Аркхейм

Скромненько поддержу ёлочную инициативу~ (Тиру лежит под ёлкой, балдеет)

пупу

Их посадка оказалась вовсе не вынужденной, а почти закономерным завершением пути. Земля приняла Тиру мягко, вновь образуя под взмахами крыльев облачка песка. До башни теперь было рукой подать: от подножия донёсся характерный гул проломленной стены. Глухой, оседающий, полный свежего эха разрушения. Когда все пассажиры спустились с его спины, чешуя отозвалась последним тихим шелестом, и дракон вновь принял человеческий облик. Крылья исчезли, тяжесть тела сменилась привычной вертикалью. С роем дронов было покончено. Металлическая угроза рассыпалась где-то позади и вокруг них, была затеряна в песке, и только остаточное напряжение ещё звенело в воздухе.

Тиру выдохнул, глубоко, облегчённо. Однако, в какой то момент насторожился, ощутив в пространстве отчётливый шлейф запаха крови. Чьей-то, не его, но не успел. В его ладони вложили что-то тяжёлое, холодное, ощутимо материальное. Глиняная табличка. Пальцы сами, без мысли, заскользили по ребристой поверхности сверху вниз. Тело знало этот жест лучше разума. И лишь потом, догнав осознанием смысл сказанного вслух, Тиру скривился в излишне добродушной, приторной улыбке, очевидно не искренней, но вполне красноречивой.
— О! Спасибо за табличку. Сейчас её изучу, — произнёс он ровно, почти весело. — А насчёт зрения... Как же я раньше без вас не догадался? Огромное спасибо за заботу!
Последняя фраза прозвучала почти колко. Находясь где то на грани с язвительностью и устоявшейся шуткой. В конце концов лучезарная улыбка в сторону Киры отступила, когда капитан наклонил голову. Серые глаза чуть прикрылись. Внешний мир с посторонними звуками отступил, уступая место иному восприятию. Теперь важным было то, что можно прочесть кожей, пальцами. Рельеф таблички, едва уловимые неровности, всё это складывалось в текст, который он был готов воспринимать, и он был знаком дракону.

Тиру вернул ладонь к самому началу таблички. Медленно, почти церемонно провёл пальцами по холодной, шероховатой поверхности, позволяя высеченным символам укрепится в сознании, и стал зачитывать вслух:
— Один... — проговорил он размеренно. — Ледяной циклоп.
 Пауза. Пальцы скользнули дальше.
 — Два. Огненный петух.
 Ещё шаг по строке.
 — Три. Кобальтовый змей.
 Чуть ниже, по краю символов.
 — Четыре. Песчаный дракон.
 Дальше.
 — Пять. Небесный кит.
 И снова.
 — Шесть. Южный дух.
Голос оставался спокойным, почти задумчивым, но в нём уже начинала звучать тихая усталость. Сущности повторялись. Цифра за цифрой. Календарь за календарём. Те же образы возвращались по кругу, не менялась лишь цифра, словно мир раз за разом прокручивал один и тот же набор масок, не утруждая себя новыми. Перечислять дальше стало почти утомительно. Тиру остановился, оставив пальцы лежать на середине таблички.
— Похоже, — медленно произнёс он, формулируя мысль вслух, — у каждой ступени заминирован свой эффект. В зависимости от существа... календаря.
Короткая пауза. В голосе скользнула живая искра.
— Как интересно. Может эти эффекты даже не все будут плохими?
Он чуть приподнял голову, словно уже мысленно выстраивая лестницу башни в своём сознании, шаг за шагом, зверь за зверем. Краешек губ тронулся лёгкой, опасно-любопытной улыбкой.
— Ну... — добавил Тиру почти невинно, — кто готов проверить?
 И, выдержав ещё мгновение:
 — Или всё-таки попробуем попасть сразу ближе к вершине башни?

@Энтропий, (предпразднечная работа меня убивает) прошу прощения за задержку! Сегодня все отпишу

@Энтропий, Я тебе выше написал вопросик :"3 Готов написать пост сразу же

@Энтропий, Гуманитарные науки - Отлично(30), Магические науки - Хорошо(23). Что может Тиру узнать из текста? Или написать пост и ты дашь итог в гм посте? .3

Цитата: Кира от 10-12-2025, 00:12:38Я тебе табличку с рельефными символами материализую

Это будет идеально! :D

Цитата: Кира от 09-12-2025, 19:14:01Может ещё кому-то гуманитарные науки кинуть чтобы символы перевести (но они только у слепого дракона)

Если поводите рукой слепого дракона по песку, вырисовывая символы, он может и прочитать...

@Риа, Всё хорошо, солнышко! Береги себя и ни о чем не волнуйся! \гладит-гладит\

Не обращайте внимания на эти возгласы! Он настоящий зверь, монстр с милым личиком, что всех порвет! \Активно рекламирует\

@Аранарх, Ставлю 5 кри на @Инкара 👀 Вперед, тюленчик!!

@Анейра Да, я

Тиру убедился, что все устроились как следует, что руки сомкнулись у него на спинных гребнях, что чьи-то колени легли достаточно плотно к его шее, что никто не болтается на спине, как мешок с картошкой. Лёгкое удовлетворение скользнуло по внутреннему чутью - можно взлетать. Капитан поднялся, мощно выпрямляясь на лапах, ощутив, как пассажиры инстинктивно сильнее вцепились в него. Крылья распахнулись широким, уверенным жестом, с тихим шелестом перепонок и тяжёлым вздохом воздуха. И прежде чем сделать первый взмах, Тиру наклонил голову в сторону Аира, фыркнул и с иронично-тихим смешком рычаще протянул:
— Откуда организаторы узнали, что я в душе, на самом деле, испуганная принцесса, сидящая в башне?
Даже кончиком хвоста выразительно качнул. Однако потом погасил ухмылку, пригнул корпус ближе к земле и коротко, по-драконьи, втянул воздух, и рванул вверх.

Задние лапы чуть провалились в песок, передние оттолкнулись мощным толчком, и первый же взмах крыльев поднял в воздух тучу сухой пыли. Второй взмах стал глубже, объёмнее, пружинистым. Третий, заставил землю стремительно отдалится. Дракон набирал высоту ровно, уверенно, даже несмотря на то, что лететь приходилось почти вслепую. Теомагия выхватывала одиночные ориентиры, всполохи чьих-то аур вдалеке, тепло живых существ на спине. Этого было достаточно, чтобы оставаться сосредоточенным и не сбиться с курса. Мир вокруг превратился в чередование потоков воздуха, колебаний крыльев и редких вспышек магического восприятия. Всё шло почти идеально. Даже слишком идеально. И этот замечательный, прекрасный, героически-идиотский план полёта вслепую действительно прошёл бы гладко... Если бы не одна крохотная, мерзкая, совершенно неподходящая напасть.

Точки аур, к которым Тиру вел свой курс, вдруг дёрнулись... и пошли навстречу. Не он сокращал дистанцию, она сжималась сама. Магическое зрение вспыхнуло тревожным осознанием: огоньки сомкнулись вокруг, формируя магическое кольцо, которое стянулось ошейником вокруг его траектории. Тиру резко хлопнул крыльями, зависнув на месте. Воздух под перепонками дрожал, удерживая тяжёлое тело в неподвижности. Чешуя на шее чуть нервно приподнялась, рой дронов плотным строем окружил его, двигаясь согласованно, будто управляясь одним разумом.

Попытка резким нырком проскользнуть под ними оказалась бесполезной: строй сместился вниз одновременно, как единый механизм.
— Ах вот как! — обиженно фыркнул дракон.
Он висел в воздухе, тяжелыми взмахами удерживая себя в воздухе. Слушал ровный предупреждающий голос Киры в своей голове. Слышал Арлена, голос которого пробивался сквозь гул ветра и хлопанье крыльев. Он не хотел мешать своим. И не хотел подставлять их под удар, поэтому и завис на месте не дергаясь, позволяя другим проворачивать свои задумки.

"А правда ли они хотят сделать что-то плохое?.."

Едва мысль родилась, её утопил металлический стук удара, что провернул один из товарищей. Тиру качнул хвостом, длинным, гибким, с завидным терпением, будто пытался попросту отодвинуть назойливые объекты. Но те лишь дрогнули, сохранив строй. Ответ последовал мгновенно: серия коротких выстрелов. Болты, пущенные в его сторону. Они даже не долетели, Тиру инстинктивно хлопнул крыльями, создав такой поток, что снаряды унесло в сторону.
— Ну прекрасно... — протянул он, даже не пытаясь скрыть сарказм.
Лучшая идея в этой ситуации была простой и очевидной: спустится обратно на землю. Он накренился, переводя тело в снижение, и аккуратно начал опускаться к земле.

Цитата: Аранарх от 26-11-2025, 15:34:33Можно даже не падать)
Ты можешь стоять рядом и подбадривать бойцов! А так же, делать ставки на тотализаторе, правила которого я вывешу после окончания регистрации.

Участвовать в месеве драки обязательно?)

@Леди Пепла Ложись рядом, будем вместе кутить ."DD

А можно прийти, упасть на пол и просто пить бесплатное пиво? :"D

Музыка обволакивала окружение мягкими слоями, будто ночь сама подыгрывала, пряча в себе каждую ноту, чтобы не спугнуть то хрупкое, что зарождалось между ними. Саэль чуть сжал ладонь Ро и почувствовал, как что-то внутри наконец сделало первый настоящий вдох за много лет. Не торопливый, не натужный, а по-настоящему свободный.

Холодная, чуть влажная трава под босыми ступнями, волны жара от костра рядом. Саэль шагнул ближе, поддавшись лёгкому усилию сильной руки на своей талии, и позволил Ро вести. Но позволил, не значит отдал контроль. Он двигался сам, плавно, легко, точно зная каждый свой следующий шаг. Размеренный и гибкий. Тут, под открытым небом, их движения были иными: безудержными и нескованными чужими взглядами. Чувствуя свободу в себе, Саэль так же ощутил свободу в своём партнёре, раскрытую в полной мере. Ветер осторожно пробегал по их волосам, трогал кожу, неся запах дыма, влаги и чего-то ещё. Того самого тепла, честного и искреннего, которое Саэль так давно не ощущал. Огонь костра блистал в прядях волос Ро, мерцал на его лице и прикрытых, дрожащих веках, и каждый новый шаг будто подчёркивал, насколько живым и реальным было присутствие этнарха и их двоих в этот момент.

