[Фортуна]

Алькор / Элизий / 5011

Дэниэль Корт, Эдгар Гром (NPC)

Эпизод является игрой в  прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

"[align=center

У них есть ритуал делить одну сигарету на двоих.
Ах, нет, у них БЫЛ ритуал делить одну сигарету.
У него на запястье есть трехзначное число, олицетворяющее годы, которые он должен служить своей Богине.
Ах, нет, оно БЫЛО трёхзначным, а сейчас там осталась лишь жалкая "1".
А её... а её всё ещё нет...[/align]"]

[Дэниэль Корт]

Офис. Место, где Корта так давно не видели, но последнее время он обитает там словно призрак этих стен, который не в силах выбраться из заточения. И сейчас - время к полуночи, никого нет за стеклянными стенами, но в одном кабинете горит свет.

Делает глоток горького, давно остывшего черного кофе, хотя обычно не пьет кофе без сливок - но сейчас ему все равно; делает затяжку электронкой - последние годы он все реже курит сигареты, которыми в любом случае не с кем делиться. Горечь и даже выраженная кислинка напитка смешиваются со сладостью никотинового пара со вкусом ягод, и этот коктейль вкусов поистине тошнотворный. Но Корт лишь медленно моргает и возвращает взгляд к бумагам. Перед глазами строчки и столбики куда-то разбегаются - а это 3 или 8?

Он поправляет настольную лампу, цокает языком, и снова пытается всмотреться. Только глаза почему-то горят и... Мокнут. Ебучая капля падает на угол прошлогоднего отчёта - магистр тут же откидывается на спинку кресла и тяжело вздыхает, стиснув челюсти до выпирающих под кожей желваков.

Пальцы сами скользят к запястью, закатывают манжет; магистр смотрит на татуировку, значащую гораздо большее, чем кажется на первый взгляд.

Проводит ногтями по жалкой единице, бледнеющей на запястье - жадно наблюдает за тем, как светло-розовые полоски на бронзовой коже проявляются, но они слишком незаметны - нет, здесь что-то не так; проводит ногтями по коже снова и снова, не чувствуя боли, задумавшись о чем-то гораздо более существенном, пока полосы вокруг татуировки не становятся ярко-алыми и местами не набухают багровые капли. Бездумным взглядом карих глаз смотрит на это пару минут, облизывает пересохшие губы и вздыхает, прижав ладонь к самостоятельно нанесенной ране; руку обжигает болью, Дэниэль шипит сквозь зубы и раскатывает рукав обратно, будто не хочет этого всего видеть, пусть и пачкает полосатую рубашку кровавыми мазками.

Есть ощущение, что магистр переделал всю работу, которая у него была - но его это не останавливает. Ему не хочется покидать главный офис, центр ордена Neon, его... ну, если не сердце - это, наверное, сгинувший демиург - то голову. Желание ощущать себя все также причастным захватывает сознание, и эон все реже отдает себе отчет в своих действиях и появляется дома. Даже Демиан уже стал волноваться, но...

Корт резко поднимается из-за стола и его слегка качает - а когда он последний раз ел? Неважно. Нужно... нужно взять из архива прошлогодние отчеты, перепроверить и проанализировать статистику развития баров на Цирконе. Точно. Это очень поможет его бизнесу.

Выходит из кабинета - везде темно, но при передвижении зажигаются слепяще-белые лампочки и Корт немного щурит покрасневшие глаза, наконец забирая коробку из архива. Он даже не смотрит что там конкретно в ней лежит - только проверяет год - и прижимает к себе пыльный картон, наплевав на чистоту своей одежды.

Возвращается в офис, ставит коробку на стол - кружка с так и недопитым кофе глухо падает с края стола, но не разбивается; темный напиток медленно заливает светло-серый ковролин его кабинета, но Дэн просто стоит и смотрит на это, а затем и медленно садится, зачем-то продолжая наблюдать за актом вандализма. Глаза цвета виски смотрят скорее сквозь происходящее.

Почему она до сих пор не вернулась ко мне?

[Фортуна]

Это было нормально.

Эдгар работал допоздна. Как обычно остался последний в офисе. Какие-то бумаги. Какие-то сделки. На чём-то поставить подпись, что-то отправить в утиль, где-то оставить метку «согласовать». Его день, а теперь уже и ночь – они не отличались от многих и...

Это было нормально.

Эд никогда не жаловался на свою работу, никогда не строил из себя жертву. Он отдавал всего себя ордену, не потому что так когда-то пожелала демиург. Во всех этих бумагах, во всех людях, что уходили часами ранее, заглядывая к нему в кабинет и желая хорошего вечера, во всей этой божественной организации был смысл его жизни. Не потому что другого нет. Не потому что хочется, но не получается выбраться из-под завала обязанностей. И не потому что никто другой с этим не справится. Он любил свою работу. Даже не так. Не работу, а «дело». Да, его дело. Более четырех тысяч лет любил. Так что...

Это было нормально.

Впрочем, если говорить о том, что он любил... «ненормально»  было другое.

Эдгар оторвал вечно строгий взгляд от документов и устремил его на настенный календарь. Именно, всё ещё пользуется им, а не тем, что в смартфоне. Консерватор.

5011 год. Август. Она уже три года как должна была возродиться.

Внутри магистра зрели неприятные, скребущиеся чувства скорби. Там же роилась и бесконечная обида. Он прекрасно понимал уже сейчас, что его демиург пыталась умереть окончательно. Она бросила орден, бросила последователей, бросила его самого. Больно? Конечно. Но чистейший рационализм и ответственность не давали и крупице беспокойства и боли вырваться на поверхность. Все волнуются. Все восемь миллионов. А он себе такого позволить не может. Нужно оставаться сдержанным и уверенным. Даже несмотря на то, что каждый день начинается с безрезультатной попытки отследить её энергию в этом мире.

Это тоже ненормально.

Ведь у него в очередной раз ничего не получится. И очередным утром он всё же даст себе слабину лишь на одну минуту, будучи наедине с самим собой. Что-нибудь сломает. От злости и всё той же обиды. Но после вновь откинет это и пойдет запускать механизм работы ордена, желая, чтобы каждый винтик работал идеально. Даже когда основное ядро отсутствует. И это не лицемерие. Это не маски, которые так любит Фортуна. Это его сила. И всё же...

Это ненормально.

Её нет.

И это ненормально.

Он тысячи раз убедит каждого привязанного к пропавшей Богине последователя, что всё в полном порядке, но...

это...

... ненормально.

