[Кристиан]

Участники:	Место:
Лира Мирлесс & Шейлина	Детдом «Сияние»

Тяжела судьба сироток, попавших в детские приюты.
Но жизнь становится в разы тяжелее, когда вокруг творятся очень странные вещи...

Жанр: загадки, драма, мистика, ужасы.

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Кристиан]

Как бы не хотелось обратного, но это случилось.

В дом глубокой ночью ворвались грабители, когда Крису было лишь десять лет. Мальчик услышал подозрительные шорохи. Он не спал. Ему было интереснее разглядывать потолок, потому что не спалось. Родители давно спали в спальне за стенкой. Они спали крепко, что даже не слышали посторонних шумов. Кристиан аккуратно слез с кровати и шёл по коридору, не натыкаясь на предметы и на игрушки, что оказались раскиданы по полу. А мама говорила их убрать перед сном. Поворчала, но успокоилась. Все спали, но не ребёнок и незнакомцы.

Двое крупных мужчин шастали по шкафам, перешёптывались. Наступили на детальку от конструктора. Кристиан его не заметил, когда убирался. Дяденька выругался и пнул мешающую частичку игрушки. Крис заинтересованным, полным любопытности и немного страха, взглядом выглянул за стенку. Ему было прекрасно в кромешной тьме в то время, когда грабители использовали фонарики и рылись в шкафах, ящиках. Кристиан видел, как кошка в темноте или другой ночной хищный зверь, отлично ориентируясь в пространстве. Ему казалось, что это нормально, и не понимал, как родители не замечали раскиданных по полу игрушек в темноте. Наступали на них, ругались, ругали и самого сына, отчитывали и многократно просили убирать на места, если он наигрался.

Внезапно свет фонаря ослепил Криса, когда луч прошёлся по глазам. Мальчик зажмурился и спрятался обратно за стенку. Послышались непонятливые перешёптывания. Шаги в его сторону. Тихим быстрым шагом Кристиан поспешил спрятаться. А как же родители? Он почему-то о них не подумал, а мог бы... Мальчик спрятался за шкафом, плотно прислоняясь к стенке. Его не заметят, думал он. Его не найдут, размышлял брюнет.

Шаги прошли в родительскую спальню и послышались тихие щелчки. Ни криков. Ни звуков. Но от этих странных звуков у парня сердце ушло в пятки. Грабители ходили туда-сюда и обратно, пытаясь отыскать мальчика, но потерпели фиаско. Они забрали драгоценности и деньги. Ушли, не заморачиваясь над тем, чтобы закрыть дверь. Дверь в квартиру осталась прикрытой. Почувствовался сквозняк, проходящий по стопам.

Подождав несколько минут, Крис прислушивался к звукам, но была тишина. Он вышел из своего укрытия и направился в спальню. И мальчику сразу стало плохо. Не от вида, но от странного запаха. Во рту появился железный привкус, а он ведь ничего не ел и не клал в рот. Словно гвоздь на языке. Из голов родителей текла странная жидкость. Во лбу были точки, из которых и текла липкая красная субстанция. Кровь... Их во сне застрелили. А могли бы не убивать, а просто украсть и уйти. Так Кристиан фон Сайлент оказался сиротой в возрасте десяти лет. Он до этого отличался замкнутостью и молчаливостью, а после смерти обоих родителей и вовсе перестал разговаривать.

Прошло пять лет с тех пор, как соседи заметили открытую дверь. И голодного бледного сына умерших, сидящего спиной к стенке и смотрящего куда-то в точку. Его пытались разговорить, но пришли к выводу, что фон Сайлент или немой, или глухонемой. Но брюнет прекрасно отзывался на своё имя, поворачивая голову, глядя своими глубокими карими глазами. Растерянными, затерянными, как и он сам в этом мире. Горевал ли подросток, оказавшись одиночкой в жестоком мире? Нет. Он не знал, что чувствовать. Не плакал. Не скорбел. Но это всё равно дало свой отпечаток в его памяти и жизни в целом.

И очередной ночью холодного ноября парень не спал. Он смотрел в потолок, иногда переводил взгляд на окно, за которым падали мелкие хлопья снега. Ноябрь. Снегопад. Обычно в это время родители начинали медленно готовиться к Новому году. Говорили про подарки, праздники и вкусности. У Кристиана-то даже особых интересов не было, но отличался умом и сообразительностью, как птица-говорун в мультике. А также молчанием, поэтому у него не было друзей. Тихому парню было прекрасно и во тьме. Она всегда приходила к нему, когда солнце садилось за горизонт. Тьма – верный друг. Она не предаст. Не обманет. И всегда подскажет путь, укроет и защитит от недоброжелателей. И даже сообщит о других людях, которые могут появиться перед глазами. И этим кем-то другим оказалась Она...

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Она мало что помнит о своём прошлом. Первое воспоминание – чья-то грубая рука уверенно сжимает её маленькую ладошку, тянет за собою. И маленькая длинноволосая девочка сиротливо в светлом платьишке шагает следом, семенит ножками, едва успевая за взрослым человеком. Она слабо сжимает в ответ, поднимает голову, чтобы зажмуриться от яркого света слепящих напольных ламп.

    Детство Лиры почти всё прошло в стенах приюта. Она росла вместе с другими детьми, активно общалась, была душой компании, но извечно придерживалась персонала, всегда бежала навстречу к ним и старалась провести как можно больше времени с ними. Возможно, именно этот момент в поведении отстранил девочку от основного коллектива. Возможно, то, что она имела некую странность, особенность восприятия давалось другим слишком тяжело. Но Лира старалась не расстраиваться, ведь взрослые просили её всегда общаться, разговаривать с детьми. Мало кто знал, что в обмен на ласковое слово, на краткое доброе прикосновение, объятие, девчонка робко выбалтывала чужие секреты, планы. Возможно, персонал приюта действовал слишком осторожно, но основная масса детей не догадывалась о том, что маленькая Лира, что хвостиком ходит за взрослыми, может сжигать всю личную жизнь других ребят. Беловолосая девчонка, альбинос, не иначе, часто болела и отсутствовала в группе детей, но, вопреки тому, что её не было так долго, она снова и снова могла успешно и спокойно влиться в коллектив, принося с собой всякие невиданные вкусности. Говорила, что украла. На деле же ей отдавали специально, чтобы девчонка не была белой вороной. Возможно, именно поэтому её принимали и любили. Но не все. Далеко не все.

    Иногда Лире казалось, что она слишком срослась с этими стенами. У неё нет прошлого за территорией приюта, нет своей истории. Только множества других, чужих. Каждую особенно она впитывает, пропускает через себя и рассказывает, как свою снова и снова. Живёт чужой жизнью, мыслью, историей. И делится, делится беззаботно со персоналом, с медсестрой, обнажая чужие раны. Но не знает о том, не ведает, только искренне хочет, желает, чтобы о каждом позаботились, пригрели и поняли. В этом глубокая тихая наивность. В этом безграничная доброта, которая ложится увеличенным досье на каждого особенного ребёнка.

    Лира тоже необычна. Она другая. Она свет, огонёк среды сумерек, промозглой ночи. Светлячок, что сияет украдкой, беззастенчиво, смеётся птичьей трелью. Стоит только пожелать, захотеть, и длинные белые прямые локоны засияют ярким светом, озарят путь. Глаза серые станут белыми огнями.

    Сейчас ночь. За окнами мерно качаются тихие деревья. Робкие шаги маленького зверька нарушают покой комнаты. Девочка знает, что ищет. Она поднялась совсем недавно, тело хранит отпечатки постели. Приоткрытая дверь тихо скрипит. Лира оборачивается – никто не смотрит? Нет, всё тихо, мерно. Всё в порядке. Поймают – накажут. Не поймают – проведёт отличную ночь с другом. А даже если после накажут, отругают, то не страшно, беловолосой не впервой стоять в углу или делать что-то похуже. Не страшно.

    Мгновение, и из темноты восторженной мышкой валится прямо на кровать к Кристиану светлая девчонка в тонкой ночнушке. Усмехается, сразу переворачивается набок, чтобы не давить собою парня. Только волосы, длинные волосы везде-везде, путают всё вокруг. А в них на косичках (она весь вечер старалась!) привязаны конфетки, почти десять различных сладостей, выкраденных (выпрошенных) у персонала.

   — Приветик! — тихое тут же, пока пытается разгрести свои волосы и вытащить прядь с конфеткой. — Смотри, что я утащила тебе! — и тут же чуть поджигаются волосы робким светом, на всякий случай показывая парню, какое богатство они таят. — Будешь? Взяла у нашей... — хихикает лучиком солнца, звенит безмятежностью и заглядывает в глаза, едва различая очертания друга. О, Лира уверена, они самые лучшие друзья...

[lzbb]Лира, 12 лет.
Способности: светятся волосы и глаза[/lzbb]

[Кристиан]

Невозможно было сказать, единственные ли они на этом свете, кто обладал уникальными на первый взгляд особенностями. Кристиан не считал себя особенным. Или избранным. Он обычный. Просто зрение хорошее. И молчал. Молчал всю свою жизнь, не издав ни звука. Ни писка, ни крика, ни мольбы. Ничего. Может, в младенчестве он и плакал, а потом тяжело заболел и перестал говорить, застудив голосовые связки, но ему об этом помнить не откуда. Тихий парень этого просто не помнил. Не осознавал. Он своей медицинской карточки-то не видел, что уж там говорить. Но больницы, капельницы... врачи со шприцами, таблетки - это он никогда не забудет.

Оказываясь в своём "новом" доме под названием детдом, парень как-то не очень печалился на эту тему. Ему словно было всё равно где и с кем проводить время одиночества. Он не дружил, не общался. Да и с ним не сказать, что пытались. Если пытались заводить какие-то дружественные отношения, то безуспешно. Тяжело поддерживать связь, когда ты не можешь говорить. И лишь темнота, которая приходит с заходом солнца, окутывает и оберегает. Она верным другом, почти что псом, возвращалась каждый раз. И ей неважно, видишь ты её или нет. Тьме плевать на твои моральные ценности, принципы, предубеждения. Она всегда будет рядом. Может, оно и странно сравнивать мглу с живым существом, но Кристиану казалось, что она с ним общается. На своём престранном языке, но общается. Что-то пытается донесли в своём безмолвии...

...и рассеивании перед глазами, когда появляется лучик света. Тьма раступилась, отгоняемая светом из коридора. Откуда? Дверь в комнату отворилась, и кто-то тихо прошмыгнул в комнату. Жмуря глаза от резкого света, ударившего в привычные ко тьме глаза, Кристиан приподнялся на кровати при помощи рук и услышал, казалось бы, оглушающий шёпот рядом с собой. Фон Сайлент хотел было уже отпрянуть в сторону, но сфокусировал свой взгляд карих глаз и разглядел девчушку. Ту самую. Противоположную его силе. Он тихий, а она громкая. Ему так казалось.

Лира. Она общительная, весёлая, будто неугомонная. Кого другого это бы взбесило, разозлило, но Крис не славился ярким эмоционалом. Его больше удивило, что к нему кто-то пытается прокрасться, с ним поддерживать связь. Это... изумляло? Поражало. Девчонка являлась яркой личностью. Кристиан же всегда держался в стороне, в тихом укромном уголке, лишь бы его не дёргали. Противоположности притягиваются? Это было воистину так. Лира престранно тянулась к Крису, когда ему хотелось простого побыть наедине с собой. Со своими мыслями. Словно белокурая девчушка пыталась его разговорить. Услышать голос. Может, она и добьётся со временем своего. Но что будет потом? Потеряет интерес? Будет общаться более настойчиво? Возможно, парня ни один из этих вариантов не устраивал. Он привык к тишине. От девочки же исходило слишком много шума. Даже если это тихий задорный шёпот и шуршания фантиков.

Лира утащила ради него конфеты?.. Зачем? Для чего? Это неправильно. Но может ли говорить подросток о морали, когда не защитил в своё время своих родителей? Возможно, он им сделал даже лучше. Те умерли тихо, почти без боли. Во сне. Будь те разбуженными, то могли бы умереть, истекая кровью, со страданиями, с мучительными стонами. И был бы ещё один удар по психике "особенного" парня. Кристиан отстранился, чтобы дать простор Лире для её манёвров, действий. Она мельтешила, копошилась, разворачивала конфеты. Угощала. Белокурая девчушка являлась наидобрейшей души человеком. Весёлой, беззаботной. Легкомысленной ли? Вроде говорят, что самые озорные люди - самые грустные внутри себя. Можно ли назвать Лиру грустной? Язык не повернётся.

