Хоть и слишком тяжело. Настолько что почти нечем дышать.

Это нельзя было назвать признанием. Не в самом прямом смысле, каким его принято считать - громким, недвусмысленным, с опущенным взглядом и дрожащими словами. Но и отрицать было нечего. Что-то в этом жесте, в этом легком касании, в тепле, на мгновение оставшемся на губах, говорило больше, чем долгие объяснения. Это было... принятие. Пусть ещё не до конца осознанных, не сформулированных до конца чувств, но настоящих. Может быть, симпатии. Может, привязанности. Чего-то, что хотелось не прятать, а, наоборот, беречь и потихоньку растить.

Тиру не любил оставаться в подвешенном состоянии. Он слишком многое повидал, чтобы позволить себе прятаться за недосказанностями. Честность - это не всегда правда, брошенная в лицо. Иногда это просто готовность протянуть чувство наружу, без давления и страха, что его не примут. Он не искал романтических трагедий и драм. Он просто... всё ещё хотел верить, что маленький огонёк может вырасти во что-то тёплое, настоящее. Не только для него. Покой, если он вообще возможен, должен быть общим. Иначе это просто уединение. В этом была его философия. Немного наивная, возможно. Открытая — безусловно. Наверное, именно поэтому он и был до сих пор один.

Раздался глухой, резкий удар хвоста Рейшана о борт. Что это было? Ответ? Реакция?
Молчание, пришедшее следом, повисло густо, тяжело, будто холод стал гуще. А потом сухой, ровный голос, в котором уже не было ни игривости, ни даже раздражения. Просто ровная, осторожная черта. Как будто чья-то рука начертила невидимую границу, не давая сделать шаг ближе. И в этот момент Тиру впервые позволил себе услышать то, что до этого тщательно отодвигал - ту самую мысль, что неизбежно тенью следовала за каждым подобным жестом: «Если бы мог видеть... Наверняка уже понял бы, что к чему. Он злится? Или просто растерян? Или это смущение?.. Поспешил ты. Как и всегда - чуть раньше, чем стоило».

Капитан не стал настаивать. Не стал спрашивать, не стал объяснять, не стал пытаться сделать вид, что ничего не произошло. Он просто остался - с этой тенью прежней улыбки, не вызывающей, но тёплой. Не обидчивой. Он принял и это.

Расправил плечи, развернулся, поднял сигнальный огонь, махнул им, как положено по инструкции - раз, другой. Свистнул. Поначалу не происходило ничего. Только ветер. Только его завывание в верхушках елей, словно там, выше, бушевал отдельный мир, не касающийся их. А потом - движение.
Сани тронулись, но не так, как обычно. Не вперёд. Боком, неторопливо, почти крадучись.
С другой стороны корпуса можно было разглядеть: лошади, — если их можно было ещё называть просто лошадьми, — синхронно, точно, упирались в стену кареты, будто толкали её, как строительный блок. И всё это без звука. Не скрип, не грохот - только хруст снега под копытами, да редкое, синхронное фырканье, будто дыхание одной машины. Карета почти парила, скользя по поверхности, как будто сама зима давала ей дорогу. Вдалеке, сквозь пелену снега, стали вырисовываться другие огоньки, становясь все ближе. Медленно, но уверенно они двигались к центру. «Ткач» вновь собирался воедино.
— Забирайся внутрь. — Голос прозвучал ровно, как будто ни один нерв внутри не дрогнул.
— "Ткач" сейчас сложится. Или... хочешь немного побыть снаружи?
Сказано было почти буднично. Но, может, в этом и был весь Тиру. Не навязывать - но ждать. Не торопить - но надеяться.

Тиру - балагур и лиходей! Конечно же он мог почувствовать все сам. С помощью теомагии и чуткого восприятия капитан ощущал всё - даже сквозь завывания бурана, даже под занавесью снега. Он знал, где пульсируют сигнальные огоньки, различал направление, как они загораются один за одним вдалеке. Механические кони отзывались четко, как всегда. Маячки сработали. Всё было в порядке. Но ведь он был драконом. А драконы не всегда следуют самым рациональным маршрутам. Порой они позволяют себе сойти с курса. Ради чего-то, что в другое время назвали бы капризом, а в это — желанием. Эгоистичным, может быть. Но искренним. Остаться рядом с Рейшаном ещё немного — что в этом дурного? Все знают, как важно поддерживать огонь в плохую погоду.

Да и Рейшан, конечно же, не упустил момента. Его голос, почти невинные слова, звучали как приглашение. Или как ловушка, в которую Тиру и не подумал не попасть. Серьёзность, которую он нацепил раздавая указания команде, рассыпалась, стоило молодому дракону заговорить. Она не выдержала мягкости этого флирта. Не хотела.

Буря завывала, но они стояли среди движения, ставшего привычным. «Ткач» обретал новую форму, укреплённую, тёплую конструкцию, что не раз уже спасала их в таких условиях. Всё шло по протоколу. Всё, кроме самого капитана.

Светящаяся палочка ещё была в руке — поднятая, как положено. Но Тиру повернулся, просто позволяя расстоянию между ними сократиться само собой, будто поддавшись течению
— Хм... Тогда боюсь, счёт у нас точно собьётся. Я, признаться, давно не блистал. Намеренно уж точно!
Голос чуть притих, и игривый перелив становится серьёзнее, медленнее. Почти томным.
— И если бы действительно сиял... — его губы чуть тронула улыбка, но глаза не смеялись, — я бы, пожалуй, пожелал светить только для тебя.
Он говорил это легко, с явным оттенком игривости, но в тоне мелькнуло и нечто более глубокое — не предупреждение, нет, скорее признание. Но не сказать его прямо в лоб, а намекнуть что: Вот так. Ты сейчас смотришь на меня, но присмотрись внимательнее.

Тиру чуть подался вперед, выдохнул, и дыхание коснулось лица Рейшана. Пальцы свободной ладони очень осторожно, медленно нащупали край чужого плаща, будто бы невзначай, но удержались на ткани. Лёгкое, почти невесомое касание. Он позволил себе этот шаг. Без давления. Без спешки.
Поцелуй на губах был едва заметным. Почти как снежинка на щеке.
Но в нём звучало всё то, что он пока не решался сказать вслух.