Саэль чувствовал его ладонь, широкую, сильную, уверенную, которой доверял сейчас больше, чем хотел бы признаться. Чувствовал лёгкость крепкого объятия на талии, ощущал, как движение Ро направляет ритм, но не подавляет. Он мог сопротивляться, мог перехватить, мог изменить шаг, но не хотел. Его тело, привыкшее напрягаться, привыкшее быть угрозой во плоти, вдруг позволило себе мягкость. И эта мягкость обжигала сильнее любого пламени. Воздух вокруг будто стал горячее, насыщеннее. Огонь костра словно подступил ближе, хотя они даже не двигались к нему. Саэль ощущал тепло, своё и чужое, слишком остро. Оно поднималось по позвоночнику, растекалось по плечам, будто растревоженная магия просыпалась в глубинах его сущности, но впервые за долгое время не рвалась наружу, чтобы защищаться. Она просто... была. Свобода.

Так давно он не чувствовал себя именно таким: не вынужденным защищаться, не скованным в ядовитых усмешках или напускном безразличии, а стоящим посередине, в огне и нежном бризе озера, и спокойно позволяющим себе жить. Музыка была тихой, почти призрачной, и Саэль двигался под неё так, будто слышал её не ушами, а кожей. С каждым поворотом он ощущал жар ладони Ро, скользящий взгляд из-под полуопущенных век, лёгкое притяжение, от которого перехватывало дыхание. Они кружили медленно, словно ночь старалась растянуть каждую секунду. Где-то вдали шумели люди на других островах. Смех, музыка, чужие голоса. Но Саэль почти не слышал их. Мир, такой огромный и давящий, сжался до размеров их круга возле костра, до двух тел, движущихся синхронно, до свободного дыхания и жара, который теперь исходил не только от огня.

Невозмутимо приняв протянутую пачку, Саэль вынул сигарету и чиркнул зажигалкой. Огонёк вздрогнул на ветру, вспыхнул ровнее, и дракон поспешно затянулся. Слишком резко. Слишком глубоко. Горячий дым полоснул горло, и Саэль поперхнулся, закашлялся, наклонившись вперёд и вздрогнув плечами в непривычном для себя, почти беспомощном приступе. Несколько коротких судорожных вдохов, и всё же он выровнял дыхание. Откинувшись на спинку стула, сделал ещё одну затяжку. На этот раз медленную, осторожную, выверенную. Горечь табака растеклась по языку вязким, знакомым следом, и Саэль ухватился за это ощущение. Заглушил внутренние волны беспокойства, спрятал их под размеренным, почти ритуальным движением вдох-выдох. Смотрел на тонкую струйку дыма, вьющуюся вверх, как на нечто, что хотя бы можно контролировать.

Но вдруг его внимание перехватило другое. Мягкий, сменившийся свет. Маленькие огоньки гирлянд на деревьях и кустарниках стали отчётливее, осыпав их тёплыми точками, словно звёзды решили спуститься ближе. Когда они светят не с уличным светом, а сами по себе, всё вокруг становится другим. Тише. Теплее. Почти упоительным. Саэль задержал взгляд на этом мерцающем свете, и напряжение внутри осело без очередной затяжки. Дым медленно растворился в вечернем воздухе, а он смотрел, как "звёзды" на ветках мерцают чуть по-разному, каждая своим маленьким, неповторимым светом.

Саэль задержал дыхание, вслушиваясь в тёплый, чуть неровный свет вокруг себя. Мягкое сияние огоньков, приглушённые голоса, далёкий шёпот волн, всё складывалось в одну тихую, честную мелодию. Он цеплялся за неё, словно учился заново: не резать себя изнутри, не давить, не тонуть в собственных мыслях, а просто... дышать. К этой общей песне добавился новый звук, сухой треск поленьев в только разгорающемся кострище. Не меняясь в лице, Саэль невозмутимо смял пальцами окурок, приглушив тлеющий красный глазок, и поднялся со стула. Он не собирался уходить. Просто стоял и смотрел, как оранжевые язычки пламени становятся увереннее, как жар медленно пробирается сквозь воздух и касается его кожи. Это тепло было не обжигающим, а почти мирным.

И в этот момент Саэль поймал себя на странной, даже дерзкой мысли: а почему он вообще должен тревожиться? К чёрту правду и неправду, к чёрту чужие намерения и собственные подозрения. Если появился шанс наконец выдохнуть, почувствовать свободу, настоящую, а не воображаемую, он не собирался его отпускать. Он почувствовал взгляд ещё до того, как повернулся. Тот самый, внимательный, упорный взгляд Ро. Саэль медленно развернулся к нему. Одним коротким движением окинул его взглядом, в котором смешались огонь и лёд. Словно проверяя, тот ли это человек, который стоял рядом всё это время. И затем протянул руку ладонью вверх.

Одеяло, в которое он был укутан, соскользнуло с плеч и бесшумно сползло на землю, оставив его в одной длинной майке до колен, той самой, что Ро оставил для него в комнате. Ночь коснулась его оголённых ног холодом, но Саэль не дрогнул.
— Ты же хотел ещё со мной потанцевать, — сказал он спокойно, без вызова, но твёрдо. — Так давай. Потанцуем. Если, конечно, ещё не передумал.

Идиллия их недавней мгновений друг с другом всё ещё жила внутри Саэля. Тёплая, почти неправдоподобная после той долгой разлуки, что словно была где то в другой жизни. Казалось, что сам воздух возле них Грегором минуту назад стоял плотнее, напоённый тем ощущением, что бывает только у тех, кто слишком долго ждал друг друга.

Эта тонкая, хрупкая радость разбилась лишь о всё еще странные, непонятные посещения лишних людей и необходимость прохождения врачебных процедур. Процедуры простые, рутинные, без намёка на боль, но оттого ещё более чуждые. Саэль всегда заживлял всё сам, игнорировал раны, терпел удары времени и чужой злобы, полагаясь только на собственную регенерацию. Больница была чем-то из мира, в который он не принадлежал, чем-то слишком... человеческим. Но он сидел, не морщась, терпеливо позволяя проверять, измерять, фиксировать. Лишь взгляд иногда блуждал в сторону, к своим мыслям, туда, где он ждал скорейшей встречи с Ро, где его присутствие ощущалось почти физически.

Но так или иначе, мысли неизбежно уходили в сторону совсем не романтичную. Возвращались к патриарху, ко дворцу, к неизбежным глазам и ушам, что тянулись за каждым наследником. Было бы глупо надеяться, что только он один из сородичей наблюдает за внешним миром, что только его отчётов достаточно. Стоит ему задержаться здесь чуть дольше и вполне возможно, что на его место явится другой хранитель. Тот, кто не станет церемониться и не будет спрашивать, почему Саэль позволил себе роскошь посещения больницы. По пути назад он разблокировал рабочий телефон, привычными движениями пролистывая уведомления. Несколько входящих: отчёты, напоминания, вопросы о сроках. Всё, как всегда. Он быстро, сухо и чётко отправил ответ: "Всё в порядке. Подробности позже." Этого, пока что, было достаточно.

Саэль убрал телефон в сторону, и глубоко вдохнул. Возвращаться в палату значило возвращаться к Ро. А это, несмотря на все мысли о патриархе, на все опасения, на всю осторожность... было единственным, что сейчас по-настоящему облегчало нарастающую тревогу, стягивающую грудь. В палате его ждал мужчина, который за эти годы всё не уходил из его сердца, запал в его в памяти так же прочно, как запах родных лесов. Ро радовался ему по-настоящему, сдержанно, но так искренне, что Саэль ощущал это всем телом. И то, что он принёс еду, не пресную больничную, а ту, что дракон действительно любил, стало почти ударом под рёбра. Столько времени прошло. А он помнил.

Когда Ро помог перебраться с каталки на койку, Саэль послушно сменил опору, но руку с его шеи не убрал. Наоборот, крепче удержал, притянув ближе, не позволяя тому отойти ни на полшага. Сила была не в хватке, а в желании не отпускать. Его холодная ладонь, скользнула по затылку этнарха. Пальцы прошлись по коротким седым волосам, привычно, будто за все эти годы он ни разу не забывал их ощущения. Короткий поцелуй прервал тягучую паузу между ними. Когда Саэль отстранился, лишь на расстояние дыхания, льдисто-голубые глаза пронзительно сомкнулись со взглядом Ро.

— Ты сам хоть что-нибудь поел? — голос вышел ровным, как и всегда, но в нём не спрятать было ту едва заметную дрожь заботы. — Хоть немного отдыхал, пока я валялся без сознания?

Он знал, как тот умеет уводить разговор. Знал, как ловко Ро умел перекинуть вопрос, дать ответ, который звучит правдой, но при этом не обнажает сути. Мастер обрывистых полуправд. Но Саэль уже давно не был тем юношей, недоверчивым, но принимавшим его слова за неимением лучшего. Он держал его за затылок все еще не отпуская. Чтобы смотреть прямо, не позволяя уйти взглядом, не давая укрыться за выученной невозмутимостью.

Сейчас бы со своими друзьями изоподами, в меловом периоде, кушать острые чипсеки на дне океана, а не вот это вот всё...

@Вакула Джура \Испуганно и недоумённо застыл\ О__О 

Ещё только подбираясь к своей цели, Тиру краем внимания уловил нечто важное. Его собственные шаги. Глухой звук лап по плитке. Тонкий, неприятно цепляющий слух скрежет когтей, царапающих гладкую поверхность. И всё это разливалось по помещению с лёгким, почти ленивым эхом. Просторно. Слишком. И, что хуже, Тиру уже начинал подозревать, что пространство это хорошо так заставлено мебелью, что в положении слепого дракона ситуацию лучше не делало. Всё это мелькнуло у него в голове вполголоса, как чужой назидательный шёпот: "Не хватало бы ещё приложиться о что-нибудь.." И эту мысль дракон тут же отодвинул, времени рассусоливать не было.

Он сделал решительный рывок вперёд, стараясь держать равновесие. Хвост взмахнул шире, чем Тиру рассчитывал. С грохотом что-то деревянное покатилось по полу, отлетело и ударилось о стену, как и его хвост. Глухо, звонко, противно, так, что дракон скривился.
— Твою мать... — цыкнул он, поморщившись.
Шум ударил в голову, как острый клин. И боль расползлась почти мгновенно, от висков к затылку, пульсируя в такт сердцу. Глупо. Слишком шумно. И самое обидное, одного броска явно не хватило, чтобы достать предполагаемого злоумышленника. Неудачно. Очень.

Жмурясь от собственного, непрошено громкого шума, чешуйчатое чудище непроизвольно оскалилось, не угрожающе, скорее раздражённо. Всё ещё стоя на четвереньках в своей полузвериной ипостаси, он напоминал кота, готовящегося к очередному прыжку: напряжённая спина, едва заметно подрагивающая линия плеч, голова, наклоняющаяся рывками, улавливающая каждый звук. Шаги. Быстрые, неаккуратные, точно человек, застигнутый врасплох или в не совсем здравом состоянии. Расстояние Тиру определил сразу, направление тоже. Хвост взметнулся вверх, уже собираясь рвануться вперёд, но его остановил резкий возглас. Голос. Смутно знакомый. Слишком.