Неуверенно покрутив в пальцах протянутую конфетку, Крис не испытывал желания есть сладкого. Он в целом не был сладкоежкой. Да и в целом у него аппетита как такового и не было. Есть люди-"солнцееды", а подросток же будто был "темноедом". Он словно питался и пополнял свои силы из пребывания во тьме. Фон Сайлент смотрел на конфету почти пустым взглядом, не понимая мотивов и желаний девочки. Спросить бы, да нет сил. Он не мог говорить. Или не умел. Привыкая к тишине, уже не получается озвучивать свои мысли. Если только действиями, поступками. Вот бы сюда ручку да блокнот.

Но вместо всего этого Кристиан завернул конфету обратно в фантик и подошёл к двери. Приоткрыл её, выглянул лишь головой наружу, оглядываясь по сторонам, и закрыл за собой дверь. Лишь бы никто не зашёл... лишь бы никто не начал искать девчушку. Проблемы пацану не нужны. Хотя, если захочется, пойдёт их искать самостоятельно, учитываю такую задорную компанию. Брюнет обернулся к местной Рапунцель и, пытаясь подобрать жесты, максимально приближённые к его словам, показал большим пальцем через плечо на дверь. После какими-то рваными движениями, словно опасливыми, показал на Лиру и на себя, пытаясь таким методом спросить, одна ли она пришла, знают ли взрослые её приход к нему. Его интересовала эта часть вопроса и происшествия. Его взгляд немного ошарашен, изумлён и испытывал неоднозначный страх. Поймёт ли его беловласка?

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Лира довольно улыбается, когда Кристиан даёт ей больше места, простора на постели. И тогда она занимает большую часть пространства, ничуть не смущаясь того, что другу пришлось потесниться. Ему же не сложно, правда? А конфеты сами себя не разложат, не расплетутся с белоснежных спутанных волос, не раскроются с пёстрых фантиков. Руки тянутся обхватить волосы, нащупать ещё одну сладость в косичке и, развязав узелочек, девчушка достаёт пёстрое угощение. Шуршание одеял, простыни, звук трения белых потёртых носков о ткань одеяла немногим режет слух. Лира замирает, задумавшись, не услышит ли возню кто-то из старших, кто-то, кто мог бы громко кричать и слишком сильно наказывать. Девчонка хорошо помнит эту тонкую влажную веточку, которая резью ложилась на тонкие голени. Но это не страшно. Даже если что-то такое случится, то девчонка потерпит – не впервой, можно даже будет притвориться больной или уставшей, чтобы смягчить последствия проказы.

  Ей нравится медленно расплетать тонкие косички, в которые так тщательно некогда заплетала все угощения. Разве это не выглядит красиво? Она успела даже посмотреть в зеркало, представить, что в волосах прекрасные ленты и украшения, заколочки. Беловолосая даже представляет себя девушкой из журнала красоты, что недавно был украден у старшей уборщицы соседками по дверям.

  Кажется, словно одна маленькая комнатка на каждого ребёнка — это слишком много, но едва ли с этим могли бы согласиться взрослые, когда помимо кровати и тумбочки мало что могло вместиться. Но окно. Просторное, прекрасное окно. О, такое было не у каждого. В некоторых комнатках на них были решётки, в некоторых – огромное, просторное небо, не прикрытое ни ветвями деревьев, ни приколоченными досками и фанерами. Такие комнатки были особенно тёмными и печальными, и беловолосая их старалась обходить. Потому что и дети там были... особыми.

  Лира с пониманием смотрит на Кристиана, что не торопится развернуть фантик. Девчонка мягко кивает, тут же тянется перебрать свои косы, чтобы найти иную конфетку, которая могла бы понравиться другу чуть больше. Она видит во мраке непонимание, недоумение – или ей хочется думать так? Сиротка расплетает косичку, освобождает новую сладость, побольше, чтобы затем с удивлением услышать, как друг заворачивает первое угощение обратно. Лира замирает, провождает взглядом каждое действие Кристиана, наблюдает внимательно за тем, как он встаёт с постели, как шагает тихо, совершенно беззвучно. И следом открывает медленно дверь, выглядывает за неё. Девчонке кажется – закричит, скажет, что она здесь, раскроет её местоположение! Предаст! И придётся отчитываться пред всеми, придётся объясняться и стараться не плакать о том, что доброе дело восприняли вот так...

  Но Кристиан лишь закрывает дверь. Жестами задаёт вопрос. Он виден едва-едва, в сумраке приходится всматриваться. Но Лира привычна. Беловолосая всё понимает.

  — Я проверила – никто не следит! — с гордостью шепчет она, пытаясь упомнить, действительно ли она проверяла наличие «хвоста» за собою. — Так что угощайся! Никто не заметит, что конфеток стало меньше, а нам никогда не помешает подкрепиться чем-нибудь сладким. Будешь что-то ещё? — предлагает с азартом, подхватывая пряди волос, отыскивает в них косы и тянет конфетки, предоставляя на выбор целую коллекцию конфет. — Не волнуйся, — ловит испуганный взгляд, деловито кивает, взмахивает ручками, — если что-то случится, то я возьму всю вину на себя. А меня не будут сильно ругать! Так что можем посидеть тут столько, сколько захотим! А если кто-то зайдёт, то я спрячусь под кровать и потом тихонько к себе пробегу... Скажу, что была в туалете, — хлопает себя по коленкам, сидя по-турецки. И улыбается ярко-ярко, даже глаза вдруг светятся и волосы набирают постепенно от корней свой свет.

[lzbb]Лира, 12 лет.
Способности: светятся волосы и глаза[/lzbb]

[Кристиан]

Удивительно. Просто поразительно.

Лира как-то распознаёт его жесты в кромешной тьме, что слегка разбавляет лунный свет из окна. Кристиан как-то даже не задумался, что девочка может и не разглядеть его тыканья пальцем в воздухе. Иногда парню казалось, что забыл как разговаривать. Как издавать звуки изо рта и напрягать голосовые связки. Он не разговаривал достаточно долгое время. А говорил ли он когда-то вообще? Возможно, об этом думать даже не нужно. Ведь с Лирой можно спокойно и жестами переговариваться. В целом фон Сайлента это мало когда волновало, что его могут не понять или не так трактовать жестикуляцию. Но и тут беловласая выделилась. Она поняла всё правильно. Плюсик в карму нежданной гостьи прилетел медленно и очень плавно. Так и будет наполняться копилочка плюсиков и минусов по отношению к Лире.

Немного успокоившись и неуверенно помявшись посреди комнаты, брюнет вздохнул и прошёл снова к своей кровати. Он взял свою конфету, которую не хотел есть первоначально. А хотел ли парень сладкое? Вопрос интересный. А хотел ли Крис есть в принципе? Он телосложением оказывался достаточно худощавым парнем, у которого жировые отложения отсутствовали. А если и имелись, то в очень малом количестве. Но и поджаром Кристиана не назвать. Обычный подросток. Обычное тело. Одежда на нём иногда казалась великоватой. А может, так и было, что тихому мальчишке давали одёжку на вырост. На размер или два больше. С футболками и куртками ещё нормально, а вот со штанами приходилось заморочиться. Нужно было обматываться ремнями в два слоя, чтобы не спадали.

Сев на край кровати, брюнет всё же взял ту самую конфету, развернул и сунул в рот. Карамелька. Мятная, что ли? Во рту стремительно становилось свежо и сладко, отчего нос начинало медленно щипать. Кристиан не выдержал и чихнул, подставив к лицу руки, как учили родители. Шмыгнув носом, фон Сайлент выпрямился и взглянул на Лиру извиняющимся взглядом. Разглядит ли? Разглядит. Сомневаться не стоило. У девчонки постепенно волосы набирали яркость, как у Рапунцель во время пения, как это было в мультиках. Только у девочки из мультфильма были золотистые пряди, а у «соседки» белые. Или даже платиновые. Длинная грива девчонку ничуть не портила. Утончённая фигурка, аккуратное опрятное личико и наивные глазёнки. Такие большие. С пышными ресницами. А как Лира смотрела. Как решительно расплетает свои косички. Наверняка, резинки дёргали и тянули волосы, создавая неприятные или даже болезненные ощущения, но девчонка не морщилась. Ей будто было всё нипочём. И всё же Лира оказывалась удивительной девочкой.

Как Кристиан понял, что ему наскучило рассасывать конфету, то начал грызть, издавая характерный треск и хруст. Разглядывая светящиеся пряди Лиры, фон Сайлент выдохнул и взял ещё одну конфету, убрал фантик на тумбочку и сунул сладость в рот. На этот раз шоколадная. Трюфель? Очень похоже. Откуда у девочки столько сластей? А как ещё белобрысая заверяла, что возьмёт всю вину на себя. Такая самоотверженная личность. И очень добрая. Кого-нибудь бы заставило поморщиться такое отношение, но Крис будто оттаял от такого к себе отношения, как конфета в его рту. Его это тронуло. Заставило даже немного расчувствоваться. И для выражения своей благодарности брюнет протянул руку и игриво потрепал по макушке девчонку, мол, спасибо, чудик. Она, правда, оказывалась чудаковатой, но в хорошем смысле. Всё, что не укладывалось в мировоззрение привычной жизни, казалось чудны́м. И на это Кристиан не стеснялся показывать. Он являлся открытой личностью, но в то же время замкнутой, не желающей заводить новых друзей. И сам не шёл на контакт, но Лира своей добротой располагала к себе.

Возможно, так бы можно было сидеть до самого утра, пока на самом деле блондинку не потеряют, но их посиделки прервал странный грохот за стенкой. Крис медленно поднял голову и нахмурил брови. Ему это что-то напоминало. Можно сказать, вьетнамские флешбеки пришли непроизвольно. Сердце невольно сжалось. Глаза скользнули к Лире. Нет, теперь он своей ошибки не совершит. Он защитит свою новую знакомую. Хоть та и говорила, что возьмёт вину на себя, но и тогда фон Сайлент решил для себя, что заступится. Как? Что-нибудь придумает. В конечном счёте всегда можно прикрыть своей не очень широкой грудью, как настоящий защитник и заступник.

Медленно вставая с кровати и стараясь не делать резких звуков, брюнет показал палец девочке, чтобы молчала и не шла за ним. Кристиан прокрался к двери и прислонил ухо, чтобы прислушаться к звукам. Но тишина. Как-то странно. Слишком тихо. Подозрительно. Хотя сейчас время примерно двенадцать ночи, так и должно же быть, нет? Но эта гнетущая атмосфера разъедала изнутри. Что-то глодало парня. Что-то вынуждало его протянуть руку к дверной ручке и открыть дверь, чтобы выглянуть в коридор. Подросток так и смотрел на ручку, когда тихо и аккуратно отстранился от створки. Переглянулся с Лирой и сглотнул. Он решил открыть дверь.

Тихий скрип, выдающий его присутствие по ту стороны стены, разнёсся и после долгой тишины резанул слух. Парень поморщился. Он высунул голову и посмотрел по сторонам. Никого. И лишь лампочка где-то вдалеке мигала. Не поменяли. Сердце продолжало в странном ожидании сжиматься и падать куда-то вниз. Хотелось вернуться в комнату и не думать, но в нос врезался престранный запах. Во рту образовался железный привкус. Как же это знакомо. Кристиан ощутил накатывающую тошноту, и в горле появился ком. Брюнет обернулся к блондинке и качнул ладонью в воздухе вверх-вниз, мол, сиди на месте. Но послушает ли его эта неугомонная девица? Крис вышел из комнаты, оставляя дверь приоткрытой, и посмотрел на наружную сторону своего прохода. И застыл на месте, так и не осмеливаясь моргнуть. Казалось, что забыл как дышать.

На стене и двери оказались брызги крови и борозды.

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Лира тихонько хихикает, осознавая, что верно считывает в этом удушающем мраке каждый жест друга.

  «Вы правда друзья?», — шепчут внимательно густые стены, переливающиеся тьмой.