Мы готовы, госпожа! /Тянет за собой одну феечку/ :D

Тиру чуть повернул голову, как будто собирался что-то сказать, но вместо слов в последний момент мягко боднул Рейшана в бок макушкой - не сильно, больше в знак какой то игривой поддержки, чем с целью привлечь внимание. Что-то почти детское было в этом жесте, и капитан это знал. Специально что бы развеять какое то чопорное спокойствие и серьезность атмосферы навеянное мрачными местными легендами и завывающей бурей.
— Думаю, твои истории очень понравятся всей нашей остальной команде, — сказал он с лёгкой усмешкой, голос у него был ровный, добродушный. — Нам точно не повредит немного взбодриться сегодня. Особенно при таком морозе! Если захочешь, конечно же..
Фея тут же встрепенулась. В её голосе зазвенела знакомая игривость, с той самой ноткой ехидства, которую она берегла для редких, особенно удачных моментов:
— Ну раз так, капитан, может, и от вас у костра сегодня услышим что-то интересное? История-другая, парочка загадочных деталей, может быть даже без обычного «об этом как-нибудь в другой раз»?

Тиру на секунду задумался, будто примерял на себя это предложение, как чужую мантию. Плечами он пожал неспешно, неторопливо, словно и сам ещё не знал, будет ли сегодня склонен к рассказам. Но при этом не перестал гладить хвост Рейшана, что теперь обвился вокруг него, плавно и уверенно, как большой питон, обнимающий без давления - просто напоминая о себе.

По внезапно всплывшей теме и выжидательному молчанию Хризо с капитаном было ясно: она уже не раз пыталась вытянуть из него что-нибудь занимательное. И каждый раз он уходил в сторону, предлагая кому-то другому слово, или уводя разговор в детали. Но сейчас... сейчас его голос прозвучал иначе. Мягче. Теплее. Со скрытой недосказанностью. С тем редким оттенком, что может значить все что угодно.
— Посмотрим, — произнёс он, почти шёпотом, и склонил голову, уткнувший щекой в мягкую шерсть хвоста.

---

«Облачный Ткач» тянулся по маршруту, указанному Рейшаном, с той особенной осторожностью, какая бывает у корабля, впервые идущего по незнакомому течению. Тяжёлые полозья медленно скользили по плотному насту, едва слышно скрипя в сугробах. Небо над ними померкло почти внезапно - сначала как бы ненароком, только приглушив дневной свет, а потом и вовсе стянулось плотной завесой, не обещая ничего хорошего.

Снег повалил быстро, густо, с упрямством, словно стремился скрыть всё живое под собой. Заметало в глазах, между деревьями, в волосах и одежде. Из-за этой белой стены вокруг почти ничего не было видно. Только благодаря чутью и опыту проводника, они вовремя свернули в низину - небольшую, тесно обрамлённую крепкой цепью деревьев. С их толстыми переплетёнными стволами, казалось, сама природа поставила тут заслон от ветра.

Но снег и не думал униматься. Крупными хлопьями он продолжал сыпать сверху, тяжело и леденяще, оседая на всё, что не успевало укрыться. Даже Тиру, обычно спокойный и собранный, теперь время от времени жмурился, ощущая, как холодные комья налипают на лицо, цепляясь за брови и ресницы, не тая от дыхания, слишком промороженные, чтобы уступить теплу. Оставалось только смахивать их, будто отгоняя назойливых мух. Быть слепым в такую погоду не мешало осознать главное - хуже может стать в любой момент. Это не метель на час - это что-то серьёзное, упрямое, с характером. Даже если нет, то стоило перестраховаться. Порывистое дыхание ветра срывалось с верхушек деревьев, будто кто-то рассыпал по небу стеклянную крошку, и теперь она летела в лицо со всех сторон.

— Есть связь с остальными? — спросил Тиру строго, совсем иначе, чем некоторое время назад. Вся мягкость ушла из интонации - осталась только сосредоточенность. Его пальцы нашли тонкую гарнитуру на ухе, но оттуда доносился лишь слабый, бессмысленный шорох, который ветер то заглушал, то усиливал. Хризопраз в ответ так же коснулась уха и покачала головой: — Нет... у меня только помехи.
Капитан кивнул - не ей, не себе, просто мысли принялись складываться в решение. Он развернулся и вернулся вглубь повозки, окликнув: — Карас. Обойди всех. Скажи, чтобы активировали сборку. Мы будем ждать сигнала.

Конструкт, будто оживший из полудремы, поднялся неторопливо, без лишних слов. Пальцы его поправили плащ, плечо немного встряхнуло снег с шляпы. Он выглядел как человек, давно привыкший к подобным поручениям — чётко и спокойно.
— Есть, капитан, — коротко ответил он и, не медля, вышел наружу, скрывшись в белой пелене, будто растворился в молоке метели.
Спустя мгновение Тиру вновь появился в окошке, а затем, ловко нащупав край, вылез наружу и опустился рядом, между феей и Рейшаном. Его шапка была сдвинута назад, снег моментально облепил плечи.
— Чудесная погодка, не находите? — Заметил он с веселой насмешкой, с некоторой лёгкой истеричной ноткой, словно теперь дракон по-настоящему веселится.

Капитан нащупал перед собой маленький, тщательно спрятанный рычаг. Потянув его, Тиру со слышимым щелчком отсоединил упряжь от кареты - поводья и веревки лязгнули, и металлические крепления ослабли. Кони фыркнули и зашевелились, но не пошли вперёд, как можно было бы ожидать. Они замерли, переступая с ноги на ногу, прислушиваясь, ожидая. Тиру снял перчатку, сложил пальцы и резко свистнул - короткий и негромкий звук, но слышный отчётливо. Животные отозвались тихим фырканьем и синхронным движением голов, точно признавая сигнал. Затем медленно побрели в сторону одной из стенок повозки, как было запрограммировано.
— Хризо, внутрь, — коротко скомандовал Тиру, кивнув в сторону оконца за собой. — Рейшан... ты мог бы помочь?
Он положил руку на плечо проводника, мягко, но с уверенностью, и встал сверху на сидушку, опираясь локтями на крышу кареты. Другой рукой он достал из кармана светящуюся сигнальную палочку, зажал её между пальцами и поднял над головой.
— Скажи, когда увидишь десять огоньков, — пояснил он Рейшану, всматриваясь в то, чего сам не мог видеть, но доверяя тому, кто рядом.

