[Леж Гоцц]

Циркон и просторы космоса в сторону Алькора/ Небула в сторону Алькора доминион Вирмис/5026

Леж Гоцц, Тиру

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

https://arkhaim.su/index.php?topic=1663.0 начало всей истории
https://arkhaim.su/index.php?topic=2379.0 предыстория

[Леж Гоцц]

Под насилием часто понимают использование силы или угрозы силы, что может привести к травме, ущербу, лишениям или даже смерти. Оно может быть физическим, словесным или психологическим. Так пишет упрощенная статья из информационной сети.
История Лежа Гоцца, известного в узких кругах ка Дурманный Фей, имела вполне банальные истоки и такие же банальные причины. Был маг, который влюбился в фармацевта, это получило патологическую форму и теперь этот самый фармацевт имеет разорванную ментальную паутину, отвержение себя и все активнее растущее убеждение, что ему не место в цивилизованном мире и рядом с дорогими людьми. Классическая реакция на насилие.

Немного предыстории.
Лет 18 назад по времени Аркхейма Леж Гоцц отправился добывать редкий ингредиент для выполнения заказа. Пришлось идти самому потому что другие искатели отказались ввиду сложности и опасности миссии. Пошел и вляпался в историю- провалился в портал между мирами. В новом мире Акхейме он провел 167 лет, обжился, обзавелся поклонниками, бизнесом и стал таким же востребованным специалистом, если не более успешным, как в Аркхейме.
Его друг, в Акхейме его знают Истеном Синсеем, в Аркхейме он доктор Халагар, Леж считал этого мага другом, провел рядом с фармацевтом 155 Акхеймских лет и все это время совершал ментальное воздействие с целью присвоить Гоцца себе в единоличное владение и пользование. Такое воздействие равномерную ментальную паутину подопытного значительно повредило. Теперь, вместо гладко окрашенной, равномерно сплетенной, ментальная паутина жертвы утратила и цвет, и структуру, и узор стала похожа на лохмотья, словно ею ловили особо резвых и сильных рыб.
Спустя 40 Аркхеймских дней Леж Гоцц вернулся домой и казалось, что все вернулось на круги своя. Фармацевт счастлив, его менеджер тоже. Появились связи с компанией Дефендер и даже наладились дружеские отношения с ее главой. Была совместная вылазка на презентацию, где гомункул испытал свое новое оборотное зелье, а Сверр разузнал о планах компании Рицц. Можно было бы на этом закончить и пойти пить чай, но увы все только начиналось.
Оказалось, что после пропажи Гоцца из Акхейма доктор Халагар, который теперь работал на компанию Рицц, искал способ найти возлюбленного и нашел. О том, что эта влюбленность патологическая Леж узнал при встрече, которая чуть не погубила его и Сверра Шахрассара.
На этой встрече Лежа похитили, а потом его же похитили у похитителей и временно спрятали. Погоня была яростной, но к счастью Аркхейм значительно влияет на его жителей и на иномирцев в том числе, а потому у местных больше шансов. Группой спасения было решено ликвидировать Халагара, отправившись в Акхейм. Как по мановению волшебной палочки и портал проявился в месте пребывания группы, вернее никто не знал, что база, где остановились менеджер, гомункул и Шахрассар, находилась возле зоны истончения пространства.
Попав в другой мир путешественники отправились в дом Лежа Гоцца, который был построен во время пребывания гомункула в этих краях. Там в комнате Халагара были обнаружены материалы, которые указывали на ментальное воздействие на фармацевта, о котором он и не подозревал. Все время взаимодействия с Халагаром гомункул чувствовал дискомфорт, его мучали головные боли и неприятное чувство искажения реальности и сомнений. Теперь все стало на свои места и мир рухнул.
С тех пор прошло 3 года, а состояние не улучшилось. Леж оставался подавленным, но хорохорился и отшучивался, делая вид, что все хорошо. На самом же деле мужчина все чаще задумывался о своем праве на жизнь. Ранее он был убежден, что произошедшее делает его гадким, грязным, отвратительным, недостойным внимания ни близких, ни мира. Он изо всех сил старался быть полезным и нужным. Это даже клиенты отметили, что их поставщик улучшил качество и прикладывает больше усилий для комфорта клиентов. Некоторые даже интересовались у менеджера что случилось, что все так пошло в гору. Менеджер, знающий правду, предпочитал отнекиваться, мол, популярность это хорошо, но конкуренция растет и стоит уделять качеству больше внимания. Не имея возможности, сил, знаний помочь своему подопечному, менеджер и сам чувствовал себя паршиво. Все таки Гоцц не только золотая жила, а и просто ценный человек.

Наши дни.
В некоторых случаях Аркхейм можно назвать одной большой деревней, где все все обо всех знают. Так и пришел заказ с Алькора на сырье и некоторые препараты гомункула. Видимо слухи о талантливом фармацевте Циркона добрались и туда. Дарума только тяжело вздохнул, ведь теперь придется напрячься, чтобы доставить заказ. Только это не впервые и эон занялся поиском хорошего перевозчика, который и груз доставит и сопровождение не потеряет. Знакомых и связей было много, выбор получился обширный.
- Слушаю- звонок не был новостью. Дарума ждал его, а сам помогал упаковывать коробки с заказом. Заявка была весьма большой, что опустошило практически все запасы фармацевта. Было впечатление, что кто- то собрался открыть клинику, которая использует фармацию исключительно представленную Гоццем.
- Привет, Дарума- на том конце был бодрый голос давнего знакомого, еще по службе в КР, он регулярно поставлял эону информацию о перевозчиках, искателях и других исполнителях, которые могут выполнить разную начальную работу- Я тут тебе перевозчика хорошего нашел. По отзывам человек надежный. Капитан космического корабля со своим кораблем и своей командой. Я поискал на него информацию, оказался славный парень с высоким уровнем выносливости и бережности к грузам и пассажирам. Думаю, он подойдет для твоей задачи. Его зовут капитан Тиру, корабль "Облачный ткач".
- Отлично. Спасибо.
Через несколько дней "Облачный ткач" ожидался транзитом в сторону Алькора. На посадочном поле собралось очень много народу. Были грузы, были пассажиры разного достатка и масти. Были знакомые Дурманного Фея и почитатели его искусства.
Темноволосый эон, так как он впервые встречался с капитаном, нервничал. Информация это хорошо, но сейчас не было времени искать альтернативу, а отправить груз надо и без сопровождения нельзя. Ввиду произошедшего, даже спустя 3 года после, менеджер все еще переживал о своем подопечном. Сам поехать не мог, потому что работа и отказаться от крупного заказа нельзя. Короче говоря, оставалась одна надежда на капитана Тиру, о котором спустя время пришла еще информация и общее впечатление создалось вполне благоприятное.
Корабль скользил по воздушным потокам снижаясь. Зрелище было живописным. Вокруг народ засуетился, готовясь к погрузке, разгрузке, посадке и встрече прибывших. Дарума предпочел ждать. Толкотня и суета всегда вносит нарушения в планы и обязательно что- нибудь, пускай незначительное потеряется, и это что- то всегда нужно в самый неподходящий момент.
Откровенно говоря, Дарума был уверен, что это "Облачный ткач" будет каким- нибудь отреставрированным на коленке раритетом, где из удобств только подушка в каюте. О самом корабле было информации не так много, как хотелось бы или ее плохо искали. К приятному удивлению транспорт оказался вполне комфортным местом, которое соответствует любым капризам. Облегченный выдох.
К ожидающим в стороне Даруме и Лежу подошли практически в конце погрузки.
- Добрый день.- все переговоры и организационные вопросы решал эон. Гомункул же стоял в стороне и просто наблюдал. Документы отданы, данные о грузе предоставлены- Это Леж Гоцц, ваш пассажир и сопровождающий груз. Если будут какие- то вопросы во время полета, пожалуйста, обращайтесь к нему. 
На это Леж только улыбнулся.
Корабль мягко оторвался от поверхности Циркона в направлении неба.

[Тиру]

«Облачный Ткач» прибыл на Циркон точно по графику. Стыковка прошла штатно: ни сбоев, ни задержек, ни волнений - один из тех рутинных рейсов, где всё шло как по маслу. Команда давно привыкла к подобным планетам - с чёткими протоколами, оформлением в трёх экземплярах и сканерами, которые зудели на подкорке, будто проверяли не документы, а саму душу.
Сначала, как обычно, - бумажная волокита: согласование расписания погрузки, короткие переговоры со службами планеты, проверка обшивки. Всё это не вызывало ни раздражения, ни особого внимания. Та же схема, тот же ритм.

Пассажиров было немного. Как правило, если это не исследовательская экспедиция из пяти-шести человек, на борт набирали не больше двух-трёх попутчиков. «Ткач» всё же не круизный лайнер, и даже несмотря на кое-какие удобства и дружелюбную атмосферу, больше трёх пассажиров на борту начинали мешаться. Но на этот раз случилось нечто немного... выбивающееся из привычного хода.

Старший помощник по внутренней связи зачитал короткую справку о грузе с уточнением: заказчик пожелал сопровождать поставку лично. Такое бывало редко. Обычно клиенты полагались на курьеров, страховку и добросовестность экипажа. Тиру не удивился. Не в первый раз. Кто-то нервничал, кому-то не доверяли - всякое бывало. Он отнёсся к сообщению с пониманием, как и к сопровождающему, что появился у трапа вместе с менеджером. Этот эон оказался человеком приятным, хотя голос выдавал странные ноты обеспокоенности. Сам заказчик держался чуть в стороне, молчал, переступая с ноги на ногу. Тиру, как всегда, не стал настаивать на официозе - а просто шагнул вперёд:
— Я капитан Тиру. Рад приветствовать вас на борту.
Дежурная улыбка, лёгкий кивок после собственного приветствия - и вежливое вступление, которое он повторял каждый раз, без изменений.
— Положение кают, лестниц и коридоров на корабле постоянно меняется, — сказал он спокойно, будто зачитывал выученную наизусть инструкцию. Только тёплая, сдержанная улыбка выдавала, что он давно привык к молчаливому непониманию новых пассажиров. — Поэтому не пытайтесь их запоминать. Просто держите в голове, кого хотите встретить или куда попасть - и обязательно туда выйдете.
Тиру чуть наклонил голову, слепым взглядом застыв в той стороне, откуда в последний раз доносился шорох ног названного Леж Гоцца.
— Точно так же вы и найдёте свою каюту. Можете не беспокоиться - из неё ничего не пропадёт.
Формальности соблюдены. Всё остальное - на усмотрение гостей и их наблюдательности.


С годами Тиру свыкся с одной вещью. Вполне определённой, пусть и слегка утомительной: как только возникает мысль, что полёт будет заурядным и спокойным - пора себя одёрнуть. Не будет. Ни заурядным, ни тем более спокойным. На этот раз всё началось слишком ровно. Слишком размеренно.

Посадка прошла без задержек. Пассажиры поднялись на борт без суеты, по списку. Никто не опоздал, никто не стал задавать лишних вопросов. Проверки пройдены, грузы отмечены, шлюзы закрыты. Набор высоты - чистый, без рывков и перебоев. В главной рубке стояла знакомая тишина, разбавленная лишь размеренным голосом Хризо, отсчитывающей очередные сигналы от маяков. Всё шло к тому, что этот рейс можно было бы назвать простым. Приятным. Даже скучным.
Тиру уже потянулся встать из капитанского кресла, когда замер. Рука сама собой взметнулась к плечу - не резко, скорее по инерции, как будто он хотел поймать звук. Или сбить с себя что-то чужое.
— Капитан? — голос штурмана прозвучал с привычной ясностью, но в нём промелькнуло нечто иное. — С вами всё хорошо?
Он обернулся к ней, медленно расправляя плечи.
— Всё в порядке, — ответил с лёгкой улыбкой. — Похоже, спину защемило. Старость берёт своё.
— Вот уж не думала, что она и до драконов добирается, — съязвила фея и снова повернулась к приборам.
Тиру кивнул, но не ответил. Просто, проходя мимо, чуть подтянул на плечах плащ и вышел в коридор. На ходу он всё ещё держал ладонь у воротника. Не от боли - нет. Он просто... чувствовал. Корабль дал о себе знать. Это происходило нечасто. И уж точно не без причины.

Свойство, известное лишь ему, всегда проявлялось по-разному. Но одно оставалось неизменным - оно приходило резко, подавляюще. «Ткач» словно иглой пронизывал и пропускал через капитана, вплетал чужую эмоцию в его собственные. Иногда - звенящей тревогой: кто-то из пассажиров утаил что-то важное. Иногда - глухим напряжением, предвестником конфликта на борту. Порой - чем-то острым, давящим, как шепот перед бурей, когда сам воздух казался плотнее. Но всегда это была яркая палитра чувств - словно созданная для того, чтобы через него корабль кричал: «Заметь!» «Обрати внимание!» «Сделай с этим что-нибудь!»

Сейчас всё было иначе. Это чувство - холодное, опустошающее, будто кто-то сдирал с внутренней стены тепло слой за слоем. Оно не должно было быть таким ярким. Оно не выстреливало, не вспыхивало - но изливалось, словно из сосуда с пробитым дном: бесконечно, неотвратимо.
Что-то было не в порядке. Если даже «Облачный Ткач» отозвался на это - значит, игнорировать происходящее не имело смысла. И Тиру собирался разобраться. Лично.

Он шёл по трюму, вдыхая густой, слоистый воздух. Стены, по которым скользила его ладонь, отзывались едва уловимым дрожанием - будто вибрацией натянутой струны. Капитан брёл по ней как по нити. Эта нить была не его - но проходила насквозь, уносясь куда-то глубже, к сердцу самого корабля.

С каждым шагом дрожь становилась яснее. Всё ближе. Вскоре до слуха донеслись голоса - не громкие, но живые. Капитан вошёл в камбуз. Там, за столами, отдыхали те, кто был не на смене. Ели, переговаривались, кто-то смеялся, кто-то спорил о чём-то - сдержанно и увлечённо.
— Капитан! — поздоровались несколько голосов сразу.
— Добрый день, — Тиру кивнул, не снижая шага и, как обычно, с той самой, неизменной улыбкой.
Он всех их различал - по манере двигаться, по голосам, по тому, как отзывался на них сам «Ткач». Даже без теомагии, на своём корабле, Тиру ощущал образы и ауры тех, кто был ему ещё слабо знаком. Образы пассажиров были ясны - почти как отпечатки ладоней в воздухе. И среди этих аур пульсировала одна - другая. Тот, к кому вело то сильное чувство.
— Здравствуйте, — проговорил капитан уже у стола, голос всё тот же, ровный, доброжелательный, но внимательный. — Леж Гоцц, верно?
Он не ждал ответа - сел напротив, легко, по-хозяйски, как будто это был обычный обход.
— Как у вас прошло первое знакомство с кораблём? Всё ли в порядке? Не возникло ли сложностей?

[Леж Гоцц]

Вы когда- нибудь видели зомби? А нежить? А когда- нибудь видели самоубийц? Нет, тогда повезло. Потому что перед капитаном был как раз недоумерший зомби, по крайне мере для чувствующего корабля этот пассажир именно так и выглядел, пусть и не вонял разложением.

В кают-компании, где подготовили для немногочисленных пассажиров столики, было уютно, тепло и пахло чем- то сладковато- кисловатым, словно кексы и чай с лимоном. Их подали как раз после выравнивания судна после подъема с летного поля.
Леж сидел один, ладонями обнимая чашку. Опустошение и отчаяние сейчас навалились с новой силой. До этого полета его менеджер прикладывал массу усилий, чтобы отвлечь и занять своего подопечного чем-нибудь. Единственное место, где удавалось остаться одному- уборная, потому что даже ванну не всегда давали спокойно принять.
Было горько и тоскливо. Вернулось чувство недостойности и грязи. Хотелось сойти с корабля прямо в открытый космос. Грусть и разочарование в себе, разрушение мечт и планов. Казалось, что все кончено, а эти три года это издевательство над близкими и самим собой, бесполезные попытки заслужить право на жизнь и принятие, казалось, что конец близок и в этом отчаянии стоило поикать покой и подождать смерти. Если бы были силы плакать, наверно, фармацевт бы плакал, но сил уже не было. Он выплакал уже все, что мог и осталась пустота.
Из тоскливых мыслей и воспоминаний в реальность вернул чужой голос, который прозвучал рядом. Гомункул поднимает полову на мужчину, который сел напротив- капитан. В той суматохе при посадке не было возможности рассмотреть его. Людей было очень много, груз, документы и суета.
- Здравствуйте, капитан Тиру. Да, я Леж Гоцц- не понимая в чем дело, может нарушил какие- то правила или что- то сломал уже, озадачился фармацевт. Ему даже в голову не пришло, что этот человек может просто проявить вежливость и заботу, как капитан и радушный хозяин судна, или возможно, он слышал о Леже или пользовался его препаратами, и о том, что капитану просто интересно поговорить с новым пассажиром в голову тоже не пришло. Немного замялся- Все хорошо. Я, вроде, ничего не сломал- сразу думает о худшем и состояние меняется, хочется избежать наказания, но в то же время хочется быть увиденным и принятым- Как вы и сказали, стоило держать в голове мысль о каюте и очень быстро я ее нашел. Мне понравилась обстановка. Благодарю, что позволили быть на вашем корабле.- ответная улыбка капитану. Она искренняя, но замучанная. Фармацевт устал от своего состояния, он нуждался в помощи. Даже к специалистам ходил, но своего не нашел. Все было не то и не так. А покончить с этой жизнью духу не хватало, да и жалко было. Сколько всего в мире замечательного есть и где- то там, далеко в душе он все еще надеялся, что есть надежда на исцеление, исправление и возвращение в этот мир.- Ваш корабль представляет из себя интересную конструкцию. Мне показалось, что он может перестраиваться под нужны, но мне не понятно как это происходит. Разве в транспортной отрасли появились такие технологии? Да и ваша фраза о том, что нужно держать образ в голове и корабль проводит больше напоминает психическое взаимодействие, словно у корабля есть своя воля, или навык... Я даже не знаю как правильно это озвучить.- озадачился еще больше, переключился и состояние понемногу начало меняться. Такое с гомункулом происходило все эти три года. Нужно было постоянно переключаться, чтобы оставаться в стабильно- нормальном состоянии.- Капитан, если это не секрет фирмы, можете мне объяснить как ваша технология считки образов прямо из психики пассажиров работает?- становилось интересно, даже некоторое подобие жизни появилось.
Гоцц снова пытался сбежать от своего состояния.
Сидящий перед ним мужчина выглядит таким молодым и харизматичным. Сказать, что красивый, то нет. Внешность не особо выделяющаяся, увидев в толпе Леж даже внимания не обратил бы, но эта атмосфера вокруг капитана... Удивительно теплая и мирная, с такими приятно дружить. Сразу возникли мысли о романтике. Гомункул натура романтичная, потому сразу подумал, что тот, кому повезет быть сердечным другом капитана будет окружен заботой и теплом, безусловным принятием, которое свойственно только таким людям. Улыбнулся своим мыслям.
Капитан в глазах фармацевта выглядел мягким и в то же время сильным, надежным, с этим собеседником можно расслабиться и ему можно доверять. Эти светлые чувства вырастали в госте корабля довольно стремительно, правда сохранялся высокий уровень тревоги, что это мнение может оказаться ошибочным. Вот чувство спокойствия подросло и выпустило настоящие листочки и продолжило крепнуть.
Пассажир внимательно смотрит в лицо капитана. Рисунки на лице делали молодого человека, сидящего напротив, особенным. Собственно любые метки на теле выделяют человека из толпы. Только почему они зеленые? Хотя, на такой светлой коже темные цвета смотрелись бы страшно- Думает Леж. Простая одежда делает образ капитана корабля более приземленным и доступным, ведь некоторые пассажиры могут одеваться так же.
Особенно интересными оказались глаза. О том, что они слепы догадаться легко- мутный хрусталик. Тут любопытство завиляло хвостом и монокль сел на нос. Первое впечатление- у парня катаракта обоих глаз. Тогда вопрос- почему не вылечит? Это же элементарная операция в современной медицине. Дальнейшее изучение показало, что это страшнее, чем катаракта. Повреждение и хрусталика, и сетчатки химическим способом. Леж озадачился. Дальнейшее бесцеремонное изучение выходило за рамки всех норм, да и эта выходка может быть плохо воспринята. Снимает монокль. Клонит голову на бок и пытается сообразить чем можно воздействовать на глаза так, чтобы пострадали только они. Интересный случай.
Похоже, в компании капитана Тиру фармацевт начал чувствовать себя лучше. Это лучше поддерживало жизненный тонус. Оно проблему не решало, при этом вариант недоумершего зомби сменился на очень подавленное живое существо. 

[Тиру]

Тревога пришла как-то внезапно. Сначала - лёгким покалыванием в груди, неясным ощущением сдавленности. Затем - резче, тягучей волной, закатившейся под рёбра. Не его тревога. Чужая. Но настолько сильная, что Тиру невольно замер. Капитан осторожно вдохнул, контролируя дыхание, чтобы не позволить себе раствориться в этом чувстве. Он умел отличать, что идёт от него самого, а что приходит извне, но сейчас граница оставалась зыбкой. Он не ожидал, что на его спокойное присутствие отзовутся таким мощным беспокойством. Натянутая пружина - будто тот приготовился быть обвинённым или осуждённым. Неужели одно только появление капитана могло восприниматься так?

