[Вакула Джура]

  Эти вещи мало походили на ценные сокровища. Образцы, инструменты. Чистой воды хлам, если только ты не был нишевым ценителем пустынной ботаники. Даже медальон, робко резонирующий в пальцах следами изношенной магии, казался хрупким и дешевым на вид. Металл его не имел ни благородства, ни гравировок, и даже маленький камушек, усаженный по центру кругляша, казалось, неплотно держался на месте. Моль, видя магическим взором следы повышенного внимания к камню, множество раз отпечатанные во времени чужими пальцами, пытается прикоснуться к нему и сам. Пытается достать его, раз уж он и без того плохо приколочен, но этого сделать не удается. Камушек ходит ходуном, но абсолютно не поддается изъятию. Дракону даже не удается его схватить, такой он был скользкий и плоский, вместо чего лишь скользит ногтями и нечаянно вдавливает камень глубже в медальон. На этом пока что всё.
  Когда дракон забирает странный артефакт в сумку и остальное отдает своему спутнику, тот, конечно, берет ремешок в руку, но смотрит с недоверчивым неодобрением.
— Нам правда нужно это барахло? Тут одна трава и дневник...
  Шепот ночи давно уже поутих и возобновление маршрута дается без труда. Пять неспешных шагов прочь от ямы и вот, Цанбай вдруг задает вопрос, больше всего похожий на начало мирной беседы:
— Как эта твоя штука работает? Никогда не сталкивался раньше с подобным. Она сильнее магии?
  Он стучит пальцем по виску, но Вакула не уверен.
— Ты про противогаз или про мой... — вероятно, речь всё-таки шла о его драгоценном блокаторе, что уже не первый раз спасает их маленькое путешествие, — Нет, не сильнее. Увы, — тихо хмыкнул, продолжая путь, — Насколько мне известно, в этом мире нет инструмента, способного на корню обрубить магию, как явление. Я узнавал. Но эта хреновина, которая сидит у меня в черепе, ЛНК — с ней мне повезло. Это что-то вроде замка на дверь. Если менталист постарается, то попадет внутрь. Но по крайней мере голова перестает быть проходным двором, — легкая улыбка, подминающая детали, — ЛНК мне подвернулась совершенно случайно. Я её... Нашел во время одного из своих заданий. Пришлось немного попотеть, чтобы отыскать нелюбопытного мастера по хирургическим установкам. Но оно того стоило. 
  Он действительно был готов поговорить об этом. Даже охотно. Но мужчина отвлекается. Сперва на тихий хруст в сумке Цанбая, куда он недавно опустил находку, а затем и на короткую магическую вспышку. Его собеседник залился белым светом, за секунду вспыхивая, подобно подожженному пуху, а во вторую секунду... Дракона перед ним уже не было. Вакула замер, глупо и ослепленно хлопая глазами в пустую тьму перед собой. Он остался один. Наедине с огромным, погруженным в ночную тьму маслянистым болотом.
— ...Блять.


  Это было не очень приятно. Неизвестная сила, вдруг вырвавшая дракона из реальности, казалось, возвращала его назад крайне неохотно. Зрение поплыло в предобморочной ряби и по телу прошлась холодная, потливая волна. Дракон «отсутствовал» всего пару секунд, но вернувшись к сознанию, он словно разом испытывает тяжесть целого непрожитого дня. Не сразу, но он снова различает где небо, а где земля. Снова чувствует под стопами почву и замечает, что она из старого масла обратилась в знакомый чистый песок, охлажденный ночной пустыней. Подняв голову и осмотревшись, он видит давно истлевший билборд сбоку от вытоптанной широкой тропы. Рядом с билбордом в землю был воткнуть один из множества деревянных столбов, с верхушки которого на гостя смотрел разрисованный черепок. Легкий ветерок шевелит подвешенные под черепком ленты с бубенцами, наполняя ночную тишину тихим перезвоном. В так ему с чистого неба подмигивают приглушенные звезды. Сморгнув помутнение, Цанбай также разглядел вдали и огни, к которым вела тропа, что не сразу, но собираются в знакомые очертания. Он был в паре шагов от границы Хугуо.
  Обычно тихий Хугуо сегодня почти не спал. Улицы, жилища которых представлялись либо палатками, либо старыми хибарами, были освещены горючими лампами. Вблизи жилищ суетились люди, а немного поодаль, куда не доставал свет фонарей, отдыхали небольшие стада вьючных жуков носорогов. Погонщики в городе – это хорошо. Они оживляли экономику и приносили на маленький местный рынок свежие ресурсы. Однако было ощущение, что сегодня в городе было слишком много людей. Намного больше, чем обычно.

[Моль]

Произошедшее оказалось неприятным на уровне рефлексов: холод прошёлся вдоль позвоночника неприятной, липкой волной, виски стянуло тугим обручем, а в гулком перестуке учащённого пульса чувствовалась тревожная отстранённость. Перед глазами заволокло тонкой рябью, и мир дрогнул прежде, чем сознание успевает среагировать на магический всплеск артефакта – дракона грубо выдёргивают из реальности и спустя пару мгновений с усилием вталкивают обратно сквозь сопротивляющуюся ткань пространства. Окружающее неспешно проступает из мрака тонкой линией горизонта, на котором вырастают знакомые очертания города, а босые ступни ласкает мягкий песок, остуженный дыханием ночной пустыни.

Снайпера рядом не оказалось, и пространство вибрировало тревожным безмолвием, отзываясь лишь мелодией ветра в бубенцах на билборде: ни шелеста шагов рядом, ни характерного, едва слышимого поскрипывания снаряжения. Оставалось лишь гадать, отбросило ли его магией в сторону, разорвало аномалией или он всё ещё был где-то поблизости - артефакт сработал быстро и непредсказуемо, поэтому оценить масштаб бедствия не представлялось возможным. Тем не менее, Вакула знал, куда и к кому они направлялись, а его портативный навигатор вполне позволял проложить маршрут до Хугуо, пусть это и займёт какое-то время, но опытный наёмник без проблем доберётся до точки назначения, не сбившись с курса, если, разумеется, энергетический выброс не лишил его жизни или сознания. Что ж. Предполагать можно было бесконечно, но лучше сделать это в более комфортных условиях за чашкой кофе с биологом.

Небольшое поселение выросло на костях древнего подземного города. Здесь не было высоких стен и башен, только обломки старых конструкций, палатки и редкие дома, собранные из кусков уцелевшего металла, камня и глины - каждое такое жилище напоминало лоскутную рану на теле пустыни, в нём уживалось сразу несколько семей, ютившихся в тесноте и совместном быту, который подчинялся молчаливой договорённости.

В основном жизнь кипела где-то на поверхности, остерегаясь забираться под землю в поисках приключений и смерти, но, поговаривали, что в недрах покинутого бункера, где ржавые лифтовые шахты и лестницы уходили глубоко вниз, можно было отыскать нечто по-настоящему ценное: странные артефакты или забытые образцы техники, иногда даже живых существ, сохранившихся или мутировавших в замкнутых экосистемах. Никто точно не знал, кому принадлежало убежище до того, как его покинула жизнь, но ясно было одно – далеко не каждый, кто решался спуститься туда, возвращался обратно.

