[Лира]

Лирея / Торис / 2025

Лира Мирлесс, Рэй Вудсон

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

[Рэй Вудсон]

Пение птиц, обычно успокаивающее, режет слух, и это первое, что улавливает Рэй перед тем, как открыть глаза. Солнечный свет слепит без предупреждения, и точно тысяча игл впивается в мозг: больно до тошноты, что-то гадко-кислое подступает к горлу, а во рту – сухо и отчего-то горько. Парень жмурится, хочет закрыть глаза рукой, прячась от яркого света, но отяжелевшие конечности его не слушаются, и жалкий полурык-полустон вырывается из глотки. В край обнаглевшие птицы не умолкают, радостно заливаясь где-то высоко над головой. Видят боги, он прежде никогда так яростно и искренне не желал живым существам смерти.

Поймать фокус удается не сразу, но спустя несколько мучительных мгновений паззл все же начинает складываться: он то ли в роще, то ли в лесу, вокруг зелено-зелено, от земли приятно тянет прохладой, а опорой спине служит, кажется, широкий ствол дерева. Воздух так чист, что почти больно дышать, - точно лес, решает Рэй, причем вдали от цивилизации. Это могло бы походить на рай, эдакий нетронутый островок спокойствия на лоне природы, если бы ему не было по-настоящему паршиво.

Прикосновение к ладони поначалу кажется ему наваждением: ласковое и осторожное, оно напоминает ему о матери, о давно покинутом доме и утробном спокойствии родительских объятий: тем не менее, с усилием скосив взгляд в сторону, он натыкается на девичий ситуэт, белоснежный и ослепительный, как само солнце. На вид – совсем еще юная, хрупкая и миниатюрная, девушка стоит на коленях рядом с ним, ладонями обхватив руку Рэя. Непрошенная мысль мелькает в голове: «Она же запачкается», и он бы усмехнулся глупости собственного несвоевременного вывода (тебя сейчас действительно волнует именно это?), но сил не хватает даже на подобную мелочь.

- Где я?.. – кажется, проходит целая вечность, пока Рэй собирает крупицы сил, чтобы выдавить из себя пару слов. Голос звучит жалко и очень тихо, и ему аккомпанирует насмешливо энергичное птичье пение. – Где... моя гитара?

В памяти всплывают обрывки разговоров и рев толпы, вкус алкоголя на губах, громкий смех и бьющая в уши отвратительная клубная музыка. Он с кем-то поссорился? Кажется, он хотел сбежать, спрятаться, забыться, попросту исчезнуть: он ведь и правда бежал, спотыкаясь, до туалета, и... Чёрт возьми, что было после? Что он принял, сидя на холодном полу и почти не соображая, перед тем, как его сознание поглотила тьма? И каким магическим образом он оказался здесь, в компании незнакомки и с ощущением, что его пару-тройку раз пережевали и выплюнули?

Когда мысли все же перестают хаотично метаться в голове, Рэй отмечает, как странно одета девушка перед ним. Она точно только вернулась с тематической вечеринки: белоснежное платье с рюшами со шлейфом помпезности, украшенное лентами и кружевом, почти тон в тон подходило к локонам, спадавшим на худые плечи. Взгляд, выражающий искреннее беспокойство (как можно вот так смотреть на совершенно незнакомого человека?), направлен ему в лицо. «Похоже, выгляжу я не менее паршиво, чем себя чувствую».

- Кто ты? Не похожа на мою фанатку, - губы трогает легкая улыбка. Рэй удовлетворенно отмечает, что вторая попытка заговорить выходит более успешной. – Тело ломит. И... воды бы.

Парень мысленно обещает себе с завтрашнего же дня стать адептом трезвости, отказаться от всех вредных привычек, может, даже начать бегать по утрам, - в общем, сделать всё возможное, чтобы никогда больше не отключаться в туалетах и не приходить в себя непонятно где, чувствуя себя выжатым настолько, что даже сил для паники не остается. Плевать, какие нерешаемые проблемы и жуткие воспоминания будут толкать вновь приложиться к бутылке: уж лучше обратиться, наконец, к психотерапевту, ей-Богу, чем это.

[Лира]

Она, кажется, даже не ведает то, зачем выбирается на улицу в этот раз. Не задумываясь, беловолосая девушка, как и обычно, не изменяя своим привычкам, надевает белое платье, облачается в такие же светлые туфли. Её не заботит то, что ткань может испачкаться – магией не трудно оттереть, не трудно поправить. Всего мгновение. Да и длина платья не такая опасная для грязи. Лиру ведёт наружу, из безопасных покоев Князя странное чувство – словно что-то непременно необходимо, нужно отыскать. Быть может, девушка уже настолько сильно привыкла гулять, что не может позволить себе целую неделю не бывать в городе?

  Её путь ведёт знакомыми чистыми переулками. Волосы, как всегда, не заплетённые, заправленные небрежно за уши, развеваются по ветру.  Стараясь не попадаться на глаза людям, многочисленной толпе, девушка углубляется в лес по исхоженным многими поколениями людей тропам. Серые глаза с любовью вглядываются в очертания деревьев, рассматривают кочки. Пальцы проводят по низким еловым веткам – острые, так соблазнительно и вкусно пахнут. Носиком девушка утыкается в зелень ели, вдыхает полной грудью, прикрывает глаза. Где-то вдалеке поют птицы. Лира прислушивается к ним, ловя каждый звук, каждый мотив. Сердце восторженно и радостно стучит в груди – так необычно остаться наедине с собою и при этом не гореть тьмой, ужасными, жестокими чувствами. Что-то ведёт девушку вглубь леса. Оно, неизвестное, невидимыми путами тянет, завлекает. Лира, не желающая отказываться от приключений, которые в большей части кончались плохо, осторожно пробирается дальше по тропинке.

  Она оборачивается, когда слышит, что где-то вдалеке звучат восторженные голоса. Девушка прибавляет шаг. Погружается в тени высоких сосен, замедляется, вдруг медленно поворачивается, заметив где-то рядом сияние. Ведомая любопытством, девушка проходит сквозь невысокие ели, смахивает ручкой паутину, в этот раз решая идти напролом. В иное же время Лира, несомненно, обошла бы. Но сейчас, жаждущая узнать, что это за свет, не заботится ни о чём. Шаг. Ещё один.

  «Кто здесь?»

    Не говорит, не произносит, словно нарушить вдруг возникшую тишину леса стало бы наибольшим грехом. Серым глазам открывается вид на красивого юношу, что без сознания лежит на земле. Беглым взором Лира сканирует человека – это иномирец, молодой совсем, но не сильно младше её. Он безмятежно спит, чёрные локоны волнами спадают на лоб.

    «Красивый...»

    Его аккуратные черты, длинные пальцы выглядят столь изысканно, что девушке страшно прикоснуться. Она мягко опускается на мох, касается тёплой ладони. Греет пальцы, гладит нежностью, заглядывает встревоженно в глаза, улыбается доверительно, спокойно. Пытается быть легче, тише. Сердце мерно стучит. Лира кивает и склоняет голову набок, когда видит, что парень открывает светлые глаза. Он кажется усталым. Девушка знает, что будет дальше – он растерян, будет торопиться, должно быть, домой. Возможно, разозлится или расстроится, не поверит её словам. Но... и пусть? Беловолосая знает, что должна быть рядом, обязана помочь освоиться. Она понимает, как тяжело тем, кто появляется в этом мире помня или же не помня своё прошлое. Так или иначе, это мучительно трудно.

    Вдыхая воздух полной грудью и не желая показывать боль за незнакомца, Лира доброжелательно и печально улыбается. Она слышит тихий, измученный вопрос мужчины.

    — В мире Аркхейма, — голос звучит шелестом далёкой листвы. Девушка переводит указывающий взгляд на гитару, молчаливо отвечая и на следующий вопрос. Кажется, этот музыкальный инструмент ему дорог? Длинноволосая красавица с улыбкой рассматривает гитару, выполненную в мрачных и пугающих тонах. — Это другой мир, и он отличается от того, что был в твоей жизни, я думаю. Но не бойся – я помогу освоиться, — размеренно произносит тоненьким голоском, с робким любопытством разглядывает черты лица парня. Руку не отпускает. Использует магию, что нежно, лёгкими волнами наполняет тело иномирца теплом и уютом, силой. Это должно немногим отогнать усталость. — Тебе лучше? — приглушённая взволнованность звучит в голосе, но Лира, желая быть «спасателем», надеется скрыть тревогу и все страхи.

   

«А что, если я лишь сделаю хуже? Что, если это просто ловушка?»

    — У тебя что-то болит? Я могу излечить твои раны, но всё равно стоит показаться врачу... — тянет, поглаживая ладонь парня, если тот дозволяет это. Лира чуть хихикает, когда новые вопросы повисают в воздухе. И правда. Когда незнакомец смотрит на девушку, то та внимательно осматривает себя тоже, словно в первый раз видит. Убедившись, что на одежде нет ничего лишнего, нет ни грязи, ни иных элементов, беловолосая кивает.

