[Волхайм]

[Кармелита ОНед Стронг]

Свидание Харрисона прошло сегодня просто великолепно. Эта красотка то и дело липла к нему по пути в его дом. Она нескрываемо его хотела, а он хотел её. И это тело... он определённо сорвал джекпот!
И вот они уже заходят в спальню, погружённую в полутьму лунного света, срывая одежду и собираясь насладиться друг другом - как вдруг атмосферу нарушил звонок телефона. Рабочего телефона.

- А, чёрт... - Харрисон сжал зубы, нехотя отрывая одну из рук от соблазнительных форм в сторону кармана с гаджетом, чтобы ответить. Женщина недовольным взглядом посмотрела на него.

- Да брось ты это~

Он бы и рад, да только рабочие звонки Харрисон сбрасывать не мог. Надо было ответить хоть проформы ради.

- Сходи пока в душ, крошка, - шлёпнул он её по ягодице, разряжая момент игривым тоном. Женщина вздохнула, но приняла правила игры, отбрасывая ароматные волосы и заходя в ванную комнату. Только потом мужчину ответил на звонок. - Чё такое, бля?!

- Йоу, Харри, брата-а-ан, по голосу слышно, как ты нервничаешь! - этот ребяческий голос он хотел слышать меньше всего сейчас.

- Карма, какого хрена тебе надо?! - Харрисон яростно шипел в трубку, поглядывая на ванную, откуда звучал звук душа, и спешно скидывал с себя остатки одежды. - Я тут в середине важного процесса...

- Како-ого?

По голосу было ясно, что Карма улыбалась и что она не уймётся, пока не узнает, так что было проще просто ей сказать прямо.

- Вечер с дамой провожу. Теперь, если у тебя нет~

- С ДАМОЙ?! - ох, зря он ей всё таки объяснил. - Чёрт, надеюсь, она горячая!

- Да-да, очень, слуша~

- А ты типа уже жахал её? - от количества пошлости даже трубка хотела порозоветь. - Или ты в процессе прям щас, хехе...

- Не твоё дело.

- Я помню, как ты описывал свой идеал, типа у неё должны быть прям наливистые бидоны, а бёдра сочные и крепкие, как~

В этот момент из душа вышла женщина, которая... да, соответствовала этим описаниям, включая те, которые не успелись озвучиться. и даже больше.

- Харри, - зазывным и немного строгим тоном протянула она с провокативным взглядом, привлекая внимания халатом, сброшенным на пол с плеч.

Мужчину застыл, стоя перед нею в одних трусах, после чего ледяным тоном произнёс в телефон, не отрывая глаз от прекрасного:

- У тебя пять секунд, чтобы сказать мне, что тебе нужно.

Голос Кармы стал спешным, зажатым и неловким.

- Кража пошла не по плану и корабль вместе со мной разбился на какой-то квазипланете, помоги.
Воровка сидела, оперевшись спиной в инопланетное дерево со скудной кроной, прижимая колени к груди, тело между толстыми корнями, а ухо к телефону. Из последнего последовали короткие гудки, говорящие о прерванном разговоре с того конца.
Карма посмотрела на экран. Её лицо стало ещё более осунувшимся и грустным. Но не потому, что она застряла на этой квазипланете, откуда не могла послать случайный сигнал бедствия, который могли заметить государственные корабли, которые заинтересуются, почему транзитный корабль разбился, а его самый ценный груз в виде прототипа какой-то технологии оказался в рюкзаке незарегистрированной для этого корабля девушки.

Лита медленно и глубоко вздохнула, выдыхая с длинным тихим стоном и кладя голову на колени. Она свернулась калачиком, косясь на звёздное небо над головой, которое было полно других планет, где каждый как-то живёт, каждый что-то делает. Без неё. Она бы тоже делала что-то, но в одиночку тяжело веселиться, оставались лишь собственные мысли.

Вообще, вид был красивым. Далёкая туманность создавала чарующий фон для кучи астероидов, колец, тех же звёзд. Приятно оказаться в месте, где нет светового загрязнения, которое закрывало бы всю эту красоту. Кажется, на этой квазипланете сейчас глубокая ночь или типа того. Но количество звёзд и два спутника неплохо заполняли светом поверхность. Мягким, лёгким... под который было удобно спать.