Рядом с поселением высились водяные мельницы, чьи вращающиеся лопасти неторопливо извлекали из воздуха драгоценную влагу. Их владельцы обогащались не только этим ценным ресурсом, но и держали местные харчевни, в которых вечерами собирались усталые рабочие, погонщики ездовых блох и охотники, изредка подрабатывающие наёмниками.

Первым делом Моль направился в местный архив, невзрачному строению с облупленным фасадом, где, по словам Мин, жил и работал один из её старых знакомых и давних романтических интересов – биолог, участвовавший в экспедициях по планетоиду, который, по предположениям, мог пролить свет на природу их находки и изменения, происходящие вокруг. У входа в здание пахло прелой бумагой, горячим песком и чем-то кислым, возможно, залежалыми образцами местной флоры. Дракон задержал взгляд на выцветшей табличке, а затем толкнул дверь. Закрыто

— Доброй ночи? — Остановившись на пороге, он мазнул взглядом сквозь мутное стекло по тесному, захламлённому пространству, где свитки, книги и какие-то образцы возвышались на всех доступных поверхностях. – Я... друг Мин. Когда-то мы с Вами уже виделись в Кёнге. Вы тогда спорили с торговцем рынка и лишились пары пальцев за проявленную настойчивость... .

[Вакула Джура]

  Город встречал Цанбая мягкими ночными огнями и яркими ароматами. С запада несло духом спящего стада, пригнанного погонщиками, что специфично смешивался с нотами местной кухни и сгорающего в лампах масла. В единственной таверне, принадлежавшей семье мэра, повара сегодня работали без перебоя, задержавшись до поздней ночи. Всюду пахло людьми, аппетитной гарью и сырой глиной.
  Белый дракон в силу возраста помнил это место ещё помойкой. В лучшем случае проходным лагерем, жилища в котором собирались из хлама и шкур, дабы на скорую руку отслужить недолговечным убежищем. Но всё-таки люди умеют приспосабливаться. За то время, что Цанбай не посещал Хугуо, тот успел здорово преобразиться. Ключ к успеху был прост: вода и глина. Используя эти доступные и удобные ресурсы, местные жители воздвигли здесь полноценное поселение. Аккуратные домики с ровными рыжими стенами вырастали один за другим, постепенно вытесняя некрасивые, ветхие нагромождения первых лагерей. Прогуливаясь по главной улице, Цанбай всё ещё находил взглядом старые металлические пластины, приколоченные тут и там к разным развалинам, но большая часть хорошего металла уже была давно переплавлена в оружие и инструменты. На некоторых глиняных стенах он даже мог заметить витиеватые узоры, а на крышах - цветные черепки. Ничего удивительного. Человек по природе своей всегда стремится к прекрасному.
  В архивной было темно. Даже наружняя лампа, висевшая над входной дверью, была погашена, оставляя это здание в тени. Попытавшись толкнуть дверь, Цанбай поймет, что она заперта и своей попыткой привлечет внимание пары работяг, что курили на другой стороне улицы. Впрочем, цепляться они не стали, продолжив негромко переговариваться на малопонятном диалекте.
  Цанбай чувствует запах архивной через толстую щель и видит полки через мутное стекло, но не выломав дверь, зайти он не сможет.
— Доброй ночи?
  В ответ тишина. Потом тихий цокот по напольной плитке и тихое рычание.
— Я... друг Мин. Когда-то мы с Вами уже виделись в Кёнге.
  Существо, внимательно слушавшее гостя по ту сторону двери, издало хриплый, каркающий звук. Сразу за ним откуда-то из глубины помещений послышались тихие ругательства.
— Вы тогда спорили с торговцем рынка и лишились пары пальцев за проявленную настойчивость...
— Архея ради, на дворе глухая ночь. Никакой совести нет у людей. Цыц, родной, я справлюсь с этим. Иди на место... — слегка отпихнув животное, хозяин дома отщелкивает замок и приоткрывает дверь, оставляя между собой и гостем натянувшуюся цепочку. Из темноты показалась квадратная голова невысокого мужчины. Борода и сморщенность загорелого лица не позволяет точно определить его возраст, но Цанбай узнает в нем знакомого биолога. Сонный и раздраженный, он однако сохраняет определенные манеры, пускай и вкладывает в них некоторую угрозу:
— Я не собираюсь повторять одно и то же по десять раз. Передайте своему начальству, что архивная работает с девяти утра и- Погоди, что ты сказал? — он вдруг фокусирует взгляд на бледном юноше. Смотрит на него пару секунд своими выразительными, черными глазами, после чего недовольно надувает щеки и закрывает дверь. Но только для того, чтобы отстегнуть последний замок.
— Друг Мин... Рынок... Пф. Конечно же я помню, кто ты такой, Моль. Заходи.

  Фу Фэн — маленький, но очень бойкий, серьезный и вдохновленный мужчина. Несмотря на свой возраст и жуткий недосып, он всё ещё казался полным энергии и физической силы. Затворив за драконом дверь, он закатал рукава своего свободного холщового халата и потянулся к лампе, зажигая её специальным огарком. Свет упал на покрытые мелкими шрамиками руки и симпатичный когтистый протез, заменивший ему утраченные пальцы.
— Дай угадаю, — он приподнял лампу, чтобы получше разглядеть лицо гостя, обращаясь не без усталости, —  Ты тоже ищешь БеЛоГо МоНсТра?
  Маленькая тварь, напоминающая смесь крысы с голубем, с недоверием смотрела на дракона из своей домашней будки.

[Моль]

Много лет назад, когда пыль над городом лежала ещё не так густо, а в волосах Мин не было ни единой седой пряди, молодой и энергичный биолог ухаживал за ней с завидным упорством и страстью. Фу Фэн тогда был немного другим: вспыльчивым, резким на слово и жест, с глазами, в которых ясно пылала вера в науку и людей, в возможность изменить мир пусть даже в пределах их забытого Творцом планетоида – он был окрылён идеями, а энергия его казалась неиссякаемой. Фэн часто спорил, что-то доказывал и срывался на крик, но в этом не чувствовалось агрессии, лишь отчаянный юношеский максимализм в стремлении достучаться до мира, который не спешил отвечать взаимностью.