Проведя пару задумчивых минут, глядя на календарь, Эдгар всё же поднялся с кресла, взял чёрный пиджак со спинки стула, закинул его на плечо и решил, что пора бы отправляться домой. Отдохнуть, а затем вновь появиться здесь. Совсем не удручающая мысль. Обычная повседневность. Из неё выбьется лишь та самая минута утренней горечи, в затем всё начнётся сначала.

Прежде чем просто переместиться в свою квартиру, Эд вышел из кабинета, чтобы пройтись по этажу. Привычка, ничего более. Он прекрасно понимал, что кроме него в такое время здесь никого нет. Но вдруг излишне чувствительный слух уловил падение кружки в одном из кабинетов.

Хм. Ненормально.

Эдгар даже не подходил к двери, а просто переместился к ней. Поэтому у Дэниэля не было мгновения, когда он мог бы уловить звук тяжелых шагов. Уже кладя ладонь на дверную ручку, Гром непонятливо прищурился и помедлил, осознавая, чей это кабинет.

Дэниэль Корт.

Усмехнулся. Чуть нервно.

Ненормально.

Ну ладно. Эдгар всё же глухо постучал одними костяшками, но лишь для протокола, потому что открыл дверь сразу, не дожидаясь ответа. Взгляд янтарных глаз уперся в фигуру Корта. Гром впервые искренне не хотел видеть его на рабочем месте. Он знал это его состояние с давних, первых лет. И оно тоже ненормальное.

Сука.

Да когда уже всё просто станет как прежде?

—   Дэниэль? – голос строгий, суховатый, претензионный. Всё как обычно. В тех вещах, которые Эд может контролировать, он предпочитал сохранять стабильность. – Ты чего здесь так поздно?

Осмотрел с пару секунд самого магистра и кабинет. Взгляд уцепился за пролитый кофе, коробку из архива с каким-то древним годом и в итоге остановился точно на лице Дэна, дабы не упустить ни малейшей эмоции.

— Всё нормально? – в такие моменты голос Эдгара оставался всё таким же строгим, но сейчас в нём всё же проскочила нотка волнения.

Он знает. Знает лучше других. Знает, что... всё ненормально.

[sign]

Не гавкай...

[/sign][/block]

[Дэниэль Корт]

Кусает щеку изнутри, металлический солоноватый вкус появляется на языке, вместе с тем чувствуется и запах; тут же Корт улавливает в запахе дыма своего испарителя и нотку клубники, и ему становится совсем плохо от столь привычного сочетания, заставляющего за секунду промелькнуть сотню воспоминаний. Внезапно хочется вгрызться зубами в свое же запястье, выгрызть этот бесполезный кусок кожи с все менее заметной татуировкой, обозначающей его принадлежность богине. Сцепляет зубы сильнее, вкус крови становится отчетливее - как сложно выбросить столь разрушительные мысли из головы, и с каждым днем это дается все сложнее - и вдруг дергает головой, наконец отнимая взгляд от давно вылившегося кофе, составляющего на полу пятна из теста Роршеха; и вдруг видит перед собой главного магистра.

Дэниэль медленно моргает, словно не осознает, кто перед ним стоит - словно он накурен, словно он пьян, словно он не спал несколько суток, хоть и правдиво только последнее - тут же растерянно переводит взгляд на бумаги, сует руку в коробку, достает несколько отчетов, но будто и сам не понимает, что делает и зачем. Лишь бы руки занять. Лишь бы не смотреть на Эдгара, не видеть в его глазах того, что не хочет там увидеть.

Незаметно трясет головой, собираясь с мыслями, и придает своему лицу привычное выражение - мягкая полуулыбка, карие глаза светятся теплом и отчасти весельем, вполне натурально, вполне естественно, почти искренне. Пусть такое теперь и дается ему сложнее, но опыт не пропьешь - даже если очень, очень стараешься.

-Все отлично, - врет без зазрений совести, голос уверенный, спокойный, в нем даже не отображается та усталость, что скопилась в его теле, в его сознании, хотя ее так много, что должна бы литься через край; шатен сжимает пальцами картонную сшитую папку, приподнимает и чуть трясет, усмехаясь. -Ты же знаешь, иногда нужно все перепроверить...

Конечно, Эдгар знает. Эдгар все, блять, знает. О работе ордена. О богине. О том, кто на самом деле всегда был ее любимчиком. О том, кто на самом деле без нее жить никак не может. А еще знает, что Дэн не занимался отчетами уже много лет - его иногда и необходимый минимум выполнять приходится заставлять обманом, угрозами, торгами. Что же изменилось? На самом деле, они оба понимают. Пусть это и ненормально, но все они понимают.

Выбора нет. Приходится знать, приходится понимать; но виртуозно делать вид, что ничего не происходит - успокаивать последователей, развивать бизнес, перепроверять вот ебучие отчеты.

И эон прячет взгляд, не смотрит прямо на главного магистра, хотя не стеснялся его никогда - ни в тот момент, когда только поступил под его руководство, ни в те моменты, когда нагло отлынивал от работы, прячась "за спиной" своей богини, которая всегда была на его стороне.

Была.

Улыбается и на треснутых пересохших губах выступает капля крови. Свет предательски падает сверху так, что отчетливо подчеркивает круги под глазами и впавшие скулы; красоты эону это явно не добавляет, но, похоже, в кои-то веки он этим даже не сильно обеспокоен. Хотя бы волосы уложены идеально - возможно, даже слишком идеально. Нужно что-то контролировать в этой жизни. Что-то контролировать.

Осталось меньше года.

Снова блядская горечь на языке, блядские горячие слезы путаются в ресницах. Дэниэль шумно, не глядя, кидает папки на стол, те задевают стопку каких-то еще бумаг, те роняют стоящую печать; и нагибается за опустошенной кружкой, чтобы скрыть свое лицо и хоть чем-то заняться.

-Все в порядке, скоро пойду домой.

Ничего не в порядке. Все это знают.

[Эдгар]

Эдгар и правда прекрасно всё понимал. Он следил за всеми действиями Дэниэля спокойным взглядом, мог даже показаться излишне сухим на эмоции. Словно вот сейчас развернется, пожелает спокойной ночи, проигнорирует странные звоночки и уйдёт. В конце концов, кто-то ошибочно мог предполагать, что именно этого магистра их начальник недолюбливает больше прочих и вообще держит лишь потому, что Дэниэль смог заполучить небывалую протекцию от самой Фортуны. Во всех смыслах, но... это было не так. И потому Эдгар вошёл в кабинет совсем не из-за мысли «он же мой подчиненный». Совсем не из-за нужды как-то делово подбодрить, лишь потому что это якобы нужно.


