[Волхайм]

[Тиана]

Красивая женщина неопределенного возраста с темно-каштановыми волосами сидела у огромного окна за столиком в удобном мягком кресле vip-клиента. На туристке был одет дорогой костюм глубокого синего цвета и шелковая блузка нежно голубых тонов. На ногах красовались черные туфли на высокой шпильке. А тонкие пальчики с качественным маникюром легко тарабанили по столешнице. Со стороны можно было подумать, что скучающая аристократка не приспособленная к условиям дикой природы, решила вкусить прелести походной романтики в джунглях, чтобы потом на светских раутах томно говорить: «Боже, вы не были в джунглях? Да вы ничего не видели в своей жизни!».

Тиана могла выглядеть так, как хотела, и в любое время. Те, кто знал нефилима, никогда не мог ее точно описать, ведь она  меняла личины по несколько раз в день, подбирая их под разные случаи жизни или просто по настроению. Перед феей стоял бокал, в котором плескалась полупрозрачная янтарная жидкость, а пузырьки-озорники медленно, кружась, поднимались к поверхности. Рядом на блюдечке расположились нарезанные дольки лимона, припорошенные легким слоем сахарной пудры, и ягоды черешни в вазончике. Путешествовать фея любила с комфортом, а если такового не имелась, то она всегда могла себе его устроить сама.

Полет на Аберат был оформлен официально, как туристическая путевка в дикие земли. На самом деле фея преследовала совершенно другие цели. Женщина имела слабость ко всему утоненному, необычному и экзотичному. Любая из этих характеристик могла пополнится и пометкой - «опасному». На ее острове Дрим фея организовала зоопарке с редкими животными, но мало, кто знал, что на нижних этажах ее заведения содержаться практически неизвестные и плохо изученные существа. Некоторых фея по случайности отловила сама, а некоторых приобрела на черном рынке.

Нет, Коллари не была заядлой контрабандисткой и границы дозволенного понимала. Например, в отличие от особо дурных куриц, стремящихся любым путем показать свою особенность и неординарность, фея никогда не пыталась приручить хтонов. Может потому что насмотрелась на это в лабораториях своих любознательных родственников по папиной линии?

Тиана рассматривала в окно проплывающее внизу лазурное море. Захотелось забросить все дела, превратиться в русалку, а может и в левиафана и нырнуть на глубину к дельфинам или каким другим созданиям, ощутить на плечах тяжесть водной толщи, поиграть в догонялки с радужными рыбками... Наверное потом, в конце миссии она так и поступит, но сейчас просто необходимо было сосредоточиться на деле.

Месяц назад в кругах биологов проскочила секретная информация, что на юго-западе Абберата, где море Цирик встречается с океаном Витраль, появилась интересная зверушка. Она нападала на отельных людей. Те, кому посчасливилось вернуться, рассказывали всякие небылицы то ли о летающем, то ли о ползающем создании. Кто-то кричал, что у него крылья как у нетопыря, а кто-то говорил, что это плавики-ноги, позволяющие чудовищу быстро передвигаться по суше. Ну и всякие прочие подробности, не совместимые в биологическом принципе.

Фее очень сильно захотелось разобраться во всем этом безумии, во-первых, дома дела закончились, а на месте нефилим не могла сидеть от слова «совсем», и, во-вторых, почему не заполучить что-то новенькое и непонятненькое, чтобы пополнить собственную коллекцию редких экземпляров. Неприятным фактором конечно являлось наличие жертв среди мирных и не очень разумных. Но в этом еще разобраться надо будет. Столько случаев было, когда наглая банда головорезов выдавала себя за хтона или стаю диких дархатов.

Нефилим поерзала на креслице от нетерпения, взмахнула волшебной палочкой и ее стакан вновь наполнился прохладным шампанским взамен нагревшемуся полувыпитому.

Печально конечно, если все эти слухи окажутся просто сплетнями упившихся браконьеров, нарвавшихся на диких животных. Например, дракона, так и не принявшего антропоморфную форму и потерявшего связь со своей хуманообразной стороной. Такую животинку придется уничтожить, чтобы освободить местное население от всяких угроз нападения. А если это хтон, то уничтожение асмого опасного создания Аркхейма запишится в карму феечки еще одним жирненьким плюсиком.

Тиана снова взглянула на часики, сверяясь со временем прибытия на туристическую базу. Скорее бы уже

[Волхайм]

Генри стоял у панорамных окон VIP-ложи, спиной к стеклу, наблюдая за происходящим в салоне сквозь полупрозрачную перегородку на носу летящего флагмана типа «транспортный–общественный». Его взгляд, лишённый видимого интереса, скользил по силуэтам пассажиров, задерживаясь на мельчайших деталях: дрожании рук у старика, листающего газету, неестественной грации женщины в чёрном, слишком лёгкой походке мужчины, направлявшегося к бару. Самолёт лишь недавно покинул Нантер, город у моря Цирик, и теперь набирал высоту, уносясь в сторону океана Витраль.

За стеклом, под ногами, расстилался безбрежный простор зелёновато-голубой воды, отливающей на солнце серебристыми бликами. Океан казался живым существом — дышащим, бескрайним, бездонным. Где-то внизу, среди волн, мелькали тени дельфиньих стай, разрезающих воду стремительными дугами, а выше, в воздушных потоках, парили альбатросы с крыльями белее снега. Их крики не долетали сюда, до звуконепроницаемого салона, но Архиватор видел их раскрытые клювы, их плавные, почти магические пируэты в струях ветра.

Позади ещё виднелась полоска земли — последний след покинутого берега, постепенно тающий в дымке горизонта. Скоро и она исчезнет, растворившись в однородной синеве неба и воды. А пока самолёт летел над прибрежной зоной, где океан ещё хранил следы человеческого присутствия: проплывали внизу рыбацкие лодки с поднятыми парусами, словно крылья гигантских бабочек, а иногда мелькали одинокие яхты, оставляющие за собой пенистые борозды.

Далее, по курсу, лежал безымянный туристический остров — зелёный, холмистый, обрамлённый полосой белого песка. С высоты он казался идеальным, ненастоящим, как будто сошедшим с рекламного буклета. Рядом с ним, уже в открытом океане, темнела зона водоворота — огромная воронка, втягивающая в себя тонны воды. Её движение было почти гипнотическим, и Генри на мгновение задержал на ней взгляд, отмечая, как солнечный свет играет на гребнях пенных волн, рождая радужные всполохи.

Затем, после остановки на острове, самолёт повернет на север, к Анже. Ландшафт внизу постепенно менялся: вода становилась темнее, почти фиолетовой у горизонта, а небо — более прозрачным, холодным. Воздушные потоки несли запахи моря — солёные, свежие, с примесью водорослей и чего-то неуловимого, древнего. Генри стоял неподвижно, его трость едва касалась пола, а пальцы в перчатках лежали на набалдашнике, ощущая под тонкой кожей вибрацию двигателей.

Он не испытывал восторга или трепета — лишь холодное, аналитическое наблюдение. Каждая деталь — от игры света на воде до поведения птиц — фиксировалась в его сознании, как ещё один фрагмент мозаики мира, который он собирал веками. И пока самолёт летел над океаном, унося его к новым точкам на карте, Генри оставался невозмутимым стражем реальности — немым, недвижным, вечным.

Генри прибыл на планету Абберат с чётким и лаконичным заданием: выследить и нейтрализовать опасное существо, классифицированное как угроза для местного населения и ключевой инфраструктуры. Информация, переданная ему, была скупа на детали, но указывала на существо с высокой скоростью передвижения, непредсказуемой агрессией и способностью наносить значительный ущерб. Его миссия не была простой зачисткой; она требовала точности, анализа и абсолютного контроля над ситуацией, ведь любая ошибка могла привести к эскалации угрозы.

По последним данным, объект переместился в сторону океана Витраль — обширного, почти не изученного водоёма, чьи воды скрывали сложнейший подводный рельеф: каньоны, термальные разломы и потенциальные аномальные зоны, способные искажать сканеры и нарушать работу навигационных систем. Это значительно осложняло операцию, превращая её из обычного преследования в тактическую головоломку. Работа в такой среде требовала не только силы, но и глубокого понимания местных условий, а также готовности к внезапным изменениям обстановки.