Хвост дёрнулся, сбился с замаха и замер над головой, словно уличённый в преступлении. С каждой фразой незнакомца он постепенно опускался, сначала медленно, затем ещё медленнее, пока наконец не лёг на пол, мягко обвивая драконьи щиколотки зелёными кольцами, будто пытаясь удержать хозяина от новой глупости.
— А... ой... — получилось у Тиру особенно многозначительно.
Он поднялся с четверенек, выпрямляясь и расправляя плечи, будто пытаясь вернуть себе человеческий облик хотя бы внутренне. Голос прозвучал слегка растерянно, даже виновато:
— Похоже... произошла какая-то ошибка. Хм.

Имя, принадлежавшее голосу. Он пытался его вспомнить. Оно вертелось на краю сознания, цеплялось, ускользало, снова возвращалось. Дракон втянул воздух, морщась, и потёр переносицу. Вдохнул глубже, напитывая чувства магией, чтобы хотя бы она дала подсказку, пройдясь по ауре "незнакомца". Но вместо узнавания нахлынули образы, рябящие, точно вода, в которую бросили камень и они сделали только хуже. К горлу подступила тошнота, холод пробежал вдоль позвоночника. Дракон покачнулся, но устоял.
— Чёрт... — едва слышно выдохнул он, потер лицо когтистыми ладонями, пытаясь выдавить из себя видимость бодрости. Получилось плохо, но хоть немного похоже. Склоняя голову на бок, он проговорил самым обычным тоном, настолько обычным, насколько позволяла вся эта нелепая сцена:
— Вы... не видели мою одежду?..

Тиру не заметил, когда заснул, будто кто-то тихо погасил свет внутри, едва он прижал Веса к себе, убаюкивая одновременно его и самого себя. В обычные дни драконий сон был тонким, настороже, как тетива: поколение за поколением их природа училась выживать, не позволять опасности подкрадываться в самый уязвимый момент. Но после сильных эмоций Тиру проваливался в тяжёлую, вязкую глубину, в тот редкий для драконов сон, из которого не вытащил бы даже пушечный выстрел, если только он не почувствует прямой угрозы. Он спал крепко, но драконья чуткость продолжал работать над поверхностью сна: он ощущал, отмечал, сравнивал. Мир оставался расплывчатым, но запахи, тепло, едва уловимые перемены в воздухе доходили до него, словно через толстую пелену.

Сначала всё было так, как должно: тепло любимого, его спокойное дыхание, мягкий, привычный запах, в котором Тиру утопал и каждый раз находил равновесие. Их маленький внутренний мир был тихим островом, окружённым ровными, ласковыми волнами. И именно в этот мирок, как порыв ветра, нагоняющий шторм, вмешалось чужое. Третий запах, резкий, приторный, чуждый, прорвался сквозь туман сна. Он был неправильным, неприятным, слишком плотным, чтобы его игнорировать. Тиру поморщился ещё во сне, брови дрогнули, дыхание на миг сбилось. Где-то в глубине сознания поднялась рябь беспокойства.

Но знакомый запах Веса всё ещё был рядом. Тёплая ладонь оставалась в его руке, даже если Тиру держал её только на уровне инстинкта, цепляясь за неё, чтобы не отплыть слишком далеко. Тёплый якорь не исчез. Тихая уверенность оставалась. Поэтому он не проснулся. Он продолжал спать, среди бушующего моря, волна за волной набухая тревогой, но всё ещё не достигнув той линии, где дракон распахивает глаза. Тиру всё сильнее ощущал, волны внутри уже не просто шумели, а начинали обретать очертания голосов. Один из них он узнал бы даже во сне, даже под толщей дрёмы. Голос Веса, мягкий, тёплый, будто доносящийся сквозь воду. А рядом... ещё кто-то. Чужой оттенок, резкий, будто чужая нота в знакомой мелодии. Волна поднялась, сорвалась, и в этот момент сквозь сон он ощутил резкое движение, порыв, словно кто-то дернул ткань мира, вмешался, исправил, убрал лишнее. И внезапно снова остался только один запах. Один источник тепла. Всё то, что умеет успокаивать его лучше любых слов.

Волны начали стихать. Глухой ропот утихал, отступал вглубь, как будто кто-то гладил поверхность воды до тех пор, пока она снова не стала ровной. На этом фоне граница между сном и реальностью размывалась, таяла. И вдруг, прикосновение. Мягкое, теплейшее, совсем короткое, на губы. Как точка, поставленная в конце долгой фразы. Голос Веса прозвучал почти вплотную к уху, смахивая с него остатки сна. Тиру был ещё полностью в его объятиях, и это было, пожалуй, единственное правильное место для пробуждения.

Дракон медленно приоткрыл глаза, щурясь от света, который выхватывал мягкие линии лица любимого. Хотел поморщиться, но вышло только что-то рассеянное, сонное. Тиру прижался ближе, почти жадно, вжимаясь лицом в плечо Веса, будто пытаясь спрятаться от слишком бодрого мира. Потянулся, но даже вытягиваясь всем телом, не разжал объятий, наоборот, обвил сильнее, сладко выдохнул родное тёпло. Потёрся щекой о любимого гомункула, сонно пробормотал:
— Доброе... утро, любимый...

После чего сам потянулся за поцелуем, мягко, чуть лениво, будто всё ещё наполовину во сне и снова уткнулся носом в его шею, глухо, вяло переспрашивая:
— Куда пойдём?.. Зачем?..
Словно мир торопился, а он ещё не решил, готов ли отпускать это утреннее тепло из рук.

Саэль слушал внимательно, почти сосредоточенно. Господин Ро говорил подробно, иногда перескакивая с одного факта на другой, будто нить воспоминаний вела его сама, без оглядки на порядок и стройность. История была занятной, но ничем выдающимся не казалась: Детство, увлечения, случайные мелочи, встречи и знакомства. Всё то, что дракон уже слышал раньше украдкой, когда другие господа обсуждали свои поездки, своих знакомых и своё прошлое. Но сейчас... сейчас это звучало иначе.

Саэль уловил в голосе Ро что-то едва заметное, искреннее, незамутнённое тепло. И это тепло приковало внимание сильнее, чем любой рассказ о дальних землях или редких людях. Дракон не перебивал, лишь чуть склонял голову. Он ведь сам никогда не спрашивал ни о чем своих господ. Зачем? Но Ро он спросил, и тот рассказывал, словно считал само собой разумеющимся, что Саэлю интересно. И Саэль ловил себя на том, что действительно интересно. Чем дальше тянулся рассказ, тем острее расправлялась в груди мысль, которую он никак не мог отпустить: странность своего господина. Неопасная, скорее, притягательная, словно мягкий свет за полуприкрытой дверью. Почему Ро так интересуется им? Почему он добр? Не вежлив, не формально обходителен, по-настоящему добр. Не только к нему, но и к любому простому персоналу. Неужели всё объясняется воспитанием? Почтенной школой, строгими правилами, врождённым деликатным нравом? Саэль слушал, нахмурив чуть брови, не от недовольства, а от сосредоточенного внутреннего поиска. Не верилось. Слишком просто. Слишком поверхностно.

Интуиция дракона упрямо шептала, что ответ лежит глубже. Гораздо глубже. Что-то в самом Ро, в его взгляде, в его голосе, в том, как он иногда задерживал на нём глаза чуть дольше, чем нужно, было загадкой, заманчивой и тревожной. И Саэль, сам того не замечая, хотел разгадать её.

Когда рассказ Ро ещё не успел подойти к концу, Саэль глубоко вдохнул, напитывая глаза теомагией. Ошейник сразу отозвался, тихо, раздражающе затрещал и пустил ток, будто кто-то чиркнул искрой по коже. Такие слабые разряды давно стали почти привычными, но всё равно дергали его внутренности, будто напоминая, кто здесь хозяин.

Мир вокруг дрогнул. Саэль увидел внутреннюю суть человека напротив, и на него пахнуло свободным порывом ветра, таким узнаваемым признаком крылатой расы. Но дальше всё стало страннее. Оттенок, сама структура ауры Ро выглядела... неправильно. Словно кто-то наложил друг на друга десятки полотен разной ткани, или вращал калейдоскоп слишком быстро. Рябь резала глаза, мешала ухватить реальную силу хозяина. Раздражала, будто песок под веком. А ещё ток начинал противно свербеть в носу, выдавливая смешок и чёрт знает какие слёзы.

Эти разряды уже не причиняли боли, но поддерживать концентрацию становилось труднее, то от того свербения, то от внезапной судороги, проходящей по скуле и вниз к шее. Он резко выдохнул, сморгнул остатки теомагии. Голова дёрнулась, непроизвольно, зло, и Саэль процедил, чуть громче, чем хотел:
— Есть закурить?
Сердце билось чаще, чем должно. Курево выравнивало дыхание, хоть немного, а Ро мог наблюдать как минимум одно забавное последствие попытки дотянуться до истинной сути, несколько прядей волос у Саэля смешно поднялись вверх, наэлектризовавшись. Сам дракон этого даже не заметил.

Он лишь невозмутимо поделился своим выводом, опуская взгляд:
— Этнарх, значит.
Саэль криво усмехнулся, разом горько и хрипло:
— Значит, мы с тобой ещё и полетать сможем. В качестве досуга. Хех.
Сказано было не всерьёз. С оттенком той самой едкой иронии, что у него появлялась, когда внутри что-то сжималось до хруста. Он ненавидел летать, до дрожи в коленях. И сам превратиться в лётную форму всё равно не мог. Просто... в этот момент ему это почему-то показался ироничным, смешным.

@Кирион бой запланирован дальше, по развлекательной программе :"DD

Тиру сидел неподвижно, будто боялся лишним движением спугнуть хрупкое тепло, что медленно расползалось по его пальцам от лёгкого, почти невесомого прикосновения. Ладонь гомункула лежала сверху, не сжимая и не удерживая, просто мягко накрывая. Он опустил взгляд на их руки. Маленькая, почти детская по жесту картина. Теперь Тиру думал о себе только как о капризном ребёнке, который расплакался, потому что его не взяли с собой на прогулку. Смешно... но почему же так больно? Разве он так жаждал приключений? Конечно нет. Не в этом было дело.

Он не знал что будет делать, если Леж действительно выйдет за пределы дома один, разбираясь с серьезными делами... и что случится, если тот вернётся раненым. Или не вернётся вовсе. Он ведь не был врачом. Не был даже фармацевтом. И целительная магия, которой он едва начал пользоваться, была слишком слабой. Всё, что он смог бы, это сидеть у постели, вливая в него каплю за каплей ту хилую силу, а потом снова рыдал, захлёбываясь в отчаянии, называя его по имени. Разве не он сам, Тиру, имел куда больше поводов бояться? Ведь останется только стоять рядом и смотреть. Он продолжал молча слушать Лежа. Слова гомункула как будто падали куда-то глубже груди, зацепляли те места, куда Тиру сам редко заглядывал. Он осторожно гладил пальцами ладонь, накрывавшую его руку, короткие движения, будто он успокаивал не Лежа, а себя.