  Девчонка не слушает, не хочет внимать им, только сияет улыбкой, взглядом ясным, светлым. А что ещё можно сделать? Только освещать эту тьму, напрягать мышцы лица в глубокой искренности, игнорировать волнения и переживания, что сокрыты между каждым ударом сердца. Между его, Кристиана, вздохом. Беловолосой не хочется замечать некой неуверенности, неловкости, робости. Но в глазах на мгновение сияет это наблюдение, оно давит едва ощутимо. И вместе с опусканием век девчонка отпускает и волнение, оставаясь всё также на кровати, среди иллюзии уюта в этой маленькой комнатушке.
Но Лира знает, как сделать уют – натаскать конфет, взять из библиотеки книжку, желательно, ту, которую дают не каждому. И, накрывшись одеялом, заставить волосы едва-едва светиться, лишь бы можно было бы прочитать, что написано. И сидеть близко-близко друг к другу, греться. И перешёптываться бы всю ночь, пока злая наблюдательница не прошлась бы по коридору, не заглянула бы в каждую комнату или вдруг не заметила бы тусклую полоску двери, если бы беловолосая излишне увлеклась и приподняла бы край платья.

  И вот он берёт конфету. Лира сквозь полуопущенные пушистые белоснежные ресницы наблюдает за движением тёмного силуэта. Она догадывается о сладости лишь потому, что хочет верить, что это именно она. И оказывается права после. Силуэт усаживается на постель. Она скрипит едва слышно, фырчит почти недовольно. Лира хихикает, позабавившись мысли, что не очень-то и любят эти кровати выдерживать вес двух людей. Девчонка подтягивает ноги поближе к себе, уступает место. Развязывает косичку, шуршит фантиком в такт и закидывает конфетку в рот ровно на том моменте, когда Кристиан чихает. Лира ойкает, прикрывает себе рот и торопливо жуёт конфетку, радуясь, что чудом не проглотила это удовольствие быстрее обычного. Было бы грустно терять сладость в чертогах собственного тела. Ведь конфеты вкуснее, когда они тают на языке, верно?

  — Будь здоров! — мяукает, мягко хлопая по плечу. Видит извиняющее лицо, считывает его на свой лад, попадает или нет – неважно, — всё в порядке, главное, чтобы Мисс Злюка не услышала нас!

  Хихикает, а сама прислушивается к звуку тоскливого коридора – не идёт ли кто, не видит ли её свет счастливый? И на всякий случай пересаживается спрятаться за плечо Кристиана, чтобы светить, если что, потусклее.

  — Извини, надеюсь, меня не засекут. Скажу, что искала туалет, — шепчет на ухо, щекоча ухо друга торопливым дыханием. И отстраняется тут же птичкой, хлопает большими серыми глазами, посматривает с улыбкой яркой на парня. И вот он снова пробует её угощение, на этот раз это иная конфетка. Жаль, что она только в единственном экземпляре! Лира вальяжно облокачивается на холодную стену, вытягивает ножки, стекает чуть ниже, утопая головой в светящихся белых прядях. — Фантики только отдай потом мне, я выброшу, — шепчет, замечая движения Кристиана.

  Рука мягко касается её макушки, треплет. Лира хихикает и прикрывает глаза, не сопротивляется вниманию. А зачем? Ей нравится. И с другом нравится. Да, она о нём ничего толком и не знает, но какая разница? Они все тут как одна большая семья. Лира уверена.  Она тянет ручку взять парня за ладонь, почувствовать его тепло, сжать тепло. Показать улыбкой, вниманием, что они действительно друзья, самые крепкие. И что он ей однозначно может доверять. Во что бы то ни стало.

  Грохот заставляет резко дёрнуться. Сердце торопливо скачет в груди, воет, толкается. Лира потерянно смотрит на Кристиана, осознавая, что не она одна это всё слышит. Его внимательные глаза, направленные на неё, немногим расслабляют. Но всё равно страшно.

  — Что это было? — тянется робкий вопрос. Лира приподнимается на локтях, ждёт, пока черноволосый поднимется беззвучно. Волосы тускнеют, едва видны. Жест, призывающий молчать и оставаться на месте, заставляет кивнуть в тихой покорности. Серые глаза напряжённо всматриваются в коридор – зажегся ли свет? Кто-то бежит из взрослых? Все ли слышали? Поднялась ли толпа сонных детей?

  Но всё тихо.

  Смертельно тихо.

  Лира встаёт с постели в тот миг, когда Кристиан выглядывает за дверь. Хочется спросить – что же там? Что же? Дверь предательски скрипит. Друг смотрит на неё. Новый жест в темноте. Парень чёрным волком ныряет за дверь, и беловолосая не смеет оставлять его одного. Накажут ведь! Она торопливо босыми ногами добирается до двери. Тапочки печально забыты где-то там. Приоткрывает дверь следом, выбирается. Замирает, оглядывая в полумраке тихих ламп тёмные разводы.  Сердце заходится сильнее. Тошнота подступает к горлу. Лира отшатывается – пальцы ног коснулись алых капель.

  — Что случилось? — отчаянный тихий вопрос, трепет. Хватает Кристиана за руку, осматривается, ища опасность. Кого-то или что-то. Пальцы крепко сжимают чужие. — Это же не сон? Я... Это кровь, — поясняет вдруг твёрдо, признавая запах знакомый из болезненного прошлого. Она не помнит, что именно там было. Но знает твёрдо, что это что-то твердит сейчас бежать или искать помощи.

[lzbb]Лира, 12 лет.
Способности: светятся волосы и глаза[/lzbb]

[Кристиан]

Даже Кристиан не мог сказать изначально, говорит ли с ним тьма, что окутывает его с рождения. Он хотел бы верить, что она ему даёт подсказки так или иначе, наставляет на путь истинный. Если темнота могла подсказать о наличии противника поблизости или вдалеке, то с Лирой же было иначе. Она оказывалась яркой во всех смыслах этого слова. Шебутная, активная, общительная, но в то же врем по-странному застенчивая. Кристофер, как его иногда называли воспитатели, был её противоположностью. Он с самого начала замкнутый, но как узнает кого-то поближе, то мог тянуться для общения. Немота была главным препятствием. Тяжелее общаться. Тяжелее доносить свои мысли, поэтому чаще парень пребывал в собственных думах, посматривая в окно и начиная забиваться в угол, отчуждаясь от всего коллектива. Лира стала исключением. Она понимала каждый его жест. Девочка видела его настоящего. И как долго это продлится, нельзя было сказать наверняка, но подростку хотелось верить, что это надолго. Дружба навек. Может, даже перерастёт во что-то большее со временем, когда они оба станут старше. Они когда-нибудь повзрослеют. Станут совершеннолетними...

...когда-нибудь...

Брюнет усмехается, когда Лира называет воспитательницу Мисс Злюка. И вернее ведь не скажешь. Она строгая. Словно ненавидит детей. И каждое слово женщины режет слух с её манёвренным шипением от злости. Мисс Злюка. Змеюка. Гадюка. Шипучка. Каких только прозвищ у этой воспитательницы не имелось. Придумывал каждый воспитанник, кому было не лень думать и фантазировать. У всех ассоциации свои. И, возможно, разные ассоциации порождали один и тот же страх – оказаться застуканными именно этой женщиной.

И когда девочка сказала про неё, а чих от мятной конфеты оказывается достаточно звучным среди всей тишины комнаты, то сердце стремительно сжимается и ухает куда-то в пятки. Он не сказать что напугался, но достаточно напрягся. Ведь тогда придётся как-то защищать белобрысую, прятать её под одеялом и просто умолять тьму, чтобы поглотила любой лучик света, не пропуская её на лицезрение другими нежеланными глазами. Её свет должен быть для него одного. Даже не «должен быть», они ведь, можно сказать, никто друг другу. Да, они знали о друг друге не понаслышке. Частенько в коридорах пересекались и каких-нибудь спортивных секциях. И что-то требовать от блондинки подросток не мог, не имел право. Но если брать на себя роль старшего брата, то так и быть должно, нет? Откуда это знать Кристиану? У него-то и старших-то не было. Он единственный в семье. Был. Сейчас у него даже родителей не осталось.

Повернув голову к щебечущей Лире, брюнет склонил голову набок и нахмурил брови. За что она извиняется? Думает, что принесёт парню проблемы? Ну, это его выбор. Он её впустил, оставил у себя и не стал выгонять. А ведь мог просто вытолкнуть за дверь де демонстративно громко хлопнуть дверью, чтобы привлечь внимание и показать ослушницу на всеобщее представление. Но кого он этим представит не в лучшем свете? Крис изначально оказывался тьмой, скрытной тёмной молчаливой личностью. И светом сейчас была лишь Лира. И подобным поведением, будь воплощённым в реальность, то показал бы себя бестактным человеком. Но, нет, фон Сайлент ценил такое отношение и внимание к себе. Даже конфеты протащила в волосах! А это достойно похвалы. И парень хвалил. Своеобразно. Без слов. Но хвалил.

Фантики, что шуршали в чужих и его руках, демонстративно затыканы в наволочку вместо пуховой подушки. Это он съел. Это он стащил и украл. Это он бессовестный воришка. Это его вина, проступок. А Лира оказалась невольным свидетелем. Тут можно додумать очень много всего, но какая у пятнадцатилетнего парня могла быть логика? Самая простая. Самая что ни на есть подростковая. Чуть-чуть да могли проклёвываться многоходовочки, но для этого нужны соответствующие загадки, упражнения, чтобы развивать аналитический склад ума.

И этому как раз поспособствовал шум за дверью. Сама, собственно, дверь, за которой и оказался пацан, оцепенело разглядывая брызги крови и странные борозды. Огромные когти какого-то зверя оцарапали створку чуть выше уровня глаз парня, чей рост оказался около ста семидесяти сантиметров. Дёрнувшись от девичьего голоса, парень удивлённо воззрился на Лиру. Откуда ты взялась, чёрт побери? Сидела бы у себя в комнате. Точнее, у него в комнате. Было же наказано сидеть смирно и не шевелиться. Кристиан растерялся и не нашёлся ничего лучше, чем просто обхватить девчонку за плечи, развернуть к себе лицом и притянуть, прижимая к своей груди. Она не должна смотреть на этот ужас. Они бы так и стояли, если бы лучший друг фон Сайлента – тьма – не дал бы свою очередную подсказку.

Лампочка, что до этого момента мигала, лопнула с громким треском.

Подпрыгнув от такого шума, парень начал оглядываться по сторонам и судорожно думать что делать. Вдалеке по коридору послышались странные шорохи вперемешку со скрежетом. Сердце парня сжалось, а вместе с ним и лёгкие, не давая продыхнуть. Кристиан приоткрыл дверь и начал пихать девчонку в спину, чтобы та вбежала к нему в комнату. Он зашёл следом и закрыл за собой, не смочь сделать это тихо. Дверца от сквозняка хлопнула. Подросток зашипел сквозь зубы. Блин-блин! Оно услышало. Определённо, услышало! Надо прятаться. Прятать Лиру!

Брюнет схватил, не рассчитывая свои силы из-за паники, девочку за локоть и лёг на кровать. Он обнял её, крепко прижимая к себе и укладываясь на бок. Укрыл блондинку и себя плотным одеялом. Придётся потерпеть, чтобы не выдать постороннего. Фон Сайлент протолкнул голову девочки под одеяло и обхватил её ноги собственными, чтобы максимально сжаться. Чтобы максимально не было видно другого человека в комнате и уж тем более в собственной кровати. Он один. Совсем-совсем один. Как всегда один. И парень тяжело выдохнул, закрывая глаза и притворяясь спящим.

Молю, тьма, укрой меня и мою подругу.

Сердце стучало в бешеном ритме.

Дверь в комнату приоткрылась с тихим характерным скрипом. Кристиан приоткрыл один глаз, чтобы подглядеть. Это воспитательница. Мисс Злюка. Определённо, она. Но нутро чуяло, что это не она. Что-то подсказывало. Детская интуиция зачастую оказывается самой верной.

Рука просунулась под подушку на автомате. Фантики зашуршали.

Вот чёрт...

Существо развернулось. Начало медленно подкрадываться и нависло над укрытыми одеялом подростками. Ледяное дыхание обдало щеку парня. Не нервничать. Не бояться. Не паниковать.

