[Волхайм]

[Волхайм]

Холодный, пропитанный маслом и озоном воздух Цирконского порта был густым коктейлем из выхлопов звездолётов, приглушённого гула тысяч голосов и металлического скрежета погрузочной техники. Под сводами гигантского дока, способного вместить целый флот крейсеров, царил вечный искусственный полдень, создаваемый слепящими лампами прожекторов. Они выхватывали из полумглы то бороздящие небо краны, то заляпанные космической пылью корпуса кораблей, то фигуры докеров, снующих, как муравьи в гигантском муравейнике. Здесь, на одном из бесчисленных наблюдательных мостиков, затерянных в стальных ребрах портовой инфраструктуры, царила относительная тишина, нарушаемая лишь далеким эхом кипящей внизу жизни.

Генри стоял, опираясь на трость, и наблюдал. Его рассеянное внимание скользило по причалам, отмечая маркировки судов, униформу служащих, паттерны движения толпы. Порт был идеальной метафорой вселенной: хаотичное на первый взгляд движение подчинялось невидимым, но жёстким законам. Каждый здесь знал свой маршрут, свою цель. Кто-то ввозил контрабанду, кто-то её искал, кто-то просто пытался выжить в этом стальном чреве. Он же был сторонним наблюдателем, архивариусом, фиксирующим процесс для будущих отчётов.

Тощие пальцы в коже перчаток с легким стуком выбили ритм по набалдашнику трости. Расчётное время прибытия делегации Ордена приближалось. Переговоры между такими структурами, как Парфорсс и Орден Демиурга Хаотичности, всегда напоминали попытку приручить двух скорпионов в одной банке. Любая ошибка, малейшая провокация — и вместо сделки получится кровавая баня. Его роль заключалась в том, чтобы быть тем самым стеклом, не позволяющим им ужалить друг друга раньше срока, и одновременно — гарантом, что условия контракта будут исполнены с математической точностью. Парфорсса получала эксклюзивный доступ к артефактам, извлечённым из аномалий, что сулило невероятную прибыль и усиление влияния. Орден, в свою очередь, прибирал к рукам каналы распространения запретных знаний и технологий, вплетая свои щупальца глубоко в криминальную экосистему Аркхейма. Взаимовыгодный симбиоз паразитов.

Внизу, у одного из частных причалов, замерла, сливаясь с тенью, группа людей в неброской, но качественной одежде — его «коллеги» из разведки Парфорсса. Их позы были расслаблены, но глаза, скрытые за затемнёнными стеклами визоров, непрестанно сканировали периметр. Они ждали сигнала. Он поймал лёгкое движение у стыковочного шлюза «UNIT 15» (U15) — массивные гермоворота с шипением начали расходиться, выпуская струю выравненного воздуха. Пора.

Спуск на основной уровень занял несколько минут. Шум порта обрушился на них стеной — рёв двигателей, металлический лай сирен, отрывистые команды на десятках языков и диалектов. Он прошёл сквозь этот хаос, как нож сквозь воду; толпа инстинктивно расступалась, не всегда понимая почему, но ощущая исходящую от фигуры в длинном пальто и с обезличенной маской холодную ауру нежелательного контакта. "Его" люди из Парфорсса лишь кивком подтвердили готовность, их взгляды стали жёстче, сосредоточеннее.

Он не знал, кого к нему отправят со стороны Ордена и о чем именно этот кто-то хотел договориться. Имена и титулы в таких структурах — вещь изменчивая, а истинные намерения всегда скрыты за семью печатями аллегорий и недомолвок. Спешить с предложениями было бы верхом наивности, грубой и потенциально смертельной ошибкой. Любой неверный шаг, любое проявленное ожидание могли быть истолкованы как слабость или, что хуже, как знание чего-то лишнего. Единственной верной тактикой было молчаливое ожидание, позволяющее другой стороне сделать первый ход и тем самым обнажить часть своих карт. Нужно было дать им проявить инициативу, чтобы затем, холодно и методично, проанализировать её и выстроить ответную стратегию.

Он остановился в тени массивной грузовой стрелы, его взгляд упал на «U15». Корабль был невзрачным, потрёпанным транспортником общественных линий, одним из сотен таких же, что курсировали между орбитами. Это явно не был тот личный эскортный катер или закамуфлированный под коммерческое судно разведчик, которого он ожидал от посланника столь влиятельной организации. Или это был именно тот корабль? Всё зависело от изощрённости мышления его оппонента. Наличие собственного транспорта говорило о статусе, но его отсутствие и использование рядового рейса могло быть куда более изощрённой маскировкой, ширмой, призванной усыпить бдительность. Истинная мощь не нуждается в демонстрации, она предпочитает оставаться невидимой, растворяться в толпе, чтобы нанести удар с самой неожиданной стороны.

Его взгляд, пылающий ровным янтарным светом, медленно оторвался от ржавого борта и устремился ввысь, сквозь завесу искусственного света, заливавшего док. Он смотрел в ночное небо Циркона, в ту его часть, что была видна сквозь гигантские шлюзовые ворота. Туда, где холодными алмазами сияли чужие звёзды, а где-то в глубине, невидимая глазу, пролегала граница Пояса Астероидов и начиналась бездна Внешнего Космоса. Это зрелище, вечное и безразличное, служило напоминанием об истинных масштабах игры. Все эти переговоры, интриги, ордена и синдикаты были лишь мелкими вихрями в углу гигантской, безразличной вселенной. Но именно здесь, в этих вихрях, и ковались осколки тех знаний, что он так методично собирал.

[Ойген Нойманн]

Челнок миновал стратосферу Циркона. Если бы дело было перед вступлением Ойгена в Дискордиум, гном бы предвкушал возвращение домой – а теперь, во-первых, он привык к быстрым телепортам ордена, а во-вторых, летел он не в родной Астрейм, а в далёкий Канш. И вообще, летел по работе. Крайне нетривиальной работе.