Задача включала не только поимку или ликвидацию цели, но и тщательный сбор всех возможных данных о её биологии, поведении и происхождении. Требовалось установить, было ли это существо результатом мутации, инопланетным вторженцем или чем-то иным — возможно, даже побочным продуктом деятельности человека или иных сил. Эта информация была критически важна для разработки протоколов по предотвращению подобных инцидентов в будущем, а потому каждое действие Генри должно было быть документировано и проанализировано.

Дополнительной сложностью являлось условие по возможности сохранить биологические образцы существа для последующего изучения в лабораторных условиях. Однако этот пункт оговаривался строгой оговоркой: только если это не противоречило приоритету безопасности и не ставило под угрозу успех основной операции. Генри предстояло самостоятельно оценивать риски в реальном времени, принимая решения, которые могли повлиять не только на текущую миссию, но и на будущие исследования. Конечно, хотелось бы заполучить образец столь интересного и необычного существа для исследования в лабораторных условиях. Людям есть чему поучиться у природы и откуда черпать бездонные кладези информации.

[Тиана]

Тиана наблюдала за красотами морского пейзажа, что расстилался внизу, привлекая туристов блеском воды, отражающей лучи Аркха, за стаей дельфинов, выпрыгивающих из воды, показывающих мокрые спины с вертикальным плавником. Ей захотелось исчезнуть с палубы этой аэродинамической конструкции и оказаться под густой зеленью джунглей, что опоясывали море. Выбежать на казавшуюся сверху узкой полоску золотого песка и рухнуть в изумрудные волны. А какие пляжные вечеринки можно было бы устроить в этих местах. Но до места назначения лететь еще часа четыре. Скукота.

«А почему, собственно, не разнообразить полет? – Фея медленно окинула взглядом салон. – Какие скучные лица. С этим надо что-то делать!»

Ментальный приказ пилотам и команде приводить авиалайнер на лазурную поверхность не сработал, видимо огромная масса существ не позволяла сконцентрироваться. Однако по кораблю разнесся голос капитан корабля:

- Дорогие жители и гости нашей прекраснейшей планеты, дабы вы смогли насладиться видами и вдохнуть свежий воздух океана наш флагман снижается на безопасную высоту.

По салону покатилась волна удивления, где-то восторженного, а где-то и тревожного. Однако легкий взмах волшебной палочкой, распыливший по всему кораблю легкий дурман успокоил особенно беспокойных пассажиров.

- Мы предлагаем вам погрузиться в легкую атмосферу тропиков. – Не унимался капитан. – Наши стюарды скрасят ваш досуг.

Последнее, что применила фея это протомагическую вязь, позволяющую украсить пространства, добавив нотки тропической экзотики.

Кресла авиалайнера приобрели вид плетеных стульев, а по опорам и потолук поползли лианы, на которых сидели диковинные птицы. Стюардессы оказались одеты в юбки из пальмовых листьев, на их шеях висели гирлянды из благоухающих цветов, а женская грудь лишь слегка прикрывалась морскими раковинами. Кое-кто из стюардов играл на укулеле, бубнах и барабанах, кто-то пел. На второй палубе начались веселые зажигательные танцы.

И все это веселье поддерживалось экзотическими напитками, подаваемыми в скорлупе кокосов, украшенных разноцветными зонтиками, бутонами цветов и трубочками. Пассажирам разносили закуски. Чего здесь только не было: и салат из манго и креветок, и лосось с рисом, салат с осьминогами в рассоле, мясо местной птицы с ананасами... Пир выдался на славу.

Коллари преобразила и себя, заменив брючный костюм на короткую юбку солнце-клеш. Блузка превратилась в открытый топ на тонких бретельках, открывающий дорогу очень бурной фантазии. Туфли на шпильках стали удобными сандалиями. Тиана поднялась со своего места, подхватила кокосовый стакан и направилась веселиться на нижнюю палубу. На мгновение в ее поле зрения попал высокий мужчина, закутанный в черный плащ и с маской на лице, прорези для глаз светились каким-то странным огнем. Мужчина наблюдал за всеми. Фея решила пока не думать о делах, и, спустившись по винтовой лестнице, оказалась среди молодых людей, страстно отплясывающих ламбаду.

Какой-то парень схватил Тиану за руку, выхватил из ее рук стакан и поставил на полку, а сам, обхватив тонкий стан Коллари сильными руками, увлек ее в танец. Молодежь импровизировала со своей одеждой, как могла. Рубашки расстегивались и завязывались под грудью. Брюки закатывались до середины икр, а туфли просто валялись в стороне, потому что мешали танцевать. Здесь царило возбуждение от близости мужских и женских тел, которые соприкасались в танце, скользя друг по другу. Легкие вскидывания подолов юбок, демонстрировали стройные ноги и округлые ягодицы танцовщиц. Горячие руки, оглаживали рельефы и изгибы, глаза горели страстью, а губы тянулись за мимолетными поцелуями, обещая что-то гораздо страстное, чем просто танец.

На другом конце палубы еще одна развеселая компания устроила соревнование в игре «Лимбо». Двое парней натянули вместо шеста поперек прохода шарф, и любому, кто хотел перейти на другую сторону, приходилось пролазить в погибе под препятствием. Особенно громко, с присвистом, зрители приветствовали девушек.

Тина была очень довольна собой. Фея просто купалась в радости и счастье, которые окружали ее со всех сторон.

[Волхайм]

Ментальный импульс, призванный изменить реальность на борту, коснулся сознания Архиватора и отскочил, словно горох от стальной пластины. Он не был грубым вторжением — скорее, изящным, почти игривым внушением, тонкой паутиной, предназначенной опутать волю и восприятие обычных существ.

Но психика Генри была не просто укреплена; она была цитаделью, выстроенной из воли, дисциплины и чуждой биологии, чьи нервные пути защищены не столько магическими щитами, сколько самой своей неестественной структурой. Воздействие встретило абсолютно инертную, безэмоциональную среду, лишенную тех мимолетных желаний и подсознательных страхов, за которые обычно зацепляются подобные влияния. Оно не было отброшено с силой — оно просто не нашло точки приложения, растворилось в ледяной, бездонной пустоте его разума, как капля чернил в океане. Единственной реакцией стал почти незаметный, машинальный акт анализа: протокол классификации ментального явления, оценка силы и источника. Угрозы не обнаружено. Цель воздействия — изменение окружающей обстановки и настроения субъектов. Источник — неустановленный, вероятно, находящийся на борту. Файл инцидента создан и отложен для последующего изучения. Его пальцы не дрогнули на набалдашнике трости, а пламенные очи за маской не моргнули, продолжая бесстрастно сканировать салон.

Преображение лайнера из образца инженерной мысли в карнавальный аттракцион он наблюдал с тем же холодным, аналитическим безразличием, с каким фиксировал смену пейзажей за окном. Для него это было не волшебство, а просто информация — набор изменяющихся параметров: химический состав воздуха, теперь отдающий тропическими цветами и алкоголем; акустические аномалии, вызванные музыкой и смехом; визуальные метаморфозы, трансформирующие функциональный интерьер в бутафорские джунгли. Он отмечал неестественную пластику «преображенных» стюардов, вычислял алгоритмы их движений, предсказывал траектории танцующих пар. Шум и суета, вызывавшие у большинства пассажиров прилив эйфории, для него были лишь помехами — фоновым шумом, затрудняющим сбор чистых данных об окружающей среде и потенциальных угрозах.

Эта внезапная, насильственная гедонистическая вспышка иррациональна, неэффективна и потому — глубоко неинтересна. Она не вызывала в нем ни раздражения, ни презрения, лишь констатацию факта: коллективное сознание пассажирского состава успешно компрометировано внешним воздействием низкого порядка. Их поведение стало предсказуемым и примитивным, что, впрочем, несколько упрощало задачу мониторинга.