    — И правда... Я не ваша фанатка, — стыдливо опускает взгляд, на мгновение желая угодить и исправить эту оплошность. — Вы можете встать? — уточняет, пока жестом руки наколдовывает флягу с водой и протягивает красивому существу. — Знаете, Вы словно с обложки журнала, — смущается, поправляет платье. И, вспоминая вопрос, кивает сама же себе.

    — Меня зовут Лира. Лира Мирлесс. Но можете просто звать меня Лирой, — поправляет длинные локоны, что концами лижут землю, улыбается неловко и даже несколько тревожно. Сердце торопливо бьётся в груди – о себе говорить отчего-то до жути стыдно и неловко, словно кто-то иной должен был первым найти этого черноволосого парня и помочь ему лучше.

[Рэй Вудсон]

Изящные пальцы осторожно поглаживают его ладонь: будь у Рэя больше сил, он, возможно, отдернул бы руку, испытывая дискомфорт от столь длительного и настойчивого вторжения в личное пространство, но его хватает лишь на недовольное мычание. К тому же, приятная прохлада девичьих пальцев неведомым образом успокаивает. Поначалу это кажется обычным эффектом от чуткого прикосновения к распаленной коже, но вскоре парень понимает: тут что-то не так. Что-то неведомое, чужеродное волнами наполняет его тело от запястья к плечу, разливается мягким теплом в груди, течет к животу, возвращая силу конечностям немыслимым образом. На мгновение Рэя охватывает паника, сердце гулким импульсом тревоги бьет в виски, но это чувство отпускает через несколько секунд: таинственная сила крепко сдавливает шею всем страхам, принуждая замолкнуть, отступить.

Он поднимает удивленный взгляд на девушку в немом, не оформившемся вопросе, который отчего-то боится задать. То, что он почувствовал минутой ранее, глупый мозг упрямо не хочет нарекать иначе как магией, и от абсурдности подобной ассоциации Рэю хочется над собой же рассмеяться. Впрочем, тут же ему становится не до шуток, когда ответы на его вопросы разрезают тишину.

Глупость, абсурд, сущий бред. Какие, к черту, другие миры, в какой такой «его жизни» было иначе? Рэй всматривается в глаза напротив в поисках намека на издевку, готовый возмутиться и неловко рассмеяться: может, она просто считала его замешательство и решила подыграть? Как к чему-то надежному, как к неизменной константе он тянет свободную руку к гитаре, проследив за взглядом незнакомки, сжимает крепко гриф, - вернувшиеся силы позволяют это сделать, - и до отрезвляющей боли вжимает пальцы в стальные струны. Призыв не бояться Рэй уверенно игнорирует: мурашки неконтролируемо проносятся вдоль позвоночника; он и сам натягивается, как струна, готовый лопнуть и разразиться шквалом непонимания.

- Ты что несешь? – хочет произнести эти слова сдержанно, но получается почти рык: злоба, чистая и жгучая, спасительная, наполняет его до краев. Рэй хочет отдернуть ладонь, но иррациональный страх вновь почувствовать себя хуже его останавливает, и вместо этого он лишь крепко, жестко сжимает чужие пальцы. – Лучше? Может, мне и лучше, но если ты хочешь поиграть со мной в заботу, то какого черта ты пудришь мне мозги? У самой-то все хорошо? С головой в порядке?

Рэй дергается как от удара током: все слова о безумии девушки, которыми он собирался продолжить сыпать, пока она забито не промямлит что-то в противовес, так и застревают в глотке, когда одним изящным движением она материализует в руке флягу и спокойно, будто только что не поломала окончательно то, на чем держались шатко остатки самообладания Рэя, протягивает ему. Она делает это так инстинктивно, точно доставать фляги из воздуха – сущий пустяк, плёвое дело, очевидное действие в ответ на жажду, и тут парень не выдерживает: вскрикивает, отшатывается, больно ударяясь затылком о ствол дерева за спиной.

«Проснись, проснись, проснись. Это не может быть по-настоящему, пожалуйста, боже, путь это окажется чересчур реалистичным сном!» Рэй усиленно жмурится в попытках вернуться домой, или в клуб, или еще куда, - просто назад, в привычное, в понятное. Туда, где даже в моменты абсолютной потерянности он мог хотя бы примерно прикинуть, как действовать и куда пойти. Он снова плывущим сознанием вылавливает щебет птиц, насмешливый и нещадный, беззаботный и живой. Песня, в которой не звучит ничего, кроме восторженного ликования, потому что в ином нет необходимости: нет ни осмысления, ни глупой внутренней борьбы, ни жестоких рамок ограниченного восприятия, которые так страшно ломать, позволяя себе утонуть в понимании, что жизнь, которую он знал, осталась дальше любых далей.

Чужая реальность бьет его наотмашь. Рэй почти слышит звук собственных ломающихся ребер: это он ломается, его перемалывает в пыль, его душит тупое бессилие, самое ненавистное из известных чувств. И взгляд в глаза напротив больше не яростный, но жалкий, молящий: помоги мне справиться с этим, как ты и обещала. Спаси меня, защити от страха, от желания исчезнуть, от твоего мира, который отчаянно не хочется познавать, но, кажется, придется, чтобы попросту не исчезнуть.

Мысли сбиваются в кучу, осознание собственного «я» коллапсирует: все нажитое, все те жертвы, на которые он шел на пути к успеху, каждая секунда боли от столкновения кулака со стеной, каждый обессиленный крик, каждая сыгранная нота, каждая мозоль от поцелуев струн на пальцах, - все теряет смысл здесь. Рэй чужак, он – чистый лист, который придется заполнять шаг за шагом с самого начала, невесть откуда черпая силы, которые за двадцать пять лет он растратил в ноль.

- С обложки?.. Было и такое, - Рэй хрипло смеется и, наконец, принимает протянутую флягу. Вода в ней оказывается ледяной, точно только набранная из горного источника. Холод обжигает горло, но парень жадно пьет, попутно пытаясь хоть немного успокоиться и взять себя в руки. Бессмысленно причитать, демонстрируя собственную слабость первому существу этого чужого места, проявившему к нему сострадание. Именно поэтому он произносит, выдавливая подобие улыбки: - Ты извини. Вспылил. Сама понимаешь, наверное, что в такое трудно поверить. Но ты умеешь... убеждать, - протягивает флягу обратно, демонстрируя, что ее он и имеет в виду, говоря о действенном убеждении. - Не уверен, смогу ли встать, дай мне время. Но мне правда стало лучше. От твоих касаний, кажется? Как ты это сделала? - магией, очевидно, насмешливо подсказывает мозг. Он игнорирует эту мысль, и с напускной серьезностью протягивает ладонь для приветственного рукопожатия, точно она не держала вечность его ласково за руку с беспричинной заботой. - Я Рэй. Рэй Вудсон. Не помню, когда в последний раз мне приходилось представляться, - он улыбается самой очаровательно-невинной улыбкой, которую только может из себя выдавить в сложившихся обстоятельствах. - Получается, сейчас я весь в твоей власти, Лира Мирлесс.

[Лира]

Лира расценивает недовольное мычание парня как реакцию на боль, слабость, затуманенное сознание. Магия мягко погружается в тело незнакомца, наполняет его силами, теплом, тонкой нитью уюта. Она чувствует, знает, что иномирец боится, тонет в тревоге от непонятных ощущений внутри себя. Беловолосая мягко поглаживает длинные пальцы в своей ладони. Серые глаза рассматривают красивые черты парня, ловят усталое беспокойство, а затем видят и облегчение, смешанное с удивлением. Недовольно медленно наползает на лицо иномирца, Лира поджимает губы, предчувствуя что-то не меньше плевка в лицо через несколько минут. Девушка покорно кивает сама себе, принимая тот факт, что в спасении придётся потерпеть.

    Пальцы парня сжимают гриф гитары по-собственнически, словно юная эон вот-вот сейчас бы отняла дорогой сердцу инструмент. Бледное лицо озаряется тихим пониманием. Конечно. Должно быть, ему теперь особенно дорого всё, что есть, что напоминает о доме.

    Шёпот кажется змеиным, не иначе. Он рычит, выдавливает из себя злой вопрос. Сердце девушки падает в пятки – как страшно! Страшнее зверя нет, чем человек. Он сжимает пальцы Лиры так крепко и так сильно, что невольно с губ срывается тихий стон-полувыдох. Водопад вопросов давит голову, хочется отстраниться, отбежать, закрыть лицо руками. Но вместо этого получается лишь немногим наклониться назад, скуксить виноватую мордашку– незнакомец бьёт в самое сердце. Действительно, у неё столько проблем, столько боли и мучений внутри, что было бы странно считать её нормальной. Сглатывая слёзы, что уже наполняют серые печальные глаза, девушка медленно мотает головой, признавая, что не в порядке. Она хочет прояснить, что он всё не так понял, что, может она и действительно больна, но не хочет обманывать, запутывать.

    Она пытается сказать. Старается. Но вместо всех слов с груди рвутся расстроенные всхлипы.

    Гораздо проще наколдовать флягу с водой и протянуть парню. Может, стоило отпить, чтобы показать, что напиток не отравлен? Незнакомец вдруг вскрикивает, отшатывается, ударяется болезненно о ствол дерева. Он жмурится, отвергая, отрицая реальность.