Эмиссары недавно решили, что адепты должны стремиться к, так сказать, разностороннему развитию, чтобы сгладить свои слабые стороны и найти скрытый потенциал. Так что Нойманна отправили на родную планету... Дипломатом? Торговцем? Наверное, самое точное слово – посредник. Ойген должен был доставить пробную партию хаоситских артефактов представителям «Парфорссы» – теневой цирконской группировки, которая выполняла для Дискордиума кое-какую скрытную работёнку в обмен на прикрытие от власть имущих. Стандартная схема, наверняка у каждого ордена имеются такие прихвостни... Но, будь воля Ойгена, он от криминала бы держался за милю. Хватило приключений юности, когда чуть не застрял за решёткой, расквасив физиономию не тому парню. В этот раз успокаивало лишь то, что раз орден прикрывает организованную преступность, то уж архиадепта, заслужившего какую-никакую репутацию, он прикроет тем более.

А ещё успокаивала Металлика на соседнем сиденье, её клинок, всегда готовый к бою, и обширная база знаний. За часы полёта Мета дала Ойгену какие-никакие практические наставления по азам дипломатии. Выказать толику уважения, обменять контейнер на чип и вернуться на знакомую магическую планету. Что может быть проще?

Ах да. На этом задании выпивать и курить Ойгену запретили. Дескать, в этот раз он является лицом Ордена, а его визави – не последней личностью в «Парфорссе». А гном без фляжки пенного – всё равно что хуман без штанов...

Когда челнок начал снижаться, Ойген попытался отвлечься, разглядывая находившиеся в порту суда. Да, наверное, круто вести меж планет огромный танкер, повинующийся лёгкому мановению курсора в бортовом компьютере... Но не круто, когда такую неповоротливую дуру облепляет мошкара из пиратских истребителей. Нет, пожалуй, Ойгену приятнее маневренный бой на своих двоих или на мехе.

За раздумьями гном не заметил, как его ладонь легла на руку Меты. Не то чтобы его странные чувства к андроиду были тайной, но Ойген покраснел как школяр и убрал руку. Всё-таки за ним наблюдали пятеро адептов разных рас, замаскированных под простых пассажиров. «Парфорсса» наверняка тоже озаботится размещением скрытых наблюдателей, так что подобная предосторожность была не лишней. А вот сам Ойген и Мета не скрывались: они носили печати Ордена на видных местах, да и тяжёлое оружие особо никуда не спрячешь. Плюс опять же, визави тоже фигура приметная... Но о нём чуть позже. Кстати, пора забирать багаж.

Покинув кресло при посадке, Нойманн задержался у трюма и с облегчением повесил на спину дробовик и винтовку. Конечно, оружие стояло на предохранителях, но всё-таки грело спину. Он пришёл на сделку не с пустыми руками. Шкатулку с ценностями, являвшимися предметом торга, спрятали в самом «очевидном» месте. В нише внутри тела Металлики. Так что, несмотря на не самых скрытных участников сделки, обмен придётся совершать в менее людной точке, чем стыковочные доки. Хотелось верить, что господин Адъюк... Адъюн... тьфу, Фрэйи'ин, короче, – такую точку уже подобрал...

По пути по трапу Ойген поморщился. Иллюминаторы корабля были слегка притонированы, и свет фонарей космопорта ударил по глазам. Однако ослепление не помешало разглядеть приметного господина в тёмном пальто и с длинной тростью, созерцавшего небо. Господин этот превышал ростом даже Металлику, которая на фоне среднего хумана казалась великаншей. Ойген даже на мгновение содрогнулся, а потом тупо хихикнул. Карлик под прикрытием великана совершает сделку с ещё более великим великаном... Про такое можно составить задорную застольную песню. Но позднее.

Приблизившись к Фрэйи'ину, Ойген почувствовал его загадочный природный запах – а ещё могущественную магическую ауру, от которой аж потемнело в глазах. А может, сказалось долгое отсутствие космических перелётов. Гном пошатнулся, но от конфуза его спасло то, что визави продолжал созерцать небосклон.
– Господин Фрэйи'ин? – наконец оправившись и набравшись духу, обратился Ойген к величественному незнакомцу. – Ойген Нойманн, архиадепт Ордена Хаоса. Металлика – моя... напарница. – Кивок в сторону андроида, которая склонила голову. – Я должен доставить ваш... м-м, заказ. Не возражаете, если мы переместим этот разговор в менее публичное место?

Какой официоз, аж вкус засаленных банкнот на языке. Наверное, со стороны такие речи из уст гнома в исцарапанных боевых доспехах и с двумя пушками за спиной вызывает только усмешку. Но это всего лишь на один заказ. Всего лишь. Один. Блядский. Заказ. Поговорить, обменяться ценностями и свалить восвояси.

Или?..

[Волхайм]

Теперь же этот взгляд, лишённый тепла и мимолётных изменений, свойственных живым существам, опустился до дел земных. И там он встретил того, кого и ждал, кого должен был встретить. Группа людей, возглавляемая низкорослым, но крепко сбитым гномом в исцарапанных доспехах и с внушительным арсеналом за спиной, приближалась к нему. Рядом с гномом шагал андроид, чьи движения, для взгляда Генри, лишены малейшей доли органической плавности, а вместо глаз горели сенсоры. Вид этой компании не вызывал смех у этого существа, именуемого Адъюдикатором, — всё было с точностью до наоборот. [Персонаж это запомнит]. Смех был реакцией, недоступной для того, чьё сознание представляло собой лабиринт с вырванными предложениями и обломками чужих судеб. Он слушал, прежде чем ответить на слова визави, впитывая каждую деталь, каждый нюанс произнесённых фраз, как губка впитывает влагу.

