Аркхейм

Тиру и не думал оставлять Лежа одного. Когда гомункул зашел в дом переодеться, дракон последовал за ним. Он тоже привел себя в порядок, небрежно собрал длинные волосы в хвост на затылке, чтобы не мешались, нашел дыхательную маску с еще действующим заклинанием. Леж выскользнул на улицу и Тиру пошел следом, шаг в шаг. Гомункул не возражал, и не зря, потому как едва ли фармацевт был готов столкнутся с активным сопротивлением пациента.

Увиденное пробрало до дрожи. Тиру уже доводилось встречать страшные картины, и внутри дворца, и в глубине джунглей, но одно дело чужие судьбы, и совсем другое осознавать со слов Лежа, что когда-то сам он выглядел так же. Эта мысль давила тяжелее любых ранее видимых ужасов. Насколько же мучительно было самому Лежу видеть его в подобном состоянии? Тиру невольно подумал: будь он на месте гомункула, сошел бы с ума от тревоги. Но сейчас они были вместе. Дракон собрался и взял себя в руки. Лежу был нужен ассистент, и Тиру без лишних слов стал им. Он помогал удерживать необычно сильную и юркую девчонку, скрутил и привязал ее к кровати, а потом вливал магию в уже подготовленную вязь, оставаясь холоднокровным и сосредоточенным.

Тиру мог лишь догадываться, какое мнение сложилось у Лежа о нем. Возможно, гомункул видел в нем мягкого, слишком дружелюбного и впечатлительного юношу, склонного теряться при виде боли и страданий. И в чем-то это было правдой. Тиру действительно жалел чужие мучения, не находил в них ничего, кроме боли и тоски. Но в нем оставался и дракон. Его не пугал ни вид крови, ни открытые раны, ни чужие внутренности. Звериная природа не позволяла шарахаться от того, что другим казалось ужасом. Запах же надежно сбивался защитной маской. Тиру понимал главное: сейчас не пытка и не жестокость. Сейчас - лечение. Ради него можно было стерпеть и удержать себя в равновесии.

И все же, чем дольше он наблюдал за Лежем, тем сильнее чувствовал не отвращение, а странное, тихое восхищение. Подсветка органов сквозь кожу, чуткие движения рук, заклинания, вплетавшиеся в работу, всё это выглядело завораживающе. Леж будто растворялся в своем ремесле, отдаваясь ему без остатка, и глаза его в этот момент горели особым блеском. От этого блеска сердце Тиру билось все чаще, едва не вырываясь из груди. Он ловил себя на мысли, что влюбляется в гомункула еще сильнее. Умерщвление и воскрешение - ничто не могло стереть это чувство. Пусть он не понимал всех тонкостей и едва ли сегодня освоил свою первую исцеляющую вязь, он видел главное. Видел Лежа таким, каким он был на самом деле. И это чувство оказывалось сильнее страха, сильнее смятения.

Когда они с Лежем вышли из комнаты, Тиру сразу насторожился, прислушиваясь к шуму и суете снаружи. Возня, приглушённые голоса, напряжённый гул, всё это выдавало, что деревенские заметили их и уже собрались толпой. Крики оперируемой девочки, прозвучавшие без объяснений, могли быть растолкованы превратно, и теперь за порогом вполне могло ждать недоверие, если не агрессия.

Тиру понимал: ни уговоры, ни объяснения здесь не помогут. Но он знал иной способ отбить даже мысль о недобром слове или действии. Ещё перед выходом он отбросил человеческую оболочку. На улицу рядом с Лежем вышел дракон. Не огромный исполин, но и не безобидный дракончик. Хищный силуэт, окутанный силой, зелёные чешуйчатые пластины поблёскивали в тусклом свете. Он ступал рядом с любимым, как грозный страж, и вся его осанка и ядовитый вздернутый хвост говорили о том, что приближаться опасно.

Этого было достаточно. Все в округе знали, что кланы зелёных драконов - не те, с кем стоит заигрывать. Неважно, принц ли перед ними или рядовой воин: стоит лишь косо взглянуть на дракона или его спутника, не приведи демиург попытаться причинить вред, и не останется ни дома, ни самой деревни. И Тиру позволил этой древней, живой угрозе говорить за себя.

Тиру сидел на берегу, подставив лицо прохладному морскому ветру. Вода тихо шептала о своём, откатываясь и возвращаясь к песку, а закат дотлевал на горизонте, растворяясь в золотых бликах на глади. Время будто перестало течь. Только свет, только дыхание моря и тепло чужого тела в его руках. Дракон не сразу заметил, как сильно увлёкся этим ощущением: вливал в гомункула свою магию тонкой, мягкой струёй, словно прохладный ручей, смывающий лихорадочный жар. С каждой секундой дыхание любимого становилось ровнее. Лёгкая дрожь пробежала по телу Веса, и Тиру, услышав его голос, моргнул, точно очнувшись сам.
И улыбнулся. Улыбка вышла такой светлой, что могла бы затмить последние отблески уходящего солнца.
— Я твой, — тихо, спокойно проговорил дракон. — Твой. Я никуда от тебя не уйду.
Ладони Веса коснулись его лица, и Тиру зажмурился от этого простого прикосновения, будто от слишком яркого света. В груди трепетало счастье, бездонное, почти безграничное. С ним всё в порядке. Они вместе. И больше нет никого и ничего, что могло бы встать между ними.

Они продолжили путь вдоль берега, и Тиру больше не отвлекался на ракушки. Ещё успеется в другой раз. Теперь всё его внимание было на гомункуле: он бережно поддерживал Веса, обнимая за талию, помогая идти ровнее и твёрже, будто каждый шаг был их общим. Над головой медленно разгорались звёзды, и вода отражала их дрожащими искрами, словно небосвод удвоился, распахнувшись и над ними, и под ними.

До номера они добрались уже поздно вечером, закономерно пропустив ужин в обеденном зале. Но Тиру и не собирался туда идти, предполагал, что Гелеос снова попытается его задеть, а Вес наверняка встанет на защиту, даже в своём нынешнем состоянии. Это только усугубило бы слабость любимого. К счастью, Ришель обо всём позаботилась заранее: в номере их ждала еда, и парни не останутся голодными.
Чайник зашипел, наполняя комнату уютным бурлением. Тиру, устроившись на полу, вдруг удивлённо вскинул взгляд на гомункула, и поспешно, почти запальчиво проговорил:
— Нет-нет! Всё хорошо! Я бы куда сильнее испугался, если бы ваша драка произошла где-то в стороне, и я бы о ней ничего не знал... и никак не мог помочь.
Он осёкся, смущённо отвёл взгляд, будто прячась в собственных мыслях. Несколько секунд дракон сидел молча, собираясь с духом, а затем всё же поднял взгляд к любимому с мягкой улыбкой. Его руки разошлись в стороны, в тихом приглашении:
— Иди ко мне... так будет удобнее.
В этих объятиях Тиру всегда легче было говорить о сокровенном. Или хотя бы начать.

Держаться уже не было сил. Всё, что он столько времени пытался сдерживать, накатывало и вырывалось наружу. Сначала тихо, едва заметно, а потом сильнее. Саэль плакал, бесшумно роняя свои слёзы. Они скатывались по щекам, прятались в ладони, которой он закрыл лицо, но даже она не могла их удержать. Дыхание рвалось неровно, срывалось на короткие вздохи, в груди трепетало что-то хрупкое, живое, настолько уязвимое, что казалось, одно неверное движение разрушит его окончательно. Другой рукой дракон судорожно комкал свою рубашку на груди, словно в силах удержать внутри то, что и так было готово рассыпаться.

И тогда это случилось. Объятие. Крепкое, надёжное, неожиданное настолько, что у него вырвался удивлённый всхлип. Но Саэль не оттолкнул. Напротив, принял его, уткнулся лицом в чужое плечо, спрятался, словно это могло спасти. И дрожь стала сильнее. Вся боль, которую он прятал, которую тянул за собой столько времени, неудержимо хлынула наружу. Он не мог больше закрываться. Губы пытались срывать какие-то слова, прерывистые, рваные, больше похожие на жалобу:
— Кто ты вообще такой... чтобы обещать... это?
Сквозь всхлипы он почти захлебнулся, всё же собравшись выдавить:
— Не обещай того, чего не выполнишь...
Но сопротивление таяло так же быстро, как и его силы. Саэль уже не пытался бороться. Слёзы всё ещё лились, но медленнее. Сухой хрип уходил, дыхание постепенно выравнивалось, уступая место тяжёлой, вязкой усталости. Он всё глубже проваливался в эти объятия, позволяя себе слабость, на которую никогда бы не решился, если бы имел силы остановить себя.

Он не видел, как выглядит со стороны. Но по тому, как жалостливо, почти болезненно смотрел Ро, можно было догадаться - зрелище было далёким от привычного. Слишком сломанный, слишком выжатый. И всё же, вернувшись в агентство, Саэль знал - отдыхать ему не дадут. Работа для него была ещё не окончена. Новый господин уже ждал. О сне или передышке до самого утра не могло быть и речи.

---

Ночь закончилась слишком поздно, и тишина рассвета не принесла облегчения. Возвращение в агентство было долгим, каждый шаг отдавался в груди вязкой усталостью. Саэль шёл медленно, почти неслышно касаясь каблуками каменного пола улицы, но рядом с ним тяжело дышал и спотыкался мальчишка, совсем юный эскорт, приставленный к нему в пару. Господин их этой ночью оказался учтив, говорил мягко, даже с улыбкой, но за словами пряталась жестокость, от которой не спасали ни манеры, ни благовоспитанный тон.

Юноша не держался на ногах, тело ломало, колени подгибались, и Саэль молча подхватил его под локоть. Чужая кожа под ладонью была влажной от пота, пульс бился слишком быстро, словно сердце готово было выпрыгнуть наружу. Он чувствовал, как тот дрожит, будто ещё не проснулся от кошмара, а глаза всё время метались, не решаясь сфокусироваться на чём-то одном. Саэль стиснул зубы и чуть сильнее подтянул его к себе, словно не позволял упасть. Ему самому всё внутри гудело от усталости, язык казался тяжелым, будто оброс железом, и любое слово далось бы с трудом. Да и что говорить? Что-то утешительное? Он знал что сейчас любые слова будут звучать как издёвка.

Мальчишка рядом вздрогнул, почти оступился. Саэль без лишних жестов удержал его, незаметно сжал плечо и тихо, сипло сказал:
— Держись. Ещё чуть-чуть.
И только тогда позволил себе опустить взгляд, чтобы скрыть, как болезненно скривились его губы.
В дверях агентства было пусто, на входе их никто не ждал. Саэль поймал себя на том, что почти молит об одном, чтобы еще никого внутри не было, ни господ, ни Джада, что выйдет к ним навстречу. Чтобы не увидеть на чьём-то лице ленивой усмешки: "Ну что, не выдержали? Слабы?" Но слишком беспечно было бы этого ожидать - их уже ждали и Джад и господин Ро.

Кричать уже не было сил. Даже просто говорить. Каждое выдох выходил со сдавленным хрипом, отдавая во рту тягучим привкусом железа. Саэль сам устало откинулся на спинку кресла, позволив себе хотя бы эту слабость. Чужая ладонь коснулась груди, лёгкая, осторожная, но через плотный туман боли и онемения ощущалась как сквозь вату. Пристальный взгляд Ро тоже был здесь, рядом, давил сильнее прикосновения.

Постепенно боль отступала, волна судорог схлынула, и дышать стало легче. Но в этот миг Саэль бы охотнее принял забвение, чем этот тихий вопрос, разбудивший внутри болезненное воспоминание. Он отвернул голову, болезненно морщась, и, почти скаля зубы, прохрипел:
— Какая... какая теперь разница... Ты не поймёшь.
Он и сам тогда не понял. Думал расскажи он эту историю кому угодно, и только выставит себя на посмешище, станет мишенью для чужих ухмылок. А ему будет больно. Не выносимо больно. Так же, как сейчас.

Когда-то, будучи ещё дракончиком, Саэль слушал рассказы о влюблённости своего вида и лишь снисходительно морщился. Это казалось диким, нелепым, даже смешным: влюбиться в кого-то раз и навсегда, на всю жизнь. Без права на выбор, без возможности изменить решение. А что если тот, в кого ты влюбишься, не сможет ответить тебе тем же? Что если это никогда не станет взаимным? И вот, то самое, о чём он когда-то размышлял со стороны, с лёгким насмешливым недоумением, случилось с ним в реальности. Грустно. Нелепо. Так нелепо, что к горлу подкатывал тяжёлый ком, и дыхание снова становилось трудным, будто чужая рука вновь сжала его горло изнутри.

Слушая "воодушевляющую" тираду господина Ро, Саэль медленно повернул голову, глядя на него с примесью шока и недоумения. Так просто он говорил о таких вещах, будто о чём-то обыденном. Улыбался светло, почти ослепительно. Словно всё можно было осознать именно сейчас, одним вдохом, позабыв о годах боли, что тянулись за драконом, как гниющий шлейф. Будто вся дорога вела к этому моменту только ради того, чтобы Грегор Ро явился и вложил в его голову простые истины, достойные героев дешёвых любовных романов. Нет. Так не бывает.