Тиру, как и прежде, держался немного в стороне - не из отстранённости, а скорее из уважения к собеседнику. Он не перебивал, не пытался вмешаться, просто слушал. Слегка склонив голову в сторону рассказчика, капитан ловил каждое слово, каждый оттенок речи. Его редкие кивки были почти незаметны, но в них читалось: «Я здесь. Я внимателен». Даже не вполне понимая содержание пространного рассказа элементаля, сложные термины, намёки на алхимические и биомагические процессы ускользали от него, - Тиру всё же различал в голосе Мистера Эмеральда то, что для него имело наибольшее значение: искренность.

Волнение в голосе, живость интонаций, лёгкий подскок слов, когда речь заходила о том, что действительно имело для старика значение. Это было не просто дело, не просто знание - часть его самого. И как бы сложно или чуждо всё это ни звучало, Тиру не мог не улыбнуться. Было в этом что-то особенно притягательное - ощущать, как кто-то горит своим делом. Как простое и обыденное для одного может стать чарующим для другого, если только рассказчик говорит с увлечением. Это всегда вызывало у зелёного дракона уважение и легкую, искреннюю улыбку. Такие моменты помогали ему отрешиться от тяжёлых дум, забыться хоть на миг.

Когда же речь зашла о грибах Сабаота и возможных неудобствах, он медленно покачал головой, задумавшись.
— Нет, ничего особенного... — протянул он, на миг притих. Было видно, как он всерьёз перебирает в памяти, стараясь припомнить что-то существенное.
И вдруг, будто нахлынувшее воспоминание придало словам совсем иной тон, он чуть подался вперёд и с шутливым заговорческим полушёпотом сказал:
— Хотя... в прошлый свой визит я, кажется, съел парочку сырых грибов. Они казались мне довольно миролюбивыми и неподвижными... на тот момент. Надеюсь, я не в федеральном розыске у местного грибного племени, вы не знаете?
Он слегка склонился ближе к элементалю, сохраняя серьёзность тона, но едва заметно улыбнувшись. Было не до конца ясно - шутит он или всё же говорит всерьёз. Возможно, даже сам Тиру не знал точно.

Как и обещал капитан, «Облачный Ткач» подошёл к месту посадки в точности к назначенному часу. Его корпус, покрытый мягким, полуматовым светом охранных чар, медленно и почти бесшумно скользил сквозь влажный воздух, спускаясь сквозь кроны деревьев, не задевая ни листвы, ни висящих в воздухе тонких лиан. Взмах крыльев стабилизаторов, тихий выдох двигателей — и вот, металлические опоры мягко коснулись земли, точно ощупывая почву.

Снаружи их встретила разноголосая симфония джунглей: стрекот насекомых, рваный крик птицы в гуще листвы, ритмичное шуршание лиан, поддавшихся ветру. Звуки не были враждебны - они просто были вездесущи, словно джунгли сразу решили показать, что гости здесь - временные. Трап со вздохом раскрылся, выпускаю наружу тонкую струйку прохладного воздуха изнутри корабля. Внизу, среди влажной травы и спутанных корней, под раскидистыми кронами, уже начинал клубиться тёплый аромат земли и грибных спор.

Они слушали молча. Тиру сидел, сложив локти на сиденье между двумя спутниками, не шевелясь, будто внимая самому лесу, говорящему через Рейшана. Его лицо оставалось спокойным - чуть прикрытые веки не дрогнули, но дыхание стало глубже, ровнее. Почти незаметный наклон головы, лёгкое напряжение в линии плеч - всё в нём выдавало не просто интерес, а полное сосредоточение, почти медитативное присутствие. Он вслушивался в слова, в дыхание между ними и в тяжесть пауз, в ту особую плотность тишины, когда рассказ является не просто игрой воображения, а связано с какой либо памятью места.

Даже Хризо, обычно нетерпеливая, бойкая, теперь сидела смирно, поджав ноги и крепче стиснув поводья, точно стараясь стать тише, меньше - не мешать, не спугнуть. Когда Рейшан умолк, а лес, казалось, снова принял своё привычное ледяное молчание, Тиру не заговорил сразу. Он задержался в тишине, почти как бы в знак уважения. Только спустя некоторое время, очень мягко, произнёс, не поднимая голоса:
— Спасибо. За это. Не каждый день путь начинается с такой истории.
И снова на мгновение замолчал, будто хотел убедиться, что его слова не нарушают ни дыхания проводника, ни тишины за бортом.
— Память земли... это удивительно. У нас, в песках Сабаота, не было ничего похожего. Они беспамятны. Всё, что ступает по ним, они уносят. След исчезает, имя растворяется, и уже утром никто не вспомнит, был ли ты там вообще. А здесь... — он качнул головой, — кажется, всё иначе.
Тиру говорил негромко, почти на грани шёпота, будто это вовсе были не слова, а внутренняя мысль, случайно ставшая слышимой. И тут же, рядом с ладонью лёгкое, неожиданное движение. Какое-то мягкое касание, не холодное, не острое - живое. Капитан чуть вздёрнул брови, ощупал пальцами мягкий, лениво колыхнувшийся кончик шерсти - и широко улыбнувшись, совершенно невозмутимо и без тени замешательства, взял и закинул хвост Рейшана себе на плечи, точно пушистый, роскошный воротник. Слегка повернув голову в сторону, откуда прежде звучал голос его проводника, Тиру кокетливо подмигнул, и с ноткой небрежной задумчивости продолжил:
— А если дерево тебя все же не узнает? Если ты не узнаешь сам себя, когда вернёшься?
Хризопраз, казалось, уже полностью невозмутимая и не обращающая внимания на все выходки Тиру, только тихо вздохнула и, словно освобождаясь от напряжения, поёжилась, натягивая шарф до ушей.
— Бр-р... Знаешь, капитан, мне теперь точно не хочется по лесу одной гулять. Хотя... — она слабо улыбнулась. — Всё равно красиво. Даже немного уютно. По-своему. Только... как будто ты в гостях у кого-то, кто просто ещё не решил, рад тебе или нет.
Хризо замолчала, вновь упершись взглядом в белоснежный горизонт дороги. А Тиру устроился поудобнее, поправляя хвост на плече, будто тот и правда был частью его снаряжения. Он рассеянно проводил ладонью по нему. Тёплая, мягкая текстура под пальцами помогала сосредоточиться, погрузиться в окружающее. Он, как всегда, не видел, что творилось вокруг, но чувствовал.