Мин же, напротив, была неприступной холодной стеной, на неё не действовало ни обаяние молодого биолога, ни его упрямство добиться хоть небольшой благосклонности, ни даже романтические порывы, с которыми он приходил к ней, смущённый собственной смелостью. В её глазах не читалась насмешка или презрение, лишь ровная и непроницаемая дистанция с осторожным уважением к чужим чувствам. Она всегда внимательно выслушивала, улыбалась, но отвечала коротко, словно отсекала любую возможность сблизиться, не замечая, что каждое его действие или слово это вызов её безразличию. В то время она работала в местной харчевне, собирала пряные травы, много охотилась и даже в поношенной одежде, с багровыми от палящего Архея плечами и шелушащейся кожей, выглядела прекрасной и пугающе собранной. Возможно, именно это его и притягивало, интриговало, как загадка, которую он никак не может решить. Фу Фэн ухаживал по-юношески неуклюже, но искренне и благоговейно: помогал ей носить воду из источника, таскал туши зверей, оставлял на пороге контейнеры с образцами редких растений и цветов, развлекал историями о походах и экспедициях. И Мин всегда принимала его внимание с молчаливым спокойствием, без укора или без поощрения, никогда не отталкивала, тем самым оставляя любую возможность сблизиться открытой. Воспоминание о ней отзывалось в сердце приятным трепетом, и этого оказалось достаточно, чтобы спустя десятки лет открыть перед Моль дверь и пустить его к себе на порог.

— Дай угадаю. Ты тоже ищешь БеЛоГо МоНсТра? — Голос старика наполнен усталостью, и дракон едва заметно кривит губы в улыбке, мазнув долгим взглядом по сумраку пыльного помещения.

— Когда-то давно, ещё будучи детьми, мы с Мин решились пойти на эту авантюру, — произносит он с задумчивой мягкостью. — Карта была нарисована от руки, а компас – сломан с самого начала. Но мы всё равно шли. Нам казалось, что если дойти до северных земель и ничего не бояться, то он обязательно появится. В пещерах или пустоши. Где-то там, где кончается карта и начинается то, о чем никто не знает... Дети иногда столь безрассудно упрямы, верно? — Устремил взгляд в пространство перед собой, словно видел сейчас не биолога, а себя прежнего, юного и беззащитного и рядом столь же упрямую девчонку. — Наша вылазка закончилась, когда Мин едва не зажарилась в пустыне. Мы заблудились в песках. Всё было одинаковым: бурое небо, земля и непроходящая жажда. У неё сильно обгорела кожа, высохли и растрескались губы. А я... я не знал, что делать и тянул её вперёд, будто упрямство способно утолить жажду. — Невесело усмехнулся. — Белого монстра мы не нашли, но я впервые понял, что такое страх за кого-то.

Скользнув рукой в карман, он достал оттуда бледную чешуйку.

— Я не ищу Белого монстра, но мне интересно, кому может принадлежать эта штука... также хотелось бы узнать о паре странных вещей, который происходят повсеместно. В лесу, недалеко от Кёнг я наткнулся на короедов, которые находились довольно далеко от своих территорий. Видел степного паука – в наших краях он никогда не появлялся. А в улье «шахтеров» - следы песчаного червя.

[Вакула Джура]

  Старик, считавший, что был в эту секунду готов практически к любому ответу, всё-таки недоуменно смаргивает и крепко хмурит свои непомерно густые брови. Слушая неожиданный рассказ, он слегка вытягивает шею в растерянном внимании, но очень скоро его хрупкое от недосыпа терпение не выдерживает. Ну, разумеется, белокурый засранец решил начать разговор именно с этого. Не сразу с дела, не с вопроса "как поживаешь" и даже не с краткой сводки о самочувствии Мин, нет. Начинает с внезапного лирического погружения в прошлое, лишний раз в красках напоминая о том, как белый дракон оказался для Мин куда более привлекательным собратом по приключениям, чем Фэн, несмотря на то, что подвергал её жизнь невообразимым опасностям и вообще ни в какое место её не ставил. Можно подумать, Фэну было мало тысячи других ночей, когда он такими же мыслями прекрасно изводил себя и сам. Старик недовольно дует усы, но всё-таки не находит в себе достаточной злобы, чтобы вспылить. Всё его недовольство уже давно истлело, оставшись позади вместе с бурной юностью и прочими присущими тем временам эмоциями. Это было давно, слишком давно. И сейчас он злится лишь по привычке, что простительно поднятому среди ночи человеку.
— Вы, долгоживущие, никогда не ценили чужое время, — вздыхает он, отворачиваясь и неся переносную лампу к небольшому столику в библиотечном отделе, — Не ищешь ты, так ищут другие. С утра мне снова придется иметь дело с этими проклятыми разорителями, так что мне нужно выспаться. Ближе к делу. — надев рабочие очки, повернулся и взял протянутую вещь металлическими пальцами.

  Фу Фэн не любил Цанбая. Причин хватало. Ему не нравился ни характер, ни внешний вид, ни даже манеры этого странного существа, что каким-то чудом завладел желанным сердцем их общей знакомой... Будучи на пару лет младше Мин, Фэн не имел шанса оказаться первым, но всё же это впоследствии оставило свой шрам. Этот дракон с раннего детства занимал важное место в жизни девчонки, когда они познакомились, и продолжал оставаться там, несмотря на все попытки юного натуралиста привлечь к себе внимание холодной охотницы. «Да, симпатичная. Но веселиться она не любит, не общительная. Почему ты так упрямо за неё цепляешься?» — говорили друзья, беззлобно посмеиваясь с увлеченности своего друга, и тот не знал, что ответить. Нужно было быть дураком, чтобы не замечать её равнодушия. Либо не иметь чувства собственного достоинства, чтобы продолжать пустую борьбу. По крайней мере, так считали со стороны. Но Фэн любил хороший вызов и в этом конкретном было свое особое очарование. Дикая природа Хэйинь, которой он тоже страстно увлечен, была такой же. Суровой и непреклонной, но он всё равно любил её. Как любил и Мин, отчего даже сам процесс ухаживания приносил ему свое удовольствие. Вплоть до момента, когда ему пришлось признать очевидное: Мин была привязана к дракону не как зверьку или приключению. Она любила его, как мужчину, и в её сердце никогда не освободится место для Фу Фэн. Удивительно, но лишь после принятия этой истины дела начали налаживаться. Не так, как хотелось Фу Фэн, но всё же. Прекратив пытаться покорить Мин, как одно из чудес природы, юный биолог наконец смог получить её расположение. Не как любовницы, но как подруги и талантливой коллеги. Принцесса была оставлена дракону, а рыцарь наконец нашел покой в делах, что были ему посильны. Пускай ему и было больно признавать, что дама сердца в не меньшем, чем его собственное, упрямстве обрекает себя на муки, выбрав своей любовью равнодушное чудовище...

