[Либертас]

Аберрат / г. Нантер / 4971 г.

Либертас, Шейлина

The rusted chains of prison moons
Are shattered by the sun,
I walk a road, horizons change,
The tournament's begun.

Эпизод является игрой в в  прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

[Либертас]

Иногда Либертас вёл себя, как полнейший придурок. Иногда ему надоедало вообще всё, даже его собственный орден, и тогда голос Винсента, его секретаря, превращался в противный комариный писк, такой мерзкий, зудящий, "Либертас, надо то, Либертас, надо это, Либертас, иди подотри жопу каждому из ордо"... Надоели. Даже, можно сказать, заебали вусмерть. В последнее время орден стал слишком зависеть от Либертаса, а значит, пора бы им предоставить немножечко свободы. Совсем чуть-чуть.
И Либертас исчез из обозреваемого мира, забросив свой транспорт, все свои дела и даже свои документы. Новую личину было несложно сделать на чёрном рынке; да и сильно искать его бы не стали — секретарь уже привык к чудачествам своего босса и знал, что когда-нибудь Либертас вернётся. Ну или не вернётся, но тогда Ордо распадётся сам собой и это будут уже сооооовсем не секретарские проблемы.
Куда деваться, если не знаешь, как бы ещё залечь на дно? Конечно же, пойти учиться! Ну и почему бы и нет. Всё, что нужно было Либертасу — запас деньжат, новая личина да какое-нибудь занятие, чтобы скучно не было. С деньгами, к счастью, проблем не было, уж сумел за почти пять тысячелетий скопить себе немного личных богатств (не то, чтобы это была его заслуга...), с документами тоже. Лицо менять не стал, только чуть-чуть омолодил, чтобы больше походил на студента.
Джек Морган вступил в университет едва ли не посреди учебного года. Впрочем, в нантеровском университете это не то, чтобы выходило за рамки, постоянно кто-то уходил и приходил. Учиться было легко благодаря миллионолетним знаниям, о жизни беспокоиться не приходилось, да и с хуманами отношения было завести не то, чтобы сложно.
Было только одно "но". Одно очаровательное, сочетающее в себе силу и женственность "но", одновременно сильное и избалованное, привлекающее внимание если не всех, то как минимум одного бессмертного. Девушка, в которую Либертас влюбился сильно, отчаянно, как уже давно не влюблялся.
Шейлина Кэнрок, проходящая через какие-то изменения, о которых Либертас спросить хотел, но не мог. Он влюбился в неё, ещё когда она была избалованной богачкой, но и когда она стала заучкой, симпатичности не потеряла. Почему-то она возбуждала в нём что-то первобытное любым своим поворотом головы, любым своим словом и любым участием и неучастием на студенческих тусовках.
Либертас лишь мог надеяться, что она не замечает, как он долго на неё пялится на парах. Долго, внимательно, впитывая в себя силуэт.

[Шейлина]

Прошло три года после той встречи с демиургом с головой попугая, что передал сигил дракону для заметания следов и устранения улик. Девушка пребывала в шоке с тех событий около недели, но потом вернулась в свои учебные дела. Она не хотела отставать от курса и своих одногруппников, которые любили называть её занудой и заучкой. Иногда сбивали её с ног или выбивали учебники с рабочими тетрадями из рук. Соблазн был велик как никогда. Соблазн устранить обидчиков и остаться незаметной. Но она себя сдерживала изо всех сил, чтобы не показываться «особенной». Лина – такой же человек, как и остальные. Ха-ха, самообман. В магическом мире не бывает простых людей. У каждого есть особенности. И Шейлина пыталась казаться серой мышкой, но невольно притягивала взгляды именно своим запуганным взглядом, зажатой позой и быстрой мелкой походкой. Странная. Чудачка. Наркоманка. И избалованная богачка давно перестала сидеть на наркоте, перебиваясь простыми сижками.

Прошёл год, как она выпустилась из своего универа. Но девушке что-то не давало покоя. Она не могла найти работу. Да, был момент, когда бывшая наркоманка устраивалась работать в бордель, но и этого надолго не хватило. Ей это быстро надоело. Ублажать мужчин, женщин и неведомых зверей. Быть чьей-то игрушкой. И хотелось уже именно экшена или, наоборот, спокойного разлада. И чёрт её дёрнул вступить уже на специалитет по той же квалификации «Производство авиационных двигателей». Совсем не женская специальность, но дракону нравилось чертить и разглядывать чертежи, сидеть с линейкой и вымерять миллиметры. Это успокаивало. Отвлекало.