    —  Я понимаю твои чувства, — мяучит тихо, вкрадчиво. Заламывает тонкие пальцы, зажимает ткань белого платья, рассматривает землю, пытаясь найти верные ответы. Когда же она поднимает голову, то видит печальный, сломленный взгляд, нуждающийся в помощи. Лира вытирает слёзы и с пониманием пару раз медленно кивает. Вбирает в грудь побольше воздуха.  Не плакать. Держаться. Нужно помочь. Необходимо справиться. — Я помогу тебе, и я буду рядом столько, сколько понадобится. Я не самый лучший спутник, не самый умелый человек, но я могу отвести туда, где помогут. Я могу помочь разобраться в мире и помочь выбрать путь, освоиться... — говорит размеренно, ласково, ведёт ладонью по мягкому мху.

    Лира улыбается и старается не смотреть на парня, когда он принимает флягу и глотает прохладную воду.

    — Правда? Это здорово, — восторженно, с искренним любопытством отзывается, пытаясь представить, как же на них выглядит этот молодой человек. — Я сделаю ещё, — произносит, видя жадные движения горла. — Тут рядом есть где-то кафешки, можем сходить, я заплачу, — дружелюбно предлагает, стараясь не думать о своём паническом страхе перед подобными местами.

    — Ничего страшного, бывало и хуже, — кивает, принимая флягу и растворяя её в воздухе. — Это магия, да... — смущённо бормочет, стыдясь того, что так запросто наколдовала воду и сделала нечто из ряда вон выходящее для парня. — У Вас в мире нет? — заглядывает в глаза, надеясь узнать побольше о чужом прошлом.

    Тоненькая аккуратная ручка в белых ленточках робко протягивается для рукопожатия, сжимает нежно. Серые глаза всматриваются в чужие.

    — Вас многие знают? Для меня честь быть знакомой с Вами, — мурлычет девушка, склоняя головку набок. Она хихикает смущённо, поправляет прядку волос, краснеет вмиг, когда слышит последнюю фразу Рея. — Хорошо. Тогда, пожалуй, прежде всего тебе нужно выбраться в город и найти жильё. Я заплачу за первые месяцы проживания. Могу оплатить одежду и еду. Ты голоден? У нас есть потрясающие различные блюда!  Попутно я расскажу о мире и о том, что можно сделать. Ты... Вы музыкант? — посматривает в глаза, улыбается по-доброму, встаёт, протягивает ручку, чтобы помочь встать. — Я буду рядом, — напоминает, готовая словить Рэя, если тот пошатнётся. — У Вас красивое имя. Оно что-то значит? Мне отчего-то напоминает журчащий лесной ручеёк.

    Девушка поднимает взгляд на окружающие их деревья. Прикасается с нежностью к коре дерева, вдыхает аромат леса. К счастью, она не слышит далёких голосов людей, не слышит шума деревьев. Белоснежная тихонько осматривается, словно вот-вот может появиться злобное и опасное существо. Она сглатывает, но не чувствует врагов рядом.

    — Знаешь, наш мир состоит из девяти планет, и сейчас мы на планете Лирея, где основной расой являются такие как я - эоны. Мы долго живём, достаточно сильные и нас трудно ранить... — смущается, вспоминая, что сама по себе является достаточно хрупкой. Этим она тут же решает поделиться с Рэем, — но меня не сложно ранить – отчего-то я слишком часто получаю порезы и синяки. Но это, конечно же, не проблема, — со смешком отзывается, мысленно пытаясь сообразить, куда им идти из леса.

[Рэй Вудсон]

«Да что ты можешь понимать?» - хочется рыкнуть Рэю. Потерянный, оторванный от всего, что знал, он чувствует, как раздражение подступает к горлу, и он уже почти готов плюнуть вопрос-обвинение Лире в лицо, но ее слезы застают парня врасплох. Он и подумать не мог, что пара эмоционально брошенных фраз, таких естественных, казалось бы, в его положении, заставит девчонку всхлипывать: признаться, это раздражает пуще прежнего, но Рэй терпеливо сглатывает ком недовольства, понимая, как глупо будет отталкивать ту, что тянется к нему всем своим существом. Вместо колких комментариев в сторону ее глупого нытья он делает то, что ему совсем не свойственно по натуре, но хорошо знакомо по обстоятельствам прошлого: он играет, улыбается тепло и сочувственно, почти виновато, и смело тянет к Лире ладонь в попытке приручить хрупкое сознание. Повторяет снова:

- Прости, правда. Я не хотел тебя расстраивать, - проводит мягко по щеке, убирая слезы: быть может, слишком бессовестный жест, который сейчас удобно списать на плывущее сознание и рассеянность. Лишь инстинктивный порыв, не более. Просто чтобы показать: он не из тех, кто может спокойно смотреть, как девушка плачет. И, кажется, уловка работает, потому что Лира вновь улыбается ему, пусть соленые слезы все еще и стоят в светлых глазах, и жмет аккуратно протянутую ей ладонь. – Если хочешь, мы правда можем поговорить в более подходящем для этого месте. Хотя я не уверен, что сейчас мой желудок выдержит что-то тяжелее воды. Все-таки я перебрал... вчера, - интересно, Лира осудила бы его, расскажи он о том, как кутил, отмечая двадцать пятый день рождения? Ангельская внешность девушки, ее ярое желание помочь и излишняя эмоциональность наталкивают Рэя на мысль, что она бы слушала о его похождениях со смесью испуга и сожаления. Потом еще, вероятно, задала бы парочку неудобных вопросов, слишком личных, с абсолютно невинным выражением лица. Идеальный собеседник для того, кто по уши сыт осуждением. – Нет, в моем мире магия существует лишь в фантазиях людей. Сказка для тех, кого пресытила обычная жизнь. Мне, наверное, повезло больше других: я не умею творить чудеса, как это делаешь ты, но музыка – стихия, которой я владею лучше многих. И какое-то время она правда помогала мне... Ну, знаешь, наслаждаться каждым днем, делая то, что я люблю, наверное?

Сомнение, прокравшееся в последние сорвавшиеся с губ слова, заставляет Рэя замолчать на какое-то время. Он прячет свой дискомфорт за попытками подняться на ноги, и ему удается сделать это почти без труда. Слабость в теле все еще дикая, но бывало и хуже. По крайней мере, сознание почти ясное и симптомы похмелья практически не ощущаются, - вероятно, исключительная заслуга Лиры. Парень делает несколько шагов из стороны в сторону, тестируя способность сохранять равновесие, и удовлетворенно хмыкает.

- Да что ты, какая честь. Здесь ведь мое имя ничего не значит, - Рэй осматривается по сторонам. «Красиво», - отмечает про себя, устремляя взгляд к небу, что едва просматривается сквозь пышные кроны. Деревья здесь крепче, мощнее тех, к которым привык его глаз. Природа чужого мира впечатляет, и что-то екает в груди: крошечное, мимолетное, но так похожее на давно забытый трепет вдохновения. Парень снова думает о своих недавних словах: когда в последний раз он пел и играл искренне, следуя порывам собственного сердца? Когда вкладывал в музыку то, что по-настоящему чувствовал, а не игрался бездушно со словами и музыкальными паттернами, выстраивая композиции по принципу «я знаю, что такое работает»? Может, происходящее с ним теперь – изощренное наказание за то, как кощунственно он превратил то, чем жил и горел, в монотонные отстраненные действия ради действий? – Мое имя? Забавно, что ты спросила. Его прямой перевод – «луч». Наверное, мама считала меня лучиком света, озарившим ее семейную жизнь.. Сопливо до тошноты, мне кажется, - пожалуй, обсуждение семьи – последнее чего он хочет от этого разговора, поэтому парень моментально уводит мысль в иное русло: - С моим именем связан еще один большой кусок моей жизни, кстати. У меня был свой музыкальный коллектив – еще пара человек и я в качестве вокалиста с гитарой в руках. Еще до того, как к нам пришла известность, мы звали себя X-rays. Глупо и неоригинально, да? К сожалению, название группы мы так и не поменяли, и оно за нами закрепилось. Представь себе интервью в журнале: «наш гость - Рэй, фронтмен группы икс-рэйс»... Сейчас еще ярче вижу, каким эгоцентричным типом меня это делало в глазах общественности. Но теперь это неважно, правда?

Действительно, сейчас ничто не имеет значения, - вторит его словам что-то гадкое в подсознании, пока он, точно утопающий, хватается за обломки своей идентичности, расписывая Лире былую жизнь в красках. Так, будто эта сентиментальная слабость поможет ему продолжать держаться на плаву. . Рэй берет гитару, хватаясь за свою ускользающую реальность еще крепче, и призывно смотрит на Лиру, показывая, что готов за ней следовать. С досадой думает, как неудобно будет нести тяжелый инструмент без чехла.