  Старик с любопытством осматривает странную чешуйку. Именно этим он и занимался всю жизнь — изучал и впитывал всё, чем его мог порадовать Хэйинь. Да, ему не нравился Цанбай, но нравилась своя работа и это было заметно. Переключая линзы своих сложных очков, он видел то, чего не видел обычный глаз. Помогали ему в изучении и руки, в аугментациях которых тоже сидели свои рабочие секреты. Однако любопытство на его темном лице быстро сменяется угрюмой серьезностью. Подкрутив свет лампы и поправив оправу, он как будто не просто всмотрелся, но и вслушался в вещицу. Открыв рот, хотел было что-то сказать, но передумал. Стрельнув взглядом на дракона, помолчал немного и открыл рот снова, в этот раз уже произнеся:
— Не ищешь монстра, говоришь? — в голосе сквозит скепсис, — Вломился ко мне среди ночи просто полюбопытствовать о том, что происходит с экосистемой? Может быть ещё скажешь, что занимаешься этим ради благополучия людей, а не по платному заказу?
  Фу Фэй уже имел дела с Цанбаем прежде. Бизнес, не более того. И он привык к тому, что дракон редко работает бесплатно. В каком-то смысле это было хорошо. Пока у дракона есть деньги, его старушка тоже не пропадет.
  Ученый вздыхает, присаживаясь на стул. Подняв очки на лоб, устало мнет живыми пальцами глаза.
— Ты не первый... Не первый, кто пришел с подобной находкой, — голос ровный, сдавшийся, — Не знаю, врешь ты мне или до вашего дома действительно плохо доходят слухи, но сейчас весь регион на ушах. В таверне был? Вся забита проклятыми охотниками и приключенцами. Люди прослышали про возвращение Белого Монстра и теперь на него открыта большая охота. И к кому они все пойдут за информацией? Конечно же ко мне...
  Сжав чешуйку в металлических когтях, мужчина снова взглянул на неё. Без очков, своими глазами.
— Это его чешуя, Моль. Действительно его, скрывать мне смысла нет, — говорит серьезно, — Такую же мне показывал человек, что прибыл к нам на космическом паруснике пару дней назад. Все они, кто сидит в том зале, либо видели монстра своими глазами, либо знали тех, кто видел. Что-то вроде того... — положив чешуйку на стол, старик серьезно взглянул на гостя, — То, о чем ты говоришь, скорее всего действительно плохой знак. Белый Монстр, Бай Гуай или Черведракон — имен у него много, но суть одна — когда-то был важен, но уже давно вымер. Это факт. И ему больше нет места в современной экосистеме. — наморщил нос, чуть смягчаясь, — Собственно, я вот чего понять не могу. Сам-то я это существо живым не видел. И эта чешуйка, пускай и принадлежит к роду Монстра... Она ведь окаменелая. Древность, словно только что выдолблена из земли. Где ты её нашел?

[Моль]

— Вы, долгоживущие, никогда не ценили чужое время.

Моль действительно не придавал особого значения течению времени, но не из заносчивости или чувства мнимого превосходства, которые можно было бы приписать его расовым особенностям, а потому, что он искренне не понимал, почему оно должно что-то значить в этом мире – в мире, населённом монстрами, где любой шаг мог стать последним. Законы социума с его правилами вежливости, ожиданиями и условностями, оставались для него чуждыми, будто он наблюдал со стороны за игрой, правила которой не только менялись в процессе, но и никогда не были озвучены перед очередной партией.

Тем не менее, в прошлом он пытался социализироваться, делая неловкие и робкие шаги навстречу: изучал чужие привычки и быт, подражал интонациям, подбирал слова и отдельные фразы по памяти, словно реплики из давно забытой пьесы. Но вслед за изматывающим опытом пришло осознание, что не каждый механизм нуждается в ремонте, особенно если он с самого начала был собран иначе, и Моль перестал ломать себя ради чужих ожиданий. Он принял свою обособленность и отстранённость не как изъян, а как способ существования, в котором ему легче ориентироваться. Сострадание или сочувствие были для него пустыми словами, потому что он их попросту не чувствовал, а люди, с которыми его сталкивала жизнь, воспринимались удобными и функциональными инструментами - в определённых обстоятельствах они были необходимы, но никогда по-настоящему близки.

В юности, будучи запертым в клетке, он жил на топливе из животной ненависти, рождённой из обоюдного страха, который выжигал изнутри всё живое, оставляя лишь инстинкт: терпеливо ждать, затаиться и перегрызть горло, когда подвернётся удобный момент. Благодаря Мин, он неспешно научился подавлять свою ярость и приспосабливаться, перестав воспринимать каждое прикосновение как угрозу. Она оставалась рядом, ничего не требуя взамен, заботилась и жалела битого зверя, что впервые подтолкнуло его к мысли, что, возможно, мир не всегда бывает враждебен и стремится уничтожить. В то время он неуклюже подстраивался под окружающее и с упорством отрицал свой истинный облик, будто само его существование было чем-то неправильным, чем-то, что нужно скрыть, чтобы выжить. Но затем пришло принятие, не внезапное или вдохновлённое особенным случаем, а тяжёлое, напитанное кровью и потом – он всегда останется долгоживущим монстром в глазах хуманов. Или весёлым аттракционом, который хочется оседлать, чтобы прокатиться с ветерком.

— Не ищешь монстра, говоришь?

В ответ Моль улыбается, задерживая невидящий взгляд в пространстве перед собой, делает это машинально, будто мышцы рефлекторно вспомнили старое движение и повторили его по инерции. Фу Фэн провоцирует нарочитой грубостью, и было бы несложно свернуть ему шею, а потом мирно уйти пить чай в таверну, чтобы получить чуть больше сведений о «белом монстре».

— Это его чешуя..

Значит, его предположения оказалось не такими уж и безосновательными: прежде невиданная находка излучала незнакомую ауру и действительно могла принадлежать его конечной цели – всё вставало на свои места, подобно кусочкам мозаики, собранным не столько благодаря логике, сколько интуитивным ощущениям. Стоило ли вернуться обратно к заброшенной шахте и выслеживать его, начиная с самого начала? Там, где снайпер впервые заметил следы монстра... ах, точно, Вакула. Дракон не мог прийти к окончательному решению, стоит ли его дожидаться или продолжить поиски самостоятельно.

— Где ты её нашел?

— Прогуливался с приятелем в подземелье и наткнулся на эту штуку, — кивнул на чешую на столе биолога, затем протянул руку и аккуратно взял её, чтобы положить обратно в карман. — Было приятно встретиться снова. Прошу прощения за столь поздний визит, — формальная фраза и столь же дежурная улыбка, зазмеившаяся на губах, после чего он направляется к выходу. — А... если будут проблемы – обращайся. Доброй ночи.

Только сейчас Моль обратил внимание на неожиданно оживлённые в это время суток улицы: в окнах мирно горел свет, кто-то негромко переговаривался в тенях города, скрипели ставни и в воздухе сквозило непривычное возбуждение, смешанное с пылью и отголосками тревожной суетливости. Направившись в местную харчевню, он мысленно прикидывал, сколько времени займёт у снайпера, чтобы добраться до города на своих двоих.

[Вакула Джура]

  Отогнав сон и оживив в себе привычную пытливую искорку, Фу Фэн определенно был готов развивать поднятую тему. Но дракон, вернув себе важный сувенир, вдруг собирается уходить столь же неожиданно, как и пришел. Оставив пару дружелюбных пожеланий, странный юноша удаляется прочь за порог, и престарелому биологу, молча провожавшему гостя взглядом, остается лишь хмыкнуть ему вслед. Смешок полнится искренним изумлением с легкой долей насмешки, но вслух старик так ничего и не говорит. Поднявшись со стула, он запирает входную дверь на тяжелые замки и снова погружает помещения во тьму.