Усталость дала о себе знать. Рука натянула на голову капюшон, а дыхание стало замедляться. Какие бы тревоги не мучали голову, сон должен был их прогнать. Хотя бы немного. В ответ на эмоции сама реальность будто стала тлеть, темнеть, размываться. Звуки ночных птиц погружались в тишину, звуча как резиновые утята.
Стоп, резиновые утята? Хех, не, это забавно. Будто утёнок обмотал свои ноги резиновыми утятами поменьше, и шагает по лугу. Квяк-квяк-квяк~ А потом на ветку наступает и ХРУСТ~

Девушку будто ударило током. Она дёрнулась, как будто увидела что-то неописуемо страшное. И от неё пошла колючая волна красного цвета по... по чему-то. И какая-то.
То есть, это выглядело как буквально морская волна, проносящаяся по пространству, которое выглядело, как безразмерное - потому что определить размеры на глаз совсем не получалось - и аморфное пространство. Карма вскочила на ноги, осматривая его. Она будто была на дне океана, но у которого нет дна. Всё заливало, было пропитанно переливающимися оттенками синего и зелёного, растворяя в себе пробежавшую кроваво-красную волну тревоги.
Глаза и органы чувств давали всё больше деталей, но не давали понимания, куда ведьма попала. Да и деталей тут не то, чтобы много. Ноги чувствовали, что они стоят на чём-то, даже исходили волны от каждого шага, издавая синтетические протяжённые звуки, а сами шаги звучали как... резиновые утята.

Карма рассмеялась. Это было забавно. Но опять же, не забавно было то, что происходит. Рюкзака рядом не было, источников света тоже... хотя видно было всё исключительно чётко. По крайней мере то, что можно было описать, как "видимое".

Ведьма сделала пару шагов по этому пространству. И вроде бы она прошла, в проде бы ничего не изменилось. Точки начала или конца тут определить было невозможно.
В голове затрепетала тревога. Пространство стало равномерно краснеть и дрожать в трепете.

- Куда я попала?.. - Карма вздрогнула от собственного голоса. Его не было слышно ушами, но было слышно в своей голове. - Что за хрень?! - а вот это она уже услышала. - Ну и жуть.

Говорила она это без страха, но волнение никуда не пропадало. Ей нужно было найти выход...

Вдруг перед глазами, сквозь тени, вылетела маленькая звёздочка. Крохотная, холодная, в меру яркая. Она подлетела и упала куда-то к ногам. Так же появились другие, целый скоп. Они падали откуда-то сверху и со сторон, хотя увидеть источник не удавалось. Все они падали на несуществующую поверхность у ног Кармы, пропадая спустя какое-то время, прежде чем их заменят другие.
Получалась какая-то звёздная дорожка. Будто это не звёзды, а снежинки.

- Снег?.. - само собой сорвалось с губ Кармы, как вдруг она почувствовала давления в сторону дорожки. Не то течение, не то: - Ветер?

Она побежала. Время здесь не чувствовалось, но то же самое можно было сказать про усталость. Девушка просто бежала и бежала, пока дорожка не становилась всё плотнее, а на её конце, далеко, замерцало что-то яркое. Проход, или дыра. Карма не знала, что там, но знала, что ей туда нужно. Она улыбнулась, ускоряя бег. Пространство стало вытягиваться, ощущения обостряться. Ещё пара мгновений - и неведомый портал из света принял в себя девушку.

Карма споткнулась и упала на твёрдую поверхность. Ау! Вот тут её встретила боль. Неприятно.
Девушка вскочила, крутя головой по сторонам. Она была на поверхности камня. Большого камня, неровного, в десяток метров длиной. Такие же, разных размеров, летали в пространстве вокруг. Лита инстинктивно оттолкнулась ногами в сторону одного - и полетела через невесомость, приземляясь без последствий. Хотя теперь она была, считай, вниз головой, которую девушка принялась чесать в недоумении.

Да и где тут вообще низ? И где это ТУТ вообще?..