Тиру поспешил заговорить, на этот раз мягче, теплее:
— Что вы, что вы... — в голосе его не было и тени укоризны, только забота. — Просто стандартный обход. Я всегда стараюсь убедиться, что пассажирам всё по вкусу, и что каюта подошла. У нас не так много гостей, чтобы теряться в формальностях.
Он чуть наклонился вперёд, делая голос ближе, но не навязчивым. Вежливый тон сохранялся, но под ним чувствовалось больше - то, что невозможно сыграть: искренняя заинтересованность.

Пока Леж отвечал, Тиру слушал - не только слова. Он ощущал, как под хрупкой улыбкой скребётся усталость. Как из вежливости и желания соответствовать вырастает неловкость. Как каждый ответ словно проверяется на прочность, прежде чем быть произнесённым. Ткань эмоций, струившаяся от этого пассажира, была холодной, будто промокшей, отягощённой. Апатия. Усталость. Беспокойство. Вина. Всё это - да. Но всё это было только поверхностью. Льдом на озере. А что под ним?

Капитан покачал головой своим мыслям. Слишком рано. Разговор, в который он хотел войти, был не деловым - человеческим. А для него нужна была почва, хоть какой-то зачаток доверия. Нельзя просто войти - и дотянуться до самого сердца. Даже если тебе позволяют быть рядом.

Впрочем... может, шанс есть. Потому что Леж не замкнулся. Не попытался отгородиться. Он задал вопрос - об «Облачном Ткаче». И в этом вопросе было движение. Интерес. Пусть слабый — но всё же свет.

Тиру бодро расправил плечи, подхватывая эту нить. Чуть наклонил голову — жест, который у него заменял пристальный взгляд — и в голосе появилась теплая, лёгкая улыбка:
— Вовсе не секрет фирмы. Более того - я с радостью расскажу вам об этом, господин Гоцц! Очень приятно, когда кто-то обращает внимание не только на скорость и комфорт, но и на саму суть полёта. Особенно на такой корабль, как «Ткач».
Он чуть подался вперёд, опираясь локтями о край стола. Неспешно, с тем вниманием, с каким говорят не "по обязанности", а по интересу — и по доброй воле.
— Вы правы. У него действительно есть... что-то вроде воли. Хотя я бы скорее назвал это присутствием. Он не мыслит, как человек, и не колдует, как маг. Но он... слышит. Через меня, в основном, но и напрямую - тех, кто на борту, кто близко, кто искренен. Я думаю, вы это тоже почувствовали, раз сразу сформулировали настолько точный образ. Он действительно перестраивается — не по приказу, а по тому, как его "видят" и чувствуют. И чем яснее образ, тем точнее отклик.
Тиру делал паузы, не торопясь — и будто невидимо соизмеряя состояние Лежа. Не слишком ли быстро? Не слишком ли пространно? Но, кажется, тот не переставал слушать, а возможно, даже наоборот — будто мог найти в этом объяснении что-то большее.
— В артефакторике мы называем это откликом - резонансом между личной ментальной структурой и живым контуром артефакта. Только в случае с «Ткачом»... он не совсем артефакт и не в полной мере техника. Раньше он принадлежал моему наставнику — капитану, прибывшему в Аркхейм из другого мира. Но «Облачный Ткач» со мной уже очень давно. Это не столько магия, сколько связь, которой он делится - со мной и с другими.
Тиру чуть наклонил голову. Его глаза оставались неподвижны, но мимика — спокойная, собранная:
— Если захотите - могу провести для вас небольшую демонстрацию. Она безопасна, но, скажем... личная. Только если вы будете не против.
Капитан замолчал, не навязываясь. Вопрос был открыт. Ответ - за Лежем. А «Ткач», почти неслышно, приглушил внешние шумы: гудение за обшивкой стихло, свет в кают-компании стал чуть плавнее. Всё вокруг будто затаилось - давая место для дыхания..

[Леж Гоцц]

Начало разговора о корабле обещало стать интересным. Связь между артефактом и владельцем. Энергетические связи. Хм... Сама концепция была Лежу понятна, только не в таких масштабах, что значительно озадачило и заинтересовало.
Артефакторика была чем- то вроде приносящего прибыль хобби, профессиональными тонкостями гомункул не владел, да и артефакты он сан не создавал, а просто закладывал магические структуры и печати в уже имеющиеся предметы. Ничего особенного и сложного. Стало любопытно как передается связь от владельца к наследнику. И вопрос был бы задан, если бы не "...мой наставник- капитан из другого мира..."- триггер, который решил все.
Тело прошил ужал, словно молния. Желудок мгновенно сжался в комок, подступила тошнота и от внезапной боли фармацевт оцепенел, дыхание перехватило, сердце пропустило удар и пустилось вскачь, на лбу выступил холодный пот, глаза расширились, ладони нервно обняли чашку. Паника не просто подняла голову, она сорвалась с места и металась в душе мужчины с воплями "спасите- помогите" по стенам и потолку. Повисла пауза. С трудом заставил себя дышать, но дыхание было судорожным и неровным. Мелкая дрожь рук заставила приподнять чашку, отпил глоток и медленно, чтобы не получилось неловкого звяка поставил на место. Правда, звяк все равно был от чего стало еще и очень неловко.
Стоп. Без паники- разум пытался взять вверх и рационально все разложить- Я в безопасности. Капитан Тиру только капитан, он из Аркхейма. Он доброжелателен ко мне- и все казалось просто. Парочка рациональных доводов и успокоение должно прийти. Ну конечно, разбежался. Психологические травмы одними доводами не исцелить и тем более не унять панику, которая только росла. Мелкая дрожь рук не позволяла больше обнимать чашку. Руки опустились на колени, несколько раз сжимает в кулаки в надежде хоть немного успокоиться. Все же такая сильная реакция доставляла неудобства. Сплетает руки в замок и снова пытается вернуть дыхание, при этом пытается поддержать разговор. Улыбка на этот раз и тон голоса выдает неподдельный страх
- Вот как- голос дрожит- Как же вам удается поддерживать контур корабля в равномерной целостности? Он очень большой еще и грузоперевозки разного толка. Это не сбивает настройки? Хотя, обладающее волей или живым контуром... я не слишком сведущ в артефакторике. Не получается сформулировать вопрос.- нервный смешок.- Может быть расскажите как формируется связь у корабля и новыми сотрудниками или вы как- то связываете их на этапе взросления, чтобы не повредить ментальную паутину.- по спине пробежал табун истеричных мурашек. За ним последовало предложение капитана демонстрации, что напугало еще больше.
Леж держался, чтобы не сбежать. Разум, все утихающим голосом повторял, что все хорошо, что на корабле безопасно, что корабль и присутствующие доброжелательны, что никто не знает о его истории. Вот только эмоции это такие звери, которые глухи к гласу разума, они реагируют на чувства. Страх все больше заполнял сознание, оно барахталось из последних сил
- Эм...Я, право, даже не знаю. Если демонстрация это такое личное...стоит ли показывать такое посторонним?- и хочется и колется. Фармацевту очень интересно посмотреть как это работает, но страшно до смерти иметь дело с другим миром.
Надо успокоиться. Объективно мне ничто не угрожает, да и защитные печати есть. Для беспокойства реальных причин нет. Сейчас доберемся в Вирмис, отдам заказ, получу оплату. Может еще успею в кафе- мороженое заскочить- уговаривал себя мужчина. Он так же вежливо улыбался, но его поза была очень напряженной, слишком ровная спина, слишком сжаты челюсти и испуганный взгляд, пускай и пытается Леж сохранить хорошую мину при плохой игре.
Пространство начало меняться. Оно менялось еле заметно. Значительной перепланировки не было, вернее ее совсем не было, только пространство стало больше, тише, воздух стал прохладнее, чище и его стало больше. Появился аромат мяты и мокрой земли, где- то подмешался аромат клубники и нагретой влажной хвои. Все запахи были самостоятельными, их не смешивали в коктейль. Это были отдельные воздушные потки.
В жизни фармацевта запахи играют значительную роль, как способ создать состояние, атмосферу, просигнализировать о чем- то. Аромат хвойного леса, свежей сладости и влажной земли напоминали его дом. Дом, который отгорожен от мира колючими вьющимися кустарниками, что сказочно зацветают, высоким, почти в 12 метров зеленым забором из самшита, множеством грядок и клумб с травами и растениями разного назначения, бассейном от испарения которого в саду всегда влажно и хвойным уголком. Получившаяся атмосфера спустя некоторое время успокоила панику. Она полностью не исчезла, но уже не парализовала и в голове прояснилось. Дыхание становилось более спокойным, а дрожь практически прошла. Чувство безопасности в близости своего дома стабилизировало состояние и можно было продолжить беседу.
Тиру вел себя вполне прилично. Теперь чувства Лежа смогли правильно считать позу капитана и тон. Мужчина был дружелюбен, вежлив и действительно проявлял заботу к своим пассажирам. Он не питал ненависти или отвращения, он просто разговаривал и, судя по эмоциональному фону, был польщен, что гомункул обратил внимание на особенность корабля, и готов был поговорить об этом.
Глубокий вдох. Медленный выдох. Выражение лица подвластно и теперь оно более спокойное. Чашка уже не дрожит и глоток чая, который магическим помощником был заменен на мятный с ванилью, тихонько становится на блюдце без этого смущающего противного звяк.
- Ваш корабль интересный. Правда, непонятно как это работает.- голос нервный, собеседник успокаивался, но все еще до смерти боится капитана. Хотя не сколько капитана сколько его корабль из другого мира и образ наставника- Капитан, как вы определяете своими глазами вы смотрите на происходящее или глазами корабля?

[Тиру]

Тиру не сделал ни одного лишнего движения, хотя в его груди будто отозвалось чужое, срывающееся дыхание. Паника обожгла, как внезапный шквал ветра в штиль, но капитан не отшатнулся - наоборот, будто стал ещё тише, ещё внимательнее. Не давал тревоге стать эхом между ними. Просто был рядом.

Когда Леж попытался сформулировать вопрос, голос его дрогнул, слова спутались, и даже дыхание сбивалось на грани судорожного. Но Тиру ответил ровно, без малейшего напряжения в голосе - словно не замечал ни дрожи, ни заминки. А может быть, просто не акцентировал.
— Никаких действий с моей стороны не требуется, — мягко проговорил он. — Это происходит само собой. Со временем, проведённым на борту. Похоже на акклиматизацию - чем дольше человек здесь, тем проще кораблю его понимать.
Сказал - и сделал паузу, как будто оставляя пространство для дыхания; не спешил продолжать, не подгонял.
Когда же прозвучал вопрос о демонстрации, Тиру слабо улыбнулся - не вежливой маской, а живым, по-настоящему добродушным выражением. Даже чуть усмехнулся, будто сам над собой.
— Знаете... — капитан чуть склонил голову, будто признавая оплошность, — я, наверное, неудачно выразился, сказав «личное». Это не тайна и не что-то сокровенное. В этом нет ничего, чего не мог бы заметить внимательный пассажир за пару дней. Просто... я редко об этом рассказываю, потому что мне самому нравилось открывать это шаг за шагом.
Он откинулся немного назад, позволив плечам расслабиться, и взгляд его стал чуть рассеянным - будто вспоминал.
— Когда я только-только оказался на «Облачном Ткаче» юнгой, у меня не было никаких объяснений. Только ощущения. И каждый раз, когда я замечал что-то новое - как воздух меняется, как стены «дышат» под чужим настроением, - я чувствовал себя как ребёнок в доме с живой душой. Упоительно, честное слово.
Капитан снова прислушался к Лежу — уже внимательнее, но всё так же мягко.
— Просто... я был бы рад поделиться с вами этой маленькой особенностью. Не потому, что вы должны, - а потому, что редко кто интересуется этим по-настоящему.
И, чуть склонившись вперёд, Тиру добавил уже тише, почти с игриво-заговорщицкой интонацией:
— Вам ничего не придётся делать. Я покажу это на себе - и, если вы захотите, сможете повторить в любое время. Когда будет удобно и комфортно. Без спешки. Но я, конечно, не настаиваю!
Тиру чуть откинулся назад, словно отдавая пространство обратно - не приближаясь, не давя, оставляя за Лежем право сделать первый шаг, когда тот будет готов.

Воздух изменился. Не сразу, не резко - скорее, как тень, медленно уходящая с лица в тёплом свете. Он стал мягче, легче, будто чуть подслащен. Шорохи в кают-компании заглушились до незначительного эха - чужие шаги, смех и разговоры, звон посуды в служебном отсеке - всё это осталось за порогом внимания, словно «Ткач» сам настраивал пространство на лёгкое, сосредоточенное спокойствие. Ни давления, ни пустоты - просто мягкая, дышащая тишина, в которой можно было быть собой. Дышать полной грудью.

Тиру чуть заметно выдохнул. Не слишком громко, не театрально, а просто - облегчённо. Паника Лежа действительно схлынула. Он всё ещё был напряжён, но в нём больше не было той рвущей изнутри сдавленности, от которой у неподготовленного человека и дыхание может остановиться. Пространство работало вместе с ними - бережно, словно всё незримое внимание живого корабля было сосредоточено на них двоих. Настоящий, надёжный ассистент. Друг.
Тиру позволил себе на мгновение откинуться чуть глубже в спинку стула, нащупывая в себе спокойствие. И только теперь, когда мог позволить себе эти несколько вдумчивых минут, пришли размышления: что же вызвало такую бурную реакцию? Не его присутствие - это чувствовалось. Паника пришла резко, мгновенно, как боль от удара в солнечное сплетение. Значит, триггер был в словах.

«Неужели потому, что я начал говорить о корабле?..»

Он почти не моргнул, не изменился в лице, но внутренняя пружина сжалась. Может, продолжая тему, он сделает только хуже?
Однако Гоцц сам вновь заговорил о «Ткаче». Пусть и с дрожью, лёгкой нервозностью в голосе - но не в голосе отчаяния, а в голосе человека, который держится. Который старается. Внутри Тиру отозвалось тёплое уважение. А вместе с ним - осторожная догадка: возможно, дело не в корабле как таковом. Возможно — в чём-то другом. В слове. В образе. В ассоциации.

— Я не могу видеть через «Ткача» в привычном понимании, — наконец сказал он задумчиво, легко, будто между прочим. — Да и, признаться, не хочу. Ни этим, ни каким-либо другим способом.
Тиру усмехнулся - как от шутки, известной только ему, - и спокойно продолжил, не заостряя на этом внимания:
— Связь между нами просто делает чувства немного острее. Я ощущаю шаги, колебания воздуха, дыхание. Присутствие. Не напрямую - скорее, как более чёткие отголоски в тишине. В первое время моего "недуга", — он произнёс это почти без паузы, спокойно, — «Ткач» очень помог мне. Не столько даже ориентацией в пространстве - сколько просто в том, чтобы... чувствовать себя лучше. Не бояться.
Он слегка улыбнулся - не весело, не горько, но с той ностальгической нежностью, что бывает, когда вспоминаешь, как кто-то держал тебя за руку в трудный момент.
— Он просто был рядом. Как мать. Или как дорогой сердцу человек, которого ты не боишься схватить за рукав, если вдруг снова потеряешь опору. Он не говорил ничего, но давал понять: «я тут». И этого было достаточно, чтобы не оступиться.
Улыбка Тиру стала чуть мечтательной. Глаза его, прищуренные, привычно смотрели куда-то сквозь. Но в этот раз - будто были в каком-то далёком воспоминании. И едва в них дрогнула грусть - она тут же была смахнута лёгким движением плеч, как будто капитан встряхнулся от нового, родившегося интереса. Тиру чуть подался вперёд, голос вновь стал живее:
— Простите за некоторую бестактность... — с этими словами он вновь склонил голову. — Я, признаться, не всегда запоминаю деятельность тех, с кем пересекаюсь только заочно. А ваше имя, фамилия... звучат до странного знакомо. Я точно их где-то слышал. Или от кого-то.
Его слепой взгляд мог показаться живым, внимательным — но не пытливым. Просто человеческим интересом.
— Скажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь, господин Гоцц?

[Леж Гоцц]

Ароматы дома привели мысли в относительный порядок, а состояние в подобие стабильности. Сейчас Леж начинал функционировать как нормальная социальная единица, пусть и с недостатками.
Из рассказа капитана так ничего и не понял. Связь, если не ментальная, то какая, энергетическая? Так ничего такого не видно даже с теомагией. Может эмоциональная связь в купе с опытом переживания физической травмы? А как тогда корабль реагирует на только что прибывших на борт? Датчики считывания мозговых волн? А смысл какой закупать дорогостоящее оборудование ради пары тройки случайных клиентов? Каких- то ментальных контактов тоже нет, по крайней мере ощутить гомункулу это не удалось. С другой стороны, если корабль из другого мира, то технологии могут быть неведомы этому, а следовательно изучить такое проблематично, если вообще возможно.
Мыслительные изыскания не удовлетворили фармацевта и он согласился на демонстрацию. Хотя прямо сейчас обратил внимание на изменения пространства, характерные для его дома запахи. Создание комфорта штука не всегда простая, но воспроизвести запахи с такой точностью возможно только покопавшись в воспоминаниях. А никто не копался в них, иначе это было бы весьма ощутимо. Тогда каким образом? Много вопросов и не одного ответа. Леж расстроенно вздохнул. Ну не привык он узнавать, что чего- то не знает. Всезнайкой быть куда приятнее. И не важно, что он гуманитарий в узкой отрасли, а корабли это про инженерию, механику и совсем не про цветочки.
- Если это не повредит вам, я буду рад посмотреть демонстрацию- все еще нервно и тревожно, но согласился фармацевт. Ароматерапия от Облачного Ткача имела эффект. Нервная система начинала расслабляться, столкнувшись с привычными запахами, тело реагировало положительно, напряжение мышц спадало, дыхание восстанавливалось, возвращая себе плавность и равномерность.
И не смотря на все это было не понятно чем привлек внимание капитана. Он же такой испорченный и запачканный, да и лицо не такое уж красивое, да и старый. Самооценка у фармацевта за эти три года свалилась так низко, что отыскать ее, наверно, можно только при археологических раскопках глубинных исторических слоев. Зато после успокоения стало действительно интересно узнать о корабле. Тем более, что теории уже зрели. И не важно, что это может все оказаться полным бредом дилетанта.
Гоцц подумал о том, что капитан менталист- артефоктор, которому передали корабль с качественно встроенной искусственной ментальной сетью, которую подпитывает сам же капитан путем вот той самой синергии, давая себе возможность быть одновременно везде и нигде, контролировать все процессы и присматривать за пассажирами и экипаже. Это единственное вменяемое допущение. Остальные были из раздела, что корабль этот не из искусственных материалов типа металла, дерева и чего там еще используют для создания подобного?, а из биологического материала, как у тиранидов (Привет от Вархаммер 40000). Тогда, по идее, должна быть королева, которая производит биоматериал и должны быть слуги. Дальше решено мысль не развивать, потому что выглядело это все нелепо, какими- то больными фантазиями.
Рассказ капитана о себе стал ступенькой к разрядке обстановки. Гомункул до этого момента чувствовал себя на деловой встрече, где нужно держать лицо, марку, соблюдать приличия более внимательно, чем обычно. Теперь атмосфера стала менее формальной, словно два попутчика в каюте хорошо проводят время.
Леж и без того догадался, что капитан Тиру слеп и живет во тьме. Относительно, конечно, есть еще органы восприятия с обострившейся чувствительностью, но для обобщенного определения да, мужчина напротив живет во тьме.
Интересно, почему он не хочет видеть? Мир довольно яркий- подумал фармацевт, отпивает чай и внимательно смотрит на собеседника. Понятное дело, что пассажир прекрасно понимал, что травмы капитана надо было лечить сразу после получения. Тогда был бы шанс восстановить хотя бы какое- то зрение. Возможно, парень бы видел не все цвета и ему пришлось бы носить очки, но он бы видел. С другой стороны, такой опыт обостренных чувств доступен только слепым, а это тоже дорогого стоит. Ведь без глаз можно слышать, чувствовать запахи гораздо четче и ярче. Зрячим такое недоступно даже в лабораторных условиях. Если что, проверял.
- Капитан Тиру, я правильно понимаю, корабль является биологическим существом с ментальными....как бы это точнее назвать способностями, или ментальной сетью? Или корабль что- то типа сильного резонатора?- как правильно задать вопрос Леж не знал. Не технарь. С этим все сложно. А знать- то хочется.
Голос уже не дрожал, напряжение отпустило окончательно и беседа потекла более свободно. Состояние, в которое гомункул почти нырнул, уступило место интересу.
- Нет- нет, что вы. Все хорошо. Я Леж Гоцц, фармацевт и целитель. Некоторые меня называют Дурманный Фей. Я делаю лекарства и другие глупости типа приворотных зелий и косметики.- смутился. Не ожидал, что капитан мог что- то слышать о деятельности Гоцца и нем самом. О производстве запрещенных препаратов, мутагенов и прочей опасной продукции решено умолчать. Мало ли кто на судне может быть. Уши есть везде.

