[Волхайм]

[Волхайм]

Бортовое время: 14:35:33

Статус: Стабилизирован

Шанс угрозы: Низкий

Сводка
Космическая станция, объект «Нобельгейт», принадлежитторговой компании Братьев Буш, что носит марку Коалиции рас и имеет равные права и обязанности на рынке большинства цивилизованных мест этой звёздной системы. И вот недавно, буквально пару дней тому назад, местный стационарный портал вышел из строя.

Никто доподлинно не скажет, что стало причиной тому. Можно лишь обсудить то, что уже случилось: вечером, портал проходил тех.обслуживание и подвергался соответствующим тестированиям, чтобы его работа не вызывала ни у кого вопросов. Как в какой-то момент, связь с обратной стороной портала резко прервалась, из-за чего портал схлопнулся. Вроде бы, ничего необычного, не правда ли? Было бы так, если бы сила, с которой закрылся портал, не разнесла часть космической станции, вместе с портальной комнатой, отсеком для топлива, жилыми секциями и, конечно же, незадачливым экипажем, что вообще не ожидал ничего из того, что в итоге произошло. Поглощенную огнем и паникой, "прокаженную" часть станции в срочном порядке разгерметизировали, чтобы остановить возгорание и этот сегмент сейчас полностью отсоединен от основного блока, болтаясь безвольной, тряпичной ветошью на орбите «Нобельгейта», удерживаемый лишь магическим полем, что создаёт силу притяжени и не даёт улететь во Внешний космос этому клочку информации о том, что все же могло произойти.

Космическая станция «Нобельгейт» висела в черной пустоте между IV орбитой звёздной системы и поясом астероидов, обрамленная мерцающим как иней на стекле, отражающим далёкий свет звезд, магическим куполом, который создавал иллюзию атмосферы и удерживал гравитацию. Ее кольцевая структура, напоминающая гигантский орбитальный город, была испещрена огнями — от холодного сияния энергетических реакторов до теплых желтых окон жилых секторов.

Внутри защитного кольца, словно бусины на нитях, располагались сотни сегментов, соединённых ажурной паутиной переходов, по которым сновали фигуры в спец.одеждах и без, образовывая гигантский рынок, где сливались в едином гуле голоса торговцев, скрип грузовых платформ и перезвон кредитных чипов. Каждый сегмент специализирован: одни предлагали экзотические специи с дальних планет, другие — оружие, чьи лезвия мерцали рунической насечкой, третьи — биотехнологические импланты, пульсирующие в такт дыханию покупателя. Воздух насыщен ароматами пряностей, металла, масла и озона — запахом места, где пересекались судьбы кораблей со всей системы.

Но сейчас внимание всех, от матросов до управляющих, приковывал не рынок, а «северный квартал» — оторванный кусок станции, болтающийся в невесомости, как обгоревший лист бумаги. Обрубку станции, который, словно оторванная конечность, болтался в невесомости. Его корпус, некогда отполированный, со следами сколов и лёгкой изношенностью, теперь был покрыт черными подтеками плазмы, а разорванные переборки зияли, словно раны на туше подбитого зверя. Магическое поле, удерживающее обломки от разлета в космос, мерцало тревожным фиолетовым светом, напоминая, что катастрофа могла быть куда страшнее. 

Мостик Торгового дома
Торговый дом, расположенный в самом сердце станции, напоминал улей из стекла и полированного сплава. Его центральный зал устлан коврами с узорами, имитирующими звёздные карты, а стены украшали голограммы кораблей-первопроходцев. Здесь, в тишине, нарушаемой лишь гудением систем жизнеобеспечения, принимались решения, влияющие на судьбы тысяч. Но сегодня воздух был густ от тревоги.

Генри стоял на мостике торгового дома, его высокий силуэт чётко вырисовывался на фоне панорамного стекла, усиленного магическими матрицами, за которым простиралась бездна. Янтарные глаза, холодные и немигающие, изучали повреждённый сегмент. Там, где ещё вчера кипела работа, теперь зияла чернота, обрамленная искорёженным металлом. Вспышки аварийных огней мерцали, как светлячки в паутине, подсвечивая обломки, застывшие в невесомости.