Ах, как же ему тоже хотелось пойти с ним далеко-далеко, когда купол окончательно разрушится. Просто выйти из дома, пройти дальше дороги, глубже в зелень, где шумят ветви. Показать места, что сам любил: старые корни, похожие на переплетённые кости, тёплые камни старых руин. Тропы, где встречаются редкие птицы. Поймать тех самых ядовитых жуков, как обещал. Смех Лежа, тонкие пальцы, ловящие блеск зелёных крыльев... всё это мелькнуло перед глазами, как призрак будущего, которое они могли бы разделить.

А могли ли? Смогли бы они разломать остальные камни, если бы он тогда был осторожнее и защитился от удара? Возможно. Теперь корить за это можно было только себя. Теперь виноват был он. Только он. Тиру чуть покачал головой, будто стряхивая тяжесть мыслей, и выдохнул, мягко, почти шёпотом:
— Всё хорошо.

Тёплые объятия Лежа накрыли его сразу, и Тиру сам подался вперёд, навстречу. Он обнял Лежа за плечи, уткнулся лицом в знакомую, родную теплоту, и на миг стал тем юношей, каким был в день их первой встречи: открытым и безмерно счастливым. Поток эмоций, что хлынул от гомункула, не сбил дыхание, наоборот, вошёл в уже знакомое русло, легко, естественно. Их связь, скреплённая когда-то печатью, жила своей жизнью: дышала, пульсировала, вплеталась в биение сердец. Даже без намерения Лежа, каждый трепетный перелив его чувств проходил сквозь Тиру. Тепло, тревога, нежность, едва заметное упрямство и желание удержать его ближе. Тиру не отстранился. Прижался крепче, обвивая руками шею, проводя ладонями по взъерошенным прядям зелёных волос. Движения были осторожными, почти благоговейными.
— Всё хорошо... — прошептал он вновь, тихо, но уверенно, словно вводя любимого в покой одним своим голосом. — Я скоро поправлюсь.
Он на миг задержал дыхание, прислушиваясь к тому, как волнуется Леж.
— Леж... — мягко позвал он, проводя пальцами по затылку гомункула. — Я знаю, какой ты сильный. Гораздо сильнее всех чудовищ в этих джунглях.
Его слова текли ровно, честно.
— Ты справишься со всеми. Ты не дашь себя ранить. Я верю в это. Я верю в тебя, Леж.
Тиру снова прижался щекой к его груди, ощущая биение сердца, ровное, горячее, родное.
— Ты тоже верь в меня...

Вразрез предположению пассажира, крики на корабле вовсе не были под запретом. Если бы они дошли до камбуза по намеченному курсу, их там непременно встретил бы именно такой шум, привычный, почти уютный гвалт корабельной жизни. Кто-то смеётся, кто-то спорит через весь стол. Та самая, часто описываемая «романтика моря», которой многие живут, представляя себе отдых матросов между вахтами. Откуда то же берётся это описание в книжных романах? Да и каким был из Тиру капитан, если бы он пытался выжечь из корабля яркие эмоции? Это всё равно что приказать ветру тише дуть.

Однако, несмотря на то что любые крики были разрешены, некоторые из них благоразумно убирали подальше от всеобщих глаз. В отдельные помещения. За такие двери, за которые случайные гости лучше бы не заглядывали. Тиру, словно намеренно напустив на себя больше бодрости, чем у него сейчас оставалось, расправил плечи и повернулся к коридору. Оттуда всё ещё доносились резкие металлические звуки, негромкое шипение чего-то перегретого и чья-то густая, сердитая ругань. Он шагнул в сторону источника шума, широкими, уверенными шагами преодолевая коридор. На мгновение остановился перед непримечательной дверью, такой скромной, что её легко было принять за кладовку.

Он распахнул её, и изнутри вывалилось облако тёплого белого пара. Тиру, не моргнув, нырнул внутрь, как человек, который слишком хорошо знает, что происходит за этой дверью. И ровно в этот момент по помещению грянул голос, звучащий так, будто его обладатель был в шаге от того, чтобы пустить кого-то в расход:
— Да я тебя сейчас расчленю! Что тебе теперь не нравится, а?!

С открывшейся дверью белый, почти прозрачный пар лениво выскользнул наружу и быстро рассеялся в коридоре, освобождая обзор. За ним открылось просторное техническое помещение, сырое от тепла, пахнущее металлом, маслом и чем-то угрюмо-механическим. Главное место занимал массивный механизм, похожий на промышленный бойлер, овитый переплетением труб, как пойманное и подвешенное под потолок насекомое. Одна из больших панелей управления была обнажена и раскрыта наружу, словно разрезанный панцирь. На полу вразброс валялись вытянутые детали, инструменты, несколько исписанных листов и смятых чертежей. Всё в таком хаосе, что было понятно: человек работал здесь долго и теперь он очень зол.

И этот "человек" сейчас стоял у панели. Взъерошенный светловолосый эон, источник всего шума. Он держал в руках какой-то инструмент, размахивал им, как оружием, и орал внутрь раскрытого механического нутра:
— Да чтоб тебя, кусок упрямого говна!
Казалось, он ещё секунду назад угрожал механизму этим инструментом, но, бросив бессильное движение, нырнул головой в панель и принялся что-то яростно подкручивать. Сквозь зубы, глухо, с заносом на новый взрыв ругательств, он продолжал:
— Я на тебя полдня убил. ПОЛДНЯ! Каждую, блядь, шайбу вылизал, каждый болт пересмотрел... Новую деталь специально для тебя выточил! А ты мне ещё и нос воротишь? Да пошёл ты, железяка хренова.

Корабль ответил не словами, у него были свои способы взаимодействия. Сначала он протяжно свистнул, как будто насмешливо. Затем дребезгнул глубоко, так, что в звуке слышалась едва-сдерживаемая злость, будто где-то внутри у него тоже сдавали нервы. Металл коротко завибрировал, нервно и почти угрожающе. Тонкая струйка пара выстрелила из клапана сбоку, горячая, резкая, как плевок, и обдала парня по руке. Тот вскинулся, одёрнул руку и взвился криком:
— Ага, конечно! Ещё и плюёшься! Тебе, видите ли, не нравится, как я тебя чиню? Да ты вообще бы без меня сейчас половиной кишок наружу валялся, неблагодарная ты... сука механическая!
Железо снова свистнуло, резче, громче, как рычание существа, у которого трубы вместо глотки. Эон на пару секунд притих, не из-за страха, скорее, оценивал, кто сейчас сорвётся первым: он или махина. Подойдя ближе, он снова полез внутрь панели, ворча уже глуше, почти примирённо, но всё с той же злостью механика, которого довели до ручки:
— Ну давай... подуй ещё раз. Хоть будет ощущение, что я тут не один с ума схожу.

Тиру тихо выдохнул. Не устало, не раздражённо, а так, будто приводил внутренний маятник в равновесие. Нельзя было сказать, что его застали врасплох: скорее, капитану действительно требовалось несколько секунд, чтобы дать хаосу вокруг себя выговориться, утихнуть, а заодно подождать, пока его присутствие дойдёт до остальных членов технической команды.

Пар клубился у пола плотными волнами, и в этой молочной завесе звуки резали пространство особенно отчётливо. Где-то среди труб, рёва механизмов и вспрыскивающего клапана что-то тонко, радостно, почти по-щенячьи взвизгнуло:
— Капитан!
Кирион мог заметить, как из дальнего угла, буквально прорезая пар, к ним бросился невысокий зверолюд-лиса. Лёгкий, почти скользящий звёрек, бегущий на двух лапах, будто плыл по белому морю. Его два хвоста следовали за ним, как ожившие кисти, поднимая сполохи пара. Лис первым делом засиял взглядом, разглядывая Тиру с той бесстыдной искренностью, на которую способны только пушистые энтузиасты. А потом его внимание резко переключилось на эльфа. И прежде чем кто-либо успел что-то сказать, зверолюд уже подпрыгнул ближе, выдохнув с восторгом:
— Новый друг!
Тиру едва заметно повернул голову, а затем мягко, но вполне капитански поправил:
— И пассажир.
Это прозвучало спокойно, без строгости, но с прозрачным намёком: помедленнее, пониже прыжки, соблюдай приличия. Однако лиса это в лучшем случае слегка сбило, но не остановило. Он замер ровно на секунду, будто оценивая границы дозволенного, а затем снова закивал так энергично, что оба хвоста выдали его истинное состояние, он едва не вибрировал от желания обнюхать, рассмотреть и завести беседу с новым человеком.
— Пассажир! Пассажир! — выпалил он уже громче, дружелюбно, почти певуче. — Здравствуйте!
Он переминался с лапки на лапку, широко, по-лисячьи улыбаясь, а его два хвоста беспорядочно мотались за спиной, разгоняя вокруг него пар тонкими вихрями, словно он стоял в собственном тёплом облаке нетерпеливой радости.

Эон уже наклонялся к полу, хватая очередную деталь, длинную, блестящую, чуть подогнутую на краю. Он придирчиво вертел её в руках, будто пытаясь уговорить металл изменить форму по воле одного лишь взгляда, и с тем же упрямством попытался вставить её в механизм. Пальцы двигались быстро, ловко, скрупулёзно, но стоило ему сделать пару оборотов ключом, как где-то внутри огромного узла пронзительно свистнул пар. Резкий выброс воздуха ударил в стенку, и деталь, не выдержав напора, вылетела обратно. С дребезжанием, перекатываясь между листами чертежей под аккомпанемент свежей истерики:
— Да чтоб ты подавился, сволочь железная! — завопил эон, всплеснув руками.

Тиру, слушающий всё это с внешней невозмутимостью, едва наклонил голову. Спокойный, ровный голос прозвучал так тихо и холодно, что будто приглушил даже грохот труб:
— Похоже на обычный рабочий процесс Леона. Есть о чём переживать?
Он не обращался ни к эону, ни к лису, слова были будто выпущены в пустоту. Но "пустота" откликнулась сразу же, так же спокойно:
— Ничего критически серьёзного.

Только тогда Кирион мог заметить, что рядом с капитаном всё это время стоял ещё один член команды, так тихо, что его присутствие легко было пропустить. Коротко бритый, с бледными шрамами, пересекающими щёку и висок, и с такими неопределёнными чертами, что угадать его расу было почти невозможно. Он слегка кивнул пассажиру, приветствие короткое, но уважительное, и продолжил тем же деловым тоном:
— Запасные детали узла не подошли. Леон сделал чертёж и вытесал новые, но... — он кивнул в сторону пола, где валялась отвергнутая трубка. — Видимо, и они не подходят. Это займёт время. Долетим до пункта назначения, и придётся встать на проверку всего узла.
Словно в подтверждение его слов, механизм снова взвился сердитым шипением и с глухим металлическим «дзынь» выплюнул ещё одну деталь, которая покатилась по полу. Она задела чью-то ногу и остановилась.