Ветер будто стал ближе. Он уже не просто гулял по склонам и щёлкал по углам повозки - теперь тот кружил вокруг, обхватывая сани, задевая их бок, будто проверяя на прочность. Порывы стали рванее, злее, и в том, как скрипнула обвязка, как зарычал снег под полозьями, сквозила зловещая перемена. Даже шелест сухих снежинок, что с шорохом разбивались о стенки и борта, изменился - звук стал чуть звонче, острее. Тиру слегка повернул голову, будто прислушиваясь глубже. Он мог поклясться, что где-то в отдалении - совсем за краем слышимости, пронеслось нечто утробное, затяжное, как дыхание огромного зверя, скользнувшее по карнизам гор.

Хризопраз тоже, кажется, что-то почувствовала. Она выпрямилась чуть сильнее, встревоженно повела плечами, а потом с непривычной для себя сдержанностью проговорила, с лёгким напряжением в голосе:
— Кстати, о гостях... Мне кажется, или буря усиливается? Уважаемый проводник, скажите, если увидите хорошее место для стоянки, хорошо?

Тиру долго не произносил ни слова. Не потому, что ему нечего было сказать — он просто слушал. Звук полозьев, что с тихим скрипом разрезали снег. Далёкое фырканье одной из лошадей. Как ветер за бортом рвётся внутрь сквозь неплотно притворённую щель. Как рядом сидящая фея время от времени откашливается. Как ровно и сдержанно дышит Рейшан. Слепота не мешала Тиру ощущать происходящее вокруг, напротив, всё это было для него едва ли не более живым и насыщенным, чем для зрячих. Он чувствовал, как сани слегка подрагивают на неровностях, как тепло соседства перекатывается с одной стороны на другую. Пространство словно звучало для него - и он не торопился нарушать эту тишину. Он уважал её.

Но, как дракон, что чувствует, когда земля под ногами готова принять шаг, он уловил нужный момент. Ощутив, нужное время для разговора, Тиру слегка подался вперёд, и, не повышая голоса, тихо заговорил:
— Прости, Рейшан, можно вопрос?
Спокойно, как будто речь шла о чём-то совершенно обыденном, он продолжил, после небольшой, уважительной паузы:
— Не подумай, я вполне доволен возможностью просто ехать и слушать, как скрипят полозья... — добавил он, с лёгкой, почти невидимой улыбкой, будто признавая, что в этом звуке было своё, особенное очарование. — Но если кто-то вдруг пожелает рассказать о здешних снежных лесах, я бы слушал с немалым интересом.
Он ненадолго умолк, на этот раз чуть высунувшись из-за края оконца, позволив ветру ударить в лицо. Снежинки сыпались тонким бисером, цеплялись за шарф, за ресницы, и таяли, не оставляя следа, только мгновение холода.
— Я, как и Хризо, родом из тёплых планет, где ничего похожего на снег не встретишь. У нас — песок, барханы, зной, что давит на плечи, а не леденит. Я помню, как в детстве читал о снеге... и всё это казалось мне выдумкой. Вода, падающая с неба в виде льда, но не обжигающая. Всё это было слишком неправдоподобно.
Он замолчал — не потому что не знал, что сказать, а потому что момент казался ему завершённым сам по себе. Но в следующую секунду всё же добавил, как будто мысль, задержавшаяся на языке, настояла на том, чтобы быть высказанной:
— Для нас с феей каждый сугроб - как незнакомая планета, а каждый лес под снегом - как вход в чужую мифологию. Здесь, кажется, всё дышит каким-то своим, особым ритмом. Не то чтобы враждебным - скорее, древним. Незнакомым. Настороженно-приветливым.

— О, не преувеличивай, — тут же отозвалась Хризо, весело и тепло, словно желая немного растопить льды его серьёзности. — Хотя... может, ты и прав. Мне, знаешь ли, до сих пор кажется, что эти белые великаны со скрипучими ветками по ночам перешёптываются между собой.

— Великаны? — с лёгкой улыбкой уточнил Тиру.

— Конечно! Эти деревья! Стоят, обвешанные снегом, хмурые, как старики на привале. И всё скрипят, потрескивают, будто обсуждают нас. Вот, например, вчера одна ёлка точно покосилась на меня, когда я прыгала за рукавицей.

— Возможно, она просто хотела поздороваться. Или... предупредить?

— Вот-вот! — рассмеялась Хризо, оборачиваясь. — Мы-то что знаем? Ничего! Мы гости здесь, понимаешь? А потому, уважаемый проводник, — она почти церемонно наклонила голову в сторону Рейшана, — если ты вдруг найдёшь в себе снисхождение поведать нам о здешних лесах хоть пару слов... обещаю слушать с широко распахнутыми ушами. И даже, может быть, не перебивать. Почти.

— "Почти", — мягко повторил Тиру, в его голосе слышалась лёгкая ирония, адресованная не столько фее, сколько самой мысли о том, что она способна сосредоточенно слушать больше десяти минут. — Это почти как клятва. Только честнее.
Хризопраз в ответ лишь фыркнула и весело хихикнула, смахивая с носа снежинку - как всегда, лёгкая, игривая, и оттого по-своему родная. И в этой простой, ничем не примечательной сцене - снег за бортом, скрип упряжек, дыхание чужой планеты, было что-то в этом неожиданно уютное, что-то из тех воспоминаний, которые не делают больших слов, но оставляют тёплый след на долгие годы.

+
Я слива лиловая, спелая садовая))

Наконец то добрался что бы сделать себе...завтрак.... /Смотрит на время конца дня/ Кажется я умру с:

Караван «Облачного Ткача» тронулся в путь, разрезая наст и метель неторопливым, но уверенным шагом. По снежному тракту Харота, где белизна сливалась с небом, а горизонт терялся в пелене вихрей, вытянулась длинная и стройная вереница саней. Каждая упряжка состояла из пары лошадей с густой шерстью и крепкими ногами, уверенно ступающих по замёрзшему грунту. Таких упряжек было не меньше десяти — вместе они упрямо продвигались сквозь холодное беспокойство планеты.