Идут они неторопливо: должно быть, девушка все еще решает, куда стоит держать путь. По дороге она начинает рассказывать о месте, в которое гитариста шутливо швырнула судьба. Хотя информации пока немного (Лира явно заботливо старается не грузить его кучей непонятных слов, поясняя за матчасть), у музыканта снова кругом идет голова, но он внимательно слушает, запоминает, прекрасно осознавая ценность знаний.

- Насколько долго? Погоди, тебе самой-то сколько лет? – с опаской уточняет Рэй, заранее готовя себя к тому, что, возможно, чуть ранее он утирал слезы той, кто старше него в несколько раз. Нет, ну не может быть, что юная девушка на деле окажется столетней женщиной, умудренной опытом! - Поверить не могу, что кому-то в голову придет обижать такую очаровательную девушку. Покажи мне того, кто на это осмелится, и он тут же получит гитарой по голове, - он смеется, шутит, разумеется. Идея огреть кого-то по голове тяжелым предметом отнюдь не кажется Рэю варварской, но любимый инструмент, пожалуй, последнее, что он пустил бы в ход. - Надеюсь, в первую очередь пострадает он, а не гитара.

[Лира]

Лира не ожидает, что в ответ на слезы получит что-то кроме гнева или равнодушия. Кажется, словно в любой момент парень разразится громкими, жестокими словами, скажет, что ему отвратительно с ней видеться. Удивительно, но в жизни встречая в основном поддержку, внимание, заботу и светлые, добрые чувства, девушка все ещё зациклена на эпизоде прошлого, что преследует подобно тени до сих пор. И защита Князя, сильная, практически абсолютная, не является для Лиры гарантией безопасности. Серые глаза испуганно смотрят по сторонам, надеются не выдать страха - вдруг ее все ещё преследуют?

  Улыбка, добрый взгляд, которыми одаривает Рэй девушку, удивляют. В напряжении спасительница старательно пытается успокоиться, улыбается вынужденно, выучено, затравлено, когда ладонь протягивается к ней. Пощёчина? Девушка готова. Затравленным котёнком опускает взгляд, замирает. Но пальцы мягко проводят по щеке, касаются нежностью. Вытирают слезы. Забота.

  — Все в порядке, — произносит скороговоркой, желая, кажется, пропустить, стереть этот этап слез. Стыдно. Дыхание горячее.

  Она всё ещё помнит руки хозяина, что опускались пощёчинами на бледные щеки. Хлёстко. С силой. Оставляя алые следы на щеках. Вынуждая откинуть голову в сторону, иной раз – упасть с вскриком.

Ей говорили не плакать.
Не устраивать истерику.
Не чувствовать.
Лира знает.

 

Но всякий раз она нарушала договорённость, получая очередное наказание.

— Ничего. Пусть будет так, как тебе удобнее, — голос дрожит, блестит испугом, хочется спрятаться, но девушка не посмеет бросить иномирца так просто. Как бы ни было сложно. Как бы ни было страшно. Оно отзывается воспоминаниями, жгучими тисками вокруг лёгких. Словно яд, картинки прошлого всплывают пред глазами, заставляют спину покрыться холодными мурашками. Взгляд, казавшийся некогда стеклянным, потерянным и пустым, вдруг наполняется осознанностью – в ответ на слова Рэя девушка тут же реагирует, старается сконцентрироваться на парне.

  — Мне стоило догадаться, — кивает Лира, немного успокоившись. Сердце уже так бешено не стучит, не рвётся из грудной клетки кровавым органом. Хотя никто не был бы против, она уверена, если бы она тут же выкашляла комок мышц, подавилась бы ими. — Значит, закажем потом еды, если проголодаешься. Главное, не стесняйся, — произносит медленно, улыбается осторожно, потерянно и чуть измученно. Она снова проверяет магическую энергию в теле парня. Он кажется безопасным. И точно, пожалуй, не сможет причинить большой вред - убить ее. Или сможет? Сейчас беловолосая не хочет об этом думать. Запрещает себе.

Нельзя.

  — Творить музыку — это восхитительно, — цепляется за новую тему с таким искренним настоящим энтузиазмом, что даже вытягивается в струнку. Глаза горят интересом. Все тело напряжено стальным корсетом. Дышать даже несколько трудно. — Я рада, что музыка приносит тебе наслаждение... Хотя... — стопорится в словах, задумавшись. — Ты сказал, «помогала»? А сейчас... — осекается, смущённо смотрит вниз на платье, поправляет ручками ткань, шмыгает носом. — Последние дни она уже не помогала? — серость глаз оглядывает лицо парня, всматривается в каждую эмоцию, надеясь зафиксировать тончайшие изменения.

  Рэй поднимается без её помощи, хотя беловолосая стоит рядом, готовая тут же броситься помочь, удержать.
  — Но оно что-то значит для тебя, — протягивает руку к груди парня, заглядывает в глаза робко, неловко. Улыбается смущённо. — И для меня теперь тоже, — шепчет тихо, как будто и не должна была произносить. Лира смотрит на верхушки деревьев, ловит взором небо, моргает потерянно, вдыхает шумно лёгкими сладкий лесной воздух. — Здесь очень красиво, — мяучит на выдохе.

♪

  Отряхивает платье от кусочков мха и всякого, поправляет волосы, откидывает их назад.

  — Она тебя любила, — звучит мягкостью, склоняет голову набок, с теплом очерчивает силуэт Рэя. Лира не без грусти выслушивает историю названия группы парня, ловит себя на мысли, что ей до невероятного жаль. Кажется, что внутри что-то несокрушимо ломается, надламывается, разделяя чужую боль. — Знаешь, я уверена, что это было замечательное время, и я боюсь загадывать, что тебя ждёт в будущем в нашем мире, —  пытается смягчить свои и чужие эмоции, осторожно ступает ближе, протягивая тонкую бледную ручку тростиночкой помощи.

  Его ладонь кажется тёплой.

  Девушка кивает, идёт медленно по тропинке обратно. Неторопливо, посматривает под ноги, боясь вдруг споткнуться и упасть. Наблюдает и за Рэем, сжимает ласково его руку, надеется, что не позволит опасть в слабости на землю.

  — Мне около... кажется, — пальчик приподнимается к уголку рта, белые бровки хмурятся, — тридцати лет? Но мы, эоны, живём в среднем до пятисот лет, — поясняет медленно, раздумывает, ловя взором птиц на верхушках деревьев.
Чужая шутка, на удивление, ранит. Беловолосая останавливается, затравленно и испуганно смотрит округлыми печальными глазами на Рэя.

  — Л-лучше не надо, — просит заикаясь, теряет голос, поднимает свободную руку к горлу – она слишком хорошо помнит, как было тяжело в первые дни. Когда она ещё сопротивлялась... Когда боролась...  — В мире есть множество существ, которые могут быть сильнее меня. Сильнее тебя. И я хочу верить, что ты никогда не столкнёшься ни с чем подобным. Но, Рэй, пожалуйста, береги себя и, если вдруг случится опасность, зови меня. Я... Уже переживала плохой опыт. Я знаю, как себя вести... — шепчет тихо, затравленно, слепо шагает по тропинке, постепенно погружаясь в шум города. Девушка почти нехотя заходит за большие ворота, с улыбкой рассматривает дома, людей вокруг. Жмётся к иномирцу, указывая пальцем на один из высоких домов. — Там мой дом. И мы сейчас идём туда, где ты можешь привести себя в порядок и поспать. Возможно, получится сразу решить несколько вопросов с необходимыми тебе вещами... — произносит нараспев, ведя сквозь красивые, изысканные улицы, наполненные людьми в длинных одеяниях. Лира так разительно отличается от них, но она не обращает внимания – подумаешь, платье совсем другого фасона. — Ты не мог бы сказать, что тебе нужно в первую очередь? У вас в мире есть смартфоны? Это такие сенсорные телефоны — клонит голову набок, смотрит на красивые тёмные волосы и мягко улыбается. Протягивает свой белоснежный с белым тигром на брелке. Без пароля.

  Вдруг случайно сталкивается с прохожим, едва не падает, испугавшись нежеланного прикосновения.

  — Ох, простите, пожалуйста, — клонит голову, а сама, поняв, что всё в порядке, покрепче сжимает руку Рэя и в панике ведёт к своему дому, уже игнорируя всё вокруг и не стремясь на чём-то задержать свой или чужой взгляд.

[Рэй Вудсон]

Чем дольше тянется их разговор, чем больше Рэй наблюдает за этой странной девушкой с ангельской внешностью, тем сильнее он убеждается, что никогда не встречал людей, подобных Лире Мирлесс. Социальный опыт позволяет музыканту говорить, что он - человек, которого удивить сложно, но чувствительность новой знакомой застает врасплох раз за разом то в виде слез в ситуации, где другой мало-мальски стабильный человек и не подумал бы плакать, то в эмоциональной восторженной реакции на чужие слова, - даже для девчонки это слишком. Если бы Рэй мог подкрутить настройки Лиры, точно звукач на микшерном пульте, он бы непременно дернул ползунок восприимчивости вниз.