Архиватор медленно кивнул, его движения были лишены суеты и излишней эмоциональности. Он не спешил с ответом, давая себе время оценить обстановку. Порт кишел жизнью: грузчики сновали между штабелями контейнеров, таможенники проверяли документы, контрабандисты пытались укрыться в тени массивных грузовых модулей. Воздух гудел от звуков работающих двигателей, сирен и отрывистых команд на десятках языков. Всё это создавало идеальный фон для сделки, но одновременно таило в себе множество глаз и ушей, готовых подслушать и доложить.

—Последуйте за мной,..—его голос прозвучал тихо, но с той неоспоримой весомостью, что заставляла инстинктивно не оспаривать.—Условия для приватной беседы уже обеспечены...Ваши люди,..—он едва заметно кивнул в сторону замершей в тени группы из Парфорсса, словно указывая направление,—...останутся здесь...Их присутствие будет служить дополнительной гарантией отсутствия нежелательного внимания...

Он развернулся и, не оборачиваясь, двинулся вглубь портового комплекса. Его длинное чёрное пальто развевалось за ним, как тень, а трость с вырезанным набалдашником отмеряла ритмичный, неспешный такт по металлическому настилу. Он вёл их по лабиринту служебных переходов и грузовых терминалов, минуя оживлённые артерии порта. Они шли мимо рядов законсервированных кораблей, покрытых слоем космической пыли, мимо складов, откуда доносился запах машинного масла и озона, мимо запертых ангаров, за дверями которых скрывались тайны, не предназначенные для чужих глаз.

Окружение постепенно менялось. Шум главных доков остался позади, сменившись гулким эхом их шагов в узких коридорах. Свет здесь был тусклее, лампы дневного света мигали, отбрасывая на стены прыгающие тени. Воздух стал холоднее и острее, пахнул металлом и остывшим двигателем. Они приближались к заброшенному сектору порта, тому месту, где когда-то кипела жизнь, а теперь царило запустение. Именно здесь, вдали от любопытных глаз, и должен был произойти обмен — тихий, незаметный, но способный изменить расстановку сил в теневой экосистеме Аркхейма.

Генри остановился перед массивной герметичной дверью, отмеченной знаком службы технического обеспечения. Он провёл печаткой по сенсорной панели, и створки с глухим шипением разошлись, открывая проход в небольшое, слабо освещённое помещение, напоминающее либо диспетчерскую, либо комнату для допросов. Внутри царил идеальный порядок: голые стены, стол посередине, два кресла. Ничего лишнего.

—Здесь,..—произнёс он, пропуская гостей внутрь. Его янтарные глаза, холодные и безжизненные, скользнули по фигуре гнома и его механическому спутнику.—Мы можем приступить...Покажите, что принесли...

Дверь с глухим металлическим скрипом захлопнулась, отсекая суетливый гул порта, словно хирургическим скальпелем отрезая кусок шумной реальности. Генри, не оборачиваясь, провёл ладонью в перчатке по шву косяка, ощущая лёгкую вибрацию магнитных уплотнителей, вживающихся в паз. Тишина, воцарившаяся в помещении, была иной — не отсутствием звука, а его инверсией, густой, почти осязаемой субстанцией, в которой отдавалось лишь мерное тиканье какого-то забытого реле в стене и собственное, едва уловимое биение не совсем обычного сердца.

Он тенью скользнул вглубь камеры, его движения были беззвучны и лишены малейшей суетливости. Длинное пальто не шелестело, а лишь плавно колыхалось, как чёрный парус в безвоздушном пространстве. Помещение было стерильным и аскетичным: голые металлические стены, лишённые каких-либо украшений или следов использования, холодный свет люминесцентных ламп, падающий сверху и отбрасывающий резкие тени, и массивный стол в центре, словно алтарь для грядущей сделки. Воздух пах озоном, старым железом и пылью, что осела здесь за годы забвения.

Генри выбрал кресло, стоящее в глубине, в наибольшем удалении от выхода. Это была не поза беглеца, запершего себя в ловушке, а позиция наблюдателя, контролирующего всю картину целиком, видящего игру со стороны. Он не сел, а скорее растворился в кресле, его неестественно высокая и худая фигура слилась с высокой спинкой, став её продолжением. Лишь пылающие янтарные очи, видимые сквозь прорези маски, оставались неподвижными точками в полумраке.

Его руки в плотно облегающих перчатках, увенчанных когтевидными наконечниками, медленно сложились в замок на уровне груди. Движение было отточенным, почти ритуальным. Локти, защищенные скрытыми под тканью пластинами, мягко упёрлись в холодную столешницу. В этой позе — абсолютно неподвижной, собранной, лишённой намёка на расслабленность — он был похож на хищную птицу, замершую в ожидании, или на древнего идола, внемлющего тихим молитвам. Его взгляд, лишённый тепла и мимолётных изменений, уставился на своих визави. Он не просто смотрел — он сканировал, фиксировал, заносил в бездонные хранилища своего сознания каждую деталь: напряжение в плечах гнома, бесстрастный цикл работы сенсоров андроида, микродвижения, выдающие внутреннее состояние. Этот вечер, без сомнения, обещал быть долгим. И, что куда важнее, невероятно информативным. В тишине заброшенного портового модуля начался новый акт бесконечного спектакля, архивариус которого занял своё место в зрительном зале, готовый зафиксировать каждую реплику, каждое движение на страницах вечного отчёта.