Кирион всё еще мог ощущать присутствие корабля, которое теперь будто пряталось у него за спиной. Осторожное, смущённое, почти детское. Как ребёнок, нашедший самого высокого взрослого в комнате и решивший спрятаться от хулигана, который кричит на него и ничего не понимает. Воздух у ног колыхнулся. Лёгкая струйка пара пробежала по полу, будто нерешительно коснулась обуви эльфа, и к его ноге мягко подлетел лист бумаги. Чертёж.

Грегор мог сколько угодно держаться, упорно моргать, втягивать воздух короткими, ровными вдохами, будто силясь удержать всё внутри. Мог цепляться за привычную суровость, за маску этнарха, выученную до автоматизма. Но это уже ничего не значило. Потому что все слёзы, которые он не позволял себе пролить, текли сейчас по щекам Саэля. Тихо. Без судорожных всхлипов, без разлетающихся по комнате рыданий. Так плачут те, кто привык терпеть и держаться, пока чувства не переливаются через край. Прозрачные, горячие капли катились по его коже, медленные, упорные. И от хотелось только сильнее прижаться к теплу рядом.

Объятия вышли стремительными, почти неловкими. Руки этнарха сомкнулись вокруг мужчины на больничной койке, будто боялись, что тот исчезнет, стоит ослабить хватку хоть на миг. И когда Саэль ответил, крепко, по-настоящему, прижимаясь лицом к его плечу, мир вокруг на мгновение стал глуше. Мягче. Дракон ощущал как плечи Грегора беззвучно вздрагивали, едва заметно, но Саэль это чувствовал. Так дрожит не тело, а душа, долгое время удерживаемая в жестких рамках, наконец дающая слабину. И в ответ его ладони легли крепче, почти успокаивающе, поглаживая по широкой спине.

Он слышал, как у этнарха ускорился пульс. Быстрый, сбивчивый, живой. Тот самый ритм, который когда то был для Саэля чем-то чуждым, недостижимым, не позволяя себе до конца доверится ему. А теперь его собственный бился рядом, откликаясь на его дыхание, на его прикосновения. Грегор узнал его. Принял. И в этом новом, освобождающем, почти невесомом биении сердца не было ни боли, ни страха, только трепет. Такой чистый, искренний, что Саэль позволил себе впервые за долгое время улыбнуться сквозь слёзы, прижимаясь ближе, будто боясь потерять этот миг. Это был не сон.

Извинения, раскаяние, любые попытки объяснить, всё это растворилось, потеряло вес, стоило Саэлю встретиться взглядом с Ро. Лицо этнарха изменилось за те годы: стало строже, резче, мужественнее. Но для Саэля оно оставалось тем же прекрасным лицом, что он запомнил с того времени. Тем, от которого когда-то отвёл взгляд, так и не решившись сказать главное. Теперь он мог. Мягкая улыбка не сходила с его губ, как и тогда, в горячих источниках. Спокойно, уверенно, будто вмешательство судьбы наконец позволило им продолжить момент, который когда-то оборвался слишком рано.
— Всё хорошо, — сказал он тихо. — Неважно. Ты теперь со мной.

И вновь они заключили друг друга в объятья. В тот же миг дракон почувствовал прикосновение, почти невесомое касание губ его шеи. Лёгкое, едва ощутимое, но пробежавшее по телу тёплой волной. Саэль вздрогнул, но не отшатнулся. Но это было лишь преддверие настоящего откровения. Когда Ро поднял голову, на его лице, на суровых, сильных чертах этнарха, проступило смущение. Настоящее, трогательное, почти юношеское. Лёгкая краснота коснулась скул, и Саэль невольно затаил дыхание. Он смотрел, ошарашенный, ощущая, как внутри поднимается что-то ослепительно счастливое, не помещающееся в груди. Он никогда... никогда не позволял себе надеяться.

Зная историю погибшей семьи Ро, зная, как глубоко там была рана, Саэль был уверен: если ему удастся вернуть хоть дружбу, хоть доверие, и то это будет чудом. Любовь? Нет. Такое он не смел даже вообразить. Но сейчас этот человек сидел перед ним, пунцовый, растерянный, открытый. И дракона буквально оглушило звенящим счастьем. Саэль поднял руки, положил ладони на его горячие щеки. Скользнул пальцами по щетине, такой знакомой и такой новой одновременно, и осторожно притянул Ро к себе. Глядя прямо в глаза.
— Это хорошо, — прошептал он. — Потому что я тоже тебя люблю.
И прежде чем сомнения, прошлое или страхи успели снова встать между ними, Саэль сам нашёл его губы. Долгожданный, уверенный, смелый поцелуй, как точка, как начало, как обещание, наконец сказанное вслух.

Юноша всё продолжал непоколебимо стоять на своём посту, сжимая в руке копьё. Время на дозорах всегда тянулось медленно, и поначалу это было почти невыносимо. Но упрямство у Саэля было крепче любого терпения, именно оно позволяло ему справляться с самыми неприятными занятиями, которые выпадали на его долю. Он пытался сосредоточиться на мягких порывах ветра, касавшихся щёк, просто стоять, удерживать себя в этом спокойствии, но что-то сегодня ощущалось иначе. Звук ветра. Шелест листьев над гнездовьем. Всё это складывалось в странный шёпот, будто кто-то звал его по имени. Каждый раз, когда он вздрагивал и оглядывался, Саэль убеждал себя, что это всего лишь игра воображения. Просто шум ветра, не зловещий знак.

И всё же, когда сверху донёсся отчётливый оклик — Саэль! — он резко поднял голову. Из-за края козырька крыши пагоды, вниз головой, на него сверкнули знакомые, озорные глаза его брата. Такие же голубые, льдисто-светлые. Саэль выдохнул, опуская кончик копья, которое машинально направил ровно между глаз родича, и так же отозвался:
— Сурдан, что ты...
Парень тут же осёкся, понимая, какую глупость собирается спросить. Было очевидно: брату никто не позволил бы просто так подняться к гнездовью через обычные залы. Сурдан, как и всегда, выбрал свой путь, проскользнул по крышам дворцовых башен, будто это не череда отвесных карнизов, а удобная тропинка, проложенная специально для него. Он легко спрыгнул с края крыши, приземлившись перед Саэлем, отряхнул края своих одежд. Сейчас он был одет проще, чем на приёмах, где наследный принц блистал с той небрежной роскошью, что позволена лишь старшему сыну патриарха. И всё же, глядя на них рядом, никто бы не смог с ходу сказать, кто из двоих наследник, а кто стоит вторым в очереди.

Оба темноволосые, с одинаково резкими линиями скул, оба держались прямо, будто воздух вокруг них был частью их власти. Но стоило им оказаться наедине друг с другом или самими собой, как различия становились очевидны. Сурдан дерзкий, бесцеремонный, с этим вечным огоньком в голубых глазах, будто он каждую минуту готов был сорваться на очередную выходку. Саэль спокойнее, собраннее, внимательный к деталям и к окружающим, что никогда не мешало ему смотреть брату в глаза на равных.

Придворным давно было понятно, кого патриарх предпочёл бы видеть в роли главного наследника. Но даже сместив "неудобного" отпрыска в хранители, он не вычеркнул Саэля полностью. Братья были слишком похожи, чтобы мир при дворе чувствовал себя спокойно. Их внешняя схожесть путала и союзников, и врагов, заставляя всех держать себя в руках. Из-за этого каждое пышное торжество в Сокрытом дворце превращалось в негласную игру для ядовитых интриг: "Угадай, кто настоящий наследник патриарха. Этот? Или тот?". Правда, лишь немногие осмеливались играть в неё по-настоящему.

Саэль чуть качнулся вперёд, когда брат бесцеремонно перехватил его копьё, так, будто собирался отобрать его, резко притянув к себе. От неожиданности рука сама дрогнула, но удержала древко. Сурдан наклонился ближе, сияя тем озорным взглядом, которому он никогда не мог противостоять.
— Ты обещал сходить со мной на базар Катара, помнишь?
Саэль моргнул, будто на мгновение выпал из собственного тела. Казалось, он не стоит здесь, у входа в гнездовье, а наблюдает всё со стороны: себя, брата, копьё, солнечные блики на плитке. Но слова, что он дал когда-то, всплыли отчётливо, почти механически.
— Если обещал... значит, пойду.

И стоило это произнести, как воздух будто потяжелел. В голове вспыхнули образы торгового города, складные ряды лавочек, тесные улочки, толпы людей, спешащих каждый по своим делам. Слишком ярко, слишком знакомо. Словно он уже был там однажды. Был с братом. И в какой-то момент обычная любознательность сменилась тревогой, тенью предчувствия.

Сердце, бьющееся ровно и спокойно, вдруг сбилось, пропустив тяжёлый, неправильный удар.

Картинка сна дрогнула, пошла рябью. Что-то внутри умоляло остановиться. Высвободиться из руки брата, не идти дальше. Не возвращать то, что уже однажды случилось, то, что не изменить ни силой, ни волей.
Нет... — сказал он, но так тихо и так слабо, что звук почти растворился в воздухе.
Не иди. Остановись. Не хочу.

Но Сурдан всё так же уверенно тащил его вперёд, туда, где шаги уже давно сделаны, где дорога уже пройдена, где выборы не вернуть. И впереди, в густой тени, проступали два красных, сияющих глаза. Зачаровывающие. Выхватывающие взгляд, не позволяя отвести его, будто сама тьма смотрела на него в ответ.

---

Под тревожный, пронзительный писк аппаратов и собственное рваное, будто чужое дыхание Саэль вырвался из темноты кошмара в резкую белизну больничной палаты. Одна ладонь машинально метнулась к шее, туда, где тело всё ещё помнило фантомную боль. Будто по коже продолжал скользить разряд тока, оставляя за собой жгучий след. Пальцы дрогнули, не находя ошейника, но не в силах убедить себя, что всё давно закончилось.

А другая рука... она вцепилась в чью-то ладонь. Слабо, но отчаянно, так хватаются за край, когда под ногами рушится земля. Тепло чужой кожи пробивалось сквозь пелену тумана, удерживая на поверхности. Глаза никак не хотели фокусироваться. Мир расплывался, будто на него смотрели через толстое стекло, залитое водой. Не только из-за еще не переставших действовать медикаментов, но и из-за слёз, которые сам он даже не сразу заметил. Они тяжело стекали по щекам, жгли кожу, но он не поднимал руку, чтобы их стереть. Он всё равно не видел перед собой лица. Но сердце узнало раньше разума, раньше зрения.
— Ро... — голос сорвался на шёпот, хриплый, ломкий, но наполненный такой искренней надеждой, что она почти физически отзывалась болью в груди. — Это ты... Ро...