[Тиру]

Тиру на миг замер, будто раздумывая, как именно ответить. Не потому, что вопрос был неудобен - просто за ним тянулся целый шлейф воспоминаний о чужих реакциях, и ни одна из них не была простой. Удивление. Страх. Омерзение. Сомнение. Слишком часто ему приходилось встречать это, когда разговор касался глубокой сути корабля - не конструкции, не планов палуб, а его сущности. А к истинной сущности люди обычно не были готовы.
Он не стал вздыхать - только положил ладони на поверхность стола.
— Почти так, — наконец произнёс капитан голосом, в котором уже не было сомнений. — Но я бы не стал пытаться вложить в это привычные смыслы.
В его тоне появилось не просто спокойствие - доверие. Он говорил не как капитан, а как тот, кто сам когда-то вглядывался в это странное существо с сомнением, и теперь понимал - нет, чувствовал - больше.
— «Облачный Ткач»... — он едва заметно кивнул. — Это живое существо. Насколько я могу судить, органическое, хотя в нём есть и структуры, похожие на артефактные. И ментальные способности у него тоже есть.
Пространство отозвалось почти незаметной вибрацией в полу, такой тонкой, что её легко было принять за движение воздуха.
— Я не техник и не менталист, — тихо продолжил Тиру. — Я могу только предполагать, как он это делает. Но я научился... слушать. А «Ткач» всегда это умел.
Тиру ощутил сильное напряжение в плечах - и только теперь расслабился. Ему не нужно было защищать корабль от чужого непринятия. В любом случае он бы ничего не смог с этим поделать. Никак повлиять. Только показать, объяснить, что бояться нечего.
— Многие, кому я рассказывал, считали его существование - неправильным. Говорили, что в нём - нечто от хтонов, от чудовищ. Может быть. Но за годы пребывания на нём я не встретил ни одного существа - будь то человек, зверь или механизм, - которое проявляло бы к живым столько внимания и бережности. Корабль... добрый. И это всё, что мне важно.

Приосанившись, стряхивая с плеч напряжение и лишнее беспокойство, Тиру вновь озарился добродушной улыбкой, цепляясь за возможность сменить тему и немного узнать о своём занятном собеседнике.
— «Дурманный Фей», значит...
Капитан снова немного откинулся назад, скользнув пальцами к краю стола, и, посмеиваясь, добавил, чуть склоняясь в сторону, будто делился почти заговорщицким шёпотом:
— Я вспомнил, откуда про вас слышал. Кажется, наш судовой врач Драгнор - фанат вашей продукции. И, похоже, наш старший техник... хм, как бы сказать, испытывает глубокое уважение к вашему косметическому маслу, которое «не должно было сработать, но сработало».
Тиру усмехнулся, голос стал совсем лёгким, почти игривым.
— Не волнуйтесь. Я вас не выдам. А то ещё замучают вопросами и просьбами дать автограф.

Короткая заминка, после которой Тиру чуть вздрогнул.
— Точно! — легко хлопнул он в ладони, будто только что вспомнил нечто важное. — Демонстрация!
Он тут же заёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, подобрал ноги и сел в позу лотоса — хотя на камбузном узком табурете это вышло чуть неуклюже. Прокашлялся, смущённо потирая горло, и честно добавил:
— Я никогда раньше не делал этого при посторонних.
Капитан усмехнулся, чуть склонив голову - не столько над ситуацией, сколько над тем, как странно это прозвучало. Потом всё же закрыл глаза. Хотя для него этот жест был не нужен, казалось, он просто помогал сосредоточиться.
— Сначала... дыхание, — произнёс он спокойно. — Ровное, глубокое. Вот так.
Тиру наглядно сделал вдох - неторопливо, словно позволяя воздуху заполнить грудь до самого основания, - а затем такой же медленный выдох: мягкий, неспешный.
— Когда освободите разум от спешки и лишних мыслей... вспомните место, где чувствуете себя спокойно. Уверенно. Как можно подробнее: визуальный образ, запахи, звуки... даже голоса близких друзей. Удержите его в голове. А потом... почувствуете изменения.
Его руки, до того спокойно лежавшие на коленях, приподнялись. Затем он медленно опустил ладони на поверхность стола и провёл ими в стороны, будто поправляя невидимую скатерть. Пальцы не задели чужой чашки, но в движении чувствовалась сосредоточенность.

То, что мог увидеть Леж, невозможно было спутать с иллюзией.
Край стола, к которому прикоснулся капитан, словно всплыл из глубин чужой памяти - светлое, тёплое дерево с резным краем, слегка потёртым, будто к нему часто прикасались. Стул под Тиру вытянулся, приняв очертания удобного кресла с мягкой обивкой - не броской, но уютной. Даже пол под ногами изменился: строгая геометрия корабельного настила уступила место древесной мозаике, с лёгким блеском лака и глубиной рисунка.

Тиру открыл глаза и, уже откинувшись на спинку кресла, с лёгкой улыбкой сказал:
— Возможно, вы уже почувствовали: корабль умеет имитировать знакомые запахи.
Он провёл ладонью по столу - неторопливо, как человек, угадывающий знакомые контуры с не глядя.
— В своей каюте можно настроить все это более тоньше, создать живую иллюзию. Настоящее место из воспоминания. Корабль примет его, если образ будет достаточно чётким.
Он помолчал, чуть склоняясь вперёд, будто прислушиваясь к собственным мыслям, и уже тише добавил:
— Я пытался воспроизвести одно своё место... любимое. У себя в каюте. Возможно, получилось не слишком хорошо. В более тихой обстановке должно выйти лучше.

[Леж Гоцц]

Чем дальше, тем интереснее. Корабль- живое существо. Занятно. Леж осмотрелся вокруг. На первый взгляд корабль как корабль, ничего интересного. Металлический пол, покрытый резиновыми плитками для смягчения звуков, деревянная стойка бара, магические помощники. Но уже стало известно, что корабль не простой, а интересный. Ментальное поле, густое, вязкое в моменте волной распространилось по пространству. Ментально проявляющее себя существо можно найти только ментально. Вот и ищет. Волну ощутили все, фармацевт не скрывался, это было похоже на старт работы нагнетающих кислород устройств.
Как уже понятно, переключение сработало и негативные ощущения отступили.
- Ну,- задумался мужчина- Понятие неправильности весьма субъективно и применимо только точечно. Хтоны бывают весьма забавными и даже милыми. И все равно мне не понятно что из себя представляет корабль и как это работает. Жаль, что вам не известен механизм.- потом Гоцца озарило- Эй, кораблик, что или кто ты есть? Как ты считываешь мысли пассажиров и касаешься воспоминаний не нарушая энергетических границ?- обратился фармацевт непосредственно к предмету интереса. Ментально он просмотрел зал, где находился, но ничего, что могло бы вызвать интерес или вопросы не нашел. Свернул поле. Вздохнул.

Узнать о том, что даже тут знают работы было удивительно. Брови поползли вверх
- Не знал, что и сюда добрались продукты моего творчества.- в последних словах, что Лежа замучают просьбами автографа, были сомнения. Скорее попросят вне очереди новые препараты или скидки, которых фармацевт никогда не делал.- Если масло помогло, это замечательно. Тружусь во благо клиентов.- улыбается. Приятно, что признали пользу масла, пусть и не понятно какого именно.

Демонстрация оказалась впечатляющей. Образ комнаты был четким и рядом сидящий почувствовал запах того помещения. Это было удивительно. Конечно же захотелось повторить. Сосредоточился. Настроил дыхание и представил свой дом, только не в Аркхейме, а в том мире, путешествие в который все испортило. Воспоминание было таким ярким, что проявилось ощущением материалов под пальцами. За спиной огромное окно оранжереи, рамы оплетают цветы, яркое солнце, чуть дальше рояль, кресла и журнальный столик, а по мраморному полу носятся самые настоящие хтоны, перепутать эти создания ни с кем нельзя даже если и захочется. Один из хтонов споткнулся о собственные лапы и растянулся пушистым шерстяно- перьевым ковриком. Завозился, начал что- то бурчать и жутко клацать челюстями. Такое маленькое и такое зубастое. Эти хтоны, а их там было пятеро, ухоженные, чистенькие и здоровые. Они не такие ужасные и несчастные, как те, которые обитают в пустошах и аномальных районах. Существа довольно привлекательные для своей ужасности. Глубокий судорожный вздох и проекция рассыпалась. Началась отдышка. Похоже, на время рассматривания своего воспоминания гомункул задержал дыхание.
Вторая попытка была из более близких краев- Циркон, пригород Небулы, любимый сад с клумбами и грядками. Множество ядовитых и лекарственных растений, деревьев декоративных и плодовых во время цветения, хвойный уголок. Аромат такого сада был так силен, что сидящие пассажиры за другими столами начали озираться.
- Как интересно.- обрадовался Леж- Это сколько всего можно попробовать не покидая борт корабля- радость была неподдельная, словно нашлось обезболивающее для безнадежно больного.- Значит можно и на море побывать сидя в каюте? Интересно.- Снова представляет. Теперь и правда Тиру и Гоцц сидели за столом на песчаном берегу, а их ноги омывала вода. Правда, ноги так и оставались сухими.
Следующая "поездка" в которую невольно отправился капитан с пассажиром... а вот не надо было показывать такую интересную возможность... отправились на цветущее плато Климбаха, что затерялось случайным образом в опасных землях, а потом в пещеры прекрасных нимф, встреча с которыми, обычно, заканчивается смертью путешественников. Дальше гомункул потащил капитана в кафе мороженого на Алькоре, потом на Лирею. Мужчине очень понравилось вспоминать приятные и красивые места
- Капитан, а это весело. Как это может быть неправильным? У вас были пассажиры идиоты?- прямой вопрос без пряток и смущения. Леж действительно посчитал, что гости, утверждающие, что существование корабля это неправильно идиоты.
Немного подумав, фармацевт решил показать Тиру остров, где когда- то, в свою бытность другим человеком с другим именем, встретил свою первую любовь. Он представил это очень ярко.
Закат. Остров где- то на юге, заповедная территория для жизни дархатов, где только одна деревня принимала туристов. Экзотические цветы благоухали медом, аромат соленых волн подчеркивал контраст. На берегу моря стоит спиной тонкая фигурка молодого человека, который заходит в воду, ныряет и тут же на поверхности появляется синий кит. Он выдыхает свой фирменный фонтан и издает протяжный звук. С грохотом падает в воду и исчезает в глубине волн. На лице пассажира грустная улыбка, в уголке глаз прозрачная капля. Шмыгает носом, а потом наклоняет голову на бок улыбнувшись широко, словно произошло что- то фантастическое говорит
- Капитан Тиру, спасибо вам, что показали такую чудесную способность вашего корабля- слеза скатывается по щеке и тут происходит немыслимое для фармацевта и присутствующих- шум океана становится четким, словно все на берегу, шорох вол и в помещении появляются соленые капли, словно где- то возле стойки волна врезалась в сушу. Больше всего досталось фармацевту, его волосы были мокрыми, а с челки капала вода. Сказать, что это удивило, ничего не сказать. Зато, похоже, веселился корабль, ну или так казалось.- Интересно. Это что- то типа приветствия?- нервный смешок. Не понятно было как на такую выходку реагировать.

[Тиру]

Тиру приятно удивился, насколько легко и тонко Леж овладел возможностью вызывать образы. Это редко удаётся с первой попытки - особенно так живо, с запахами, с текстурами под пальцами. Корабль отзывался на импульсы с такой чуткостью, словно сам заинтересовался: кто это тут пришёл, кто такой трепетный и полный впечатлений? Какой же Леж всё-таки внимательный... и ранимый.

Тиру не мог точно сказать, бывал ли он когда-либо в каком-то из мест, что показывал ему пассажир. Не знал их запахов, цвета листвы, очертаний гор или глубины моря. Но он чувствовал - всем телом. Запах лекарственных трав, холод мрамора, липкость хвои на ладонях. Он слышал, как кто-то бежит по плитам, и слышал восторженный голос Лежа. Слышал и его лёгкую отдышку - как будто, чтобы вспомнить, нужно было забыть о себе. И всё это накрывало Тиру не снаружи, а изнутри, растекаясь по нему, как тёплая вода в утреннем тумане. Капитан позволил себе раствориться в этом. Не отгораживался. Пусть эти чувства были не его - сейчас он хотел быть рядом, вместе с ними, с этим восторгом, с этим трепетным открытием.

Но всё изменилось, когда пришло последнее воспоминание.

Запахи стали медовыми, густыми, чуть приторными. Песня кита. Лицо согрел мягкий свет заката - и вдруг чужие чувства стали слишком сокровенными. Это было нечто слишком личное, сотканное из нитей, к которым нельзя прикасаться без разрешения, без ведома. В этот момент Тиру едва заметно вдохнул и выдохнул - медленно, мягко, как если бы отступал от чьей-то души. Как вежливый гость, что случайно заглянул в чужую шкатулку, он без слов отстстранился от чувств Лежа, позволив им остаться только его. Не вторгаться. Не касаться. Собственная улыбка капитана осталась - тёплая, принимающая. Но теперь - только его.

— Вы удивительно тонко ощущаете - и очень щедро делитесь, — сказал Тиру негромко. — Это редкий дар. И для корабля, и для меня это честь.
И, быть может, сам «Ткач» не удержался от ответа: солёные брызги, искрящиеся в воздухе, и ощутимая волна, накатившая на Лежа - как смешливый кивок. Как будто он сказал: «Спасибо!». Капитан рассмеялся - негромко, сдержанно, но от всей души. Волосы Лежа мокрые, с чёлки капает, а сам он смеётся, как ребёнок.
— Ему очень понравились места, что вы ему показали, и ваши эмоции, с ними связанные, — сказал Тиру. — С ним редко делятся настолько яркими, живыми воспоминаниями, — Тиру чуть повернул голову, будто корабль мог услышать его. — В следующий раз, может быть, добавит песка в ботинки.

Вспомнив про вопрос - прямой, честный - о «пассажирах-идиотах», капитан покачал головой и, задумавшись, сказал:
— Иногда... люди не хотят видеть, — тихо произнёс он. — Не потому что идиоты, а потому что страшно. Чтобы мы не делали, в памяти остаются места, в которые больно возвращаться. И легче не помнить вовсе.
Он поднял лицо. Улыбнулся уже чуть иначе — с уважением, почти с благодарностью.
— А вы не боитесь. Даете шанс "Ткачу". Это многого стоит.

[Леж Гоцц]

Гомункул был озадачен комплиментом. Как и все, он тоже мерял по себе и в своих действиях ничего особенного не видел.
- Методика взаимодействия довольно простая. Да и менталисту проще понять, как это использовать. Я довольно силен в ментальной магии, да и опыта довольно много, возможно именно это мне помогло- уже расслабленно, тревога временно оставила мужчину и сейчас он мог дышать полной грудью.- Это удивительное свойство. Можно открывать миры для тех, кто не может туда отправиться или показать то, что не выразить словами. Интересное явление. Спасибо, что показали. Было весело.- Было и правда интересно, даже очень. Особенно, разобраться в том как это все работает. На песок в ботинках гомункул только засмеялся. Способность не только воспроизводить иллюзию, а и материализовать некоторые простые элементы из воспоминаний тоже занимала. Если корабль артефакт с волей, то сколько же ему тогда лет и сколько в нем силы, как он заряжается. Для таких возможностей магии должно быть просто немеряно. Он даже не представлял кто из Аркхейма мог бы заряжать такой огромный артефакт при этом сохраняя свою жизнь и здоровье.
- Я бы не сказал, что мне не страшно. В моей жизни тоже есть эпизоды, которые я предпочел бы забыть, но они делают нас теми, кто мы есть. Так что о боли можно постараться забыть или изменить к ней отношение.- улыбается.
Как было бы хорошо, применяй Леж свои же мысли на практике. Измени он отношение к случившемуся, возможно эти три года стали бы гораздо более комфортными.
Кают-кампания потихоньку опустела. Время обеда и чая прошло, да и Тиру не может все время быть с пассажирами, он же капитан, у него свои заботы.
Фармацевт отправился в свою каюту спустя десять часов после взлета. После путешествия в прошлое оставались искорки тепла, некоторого сожаления, благодарности и легкого флера беспокойства.
Есть люди, которые неисправимые оптимисты- что бы с ними не происходило, они всегда смотрят на все с позиции хорошего опыта, есть пессимисты- все плохо, мы все умрем, а есть Леж, у которого воспоминания отсортированы по цветам. В его коллекции множество разных цветов и оттенков, все разложено в коробочки среди которых затерялась довольно большая коробка темного цвета, она тяжелая, мрачная, полная сожаления, боли, разочарования, даже слез. Вот ее- то и обходит фармацевт стороной.
Несколько часов после возвращения в каюту гомункул играл с кораблем. Капитан оказался прав, в одном из воспоминаний корабль насыпал песка не только в ботинки, а и в кресло, где устроился пассажир. Разные города, ландшафты, люди, события, все было пестрым и интересным. Кажется, кораблю тоже было весело. И вот, раскрыв все коробочки воспоминаний осталась нетронутой одна- та самая, где скрывалось травмирующее событие. Не хотелось ее открывать, потому на этот раз ее проигнорировали. Корабль замолчал.
Зеленоволосый мужчина, который уже приготовился к отдыху пытался успокоиться и не подходить к воспоминанию, но воспоминание решило вылезти из этой коробочки и само приблизиться к владельцу.
Тот день, когда Сверр и Беверли решили помочь обернулся катастрофой. 167 лет жизни в другом мире, 155 лет постоянных ментальных воздействий, лжи, а в конце покушение на дорогих людей. Как парни тогда выбрались фармацевт до сих пор не понимает. Чувство ужаса и отчаяния навалилось с  такой силой, что слезы хлынули потоком, дыхание перехватило, а тело свело судорогой. Снова это чувство использованности, предательства и разочарования. Он разочаровался в самом себе. Как он, такой сильный и способный маг поддался на такую топорную и лобную манипуляцию? Как он мог так поступить с собой и своими драгоценными людьми? Какой же тогда он гранд-мастер- менталист, если поддался на уловки паршивца из другого мира?...Другого мира... Мира, непохожего на Аркхейм... Мира, который чужд сему, что он знает. Новая волна чувств накрыла гомункула. Он метался в постели в пограничном состоянии между истерикой и трезвым рассудком, справляться с каждым разом становилось все труднее, успокоительные работали не всегда. Идея пришла практически случайно- утопить этот кошмар в алкоголе.
Леж не особо пьет, так чтобы часто или время от времени. У него есть большая коллекция алкоголя, правда, это больше про интересные бутылки и особенные урожаи, только чаще такими напитками он угощает друзей. Сам же, от непривычки, пьянеет быстро, да и пить не умеет.
В баре, где был только он и кто- то из команды, кто решил побыть барменом, было тихо. Так же тихо играла музыка, а гомункул пил уже третий бокал десертного вина с фруктами и сражался с бурей гадких чувств и эмоций, которые набегали волнами и то и дело пытались поглотить пассажира корабля.

[Тиру]

Бар был почти пуст. Только тихая, неспешная музыка, чьи ноты растворялись в полумраке, и лёгкий, едва уловимый скрип дерева - не от шагов, не от дыхания, а будто от самого корабля, задумчиво слушающего.

Гномка за стойкой не задавала вопросов. С самого начала, как только вошёл пассажир - совершенно разбитый, - она уловила его настроение: оставила наигранную улыбку, трюки с бутылками, привычные приветствия. Просто налила - один раз, потом ещё, и ещё, когда ей без слов пододвигали бокал. Остались только тихие движения, точные, почти незаметные. Будто замерло всё остальное пространство.
Но «Ткач» - нет.

Сначала это было почти неощутимо. Едва уловимое дрожание дерева под ладонью - такое можно было бы списать на вибрацию двигателей. Но за ним последовало то, чего здесь быть не должно: в воздухе вдруг появился запах - не вина, не дерева, не тех отдушек, что хранились в кают-компании. Нет. Пахнуло свежестью. Травой, землёй после дождя, лёгким ветром, несущим что-то родное, несказанное. Памятью, зашитой в аромат. Корабль не тревожил словами, не предлагал воспоминания вживую, как прежде. Но он чувствовал. Где-то в сердцевине своей живой плоти, в глубине - в этих стенах и полах, сквозь которые слышно биение чьей-то боли - «Ткач» слышал.
Он не стремился отвлечь. Не развлекал. Он просто был рядом. Утешал как мог. Как умел.

На борту «Облачного Ткача» и правда дел было, как всегда, немало. Хоть процессы давно шли по отлаженному ходу, а команда работала как единый, привычный к нештатным ситуациям организм, капитан не позволял себе отдаляться. Плановый обход, проверка отчётов, сверка индикаторов, уточнение маршрутов, пара мелких распоряжений по внутреннему складу... Всё как всегда. Всё под контролем.

А потом настал вечер. Настоящий. Не в смысле времени по вахтенному графику - «Ткач» отбил его чётко, ровно, как и всегда,- но тот самый вечер, когда внутренние чудовища выходят на охоту. Когда дневной свет уже не заслоняет пережитого. Когда прошлое настойчиво ищет путь к сердцу.
Тиру знакомо это чувство не понаслышке. Он не удивился, когда судно вновь напомнило о своём занятном пассажире. Волна чувств накатила внезапно: сильная, мутная, вязкая. Не вспышка - нет, скорее разлив, потоп, разом отнимающий почву под ногами.

