[Симбер Ресинджер]

Мы даём вам смысл, Мы ваш разум стираем, Мы продаём вам мысли, И вы платите раем

Мы даём вам воду, Мы кормим вас хлебом, Мы продаем свободу, И вы платите небом. (- с -)

[Лакримоза]

Наконец-то, долгожданный момент отдыха и свободы. Свободы от приказов того, кого обязана называть «отцом» и повелителем, но можно ли такие отношения назвать семейными? Она обязана ему жизнью, но этот долг она отдала уже очень давно. Теперь в ней горел лишь один огонь – свободы.
Интересная, но возможно ничем не примечательная фигура скользнула в двери одного из зданий. Волосы цвета воронова крыла собраны в высокую прическу, лишь несколько тонких прядей выбиваясь касались кончиками темной вуали, закрывавшей лицо. От чего изумрудные глаза обрамленные этой тьмой казались более глубокими. Стройное тело скрывала накидка.
Узор... узор сверкающих чешуек, отражающих блики свечей, струится по крепкому телу. Телу хищника влажных джунглей, что туманами и яркой зеленью губит наглецов. Но сейчас хищник приучен, утратил свою свободу и волю, он служит для услады глаз. Его тело твердое и гибкое, холодное и властное движется по смуглой коже. Коже, как бархат с бисеринками пота. Эта кожа девы... хотя прошли уже года с тех пор, как ее врата были распечатаны. Она танцует, изгибаясь в ласке анаконды. Та струится по ее телу, по ее бедрам, по ее талии. Танцовщица изгибается в ароматах благовоний, в волнах музыки. Она в центре зала и открыта всем взорам.
Зал же не прост, он в алых коврах с подушками, он полон интимного света и яств. Алые подушки и занавески тончайшего шелка. Золотые украшения на красивых полунагих телах. Тихие вздохи и взгляды, капли пота и иной влаги. Занавески ведут в покои, где более шумно, где бушует жар тел, жар запретных желаний... но магия не дает прорваться этому в главный зал, но все же аура сплетения тел витает в воздухе.
Она не первый раз в этом месте. И далеко не сама скромность или желания хозяина привели ее сюда. Жажда свободы, собственных желаний толкали ее частенько в порочные объятия этих стен. Ее не интересовали другие, но от изумрудного взгляда не ускользало ничего, что могло бы стать интересным для стража – в собственных ли интересах или для блага родного дома. Ей не нужны были подсказки. Дорогу она прекрасно знала.
Накидка соскользнула с нежных плеч в руки красивого юноши в набедренной повязке открывая такие же темные как волосы одежды, едва прикрывавшие стройное тело. Она любила роскошь, но сейчас предпочитала удобство. Почти без украшений, короткий лишь с прозрачными рукавами, штаны из легкой ткани с множеством разрезов держались лишь на бедрах с тонким золотым поясом собственной работы.
Нет, она не будет резвиться сама. Она будет получать удовольствие. Мягкий диван из красной порчи расположился среди шелковых занавесок перед полом, украшенным ковров. 
-Люблю эльфов, - томный голос раздался в комнате, а губы едва заметно шевелились за вуалью.
-Как прикажете, - послышался голос со стороны, двери открылись.
Двое красивых мужчины, уже далеко не юношей, опускаются на колени. Ее изумрудный взор скользит по ним. Им не приятно это внимание, так же как ей была не приятна нынешняя жизнь. Красивые, как творение скульптора, но все же слишком смазливые.
-Приведите его, - да она знала о ком говорила, ее любимец. Тот, кто покорно исполнит любую волю, пока над ним не издеваются и хорошо награждают. Он был Дархатом. Рослым и мощным, напоминавшим медведя, и это нравилось. В нем была сила, но сломленная покорность.
Раскинувшись на диване, Лакримоза окинула с ног до головы Дархата и улыбнулась под вуалью.
-Ты знаешь, что надо делать, - внутри все сладко сжималось. Это была часть ее разума. Часть порочного и сломленного недолгими годами во власти Уроборосы. Ребенок в настоящем кошмаре, пусть и с телом взрослого существа. «Дай мне это! Я хочу этой сладкой тьмы и стонов», - и словно в такт ее мыслям раздался свист хлыста, опустившегося на спины эльфов. – Им пойдут шрамы, - она всегда платила за развлечения.

[Инфирмукс]

Он следил за ней от самого дворца. Лакримоза уже почти сто лет была Хранительницей Пандемониума, но ни один из этих странных артефактов не покидал Цитадель так же часто, как она.