Отражение его маски — белой, безликой, с единственной алой чертой, пересекающей левую глазницу, — накладывалось на разрушенный сегмент, создавая жутковатую иллюзию, будто станция и он сам стали частью одного и того же абстрактного полотна. Руки Архиватора, сжатые на резном набалдашнике трости, не дрогнули, но в их неподвижности читалось напряжение. 

За его спиной гудели голоса: техники Коалиции Рас в синих комбинезонах склонились над голографическими проекциями, выводя данные о последних замерах энергии портала. На одном из экранов пульсировала трехмерная схема «Нобельгейта», поврежденный участок подсвечивался кроваво-красным. Он медленно обошёл мостик, его тень скользила по панелям с данными, где мигали схемы повреждений: разорванные трубопроводы, обесточенные секции, сигналы тревоги, так и не услышанные теми, кто оказался в эпицентре катастрофы.

—Показатели стабильности на грани. Если поле дрогнет, обломки разорвут соседние сектора,—доложил один из инженеров, даже не поднимая головы. Генри не ответил. Его взгляд, лишенный какой либо реакции, скользил по обугленным обломкам, выискивая детали, которые другие могли пропустить...

...Хтоны...

Само это слово витало в воздухе, как запах гари после взрыва, сливалось с шепотками простых зевак и свидетелей того, как грянула катастрофа. Существа из глубин космоса, не подчиняющиеся законам этой звёздной системы, некоторые из них способны искажать реальность вокруг себя. Они не оставляли следов — только аномалии, перемещались хаотично и разрозненно. И если портал схлопнулся с такой силой, что разворотил станцию...то это могло быть их почерком...

В памяти Архиватора всплывали записи из Архива: отчеты о пропавших кораблях, о станциях, где экипажи сходили с ума, крича о «тенях». Он знал, что Коалиция предпочитала не афишировать такие случаи. Но теперь, когда угроза коснулась «Нобельгейта» — одного из символов торгового могущества КР — скрывать правду было крайне тяжело. 

Северный квартал
Когда-то там располагались жилые модули, кафе с видом на портал, склады с грузами, ожидающими транспортировки. Теперь же это могила из металла, где, возможно, ещё теплились жизни под обломками. Генри знал: если там действительно были Хтоны, то каждое мгновение промедления делало ситуацию опаснее. Их присутствие — как ржавчина, разъедающая реальность, — могло превратить станцию в пылающий саркофаг.

Как глава Ведомства Социального развития, он отвечал за безопасность транспортных систем. Портал на «Нобельгейте» являлся узлом, связывающим десятки мест. Его выход из строя парализовал логистику, а значит — и экономику эн-ного сектора. Но что хуже: если виной всему Хтоны, то станция уже могла быть заражена. Их присутствие редко ограничивалось одной точкой. Они расползались, как трещины в стекле, и никто не мог предсказать, где проявится следующая аномалия. Генри слегка разжал пальцы на трости, ощущая холод металла сквозь перчатки.

За стеклом проплыл патрульный корабль, его двигатели оставляли синеватый шлейф. На мониторах всплывали сообщения от командования КР: запросы на эвакуацию, отчёты о попытках стабилизировать гравитационное поле, тревожные сводки о «неопознанных энергетических аномалиях» в разрушенном секторе. Генри повернул голову, его маска отразила блики далёких звёзд.

—Подготовьте шлюпку...Мне нужен доступ к обломкам...—Его голос прозвучал глухо, словно доносился из глубины колодца. Инженеры переглянулись. Один из них, что посмелее остальных, попытался возразить:—Но там же радиация, остаточные энергетические всплески...—Янтарные глаза пробежались по нему, и техник замолчал, почувствовав, как по спине пробежал холодок.—...Я не просил оценок риска...это приказ...