Стена в коридоре была ближе, чем хотелось бы. И, пожалуй, хорошо, что на этот раз никого из команды не оказалось рядом. Никто не заметил, как капитан вдруг привалился к ней плечом, будто судно дало неожиданный крен. Сбой дыхания. Леденящий холод по спине - как будто чужая тоска скользнула когтями под одежду. Он знал, что это не его чувство. И всё же, очень сложно в такой момент объяснить самому себе, где заканчиваются чужие эмоции, и где начинаются твои.

Успокоившись и выпрямившись, пригладив у ворота плащ, словно после случайного порыва ветра, Тиру направился туда, где теперь ощущался знакомый отклик. Корабль звал. Тихо, настойчиво, с тонкой долей беспокойства.

— Ищете что-то покрепче на сон грядущий? — капитан, неожиданно возникший, спросил негромко, с лёгкой, едва уловимой улыбкой в голосе. Добродушно. Спокойно. Как и всегда. Но почти тут же его улыбка и выражение лица сменились на более извиняющиеся.
 — Прошу прощения, если отвлекаю, — тихо продолжил он, присаживаясь на соседний барный стул. Голос, как и прежде, был ровным, но вкрадчивым - будто проверял, не нарушит ли он тишину лишним словом. — Просто заметил, что... иногда вечернее одиночество может казаться особенно тяжёлым.
 Он сделал паузу, давая Лежу пространство не отвечать, если тот не захочет.
 — Всё ли... у вас хорошо, господин Гоцц?

[Леж Гоцц]

Гомункул ответственно и старательно пытался унять свое состояние. Приятного мало и нарушать зыбкое равновесие, которое пришло всего за пару дней до отлета, было жалко.
Легкая свежесть сада и влажность воздуха разбавила вязкость и горечь использованности легким привкусом кисловатой горчинки хвойных и сладостью алисума. Такой незамысловатый аромат, как глоток воздуха утопающему, который попал в бушующие воды, мог дать надежду на спасение. Только эта надежда как- то упрямо ускользала.
- Долейте сюда, пожалуйста, коньяк и колу- попросил мужчина и пододвинул бокал к бармену. Барышня засомневалась, видя, что пассажир скоро окосеет, потому что и чувствительность высокая и пить не умеет, но налила в равных пропорциях, делая коктейль. Нужно было сохранить градус, а то при понижении мало ли что с этим угрюмым типом случится. Откинет коньки, а ей потом объясняй.
Фармацевт не знал рецептов коктейлей, зато знал составы напитков и приблизительный вкус, что позволяло точно определять какие вещества при смеси дадут приемлемый вкус, а какие нет. Потом выяснялось, что часть из выбранных сочетаний это реально существующие коктейли.
Опустошил половину бокала. Тихонько ставит на стойку. Вздыхает и шмыгает носом. Бармен взглянула на своего клиента, проверить жив ли или это предсмертные звуки. Нет, мужчина жив, а глаза красные полные слез, нос красный и дрожат губы, ну точно сейчас расплачется. Она только хотела подойти к сидящему и спросить все ли хорошо, но капитан оказался быстрее.
- Капитан- вежливое приветствие начальству, три раза пальцем стукнула по стойке, словно что- то вспоминала, а на самом деле она сказала капитану, мол, начал третью бутылку, поставила салфетницу для недоалкоголика. Отошла на почтительное расстояние.
Снова шмыг носом. Увидел салфетки, взял одну и вытер нос. Было так паршиво, так мерзко от самого себя, что кожу хотелось снять и бросить в стиральную машину в надежде получить чистый и хорошо пахнущий материал, но увы, кожу так не стирают. В голове проступил образ капитана корабля и дневная ситуация.
Парень с рисунками на лице, мягкая улыбка, тихий голос не слишком низкий, не слишком высокий, без резких или грубых оттенков, добродушная беседа без тени двойственности, искренняя радость, что Леж заинтересовался кораблем и путешествие с ним же похоже понравилось. Так в чем дело? Это же не в первый раз, когда гомункул после всей той истории общается с людьми, с которыми ранее не общался и не сотрудничал. Все они вполне нормально реагировали, гадостей ни в глаза ни за глаза не говорили, а наоборот тепло отзывались. Объективно его все принимали, жизнь текла своим чередом, заказы, встречи, новые запрещенные вещества и эксперименты, но это мерзенькое чувство, что все это игра и лицемерие, что все на самом деле испытывают омерзение от общения с фармацевтом. И вот это чувство расправляло свои ядовитые лепестки.
Тихий голос отвлек от купания в яде гадкого чувства. Снова шмыгнул носом и поднял глаза. Капитан все так же хорошо выглядел, словно мужчине и отдых не нужен.
- Добрый вечер, капитан Тиру. Не ожидал вас встретить так поздно. Я думал, что вы уже спите.- в голосе звенели слезы. Шмыг носом, вытирает нос. Движения Тиру был плавными, словно змея, фармацевт не обратил внимания на расовую принадлежность хозяина корабля, тихими. Он нравился своему пассажиру.- Да не то, чтобы прямо ищу- начал харахориться гомункул- Просто не спалось и я решил продегустировать вашу коллекцию алкоголя- заплитык почти заикался. Слова были медленные и тягучие, зато взгляд был довольно сфокусированным и совсем не веселым, как обычно бывает у хорошо набравшихся завсегдатаев баров. Слишком нервно хохотнул и постарался убрать признаки грусти. Казалось бы, глаза капитана ничего не видят, он и не должен в таком состоянии видеть, но у посетителя бара было ясное чувство, что на него смотрят. Именно смотрят и видят его состояние. Стало стыдно и взгляд с капитана соскользнул на полированную из темного дерева стойку. Бокал обнял двумя руками. Так вообще- то делает только Леж, знатоки алкоголя в курсе, что бокалы ладонями обнимать- портить напиток.
- Нет, капитан, все в порядке- голос сменил тональность, хотя в самом ответе есть противоречие. Вместо показного веселья, потому что пришло понимание, что Тиру может и не видит, но чувствует, как сам озвучил- видит через корабль, пришла утомляющая грусть- На сколько это может быть. Воспоминания и правда могут быть весьма тяжелыми- Он запрокидывает голову, пытаясь удержать два горячих ручейка. Как же хочется себя жалеть и ныть всем, а лучше не ныть, а получать подтверждение, что кому нужен и важен, чтобы все уговаривали и объясняли, как маленькому ребенку, что насилие над ним ника не уменьшает ценности и только добавляет потому что Леж выжил в этом всем. Но так не бывает.
Леж уверен, что только своим существованием вызывает негативные чувства и эмоции, что окружающие морщатся в отвращении, как только фармацевт отвернется, а про нужность и думать не стоит. Все совсем плохо.
Наклоняет голову вниз
- Да. Порой вечернее одиночество бывает невыносимым. Капитан, а вы делали вечерний обход и решили проверить все ли хорошо себя ведут?- попытка завязать непринужденный и веселый разговор. Может быть хотя бы тут получится отвязаться от отвратительного ощущения и хотя бы на некоторое время есть шанс почувствовать себя нужным и приятным собеседнику.
Бармен, которая видит мимику пассажира и понимает, что это дешевый спектакль, чтобы показать состояние более хорошее, чем есть на самом деле, жалостливо вздохнула. Потому что Леж выглядел на столько несчастным и отчаявшимся, что не надо быть менталистом, экстрасенсом и другим специалистом, чтобы все это увидеть и понять.

[Тиру]

Тиру заметил его дрожь ещё до слов. Это не нужно было слышать - это чувствовалось всем телом, как лёгкое расслоение воздуха. Слёзы не обязательно видеть. Их невозможно не заметить, когда ты живёшь среди тех, кто привык молчать о боли.
Леж говорил, стараясь держать себя в руках - и именно эта попытка, тщетная, натянутая, отзывалась в капитане острее всего. Он знал такие голоса. Слишком хорошо знал. Как звучит человек, который изо всех сил пытается казаться обычным, когда внутри - зияющая, тёмная бездна, когда каждый вдох - будто через тесный ящик, где не осталось воздуха.

Тиру чуть откинулся назад и положил ладонь на край стойки - словно случайно, но пальцы описали лёгкий, почти незаметный знак. Барменша, улавливающая нюансы как настоящий член экипажа, кивнула, будто вспомнив о каком-то деле, и ушла, не оглядываясь. За ней мягко закрылась дверь, и в баре стало по-настоящему тихо. Только всё те же тихие переливы спокойной мелодии.

Капитан не сразу ответил. Несколько секунд он просто сидел рядом, будто позволяя звенящей тишине заполнить пространство между ними. Он не спешил разрывать её словами - только слушал. И чувствовал. «Ткач» отзывался неуловимой пульсацией на уровне интуиции, где не было слов, но были оттенки. Отчаяние, завернутое в вежливость. Тонкие прожилки одиночества, вплетённые в нарочито лёгкий тон. И ощущение, что всё это - не новое, а старое, привычное. Слишком знакомое.

Тиру склонил голову чуть вбок. Его голос прозвучал тихо, почти ровно - но мягкость в нём была не рассеянной, а внимательной. Осознанной.
 — Простите, но я, пожалуй, не приму ваш ответ.
Он не упрекал. Не направил свой взгляд прямо - только в сторону, как будто давая возможность не встречать его слепой взгляд, если это сейчас может ранить.
 — Вы говорите, что всё в порядке. И я понимаю, почему так легче. Почему проще... отвести глаза. Сменить тему. Но вы ведь не поэтому сейчас здесь, не так ли?
Пауза. Недлинная - тёплая, как шаг назад, чтобы не стоять слишком близко. Целых три бутылки, запах знакомый - десертное, фруктовое вино. Не слишком крепкий напиток, но этого было достаточно, чтобы его неискушённый в алкоголе собеседник уже «плыл».
— Я не прошу рассказывать больше, чем вы готовы. Но иногда человеку нужно просто сказать вслух, что внутри - тяжело. Даже если слушатель почти незнакомец. Особенно если он не станет осуждать.
Тиру наклонился чуть ближе, осторожно - словно сидел рядом не на барном стуле, а у постели раненого. Позволил себе протянуть ладонь и невесомо коснуться ею груди Лежа - в районе его бьющегося сердца. Он чувствовал надрывное биение, подавленные эмоциональные волны, замечал нестыковки между словами и состоянием. Ощущал: у этого человека внутри - острый надлом. Не хотелось бы переходить черту - он слишком уважителен и тактичен, чтобы лезть в душу без приглашения. Но и пройти мимо - значило бы предать и себя, и корабль, и того, кто нуждался в его помощи.
— Вы можете говорить. Здесь никто не оттолкнёт и не испугается. Ни вы, ни ваше прошлое - не бремя для этого корабля. И уж точно не для меня.
Он позволил этим словам прозвучать. Просто. Тихо. Без лишнего драматизма. Только правда, которую Леж, возможно, давно не слышал.
— Если вы готовы - расскажите.

[Леж Гоцц]

Этот ночной разговор в будущем Леж будет вспоминать, как рука помощи в поглощающем потоке боли. Спустя несколько месяцев после разговора он будет гораздо более живым и легким, он сможет трансформировать свою боль и опыт в ресурс жить дальше. Он использует полученные в прошлом знания для развития своей деятельности. С Тиру, возможно, они будут близкими друзьями. Но это дело будущего, которого гомункул сейчас не видит. Он уверен, что его жизнь зашла в тупик и ей пора завершиться, пока еще слава о нем звенит в тенях улиц.

Для бара было слишком тихо. Ощущение поздней ночи, когда засыпают даже механизмы, когда достаточно тишины, чтобы сохранить тайну.
Несостоявшийся алкоголик на замечание капитана горько усмехнулся и вздохнул. Ночной собеседник был прав, он вообще оказался весьма проницательным. Но даже в пьяном состоянии Леж сомневался, а потому тонко развернул ментальное поле, чтобы улавливать эмоции капитана Тиру. Почему он не догадался делать тоже самое с другими? Тогда хотя бы исследовательские подтверждения были отношения других к гомункулу.
В эмоциях и чувствах собеседника ничего подозрительного не нашлось. Была искреннее беспокойство о пассажире и уверенность, что он не умеет пить, и что выпил слишком много и пора закругляться, и было принятие. Вот за последнее фармацевт и зацепился вниманием. Принятие. Оно мерцало ровным светом в букете эмоций капитана. Его эмоции вообще были довольно равномерными и сбалансированными, яркость определяла плотность свечения. Озадачило.
Леж не ожидал, что кто- то захочет поговорить о том, что беспокоит именно его. Пауза была кстати. Надо было то переварить. Еще глоток коктейля. Перевел дыхание. И тут капитан озвучивает то, что хотелось сказать, а язык не поворачивался. А что? Так можно было? Можно сказать, что тяжело и это примут?
Касание. В контексте ситуации это было более, чем уместно. Жест выстроил невидимый мост, словно Тиру схватил тонущего Лежа за руку и теперь есть вероятность выплыть из бездны.
Гомункул был удивлен до глубины души и теперь эмоции полились через край.
- Скажите, капитан, вы когда- нибудь воскрешали людей?- голос продолжил дрожать. История будет очень короткой, в паре предложений, зато будет наполнена чувствами до самых краев. Мужчина опускает взгляд- Мне, однажды, удалось избежать участи стать одним из неубитых воскрешенных, но эта участь чуть не стоила жизни моим дорогим людям.- снова эти чувства отвержения себя начали подниматься, как уровень воды в реке. Стремительно, бурно, словно поток ломает дамбу.- Мне действительно очень тяжело. Уже три года как.- горькая усмешка- Знаете, капитан Тиру, я люблю этот мир- слеза сорвалась. Предательская блестящая капля. Леж эмоциональный гомункул, он честен в своих чувствах, что играет против него, выставляя слюнтяем и нюней, а не мужчиной, который весьма силен и магически и умственно и телом.- Однажды меня использовали и пытались изменить меня без согласия. Позже я смог сбежать, но меня нашли. Мои дорогие люди помогли мне освободиться, но я подверг их жизни опасности. И сейчас меня гложет сомнение, имею ли я право быть с этими людьми, имею ли я право жить в этом мире после совершенного преступления.- фармацевт не смог сказать, что его психику ломали, что это было не просто переписывание, а настоящее насилие, которое разорвало его ментальную сеть, которое лишило сил восстановить ее. Было стыдно говорить об этом, потому Леж пытался сгладить острые, ранящие края ситуации. Ему стыдно и противно за слабость и такую легкую доверчивость чужаку. А чувство омерзения расправляет крылья. Судорожный вздох, глоток напитка, горькая усмешка- Так что, капитан, на самом деле все гораздо менее трагично- смешок- чем я себя чувствую.
Фармацевт не имел сил рассказать все в подробностях. Это было слишком. Он и так сказал слишком много, близко подошел к своей боли, ближе, чем когда- либо.
Он прекрасно понимал, что вечно такая жизнь продолжаться не может. Она или придет к своему концу через добровольный уход, или придется смириться с низким качеством жизни в полном одиночестве, ведь даже близкие устают и уходят, или есть вариант что- то с этим всем сделать. Последний вариант самый здоровый и разумный, но самостоятельно и за один раз, типа абра-кадабра- крекс- пекс-фекс- будет Леж счастливым, реализовать его не возможно.
Снова тяжело вздыхает пассажир. Снова повисает пауза, в которой можно подумать, отдышаться. Спустя несколько минут тишины и еще одного полного бокала коктейля, менталист обратил внимание, что ему действительно стало немного легче, Словно одна из веревок, что сжимала грудную клетку, ослабла или лопнула. Очередной вздох.
Признание и озвучивание боли почти половина дела, ведь давая имя мы идентифицируем предмет беспокойства, признавая его существование мы материализуем его, а значит можем взаимодействовать и влиять на него. Этот эффект и получился.

[Тиру]

Капитан мягко выдохнул. Чувства, открытые Лежем, отзывались в нём глубокой, тяжёлой болью - болью за другого человека. За того, кто слишком долго боролся один. Тиру не был психологом, не был мастером исцеления душ, но знал одно наверняка: в такие моменты человек больше всего нуждается в ком-то рядом - в тёплом слове, в искреннем присутствии, в простом жесте.

В едва ощутимом колыхании воздуха дракон почувствовал, как Леж чуть пошатнулся, вновь потянувшись за стаканом, словно в очередной раз пытаясь утопить в нём свой страх и вину. Тиру медленно, чтобы не напугать, протянул ладонь и мягко перехватил его запястье. Его пальцы почти не сжимали, просто лежали сверху - лёгким, тёплым прикосновением, чтобы Леж мог в любой момент выдернуть руку, если захочет.

Тиру подумал, что сейчас будет правильно отказаться от официального "вы". Между ними больше не было барьера - только открытая, живая боль. И обращение на "ты" стало бы не фамильярностью, а знаком уважения - уважения к доверию, которое ему оказали.
Капитан чуть наклонился вперёд, словно пытаясь удержать взгляд Лежа своим слепым, пронизывающим взором. Но сейчас, в этом лёгком прищуре, в его мягкой, привычной улыбке, была только обволакивающая теплота. Он говорил так, чтобы ни одно слово не ускользнуло, а дошло до самого сердца. Его голос был глубоким, тёплым, без тени осуждения:
— Тот, кто пытался изменить тебя, - это он преступник, а не ты.
Слово за словом Тиру говорил медленно, давая Лежу время осмыслить каждую фразу.
— Ты многое пережил. И всё ещё стоишь на ногах. Это требует силы. Огромного мужества. Даже если тебе сейчас так не кажется.
Лёгкое, почти незаметное сжатие ладони. Мягкое, ненавязчивое присутствие безмолвно говорило: "Я здесь. Ты не один."
— И то, что ты сомневаешься, достоин ли быть рядом с дорогими тебе людьми... Я понимаю. Но то, что ты их любишь, что думаешь об их чувствах, - это уже говорит о тебе как о человеке, достойном всего этого.
На минуту Тиру замолчал, позволяя словам улечься в пространстве. В эту паузу в памяти всплыл недавний образ: как Леж восторгался "Ткачом", делился радостными воспоминаниями о живописных местах, о моментах, что были ему дороги. Тогда, в ту минуту, Тиру почувствовал настоящую суть этого человека - увлечённого, доброго, открытого. И он оставался тем же самым человеком даже сейчас, сквозь боль и слёзы.
Тиру чувствовал, как слабая дрожь пробегает по пальцам Лежа, как натянутое ожидание трещит под грузом сказанных слов. Но он не убирал ладонь, продолжая улыбаться ему.
— Я уверен, что дорогие тебе люди счастливы, что ты жив. И что могут видеть твою улыбку. Ту самую, которую не смог забрать тот... человек, что посмел так с тобой обойтись.
Тиру снова замолчал, просто оставаясь рядом. Даже если Леж сейчас молчал, даже если не знал, как ответить - сам факт, что он позволил быть рядом, приоткрыл дверцу того тёмного ящичка - это был уже шаг к исцелению.