[Ойген Нойманн]

Голос Фрэйи'ина показался Ойгену ещё более безжизненным, чем тембр Металлики. Гном нутром чуял, что амбассадор «Парфорссы» определённо был живым, а не каким-нибудь продвинутым андроидом - но эта жизнь была другого рода, нежели Ойгенова или таковая у любого хумана. Как сказала бы Мета, вероятность того что Фрэйи'ин человек, экспоненциально стремится к нулю. От худощавого великана веяло чем-то древним. Холодным. Непостижимым. Наверное, его истинная натура - одна из загадок, которые останутся непонятны скромному уму гнома-громилы. Хотя из любопытства можно будет пробить имя «Фрэйи'ин» по сети ордена... когда Нойманн окажется на безопасном расстоянии от великана.

Ойген едва поспевал за широкими шагами незнакомца, искренне надеясь, что за ним никто особо не наблюдает. А то грош цена большим пушкам на спине, если они выглядят как бутафория клоуна-карлика. А Фрэйи'ину Ойген неожиданно для себя позавидовал. Сколько естественного пафоса в его мерных шагах и тихом стуке трости. Словно следишь за живым часовым механизмом. Ойген не отказался бы от подобного имиджа в старости, вот только с постоянными рабочими травмами быть ему хромым да горбатым... Если вообще получится перевалить за вторую сотню лет.

Адепты-соглядатаи следовали за тройкой буквально пять минут, а когда толпа начала рассеиваться, благоразумно ретировались. Новички новичками, но явных сорвиголов с нездоровым любопытством эмиссары отсеяли. Эта мысль с одной стороны успокаивала, а с другой - было всё-таки жутковато оставаться с пугающим гигантом без поддержки. Оставалось надеяться, что предки Ойгена не оставят...

"Место встречи" оказалось полностью выхолощенной подсобкой - идеально чистой, лишь со столом и двумя стульями внутри. Почти допросная, не считая отсутствия наручников на присутствующих. Наверное, такое «оформление» было в стиле Фрэйи'ина: минимум раздражителей, мешающих загадочному алгоритму работы его разума. Ну что ж, из плюсов - минимум мест, где могут скрываться ловушки.

Не отрывая взгляда от великана, который сел в своё кресло - вернее, буквально слился с ним (он переиграл Мету даже в пластичности!), - Ойген молча передал оружие Металлике в качестве жеста мира и спокойствия и медленно опустился на своё место.

Откашлявшись, гном ответил на краткое приглашение Фрэйи'ина:
- Да, разумеется... Мета, передай посылку нашему партнёру.

Металлика медленно, с непроницаемым лицом, встала сбоку от стола между Ойгеном и великаном и расстегнула бронежилет. Под её брюшной пластиной скрывалась ниша, в которой лежала продолговатая шкатулка шириной примерно тридцать сантиметров. Она была сделана из холодного антрацитового металла, а её крышку испещряли древние руны, смысл которых, наверное, был подвластен только лучшим лингвистам системы.

Ойген аккуратно извлёк шкатулку из "сейфа", поставил её на стол, толкнул в сторону Фрэйи'ина и сделал знак Металлике. Та вновь оделась и села на полу, скрестив ноги.

- О содержимом меня не информировали, - заявил гном, что было сущей правдой. - Если оно вас удовлетворит, я ожидаю получить чип памяти.

[Волхайм]

Холодный металл стола под пальцами перчаток казался продолжением собственной кожи – такой же безжизненный и отстраненный. Воздух в заброшенной портовой камере застыл, густой и тяжёлый, наполненный запахом остывшего металла, озона и вековой пыли, осевшей в уголках этого стального склепа. Мерцающий свет люминесцентных ламп, расположенных где-то на потолке, отбрасывал резкие, почти графические тени, превращая помещение в подобие камеры-обскуры, где разворачивалась наша незначительная в масштабах вселенной драма. Гном и его механический страж замерли по ту сторону алтаря-стола, их позы, их микродвижения, малейшее напряжение в мышцах – всё это считывалось его сознанием и немедленно заносилось в бездонные хранилища памяти, как очередная глава в бесконечный отчёт.

Взгляд Генри, лишённый тепла и мимолётных изменений, скользнул по шкатулке, которую гном с подчёркнутой осторожностью выдвинул навстречу. Антрацитовый металл холодно отсвечивал под искусственным светом, а древние руны на крышке казались не письменами, а шрамами, нанесёнными самой реальностью. Если бы визави, архиадепт Нойманн, вознамерился пробить по сомнительным базам данных криминальных синдикатов, и что уж говорить, даже по базе данных Ордена, информацию о том имени, под которым Генри был ему представлен, его ждало бы полнейшее разочарование. «Фрэйи'ин» – это призрак, мираж, сознательно созданный эфемерный конструкт. В лучшем случае он обнаружит несколько разрозненных упоминаний о посреднике, арбитре, тени, мелькнувшей на периферии крупной сделки или урегулирования конфликта. Пара анонимных транзакций, связанных с торговлей артефактами сомнительного происхождения, пара ни к чему не обязывающих контрактов, исполненных с безупречной, почти машинной точностью. И всё. Глубже – тишина. Информационный вакуум, настолько же плотный и непроницаемый, как межзвёздная пустота. За этим именем не стояло ни прошлого, ни связей, ни личности – лишь функциональная роль, которую оно выполняло в данный конкретный момент. Он бы упёрся в абсолютную пустоту, словно пытаясь прочесть историю по древнему черепку, стёртому временем в бесформенную пыль.

Адъюдикатор притянул шкатулку к себе плавным, почти бесшумным движением. Когтевидные наконечники перчаток с лёгким щелчком нашли едва заметные углубления по бокам крышки. Механизм подался беззвучно, и крышка отъехала в сторону, обнажив бархатные ложементы из угольного плюша, утопавшие в которых лежали предметы, излучающие тихую, сконцентрированную мощь. Воздух над содержимым затрепетал, искривился, словно от зноя, хотя температура в помещении не изменилась.

