[Вакула Джура]

Циркон / Лоссум и другие / 4995-5020 Вакула Джура, Эль Маньяна Эпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту игру без системы боя. Confusion that never stops Closing walls and ticking clocks Gonna come back and take you home I could not stop that you now know Singin' come out upon my seas Cursed missed opportunities Am I a part of the cure Or am I part of the disease?

[Вакула]

5003 год

  В тот день ярко светило солнце. Под открытым небом, чистым и глубоким, впервые за долгое время нависла всепоглощающая оттепель. Воздух был свежим и сладким от напитывающего аромата распустившихся цветов — часть особой ботанической коллекции. Кричали резво носящиеся в высоте птицы, мирно жужжали голодные опылители. Спокойно и тихо. Только ветер шуршал в верхушках садовых деревьев, принося издалека беспечный гомон семейного собрания. Человеческие голоса, смех, звон сервируемой посуды. Дальние члены семейства, его близкие друзья, случайные соседи и их дети — кого там только не было. Совсем как на старомодной открытке. Особенно если прищурить глаза и смотреть из соседнего двора. Особенно если не смотреть слишком долго, ведь начнет слепить глаза.
  Яблони всегда цвели так ярко и вызывающе, купаясь в солнечных лучах. Настоящее украшение широкого заднего двора. Но под кронами у них было так негостеприимно. Курчавые и бугристые стволы, искривленные генетикой и укусами жуков, всегда были покрыты мхом и лишайником. Их неприятно было касаться и лазать по ним было не весело. Архей редко пробирался так глубоко под зелень и потому здесь земля всегда была голой и сырой. Убежище для мух, сосущих мякоть прошлогодних плодов; Дом для пауков, прячущихся на дрожащей паутине среди курчавых листьев.
  Яблони мало интересовали основное семейство. Задвинутые к самому краю плодовитой территории, они нужны были лишь затем, чтобы прикрывать собой бетонную стену, разделяющую жилую территорию от полосы окружной городской дороги. Только один ребенок забирался так далеко в сад, чтобы наблюдать подобные недостатки. Минуя аккуратные тропинки, искусственное озерцо и беседку, восьмилетний Вакула часто ошивался здесь с приходом весны. Здесь он хранил свои старые секреты. Временами создавал новые. Часть прятал в изрытую червями землю, другую часть в дуплах и трещинах стены. Часть оставлял всегда при себе.
— «Ты что, не хочешь повидаться с братом?» — говорит один из Секретов голосом двоюродной тётушки, ещё с утра прибывшей на участок. Голос звучит приглушеннее, чем это отложилось в памяти. Всё из-за сырой земли, укрывающей Секрет, словно одеялом.
— Не знаю, — бездумно отвечает мальчишка, бубня под нос. Его лицо спокойно, а взгляд особенно пуст. Здесь в тени почти не бывает бликов.
— «Он будет рад посмотреть, каким ты стал!»
— Будет? — мальчишка вытирает рукой щеку, но лишь оставляет на ней новый след от грязи. Он неторопливо сосредоточен, складывая что-то на куске расправленной ткани.
— «Конечно будет. Ты ведь так вырос. А ещё столькому научился!»
  Вакула хмыкнул, на секунду пропуская на лице сдавленную улыбку.
— Да...
— «Может быть ему так понравится, что он заберет тебя с собой?»
  Мальчик перестает улыбаться. Бросив взгляд на воображаемую собеседницу — давно истлевший и частично погребенный трупик кошки, скаливший из-под земли оголенный костяк безмолвных челюстей — бросает в неё сухим сучком.
— Дура.
  Быстро собрав развернутую ткань в узелок, свалив в неразборчивую кучу так тщательно раскладываемые сокровища, мальчишка побежал в сторону общего собрания.