Рэй задумывается всего на пару мгновений: какие события могли так расшатать ее, что теперь она, как старый флигель на ветру, меняет вектор восприятия от одного лишь намека на негативный подтекст? Это не должно стать проблемой, разумеется, но перспектива подстраиваться под Лиру до мелочей кажется достаточно изнуряющей, чтобы, предположив, что общение их в действительности затянется, Рэй испытал прилив стойкого раздражения. И рано злиться уже сейчас, казалось бы, когда ничего из ряда вон выходящего не случилось, но он злится, вопреки здравому смыслу, слишком сильно. Злится в первую очередь из-за того, как отчаянно и безнадежно жалеет себя самого, жалеет бескомпромиссно и эгоистично, не давая себе распыляться в этом чувстве, позволять ему трансформироваться в сочувствие к другому человеку.

Становится почти гадко с самого себя, когда Лира восторгается его увлеченностью музыкой. Вероятно, она с парадоксальной наивностью верит, что встретила достойного, исключительного человека. И была готова, не дрогнув, от этого человека принять пощечину: Рэй не мог не заметить, как покорно она закрыла глаза в ожидании удара, когда он всего-то хотел убрать слезы с ее щеки. Одна лишь мысль об этом приводила в бешенство: быть может, потому что парню тошно было наблюдать, как кто-то покорно отдает себя в чужие, незнакомые совсем руки, предпочитая выученную беспомощность борьбе. Или, что тоже вероятно, из-за воспоминаний, которые непрошенно вырисовывались в голове при взгляде на Лиру, готовую стерпеть и слово, и хлесткий удар, и... Кто знает, что еще?

«Мы в этом похожи, малышка», - Рэй горько усмехается про себя. От нахлынувших воспоминаний начинает мутить, - Лира как раз под руку задает вопрос про то, почему музыка больше не дарит ему облегчение. Парень хмурится и напряженно выдыхает, подбирая слова: делиться с незнакомцами ему обычно куда проще, но с каждой фразой девушки, с ее многочисленными обещаниями поддержки растет вероятность того, что она задержится в жизни Рэя, и потому он просто не может позволить себе рассказать обо всем предельно честно.

- В какой-то момент мне пришлось сделать выбор. Ради группы, ради фанатов, ради тех денег, которые мы могли заработать на новых релизах, если ничто не помешало бы нам продолжать держаться на плаву, - ему вновь захотелось до боли сжать девичью руку. - Решение, которое я принял в итоге, привело меня к негативным последствиям. Личным, только моим. И одним из них стало то, что я больше не мог найти спасение в музыке. Даже она стала лишь напоминанием о том моменте, который все переломил, - она и спросить-то ничего не успевает, не лезет намеренно в душу, но кажется необходимым добавить: - И этот эпизод - не то, чем я хотел бы с кем-то делиться.

Его имя. Лира даже не произносит его вслух, но говорит о значимости с неожиданным под дых бьющим теплом. Пугающая ценность в глазах кого-то, ничего о нем не знающего, кроме пары на поверхности лежащих фактов: Рэй Вудсон, гитарист, парень, некогда нашедший себя в музыке, но с тех пор потерявшийся абсолютно. Жалкое подобие себя прежнего. Как можно вот так просто обрести для кого-то ценность? Как можно, источая всем своим существом забитую болезненность, вместе с тем иметь столь открытую, светлую, готовую, кажется, весь мир полюбить душу? Рэй находит ее не менее удивительной и странной, чем и весь ее чужеродный мир. Не менее далекой от понимания, чем жизнь в несколько столетий, реальность магии и существование множества обитаемых планет.

Если бы все происходящее оказалось лишь удивительным сном, он бы, пожалуй, сочинил об этом пару строк.

- В конечном итоге она мной гордилась, - Рэй не без улыбки думает о матери. – Мы так и не поговорили с ней по душам. Я откладывал это до последнего, а теперь не будет и шанса, - удается звучать непринужденно. То, как все сложилось, кажется почти правильным. Родители привыкли к тому, что их сын бесконечно куда-то бежал. Быть может, они просто решат, что он наконец-то устал от той жизни, что выбрал вопреки их надеждам, и просто решил исчезнуть, начав все заново? И пусть ему никогда не удастся объясниться с ними, пусть он не посмотрит больше в глаза матери, но именно эта недосказанность может помочь сохранить веру в то, что Рэй однажды появится на их пороге с покаянием. Наверное, это даже проще, чем собирать о нем информацию в СМИ по крупицам, наблюдая, как он мало-помалу сгорает и истощается.

Когда Лира говорит о своей расе, первое, что Рэй ощущает – укол зависти. Думается невольно о том, насколько проще было бы принимать происходящее, знай он, что в запасе у него еще пара-тройка сотен лет, а не чуть больше десяти, чтобы снова научиться уверенно стоять на ногах без чужой помощи. Он изо всех сил старается не думать, что к сорока годам его лицо станет не настолько привлекательным, и тогда никому уже не будет дела до того, насколько он хорош в музыке. Как ни крути, но первое, на что клевала большая часть его фанбазы – смазливая мордашка.

- Выходит, по меркам своей, эээ, расы, ты совсем юная? Такое количество вещей, наверное, становится по силам, когда знаешь, что в запасе есть время для воплощения практически любой идеи... - он вспоминает побег из дома, жизнь на репточках, с администраторами которых крепко дружил в первую очередь для того, чтобы они позволяли ему оставаться после закрытия. Думает о конкурсах, к участию в которых рвался, не имея почти концертного опыта, о часах оттачивания навыков, пренебрежения едой и сном, потому что организм позволял вывозить подобное без тяжелых последствий. Об всем, что теперь кажется слишком смелым, слишком отчаянным, оставшихся недосягаемой привилегией буйной юности. - Мне двадцать пять, но уже сейчас я с каким-то восторгом, что ли, смотрю на прошлого себя, который не боялся рисковать.

Он хочет добавить еще что-то про молодость, сказать о том, что немножко завидует, но загнанный голос Лиры пугает не на шутку. Она обеспокоенно говорит о неких существах, куда более могущественных, чем они оба, о собственном плохом опыте, и по ужасу в ее глазах становится понятно, что девушка ни капли не преувеличивает. Ее рука холодеет, и Рэй инстинктивно сжимает девичьи пальцы, гладит тыльную сторону ладони. Даже при всей отчужденности, при отсутствии привязанности к собеседнице он чувствует, что где-то там, в ее голове, засело нечто по-настоящему страшное, о чем совсем не хочется спрашивать. Он молчит, невольно задетый, и сам не понимает, почему становится горько.

- Не стоит беспокоиться за меня, - смеется вопреки чувствам, его обуревающим. – Это всего лишь шутка. Я не так глуп, чтобы кидаться на первого встречного, который может оказаться даже не человеком, - кажется абсурдным произносить подобное всерьез. – Но я правда не хотел бы, чтобы кто-то ранил тебя. Ты добра ко мне, и поэтому, обещаю, я ни за что тебя не обижу, - Рэй не уверен, что не врет: он слишком хорошо знает себя. Понимает, что пойдет против Лиры без тени сомнения, если это будет необходимо. Тем не менее, он говорит уверенно: ему кажется правильной эта вероятная ложь, если сейчас она поможет Лире немного успокоить чувства. - Ведешь незнакомца, валявшегося в лесу в отключке, к себе домой? И почему ты так доверяешь мне?– парень затягивает ремень гитары достаточно туго и располагает ее у себя за спиной, освободившейся рукой берет протянутый ему телефон, на удивление обыкновенный, и заинтересованной вертит его в ладони. Невольно улыбается брелоку и отсутствию пароля, очередным признакам почти детской наивности и открытости. – Да, смартфоны – обычное дело у нас в мире. Интерфейс, конечно, сильно отличается, но, думаю, это не стало бы большой проблемой.

Рэй возвращает устройство владелице почти сразу: хотя ему интересно понять, насколько отличается смартфон от того, к чему он привык, кажется бестактным копаться в личной информации Лиры. К тому же, окружающее интересует его куда сильнее: они, наконец, выбираются из леса, и голоса, прежде доносившиеся в отдалении, теперь уже окутывают их со всех сторон. Невероятно людная улица принимает путников в свои объятия: жизнь кипит на каждом шагу, архитектура поражает своей изысканностью, и Рэй чувствует себя туристом в далекой стране с богатой историей. Сразу чувствуется чуждость вкусов и менталитета и становится некомфортно от того, что он со своей безразмерной футболкой и свободными джинсами – та еще белая ворона.

- Давай я уже дома напишу тебе, что мне нужно? Так будет удобнее, да и время подумать мне не помешает, – может, стоило бы поломаться, поиграть в независимость и скромность. Заявить, что слишком уж много Лира собирается для него сделать. Но не будет ли он дураком, если не возьмет охотно все, что ему предложат, пока предлагают бескомпромиссно и, главное, безвозмездно? – Осторожно! – Лира врезается в кого-то из прохожих, извиняется, крепче сжимает руку Рэя. Недолго думая, он в очередной раз решает прощупать ее границы: выпускает ладошку и перемещает руку на талию девушки, притягивая ее чуть ближе. Очень простой жест: он, бывало, сближался с кем-то куда теснее и за более короткий срок. Порой – всего после парочки беглых фраз. – Держу. Давай постараемся добраться до твоего дома без синяков?