- Кристиан? – скрипяще-механический голос донёсся до ушей сироток. Это не женский голос. Это говорил то ли демон, то ли робот, что восстал против своего создателя. Откуда они взялись? И что они сделали с настоящими воспитателями? А остальными детьми? Живы ли они? Но кровь на двери и стенах говорила об обратном. От чудища с пышным телосложением, какое было у Мисс Злюки, несло тем самым железным «ароматом». – Что у тебя там шуршит? – ледяная рука скользнула под подушку пацана и достала оттуда тот самый фантик. – Это ты съел? – Кристиан молчит. Он не может сказать. Он не может говорить. – Вставай, - и цепкая рука с острыми (к)ногтями хватает пацана за плечо, вынуждая его встать. Пижама в клеточку. Футболка и трико. В момент своего поднятия рывком накинул одеялом Лиру, надеясь, что это что-то её заметило. – Это твоя конфета? – Кристиан смотрит на подставленную в пальцах воспитательницы обёртку от конфеты. И медленно кивает. Да, это его. И конфетам точно в комнате взяться неоткуда. Тем более посреди ночи. Даже если им как-то выдавали в столовой, то такое лакомство обычно не задерживается. А Крис изначально не был сладкоежкой. Но откуда это знать демону? – Становись к стене, приспускай штаны, - о нет... Все дети детдома знали, чем обычно заканчиваются эти слова.

Парень послушно подходит к стенке около своей кровати и слегка спускает штаны, но не до конца. Лишь обнажает филейную свою часть. Брюнет слышит, как звенит бляшка ремня. Стиснул зубы и зажмурился, готовясь к обжигающему удару. Ему раньше это не доставалось. Это первый его опыт. Но слышал от других. Видел, что за следы остаются.

Свист ветра и удар приходится аккурат по левой ягодице, оставляя за собой насыщенно красный змеиный след. Это лишь один удар. Второй удар по правой, но часть касается левой, обжигая и без того оголённые нервы. Чертовски больно. Жжётся. До слёз на глаз. Брюнет тяжело дышит и шмыгает носом. По щеке скатывается первая слеза, а за ней и вторая.

Третий удар. И Кристиан шумно выдыхает. Здесь слёзы сдерживать становится невозможно. Он поджимает губы, жмурится и тихо плачет. Если бы пытки продолжились, того и гляди, голос бы прорезался от болевого шока. Но этого не наступило. Потому что воспитательница убрала свой ремень и молча удалилась, громко хлопая за собой дверью. Хотелось бы лечь, но на кровати Лира. Хотелось бы сесть, но фон Сайлент уже знает, насколько это будет больно. Он бессильно скатывается спиной по стене, предварительно натянув штаны обратно. Укладывается на холодный пол и протяжно шмыгает носом.

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Кристиан с удивлением смотрит на беловолосую, что выбирается в коридор следом, несмотря на то, что он сказал остаться в комнате. Но когда Лира слушалась? Она ведь знает, что не всегда ослушание ведёт к наказанию, а друг тем более не будет ругаться! Хотя, конечно, она могла бы его разочаровать этим, но... Ей было бы страшнее оставить его одного, не зная, будет ли парень в порядке. Ведь если нет, то это её вина! Однозначно. Вдруг кто-то увидит, что он вышел, решит наказать и даже, в силу своего плохого настроения, не послушает, что Кристиан просто захотел в туалет?

  Но нет. Фантазия Лиры рисует нечто страшное, тяжёлое, и, когда девчонка наступает в нечто едва тёплое и липкое, она не сразу осознает, что происходит. Только лишь чует, ощущает чужое удивление, их общий страх. Мгновение, Кристиан прижимает к себе. Так резко, так быстро, что беловолосая не успевает отреагировать, только ахает тихонько, утыкается личиком в грудь парню, закрывает глаза, надеясь, что это всего лишь кошмар. Но нет. Она чувствует его тепло. Дыхание. Биение сердца. Сама дрожит мелко, рассыпается на сотни переживаний. Что это? Кто-то из детей с сильной способностью? Лира помнит, что ей говорили, что именно на этом этаже их нет. Они ниже. Там, под землёй. Она тоже бывала там. Но сейчас, когда болеет, когда с памятью беды и когда в голове сплошной бардак, девчонка принимает за истину возможность того, что

кто-то сбежал.

  Крис вздрагивает, подпрыгивает. Лира отшатывается в испуге большем, чем была «до». Во тьме она едва видит, едва понимает, что происходит. Стоит ли светить? Или позволить другу владеть ситуацией и укрыться им двоим во тьме?
Но разве не во тьме прячутся все чудовища?

  Они слышат шорох. Беловолосая сглатывает и силой вцепляется в Кристиана, готовая его оттащить, увести куда-то. Ей всё понятно: это чудовище, нечто, что сейчас доберётся до них и убьёт. Но друг быстрее: он уже разворачивает, пихает в спину, насильно вталкивает в комнату, не давая и шанса вырваться, обернуться, объяснить всю опасность. Он тоже заходит внутрь. Но дверь предательски хлопает, подталкиваемая ехидным сквозняком. Всего мгновение, и Крист хватает Лиру, валит в постель, сковывает в руках, прижимает к себе так тесно и плотно, что у девчонки срывает дыхание. Она старается не дышать. Ноги сковывают чужие. Лира позволяет, не двигается. Закрывает даже глаза, лишь бы не видеть ничего, что может испугать, заставить выдавить хоть какой-то звук. Сердце бешено колотится. Она под одеялом. Дышать трудно.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

  Всё замирает.

  «Сохрани нас и проведи в спасение».

  Дверь глумливо скрипит, обнажая чужое присутствие и желание войти. Лира замирает. Кажется, её вообще здесь нет. Она не здесь. Совершенно. Тело вздрагивает само, когда рука проникает под подушку, шуршит фантиками – украденными беловолосой конфетами! Головная боль резью сковывает разум. Снова. Опять. Как и тогда. От тревоги, переживаний всё тело обдаёт волной боли. Мышцы словно выворачивает, тянет. Кажется, словно сползают с костей, сжигаются от огнива. А в голове иглы, сотни мучительных игл впиваются в разум, в виски, в каждый нерв. Нет. Лира не будет кричать. Она не будет. Не посмеет.
Чужой голос слышится словно издалека. Хотя разумом девушка осознаёт, что оно, нечто, близко. Старается сдержать себя. Переждать волну боли.

  Такое, конечно же, бывало и раньше. Но на таблетках, инъекциях всегда легче. А сейчас почему это не так? Нервы? Наверное, снова. Опять! Они говорили, что всё будет хорошо. Девчонка порывается подняться, чтобы защитить, чтобы ответить на ужасный вопрос, но не может – тело словно парализовало не то страхом, не то болезнью. Хочется кричать от ужаса. Беловолосая чувствует, как Кристиан поднимается, как укрывает её одеялом торопливо. Она осознаёт это на грани сознания – что-то идёт не так. Она бессильна. Тело сводит судорогой. Но, к счастью, чудовище того не видит. Не замечает, покуда всё внимание поглощено парнем.

  Лира слышит наказание. Приказ жестокий. И следом наказание. Звонкое, болезненное, хлёсткое. Уши девчушки отчётливо ловят каждую крупицу боли. Она знает, насколько это больно. Получила лишь единожды, но была спасена медсестрой, но сейчас... Кто спасёт Криса? Длинноволосая пытается подняться. Но боль, стискивающая голову, давит столь сильно, что невозможно даже осознать конечности – пальцы не слушаются, онемели. Но по-тихоньку всё же шевелятся.
«Ещё немного. Старайся. Двигайся. Ты должна. Обязана. Ради Кристиана».

  Когда дверь хлопает, Лира медленно ворочается. Она слышит всхлипы друга. Сердце обливается кровью. Но голова...

Как же сильно болит голова!

  Хочется удариться об стенку сильнее, лишь бы заглушить эту боль.

  Хочется быстрее закончиться, выпить таблетку, принять инъекцию, сделать хоть что-то, лишь бы не чувствовать.

  Девчонка с трудом поднимается. Одеяло падает с лица, с тела. С трудом, словно вмиг постарела на сотню лет, она поднимается. Всего шаг. Но тело трясёт. С носа течёт тёмно-бардовая кровь, но девчонка быстро утирает её, чувствуя, что давление повысилось настолько, что даже больно моргать. Поворачивает голову и смотрит на Криса, лежащего у стены. Всхлипывая, Лира рухает к ногам друга, обнимает и заливается тихими слезами, старается сдержаться. Удерживает руки у носа, пытаясь остановить свою кровь. Двигается медленно, заторможенно, садится ровно, опускает голову вниз, волосы спадают на пол. Голова трещит.

  — Мне срочно нужно в медпункт, — монотонно и потерянно произносит, едва открывая глаза от боли. Поднимается, облокачивается о стену, ловя головокружение и тошноту. Нельзя. Нельзя отключаться. Потерянно шагает в сторону двери, чтобы раскрыть ручку. На пол опадают тёмные капли крови. — Помоги мне.

[lzbb]Лира, 12 лет.
Способности: светятся волосы и глаза[/lzbb]

[Кристиан]

Как бы не хотелось избавиться от боли, мучений и страха, Кристиан будет стоять до конца и защитит свою непутёвую подругу. Она младше, следовательно, слабее. А слабых и маленьких обижать нельзя. Парню об этом отец говорил раньше, а вот дать отпор, если бьют, нужно. Это становится необходимым. Но папенька не говорил что делать, когда тебя поднимают цепкой холодной рукой и велят встать лицом к стенке, как на расстреле. Тихий парень не боялся и не страшился, он принял свою участь, если того стоит защита девчонки. И если Лира по-настоящему затихла, значит осознаёт всю опасность и серьёзность ситуации. Крису никто не обещал тишины, спокойствия и безопасности. Его ведь просто забрали в детский дом. Просто выдали одежду и выделили отдельную комнату. Изучали его, наблюдали за ним, но ничего особенного, кроме немоты, не заметили. А фон Сайлент себя необычным и не ощущал. Он не знал своих способностей. Парню казалось это вполне нормальным.

Но Кристиан точно мог сказать, что скрипящий продрагивающий до мозга костей голос ненормален даже по его меркам. Это нельзя было назвать настоящим человеком. Это лишь подобие человека. Чудище, что обладало телом и разумом воспитательницы, достающей ремень и наносящей удар за ударом по оголённым ягодицам паренька. Брюнет терпел. Ему казалось, что ещё пара ударов и он вскрикнет от ужасной боли. Терпел. Давился слезами и соплями, что текли из глаз и носа соответственно, но терпел. Брюнет жмурился и стискивал до скрипа зубы, до боли в челюстных мышцах. Пока не пришло время просто выдохнуть и лечь бессильно на пол, натягивая штаны обратно, но ткань задевает нежную раздражённую кожу. Становится больно. Всё обжигает огнём, отчего слёзы начинают течь обильнее.

Его внимание привлекает движение из-под одеяла. Девчонка. Под болью он уже и забыл про неё. Но что с ней такое? Немой прищуривает глаза и через мгновение раскрывает их шире, когда видит струйки крови, что пачкают одежду, пол и руки Лиры. У неё носовое кровотечение. Но отчего? Почему? Что такого стряслось? Ведь она не ударялась, а сам Крис делал всё аккуратно. Перенервничала? Испугалась? Скачок давления? Или что стряслось такого сверх меры, что кровь лилась рекой. Думать о причинах не было ни времени, ни желания. Нужно помочь, как блондинка и попросила.

Вдох. Выдох. Превозмогая боль на филейной своей части, парень жмурится и надевает штаны, чтобы не сверкать своей пятой точкой перед девочкой. Неприлично это всё. Хотя той явно будет не до этого. Кристиан приседает на полу и притягивает к своей груди альбиноса, прижимая и поглаживая по волосам. Почему её так жалко? Потому что они сейчас абсолютно вдвоём. Положиться не на кого, только на самих себя и друг друга. Сиротка оглядывается по сторонам и замечает на своём постельном белье пятна крови. Его самого заливают сейчас алой ртутью, но это абсолютно неважно. Сейчас надо решить, что сделать с кровотечением. Оно слишком обильное. Как бы запах крови не привлёк внимание.

Лира поднимается, как робот, тянется к дверной ручке и просит о помощи. Или всё-таки требует? К чертям все эти детали. Какая разница, если ей помощь нужнее, чем наказанному розгами? Он может ходить и сможет в случае чего за себя постоять, а вот девчонка нет. На фоне алой жидкости, что размазывалась по всей поверхности, оставляя после себя кляксы, лицо белокурой и вовсе казалось бледным, почти белым, болезненно белым. Надо самому вставать и помочь добраться до медицинского пункта, чтобы найти какое-то лекарство. Но что может помочь от кровотечения из носа? Что обычно делают взрослые люди? Тонометром пользуются, видят странные цифры и озвучивают итоги своего давления. Для парня это оставалось тёмным лесом. Сейчас бы просто дойти незамеченными.