Саэль закрыл лицо ладонью, наклонился над коленями и судорожно выдохнул. Голос сорвался низко и горько:
— Такой умный, да?..
Из-под ладони прорезалась сухая, болезненная усмешка, и дракон продолжил, глухо, надломленно, словно бросая каждое слово:
— Думаешь, я бы давно не покончил со всем этим, если бы не боролся? Если бы не держался все эти годы?.. Ты ничего не знаешь. Ничего... не знаешь о том, через что я прошёл. Думаешь, я бы пережил всё это, если бы жил так, как ты мне сейчас предлагаешь? Я устал. Я так устал...
Он сам не понимал, почему заговорил. Почему именно сейчас захотел открыть то, что держал внутри всё это время. Словно прорвало. Словно слова вырывались не по его воле, а из самой глубины, где он привык прятать самое уязвимое.

Ладонь всё ещё закрывала лицо, длинные чёрные волосы падали по плечам тёмным водопадом, отгораживая его от чужого взгляда. Но плечи предательски дрогнули. Саэль плакал. Тихо, беззвучно, уже не в силах сдерживать ни боль, ни себя самого.

Саэль не открыл глаз, только едва повёл бровью, улавливая очередные увещевания господина Ро, но ни на миг не позволяя себе отвлечься от дыхательных практик. Он пропускал слова сквозь себя, стараясь растворять их в ритме вдохов и выдохов, будто это были всего лишь шум ветра или незначительный шелест листвы за окном.

Но раздражение всё же нарастало. Медленно, упрямо, будто приливная волна, которую не остановить ни молчанием, ни сосредоточенностью. Вот же прицепился... и всё об одном и том же, о важности питания. И Саэль понимал, в словах есть резон, тело действительно не может вечно жить на одних дыхательных практиках и упорстве воли. Но покоя не давало другое. Это странное, неестественное отношение господина Ро, словно тот существовал в какой-то иной, параллельной реальности, где все не совпадало с привычным миром господ.

Саэль и не думал отвлекаться от дыхательных практик ради еды, даже тогда, когда Грегор, прихватив свою тележку, вышел на балкон, будто счёл, что смущает дракона присутствием. Но чуткий слух Саэля цеплял каждое недовольное бормотание господина, и в какой-то момент терпение лопнуло.
— Ты дурак, или притворяешься?! — выкрик сорвался резким, гневным, неуместно громким, так что в груди отозвалось болью. Дракон уже не смотрел внутрь себя, теперь он смотрел на Ро, зло, почти с рыком, обнажая зубы в едва сдержанном оскале.
— Я не твой нанятый работник! — голос дрожал, но не от слабости, а от ярости. — Я не приходил наниматься в агентство! Я - пленник! Раб! Единственное, что держит меня здесь, этот грёбаный ошейник! Какая, к чёрту, "его работа"?! Ублажать господ?! Потешать их гордость тем, что... мне... дракону... приходится сопровождать вас, как украшение к вашему наряду?!
Ошейник вспыхнул коротким разрядом, больно дернув шею, но Саэль, захлёбываясь рвущейся наружу истерикой, не остановился.
— Кому... какому безумцу может нравиться так работать?! Наплевав на свою гордость, позволять вытирать об себя ноги, быть ящерицей?! Ты бы позволил?! Попробуй ты..! ТЫ!..
Слова оборвались хрипом. Горло сжало судорогой от очередного разряда, дыхание сорвалось на сдавленный всхлип, но Саэль всё ещё держался в кресле. Его глаза, полные злобы и боли, пылали и слезились одновременно. Теперь он молчал, но продолжал смотреть на Ро так, словно одним этим взглядом мог прожечь дыру в чужой выправленной, слишком правильной реальности.

Тиру сжал в ладони проигнорированную мятную конфету, но не смутился. Напротив, сам зашуршал обёрткой, легко и непринужденно закинув сладость в рот, чуть наклонил голову. Слушал он внимательно, всей своей собранностью и тихим, доброжелательным вниманием. Голос эльфа, увлечённого рассказом о своём ремесле, казался будто светом этой смотровой каюты: запальчивый, полный вдохновения. На лице капитана лежало спокойное сияние искреннего интереса. Тема артефактов была близка и самому дракону. Правда, не с точки зрения ремесла, а с точки зрения коллекционера. С каждым словом пассажира ему всё яснее виделись образы: как ювелирная грань подчиняется замыслу мастера, как в оправу закладывается магия, как в крошечном узоре прячется сила, тонкая и красивая. Тиру с каждой секундой рассказа хотелось узнать больше, ощутить пальцами холодные грани, за которыми скрыта тайна и задумка мастера, что сидел рядом с ним.

Ему едва удавалось удержаться, чтобы не перебить собеседника и не заговорить о своей небольшой "мусорной" коллекции. Артефакты в ней не сверкали дороговизной и не пленяли безупречной огранкой, возможно, были несуразными, где внешний вид не соответствовал наполнению. Но каждый из них был исключителен: со своей памятью, историей и глубиной, одухотворен какой то безумной задумкой мастера. Пусть со стороны это выглядело скопищем странных безделушек, для дракона они были подлинными сокровищами.

Тиру растерянно моргнул, когда пассажир сам предложил ему поделиться историей. Казалось, он не ожидал столь прямого приглашения, но на губах тут же появилась мягкая улыбка.
— О, за сотню с лишним лет таких историй и пассажиров накопилось, что за весь путь туда и обратно не рассказать, — протянул он с задумчивой неторопливостью, будто сам удивляясь масштабу прожитого. Капитан тихо рассмеялся, добродушно, с лёгкой хрипотцой в голосе. Задумался лишь на мгновение, а потом, словно выбирая из вороха воспоминаний ту, что первой всплыла в памяти, продолжил:
— К примеру, был один случай... Ткач откликнулся на сигнал помощи. Вроде обычная ситуация. Но когда мы подобрались ближе, оказалось, что корабль давно в розыске у КР-ов за контрабанду и браконьерство. Пришлось провести задержание. Впрочем, эти ребята были не самыми интересными пассажирами. Настоящая история началась чуть позже.
Он слегка наклонил голову, голос его сделался тише, будто он втягивал собеседника в круг доверительного рассказа:
— На их борту оказалась целая коллекция редких зверей. И один из них... сбежал. Пробрался на Ткача. Обычно наш корабль не терпит таких гостей: либо отваживает, либо сразу указывает нам где искать. Но в тот раз его реакция была... иной.
Тиру загадочно улыбнулся, прищурив серые глаза, словно утаивая одну-две ярких деталей, которые останутся за занавесом его слов.
— Оказалось, это вовсе не зверёк, и даже не магическая тварь. Это был маленький, испуганный дракончик, которого по ошибке приняли за диковинного зверя.

Капитан потянулся, расслабленно откинувшись спиной на сиденье. Его лицо разгладилось, а голос стал мягче, словно память о той встрече всё ещё грела его изнутри.
— С малышом всё закончилось хорошо. Мы отвезли его обратно домой, к семье.
Он помолчал, улыбка осталась на губах, тёплая, чуть задумчивая. Потом, будто очнувшись, задумчиво приподнял бровь и добавил:
— Хмм... есть ещё одна история. Не совсем о пассажире, но...
И Тиру заговорил снова, увлекаясь воспоминаниями. Слова текли свободно, переплетались в новые картины, и капитан, потеряв счёт времени, совсем не думал о том, какое выражение приняло лицо слушателя. Он бы и не заметил, если бы его рассказ утомил, слишком глубоко был погружён в собственные светлые, полузабытые приключения.

@Леди Пепла просто проблема в том, что чем ниже минимальная ставка, тем вероятнее что на твой лот впринципе обратят внимание. Да и я не настолько хороший художник что бы мне переплачивать..

Оо! Лично я такую идею очень люблю! Это, как по мне, удобнее, чем искать всю информацию по разным темам форума. Я знаю ещё одну классную фишку с одного ролевого проекта: у них тоже была своя вики, где каждый игрок мог добавить статью о своём персонаже, с полной информацией и хронологией. Кроме того, игроки создавали статьи о сюжетных эпизодах и квестах и вставляли ссылки на них в страницы своих персонажей, что там учувствовали. Всё это выглядело очень интересно и органично. Может, в будущем и здесь можно будет реализовать что-то подобное? С:

@Сусанна  @Макх Шесть  @Майкрофт Дум  @Соната  @Малахия  @Асседия  @Кирион  @Энтропий 

Спасибо огромное, солнышки, за поддержку! Q__Q Сердечко исцеляется от ваших теплых слов, и уже не так грустно от ситуации! Спасибоспасибоспасибо! \Обнимает всех-всех крепко!\

Теперь всё стало на свои места. Но легче от этого Саэлю не стало. Растерянность ушла, оставив после себя хмурость и строго сведённые к переносице брови. В голове крутилась одна и та же мысль: стоило ли господину Ро так стараться ради него? Это ведь было почти рыцарское великодушие, безупречно правильный поступок, словно с образца, достойного подражания. На его фоне сам Саэль выглядел и вправду чудовищем: неблагодарным, грубым, заслуживающим всех упрёков и унижений. Даже без того факта, что здесь он всего лишь зверёк на поводке, раб и игрушка в руках богачей. И он еще должен испытывать стыд за свое сопротивление?

Грегор... он разительно отличался от тех господ, что когда-то позволяли себе ломать его достоинство, считали, что имеют право делить с ним ложе, а у Саэля нет права на отказ. С Ро всё иначе. Тот просто протянул руку помощи. По-человечески. Чисто. Без грязного подтекста. И именно это обжигало сильнее всего. Потому что Саэль, змеюка неблагодарная, нашёл в себе силы укусить за добро. Осмелился брыкаться, делать наперекор, как будто специально. И теперь, осознавая это, он ненавидел сложившуюся ситуацию еще больше. Что его инстинктивную реакцию восприняли именно так.

Не произнеся ни слова, он встал с кровати. Всё ещё закутанный в одеяло, тихо ускользнул в ванную, чтобы смыть с себя остатки прошлого дня. Вода - единственное, что могло заглушить шум мыслей. Там же он оделся к завтраку, не решаясь даже задуматься о том, что скажет, когда снова встретится с господином Ро.

---

В общем обеденном зале всё становилось только хуже. Воздух густел от шепотков и пересудов, от наигранной светской болтовни, за которой прятались уколы. Изящные, как отточенные клинки. Слова, будто случайные, скользили по воздуху, но каждый раз больно задевали. Как он посмел выглядеть так хорошо? Устроил скандал, на который не имел права, даже когда по их милости закован в ошейник. Как посмел держать голову прямо, когда лишён права ощущать себя свободным, равным, достойным собственной идентичности? В их глазах он оставался лишь ящерицей при костюме и статусе господина, не более.

И всё же Саэль не вспыхнул. Не дал им больше зрелища, а благородному, великодушному господину проявить себя. Он сидел за столом, спина выпрямлена, плечи напряжены до каменной неподвижности, взгляд упирался в тарелку перед собой. Казалось, вот она, еда, благоухающая специями, манящая. Но голод вновь исчез. Ни один кусок не шёл в горло вес тяжелого обруча на шее теперь не только поражал током, но сдавливал дыхание и мысли. Саэль оставался неподвижным, ровным, внешне безупречным. Лишь кончики пальцев, чуть сильнее вцепившиеся в край стола, выдавали, насколько дорого обходилась ему эта показная тишина.

---

Нельзя было сказать, что Саэль не чувствовал вины перед господином Ро. Где-то глубоко внутри дракон хотел верить: всё, что тот делал для него, больше, чем позволил бы себе кто угодно из других господ. Что это не маска, не расчет, а искренность, редкая, как настоящий бриллиант среди навозной россыпи. Но вместе с тем было страшно. По-настоящему страшно открыть сердце, довериться и потом пожалеть. Обнаружить, что всё это лишь обман, игра, желание утвердиться за счёт слабого. Что рядом нужен не "дохлая ящерица", а именно то, за что была внесена плата. Саэль уже проходил через такое. Главный обман - мягкая доброта и улыбка Эдена, обернувшаяся цепями и клеткой. И теперь всякая щедрость воспринималась настороженно, почти болезненно.

Дракон не притронулся к еде и в отеле, лишь сел в кресло напротив. Саэль коротко задумался над словами господина Ро. Эскорт, гуляющий сам по себе, вызовет много вопросов. И вряд ли найдётся хоть один, кто не попытается воспользоваться этим. А он, в ошейнике, не сможет защититься. Возвращаться же в агентство не хотелось ещё сильнее.

Оставалось только одно решение. Саэль поднял глаза и ровно, без лишних эмоций сказал:
— Я остаюсь.
Затем подобрал ноги на кресло, прикрыл веки и сосредоточился на дыхании, размеренном, строгом, успокаивающем разум и сердце. Пусть мысли кружили, как разъярённые птицы, он шаг за шагом возвращал себе контроль.

@Хризопраз   @Волхайм 

То что осталось за кадром. Хризо подбирает наряды капитану на аукцион, а он их примеряет

Отправьте пожалуйста в Незавершенные:
Оформив сделку на перекрестке
Дети - цветы жизни. А у нас - кибер-ромашки!
Новая плоть старого кита

Я всегда буду рад вернутся и доиграть их, если у вас появится желание! Не теряйтесь, я всех вас люблю! \Чмок-чмок и крепкие обнимашки\ @Кит @Соф @Рейшан

СООБЩЕНИЕ ОТ АДМИНИСТРАЦИИ

Готово

— Нет, Хризо, в этот раз точно будет весело!
Тиру говорил это самой заискивающей улыбкой, но в слепых глазах дракона всё равно сквозило лёгкое лукавство. Веселье ведь у каждого своё. У капитана оно всегда было... своеобразным. Тиру постучал пальцами по краю стола, указывая на кусок плотной бумаги с затейливым орнаментом, словно подталкивая фею взять и прочитать самой. Приглашение, настоящее, с сургучной печатью и позолоченным тиснением, было куда весомее электронного дубликата, пришедшего на бортовые сервера Ткача.