[Волхайм]

Последние часы перед попаданием в аномалию были потрачены с присущей ему методичностью. Деловая встреча на Цирконе завершилась подписанием контракта на поставку квантовых стабилизаторов для новых маршрутов сквозь пояс астероидов. Переговоры велись под именем Эдгара Нокса; холодная, безупречная игра в интересах корпорации, где каждое слово — это расчетливый ход, а каждое молчание — намеренная пауза, заставляющая другую сторону нервничать.

После — длительный транзит до Лимуса на личном корабле. Тишина кокпита нарушалась лишь монотонным гулом двигателей и тиканьем хронометра, отсчитывающего секунды, лишенные смысла. Он провел плановый аудит данных, поступивших в Архив за последнюю декаду: отчеты о гравитационных аномалиях в секторе «Ворон», расшифровки псионических сигналов с заброшенной колонии на Хароте, биологические образцы флоры с квазипланеты X7-β. Информация была обработана, каталогизирована и разложена по виртуальным полкам. Мир, как обычно, представлял собой бесконечный поток данных, ждущий своего архивариуса.

Физическая усталость — понятие условное для его организма, однако психическая нагрузка требует периодической перезагрузки. Сон не является необходимостью в биологическом смысле, это скорее ритуал, способ упорядочить накопленные за день сведения, позволить подсознанию провести собственную аналитическую работу. Он расположился в своих личных покоях, что скрыты глубоко под землей, в сердце переоборудованного храма. Комната аскетична: голые стены из отполированного базальта, кресло из черного дерева и кожи, стеллаж с несколькими физическими носителями информации — дань архаике.

Он погрузился в состояние, пограничное между медитацией и сном, отключив внешние раздражители. Сознание начало медленно отключаться от реальности, погружаясь в привычный, контролируемый хаос внутренних архивов. Но в этот раз что-то пошло не так. Вместо упорядоченных потоков данных ощутил резкий, внесистемный сбой — будто кто-то вырвал страницу из уже сшитого тома. Реальность под ним поплыла, и вместо привычного перехода в режим анализа, провалился в абсолютную, незнакомую пустоту.


Переход лишен тактильных ощущений. Не было ни падения, ни удара, лишь мгновенное и тотальное смещение. Очнулся он — если это слово здесь применимо — уже внутри. Первое, что поразило — это полное отсутствие привычных физических законов. Он не стоял и не лежал, а пребывал в состоянии невесомости, лишенной даже понятий «верха» и «низа». Пространство вокруг стало аморфным и безразмерным, пропитанным переливающимися, ядовито-синими и глубоко-зелеными тонами, Генри как будто оказался на дне океана, у которого нет ни дна, ни поверхности. Свет исходил отовсюду и ниоткуда одновременно, не отбрасывая теней, делая все объекты плоскими и в то же время бесконечно глубокими. Воздух, если это был он, густой и неподвижный, им невозможно было дышать, но и удушья он не вызывал — лишь давил на сознание своей неестественной плотностью.

Поверхность под ногами, вернее, точка опоры, оказалась иллюзорной. Она ощущалась как нечто твердое, но при взгляде растворялась в мерцающей дымке. Каждый шаг — медленный, осторожный — порождал не звук, а странные визуальные волны, расходящиеся по этой псевдоповерхности, и сопровождался приглушенным, синтетическим шумом, абсурдно напоминающим скрежет по металлу. Это повторялось с навязчивой, сюрреалистичной точностью. Он продолжал движение, пытаясь сориентироваться в этом лиминальном лабиринте.

Время утратило всякий смысл; минуты могли растягиваться в часы или сжиматься в мгновения. Вокруг проплывали обломки — не камня или металла, а обломки смыслов. Архиватор миновал парящие в пустоте архивы с истертыми корешками книг, в которых вместо букв оказались застывшие капли ртути. Мимо проплывали силуэты дверей, ведущих в никуда, и зеркал, отражающих не меня, лишь пустоту с парящими в ней одинокими масками.

Внезапно пространство перед ним ожило. Из небытия, словно из-под толщи стекла, начали проявляться очертания знакомого места — кабинета на Лимусе. Но это была его жалкая, искаженная пародия. Стол сделан из спрессованного пепла, документы на нем шевелились, как живые, и исписаны не чернилами, а трещинами. Сквозь стены проступали лица — те, чьи воспоминания нес в себе, — но их черты размыты и искажены гримасой беззвучного крика.