Подойдя к девочке, брюнет закинул её руку себе на плечо, чтобы локтем обвивала шею и могла так держаться. Да, разница в росте имела значение, но, если что, понесёт на руках. Силы должно хватить. Кристиан подхватил за талию свою подругу и приоткрыл дверь. Опасливо оглянулся и заметил, что в коридоре достаточно темно. Но это не проблема для его зрения. Ему так даже спокойнее.

Шаг за шагом они шли налево по коридору, пока не пришлось спуститься по лестнице. На коридоре тут и там показывались кровавые брызги и странные борозды от когтей. Где-то показывались следы ладоней и отпечатки пальцев, словно кто-то пытался держаться за стенку, встать и уйти. И всё это перемешивало обширными полосами тех же ало-коричневых пятен, засохшей и свернувшейся крови. Надо было закрыть Лире глаза, завязать какой тряпочкой, чтобы она не видела этот ужас. Кристиану только было по-странному всё равно. Словно он постоянно с этим сталкивался. Запах крови и её следы навеивали воспоминания о смерти родителей, но почему-то не было грустно. Было как-то наплевательски, словно так и должно быть.

По коридору и на лестничной площадке престранно никого не нашлось. Никто не попадался на глаза, словно все внезапно легли спать или испарились в воздухе. Ни голоса, ни звука. Ни единой души, кто мог бы рассказать о всём происходящем вокруг. Кристиан оглядывался по сторонам и иногда замирал на месте, чтобы прислушаться к шорохам. В какие-то моменты он прижимался к стенке, прижимал уже к своей груди лицом Лиру, чтобы та не смотрела и не осматривалась. Пусть оставит эту задачу фон Сайленту. Крис выжидал минуту, потом снова медленно шагал. И просто умолял всех богов и кого только можно, чтобы страдалица не говорила. В тишине и во тьме в разы спокойнее. А вот в медпункте её светящиеся волосы очень помогут.

Спустившись на первый этаж и добравшись до медпункта, парень обратил внимание на разломанные шкафчики и почти пустой холодильник. Словно все разом ворвались сюда в поисках своих лекарств, что поддерживали их жизнь, обворовали и убежали. Под ногами хрустело стекло. Опустив взгляд, брюнет вздохнул и покосился на ноги своей напарницы в беде. Вдох... выдох... Он наклонился и взял девчушку на руки, чтобы она не повредила свои нежные ноги. А парень может и потерпеть. Он мужчина. Он стерпит. Ремень стерпел. Стерпит и стекло под ногами. Не додумались они как-то надеть шлёпки или хоть какую-то обувь. Не предвидели. И откуда им это было узнать?

Подойдя к шкафчику, Кристиан усадил Лиру на столешницу под шкафом и подставил ладонь, чтобы та не ушиблась головой об дно шкафчика. Сиротка склонил голову и озабоченно взглянул на девочку. Прекратила ли идти кровь? Нужно умыться. Осматриваясь и открывая ящики, он наткнулся на какую-то тряпочку. Подошёл к раковине и открыл. Воды нет. Поджав губы и оглядываясь по сторонам, подросток начал шариться по шкафам в надежде найти хоть какую-то безвредную жидкость. Нашёл хлоргексидин. Подойдёт! Смочил тряпочку прямо этим раствором и подошёл к Лире, заботливо вытирая её окровавленное бледное лицо. Определённо она не знает, какое ей выдают лекарство. Наверняка у медсестёр должны быть секции, кому и что выдавать. Надо снова полазать в шкафчиках. Оставив уже испачканный тканевый лоскуток, чтобы белокурая домыла самостоятельно, Крис отошёл в сторону и начал искать дальше. Что же может помочь от кровотечения?

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Её взгляд наполнен усталостью, многолетней тоской. Лицо, кажется, осунулось, побледнело настолько, что потеряло всякий цвет, который мог бы быть при дневном свете. Кровь, тёмными сгустками упорно стекающая с носа, напоминает остатки торжества чудовища. Но это не оно, это сама девчонка, её слабый, ничтожный организм. Но не виновато ли существо косвенно? Девушка тоскливо обводит взором темноту вокруг. Её волосы не светятся, но серые глаза едва ловят очертания в сумраке. Запах чудовища всё ещё стоит в комнате. Несмотря на густую кровь, несмотря на то, что беловолосая дышит ртом, она ощущает всю тяжесть существа. Его запаха.

    Дыхание кажется совсем хриплым. Надломленным. В голове всё ещё горят огнём отравленные воспоминания – что это за чудовище? Что оно натворило с Крисом? Неужели, неужто это всё правда, не сон воспалённого сознания? Нет. Лира знает одно – нужно остановить кровь. Нужно как-то постараться, чтобы не причинить комнате Криса ещё больше вреда. Пальцы сами тянутся к носу, чтобы остановить кровь. Но алые пятна уже украсили пол, ноги, ночнушку беловолосой. Руки... Всё, кажется, в алом, словно она вдруг сама тоже превратилась в то самое чудовище, решила оросить собою всю местность. Лира сдавленно сипит. Тяжесть в голове позволяет сделать только лишь один полушажок с пола в сторону двери, призыв о помощи кажется иллюзией. В мыслях звонкое: нужно спасти Криса, как-то помочь ему, сделать что-то, чтобы всё решилось.

    «Нужно помыть потом пол», — следом обычное, базовое, неуместное.

    Мягкими объятиями Крис мерно утешает беловолосую, несчастный, с болью на теле, он всё равно безукоризненно прижимает к себе грязную, измотанную девчонку. В ответ она всхлипывает, котёнком беспомощным обнимает в ответ, стискивает крепко-крепко. Касается своим теплом чужого, выдыхает судорожно.

    Ей приходится подняться. Механически, со стеклянным взглядом, с сипом от боли в голове. Но Лира знает, помнит, что её, те самые таблетки, лежат в медпункте. И что их нужно принять, чтобы сердце так отчаянно не качало кровь, чтобы не стучало бешеной птицей, не выламывалось сквозь кости и плоть, не пыталось выдавиться из горла.

    Лира пошатывается, склоняясь к ручке. В этот момент Крис ловит её, закидывает тонкую ручку себе через шею. Девчонка повисает на носочках, но ответом на действие служит лишь судорожный выдох – ей больно. И нет сил говорить, совершенно нет сил что-то прояснять и говорить. Словно все силы ушли на сложение простых букв. Друг приоткрывает дверь. Она непозволительно громко скрипит в их смешанных дыханиях, но ничто не отзывается рычанием или торопливыми шагами на шум. Быть может, длинноволосой кажется, что это просто звучит вот так громко? А на самом деле никто кроме них и не слышит?

    Её сознание, кажется, попеременно то уплывает, то возвращается. Мелькает тьмой, вспышками бессознательности. Она даже не смотрит по сторонам, только вкладывается безвольно куклой в пол. И видит страшное, ужасное. Её бы стошнило, если бы было чем. В серых глазах отражаются тёмные разводы, борозды, остатки штукатурки, пыли и грязи. Глаза закрываются, чтобы не терзать себя догадками о том, что именно случилось.

    Удивительно, но она ничего не слышит. Нет никакого звука. Нет ничего, что могло бы дать понять им, что кто-то есть.

    — Это твоя способность? — едва шевелятся губы, спрашивают так тихо, что каждое слово едва угадывается. Слышит ли её Крис?

    Зарах крови везде. Он давит. Изничтожает. Изводит сознание. Выносит разум. Хочется сбежать.

    Они идут настолько осторожно, что Лира даже не помнит большую часть пути. В её бессознательности есть свои плюсы – она помнит дорогу лишь обрывками. Крис прижимает к круги. Она пачкает его кровью, успевает даже отчего-то улыбнуться пьяно и беззаботно, подивившись, что похожа на грязную губку, которой рисуют в альбомах интересные узоры.

    Лестница кажется своеобразным, особым испытанием. Невозможно даже представить, сколько раз Лира чуть не оступалась, запутавшись в ногах. Каждый шаг вниз сопровождался её сипом, напряжением. Она даже что-то бубнила, но затихала, когда приходилось снова делать какой-то новый шаг.

    Дверь в медпункт кажется особым раем. Лира и сама тянется к ней, перебирает ножками, чтобы скорее добраться. Помогает открыть дверь. И грустно вздыхает, когда серые глаза видят очертания хаоса и разрухи – кто-то здесь уже побывал. Кто-то пришёл и всё изничтожил. Хруст стекла режет слух. Девчонка потерянно сипит. Хочет что-то возразить, но голова идёт кругом, и потому смолкает, когда Крис берёт её на руки.

    Хочется столько всего сказать! И что она тяжёлая, и что не стоит, но...  Он усаживает её на столешницу под шкаф, рукой помогает определить высоту, на которую нужно склониться, чтобы не удариться о шкаф.

    — Спасибо, — шепчет. Осматривается, постепенно запуская способность. Волосы медленно начинают светиться, едва охватывая очертания кабинета. Крис тем временем бацает ящиками, ищет что-то. — Они круглые такие, — подсказывает сквозь боль, пытается понять, где именно ищет. Кажется, эти таблетки были у кресла в нижнем ящике? Под замком? Друг подходит, смачивает чем-то непонятным тряпочку, утирает заботливо и осторожно лицо беловолосой. Лира благодарно сипит, прижимает тряпку к носу, чтобы остановить кровь. Она вымывает и шею, и кожу чуть ниже. Утирает и руки. Кровь, кажется, течёт уже меньше.

    — Это где-то там, — указывает пальчиком. Спрыгивает со столешницы, не задумываясь о последствиях и о том, что может быть дальше. Босыми ногами идёт по стеклу, затем, словно так и надо, хватается за Криса, чтобы он помог не наступать на опасный пол. Беловолосая тянется к столу, затем забирается на него, стоя на четвереньках. Отодвигает в сторону бумаги, светит длинными волосами. Капает кровью, но отчего-то это кажется даже забавным. Улыбается. Дёргает ящички, но не получается открыть. Вздыхает и дёргает сильнее.   

    — Нужен ключ. Это не те самые обычные таблетки, которые дают ежедневно, — поясняет, пока свисает головой вниз перед этим ящиком. Волосы спадают к полу, сияют белым. — Ты его видишь? — спрашивает, поднимая голову. Настроение повышается, отчаяние резонирует с восторгом.

    Вдруг что-то где-то падает. Девушка замирает, глаза зажигаются ужасом. В тот же миг свет в волосах гаснет. Это чудовище? Это что-то упало случайно? Судя по звуку, что-то разбилось вдалеке.

    — Надо бежать. В окно! — шепчет торопливо.

[lzbb]Лира, 12 лет.
Способности: светятся волосы и глаза[/lzbb]

[Кристиан]

Каждый переживает стресс по-своему. Кто-то смеётся, кто-то плачет, а кто-то прёт напористо в одном и том же направлении, чтобы достичь своей цели. Зачастую так случалось, что Кристиан мог пропустить мимо себя всю стрессовую обстановку, лишь больше погружаясь в себя. Этой самой прострацией и задумчивостью парень игнорировал все события, которые могли бы свести его с ума. Кровопролития, шорохи и непонятные создания, что изображают из себя воспитателей, карателей и просто жителей детского дома. А может, этот дом и не дом вовсе? Как раз это им и предстоит узнать когда-то в будущем, но сейчас стояли дела и поважнее, чем разрешение каких-то загадок и вопросов, которые в одно ухо влетают, а из второго – вылетают.

В очередной раз замирая на месте и прижимая к себе девчонку, фон Сайлент прикрыл глаза и внимательно смотрел в одну сторону, откуда могло появиться нечто или некто, кто мог их схватить и сотворить страшные вещи. Инстинкт самосохранения трубил тревогу, но парень настырно шёл к своей цели в виде медпункта. Ему внезапно стало интересно, почему они убегают и прячутся. Ведь в округе никого не слышно. Не видно. Возможно, именно эта гнетущая атмосфера и заставляла его пружиной сжиматься, а Лиру утешительно поглаживать ладонью по спине. Откуда у него этот рефлекс? Наверное, потому что взрослые делают точно так же, когда кто-то плачет или кому-то плохо.