Просиживая штаны на одной из пар где-то в углу, девушка делала вид, что активно стенографирует, читает, но на самом деле изучала тот самый иероглиф, что должен устранять следы минувшей бойни. Полгода назад Лина вступила в одну битву и хотела воспользоваться сигилом, но что-то пошло не так. То ли линии неровные вышли на нервной почве и по неопытности, то ли она забыла добавить линию, замкнуть круг, и магический иероглиф сработал не так, как нужно. Чудом живой осталась. После этого левый глаз перекрасился в красный, проявляя гетерохромию у ранее голубоглазой девчушки. Концы волос перекрасились в пепельный, а облик дракона и вовсе стал с красной мордой. Красный глаз – красная морда. Странная магическая логика. Но за неопытность и сомнения стоит расплачиваться собственной ценой. Печальная правда жизни.

Погрузившись в свои думы, Шейл подпёрла кулаком лобешник и пыталась разглядеть отличия в двух сигилах. Между тем, что ей протянул демиург искусства и смерти, и тем, что она начертила полгода назад. Студентка медленно покачивала головой и стучала лбом об кулак, пытаясь привести мысли в порядок. Хоть ты тресни, отличий незаметно. Это всё дурная затея. Не надо было брать тот листок. Не надо было вступать в контакт. Надо было убегать в тот день. Но уже всё прошло. Уже ничего не изменить. Кэнрок вступила в эту «секту», в эту игру с непонятными правилами. Шейл продолжала покачиваться на месте и казаться умственно отсталой, бормоча себе какую-то неразбериху под нос. Едва слышным шёпотом. Едва шевеля губами.

- Бесхребетная... Дура... Какая же ты дура... - немигающим взором девушка пыталась найти недостающую деталь. – Зачем оно тебе? – Лина положила закладку между страницами, чтобы не потерять, и откинулась на спинку стула. Она перевела взгляд на преподавателя, говорящего про термодинамику. На доске расписаны формулы, расчёты, и нарисованы графики. И её словно осенило. Дракон вернула свой взор на два иероглифа и добавила вертикальную чёрточку снизу посередине узора. Теперь всё сходится. А что она до этого активировала? И ведь не спросишь никого.

И спасительный звонок отзвучал на всю аудиторию, сообщая об окончании занятия. Облегчённо выдохнув и наскоро собирая тетради в руки, так как в сумку не помещались, Шейлина выскочила из аудитории, не выкрикивая прощание преподавателю. Девушка сжалась в привычный комок, прижимая к груди учебные пособия и материалы, среди которых скрывались пентаграммы, сигилы, руны для своего плана. Которого так и не было.

Кто-то поставил подножку, отчего студентка в брюках да блузке упала и распласталась по полу. Пацаны сзади начали хохотать. Кто-то отстранился. Тетрадь с рунами отлетела в сторону на приличное расстояние. Наспех всё собирая руками, Шейл бормотала лишь одно слово «Нет». Она не хотела, чтобы кто-то нашёл. И чего хуже, подобрал и забрал. Зная студентов и отношение к себе, Шейл поспешила забрать якобы рабочую тетрадь.

[Либертас]