Он понимал, что это ловушка, проекция, пытающаяся придать аномалии хоть какую-то понятную форму, чтобы сломить волю наблюдателя. Он останавливается, пытаясь зафиксировать каждую деталь этого безумия для будущего отчета. Сознание, отточенное для анализа хаоса, работает на пределе, отсекая эмоциональный шум и пытаясь выявить паттерны в этом калейдоскопе абсурда. Он не испытывает страха. Лишь холодное, всепоглощающее любопытство и профессиональный интерес к природе этого феномена. Где-то в глубине этого иллюзорного кабинета, за пепельным столом, мерцала едва заметная точка — возможно, выход, а возможно, лишь более глубокий уровень этой ловушки.

Отвернувшись от призрачного кабинета, мысленным усилием стёр его размывающиеся контуры, словно стирает с грифельной доски неудачную схему. Иллюзия рассеялась без сопротивления, подтверждая её эфемерную природу. Под ногами, вернее, в той точке пространства, что он определил как опорную, ощущение изменилось.

Вместо зыбкой, мерцающей дымки возникла твёрдая, шероховатая поверхность неровного булыжника. Сделав несколько медленных, выверенных шагов вперёд, ощутил под подошвой ботинка каждый выступ, каждую щербинку на его холодной поверхности. Вокруг, в абсолютной тишине невесомости, парили другие камни — десятки, сотни, бесчисленное множество. Они были разных размеров: от мелкой гальки до глыб величиной с небольшой шаттл, и все они медленно вращались вокруг невидимых осей, образуя хаотичный, застывший балет небесных тел.

Архиватор остановился на краю своего плавучего острова и, сохраняя идеальное равновесие, медленно наклонился вперед, затем откинулся назад, запрокинув голову. Позвоночник, лишённый привычного гравитационного давления, отозвался непривычной лёгкостью. Взгляд скользнул вверх, или, возможно, вниз — здесь эти понятия утратили смысл. Над-под ним, в бездонном колодце сине-зелёной пустоты, проплывали целые рои этих безмолвных глыб, их тёмные силуэты отрезанные и чёткие на фоне мерцающей, беззвёздной мглы. Они не падали и не поднимались, а просто были, вечные и недвижные в своем бесконечном дрейфе, составляя скелет этого безумного, лишённого логики мира. Они плыли в одну точку, далёкую, яркую, что пестрила разными формами и не существовала одновременно. Гигантский кратер, напоминающий черную дыру и одновременно прекрасный цветок. А ещё он ощутил чье-то присутствие.

[Кармелита ОНед Стронг]

Прыжок, ещё прыжок, ещё один... Чёрт знает, как долго Карма металась между этими парящими валунами. Она даже не была уверена, продвигается ли она куда-то, ибо ориентация тут была весьма условной.
Не, ощущения определённо были прикольными! Можно было даже выбрать определённую траекторию, чтобы чередой прыжков ускоряться всё больше и больше. И хоть столкновения после такого были болезненными, но в лепёшку расшибиться не получалось. Как и ссадины получить. Странно, но блин, как же удобно!

Вдруг по телу пробежала дрожь, заставляющая остановиться и прислушаться. В этом пространстве было чрезвычайно тихо, так что теперь можно было услышать даже тихое шорканье по камню. Похоже на шаги. По камням пробегались множество теней, но Тень расступалась возле некоторых. По ходу их неспешного вращения девушка заметила на одной из граней незнакомую фигуру. Наконец-то хоть кто-то!

Карма не думала о потенциальной опасности или подозрительности. В этом месте очень быстро проходило любое ощущение неестественности. А точнее, его негативные проявления. Всё казалось именно необычным, интересным, любопытным и весёлым. Однако и сосредоточиться на чём-то было тяжело. В отличии от этого парня! Плащ у него зачётный. Или это девушка? Волосы длинные, тело изящное, но всё же плечи и имидж.

Ай, почему бы просто не спросить?!