Инфирмуксу доводилось видеть Хранителей несколько раз за последние два века, но обычно это происходило на дворцовой площади — во время празднования Великого Вознесения Мирового Змея или другого подобного, пафосного торжества, призванного возвеличить эго Уробороса до небес, а то и выше, чем у демиургов. К тому времени Инфирмукс уже составил мнение и о нынешнем Владыке, и о его приближённых.

Уроборос был религиозным фанатиком, не лишённым гениальности, но одержимым желанием уподобиться богу. Именно его изломанная психика породила тысячи храмов по всей Некроделле, где творились воистину ужасные вещи.

Лакримоза — изящная игрушка, очередная в той веренице, о которых слышал Инфирмукс. С каждой новой Уроборос оттачивал своё мастерство, убеждённый, что следующая получится лучше предыдущей.

Инфирмукс испытывал удушливое чувство зависти и ярости: получалось, что кто-то вроде нынешнего Владыки способен создать лик столь прекрасный, что на нём невольно задерживался взгляд. По своей природе Инфирмукс не был злобливым и завистливым, однако великие таланты у врагов всегда заставляли его собраться и работать над собой.

О гомункулах Инфирмукс знал немного, но за месяц слежки и сбора слухов — порой самых нелепых — у него появилось больше вопросов, чем ответов.

Красный квартал Хранительница посещала часто. Если поначалу парню казалось, что она просто выполняет заложенную программу, то теперь он был уверен: дева ходит туда ради собственного удовольствия. Возможно, её личность была скопирована с живого человека и помещена в эту оболочку. В таком случае можно было предположить, что она ищет мягких женских объятий. Однако то, что Инфирмукс узнал неделю назад от своего информатора, заставило его задуматься.

В квартале красных фонарей свои услуги чаще предлагали женщины, чья судьба нередко связана с «куплей-продажей». Даже если ты не продала себя в дом удовольствий, а живёшь в богатом клане под покровительством предков, это не мешает стать разменной монетой в политических интригах.

Но и мужчин подобная участь не обходила стороной. Только на Климбахе Инфирмукс понял простую истину: далеко не все хотят сражаться насмерть. Немало существ готовы обменять свою свободу на покровительство сильного... или просто на безопасное место, где тебе не откусят голову. И неважно, какую цену придётся за это заплатить. На фоне того кошмара, что творился на Климбахе каждую секунду, цена в виде собственного тела уже не казалась им высокой. И хотя Инфирмукс не мог представить для себя подобной судьбы — он скорее бы умер, — осуждать всех этих женщин и мужчин он тоже не мог. Осуждать и пользоваться их услугами. Инфирмукс никогда не покупал любовь. И полагал, что гомункулу подобное и в голову не придёт.

Гомункулы ведь не живые люди. Это искусные изделия, как артефакты или механизмы. То, что конкретно это изделие имеет облик девы прекрасной, не играло роли. Прекрасным может быть любое творение. Даже хтоны по-своему красивы. Тогда в чём дело? Почему существо без души и самосознания предпочитает тешить чисто человеческие страсти?

Он прошёл в роскошно обставленные покои, которые своим убранством могли соперничать с дворцовой спальней. Невидимость укрывала его, поэтому никто не заметил чужого присутствия.

Лакримоза возлежала на мягких подушках, её длинные волосы шёлковыми волнами разметались вокруг, обрамляя чарующее в своей красе лицо. Выразительные глаза — осколки безжалостных изумрудов — со страстью и томлением следили за тем, как крупный медведеподобный дархат стегал плёткой двух эльфов. Вся эта сцена, за гранью садомистского разврата, запечатлелась в её жадных глазах. В глазах же Инфирмукса читалось лишь непонимание.

И тут он подумал, что эта «кукла» сломана. Лишь на секунду его разум допустил мысль: может, не стоит пытаться. Лезть в голову или разбирать черепную коробку в поисках инфокристалла не хотелось, да, он собирался получить всю информацию об устройстве Пандемониума и слабостях его владыки, вот только не от сломанной куклы.

— «Искусственная жизнь, проявляющая признаки жизни настоящей — это не ярлык бракованной подделки, а доказательство её эволюции. Лакримоза ближе к живым и разумным, нежели к своим предшественникам. Она идеальный вариант, потому что в отличие от прочих может быть способна на восстание супротив Творца...»

— «Имеешь в виду, что она предаст Уробороса?» — плеть дархата просвистела в покоях, оставляя очередную красную отметину на обнажённых спинах эльфов.