— Очень занятно, — протянул капитан, вновь откинувшись на спинку кресла и сложив руки в замок. — Особенно если учесть, что я один из магистров «Neon-а». И судя по слухам, не все лоты на том аукционе законные.
Он усмехнулся, задумчиво потерев переносицу. Фраза прозвучала почти как обращение в воздух, как обрывок внутренней мысли, вырвавшийся вслух:
— Возможно, ловушка... или отправитель слишком мало знает обо мне.
И почти сразу - щелчок пальцев, в котором звенело нечто детское, решительное и окончательное:
— Значит, мы обязательно отправимся туда!

Как бы там ни было, а человек, приславший это приглашение, рассчитал безошибочно. Тиру просто не мог пройти мимо редких артефактов. Особенно если это означало пополнение его "мусорной" коллекции, в которой хранились диковинные и никому ненужные побрякушки. Плечи дракона слегка опустились, будто ненадолго его мыслей коснулась тень воспоминаний. Но тут же он вернулся к разговору, мягко, почти небрежно:
— Я мог бы пойти один. Или, допустим, попросить Караса сопровождать меня. Но... — он чуть склонил голову, и уголки губ дрогнули в хитрой улыбке, — у тебя куда более намётан глаз на красивые вещи. Да и симпатичная спутница звучит куда лучше, чем угрюмый кусок железа, согласись?
Тиру говорил так, будто всё уже было решено. Но сам знал что именно её любопытство должно было поставить последнюю точку.

---

Приключение приключением, но Тиру не рассчитывал, что родная планета всё ещё окажется способна приносить с собой дурные воспоминания и телесное недомогание. Знакомый с детства воздух Сабаота, влажный, горячий, насыщенный фантомными запахами джунглей, бил по нервам так, словно в лёгкие вместе с кислородом проникали дурные мысли. Стоило вдохнуть, и резкой волной накатывала дурнота, слабость в ногах, тревожное головокружение, а в груди поднималась паника. Атмосфера этого мира возвращала его туда, где он однажды потерял зрение. В ту самую боль и мучения, когда, ослепший, он полз по джунглям в ожидании конца, раздираемый ужасом и одиночеством. Хотелось бы верить, что за столько прожитых лет память сгладится, ожоги души затянутся, дыхание станет легче. В какой-то мере - стало. Всё могло быть гораздо хуже.

Город Нью-Терро, к счастью, пах и звучал не так, как остальная планета. В нём не было того приторного зноя, настырных трелей насекомых, хищного запаха влажной листвы. От этого становилось легче дышать. Стоило лишь представить себя где-нибудь на Цирконе, и тревога отступала, по крайней мере на время. И всё же ради предстоящего мероприятия пришлось облачиться в официальный наряд. Тут особенно пригодилась помощь Хризопраз. Лёгкая рука феи безошибочно подобрала строгий костюм, которому дракон доверился без сомнений. От себя он позволил лишь одно дополнение - трость-артефакт. Она не только стильно выглядела, но и служила небольшим подспорьем, если внезапно дракону пришлось бы самому ориентироваться в пространстве, не подставляя под удар своего хрупкого штурмана.

Теперь они стояли вместе в просторном зале среди других гостей, ожидавших начала аукциона. Тиру, как и многие, скрыл лицо вуалью. Он постепенно выпрямил спину, позволил себе внешне расслабиться, перенеся ладони на рукоять трости. Но всё это было лишь внешним фасадом. На всякий случай нельзя дать кому либо узнать себя. Без этой анонимности стоит кому-то внимательнее присмотреться, и татуировки на его щеках могут выдать его. Узнают изгнанника из клана зелёных драконов, и все старые тени прошлого всплывут вновь.

Обычно я не вношу конкретики в свое нытье, но в этот раз просто хочется сесть и расплакаться...

Время историй

Я выставляю свои работы на YCH.commishes(это что-то вроде аукциона, где заказчики могут побороться за возможность того, что какой-нибудь художник нарисует их персонажа, или просто делают ставки за уже нарисованного персонажа). Дело в чем: Я прихожу к заказчику что выйграл у меня аукцион по минимальной стоимости, я написал ему в личку вступительные слова, какие пишу каждому заказчику:

Hello! С:
You won my auction! This is my wallet paypal for payment: (ЗДЕСЬ ССЫЛКА НО Я ВАМ ЕЕ НЕ ПОКАЖУ)
 I'm waiting for your character's references! I will be happy if you take into account the commission when transferring~
Thank you ❤

И тут всё началось... Он спросил меня про комиссию, и я спокойно объяснил, что это абсолютно необязательно — я нарисую ровно на ту сумму, которую он поставил на аукцион. Рассказал, почему вообще упоминаю комиссию, и ещё раз, несколько раз подчеркнул, что покрывать её не нужно.
После этого меня начали поучать, что мне просто стоит сразу ставить начальную цену выше. Ну ладно, хорошо. Я ещё раз повторил, что ничего дополнительного не требую, это лишь по желанию.
Затем я прямо спросил: хочет ли он, чтобы я сделал рисунок, или мне закрыть аукцион? Выслушал отвопрот-поворот(видимо из-за неприятного осадочка).  Он начал говорить, что все здесь только и хотят его обмануть, и ещё довольно недвусмысленно поинтересовался, не смутила ли кого-то из моих прошлых заказчиков эта приписка про "покрытие комиссии" ....


Просто.... мяу.. Самое смешное что я этому человеку раньше рисовал много рисунков за минималку, никогда у него ничего не требовал, получалось всегда красиво что мне самому очень нравилось(все же очень кайфовые у него персонажи), и всего один раз успел написать ему это вступительное письмо и вот что вышло.

Я теперь думаю, что я сделал не так? Я действительно такой гнусный, обманывающий всех человек? Те слова про комиссию звучат как требование?.. Я не понимаю

Если бы капитан Тиру имел возможность видеть, он совершенно точно не сумел бы выдержать того взгляда, которым одарила его Нора. Испепеляющий, полный возмущения и одновременно тревоги, узнав, что дракон пренебрегает её трудом и забывает есть, она была готова разнести на кусочки хоть самого капитана, хоть его безалаберный режим. Как такое вообще могло случиться? Разве запах её стряпни не пронизывал весь Ткач до самых дальних трюмов, не пробуждал истинно драконий аппетит, заставляя всех считать часы и минуты до следующей трапезы?

Но Тиру оставался виновато спокойным, выглядя просто визуально раскаивающимся в своём прегрешении. И тогда Нора, та самая Нора, чьи кастрюли и половники могли бы заменить боевые артефакты, лишь шумно выдохнула, словно усмиряя себя. Ничего не сказав, она мягко чмокнула рогатую малышку в лоб и посадила Асседию на край стойки, доверив ей роль стража кухни, пока еда наконец не будет готова.

А сама кок, закатав рукава, с привычной лёгкостью и ворчливым бормотанием принялась хозяйничать на кухне. Вскоре послышался звон посуды, треск масла на сковороде и тихое гулкое постукивание ножа о разделочную доску. Всё это было похоже на боевой марш, объявление того, что капитан теперь уж точно не уйдёт без горячего и сытного обеда, каким бы деловым и занятым ни считал себя.

Дядя Бартон же тоже вошел на кухню, вручив дракончику полоску требуемого вяленного мяса, что бы та только нагнала аппетит. Нора же уже была в своей стихии. Казалось, она лишь взмахнула половником, и вот на столе вырос целый пир, будто сама магия стряпни поселилась в её руках. Перед драконами возвышались башенки горячих бутербродов с мясом и яйцом, пахнущие так, что желудок непроизвольно отзывался гулким урчанием. Рядом золотисто поблёскивали солёные гренки с расплавленным сыром и ломтиками помидора, а чуть поодаль манил взгляд пышный салат, щедро сдобренный огурцами, специями и ароматным маслом. Нора не забыла и про маленького дракончика: перед Асседией бережно поставили кружку молока.

Вытерев ладони о кухонное полотенце, повар "Облачного Ткача" окинула своих подопечных довольным взглядом, и, даже не тратя слов на излишние объяснения, коротко велела:
— Налетайте!

Разряды ошейника после укуса были слабые, лишь лёгкое покалывание, не сравнить с теми ударами, что выжигали тело при превращении. Слишком инстинктивно всё вышло, слишком внезапно. Обруч попросту не успел уловить все сигналы. Но это не облегчало положения. Саэль сидел на кровати, вцепившись в одеяло так, будто оно было щитом, единственной преградой между ним и непонятной, пугающей близостью. Его пальцы дрожали, сжимали ткань с остервенением, глаза расширенно и ошеломлённо смотрели на господина Ро. Почему он здесь? Почему оказался в постели рядом, обнимал его? Как он смог подобраться так близко, а Саэль даже не заметил? Эта мысль царапала изнутри, заставляла дыхание сбиваться. Случайность? Последствие вчерашнего недомогания, когда сознание плыло и тело подламывалось? Или же всё было подстроено?

Дракон тут же отмёл последнее. Нет. Слишком маловероятно. Единицы из господ были способны настолько изощрённо возиться с дозировкой, подбирать так, чтобы свалить дракона, но не убить. Ро казался не тем человеком. Слишком незатейливым, прямым. Скорее тот, кто пошёл бы напролом, чем кто-то, кто замыслил тонкую интригу.

Тогда это он сам впустил его? Сам позволил оказаться так близко? Эта догадка прошла сквозь сознание, и сердце сбилось с ритма, ударяя слишком часто, слишком громко. Пугала не сама мысль, а то, что в ней чувствовалась доля правды. Испуганный, взъерошенный после сна, Саэль сглотнул металлический привкус во рту. На языке была чужая кровь, он сразу узнал её вкус. Попытался взять себя в руки, вдохнуть ровнее, и сипло, с хрипотцой выдавил:
— Почему... ты был в кровати со мной? Что произошло?..
Слова сорвались с трудом, но он заставил себя не кинутся в слепую с бранью и претензиями, пускай и утро началось со слепого укуса. Внутри горела одна догадка, слишком свежая, слишком страшная, чтобы произнести её вслух. И всё же прежде чем сердиться, прежде чем поднять стену, Саэль решил разобраться. Он помнил вчерашнюю помощь Ро, как тот поддержал его, унял боль, когда никто другой бы не протянул руку. Крохотные крупицы доверия, почти невесомые, но уже что-то, что удерживало его от ярости. Теперь эти крупицы стали тем единственным, за что Саэль мог ухватиться, чтобы не утонуть в собственном страхе.

Как бы ни хотелось верить в то, что всё закончится миром, с каждой секундой становилось яснее - ярость Гелеоса не унять. Его голос бил, как раскаты грома, в каждом слове слышалась непреклонная решимость не уступать, не смягчаться. Тиру бы хватило самого малого - тишины, спокойствия, просто того, чтобы их с Весом оставили в покое. Ни извинений, ни тем более какой-то мнимой компенсации он не ждал и не желал. Но старший брат не слышал, не хотел слышать, и слова гомункула ложились не в сердце собеседника, а в пространство, отскакивая, будто камни, брошенные в железную стенку. Сначала колкие упрёки Гелеоса резали по живому, заставляя дракона теснее прижиматься к любимому, будто ища в нём убежище. Но чем дольше вампир обрушивал свои обвинения и гнев, тем больше в этом напоре чувствовалась не сила правды, а слепая одержимость. Это ощущение становилось пугающим, но и странным образом пробуждало что-то в самом Тиру.

Он ясно понимал что в схватке со взрослым мужчиной у него нет шансов. Но в каждом слове, сказанном Весом в его защиту, в каждой твёрдой ноте, прерывавшей натиск брата, рождалась новая уверенность. Тиру ощущал, что вместе с этим голосом он способен устоять, способен сопротивляться. И где-то глубоко внутри разгоралось желание не просто скрыться за спиной любимого, а встать рядом с ним, бороться за своё право быть вместе, доказать Гелеосу его неправоту не только словами, но и самим фактом того, что их любовь сильнее его ярости.

Тиру успел лишь заметить, как по коже пробежала дрожь магического света, и в следующее мгновение его тело словно сорвалось с земли, взметнувшись вверх. Воздух перехватило, вырвался сдавленный "ох", и вот уже он оказался внутри переливчатого пузыря, скользкие грани которого мягко отталкивали его ладони, не давая ни малейшего шанса выбраться.

Поначалу он не сразу понял, что произошло, но понадобилось меньше минуты и до сердца докатилась догадка, холодная и страшная. За прозрачной стеной бушевала схватка. Тиру сорвался с крика, захлёбываясь паникой:
— Вес! Не надо! Пожалуйста, не надо драться!
Человеческая оболочка уступила натиску испуга, и он обернулся драконом, бестолково бьющимся о стенки своей тюрьмы. Лапы скользили, когти оставляли на поверхности бессмысленные борозды, но магия держала крепко, быстро заполняя бреши. Оставалось только смотреть, и это было невыносимо.

Сердце сжималось при каждом ударе, каждом рыке. Вес побеждал, но Тиру видел, или скорее чувствовал, как дорого это даётся. Ещё недавно гомункул был так слаб, и сейчас каждое его движение на пределе возможностей будто обжигало самого дракона. Внутренний инстинкт шептал, что такая ярость опустошит его изнутри, выжжет всё до капли. И вдруг, прямо перед финальным ударом, пространство сгустилось тишиной. Схватка застыла на вдохе, и Тиру, всё ещё метаясь, заметил знакомую фигуру. Ришель. Её магия словно накрыла пеленой ярость, утихомирив её до тишины, похожей на тяжёлый выдох.