[Леж Гоцц]

Где- то такое Леж уже видел. Именно видел. Эти три года, после той истории, его менеджер и нянька по совместительству своими действиями показывал то, что озвучивал сейчас капитан. Его друг, в силу своего характера тоже поддерживал, это было несколько грубо, но ощущалось беспокойство и забота. Никто из близких не говорил именно так, как Тиру. Они подразумевали и Леж понимал головой, что все обошлось, все рады и довольны результатом и все действительно было хорошо, только никто не говорил этого прямо. Видимо, именно это молчание угнетало и не лишало действия силы достучаться до сердца гомункула.
Леж усмехается. Он смеется над иронией ситуации. Он сильный, очень сильный маг. Он может не только выращивать базилик и ландыши, он может расцеплять плоть и сводить с ума, но страдает от собственных демонов и кошмаров, а значительно более слабый маг сейчас бросает спасательный круг. Ирония- слабый спасает сильного. Законы природы, где малюсенький муравей способен обрушить целый дворец. Мир полон противоречий и сейчас фармацевт испытывает такие же противоречия в своих чувствах.
Ему приятно, что на него обратили внимание и готовы слушать, принять, поддерживают. При чем совсем чужой человек, которому в пору самому расстраиваться, что он не видит мир, только чувствует. Стало стыдно. Есть те, кому еще хуже, чем Лежу (здравствуйте, меня зовут обесценивание. Приятно познакомиться), а они живут и радуются жизни. Да что с этим миром не так? Или это с Лежем что- то не так?
Пассажир слушал капитана. Собеседник действительно смог выдернуть утопающего из воды на поверхность, чтобы тот смог вдохнуть. И сейчас именно он, утопающий, может решить тонуть дальше или схватиться за протянутую руку. А можно ли схватиться? Не сбросят ли его руку, посчитав грязным и гадким? Спасительный жест схватиться за бокал, а спасающая рука касается запястья, останавливая и остается лежать. Тиру не отвергает фармацевта, который уверен в своей порочности, он явно дает понять, что принимает его. Псайкер чувствует это так ясно, что даже удивительно. Он давно так себя не чувствовал. Не потому ли, что боялся все эти три года касаться чужих эмоций? Боялся увидеть реализацию своего страха, которой сейчас не было. Мужчина напрягся чувствуя касание, которое все еще продолжалось. Ему казалось, что любое движение спугнет мираж и окажется, что в баре он один, что капитан ему померещился, а бармен совсем ушла.
Вот прошла минута в молчании. Еще одна прошла. Ладонь Тиру все еще на запястье фармацевта. Лицо капитана повернуто к нему и глаза, пускай и затянуты дымкой невидения, они смотря прямо в лицо, а мимика выражает грусть, сочувствие, эмоции мерцают желанием помочь, поддержать по мере сил. Это было удивительно. Осознание реальности происходящего прошибло холодным потом и мурашками по коже. Замирает не дыша. Спустя еще пару секунд медленно выдыхает, а Тиру не исчез и тепло его ладони чувствуется также.
Теперь Леж медленно переворачивает свою ладонь вверх, внимательно наблюдая за рукой капитана, а вдруг все это пьяный бред, а вдруг он просто напился до белой горячки и ему мерещится всякое. Но рука все так же есть и так же чувствуется тепло тела, мягкость кожи. А как это может быть, что у капитана корабля гладкая кожа? Гомункул возвращался в реальность и очень медленно, как жираф, понимал, что он пьян, но не до горячки с галлюцинациями, что капитан живой и настоящий, а не мираж, и что капитан положил свою ладонь на его руку и не убирает пока гомункул переворачивает ладонь.
Вот их ладони касаются друг друга и фармацевт сжимает пальцы сидящего рядом мужчины, они переплетаются, образовав замок. И в этот момент тоже Тиру никуда не делся. Его рука в руке Гоцца, и он не выдергивает, смотрит так же участливо и все так же идет посыл поддержки. Тот страшный мир, где пассажир жил последние три года начал ломаться. Ну не прям так сразу, но пошли трещины. Тоненькие такие, что не сразу и увидишь. Трехлетние восприятие начинает диссонировать с фактическими действиями собеседника. Это удивляет. Гомункул молчит. Потом вздыхает
- Спасибо, Тиру.- Легкая улыбка. Удавка на шее ослабляется и еще одна стягивающая веревка исчезает.
На переход с формального на неформальный тип общения никто не обратил внимание. В среде, где фармацевт чаще всего бывает только особо крупные клиенты предпочитают формальный тип общения, как и требуют статус и крупные суммы, а другие, кто приходит за заказом в аптеку, предпочитают вести дела и менее формальной обстановке, особенно владельцы клубов.
Кажется, напряжение понемногу ослабевает, но не пропадает. Все еще сохраняется ощущение фантастичности и нереальности происходящего, словно желания реализуются в мир. Пассажир смотрит на капитана и вопрос звучит быстрее, чем говорящий успевает понять, что это он спросил, а не случайный отголосок или эхо
- И тебе не противно держать меня за руку?- ну подумаешь, что Леж ни слова не сказал о том, что произошло. Несколько общих предложений и ни капли подробностей. Зато чувств на полноценную историю.

[Тиру]

Вопрос прозвучал почти шёпотом, и Тиру почувствовал, как Леж чуть сжался под тяжестью этого простого, но невероятно болезненного сомнения. Сам капитан едва заметно вздрогнул - не от отвращения, конечно, а от самого факта, что подобная деструктивная мысль могла прийти его собеседнику в голову. Он вздёрнул брови, удивлённо мотнул головой, будто Леж спросил нечто совершенно дикое, и ответил без тени раздумий:
— Нет. Почему мне должно быть противно?
Он слегка склонил голову, и на его лице появилось выражение, в котором мягкость переплеталась с искренним теплом. Ладонь капитана, всё ещё лежавшая в руке Лежа, едва ощутимо шевельнулась - не чтобы отстраниться, а чтобы чуть крепче сжать пальцы в ответ.
— Ты приятно пахнешь, твоя ладонь тёплая... Ты умный. И интересный собеседник.
Тиру поймал себя на мысли, что мысленно добавил бы к этому и приятный голос, и вежливые манеры, и... в целом, образ Лежа в его воображении складывался чертовски привлекательный. Но он вовремя прикусил язык. Всё это слишком уж походило бы на флирт - а именно этого Тиру сейчас хотел избежать. Не время смущать Лежа, особенно теперь, когда тот только начал понемногу выбираться из своего мрака. Хотя... может, немного лёгкости и не помешало бы?
Но точно не помешала - это его широкая, искренняя улыбка и следующее предложение, произнесённое с самой искренней интонацией:
— Я серьёзно! Хочешь, я тебя обниму?
Капитан даже чуть наклонился вперёд, не разжимая переплетённых ладоней, расправил плечи и раскрыл вторую руку в открытом, приглашающем жесте.
— Вот скажи: ты вообще знаешь кого-нибудь, кто хотел бы обниматься с неприятными ему людьми? Я - нет. То то же! Давай-давай, не стесняйся.
Тиру чуть повернул ладонь, давая понять: он не тянет, не навязывает - просто предлагает. Искренне и открыто.

[Леж Гоцц]

— Нет. Почему мне должно быть противно?
- Но я же...- что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Сомнительно, чтобы опьяневший гомункул, да и вообще переполненный спорными, борющимися за право владения им, чувствами, понимал что сейчас происходит. Он просто поддался течению. А как иначе? Сейчас эмоции так сильны, что будь это вода, сбила бы с ног и сказала, что так и было- Я же...- отводит взгляд и говорит тихо и пристыжено- Я же испачканный, использованный.- Вот где- то в этом месте в голове Лежа была картинка, что капитан, поняв о чем речь, гадливо уберет руку, медленно так, словно пытаясь вытащить руку из узкой трубы, и деликатно попрощавшись предпочтет пойти к себе. Липкое отвращение к самому себе начало покрывать кожу, одиночество проявлялось кислой болью на языке и в груди, тело сжалось и мелко задрожало. О том, что история так и не рассказана, благополучно забыл.
И тут Тиру выдает то, на что в тайне от самого себя фармацевт надеялся, то, чего так хотел. И на капитана уставились квадратные от удивления глаза. Да ладно... Как это может нравится вот такое мерзкое создание? Пассажиру и после возвращения говорили комплименты, но никто не говорил их аж так. Слова дракона были вспышкой фейерверка в темной ночи. Это было так странно, так ярко, даже слишком. И самое непонятное для жертвы другого мира- это было для него одного. Других получателей света и тепла не было.
- Интересный? Правда? Я правда интересный?- сложно было поверить, что это правда, а Тиру не лгал. Это было видно и по нему самому и по его эмоциям, которые светились все таким же теплым ровным светом, который стал зелененьким, словно дымка на ветках по весне.
Капитан стал странным пронзающим тьму Лежа лучом. В голове пронеслись воспоминания о заботе и поддержке друзей, которые старались вытащить его из ловушки травмы, но оба они сами прошли жестокие уроки обучения на орбите в лабораториях Коалиции Рас, так что эмоциональную поддержку оказывали искренне, но крайне неумело. Зато капитан проявлял все то, что нужно фармацевту, чтобы понять в чем дело и что хотят донести. Теперь все эти старания и действия приобрели смысл и вес.
Тиру улыбается так искренне, что становится неловко. Даже немного смущает. В улыбке не только чувствуется искренность. Там есть тень какого- то чувства, но она такая тонкая, что и не сказать точно.
А липкое отторжение начало соскальзывать. Это ощущение похоже на таяние воска на большой площади. Словно по спине стекает густое, липкое, довольно противное ощущение грязи и вони. Ощущалось появлением отголоска приятного чувства, как после горячего душа, когда все тело дышит. Но Леж сосредоточился на поверхностных, самых ярких чувствах, которые отвлекали от всего остального. А когда собеседник предложил обнять, то это ввергло в ступор. Самый натуральный.
- Что?- голос звучал слабо, прямо мышка на смертном одре. Фармацевт не мог поверить своим ушам и сомневался. Он все еще думает, что у него белая горячка с звуковыми галлюцинациями.- Обнять? Ты правда, хочешь обнять меня?
Будь Леж девицей, он побегал по потолку, но он не девица, потому просто тупил и пытался переварить происходящее. С ушами, может, все плохо, но не с ощущениями.
Движение Тиру были прямолинейны, однозначны и понятны. Они были легкими, мягкими. Мужчина разворачивается к гомункулу всем телом и раскрывает объятья. Леж это видит очень отчетливо. Легкое движение на себя. Сказать, что гомункула потянули вперед, нет, не потянули. Это было побуждение к движению, а слова звучали свободно, словно не десяток часов назад познакомились, а сидели за одной партой, хулиганили в университете и вместе прошли огонь, воду и расплавили все трубы.
- Не знаю... Но я...И ты не...- да, он не боится запачкаться или оскверниться, потому что видит Лежа совсем иначе, чем тот воспринимает себя.
Гоцц подается вперед. Между мужчинами примерно шаг. Пассажир соскальзывает с кожаного табурета у стойки, отдаваясь движению и вот он уже стоит вплотную к капитану, который обнимает его. Это вызвало нервозность и напряжение, но руки капитана были на плечах и спине. Они ощущались отчетливо, это точно не мираж и не галлюцинации. Объятия крепкие, бережные. От Тиру пахнет дорогой древесиной и металлом, нота машинного масла добавляет пряности образу, а дорогие чернила звучат акцентом. Капитан пах богацтвом путешествий, прохладой звезд, свободой ветра. Запах успокаивал.
Напряжение сползало неохотно, только выбора у него не было. Гомункул замер в объятьях капитана, спустя несколько мгновений он вздохнул, запах был приятный и спрятал лицо на плече.
- Тиру,- тихо спрашивает он- я действительно интересен? Даже после моей некрасивой реакции, что твой корабль из другого мира?- сам сказал и самого затрясло. Он вцепился в ткань одежды капитана, словно из-под ног ушла палуба.

[Тиру]

Тиру услышал, почувствовал, как к нему потянулись навстречу, и без раздумий подался вперёд, тоже вставая со своего места. Капитан обнимал - не спешил отпускать. Не потому, что хотел задержать, а потому, что чувствовал: Лежа всё ещё что-то терзает. Кажется, уже не так сильно, но всё ещё вполне ощутимо. Внутри него всё колотилось, как отголоски прошедшей бури, и Тиру просто оставался рядом.
— Ты действительно интересен, Леж, — тихо сказал Тиру, едва шевеля губами, почти на ухо.
— Ты же расспрашивал о корабле, искренне интересовался, как он устроен - где же тут некрасиво? Ещё и столькими необычными и занятными местами со мной и "Ткачом" поделился. Ты много путешествуешь?
Тиру немного сместил ладонь вверх, положив её между лопатками - туда, где чувствовался холод. Не физический, а тот, что остаётся от одиночества, непонимания. Капитан говорил тихо, спокойно. Почувствовав нарастающую дрожь Лежа, он постарался отвлечь - сместить внимание на что-то другое, не болезненное. Хотя, помимо этого, ему действительно было интересно.

Объятие казалось простым, почти обыденным, но в нём было всё. Тишина, в которой можно не бояться. Ощущение, что тебя не прогонят. Тепло, которое не требует ничего взамен. Тиру чувствовал, как напряжён Леж - как будто сам не до конца верит, что всё это по-настоящему. И от того, как неуверенно тот держался за ткань плаща, будто боялся, что сейчас капитан всё-таки отступит, в Тиру с новой силой проснулась осторожная, почти трепетная забота, став мягким поглаживанием по спине, по волосам.
Он уловил и то, чего не мог увидеть глазами: Леж был чуть выше его, плечи - широкие, но сама фигура - тонкая, не мускулистая, даже изящная. В этом была странная уязвимость - не слабость, а след своего выбора. Тиру выдохнул медленно, через нос. Без слов. Просто дышал рядом. И если Лежу нужно было молчать в этих объятиях хоть час, хоть два - Тиру бы остался. Без раздражения, без усталости. Потому что иногда это и есть самое важное: не уходить, когда другому страшно.

И в этой тишине, в этом почти невесомом моменте Тиру поймал себя на мысли, которую долго отгонял: что, может быть, всё-таки стоит... спросить.
Слово - тонкая штука. Оно может исцелить. А может и раздавить, если время выбрано неудачно. Но сейчас, в этом спокойствии, в этой хрупкой тени доверия, что расцвела у них под ладонями, казалось, будто Леж может, если захочет, выговориться. Впервые. Без страха, что его оборвут или осудят. Тиру чувствовал это - чужую, переполняющую боль, что медленно, но верно разъедала изнутри. Как стоячая вода, долго сдерживаемая плотиной: от одного неверного прикосновения она могла хлынуть, сорвать всё, утопить. Или, наоборот, очистить.
И потому он очень осторожно, почти на грани дыхания, сказал:
— Леж... можно я задам тебе вопрос?
Он не отстранился, не переставал гладить по спине - просто остался рядом. Легко. Тепло. Честно.
— Почему тебя пугает другой мир?
Пауза. Он не давил, не торопил.
— То, что с тобой случилось... это произошло там?
Капитан не хотел копаться в ране. Не хотел вынудить. Просто - предложить. Руку, плечо, тишину, если нужно. Если Леж заговорит - Тиру выслушает. Если промолчит - не осудит. И если дрогнет - поддержит.

[Леж Гоцц]

- Не то, чтобы путешествую. Было время, когда я отправлялся в разные места за сырьем для работы или мои клиенты встретиться хотели лично. Часть воспоминаний из детства. В детстве меня часто отправляли куда- нибудь на каникулы, чтобы я дома не отсвечивал и не раздражал старших братьев. Сейчас я редко выхожу из дома.- Ответил гомункул, наслаждаясь объятьями... объятьями... А собственно кого? Кем стал капитан? А капитан вообще в курсе, что своими действиями изменил отношение своего проблемного пассажира к себе так кардинально, что и сам пассажир в замешательстве? Наверно, ему все расскажет корабль.
Растерзанной душе было сложно принять, что она не отвергнута и что может нравиться. Голове это понять было легче, хотя и не на много. Сердце билось скачками, с разным темпом, так обычно бьется сердце при сильной тревоге и физической нагрузке. Все еще было страшно, словно перейти нужно по старой доске через грязную и опасную трясину, только теперь ему подали руку с другого берега и был шанс перейти безопасно. Тело начало расслабляться. Становилось спокойнее, тепло, уютно, безопасно. Даже возникло чувство романтического в пространстве. Леж готов был свернуться клубочком и мурлыкать. Прижимается своей щекой к щеке Тиру и кладет голову на плечо.
- Тиру, спасибо, что принял.- объятья все еще держатся. Капитан не спешил отпустить фармацевта и выражал готовность стоять так долго, пока самому собеседнику не надоест. А собеседнику может долго не надоедать. Леж любит объятия и держаться за руки. Ароматы и касания важны, ценны. Для Гоцца в цепочке выстраивания отношений прикосновения не просто интересны или важны, они практически основа всего. Через прикосновения он проявляет свое отношение и воспринимает отношение к себе. Капитан абсолютно прав в том, что неприятного человека обнимать не станешь, а в случае Лежа, он даже при необходимости руку не подаст. Для Лежа касание открытой кожи кое- что особенное. Это допуск в зону личной безопасности, как прикосновение к сердцу. Он с удовольствие касается близких людей, обнимает их и целует. Часто это бывает довольно назойливо и если владелец ЧВК чаще избегает этого в виду отсутствия и ловких уворачиваний, то менеджер потерпает от таких выходок подопечного и ничего поделать с этим не может. Те же, кому удавалось заполучить Лежа в качестве любовника, удивлялись потребности физической близости в виде держания за руку, объятия за талию или прогулки под руку. При чем интимный контакт мужчине практически безразличен, он поддерживает желание другого, но сам не проявляет интерес.
Ценность этого момента для фармацевта- объятия капитана Тиру- измерить не представляется возможным. Гоцц на столько был благодарен, что не переставал благодарить, а капитан гладил по волосам и обнимал. Еще немного и в груди произойдет извержение вулкана от благодарности и счастья, что накатило неожиданной лавиной.
Помещение освещалось только ночниками на стенах. Мягкий, желтый свет, мужчины одни. Такой интимный момент, словно тайна. Души раскрываются друг перед другом искренне и дружелюбно. Нет тайн и масок. Все настоящее и естественное, безопасное и принимающее. Капитан, знал он сам или нет, но сумел создать условия полного принятия. Гомункул это чувствовал. Его покалеченная личность словно получила шанс успокоить боль, исцелиться, согреться после зимней стужи своего ужаса. Если бы все происходило при иных обстоятельствах, Леж мог бы себе придумать, что какое- то особое чувство появилось между ними. Вот только то, что появилось между капитаном и пассажиром было не романтическое чувство, оно гораздо глубже, такое чувство сохраняет связь гораздо дольше и крепче- доверие. Леж почувствовал, как тонкий росток доверия выбрасывает пару настоящих листочков и в пазухе между ними виднеется целая горсть бутонов крепких, сочных, которые порадуют цветением.
Молчаливая сцена с объятиями и тайной длилась долго. Гомункул привыкал к ощущениям. Он все еще был пьян, а пережитое удивление и общее потрясение выветрило часть неподъемной для тела дозы алкоголя. Мужчина радовался, что в его тьму пробился лучик света.
Корабль тихо гудел двигателями и вибрировал работой систем. Дыхание Тиру размеренное, спокойное. Дыхание Лежа нервное, однако более спокойное и равномерное.
Тихий вопрос насторожил и фармацевт внутренне подобрался, начал нервничать. Он знал, что этот вопрос прозвучит, да и логично это. Когда спасают, обычно ищут то, от чего спасать. И о причине спросили. Леж вздрогнул. Всем телом, отчетливо, словно сейчас рухнет. Ужас поднялся новой неудержимой волной, тело затрясло до стука зубов.
- Да. Это произошло там- в такие моменты псайкер распушивал перышки, хорохорился и всеми силами обесценивал страшные ситуации, мол, я молодец, я все могу и все знаю, я крутой перец. А в этот раз быстро надеть образ не удалось. Его вообще одеть не удалось. Было так неловко. Теперь Тиру, наверно, подумает, что Леж слабак и нюня, что ничего не может и из-за ерунды развел тут сырость, доставив кучу хлопот. Тяжелый вздох. Объятия ослабли, была уверенность, что сейчас капитан отстранится, сядет на стул и на этом дело закончится. Леж продолжил говорить в надежде (да, она воскресла и теперь имела наглость маячить перед глазами), что Тиру не разожмет объятья.- Лет 20 назад я отправился в каньон за редкими травами. Остановился отдохнуть и провалился в пространственный тоннель, что выбросил меня в другом мире- Акхейм. Там я прожил вынуждено 167 лет. Я обзавелся аптекой, знакомыми, друзьями и поклонником. Он был сильным магом. Чудовищно сильным. Спустя 167 лет я снова провалился в пространственный тоннель, отправившись за сырьем, но вернулся в Аркхейм. Это было замечательно вернуться домой. Оказалось, что меня не было около месяца и меня искали. Все было прекрасно, я был счастлив, но оказалось, что маг, который ухаживал за мной пришел в наш мир, чтобы найти меня. Он долго искал меня, он стал еще сильнее, он занял высокую должность и получил огромное влияние в научной среде и среди влиятельных людей. А потом он нашел меня, похитил, но мои друзья смогли меня освободить. Это было потрясающе. Впрочем, они сами потрясающие и по- другому не могло быть. Но он продолжил преследование и мы приняли решение ликвидировать его. Мы нашли брешь в ткани мира и попали в Акхейм. Была драка. Сверр и Беверли серьезно пострадали, и мы выяснили, что мой воздыхатель все эти годы, что я провел в Акхейме, пытался переписать мои ценности, взгляды, пытался убедить меня в том, что моим друзьям плевать на меня и все это делалось психическими технологиями того мира. А я... а я бездарный гранд-мастер, который не заметил воздействия, не смог противостоять ему и даже помыслить не мог, что со мной такое сотворят. В конечном итоге моя ментальная паутина разорвана и я не могу ее восстановить. Я теперь использованная вещь. Грязная, мерзкая...- все это чаровник выдал на одном дыхании, словно боялся, что все сейчас разрушится, как от злого заклинания. Голос дрожал так сильно, что приходилось прикладывать усилия для проговаривания слов, а весь он так сильно дрожал, что зуб на зуб не попадал, а соответственно слова словно постоянно дергаемая струна были неровными.
Рассказав все, Леж отстранился, отпустив Тиру. Он наклонил голову, отвел взгляд. Руки нервно поглаживали пальцы. От волнения гомункул стал еще более бледным, губы посинели и холод укутал в свое одеяло. Леж начал мерзнуть от нервного напряжения. Сейчас он был уверен, что капитан уйдет. Он бы и сам ушел от себя, если бы мог.
Ну вот. Рассказал. Рассказал, потому что Тиру вызвал у меня доверие. Капитан оказался таким теплым. Таким чутким. Удивительный человек. И теперь он уйдет. И будет прав. Недостойным лучше умереть- последнее предложение в сознании гомункула было ярким, как неоновая реклама ночью. Спасение спасением, а дальше что? Утопающего выловили из бурных вод ужаса, вот только этот утопающий забыл как жить без этого всего ужаса. Ему все еще нужна поддержка, он все еще нуждается в участии. А если посмотреть глобально, спасательная операция еще не дошла к своему финалу.