Магистр слушал это «всё отлично, нужно перепроверять, скоро пойду домой». А сам в то время закрыл за собой дверь кабинета, подошёл к большим окнам, из которых виднелся коридор. Щелкнул жалюзи, опуская и их. Делал всё это спокойно, обыденно. Хотя, казалось бы, зачем? Они всё равно здесь единственные во всем огромном здании. Наверное, это собственные переживания Эда давали о себе знать. Он чувствовал, ощущал, что Корт вот-вот может не выдержать, что с ним не получится просто «потрепать за ушком», как любила говорить госпожа удача. Ему не споешь песню о том, что всё нормально, и покуда в нас течет божественная сила, значит, демиург обязательно вернется. Ох, нет. Он знал, что Дэниэлю мало просто силы, мало просто состоять в ордене, работать и хорошо зарабатывать, мало просто знать, что богиня есть где-то там, за спиной и просто не каждому дано до неё дотронуться. Этот эон был тем, с кем она всегда шла рука об руку. Как он продержался без неё сто лет? Вот это удивляло куда больше, чем то, что с ним происходило в конкретную секунду.

И да, Эд понимал, что ему нужно с этим что-то сделать. Потому что злые языки были неправы. Он всегда по-особенному ценил Дэниэля. Да, магистр был ленив, неисполнителен и иногда попросту плевал на свою работу, но... при этом он умудрялся отлично с ней справляться. Дэн всегда оставался истинным фортунитом: легким на подъём, умеющим найти подход к кому угодно как в бизнесе, так и в жизни, а главное – он просто являлся хорошим человеком. Сам Эдгар был лишен тех первых черт, которыми жизнь наградила эона. Дархарт был сух, рационален, расчетлив. Его раздражало, когда деловые встречи выходили за пределы кабинета в самые обычные бары, что уж говорить о чём-то большем. Развлекательная же сфера бизнеса, которая буквально кормила их орден изнутри, была той нишей, которой не может управлять подобный ему сухой рационалист. Так что да... Эдгар истинно считал, что именно в этом деле им повезло с Дэниэлем, и его положительные стороны перевешивали отрицательные. Об этом говорил постоянный рост доходов, открытие новых заведений, довольные сотрудники даже таких мест, как бордели. Корт очень по-фортунитски справлялся со всем. Что логично, ведь иначе разве бы стал Эд держать кого-то на столь важном посте? Даже по воли богини, которая пропала на сто лет, мать её...  

Впрочем, было кое-что ещё. Эд зашёл в этот кабинет, закрыв за собой дверь, не только потому что хотел поддержать Дэниэля, ведь считал это необходимым. Просто... просто ему самому это было нужно. Его тоже душила мысль, что Фортуна излишне опаздывает. И хотя их богине это присуще, всё же волнение разрывало изнутри. Или это было не только оно? Ещё и осознание предательства? Обида? Возможно. Впрочем, это уже слишком сокровенные чувства. Такие он сам признавать никак не мог, не то что поделиться с кем-либо. Да и если он расскажет Дэну о том, что Фортуна решила покончить с жизнью окончательно, это ведь убьёт эона. Увы, Эд даже не догадывался, что Корт итак всё знает. Что он куда сильнее, и смог это вынести. Что он ждёт богиню, несмотря ни на что. Что они буквально в одной лодке.

Наконец, Эдгар подошёл к столу. Хотел сначала сесть на противоположный стул, но почему-то решил этого не делать. Лишь повесил на спинку пиджак, который держал в руках. Разгладил его, будто тоже пытался занять руки, и, наконец, произнес:

— Если бы с Фортуной что-то случилось, мы бы это поняли по изменению магического фона. Ты же знаешь, каждый последователь бы ощутил, как теряет божественную энергию, которой с нами делится демиург. Источники ордена бы опустели, многие процессы застопорились. Но этого не произошло. Значит, она жива и скоро обязательно вернется.

Вот ведь... блять. Он вошёл в этот кабинет с мыслью, что сможет сказать что-то другое. Не очередную заученную фразу, которую повторял очень многим таким же подавленным. А в итоге не получилось. Почему? Пожалуй, если он заговорит вслух о том, что что-то идёт не так, это ведь станет правдой... верно?

Эдгар вдруг громко ухмыльнулся. Странно так, болезненно. Этот дархарт очень редко выдавал хоть какие-то эмоции кроме строгости и требовательности, а тут не удержался.

— Но ты ведь не хочешь в очередной раз слышать именно это, да?

Да.

Определенно.

Они оба уже устали от подобной лжи...

[sign]

Не гавкай...

[/sign][/block]

[Дэниэль Корт]

Очередное сглатывание слюны вдруг оборачивается болью - под кадыком что-то царапается и язык прилипает к небу, хочется закашляться, выплюнуть какое-то острое лезвие, а глаза жжет; эон лишь шумно вдыхает, ноздри его раздуваются, он выглядит как загнанный зверь, впадающий в безумие от своего безвыходного положения. Еще немного - и отгрызет себе лапу, что так предательски угодила в капкан. И внезапно его карие, обычно светящиеся теплом, глаза смотрят на главного магистра с темнотой, в которой кроется боль.

Ярость. Слепящая, заполняющая разум и выдавливающая все другие мысли, всю рациональность - именно такая, как любят расписывать в своих книжках писатели; она давит грудь, разрывает органы внутри, выламывает ребра наружу, и ей нужно вырваться на свободу. Во рту еще горче. Запах гнили бьет в нос. Почему?

Резкое движение - Дэниэль встает на ноги, сжимая в руке кружку, и костяшки его пальцев белеют от напряжение, и как только кружка выдерживает это давление? Впрочем, это ненадолго - движением заправского питчера эон метает кружку в одну из стеклянных стен офиса, и даже зашторенные жалюзи не спасают - прозрачные осколки с грохочущим звоном разлетаются по полу и округе, и только чудом двоих мужчин не задевает этот опасный ливень.

Корт сжимает челюсти - желваки вздуваются под кожей, все сильнее краснеют, наливаясь кровью, и его глаза - а вкус, запах крови все сильнее, но только для магистра.