Человеческие дети оставались злобными даже в моменты, когда они вырастали. Иногда Либертас спрашивал себя — а для чего это всё? Зачем он помогает освобождаться тем, кто потом от свободы звереет? Он смотрел на этих студентов, потомков тех, кто освобождался от безусловного владения Цирконом, и тихо ненавидел их. Предки, с которыми он здоровался за руку и которых вёл вперёд ради вот этого будущего, не одобрили бы всю эту грязь.
Люди. Люди никогда не меняются.
Лирическое отступление уже превращалось в лирическую задумчивость. Пока он тупил, издевательства студентов над девушкой не прекращались. Мало того, что какой-то урод подставил ей подножку...
— Берегись!
Только сверхчеловеческие рефлексы помогли ему закрыть девушку своим телом и поймать жидкость своей спиной. Надо же. Мало им того, что девчонка упала и, возможно, ушиблась, мало того, что её вещи разлетелись, так надо было ещё и облить её водой.
— Ой, извинитееее, я такая неловкая, — захихикала какая-то напомаженная дурища, пока Либертас смерял её взглядом.
"Исчезни."
Возможно, было в его взгляде что-то такое, отчего девица с пустой уже бутылкой воды решила ретироваться. Он хотел было хорошенечко поджарить ей, да и всем вокруг, мозги...
Но не стал. Они же люди. Глупые, дурные, но всё-таки люди.
Коридор вокруг двоих опустел; студенты сделали вид, что им просто наскучило. И не то, чтобы подоспевший на защиту Либертас был угрожающим. Да что вообще может быть угрожающим в парнишке его вида? Роста хоть и большого, но выглядит обычно, мускулатура если и есть, то прячется где-то там под футболкой и рубашкой, руки не бугрятся следами насилия, обычные такие руки молодого человека, привыкшего к кульману и карандашу, на простом эонском лице — нахмуренная озабоченность. Впрочем, его не заботило, что спина и даже джинсы теперь были мокрыми от воды: главное, на девушку не попало, а то ходить молодой девушке в мокрой просвечивающей блузке как-то... Нехорошо. Не избавилась бы от насмешек.
— Ты в порядке? Давай помогу.
Либертас говорил мягко, негромко, с улыбкой. Она так вылетала из аудитории... Наверное, боялась, что что-то такое и произойдёт. Он быстро собрал разлетевшиеся тетради и листки; на глаза попалась какая-то странная руна, но он решил не забивать себе голову. В конце концов, увлекаться магией — не преступление, даже если ты существуешь в цирконской метрополии.
Руна выжглась на обратной стороне его век и забилась куда-то в подкорку, куда подальше, зудящая, как гвоздь.
— Вот, держи, — он присел перед ней на корточки и протянул тетради. — Ты же Ш-Шейлина, да?
Когда он наконец взглянул в её глаза, слюна сразу куда-то ушла изо рта, и Либертас заикнулся. Боже мой, Либертас заикнулся! Да скажи ему кто хотя бы пару тысяч лет назад, что он вот так будет заикаться перед какой-то там девчонкой, назвал бы того лжецом. Она же девчонка! Просто какая-то девчонка, по какой-то причине превратившаяся из звезды всего универа в замухрышку, слетевшая с социального пьедестала так же быстро, как метеор падает с неба в ночи звездопада.
Но сейчас она была самой прекрасной какой-то девчонкой. Почему? Ай да какая разница. Может, вместе с лицом сделал и тело слишком молодым, и поэтому гормоны били, как у восемнадцатилетнего подростка. Может, просто что-то интуитивно заметил в ней. А может, Либертас просто быстро увлекался выделяющимися людьми.
Зато глаза у неё самые прекрасные. Такие голубые, как не...
Стоп.
И на каком же голубом небе всходят настолько алые луны?
Что-то не так. Что-то сильно не так. Что-то неправильно, но Либертас не понимал, что.
"Да успокойся ты. Может она этот, как его, косплеер. Или просто глаз у неё больной."
Увещевания разума не сильно успокаивали, подспудно что-то не нравилось демиургу в ней. Он же её изучил всю, сверху донизу, от "Ш" до "К", мог наизусть нарисовать её портрет, сидящей над чертежами чуть поодаль, с любого ракурса. И он точно знал: глаза у неё были голубые, сияющие, а не... половинчатые.
Но неважно.
— Ты не ударилась? Помочь тебе подняться?
Выражение её лица мигом выбило прочь все волнения.

[Шейлина]

Говорят, что маленькие дети жестоки. Издеваются, насмехаются, глумятся, улюлюкают. Но никто почему-то не учитывает, что, становясь старше, эти дети не меняются. Взрослеют физически, но никак не морально. И если со времён школы и колледжа издёвки не исчезли, то времена университета должны были всё поменять, так как народ меняется... Кроме преподавателей, которые узнали в Шейлине ту избалованную сиротку-наркоманку. Чувствовалось презрение, недоверие и своеобразная брезгливость. Лине их не за что осуждать. Она понимала и принимала свою участь. Это удел всех предвзятых людей. Поэтому Кэнрок оставалось лишь учиться и курить в сторонке. Она в основном делала лишь последнее действие за последнее время. На учёбу она закономерно забивала, но умудрялась закрывать свои долги, чтобы не отчислили. Сейчас как-то просто было не до лекций. Слишком много событий за последнее время.