Однако один параметр требовал более пристального внимания, выходя за рамки текущего абсурда. Давление за иллюминаторами менялось стремительно и не по стандартному для данного маршрута градиенту. Иллюзия тропического рая за стеклом начинала трещать по швам.

Приняв решение, Генри развернулся и бесшумной, размашистой походкой направился к выходу из VIP-зоны. Его силуэт, высокий и прямой, рассекал пеструю, веселящуюся толпу, как клинок — воду. Взгляды скользили по нему, не задерживаясь, подсознательно уворачиваясь от встречи с чем-то абсолютно инородным в этой атмосфере всеобщего упоения. Он не толкался, не просил пройти, его путь казался заранее просчитанной траекторией, где люди оказывались в нужных точках пространства на мгновение раньше, чем он туда ступал.

Выйдя на открытую палубу, он встретился с реальностью, уже полностью вытеснившей навязанный иллюзорный рай. Воздух, еще недавно ласковый и теплый, стал тяжелым и влажным, пахнущим озоном и грозой. Лазурная гладь океана сменилась свинцово-серой, вздыбленной пенящимися гребнями волн. Ветер, всего несколько минут назад игравший в такт бубнам, теперь выл в расчалках, завывая басовито и угрожающе. Небо на горизонте почернело, как будто его залили густой тушью, и оттуда, из этой черноты, навстречу лайнеру ползла стена ливня. Вспышки молний, еще беззвучные на этой дистанции, пронзали мрачную пелену, на мгновение освещая грозовые фронты чудовищных размеров. Барометр в его сознании зафиксировал катастрофическое падение давления. Это был не просто шторм; это была быстро формирующаяся аномалия, чье возникновение и скорость развития не укладывались в стандартные метеорологические модели. И именно в ее эпицентр, судя по курсу, продолжал двигаться охваченный карнавальным безумием корабль. Генри оставался неподвижным у перил, его плащ трепетал на порывистом ветре, а маска отражала надвигающийся апокалипсис в своих бездонных глазницах. Очередной набор переменных в уравнении миссии. Требуется коррекция плана. НЕМЕДЛЕННО.

Внутренний анализ завершился с трезвым, безэмоциональным выводом: текущий курс ведет транспортное средство и всех биологических единиц на борту в зону гарантированного уничтожения. Автопилот, если он и был задействован, уже не справлялся с аномальными турбулентными потоками, а вероятность того, что экипаж в кабине сохраняет дееспособность после ментального воздействия, стремилась к нулю.

Необходимость прямого вмешательства перешла из категории вероятной в категорию неизбежной. Развернувшись, Генри двинулся обратно в салон. Его возвращение было подобно движению ледокола сквозь теплые воды: шумная, пестрая волна веселья расступалась перед ним, не в силах противостоять молчаливой, неумолимой силе его присутствия. Смех затихал на его пути, танцующие пары инстинктивно отшатывались, натыкаясь на кресла. Он не ускорял шаг, его поступь оставалась мерной и тяжелой, отдаваясь глухим стуком каблуков по теперь уже настоящему, а не иллюзорному полу.

Дверь в кабину пилотов, укрепленный люк из сплава с матовым покрытием, предстала перед ним как последний рубеж, отделяющий порядок от хаоса. Стандартные протоколы связи были признаны нерелевантными. Архиватор не стал стучать или использовать интерком. Он оценил конструкцию с одного взгляда: точки напряжения, наиболее уязвимые места креплений. Перчатка с металлическими пластинами на пальцах сжала набалдашник трости, а его свободная рука впилась в холодную поверхность двери. Мускулы спины и плеч, чья сила тщательно маскировалась под строгим кроем одежды, напряглись одним коротким, взрывным усилием. Раздался негромкий, сухой хруст — не грохот, а скорее звук ломающегося сустава великана. Замки и ригели, рассчитанные на стандартные ситуации захвата, не выдержали приложенного к ним давления, деформировались и вышли из пазов. Дверь подалась внутрь с тихим скрежетом искривленного металла.

Внутри царил хаос, резко контрастирующий с высокотехнологичным окружением. Воздух оказался спертым и густо пах перегаром, дешевым парфюмом и чем-то сладковато-приторным. Двое пилотов, обязанность которых заключалась в хладнокровном управлении сотнями тонн металла в небе, представляли собой жалкое зрелище.

Один полулежал в кресле, запрокинув голову, его мундир расстегнут, а в откинутой руке болтался пустой пластиковый стакан. Другой, с остекленевшим взглядом, что-то невнятно бормотал, бессмысленно нажимая на кнопки на панели, которая то и дело подсвечивалась аварийными сигналами из-за раскачивания лайнера в штормовых потоках. На центральной консоли валялись несколько пустых бутылок из-под алкоголя и объедки закусок. Сирены и предупреждения на экранах тонули в громкой, ритмичной музыке, все еще доносящейся из салона. Картина стала законченной и предельно ясной: контроль над судном полностью утрачен его официальным экипажем. Они стали не более чем частью общей проблемы, живым подтверждением деструктивной природы неконтролируемого внешнего воздействия на разумную биомассу.—...в сторону...не мешайтесь, если хотите выжить...

[Тиана]

Тиана была вполне довольная тем, что происходила вокруг. Она наслаждалась настроением всеобщего веселья и радости. Инородным телом в мире коктейлей и цветов было лишь одно существо – незнакомец в черном плаще с внушительной тростью, лицо которого закрывала белая маска так, что только огненные глаза виднелись сквозь прорези. Когда мужчина проходил мимо, фея почувствовала тяжесть ауры незнакомца, словно рядом стоял папочка-демиург или кто-нибудь из его родственничков. Однако никакой знакомой энергетики Тиана не увидела. Это говорило, что чужак мог быть каким-нибудь иномирцем, попавшим в Аркхейм через аномальную зону или червоточину. Мало ли этих несчастных притянуло. Там,на своей РОдине они и сами могли быть Создателями, но пройдя барьер теряли половину своих сил.

Вторым неприятным царапаньем по нежному феечкиному сердечку стало возвращение с внешней палубы мистера Х не менее стремительной походкой. Только теперь чувствовалось какое-то несоответствие. Нет, не в нем самом, а в окружающем его пространстве. Тиана могла бы конечно списать  все на свою магию, но все же решила проверить. Одарив партнера по танцу страстным многообещающим поцелуем, девушка выпорхнула на свежий воздух и замерла.

- Мать моя фея! – Вскрикнула Колари. – Вот это точно не я!

Только ее оправдания уже тонули в первых отголосках  грома, которые слышались скорее еще на уровне вибраций, чем звука, и завываниях ветра. Всполохи молний уходили в море, отражаясь яркими вспышками в свинцовой бушующей массе.

Фея, вернувшись внутрь, включила на полную мощь ментальное внушение, снимая последствия галлюциногена и разгоняя всех пассажиров по своим местам, но так, чтобы они действовали без паники и сумятицы. Украшения, райские птицы, лианы – вся бутафория исчезла  так же, как и появилась. Стюарды помогали существам занимать свои места и пристегивать ремни безопасности. Снаружи активировался механизм на случай приводнения в экстремальных ситуациях. Тиана контролировала всех существ, сейчас через нее проходили не меньше сотни энергетических потоков. Эти нити необходимо было отделить от остальных, установить контакт, снять напряжение, дать вводную по поведению. Каждому. Обязательно. Но...

Двух существ фея не чувствовала, как бы не пыталась до них достучаться. Сознание одного отзывалось паникой и ужасом, а у второго стояла непрошибаемая стена. И это те смертные, от чьих действий по большому счету зависела жизнь всех пассажиров авиалайнера. Тиана еще раз отправила ментальную паутину в кабину пилотов. Добиться отклика капитана и его помощника по-прежнему не получалось. Однако рядом возникла еще ода аура, мощная, сильная, уже знакомая. Магию феи оттолкнули в обратном направлении, как мешающегося под ногами ребенка выставляют за дверь, когда взрослые заняты очень важным делом.

- Надеюсь, вы знаете, что делать. – Тиана отправила мысленный посыл.