[Тиру]

Капитан слушал, впитывая каждое слово, каждую дрожь в голосе, каждый сбой дыхания, каждую паузу, за которой пряталось невыносимое. Сквозь сбивчивое, болью захлёбывающееся повествование он слышал куда больше, чем просто историю - словно собирал по осколкам картину, что всё это время уже была перед ним. Слова гомункула ложились неровно, как шаги по разбитому льду, но каждый - бил точно в цель. Теперь всё становилось ясным. Не в деталях - в сути.

Тиру ощущал, как в нём поднимается что-то тёмное - глухая, тихая ярость. Не гнев на Лежа - на того, кто посмел так изломать живое существо. Кто подменил доверие - манипуляцией, заботу - узурпацией, любовь - властью. Кто пытался превратить разум Лежа в арену для тонкой пытки. Но злиться не было времени. Сейчас рядом был не враг, а тот, кто едва не утонул в собственных воспоминаниях. И доверился. Рассказал - не оправдываясь, не выстраивая себе броню, а как есть. Уязвимо. Честно. С последней надеждой в голосе.

Тиру продолжал держать Гоцца в объятиях, даже когда тот ослабил хватку. Казалось, капитан был готов удержать его, даже если бы фармацевт вдруг обмякнет, решив свалиться на пол - Тиру бы не дал ему упасть. Только когда Леж сам попытался отстраниться, дракон отпустил - не спеша, не с холодком, а как человек, всё ещё держащий ладонью тепло от чужой руки.
Он молчал. Боролся с ошеломлённостью - не от самой истории, а от того, с какой болью и с каким доверием она была рассказана.
— Леж... — произнёс он тихо, почти шёпотом.
А потом сам подался вперёд - не дожидаясь приглашения, уже не спрашивая. Просто заключил гомункула в новые объятия. Не осторожные, не ободряющие - настоящие. Те, что обнимают не ради приличия, а чтобы не дать утонуть, захлебнуться в губительных мыслях. Чтобы держать, пока тот, кого держат, не выберется из собственных обломков.
Он прижимал Лежа к себе - мягко, но уверенно. Как берег, на который наконец выбросило кого-то, кого слишком долго носило по шторму.
— Ты не вещь, — сказал капитан тихо. — И уж точно не использованный.
Тиру говорил ровным, спокойным голосом.
— То, что с тобой сделали... это чудовищно. И то, как ты себя сейчас ощущаешь - разбитым, испачканным, - после такого... это нормально. Это не слабость. Не недостаток. Это просто боль. И ты имеешь на неё право.
Тиру чуть отстранился, не выпуская из объятий. Поднял руку, слепо коснулся влажной щеки Гоцца - на ощупь, как делает тот, кто не видит, но чувствует. Большим пальцем осторожно смахнул его слёзы, не переставая дарить мягкую улыбку.
— То, что ты смог рассказать... поделиться этой болью - это уже шаг. К жизни. К тому, чтобы перешагнуть. Чтобы отпустить... Ты невероятно сильный, Леж.
Капитан не прекращал объятий, не отнимал ладони от тёплой щеки. Пока тот не перестанет дрожать. Или пока сам не скажет: «Довольно».

[Леж Гоцц]

Он не чувствовал, как по щекам ручьями текут слезы. Видимо, так уже к ним привык ночами и вечерами в одиночестве, что начал игнорировать. Он стоял с опущенной головой, отведенным к темной стойке взглядом. Его уже не колотило и даже дыхание успокоилось, только слезы текли. Он сказал. Уже все сказано и сказанное не воротишь. Он рассказал, что другой мир стал опасным, который сломал и испортил. Он рассказал свою страшную историю первому встречному, а первый встречный оказался таким занимательным и открытым с этим его кораблем, который насыпал песка, как и обещалось, в обувь и не только.
Слезы капали на пол. Леж все еще продолжал быть в своем состоянии отверженного ужаса и уверенности, что ему стоило умереть еще при том эксперименте, когда он возвращался со своими друзьями из другого мира. Он так окунулся в этот кошмар, или скорее уже на столько привык к нему, что не заметил нового, изменившегося себя.
Два года гомункул ответственно боролся с тем, что подарил ему бывший любовник. Он честно ходил к менталистам, психиатрам, психологам, он честно использовал препараты и упражнения, предложенные ими и все это помогало... временно. А причина была простой- не было доверия. Все это время общение со специалистами было формальным, на уровне клиент- специалист. Гомункул не чувствовал включенности в его жизнь, заинтересованность его судьбой, заинтересованность им. А для качественного эффекта нужна именно личная включенность, которая воплощает безопасность. Ни один специалист не дал этого.
Объективно в такой работе так и должно быть. Если специалист будет включаться в жизнь каждого клиента, он очень быстро устанет, выгорит, а то и с ума сойдет и скорее всего комиссия профпригодности лишит специалиста лицензии и отправит на покой.
А последний год все словно сломалось в Леже, словно бывший любовник достиг желаемого- разрушить старое и подчинить, только подчинять уже некому, тот человек убит, при чем убит самим же Лежем. Жалеет ли он об этом? Нет, не жалеет и чувства вины тоже нет. Леж спокойно лишает обидчиков жизни, при чем выбирает страшную, необратимую печать- распад клеток. Эта печать может быть снята, но восстановить уже распавшиеся части никак не получится, потому что структуры клеток повреждаются во всем теле, а использование магии может подпитать остатки печати и распад продолжится, но медленнее от того еще мучительнее. В процессе работы печати клетки лопаются, ее жертвы чувствуют разрушение тела, от того им очень страшно и чудовищно больно. Это почти как сгореть заживо, только тело не горит и через 30 секунд воздействия сознание не отключается.
После смерти насильника все же должно было закончиться, тем более, что месть получилась равноценной. Но фармацевт не справился. Отсутствие участи и заинтересованности специалистов, постоянные игры в расфуфыренного петуха перед друзьями, чтобы их не волновать и не обременять привели к тому, что мысль о "недостойный не имеет права жить" стала частой гостьей, которая собиралась привести к завершению этого мучительного пути.
Гоцц рассказал все Тиру. Этот мужчина оказался случайным прохожим в его жизни. Харизматичный молодой человек с рисунками на коже, который не видит, зато чувствует. Гостю корабля, как любому образованному человеку и без объяснений понятно, что отсутствие зрения обостряет слух. И если у травмированных на один глаз слух становится острее, то у невидящих совсем он становится заменой зрению. И этот мужчина уделил внимание ему, Лежу, оскверненному, гадкому и недостойному... Слова капитана о том, что он интересный были согревающим чаем для замерзающего в горах путника, прикосновения- спасительным канатом в бурном потоке. Сейчас же, стоя перед капитаном, выложив все на чистоту, раскрыв настоящие чувства, Леж чувствовал себя обнаженным, беззащитным и готовым умереть. Ведь Тиру сейчас уйдет. Он не станет пачкать руки о такое фе. Это все в голове Гоцца. А капитан- то другой человек, он не Гоцц и не его воображение.
Тишина повисла в баре. Словно вакуум. Звуки становились тише, на самом деле фармацевт погружался в привычное отчаяние, которое вообще- то стало рассеиваться после того, как все было озвучено.
Настоящее состояние было освобождением. Тело, привыкшее к напряжению и тревогам не могло сразу дать облегчение, которое на самом деле появилось. Проговорив свои кошмары фармацевт освободился, а поддержка на каждом этапе от Тиру сделал возможным сам процесс.
Знал ли капитан о влиянии своих действий на гомункула не известно. Но влияние было колоссальным. Сейчас он уйдет- крутилось в голове... Тихо произнесенное имя и заключение в объятия. Неожиданность действия выбила воздух из легких, плечи обхватили удивительно сильные руки. Это были другие объятия. Они другие по ощущению и настроению. Леж не сразу сообразил что это такое. Замер. Восстанавливает дыхание и наконец- то пришло понимание- объятия защиты, поддержки и опоры. Тиру не ушел от Лежа, наоборот, он пришел на помощь и сейчас удерживает его на зыбкой почве.
Пассажир вздрогнул и вцепился в капитана. Именно вцепился, прям как блоха за собаку. И в этом моменте вакуум, где жил три года чаровник разлетелся вдребезги и наполнился звуками и оттенками. Это оглушало. Но громче всех был голос капитана Тиру. Спокойный, уверенный, надежный. Так сильный защищает слабого, поддерживает, заботиться.
Слова капитана прозвучали опровержением убеждений, которые крепли в голове и чувствах гомункула. В тоне было слышно, что это не очередная ложная поддержка. Было чем- то похоже на тон, которым делают доклад на конференции- сухой тон, голые цифры, которые опровергнуть никак не получится. Леж разрыдался. Разрыдался искренне, полно, словно прорвало дамбу. Слезы текли ручьем, напряжение спадало. Три года мучений отступали
- Тиру- плакал Леж- Тиру, не оставляй меня, пожалуйста- слова обрывались и тонули в рыданиях- Пожалуйста, побудь со мной еще. Не бросай.- он цеплялся за одежду и прижимался плотнее. Было приятно почувствовать такую сильную, участливую поддержку, эти объятия, что крепко лежат на плечах, этот тихий, уверенный голос.
Кажется, капитан Тиру, сам того не осознавая отодвинул принятие решения о смерти как минимум до утра, а утром будет новый день, где смерти уже не будет места.
Гомункул прорыдал так около часа, сидя на полу в объятиях капитана. Корабельные часы показывали, что уже рассвет, и видно из иллюминатора было, что светило планеты, мимо которой корабль проплывал, начало карабкаться с другой стороны шарика. Темнота космоса, которою наблюдали путешественники начала рассеиваться. Это было символично. Капитан Тиру провел всю ночь со своим пассажиром, невольно став спасительным светом для него. Фармацевт все так же крепко прижимался к мужчине. Слезы перестали течь. Глаза красные и опухшие, а голова протрезвевшая. С момента прихода капитана и начала беседы Леж больше не пил, а переживания отодвинули цель- напиться до потери памяти- а точнее выгнали ее из головы гореалкоголика.
Навалилась усталость. Благодаря Тиру, его присутствию и участию тело смогло естественным путем прийти в то состояние, которое происходит в кабинете специалиста в момент инсайта или освобождения. Только сейчас это было гораздо качественнее для Лежа.
Зеленоволосый мужчина обнимал дракона и шмыгал носом. Его больше не трясло, тело теперь было таким же, как и раньше, без напряжения. Стало гораздо легче дышать, даже в голове прояснилось. Он то и дело терся щекой о щеку Тиру, словно подтверждая самому себе, что собеседник еще тут, рядом с ним. С другой стороны так он делал, когда успокаивался в объятиях близких людей. Глубокий вздох
- Тиру, спасибо тебе.- тихо проговорил Леж- Ты спас меня. Я бесконечно благодарен тебе.- прижимается крепче- Я очень ценю твою доброту. Прости, что взвалил на тебя это все- Отлипает от капитана, но не отпускает его руки- Я обязан тебе, Тиру- Леж держит ладони капитана в своих руках, кланяется ему, касаясь лбом его кистей. Сейчас фармацевт пытался выразить благодарность, признательность, почтение. Он был счастлив, что Тиру оказался рядом. Тиру и правда дал шанс на жизнь.

[Тиру]

Сначала - тишина. Не внешняя, нет - внутренняя, глубокая, как затишье перед бурей. Только наоборот: как затишье после. После отчаяния, после страха, после последних слов, которые, казалось, срывали с души последние лоскутки защиты. Тиру продолжал держать Лежа в объятиях - мягко, бережно. Это не был жест дежурного сочувствия. Это был якорь.

И сперва капитан почувствовал, как гомункул затаился. Как будто не понял, что происходит. Словно не поверил. Будто его тело всё ещё ждало удара, а не теплоты. Не верилось, что кто-то может быть рядом вот так - без условий, без отвращения. А потом это случилось. Резко, остервенело - словно затопило. Тиру ощутил, как Леж вцепился в него с такой силой, будто боялся снова опуститься с головой на глубину. Схватился за его одежду, прильнул - рывком, всем телом, - как если бы объятия Тиру были последним клочком земли на горизонте, последним спасением, последней надеждой. И разрыдался. Не тихо, не приглушённо - по-настоящему. Так, как плачут только тогда, когда больше нет сил сдерживаться. Когда внутри рушатся последние стены, и из трещин выливаются слова, которые всё это время стояли поперёк горла.
Леж просил, умолял не покидать его - глотая рыдания, срываясь на всхлипы, сжимая его крепче, будто только прикосновение удерживало его от падения обратно в темноту. И Тиру не отстранялся. Он только крепче обнимал в ответ, прижимал к себе, тихо и уверенно гладил ладонью по вздрагивающей спине, по спутанным волосам. Его голос был низким, ровным, как устойчивый свет маяка в шторме:
— Конечно, я здесь, Леж. Я с тобой. Никуда не уйду.


Тиру не понимал тех, кто искал одиночества. Кто говорил, что тишина - благодать. Для него всё было иначе. Он не боялся тишины, но не любил её. Не любил того глубокого, полного беззвучия, в котором исчезают не только звуки, но и сам ты - растворяешься. Ослеплённый дракон слишком хорошо знал, как тишина сочетается с темнотой. Когда нет ни звука, ни света - остаётся только пустота. Пугающая, вязкая, бездонная. Та, в которой слишком легко потерять себя. А если задержаться в ней слишком надолго - в ней просыпаются воспоминания. Старые, липкие, голодные. Такие, что хватают за сердце и тянут на дно. Вот почему он всегда держался за чужие голоса, за звуки, за любое присутствие - даже если это был просто разговор с самим собой. Пусть считают его странным. Живым быть важнее. Но сейчас... всё было по-другому.

Он сидел в тишине - и она не пугала его. Потому что он слышал дыхание. Слышал, как оно выравнивается. Слышал, как замедляется, уходит натужная судорожность, как возвращается тепло в пальцы Лежа. И сам Тиру держался за это - как за спасательную нить. За этот маленький, но живой звук. Вот сердце снова бьётся ровно. Вот плечи стали легче. Вот гомункул замер... и отстранился.

Не совсем. Чуть-чуть. Остался рядом. Его ладони всё ещё сжимали руки Тиру, и капитан почувствовал, как к ним коснулось чужое тепло. Лёгкое, почтительное. Словно молитва. Словно та самая последняя просьба, которую всё-таки услышали.
Капитан не нуждался в благодарности - но и не стал от неё уходить. Просто позволил ей быть. Знал: для Лежа это важно. Это не было лестью, не было привычной вежливостью. Это было откровением. Обещанием жить. И он не имел права бросить на него тень. Тиру лишь чуть улыбнулся - невесомо, но по-настоящему - и сам поднял ладонь, осторожно коснувшись лба гомункула. Словно проверяя на жар.
 — Как ты себя чувствуешь? — голос был всё тем же - спокойным, тёплым. — Хочешь, я провожу тебя до каюты?
Он не стал говорить: "тебе надо отдохнуть". Не стал диктовать, не стал взывать к разуму. Он просто предложил - мягко, как гостю предлагает чашку чая. Так, чтобы решение осталось за Лежем. И если гомункул согласится - Тиру поднимется с ним вместе. Не спеша. По-прежнему держа за руку.

[Леж Гоцц]

В психотерапии при возвращении клиента к жизни происходит несколько вариантов изменений: это может быть стремительный подъем, как рост цветочка. Вот цветочек почти помер и тут начал снова расти и цвести. Второй вариант, когда клиент начинает себя переделывать, как скульптор переделывает свое изделие из глины или лепит из пластилина. Третий вариант, когда клиент разрушает все до основания, символически умирает и возрождается, как феникс. И четвертый, но не последний вариантов гораздо больше, когда клиент под грузом своих кошмаров и тревог не способен подняться, как при обвале здания, когда конструкции самостоятельно не поднять и поздняя находка клиента чревата смертью. Как раз последний вариант был про Лежа Гоцца.
Три года мучений, сомнений и мыслей о смерти. Три года попыток близких поддержать. Три года кошмара. Кульминация обещала быть быстрой и не слишком болезненной, яды они такие, могут почти мгновенно избавить от страданий как романтических так и не очень. Талантливый фармацевт заснул бы вечным сном, избавившись от боли, но путь к этому преградил капитан корабля. Тиру, наверно, и сам не знал, что проведя ночь с гомункулом он лишил смерти добычи, сохранил баланс в теневой фармакологии Циркона и спас еще по меньшей мере одну жизнь.
Свет взбирающейся дневной звезды из-за планеты проникал все более уверенно в кают-кампанию. Помещений было пустым. Столы стояли с пустыми стульями, за барной стойкой было тоже пусто. На полу сидело двое человек, которые держались за руки. Один харизматичный юноша, по крайней мере он выглядел юным, с довольно бодрым видом, словно пришел самый первый выпить кофе. Второй- измученный, уставший, бледный словно мертвец, с красными опухшими глазами. Он выглядел изможденным, зато глаза теперь блестели искрой жизни. Этой ночью смерть прошла мимо, вычеркнув зеленоволосого мужчину из своего списка дел.
- Мне стало легче.- ответил Леж на вопрос капитана- Не знаю на сколько этого хватит, но мне значительно полегчало. Спасибо, Тиру.- он улыбнулся. Теперь это улыбка была его, та настоящая улыбка, которую любили некоторые жители этого мира. Взвесь пыли, что висела в помещении поблескивала в лучах восходящей звезды. Это было новое начало.- Да. Проводи, пожалуйста. Похоже, что я устал немного- в голосе была легкость. Страха, тревоги в нем уже не было.
Леж начал подниматься, но пошатнулся и чуть не упал. Все же пить он не умеет, а рыдания так расслабили тело от многолетнего напряжения, что эффект был двойной.
Мужчины шли медленно к каюте. Леж опирался на капитана и так же держал за руку. Теплая рука спутника давала большую устойчивость и уверенность.
Мягкая подушка и одеяло ждали в каюте. Леж еще с ночи был в условной пижаме- льняные брюки и рубашка. Остановились у двери
- Вот мы и пришли.- касается двери каюты, поворачивается к капитану- Спасибо, что был со мной этой ночью- обнимает капитана- Тиру, тебе тоже нужно отдохнуть, я думаю- Леж немного смущается и легкое чувство вины вспыхнуло искрой- Я очень благодарен за твое присутствие. И мне очень неловко, что обременил тебя. Прости, что пришлось возиться со мной.- теперь с капитаном корабля говорил Леж Гоцц, который был настоящим, которого знал мир. Теперь перед капитаном был не загнанный и сомневающийся человек, а вполне успешный и уверенный в себе мужчина. Он еще не окреп после такой долгой болезни, однако болезнь побеждена и дело осталось за малым. В узком кругу Тиру получит прозвище Спаситель фей и скорее всего к нему так и будут обращаться, если он войдет в этот круг- господин Спаситель фей.
Гомункул обнял капитана Тиру на прощание и вошел в свою комнату. Он чувствовал неловкость, словно прогнал спасшего его человека. С другой стороны, пригласи он капитана остаться с ним отдохнуть, капитан мог не правильно понять его, подумать, что Леж соблазняет или флиртует. Сейчас это было не ко времени и не к месту. Гомункул даже не знал, как относиться теперь к случившемуся. Тиру явно много вложил в него этой ночью. Леж чувствовал благодарность к Тиру, знал, что доверие пускай полностью не сформировано, и все же значительные сподвижки для этого есть. А так же он прочувствовал то, что скрывалось за страхами и тревогами. Капитан Тиру стал особенным человеком, близким и дорогим. Интуиция подсказывала, что тайна останется тайной и даже намека не будет в общественном пространстве. Сейчас гомункул кожей ощутил, что на Облачном Ткаче он в безопасности во всех смыслах.
Сон пришел мгновенно. Фармацевт даже устроиться толком не успел на постели. Он упал на живот и хотел еще поразмышлять о капитане, но его никто не спросил и отправил в страну снов...Снов... Это такое место, где можно увидеть интересные и не очень истории, страшные и веселые, кошмары и романтику. Вот только это была тьма, тотальная, необъятная, мягкая. Впервые за три года мужчина спал без снов. Его не мучали кошмары, от которых он просыпался в холодном поту, или его буди менеджер, что прибежал из соседней комнаты на крики подопечного. Это был сон не под сильными препаратами, что за десяток секунд и хтона уложит. Это был естественный глубокий сон, когда можно дискотеку устраивать, а спящий даже не услышит. Леж переворачивается, не просыпаясь забирается на кровать повыше и устраивается удобнее на правом боку. Волосы растрепались, дыхание ровное, глубокое. Через некоторое время он переворачивается на левый бок, натягивает кончик одеяла на плечи, ноги остаются не прикрытыми. Он все так же спит. Этот спокойный сон был благословением для истощенного тела.

[Тиру]

Тиру встал первым - не резко, спокойно, но поначалу неуверенно. Кажется, у самого затекли колени от долгого сидения на жёстком полу. Он подал руку, и Леж, хотя и потянулся за ней уверенно, всё же слегка покачнулся - то ли от усталости, то ли от выпитого. Капитан без усилий подхватил его, мягко придержал за локоть и плечо, будто делал это уже не раз, и повёл вперёд.