Саэль слабо моргнул, но образ всё ещё плавал. И всё же он чувствовал, перед ним тот, кто был добр, когда он отталкивал. Кто оставался терпеливым, когда Саэль закрывался. Тот, кто держал его в объятиях, когда становилось невыносимо. Кто поддерживал, даже когда сам Саэль считал себя недостойным. Столько времени понадобилось, чтобы понять собственную юношескую глупость. Разобраться в том, что тогда так отчаянно прятал, от себя, от мира, от Ро. Понять, и смочь сказать то, что не решился тогда, глядя на отвернувшегося господина Ро. На спину украшенную печатями.

Пальцы Саэля чуть крепче сжали запястье. Едва заметно, но настойчиво, как просьба, как признание, как наконец принятая правда. Сквозь слёзы, почти на выдохе, он прошептал:
— Ро... не уходи.

@Макх Шесть, тогда запишите меня на скамью запасных! <33

Тиру слушал Веса так, будто каждый его размеренный выдох ложился на грудь дракона мягкой, приглушающей волной. Он держал гомункула в объятиях, крепко, но бережно, словно боялся спугнуть хрупкое тепло в руках. Спокойно вдыхал его запах, улавливая знакомые полутона, и едва-едва касался губами виска, скользя по мягким прядям волос. Он слушал историю о Гелиосе, о его чувствах к гомункулу. Слушал, и всё равно оставался растерянным. Любовь... настолько сильная, настолько резкая, почти болезненная на грани помешательства, да ещё и от старшего брата? Для юного дракона это звучало странно. Дико. Обескураживающе. Ему трудно было вместить в собственную картину мира подобную преданность от брата. А Вес говорил об этом спокойно, рассудительно, словно о чем-то понятном, пусть и трагичном, привычном для того мира, из которого он пришёл. Может, там это и впрямь нормально?

Тиру на миг задумался: как бы он сам... отреагировал, если бы его собственные братья испытывали к нему хоть что-то похожее на подобную любовь? Если бы их чувства были так же всепоглощающи? Ответ пришёл мгновенно. Тело дракона едва ощутимо содрогнулось, не от холода, а от внутреннего отвращения. Даже представить такое было дико. И мерзко. Неправильно на самой основе. Его братья и без того каждый прожитый день давали понять, что он лишний. Что он, ошибка. Ненавистный всеми. Жалкий червяк, которого они бы предпочли не существовало вовсе. Любовь? Их чувства можно было назвать чем угодно: завистью, злобой, жестокостью, презрением, но не любовью. Определённо не любовью.

Но Тиру и не нужна была их любовь. Не нужно было принятие тех, кто и не пытался понять его. Уже давно он смирился со своей ролью среди сородичей, ролью лишнего, неподходящего, мягкого там, где требовали жесткости. Это больше не болело так остро, как в детстве. А теперь всё это и вовсе теряло смысл. Любовь Веса, такая живая, настоящая, тёплая, и собственное чувство Тиру к гомункулу зарождали в нём новое. Что-то крепкое, уверенное, настоящую опору. Ради неё он был готов пойти наперекор братьям, отцу, всему миру, если потребуется. Он останется со своим любимым. Чего бы это ни стоило.

От этой простой, но мощной мысли Тиру притянул Веса ближе, крепче, словно хотел укрыть от всех бурь разом. Нежно поцеловал его в губы, осторожно, будто в этот момент у мира не было ничего важнее. И, счастливо улыбаясь, коснулся лбом его лба, проговаривая мягко, почти шёпотом:
— Ты устал... Давай спать.
Чистые футоны, заранее расстеленные на полу, ждали их ещё с того времени, как они только вошли в номер. Допив тёплый чай, они легли вместе. Тиру обнимал Веса, слушал его дыхание, ощущал его тепло, и тихо, почти неслышно, замурлыкал колыбельную. Старую, смутную, едва уловимую. Он не помнил, кто и когда пел её, но знал мелодию точно, так, будто засыпал под неё ещё маленьким дракончиком. И сейчас так же, как тогда, эта тихая мелодия укладывала его самого, убаюкивая мыслью, что рядом тот, кто стал домом. Тиру успокаивался. И засыпал.

---

Ночь держала в себе слишком много чувств, слишком разных, чтобы они могли ужиться рядом. В одних местах она дышала теплом, осторожной любовью и тревожным ожиданием, будто кто-то молча умолял силы вернуть ближнего в сознание. А в другом месте, в больничной палате, воздух был густым, почти осязаемым от ярости. Она висела под потолком, опускалась на пол, пропитывала стены, оседала в лёгких так, как оседает ядовитая смола, тяжёлая, удушающая, с трудом поддающаяся вдоху.

Вирен сидел у кровати Малгара, сгорбившись, слишком неподвижный для живого человека, оправившегося от парализующего яда. То, что досталось ему самому, уже не имело значения, всё внутри было стянуто другой болью. Малгар лежал бледный, неподвижный, с той едкой тишиной вокруг, в которой врачи стараются не произносить лишних слов. Слишком сильный яд. Слишком подлый удар. В лучшем случае он провёл бы все каникулы прикованным к постели. В худшем... Вирен не позволял себе думать дальше. Мысль сама вызывала спазм в груди. Он сжимал ладонь брата так, словно пытался удержать его здесь, в мире, одним только усилием пальцев. Слёзы жгли глаза, тяжелели на щеках, но он не вытирал их, пусть текут. Глотал горечь, как наказание. Сквозь зубы пробивалось одно и то же, почти бессвязным шёпотом, сорванным, злым:
— Они заплатят... мы отомстим... ненавижу... ненавижу...

Эта ярость не разрушала его, наоборот, подпитывала, как огонь, который зелёные драконы носят в крови. Сила в нём расправлялась, глубоко, тяжело, почти хищно. Он схватил вторую, безвольно лежавшую ладонь брата, и потянул энергию вверх, из самого своего ядра, туда, где у зелёных драконов начинается регенерация. В его нынешнем состоянии силы было слишком много, почти опасно много, но сейчас это было единственное, что имело смысл. Он вливал её в Малгара, как воду в иссохшую землю, пока по пальцам не начало покалывать, пока собственное дыхание не стало рваным. И продолжал говорить, всё громче, яростнее, будто каждая фраза была заклинанием:
— Они заплатят... за всё заплатят. Мы уничтожим эту тварь, этого Венитаса... заберём то, что принадлежит нам... Этот червяк... Тиру... он принадлежит нам...
Его голос дрожал, но не от слабости, от той силы, что разгоралась внутри, такой тёмной, что даже ночь вокруг казалась светлее.

@Ракша, \Бупнул в носик\ :3

Цитата: Соната от 20-11-2025, 16:07:49/начесывает и шейку/
Кто тут хорошенький драконь? :33

яяя хороший дракон! :"33 Хочуу настроится на третий пост в день! \Драконово мурчит и балдеет\ х"33

Цитата: Эванджелина Мельценаж от 20-11-2025, 17:14:08Я тоже хочу сделать почесушки

Цитата: Волхайм от 20-11-2025, 17:17:58Ну так вперёд, он вроде руки никому не откусывал
Добрейшей души дракон

Цитата: Эванджелина Мельценаж от 20-11-2025, 17:22:51/Застенчиво шоркает ногой./
Господин дракон... Или госпожа дракон. Дайте потискаться?

о__о \Удивлённо мурлыкнул, но раскрылся для еще большего количества почесушек\ Конечно можно! :3 Чешите меня! Чешите~

Тиру самому казалось, что ему уже куда лучше, и строгий постельный режим был излишним. Он вполне мог бы сидеть, ходить, даже немного тренироваться в магии, по крайней мере, так уверял себя. Но Леж оказался непреклонен, и Тиру уступил. Не только потому, что его любимый является врачом и понимал во всём этом больше, но и потому, что дракон не хотел, чтобы гомункул лишний раз тревожился из-за него. Это беспокойство Лежа было тёплым, бережным, и Тиру хотел его уважать. Лежать, впрочем, было скучно. Книги и редкие минуты дремоты скрашивали ожидание до вечера, но не настолько, чтобы всерьёз удержать его на одном месте.

Прошло всего ничего, час, может быть, два, а в голове юноши уже начали рождаться планы, как бы незаметно выползать с кровати и подобраться ближе к лестнице. Хоть одним ухом, хоть одним вдохом уловить пару шорохов снизу: уютных, домашних, таких, от которых по позвоночнику разливалось тихое тепло. И вот, осторожно, почти крадучись, он устроился на ступенях, прислонившись плечом к прохладной стене. Прислушивался к тому, что творилось внизу, к тихой возне в лаборатории, к негромким звукам с кухни, к спокойным голосам местных жителей, которые теперь заходили без страха, обращаясь к Лежу за помощью. Эти звуки были ритмом их совместной жизни, размеренным и добрым, и от них у Тиру сжималось сердце так мягко, что это была даже не боль, а что-то вроде тёплой тоски. Поскорей бы наступил вечер.

Сам живой дом, всегда внимательный, всегда на его стороне, тоже был соучастником в этой маленькой авантюре. Он тихо шуршал, подсказывая образами, что внизу всё в порядке, что Леж занят делом, что беспокоиться незачем. Словно говорил: лежишь тут, слушаешь, и этого достаточно. И Тиру, устроившись удобнее на ступеньке, даже не заметил, как растворился в этом тихом, мирном шёпоте дома. Дожидаясь скорейшего наступления вечера, чтобы так же бесшумно пробраться обратно на кровать, под одеяло, словно он всё это время был там.

---

Леж был прав, ожидая от Тиру возражений. Они и правда не заставили себя ждать. Стоило гомункулу произнести, что он намерен идти уничтожать камни один, как в глазах дракона вспыхнуло волнение, резкое, горячее, будто вспышка огня. Он едва не вскочил с места, но лишь сжал пальцы в кулак, слушая дальше. И когда Леж, предупреждая его, озвучил главные аргументы, те самые, против которых спорить труднее всего, Тиру будто на мгновение застыл. Щёки его чуть порозовели. Но это было не смущение. Слишком тихо, слишком колко. Скорее, тонкая, осторожная обида, едва заметная даже для самого себя.

Неужели Леж действительно забыл?.. Всего несколько дней назад он сам по незнанию шагнул в ловушку, оказавшись на грани жизни и смерти от отдачи камня. Тиру помнил это слишком ясно. Слишком остро. Даже сейчас. Он знал, что Леж силён. Гораздо сильнее какого-то неопытного дракончика. И всё же... никто не застрахован. Ни от ошибки. Ни от случайности. Ни от когтей той странной, неподатливой судьбы, что преследует их в этом месте. Тиру глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями, но внутри всё кипело. Волнение смешивалось с тревогой, тревога, со злостью, а злость, с обидой на то, что Леж так легко отодвинул его в сторону. Будто юный дракон был не партнером, не равным, а бесполезным багажом, который оставляют ради скорости. Но он молчал. Пока. Потому что спорить в порыве эмоций, значит ещё сильнее оттолкнуть того, кого он старался беречь больше всех. Кого он любил сильнее всего на свете.