Хорошо, однако, что на его пути встретилась именно Лира, чувствительная, хрупкая и покладистая, а не какой-нибудь безучастный быдловатый мужичок. Почти забавно играть с ней, смущать, касаться, но оставаться абсолютно непринужденным. Более простого расклада в его непростой ситуации и не придумать.

[Лира]

Лира внимательно заглядывает в глаза парня. Она смотрит со смущением, со стыдом от собственного существования. Но всё же изучает Рэя, его черты, каждую эмоцию. Смотрит, как он говорит, как объясняет. Она чутко вслушивается в чужие интонации, ловит тень горечи в голосе и оттого наполняется в ответ печалью. Сочувствует одним лишь выражением лица, округлых глаз, обрамлённых белоснежными ресницами. Белые бровки поднимаются домиком – как же ей больно за него, больно за каждый болезненный и тяжёлый миг, который ему пришлось пережить.

    — Мне так жаль... — выдыхает тоненько. Сглатывает, слыша, что Рэй не хочет делиться. Она и не требует, но в порыве собственного эгоизма хотела бы, чтобы парень позволил узнать. Если бы только могли бы найтись те самые слова, при которых он бы рассказал, то девушка, без сомнений, использовала бы каждое, выцепила нечто личное. Чтобы понять, принять чужую боль и в сочувствии постараться стать нужной. — Я понимаю.

    Ей кажется, она говорит ещё несколько фраз, суетливо старается утешить, булькает звуками, но каждое слово теряется за попытками поддержать, словно весь лимит поддержки и помощи стёрся о грубые косяки жизни.

    — Да, кажется, я ещё очень молода. Но я уже прошла подростковый период, просто мои зрелые года тянутся теперь дольше, и угасание становится таким же долгим, — вздыхает, зная, что у всего есть свои минусы. — Многие чувства и эмоции притупляются, когда успеваешь увидеть практически весь мир. Эмоциональное перенасыщение преследует долгожителей, и со временем нас сложно удивить. Конечно, мир развивается благодаря тому, что многие живут долго, однако я не могу сказать, что это решает проблему. Мы обретаем больше страхов, наши взгляды всё сильнее прорастают в почву, очень сложно меняется под веяниями нового мира. Поэтому, пусть можно успеть многое, мы заложники собственного времени и скуки. Я это знаю не от себя, а от других, но я уверена, что через сотню лет такими темпами моя психика, если ничто не изменится, сотрётся, — объясняет задумчиво и пожимает плечиками. — Мне кажется, что я только сейчас начинаю жить, а я старше тебя... — улыбается девушка и вздыхает, приобнимает себя за локти, ощущая, что наполняется стыдом и сожалением о том, что было в прошлом. Смерть родителей, пленение, унижения, побег...

    Она не помнит свою семью достаточно хорошо. Была ли это защита от слома личности, когда память собственноручно тупым ножом отсекала счастливые воспоминания? Теперь, подобно рваным лоскуткам старой одежды, в голове беловолосой хранятся обрывки чувств и образов.

   

Помнит, как лежала маленькая в постели, а мама напевала добрую колыбельную. Отчего-то девчонка всхлипывала и плакала, роняла слёзы на подушку, но рука, мягко касающаяся волос, успокаивала, согревала. Малышка затихала, но спрашивала, отчего же так грустна та самая песня?

   

Помнит, как за слёзы, за эмоции яркие, за нервные срывы родители вели, её маленькую, в чулан, запирали в наказание, ждали, когда успокоится.

   

Помнит, как стыдилась самой себя и белых волос, как слышала строгое и осуждающее «ты не странная, но...»

   
    Лира слабо улыбается и поправляет длинную прядку. Теперь она является отражением собственных страхов и неудач. Не перекрашивает волосы, носит платье, не совсем соответствующее общему стилю и моде. В иной одежде чувствует себя слишком неуютно.

    — Хорошо, я тебе верю, — словно скрепляет сделку, отвечает в ответ на обещание. На удивление девушка слишком хорошо знает, что любое обещание можно нарушить или переврать, из-за чего даже завтра или сегодня вечером Рэй может совершить нечто, что могло бы ранить Лиру. И даже если так оно и будет, то юная эон лишь постарается это принять. Она могла бы верить в то, что её раса сильнее, в то, что нужно будет постараться, чтобы причинить ей вред, но... Слишком очевидно, насколько просто с ней что-то сотворить.

    Когда он спрашивает о неразумности действий, то Лира испуганно краснеет и опускает взгляд, будто он уличил её в чём-то преступном, диком, в том, чего совершенно точно нельзя сотворить. Она протягивает телефон дрожащей страхом ручкой. Серые глаза изучают мох и ветки под ногами, лесной ковёр.

    — Наверное, ты прав. Это и правда не очень разумно, но... Если бы я вдруг оказалась одна в чужом мире, больше всего на свете я бы хотела, чтобы мне кто-то помог. Не воспользовался бы мною, не помог бы сломаться, а взял за руку и провёл в новый мир, помог бы справиться. И больше всего на свете я бы хотела в уюте, насколько это возможно, забыться в ванне, выпить вкусного чая, упасть в постель и хотя бы на мгновение представить, что всё это – лишь ужасный, страшный сон, — произносит светловолосая, поднимает взор и мягко улыбается. Даже если она не самый лучший помощник, но точно постарается не причинить никакого вреда и не сделать ничего, что могло бы ранить, истерзать или заставить тонуть в депрессии.

    — Это хорошо, — принимает телефон и прячет в кармане платья. Улыбается от мысли, что, должно быть, Рэю понравился брелок. — Значит, нужно будет посмотреть, какой тебе купить, чтобы у нас была связь. Я не смогу быть всё время рядом, — вздыхает, осознавая, что ей нужно будет на днях снова бежать на занятия с Князем, стараться становиться лучше.

***

    Они идут по улице мимо различных людей разных рас и видов. Лира уверенно и суетливо ведёт за собою, кивает, когда Рэй предлагает обсудить всё дома. Действительно. Так они могут охватить куда больше и понять, что необходимо музыканту. Быть может, в его мире есть особые нужды? Предпочтения?

    — Что ты обычно кушаешь? — спрашивает, чтобы не утонуть в собственных тяжёлых мыслях, которые прорастают сорняками в любом молчании.

    Когда она ускоряет шаг, тянет за собою парня, чтобы в панике добежать скорее до дома, то не думает практически ни о чём. Ей неважно, что будет дальше, что может ощутить спутник. Но вдруг он отпускает её ладонь, вынуждая остановиться и посмотреть в его глаза. Касается талии, притягивает к себе ближе, к теплу. С губ срывается тихое аханье. И следом сильный голос рядом, почти на ухо: — держу.

    Тело вмиг покрывается мурашками, лицо краснеет стыдом и смущением, Лира вынужденно кивает, не в силах вымолвить и слова. Она всё ещё чувствует тепло чужого тела, касается своим боком чужого. Не в силах даже сделать демонстративного шага в сторону. Рэй может ощутить, как она дрожит, как каждый шаг её наполнен неловкостью, смущением. Девушка старается не смотреть, ведёт в сторону тихих аллей, через которые им необходимо пройти, чтобы попасть к высокому зданию. Лира, стараясь не дышать, не думать, мелкими шажками сокращает мучительное расстояние до двери. Наконец она, в силу необходимости, выворачивается из прикосновений Рэя, улыбается почти что с извинениями, что ей нужно приложить ключи.

  Они поднимаются повыше, идут через балконы. Лира мягко указывает на открывшиеся виды: — это Торис, тут правит всем Князь. У нас вообще всё состоит из монархии и парламента... Но это не особо важно. Главное, никому никак не вреди, не обижай, и всё будет в порядке, — кивает, открывая ключом одну из дверей. Пропускает в просторную квартиру, состоящую из двух комнат. Одна  из них наполнена всем белым, окно занавешено чем-то непроглядным. Тускло горит лапка. Огромная мягкая постель жаждет, чтобы на неё прилёг любой усталый путник. Жёлтые гирлянды сияют приглушёнными маленькими солнышками. Вся комната кажется мягкой, нежной. Даже стулья с мягкими сиденьями, на полу – мягкость ковров.
Лира хорошо помнит, как выбирала именно этот внешний вид после того, как пыталась здесь же разбить себе голову.

  В другой же комнате, что видна из коридора, находится большой мольберт художника. И всё внутри переполнено красками, кистями, художественным инвентарём и цветами. Девушка снимает обувь и достаёт белые тапочки с двумя чёрными глазками-бусинками, ставит рядом с ногами Рэя. Сама же идёт босиком, демонстрируя маленькие ножки. Проходит в просторную ванную комнату и моет руки. Зовёт за собою.

  — Вот тут я и живу. Помой, пожалуйста, свои лапки, воспользуйся любым полотенцем. Потом мы пойдём на кухню и разберёмся с тем, что тебе нужно. Будешь чай? У меня нет кофе... — мяучит расстроенно, когда выбирается из ванны и суетится по кухне. Забирается на стул, чтобы достать с дальних полок баночку варенья и печенья. Не дотягивается, из-за чего приходится встать прямо на стол. Ухает довольной птицей. Могла бы использовать магию, но не хочет, чтобы Рэй ощущал себя странно из-за этого.