Дракончик тяжело фырчал, пытаясь отдышаться, но в ту же секунду воздух под ним осыпался, и он полетел вниз. Сгруппировавшись, Тиру рухнул на мокрый песок, но сумев выровняться приземлился точно на лапы. Соль и сырость ударили в нос, лапы подрагивали, сердце всё ещё стучало так, будто вот-вот выскочит наружу.

Обернувшись в промежуточную форму, Тиру без колебаний прижал к себе потерявшего сознание Веса, не позволяя ни тяжести, ни слабости выскользнуть из этих объятий. Дракон молчал, но взгляд оставался настороженно сосредоточенным: он следил за перепалкой брата и сестры, не вмешиваясь, но и не позволяя себе пренебречь защитой. Когда Гелеос, не унимаясь, позволил себе ещё одну угрозу, хвост Тиру поднялся, плавно, но с холодной решимостью. На его кончике заискрился ядовитый блеск - предупреждение яснее любых слов. Спокойный, почти ледяной взгляд говорил: ещё шаг, и защита станет ударом. Но вместо этого, короткая, неожиданная передышка. Ришель, проходя мимо, потрепала его по волосам, как будто между делом, как будто это был обычный жест, но Тиру ответил ей благодарностью сам чуть заметно улыбнулся.

И только тогда, когда фигуры родственников гомункула растворились вдалеке, напряжение, долгое и вязкое, стало пробиваться в тело. Мышцы гудели, будто стянутые раскалёнными жгутами, в голове нарастала тяжесть, а дыхание отдавалось болезненной пустотой в груди. Но всё это было неважно. Важно было лишь то, что в его руках был Вес.

Тиру шагнул к кромке воды. Здесь пляж уже очистили - чистый светлый песок, прозрачные волны с белой пеной. Дракон опустился на землю, усадив гомункула к себе на колени, облокотив его плечом о свою грудь. Одной рукой он обнимал его за плечи, другой гладил по спине и мягким, медленным движением перебирал волосы. Мелкие волны набегали, шурша галькой, касаясь лап дракона и ног Веса. Лёгкая прохлада перекликалась с дыханием моря.

Щекой Тиру прижался к горячему лбу любимого, и сердце сжалось: жар бил как от огня, дыхание было сбито и неравномерно. Инстинкты вели его яснее любых мыслей. Он взял ладонь Веса, бледную и обессиленную, и поднёс её к своим губам. Поцелуй лёг именно туда, где под тонкой кожей стучал сбивчивый пульс. И тогда магия откликнулась. Холодная, обволакивающая, как дыхание ночного ветра, энергия дракона мягко потекла в тело гомункула. Она обнимала его изнутри, охлаждала жар, выравнивала дыхание, возвращала утраченный ритм. Тиру держал его бережно, будто обещал: он не отпустит, пока Вес не откроет глаза, пока этот пульс не зазвучит снова ровно и уверенно.

Тиру задумчиво пожал плечами, принимая слова Рии о "заранее считанных данных" и возможных внутренних заговорах. Вполне могло оказаться так, что в самой "программе" двойника прописано узнавание создателей и организаторов, а часть сведений, внутренних и внешних, аномалия просто выудила у них, как только они переступили через портал. Всё это, конечно, оставалось лишь догадками, но в подобные рассуждения было занятно погружаться: пусть не ради поиска истины, но ради того, чтобы отвлечь голову от тяжести реальности.

И всё же куда более увлекательной оказалась мимоходом брошенная реплика Рии о внешности её симулякра. Тиру моментально оживился. Губы дрогнули в сдержанной, но озорной улыбке, глаза прищурились с искоркой интереса, и он, приложив палец к подбородку, проговорил тоном нарочито задумчивого любопытства:
— О, правда? А ну-ка... опиши поподробнее.

И они двинулись вслед за остальными проходя через арку, и, поднимаясь по ступеням, переговаривались полушёпотом, словно две давние подружки-сплетницы, с увлечением обсуждающие занятную тему. Капитан чувствовал в этом какое-то лёгкое, почти детское облегчение что разгоняло мрак мыслей куда надёжнее, чем долгие рассуждения о чужих темных замыслах. Он был по-настоящему благодарен Рии за то, что та так уверенно вела его вперёд. Благодаря ей Тиру не только не сбился с ритма шага, но и даже не споткнулся о первую ступеньку, хотя и едва заметно замешкался. Дракон на всякий случай продолжал удерживать Гороха на макушке свободной ладонью, словно для равновесия, и это почему-то только сильнее усиливало ощущение лёгкой, почти домашней непринуждённости в этой странной дороге.

Тиру шагал следом, и привычная уверенность в движениях слегка дрогнула, уступив место настороженности. Воздух в новом пространстве переменился. Густой, тяжелый, тянущий за собой невидимый шлейф тревоги. Кровь, палёная плоть, едкая сера. Запахи смешивались в удушливый коктейль, так что дыхание становилось неровным. Дракон не мог понять, что именно сильнее подталкивало сердце к ускоренному ритму: резкие ноты новых запахов или поверхностные, но явно интригующие слова Арлена.
Пальцы слепого дракона чуть крепче сжали ладонь Рии, уже вновь распуская невидимые сети Теомагии, ощупывая скрытое. Внутренний взор Тиру тянулся в глубину, к очертаниям, к краям этого места. Капитан не настаивал на подробностях. Хотелось, конечно, чтобы ему описали всё, каждую тень и выступ, но куда важнее было другое: сохранить ясность, собранность, быть готовым к тому, что ждёт в этом новом месте. 

Это было странное, обжигающее чувство, будто изнутри вывернули то, что всегда прятал, зажимал глубже, не давая подняться наружу. Тиру с ранних лет знал: жаловаться - значит подписать себе приговор. Стоит пожаловаться на братьев, и всё обернётся только хуже. Даже у наставника не всегда можно было искать защиты и утешения. Саэль не мог выделять кого-то из отпрысков патриарха, иначе потерял бы место. Оставалось одно: рассчитывать только на себя. Быстрые ноги, изворотливость... или в худшем случае терпеть. Принимать удары, глумление, уколы. Слабый ищет защиты. Слабый зовёт на помощь. А Тиру с детства твердили, что слабым быть нельзя. Даже если против тебя толпа, даже если они старше сильнее, одаренее.

С этим багажом за плечами дракону было невыносимо трудно начать говорить. Слова застревали в горле, казались ненужными, позорными. Но он чувствовал что Вес беспокоится, хочет знать, что гложет его возлюбленного изнутри. И Тиру не мог не ответить, даже если для этого приходилось перешагивать через горы стыда и жестких установок, усвоенных с детства.

Он сидел, опустив голову, с покрасневшими от стыда ушами, и сам не заметил, как, заговорив, стал нервно ковырять пальцами песок у ног. Тон его звучал нарочито лёгким, деланно приподнятым:
— Ну... ничего страшнее, чем мои братья, он не говорил. Правда, всё хорошо...
Но это "хорошо" прозвучало фальшиво. Тиру слабо выдохнул, и тише, почти шёпотом, словно сдаваясь, признался:
— Говорил, что я виноват... в произошедшем. Что я "гадина ползучая". И "ошибка природы".
Слова, давно въевшиеся в его драконью шкуру, вновь зазвучали в ушах, и от этого стало холодно, будто их произнесли прямо сейчас.

Тиру поднялся с песка следом за любимым, чувствуя тепло поддерживающих объятий, будто невидимый щит ограждал его от всего дурного. Но сам он всё ещё не находил в себе сил поднять взгляд. Глаза упрямо скользили вниз, в ладони он сжимал маленькую ракушку, найденную в песке, словно ту самую хрупкую опору, за которую можно уцепиться, пока внутри поднимается буря воспоминаний.

Они шагали бок о бок, и дракон всё же начал говорить. Неспешно, сбивчиво, словно вытаскивал слова из глубин, где они так давно прятались. Сначала о пощёчине. Потом о том, как его трясли, какие слова бросали в лицо с гневным красным взглядом. Потом о том, как Ришель, с неожиданной твёрдостью и строгостью, заступилась за него, прогнав брата прочь. Вспоминать всё это было горько. Настолько, что все жгло внутри. Но не потому что оставалось больно от чужих слов или обидного отношения. Нет. Гораздо сильнее отзывалось одиночество, что накрыло тогда, и тот липкий страх за Веса, что вдруг мог умереть.

И всё же, когда слова наконец были сказаны вслух, стало как будто легче. Горечь осталась в памяти, но тяжесть с плеч медленно сползла. Тиру вздохнул, глубоко, свободно, и впервые за всё время решился поднять взгляд. Он посмотрел прямо в глаза любимому, и на губах его заиграла настоящая, тёплая улыбка. Светлая, искренняя, совсем как у ребёнка, которому больше не страшно.
— На самом деле, — тихо сказал дракон, и голос его дрогнул от переполнявших чувств, — я уже правда думаю, что неважно, что обо мне говорят или что думают. Вес... я тебя люблю. И мне важно только одно: что ты меня любишь и хочешь, чтобы я был рядом. Как и я хочу быть рядом с тобой. Пусть говорят кто угодно и что угодно, я никому не поверю, что я ошибка в твоей жизни. Только если ты сам мне это скажешь и прогонишь...
Последние слова сорвались с его губ почти шёпотом, и тут же Тиру, трепеща от переполнявшего счастья, крепко прижался к шее гомункула, уткнувшись лицом в его кожу, будто пряча в этом прикосновении всё своё признание, всё обещание, что не покинет его никогда, если только сам Вес не оттолкнёт. В груди дракончика кипело то особое счастье, от которого кружилась голова, от которого сердце било слишком быстро, а дыхание становилось глубоким и неровным. Казалось, в мире не осталось ничего страшного.

И именно в этот момент, когда они были так близки, когда вечер наполнялся закатным светом и трепетным покоем, чужой оклик прорезал воздух. Тиру сразу насторожился, замер, чутко прислушиваясь. В напряжённой тишине шаги становились ближе, и вскоре они увидели приближающегося Гелиоса. Дракон и не подумал отстраниться. Напротив, теснее прижался к любимому, доверчиво льнул к нему, будто в его руках и заключалась вся его защита, весь мир. И всё же, без слов, без взгляда, он почувствовал, как воздух сгущается, как тянется тяжёлая нить напряжения между ними и пришедшим вампиром. Тиру не смел пошевелиться, даже дышал осторожно, боясь спугнуть хрупкое равновесие этого мгновения.

В этих крепких, надёжных объятиях и Леж, и Тиру будто нашли недостающий фрагмент самих себя. Тепло, которое они делили, не было привычным, оно было редким, почти хрупким сокровищем, о котором раньше оба могли разве что мечтать. Здесь не было ни холодных слов, ни тяжёлых взглядов, ни теней прошлого. Только дыхание рядом и ощущение, что всё самое нужное уже случилось. Тиру едва ли мог припомнить утро, наполненное таким трепетным, безграничным счастьем. Утро, в котором не надо было вести себя осторожно и ждать, когда тишина обернётся тревогой. Наоборот, хотелось просыпаться снова и снова, лишь бы услышать негромкую суету любимого на кухне, уловить сквозь сон запах горячего завтрака, приготовленного для них обоих.

Заспанный, растрёпанный, дракон появлялся в дверях, кутаясь в прихваченное одеяло, словно в кокон. Щурился от света, сонно улыбался и, не говоря ни слова, сразу прижимался к Лежу, жадно вбирая тепло его плеча, что бы вместе с вкусным завтраком получить еще и порцию утренних поцелуев и обнимашек.

---

После завтрака, который оставил во рту приятный вкус и в груди тихое чувство уюта, они решили провести утро на террасе, в объятиях, лениво наслаждаясь свежим воздухом и теплом друг друга. Одеяло осталось в комнате, но Тиру всё ещё сладко зевал и подтягивался, словно не желая до конца просыпаться. Устроившись удобнее, он положил подбородок на плечо Лежа и задумчиво перебирал собственные длинные, растрёпанные локоны. Волосы теперь доставляли неудобства: они цеплялись, путались, тянулись по полу так, что дракону приходилось следить, чтобы случайно не наступить на них и не запутаться самому. После сна и бурной ночи они превратились в сплошной хаос, и Тиру никак не мог привыкнуть к этой новой заботе.

Одной рукой крепко обнимая любимого, другой он поднял длинную прядь к свету, с тихим ворчанием пробормотав:
— Надо будет их укоротить... или учиться плести косички.
На лице мелькнула тень задорной улыбки, и, чуть усмехнувшись, он успел представить, как практикуется на таких же чуть отросших волосах Лежа. Мысль показалась забавной, до тех пор, пока в утреннюю тишину не врезался резкий стук в калитку. Что бы гомункул ни говорил, дракон тихо скользнул за ним следом, выглянул из-за его плеча. Но видеть посетительницу вовсе не требовалось: пространство оглушительно разорвали её рыдания и мольбы о спасении дочери. Сердце Тиру болезненно сжалось. Ошарашенно всматриваясь в спину любимого, он ждал его решения. В чём бы оно ни заключалось, дракон уже знал, что примет его.

У нашей звездочки @Соната день рождение! *__* \Крепкие, драконьи обнимашки и дерганья за ушки\ х"3
С днем рождения, самый веселый, самый светлый лучик этого форума~ Желаю тебе счастья, здоровья светлых и радостных моментов. Ответных улыбок и теплых посиделок во флуде! Спасибо что ты есть и каждый раз заражаешь отличным настроением! Ты - замечательная!~ \Закружил в объятьях\

@Энтропий, подскажи пожалуйста, в новой локации пахнет мясом, кровью? Есть какие необычные запахи в этом месте? :"3 или все пахнет так же как и выглядит?