  Таверна носила имя «Леди Милосердия». Маленькая табличка, висевшая на ровной стене у входа, поясняла, что название это происходит от имени летучего корабля, на котором сюда когда-то прибыло семейство нынешнего мэра. Корабль давно уже был разобран и пущен на переработку, но память о нем осталась в этом странном околоцерковном названии и в истлевшей носовой фигуре над входом. Говорят, что металлические детали ушли на постройку сейфа, водосборника и пивных кранов, а древесина — на алкогольные бочки. Все эти вещи теперь являлись неотъемлемой частью процветающего бизнеса семьи. 
  Снаружи у таверны стояла припаркованная тележка и пара оседланных слоновых птиц. У самого входа, подпирая стену, курили двое случайных мужчин, обмотанных в типичные для этой местности пустынные одеяния, и недоверчиво косились в сторону отдыхающего немного в стороне огромного варга. Животное, отдаленно похожее на короткомордую гиену с абсолютно лысой головой, лениво обгладывало чью-то тазовую кость. Этих тварей обычно было не принято приводить в городскую черту — это, мягко говоря, считалось дурным тоном, так как они весьма опасны и трудно дрессируются. Но в то же время Моль слышал, что владение этими животными было нормой в этих краях. Погонщикам, к примеру, они были абсолютно необходимы для защиты скота. Но этот варг был намного крупнее скотоводской версии. Этот был ездовым.
  Шагнув через порог, Моль оказывается в просторном зале, заставленном обеденными столами и лавками (древесина в этих краях была в дефиците, потому мебель в основном плелась из специальной лозы, собираясь вместе с вставками хрупкого местного металла, стекла или отполированных глиняных пластин). Гладкие глиняные стены мягко отбивали скудный свет настенных ламп, в теплом воздухе крепко пахло прошедшим большим ужином — дух еды и множества побывавших здесь за день людей выветривался с трудом — а музыка уже давно не играла. Тихо и сонно. Однако, несмотря на позднее время, некоторые столы всё ещё оставались занятыми.
  В первую очередь в глаза бросился молодой мужчина в богатых одеяниях неместного покроя, отдаленно напоминающих модернизированную версию древнеримских доспехов. Блондин с аккуратной стрижкой, бледная кожа и голубые глаза — точно не местный. Симпатичный в какой-то мере, хотя в его чертах и скользил какой-то отдаленный намек на нездоровую породистость. Мужчина этот допивал содержимое своей кружки, сонно, но весело о чем-то беседуя с двумя своими, судя по всему, стражниками. Рядом с ним, прямо на полу, сидел сонный зверолюд с глупой, собачьей головой. Мужчина старался говорить тише, но природа его голоса была такова, что слова всё равно долетали даже до самого дальнего угла зала: «У них нет воды. Им нечем мыться, получается. Тела красивые, конечно, но лица скрывают... Ну не знаю даже...»
  Недалеко от них стол занимала группа охотников. Моль признает их сразу. Серая тканевая одежда с тонкими меховыми вставками, не скрываемое холодное оружие на поясах и за спинами, смуглая кожа и редкие, черные волосы. Их тоже было четверо. На их столах не было видно кружек или алкогольных бутылок. Только миски с уже объеденными костьми. Двое мирно играли в какую-то игру, двигая фишки по дощечке. Самый крупный, что сидел у стены со сложенными на груди руками, до этого наблюдавший за болтливым блондинчиком, сразу стрельнул на вошедшего дракона цепким взглядом.
  Дальше всех, в самом темном углу таверны, сидели ещё трое. Двое практически голых девушек, едва ли прикрытых тонким рваньем и украшениями, и, предположительно, мужчина, целиком скрытый за тканевым ритуальным одеянием. Все трое скрывали лица за разукрашенными масками. Сидели молча, расслабленно. Перед каждым было лишь по рюмке воды, к которым они, кажется, ещё даже не прикасались.

[Моль]

Порог таверны Моль пересёк не сразу и задержался у входа, окидывая взглядом изъеденную временем и песком носовую фигуру на притолоке и памятную табличку имени корабля предков, который вопреки названию немилосердно разобрали по частям и пустили на трубы, ненавязчивые элементы декора и бочки. Неиронично использовали «труп» Леди для собственных нужд ради выживания в суровой реальности планетоида, оставив лишь сентиментальные намёки на прошлое колонистов.

Взгляд дракона мазнул по варгу, который расположился возле харчевни и лениво, с влажным причмокиванием стучал зубами по кости, смакуя сам неспешный, почти сакральный процесс поглощения. Нос слегка вздёрнут складками морщин на морде, обнажая крепкие зубы, уши прижаты к голове, а мощные челюсти методично и увлечённо двигаются в такт доносящемуся хрусту, и этот звук отдаётся в ушах глухим эхом, пробуждая внутри что-то первобытное, на уровне звериных инстинктов. Необычное, и столь же неподатливое животное для долгих прогулок верхом.

Оказавшись внутри здания, Моль заметно ссутулился, будто вместе с приглушённым светом на него опустился груз накопившейся усталости – любые магические перемещения действовали на него угнетающе и вытягивали остатки не только душевных, но и физических сил. Мир вокруг казался смазанным диафильмом: цвета расползались, очертания предметов подрагивали на грани распада, и только мягкое освещение цеплялось за скудную мебель и безликие лица постояльцев, выделяя их на общем гнетущем фоне. Пространство таверны встретило его теплом и стойким запахом еды, в котором смешались топлёный жир, пряности и лёгкий, застоявшийся дух вина или пива, впитавшийся в стены. И этот аромат напоминал о сотни пережитых вечеров с пьяными разговорами, драками, песнями, интимной близостью немытых тел и смехом, который вспыхивал и тут же гас в недовольном ворчании путников.

На ходу закатывая рукава грязной рубашки, Гоу безмятежно двинулся вглубь помещения мимо занятых столов, охотничьих взглядов и случайно выхваченных реплик. У барной стойки он безмолвно опустился на высокий стул и с ленивой небрежностью достал из рюкзака валюту, которую придвинул к сотруднику заведения и кивнул на один из пивных кранов.

— Налей чего-нибудь покрепче.

Приземистый бармен, с густыми бровями и глазами, отливающими мутным янтарём, взглянул на него без особого интереса и дёрнул за один из кранов, наполняя кружку пенистой жидкостью. В воздухе потянуло терпким солодом, взгляд дракона лениво скользнул по залу и несколько голов, как по сигналу, опустились обратно к столу с расставленными на нём фишками.

— В городе всегда так оживлённо ночами, или сегодня особенный день? — Неторопливый глоток обжёг язык и царапнул по горлу, расползаясь внутри приятным теплом.