За окном мерцали звезды. Где-то среди них, в глубинах Внешнего космоса, могли скрываться те, кто стоял за катастрофой. Или же причина была ближе — в ошибках инженеров, в коррупции, в чем-то столь же банальном. Но Генри не терпел неопределенности. Он шагнул к лифту, трость отстукивала ритм каждому шагу по полу, словно отсчитывая секунды до нового кризиса. За пределами торгового дома станция жила своей жизнью. В доках грузили корабли, в кантинах смеялись торговцы, пока что все было тихо и мирно, пока что...

[Леди Пепла]

Лифт вынес господина Архиватора в док. Ближайший к месту аварии. Просторный ангар, парочка столиц четвёртого кольца разместились бы. У дальнего шлюза крупнотоннажные транспортники, ближе к выходу несколько пассажирских чартеров, слева у стены сервисные боты и погрузочные платформы. Вокруг, как потревоженные муравьи, сновали рабочие в синих комбинезонах с нашивками «Нобельгейт». Перетаскивая и собирая какое-то оборудование. «Глазом бури», отдававшей приказы маткой была фигура в пухлом серо-стальном костюме противорадиационной защиты. Массивный комбинезон полностью скрадывал телосложение, но собравшаяся «гармошками» на рукавах и штанинах матеталлоткань красноречиво свидетельствовала, что надевший его гораздо ниже стандартных 178 см. Персона бесцеремонно командовала заправкой и подготовкой шлюпки. Его, Архиватора, шлюпки.

Шлема человек не надел. Из громоздких складок защитного костюма торчала миловидная девичья головка с идеально уложенной причёской пин-ап и вызывающе алыми, наводящими на мысли о поцелуях губами.

Референс

Костюм	Причёска

Вокруг девушки, как планеты вокруг солнца, вращались шесть безликих фигур. Пять из которых были облачены в рабочие комбинезоны наподобие тех, что носили техники КР, только серые. За плечом, с видом секретаря, стоял мужчина в сером же, деловом костюме и старательно записывал распоряжения. У всей шестёрки были на редкость невыразительные лица, из тех, что, отвернувшись, уже через минуту нельзя вспомнить. Один из рабочих стоял рядом с госпожой и держал объёмный, доходящий до пояса шлем защитного костюма.

– О, господин Нокс! Наконец-то! – деловито поприветствовала Архиватора девушка тоном человека, имеющего право и привыкшего распоряжаться. – Почему прилегающие к аварии жилые сектора до сих пор не эвакуированы?!

Леди Пепла – кризис-менеджер КР собственной персоной. Если КР требовалось замести мусор под ковёр, найти крайнего, когда куча оказывалась слишком большой, из поражения сделать победу, разгильдяйство представить героизмом, на сцене всегда появлялась госпожа Пепла. И в этот раз её срочно вызвали с пляжа на Сабаоте.

Стационарный портал, построенный Ведомством Социального Развития и находящийся в концессии у компании Братьев Буш схлопнулся, унеся с собой добрую часть станции. Дурно пахнущее происшествие. Очередное. Последнее время инциденты на объектах, подведомственных Социальному Развитию участились. Одно нарушение Леди уже обнаружила: топливный склад на «Нобельгейте» располагался в недопустимой близости от портальной комнаты и жилых помещений. Были основания полагать, что при сооружении станции грубо нарушили «Нормам строительства в хтоноопасных районах», обязательные для всех объектов внешнего кольца.

– Так вы идёте или мы будем прохлаждаться тут до тех пор, пока все следы не исчезнут? – окликнула Генри специальный представитель. Девушка стояла у трапа шлюпки в полностью застёгнутом защитном костюме. Её окружали шесть пепельно-серых фигур, несущих генераторы, фильтры и прочее оборудование, необходимое для работы в опасных средах. Сами же существа никакой видимой защиты не имели. Все шестеро уставились на Генри, следуя примеру своей хозяйки.

Девушка изящно протянула руку своему кавалеру так, будто собиралась подняться не по трапу шлюпки, а по парадной лестнице бального зала.