Леж не сдерживался, и это сводило дракона с ума. Его тело отзывалось на каждое прикосновение, на каждое движение Тиру. Гомункул будто струна, натянутая до предела. Каждый его звук, протяжный стон, хриплый, срывающийся на крик, пробирал дракона до дрожи, особенно тогда, когда среди стонов рвалось его имя. В такие моменты Тиру терял дыхание, терял контроль и сам, словно растворялся в этой стихии страсти. Его низкое, сдержанное рычание срывалось, когда он достигал финала, заполняя любимого до краёв, изливаясь внутрь него своим семенем.

Но на этом ничего не заканчивалось. Не могло. Как можно было насытиться тем, что само было воплощением желания? Тиру жадно ловил каждое движение Лежа, каждый его отклик, и жажда только разгоралась. Ему хотелось ещё, снова чувствовать, снова слышать, снова доводить его до того срывающегося голоса, что звучал громче любых признаний. Их любовь отзывалась во всём: в каждом движении, в каждом вдохе, в каждом взгляде, и это чувство кружило голову, заставляя дракона забывать обо всём, кроме своего любимого.

Очередная ночь вновь обернулась бурей пропахшей их близостью, оглушённой стонами и шёпотом, наполненной жаром и сбивчивым дыханием. Сколько раз они уже достигали финала невозможно было сосчитать. Сколько раз сменяли позы, беря гомункула спереди, сзади. Мягко прижимая к поверхности зеркала у изголовья кровати, и вжимая в мягкие простыни. Сколько раз их губы находили друг друга в новом, жадном поцелуе - всё сливалось в единый поток страсти.

И каждый раз, захлёбываясь в этом безумном ритме, Тиру хрипло шептал, словно заклинание, снова и снова, накрывая губы Лежа поцелуем:
— Я тебя люблю. Люблю... так сильно тебя люблю...
Эти слова звучали так же неистово, как удары сердца, и повторялись столько раз, что сами становились частью их близости, такой же необходимой, как дыхание и прикосновения.

Привет-привет! Тоже заскачу на огонек со своими вопросами :3 Хочу сказать что я в большом восторге от настолько круто продуманной расы и образов персонажей!~


Вопрос: Какой музыкальный трек очень подходит по духу и образу твоему персонажу?

В отличие от гомункула, Тиру куда чаще приходилось сталкиваться со злобой, раздражением и холодным отвращением братьев. Иногда ощущать чужие, тончайшие, едва ощутимые нити неприязни или скрытого неодобрения, словно ледяные шипы под кожей. Молодому дракону всегда было проще распознать тёмные эмоции, чем уловить тёплое, доброе отношение. Уж слишком редко оно встречалось ему на пути. И объясниться в таком опыте для него не составило бы труда.

Но сейчас речь шла не о Малгаре или Вирене. Тиру думал о другом - о старшем брате своего любимого Веса. За короткий промежуток времени он успел заметить в их отношении то, чего раньше почти не видел: пример настоящей заботы, чего-то по-настоящему родственного. Так, как он всегда воображал: как должны были бы выглядеть связи между братьями. И именно поэтому Тиру не хотел держать зла или копить обиды. Он старался понять, почему всё произошло так, а не иначе. Но воспоминания были слишком свежи, слишком остры, чтобы совсем ничего не чувствовать.
Сидя на песке, откинувшись спиной на грудь Веса, дракончик невольно опустил взгляд на свои ладони. Голос его был тише обычного, когда он заговорил:
— Когда ты... потерял сознание... — слова дрогнули, и Тиру пришлось сглотнуть, чтобы продолжить ровнее. — Гелиос много чего мне наговорил... Но я понимаю. Он просто испугался за тебя. Это нормально. Я не злюсь и не обижен...
"Потому что ты и правда виноват. Ошибка природы," — едко шипнул внутренний голос. Тиру пристальней уставился на собственные пальцы, будто хотел увидеть в них оправдание, и чуть приподняв голос, добавил с лёгкой, вымученной усмешкой:
— У него были такие страшные, красные глаза... что я даже на секунду испугался, хех.
Он умолчал про пощёчину, про то, как его трясли за грудки - слишком лишнее, слишком обидное. Что пришлось вмешаться даже Ришель. Но ведь настолько переживать о любимом брате - это естественно? И в таких обстоятельствах резкая реакция тоже нормальна? Зачем погружать Веса в подробности, которые ничего не изменят? Достаточно было сказать, откуда берутся его опасения. Достаточно было признаться, почему ему может быть неловко находиться рядом с Гелиосом. Но всё равно Тиру был готов, ради Веса, постараться вести себя естественно. Даже если внутри ещё долго будет звенеть это воспоминание.

Тиру смущённо выдохнул, чуть склонив голову на последние слова любимого гомункула. Лёгкая, но искренняя улыбка разлилась по его лицу, и в воображении на миг вспыхнула нелепая картина, как если бы однажды он всерьёз услышал от старшего брата слова благодарности. От абсурдности этого образа дракончик не удержался и тихо прыснул, прикрыв губы плечом Веса, чтобы не рассмеяться громче.
— Малгар скорее откусит себе язык, чем поблагодарит меня хоть за что-то, — пробормотал он, всё же не скрыв весёлой интонации. — Хотя ему теперь, в принципе, будет тяжело говорить некоторое время... Думаю, это для меня лучшая благодарность, хи-хи!
Теперь уже искренне рассмеявшись, Тиру доверчиво теснее облакотился на грудь любимого, словно в этом движении нашёл особенное утешение. Его тонкие пальцы бережно удерживали ладони Веса, будто сам он черпал в них тепло и силу, которых ему когда-то не хватало. Чуть повернувшись лицом, он прижался тёплым носом к его шее, чувствуя знакомый запах и спокойствие, исходящее от близости.
— Меня просто поцарапали и оставили пару синяков, — тихо проговорил он, — за это время почти всё зажило...

Цитата: Соната от 03-09-2025, 20:44:25Покажи что  рисуешь сейчас? :33
А потом тебе аж два напишут :3

воть. Надеюсь будет видно.. Это пока только скетчик для позы персонажа :"3

Довольно нездоровая тенденция - тянуться к людям из прошлого, ностальгируя и вспоминая хорошие моменты с ними. Но стоит вернуться к ним, и начинаешь вспоминать, почему когда-то стало некомфортно рядом и почему, на самом деле, нам не по пути... Как же я не люблю себя за это СС":

Иихихихахахаххочуздохнутьхихих СС:

Цитата: Соната от 03-09-2025, 17:43:28А я видела в теме, что он за всех ушёл о.о
Ну да ладно о.о
/мацает щечки/
Как твоё работовое?

\Печально разводит лапками\
\Довольно мацается\
Аыаыы потихоньку рисуется прямо сейчас! И еще очень надеюсь что в ближайшее время еще один заказчик напишет \скрестил пальчики\
В последнее время все чаще думаю откопать и смахнуть пыль со своего старого проекта, который хотел когда то реализовать! Интерактивный комикс про птичек! х"DD

Цитата: Соната от 03-09-2025, 17:15:16Я ещё жива :D
А чего ушастый твой ушёл? Я недавно внимание обратила просто х)))

Вроде бы не ушел. Говорил что за кого-то другого играет. На за кого - не знаю 

Цитата: Соната от 03-09-2025, 15:14:43Вааааа!!!!/радостно обнимает ща морду, где дотягивается/
Как ты?

Потихоничку живу, даже скучаю :"3 Надо почаще во флуд к вам забегать
А у тебя как жизнь молодая?

Цитата: Соната от 03-09-2025, 13:30:48Тиру
Приди же, дгаконь! /отчаянно картавит/

\Пришел. Лизнул\

Тиру в этот раз тоже слушал не рассеянно, а с неподдельным интересом, внимательнее обычного ловя каждое слово. Их собеседники-грибы продолжали отвечать на многочисленные вопросы, но если кому то было интересны факты сказанного, капитану стала интересна суть. Тиру по странному зацепило не сказанное в целом, а одно-единственное слово.

"Металлическое".

Слово явно выбивалось из общей картины, как чужеродный осколок в цельной мозаике. Что именно грибы имели в виду? Может быть разумные грибы так же научились добывать и обрабатывать металл, а потом скармливать его червю? Или сюда довольно часто попадают такие же пришельцы как они, и этим бедолагам посчастливилось быть загочёными вместе с кораблем? Но чем дольше капитан прокручивал услышанное, тем сильнее убеждался: нет, здесь кроется нечто иное. В этом "металлическом" явно был иной смысл, скрытый и неуловимый, словно они все слушали перевод не до конца понятного языка, где одни и те же слова могли значить куда больше, чем казалось на первый взгляд.

Тиру нахмурился, точно погрузился внутрь себя. Слово не отпускало, свербело на краю сознания, цепляло, будто в нём пряталась разгадка того, чего он пока не мог ухватить.

Но рядом всё ещё тяжело дышал ирбис, отгоняя от себя настойчивые наваждения, и капитан протянул руку, мягко, но уверенно взял спутника под локоть, притянул ближе, чтобы тот не сбивался и не терялся в стороне. Направил его и себя вслед за гулкими шагами Баргенэра Дума, что уверенно вёл их вперёд. Но даже сейчас Тиру продолжал возвращаться разумом к тому злополучному слову, размышляя над ним, пытаясь разгадать что за ним крылось на самом деле.

Лицо гомункула, окрасившееся в смущённый румянец, было одним из самых упоительных зрелищ для Тиру. Как тонкий багрянец расползался по светлой коже, наполняя щеки теплом, касаясь кончиков ушей и, словно волна, спускаясь к линии плеч. В этом живом, трепетном оттенке было что-то до неприличия чарующее. Так естественно, так беззащитно, что дракон не мог и не хотел сдерживать себя.

Тиру склонился ближе, горячо касаясь губами нежной кожи, оставляя за собой влажные следы поцелуев. Он с жадной нежностью прижимался к изгибу шеи, ощущая, как сердце любимого учащало свой ритм под его дыханием. Мочка уха, такая тёплая и чувствительная, оказалась в его власти. Язык дракона скользнул по ней, лёгким, но уверенным движением, прежде чем он мягко прихватил её губами. И в каждом поцелуе, в каждом касании ощущалась эта игривая жадность. Желание слышать дыхание любимого, видеть, как румянец становится только ярче, а тело всё сильнее отзывается на его ласку.

Тиру было хорошо. По-настоящему, до дрожи приятно просто держать Лежа в объятиях. Ласкать его, доводить до грани лишь одними прикосновениями, легкими поддразниваниями, наблюдать, как под его пальцами любимый выгибает спину, трепещет, как дыхание сбивается, становится жадным и неровным. В этих ответных движениях, в том, как Леж нетерпеливо тёрся спиной о его член, изнывал от желания, было куда больше искренности, чем в любых словах и даже в слезах.

Тиру поймал губами солёную слезинку, скатившуюся по щеке гомункула, и, горячо прижимаясь к его коже, прошептал:
— Я буду с тобой... что бы ни случилось. Я рядом, Леж. Я тебя люблю.
Он не дал любимому вновь утонуть в печали. Обхватив его за бёдра, дракон осторожно помог приподняться, прижимая ближе к себе. Сначала медленно, почти излишне бережно, он погрузился в него до конца, выдыхая горячо в изгиб шеи, будто этим дыханием хотел запечатлеть обещание. Но вскоре осторожность уступила силе чувства. Движения глубже, свободнее. Не сдерживая любви, с каждым разом глубже, каждым толчком отдаваясь целиком, без остатка.

Тело Лежа обжигало, принимало его целиком, и Тиру, уткнувшись лицом в затылок любимого, не мог сдерживать свои чувства - горячие слова, выдохи собственные стоны любви вырывались вместе с каждым движением, с каждой новой волной страсти.

Капитан Тиру не лукавил, когда уверял Кириона, что рядом с ним будет не только он сам, но и сам корабль. Эльф ещё тогда, в первый свой спуск в трюм, мог ощутить что-то едва уловимое, лёгкое, прозрачное, как дыхание сквозняка в летнюю жару. Незримое присутствие лишь слегка скользнуло по его ауре, тронуло, любопытно, осторожно... и отступило, позволив гостю подняться наверх, будто не желая пугать раньше времени. Теперь же, когда Кирион оказался внутри трюма, окружённый стальными пластинами и прозрачными вставками тяжёлого стекла, это ощущение стало расти. Оно словно крепло с каждой минутой, обретало форму, но при этом сохраняло мягкость и стеснительность. Корабль дышал. Наблюдал.

То, что сначала показалось неясным шёпотом, становилось яснее: живое присутствие, застенчивое и любопытное, почти детское в своей открытости. Будто кто-то невидимый наклонился поближе, жадно вглядываясь в нового гостя, не решаясь заговорить вслух. Но уж точно не отводя взгляда.

И когда Кирион мог почувствовать запах. Тонкий, цитрусовый, с прохладной свежестью, будто в лицо повеяло бризом раннего утра. Этот ветерок наполнял лёгкие, выталкивал усталость и недомогание, словно кто-то невидимый с осторожной заботой коснулся его, стараясь помочь справится с тошнотой. Корабль, что молча знакомился, осторожно, но настойчиво заявляя о себе. И вся эта невидимая ласка была его первым беззвучным словом. Его простым, искренним приветствием, мол: "Здравствуй! Я здесь!"