Она уже собиралась отключиться, кода почувствовала, как от второго пилота тянется тоненькая темная ниточка куда-то  в салон. Фея провела фиксацию следа, прикрепив к нему энергетического голема, когда корабль первый раз тряхнуло. Они были уже на самой границе грозы.

Колари вышла на палубу. Тяжелое, свинцовое, почти черное небо в своем безудержном гневе стегало не менее темные воды океана яркими вспышками разветвленных плетей. Морская гладь вскипала в ответ бело-желтыми пышными протестами, пытаясь докинуть это возмущение до разгневанных небес, но, не в силах преодолеть притяжение, все это падало обратно вниз с вершин вздымающихся гигантских волн.

Тиана глубоко вдохнула влажный воздух и медленно его выдохнула, чтобы привести все магические каналы в состояние покоя и сосредоточенности. Она раскрыла ладонь, над которой при помощи волшебной палочки начала формировать небольшую воздушную спираль. Над водоворотом возникла формула ветра, Фасмагори засветилась сиреневым светом, добавляя в формулу фиолетовые искры. Водоворот увеличился в размерах, фея скинула его уже за борт, продолжая все больше пропитывать  силой. Когда поток вырос до метра, то он начал втягивать в себя бушующий вокруг ураган  самостоятельно. И вот уже параллельно авиалайнеру, несущемуся в самое сердце шторма на собственную погибель, встал огромный смерч, соединив две бушующие стихии, словно канат. Этот воздушный поток впитывал в себя молнии, не  позволяя ни одной ударить в борт корабля, гася самые высокие волны, способные сбить авиалайнер в глубокую пучину.

Последним, что могла создать нефилим, был защитный купол, огибающий корабль. Но он уже был настолько тонким, что лишь сдерживал дождь, хлеставший по металлической поверхности.

Ноги феи подкосились, и она медленно съехала на пол, не в силах подняться. Тиана просто смотрела на шторм и любовалась этой неприкрытой первородной силой, что прилетела из неизвестности, чтобы поиграть судьбами беззащитных перед ее мощью существ.

- Все, что могла. – Произнесла Колари.

[Волхайм]

Кокпит, в который ввалился Генри, представлял собой хаос, контрастирующий с безупречной логикой его разума. Воздух был спёртым, густо замешанным на перегаре, сладковатой отдушке дешёвого парфюма и едком запахе страха, который не могли перебить даже мощные системы вентиляции. Перед ним, за массивным бронированным стеклом, бушевало воплощение стихийного безумия — чёрная стена ливня, прошиваемая молниями, и вздыбленные, пенящиеся громады волн. Внутри же царил хаос иного рода — человеческий, беспомощный и оттого вдвойне отвратительный.

Двое пилотов, призванные быть разумом и волей этой летающей крепости, превратились в её слабое звено. Один, обмякший в кресле, запрокинул голову, и его безвольная рука болталась, сжимая пустой пластиковый стакан. Другой, с остекленевшим взглядом, что-то бессвязно бормотал, его пальцы судорожно, но бесцельно тыкали в кнопки на центральной консоли, которая то и дело вспыхивала алыми предупреждениями о критическом крене и потере высоты. На панели валялись объедки и пустые бутылки — жалкие свидетельства их добровольного бегства от реальности.

Архиватор не тратил время на оценки или осуждение. Его сознание, холодное и ясное, уже проанализировало ситуацию и выдало единственно верный алгоритм действий. Его трость, до этого бывшая лишь частью имиджа, упёрлась в пол, приняв на себя часть веса, пока он наклонялся к креслу второго пилота. Перчатка с металлическими пластинами на пальцах впилась в расстёгнутый воротник мундира. Мускулы спины и плеч, обычно скрытые строгим кроем костюма, напряглись одним коротким, взрывным усилием. Он не дёрнул, а плавно, но с неумолимой силой вытащил человека из кресла, словно вынимая испорченный компонент из сложного механизма. Тело, обмякшее и безвольное, с глухим стуком рухнуло на перфорированный металлический пол кабины и осталось там лежать, недвижное. Генри не удостоил его больше ни взглядом. Его место было теперь здесь.

Кресло пилота, обитое износостойким материалом, приняло его форму. Перед ним раскрывался впечатляющий арсенал управления. Двухштурвальная система «Йоке», где каждый штурвал мог дублировать функции другого на случай отказа. Многофункциональные жидкокристаллические дисплеи, выстроенные в единую панель, — Primary Flight Display показывал искусственный горизонт, завалившийся на сорок градусов, скорость и высоту, навигационный дисплей с картой, на которой их курс упрямо вёл в эпицентр кроваво-красной метеоаномалии. Ручки управления двигателями, рычаги шасси и закрылков, бесчисленные тумблеры, кнопки и роторы подсистем — всё это было для него не набором деталей, а единым языком, на котором он мог говорить с машиной.

Его пальцы, облачённые в кожу, легли на штурвалы. Он не сжал их — он соединился. Первым делом — отключение автопилота, который уже давно боролся с турбулентностью, проигрывая с разгромным счётом. Затем — коррекция курса. Лайнер, огромный и неповоротливый, медленно, с сопротивлением, будто не желая покидать объятия шторма, начал разворачиваться под его давлением. Генри работал не рывками, а точными, выверенными движениями. Его взгляд скользил по приборам, считывая десятки параметров одновременно: вертикальная скорость падения, угол атаки, нагрузка на крылья. Он парировал порывы ветра, которые швыряли многотонную махину как щепку, работая рулями и двигателями с ювелирной точностью. Гул турбин, вой ветра и тревожные сирены сливались в оглушительную симфонию хаоса, которую он методично перекладывал в партитуру контроля.

Именно в этот момент вселенная решила провести стресс-тест его способностей. Ослепительная, слепяще-белая молния, порождение самой ярости шторма, ударила в правое крыло. Удар был не звуком, а физическим ощущением — глухим, сокрушительным грохотом, который прокатился по всему корпусу. Свет в кабине погас на долю секунды, а когда экстренные-системы восстановили питание, несколько дисплеев погасли навсегда. Более критичным был крен. Лайнер болезненно задрал нос и повалился на повреждённое крыло, искажая искусственный горизонт до немыслимых углов. Системы сыпали предупреждения о потере тяги в одном из двигателей и нарушении аэродинамики.

Управление из сложного превратилось в экстремальное. Штурвалы затряслись в его руках, пытаясь вырваться. Архиватор увеличил обороты левых двигателей, компенсируя тягу, и потянул штурвал на себя, борясь с потерей высоты. Его действия лишены паники — лишь холодная цепочка причинно-следственных связей: повреждение -> последствия -> корректирующее воздействие. Он вручную выравнивал крен, градус за градусом, игнорируя воющий в салоне ветер и треск повреждённых конструкций. Земля, невидимая в кромешной тьме, приближалась. Расчёт посадочной траектории был теперь импровизацией, основанной на остаточных данных и интуитивном понимании физики падения.

Посадку мягкой назвать было нельзя. Это явно управляемое падение, жёсткий, но необходимый диалог с законом всемирного тяготения. Выпустив шасси в самый последний момент, чтобы не сорвало потоком, он погасил последние метры скорости, почти зависнув на грани срыва. Удар о землю отозвался во всём теле, сотрясая кости, — глухой, сокрушительный грохот поглокшей металл земли. Лайнер подпрыгнул, проскрежетал по поверхности, выбивая искры из камней, и, наконец, замер, накренённый на бок, с вырванными кусками обшивки и дымящимся крылом. Но он стоял. Целиком. Без пожара. Без катастрофического разрушения. Задача выполнена.

Тишина, наступившая после оглушительного рёва шторма и грохота посадки, оказалась звенящей и неестественной. Генри откинулся в кресле, его пальцы разжали штурвалы. Он прислушался. Ни криков, ни стонов, ни суеты — ничего. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего металла, шипением дождя по раскалённым поверхностям и завыванием ветра снаружи.