Отставив кружку, Моль нащупал в кармане знакомую шероховатость покоящейся там вещицы и извлёк её, задумчиво покручивая её между пальцами. Свет мягко скользил по рельефной поверхности чешуйки, выхватывая из полумрака редкие отблески, будто она содержала в себе нечто большее, чем он мог увидеть.

Восприятие (попытка отметить напряжение в воздухе и угрозу): Хорошо (17) [Бросок: 0, Модификатор: +17, Итог: 17]
Теомагия (попытка ощутить силу чужого источника и понять, насколько сильны): Хорошо (22) [Бросок: 6, Модификатор: +16, Итог: 22]

[Вакула Джура]

  Это заведение славилось своим богатым по меркам пустоши выбором напитков. Виданное ли дело, тратить драгоценную воду на такую блажь, как алкоголь? Но семья Ван могла себе это позволить и, несмотря на скепсис некоторых местных жителей, недостатка в покупателях не имела. Услышав новый запрос, бармен сперва бросает взгляд на свежего гостя, а потом и на арсенал за своей спиной. У них имелись по-настоящему крепкие напитки. Кактусовая водка, змеиное вино и даже местное подобие добротного коньяка. Но гость смотрит на бочки с пивом, потому бармен лишь неопределенно цыкает зубом, недолго размышляет и наливает полную кружку темного пенистого под названием "Красный Паланкин". Так уж вышло, что именно этот напиток делался не на воде, а на молочной сыворотке, однако вкус его был богат, а градус неожиданно крепок, как для пива. Пряные ноты скользят по языку и носоглотке, взывая к ложным воспоминаниям о ночном небе, ароматных жженых палочках и танцующих куртизанках... Либо о мокрых тряпках, которыми протирают пролитое на стол молоко.
  Восприятие дракона, ещё перед тем, как чувства отвлекаются на алкоголь, успевает уловить в воздухе легкое напряжение. Никто не обращает особого внимания на дракона, нет. Напряжение это едва уловимо скользит между уже отсидевшими свои места присутствующими. Глава охотников не скрывает свое откровенное наблюдение, обращенное в сторону юного «римлянина», а стража последнего, вероятно, даже не прикоснувшись к алкогольным бутылкам, не теряет встречной бдительности. Странные личности, притаившиеся в углу зала, скрывали свои лица за масками, но даже так было очевидно — они тоже слушают.
  Теомагия дракона, проскользив по помещению, быстро обнаруживает, что зал набит сильными бойцами. Беспечный болтун в латах, несмотря на свое расхлябанное поведение, оказывается сосудом серьезной силы — молодой этнарх с источником на грани седьмой ступени и носитель неплохих расовых характеристик. Его странная псина относительно слаба, но тоже владеет магией. Стража не имеет источника, но очевидно закалена в тренировках и в бою.
  С другой стороны — охотники какого-то странного подвида хуманов. Все четверо не владеют магией, но обвешаны артефактным оружием и физически очень сильны. Особенно их мощный на вид предводитель.
  Загадочные личности в масках и тряпье, как оказалось, скрывают свое магическое присутствие, потому их анализ дракону ничего не дал. Однако, теперь их взгляды, кажется, были направлены лишь на него.
— В городе всегда так оживлённо ночами, или сегодня особенный день?
  Бармен, неторопливо вытирая руки тканью, бубнит в ответ:
— Люди ночью спят и ещё до рассвета идут в поле, чтобы пахать до прихода жары, — тон его будничный, привычный. Вероятно, он привык к туристам, — Но сейчас всё иначе. Пришло людей больше обычного. Не чтобы работать, но чтобы укрыться или найти ответы.
  Заметив образовавшуюся в пальцах гостя чешуйку, бармен умолк и нахмурился. Троица в масках уже открыто следила за драконом, повернувшись лицом и корпусами.
— Ха, это что? Ещё один трофей? — вдруг подает несколько нетрезвый голос молодой этнарх, заметив вещицу только после того, как ему шепнул о ней один из стражников. Он сидел к барной стойке ближе всех, пускай ему и пришлось неудобно обернуться, — Мсье знает толк в сувенирах, — весело зубоскаля, молодой человек подмигнул Цанбаю и полез в кармашек своего ремня. Через пару мгновений на свет показывается ещё одна чешуйка. Немного иной формы, но похожей текстуры. Белесый верх и темный низ, — Видал? У меня такая же есть.
— Сэр, возможно, вам не стоит так открыто показывать свою находку каждому случайному незнакомцу, К нам и так уже привлечено слишком много внимания, — напряженно, но по форме и терпеливо перебивает его один из стражников.
— Да какая разница?, — отмахивается, резко теряя свою веселость, — Одним завистливым засранцем больше, одним меньше. И не находка, сержант, а трофей. Добытый в честном бою с чудовищем!
  Полуобнаженные ведьмы в масках тихонько смеются, а вожак охотников вдруг подает громогласный голос:
— Лжешь! Ты даже не встречался со Зверем.
— Охх, опять он за свое... — этнарх с капризной усталостью прикладывает кружку ко лбу.
— Где Вы это нашли? — открыто интересуется бармен, подавив застрявший в горле ком неуверенности.

[Моль]

Отметив чужое внимание к чешуйке в пальцах, Моль поспешно прячет её обратно в карман и вырисовывает на лице сдержанную гамму эмоций, словно испугавшись собственной неосторожности. По лицу проскальзывает тень неуверенности и смятения, плечи слегка приподнимаются, втягивая голову, а взгляд мажет по рукам, которые тут же ищут опору в массивной кружке - он старается сделать себя меньше, слиться с фоном и исчезнуть в тусклом свете таверны. Движения становятся скованными, неловкими и суетливыми, выдавая тревогу случайного путника, который внезапно оказывается в центре чужого разговора под пристальным вниманием разношёрстной массы незнакомцев.

Играет тонко, почти незримо для посторонних взглядов: ни одна гримаса не кажется притворной, ни один жест – продуманным, лишь тонкая дрожь пальцев, сгорбленная фигура и потупленный взгляд – всё складывается в образ человека, не привыкшего к навязчивому интересу от посторонних и с трудом удерживающего себя от бегства. Сжимает кружку до побелевших кончиков пальцев, надеясь выжать из неё хоть каплю прежней уверенности, и делает сразу несколько поспешных глотков, но давится и кашляет в ладонь, когда жидкое пламя расползается по языку и горлу.

— Где Вы это нашли?

— Ну... я... — Мямлит тихо и сбивчато, осипшим от кашля голосом. — Позаимс... нашёл... — Коротко мажет языком по губам и оглядывается на благодарную публику, тут же мягко вскидывая руки ладонями вверх. — Не подумайте, я не воровал... он просто... просто выронил, и я не успел нагнать, чтобы отдать. Крепкий такой парень, но немного невзрачный и, думаю, что какой-то наёмник. При себе была винтовка и ещё какие-то технологичные штуки. Их в наших краях не так много, поэтому, думаю, что кто-то из приезжих. Возможно... — Запинается и замолкает на время. — Возможно, кто-то видел такого? Я бы непременно передал бы ему эту штуку, будьте уверены. — Ещё один один глоток крепкого пойла, и Моль чувствует, как щёки лижет жаром, а тело окутывает пьянящая расслабленность -  стоило притормозить.