Мужчина поднял взгляд на Лакримозу, и тогда Инфирмукс увидел в его глазах кипучую бездну бесконечного обожания. Дархат любил её. И был готов на всё. Эта дева опасна, если способна разжигать такие чувства в живых.

— «Предательство — это высшая степень ее независимости, я лишь говорю о том, что Лакримоза на это способна. Прошлые Хранители не имели подобной функции. Они не являлись живыми даже на десятую долю своей природы... здесь же раздолье... может быть... тебе совсем не обязательно ломать... игрушку Уробороса... ты можешь попробовать её присвоить...» — Инфирмукс поморщился: слова Эреба ему не понравились.

Но пора было начинать.

Укрыв помещение непроницаемым куполом, Инфирмукс сбросил невидимость и в тот же миг увидел, как артефактная плеть дархата уже летит в его сторону. Легко уклонившись, подросток ударил в ответ заклинанием, и всё же давно не сражавшийся дархат не мог победить того, кто через год станет Владыкой.

Эльфы в панике начали прятаться. Хотя здесь находилось трое мужчин, никто из них не сумел дать отпор Инфирмуксу.

— Лакримоза, — произнёс чужак, ещё раз проверяя вязь, блокирующую телепортацию. Связи с дворцом не было, возможности телепортироваться или убежать — тоже.

Вот почему Хранители редко покидали дворец: там они были под защитой.

Подросток не таясь рассматривал её с нескрываемой жадностью — оказаться рядом с кем-то настолько важным для его плана было воистину волнительно. Волнительнее любого сражения, что он вёл за эту седьмицу.

— ...Хранительница Пандемониума. Я следил за тобой с прошлого новолуния, но так и не понял: зачем ты приходишь в Красный квартал? — Да, он всё-таки задал этот вопрос.

Вместо тех, что намеревался задать на самом деле — куда более важных — он спросил именно это.

[Лакримоза]

Наслаждение. Может ли оно быть таким ярким или это лишь начало того пути? Лакримоза часто задавалась вопросом относительно развития своих желаний, чувств и навыков. 
Даже сейчас развалившись на диванных подушках, гомункул наблюдала за происходящим перед ее действием. И если изумрудные глаза выражали некоторую заинтересованность в действиях дархарта, вот под вуалью губы совершенно не изменили своего положения: спокойно и холодно ей было от стонов мужчин сидящих на коленях.
"Может я просто жажду другого? Жажду того, что чтобы сейчас передо мной были не они, а эта мразь?" 
Лакримоза испытывала дикую ненависть к тому, кто являлся ее создателем. И возможно именно это чувство было сильнее и ярче всех, какие начинали зарождаться в ее скромной и юной душе. Если честно она и сама то не понимала, что с ней на самом деле происходит. Когда все так красочно изменилось и начало обретать нечто новое в окружении.
"Что если мне просто нравиться издеваться над ними, потому что он не доступен? Что это за яркое явление и чувство? Возможно, мне стоит его в чем-то поблагодарить?"
Хлыст свистнул вновь и эльф склонился над полом уперевшись руками в пол. Его стон разнесся по комнате, вызвав сладкие мурашки на коже гомункула. Вроде бы кукла созданная более совершенной, а все равно с изъянами.
Наслаждение с погружением в собственные мысли было резко прервано ощущением вмешательства. Лакримоза не шелохнулась, лишь ожидала того что будет дальше.

"Как интересно? Кто бы это мог оказаться таким смелым и наивным?" 
Ей уже не было страшно. Сроки свободной жизни подходили к концу, и когда она станет ненужной оставалось тайной вечного напряжения, а в таком состоянии Лакримоза быть очень не любила. Она даже не представляла какие планы могут быть у Уробороса на нее. В памяти до сих пор стояла ужасная сцена смерти предыдущей игрушки Тирана. Разорванный на куски, истезаемый с поддержанием жизни - знак преданности, если не хочешь чего-то страшного. Возможно пришел и ее час?
Появление молодого парня в борделе заставило темную тонкую бровь приподняться и наблюдать за развернувшимся мини боем. Дархарт потерял плеть и быстро оказался на полу без сознания.
Эльфы слишком подавленные и побитые даже не собирались вмешиваться в бой. Лишь прятались и почти скулили в надежде что их не тронут.
-Как же противно это выглядит, - Лакримоза села чуть ровнее и перевела взгляд на нового собеседника. - Следил? А не рановато ли тебе подобным заниматься? -она тихо засмеялась, а изумрудный взгляд скользил по парню снизу вверх и наоборот. -Тебя только красный квартал интересует или например приемы ванны? 
Лакримоза с интересом наблюдала за реакцией парня, его движениями глаз и рук. Не смотря на расслабленность гомункул была готова к бою, ощущая свою отрезанность от дома.