[Волхайм]

Лифт опускался медленно, будто намеренно растягивая момент перед неизбежным. За стеклянными стенами кабины мелькали уровни станции «Нобельгейт» — слои металла, переплетённые трубами коммуникаций, мерцающие голубым светом аварийных фонарей. Где-то внизу, за десятком переборок, лежал развороченный сектор, но здесь, в сердцевине станции, всё ещё царила иллюзия порядка. Чистые, отполированные поверхности, монотонный гул систем жизнеобеспечения, запах озона и слабый привкус металла на языке — обычные спутники жизни в космосе. 

Генри стоял неподвижно, пальцы сжаты на резном набалдашнике трости. Его отражение в стекле — белая маска с алой чертой, бесстрастная, как надгробие, — накладывалось на мелькающие за окном огни, создавая странную игру теней. В ушах пульсировала головная боль. Не та, что приходит внезапно, а та, что подкрадывается исподволь, как ржавчина, разъедая сознание по капле. Её источник висел в воздухе: рингтон, повторяющийся с упорством дрели, вклинивался между объявлениями биржевых курсов и сводками новостей. 

«...торги на рынке кобальта закрылись с понижением...»

Голос диктора, механически ровный, сливался с мелодией, превращаясь в какофонию. 

«...напоминаем пассажирам о необходимости соблюдать карантинные меры в секторе D-12...»

Звонок не умолкал. Он резал слух, как нож по стеклу, как мел по доске, как прибор по тарелке, вгрызался в мысли, не оставляя места для тишины. Генри не шелохнулся, но его пальцы слегка сжали трость — единственный признак раздражения. 

Лифт миновал очередной уровень. За стеклом промелькнула толпа — люди в рабочих комбинезонах, торговцы с грузовыми тележками, пара охранников с винтовками за спиной. Они шумели, смеялись, спорили, совершенно не замечая, как станция вокруг них медленно разваливается на части. Их голоса, обрывки фраз, доносились сквозь стекло, но тонули в общем гуле, как капли в океане. 

«...следующая остановка: доки северного квартала...»

Наконец лифт замедлился. Двери со скрипом разъехались, выпуская наружу струю прохладного воздуха, пахнущего машинным маслом и чем-то едким, словно горелой изоляцией. Перед Генри открылся ангар — огромное помещение, заставленное кораблями, серыми, как старые шрамы. Ближе к выходу стояла шлюпка, уже подготовленная к вылету. Вокруг неё суетились люди в защитных костюмах, проверяя системы, таская оборудование. 

И среди них — она. 

...Леди Пепла...в особо узких кругах так же известная как «Пепельная Ведьма», за глаза, вестимо...

Её фигура, закутанная в пухлый противорадиационный костюм, казалась неуместной здесь, как алый цветок на свалке. Шлем она не надела — вместо него из складок ткани торчала голова с безупречной причёской и губами, красными, как свежая кровь. Она командовала, раздавала указания, и вокруг неё, словно планеты вокруг единственного светила, вращались шесть серых фигур. Безликих. Забываемых. 

Её голос прозвучал слишком громко после монотонного гула лифта. Генри медленно повернул голову, его маска оставалась непроницаемой. Вопрос повис в воздухе, как обвинение. Леди Пепла, возможно, смотрела на него, возможно, ожидая ответа, но Эдгар лишь слегка наклонил голову, словно рассматривая её через невидимый микроскоп. 

Тишина затянулась. Где-то вдали заскрипели тормоза погрузчика. Кто-то крикнул что-то неразборчивое. Рингтон в лифте, наконец, умолк, с шипением затворив двери. 

Он стоял, как изваяние, высеченное из мрамора, и наблюдал. Люди, кружившие вокруг Пеплы, казались не более чем бледными тенями, размытыми пятнами на фоне металлических стен дока. Их лица — плоские, невыразительные, словно стертые временем монеты — не цепляли взгляд, не оставляли в памяти ни единой зарубки. Они двигались механически, безжизненно, как марионетки, чьи нити давно перетлели, но кукловод по привычке всё ещё дёргал за них. 

Генри был иным. Даже под белой, безликой маской, даже без единого намёка на мимику, он излучал присутствие. Холодное, неумолимое, как лезвие бритвы. Каждый его жест, каждый поворот головы, каждый едва уловимый наклон корпуса — всё говорило о том, что перед вами не пустое место, а существо, которое видит. И запоминает. По сравнению с ними, он был выразительным, даже не имея лица, когда они, имея оное, выглядели не лучше кружева, разорванного в первую брачную ночь.