— Я из Кёнга, — произносит неуверенно, чуть тише, чем того требует ситуация, словно само упоминание соседнего поселения должно оправдать его неловкость и нехватку горделивой дерзости и, что это уже является достаточной причиной, чтобы не блистать смелостью и молчаливо терпеть пристальные взгляды. — Моя бабка работала горничной в том месте, где сейчас развалины, — тихо бормочет, выдавливая из себя слова и боясь быть обсмеянным. — Но сейчас... сейчас мы в нужде, поэтому приходится искать любую возможность заработать. Хоть какую-то. — Отводит взгляд. — ...а этот приезжий чёрт говорил, что ищет Белого монстра. Сказки для детей, да? Но я, понимаешь, не будь дураком вписался гидом. — Хмурится и крепко сжимает челюсти, со злостью выплёвывая следующие слова:

— Этот ублюдок оставил меня в болотах, чтобы спасти собственную шкуру... нашёл какой-то медальон, а потом... ПУФ... — Всплеснул руками. —... и исчез!.. А... — Повернулся к хвастливому блондину и неловко улыбнулся. — Вы действительно видели... — понизил голос до хриплого шёпота. — Белого монстра?

[Вакула Джура]

  И зрители слушали его, пускай и с разной степенью внимания и заинтересованности. Этнарх ломал спину, продолжая сидеть вполоборота и допивая содержимое своей кружки. Трое масочников и бармен явно не сводили с дракона глаз. Но остальные, кажется, не придавали трепу незнакомца особого значения. Охотники продолжали играть в свои шашки, а их предводитель то и дело зыркал на Этнарха. Псина, сидевшая у ног блондина, была занята осторожным принюхиванием.
— Так Вы... — неуверенно бормочет бармен, задумчиво хмуря брови, — Вы нашли чешуйку до или после того, как этот человек вас бросил в болоте? — у него были сомнения, но успеть развить мысль не удалось.
— О, да, — охотно кивает юный этнарх, словно всё это время только и ждал своей очереди открыть рот вновь, — Не только видел, но и надавал ему по зубам! — вдруг вскакивает с места и изображает благородный поклон, — Бейли Арстон, сын Грома Арстона, великого князя и охотника с Алькора, к вашим услугам.
— Он его не видел, — повторяет главный охотник, в этот раз уже скорее устало, — Весь вечер он треплет и треплет, но истории его не сходятся. Как и твои, — здоровяк кивает на Цанбая.
— Не обращайте внимания. Этот славный господин, — юный Арстон указывает на громилу кружкой, — Его зовут Эрдэн Очир, если я правильно помню. Так вот, он весь вечер донимает меня. Сомневается в каждом моем слове, но сам при этом не имеет при себе ни единого доказательства того, что, — икнул, — Прошу прощения... Того, что сам знает, о чем говорит.
— Птенцы вроде тебя, сын князя с Алькора, рады любой возможности покрасоваться, — гремит Очир, — Да только ты если и дрался, то с бледным варгом или с пещерной жабой. Белый Монстр не сбежал бы так легко. Он огромен и сила его непомерна.
— Господин Очир, когда только прибыл, рассказывал об этом, — поясняет бармен Цанбаю вполголоса, — Он своими глазами, говорит, видел, как монстр разорял караван на юго-востоке отсюда. Огромный, как титан.
— Он пахнет пустынными шахтерами, — вдруг скрипуче и едва слышно шепчет псина, указывая тонким пальцем на Цанбая. Услышав это, Очир наконец обратил на гостя полновесное внимание, взглянув очень серьезно. Толпа ждала объяснений.

___

  Ночь, тьма, ни единого намека на скорый рассвет. Невеселый путник, укутанный в плащ и капюшон, ритмично передвигал ногами, слишком медленно для своего желания преодолевая долгий путь. Монотонность масляного болота могла свести с ума любого и отсутствие противогаза не делало ситуацию лучше. Страшная вонь уже попривыклась, но от её испарений, проникающих в голову и кровь, уже начинала болеть голова. Голоса болотных теней временами пытались заводить с путником опасные беседы, но тот не отвечал им. Блокатор справлялся на ура, отсеивая лживые шумы, а без магии от этих шепотков толку было не много. Они даже не могли стать путешественнику временными собеседниками.
  Вакула обычно прекрасно себя ощущал на дикой природе. Даже кишащие монстрами леса и прерии были ему словно родным домом. Свежий воздух, красивые виды, здоровый вызов его навыкам — это было нормой. Но ядовитая пустошь, в которой не было ничего, кроме скользкой земли и ядовитого воздуха? Это было слишком. Впервые за долгое время наемник ощутил, что готов поддаться внутренним капризам: «Сейчас вы в горячий душ, сытный ужин, хороший сон и чистый старт...»

[Моль]

Возникшая пауза затягивает тишиной, разливаясь в таверне трепетным ожиданием следующих действий или слов, и, кажется, что звуки затихают не только снаружи, но и внутри каждого присутствующего, с немым вопросом и подспудным давлением, от которого не укрыться. Ни шороха одежды, ни скрипа лавок, искусно плетёных из грубой лозы, ни тяжёлых вздохов, лишь гулкий шум крови в висках. Воздух электризуется предгрозовым напряжением, и пространство замыкается на фигуре юноши у стойки: на его пальцах, нервно поглаживающих бока кружки с крепким пойлом, на полусогнутых плечах и на взгляде, скрытом под тенью ресниц – на какое-то время полупустой зал харчевни становится единым, живым существом, затаившим дыхание.

Дракон выдерживает молчание, будто тщательно взвешивает, какая маска придётся более подходящей для ситуации: растерянный вор и лжец, заплутавший путник или тот, кто знает гораздо больше, чем осмеливается произносить вслух. На его лице всё так же сохраняется тень наигранной неуверенности, но на дне глаз вспыхивает искра холодного раздражения. Он мажет взглядом по зверолюду, не слишком долго, чтобы не вызывать агрессии, затем медленно переводит внимание на бармена и кривит подрагивающие губы, тут же рукавом смахивая с ресниц выступившую влагу.

— Я украл её, пока он спал, — с нажимом выдавливает из себя и отводит взгляд, стыдясь собственных слёз и поступка. — Думал, что на рынке за неё можно выручить немного денег. — Нервно мажет языком по сухим губам и продолжает, обращаясь уже к псине:

— Недалеко от болот есть заброшенная шахта... убежище этих тварей, — голос Гоу звучит тихо и невнятно, с трудом выскальзывая сквозь плотно стиснутые зубы. Руки опираются на край стойки, ища ту единственную опору, которая мешает телу окончательно поддаться весу усталости. — Этот конченный псих хотел проверить её, — слова цепляются за пересохшее горло, и Моль делает ещё глоток из кружки, — но мы столкнулись с термитами раньше, чем могли предположить. Пришлось вываляться в их... грязи, чтобы сбежать.