Во главе каравана, за поводьями ведущих саней, как и положено, восседала фея-штурман — Хризопраз, закутанная в меха, с неотъемлемым навигационным маяком в руках, хоть тот и капризничал в здешней погоде. Рядом с ней, спокойный и сосредоточенный, сидел Рейшан — их проводник, знающий эти земли куда лучше любой карты. Он по необходимости указывал направление, поправлял маршрут, замечал в пейзаже то, что осталось бы незамеченным для остальных: скопление наледи, провисающий снег, коварный изгиб дороги. Навигационные системы почти не работали — бураны глушили сигналы, ломали ориентиры, и без проводника они бы давно сбились с пути.

Рейшан мог заметить, что в этот раз сани стали выглядеть куда практичнее: вместо открытых платформ теперь были крытые кареты. Резные, тёмные, из плотного, почти маслянистого дерева, они удивительно хорошо выдерживали холод. Уют внутри был относительным — но всё же ощутимым.

В главной карете находились ещё двое. Старший помощник Карас сидел в глубине, неподвижный, словно часть мебели. Конструкт, как и все, был укутан в тёплую одежду, хотя ему она и не требовалась. Он не двигался, не говорил — точно выжидал момента, когда потребуется вмешаться. Он не отвечал, не слушал — просто был. И этого обычно хватало.

Ближе всего к Хризопраз и Рейшану, буквально за их спинами, полубоком сидел Тиру, кутаясь в шарф и меховой ворот куртки. Щёки его уже заметно обветрились, но в голосе и в неизменной улыбке сохранялась прежняя лёгкость, а в жестах — почти детская игривость. Он то и дело высовывал ладонь в перчатке наружу, ловя крупные снежинки — будто они и не сидели в карете меж колючих бурь, а гуляли по тихому зимнему саду.

Периодически, когда карета подпрыгивала на кочке, Тиру задевал локоть Рейшана — сначала невзначай, потом уже намеренно, будто проверяя: всё ли он ещё на месте? Не сбежал? Или это был его способ невзначай напомнить о себе, поддерживая невидимую нить.

У Тиру не было особых причин для беспокойства. От Рейшана исходили плавные волны уверенности и аристократической выправки. Единственное, что тревожило капитана, — это странное ощущение: мешанина из разрозненных эмоций, будто в самом теле «Ткача», вспышки беспокойства, раздающиеся эхом в глубине. Может, всё дело в новом человеке? Или из-за чужой ауры? Экстремальная ситуация, сама атмосфера опасного перехода?

Всё это делало Тиру чуть более рассеянным и задумчивым, но он был уверен: стоит буре утихнуть — и тревога корабля постепенно отступит. Нужно лишь немного подождать.

Планета / локация / дата: Харот | Где-то на снежных просторах планеты | 5025 год

Участники эпизода: Тиру, Рейшан

Эпизод является игрой в прошедшем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту действовать по договорённости.

@Ракша, Хэй! :"DD

Закончили эпизод! Запакуйте в завершенные, пожалуйста С:

И ты все еще пахнешь ветром

Тиру убрал ладони с ушей Рейшана, не потому что устал от ласки - просто вдруг заметил что-то другое. Что-то, на что раньше не обращал внимания, хотя, казалось бы, как мог не заметить?

Его ладони опустились вниз и аккурат легли на бедра сидящего с ним вплотную молодого дракона. Интерес в его движениях сменился лёгким удивлением, когда пальцы, вместо привычной гладкой кожи, наткнулись на мягкую шерсть. Пушистая, но короткая, пахнущая так как и должна - влажной шерстью, смешанной с их нагретыми телами - тот самый запах, который он уловил когда они только вошли сюда, но тогда отмахнулся, не прочувствовал, посчитал что это уши Рейшана, которые уже успел потрогать, и не раз. Сейчас же учуял этот аромат отчётливо, более полно. Капитан провёл ладонью по бедру, проверяя текстуру, ощущая пальцами эту мягкость. Будто только сейчас осознал, насколько иначе ощущается тело рядом.

Дракон глубоко вдохнул, едва заметно улыбнувшись - странно, почему он не обратил на это внимания раньше? Почему не заметил, когда их тела двигались в едином ритме, когда эта пушистость касалась его собственных бёдер, ягодиц, скользила по коже в моменты самых страстных толчков? Как говорится: лучше поздно, чем никогда!

Тиру с ленивым удовольствием огладил шерстистое бедро, поиграл пальцами в его мягкой текстуре, чуть плотнее прижимая ладонь. Медленно, не торопясь, прошёлся выше, к бокам, изучая, на что наткнётся дальше. И вдруг его пальцы нашарили нечто совершенно неожиданное. Массивный, пушистый хвост. Слегка намокший, он чуть выбивался за край ванны, неторопливо шевелился, будто сам по себе. У капитана вырвался короткий смешок. Он не мог не улыбнуться каким то своим потаенным мыслям.

Голос Рейшана наконец раздался, и Тиру, как уже привык, чуть откинул назад голову, прислушиваясь и ловя его дыхание на своём лице. В ответ чуть нахмурился, скорее в шутку и усмехнулся, уже более открыто, с ноткой озорства в голосе.
— Ну не-ет, просто так ему подойти нельзя, — проговорил он, с интонацией, в которой угадывалось небольшое ехидство, и лёгкий вызов. Тиру было неважно понял ли его тогда Рейшан или нет, ему было несложно раскрыть себя и дать информацию прямо в лоб, как легкий щелчок перед носом, который уже нельзя игнорировать. Но разве было возможно удержатся от их небольшой игры во флирт и лукавство? - Ему надо будет встретить капитана, взять его за ручку и пойти с ним вместе, - Медленно, без спешки, пока проговаривал эти слова, капитан провёл рукой по плечу Рейшана, затем дальше, к запястью, и взял его ладонь. Так же, как тот брал его раньше. Аккуратно, будто передавал что-то важное этим жестом. Переплёл пальцы, сжал.
— Вот так, — сказал тихо, выдыхая эти слова. Тиру не отвернулся, не скрыл выражения лица. Остался так - прислонённый к его груди, ловя, как бьётся сердце. Как будто мог по ритму догадаться, что тот чувствует. И, возможно, не ошибался.