На вопрос от девочки Кристиан опускает взгляд и чуть хмурится, не понимая её вопроса. Какие такие способности? Он ведь обычный мальчишка, который оказался сиротой раньше времени. Обычный подросток, который очутился в этом месте. Да, Крис иногда задумывался о том, почему некоторые считают это его уникальным. Все ведь видят. Все видят своими глазами. Вот и брюнет видит своими глазами свой мир. Да, его глаз устроен немного иначе, что позволяет ему прекрасно ориентироваться в темноте, но он считает, что это норма. И во мраке ему было как-то спокойнее и увереннее, что и проявлялось в его твёрдом шаге, хмуром взгляде и молчаливом присутствии. Он чувствовал себя достаточно самоотверженно и, возможно, чуточку самонадеянно. Если не он, то кто? Если не он, то кто защитит маленькую белокурую девчонку? Она ведь такая беззащитная... безобидная.

Конечно, подростку приходилось действовать предельно аккуратно и осторожно, чтобы самому не оступиться и не создать много шуму, дабы не привлечь внимание тех «хищников». Казалось, что они могут выйти из любого угла. Но будто сама тьма их окутывает покрывалом, что оберегает и заглушает все звуки изнутри и извне, создавая чувство безопасности и защищённости. На самом деле это была лишь уверенность в том, что его никто не видит и не слышит. Самовнушение временами творит чудеса, а никакой особенной магии-то у парниши не было на самом деле. Ему хотелось в это верить. Кристиан и верил. Не верилось лишь в то, что все вокруг так внезапно испарились в воздухе, а остались лишь он да Лира, что оказалась в его комнате в (не)подходящий момент в (не)подходящее время. И кто знает, чем бы это для неё обернулось, окажись блондинка у себя в комнате или с кем-то другим. Но для начала нужно просто разобраться. Или не строить из себя героя и убежать куда подальше от этого приюта.

Бросая кроткий взгляд на светящиеся волосы девочки, а потом на её слегка запачканное личико, Крис отправляется на поиски таблеток. Первым делом роется в стеклянных холодильных шкафчиках, где могут быть имена детей и назначение таблеток. И зачем им таблетки? Являются ли ребята каким-то социальным или научным экспериментом? Материалом для экспериментов и опытов? Не хотелось забивать этими дурными мыслями голову, потому что нужно позаботиться о здоровье не столько своего, сколько именно альбиноса.

Брюнет внутри себя негодует и возмущается, когда открывает очередную коробочку с пилюлями. Круглые такие... Да их тут сотни! Тысячи! Сотни тысяч! Сам парень уже сомневался, какие таблетки принимал, а принимал ли вовсе. Но его глаза внезапно опустились на руки, на уровень локтей и предплечья. Не припомнит у себя проколов, как у наркомана. Ему вкалывали какие-то жидкости? Почему он этого раньше не замечал? Не обращал внимания? Почему не болят руки? Но синяки мелкие, едва заметные. На каждом по три-четыре прокола, медленно заживающих. Видимо, прошло где-то три или четыре дня. Почему тогда перестали вводить инъекции? Слишком много мыслей.

Внезапно нахлынуло раздражение, которое всё это время не было свойственно и до этого момента тихому и спокойному фон Сайленту. Хотелось опрокинуть шкафчик на пол, но тогда будет шум и точно привлечёт своим вниманием. Как хотелось прошипеть какие-то ругательства себе под нос, разбивать посуду или пнуть неподалёку находящийся стул. Позади послышались шорохи и говор девчушки. Крис оборачивается чрезвычайно быстро и словно со злостью, словно сам себе хотел без рук свернуть шею. В висках отбивало сердечным стуков, в ушах гудело. Проморгавшись и попытавшись почувствовать хоть какое-то спокойствие, брюнет начал внимательно с отчуждённым видом смотреть на Лиру. Следить за её действиями, как хищник. Глядит, как та пытается открыть ящики, но безуспешно. Дёргает, говорит про ключ. И ещё вдали, за дверью или за стенкой, треск бьющегося стекла. Кто-то разбил окно? Уронил стакан? Другую посуду? Дополнительные осколки. Дополнительная боль. Дополнительные проблемы. Кристан удрученно вздыхает.

Парень рывком подходит к Лире и стаскивает её со стола, чтобы ненароком не упала и не причинила себе ещё больше вреда, ведь на полу до кучи разбитого мелкого и крупного стекла. Она потеряла столько крови, а откуда у неё столько сил и энергии? Неужели те таблетки, что она раньше принимала, как-то помогали восстанавливать силы? Брюнет вновь осматривает свои «наркоманские» руки. Нет, заживают долго и достаточно заметны уколы, чтобы сказать, что у него как раз таки с регенерацией всё отлично. Если Кристиана не пичкали какими-то ядами, чтобы привить тому иммунитет. В бездну. Не до этого.

Он разворачивает к себе спиной альбиноса и поспешным шагом отходит в сторону, подальше в угол. Пожалуйста, не создавай больше шума. Как бы он шептал эти молитвы, эту мантру, чтобы его услышали все божества этого мира. На улице холодно, а сама белобрысая едва ходит. А тут ещё и в окно предлагает прыгает. Какое к свету слепящему ещё окно? Научись на ногах держаться после кровопотери. Кристиан подходит к углу и приставляет девчушку ту спиной к холодному покрытию. Крепко держал за плечи своими руками, склонил чуть голову, чтобы поравнять уровень глаз. Подносит палец к губам в просьбе быть тише и не говорить, ведь она ему мешает сконцентрироваться. Какая же она шумная. Неугомонная. От неё могут быть одни проблемы, но оставить её здесь он не в силах. Не может себе такого позволить. Парень вздыхает и хмурит брови, закрывая глаза, понимая, что всё пропало. Это безнадёжно. И просто бессильно прижимает к своей груди. Может, это чувство безопасности её успокоит? Нужно всего лишь переждать. Подождать, пока опасность минует. Подождать, пока этот некто пройдёт мимо и оставит детей в покое. Спаси и сохрани, кто бы там ни был.

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Весь этот запах медицинской комнаты навевает тоскливые тяжёлые воспоминания о прошлом. Картинки былого девчонка помнит обрывисто, клоками, но образы всё ещё сияют пред глазами – вот она идёт рядом с кем-то в халате, напевает какую-то мелодию, а сверху просят молчать. Заводят в кабинет, пахнущий точно также, говорят сесть на кушетку. Затем укладывают прикосновением руки к телу. Холод плёнки неприятно жжёт кожу. Лира недоверчиво хмурится, бровки приподнимаются вверх – с ней будут делать что-то плохое, нехорошее? Чьи-то нежные пальцы гладят по волосам, успокаивают, утешают. Голос звенит вспышками шёпота, смазывается – в воспоминаниях слов не разобрать. И на надрыве, на страхе глубоком Лира закрывает глаза, выполняя чьё-то указание. На голову надеваются электроды, под шеей подпорка. К рукам, к телу сходятся тесной паутиной провода, присоски холодные, жгучие, вынуждают покрыться мурашками. Вспышка света – что было дальше – она не помнит, словно нечто выжгло память.

  И сейчас, словно вдыхая тот же запах, Лира вспоминает тихо то самое, что было в прошлом. Жутко. Она едва помнит то, что было, едва может связать воедино, найти причины и осознать путь. Возможно, у неё проверяли магические силы7 Или хотели просто убедиться в том, что она здорова? Память рассыпается на мелкие осколки, бьётся о гранитный пол, сыплется ничтожностью песка.

  Когда Лира открывает рот, чтобы что-то тихо прощебетать с долей несвойственного актива, Крис оборачивается столь быстро и резко, что на мгновение он кажется ей тем самым чудовищем. Девчонка сглатывает и на некоторое время замедляется – она что-то натворила? Но вскоре, даже под чужим взором она вновь приобретает ту особую хаотичность, быстрость и активность, словно ещё не текла из носа минутами ранее кровь. Конечно, слабость всё ещё отзывается в теле, но Лира словно по привычке это игнорирует, пытается делать вид, что она правда в порядке. И что совершенно точно нет ничего, что могло бы помешать её настрою. Разве что... головокружение. Невозможность ровно ходить без ощущения всепоглощающего, что она вот-вот упадёт.

  Рывком он стаскивает её, маленькую, тонкую и худую, на пол. Ей повезло, что она давит писк, страх, не сопротивляется в моменте, хотя сердце пропускает несколько ударов. Но не то выученная привычка, не то страх за свою жизнь вынуждает Лиру затихнуть, замолчать, покорно пройтись за Крисом в угол. Она старается не наступать на осколки, двигаться тихо. Даже не шипит, не дёргается, когда в стопу упирается что-то острое. Парень вынуждает встать спиной в холодный угол. Сквозь темноту девчонка с трудом ловит чужие очертания. Он берёт её за плечи, сжимает крепко. Чуть склоняется, чтобы его глаза были на уровне её глаз. Лира сглатывает. Страшно. Пугается. Он показывает во мраке жест, призывающий молчать. Лира кивает. Она вся дрожит, на глазах слёзы – поведение Криса напрягает, вынуждает сглатывать слёзы. Но вдруг он крепко и тепло прижимает к себе, к тёплой груди. Обнимает. Лира затихает, расслабляется. Обнимает в ответ.

  Мерные тихие шаги по коридору слышны даже здесь. Каждый шаг – их общий стук сердца. С каждым вздохом этот шаг всё ближе и ближе, звучит громче, отчётливее. Они могут услышать тяжесть, с которой ступает существо, могут ощутить, насколько сложна его походка, словно каждый шаг вынуждал прикладывать определённое усилие. Когда существо приближается к их двери, то Лира задерживает дыхание. Она слышит, как стучит кровь в ушах. Существо замедляет шаг. Останавливается. Тихое рычание раздаётся из-за двери. Движение мощного тела создаёт тихий шум. Беловолосая испуганно смотрит на Криса, чувствуя, как от страха постепенно оседает. Чужое дыхание слышится по ту сторону дерева и стены.

  Мгновения отмеряют их жизнь.

  Но существо фыркает, слово запах из медицинского центра ему не по душе. Вновь раздаются тяжёлые шаги. Оно медленно идёт прочь, двигается устало, с всепоглощающей тяжестью. Но постепенно отдаляется от кабинета. Лира сглатывает. Она с трудом держит себя на ногах. Вбирает тихо в себя воздух, выдыхает. В глазах дикий, лютый страх. Таблетки. Ей срочно нужны таблетки. Иначе каждый стресс будет сопровождаться подобными.  Тогда ей приходит в голову постараться объяснить жестами, чтобы не нарушать молчания, то, что ей необходимо. Девушка показывает на нос и на кровь, почти уже высохшую на ночнушке. Сдвигает большой и указательный палец вместе показывая размер таблетки. Делает вид, что глотает. Показывает, сведя руки в горсти, что ей их нужно очень много. Указывает пальцем на столы и запертые ящики. Вновь направляет палец на себя. Нужно найти. Тычет пальцем в пол, затем приподнимает босую ногу, напоминая, что она не хотела бы рисковать своей возможностью ходить. Берёт в руку прядь волос и кивком словно бы уточняет, нужно ли зажигать для Криса свет или ему и так... в этом мраке... нормально?

  Некоторое время Лира даже тихонько мнётся на месте, пытаясь осознать, чем она могла бы быть полезной. К сожалению, она словно груз, который ещё и тяжёлый, но который страшно бросить. Сердце вдруг сжимается – а вдруг он её бросит, поймёт, что она не нужна? Что тогда будет делать беловолосая?  Рука потерянно цепляется за чужую одежду.

[Кристиан]

На Криса ровным счётом эти запахи не возымели никакого эффекта. Просто неприятно. Просто щипало нос. Парень невольно морщится и преодолевает желание, чтобы не закрыть нос в густой шевелюре Лиры. Ему достаточно лишь склонить голову вниз, прикрыть глаза да вдохнуть запах кожи и волос девочки, чтобы хоть немного успокоить своё обоняние и уменьшить беспокойство. У парня оставалось ощущение нереальности. Может, он зря беспокоится? Что будет, если он выйдет навстречу к тому демону? Но зудящая филейная часть до сих пор давала о себе знать, подсказывая, что может произойти в дальнейшем. И Кристиан не готов ко второму такому «заходу», ведь это очень больно. И ему крайне не желалось, чтобы это осознала и альбинос. Да, от неё есть проблемки, но их можно стерпеть. И фон Сайлент просто так не оставит младшую «сестру» в этом неизвестном месте. Вполне может быть, что с ней случится что-то плохое. Или она выскочит на улицу, где холодный снег и морозный ветер. Замёрзнет. Простудится. Окоченеет. Такого себе позволить брюнет просто-напросто не мог. Вполне может быть и так, что эта «неведанная зверушка», что успешно маскируется про человека (и речь сейчас не про Лиру), утащит в какое-то непонятное место сестру по несчастью. Или унесёт обратно к себе в комнату. Но испытывать свою удачу никому не хотелось, поэтому нужно было прятаться. И быть тише воды и ниже травы.