От одного их вида на языке оставался пепел. 

—...меня уведомили, что в этом районе остались только специалисты станции... гражданские покинули его, либо покинут незамедлительно... 

Его голос прозвучал тихо, но с той же неотвратимостью, с какой падает тесак гильотины. Конечно, мыслей он читать не...не не умеет, а не стал...в противном случае ответил бы, что Ведомство Социального развития получало отчёты от Братьев Буш. Что все помещения вокруг Портала значились как складские зоны. Что никто не должен был жить там, где теперь остались лишь обугленные переборки и клубы дыма, застывшие в невесомости. 

Но он не стал говорить об этом. 

Потому что если она не упомянула — значит, либо не знала, либо делала вид. А если делала вид — значит, в этом был смысл. И Генри не собирался раскрывать карты раньше времени. 

Вся эта ситуация пахла форс-мажором. 

И пахла поджогом. 

Но огонь — это лишь следствие. Сначала всегда идёт искра. 

И он знал, что рано или поздно её найдет.

Она протянула руку, изящно, словно приглашая на танец, а не в зону радиационного заражения. Генри посмотрел на её ладонь, затем на шлюпку, затем — куда-то вдаль, за пределы станции, где в черноте космоса мерцали звёзды. 

Ответа не последовало. 

Он просто шагнул вперёд, мимо неё, к трапу. Трость отстукивала по полу, отмечая каждый шаг. 

Время было упущено. Разговоры — излишни. 

Оставалось только действовать...да...но на пол пути к своей цели, он даже не удосужился отойти от Леди достаточно далеко, что бы это можно было считать бегством. Архиватор протянул руку в ответ к ее руке, принимая этот жест с немигающим взглядом. Пойдет на поводу у кризис-менджера, что создаёт кризис для других.

[Леди Пепла]

Он был. И это ощущалось каждой порой, каждой клеточкой. Нечто тёмное, нечеловеческое. Давящее. Сновавшие по ангару рабочие инстинктивно расступались, давая ему дорогу. Вокруг Архиватора и Леди тотчас же образовался круг пустоты. Только шесть пепельных фигур стояли, глухи ко всему, кроме желаний хозяйки.

Она жила. С первого взгляда ощущалась её бьющая ключом сила. Земная до кончиков багряных ноготков. Женская. Человеческая. Насколько его голос был безэмоциональнее гильотины, настолько её присутствие несло миллионы нюансов и оттенков эмоций.

– Безусловно, покинули, – нехорошо усмехнулась Леди, пристально глядя в чёрные глаза-щёлочки маски. – Только обитатели модулей D-12.4, D-12.6 и D-12.7, обозначенных на планах как складские помещения, сделали это в пластиковых мешках. Хотя... – Леди светски небрежно махнула ручкой и с лёгкой грацией, абсолютно невероятной при её наряде, направилась к шипящей парами готовности шлюпке. – С этими бедняками всегда столько хлопот...

Кружащие вокруг неё Слуги, порождения пепла и боли, старательно надевали на девушку шлем и герметизировали костюм.

Грациозно приподнятая рука осталась без внимания. Архиватор чинно следовал мимо. Объявляет войну? Леди даже бровью не шевельнула. Королева выше мелких дрязг.

Но, чуть пройдя, Нокс развернулся и протянул свою руку Леди. Та благосклонно приняла предложение. С доброжелательной улыбкой и лёгким наклоном головы. Она милостивый менеджер. Будем считать, Архиватор - ревностный поборник этикета, а портовая шлюпка – незнакомое место.

Опершись на предложенную руку, специальный представитель чинно проследовала по трапу, неся защитный костюм так, будто была облачена в платье Тюдор. За ней, как свита, следовали шесть порождений пепла. В крошечную двухместную шлюпку.