Ленивое забытьё накатывало на Тиру постепенно, словно медленные приливные волны. Оно разливалось по телу, заполняло каждую клеточку приятной истомой, мешая отличить остатки сладкого адреналина от первых нот утомления. Его ладони всё ещё скользили по горячей коже, мягко оглаживая линию спины, пробегая по затылку, запутываясь в волосах Рейшана. Движения уже были непроизвольными, скорее инстинктивными, чем осознанными - остатки трепетной нежности, даримые просто потому, что касаться до любимого тела было возможно.

Он не размышлял о том, что было, и тем более не думал о том, что будет потом. Это были заботы будущего Тиру. Сейчас он позволял себе просто лежать, растворяясь в тяжёлом дыхании рядом, ощущая тепло чужого тела, пока не схлынула до конца послевкусие оргазма, пока не начали саднить укусы на шее, не заныла поясница от пережитого напряжения. Глухой, почти беззвучный выдох сорвался с его губ, когда Тиру ощутил, как член Рейшана вышел из него. Он приоткрыл глаза - привычный жест, будто мог хоть что-то разглядеть в этом мраке, который оставался неизменным. И всё же, даже в слепоте, он чувствовал: лёгкое, почти неощутимое движение, тёплая ладонь скользнула к его запястью, затем мягкое прикосновение губ.

Тиру нахмурился. Это ощущение было странным. Оно настигло его так же, как в первый раз - лёгким непониманием, вызвав внутри дрожащий отклик, чуть озадаченный, почти тревожный. «Почему так нежно?»
Он поспешно отмахнулся от этой мысли, будто встряхивая с себя капли дождя. Поднял руку, накрыл глаза ладонью, провёл пальцами по векам, но в действительности просто пытался отгородиться от собственных предчувствий. «Не думай. Не придавай значения. Это просто манера, просто привычка... Он же со всем так, да? Ну не может же быть что он так только со мной.»

И опять эта нежность, мягкая и всепроникающая, развеивающая все ненужные мысли. Прикосновение губ ко лбу - долгое, самозабвенное, неспешное. Тиру зажмурился, будто пытаясь удержаться за этот момент, а потом просто выдохнул, позволяя себе не думать. Не сейчас. Лучше потом. Кто знает, куда заведут эти мысли, стоит им дать волю.

Когда его подняли, легко, бережно, с той самой непривычной заботой, он даже не удивился. Лишь обхватил плечи Рейшана, теснее прижимаясь и уткнулся лицом в его шею. Позволил себе улыбнуться. И пусть он несет его куда хочет. Куда угодно. Все ровно!
— Кажется, огня на вашем корабле и впрямь достаточно, — На этот переполненный нежностью голос капитан не смог ответить ничего умнее чем сонное и протяжное: "Угу-ум".
Влажный воздух, мягкий плеск воды, ощущение, как тепло подхватывает их обоих, медленно окутывает, словно убаюкивая. Но стоило горячим струям коснуться кожи, как Тиру не разморило, а наоборот, немного взбодрило. Он потянулся, выпрямил спину, сладко вытягиваясь, и точно случайно откинулся назад, спиной к широкой груди Рейшана. Поднятые вверх ладони рефлекторно завел назад, вновь находя мокрые, влажно пахнущие шерстью ушки.

— У нас есть несколько контрактов на перевозку грузов в разные города на Хароте, — начал отвечать он буднично, задумчиво почесывая чужие уши. Его голос звучал лениво, почти мечтательно, а улыбка, с которой он чуть запрокинул голову, точно зная, где находится лицо Рейшана, была и вовсе невинной.
— «Ткач» не может долго лететь по холодному воздуху, поэтому придётся ехать по тракту, вглубь материка.
Капитан вздохнул, едва заметно качнув головой. Для него самого было загадкой, почему космический корабль, способный рассекать ледяные просторы вакуума, внезапно капризничает перед морозным воздухом планеты. Но он уже давно привык, что у его судна свой характер.
Тиру плотнее прижался спиной к груди Рейшана. Ему явно возвращалась прежняя игривость, напускная непосредственность, смешанная с ленивым довольством.
— Случайно не знаешь кого-то, кто хорошо ориентируется в местных землях и может сопроводить одного храброго капитана с его командой? Мм?~

Тиру стоял перед разложенными на покрывале артефактами. Маленькие, почти незаметные но аккуратно разложенные, они напоминали выставку редких безделушек - каждая занимала своё место, отделённое от соседних, будто на витрине ювелирной лавки. Капитан опустился на корточки, вытянув руку над артефактами, но не касаясь их. Ладонь медленно скользила в воздухе, кончики пальцев едва ощутимо чертили невидимые линии над зачарованными предметами. Он чувствовал их тонкие вибрации, уловимые лишь его особым чутьём. Наконец, пальцы замерли над гладким камешком, чья поверхность мерцала мягкой рябью, будто по нему пробежала волна.

— Ну ка, — негромко произнёс капитан, беря артефакт в ладонь. Он мягко сжал его, позволяя согреться в своих руках, а затем поднёс к губам. Тихо, без лишних эмоций, произнёс короткую фразу:
— «Звёзды падают в траву». — Могло показаться что это что-то значимое, тайное слово, что должно было заставить маленький артефакт прийти в движение. Но несколько мгновений ничего не происходило. Он терпеливо ждал, ощущая тяжесть артефакта в ладони, будто оценивая, щурясь и пронизывая его своим слепым взглядом. И вот наконец по поверхности камня пробежала настоящая, живая рябь, а затем раздался его собственный голос — чёткий, ясный, в точности повторяющий произнесённую фразу. Ничего значащие слова - это была лишь проверка незамысловатого действия артефакта, и он работал идеально. На первый взгляд.

Тиру удовлетворённо кивнул, позволив себе лёгкую улыбку. Камешек Эха - очередная магическая безделушка из его коллекции, зачарованная на повторение сказанных владельцем слов. Казалось, артефакт работал исправно, но предстояло проверить его на устойчивость к разным условиям. Он вновь поднёс камешек к губам:
— «Ночь тиха, но магия звучит».
Камень снова повторил, голос прозвучал ровно, без искажений. Тиру кивнул, но решил усложнить задачу, произнеся более сложное предложение:
— «Порывы ветра уносят эхо, но звук остаётся в памяти».
В этот раз камешек сплоховал — слова спутались, превратив осмысленную речь в бессвязную околесицу:
— «Порывы... память остаётся... но... ветер... эхо уносит...»
Тиру нахмурился, задумчиво покачал головой. Да, работы впереди ещё много. И ведь это только первый артефакт из его сегодняшнего списка...