Тиру задумчиво потер пальцами переносицу, будто пытаясь упорядочить в голове рассыпавшиеся мысли. На губах при этом все еще была мягкая улыбка. Слова эльфа словно подали новую мысль, и вопрос сам собой напросился, лёгкий и непринужденный, как случайный жест:
— Простите моё любопытство, месье, — капитан слегка наклонил голову, и в его голосе все та же деликатная вежливость, которую он никогда не терял, — но мне стало крайне интересно... чем вы зарабатываете себе на жизнь?
Словно поддерживая непринуждённость беседы, Тиру сделал маленький, почти бытовой жест: достал из магического кармана в рукаве плаща что-то блеснувшее, шуршащее оберткой и протянул на открытой ладони. Простая мятная конфета. Он протянул её эльфу, как будто между прочим, но в этом движении было больше теплоты, чем в самых выверенных словах.

Во сне Саэль шёл по знакомым с детства залам Сокрытого дворца. Древние стены, которые наяву и без того казались затхлыми и лишёнными уюта, здесь дышали иной жизнью, но чужой, пугающей. На каждый проём, на каждую колонну и угол ложились густые, неестественные тени, от которых видимость сокращалась до расстояния вытянутой руки. И эти стены, некогда родные, что должны были дарить покой и чувство принадлежности, вдруг оборачивались зловещими, будто чужими.

Вокруг - никого. Пустота. Дворец безмолвен и безлюден, словно заброшен и позабыт навсегда.

Хотелось кричать. Хотелось звать брата, отца - кого угодно, лишь бы услышать ответный голос, почувствовать руку, что найдёт его в темноте, удержит и напомнит: он не один, его помнят, его ждут. Но крик не рождался. Плач застревал в горле, давил изнутри, превращался в хрип и стон, рвался наружу лишь отрывистыми всхлипами. Они просачивались сквозь сон в явь, делая дыхание тяжёлым и тревожным. И только тихий, почти шёпотом звучащий голос пробился в это вязкое пространство. Чужой, но спокойный, успокаивающий. Ладонь, мягко коснувшаяся волос, не разбудила Саэля, но вытеснила мрак, заставив образы дворца дрогнуть и рассыпаться, как дым.

Каким бы он ни был драконом грозным, упрямым, сильным, во сне он снова становился маленьким, уязвимым дракончиком. Уставшим от собственной силы, от необходимости всегда полагаться лишь на себя, от отсутствия поддержки и утешения. И тогда Саэль, не осознавая, потянулся вперёд. Не разумом, а инстинктом, отчаянной потребностью. Потянулся к теплу, к защите, к чьим-то надёжным объятиям.

Так он оказался в крепких руках Грегора. Тот лёг рядом, прижимая к себе, и его ладонь всё так же скользила по волосам успокаивая, оберегая. И впервые за долгое время Саэль спал глубоко, без борьбы. Но любой спокойный сон рано или поздно кончается.

Саэль медленно выплывал из забытья, ещё не спеша расставаться с теплом, в котором было так уютно. Он всё ещё прижимался к нему, сонно моргая, словно пытаясь удержать последние нити сна. В этом полусне пальцы его нащупали что-то крепкое, надёжное, стискивающее его ладонь. Не открывая глаз, Саэль машинально поднёс находку к лицу, и только тогда начал осознавать, что держит чужую руку. Широкую, тяжёлую ладонь.

Осознание вспыхнуло внезапно, будто молния разорвала тьму его сознания. Но трезвый разум ещё не успел догнать тело. Вместо того чтобы с ужасом отшатнуться, инстинкты дикого зверя, раздавленного клеткой, взяли верх. Сдавленный рык вырвался из горла, и дракон со всей яростью вгрызся в чужое запястье, оказавшееся у его лица.

Кожа под зубами разошлась, кровь выступила каплями - не до кости, но достаточно глубоко, чтобы ошейник немедленно среагировал. Металл ожил оглушающим ожогом, током, что прошёл по нервам, заставив мышцы судорожно сжаться, а челюсьть тут же разомкнутся, отпкская раненую руку. Проснулись оба - и явно это утро небыло добрым.

Зло выдохнув сквозь зубы, Саэль стоически стерпел поглаживание по волосам, сощурив глаза на фигуру мужчины. Внутри него, как в туго натянутой струне, звенела мысль: "Ещё пару секунд задержит ладонь, клянусь, отгрызу руку". Бравада звучала дерзко, но сам он понимал что сейчас это было лишь пустое притворство.

Всё внутри ещё дрожало. Не от боли, её как таковой не было, а от не спадавшего напряжения, застывшего в конечностях. Сухожилия тянуло, словно в них всё ещё бежал невидимый ток, и изредка тело вздрагивало, выдавая редкие судороги. Это не было мучительно, скорее назойливо, как эхо недавнего потрясения, которое организм никак не мог забыть. Саэль всегда удивлялся: как он ещё не превратился в заику после подобных "шоковых терапий"? Как сердце всё ещё держит ритм, не сорвавшись после таких издевательств? Видимо, молодость драконьего тела позволяла сносить даже это без явных последствий, будто запас прочности у него был почти бесконечным.

Когда господин Ро вкатил тележку, наполненную доверху, воздух наполнился соблазнительными запахами. Горячая рыба - жареная и запечённая, с золотистой корочкой, сочные салаты, какие-то пряные соусы и даже десерт. Всё это выглядело как обед на двоих. Саэль невольно моргнул, ошарашенный, когда услышал, что всё это предназначено только ему. Он не стал препираться. Лишь зло хмыкнул и пробубнил, отрываясь от первых кусков:
— Чувствовал бы себя получше - вмазал тебе по лицу за "дохлую ящерицу", хренов мажор...

Ладони Саэля всё ещё заметно дрожали от слабости, от нервного напряжения, от остаточного напряжения в жилах, но он сумел совладать со столовыми приборами. Лёгкая звенящая неуверенность в руках не мешала жадному ритму. Он ел, словно стараясь отвоевать у голода и усталости часть себя, потерянную за последние годы.

Когда Грегор покинул комнату, воздух словно очистился от чужого давления, и Саэль позволил себе есть с куда большим аппетитом и энтузиазмом, чем прежде. Казалось, что за долгое время он не ощущал такого вкуса, хотя в агентстве не морили голодом. Там кормили сносно, без излишеств, но сам дракон часто отказывался. Дурное настроение, вечное напряжение от осознания своей неволи вызывало странную нервную тошноту: еда превращалась в тяжесть, в горечь, и Саэль ел мало. Иногда настолько мало, что на проверках самому Эдену приходилось насильно пичкать его, словно дикого зверя, оказавшегося в клетке и медленно чахнущего, отказывающегося и от еды, и от питья, вопреки всякой логике инстинкта выживания.

А ведь дракону нужно было есть много, особенно взрослому. Поэтому даже расправившись со всем, что стояло на тележке, до последней крошки, Саэль не объелся и не ощутил недомогания от переедания. Напротив, тело словно благодарно приняло пищу. Но насытившись, он понял: Дойти до ванны, чтобы искупаться, не хватит сил. Оставалось только сдаться усталости: небрежно скинуть одежду и почти упасть в кровать. Подушка, одеяло и провал в глубокий, вязкий сон.

Даже его чуткий слух не уловил, как вернулся господин: ни тихих шорохов, ни тяжёлого дыхания на кушетке в комнате. Спал Саэль тяжело и долго, неподвижно, как будто сон держал его цепко. Лишь под утро он начал ворочаться, всхлипывать во сне, вздрагивать от невидимых ударов. Что-то тревожное и страшное преследовало его в сновидении, не отпуская и там.

Даже несмотря на то, что берег был усеян выброшенной волнами грязью и спутанными водорослями, в этой прогулке для Тиру было что-то упоительное. Мокрый песок пружинил под ногами, оставляя глубокие отпечатки, а морской воздух пах солью и обновлением. Даже издалека вода казалась чище и прозрачнее, чем прежде. Словно море само очистило себя, оттолкнув прочь всё, что пыталось посягнуть на его глубины. И теперь оно было ещё прекраснее, чем раньше.

Неубранный природный мусор - разбросанные створки сырых раковин, моллюски, чуть мерцающие перламутром на солнце выглядели естественной частью этого мира. Они не вызывали отторжения. Противным оставалось только то, что принёс человек: пластиковые крышки, обломки бутылок, обрывки пакетов. Но, казалось, именно это люди старались убрать быстрее всего, оставляя побережью право дышать самим собой. В одной руке у Тиру был рожок с мороженым, которое подтаивало и липло к пальцам, а в другой - сандалии. Он шёл босиком по влажному песку, и в этом было особое удовольствие: будто всё вокруг напоминало о простых радостях.

"Когда доедим мороженое и пройдём чуть дальше, туда, где ещё не ступала нога уборщиков, тогда и нырнём" - подумал дракон, скользнув взглядом на Веса. Он уже видел, как они вместе кинутся в воду, позволят волнам плеснуть в лицо и солью обжечь губы. Насобирают пёстрых ракушек, спрячут их в карманы, а потом... потом он расправит крылья. Поднимется в небо, укрепит мышцы, попрактикует полёт. И, может быть, даже попробует приподнять в воздух любимого Веса, если тот согласится. Пусть всего на пару мгновений, но чтобы тот тоже узнал, что такое ветер под крылом. Всё это было впереди. А пока - мороженое, шаги по берегу и море, которое снова стало живым.

Тиру позволил себе ненадолго задуматься, уйти в глубь собственных мыслей, и, кажется, они вновь коснулись мрачного. Вес почувствовал это раньше, чем сам дракон успел заметить перемену, и крепко обнял его, прижался всем телом, заговорил тихо, настойчиво о том, от чего Тиру всеми силами пытался отгородиться. Получалось с переменным успехом: слова гомункула проникали внутрь, как ветер, находящий щель в плотно закрытом окне.
Задумчиво нахмурившись, Тиру отозвался с удивлением:
 — Поддержка и защита?.. Ты о чём?
Его разум никак не желал рисовать чужой образ рядом с Саэлем. Кого-то, кто беспокоится о нём и собирается оберегать. Мысль об этом казалась чуждой, нелепой. И вдруг в голове родилась странная догадка, настолько абсурдная, что он невольно воскликнул:
 — Неужели у наставника появился тайный поклонник?
Тиру сразу фыркнул и сам же рассмеялся своей идее, легко прижавшись носом к шее Веса, как котёнок. Совсем не хотелось забивать голову тревогами о взрослых. У них свои заботы, свои битвы, и пусть они сами разбираются. Но, как бы он ни старался, полностью отгородиться не получалось.

Вес пах сладко - мороженым, тёплым дыханием, чем-то уютным, что согревало сердце и мягко размывало тревоги. Тиру трепетно коснулся губами его шеи, потом губ, и, улыбнувшись, ответил светло, почти детски:
 — Конечно, останусь!
Но мгновение спустя он осёкся, словно всплыла неприятная мысль, которую никак нельзя было игнорировать. Вспомнился отель, и то последнее, тревожное, что он там ощутил. Тиру был уверен, что Вес почувствует перемену в его настроении, потому поспешил заговорить сам, пока тяжесть не успела повиснуть молчанием:
— Только... Вес, как бы это сказать... Кажется, я очень сильно разозлил твоего брата.
Он вздохнул, смущённо отвёл взгляд в сторону, к песку, где вода оставила тёмные узоры от недавней волны.

Казалось, не имело значения, где они были. Купальни, обеденный зал, гостиная или спальня, любая из этих комнат превращалась для Тиру в святилище, если в них был Леж. Его любимый всегда был для него одинаково сладок и одинаково желанен. Но сейчас это желание было почти нестерпимым. Тиру с трудом оторвался от долгих, влажных поцелуев, от мягких губ, от светлой, горячей кожи ключиц, от сладких бусин сосков что так и манили продолжить их ласкать. И лишь тогда он позволил себе отстраниться, чтобы увидеть всё целиком - картину, которая жгла глаза и сердце, делала дыхание рваным.

Перед ним, на простынях, раскинувшись, лежал Леж. Его тело, обнажённое и разгорячённое. Зелёные волосы разметались по подушке, создавая яркий ореол вокруг лица, затуманенные глаза сверкали страстью, в их глубине отражался огонь желания. Такой уязвимый, такой открытый и такой неповторимо прекрасный. Он вжимал пальцы в ткань простыни, будто не находил себе места от нетерпения. И от этого зрелища сердце дракона не находило себе места.

Глаза Тиру пылали голодом, нетерпением, но и благоговением. Он жадно вбирал взглядом каждую черту, каждый изгиб, будто запоминая заново. В этом взгляде жила страсть, но и любовь - глубокая, необьятная. Дракон протянул руки, коснувшись разгорячённой кожи, скользя ладонями по бокам, вдоль и вниз к мягким бедрам, сидя сверху, так что их напряженная плоть соприкасалась друг с другом. Так, чтобы Леж ощутил каждый миллиметр его желания. И сам навис над ним, заслоняя собой свет, превращаясь в неумолимую тень - тень страсти, голода, желания. Его взгляд был хищным, но голос и прикосновения - мягкими, игривыми, как будто сам процесс раздразнивания, власти над этим прекрасным телом доставлял не меньше удовольствия, чем их слияние.