Это неправильно. Даже при условии, что пассажиры были пристёгнуты и подготовлены к жёсткой посадке, человеческая природа брала своё — должен был начаться шок, плач, вопросы. Но была лишь могильная тишина. Он поднялся и вышел из кабины, его трость отстукивала мерный такт по полу, который теперь лежал под углом.

Салон, ещё недавно бывший эпицентром насильственного веселья, теперь походил на склеп. Тела пассажиров и членов экипажа разбросаны в неестественных позах, но не из-за травм — они были погружены в глубокий сон. Лица застыли в пустом спокойствии, глаза закрыты, дыхание ровное и медленное, как у погружённых в анабиоз. Ментальная паутина, которую сплела фея, чтобы усмирить их панику, не рассеялась после посадки. Наоборот, она сгустилась, превратилась в липкую, непроницаемую пелену, втянувшую всех в коллективное бессознательное. Они не спали — они отключены, выброшены за борт собственного сознания мощным остаточным эффектом магического воздействия, смешавшегося с шоком от катастрофы. Проснуться самостоятельно могли лишь те, чья собственная воля или магическая сила сравнима с источником этого влияния. А таких, судя по всему, на борту было считанные единицы. Он и сама фея.

Генри медленно прошёл между рядами кресел, безэмоциональный взгляд скользил по лицам спящих. Его психические щиты, непроницаемые для внешнего воздействия, оставили его незатронутым этим мороком. Он был единственным бодрствующим стражем в этом царстве сна. Это подтверждало его первоначальную гипотезу: их сюда привело не просто стечение обстоятельств. Шторм, ментальное вмешательство, а теперь и это — всё это звенья одной цепи. Лайнер не просто совершил аварийную посадку. Он был притянут, посажен насильно на краю аномалии, чьё присутствие он чувствовал теперь кожей — статичное, давящее молчание, исходящее от темневшего за стеклами пейзажа. Мир за бортом полон таких мест — разрывов реальности, где законы физики искажались, а магия вела себя непредсказуемо. Похоже, они угодили прямиком в одну из них. После пары неудачных попыток, с раза пятого он вынес дверь вип-ложи на палубу и сам вышел туда, дабы осмотреться.

[Тиана]

Фея впитывала в себя энергетику шторма, как губка. Ее не страшили молнии, гром или порывы ветра. Тиана всегда восхищалась проявлениями стихии, какова бы ни была ее природа. Девушка наблюдала за разветвлениями электрических разрядов, что прошивали разряженный воздух, она любовалась перекатами глубоко фиолетовых, местами практически черных, туч. Тиана с упоением вбирала в себя буйство непокорных волн. Природа боролась сама с собой, делая участниками этой опасной игры и всех, кто находился на авиалайнере.
Великолепно! Мощно! Красиво! Страшно!
Шатл постепенно уходил от грозы в сторону берега. Корабль медленно, словно огромная черепаха начал разворачиваться в сторону, беря курс на берег. Тиана поблагодарила того неизвестного, в маске, потому что была уверена, что это его рук дело. Фея даже улыбнулась.
Однако что-то изменилось в пространстве. Тиана подскочила с места и начала осматриваться вокруг. Сбоку в сторону корабля, все еще борющегося со стихией, несся яркий болид. Что это? Метеорит? Шаровая молния? А может энергетический сгусток, направленный чьей-то мстительной рукой? Колари потянула на себя всю энергию щитов, чтобы выстроить преграду перед еще одной опасностью. Фея начала стягивать крупицы пыли и песка, поднятые ураганом и кружившие в воздухе, к ним добавилась листва, сорванная с деренвьев, проносившихся под шатлом, все это обретало конкретную форму. Перед защитной паутиной, в которую стеклась тонкая броня, окутывающая корабль, появился  клон лайнера, принявший на себя удар болида. Глаза Колари застилал тропический дождь, она вымокла до самой нитки за какие-то несколько минут, но фея продолжала держать энергию, чтобы довести дело до конца.
Мощный взрыв на миг осветил небо и растекся энергетической волной, уходящей в противоположную сторону. Это был миг спасения и... миг гибели. В оставленный без защиты корабль ударила молния. Детонация была не не меньше, чем от болида. Колари не устояла на ногах и упала на палубу, ударившись локоточком об обшивку. Потянуло гарью. Девушка поднялась на ноги с трудом, потому что на шпильках таскаться по мокрому металлическому покрытию совершенно не комильфо. Тиана двинулась вдоль палубы, внимательно осматривая корпус.
Потянуло гарью. Правый двигатель корабля вспыхнул, и лайнер начал крениться на бок. Еще немного и шатл рухнет на поверхность планеты. Лайнер застонал как раненое живое существо, неспособное сопротивляться гравитации и устремившееся на встречу с поверхностью планеты. И опять, кто-то незримый начал бороться с законами физики, выравнивая корпус раненой металлической птицы. Градус за градусом, сантиметр за сантиметром. Земля приближалась. Девушка пустила вперед огненный фаейрболл, выжигая ближайшие деревья, чтобы облегчить посадку шатла. Как только корабль проскакивал тлеющий участок, на лес обрушивался тропический ливень, чтобы погасить последние остатки огня, не позволяя вспыхнуть пожару. Перед самым столкновением с землей фея оттолкнулась от палубы, расправила свои крылышки и взлетела вверх.
Лайнер проехал на пузе не меньше сотни метров, прежде чем остановился совсем. Скрежет металла о камни, скрип поваленных деревьев, отголоски грома над океаном – все эти звуки внезапно исчезли, словно кто-то на музыкальном центре нажал кнопку «Отключить». Тишина была настолько зловещей, что по замерзшему телу феи прокатилась дополнительная волна мурашек.
Вся вымокшая, босая, потому что потеряла где-то туфли, взлохмаченная, изможденная, Тиана медленно опустилась около корабля. Она зажгла огонек на кончике волшебной палочки, и словно ее отражения, мелкие яркие точки поплыли в разные стороны, разгоняя мглу вечернего леса. Тишина пугала не меньше, чем грохот взрывов. Фея мысленно потянулась к существам, находящимся внутри корабля. Вроде бы живые, и в то же время нет... К энергетической вязи девушки прилипла чужая энергетика. Она была настолько тонко сплетена, что была практически незаметна. Сил бороться с чужеродным паразитом не осталось. Да и прежде, чем снимать такую тонкую работу не мешало бы с ней сначала разобраться.
Тишину опять разрезали резкие звуки ударов, а потом в паре метров от девушки пролетела металлическая дверь корабля. Резерв Тианы был пуст, и сплести новую магию, ни защитную, ни атакующую, она не могла. Девушка взлетела вверх, выхватывая свой верный меч, готовясь держать оборону. Перед феей оказался тот самый незнакомец в белой маске. Прочесть до конца мужчину по-прежнему не удавалось. Но тяжесть мощной энергетики, говорила о древности этого создания и не меньшей силе ее носителя. Опасной и могущественной. Однако никакого страха фея не испытывала словно лично для нее мужчина не представлял угрозы.
Его энергия имела что-то общее с аурой дядюшки Хаоса... Хотя нет. Здесь было больше от тетушки Энигмы. Однако в данном случае Познание не имело привкус жестокого равнодушия, скорее информация ради сохранения, а не интерес фанатичного ученого дойти до конца любой ценой.
Тем не менее, зная, насколько обманчив, может быть мир, фея не стала полностью расслабляться и убирать меч, продолжая сканировать незнакомца.
- Приветствую, уважаемый. – Девушка зависла в воздухе, планируя на своих крылышках. – Думаю, это вас стоит поблагодарить за спасение корабля. Я не очень понимаю, где мы оказались, но местность, скажем так, не способствует для организации кемпинга.
Тиана махнула волшебной палочкой, и мокрый брючный костюм заменился на более удобную для похода одежду цвета хаки. Теперь феечка походила на молодого инструктора бойскаутов, а замерзшие ножки наконец-то оказались в теплых носочках и удобных кроссовках.
- Меня зовут Тиана. Я – фея-туристка. Совсем не ожидала, что мой тур на курорт закончится вот так. Как, впрочем, и все они. – Тиана кивнула в сторону корабля. – К сожалению, разбудить их не могу. В мое плетение вмешался кто-то еще. И мне с ним ооочень хочеться повидаться, чтобы перенять опыт, потому что я ооочень любознательная. – Девушка зловеще улыбнулась. – А как к вам обращаться?
Тиана взмахнула палочкой, и часть огоньков разлетелось в разные стороны, освещая границы выломанной поляны, на которую рухнул корабль. От океана к ним шла широкая прогалина поваленных деревьев, теряющих в темноте.
- Ночью мы ничего не сможем сделать, поэтому предлагаю вернуться на шатл и переночевать в нем. К сожалению, я потратила много магии и пока не могу поставить защитные барьеры.
На левитацию силы все же были. Колари подняла выломанную дверь и отправила ее на место, починив заодно и петли, чтобы створка могла свободно закрываться. Только совершив все манипуляции, фея застыла на мгновение, обнаружив несколько прорех в раскуроченном металле, и звонко засмеялась над самой собой.
- Как вы думаете, стоит это все латать или мы как-нибудь обойдемся без ремонта до утра?
Колари похлопала себя палочкой по подбородку и все-таки решила довести все до ума. Металлический скрежет поднял в воздух успокоившихся странных птиц, которые высоко в небе начали совершать круги над поляной.
- Ну, теперь хотя бы есть гарантия, что нас не съедят втихаря. Наверное. – Фея хихикнула. – Мистер, хотите чаечку? Какой вы предпочитаете? Со сладостями на ваш вкус. – Тиана подлетела к входу в шатл. – Можно и коньячку, чтобы снять усталость и привести все мысли в порядок. Идемте же.
Фея полетела в вип-зал, чтобы приготовить место отдыха для двух существ, переживших катастрофу и собирающихся выяснить ее причины.