Девушка устроилась в кресле второго пилота. Слуги молча отошли спиной к стене, как оптическая иллюзия, становясь в одно и то же место пространства. Втянули животы, неестественно уплощаясь. Они не слились в единого человека, их оставалось шестеро. Можно было видеть кепку одного, взмах руки другого, шнурки на ботинках третьего. Движения мужчин шестерились, как эхо. Но пространства в крошечной кабине теперь Слуги занимали удивительно мало.

– Вы умеете управлять шлюпками проекта 489? – безмятежно осведомилась Леди, предлагая Ноксу занять кресло первого пилота. И демонстрируя редкую для девушек осведомлённость, верно назвав модель их скромного транспортного средства.

[Волхайм]

Его взгляд, холодный и безошибочно точный, замер на лице Леди. Казалось, время в ангаре сгустилось, стало вязким, как перегретый машинный жир. Вокруг по-прежнему кипела работа: сипение пневматики, лязг металла о металл, приглушенные команды — но всё это отступило на второй план, превратилось в размытый, монотонный фон. Его сознание, работавшее с бесстрастной скоростью вычислительного ядра, на мгновение застопорилось, уткнувшись в неожиданный парадокс, что явила собой эта женщина.

Её знание было слишком точным, слишком конкретным. Номера модулей — D-12.4, D-12.6, D-12.7. Не «где-то там», не «в северном квартале». Она знала. Знала, что по планам это были склады, и знала, чем они стали на деле. Вопрос повис в воздухе, невысказанный, но оттого ещё более весомый: откуда? Откуда у кризис-менеджера, вчерашней пляжницы с Сабаота, такая исчерпывающая информация о планировке чужой станции, да ещё и о её нарушениях? Братья Буш не были болтунами, их контракты с КР всегда являли собой мастерские произведения искусства по сокрытию сути под горой юридических норм. Утечка? Шпионаж? Или...она и была тем самым механизмом, который эти нарушения либо санкционировал, либо создавал для них условия, чтобы в нужный момент предъявить счет?

Мысль обожгла холодом, куда более пронзительным, чем ледяное дыхание космоса за стенами станции. Было бы наивным полагать, что она не в курсе тёмных делишек торгового дома. Она не решала проблемы — она ими управляла. И сейчас он видел перед собой не просто чиновника, а дирижёра хаоса, где человеческие жизни были всего лишь диссонирующими нотами в её партитуре.

А затем прозвучали её слова. Лёгкие, светски небрежные, оброненые с той самой ядовитой грацией, что свойственна тем, кто с рождения уверен в своем праве распоряжаться чужими судьбами. Фраза повисла в воздухе, густая и сладковато-тошная, как запах разложения под маской дорогих духов. И в тот миг его янтарные глаза, всегда горевшие ровным, неумолимым светом раскалённых углей, словно бы погасли. Не потухли, нет — но их пламя дрогнуло, затрепетало, подобно огню свечи на сквозняке, готовое вот-вот сорваться в неуправляемую пляску. Веки чуть сомкнулись, едва заметно сузив и без того щелевидные прорези маски, — жест, который у любого другого можно было бы принять за прищур концентрации или усталости. Но у него это было сродни рефлекторному сокращению зрачка от внезапной вспышки боли.

Так оно и было. Боль — холодная, острая, без эмоциональной окраски, чистая констатация факта отторжения. Её слова не просто циничны. Они естественны. В них сквозила не просто привычка к смерти тех, кто стоял на социальной лестнице на несколько ступней ниже, а глубокая, экзистенциальная скука по поводу этой неизбежной рутины. Для неё эти «бедняки» в пластиковых мешках стали не трагедией, а досадной административной помехой, испачканным файлом, который нужно аккуратно подшить в дело под грифом «Форс-мажор. Ликвидировано».