Тиру хотелось, почти до жжения под рёбрами, упрямо выдохнуть, что если Леж пойдёт один, без него, то он всё равно отправится следом. Хоть на ощупь, хоть ползком с головной болью. Такое простое, юношеское упрямство, привычная вспышка маленького обиженного дракончика внутри. Но он не сказал. Вовремя одернул себя, остановил, будто взял внутреннюю импульсивность за шкирку и прижал к земле. И, может быть, что-то всё же отразилось во взгляде. Слишком взволнованном, слишком открытом. Слишком драконьем. Осознав это, Тиру опустил голову и уставился на свои руки, лежавшие поверх одеяла. Тонкие пальцы дёрнулись, цепляясь за ткань, и юноша заговорил, тихо, всё так же напрямую, как умел.
— Если я пойду с тобой в таком состоянии, — слова звучали почти ровно, будто он проговаривает их скорее самому себе, — то буду только мешать... верно?
Он вдохнул чуть глубже.
— Ты очень силён, Леж. И ты сможешь позаботиться о себе гораздо лучше, если будешь без балласта в виде раненого дракона.

Говоря это вслух, он действительно слышал в собственных словах логику. Спокойную, взрослую, почти правильную. Но стоило появиться следующей тревожной мысли, рука Тиру вновь дрогнула. Он сжал ладонь, слегка потирая её, будто пытаясь выдавить из себя остатки сомнений, но они уже проросли в голосе.
— Но... что если что-то случится? — выдохнул он едва слышно.
Чуть наклонил голову, продолжая тихо, почти осторожно:
— Если произойдёт что-то неожиданное... как тогда, с ударом током? Как я смогу тебе помочь, если меня не будет рядом?
Фраза провисла в воздухе, дрожащая, полная не столько страха, сколько искренней тревоги за любимого.

Цитата: Риа от 20-11-2025, 15:55:53Тиру, что я буду делать если они и тебя за собой утащат?! хд

Присоединятся! х"DD (ШУТКА) У меня еще есть три переброса.. Не может же быть, что мне настолько конкретно не повезёт? :"DD

Цитата: Соната от 20-11-2025, 15:50:09Ничего страшного, я и подождать могу х3
/гладит маленькие чешуйки на кончике носа/

\Забалдев от глажки подставляет шейку под почесушки\

@Волхайм, \Заинтересованно обнюхивает\

@Соната, \Урчит довольной мордой\ За то у тебя есть много-много кого и призывать не надо, что бы здесь поболтать. Верно? :33 А то я, бывает, не сразу замечаю что меня куда то утащило ."DD

Шорох маленьких рук на его шее был почти невесомым, но отчётливым, теплом живого прикосновения, и этого хватило, чтобы Тиру чуть приподнял голову, выпрямляя мощную шею так медленно и мягко, насколько это возможно. Риа устроилась крепко, точно инстинктивно почувствовала, где держаться, и дракон отозвался на это тёплым внутренним вниманием. Полуорчишка ещё испытает весь гул поднимающегося ветра, ту привычную для него вибрацию от напряжённых мышц крыльев, когда воздух будто густеет от собственного веса, наваливаясь на грудь и спину. Но сейчас, сейчас нужно всего лишь дать ей опору, дать себя почувствовать.

Тиру осторожно подался вперёд, цепко ощупывая край обрыва передней свободной лапой. Подушечки нашли холодный выступ, когти прошли по камню, проверили его крепость, и лишь тогда дракон впился ими в скалу. Тело натянулось, собрало силу в мышцы, крылья дрогнули, готовые расправиться в любой момент. Сигнал должна дать Хризо. Это была строгая, продуманная до автоматизма система, не просто привычка, а правило, которому они следовали годами. Она родилась ещё во времена первых вылетов "Ткача" под командованием Тиру, и обычно такой протокол работал только в боевых ситуациях, когда ошибка расстояния могла стоить слишком дорого. Но и сейчас, в более менее мирной обстановке, они следовали ему так же неукоснительно. Хризо никогда не ошибалась в расчётах. Не только потому что она фея, чья кровь помнит небо лучше земли. И не только потому что штурман "Облачного ткача". Они с Тиру уже давно сыгранная, и знающая друг друга команда.

Тиру на миг показалось, что расстояние от одного выступа до другого сущий пустяк. В былые времена он, пожалуй, и правда хорошенько оттолкнулся бы лапами и пересёк пропасть широким, уверенным рывком, поддержав себя парой мощных взмахов крыльев. Тогда подобные прыжки казались ему чем-то естественным, почти бытовым. Но сейчас всё было иначе. На кону стояла не только его гордость, способная обратится позором, если он встретит край уступа с унизительным грохотом. В его лапах были Мор, а на шее Рия, и эта ответственность отменяла любой порыв, любую самоуверенность. Поэтому Тиру не рванул вперёд. Он раскрыл крылья шире, чувствуя, как ветер цепляет каждую кожастую перепонку, и медленно перенёс вес вперёд, будто грёб по невидимой глазам волне. Так осторожно он не летал уже много лет: продвигаясь вперёд дюйм за дюймом, слушая каждый порыв воздуха, выверяя каждое движение.

И именно в этот напряжённый миг он ощутил перемену. Мор в его лапе словно вдруг обмяк и одновременно стал тяжелее, просел вниз, будто пытаясь ускользнуть сквозь драконьи пальцы. Тиру сразу понял что к чему. Гортань сорвалась в рычание, перекрывая рев ветра:
— Снижаемся! — прорвалось из его груди. — Все же Мору нужно вниз!
Голос вышел громче, чем он рассчитывал, но в этот момент это было неважно. Важно было одно, держать их, удержать, пока они вместе не коснутся безопасной земли.

Опуститься на каменистый берег удалось без единого рывка, без грязного толчка ветра под крылом. Мягко, почти нежно, так что у Тиру внутри сразу что-то кольнуло. Слишком тихо. Слишком гладко. Его драконье чутьё сразу насторожилось: "не к добру." Но вокруг не чувствовалось ни засады, ни чьего-то взгляда, ни колебаний магии. Только влажный воздух и густой запах реки. Опуская шею, чтобы дать Рии спуститься, Тиру втянул воздух глубже. Влажные нити тумана легли на внутреннюю поверхность ноздрей, щекоча их холодными бусинками воды. Вода шумела спокойно, размеренно. Этого мягкого, ровного плеска хватило, чтобы он на мгновение сменил настороженность на облегчение, и позволил себе выдохнуть, позволяя Мору соскользнуть с лапы на гальку. Он слушал, как тот делает шаги, уверенные, и как всегда целеустремленные. Потом послышалось царапанье: Мор начал ощупывать стену, цепляясь пальцами за шершавые выступы.

Тиру моргнул слепыми глазами, поднимая голову, собираясь сам коснуться скалы мордой, как вдруг вдоль хребта прошла тонкая, ледяная дрожь. Шелест воды изменился. Он был будто прежним, ровным, нежным, успокаивающим. Но в этой стройной мелодии появились ноты, которые не принадлежали реке. Шёпот. Тонкий, затягивающий, будто кто-то говорил из-под поверхности, разговаривал с тобой через толщу воды, через глубину. Дракон медленно повернул голову, зачарованный этими мягкими, осторожными голосами, что словно убаюкивали. И только когда в ноздрях ударил резкий, враждебный запах, знакомый до мерзкого узнавания, тот самый, что исходил от красного камешка, наваждение треснуло.

Он резко качнул головой, сбрасывая липкие нити чужой воли, и низко, глухо, почти предупредительно зарычал. Что бы это ни было, из реки ли, из глубины ли камня, из того самого источника враждебной силы, просто так дракона ему не увести. Однако про спутников дракона такого уверенно сказать было нельзя. Стоило Тиру уловить внезапный порыв ветра сбоку и резкий, слишком знакомый по настрою веселый клич, как он даже не стал разбираться, просто метнулся вперёд, выбросив раскрытую когтистую лапу к воде. В ту же секунду Хайнрике, успевшая разогнаться над гладью реки, плюхнулась «бомбочкой» прямо на драконью ладонь, вместо того чтобы уйти в зачарованную глубину.

Сразу за этим раздалось упорное, настойчивое жужжание крыльев, лёгких, стремительных, уверенных в себе. Хризо. Конечно. Её тянуло туда же. Тиру, не теряя ни секунды, опустился на хвост и свободной лапой поймал фею буквально над самой водой, в последний возможный миг. Она скользнула в его ладонь, дерзкая и неподатливая, а дракон недовольно прорычал, сдерживая раздражение и тревогу одновременно:
— Ишь, какие шустрые...

Он чувствовал эту силу, чужую, тягучую, почти знакомую. Она вела Мора, а теперь ухватилась и за девушек, как за тонкие нити, тянущие к себе. И если мужчину, частично защищённого магией, удерживать было куда проще, то тонкие, хрупкие тела Хризо и Хайнрике требовали куда больше осторожности. Стоило ему промахнуться с усилием, и он мог причинить вред, которого себе бы не простил.

Поэтому, едва задержав дыхание на одно короткое размышление, Тиру принял решение. Он притянул лапы с пойманными девушками ближе к груди, и вокруг него вновь завихрились магические потоки. Чешуя прошелестела, сдвигаясь и расслаиваясь, тело осыпалось осколками света и тени, и через миг на камнях уже стояло не массивное драконье чудовище, однако, все еще крепкая, но куда более контролируемая полудраконья форма.

Он крепко удерживал Хризо и Хайнрике обеими руками, прижимая их аккуратно, но надёжно к груди, чтобы ни одна из них не смогла сорваться к воде, сколько бы их ни тянуло.
— Дамы, куда же вы собрались?.. — проговорил он, низко, почти мурча, звуча одновременно укоризненно и заботливо. — Будет ещё время освежиться.
Только после этого он слегка наклонил голову в сторону, туда, где слышались шаги Рии, и голос его стал твёрже, сосредоточенным:
— Что там с Мором? Там есть проход?

@Волхайм, \Размашисто, драконово лизнул\

Цитата: Соната от 20-11-2025, 15:02:41Ничего так, достаточно неплохо :33
Ты как?)

Это хорошо :3
У меня тоже неплохо)) Сегодня постовый день х"33 Схватила меня за хвост прям в процессе х"DD

@Соната, \стоически сносит тисканья драконовой морды\ Как дела у милой звёздочки?~

@Соната, Мяу

Цитата: Фортуна от 19-11-2025, 19:42:13Если что, ментальный блок и воля не тратит действия. Это как защита себя.