-Почему ты мне это говоришь? - он не смотрит в сторону разбитого стекла, смотрит прямо в лицо дархата, и голос его поначалу обманчиво спокоен, однако... холоден. Холоден, как никогда не бывал у Корта. Такой, что по загривку должны бы побежать мурашки; такой, что от нетипичности поведения что-то сжимает желудок. В радужках глаз светятся алые искры, то ли от бешенства, то ли от бурлящей магии, однако парень лишь смаргивает слезы и уже вскрикивает: -Я знаю это лучше всех остальных! Я связан с ней больше, чем кто-либо!

Ниточки слюны натягиваются между его зубами, будто он и правда бешеный пес. Взгляд его становится все более стеклянным, а лицо бледнеет, хотя на скулах и расцветают багровые пятна. Слезы уже не путаются в ресницах, они тоненькими дорожками бегут по высоким скулам, спадают по щекам.

Замирает в напряженной позе, сжимает пальцами край столешницы, и продолжает сверлить неотрывным взглядом Эдгара. Будто ждет ответа, хотя вопроса как такового и не было. Шумно сглатывает слюну, а это все также больно, и будто приходится глотать сотню лезвий, режущих гортань. Морщится, хмурится, морщинки ложатся между бровей, намекая на истинный возраст, но эон сейчас не думает об этом.

-Не понимаешь? - с горечью, болью, отчаянием спрашивает шатен, встряхивая головой и резким движением отнимая руку от стола, рывком задирает рукав; гротескно громко отрывается и падает пуговица, но Дэниэль успешно игнорирует это, смотрит на уже зажившие царапины. Почему его регенерация не позволяет оставлять на себе следов? Не позволяет выразить свою боль? -Она сократила мой срок... - а слова звучат как приговор, и голос дрожит, хрипит и падает. Он явно об этом много, очень много думал. Сокрушался. Гнал от себя плохие мысли, но снова сдавался под их давлением.

Шатен резко мотает головой, ноги дрожат, но садиться в кресло ему не хочется - хочется, чтобы и было плохо. Они с главным магистром стоят друг напротив друга, будто это какая-то дуэль, где непонятно, как определяется победитель. Кривая улыбка искривляет смазливое лицо эона.

-Она ждет, когда я уйду. Она избавилась от меня. Только затем вернется... - с каждым словом голос все слабее, все болезненнее, и будто каждый звук все сильнее режет; магистр всхлипывает, с силой проводит рукой по лицу, а затем сжимает свое запястье с тусклой татуировкой, давит на кожу так больно, что должны появиться синяки. Обязаны. -Сократила мой срок. Она хочет, чтобы я ушел...

Снова кусает губу, снова до крови, а по лицу совсем некрасиво бегут горячие слезы, которые он уже даже не пытается сморгнуть, хоть и не понимает, почему фокус зрения так упал. Но единицу перед собой он все также видит - она будто навсегда впечаталась в его сознание.

Почему? За что так с ним? Почему она...

Это все, что он из себя представляет. Служение своей богине. Вечная преданность, вечная нездоровая любовь. О, создатели, как он ее любит, как ему больно, Фортуна - вся его жизнь. Да, у него есть возлюбленный и другие развлечения; есть красивые дома и коллекция обожаемых спортивных мотоциклов, но так ли много во всем этом смысла, если они не курят одну сигарету на двоих, будто у них нет денег на большее?

Слезы мерзко капают с угла челюсти. Какое же отвратительно ощущение... Он морщится, жмурится, ресницы впиваются в кожу.

-Ты не знаешь... ты не знаешь, как сильно я люблю ее... - теперь это просто надсадный хрип, а поток слез усиливается. Вот же дерьмо.

Но у Корта, в кои-то веки, нет сил сдерживать этот порыв. Нет сил претворяться милым и веселым. Нет сил... Может быть, потому что они здесь одни? Потому что Эдгар закрыл жалюзи, будто опустил занавес, и можно снять свой грим и прекратить претворяться? Нет... Нет, это неправда. Корт не претворяется, но иногда и ему по-настоящему плохо.

Больше ста лет.

Она должна была вернуться.

[Эдгар]

Эдгар следил за нарастающей истерикой Дэниэля со спокойствием на лице. Он и глазом не повел, когда кружка полетела в сторону, разбивая стеклянную стену. Разве что смахнул мелкий осколок, что долетел до плеча, так и оставшись на одежде и не впившись глубже.

Кое в чём Корт, конечно же, ошибался. Эдгар как никто другой понимал его. И, быть может, каждое злосчастное утро этого столетия у него начиналось с такими же чувствами, которые он умело и выдержано давил внутри. Ох, если бы Туна и правда просто ушла на столетний сон, дархат бы спокойно себе управлял орденом, жил дальше и просто ждал. Пусть это и была бы её первая «смерть», вся жизнь Эда проходила в одном сплошном ожидании Фортуны. Ему было не привыкать. Главное знать, что она вернется. Ведь Туна подобна строптивой, свободолюбивой кошке. Может сколько угодно гулять, где хочет, но в конце концов всё равно вернется в орден, к Эдгару. Не потому что он её «хозяин» в этой метафоре, ох, совсем нет. Просто рядом с ним её дом.

Но сейчас... сейчас всё иначе. Сейчас он знает, что Туна буквально пыталась умереть. Окончательно. Бросить его и весь орден. Также бросить и Дэниэля. Знает ли об этом Корт? Наверняка нет. Эд думает, что не знает. Иначе непонятно, как эон протянул до сегодняшнего дня, сорвавшись только спустя целых сто лет.

Несмотря на то, что сам Гром давил в себе все подобные эмоции, никогда не давая им выйти наружу, он не смотрел сейчас на Дэна с каким-либо негативным отблеском в глазах. Корт имел право на эти чувства. Дархат нисколько не осуждал его. Хотел бы он сам в какой-то момент выплеснуть всё то, что накопилось, но... не может. Не имеет права.

— Ты не знаешь... ты не знаешь, как сильно я люблю ее.

— Знаю, – произнес, наконец, Эдгар. Всё ещё говорил довольно строго и сухо, впрочем, в голосе всё же проскальзывала теплая нотка понимания. Кивнул. Выдержано и спокойно. Он казался сейчас полной противоположностью столь эмоциональному Корту, хотя они оба чувствуют нечто очень схожее.

— Думаю, что лучше, чем кто-либо... – напряженно провёл ладонью по шее, словно даже косвенно признаваться в любви этой сумасбродной женщине считал грехом.