Они шли по коридору неторопливо, почти бесшумно, в утренней тишине, где каждый шаг звучал чуть глуше, чем обычно. Пальцы их рук не размыкались. И уже нельзя было точно сказать, кто кого вёл - слегка покачивающийся Леж капитана, что не видел коридора перед собой, или всё-таки Тиру - того, кто только что нашёл опору внутри себя. Но корабль знал их обоих. «Ткач» вывел точно, уверенно, к нужной каюте.
У двери Леж остановился - и вдруг сам заключил капитана в объятия. Крепко, искренне. И Тиру не стал сдерживаться. Он обнял в ответ - с тем редким видом радости, который нельзя спутать с вежливостью. Всё, что происходило этой ночью, растворялось в этом простом жесте. И от этого становилось легче. Даже не только Лежу.
Когда они отстранились, Тиру улыбался - той самой своей светлой, почти лучезарной улыбкой, за которой всегда чувствовалось спокойствие. Он коснулся ладонью груди Лежа, у самого сердца - лёгкое, тёплое прикосновение, словно доказательство следующих искренних слов:
— Ты меня не обременил. Ни на миг. Добрых снов, Леж.
Он не ждал ответа. Только лёгкий вздох - и звук, как тихо закрылась дверь. Только после этого Тиру пошёл дальше. По своим капитанским делам. Не спеша, не торопясь.


Прошло уже несколько часов с того момента, как внутренние часы корабля отбили подъём для команды. Утренняя суета постепенно начинала оживлять «Ткача». Где-то внизу гремели платформы грузового отсека, на мостике негромко переговаривались радист и штурман, щёлкали переключатели, стрекотали узлы диагностики. Всё входило в привычный ритм. Всё - кроме Тиру. Он ощущал, как усталость после бессонной ночи проникает под кожу, мутит голову, путает мысли. Концентрироваться становилось всё сложнее - особенно на том, что не имело к Лежу никакого отношения. Мысли ускользали, рассыпались, возвращались, словно волны - не туда, куда звал разум, а туда, где сердце находило отклик.

С горем пополам он всё же справился с утренними обязанностями. Раздал инструкции новой смене, выслушал отчёт по маршруту, согласовал порядок дозаправки на орбитальной станции и даже уладил пару мелких конфликтов среди экипажа. Всё это - машинально, на автомате, с отточенной вежливостью и ровным тоном. Всё, как всегда. Почти.

Только мысли не слушались. В который раз, намереваясь зайти в рубку, в машинный отсек или, может, наконец к себе, он оказывался перед одной и той же дверью. Перед его дверью. Каюта Лежа была тиха. «Ткач» не передавал волнений - всё действительно было спокойно. Размеренно. Капитан не имел привычки взвешивать свои чувства слишком долго, особенно если они никому не мешали. В манере дракона всегда было поступать так, как велит сердце, а не спрашивать, почему.

Если бы на месте Гоцца был кто угодно - Тиру помог бы. Таков он был. Таков всегда был. Он не мог пройти мимо чужой беды, особенно мимо того, кто хотел быть спасённым. Но теперь что-то внутри подсказывало: не всё сводится к роли капитана.
 Что-то было в этом мужчине. В его боли. В истории Гоцца - и в том, что Тиру чувствовал тогда, обнимая его, ощущая сквозь «Ткача», как близко тот подошёл к краю, за которым - смерть. Сейчас дракон с рассеянной, гудящей от недосыпа головой убеждал себя, что хочет лишь убедиться, что всё в порядке. Просто проверить. Просто исполнить обещание, данное ночью: "Никуда не уйду."

 И Тиру шагнул вперёд, коснувшись двери. Та поддалась сразу - без щелчка, без скрипа. Неважно, была ли она закрыта или нет - любые двери «Ткача» для капитана всегда были открыты. Воздух внутри был тёплым, тишина живой. Тиру вошёл почти бесшумно, прислушался. Спокойное дыхание. Ровное, глубокое, размеренное. Уже только это стоило всей бессонной ночи. Капитан не остановился. Сделал ещё шаг - и магией создал простой стул, выточенный как бы из воздуха: не нарочито, без помпы, просто чтобы было где сесть. Расположился перед кроватью и вновь прислушался - к дыханию, к тишине, к себе.
«Даёшь обещания - выполняй их до конца», — строго напомнил себе дракон. И на этой последней, будто бы дисциплинированной мысли, закрыл глаза. Не заметил, как дыхание стало ровнее, плечи опустились, голова склонилась. Он уснул. Сидя.

[Леж Гоцц]

Менталисты- паранойики чутки к присутствию даже когда спят. Леж исключением не был. Спустя какое- то время он завозился в постели и затащил гостя к себе, на мягкий матрац. Все происходило в состоянии дремы, потому он даже не вспомнит как и от куда в его постели капитан. Было тепло и приятно. Чужое ровное дыхание, тело, пахнущее звездами и теплая рука, которую можно держать в ладонях. Сладкие сны приходили на смену глубокой темноте.
Леж просыпался неохотно и довольно долго. Глаза были закрыты. Он то и дело проваливался в дрему и снова просыпался. Прошло около 12 или даже 15 часов после возвращения. Теперь он осознавал, что рядом с ним человек. Гомункул даже открывал глаза, чтобы взглянуть на того, кто составил компанию- капитан. А раз капитан, значит можно просто спать и не заморачиваться.
Снова засыпает, уже положив голову на плече Тиру. Все равно потом можно будет отмазаться, мол, я же спал, от куда я знал чье плече. Я перепутал, потому простите. Остальное капитан как- нибудь уладит со своим партнером сам.
Если посмотреть сверху и не знать в каких отношениях эти двое, то вполне можно подумать, что это пара, которая вернулась поздно ночью после мероприятия и теперь блаженно спит в компании друг друга.
Так прошло еще около двух часов. Команда, видимо заметившая состояние капитана не особо надеялась увидеть его днем, скорее ближе к вечеру, и все же некоторые члены экипажа беспокоились все ли хорошо с Тиру. Бармен рассказала, что капитан был с непонятным пассажиром в баре, который не умел пить, но вылакал около трех бутылок вина. Она сочувствовала капитану, потому что знала какими проблемными бывают пьяные пассажиры. Хорошо хотя бы, что капитан не хуман, а дракон и прекрасно угомонит любого забияку и дебошира. О том, что капитан этой ночью спас жизнь своего пассажира в прямом и переносном смысле знать женщина не могла.
Лежать рядом с Тиру было приятно. Когда гомункул окончательно проснулся, Тиру еще спал. Менталист рассматривал лицо мужчины. Ресницы, что полосой обрамляют глаза, такие густые, словно нарисовали фломастером, довольно большой рот, который очень подходит этому лицу, прямые брови, взъерошенные волосы. На коже видны малюсенькие царапинки, их не много и о них нЕкак догадаться без близкого рассмотрения. Лицо капитана корабля оказалось на столько уникальным для фармацевта, что он не удержался и начал касаться его кончиками пальцев. Очень старался не разбудить. Кожа мягкая, гладкая для такого вида работы, уголки губ вздернуты, видимо от постоянных улыбок. А улыбка- то чудесная, светлая такая и добрая. На лице Лежа появилась улыбка в ответ на воспоминание о улыбке капитана. Сейчас мир был другим, выглядел другим, чувствовался другим и был оглушительно громким и ослепительно ярким. Тиру тоже был ослепительным человеком для пассажира, хотя сначала все было довольно серым и скучным, хотелось взять кисточку и раскрасить все в яркие цвета.
После проведенной ночи в кают- кампании от травматического опыта остались тяжелые воспоминания, некоторые тревоги, больше основывавшиеся на привычке, чем на настоящих чувствах, которые растворятся в буднях и появились внутренние ресурсы, что помогут восстановиться и вернуться в мир обновленным. Новый день, новый мир, новый Леж. Было легко на душе и телу было легко. Тяжелая, затяжная болезнь прошла теперь время позаботиться о восстановлении.
Зеленые рисунки на лице спящего капитана были похожи на схематические цветы или символы. Из памяти было сложно что- то выловить, нужны были книги или сам капитан, чтобы спросить что это за рисунки. По ним тоже заскользил палец, изучая.
Привлекательность молодого капитана для гомункула была неоспорима. Он коснулся губ один раз, просто чтобы почувствовать мягкость. О том, что Тиру совсем не 20, Гоцц не знал и о том, что Тиру дракон тоже, точнее о расе даже не думал, зато корабль мог ясно поймать чувство романтической заинтересованности и заинтересованности вообще в капитане.
Романтический интерес, который фармацевт отслеживал был списан на сложившуюся ситуацию спасения, когда спасаемый обожествляет или влюбляется в спасителя. Это был способ отсрочить чувства до момента понимания возможности контакта для развития подобных отношений, с другой стороны не понятно есть ли у Тиру партнер. Да есть конечно, Леж в этом уверен, такой человек так просто на свободе долго не пробудет. Такие сокровища, если находят, то держат возле себя под тремя замками. А вот дружить, то запросто. Для поддержания бизнеса и надежности перевозок, Облачного Ткача можно отметить в приоритетные перевозчики и сопровождать грузы, так получится поддерживать контакт.
Насмотревшись на лицо спящего, Леж снова улегся на плечо капитана. Уже не спал, просто слушал корабль, биение сердца Тиру и ловил момент. Он позволил себе поразмышлять и пофантазировать о том как бы все могло быть, сложись все как- то иначе, о том, встреться они с Тиру раньше, когда были подростками, как бы сложились их отношения будь Тиру первой любовью Лежа, а не тот дархат- синий кит. С этих размышлений мысли съехали на размышления о том, как вообще выстраиваются отношения, любые, на вот таком огромном расстоянии. Мотаться по Аркхейму все время, а что со связью? Даже в таком продвинутом мире с ней бывают сложности. А если письма, то как? А встречи, хотя бы иногда на пару часов, чтобы обменяться новостями. А как быть с праздниками? С днем рождения и рождеством? А вдруг в это время рейсы? Почему сразу "а вдруг", если Тиру постоянно в рейсах? Короче говоря, в своих размышлениях фармацевт снова зашел в тупик и подвис, помотал головой и решил отбросить эти мысли. Толку мало, ответов не будет, а забивать голову непонятным плохая идея. Потому он снова уставился на рисунки на коже капитана.

[Тиру]

Если вам когда-нибудь посчастливилось застать спящего дракона, вы знаете: его сон - это нечто совсем иное, чем у человека. Он чуток. Не из-за стереотипов о сокровищах, которые якобы неустанно охраняются до последнего вздоха (хотя, честно говоря, и такое случается). Всё куда проще. И древнее. Дракон спит чутко, потому что во сне он - уязвим. Это звериное знание, прошитое в костный мозг, досталось им от тех времён, когда даже крылатому и чешуйчатому приходилось бороться за выживание. Спящий дракон - это открытый для удара нерв. Поэтому чуткий сон - не каприз, а инстинкт.
Но сейчас совпало слишком многое.

Во-первых, Тиру был на своём корабле. А «Облачный Ткач» - не просто судно, это его дом, логово, продолжение самого зеленого дракона. Он дышал с капитаном в унисон, знал его до глубины души, и если бы хоть что-то угрожало Тиру - пусть даже в тончайшем напряжении воздуха или дрожи в металле - корабль бы закричал, затрубил, вырвал бы его хоть из сна, хоть из болезненного забытья.
Во-вторых, капитан не спал всю ночь. И впервые за это время позволил себе расслабиться. Напряжение, как туго скрученная пружина, медленно распрямлялось внутри, и по венам расползалось тепло - как после крепкого чая в промёрзшем теле. Поэтому он не проснулся.

Не почувствовал, как его бесцеремонно притянули к себе на кровать - не с грубостью, но с той решимостью, которую редко встретишь в полусвете тишины. Не отреагировал на то, как на его плече устроили голову, будто всегда так и спали. Не вздрогнул даже, когда чьи-то пальцы медленно и неуверенно скользнули по его лицу - по скулам, к краю губ. Выражение его лица не изменилось. Всё такое же спокойное, умиротворённое, будто под мягкой тенью век он видел ровный свет, тепло и бескрайнюю гладь. А потом - даже больше того. Сонно вздохнув, потянувшись всем телом в коротком всплеске блаженства, он, всё ещё не просыпаясь, не открывая глаз, повернулся на бок и обнял. Словно просто по привычке - с нежностью, будто сердце знало, кто перед ним. Руки мягко, но крепко обвили чужое тело, притянули ближе, прижали к груди, словно чтобы защитить от всего, что могло бы помешать этому моменту.
Подбородок устроился на макушке, и если бы он был в своей промежуточной форме - хвост непременно бы замкнул круг, сплёлся поверх чужих ног, окончательно исключая возможность выскользнуть. Но и так выбора почти не оставалось.
Оставалось либо смириться с тем, что тебя - вот так, просто - приняли, прижали, приютили...
Либо - решиться разбудить.

[Леж Гоцц]

Спящий Тиру выглядел спокойным, умиротворенным. Это заразительно. Когда дракон потягивался, гомункулу открылось сильное, гибкое тело. Такие бывают только у драконов.
После ночи психика восстанавливалась и мозги вставали на место, а значит Леж теперь видел мир гораздо яснее и тех, кто в нем.
Созданному в пробирке, выросшему в лаборатории, и только в детсадовском возрасте попавшему в семью создателя, очень нравились живые существа, все без исключения, даже жуткие хтоны. А драконы это редкие гости в его жизни. Дракона Леж встречал однажды и то случайно и то детеныша. Противный оказался мальчишка. Его сопровождающий был гораздо более вежливым.
Мужчина бесцеремонно пялился на спящего, водил пальцем по рисункам на лице. Интересные узоры, надо будет посмотреть в справочнике. И тут капитан решил перевернуться. Леж пододвинулся ближе к стене, чтобы освободить место, но не тут то было. Хозяин корабля притянул к себе тщедушное тельце гомункула и заключил в объятия, чем вызвал удивление. Сильные руки кольцом обнимали за плечи, через одежду чувствовалось сильное, в отличной форме тело и тепло. Ноги переплелись, словно эти двое знали друг друга не один век и не важно, что Леж гораздо младше Тиру. Правда, он пока об этом не знает. Он уверен, что капитан гораздо младше, выглядит- то всего на 20-23 в лучшем случае, а то и еще младше.
Фармацевт не стал брыкаться или как- то еще возмущаться, было же приятно. Пускай и подумал- Видимо, капитан сейчас думает, что рядом его любимый человек. Потому и обнял- усмехнулся- А я завидую. Тиру чувствуется очень хорошим. Вот же повезло кому- то. С другой стороны, это здорово, что кто- то любит его, значит он счастливый человек- улыбнулся своим мыслям и решил насладиться моментом пока есть возможность.
С Тиру было тепло, даже жарко. В какой- то момент стало слишком горячо дышать. Удалось перевернуться на спину, оставаясь в объятиях соседа по подушке. Глубоко вдохнув прохладу комнаты Леж заметил, что за ними наблюдают- Ткач. И менталист очень отчетливо почувствовал, что эта громадина хихикает. Ткач посмеивался над парнями.
И чего смеешься?- спрашивает Гоцц. Корабль показывает ему картинку сверху. Два парня лежат обнявшись, прямо парочка. Леж покраснел- Да ты что. Не вздумай кому- то это показать. Тиру не поймут. Как он объяснит, что между нами ничего нет? Мы же просто поговорили...- подумал- ну да, и просто заснули вместе. Хотя я помню, что заходил в каюту один. Неоднозначная ситуация.- Ткач в ответ показал, как Тиру сам пришел к каюте и сам остался рядом. Показал, как сонный пассажир затащил капитана к себе в постель. О своем свойстве тянуть все живое под одеяло в состоянии сна, зеленоволосый знал, так что не удивился. Дружественное лицо в пределах досягаемости во время сна, скорее всего окажется в постели рядом с фармацевтом, если не станет его будить. Так что не удивительно.
Пассажир снова повернулся лицом к капитану и прижался к нему. - Приятно- Но все равно жарко. Хотелось прохлады и тепла вокруг. Единственный вариант, который мог сочетать в себе эти два компонента- пляж. Фантазируя о возможном месте, где бы Тиру и Леж могли так хорошо провести время вместе, в голове всплыли пляжи с белым песком уединенной бухты, потерявшейся в скалистом береге, окруженный тропическим лесом с множеством ароматных цветов и сладких фруктов. Тиру и Леж лежат на горячем песке, их ноги омывает прохладная вода океана. Мужчины наслаждаются друг другом... Красивая картинка не так ли? Лежу она понравилась и он начал дремать, так бы и заснул, но Ткач оказался пакостником и решил подшутить. При чем над обоими сразу. Волна накатила и отхлынула, снова накатила, снова отхлынула и снова накатывает. Только волна была гораздо выше и она врезается в край кровати обливая дракона и гомункула, обсыпая песком, наполнив комнату насыщенным ароматом тропической бухты из фантазий фармацевта.
Теперь уже совсем проснувшийся Леж сидит на кровати, от неожиданности он подскочил, разорвав объятия, и отплевывается от песка. В волосах песок, на лице песок, во рту песок и оба мокрые на сквозь, на полу лужи соленой воды. В волосах капитана застряла ленточка ламинарии, а на шее пассажира висела целая лиана. Леж хотел зарычать на Ткача, но тот так искренне веселился, что было даже жалко. Мужчина улыбнулся.
- Пакостник- единственный комментарий.

[Тиру]

Обычно пробуждение Тиру происходило медленно, почти незаметно. Словно сон не отпускал, а просто ослаблял хватку, позволяя мыслям постепенно проступать сквозь тёплую дрему. Иногда капитан даже не сразу понимал, бодрствует ли уже или ещё блуждает где-то в зыбком полусне - настолько плавно для него шло это возвращение в реальность. Но не в этот раз.
В этот раз всё было иначе.

Сначала - спокойствие. Тёплые лучи солнца, согревающие лицо, тихий бриз, щекочущий щёку, и убаюкивающее шипение волн, набегающих на берег. Сны были мягкими, и он, сопя, не спешил размыкать кольца объятий, трепетно уткнувшись лбом в чужую шею. Всё дышало умиротворением. Всё говорило: «Поспи ещё немного».
А потом - волна. Настоящая. Солёная, бодрая, без предупреждения. Она не просто коснулась - она шлёпнула, хлопнула, вцепилась прохладными пальцами в тело и потащила вверх по шкале осознания. Резко и мокро. Капитан, промаргиваясь от воды на лице, непроизвольно приподнялся, минуту сидел растерянно, стряхивая капли с волос. Потом вскинул голову, будто упрекнув небо, и, почесав ухо, в которое залилась вода, сонно и слегка укоризненно пробормотал:
— «Ткач», что за шутки?..
Наклонил голову вбок, потерев висок пальцем, и только тогда услышал голос рядом - голос не абстрактный, а живой, знакомый.
— Леж?.. Доброе утро!
В голосе не было ни капли неловкости, ни изумления от того, как именно они оказались вместе. Напротив - лёгкая, спокойная улыбка, будто это было чем-то совершенно обыденным. Тиру даже протянул руку, нащупывая плечо гомункула - влажное, как и всё остальное вокруг. Кивнул сам себе, подтверждая присутствие, и проговорил всё тем же невозмутимым тоном:
— Извини, что без стука. Просто решил убедиться, что у тебя всё хорошо, и... кажется, уснул.
Ощупав то, что теперь явно было кроватью, насквозь мокрой от солёной воды, капитан добавил с лёгкой усмешкой:
— Похоже, ещё и занял половину твоей койки. Хоть выспался?
Слова были простыми, почти будничными, как будто проснуться рядом с другим человеком посреди мокрого матраса - дело обычное и ничуть не стоящее смущения. Но именно в этой простоте, в этом безусловном спокойствии крылась какая-то особая магия - уют, обволакивающий и заразительный.
Тиру снова сладко потянулся, проводя ладонью по мокрым волосам и, выудив из прядей налипшую водоросль, с тихим «тсс» брезгливо отправил её куда-то в сторону - за борт постели.