-В целом прихожу сюда, потому что так интереснее, а ты кто и зачем следишь за мной? 

[Инфирмукс]

Сердце его забилось чаще, а в теле поселилась странное, лихорадочное напряжение. Инфирмукс рассматривал её с интересом человека, никогда прежде не встречавшего ничего подобного. Ему захотелось прикоснуться к этому созданию: так же ли человечна оболочка этой куклы, как и её облик? Раньше ему казалось, что у Хранителей Пандемониума тела твёрдые, а волосы на ощупь жёсткие и прочные, словно пакля, обработанная жидкой транспаристалью, и ещё — глаза, в которых нет ни капли жизни. Но сейчас, глядя в её красивое лицо, он понимал, что в нём больше жизни, чем в любом из присутствующих в комнате рабов.

— Принимать ванну? Здесь? Я и в море могу помыться... зачем платить за то, что природа даёт бесплатно? — на секунду он подумал, что, может быть, Лакримоза имела в виду, будто он собирался подсматривать за ней в ванной.

Нет, такие мысли уже давно не вызывали у Инфирмукса смущения; его вообще было сложно смутить. Хотя он выглядел молодо, на самом деле хтонику было далеко не шестнадцать лет.

Однако его удивляло другое: гомункулы не должны так себя вести. Он действительно собирался её уничтожить, но сломать бездушную игрушку и убить разумное существо, которое по сути являлось заложником своего творца и не выбирало, кому служить, — это совершенно разные вещи. Инфирмукс не любил бессмысленные жертвы и считал ценной любую жизнь, даже жизнь врага.

— ...я старше, чем кажусь. Ты не глупа, значит, понимаешь, что я не смог бы причинить вред этому медведю, не имея за плечами достаточно опыта.

Мысли путались, и весь его план рухнул в одночасье, потому что враг оказался совсем не таким, каким Инфирмукс его себе представлял. Дело было не только во внешности, а в ауре и тех эмоциях решимости и обречённости, что исходили от неё. Лакримоза напоминала ему редкую певчую птицу, закованную в золотую клетку, которая, пытаясь выбраться, ломает себе клюв и когти о металлические прутья.

— Неужели Хранителю Пандемониума настолько ненавистно находиться в собственном дворце, что она предпочитает ему апартаменты борделя? — наконец, немного собравшись с мыслями, он усмехнулся, сделал несколько шагов к ней и опустился рядом в плен мягких подушек.

— Моё имя — Инфирмукс. И я всё ещё не понимаю, зачем тебе хлестать чужими руками этих бедолаг. Не то чтобы я сомневаюсь в изощрённости Уробороса — допускаю, он мог вложить в тебя такие садистские программы, но Хранители Пандемониума... это ведь не палачи и не игрушки для развлечений. Смысл вашего существования куда более основополагающий, и меня всегда удивляло: зачем вас уничтожать? Прошло почти сто лет с тех пор, как ты впервые появилась и была представлена. Я видел достаточно твоих предшественников. Помнится, около семисот лет назад Уроборос даже устраивал битвы на главной арене Пандемониума. Победителю обещали Летисфакцию. Твою... сестру? Я участвовал, но не смог победить. А потом видел, как они менялись столетие за столетием. Ты сделана куда искуснее Летисфакции.

— Ты спросила, зачем я следил за тобой?

Инфирмукс склонил голову к плечу, а затем потянулся к блюду со спелыми красными яблоками. Взяв одно, он откусил, почувствовав, как на язык плеснулась сладость, а мякоть отдавала душистым сахаром.

— ...ты первая среди них, кто столь беззаботно предаётся плотским страстям. Если я скажу тебе, зачем здесь... мне придётся тебя убить. — а ведь он действительно собирался это сделать. — Слушай, мне просто нужна информация. И я совершенно не представляю, как вы устроены. В тебе есть инфокристаллы или... Уроборос клепает вас из живых тканей? — прожевав лакомство, Инфирмукс коснулся её плеча, погладил и слегка надавил. — На ощупь как живая, ей-богу. Просто позволь мне проникнуть в твой разум... и взять информацию. Если не будешь сопротивляться, я не причиню тебе вреда.