Его взгляд зацепился  за единицу, которую так активно продемонстрировал Дэниэль. Эдгар был в курсе, что она обозначает. Наверное, именно в момент, когда Фортуна рассказала ему об этой своеобразной парной метке, Эд впервые задумался, что богиня выделяет Дэниэля по-особенному. Туна любила почти всех своих магистров нездоровой божественной любовью, но здесь... здесь был какой-то запущенный случай. Всего один раз, но даже Эд поймал себя как-то на мысли, что внутри у него рождается отголосок колкой ревности. Однако дархат быстро счёл это чувство иррациональным и заставил себя избавиться от него. В конце концов, он не щеночек и даже не верный пёс богини. Он глава этой псарни.

— Впрочем, нет, ты не прав, – Эд мотнул головой. Всё ещё стоя у стола, он повёл рукой, призывая сюда крупную чёрную шкатулку-артефакт. Делово открыл и бегло осмотрел содержимое.

— Туна едва ли хотела или хочет избавиться от тебя, – нахмурил брови. Он бы рассказал Дэну свою догадку о том, что демиург оставила Корта со столь малой цифрой, потому что желала, чтобы после её окончательной смерти он зажил своей жизнью без неё. Но ведь всё здесь держится на «она собиралась бросить нас окончательно». Определенно не то, что стоит сообщать столь истерично разгоряченному магистру.

— Ты ведь знаешь, что Фортуне чужды материальные ценности? Деньги, вещи, артефакты. Она никогда ни к чему подобному не привязывается и отпускает играючи. Однако это... – Эд постучал по крышке, которая мешала Корту с его стороны увидеть всё содержимое ящика, – ... своеобразная копилка памяти. Самое важное, что есть у Туны. Она отдала её мне перед тем, как... отойти ко сну. Так вышло. Здесь кусочек всего того, что она бесконечно ценит. Например, здесь хранится остаток артефакта Неона, а рядом с ним это... – Эдгар достал чёрную покерную фишку и ловким жестом кинул её на стол перед Дэниэлем. – Полагаю, твоя, – опустил взгляд обратно в шкатулку. – Как и ряд старых расписок о твоих долгах, которые не рассыпались лишь благодаря магии. Фортуна желала сохранить всё это на ряду с остальными кусочками прошлого, потому что ты до сих пор важен для неё. Всегда был и остаёшься. Поэтому нет, – Гром закрыл шкатулку, – она не возвращается совсем не из-за тебя...

А почему?

Он не знал.

И не знал, что ответить, если Дэниэль спросит.

Что-то определенно шло не так. Эдгара сжирал страх, что Фортуна попросту приняла ещё одну попытку умереть сразу же, как очнулась. Однако не может ведь он прямо сказать об этом. То лишь его ноша понимания, которую не стоит перекладывать ещё на кого-то.

А вообще это довольно показательно и забавно. Даже сейчас, как истинный рационалист, Эд пытался переубедить и успокоить Дэна аргументами и чуть ли не вещественными доказательствами. Правда считал, что это поможет.

Наивный?

[Дэниэль Корт]

Взгляд прикован к действиям главного магистра, и коробку Дэниэль видит первый раз, но его все также потряхивает от переполняющих чувств, которые чем больше он пытается сдержать, тем болезненнее скручивают мышцы и будто выворачивают суставы. Становится физически больно, но Корт продолжает смотреть. И когда перед ним на стол ложится фишка - сознание прошибают воспоминания; конечно, эон никогда бы не забыл, как впервые честно выиграл у госпожи удачи кон, как был этому бесконечно рад - чувство чистой эйфории затапливало разум, Корт был смешон в своей бесконечной радости. Но богиня, похоже, этому умилилась - как и всему идиотскому, что делал её пёс.

Он хочет сгрызть эту фишку, хочет сломать, хочет сжечь - уничтожить любое воспоминание о том, что он целиком и полностью принадлежит Фортуне; он хочет плакать, задыхаться от счастья, валяться у нее в ногах - всегда помнить о том, что он целиком и полностью принадлежит Фортуне. Чего он хочет? Магистр лишь резко отворачивается, кривя губы, чувствуя вновь усиливающийся поток слез - от этого ведь наверняка завтра отекут и веки, и щеки, и это вообще-то не очень хорошо. Эон уже не так молод, чтобы стойко переносить удары судьбы.

Зачем она сохранила? Она любит его? Она насмехается над ним? Она хочет уничтожить его? Она хочет не забывать его?

Эдгар не знает. Не знает, откуда ему знать? Не знает, что богиня не смогла сдержать своих истинных намерений при себе - выдала их любимому псу, не сумев сохранить тайну; тут же заблокировала воспоминание в его мозгу. И он не знает, и она не знает - он все вспомнил, когда ее магия "умерла" вместе с ней. То, что разрывает, уничтожает его сердце, его сознание. То, что заставляет задыхаться слезами, паническими атаками, искать утешения в объятиях Демиана, искать чужого тепла, лишь бы хоть немного забыться. Наркотики, алкоголь - помогает ли это все?

Его плечи мелко трясутся, его грудная клетка тяжело вздымается, его ребра ломаются под натиском того, что творится внутри. Почему ты ненавидишь меня, Фортуна?

Почему ты не убила меня, Фортуна?

Почему ты убиваешь меня, Фортуна?

Те её слова. Он помнит их так отчетливо, будто это было совсем недавно - ты будешь мне нужен, пока я жива; но нет, лишь бы избавиться от тебя - я умерла. Именно так это видит магистр и - блять - как же это больно. Сводит грудину, отдает в ключицы, плечи - шатен громко всхлипывает, с силой проводит ладонями по лицу, отодвинув фишку на другой край стола, ближе к Эду.

Есть то, что он никогда бы не сказал в здравом уме; но есть то, что мучает его каждую ночь, отравляя существование. Дэниэль должен быть обаятелен, приветлив, добр - это его обычное амплуа и ведь оно даже не притворное; но чем дольше отсутствует его богиня, тем больше фортунит становится темнее и грязнее. Его самого это не радует, но эти мысли - они душат, уничтожают, загрязняют, но их нельзя изгнать. Их приходится сдерживать, изо всех сил держать в себе - но однажды и они могут вырваться на свободу.

-Не из-за меня, - внезапно соглашается юноша, кивая, и звучит это как обвинение, как смертельный приговор; его смазливое лицо искажает улыбка - кривая и зловещая, а взгляд внезапно злой и колкий - почти похоже на монструозные глаза их ушедшего демиурга. -Потому что она любила меня. Больше, чем вас всех, вместе взятых. Больше, чем тебя, - внезапно из тона его сочится ненависть, будто это Эдгар, будто это весь орден виноват. Кто-то ведь должен быть виноват?