[Волхайм]

Генри медленно повернул голову в сторону своей новой собеседницы. Его взгляд, лишённый всякой теплоты, устремился на неё сквозь узкие прорези маски, будто лезвие, готовое рассечь любую иллюзию. Он не моргал, не отводил глаз — лишь наблюдал, анализировал, сканировал. Фея. Да, именно так она себя назвала. Но Генри знал, что слова часто носят маски, и эта особа не была исключением. Она так же похожа на фею, как он — на элементаля. Оба они прикрывались ярлыками, за которыми скрывалось нечто большее, нечто чуждое, почти инородное. Что-то в её энергетике, в лёгкости движений, в самом способе существования вызывало у него тихое, настойчивое недоумение. Он не мог указать именно то, что его смущало — может, отголоски магии, может, следы иного происхождения, — но ясно ощущал: перед ним не просто капризная волшебница, а существо со слоями, скрытыми под притворной беззаботностью.

Он стоял неподвижно, его тень, удлинённая светом огоньков, падала на влажную землю. Вокруг царила неестественная тишина, нарушаемая лишь редким потрескиванием остывающего металла шаттла и шелестом листьев, колышущихся под напором ночного ветра. Воздух был густым, насыщенным запахом гари, дождя и чего-то древнего, почти забытого — может, дыхания самого леса, а может, эха аномалии, что притянула их сюда. Небо над головой оставалось тяжёлым, свинцовым, без единой звезды, будто закрытое пеленой. Генри чувствовал это давление на физическом уровне — как статичное, давящее присутствие, исходящее от самой реальности.

Наконец, он нарушил молчание, его голос прозвучал ровно, без эмоций, но с отчётливой весомостью каждого слова.—Генри Волхайм...Элементаль...—Он слегка склонил голову, формально, без намёка на подобострастие. Затем медленно сложил руки за спиной, его пальцы в перчатках сомкнулись на набалдашнике трости. Его осанка оставалась безупречно прямой, почти статуарной. Он окинул взглядом окружающую местность: поляну, усеянную обломками и вывороченными с корнем деревьями, тёмную полосу леса, уходящую в неизвестность, и сам корабль, который теперь больше походил на раненого зверя, застывшего в последнем усилии выжить.—...Похоже, мы оказались в месте, где правила игры диктуются не нами...—Его взгляд скользнул по стволам деревьев, по неровному рельефу, задерживаясь на тенях, которые казались слишком густыми, слишком живыми. —Тишина обманчива...Она скрывает больше, чем раскрывает...считаю, что эта местность очень похожа на россыпь необитаемых островов, которыми полнятся воды Витраля...

Генри медленно двинулся вдоль покорёженного борта павшего корабля, его шаги были бесшумными, но несущими в себе вес неоспоримого намерения. Трость в руке едва касалась влажного металла, ощупывая саму боль корабля, его последние вибрации жизни. Он не спешил, его движение стало ритуалом, методичным и точным. На каждом шагу, в местах, где искажённая обшивка встречалась с землёй, он останавливался, и кончик его трости на мгновение касался поверхности. От этих точек касания расходились почти невидимые глазу волны — магические якори, вплетающиеся в реальность с холодной, безэмоциональной точностью. Они были не просто точками силы; они являлись узлами сложной сети, алгоритма защиты, выстраиваемого его волей. Каждый якорь испускал тихий, ультразвуковой гул, сливающийся с шепотом ночного леса, и от него вглубь земли и вверх, в воздух, тянулись нити энергии цвета потухшего угля, с редкими вкраплениями белых завихрений, похожих на застывшие звёзды.

Он завершил круг, вернувшись к месту, откуда начал. Последний якорь был установлен у самого носа корабля, вонзившегося в грунт. Генри замер, его рука с тростью поднялась чуть выше, пальцы в перчатке сжали набалдашник. Беззвучная команда была отдана. И в тот же миг все ранее установленные точки вспыхнули единовременно коротким, ослепительно-белым светом, будто по цепи пробежала искра. Свет погас, но на его месте осталось едва заметное мерцание, подобное жару раскалённого металла. Нити между якорями натянулись, сплетаясь в сложный, геометрически безупречный узор, похожий на кристаллическую решётку. Над всем кораблём и прилегающей поляной с треском, похожим на разрываемую ткань пространства, вознеслась полупрозрачная эгида — купол, отливающий в темноте цветом воронёной стали и тлеющего пепла. Он не светился; он поглощал окружающий свет, делая пространство под ним чуть темнее, тише, отрезанным от внешнего мира. Воздух под куполом застыл, и даже звуки леса — шелест листьев, стрекот ночных насекомых — стали приглушёнными, отдалёнными, будто доносящимися из-за толстого стекла.

Только тогда Генри развернулся и вновь обратил свой взгляд на фею. Его маска, отражающая блёклое свечение защитного купола, обращена прямо на неё. Взгляд, пылающий холодным янтарём, казалось, видел не только её саму, но и те энергетические следы, что тянулись от неё, искажая пространство вокруг.

—Чай,..—произнёс он, и его голос прозвучал в новой, искусственной тишине особенно чётко, лишённый каких-либо оттенков усталости или интереса.—...предпочту чай...—Он сделал небольшую паузу, давая ей осознать, что протокол безопасности завершён и теперь можно позволить себе нечто столь же простое и ритуальное, как чаепитие.

[Тиана]

Колари наблюдала за новым знакомым не менее внимательно, чем он за ней. Нет, это не было противостоянием или соперничеством, скорее методичное изучение партнера, с которым придется провести определенное время. Фея понимала, что Генри Волхайм, как представился ей незнакомец, сильнее и мудрее Тинаы. Его аура была густой, словно  ликер Амаро, очень выдержанной, что двадцатилетний арманьяк, и крепкой, что самый забористый гномий самогон.

А еще девушка ощущала тяжесть, когда магия мужчины всего лишь задевала ее по касательной. О да, она вполне понимала эту древнюю энергетику, которая связана  накоплением не только эманаций зарождающегося мира. Эти мощные потоки, переплетающие в себе  нити вселенной, были способны пробуждить в существах зерно творца. Именно таким был любимый папочка феи – демиург Удовольствия и его ближайшие братья и сестры, сумевшие выжить в бесконечной борьбе пожирания себе подобных, которых почти и не осталось из-за этой бойни в Аркхейме. Но на этом сходство с Фраем и заканчивалось.