- Здарова, ты тоже сюда~ Нихера ж себе, ты смесь ведьмака и Дракулы, - девушка с приземлилась сверху в паре шагов, и теперь с удивлением взирала на высоченного мужчину(скорее всего это всё таки мужчина) в маске. Ей пришлось буквально задрать голову вертикально, насколько он был выше её. - Чел, ты выше Майкла Джордана! Ты смотровой вышкой не подрабатываешь?

Генри увидел рядом с собой... явно разумное существо в виде енота-тиррена. То есть, антропоморфной самки енота, в довольно простой одежде,. Пушистый хвост было видно за её спиной, он подёргивался, сигнализируя о эмоциональной заряжённости.

Но всё это было не так важно, как тот факт, что пространство, в котором они оба находились, было чрезмерно пропитано магией. Будто коэффициент концентрации тэлергии здесь приближался к единице, когда никакой физической материи уже не оставалось. И что интересно, вся эта тэлергия будто резонировала с этой девушкой. Всё здесь резонировала с нею, как мощнейшим источником псионического воздействия, практически магическим аттрактором.
Всё... кроме самого Генри, который был здесь как камень посреди бурной реки.

- Я Карма, а ты? - представилась Лита, с чрезмерно широкой улыбкой протянув руку(лапу?), чтобы поздороваться, но с оттенком крайне неформального поведения. Корректно сказать, "ребяческого". - Ну и местечко, а... такси сюда, я подозреваю не вызвать, хаха!

Тэлергия будто закручивалась и комковалась вокруг этой девушки. Эти комки, коих было пять, крутились вокруг неё, практически невидимые в этот конкретный момент.

[Волхайм]

Генри стоял неподвижно, высеченный из мрамора посреди этого безумного, лишённого координат пространства. Его взгляд, холодный и аналитический, скользил по бесформенной пустоте, поглощающей свет, звук и саму материю. Вокруг плыли волны цвета — не просто оттенки, а целые потоки синего, зелёного, фиолетового и белого, переплетающиеся в причудливые узоры, напоминающие то ли космические туманности, то ли магические вихри.

Эти волны не существовали — они жили, пульсировали, сжимались и расширялись, будто дышали. И всё это великолепие хаоса стягивалось вдалеке в нечто, напоминающее одновременно черную дыру и гигантский цветок. Концентрированная магия, реальность, разорванная на части и сшитая заново чуждыми законами. Он наблюдал, как синева сплетается с зелёным, рождая ядовито-бирюзовые всполохи, как фиолетовые прожилки пронизывают белую пелену, создавая иллюзию мерцающего полярного сияния. Это был не просто визуальный ряд — это была карта аномалии, и он читал её как открытую книгу, фиксируя каждую деталь, каждый изгиб энергии, каждый проблеск искажённой реальности.

Его внимание переключилось на существо, появившееся рядом. Антропоморфная енотиха — Карма — вела себя так, будто оказалась на увлекательной экскурсии, а не в ловушке между мирами. Её слова были полны ребяческого восторга, и одно из них — «Ведьмак» — прозвучало особенно ярко. В сознании Генри мгновенно вспыхнула цепочка ассоциаций: серебряный меч, заточённый против чудовищ, зелья, от которых горло сжимает горечь, знаки, выжигаемые в воздухе, и вечный поиск — не знаний, а контрактов, денег, ответов на вопросы, которые никто не задавал. Он почти физически ощутил вес полуторника за спиной, привычное движение руки к поясному набору с отварами, пальцы, уже складывающиеся в знак Игни... Но всё это было лишь эхом чужих воспоминаний, вшитых в него когда-то давно. Он не стал кричать: «Где Цири? Где секреты Каэр Морхена? Где (СПИРТ) вы, проклятые алкоголики с Вельгорта?». Вместо этого он лишь мысленно усмехнулся — иронии ради. Этот мир был куда сложнее и опаснее, чем любая сказка о ведьмаках.

Он наклонился, движение его было плавным и точным, лишённым суеты. Его рука в перчатке с металлическими пластинами обхватила лапку енотика — крепко, но без лишнего давления.—...Генри Волхайм...Архиватор...—прозвучал его голос, ровный и безэмоциональный, как голос автомата. Это имя Карме ничего не даст, ведь для Парфорссы Генри представляется совсем другим именем.