Корт винит себя. Винит всех. Почему его богиня не возвращается?! Сука, как же больно!

Ему кажется, будто с каждым словом он выплевывает комок гнили, но легче, проще от этого совсем не становится - скорее даже наоборот, словно выплюнутое в двукратном размере возникает внутри него и делает все еще более грязным, мерзким, дрянным. Это такое непривычное для эона ощущение, что он совсем не знает как с этим бороться.

-Никого никогда она не любила, как меня, - как эгоистично и самонадеянно хрипит магистр, все же не выдерживая и опускаясь - но не в кресло, а на пол, прислоняясь боком к столу; закрывает лицо руками, бубнит в свои дрожащие ладони. -Никто никогда не значил для нее больше, чем я, - продолжает так, будто это очевидная истина, и от этого ему самому еще больнее. Дэниэль не знает, зачем говорит это - будто хочет, чтобы было больно не только ему. Уверен ли он на самом деле в своих словах?

-Мне нужна Удача, - скуление, жалкое скуление, и обхватывает голову руками.

[Эдгар]

Слова Корта... весьма болезненные. Однако Эдгар прекрасно понимал, что всё это сказано им на эмоциях, от горечи, от безысходности. Или всё-таки он искренне думает так? Впрочем, неважно. Эд никогда не был мягкой натурой, никогда не обманывался улыбками окружающих. Он из тех, кто прекрасно понимает – даже в самом позитивном добряке есть тьма, эгоизм, желчь. И так уж вышло, что из Дэниэля она вылезла наружу именно сегодня, именно перед ним. Разве можно его за это винить? Едва ли. Уж если кого и стоит «винить», то только Фортуну. За то, что довела магистра до подобного состояния. Отчасти Эду было жаль Корта куда больше, чем себя. Гром прожил подле Удачи тысячелетия и проживет ещё столько же. Несмотря на их связь они могут быть... автономны друг от друга. Более того, скорее Фортуна куда больше зависит от дархата, чем тот от неё. Если бы Туна окончательно умерла... что же, Эдгар изменил бы орден, убрал из него божественную составляющую, но продолжил бы работать как над своим делом. Потому что он может жить без демиурга. Больно. Но возможно. В конце концов, она всегда держала его на расстоянии, вечно прячась и убегая от обязанностей, которые со временем стали плотно ассоциироваться в фигурой дархата.

В то время как Дэниэль... ох, его Туна привязала к себе бескомпромиссно. Когда хозяин бросает пса, которого просто кормил и заставлял выполнять основные задачи по охране дома – это одно. А когда бросают залюбленного и взлелеянного щеночка – это совсем другое. К тому же, для Дэна сто лет – огромный кусок жизни, в то время как для Эда лишь маленький этап. Именно поэтому, из-за всех этих причин и разницы между ними, Гром нисколько не злился на своего подчиненного. Он искренне сочувствовал, понимая, как не сможет понять никто другой.

Дэн отодвинул фишку, но дархат не спешил забирать её, словно считал, что та ещё понадобиться. Жаль, конечно, что не подействовало. Когда он провернул такой же трюк успокоения с Озаль, она приняла монету, и ей стало несколько легче. По крайней мере, Эдгару так казалось. Конечно, он использовал «проверенный трюк» не потому, что было плевать и хотелось просто поскорее успокоить Дэна. Совсем нет. Просто жесткий рационалист не очень-то умел поддерживать людей в подобном горе. Действиями – пожалуй. А вот подбирать «лечащие» слова – это попросту не его. Даже несмотря на весь уровень понимания проблемы.

Пока Дэн говорил, Эдгар не проронил ни слова в противовес. Лишь случал с мрачно-спокойным лицом. Будь он помоложе и эмоционально поживее, он бы взялся поспорить с Кортом о том, кого из них богиня любит больше, но сейчас это не имело ровно никакого смысла. Кому-то в этом конфликте нужно быть «взрослым», раз уж роль плачущего «ребенка» занята.

Дэн опустился на пол, заскулил. И только тогда «статуя», которой мог показаться Эдгар, ожила. Он медленно прошёл вокруг стола, встал рядом с Кортом, как-то странновато вздохнул. Постоял так с ещё секунду, как будто бы раздумывал, будто не решался на что-то. Но вот вдруг сильная ладонь бескомпромиссно подхватила Дэна под локоть, заставляя встать, и в следующую секунду Корт оказался заключен в строгие объятия, когда его придерживает лишь одна рука, а лицо утыкается в плечо. Будто Эд даже не обнимал его, а именно что пытался предотвратить падение обратно на пол, однако широкая ладонь всё же пару раз похлопала по спине. Как бы поддерживающе. Но как-то не очень умело.

Гром смотрел куда-то в сторону, но не от неловкости. Он не смущался такого своего жеста. Просто дархат и в этом не очень хорош. За кошачьей тактильностью и любовью следовало всегда обращаться к их демиургу, но уж точно не к главному магистру. Он сам не видел в таких жестах особого смысла, ему самому они были не нужны, и разве что от Туны он мог в трудную минуту с искренностью принять поддерживающие объятия, да и то за закрытой дверью. Поэтому Дэн едва ли мог видеть хоть когда-нибудь, чтобы Эд проявлял к кому-то «физическое внимание» дальше холодного рукопожатия. Но в случае с Кортом, который всегда был так открыт и эмпатичен, дархат посчитал что это... необходимо? И даже если магистр решит брыкнуться, излишне тяжелая рука едва ли куда-то его отпустит, пока Эд говорит:

— Никто не виноват. Не ты, не я, не кто-либо из ордена. И даже не мы все вместе взятые, – говорит спокойно, но без присущей ему абсолютной строгости, старается быть хоть чуточку мягче. – Даже наоборот. Мы были и являемся лучшей частью жизни Фортуны. Если бы не мы, возможно, подобное произошло бы значительно раньше.

Эд осекся, понимая, что говорит о самоубийстве. Нахмурился. Поспешил добавить:

— Я про её сумасбродство. Без ордена она бы уже давно нашла себе смертельных приключений. Но для демиурга это нормально, просто раньше ей везло. А то, что Туна не возвращается вот уже несколько лет... ну... для бессмертных существ, которые живут тысячелетия, пару лет могут ощущаться парой недель. Так что она вернётся к тебе. Я почти уверен в этом. Но если продолжишь так издеваться над собой, то не факт, что сможешь её дождаться, – убрал руку и отшагнул. – Поэтому соберись. Сложно, но надо как-то жить дальше и ждать. Другого мы сделать, увы, не можем.  