Именно в момент, когда Лира хочет открыть рот и что-то сказать в своё оправдание, Крис прижимает к себе девчушку. Он прислушивается к посторонним шорохам, но, казалось, больше вслушивается в грохот в собственных ушах да к дыханию белокурой. Брюнет аккуратно проводит по её спутанным волосам ладонью, пытаясь успокоить «напарницу» и самого себя. Ему кажется, что они со всем справится, лишь бы держаться вместе. В то же время мерещится, что выхода нет. На улицу выходить опасно. Из укрытия выходить тоже. Подросток мечется в собственных догадках, но не решается их озвучить, ведь он не говорил уже несколько лет. Ему уже видится, что неспособен заговорить вовсе. Паренёк открывает рот, делает вдох и... выдыхает. Ему кажется невыносимым говорить вслух, а собственный голос может резануть слух да привлечь чужое внимание. Как вели себя тихо, так и нужно продолжить. Надо искать другое укрытие. Или какую-то разгадку. Попытаться вернуться в свою же комнату? Не факт, что их там уже ждут, подстерегают и готовятся ополчится демонической сворой. Эта мысль тоже кажется просто безумной.

Внезапно в объятиях с девчонкой становится тяжело, словно на грудь положили что-то тяжёлое. Обеспокоенный взгляд пересекается с трепещущими от волнения и страха омутами альбиноса. Парень медленно опускается, почти усаживается на корточки и усаживает на пол и Лиру. Он беспокойно бегает глазами по её бледному лицу и готовится вновь искать какие-то тряпочки с водой, чтобы не капать кровью и не оставлять за собой следы. Но, нет, кровь из носа не идёт, но вид девчонки очень смущает. И белокурая делает жесты. Вновь она просит найти свои таблетки. Что у неё за таблетки? Может, это самовнушение? Или, правда, какие-то седативные? Может, это плацебо? Кристиан просто понимает, что боится ошибиться с пилюльками и дать не те, которые могут быть воистину нужны. Вдруг от них станет хуже?

Немой придерживает Лиру за плечи, чтобы та не завалилась. Он оглядывается по сторонам и ищет взглядом что-то, чем можно прикрыть девочку от холода, чтобы холодные стены и пол не остужали это горячее тело преждевременно. Парень медленно кивает, но убирает одну руку и пытается подобрать нужные жесты, чтобы выразить своё беспокойство и смятение. Он машет пальцами перед своими губами, но карие глаза, что в тёмном помещении, кажутся просто бездонными глазницами, не устремлены на девочку. Подросток продолжает искать глазами какую-то накидку. Да хоть ящик или коробку, в которую может поместиться двенадцатилетняя девочка. Попытки что-либо сказать провалены, и больше к ним брюнет на данный момент не возвращался.

Стоит движениям за дверью и стеной затихнуть, то Кристиан выдыхает облегчённо и глубоко, словно не дышал всё это время, словно находился под водой. Он прислушивается уже к собственному дыханию, сердцебиению, что разносится в ушах диким гулом от адреналина. На этом месте долго находиться точно не стоит, ведь они не так давно смыли запах крови, но, к счастью, «благовония» склянок, микстур и уж тем более хлорки да спирта их тщательно маскируют. Замерев на какое-то время на своём месте, Крис всматривается в бледнолицую девочку и старается выследить какое-то отклонение, чтобы отреагировать оперативно.

Убедившись, что с девочкой всё хорошо и та в полном порядке, не считая страха в глазах, почти обезумевших от беспредела вокруг, Крис встаёт на ноги. Он хотел отправиться на поиски пилюлек, так его за одеяние хватает рука блондинки. Парень оборачивается в сторону рукастого препятствия, который мешает найти то, что она сама просит. Видит потерянное выражение лица. Подросток прекрасно понимает, что та боится, не хочет оставаться одна. И он расценивает этот жест по-своему, но и сидеть вечно в этом укромном уголке среди родной ему тьмы и не очень родных лекарств не прельщало.

Кареглазый аккуратно вновь приближается и садится на корточки, притягивает к себе и гладит по волосам. Решается сам сесть на пол в штанах, которые немного да закроют его ягодицы от осколков. Парень прижимает к своей груди и усаживает на колени двенадцатилетнюю «сестру» по несчастью. Тепло глядит в глаза и пытается подарить ей чуткость и надежду. Старается уделить как можно больше своего внимания, но иногда внимание нужно уделить именно в том плане, чтобы найти нужные медикаменты. И как бы это объяснить?

Приобняв правой рукой, чтобы Лира не боялась облокотиться, почти улечься, на его плечо, брюнет заглядывает той в глаза и пытается показать жестами, что хочет лишь помочь. Показывает пальцами таблетки, потом указательным тычет легонько в грудь блондинки, мол, таблетки для тебя.

Мне, - показывает на себя, - нужно, - пальцем показывает в сторону медпункта и шкафчиков, - искать таблетки для тебя, - смыкает указательный и большой пальцы в круг, обозначая именно пилюли, и указательным показывает на неё саму. – Чтобы ты была здорова и спокойна, - и просто кладёт ладонь на её щёку, продолжая смотреть в глаза, и касается губами лба. Кажется, именно так мама его утешала, мерила температуру и просто чмокала в лоб перед сном. – Могу идти? – указывает взглядом в сторону шкафчиков. Но не уходит. – Я, - стучит тихо кулаком по груди, - тебя не брошу, - хватается пальцами за её рукава, одежду, чуть встряхивает, словно пытается её разбудить и взбодрить. Снова прижимает к себе, обвивая руками и укладывая ладони на спину. – Ты веришь мне? – отстраняется, но рук от плеч не убирает, и смотрит в глаза.

[sign]

В тишине произносятся самые важные слова,
а в молчании совершаются самые благородные поступки.

[/sign][/block]

[Лира]

Лира, пожалуй, слишком легко привыкает к происходящему. Тревога и страх все ещё бьются, клокочут в груди, но девчонка воспринимает это как данность, несокрушимый факт, с которым она может вдруг ужиться. Даже не так - она столько принимала и столько терпела, со стольким примирялась, когда ее отлучали от основной массы детей, когда болезненно ставили капельницы и вводили горючие препараты, что сейчас, вопреки привычной истерики и взрыву эмоций, Лира ощущает... Глубокое, неестественное принятие. Словно все всегда было таким. Всегда шло именно так. Не так, как надо. Страшно. Мучительно. Мир выжимает из Лиры каждую эмоцию, каждую слезинку, и девчонка с трепетом дарит их в ответ на несокрушимое когтистое требование. Беловолосая могла бы сказать, что даже привыкла к такому. Что это все слишком, слишком похоже на однообразную печаль, только лишь меняются однообразные декорации. Только сейчас все гораздо, гораздо мрачнее и тяжелее в ощущениях. Даже можно представить, поверить совершенно искренне, что это сон. Можно попытаться целенаправленно коснуться подушечками пальцев текстуры одежды, ощутить шероховатость. Понять ее. Признать, что во сне так не бывает. Не может быть.

  Можно в темноте закрыть глаза. Ощутить чужое тепло. Дыхание. Представить, что чувствует Крис. Должно быть, он хочет ее защитить и ему было бы страшно теряться. Лира понимает. Они молчат. Только сердце тревожно, гулко бьётся внутри. Слишком громко.

  Услышит ли их монстр? Все ли кончено?

  Лира все ещё мечтает однажды иметь возможность вплести в длинные волосы конфетки и угостить ими Криса.

Она всё ещё мечтает о том, что это всего лишь сон.
  Даже если реальность кажется слишком явной.

  Крис гладит по волосам. Вздыхает. Он думает. Кажется, что слишком громко. Слишком ярко. Словно каждое слово в его голове отбивается от стен, звенит колокольчиком. Или это её личный страх так отчаянно бьётся, что кажется, словно вот-вот каждый монстр заглянет к ним, услышав всё это? Ох, Лира бы отдала бы всё, все конфеты этого мира, лишь бы больше ничего не случалось. Оно естественное почти что, но такое... до поразительного... нестерпимое. Особенно, когда Крис гладит по волосам, пытается утешить, когда они вместе опускаются на пол, пытаясь передохнуть, выдержать тяжёлые обстоятельства мира. Он придерживает её за плечи, не позволяя упасть от слабости, не позволяя рухнуть в бессилии на пол, распластаться на нём безвольной тушей. Лира бы хотела сдаться и прекратить сражаться. Пожалуй, она бы даже рискнула открыть дверь и выйти навстречу монстру, зажмуриться, чтобы уповать, что после того, как он на неё нападёт, она проснётся.

  Это всё было бы очень красивым кошмаром, который она бы рассказывала бы всем с большим упоением. Крис бы даже, быть может, усмехнулся бы!

  Он что-то пытается объяснить, прояснить. Беловолосая недоумённо хлопает глазами, неуверенно кивает, заранее согласная совершенно на любую идею, которую он ей принесёт.

  Конечно, он может видеть, чувствовать её страх. Может ощущать, насколько рвано она дышит, как дрожат её руки и каким ужасом подёрнуты её глаза. Она привыкла бояться. Но её тело – нет. Она могла бы рассмеяться в честь этого ужасного чувства. Но может лишь молчать, чувствуя, что вырвала бы себе сердце, лишь бы не слышать, насколько поразительно громко оно бьётся. Парень поднимается на ноги. Лира неуверенно поднимает голову, пытаясь отследить его движение. Она не отпускает. Не даёт ему отступить, ведомая страхом. И тогда он, словно заботливый родитель из тех самых правильных книжек, которые им читали в особенные дни работницы, садится рядом, притягивает к себе и вновь гладит, согревая собою. Девчонка с тоской и печалью прижимается ближе, вдыхая запах, внимая теплу. Она облокачивается на его плечо, улыбается грустно и тоскливо.  Он объясняет жестами, что ему нужно найти таблетки. Для неё. Лира неуверенно, неохотно кивает. Несколько надувает щёчки, в глазах – тоска. Он вдруг кладёт ладонь на её холодное лицо, целует в ледяной лоб – вряд ли у неё температура. Но жест заботы трогает. Бесконечно. Девчонка вновь кивает на немой вопрос. Она вынуждена отпустить. Всё в порядке. Она посидит здесь. Всё будет хорошо. Он найдёт таблетки. Неважно даже какие – она съест все.  Лишь бы они спаслись. Вдруг, кто его знает, тут есть какая-то особая таблетка от всего? И от кошмаров в том числе.

  Лира в последний раз обнимает Криса, кивает с большей уверенностью.

  — Верю, — едва слышно отзывается, прежде чем первой разорвать объятия и покорно, как и подобает хорошей девочке, отстраниться, чтобы дать другу делать всё, что он считает правильным. Она не позволит, чтобы он отвлекался на неё тут. И когда он в действительности отходит, беловолосая с интересом водит пальчиком по полу, пытаясь найти хоть что-то интересное и как-то себя занять. Натыкается на осколок, трогает осторожно пальцем. Одна сторона острая, может сгодиться как оружие. Нужно отложить в сторону. Лира так и поступает.

  Приобнимая себя за колени, девчонка тихонько концентрируется, чтобы заставить волосы светиться. Бледный свет тоскливо освещает дальние шкафчики и ящики.

  Интересно, может ли быть такое, что таблетки находятся в достаточно очевидном месте, на которое они не смотрят даже?

[Кристиан]

Всё же странные дела происходят внутри здания, на улице и в сознании подростков. Сам Кристиан не до конца осознавал, что хочет найти и сделать, чтобы выбраться из сей западни. Он мог бы найти любые таблетки, что попадутся под руку, но понимал, что этого может быть недостаточно. Всё же таблетки – они разные. Действие на организм у них совершенно различаются, а рисковать и без того хрупким здоровьем девушки мальчугану не хотелось. Не по-мужски это как-то, знаете ли. Брюнет может и сам попробовать на себе, но с его уникальной способностью видеть в темноте это превращается в русскую рулетку. Но так или иначе нужно идти на риск, поэтому он сперва будет смотреть на себе, а затем уже отдавать девчушке. Если ему самому будет нормально опосля, то можно и отдать Лире, а если нет... то и к чёрту такие таблеточки, от которых даже старшему плохо становится.