[Эмбиент]

  К полудню солнце уже целиком заливало задний двор. Фасад трёхэтажного дома, обычно такой мрачный и темный, сегодня представлялся в совсем ином свете. Облепляющий его стены плющ набрался весенних красок и, казалось, даже бурый кирпич наполнился свежим, здоровым оттенком. Этот дом хранил в себе долгую и непростую историю и сегодня, в окружении цветущего сада и оживленного празднования, он теплел, словно самый старый из отцов семейства.
— Неси её сюда, Агга. Ставь. Я подвину.
  Гражина Джура с двоюродной сестрой и прислугой Ядвигой вовсю трудились над вынесенным под открытое небо столом. Хозяйка редко занималась готовкой, но сегодня в её обычно размеренном ритме звенела ожившая, здоровая суета. Её бледное лицо и чувствительные к свету глаза ещё не успели привыкнуть к весеннему солнцу и улице, потому улыбки, и без того неестественные для неё, казались ещё и болезненными. Но она была счастлива. Она сдерживала свои эмоции, как человек, способный развалиться на части от переизбытка позитивных чувств, но всё-таки щёки её были румянее обычного и украшения, выуженные из глубокого сейфа, шли к её показной гордости, платью и уместному макияжу.
  Казимеж Джура, одетый в костюм и уже успевший частично его растерять, был занят бурным общением со своими шумными братьями. Хор громко что-то обсуждающих и хохочущих у кромки искусственного озера мужиков раскатывался по всей лужайке, пока вокруг них носились дети и чья-то мелкая, шумная псевдо-псина.
— Она совсем новая, — хвасталась соседская дочка одному из прибывших ребят ровесников, — Кукла. Из коллекции «Инбред Принцес». Совсем как живая, да?
— Ну... да, — скучающе отвечает паренек, шмыгая носом и блуждая взглядом невпопад, — Мой папа знает одного колдуна, который мог бы её ряльно оживить.
— А? Правда?
— Да. Он бы её оживил и она бы съела твои уши пока ты спишь.
— Фуу!
  Жизнь здесь била ключом.

[Вакула]

  Вакула ненадолго задержался, покинув рощу и уже дойдя до края озерца. Поверхность воды блестела на солнце, отбивая зайчики разошедшимися с другого берега кругами, вызванными игрой чужих детей. Они пока ещё его не видят. Не знают, что он здесь, и Вакуле нравится это чувство. Отсюда дети напоминают ему беспечных гусят, собирающих с воды ряску неподалеку от спящих на солнце родителей. Он таких уже видел. Он таких уже ловил.
— Вакула! — вдруг слышен звонкий голос матери, прозвучавший на всю лужайку. Парнишка невольно вздрогнул. Нет, она его тоже не видит, потому и кричит так громко, — Куда он делся опять? Давно ушел?
  Мать не часто зовет его вот так. Ведомый малознакомым чувством смеси настороженности и любопытства, мальчик продолжает свой путь навстречу. Он и так планировал прийти, с него не убудет.
— Да, мама? — спокойно обращается к родителю, которая, занятая сервировкой, не сразу замечает его возвращения. Теперь пришла очередь матери вздрагивать.
— Ах, вот ты где, — она бросает взгляд сперва на его чумазое лицо, потом на грязный сверток и вдруг хмурится, — Что там у тебя? Что ты опять принес? — тон её голоса настороженный, но в нем чувствуется некоторая привычность.
  Вакула пожимает плечом и рассеянно опускает взгляд на свою ношу. Развязав нетугой узел, показывает матери содержимое. Мать охает, морщится, но... вздыхает с облегчением. Это были всего лишь жуки. Мертвые.
— Снова тащишь в дом какую-то дрянь, — сетует она без злости, блуждая взглядом где-то вдали и стараясь припомнить свою первоначальную мысль.
— Это не дрянь, — Вакула тоже звучит так, словно сам говорит с неразумным дитем, — Это моя коллекция.
— Что ж, сынок, к столу ты с этой коллекцией не пойдешь, — её сухие пальцы касаются его плеча без тепла, но с каким-то неясным требованием, — Выбрось в компостную кучу и пойди отыщи своего брата. Он где-то в доме.
— Я к нему и шел. — он чувствует разочарование, узнав причину материнского призыва. И легкое раздражение тоже. Чем больше ему говорят о брате, тем сложнее ему заставить себя следовать идее. Снова завязав узелок и не послушав требования о компостной куче, Вакула пошел сразу в дом.