[Дэниэль Корт]

От слез заложило грудину, дрожат и холодеют руки, все тело сковывает леденящей болью, будто Корт додумался окунуться в выглядящий мягким и пушистым большой сугроб. Теперь сбито дыхание, так сильно давит виски и затылок, что хочется взвыть. Вот незадача - он уже воет. Выдавить из себя мерзких, лживых и обидных слов больше не может.

Прикосновения тоже чувствуются словно через какой-то барьер - но шатен не сопротивляется, ничего не говорит, лишь подчиняется как кукла. Подчиняется, ха. Как всегда, как всегда... Меняется лишь кукловод. Он почти не чувствует жеста поддержки - похлопывания по спине; почти не ощущает сдавливающее объятие, но утыкается в плечо и немного затихает. Как минимум потому что плакать так не очень удобно, а голова готовится взорваться.

Его трясет так, будто нужно согреться; объятия дархата совсем не помогают - ему нужен обжигающий огонь, который дарит только их богиня... или алкоголь. Много алкоголя. Одинаково теряешь способность думать и ловишь те крупицы эндорфинов, что еще остались - чтобы потом, без градуса в крови, стало еще хуже. Еще холоднее. Именно поэтому этот цикл нельзя разрывать, нельзя останавливаться - убей себя, уничтожь себя, сотри себя в порошок, все ради мгновенного обманчивого удовольствия. И алкоголь уже не дает нужного эффекта - может быть на внутренней стороне локтя скоро и появятся синяки, но еще для этого не время. Еще немного, всего чуть-чуть...

Посмотри, Фортуна, до чего ты меня довела? Довольна?

Мелькает желание поджечь себя, чтобы стало хоть немного теплее; чтобы за жаром и болью плоти немного успокоились больные мысли, рвущие сознание на клочья. Пусть всё горит...

Слова, явно относящиеся к суициду, внезапно режут слух, и эон ощутимо вздрагивает, однако не пытаясь все же выбраться из объятий; он осекается на середине всхлипа и неестественно затихает, будто кто-то пережал ему горло. Шумно сглатывает - слюна вязкая, горькая, с трудом катится по горлу, все же больше похожая на грязь или терпкий яд - и чуть поднимает голову; его карие глаза заволочены пленкой слёз, покрасневшие, с явными дорожками капилляров впиваются взглядом в лицо главного магистра.

Он знает. Он знает, он всегда знал.

Комично расширяются глаза, приоткрывается рот - с ресниц скользит вниз и прямиком на пол слеза; Дэн выдергивает руки из захвата и внезапно обхватывает лицо главного магистра по-настоящему ледяными руками, как раз когда тот заканчивает свою речь, большую часть которой шатен пропускает. Потому что его будто оглушило, будто что-то взорвалось рядом - вероятно, осознание. Догадка всегда была, а теперь - всё так явно, прозрачно, что... как можно было этого не замечать?

-Ты...

Голос ломается, хрипит, похожий на карканье какой-нибудь птицы; Корт себя ею и ощущает - всего лишь птица со сломанным крылом, которая не может улететь и просто ждет своей смерти в жалких и бесполезных попытках выжить. Но ей этого не дано. Почему же никто не проявит милосердие и не подарит ей быструю смерть? Ведь все одно она не в силах не добыть себе пропитание, не скрыться от преследующих её хищников. Однако та самая пресловутая птица все еще хочет жить и борется на существование, а Корт... Корт.

Коротко прокашливается, чуть опустив голову, обдавая почему-то все еще горячим - будто он жив, ха - дыханием кожу Эдгара, шумно втягивает воздух, пытаясь расправить все еще сдавленную грудную клетку. Ребра ломит.  

-Ты знаешь. Ты знал, ты всегда знал, - то ли шепчет, то ли рычит, звуча пораженно и злобно; тут же трясет головой, будто озвучив вслух вдруг понял, что такого не может быть. Затем замирает. И улыбается - криво, уродливо, а его иссохшие губы лопаются. -И скрывал от всего ордена. Думал, что скрываешь от меня...

Медленно моргает. Теперь понятно, почему он так воспринял истерику Дэна. Или непонятно? Это так сложно, все так сложно, когда твое тело трясется, а в голове лишь боль, боль, боль... Но главный магистр до сих пор не знает, что Дэн тоже знает, всегда знал. Шумно сглатывает и чуть не давится воздухом, что не хочет лезть в легкие.

Его короткие ногти впиваются на мгновение в чужую кожу и тут же парень отстраняется, резко вырываясь из объятий и выглядя так, будто готов ударить дархата. Но он этого не сделает - он лучше ударит себя.

-Ей было недостаточно меня... нас всех, чтобы жить. Чтобы хотеть жить. Избавилась от нас всех, от меня... - он горько произносит, прижав ладонь ко рту и чуть глуша звуки. И все же его отчетливо слышно, и будто истерика идет на второй круг.

[Эдгар]

Эдгар стоял и слушал. Он позволил Корту вцепиться пальцами в его лицо, хотя в это мгновение эон напоминал хищную птицу, что тянется к глазам, желая их вырвать. В эмоциях Дэна что-то поменялось. Дархат не сразу понял. Не осознал происходящее, когда эон резко смолк, не сразу уловил суть, когда магистр заговорил. Всё потому что это казалось... нереальным?

— Ты знаешь. Ты знал, ты всегда знал. И скрывал от всего ордена. Думал, что скрываешь от меня, – но вот Корт хрипит заветные слова, и у Эдгара не остаётся сомнений.

Даже на его вечно спокойном лице вдруг появляется удивление. Глаза расширяются, и он глядит на эона почти что шокировано. Это продолжается совсем недолго, с пару секунд. Дэн успевает отстраниться, и тогда дархат возвращает себе «привычные» эмоции – задумчиво хмурится, коротко потирает ладонью щеку, в которую недавно мертвецки впивались ногти магистра. Отводит взгляд в сторону и даже поджимает губы.

Невообразимо, но факт – Дэниэль знает, что их богиня пыталась самовольно умереть.

— Если честно, – как-то отвлеченно произносит вдруг дархат, смотря куда-то в пол, – я не думал, что ты сможешь жить дальше, если узнаешь правду. Буквально.