Там лежало три артефакта, подобранные с безошибочной точностью под нужды его ведомства. Первым был кристалл неправильной формы, цвета тёмного дыма, в глубине которого пульсировали крошечные, похожие на звёзды, искры – Око Бездны. При активации он был способен вытягивать информацию непосредственно из окружающего пространства, впитывая эхо недавних событий, забытые разговоры, отпечатки сильных эмоций, как губка впитывает влагу. Рядом, на тонкой серебряной цепочке, покоился Резонатор Тишины – отполированный до зеркального блеска обсидиановый диск, холодный на ощупь даже сквозь перчатку. Его предназначение – проникать в незащищённые умы, не оставляя следов, извлекать обрывки мыслей, глухие воспоминания, подсознательные страхи, заставляя их резонировать в тишине собственного сознания смотрящего. И завершал коллекцию небольшой, похожий на песочные часы, Хронометр Распада, заполненный не песком, а мельчайшей прахообразной субстанцией, медленно перетекающей с одной половины в другую. Он реагировал на искажения времени, фиксируя аномалии, точки разрыва реальности и следы вмешательства пространственных магов, позволяя не только обнаружить, но и, при должном умении, считать информацию, оставленную в складках пространства времени.

Он всматривался в эти инструменты, в холодное сияние их форм, в тихую, сконцентрированную в них потенциальную энергию. Каждый из них был ключом к одной из многочисленных дверей, за которыми скрывались знания. Они идеально соответствовали техническому заданию и подтверждали репутацию Ордена как поставщика качественных, хоть и крайне специфических, товаров. Всё было именно так, как и ожидалось. Ничего лишнего. Никаких сюрпризов.

Его взгляд медленно поднялся от содержимого шкатулки и устремился на гнома, ожидающего с плохо скрываемым нервным напряжением.—Инструменты соответствуют заявленным спецификациям,..—прозвучал голос, тихий и ровный, без намёка на одобрение или разочарование, просто констатация факта, внесённого в протокол.

Генри неспешно закрыл шкатулку, и она исчезла в складках его пальто так же плавно, как нож проходит сквозь масло. Движение было отточенным, почти инстинктивным, словно он проделывал это тысячу раз. Его взгляд оторвался от собеседников и устремился куда-то в сторону, в глубь заброшенного портового модуля, пытаясь проникнуть сквозь слои ржавого металла и вековой тишины. Он замер, вслушиваясь в едва уловимые вибрации, в густой, почти осязаемый гул порта, доносившийся сквозь толщу стен как отдалённый шум прибоя. Казалось, он улавливает нечто большее, чем просто звук, — ритм, скрытую мелодию происходящего снаружи, невидимую нить, связывающую их уединённую сделку с бурлящим хаосом доков.

—Наши запросы были удовлетворены... вне всяких похвал,..—произнёс он, и его слова повисли в воздухе, густом от ожидания и скрытого напряжения. Его рука скользнула вдоль тела, коснувшись ремня сумки, что висела у него за спиной — старого, потрёпанного спутника, хранителя бесчисленных секретов. Пальцы в перчатках уже готовились расстегнуть пряжку, извлечь оттуда чип памяти, холодный и безликий эквивалент обещанной оплаты. —За услугу оплачиваем сполна...

Но он не успел ни то что достать оплату, а даже договорить, как мир взорвался.

Сперва пришёл звук — не оглушительный рёв, а короткий, сдавленный хлопок, словно лопнул огромный пузырь сжатого воздуха. Затем последовала ударная волна, невидимая и безжалостная. Она ударила в тонкую стену их убежища с силой разъярённого зверя. Металл, ещё секунду назад бывший надёжной защитой, вздулся, прогнулся внутрь и разорвался с оглушительным скрежетом. Осколки обшивки, куски изоляции и клубы едкой пыли взметнулись в воздух, превратив стерильное помещение в адскую кузницу. Искры посыпались с потолка, люминесцентные лампы погасли одна за другой, их хрупкие стеклянные тела разбились в мелкую крошку. Потолок над местом взрыва просел с душераздирающим скрипом, угрожая обрушиться полностью и похоронить их под тоннами стали и бетона. Стекло единственного иллюминатора вылетело внутрь, рассыпавшись тысячей сверкающих осколков, которые, словно холодные слёзы, застыли в воздухе на мгновение, прежде чем упасть на металлический пол.

Тишина, царившая секунду назад, была безжалостно разорвана. Её сменил оглушительный грохот, шипение разорванных трубопроводов где-то в стенах и нарастающий рёв пожара, уже начавшего пожирать обнажённые провода и скопившуюся за годы грязь. Воздух наполнился едким запахом гари, расплавленного пластика и озоном от коротких замыканий. Пыль, поднятая взрывом, кружилась в лучах аварийного освещения, которое включилось с запозданием, окрашивая хаос в тревожный багровый свет.

В проёме зияющей дыры, где раньше была стена, клубился дым, сквозь который уже можно было разглядеть очертания грузовых модулей и искорёженных конструкций соседнего дока. Сделка, тщательно выверенная и спланированная, превратилась в груду обломков. Игра началась снова, но правила в ней уже изменились.

[Ойген Нойманн]

От взгляда Ойгена не ускользнула мимолётная пауза, которую Фрэйи'ин выдержал, прежде чем отпереть реликварий. Что это - проверка шкатулки на вредоносность, или самого Ойгена - на честность? А может, великан связывался со своими лидерами через имплант или магию... А может, просто задумался. Как бы то ни было, Нойманн бы предпочёл поскорее ударить по рукам и ретироваться.

Наконец хранилище перекочевало в длиннопалые руки Фрэйи'ина. Продолговатые пальцы коснулись замков, и крышка медленно отползла в сторону. Первый звук в комнате, не считая голосов гнома и гиганта...

И мощный удар магии. Ойген попытался сдержаться, но всё же потёр лицо руками, силясь прогнать шум в ушах и помутнение взгляда.
- Простите. У меня обострённое ощущение магии, - выдавил он, надеясь не выглядеть чересчур жалко.