Цитата: Риа от 04-04-2025, 07:30:06Риа не очень опытный наемник, так что чаще всего она бралась за всякую доставку, поиск, сопровождение и прочее похожее, так что скорее вероятен вариант, что мы знакомы опосредовано, через заказы. Может быть могли пересекаться пару раз лично на разборе полетов если заказ был большой на много человек, ну и примелькались и запомнились т.к. орка сложно не заметить, как и магистра со слепотой. Как тебе такой вариант?)
Если хочешь более близкое знакомство, то я открыта для предложений. У семьи Рии есть гостиница в Элизии, где можно принимать, например, членов команды твоего корабля на время простоя со скидкой хд

Да, давай будем знакомы через заказы и пересекались пару раз на разборе полётов))

Разве мог Тиру с самого начала знать или хотя бы предположить, на что он даёт своё согласие? Сознание, растворённое в сладостной неге поступательных движений, с очередным толчком вспыхнуло и вновь погрузилось в это море ощущений. Запрокинув голову, он выгибался, тянулся, подаваясь бёдрами навстречу, ловя каждое погружение с жадностью, с томительным наслаждением. Рейшан двигался глубоко, но теперь чуть медленнее, как будто что-то обдумывал, колебался, не верил в привалившее ему счастье.

Эта заминка позволила туману в голове Тиру немного рассеяться. И только теперь он осознал, как пальцы Рейшана скользнули по его коже, пробежались от груди к шее, задержались.
— Останови, если не понравится... Только сильно, — голос дракона был низким, тихим, но полным глухого нетерпения.
Слова Рейшана прокатились слабым эхом в звенящем, напряженном сознании, и даже тогда Тиру не до конца осознал на что подписался. Когда ладонь сжалась перекрывая дыхание, тело прошибло странным ознобом, словно поразило током, парализовало. Резкие, яркие предательские ощущения - дрожь, жаркий озноб, сладостная ломота, расползающейся по каждому нерву от движений нависающего над ним тела, движения в него. И все это смешивались с гулким напряжением, с попыткой сделать вдох, который не получалось сделать.
 
Сначала это казалось захватывающим - почти сводящее с ума сочетание жара внутри, сдавленного дыхания, напряжённого ожидания, что тянуло нервы в сладкую пытку. Каждое движение, каждый толчок растворял его в этом моменте, погружал глубже, оставлял тонуть в удовольствии, без мыслей, без страхов. Но потом что-то сдвинулось. Незаметно. Незримо. Ладонь, сжимающая его шею, ещё мгновение назад была приятной тяжестью, удерживающей его в этом зыбком состоянии между страстью и подчинением. Но теперь это ощущение разрослось. Расплылось. Распространилось липким, душным комом внутри груди.

Когда именно? Когда воздух перестал доходить до лёгких? Когда напряжение в теле стало не томительным, а пугающим? Когда он осознал, что не может вдохнуть? Тиру не знал. Он не видел, не мог понять, не мог уловить момент, когда наслаждение стало шатким, как хрупкий лёд, а под ним разверзлась тёмная бездна. Но эта бездна уже тянула его вниз. Уже вспоминалась. Тёмные образы, призраки, хранящиеся где-то в глубинах разума, внезапно вырвались наружу, налетели холодным ужасом.

"Рука на горле. Не ласкающая. Держащая. Сжимающая. Что бы он не сбежал от них, усвоил урок, понял своё место. Воздуха. Нет."

Где-то на краю восприятия Тиру вновь услышал Рейшана - его тяжёлое дыхание, глухой рык и изнывающее напряжение внизу живота. Чувствовал его движения, жар его тела. Всё ещё внутри него. Всё ещё рядом. Но это было далеко. Чуждо. Он захрипел. Судорожно дёрнулся. Его пальцы попытались вцепится, ослабить хватку едва ощутимо царапая. Не оттолкнуть. Просто... дышать.
Хватка чуть ослабла. Совсем немного - лишь настолько, чтобы дать ему тонкий, судорожный полувдох. Воздух, ворвавшийся в лёгкие, вернул его обратно, в ещё вязкое, тонущее сознание. Вновь заполнил ощущения, растворил иллюзию в реальности. Гулкое биение сердца заглушало внешние звуки, но тело всё ещё отзывалось на прикосновения.

Гладкая ладонь скользнула, обхватывала его член. Тёплые пальцы, заботливые, прошлись по головке, смазывая во влажности, а затем сжались, двинулись в ритме. Ещё один толчок. Глубже. Жарче. Зацепив изнутри, дрожью разломившимся на миллионы мелких вспышек наслаждения. Сдавленный стон сорвался с его губ, но тут же оборвался - воздуха снова не хватило. На мгновение всё сузилось до этого сжимающего, удушающего комка внутри груди. И вдруг — другая вспышка. Не из настоящего.

"Заливистый смех. Насмешливый. Радостный в своей жестокости. Его держат. Сдавливают, втаптывают в грязь. Он чувствует, как чужие пальцы впиваются в руки, в плечи, в горло, что бы он смотрел, не смел отворачиваться. Чувствует, как его лишают движения. Слышит, как кто-то - нет, не один, их несколько - обсуждают его между собой, предвкушают. Последняя шалость. Последняя игра, за которой последует конец. Голову пронзает боль, слишком яркая, слишком резкая, и в глазах режет, жжёт, горит..."

Тиру резко дёрнулся, сердце, словно выстрел, бухнуло в рёбра. Он смог вдохнуть. Глубоко, судорожно, с предательской резью в глазах, словно в них всё ещё жила память о боли. Сморгнул непрошенные слёзы, позволил им стечь по вискам, смешаться с жаром собственной кожи. И в тот же момент, где-то рядом, в самой близости, тёплые губы скользнули по его виску, и тихий, низкий голос пробрался сквозь шум крови в ушах.
— Вот так... Ты чувствуешь? Это безопасно. Я здесь.