Неохотные расцепления рук и расслабления хватки – это тоже добавляло и без того нервной атмосфере напряжённости. Стоило блондинке отпустить фон Сайлента, так и сам парень ощутил странную тревожность, от которой пробегались мурашки по коже. Эта тревога сковывала движения и вводила в ступор, не позволяя размышлять здраво. В голове появлялись различные панические домыслы, и от них перехватывало дыхание. Нет, нельзя позволять им захватывать власть. Возможно, это из-за наличия рядом каких-то монстров. Может ли быть, что их разум сам по себе воплощает воспитателей в виде чудищ, искажая их внешность и голоса? Если да, тогда почему это происходит именно сейчас? Не могла же развиться шизофрения... Кристиан проморгался и отправился на поиски медикаментов, что так нужны Лире.

Она в него верит, так и нужно оправдать ожидания. Не хотелось выглядеть бесполезным. Ведь паренёк уже пробыл долгую часть времени невидимым для всего мира, так что нужно хоть немного искупить свою «погрешность».

В голове крутились самые необычные мысли, от которых не было отбоя. Это сбивало с толку и очень отвлекало. Брюнет даже пару раз оглядывался по сторонам, чтобы проверить, не наблюдает ли за ними кто-либо. Перед глазами возникли те образы, когда появилось чудище с ремнём в руках, а потом голос. Этот отвратительный голос со скрежетом внутри, будто дверцу не смазывали продолжительное время. И вместе с этими миражами зазудело многострадальное место, которое когда-то отхлестали. Крис поморщился, но проглотил всё это. Сейчас точно не время сдаваться и делать заднюю.

Парень подошёл к разбитым шкафчикам, открывал дверцы и дёргал за ручки ящиков. Потом копался в поисках ключа, которого не получалось найти какое-то время. Внезапно Кристиан заметил, что в помещении стало светлее, хотя он и до этого не жаловался на темноту. Обернувшись назад, он увидел ярко светящуюся во тьме среди комнаты Лиру, что подсвечивала свои волосы. Для своей уверенности или она таким образом помогала Крису? С одной стороны, это приятно, что она решила хоть немного подсобить. С другой же... Это может привлечь внимание. Пареньку казалось это свечение очень ярким, ведь его глаза уже давно привыкли к темноте. Но подходить и как-либо давать понять, чтобы девчонка перестала так делать, не стал. Если белокурой так спокойнее, то пусть. Лишь бы не шумела. А если при монстрах, наоборот, надо издавать очень много шума? Делать резкие движения, как при отпугивании лесных жителей? Может быть, те монстры – это лесные звери, что оказались экспериментом психа-учёного? Даже представить тяжело.

Ощутив в пятке острую боль, мальчик опустил голову и приподнял ногу. Там было пятно крови. Придерживаясь за стол рукой, он подхватил лодыжку и осмотрел. Осколок впился в кожу. Стиснув зубы и хрипя от боли, фон Сайлент морщился и вытащил стекло. Теперь нужна тряпка, чтобы не оставлять следов крови. А если те «воспитатели» придут на запах? Тогда надо действовать быстро. Не нашлось ничего лучше, чем этим же осколком порвать штанину. Создав из своих пижамных штанишек подобие шорт до колена, брюнет обвязал свои пятки, чтобы создать хоть какую-то защиту от осколков. Оставив ещё немного лоскутков уже на ножки Лиры, Кристиан запихал ткань за резинку штанов, ибо карманов не было. Для вещей нужен карман! Или подобие сумки. Снова найти ткань, обвязать какой-нибудь верёвкой и будет мешочек. Ещё палку надыбать, и на плечо вскинуть, чтобы было легче. И в случае чего этой палкой отбиваться. Вроде выглядит как здравая идея.

Так. Таблетки. Какие-то лекарства разбросаны в ящиках по разным углам. Надо найти те, которые более или менее похожи на описание блондиночки: овальные. Но... таких полно! И коричневые, и белые, и жёлтые, и красные. Как он хотел сделать? Опробовать на себе для начала. Прощай, печень и здравый рассудок. Только хотел закинуть пилюлю себе в рот, так остановился. Если его накроет чем-то нехорошим, то Лира останется одна, без защитника. Так поступить с белокурой он не мог, потому что ответственность, чтоб её. Брюнет уже взял девчушку под своё неоперённое крыло. Если взялся, то доведи до конца. Отстранившись от таблетки, Крис вздыхает и, немного поковырявшись в шкафчиках, смог отыскать небольшой ларёк для оказания первой помощи: пластыри, бинты и шприцы. Анальгетики, перекись водорода. Оставлять ли что-либо или всё? Вытащить всё? Ладно, пусть будет, не такое тяжёлое вроде. Хотя шприцы, наверное, не понадобятся. Да, к чёрту их. Он же даже уколы и капельницы ставить не умеет. А что шприцом можно воспользоваться как замычкой, это, конечно, не пришло в голову пареньку, который со взломом дела не имел от слова «совсем».

Складывая все найденные таблеточки в этот контейнер, фон Сайлент временами посматривал на девочку, чтобы посмотреть, как та себя чувствует и не убежала ли. Нет, на месте. Колени обнимает. Сидит. Боится. Или мёрзнет. И то, и другое, возможно. Надо, наверное, ускоряться.

Убирая пластиковую коробку с отверстиями для пальцев на стол, чтобы не мешала, кареглазый снова прошёл к шкафам и столам, в которых ещё не искал. Стоило ему только приблизиться к шкафчику да дёрнуть за ручку, так внезапно из шкафа вырвалась какая-то неведомая хтонь. Парень дёрнулся от неожиданности и едва удержал баланс, чтобы не шмякнуться попой на пол, где разбросаны мелкие куски стекла. И мелкие, и крупные. Но это что-то оказалось хвостатым, небольшим и очень быстрым. Неизвестное убежало из комнаты, но в эти мгновения секунды Кристиану показалось, словно он увидел... кошку?

[Лира]

Это можно было бы назвать предательством. Нет, не действия Криса, не его поведение. Напротив, он её спасает, оправдывает доверие, защищает. Но в голове маленькой девочки появляется одна странная мысль – она так сильно доверяла, верила персоналу этого детского дома, что надеялась до последнего, что они всегда будут рядом и прикрывать её. Защищать, если понадобится, от детей или проводить не такие болезненные исследования. И вот сейчас отсутствие добрых и злых тётушек ощущается как своеобразное предательство, словно те, во что бы то ни стало, должны были быть в порядке и защитить и Лиру, и её друга – Криса. И одной частью сознания девушка понимает, что, вероятнее всего, уже чудо, что они вдвоём живы, ведь эти монстры, существа... Все они опасны. Не трудно представить перед глазами тот ужасный момент, когда беловолосая пряталась под одеялом, в надежде, что её не заметят и не тронут, а парня наказали. Наказали, но не убили, не выпустили кровь. Не было ничего такого, что могло бы обозначить, что их хотят убить. Что Криса хотят убить.

Но вся та кровь... Этот запах сгнившего железа. Тёмный коридор. Пустота. Могло бы это значить, что все давно сбежали? Но как же так, если Лира видела персонал почти сразу, как через полчаса сбежала в комнату к другу. Неужели за это время мир изменился? Что-то мучительно переменилось, резко покрылось тьмой, разрушением, ранами у стен, кровью почти на каждом шагу. Словно комната Криса единственная была укутана от врага, от всего, что могло происходить вокруг. Всё случилось или в один миг, или безмолвно. Или же они оба – лишь гости в особом измерении, в ситуации, где всё случилось.

В таком случае, должно быть, в ином мире их двоих нет в живых, так как их постигла та же участь?

 Голова взрывается болью и непониманием происходящего. Хочется крепко зажмуриться и открыть глаза только тогда, когда всё наладится. Но Лира знает очевидное – сколько ни старайся, ни жмурься до светлых пятен средь тьмы, ничего не изменится. Можно украдкой ущипнуть себя, но это также ничего не поменяет.

Не поменяло. Лира пробовала.

Она и сейчас пальцами сжимает кожу тесно и болезненно, чтобы ощутить в полной мере крупицы боли и понять, что это точно-точно не сон. Занятно, а ведь когда-то озарение, что можно «очнуться» воссияло глубокой надеждой. И тут же потухло.

Крис шагает бесшумно. Казалось, если не всматривается в его образ, очерченный едва зримым светом от окна, то едва ли Лира могла бы сказать, что он действительно тут есть. Может быть, он всего лишь плод её воображения? Это было бы забавно. Девчонка грустно улыбается. Все эти эмоции, заглушённые страхом, всё ещё качаются волнами в сознании. Ждут возможности выплеснуться. Но Лира знает – нельзя.

Интересно, как много сил ей дают таблетки? Служат ли они успокоительным или поддерживают в ней жизнь? Кровь из носа перестала течь, пусть и теперь засохшие полувлажные пятна крови неприятна холодят кожу, вынуждают ткань липнуть к телу. Тут прохладно. Можно сжаться в тесный комочек, поджать ноги поближе к животу, обнять руками себя, спрятать кисти в подмышках. Взгляд серых глаз тоскливо наблюдает за шумом в глубине кабинета.

Вжух.
Вот и первый ящичек открыт и изучен.
Скрип.
Какой-то не поддался.


Интересно, сколько нужно времени, что вывернуть это место верх дном? Почему они уже пришли тогда, когда оно уже всё такое?

Она освещает кабинет, чтобы помочь Крису. Освещает кабинет, чтобы чувствовать себя увереннее и лучше. Смотрит на различные ёмкости, пытаясь угадать, найдётся ли в них полезное нечто. Лира вздыхает и задерживает дыхание, когда видит, что друг поранился. Ей хочется подняться, но она не решается. Только молчит, закусывает губу, боясь вдруг нарушить тишину. Кажется, что даже вдох был бы слишком громким. Даже стук сердца был бы очень шумным. В глазах бесконечное беспокойство. С бесконечной храбростью пальцы Криса поддевают осколок из приподнятой пятки. Этим же осколком парень режет штаны. Сократив их, он обвязывает пятки тканью, чтобы была хоть какая-то защита.

«Не поскользнись», — шепчут губы девчонки, пока она лишь наблюдает за действиями молчаливого друга.  Остатки ткани он сохраняет за поясом. Лира приподнимает бровки. Она видит, что Крис что-то находит, хочет приподняться и сказать, что именно нужно: быть может, увидя их форму и цвет, она поймёт, что это именно они?  К счастью, подросток не пробует таблетку, а копается дальше. Находит небольшой ларёк с чем-то, кажется, полезным. Любопытно, что его не забрали. Или это было не нужно? Лира остаётся покорно сидеть на месте, чтобы не причинять новых проблем Крису. Но когда он на неё смотрит, она оживает и мягко улыбается, бодрится. Шепчет одними губами простое:

«Спасибо».

Крис наконец приближается к шкафчику, чтобы посмотреть, что же хранится там. Вдруг из дверки вылетает тёмное быстрое существо, которое тут же бросается к двери и просачивается словно бы даже сквозь неё, убегая прочь. По силуэту оно напомнило Лире кошку. Девочка тут же торопится подняться на ноги. Головокружение путает планы, но беловолосая остаётся на ногах, лишь приваливается к стенке.

— Что, если оно знает выход? Стоит ли пойти следом? Покажи, что нашёл – может я узнаю те самые таблетки, которые мне подойдут? — просит едва слышно, подзывает жестами Криса к себе. — В шкафу что-то ещё есть?  — в голове включается странная болезненная решительность. — Стоит убираться отсюда. С таблетками или нет – так больше не может продолжаться. Тут небезопасно, и я не смогу быть дольше в порядке, если мы задержимся ещё. Я... мне кажется, эти таблетки во мне поддерживали жизнь. Поэтому мне нужно или же выпить их, — протягивает руку, чтобы Крис дал ей хоть что-то. Ладонь предательски дрожит. — или идти наружу, искать помощь или безопасное место. У нас получится открыть окно тут и выйти прочь? Пройти через ворота? — спрашивает размеренно, прикидывая, получится ли в их состоянии сделать подкоп. Кажется, Лира достаточно отдохнула.