Это подтверждало её происхождение — знать, воспитанная в уверенности, что мир делится на тех, кто решает, и тех, кого убирают. Но её тон...её тон заставлял его внутренности, лишённые обычной человеческой чувствительности, извиваться холодным, безмолвным червем глубочайшего презрения. Это было не жгучее отвращение, а ледяное, анатомическое отторжение, с каким хирург рассматривает неудачно прижившийся имплант, мешающий работе отлаженного механизма. В её мире не было места хаосу случайностей — только управляемый хаос, и гибель людей стала всего лишь одним из его инструментов. А он, Архиватор, хранитель всех историй, даже самых тёмных, видел в каждой такой «хлопоте» не статистику, а уничтоженную уникальную главу в летописи вселенной. И это было невыносимо.—Да...верно...с людьми всегда много проблем...[Персонаж это запомнит]

Его молчание красноречивее любого возражения. Не удостоив ответом её вопрос о навыках пилотирования, Генри плавно развернулся, и его длинный черный плащ отрисовал в воздухе медленный, торжественный полукруг. Он двинулся к креслу первого пилота, и его фигура, высокая и неестественно худая, казалось, на мгновение затмила собой все призрачное освещение кабины, поглотив своим угольным силуэтом мерцание контрольных ламп и голографические проекции.

Он умел. Вопрос был не в умении, а в целесообразности. Как генеральный директор межпланетной корпорации, чьи корабли бороздили червоточины и маршруты Внешнего космоса, он не просто умел управлять устаревшей портовой шлюпкой — он мог разобрать и собрать её системы с завязанными глазами, оперируя лишь тактильными ощущениями от кончиков своих острых, когтевидных перчаток.

На его веку были и те высокопоставленные глупцы, что кичились титулами, но не могли отличить гравитационный компенсатор от дренажного клапана. Их карьеры, как и их корабли, обычно заканчивались быстро, ярко и с крайне низкими показателями выживаемости экипажа.

Прежде чем его пальцы — длинные, бледные, скрытые тонкой кожей перчаток, — коснулись панели, он на миг замер, повернув голову в сторону Пеплы. Маска, белая и безликая, поймала отсвет мерцающего экрана, и алая руна на левой глазнице на мгновение вспыхнула, как капля крови на снегу.

—...Проект 489-Б «Пересмешник», модификация третьей серии,..—прозвучал голос, холодный и безвибрационный, точно скрип пера по пергаменту.—...привык иметь дело с более обновлёнными версиями...Пятая серия, если быть точным...Они постепенно вытесняют эти модели с рынка за счёт повышенной эффективности контурных щитов и переработанной системы навигации по слепым прыжкам...

Только после этого, произнеся фразу как констатацию технологического факта, лишённую намёка на упрёк или похвалу, он обратился к панели управления.

Его руки пришли в движение — быстрые, точные, лишённые малейшего намёка на суету. Это не было похоже на работу живого пилота; это напоминало отлаженный танец сложного механизма. Пальцы скользнули по сенсорным панелям, вызывая из недр интерфейса каскадные меню данных. Он не искал нужные иконки — он словно бы мысленно подключался к системе, а та послушно отзывалась на его невысказанные команды. На главном голографическом дисплее, занимавшем центральную часть панели, вспыхнула трёхмерная схема «Нобельгейта», где кроваво-красным пульсировал повреждённый сектор. Рядом бегущими строками пошли потоки телеметрии: давление в магистралях, остаточная радиация, колебания гравитационного поля — он поглощал информацию целыми блоками, даже не фокусируясь на отдельных цифрах.

Большим пальцем правой руки он активировал последовательность предстартовой проверки. По периметру кабины замигали синие индикаторы, сопровождаемые низким, успокаивающим гудением. Левой рукой он вывел на отдельный экран карту магнитных аномалий вокруг обломков, его пальцы легким движением увеличили масштаб, выделив наиболее опасные кластеры. Мизинец левой руки, почти не двигаясь, зафиксировал уровень кислорода в скафандрах — "его" и формально — Леди, хотя его собственные потребности в дыхании были куда более...специфичны.

Каждое движение выверено, экономично и предельно функционально. Ни одного лишнего жеста, ни единой секунды промедления. Под его перчатками устаревшая, потрёпанная панель управления «Пересмешника» на мгновение обрела черты флагманского мостика «Омега-Лэйн», отвечая на прикосновение того, для кого космос был не враждебной пустотой, а всего лишь ещё одним архивом, ждущим своего исследователя.—...а вам уже доводилось сидеть в штурвала?..