Он делает паузу, затихнув на воспоминаниях, и скользит дрожащей ладонью по поверхности стойки, смазывая влажные капли с неё, на мгновение цепенеет, затем сжимает руку в кулак до побелевших суставов.

— Какого чёрта они вообще там забыли? — В вопросе проскальзывает едва сдерживаемая злость, и Моль хмурится. — И ещё... эти дыры в стенах пещеры. Они были слишком большими, понимаете? Не для термитов. Не для пустынных шахтёров и уж точно не для людей... будто оставленные червём, — последнее слово он произносит тише, сдерживая дрожь не только в голосе, но и под кожей, и парой больших глотков допивает пойло из кружки, с хлопком ставя её обратно. — Разит шахтёрами, говоришь... а ты попробуй унести свой мохнатый зад оттуда! Уж, простите, что недостаточно хорошо пахну для вашего блядского общества.

[Вакула Джура]

  Неожиданный перформанс "пугливого юноши" в конечном счете имеет свой эффект. Пускай и не факт, что такой, какого добивался сам актер. Очир хмыкает и отводит взгляд сразу после слов "я украл её", вероятно, вполне удовлетворенный своими внутренними догадками. Алькорские стражники, с самого начала сосредоточенные на своем подопечном-начальнике, казалось, вообще не слушали рассказ, а сам начальник, ещё не так давно готовившийся к очередному нетрезвому выступлению, уже отвлекся на свои рассыпавшиеся в неуклюжем пируэте монетки чаевых. Даже масочники, до того внимательно следившие за драконом с другого конца зала, негромко теперь переговаривались между собой. Когда дракон закончил свою пылкую речь, в помещении уже почти не осталось людей, что слушали его. Лишь псина с барменом продолжали смотреть.
— Мне кажется, что вы неправильно поняли... — осторожно подал голос бармен, пошевелив сухими губами, — Оно... это существо под столом, напугано. Побывать в норе шахтеров и выжить? Вы, наверное, не настолько просты, как хотите казаться. — бармен усмехнулся, но быстро осекся, так как не был уверен в уместности своего замечания. В этой дыре никогда не знаешь, с кем ты действительно имеешь дело. И если окажется, что гость в глубине в самом деле "не так прост", то не лучше ли позволить ему оставить свою маску? Бармен не стал более ничего говорить, вдруг отвернувшись и занявшись расстановкой стаканов по полкам.
  Остальным же было абсолютно всё равно, что за драмы происходили в жизни незнакомца, потому как уточняющих вопросов не последовало.
— Ладно, парни, — вдруг снова заговорил Бейли Арстон, наконец выложив чаевые на стол и выпрямившись, — Вечер порядком затянулся. Все эти споры и игры в гляделки просто смешны, я устал и удаляюсь в свои опочивальни.
— Сэр, а как же... — подал было голос обеспокоенный сержант, но юный лорд его оборвал.
— Оставьте людей сторожить Архивную. Никого не пускать и не выпускать, пока я не приду.
  Очир, услышав это, бросил в сторону щенка презрительное ругательство. Диалект его был незнакомым, но по тону можно было догадаться, что он вертел такое решение на неприличном месте. Арстон удаляется из таверны, а вместе с ним и псина со стражниками.
— Вам... Может подать чего-нибудь ещё? — аккуратно предлагает бармен Цанбаю.

[Моль]

Краткое представление возымело свой эффект, и недавно накалившееся до хрупкой тишины внимание отступило. Заинтересованные взгляды вновь обрели усталую рассеянность, и все те, кто мгновение назад ловил каждое его слово, скучающе вернулись к своим делам. Тихий гул жизни вновь разлился под потолком таверны, наполнив пространство шелестом движений, тихими разговорами и ленивыми звуками быта: стуком опускаемых на стол кружек, скольжением шашек по игральной доске и лёгким поскрипыванием плетёных скамеек.

— Напугано? Вы его морду видели? — В голосе откровенно сквозило недоверие, а взгляд мельком мазнул по зверолюду. — Разве такие, как он, вообще умеют бояться?

Пьянящее тепло неспешно разливается по венам и притупляет остроту восприятия, наваливаясь на плечи сонливой усталостью, и Моль позволяет себе чуть глубже осесть на стуле, поддаваясь навалившейся на плечи тяжести минувшего дня: спина слегка округляется, локти упираются в столешницу барной стойки, расфокусированный взгляд скользит по тускло поблёскивающим бокам кружки. Окружающее постепенно теряет свою чёткость, замедляясь где-то на периферии сознания, и в вязкой тягучести надвигающейся дремоты приходит запоздалое понимание, что он, по всей видимости, сильно переоценил свою устойчивость к алкоголю.

— Мы не заходили глубоко, поэтому и остались живы, — коротко пожал плечами. — Да и бегаю я достаточно быстро, — добавил с тенью усталого юмора и мазнувшей по губам ухмылкой. — Лучше скажи, этот тип, действительно, видел Белого монстра? Где? — Моль едва подался ближе к бармену, вытягиваясь на руках вперёд, и нахмурился, склоняя голову на бок, словно в попытке разглядеть искренность в словах, от которых разило дешёвым бахвальством. Голос был тихим и ровным, но в нём невесомо проскальзывало пугливое сомнение, обрамлённое насмешкой. — Звучит, будто рассказывает страшные байки для дворовой ребятни, — бросил вполголоса, кидая взгляд на хвастуна, который был занят тем, что неловко собирал рассыпавшиеся по столу монеты.

— Бабка ещё в детстве говорила, что всё это глупые выдумки. Мол, Белый монстр – это страх, что живёт в человеке, и вылезает наружу, когда ума не хватает объяснить, куда делся скот или почему кто-то не вернулся из похода. Ужас проще переложить на неведомую тварь. Так жить легче. И спится спокойнее, — повёл плечами, словно сбрасывая наваждение, и снова коснулся пальцами глиняной кружки, вглядываясь во влажное, пустеющее дно.

— А эта штука... — пригладил по карману. — ...всего лишь останки какой-то твари, которая жила здесь до нас и сдохла тоже давно, ещё до колонизации. — Добавляет он, не поднимая взгляда. — Люди любят придавать большое значение найденному мусору. Так легче бояться не друг друга, а чего-то другого. Чего-то, что можно убить. — Смотрит в спину гордеца, запечатанного в латные доспехи, затем коротко мажет им по шепчущимся фигурам в масках и видавших виды балахонах. — Или боготворить. — Никто из присутствующих, в том числе и сам дракон не внушал доверия и не казался «настоящим», будто каждый держал на голове собственную легенду, плотно пригнанную к телу, как вторая кожа.

— Здесь есть, где отдохнуть и поспать?