  — Кушать хочешь? Я могу заказать? Или лучше одежду сначала выбрать? Можешь взять в моей комнате планшет... — мяучит, не задумываясь о том, слышит ли её парень или нет.  Вся в мыслях, пытается поскорее всё сделать правильно и хорошо.

[Рэй Вудсон]

Его ненавязчивое движение работает: тихий вздох слетает с губ Лиры, и нежный румянец тут же приливает к бледным щекам. Девушка, хрупкая, миниатюрная, приятно теплая, дрожит от смущения у Рэя под боком, и сил это придает даже больше, чем все ее обещания поддержки и участливость. В ее реакции парень видит возможность: шанс управлять, шанс влиять на поведение. Очаровав, взять под контроль. Это даже не кажется ему мерзким: подобное сотрудничество может быть взаимовыгодным, ведь за помощь и самоотдачу он сможет платить небрежным теплом, которого Лире, судя по ее реакции на сущие мелочи, очень не хватает. Выходит, не сложно совсем будет ее порадовать (но, пожалуй, уколоть больно будет столь же легко).

Он проглатывает шутку, которая прозвучала бы как откровенный флирт, и отвечает на вопрос о питании все-таки серьезно:

- Я не знаю... Брокколи? Обожаю крем-суп из брокколи, - становится почти неуютно, когда они подходят к нужному зданию, и Лира выскальзывает из его объятий. Рэй с легкой ухмылкой наблюдает за девушкой, все еще смущенной: ее руки дрожат, когда она пытается открыть входную дверь. - Но, на самом деле, я не особо привередлив. Еще люблю более пряные блюда, насыщенные вкусы, но было и время, когда выбирать не приходилось. Поэтому не откажусь от любого угощения.

Первое, на что парень обращает внимание, шагая по коридору рядом с Лирой – удивительная чистота. Ему вспоминаются репточки со столетними пыльными коврами и допотопным оборудованием, вспоминается маленькая съемная квартира, в которой перебои с электричеством были скорее нормой, чем исключением из правил: он бы ничуть не удивился, если бы пришлось вернуться в те же условия теперь, раз всё нажитое осталось за гранью досягаемости, но, видимо, счастливая звезда, под которой он не рождался, все же озарила его светом сейчас. Лира Мирлесс, ослепительная, чистейше белая, стала его личным воплощением удачи.

Подъездный балкон открывает вид на чужие для Рэя просторы. Сердце пропускает удар при виде буйства зелени: его собственный мир в сравнении с империей кажется тусклым и ненасыщенным. Засмотревшись, парень почти не вникает в слова о местной форме правления, но, тем не менее, парирует последние фразы Лиры, и ответ в который раз горчит на языке:

- Что, здесь и впрямь это работает? Там, откуда я родом, такое поведение расценивалось как слабость. И, следуя по пути миролюбия и чуткости, мало кто, насколько мне известно, достигал значительного успеха. Но даже попытки заслуживают уважения, - он ведь и сам пытался, правда пытался быть одним из таких, но индустрия ожидаемо оказалась мощной неконтролируемой машиной, диктующей свои правила. Не хотелось вспоминать о том, как, возможно, ломал судьбы талантливых людей отказами, как брался за сомнительные и не самые этичные проекты, потому что это давало шанс засветиться и познакомиться с нужными людьми. Все это казалось необходимым тогда, но теперь стало таким неважным, таким пустым, что челюсти сводило от отвращения к себе. Стал бы он действовать тем же образом, если бы знал, что в конечном итоге все равно все потеряет?..

Рэй прикрывает глаза и слышит рев толпы, видит сотни тянущихся к нему рук, чувствует спадающие на лоб взмокшие волосы, будоражащее кровь ощущение единения с группой... Вспоминает восторг, чистый и детский, который он испытал, услышав впервые полностью законченный, сведенный трек собственного авторства, и понимает, что все аморальное, местами гадкое, но совершенное по его воле, не давит на плечи чувством стыда, когда четко помнишь, почему так делал. За что боролся, ради какой цели выпускал погулять своих личных демонов. Набитые шишки проходят и больше не болят, сломанные кости срастаются, раны на сердце затягиваются, и творчество остается с ним. Даже сейчас, когда музыкант так мучительно далеко от дома, пальцы с легкостью наиграют сочиненные мелодии, окажись рука на грифе. Он отчетливо помнит (и, пожалуй, искренне любит) весть родной материал, написанный до двадцати четырех, до особняка.

Парень чуть не врезается в Лиру, утонувший в воспоминаниях, когда девушка останавливается у нужной двери. Еще по внешнему убранству дома было ясно, что позволить себе жилье здесь сможет лишь человек с приличным достатком, поэтому Рэй не удивляется чистоте, простору и комфорту ее квартиры. Ныряя в мягкие тапочки, он цепляет взглядом мольберт в соседней комнате, отдыхающий в мягком свете, падающем через витражные окна. Хочет заглянуть, столкнуться с чем-то прекрасным и личным, но Лира кличет его из ванной комнаты, и он покорно следует на голос, обещая себе обязательно спросить ее про рисование. Быть может, у него получится использовать ее талант в своих целях, если окажется, что Лира действительно хороша?

- У тебя чудесный дом, - отмечает, когда Лира, уступая ему место у раковины, направляется на кухню, сверкая босыми пятками. Ванная комната оказывается просторной и светлой: стены выложены благородно крупной плиткой без пошлых узоров. В окружающих вещах совсем нет помпезности, но чувствуется чуткость, с которой они подбирались. Рэй открывает прохладную воду и с наслаждением подставляет под нее ладони, моет руки с душистым мылом. На контрасте с запахом чистоты понимает резко, как воняет потом, табаком и еще бог знает чем его футболка, и ничуть не противится возникшему желанию избавиться от неприятного ощущения: стягивает футболку через плечи, умывается. Вода тонкими струйками стекает по подбородку, капли падают на грудь, и парень ощущает дикое желание забраться под душ целиком. Но Лира ведь ждет его на кухне, - Подскажи, где я могу оставить грязную футболку? Не могу больше в ней ходить. А, и да, буду рад чаю.

Он застает ее стоящей на столе в попытках достать какой-то предмет с верхних полок. Миниатюрные ступни дрожат от напряжения, когда она тянется за предметом. Что-то подсказывает Рэю, что обычно она справляется с этой задачей как-то иначе. Не хотела вновь шокировать его и без того взбудораженный мозг проявлением магии? Удивительная внимательность и чуткость..

- Могла меня попросить, я все-таки ощутимо выше, - парень улыбается и на всякий случай протягивает руку, предлагая Лире помощь в воссоединении с полом. - Давай не будем торопиться с едой. Я чувствую себя лучше, но не уверен, что мой желудок готов к серьезным нагрузкам. Чая и печенья пока хватит, а там посмотрим! А вот одежда и правда будет актуальнее, иначе придется гонять по твоему дому с голым торсом, - он направляется в комнату за планшетом, о котором говорит Лира, и находит его на кровати. Большой, буквально облачной кровати, от одного взгляда на которую непроизвольно вырывается зевок. -  Ух ты! Если я тут же сейчас упаду и усну с планшетом в руках, ты не удивляйся. Нечестно соблазнять усталого пришельца чем-то настолько прекрасным, - кричит он из комнаты, но вскоре все же возвращается с планшетом на кухню и плюхается на стул. Протягивает предмет владелице, снова давая понять: он не привык копаться в чужом личном. - Твоей кровати повезло, что я грязный и голодный, иначе я бы уже рухнул в объятия Морфея, и никто бы не смог меня поднять в ближайшие лет тысячу, - усмехается, думая о том, что его речевой оборот не будет ей понятен. Рэй тянет руку к чашке с ароматным чаем, делает глоток и внимательно смотрит на Лиру в ожидании ее дальнейших действий. Он старается не чувствовать себя совершенно потерянным в осознании, что его жизнь сейчас буквально находится в изящных тонких руках этой девушки.

[Лира]

Брокколи.

    Крем-суп из брокколи заставляет личико девушки ненадолго скривиться, словно в рот ей как раз и попала ложка этого угощения. Годы в плену научили Лиру питаться абсолютно всем, что ей дают, но сейчас, на свободе, она обретает возможность выбирать что-то из продуктов. И если поначалу было сложно привыкнуть к тому, что еда может быть разной на вкус, и что можно без страха выбирать любую, то сейчас беловолосая могла питаться чем угодно в разных количествах. Однако она всё ещё не может избавиться от привычки брать мало, кушать совсем чуть-чуть, словно в любой момент из её рта будут вытягивать, выбивать кусочек. Она всё ещё не может есть с обычной скоростью, пусть иногда и получается, когда концентрация берёт над ней верх. Лире сложно привыкнуть не хранить дома консервы, складировать продукты, словно в любой миг она откажется выходить из дома, застрянет в своей квартирке. В поместье Князя же было всё иначе: беловолосая просто стала избегать кушать много, увиливала от обедов. Пусть и приходилось подчиняться желаниям Учителя, чтобы не расстраивать его. И всё же именно тогда Лира научилась выбирать из кучи блюд то, что ей по душе. Конечно, не обошлось без тревог и без волнений, но теперь беловолосая почти точно знает то, что именно она может позволить себе скушать.