Он хмыкает, проводит рукой над столом. Под ладонью появляется бутыль с виски и два стакана. Ровным жестом откупоривает и разливает. Сразу же тянется, чтобы выпить. Отчасти сейчас Гром разделяет желание Дэна ощутить ядовитую слабость в теле, которая затмила бы собой «лишние мысли». Впрочем, подобной роскоши в полной мере Эд позволить себе не может. Потому лишь опирается о стол, вновь задумчиво хмурится и продолжает:

— А ты, выходит, не просто смог жить дальше, но даже работал. Продолжал делать вид, что всё в порядке. Настолько отточено, что никто и не заметил. Я... впечатлен, – в этих словах нет яда или иронии. Кажется, магистр и правда хвалит Дэниэля. Сейчас он смог посмотреть на Корта другими глазами. Обычно столь верные псы, которые только и видят цель во служении своему хозяину, не выдерживают, когда тот уходит. Тем более, если тот буквально их «бросает». А эон выдержал. Эда это искренне удивляет...

Магистр подвинул стакан ближе к краю стола, как бы предлагая Дэну выпить.

— Сколько я знаю Туну, она всегда хотела умереть, – эти слова даются с трудом. Они жгут горло, застревают в гортани, не желают срываться с губ. Ведь если произнесешь вслух такую страшную истину, она словно бы станет правдой. Уже нельзя будет закрыть на неё глаза. Впрочем, едва ли эту проблему можно и дальше игнорировать, учитывая события столетней давности.

— А знаю я её уже более четырех тысяч лет, – добавил тише, опустил взгляд на тёмную жидкость в стакане, осушил залпом. Эдгар всё ещё звучал стоически спокойно. Словно рассказывает о какой-то рабочей неурядице. – Я не сразу это понял, конечно, однако сейчас, анализируя её поступки прошлого... – поднял взгляд к потолку, – ... ей, и правда, просто везло. Вот и выживала. Мы никогда не говорили с ней об этом, но, думаю, её удерживал орден и чувство вины перед поглощенным братом. Однако последнее является одновременно и причиной всего этого. По крайней мере, мне так кажется.

Наконец, Эд вновь посмотрел на магистра.

— Как давно ты знаешь? И как так вышло?

[Дэниэль Корт]

Слова. Правда их слышит или это галлюцинации? Но губы дархата шевелятся - Корт с трудом на них сосредотачивается, а звук и вовсе отстает от картинки; все такое нереалистичное, что хочется по-детски зажмуриться в инфантильной попытке сбежать. Мотать головой, хныкать, шмыгать носом, бормотать - уйди, уйди, уйди же.

-Я впечатлен.

Очередной удар под дых. Магистр не знает, кто издал этот отрывистый нервный смешок. Явно ведь не он сам?

Болезненные спазмы, пульсация в висках, дышать от душащих слез так больно, что сжимается и желудок - будто еще пару мгновений, и Корта начнет выворачивать прямо здесь, прямо в это мгновение. Будь у него силы на собственное сомнительное чувство юмора, он бы сейчас представил, как блюет на великого главного магистра - и не преминул бы этим воспользоваться экспириенса ради. Но момент не тот - сейчас холодеют и дрожат руки, а лицо горит; разум работает в режиме истерии, вытянув на неё все остатки энергии.

Словно с трудом разлепляет веки - длинные ресницы от влажности слез абсурдно тяжелые, что и не поддаются; кладет ладонь на бокал, накрывая сверху. Хотел опрокинуть горчащий напиток в себя резким движением, вдохнуть обжигающий после алкоголя воздух и почувствовать разрушительный жар в желудке, но что-то его останавливает, а мышцы не слушаются.

Теперь кривая ухмылка так и липнет к лицу, голова склоняется к плечу - уставшая, тяжелая от накрученного клубка хаотичных дрянных мыслей, от грязи, такая тяжелая, что не удержать, как ни старайся.

Очередной горький смешок, эон стучит ногтем по стенке стакана, словно этот тихий звук должен найти резонанс в его сознании и принести успокоение. Но, блять, нихера алкоголь не приносит, кроме ещё большей боли после себя.

-Эта жалкая эгоистичная сука, - которую я люблю больше своей жалкой непродолжительной жизни, -Не преминула в последний раз насладиться моими слезами и отчаянием, - и я бы с радостью унижался перед ней хоть каждый день, если бы это заставило её остаться со мной, -Но так и не научилась хорошенько зачищать за собой следы.

Голос хриплый, злой, отчаянный... сюрреалистично любящий.

На мгновение хмурится - некрасиво ложатся глубокие морщины между бровей; стискивает челюсти до скрипа, до боли, под кожей вздуваются желваки так, будто могут и лопнуть. В этот момент он проглатывает ярость и рвущийся крик, потому что... Нет, ему, не становится легче наконец. Приходит лишь долгожданная апатия, вымотанность, морозящая пустота. И накатывает усталость - весь отложенный недосып, физическая боль, ментальная перегрузка.

Трактуй как угодно, Босс.

Резко мотнул головой в одну сторону, словно поставил для себя же точку. Абсолютная - инфантильная, подростковая - уверенность в том, что никому его страданий не понять, никому не испытать того же, что мучает его. Ни капли рационального мышления не остается в подобном состоянии, невозможно опровергнуть собственное сумасбродство, нет и желания выслушивать чужие увещевания, кажущиеся сейчас бесконечно глупыми.

И все же в абсолюте - бесконечная усталость.

Выпрямляется, расправляет плечи, поднимает голову - неестественно, как кукла со слишком туго затянутыми шарнирами. Кукла, на которую стало плевать создателю. Еле слышный дрожащий вдох. Уставший взгляд из-под ресниц, холодное:

-До завтра,

И магистр обходит Эдгара, как бездушное препятствие - не более, чем столб, внезапно выросший на дороге. Не стоит акцентировать на нем внимание, лишь минуть - и дальше, к двери. Наступает на осколки стеклянной стены - как роса, они усеяли пол и под определенными ракурсами слабо мерцают; они сочно хрустят под подошвой ботинок - наверняка ещё сочнее хрустели бы на зубах.

Выйдя в коридор, эон не оборачивается - почти мгновенно перемещается домой. Остается надеяться, что Демиан дома - уткнуться ему в плечо, душить всхлипы и пытаться спать. Остается надеяться, что Демиана дома нет - выкурить травы столько, сколько не выдержит его собственный организм.

Но Дэниэль соврал. Не было никакого "до завтра", не было и послезавтра - магистр не появлялся в главном офисе долгие года, пока Удача, которой ему так не хватало, не вернулась к нему. Лишь в тот момент всё изменилось вновь.