В Генри больше чувствовалась точная математическая  формула, благодаря которой информация, считываемая им, перенаправлялась в логические цепочек причин и следствий, что было свойственно тетушке Энигме, однако, без маниакального любопытства и стремления создать идеальный образец эксперимента. Здесь присутствовало желание сохранить что-то ценное, полученное в результате наблюдений и анализа, но не было стремления тетушки Элериум или дядюшки Артрея к жестким мерам во имя мира и покоя. Оставалось понять, к какой ж расе принадлежит это существо, притянутое Аркхеймом.

- Элементаль? – Тиана слегка улыбнулась про себя такой формулировке. – И какая же стихия подвластна такому сильному магу, пришедшему в Аркхейм сквозь время и пространство?

Колари осторожно левитировала нескольких спящих пассажиров из вип-каюты в другой отсек, чтобы их разговору никто не мешал даже своим неподвижным видом. Тиана просканировала палубы, дабы убедиться, что все пассажиры живы и их организмы по-прежнему функционируют, а плотная завеса, установленная Генри нигде не дает сбоя. Также девушка попыталась обнаружить остаточю магию, что видела лдо крушения. Ничего не было.

Вернувшись в каюту первого класса, она начала готовить пространство для ужина. Фея неспешно создавала настроение вечера. Здесь не нужная была романтика или техноген. Традиционный камин, несколько ночных бра на стене, круглый стол, накрытый белой скатертью с вышивкой по кайме. Фарфоровые тарелки с закусками и сладостями разных видов заняли сове место на столешнице. Несколько дымящихся чайничков, чашки. Два пузатых бокала и бутылочка коньяка.

Девушка устроилась удобно в мягком кресле и пригласила присесть и Генри.

- Что предпочитаете? – Фея улыбнулась. – Коньяк и закуски насытят тело и помогут привести мысли в порядок, а ароматный чай позволит расслабиться. Есть черный с бергамотом, - девушка указала на золотистый вытянутый заварочник, - есть из розовых лепестков, - кисть переместилась на чайничек из прозрачного стекла с запотевшими боками, где просматривалась бордовая жидкость. – Здесь зеленый и цветочный. – Фарфоровый и медный братья размещались рядом  с остальными.

Фея неторопливо наполнила янтарным алкоголем бокалы и пододвинула мужчине. А затем, наложив себе на тарелку несколько тарталеток, приступила к ужину.

- Вы наложили очень мощный щит. – Фея не льстила, она говорила искренне и по факту. – Такому мастерству любой может позавидовать. Но, даже так, за бортом ощущаются всплески энергии. – Фея прикрыла глаза и наклонила голову, словно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. – Оно незримыми щупальцами тянется к обшивке, но одергивает их, слово от ожога. И это все благодаря только вам.

Девушка сделала глоток из бокала и замолчала, прислушиваясь к ощущениям того, как слегка обжигающая жидкость покатилась по пищеводу в желудок, согревая ее тело изнутри, разливаясь теплой волной по венам, согревая и успокаивая. Как же это разнилось с состоянием пространства, от которого отделил их Волхайм своей защитной сетью. Потому что там упрямо билось что-то полуживое о заградительный барьер, желая проникнуть внутрь искореженного шатла. Зачем? Тиана совершенно не хотела это выяснять. По крайней мер до самого утра, когда она восстановится и сможет противостоять новым опасностям.

- Очень похожая энергетика, что приклеилась к моей магии. – Колари вздохнула. – Эта местность словно ломает потоки, нарушая их естественную циркуляцию в пространстве. Похоже на аномальную зону, но я никогда не слышала, чтобы парадоксы действовали, как разумные существа. Что вы обо всем этом думаете?

Коньяк и любимый чай из розовых лепестков разморили Фею, к тому же усталость брала свое. Фея развеяла стол и посуду, а затем достала из пространственного кармана два пледа и подушечки. Один комплект она протянула Элементалю.

- Вот возьмите, нам нужно поспать. Ведь неизвестно, что нас ждет завтра. – Тиана нажала на кнопку подлокотника, опуская кресло в горизонтальное положение и устроилась на нем поудобнее, свернувшись калачиком. – Спокойной ночи, Генри.

[Волхайм]

Корабль, изуродованный штормом и падением, лежал на боку, гигантским раненым зверем, застывшим в предсмертной агонии. Воздух внутри, еще недавно наполненный гулом систем и дыханием сотен спящих, теперь неподвижен и тяжел, пропитан свинцовой пылью. Лишь слабый свет магических огоньков, пущенных феей, отбрасывал дрожащие тени на искореженные стены, делая окружение еще более сюрреалистичным. Генри стоял неподвижно, его высокая, прямая фигура казалась инородным монолитом в этом хаосе уснувшей плоти и металла. Маска, холодная и бесстрастная, обращена к Тиане, но его сознание, вечный аналитический двигатель, уже обрабатывало новый ввод данных.

Ее слова — легкие, почти небрежные — повисли в спертом воздухе.

Внешне ничего не изменилось. Его пальцы в перчатках не дрогнули на набалдашнике трости. Пламенные очи за маской не моргнули. Но внутри, в самых глубинах неестественного естества, что-то сдвинулось с мертвой точки. Холодная, отточенная игла осознания медленно вонзилась в самую сердцевину существа. Она знала. Не предполагала, не догадывалась — знала. Он не был рожден под здешними солнцами, его сущность не была выкована в горниле аркхеймских мифов. Его код написан на другом языке мироздания, иными богами — или тем, что он сам в тишине мыслей иногда рисковал назвать богами. Это знание, высказанное вслух с такой непринужденностью, стало актом тончайшего вторжения, куда более изощренным, чем любая ментальная атака.

По его костям, укрепленным чужеродными полимерами, пробежала не физическая, а метафизическая дрожь —  будто кто-то провел ледяным пальцем по швам сборной сущности. Неприятное, сковывающее свербение, под кожей зашевелились песчинки иного мира, напоминая о его истинной, отчужденной природе. Грудная клетка, скрытая под строгим жилетом, на мгновение сжалась, не от нехватки воздуха — его модифицированные легкие работали безупречно, — а от внезапного, острого чувства обнаженности. Он не скрывал своего происхождения, но и не выставлял его напоказ. Эта информация стала частью фундаментального одиночества, тихой константы его бытия. И теперь ее извлекли на свет, коснулись без спроса, словно музейный экспонат, и в этом жесте было что-то от непрошеной интимности. Он ощутил себя картой, на которую без предупреждения нанесли недостающую, сокровенную топографическую отметку.

Его разум, всегда готовый к анализу угроз, мгновенно просканировал возможные утечки. Нет, его щиты не пробиты. Его архивы не были вскрыты. Это было иное — интуитивное считывание, магическая чуткость или, что более вероятно, насмотренность на существ подобного ему калибра. Возможно, аура его мира, пусть и мертвого, все еще витала вокруг него незримым шлейфом, заметным для столь искушенного взора. Мысль о том, что его тайна — не тайна вовсе, а просто еще один параметр, видимый избранным, была одновременно и облегчением, и новым источником напряженности. Он сам стал объектом изучения. И это было...приемлемо. Но от этого не становилось менее неприятно.

Тиана между тем, не дожидаясь немедленной реакции, принялась обустраивать пространство. С легкостью, граничащей с вызывающей демонстрацией силы, она левитировала спящие тела, сканировала палубы, а затем преобразила угол вип-зала. Возник камин, бра, стол с изысканной посудой. Архиватор наблюдал за этим с холодным, безоценочным интересом. Его взгляд скользнул по дымящимся чайникам, фарфору, бутылке коньяка. В его сознании, подобно всплывающим окнам протокола, возникли вопросы о природе такой материализации. Если магия может создавать столь совершенные, питательные субстанции из ничего, то голод, бедность, ресурсные войны в Аркхейме теряют всякий смысл. Логика подсказывала, что это либо иллюзия высочайшего порядка, обманывающая и тело, и разум, либо трансмутация существующей материи, но никак не создание чего-то из ничего. Возможно, чай был взят из запасов корабля, лишь облагорожен и подогрет магией. А может, это было нечто иное, что не подчинялось грубым законам физики, которые он так старательно каталогизировал. Он мысленно отложил этот вопрос для последующего изучения, поставив его в один ряд с другими аномалиями этого вечера.