В груди Тиру вспыхнуло странное, новое чувство. Оно пришло внезапно, как озарение, будто сама его душа подсказала: вот так. Именно так ты сделаешь Лежа счастливым, заставишь его дрожать от наслаждения.
Не отдавая себе отчёта, он легко перехватил возлюбленного за талию, поднял и мягко усадил себе на колени. Тиру развернул его спиной к себе, направляя к изголовью, где теперь над их кроватью возвышалось большое резное зеркало.
Гомункул оказался словно в ловушке его рук - крепко удерживаемый поперёк талии, прижатый спиной к горячей груди. И всё же это была сладкая неволя: в отражении они были видны целиком, неприкрытые, живые, такие, какими друг другу принадлежали.
Тиру склонился ближе, касаясь поцелуями нежного уха Лежа, и горячий шёпот, чуть дрожащий от переполняемого чувства, сорвался с его губ:
— Ты у меня такой красивый, Леж... Мой любимый.
Он говорил это, не прекращая целовать кожу, шею, ухо, каждый раз наслаждаясь тем, как возлюбленный откликался на малейшее прикосновение. Его ладонь скользнула вниз, вдоль живота, медленно, настойчиво, изучающе. Коснулась головки члена, маленькой дырочки истекающей предсеменем, мягко обхватила его напряженный ствол.
— Посмотри... — снова прошептал Тиру, и его глаза горели, когда он смотрел не только на любимого, но и в зеркало, где отражалась вся их близость. — Посмотри, какой ты красивый... как ярко реагируешь на мои прикосновения...

Если бы у Саэля хватало сил хоть на малейшее сопротивление, он непременно что-нибудь сделал. Пусть самую глупую мелочь, но сделал бы. Только из упрямства, из того внутреннего противоречия, что всегда поднималось в нем, когда кто-то не отвечал прямо на его вопросы. Почему господин Ро это делает? Зачем? Что ему за дело до простого эскорта? Не до драгоценности, не до важной персоны. Просто вещь, которая вышла из строя в самый неподходящий момент. Таков его статус в глазах любого другого. Все эти смеющиеся, гуляющие гости в зале оставили бы его на полу, позвонили бы в агентство, чтобы утилизировали испорченную игрушку, и только пожали плечами: мол, бывает.

Но не Ро. Он отвел его. Лежал рядом с ним на прохладной траве, прижимал к себе, позволяя портить дорогую рубашку потом и слезами. Держал ладонь на его затылке, гладил волосы, будто упрямо не замечая всей этой неприглядной слабости. В обычных обстоятельствах Саэль сам бы не допустил подобного. Никому. Тем более прикосновения к шее, к тому месту, где вся боль сходилась тонкой пульсирующей линией. Но теперь он не отстранился. Напротив - позволил подставляясь, с болезненной гримасой, но и с неожиданным доверием. Потому что за движением руки шло облегчение, магия, смягчающая дыхание.

Когда силы постепенно возвращались, стало ясно другое: усталость наваливается с удвоенной тяжестью. Поднявшись с травы держать спину прямо почти невозможно. Всё чаще ноги подгибались, и он шел рядом с господином чуть сгорбившись, дрожа всем телом. Но не сопротивлялся. Не спорил. Не возражал. Дракон просто позволил вести себя в тихую, спокойную комнату, где стены не давят, а воздух не обжигает. И только там, в этой странной тишине, понял, что боль действительно утихает. На смену ей приходит другая тяжесть - изнуряющая, липкая усталость, готовая поглотить его целиком.

Саэль сидел на краю кровати, будто вся его сила испарилась вместе с недавними вспышками боли. Лицо бледное, измученное, а спутанные пряди, слипшиеся от пота, прилипали к вискам и щекам, придавая ему ещё более вымученный вид. На расспрос о самочувствии он только слабо выдохнул:
— Всё нормально... — голос прозвучал усталым, почти безжизненным.
Пальцы, всё ещё дрожащие, безуспешно возились с пуговицами на рубашке, будто сама ткань упрямо сопротивлялась его попыткам. Но настоящий ступор настал, когда тишину прорезали слова нравоучений.

Саэль медленно поднял взгляд, изумлённо уставившись на господина Ро. Он серьёзно?.. Сейчас? Будет отчитывать его за это? За то, ел ли он сегодня или нет? Как маленького, неразумного дракончика?

Где-то глубоко в груди вспыхнуло горячее, тихое раздражение. Лицо против воли тронул предательский румянец, смешанный из злости, досады и какой-то детской обиды. Он резко отвёл взгляд в сторону, упрямо сжав челюсти. Да, он не ел. Да, на пышном банкетном столе так и не притронулся ни к чему. Упрямство, гордость, капля вызова. И теперь именно это обращалось против него.

Саэль тяжело выдохнул, губы скривились в почти беззвучном рычании, но голос, когда он заговорил, оказался глухим и тихим, будто выдавленным через силу:
— ...Жареной рыбы хочу.

Саэлю хотелось кричать - но он не мог. Чудовищно сильный разряд прошивал каждую жилку, каждый нерв, будто сам позвоночник горел изнутри. Ладони дрожали, остервенело вцепившись в холодный обод ошейника. Пелена слёз застилала глаза, смазывая мир до нестерпимого белого марева. Смотреть было не на что, осознавать - невозможно. Оставалась лишь боль, сплошная, вязкая, не отпускающая, сжигающая до потери себя. Тело отказывалось слушаться. Ни мышцы, ни дыхание, ни даже голос не подчинялись. И всё же в голове, с каждым ударом сердца, с каждым гулким стуком крови в ушах разносился один единственный набат:

"Борись! Борись! Борись!"

Что-то внезапно изменилось. Боль стала глуше, притихла, как если бы её укрыли толстой тканью. Саэль точно утопающий, вынырнувший на поверхность, хрипло и жадно вдохнул. Воздух ворвался в грудь обжигающим спасением. Сквозь туман сознания начал пробиваться голос. Громкий, упрямый, настойчивый. Он звучал рядом, ближе любой боли, будто прорезал её толщу. И слушаться его оказалось легче, чем тянуться к невозможному, чем пытаться сломать железо голыми руками.

Дракон дышал прерывисто, рвано, всё ещё тихо воя, потому что мучение не ушло, оно лишь ослабло, превратившись в тягучее, но терпимое. Ток всё ещё потрескивал в ошейнике, заставляя мышцы вздрагивать. Продолжал, когда его уложили на траву, продолжал, когда кто-то прижимал его к груди, утешал, гладил, уговаривал. И это странным образом помогало. Слова несли успокоение, дарили редкие проблески ясности. Среди мрака сознания дракон упрямо начал повторять про себя за голосом, цепляясь за него, как за спасательный канат:

"Ты в безопасности. Всё в порядке. Мы ушли от них. Всё хорошо."

И вместе с этими словами дыхание стало чуть ровнее, осознаннее. Саэль понял что нужно делать дальше. Плотное, могучее тело дракона вдруг словно осыпалось изнутри - тяжесть рогов, когтистых лап и вздымающегося хвоста облетели пепельным прахом чешуек. С хриплым вздохом Саэль вновь вернулся к своей человеческой форме. Треск ошейника стих, и вместе с ним угасли мучительные разряды.

Но облегчение не принесло сил. Сердце продолжало метаться в груди, сбиваясь с ритма, как пойманная в силки птица. Дрожь пронизывала всё тело. Мелкая, бесконечная, и ни одна конечность не желала слушаться. Казалось, сама плоть ещё помнила недавние удары тока, и любая попытка пошевелиться тонким эхом отзывалась в нервах. Дракон лежал неподвижно, тяжело дыша, и только дыхание другого - ровное, убаюкивающее, осторожные ладони, скользящие по его волосам, возвращали в реальность. Чужое тепло удерживало его на поверхности, не позволяло окончательно утонуть в слабости.

Саэль медленно, срывающимся голосом, будто каждое слово приходилось вырывать из груди, прошептал:
— ...Зачем ты всё это делаешь?.. Почему помогаешь мне?..
Пауза, глухой вдох, и снова хриплый выдох, почти без сил:
— Кто ты такой, Ро?..

Предостережение эльфа не вызвало в капитане даже тени беспокойства. Светлая улыбка по-прежнему жила на лице Тиру. Ровная, открытая, как у человека, для которого мир был скорее приятной шуткой, чем набором беспокойств.
— О, я понимаю, — так же бодро заверил он, чуть наклонив голову к пассажиру. — Думаю, всё будет в порядке! С вами буду я и Ткач. А я, между прочим, владею бытовой магией, — и, словно в придачу к словам, он игриво отмахнулся ладонью. — Так что не волнуйтесь. Что бы ни случилось, меня вы точно не смутите!
Его уверенность звучала так непринуждённо, будто он говорил о завтрашнем чае, а не о предстоящем полёте. Тиру хотел подбодрить, и сделал это тем способом, который знал лучше всего: лёгкостью и весельем, с намёком на авантюру. В его жизни бывало всякое, и чужой завтрак, преждевременно оказавшейся на полу, точно не выбьет его из колеи.

В этот момент ожил механический голос в гарнитуре-маечке: старший помощник рапортовал, что системы готовы, корабль начинает подъём. Тиру чуть чуть кивнув собственным мыслям с привычным жестом подставил локоть в сторону эльфа:
— Однако... всё же держитесь покрепче за меня. Я вас удержу.
Слова капитана прозвучали уже менее шутливо, под ними чувствовалась твёрдость если дело касалось чужой безопасности. Под ногами вдруг ожило дерево: из глубин пола донёсся мерный гул, сначала мягкий, затем всё более уверенный, нарастающий. Лёгкая вибрация пробежала по настилу, словно сердце корабля просыпалось от долгого сна. И вот, ощутимый, мягкий рывок. Ткач дрогнул, тяжело, почти неохотно отрываясь от пристани, и окружающий мир чуть покачнулся.

"Облачный Ткач»" не взмыл в небо сразу. Сначала он оттолкнулся от пристани, лениво отплывая в сторону, словно хотел расправить плечи и ощутить простор. Лишь когда вокруг осталось достаточно воздуха и свободы, корабль начал подниматься. Плавно, осторожно, будто пробуя высоту на вкус.

Нос судна пока не задирался вверх, до звёзд оставалось далеко. Но чем выше он скользил, тем сильнее налетал ветер. Он трепетал в капитанском плаще, завивался в его волосах, тянул за края одежды пассажира. И всё же сам Тиру стоял незыблемо, выпрямившись, глядя своим невидящим взором вперёд. Спокойная сила его фигуры излучала уверенность, а крепкая ладонь надёжно удерживала эльфа рядом, не давая ему пошатнуться. Ветер уже грозил превратиться в шторм, когда раздался новый звук - чужеродный, не от мира сего. Он был похож то ли на переливчатый зов резного горна, то ли на песнь волшебного кита: глубокий, мелодичный, захватывающий душу. От этого звука всё изменилось. Доски под ногами дрогнули и вдруг размякли.

Тканевые паруса закачались, канаты и мачты задрожали, теряя плотность и цвет. Палубные доски пошли рябью, будто отражение в воде, и в следующий миг всё вокруг стало расплываться, точно иллюзия. Под ногами оказалось не дерево, а упругая, мягкая облачная масса. Ступни едва не тонули в её белизне, и казалось, ещё немного, и они провалятся вниз. Но капитан даже не шелохнулся.

"Облака" продолжали меняться. Бывшие паруса потянулись вверх, расплываясь в белые своды, пока не сложились над головой ровной крышей. Пространство перетекало, перестраивалось, обретало новые линии. Там, где прежде были мачты и периллы корабля, возникали проёмы панорамных окон. Мягкая древесина сменялось сталью, гладкой поверхностью, мерцающими панелями. Всё происходило тихо, с шелестом, словно тысячи лёгких листьев кружились на ветру.

И вот, в одно мгновение всё стало иным, но почти привычным. Под ногами вновь твёрдый пол, стальные пластины. Перед глазами - широкие стеклянные стены-иллюминаторы, через которые проплывали облака. Вместо ветра и шума - стройный мерный гул двигателей под обшивкой. Они больше не стояли на палубе летучего корабля. Теперь это была обзорная комната космического судна: с сиденьями в центре, с надёжными стенами и с обещанием новых горизонтов за стеклом.

Капитан сиял всё той же улыбкой, его голос прозвучал бодро, как всегда:
— Ну как вам? О, давайте скорее присядем. Сейчас будем выходить на орбиту планеты.
И он мягко, с той же уверенностью, что и раньше, повёл эльфа к ближайшему креслу, будто этот переход был не чудом, а всего лишь частью его привычной работы.

Вкладывая ладонь в руку господина Ро, Саэль вовсе не ожидал ничего выдающегося. Он заранее прикинул, как будет язвить, поддевать и высмеивать танцевальные умения партнёра, будь они посредственными или, напротив, чрезмерно безупречными. Получить свою дозу морального удовлетворения, вернуться на место и снова спрятаться за ленивой маской. Но всё пошло иначе.
Стоило господину Ро уверенно перехватить его ладонь, чуть крепче обхватить талию и безошибочно задать первый шаг, как в движениях неожиданно проявилась мастерская лёгкость. Саэль даже вскинул брови, не скрывая мимолётного удивления, но упрямство не позволило ему сдаться. С холодной решимостью он положил ладонь на плечо партнёра, выпрямил спину нарочито прямо, словно бросая вызов: "Ну, посмотрим".

Шаг за шагом, разворот за разворотом он поймал ритм. Подхваченный и увлечённый, сам того не желая, дракон перестал играть. Его движения стали серьёзными, сосредоточенными, почти азартными. Кажется, господин Ро и сам не ожидал, что найдёт тот скрытый рычаг, на который стоило надавить: упрямство Саэля.