[Леж Гоцц]

Леж чувствовал, что корабль почти заливается смехом. Ну правда. Парни выглядели очень забавно. Сонные, взъерошенные и мокрые. В каюте теперь был песок и лужи. Гомункул, что сидел спиной в Тиру старался смеяться тихо. За такие проделки положено бы отшлепать, но как отшлепать корабль в пузе которого ты сейчас путешествуешь в космосе.
Голос прозвучал тихо и тепло
- Доброе утро, Тиру- зато Леж был шумный, как когда- то. Его голос на удивление был бодр и жив, правда, еще немного ослабленный. Нужно время для полного восстановления.- Я рад, что первым, кого вижу утром это ты. Спасибо большое.- После ночной эмоциональной бури пассажир половины не помнил, уж очень тяжело для него все прошло. И мольбы свои не бросать тоже не помнил. Но по- настоящему был рад, что капитан пришел. Он повернулся и лег рядом с мужчиной.
- Знаешь,- ему захотелось поделиться своими чувствами- мне очень приятно, что ты пришел ко мне. Мне было так плохо ночью, а ты меня спас. Видимо, правду говорят, что рано или поздно приходит тот, кто может творить для тебя чудеса. Кажется, ты именно этот человек, Тиру, в моей жизни.- говорить было неловко. Леж смущался. У него даже уши покраснели и взгляд все время срывался куда- то в сторону- Я очень благодарен тебе за спасение...- немного помолчал- дело в том, что я планировал не вернуться после выполнения заказа.- Уточнять не стал. В контексте сложившейся ситуации он имел ввиду, что после выполнения заказа лишит себя жизни.- Но, похоже, мне еще рано и потому пришел ты.- Садится напротив дракона. Теперь физический контакт не был под запретом или с ограничениями. Гомункул прекрасно понимал, что Тиру примет его объятия. Потому обнял, прижал промокшего капитана к такому же мокрому себе.- Спасибо большое, Тиру.
Как же приятно чувствовать себя живым. После утреннего туалета, а точнее почти ночного, корабль сообщил, что подходит к орбитальной станции на спутнике одной из планет, что были по маршруту. Снова выгрузка- загрузка, посадка- высадка, снова документы, суета и новые лица на борту. Тиру вызывали для выполнения своих обязанностей, а фармацевт отправился в кают- кампанию, чтобы перекусить. Долгий сон, легкое похмелье и "освобождение" отняли много сил, надо поесть.
С удовольствием завтракая, обедая и ужиная за раз, пассажир корабля наблюдал за новыми путешественниками, что появились в зале. Их было больше, чем три. Четверо планировали высадиться через несколько часов на следующей орбитальной платформе по маршруту. Неподалеку от столика гомункула, который ждал капитана, он надеялся, что хотя бы кофе они попьют вместе, может быть смогут поговорить или просто побыть вместе, заняли мужчина и женщина. На них был брошен скучающий взгляд, потому что сосредоточиться на окружении не получалось. Сосредоточенность была на мыслях. Да, фармацевт испытывал к Тиру неоднозначные чувства. Это были не только дружеские чувства, чувство благодарности, почтения, привязанности. У этого букета была очень тонкая дымка еще какого- то чувства. Пока что определялось, как симпатия с нотками чего- то неуловимого пока что вкуса.
А Ткач наблюдал за таким занятным пассажиром и догадался о его отношении к капитану куда быстрее, чем сам пассажир.
- Я думаю, что тебе стоит заказать те конфеты для своего клуба- говорил мужчина за столиком своей спутнице.
- Не знаю- не знаю. Ты говоришь, что они безопасны, но о твоей Фее ходит столько разных слухов, что я не уверена, что те конфетки моих гостей в могилу не сведут.- возразила темноволосая барышня. Она совсем не была похожа на владелицу клуба, скорее на содержанку или дочь очень богатых родителей.- Ты сам их пробовал?
- Да. Не скажу, что я рад, что попробовал, но для понимания предмета да.
- В смысле?
- В прямом. Он делает конфеты, к которым возникает привыкание сразу и сильное. Если употреблять по инструкции, то это просто дополнительное удовольствие, а если нет- то и помереть не долго. У Гоцца целая линейка таких сладостей.
- А как тогда слезть с этой штуки? Ты рассказывал, что пока что не было случая, чтобы наркологи помогли.
- Там все просто. У изготовителя есть своего рода противоядие.
Девушка опешила
- Как это?
- Не знаю, но там тоже конфеты, только очень кислые.
Из всей беседы выходило, что мужчина и женщина обсуждают наркотические конфеты, созданные фармацевтом, что сидел по соседству. Мужчина убеждал спутницу купить партию баловства для развития клуба и привлечения клиентов. Клиентов успешных, потому что одна конфетка была не по карману среднему классу и ниже. Женщина сомневалась, но заинтересовалась.
- А расспросить у этой вашей Феи можно про леденцы?
- Думаю,- мужчина покосился на Лежа- что нет. Он занят, кого- то ждет.
- Это ты от куда знаешь?- снова удивляется женщина.
- А вот, смотри- кивает в сторону столика- Это и есть наш Дурманный Фей
- А почему Дурманный?
- Потому что дурь разную делает.
- Аааа. Понятно. А почему нельзя с ним поговорить сейчас?- собеседница уже собралась встать, а спутник удержал за руку
- Он не станет разговаривать с тобой. Обрати внимание на поведение его. Я давно наблюдаю за ним при каждом удобном случае. Занятный мужик. Он кого- то ждет. Когда он такой или имеет сосредоточенный вид, будет игнорировать тебя, а если начнешь настаивать, то сразу внесет тебя в черный список. Так что не рискуй.
Женщина спокойно села. Продолжилось обсуждение вопросов бизнеса, личные темы.
А Леж ждал и надеялся, что капитана не задолбали при посадке и он сможет выкроить немного времени и для него.
По меркам фармацевта прошло довольно много времени. Чтобы прогнать грусть, решил посмотреть, подойдя к окну, как все проходит или полюбоваться звездами.
Орбитальная станция представляла собой гигантское кольцо вокруг спутника планеты. К нему же она и крепилась. Вокруг дока, куда вошел Ткач, летали, ползали, ездили разные механические и роботизированные устройства. Погрузчики, администраторы и прочие обслуживающие механизмы, служащие дока отвечающие за работу с Облачным Ткачом. Вокруг было оживленно, даже интересно.
Тиру за работой в глазах пассажира выглядел солидно. Приветливый капитан, что знакомится с пассажирами, дает инструкции и руководит всеми процессами. Улыбнулся. Леж любит наблюдать за работой профессионалов, это всегда впечатляет, ведь казалось бы обычные люди, живые, из плоти и крови, делают сложную и непонятную работу точно и четко, без лишних движений, словно играючи.
- Здравствуйте- за спиной фармацевта звучит молодой женский голос. Леж поворачивается. Перед ним стоит девушка? девочка? по виду тяжело было сказать. На вид совсем подросток.- Я Тара. И я принесла для вас конверт от хозяина. Мне нужен господин Леж Гоцц. Это же вы, верно?- склоняет голову на бок. Девчушка хорошенькая, словно кукла.
- Да. Это я. Чье послание?- не спешит принимать конверт.
- Мой хозяин, Римус Шиндлер, передает вам благодарность за помощь, поклон- девушка кланяется мужским способом- и этот конверт.- протягивает толстый конверт альбомного формата.- Хорошей поездки, господин Дурманный Фей.
- Благодарю
Девчушка исчезает из поля зрения. Она посыльный, так что покинула корабль. Леж повертел в руках чистый, не подписанный конверт. Печать, что держала ниточки- замочки была сургучовая с гербом в виде паука на лилии. Открывает. В конверте оказалось несколько пачек наличности и письмо с благодарностью и заверением в верности и намерении вернуть долг путем оказания всевозможной помощи и поддержки. Даже было предложение проспонсировать один сложный проект. Тяжелый вздох, конверт отправляется в пространственный карман. Возможно, фармацевт вспомнит о нем потом когда- нибудь. А сейчас он продолжил наблюдать за процессами, что развернулись в доке.
Он скучал. Очень скучал. Именно в эту минуту хотелось чувствовать присутствие капитана, Ткач с удовольствием откликнулся и создал ощущение присутствия, но это возымело обратный эффект. Пассажир заозирался и занервничал, попросил так больше не делать. Снова вздох. Магический помощник подает новую чашку кофе с молоком.

[Тиру]

Лежу не стоило так волноваться. Даже если его щёки вспыхнули теплом, а глаза поспешно метнулись в сторону, капитан вряд ли мог это заметить. И дело было не только в том, что Тиру не видел. «Ткач» не передавал ему таких тонких, трепетных откликов - тех, что никому не вредили, если только сам Тиру не захотел к ним прикоснуться. А он не хотел. Почти никогда. Потому что был уверен: чужие эмоции - это личная территория. Неважно, светлые они или тёмные, искренние или испуганные - если тебя туда не пригласили, не суйся. Можно войти в чью-то комнату, коснуться плеча, приобнять, пересечь личное пространство физически - если на то есть доверие. Но влезать в душу, заглядывать туда, где всё хрупко и скрыто за словами, - это совсем другое. Совсем не то, на что он имел право. У каждого должен быть свой угол - с аккуратно сложенными воспоминаниями, глупыми надеждами, мечтами, не всегда удобными. Свой дом, в который вход - только по приглашению. А без него... что ж, лучше остаться снаружи.

Но были и такие моменты, когда заглядывать никуда и не надо. Достаточно просто слушать. Умение слушать - это почти искусство. В тоне, в паузе, в лёгкой дрожи между строк уже звучала правда. Даже если её пытались спрятать, отвести в сторону. Просто Тиру умел слушать. Иногда даже слишком хорошо. И вот теперь, отвечая на чужие объятия - искренние, благодарные, слегка сдержанные, - капитан уже не мог не услышать то, что ему так тихо и несмело передавали. Словами, прикосновением, внутренним, почти неуловимым напряжением. И это понимание вдруг отозвалось внутри него странным теплом - хрупким, добрым, но и слегка тревожным.
Возможно, он всё понял неправильно. Всегда был шанс, что где-то ошибся, что отозвался на то, что и не предназначалось ему вовсе. Но и эта возможность не делала чувства менее настоящими - особенно когда покраснели его собственные уши. И Тиру, чуть склонив голову, позволил себе не убирать руку с плеча Лежа, будто невзначай задержался на мгновение дольше. Только и всего.


Немного привести мысли в порядок, абстрагироваться от накатившего - помогла привычная рабочая рутина. Обычные дела: проверка документов, координация смен, дежурные приветствия новым пассажирам, беглая проверка состояния отсеков. Всё это было знакомо до мельчайших деталей, словно доведённое до автоматизма. Но и это не спасло надолго. Слишком давно Тиру уже вырыл себе эту колею. Знал каждый изгиб, каждый поворот. Рабочие процессы текли легко, без напряжения, и потому не мешали - наоборот, только подчёркивали ту тяжесть, что поселилась в груди. Думать становилось даже проще, когда занят привычным, а разум волен скользить по внутренним переломам.

Беспокойство, как старый друг, неизменно возвращалось. Не страх и не тревога - именно беспокойство. За других. За себя. За то, как всё снова может пойти по кругу. Он знал этот узор: привязанность, тепло, доверие - а потом, когда ожидания не совпадают с действительностью, наступает разочарование. Иногда - горькое, режущее. И тогда его доброта начинает казаться для них подозрительной, искренность - назойливой, забота - лукавой. Он уже знал, как это работает. Чувствовал, как в чужих словах всплывает тень: «Неужели, ты такой добрый со всеми?»

Но самый страшный вопрос жил не в других. Он жил в нём самом.
А вдруг они правы? Вдруг он и правда не просто такой... а претворяется? Потому что иначе - будет чем-то другим. Чем-то опасным. Ядовитым. Может, вся эта мягкость - просто тщательно отмеренное противоядие? Иногда казалось, что правильнее было бы отдалиться. Стать холоднее, держаться на расстоянии. Меньше касаться, меньше слушать, меньше быть рядом. Тогда не будет и поводов для боли - ни своей, ни чужой.

Но разве можно отказаться от того, что наполняет сердце теплом? От этого зарождающегося чувства привязанности - лёгкого, хрупкого, будто птенец в ладонях. Оно трепещет, пробует крылья, ещё не знает, вырастет ли в нечто большее... Но и терять его уже не хочется. Да, оно может выскользнуть. Может исчезнуть. Но если не попытаться, не дать ему шанса, не согреть - от него точно не останется ничего. И, может быть, стоит всё же идти до конца. Даже если впереди - снова прощание. Даже если придётся пережить очередной уход. Потому что никто не отнимет воспоминаний. О простых, тёплых моментах. О тихом смехе. Об объятиях, в которых можно было замереть и выдохнуть. Эти крупицы - хранимые им как сокровища - уже были. И потому стоило идти дальше.


Вот и мысли вновь привели его к Лежу. Сначала просто краем сознания, мимолётным ощущением - будто в шуме и рутине дня что-то важное ускользает, будто кто-то нуждается в присутствии, в тишине рядом. А потом, как часто бывало с Тиру, «Ткач» сам подхватил это настроение, мягко подталкивая, направляя - и капитан, даже не вполне осознанно, уже оказался у привычного коридора, у знакомого борта в кают-компании, где, как подсказывало нутро, стоял гомункул.
Дракон подошёл бесшумно, осторожно, но не скрываясь - просто легко ступая, словно и впрямь не хотел вспугнуть. А потом, точно ожившая тень, Тиру неожиданно выглянул сбоку, слегка наклоняя голову, будто собирался рассмотреть что-то за стеклом иллюминатора.
— Чего интересного показывают? — спросил он насмешливо-игриво, и в тоне его звенела знакомая мягкость. Прислонил ладонь козырьком к бровям, делая вид, что щурится в ярком воображаемом свете, и добавил с преувеличенной важностью:
— Уже завтрак? Обед? Или ужин?.. — выждал паузу и почти заговорщицки, с лёгкой улыбкой, подался ближе в бок, соприкоснувшись с фармацевтом плечами. — В любом случае, я ужасно голодный. Как насчёт потрапезничать вместе, Леж?

[Леж Гоцц]

Ткач заботливо, по дружески, похоже, что для корабля такой пассажир интересен, возможно, даже чувствуется другом, старался сгладить эту кислую грусть. Гомункул очень хотел, чтобы Тиру обратил на него внимание. Наблюдая за капитаном там внизу, он отчетливо понимал, что все мысли и захватывает образ мужчины с рисунками на лице. Сердце пропускает удар. Бум! В ушах зазвенело. Это точно не было дружеским чувством. Сейчас это идентифицировалось сильной симпатией и привязанностью, для Лежа это больше, чем дружба. Это тайна, которую хочется беречь.
Поджимает губы. Он понимает, что начинает ревновать своего друга? сердечного друга? к тем, кто внизу. Отгоняет это чувство паганой метлой. Это вообще что такое? Тиру свободный человек, более того, они встретились два дня назад, какая ревность, какое "мой Тиру"? Раздосадовано растрепал волосы и цыкнул. Несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Тиру не должен догадаться, что для Лежа он стал больше, чем просто капитаном, больше, чем ночной спаситель и страж его сна.
- Тиру- тихо произносит, даже не услышав собственного голоса.
Мягкие шаги и голос Тиру вырвал из бури эмоций. от неожиданности фармацевт отшатнулся и вскрикнул. Потом выдохнул.
- Не пугай меня так.- улыбнулся- Тебя показывали, но уже не показывают- смешок.- Тиру, а ты очень крут. Выглядел там внизу таким крутым. Не знал, что капитаны такими солидными выглядят.- предложение поесть вместе прозвучало, как приглашение после совместной страстной ночи. Вот такой фармацевт у нас извращенец. Но ночь и правда у них была совместная, наполненная бурей чувств, напряжения и совсем не страсти и вздохов, обещаний любить вечно и умереть за него. Так что запишем, что это предложение было после их совместной ночи.
В этот момент Фей даже порадовался, что не капитан не видит, было бы неловко, увидь он красноречивые эмоции своего пассажира, которые отразились на лице.
- Все сразу. Я буду рад составить тебе компанию, капитан- довольная улыбка. Прикосновение к плечу было значимым моментом. Это выглядело для вчерашнего смертника утверждением дружеских, принимающих отношений. Что может быть лучше для искусственного существа. Пускай это может остаться только дружбой, но и она бесценна.
Дальше можно было бы сказать, что мужчины отправились есть. Леж расспрашивал о новых пассажирах и что было интересного на станции. Но... у нас есть еще Ткач, который оказался еще тем шпионом. Корабль очень медленно и осторожно слил все, что увидел в чувствах собеседника Тиру, мол, ты внимательно прислушайся к своему пассажиру тут что- то не так, тут не просто что- то не так, а совсем не так. Пассажиры так на тебя не реагируют. Для пущего эффекта, этот проказник из другого мира решил сотворить очень романтическую атмосферу. На борту как раз было несколько дам и мужчин, так что он решил облагодетельствовать всех.
После завершения посадки- высадки, когда корабль отстыковался, а большинство присутствующих в кают-кампании сидели парами что- то обсуждая, кто- то в баре, кто- то на диване, кто- то за столом, атмосфера медленно начала меняться. Яркий свет стал более мягким и приглушенным, как в парке вечерами. В помещении появились запахи лета, наполненного легкими сладковатыми ароматами цветов. Легкая музыка подталкивала не только, чтобы сделать комплимент, а признаться в чувствах. Побочным эффектом этого беспредела станет предложение руки и сердца одним из пассажиров своей спутнице, но то уже другая история. Хоть и отмечать они будут на корабле по пути в свой порт.
Леж был увлечен Тиру, он проигнорировал изменения. Наверно, после той волны с песком его уже ничего не удивляло. Подали ужино- обедо- завтрак. А корабль, не получив мгновенного отклика на слив данных, легонько пнул капитана, мол, редиска, игнорируешь меня.
- Тиру, а в каких портах тебе нравится больше всего?- капитан Тиру, вам можно посочувствовать. Вы спасли очень болтливого и любопытного гомункула- Тиру, а ты смотрел города по пути следования? У тебя бывает отпуск или выходные? Какие сладости ты любишь? А книги? Какие любишь цветы? Тиру, а тебе нравятся кексы? Тиру, ты только на корабле живешь или можешь останавливаться и на планетах?... Тиру, а ты...Тиру, тебе....Тиру...Тиру...Тиру...- Леж задавал вопросы. Много. Очень много. Половину ответов он не вспомнит, потому часть из них, если повезет продлить общение, будут заданы в другие дни при других обстоятельствах. В этом месте фармацевт понял одно и очень ясно- ему нравится Тиру, нравится произносить его имя. Ему нравится этот дракон до восторженного визга. Тиру... Капитан Тиру.

[Тиру]

— Крутой?
Слово, будто бы чуждое пространству, где обычно витали лишь сдержанные должностные формулировки, отчёты и осторожные, почти деликатные похвалы, повисло в воздухе. Капитан будто споткнулся на ровном месте. Он застыл, моргнул пару раз, непроизвольно приосанился - как будто хотел проверить, точно ли речь шла о нём. Затем ладонь медленно поднялась к голове, скользнула по коротким волосам и остановилась, маскируя под игривый жест лёгкое, неожиданное смущение.
— Надо будет почаще разглядывать себя в зеркале, — усмехнулся он иронично, с тем самым оттенком голоса, в котором легко угадывались каламбуры, любимые им чуть ли не больше утреннего кофе. Увы, Лежу тоже предстояло кое с чем смириться - а именно с капитанской страстью к лёгким шуткам на тему слепоты. Особенно потому, что сами они были беззлобны и, похоже, вовсе его не ранили.


Казалось бы, капитану следовало бы отдаться обеду в полной мере, соблюдая правило: «Когда я ем, я глух и нем». Но не в этот раз. Потому что на другом «фронте» разворачивался свой маленький театр: «Ткач», озорной и на редкость игривый сегодня, не желал упускать случая и со всех сторон обступал капитана волнами эмоций. Никакой агрессии - только мягкие, трепетные всплески: чужое едва уловимое восхищение, робкое волнение, радость. Всё то, что Тиру и без того осознавал от гомункула напротив - но теперь ощущал буквально под кожей. Эти волны не топили, не пугали - наоборот, укачивали ласково, как будто просили остаться в этом моменте чуть дольше.
Внешне он, конечно, ничем себя не выдал. Только чуть шире стала его улыбка, только теплее - голос.
— Хмм... Я бы сказал, что мне нравятся все порты на Лирее и Хароте. Города смотреть, правда, не смотрел, но бывал в них точно! Ха-ха! — Он сделал театральный жест рукой, будто показывал карту звёздных маршрутов.
— На отдых выбираться могу разве что на пару дней, если идём с опережением графика. Всё-таки ваш покорный слуга - магистр ордена "Neon" по торговой сфере. Так что покой нам только снится... Однако, иногда могу сбегать от обязанностей через портал, когда совсем работать невмоготу~ Из сладостей люблю сливочные торты. Книги?.. Последние лет двести засыпаю под отчёты, что мне зачитывает электронный помощник - не то что под книги! Но в юности я зачитывался «Энциклопедией рас и планет Аркхейма». Теперь вот летаю и знакомлюсь со всем самолично... Разве не в этом счастье? Цветы предпочитаю те, что не слишком пахнут. Яркие запахи вызывают головную боль. Кексы люблю. Вообще, обожаю поесть!
Говорил он легко: с живой жестикуляцией, с плавными интонациями. Где-то переходил на заговорщицкий шёпот, словно делился чем-то секретным. Где-то - запинался, ненадолго уходя в себя, когда память накрывала. Но даже тогда возвращался с той же улыбкой, будто ничего не случилось, и продолжал:
— Да, я живу на «Ткаче». Он давно стал моим домом. И даже если и высаживаюсь где-то - предпочитаю делать это не в одиночку~
Он говорил всё это с той естественной откровенностью, которая обезоруживала. С той искренностью, за которую легко забываешь, что капитан вообще-то незряч. Потому что всё остальное он, казалось, видел куда чётче, чем большинство. И только когда поток вопросов от Лежа на мгновение иссяк, капитан перехватил инициативу, бесцеремонно протянул руку. Привычным, знакомым жестом ладонь легла гомункулу на грудь - в область сердца. Серые и мутные, но словно видящие насквозь глаза обратились к нему с тем самым выражением, от которого трудно было отвести взгляд.
— А теперь твоя очередь рассказывать о себе, Леж Гоцц~