Но едва он выпрямился, как реальность вокруг него дрогнула. Его одежда, его плоть, всё, что было материальным, растворилось, превратившись в сгусток чёрного, плотного дыма. Только волосы остались белыми — призрачными, мерцающими, как туман над болотом. Рубашка просвечивала сквозь пелену белым туманом, став дымом, маска не изменилась — всё та же ледяная белизна, всё тот же кровавый шрам-руна. Теперь он был подобен духу, воплощению раздробленного сознания, собранного из обломков памяти и воли.

Он парил в пространстве, неосязаемый, невесомый, но при этом сохраняющий чёткие очертания своей прежней формы. Это была не магия в привычном понимании — это была проекция его сути, его истинной природы, вышедшей на поверхность в этом месте, где стирались границы между реальным и воображаемым.

Генри медленно опустил взгляд, изучая собственное тело — вернее, то, что от него осталось в этом пространстве. Его форма была лишена привычной материальности, представляя собой клубящуюся массу чёрного дыма, сквозь которую лишь угадывались очертания конечностей, торса, складок плаща. Дым пульсировал, будто живой, то сжимаясь, то расширяясь, и в его движении угадывался странный, почти органический ритм. Он наблюдал, как частицы дыма отслаиваются от его «рук», образуя лёгкие, почти невесомые шлейфы, которые тянулись в пустоту, пытаясь раствориться в общем хаосе этого места. Но стоило ему мысленно сконцентрироваться, вернувшись в состояние стазиса — внутреннего равновесия, — как дым немедленно реагировал. Шлейфы прекращали своё движение, замирали на мгновение, а затем начинали медленно, почти нехотя, возвращаться обратно, прилипая к основной массе, восстанавливая чёткость контуров. Это напоминало движение ртути — плавное, тягучее, подчиняющееся невидимым силам.

Он поднял руки перед собой — вернее, то, что когда-то было руками. Теперь это были сгустки темноты, очерченные лишь силуэтом. Каждое движение сопровождалось шлейфом дыма, который отделялся от основного тела, создавая призрачный, размытый след в воздухе. Дым вёл себя странно: он не рассеивался, а сохранял форму, сохраняя память о движении, которое его породило. Генри сжал «пальцы» — и дым отреагировал, сгустившись в подобие кулака, из которого тут же потянулись новые, более тонкие нити чёрного тумана. Он разжал руку — и дым рассыпался, но не исчез, а повис в пространстве, ожидая следующей команды. Это было похоже на управление жидкостью — точное, почти интуитивное, но в то же время требующее полной концентрации. Он чувствовал каждую частицу этого дыма, каждое её движение, как если бы это было продолжением его собственной нервной системы.

Затем он позволил себе снова вернуться в состояние покоя. Мысленный импульс — и дым мгновенно отозвался. Все отделившиеся шлейфы, все клубящиеся частицы резко остановились, а затем устремились назад, к его телу, сливаясь с ним в единое целое. Дым прилип к нему, снова обретая чёткость форм, хотя и оставаясь при этом лишь иллюзией материальности. Теперь он снова выглядел как завершённый силуэт — высокий, задрапированный в тень, с белыми волосами и маской, сияющей неестественной белизной. Но в его глазах, скрытых за маской, горел холодный интерес. Он не просто адаптировался к этому месту — он изучал его, используя собственное тело как инструмент для измерения плотности реальности, силы гравитационных аномалий и концентрации магии.

Вокруг них продолжал свой безумный танец хаос цветов и света. Камни плыли в беззвучном балете, а вдали мерцал тот самый гибрид чёрной дыры и цветка, притягивая к себе всё, как магнит притягивает железо. Генри наблюдал за этим, его дымчатая форма колыхалась в такт пульсациям энергии, исходящей от аномалии. Он был здесь и не здесь — часть этого мира и одновременно посторонний наблюдатель. И где-то на краю сознания, в самых его глубинах, шептали голоса тех, чьи воспоминания он нёс в себе. Они молчали о ведьмаках и чудовищах — их истории были куда мрачнее и безнадёжнее. Но сейчас это не имело значения. Сейчас важно было понять, кто эта девушка-енот, и почему пространство вокруг неё искрится так, будто она — центр вселенной, а он — всего лишь камень в бурной реке её энергии.