Уже не обращая никакого внимания на косящиеся взгляды, смешки и бормотание у себя за спиной, Шейл хотела было пройти к тому самому листку, который она боялась потерять, но ей его протянули... И так заботливо, трепетно... Ещё и говорил неподобающе мягко. Даже как-то непривычно. Пропитанная с головы до ног снобом со стороны, дракон взглянула немного удивлённым взглядом на парня. Симпатичный... Но глаза заострили внимание на сигилле, что протягивал одногруппник. Вроде, да, они в одной группе. Но почему он тогда не издевается вслед за другими? Неужто не у всех стадный инстинкт присутствует? Остались ещё адекватные взрослые. Вроде бы и радоваться надо, но как-то на сердце стало немного грустно от этой мысли.

- Эм... спасибо, - промямлила брюнетка, убирая прядь за ухо. Будто кокетливо, но ей просто мешали волосы. Ладно ещё, они короткие. Ну как... чуть ниже лопаток, но и этого достаточно, чтобы путаться. – Да, я в порядке, - будто машинально отвечала дракон с небольшим запозданием на поставленные вопросы. И, возможно, невпопад. Её голова забита немного другими мыслями. У одногруппника сигилл на черновике! Он его увидит и, определённо, что-то подумает. Подумает то же, что и другие: чудачка, странная. Или бывших наркоманов не бывает. Шиза едет вслед за крышей.

- Спасибо, что заступился, - проговорила быстро студентка. И говорила достаточно тихо, почти под нос. Если бы не столь близкое расстояние между парочкой, то парню пришлось бы переспрашивать. Возможно, и не услышал... Откуда Шейлине об этом знать? Но повторять свои слова как-то драконица не желала. Не хотела терять времени и задерживаться. Хотелось скорее скрыться с места унижения, с глаз долой, из сердца вон. Ещё бы знать чьих. Видимо, этого паренька...

- А? – брови мимолётно вскинулись. Он знает её имя? Ах, да, они же в одной группе учатся. Какая глупая мысль. Спрашивает ещё... Ну да, когда Лина в последний раз общалась с сокурсниками? Давным-давно. Если вообще страдала подобным досугом. Не до болтовни как-то приходилось.

– Да, Шейлина. Ты Джек, так ведь? – нужно для галочки наладить контакт и мягонько, аккуратно и незаметно забрать свою рабочую тетрадь. Не хотелось бы попасться на какого-то стукача, если тот знает значение сигилла. Когда у тебя в руках находится предельно странное, то боязнь оказаться в тупике только усиливается. Появляется страх, что тебя загонят в угол, застанут врасплох, выдадут и отдадут кому-то. Но ведь Кэнрок не сделала ничего сверхъестественного. Ну, подумаешь, активировала какую-то пентаграмму, перекраивающую её внешность. Ладно, хотя бы из девушки в парня не обратилась.

Напряжение нарастало. Джек слишком долго смотрит ей в глаза. Что-то заподозрил? Он узнал её? Они где-то пересекались, а Лина этого не заметила? Вот тупица! По сторонам потому что надо было смотреть, оглядываться и тщательнее подбирать место преступления, аки тренировочное поле. Он что-то заметил. Конечно же! Он пытается разглядеть её лицо там, где она светилась. Не спросишь ведь, чтобы не выдавать себя. Сердце заколотилось в бешеном ритме, а щёки начали гореть. Стало невыносимо жарко. Шейлина прям чувствовала, как её лицо и зона декольте начинали наливаться краской. Она покраснела. Зарумянилась. То ли от нервов, то ли от повышенного внимания к себе. Было бы легче, если бы тот её ткнул носом в пол и громко расхохотался, как другие. Но он любезничал. И не притворялся. Надо что-то с этим делать...

Из дум вывел голос Джека. Он поинтересовался самочувствием. Да хватит быть таким милым! Появилось желание крикнуть именно эту фразу. Ударь меня, ткни спиной в стену, отбери тетради, порви их. Так было бы проще и ей, и парню. Сделай что-то плохое... Прошу... Но, нет, сокурсник продолжал быть джентльменом. Именно это и смущало. Когда привыкаешь иметь дело с плохишами, то принимаешь это за должное, а доброта и вежливость, напротив, напрягают.

- Извини, мне надо бежать, - протараторила девушка и забрала свою тетрадку, где зарисована пентаграмма. Схватила тетради и поспешила удалиться, чтобы не подтверждать образ той, кого мог видеть пацан. Не хотелось бы дальнейших расспросов.