[Эмбиент]

  Дом сегодня активно проветривали. Высокие окна главного зала были распахнуты все до единого, но сквозняк упрямо избегал нагонять свежего воздуха. Из кухни в зал выносило запахи еды, а в прихожей дурно пахло парфюмами гостей. Над потолкам жужжала случайно залетевшая через окно жирная оса. Солнечно, уютно даже. Безлюдно. В левом крыле было слышно, как работают оросители в цветнике. Сад и растения — увлечение матери, но ухаживал за посадками по большей части нанятый садовник. Пожилой кентавр Боя Бо, молчаливый и задумчивый, почти всегда находился в зеленой зоне. Несмотря на размеры своей конской половины, он был необычайно деликатен и осторожен.
  Справа громыхали кухонные кастрюли и шумела вода из крана. Ядвига — женщина в теле, с рогами и копытами, работающая в этом доме сколько Вакула себя помнил — трудилась над очередным праздничным блюдом. Говорить с ней удовольствия мало. Её акцент неразборчив, но потрепаться она любила. Родители уже давно приучили её обращаться к ним лишь по делу, но с детьми и гостями она себя не сдерживала. Оставаясь одна, она любила напевать под нос популярные песни со своей родины. Её энергичность была её сильной стороной, на самом деле, просто нужно было вовремя направить её в нужное русло. Она держала дом в чистоте и отлично готовила. В кражах замечена она тоже не была.

[Вакула]

  Зайдя в дом, Вакула задрал голову и, уставившись на блуждающую у люстры осу, прислушался. Странно было слышать столько суеты во дворе, но здесь, под крышей, всё ещё сохранялся покой. Забежав сперва в свежий цветник, мальчишка огляделся. Не обнаружив никого живого, задумчиво потрогал ладонью бьющую струю водного оросителя, забрызгался и промокшим котом убежал через зал в другую сторону, теперь на кухню. Здесь напротив было душно и разило специями. Ядвига, стоя спиной к проходу, сосредоточенно нарезала овощи для будущего рагу. Поразглядывав бардак на рабочих поверхностях, Вакула стянул ещё не остывший кусок сахарного коржа и побежал теперь на второй этаж. Пытаясь отыскать неуловимого брата, он обошел практически все комнаты. Уже доедая украденное угощение, он вдруг замер, услышав знакомый голос:
— «Ни с места!»
— А?! — Вакула чуть не выронил узелок от неожиданности. Завертев головой, он никого не увидел.
— «Это говорит твоя совесть! Как ты смеешь есть сладкое перед обедом?»
  Вакула скривился, как не кривился, наверное, никогда. Выражение недовольства и одновременно испуга растянулось во всё его детское лицо. Голос исходил прямиком из его головы, хотя и не был его собственными мыслями. Намного более отчетливый голос, чем мальчик привык воображать, играя со своими Секретами.
— Эй... Это... Что за ерунда?!
  И тут из-за угла коридора, куда Вакула ещё не успел заглянуть, выглянул он. Чеслав. Его четырнадцатилетний старший брат, улыбающийся во все свои уже давно сменившиеся коренные зубы.
— Испугался?

[Эмбиент]