Гном нашёл в себе силы выпрямиться и смотреть пусть не прямо на визави, но на стену позади него. Правда, испытание воли далось ему непросто: извлечённые артефакты, особенно осколок и тёмный диск, вызвали у Ойгена чувство, будто они пытались пробиться в его сознание. В комнате для гнома сгустились тени, а в голове зашелестели десятки голосов и побежали сотни воспоминаний... 

Вырваться из наваждения удалось только благодаря тренингам Ордена по противодействию ментальной магии. Ойген глубоко задышал и выбросил из головы все до единой мысли. Тёмный туман развеялся, да и Фрэйи'ин быстро вернул реликвии на место. Наверное, целенаправленного воздействия подобных предметов Нойманн бы не выдержал, но хотя бы рядом мог находиться без особой опаски, уже приемлемо.

Дождавшись, когда представитель «Парфорссы» заберёт артефакты, Ойген набрался уверенности и подался вперёд к столу:
- Вот и славно. Прошу чип, и мы разойдёмся - надеюсь, довольные друг другом...

Бах! Уже настоящая звуковая волна врезала по барабанным перепонкам, а ударная - сшибла гнома со стула, как будто он весил не сто килограммов, а всего пару. К счастью, Ойген был на сделке не один.
- Протокол защиты!
Металлика укрыла Нойманна собой и вложила дробовик в его руки. Сама она выхватила Пульсар и обернулась к дыре в стене, полностью готовая к бою. Подобный сценарий боя они тоже отработали.

Ойген показал Мете знак «о-кей» и перекатился к перевёрнутому столу. Даже обычный пулемёт пробьёт его, но лучше плохое укрытие, чем никакое. Ну и в какую задницу смотрело прикрытие? Знал же, нехер лезть в криминал, но верность ордену на первом месте, ага...

Нойманн повертел головой, надеясь найти Фрэйи'ина - а также надеясь, что это не была подстава именно с его стороны, и сейчас они не враги друг другу. Одно дело отбиваться от конкурентов союзной организации, а уже другое - сражаться с бывшими союзниками. Такой вариант одинаково невыгоден как самому Ойгену, так и всему Дискордиуму.

[Волхайм]

Холодный, пропитанный маслом и озоном воздух Фандейского космопорта внезапно взорвался. Это не было случайностью или техническим сбоем — это был тщательно спланированный пиратский налет. Снаружи, за стенами переговорной комнаты, мир погрузился в хаос: сирены выли, как раненые звери, аварийные прожекторы выхватывали из полумрака искорёженные металлические балки и бегущие фигуры в рваной кожанной униформе с нашивками неопознанных банд. Воздух наполнился едким запахом гари, расплавленного пластика и озона от коротких замыканий в энергосетях порта. Голографические рекламные щиты мерцали, искажались и гасли, оставляя после себя лишь призрачные силуэты. Где-то вдали слышались очереди импульсных винтовок, взрывы гранат и крики — звуковая картина агонии огромного механизма, в который вцепились стальные клыки пиратского рейда.

Генри не покидал помещения добровольно. Его вытянули. Взрывная волна, словно кулак гиганта, вдавила стену внутрь, создав временную брешь в реальности — дыру, через которую хлынули не только обломки, но и специализированные боевые единицы налетчиков. Они двигались с отлаженной синхронностью, их броня сливалась с тенями, а сенсоры на шлемах сканировали пространство с холодной эффективностью. Первым делом они забросали комнату дымовыми и светошумовыми гранатами, превратив и без того хаотичную картину в адский калейдоскоп из мглы и оглушительного грохота. Генри, несмотря на свою физическую силу и магическую подготовку, оказался в ловушке — не столько физической, сколько тактической. Противник действовал слишком быстро, слишком слаженно, будто знал каждую его возможную реакцию.

Его пытались нейтрализовать не грубой силой, а подавлением. Специальные генераторы, установленные на браслетах штурмовиков, создавали локальные поля антимагии, гася псионические импульсы ещё до их формирования. Одновременно с этим с потолка обрушилась сеть из энергополяционных нитей — нечто среднее между сетью и токопроводящим полотном, опутывающее жертву и парализующее волю к сопротивлению. Генри ощутил, как его собственная магия, обычно послушная и точная, стала вязкой и тяжёлой, будто её погрузили в смолу. Он всё ещё мог двигаться, мог биться — но каждое движение давалось с трудом, как сквозь толщу воды.

Его вытянули через пролом в стене — не тащили по полу, а почти понесли, окружив плотным кольцом бойцов в тактической броне. Их движения были отточены до автоматизма: один блокировал возможный удар тростью, другой нацелился на ноги, третий держал на готове шокер. Они не пытались убить — их задача была забрать. Генри почувствовал укол в шею — не иглу, а нечто более острое, почти безболезненное, но после которого мир поплыл перед глазами. Это был не яд, а высокотехнологичный нейро-блокатор, разработанный специально для подавления воли существ с повышенной пси-активностью. Его сознание, ясное и холодное, как лезвие, затуманилось. Он ещё видел искорёженные конструкции соседнего дока, слышал нарастающий рёв пожара и отдалённые крики, но всё это казалось далёким, почти нереальным.

Его перетащили через груду обломков, мимо горящих обшивок кораблей и искрящих проводов. Пираты работали молча, без лишних слов — только скупые команды, отдаваемые жестами или по внутренней связи. Генри уловил обрывки разговоров на жаргоне, пестрящем техницизмами и кодовыми обозначениями. Их вели к одному из заброшенных ангаров, где уже ждал небольшой, но быстрый челнок с замаскированными опознавательными знаками. Даже в состоянии полупаралича он отметил про себя точность операции: нападение было не случайным разбоем, а целевой акцией. Кто-то очень хорошо подготовился. Кто-то, кто знал о сделке.