Он посмотрел на неё спокойным, даже мягким взглядом, ощущая звенящее чувство жалости. Хотя Инфирмукс понимал, что, возможно, оно ложно: он жалел своё представление о ней, а может быть, на самом деле Лакримоза ничего не способна чувствовать. Он не настолько хорошо разбирался в гомункулах, чтобы легко отличать тех, у кого есть душа, от тех, у кого её нет.

[Лакримоза]

Стоило ли воспринимать происходящее чем-то опасным или безумным? Ведь всегда в такие места вламываются молодые незнакомцы, пугают работников и задают странные вопросы. Впрочем, расслабляться тоже не стоило. Лакримоза сидела спокойно наблюдая за незваным гостем, но при этом продумывала возможные планы развития событий и способы остаться в живых самой. Погибать так рано она не собиралась ни от рук хозяина, ни по собственной глупости. 
Изумрудные глаза с каким-то особым наслаждением наблюдали за мужчиной изменившим обычный распорядок ее развлечения. 
Кстати, стоило отметить что парнишка симпатичный, хоть и был весьма опытным воином. Только забавляло то, что его так легко сбивало с толку присутствие такой как она.
-Да, выглядишь ты молодо, но говоришь совсем как древний старикашка, это немного скучно, - она усмехнулась, закинув ногу на ногу, - но в целом глупо недооценивать противника, как и переоценивать его. Я ещё не решила ничего относительно тебя, а потому мне даже интересно пообщаться.
То как он прошел и опустился на подушки, как легко говорил в присутствии посторонних. Даже то, как его губы касаются  спелой  мякоти  яблока. Это интриговало, порождало какие-то новые трепещущие эмоции. Что-то в груди сжималось, но при этом не дарило чувство лёгкости или наслаждения.
"Что это за странные эмоции? Мне страшно или интересно?" - она слушала, но при этом продолжала прощупывать свои чувства и эмоции. В какой-то момент она отвела взгляд в сторону пытавшихся уползти подальше эльфов. "А может это что-то другое? Жажда новых ощущений? Интересно, мог ли он сделать что-то не так?"
-Ты так много вопросов задаёшь, а по факту он почти один и тот же, - Лакримоза даже не шелохнулась, когда ощутила прикосновение, но улыбнулась подмигнув: - знаешь, - она приподнялась слегка нависая над Инфирмуксом, и прошептала на ушко, - если я позволю тебе проникнуть в меня, то придётся дорого за это заплатить, - рассмеявшись Лакри села на колени парня смотря уже прямо в глаза.
- А вообще ты задал столько вопросов, но на что действительно ты хочешь знать ответ? Зачем я прихожу в бордель или из чего я создана? Зачем Уробороса  нас меняет как перчатки  и уничтожает ? А может хочешь больше исследовать мою кожу? - гомункул вновь улыбнулась не спеша вставать с весьма удобного места.
Все это время она так же обдумывала сказанное Инфирмуксом, и поняла парочку моментов. Информация, которой обладает хранитель Пандемониума, сложно ли тут понять, чего именно хочет сейчас собеседник от нее. Этим легко можно было воспользоваться, но стоит ли опять недооценивать противника или возможно союзника?
"А что? Этим можно воспользоваться, хотя не думаю что настолько глуп, чтобы вот так легко сюда соваться и раскрывать себя? Впрочем, может это я так красива, что он не может скрывать от меня правду?" 
На последнюю мысль Лакримоза едва не рассмеялась в слух. Она конечно считала себя симпатичной, но не настолько чтобы иметь такой магический эффект.
-Давай так, я итак поняла чего ты хочешь, и раскрою маленькую тайну о себе, а потом ты решишь продолжим общение здесь или в иноме месте? - ее ручка мягко обвила шею парня, - Уробороса вложил в меня иные программы, по мимо Пандемониума я умею танцевать экзотические танцы, делать массаж и многие иные вещи. А вот что касается Летисфакции, то она была слишком устаревшей версией по словам Уробороса.

[Инфирмукс]

— Я и так дорого заплачу, — Скорее всего, мы все погибнем, когда начнётся мятеж. — Он посмотрел на её красивое лицо, склонившееся совсем близко. Всем существом ощущая стук её сердца. — Да, я действительно куда старше тебя, Лакримоза, но это не имеет значения, потому что я знаю твой исход, и мой собственный меня не пугает.