Воспоминания не отпускали сразу - тело упрямо цеплялось за них, но Тиру сглотнул перед тем как дыхание вновь перехватит, пытался сфокусироваться на настоящем. Гладь чужой кожи под его пальцами. Жар плотного тела, прижатого к нему. Голос, звучащий так близко, так уверенно, так бережно. Всё это было здесь и сейчас.
— Ты в безопасности, ты со мной... Всё хорошо... Я чувствую тебя.
Его бёдра дрожали, но не от страха. Тиру ощущал, как его плоть скользит в горячей ладони Рейшана, сжимающей нежно, но уверенно, дразняще. Движения были медленными, неспешными, словно изучающими каждую его реакцию. Он подавался вперёд, следуя за этими прикосновениями, доверяясь им, позволяя им вновь втянуть его в жаркий ритм. И когда чужая плоть входила в него полностью, когда он ощущал, как она заполняет его до самого конца, в нём осталась лишь эта чувственная, пульсирующая дрожь наслаждения. Он был здесь. Сейчас. Живой. Чувствующий. И с каждым рваным вдохом возвращал себе себя.

Пугающие образы больше не возвращались. Осталось только настоящее - плоть к плоти, дыхание к дыханию, движение к движению. Всё в этом моменте сужалось до жара их тел, до напряжения, стягивающего мышцы в ожидании разрядки. Тиру чувствовал, как Рейшан становится всё быстрее, движения всё глубже, резче, как его хватка на члене становится почти нестерпимо сладкой.

Они оба подбирались к финалу, погружаясь в этот ритм, теряясь в нём. Тиру словно заходился в беззвучной судороге, выгибаясь навстречу каждому толчку, утопая в чувственности до самой глубины. Он задыхался, но когда его плоть сжалась в чужой ладони, а другая наконец разжала его горло, он почти закричал, затрепетал всем телом. Его оргазм накрыл его волной, горячей, парализующей. Он излился в ладонь Рейшана, на свой живот, вздрогнув от долгожданной разрядки. А следом - новый толчок, последний для молодого дракона, самый глубокий, наполнивший капитана до конца. Тёплая жидкость семени заполнила его, стекала по бёдрам, по внутренней стороне ягодиц, смешиваясь с потом, с безумной лихорадочной дрожью по коже.

Тиру лежал, опустошённый, обнажённый, ещё горящий от накатившего удовольствия. Его дыхание было сбивчивым, тёплым в прохладе комнаты. Пульсация наслаждения внизу живота постепенно утихала, оставляя после себя томную истому и тихую дрожь в конечностях. На него тяжело, но по-своему приятно, навалился Рейшан. Его дыхание было таким же прерывистым, тёплым, как и у Тиру, а его губы почти невесомо касались щеки капитана, оставляя на коже тёплые, ленивые поцелуи. Где-то на грани сознания Тиру ощущал накатывающую измождённость, тянущее чувство усталости во всём теле. Горло саднило, напоминая о пережитом, но он не стал заострять на этом внимание. Вместо этого он едва заметно улыбнулся, закрывая слепые глаза, и, несмотря на полудрёму, нашёл в себе силы, чтобы приобнять навалившееся на него тело, крепче прижать к своей груди. Одной рукой он мягко скользнул по влажной спине, другой осторожно погладил Рейшана по волосам, по его прижатым пушистым ушам.

Цитата: Аэлита Лидделл от 04-04-2025, 00:31:51Теомагия/восприятие будет занимать действие всегда. Либо каждое действие благополучно имеет шанс попасть по союзникам. Не так повернулся и так далее.
Я общалась со слепыми в ирл и сильно сомневаюсь, что они бы могли просто взять и подраться даже вплотную чуть ли не в обнимку)

Я согласен на штраф -10 к попаданию по врагу, но не совсем понимаю как сражаясь вплотную у Тиру есть шанс попасть по союзнику, что будет потенциально далеко?

Гул праздника тёк по улицам Дамаска, словно расплавленное золото, заполняя каждый закоулок, просачиваясь в узкие переулки, гулко отражаясь от фасадов высоких зданий. Воздух дрожал от многоголосья толпы - сотни голосов, смех, радостные возгласы сливались в единую, переливающуюся волну. Музыка то нарастала, то стихала, подобно морскому бризу, колыхалась лёгкими переборами струн, перекликалась с бойкими ударами барабанов. В этом хаотичном, но завораживающем ритме была своя жизнь, свой порядок, понятный только тем, кто умел слушать.

К этому моменту Тиру с Карасом уже закончили все дела: груз со специями и редкими ингредиентами был передан заказчику, оплата получена. Теперь они неспешно двигались по мощёным улицам, намереваясь покинуть деловой квартал, когда поток праздничного гула накрыл их, разлился вокруг, пробрался под кожу.

Они знали об этом празднике заранее. Пока «Облачный Ткач» вёз груз в Дамаск, команда, как водится, расспросила случайных пассажиров, куда те едут и зачем. Но и тогда, и сейчас у них не было особого энтузиазма, особенно у старшего помощника, чья природная серьёзность редко допускала увлечение подобными мероприятиями. Для Караса это был просто очередной городской праздник, одна из множества ярмарок, где люди веселятся, торгуются, пробуют что-то новое. Но Тиру чувствовал больше.

Для него шум был многослойным, наполненным оттенками, которые невозможно было уловить только слухом. Он ощущал его кожей, магическим влиянием теомагии. В гуще звуков вспыхивали всплески азарта, вибрировали рябью магические витрины артефакторов, пронзительными нотами отзывались заклинания лотерейных билетов, в руках у случайных прохожих. Чьи-то сильные эмоции пульсировали в воздухе - восторг, предвкушение, нетерпение, и все они находили отголосок в нём, складываясь в сложный, но завораживающий узор ощущений.
Тиру сбавил шаг, чуть склонил голову, прислушиваясь.
— Что? — лениво поинтересовался Карас, заметив заминку.
— Праздник, — негромко ответил капитан. Сам он не мог бы сказать, что именно зацепило его. Но что-то в этом хаосе звуков манило, притягивало, заставляло замереть и вслушаться внимательнее. Он не любил многолюдные сборища. Слишком шумно, слишком непредсказуемо. И всё же...
— Давай заглянем? — предложил он, чуть улыбнувшись. — Вдруг артефакторы привезли что-то интересное.
Карас тихо скрипнул, и это звучное пожатие плеча выдало — он не против. Тиру усмехнулся и первым шагнул к площади, позволяя себе раствориться в звучащем вокруг празднике.