— Знаешь, я ведь переживаю за них, — Гражина, наконец бросив свои неумелые попытки помочь с сервировкой, теперь сидела в тени цветущей магнолии и курила, — За мальчиков то есть. Кас очень строг к ним, но почему? Шалопаи они, вот почему, — её слегка непослушные от неврологии пальцы стряхивают пепел немного мимо красивой пепельницы, — Я так рада, что Чеслав смог себя проявить. Не могу поверить в это до сих пор. Магический источник? В нашей семье?
— Он так талантлив, — охотно поддакивает её сестра Агга, улыбаясь с теплым весельем. Она не курит и вместо этого пьет ароматный розовый чай, поглаживая живот. — Такой юный, а уже постиг школу магии. Или две?
  Хвалить чужого ребенка ей не составляет труда ввиду опьянения собственным предвкушением будущих родов. Чего уж говорить. Чем короткоживущие и неволшебные хуманы сильны, так это стремительным размножением.
— Они там учат сразу много разных практик, — Гражина старается звучать спокойнее, но в её голосе чувствуется легкая материнская хвастливость при полном непонимании предмета обсуждения, — Что-то вроде... Ну, знаешь, пробуют всякое, чтобы найти сильные стороны, да? Плюс сопутствующие предметы. Историю и математику они ведь тоже должны учить.
— Занятой. Как славно, что он смог приехать на каникулы вас навестить, — Агга, кажется, слегка витает в облаках.
— Да, — мать делает ещё одну затяжку, — Надеюсь Вакула успеет с ним побольше пообщаться.
— Они хорошо ладили?
— Ты же знаешь как бывает. Не всегда, — вздыхает, — Но я надеюсь младший наберется ума у старшего, пока он здесь. Нет, я конечно не жду, что у него тоже будут... Такие таланты. Это всё-таки редкость. Но может быть он хотя бы... Просто возьмет какой-то пример.
  Агга глубокомысленно покивала. Вдруг, ветерок сменил направление и донес сигаретный дым в её сторону.
— Дорогая, прошу. Нам это очень вредно.

[Вакула]

  Вакула молчал, обескураженно и с плохо скрываемой обидой на странный фокус глядя на парня, которого едва узнавал. Брат очень вырос за эти пару лет. Его голос огрубел, сам он вытянулся и... Тоже многому научился.
— Ты что... залез мне в голову?
— Круто, правда? Я научился этому в академии! — Чеслав наконец вышел из комнаты целиком, застегивая свою новую рубашку. Кажется, он тоже готовился к этой встрече. И к празднику. — Я теперь могу читать мысли людей, говорить с ними на расстоянии и всё такое. Хотя и приходится поднапрячься.
— Для этого есть телефон. И рот, чтобы спрашивать... — бубнит Вакула, не выдерживая зрительный контакт и часто стреляя взглядом куда-то в сторону.
— Ха. Ну да. Ты просто завидуешь, — подойдя ближе, Чеслав потрепал младшего по бритой макушке. Тот отпрянул, — Ну не дуйся. Не буду больше. Твои секреты останутся с тобой.
  Было что-то в его тоне такое, что не принесло Вакуле облегчения. След чужой магии остался не в голове, но где-то в сердце, буквально отпечатавшись там вместе с выбросом адреналина.
— Как ты тут? Папа... На тебя не ругается? — брат вдруг стал немного серьезнее.
— Нормально всё. — Вакула бросает ответ резче, чем собирался. Не зная, что добавить и ещё не разобравшись в своих чувствах, бестолково перебирает узелок.
— Чего у тебя там? — упрощает ему задачу Чеслав, добродушно указав на тряпку.
  Вакула вздыхает и протягивает добычу.
— Жуки? — Чеслав кажется немного удивленным, — Круто! Решил похвастать?
— Это те самые. Ты хотел поймать их всех. — Вакула нашел в себе силы поднять взгляд и смотрел теперь с вызовом, — Я украл твою мечту, пока ты учился, ясно?
  Пауза. А потом Чеслав, вопреки ожиданиям своего младшего брата, вдруг смеется.
— Ну ты даешь! — потряс содержимое мешочка, заглядывая внутрь, — Я уже и забыл об этом. В Академии у нас есть предмет Звероведенья, так я там столько тварей насмотрелся... Но ты молодец! Вот этого наверное было очень трудно найти. — Он достал пятнистого палочника и повертел им. — Приколи его иглой, пока совсем не развалился. Дольше сохранится.
  Вакула ждал не такой реакции. Жуки – это, конечно, ерунда. Но он вообще не понимал, о чем говорит его брат. Он не просто вырос, но как будто изменился. Или Вакула просто неправильно его запомнил? Пикник обещал быть непростым. Но основную битву ещё только предстояло пережить.