Его втолкнули в грузовой отсек челнока. Дверь захлопнулась с глухим металлическим звуком, отсекая внешний мир. Внутри пахло маслом, холодным металлом и чем-то ещё — сладковатым, химическим запахом седатива. Последнее, что он увидел перед тем, как сознание окончательно поплыло, — это тщательно забронированную фигуру в углу, чьи глаза светились холодным синтетическим синим светом. Командир. Тот, кто руководил этой операцией. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь гудением двигателей и мерным тиканьем какого-то прибора. Сделка провалилась. Игра изменилась. И теперь он был не наблюдателем, а фигурой на доске, которую переместили в неизвестном направлении.

Пока Адъюдикатора методично нейтрализовали, вытягивая из разрушенного помещения, путь его визави — Ойгена Нойманна и его механического спутника Металлики — оказался перекрыт совсем иными силами. Их атаковали не высокотехнологичные группы подавления, а многочисленные, почти отчаянные группки космо-пиратов, чья тактика больше напоминала слаженный рой, чем продуманный штурм. Эти отряды явно не ставили своей целью убийство или пленение — их задачей было задержание, отвлечение и тотальный обыск местности. Они действовали с настойчивостью голодных падальщиков, прочесывая каждый угол, каждую груду обломков, вороша искорёженный металл и обгоревшие обшивки в поисках чего-то ценного, что могло остаться после взрыва или быть упущено основной группой.

Их появление не было случайным — это было расчетливое отвлечение, манёвр, призванный создать хаос там, где ещё могла сохраниться хоть какая-то организованность. Пираты, одетые в рваную, но функциональную экипировку, пестревшую самодельными модификациями и неоновой маркировкой банд, буквально высыпались из вентиляционных шахт, грузовых лифтов и даже спустились по тросам с верхних ярусов дока. Их оружие — в основном устаревшие модели импульсных винтовок, самодельные дробовики и энергетические клинки — не представляло серьёзной стычки для хорошо вооружённого адепта и андроида, но их было много, слишком много, и они набрасывались волнами, не давая передышки.

Их действия говорили о том, что кто-то отдал чёткий приказ: задержать всех, кто пытается покинуть зону, и обыскать всё, что может представлять ценность — будь то забытые артефакты, данные, или даже тела погибших, с которых можно снять импланты или идентификаторы. Они не стремились вступать в открытое противостояние — вместо этого они забрасывали коридоры дымовыми шашками, взламывали системы дверей, чтобы запереть отсеки, и методично прочёсывали пространство, перекрывая все возможные пути отступления. Их поведение напоминало мародёров, уверенных, что после основного удара всегда остаётся нажива, которую можно подобрать.

Возможно, это был расчёт на то, что в суматохе Ойген и Металлика либо попадутся в ловушку, либо будут вынуждены бросить что-то ценное — предметы, которые могли заинтересовать нападавших. А может, их целью было просто затянуть время, чтобы основная группа успела вывезти Генри без помех. Так или иначе, эти отряды стали живым барьером, стеной из плоти и металла, отсекающей любую возможность помочь или преследовать. Они не были главной угрозой, но они были идеальным инструментом хаоса — шумным, навязчивым и безжалостным в своём упорстве.

[Ойген Нойманн]

– С-суки ебучие, – только и вырвалось у Ойгена, когда он увидел вдали взлетающий челнок, в который втащили беспомощного Фрэйи'ина. Даже вектор полёта не удалось определить: гнома накрыли залпы из кривой, косой, но всё-таки автоматики, и пришлось прятать голову.

Налётчики натравили на Нойманна и Металлику толпу отбросов, пока сами слаженными действиями готовили офицера «Парфорссы» к похищению. Андроид тоже не смог проследить за судном: Мету подавляли ещё хлеще, чем Ойгена. Совместными усилиями они выщёлкивали бандитов одного за другим, но тех было навскидку десятка три, и пёрли они без остановки, временами кидая самодельные гранаты. Высунься дольше чем на пару секунд – что-нибудь, да прилетит.

А ещё артефакты уже у Фрэйи'ина. Как и чип. А эта херня значит что? Пральна, хотя бы без одного предмета на Дискордиум дорога закрыта. А в идеале надо убедиться, что оба ценных актива находятся в нужных руках, а то со вторым отправят разбираться отдельно. Так что хер там, а не отдых, в меню сегодня погоня в горячей крови... Блядь!

Ещё один взрыв опрокинул стол, за которым гном не так давно прятался, и шарахнул Нойманна об пол. В метре от него с грохотом осыпался кусок потолка, устраивая завал. А ещё с фронта гном остался открытым всем ветрам – и всем пулям. И без Металлики.

Впереди – смерть. По бокам – непроходимые куски бетона и арматуры. Выход – только сзади.

Тактическое отступление придётся применять,
Было б ему пусто, жопа в душу мать...
^{© Безымянный гном-штурмовик, 50хх г.}

«Призма! Призма!» – ушёл код критического бедствия в закрытый канал Ордена.
«Мета, ищи точку для обороны! Я передал наши координаты хаоситам, жду подкрепления», – понеслось сообщение второму адресату.
«Принято, напарник. Сообщи свой статус. Я функционирую нормально, боезапас – восемьдесят процентов», – спустя секунду прилетел ответ. Ойген ухмыльнулся. Заботливая мясорубочка, однако...

Миг рекогносцировки – и бросок в коридор с беглым отстрелом от нападавших. Справа – снова завал, к Мете запросто не пробиться. Гном засел в подсобке с единственным выходом и перезарядил дробовик в ожидании отмашки от андроида или ордена. Возможно, сидеть в тесном помещении – самоубийство, но бездумно метаться по неизвестным закоулкам ещё хуже. Уж в течение минуты кто-то из двоих да отпишется...