Она обожгла его ухо горячим дыханием, но, несмотря на всю её очаровательность, Инфирмукс помнил, чьим творением она является — Уробороса, и что куклы — лишь бездушные орудия, пока не доказано обратное. С кем он говорит: с живым существом или с артефактом, не имеющим собственной воли, как и многие в свите нынешнего Владыки?

Ладонь Инфирмукса мягко коснулась её волос на затылке, и он, словно добрый родитель или брат, склонил её голову ближе к своему плечу и погладил, точно ребёнка. На щеке всё ещё ощущалось её дыхание, а в памяти Инфирмукса всплывали бесчисленные картины человеческих жертв — неизбежная плата Некроделлы за безумие собственного Владыки.

— Ты говоришь так, словно смирилась с судьбой вещи в их руках... Но я видел, как выглядят лица тех, кто утратил волю. В тебе больше жизни, чем в чёртовом Акс Сафе, одном из его приближённых. Я ставлю вас рядом, и, несмотря на то что ты кукла, в которой не должно быть души, а Акс Сафе — аргатоэр с опытом тысячи битв...

Он позволил ей отстраниться и продолжал смотреть с интересом, в котором не было ни ненависти, ни похоти.

— ...впрочем, тебе это неинтересно, верно? Зачем же в тебя вложили так много? — Они были так близко, что Инфирмукс говорил почти шёпотом.

Вдруг раздался громкий, трескучий, словно какофония ломающихся костей, смех. Пространство завибрировало, усиливая купол иллюзии. Вокруг софы с множеством мягких подушек кольцом обвилась чёрная тварь, объятая огнём. Она напоминала змея-дракона, а пламя её излучало жар, но не обжигало.

— Хранитель, отрадно видеть тебя целым и функциональным... — Огромная голова в форме черепа нависла над Лакримозой, разглядывая её тёмными пустыми глазницами. — Моё имя — Эреб.

Костяная голова чуть отдалилась, создавая иллюзию горящего воздуха.

— ...ты задаёшь глупые вопросы, Инфирмукс. Я понимаю твоё замешательство — всё-таки ты впервые так близко к хранителю Пандемониума. Но, в конце концов, возьми себя в руки. Хочешь знать, почему Уроборос вкладывает в них всё новые и новые навыки? Танцы? Массаж? Ха-ха-ха! — Хтон-симбиот расхохотался громче, его голос звучал прямо в черепной коробке. — Подумай, Инфирмукс, ответ на поверхности.

— Ну... продвинутая версия слуги?

— Серьёзно? Под контролем Уробороса тысячи слуг, среди которых есть те, кто умеет делать массаж и танцевать лучше тебя, Лакримоза. Прости за откровенность, но игрушки и рабы его власти часто поддаются иллюзии собственной нужности и исключительности — это один из способов подчинения рассудка.

Инфирмукс вновь посмотрел на Лакримозу. Она не казалась испуганной — скорее, была готова погибнуть в любой момент. Как и он. Как и все, кто сейчас входил в свиту Инфирмукса. Все они были готовы отдать свою жизнь за Некроделлу.

— Всё просто, — сжалился Эреб. — Как Уроборос может считать себя богом, если не способен создать расу? Все эти храмы, эксперименты, жертвы во имя светлого будущего — лишь фарс, не имеющий значения, если он не сможет стать по-настоящему подобным Богу. Да, Лакримоза, ты невероятно хорошо сделана, но следующая будет ещё лучше... а потом ещё и ещё... Цикл станет повторяться, пока вы не научитесь воспроизводить себя сами — не примитивным способом, а куда более продуктивным и менее затратным. Без потери качества, а только с его ростом.

Такова твоя судьба. Ты станешь очередным расходным материалом, как и все, кто следует за Уроборосом.

Инфирмукс, ты не хочешь её убивать, потому что увидел в ней жизнь. И это правда. Но она всё равно умрёт. И смерть от рук Уробороса будет хуже, чем от твоих.

— Я понял. Хватит. Просто перестань и исчезни.

Лакримоза, ты, наверное, задаёшь себе вопрос: неужели я настолько глуп, что так легко раскрылся? Но это ерунда, потому что таких, как я, в Некроделле десятки тысяч — недовольных, мятежников, ренегатов. Одним больше, одним меньше — Уроборосу плевать.

— Пока я не убью его... — Но это он не произнёс вслух.

— Ты хочешь поговорить в другом месте? Где? Но прежде... скажи мне, ты настолько ему верна, что готова стать очередной сломанной игрушкой?