Танец, начавшийся как лёгкая насмешка, обернулся для дракона неожиданным испытанием и азартной игрой, где он уже не мог позволить себе проиграть. Их шаги гулко отзывались на каменном полу, музыка проникала в кровь, то ускоряя, то замедляя темп. Ткань костюмов скользила друг о друга, пальцы держали крепко, не позволяя вырваться из заданного рисунка. Саэль вдруг уловил, что дышит чаще обычного, чувствуя тепло ладони на талии и силу в каждом движении партнёра. Это уже был не танец ради насмешки, а нечто большее. Поединок, где каждый шаг и каждый разворот становились вызовом. Внутри поднимался азарт, непривычный для бала: желание не уступить, не отступить, удержать ритм и доказать, что он не хуже. И вместе с этим - странное чувство, будто танец уносил всю злость, раздражение и недовольство собой. Он растворял пленённого дракона, оставляя только лёгкость. Свободу. Позволяя Саэлю по-настоящему, искренне и счастливо улыбнуться. И чем увереннее вёл господин Ро, тем яростнее отвечал Саэль, словно между ними разгоралось невидимое пламя.

На какой-то миг всё вокруг исчезло. Остались лишь дыхание, стук сердец и музыка, плетущая узор между ними.

Музыка стихла, оборвалась на последнем аккорде, и зал замер вместе с ней. Саэль стоял выпрямившись, тяжело дыша, словно ещё возвращаясь из того странного полёта, что подарил танец. Он не произнёс ни слова, только ровное, почти упрямое молчание. Но и ему, и господину Ро не дали задержаться в этом зыбком послевкусии. Слишком быстро, слишком шумно, словно хищные птицы на падаль, их обступили со всех сторон. Господин Ро поднял руки, пытаясь усмирить толпу, и успел лишь оттеснить дракона за свою спину. Но он бы вряд ли заметил, что настоящая буря разгоралась не перед ним, а позади - там, где медленно, с каждым ударом сердца поднималось что-то большее, чем раздражение.

После свободы, легкости, почти детского счастья в танце, на Саэля обрушилась тяжесть. Вязкая, непереносимая. Злость, отвращение, обида. Они опять торгуются. Опять жадные, глупые, низкие в своей жажде. Они не видят, не слышат, не понимают. Да как они смеют?!

Воздух загустел от жара, будто в зале распахнули врата в вулканическое нутро земли. Пространство содрогнулось, и над головами взвился рык:
— ПРОЧЬ!
Господа ещё не успели осознать угрозу, как массивный зелёный хвост врезался между ними, отделяя их с господином Ро, и с оглушительным скрежетом жало прорезало каменный пол, прочертив борозду - черту, которую не следовало переступать.

На миг полная тишина. А затем зал взорвался. Голоса взвизгнули, срываясь в истерический ужас. Потому что там, где только что стоял мужчина предстал существо в полу драконьей форме. Идеально подогнанный костюм не порвался - будто сам подстроился, подчинившись его инстинктивной магии. Когтистые ладони и ноги, тёмные чешуйки на шее и скулах, словно резные узоры, что обрамляли лицо. Голубые глаза вспыхнули хищным светом, зрачки вытянулись в вертикальные щели. Рога - красные, изогнутые вверх - венцом обрамляли голову, а ядовитый хвост поднимался грозно и величаво, готовый обрушиться на любого, кто осмелится приблизиться. Это было величие. Это было то, чем он был на самом деле.

Но стоять гордо Саэль не смог. Тело предательски дрогнуло, и с болезненным хрипом он рухнул на колени. Ладони вцепились в ошейник, словно могли сорвать его силой, и по залу пронеслось электрическое потрескивание. Боль пробивала позвоночник разрядом за разрядом, пронзая конечности, не позволяя им слушаться. В его жилах ещё бушевала ярость, но теперь она смешивалась с мучением, которое превращало каждое движение в агонию. Толпа металась, кричала, и в этом хоре можно было различить слова облегчения:
— Всё хорошо... Ошейник его удержит... Нечего бояться...

После вопроса гомункула Тиру задержал взгляд на Весе всего на миг. Щёки, набитые доброй половиной бутерброда, выглядели комично, будто не дракон-принц, а мальчишка, застигнутый врасплох, что так и было, по сути. Справившись с едой, запив глотком напитка, он чуть наклонился, опустил голову на плечо любимого и заговорил почти шёпотом, словно в палате мог притаиться кто-то лишний, кто услышит эту тайну.
— Только, пожалуйста... пообещай, что этого не скажешь Саэлю, — выдохнул он, и в голосе сквозила неуверенность. — Это может... я думаю, очень сильно его разозлить.
Дождавшись обещания, Тиру продолжил, не догадываясь даже, что слова можно было бы обойти и передать кому-то другому, пусть тому же Грегору.
— Это прозвучит странно, — сказал он, медленно подбирая слова. — Но если дракон его возраста попадает в больницу, это считай знак всем конкурентам. И тем, кто хочет его место. Знак, что он слаб, что его время подходит к концу. Саэлю придётся сообщить во дворец о нашем пребывании здесь... И даже если он умолчит о своём состоянии, братья всё равно все разболтают. И тогда начнётся. Попробуют его подсидеть, где-то оклеветать... а может даже...
Тиру оборвал мысль. Щёки налились горячим румянцем, не от стыда, а от скрытой злости, от обиды, застрявшей комом в горле. И в этой недоговорке звучало всё: Саэля попытаются убить. Не сейчас, так потом. Кто-то отчаянный, слишком самоуверенный обязательно рискнёт.

Тиру глубоко вдохнул и вновь впился зубами в бутерброд, мрачно, почти угрюмо, жуя уже медленнее. Конечно, в силе наставника он не сомневался. Саэль был для него тем редким взрослым, кто умел не только учить, но и слушать, кто позволял быть собой. Но мысль о том, что его могут отнять, жгла изнутри. Дракон жевал и думал о будущем, которое грозило измениться до неузнаваемости после каникул. Не только потому, что рядом больше не будет Веса. Но и потому, что он мог потерять последнюю тихую опору во дворце. Надёжного наставника, к которому не страшно обратиться.

---

Большую часть времени Тиру проводил в палате Веса. На большинстве процедур его сгоняли на диван. Но стоило врачам выйти, как дракон снова оказывался рядом, прижимался боком к любимому и заполнял часы до выписки непринуждёнными разговорами. Отлучился лишь один раз, когда сообщили о завершённой операции наставника. Но вернулся быстро, почти бегом, и как раз успел вместе с Винитасом выслушать несколько строгих нравоучений от Ришель.

И вот они наконец вышли на улицу.

Город после бури словно сиял обновлённый. Дома отливали яркими, влажными красками, крыши блестели, будто их вымыли и отполировали до зеркала. Лужи превращались в маленькие озёра. В них отражались фонари, вывески, лица прохожих, искажаясь в дрожащих кругах от шагов. Воздух был свежим, прохладным, с лёгкой горечью мокрой листвы и запахом морской соли, донесённым откуда-то с набережной.

Люди спешили по делам, но в их движении уже не было паники. Только оживление, облегчение, смех. Тиру, сжимая ладонь Веса, не мог перестать улыбаться. В отражении бликов и шуме города, в запахах и цветах вокруг хотелось верить, что всё будет хорошо. Искренне, счастливо, сжимая ладонь гомункула, отвечая на поцелуи в объятиях дракон льнул к своему любимому.
— И я тоже... очень, очень соскучился по тебе, — выдохнул он между короткими, пылкими поцелуями.
Дракон крепко обнял Веса, на миг прижался лбом к его груди, вдыхая запах и ощущая тепло. А потом резко вскинул взгляд - яркий, бодрый, словно в нём уже отразилось сияние ожившего города.
— Давай после мороженого прогуляемся по пляжу! — предложил он живо, с азартом. — Может, море выбросило красивые ракушки...

Если немного постараться, Саэль вполне мог бы вдохнуть глубже и успокоиться. Всё это богатое великолепие, золочёные стены, тяжёлые гардины, переливчатый блеск люстр - при желании легко превращалось в фон. Достаточно было прикрыть глаза, и в этом помпезном месте можно было вообразить себя где-то совсем другом.

Тихая, ненавязчивая музыка, шум голосов за огромным столом, знакомые запахи еды в Сокрытом дворце - всё это обволакивало, убаюкивало. Чуть сильнее сосредоточься, и можно было почти услышать среди них голос брата. Вот-вот, ещё мгновение, и он окликнет его по имени. Сердце дрогнуло. Насколько же надо быть дураком, чтобы променять пусть и скромное, но надёжное место при дворе на безрассудный побег с незнакомцем... И к чему всё это привело? Где сейчас его дом, его семья, его уверенность в завтрашнем дне?

Зыбкий, почти уютный образ рассыпался, как стекло под каблуком, когда в уши Саэля врезались близкие голоса. Господин Ро, другие дамы - сначала торг за эскорта, а потом, с игривыми нотками, и вовсе разговор о самом господине. Дракон тихо хмыкнул, не поднимая взгляда от безупречно сервированной поверхности стола. Еды он так и не коснулся. Что-то упорно трепетало в груди: злость, отвращение, к каждому лицу за этим столом, к движениям, скользящим на краю зрения, к жалобному всхлипу эскорта рядом. Тонкий звук тонул в общем гомоне, но чуткий слух дракона выхватывал его слишком ясно. И от всего этого его тошнило. Хотелось лишь одного, чтобы скорее всё это закончилось.

Взгляд зацепился за бутылку вина, стоявшую прямо перед ним. Как легко было бы протянуть руку, взять её. Такая малость, оставленная для господ, чтобы те могли ухаживать за дамами, подливать, угощать. Но в его ладони она могла бы оказаться с совсем иным, недобрым намерением. Саэль уже потянулся...

И вздрогнул. Голос, обращённый прямо к нему, вытянул его из вязкой ненависти. Он повернул голову - господин Ро протягивал ему ладонь. Приглашение на танец. Настолько внезапное, что дракон замер, ошарашенно глядя. Почему не пригласить даму, чей телефон он уже ухитрился заполучить? Мгновение растерянности, и взгляд Саэля вновь померк, потемнел. Он лениво, почти насмешливо налил в бокал вина, запрокинул голову и одним глотком осушил его до дна. Звякнул стеклом о стол, положил свою ладонь в ладонь господина Ро и коротко бросил, с ядовитой, насмешливой ухмылкой:
— Ну, погнали, щегол.

Цитата: Интересующийся от 26-08-2025, 15:13:51И снова добрый день.
Продолжаем штурмовать доступный к прочтению ЛОР и сейчас у меня случился некоторый затык. Хочется взять дракона, но немного непонятно про нюанс с дыханием. Понятно что если дракон дышит огнем это не тратит энергии, а магический залп тратит энергию. Только не очень понятно где этот нюанс указывать. В анкете такого пункта найти не смог. Или я плохо ищу? Или это уже непосредственно заполняется в карточке? Пока не очень ориентируюсь, подскажите по этому поводу правильный ответ.
И еще - а какого рода магический залп дыханием может быть? Или это строго регламентированная способность? И не получится дать красный луч смерти, или пурпурный луч разложения, или зеленый луч ядовитых земляных грибов?
Много вопросов... Непонятно.

Как вариант можно в карточке взять "Атакующую магию" и через нее описывать необычное драконье дыхание. Я так обыгрываю свой зеленодраконий плевок кислотой. А через "Ослабляющую магию" дышу на врагов отравленным паром! Так еще много чего интересного можно от воображения намутить :D

Капец, сколько я спал!? Теперь можно самостоятельно не писать в эпизод свои брошенные кубы? *__* Крутотень!

Облегчённо выдыхать было ещё слишком рано, но и бросаться в панику не имело смысла. Времени у них оставалось достаточно, а голос Рии, твёрдый и собранный, звучал так, будто она намерена выдержать всё до конца. В её интонации чувствовалась решимость, и это придавало капитану некое подобие уверенности.

Конечно, самым простым решением было бы избавиться от помехи, энергетического вампира, каким бы живым и убедительным он ни казался. Но всё осложнялось двумя обстоятельствами: во-первых, далеко не все здесь были матёрыми солдатами, готовыми одним движением и без зазрения совести лишить жизни столь реалистичный муляж живого существа. А во-вторых, он всё же оставался источником информации, и выбрасывать его за борт прямо сейчас значило бы лишиться ответа на многие вопросы. Только вот от ядовитых комментариев Камиля капитану всё чаще хотелось нервно потереть виски. Язвительность этого человека была сродни наждачной бумаге - не всегда к месту, всегда больно, но, возможно ли что у него просто очень хорошо работает интуиция?..

Сейчас Тиру хотя бы мог поддержать смелую инициативу своих товарищей магией. Глубоко вдохнув, он раскинул сети теомагии, чувствуя вибрацию нужного прохода с камнями, шёпотом бормоча, словно сам себе, выискивая и обозначая голосом устойчивые камни в хрупкой конструкции. Кира уже сама решит, прислушиваться к его подсказкам или нет.

Его ладонь лёгким, почти невесомым движением зависла над её плечом, вливая в яркую ауру девушки и в самое её тело усиливающую магию. Но мысли дракона ускользали. Что-то не давало покоя. Ощущая Рию рядом, Тиру наклонился ближе, заговорив едва слышно:
— Рия... твой двойник ведь мужского пола, так? — в его голосе слышалась осторожность, но и странное волнение. — А что, если он на самом деле твое тёмное отражение в зеркале? Как ты... только наоборот. Другое тело, другие принципы. Хитрый, лживый, умеющий притворяться?
Глаза дракона чуть прищурились, а уголки губ тронула лёгкая, почти зловещая улыбка. Эта мысль звучала остро, тревожно, но в ней было и нечто будоражащее. Словно игра разума, от которой холодок пробегает по коже.
— Что если мы зря ему доверились? — добавил он, оставляя слова висеть в воздухе, как тихий набат, возможно, предложение присмотрится внимательнее?

@Энтропий, сегодня будет готово!