Внимание вернулось к вопросу феи. Она ждала ответа, устроившись в кресле с бокалом коньяка. Ее легкость контрастировала с давящей тишиной за бортом и неестественным сном сотен существ вокруг.

Генри медленно подошел к столу. Его трость мягко уперлась в пол. Перчаткой с металлическими пластинами он взял один из чайников — тот, что был из золотистого материала с темной жидкостью внутри. Движения его были лишены суеты, каждое — выверено и экономично. Он налил себе чашу, наблюдая, как пар клубится над зябкой гладью жидкости, вбирая в себя отсветы магического света. Аромат бергамота, сладковатый и навязчивый, ударил в обоняние, но его организм, настроенный на фильтрацию токсинов, лишь зафиксировал химический состав, не передавая в мозг никаких эмоциональных ассоциаций.

Он поднес чашку к маске. Механизм, невидимый глазу, позволил пару проникнуть внутрь, сконденсироваться на рецепторах, предназначенных для анализа, а не для наслаждения. Он всматривался в жидкую гладь, словно бы в гадальную поверхность, в которой отражались не звезды, а осколки его собственной, разрозненной сущности.

—Я — элементаль памяти...—его голос прозвучал ровно, без металлического отзвука, но и без тепла. Он был похож на скрип пера по пергаменту, на тихий шелест перелистываемых страниц.—...Моя стихия — это прошлое...Не песок, не вода, не пламя и не ветер...Моя стихия — это то, что было, но не должно быть забыто...Осязаемое эхо ушедших эпох, хрупкая пыль на гробницах забытых цивилизаций, последний вздох на устах тех, чьи имена стерло время...

Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе, смешаться с ароматом чая и запахом гари.

—Я не управляю стихиями в привычном смысле...Я ими становлюсь...Когда мои пальцы касаются шершавой поверхности древнего камня, испещренного рунами, чей смысл потерян для всех, кроме меня...когда читаю выцветшие тексты, в которых зашифрована боль и надежда давно истлевших поколений...когда слушаю шепот ветра, несущий отголоски былых сражений и забытых клятв...В эти мгновения я — не наблюдатель...Я — проводник...Я — плоть и кровь самой истории, ее конечная инстанция, ее молчаливый архивариус...Моя магия — это не призыв молний и не повеление водам...Моя магия — это способность слышать голоса в тишине забвения и придавать им форму, чтобы они не канули в небытие окончательно...

Он отставил чашку, так и не сделав глотка. Его пылающий взгляд устремился на Тиану сквозь прорези маски.—...Так что нет...Я не приручаю бури и не вызываю землетрясения...Я всего лишь...напоминаю этому миру о том, что он так отчаянно старается забыть...

Тиана, убаюканная коньяком и усталостью, свернулась калачиком в своем кресле, и ее дыхание вскоре стало ровным и глубоким. Генри же остался неподвижен. Он не последовал ее примеру, не принял горизонтального положения. Его место — то самое, что было указано в билете, — стало наблюдательным постом. Он откинулся на спинку, поза казалась расслабленной лишь на первый, самый поверхностный взгляд. На самом деле, каждый мускул, каждый нервный узел его тела пребывал в состоянии минимального, но постоянного напряжения, казалось бы, часовой механизм, чьи шестеренки вращаются бесшумно, но неотвратимо.

Его пылающий янтарный взгляд устремлен в разорванный иллюминатор. Стекло треснуло паутиной, а в одном месте зияла дыра, через которую в салон проникал влажный, густой воздух ночи. Защитный купол, им же возведенный, отсекал непосредственную угрозу, но не мог скрыть саму суть этого места. Он поглощал свет и звук, делая внешний мир приглушенным, размытым, но от этого — лишь более зловещим.

Генри видел не просто тьму. Его глаза, нечеловечески острые, фиксировали каждый силуэт, каждое движение в непроглядной чаще. Деревья стояли черными, молчаливыми стражами, их ветви сплетались в угрожающий узор против чуть более светлого неба, где не было ни звезд, ни луны — лишь сплошная бархатная мгла. Тишина за барьером была не мирной, а выжидающей, насыщенной. Она похожа на затаившееся дыхание гигантского зверя, который знает, что его добыча уже в ловушке, и теперь можно не спешить.

Его сознание, свободное от необходимости поддерживать беседу, полностью переключилось на анализ произошедшего. Мысли текли холодным, безэмоциональным потоком, структурируя хаос в упорядоченные категории.

Разумное поведение. Это был ключевой параметр. Аномалия не была слепой силой природы, подобно урагану или землетрясению. Она действовала с хитрой, почти коварной логикой. Она не столько атаковала — сколько заманивала. Ментальное воздействие на пилотов, навязчивое веселье, ослабившее бдительность, курс, проложенный прямиком в ее эпицентр. Затем — точечный удар по попыткам стабилизировать корабль, эта энергетическая сущность, направленная точно в момент, когда щиты феи были отвлечены. И, наконец, сама посадка — не тотальное уничтожение, а аккуратная, почти хирургическая нейтрализация угрозы с последующим захватом. Она не убила их, а усыпила, изолировала. Как коллекционер, аккуратно помещающий редкий экземпляр под стеклянный колпак.

Цель? Вопрос висел в воздухе. Поглощение энергии? Изучение? Или нечто более абстрактное, что его, существо, мыслящее категориями фактов и данных, пока не могло охватить? Отсутствие задокументированных сведений говорило либо о невероятной редкости феномена, либо о его способности скрывать свое существование, стирая следы — или свидетелей.

Он мысленно пролистал страницы внутреннего каталога, сверяя параметры: искажение пространственных потоков, подавление дальней связи, избирательное воздействие на сознание, агрессия при попытке бегства. Ничего даже отдаленно похожего в архивах «Омега-Лэйн» или в зашифрованных базах Парфорсса не значилось. Он столкнулся с чем-то абсолютно новым. И это одновременно и тревожило, и вызывало ледяной, безличный интерес. Это воистину уникальный образец для исследования. Проблема лишь в том, что он сам оказался внутри пробирки.

Его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости. Он предпринял уже все доступные ему шаги. Защитный купол возведен. Сканирование окружающей среды на предмет физических угроз проводилось постоянно на подсознательном уровне. Попытка отправить экстренный запрос по закрытому каналу связи — не с помощью примитивной радиосвязи, а через резонансный пси-импульс, настроенный на его людей на Лимусе, — была произведена мгновенно после посадки. Ответом стала лишь глухая, абсолютная тишина. Не помехи, не эхо — именно ничего. Как если бы его сигнал уходил в черную дыру, где даже информация не может существовать. Это подтверждало его догадки: аномалия создала совершенный изолятор.

Пространственная магия, его запасной план на крайний случай, также была заблокирована. Он ощущал это физически — как скованность в тех самых «мышцах», что отвечали за разрыв реальности. Попытка мысленно наметить точку телепортации за пределами поляны вызывала мгновенную, острую обратную связь — слепящую головную боль и чувство, будто его сознание упирается в абсолютно гладкую, непроницаемую стену. Шанс вырваться отсюда с помощью простого телепорта был равен нулю. Точнее, он был столь же реален, как возможность увидеть в это мгновение ослепительное солнце на небосводе за иллюминатором — физически невозможно в данной системе координат.

И потому он сидел. И наблюдал. Он был заключенным в идеальной тюрьме, тюремщик которой невидим, непознан и невероятно могуществен. Оставалось лишь одно — ждать. Наблюдать, фиксировать каждую мельчайшую деталь, каждый шепот аномалии. Рассвет должен принести новые данные. А до тех пор его долгом было бодрствовать. Быть тем немым, недвижным стражем, который, пока другие спят, продолжает собирать информацию. Ведь в конечном счете, именно для этого он и был создан.