А!! Тогда я и Хризо и Хайнрике пока держу .""3

@Фортуна, А. Понял! Тогда, подучается, я держу пока пока только Хайнрике. Ибо это моё третье действие.. @Риа подсобишь с поимкой резвой феи? ."33

@Фортуна,  я же правильно понимаю, что бы физически вытянуть девчонок из воды нужно кидать Атлетику сложностью 22? :3 Иии.. У тебя на игре допускается переброс кубиков? :"333

Цитата: Хризопраз от 19-11-2025, 15:30:46У тебя на ментальный блок бросок -3, как и у меня, мы идём купаться вдвоём! х3 А капитан и Рия могут нас спасти~ Слышишь, @Тиру ?! Вся надежда на вас! хДд

\Закатывает невидимые драконовы рукава\ Чтож! Пойдем в реку, кусать бабайку за жопи ."3

@Фортуна прошу прощения за задержку и просрочку дедлайна.. Тяжёлые дни рождают сильных котят...

Сегодня-завтра напишу постик!

Это не было похоже на пробуждение.. Тиру не просыпался, он всплывал. Медленно, вязко, словно всё это время лежал где-то на морском дне, в тишине, где даже собственные мысли кажутся отдалёнными и округлыми, как камни под водой. И вдруг течение изменилось. Подхватило его, вынесло наверх, к поверхности, где мир ждал, слишком яркий, слишком громкий. Глухота, тягучая и почти ласковая, будто ватная повязка вокруг головы, треснула в одно мгновение. На её месте разверзлась режущая пустота, мгновенно заполняемая звуками, которые прежде казались мягкими, едва уловимыми. Тиканье часов. Острое, словно кто-то капал ледяной водой на разогретую кожу. Глухой, звучный удар где-то под полом, будто ломом по металлическому настилу. Этого было слишком много.

Тиру вскрикнуть не успел, только судорожно схватился за голову, стиснув зубы до боли в челюстях. Хотел повернуться, уйти от этих звуков, спрятать виски в подушку, и тело подчинилось машинально, без проверки пространства вокруг. А пространство, увы, закончилось. Он уже лежал на самом краю. Поворот, и воздух сорвался из-под него.
— ...о-ох.

*Бубух!*

Вот теперь это было самым настоящим пробуждением. Гулкий удар разнёсся по комнате и за ее пределы, холодный пол подхватил его, как неприятно честный собеседник, и дракон замер, лежа на спине, пока из головы не выветрилось первое намерение проклясть всё сразу, звук, падение, собственное существование в этой вязкой головной боли и дурноте. Осознание возвращалось медленно... но теперь без ощущения морского дна.

Кровь стучала в висках тяжёлыми толчками, будто кто-то медленно и методично бил по внутренней стороне черепа. Тошнота поднималась из глубины горла вязкой, предательской волной, но пока держалась на границе. Стоило вдохнуть глубже или пошевелиться, и равновесие сорвётся. Поэтому Тиру лежал неподвижно, глядя слепыми глазами в потолок, туда, где для него никогда ничего не было. Обычная темнота, привычная, но сейчас она давила сильнее обычного, потому что даже опереться на теомагию он не мог. Дракон чувствовал, что если в ощущениях закрутится что-то новое, яркое, как чужая аура, тогда его точно вывернет. Он осторожно поднял руку к уху, пытаясь нащупать знакомую форму гарнитуры-маячка. На случай экстренных ситуаций, таких вот, например, для связи с кораблём и командой. Для того что бы они знали где его искать. Но пальцы прошли по коже впустую. Ничего. В голове глухо отозвалась давняя фраза их техника, произнесённая когда-то с ехидным смешком:

"Его бы лучше вживить вам куда-нибудь под кожу, капитан. Если потеряете, потом ищи вас свищи!"

Тогда он лишь посмеялся в ответ. Сейчас смешного не было. Ну и ладно, маячки, бывает, теряются. На такие случаи в пространственном кармане плаща всегда припасены запасные. Тиру повернул голову едва-едва, чтобы не качнулось внутри, протянул руку вниз... но ладонь встретила только пустоту. Голую кожу. Ни ткани, ни прохладной плащевой подкладки, ни знакомой тяжести карманов. Он провёл рукой по плечу, затем ниже, словно проверяя собственное тело заново, и зябко вздрогнул. Плаща нет. И не только его. Ни одежды, ничего, кроме дрожащего дыхания и медленно накатывающей тревоги, сдавливающей грудь под рёбрами.

Ощущение наготы, даже не столько физической, а какой-то глубинной, уязвимой, прожгло внутри тревожным уколом. Но вместе с ним пришёл и толчок упрямой, цепляющейся за жизнь мотивации. Тиру стиснул зубы, медленно, очень осторожно подтягиваясь вверх, опираясь локтем о край кровати. Ощущения чуть качнулись, в висках дернуло болью, но он выстоял. Нужно хотя бы применить самую малость теомагии. Ему нужно было только определить, где вещи. Где плащ. Но мир вокруг молчал.

Не было ни привычного фона магических потоков, что всегда следовали за его плащом, будто лёгкий шлейф. Ни металлического, концентрированного отклика артефактов. Ни даже далёкого намёка на что-то родное. Пустота. Тишина внутри и снаружи. И в эту тишину, чтобы заполнить зияющую брешь, начала медленно, но верно подниматься злость. Тёплая, густая, вязкая, будто расплавленная смола. Она смешивалась с головокружением, с тошнотой в нутре, что только усиливала его внутренний стержень, не ломала. У обычного существа на этом месте началась бы паника. Драконья суть плясала от обратного, а именно:
— "Ну давайте. Идите все сюда. Решили меня обокрасть? Похитить? Да я сам кого хочешь похищу! Я вас всех..."

Мысль оборвалась, будто кто-то резко натянул поводья. За пределами комнаты, раздалось движение. Тихое, но отчётливое. Шаги. Чужие. Тиру замер, человек бы задержал дыхание, а дракон наоборот вдохнул глубже, дрожащий воздух наполнил грудь. И внутри всё стало острым, собранным, как перед прыжком. Кто бы ни был этот мерзавец, он ещё здесь. Он не ушёл. И Тиру ни за что не даст ему скрыться. Пусть даже в таком состоянии, он всё равно дракон. И ему хватит сил, чтобы дотянуться до шеи любого, кто осмелился тронуть его вещи.

---

Полумрак большого зала жил тихой, ровной тишиной, мягкие очертания кожаной мебели тонули в рассеянном свете из высокого окна, холодная плитка пола хранила свежесть ночи. И на фоне этого почти мирного покоя вдруг родилось движение. Сначала, лёгкий, сухой шорох. Потом, стремительный скольжащий звук когтей, цепляющих гладкий камень. Из тени в тень, как сорвавшаяся с цепи пружина, проскользнула гибкая фигура промежуточной формы. Ящерья плавность и драконья мощь слились в одно: ни одно живое существо не шагнуло бы так. Только дракон, которому стало по-настоящему плохо и по-настоящему зло.

Он не видел. Но он чувствовал всё. Тепло. Дрожание воздуха от чужого дыхания. Ритм чужих шагов, неосторожно вышедших из ванной. И в ту долю секунды, когда свет из окна вспыхнул отблеском на белёсых, слепых глазах, стало ясно: это не предупреждение. Это приговор. Массивный хвост взмыл вверх, вычерчивая дугу, полную ярости и отчаянного инстинкта. Воздух завибрировал под его тяжестью, кости внутри хвоста сплелись в удар, которым дракон намеревался смести злоумышленника с ног и впечатать в пол, лишая возможности бежать.

Не сказать, что Тиру совсем не верил в успех их затеи с прикормкой, просто годы научили его держать ожидания ровно посередине между "вдруг получится" и "лучше приготовиться к худшему". Поэтому, когда яростный рёв чудовища вдруг оборвался и сменился самозабвенным, почти довольным чавканьем, его брови сами поползли вверх. Его напряжённая стойка, тело пружиной, лапы готовые рвануться вперёд или вбок, постепенно расслабилась. Капитан осторожно выпрямился, давая себе роскошь на миг поверить, что всё действительно идёт по плану. И всё же слух цеплялся за каждый звук, загодя подготавливая тело к возможному развороту ситуации.

Но то, что последовало дальше, да ещё озвученное голосом Киры, теплеющим, уверенным, вызвало в нём смесь облегчения и тихого восторга. Как будто и правда, на этот раз всё обошлось всего лишь дезинтеграцией желе с щупальцами. Тиру расплылся в радостной, неподдельной улыбке. И, едва услышав чёткий приказ ардантеи, подскочил на ее голос так резво, будто и не стоял минуты назад, вжавшись в землю от напряжения. Так же притянул с собой Камиля, одним движением, легко, без предупреждения и уговоров, так, как мама-кошка перетаскивает рассеянного котёнка за шкирку, не спрашивая его мнения, а просто зная, что так будет лучше. Единственное о чем он слегка жалел, что не может насладится зрелищем разрушения стены. Но даже лишённый зрелища, Тиру всё равно восторженно похлопал под аккомпанемент осыпающихся на песок камней и частей разрушенной стены, как от хорошо сыгранного представления.

Тиру чуть прищурил слепые глаза. Горячий порыв ветра ударил в лицо резкой плетью, швырнув россыпью мелких, назойливых песчинок. На мгновение можно было бы решить, что судьба забросила их в пустыни Сабаота, где звезда палит так, что воздух дрожит, как раскалённое железо. Но запах здесь был чужим, сухим, без терпкого оттенка родной земли. И хорошо. Ему не хотелось бы снова оказаться там. Капитан ступил на песок лапами промежуточной формы, лапы чувствовали зыбкость, оседающий жар, невнятную вибрацию подземных струй. Но стоило задуматься, сколько шагов им предстоит, как решение оформилось почти само собой. Зачем плестись, если можно долететь быстрее, приятнее и куда менее изматывающе?

Вдох, глубокий, тянущий жар внутрь груди. Выдох, длинный, расслабляющий. Тиру позволил телу раскрыться в истинную драконью форму: тяжесть костей, мощь мышц, развернувшиеся пластины крыльев. Он даже потянулся, щёлкнув суставами, словно путник с дальней дороги, наконец-то вставший с неудобного стула. Дракон опустился животом на песок, слегка прижав одно крыло к земле, создавая удобный наклон, чтобы было легче забраться. Тяжёлые перепонки тихо зашуршали по песку. В голосе прорезалось довольное, переливистое мурлыканье, на драконий манер:
— Прошу всех на борт авиалиний «Тиру», — прорычал он торжественно, хотя удержать серьёзность удалось ровно три секунды. — Авиалинии «Тиру» - летим туда, куда глаза глядят!
Фраза вышла слишком бодрой, слишком рекламной, и капитан сам же фыркнул, усмехнувшись над собственной попыткой озвучить что-то вроде слогана. Рекламщик из него, конечно, никудышный.