[Волхайм]

Тишина в подсобке, где затаился Ойген, была обманчивой — снаружи бушевал ад. Сквозь тонкие стены доносились приглушенные крики, лязг оружия, взрывы самодельных гранат. Воздух внутри помещения вязкий, спертый, пропитанный запахом гари, расплавленного пластика и едкого дыма, просачивающегося сквозь щели.

Именно в этот момент тишину разорвал не голос, а нечто иное — резкий, пронзительный импульс, прошедший сквозь закрытый канал связи Ордена. Он не звучал в ушах, а скорее вспыхнул в сознании, холодной и точной иглой, вонзившейся в самое ядро восприятия. Это не просто сигнал, а структурированный пакет данных: координаты, статус угрозы, идентификатор кризиса уровня «Призма». Ответ пришел почти мгновенно, без лишних слов, без запросов на подтверждение. Лишь лаконичное, безэмоциональное: «Координаты приняты. Группа ,,Тень" в пути. Удерживайте позицию. Парфорсса уведомлена. Канал остаётся открытым».

Где-то в лабиринте портовых коридоров, в стороне от основного хаоса, началось тихое, стремительное движение. Пятеро адептов, ранее замаскированных под пассажиров, теперь сбросили личины. Их движения стали резкими, экономичными, лишенными всякой суеты. Они не бежали, а скользили сквозь хаос, используя грузовые конвейеры и вентиляционные шахты, как призраки, невидимые в дыму и суматохе. Одновременно с ними, из теней у частного причала, отделилась вторая группа — люди в неброской, но качественной тактической экипировке с едва заметными опознавательными знаками Парфорссы. Их появление не было случайностью — это холодный, выверенный расчет. Они двигались на перехват, отсекая пиратские группы, пытавшиеся окружить зону взрыва. Их действия стали зеркальным отражением тактики противника — такие же безжалостные, скоординированные, но лишенные показной агрессии. Они не ввязывались в затяжные боя, предпочитая точечные удары и быстрое смещение позиций.

Путь обеих групп не был легким. Пираты, будто раненые звери, яростно бросались на любое движение, не желая упускать добычу. Коридоры превратились в настоящие огневые мешки, где каждый поворот мог стать последним. Пришлось оставить двоих — одного из адептов, раненного осколком в плечо, и бойца Парфорссы, который прикрыл отход товарищей, приняв на себя шквальный огонь. Их отступление стало не бегством, а тактическим маневром, оплаченным кровью. Но они прорвались.

Их появление на периферии зоны взрыва подобно внезапному удару кинжала в спину ничего не подозревающего противника. Пираты, увлеченные штурмом подсобки, где засел Ойген, слишком поздно заметили новую угрозу. Первыми пришли в действие специалисты Парфорссы. С подавляющим хладнокровием они закидали основную массу нападавших ЭМИ-гранатами. Устройства с тихим шипением описали плавные дуги в воздухе и разорвались с глухими, беззвучными вспышками. Волна электромагнитного импульса прокатилась по помещению, выжигая электронику, гася сенсоры и выводя из строя энергооружие. Воздух затрепетал, искривился, наполнившись запахом озона и горелой изоляции. Область поражения рассчитана с хирургической точностью — краем волны накрыло и позицию Ойгена с Металликой, но заряд недостаточен для причинения серьезного вреда, лишь вызвав кратковременные помехи в системах андроида и легкое покалывание на коже у гнома.

Вслед за этим, почти без паузы, последовала светошумовая атака от адептов Ордена. Ослепительная вспышка на миг выжгла реальность, превратив её в сплошное белое полотно, а оглушительный грохот обрушился на барабанные перепонки, смешавшись с воем сирен и криками обезумевших от внезапности пиратов. На несколько секунд мир погрузился в хаотичный калейдоскоп из слепящего света и оглушающего рёва.

В образовавшейся бреши, пока противник беспомощно тер глаза и закладывало уши, фигуры из Парфорссы и Ордена сошлись в единый строй. Один из них, человек в затемненном шлеме с тактическим визором, жестом указал в сторону Ойгена. Его голос, прошедший через фильтр противогаза, прозвучал сухо и без эмоций, как голос автоматона: «Нойманн? Докладывайте статус. Адъюдикатор?» Вопрос повис в воздухе, тяжелый и многозначительный. Второй, склонившись над одним из оглушенных пиратов, быстрым движением обезвредил его, даже не глядя на свою работу. «Зона зачищается. У вас есть минута на эвакуацию или на продолжение миссии. Ваш приказ?»


Где-то на краю этого хаоса, в полумраке соседнего грузового отсека, с оглушительным лязгом и скрежетом выехал трак нападающих. Это нечто, собранное буквально из говна и палок: сваренные вкривь и вкось листы ржавой обшивки, снятые с заброшенных шаттлов, шасси от старого погрузчика, с которого свисали клубки оборванных проводов и шипели протекающие гидравлические линии. Двигатель ревел, как раненый зверь, изрыгая клубы едкого, маслянистого дыма, а гусеницы, местами порванные и перемотанные тросом, с трудом перемалывали обломки, разбросанные по полу. Но главным — и самым угрожающим — элементом этой адской машины была грубо срезанная и приваренная к корпусу кустарная модель ручной пулеметной турели. Собранная, судя по всему, из обрезков бронеплит и ствола от старого зенитного орудия, она медленно, с мерзким скрипом поворачивалась, ведя стволом по площади, а рядом, в импровизированной бронебойке, суетилась фигура наводчика, отчаянно пытаясь зарядить ленту. Захват этого уродливого, но смертоносного сооружения стал бы ключом — тем самым тараном, что мог бы проложить путь вперед, сквозь сплошную стену пиратской толпы, превратив хаотичную оборону в контрнаступление.