    — Я очень надеюсь, что у меня есть то, что тебе понравится... — растерянно мяучит, всё ещё помня о будоражащих душу прикосновениях. Ветер ласкает лицо, когда они оба оказываются на просторном балконе. Язвительный, колких ответ ранит, вынуждает задуматься и отвести взгляд. Кажется, словно она сама виновата в том, что мир такой. Словно вдруг несёт перед Рэйем неизгладимую ответственность. Она не находит того, что может сказать. Ни одно слово, которое бы стало защитой, не наполнило бы это всё правдой. Действительно – во многом сила и способность к насилию показывала, кто может быть успешен и силён. Девушка слишком хорошо знает. Её хозяин был одним из тех, кто с помощью этого добился большой славы и влияния, он мог, будучи человеком без склонности к магическим способностям, владеть столькими артефактами и делать всё, что хочет с другими расами, что едва кто-то мог бы пойти против него. Однако, Лира знает, такие люди были, но благодаря хорошим навыкам коммуникации, благодаря всему, что у него было, мало кто мог повлиять на этого человека. Да и кто бы стал? Он никому не мешал, со всеми сотрудничал, делал своё грязное дело. И только.
   
    Лира слышит тёплый, приятный комплимент в сторону её дома. Стесняясь, она лишь что-то булькает в ответ, сипит почти что в извинениях. Отчего-то хочется оправдаться, словно она, как и выучила, но пытается от этого знания избавиться, не заслуживает подобной красоты и удобств. Возможно, она всё ещё ощущает, что недостойна и толики дыхания этого удивительного мира? Депрессия никуда не ушла, и очень многое даже в обычных моментах отзывается беловолосой тяжестью и тревогой.

    Вопрос вынуждает смутиться. О грязной одежде Лира и не подумала даже! Бровки хмурятся.

    — Кинь прямо в ванной, я уберу, — отвечает, повышая голос, чтобы Рэй её точно услышал. Тем временем палец зажигает кнопку электрического чая. Пусть многое можно сделать и бытовой магией, но девушка слишком любит экономить собственные силы, ибо никогда не знает, что именно может случиться в следующий миг. Особенно, учитывая её некоторую временную слабость и беспомощность из-за эмоций. — Хорошо! Поставила чайник, — отзывается, пока мысленно прикидывает, может ли создать парню одежду прямо здесь. Она не пользуется телепатией, боясь нарушить чужие границы. Осторожничает. Подумывает создать одежду прямо здесь, но затем передумывает, решая, что пусть Рэй выберет сам. Для него не должно быть потрясением всё в этом мире.

    Он приходит к ней как раз тогда, когда цепкие ручки берут банку печенья и варенье. Ей приходится протянуть одну из банок парню, чтобы тот взял, а затем принять его руку, чтобы спуститься на пол. Ух! Она чуть не падает, растерявшись и засуетившись. Но удерживается на земле, краснеет стыдливо за собственную неумелость.

    — Прости, я не хотела тебя напрягать ничем, — извиняется печальной соловушкой. Птицей вспархивает в сторону, стесняясь столь близкого и тесного контакта. Суетится по кухне, сервируя вазочку с печеньем. Ставит банку с вареньем, с помощью магии, отвернувшись от Рэя, открывает. Ставит рядом на стол, переливает в небольшую ёмкость. Укладывает красивую, украшенную цветочками, ложечку в хрустальную нишу для варенья. Ставит и тарелку с фруктами во главе стола. Отходит, любуясь видом. Теперь на белоснежной скатерти и тарелка с обычными и шоколадными печеньями, и ниша с вареньем. Лира отходит налить в заварницу кипяток. Она выжидает некоторое время, ускоряет магией процесс. Слышит голос Рэя. Улыбается и хихикает:

    — Моя постель не против усталых пришельцев, — отзывается. Сервирует стол дальше, наливает в красивые расписные чашечки чай. Ставит в центр стола вазу с искусственными белоснежными цветами. Рэй возвращается с планшетом, усаживается на аккуратный и чистый стул. Лира старается быть отличной хозяйкой. Она улыбается, переключается на диалог, пусть и выглядит смутно растерянной. — Я целитель, так что я бы подняла обязательно! — мяучит беловолосая не то шутливо, не то серьёзно. Рей отпивает чай, девушка внимательно наблюдает за процессом. Взглядом спрашивает «как оно? Вкусно?».

    — Итакс, — принимает планшет, вбивает в поисковик магазин одежды. Старается не смотреть на голую грудь. Краснеет. Отводит взор.  — Вот тут ты можешь заказать себе любую одежду. На соседней вкладке – любые вещи, которые тебе необходимы.  Я всё-всё оплачу. Потом, если всё получится, что-то привезут уже сегодня. И до этого времени ты можешь помыться и поспать. Если тебе понадобится какая-то помощь, то я буду рада её тебе оказать, — мяучит ответственно девушка, растерянно трогая лепесточек цветка. Не смотрит на еду, н прикасается ни к чему, словно боится тронуть. Слишком неловко. Слишком напряжённо. Человек без одежды? Бессознательно девушка уже сейчас готовится к плохому, к тому, что что-то пойдёт не так. Она пытается себя успокоить, принять, что тут нет ничего плохого, но мысли всё равно суетливо скачут от одного к другому, словно всё сводится к самому плохому.  — Потом, когда ты будешь готов, нужно будет обсудить твою адаптацию в мире. Я понимаю, что это сложно, поэтому не буду торопить тебя с этим, — усаживается наконец на стул, приобнимает себя за плечики, наполняется тихим ощущением неуютности и неловкости – сможет ли она помочь? Быть полезной? Лире остаётся только догадываться.  Она тоскливо расчёсывает пальцами длинные пряди, заглядывает в глаза молодого человека сквозь светлые пряди.
 
— Если хочешь, я создам футболку тебе уже сейчас, — не выдерживает, не поднимая головы, предлагает вымученно.

[Рэй Вудсон]

Атмосфера кажется почти семейной: девушка суетится, как настоящая хозяюшка, накрывает на стол, стараясь будто довести все до идеала: чайные ложки сияют чистотой, все предметы на своих местах. Ни капли джема на скатерти, ни пылинки на лепестках искусственных цветов. Рэй задумчиво касается пальцами белого бутона, скользит подушечками по пластику. Атмосфера домашнего спокойствия – такая же искусственная, как эти цветы. Музыкант поражается тому, как спокойно улыбается, когда Лира отшучивается в ответ на какие-то его слова, как вальяжно располагается на стуле, словно находится у себя дома. Остается только закурить, наполняя комнату едким запахом табачного дыма, - тогда можно закрыть глаза и представить на мгновение, что он находится в собственной квартире. Пьет чай с милой девушкой, возможно, его фанаткой, с которой познакомился случайно в кафе, куда захаживает каждое утро. И позволяет ей сейчас ухаживать за собой в качестве жеста доброй воли.

Когда она откроет рот в следующий раз, она, разумеется, скажет, как сильно ей нравится его музыка. Как глубоко она понимает его страдания по потерянной любви, или муки одиночества, или утрату самого себя... Или, разумеется, скажет, что ему нужно выбрать одежду. Потому что они ни черта не в его квартире. Потому что это он, Рэй, здесь на условиях гостя. И то, что она ухаживает за ним – истинный жест доброй воли.

Все это по-прежнему звучит как сущий бред. Проще гнать от себя как можно дальше эти мысли, проще забыть, кем являешься на самом деле, откреститься от всего, чего достиг. От всех тех лет, что боролся за лучшее место под солнцем. Будет проще начать сначала, если поверить, что не оставил позади время, когда ты являлся кем-то. Был значим. И заслужил свое право больше никогда не сражаться с невзгодами. Будь это все не так, гораздо проще было бы, пожалуй, начинать с чистого листа. О, как бы он хотел и впрямь стать сейчас тем самым чистым, белоснежным листом без помятостей и сальных пятен. Без пролитых чернил, въевшихся в каждую страницу.

Рэй ловит себя на том, что пялит в экран планшета непозволительно долго, сжимая гаджет в руках крепче, чем стоило бы. Он моргает, отгоняет закономерные, но абсолютно не нужные сейчас экзистенциальные мысли, и фокусирует взгляд на одежде, представленной в каталоге. Листает страницу за страницей, благо принцип работы здешней техники пока что интуитивно ему понятен, и спустя короткий промежуток времени нетерпеливо восклицает:

- Что, местные жители действительно одеваются вот так? Черта с два я смогу нацепить на себя что-то подобное. Куда естественнее будет ходить голым, в этом будет больше честности самовыражения, - он ловит нечитаемую реакцию Лиры, быстро соображает, что сейчас и без того раздет по пояс, и смеется от мысли о том, что подобные выпады могут быть расценены серьезно: ей ведь неизвестно, что является нормальным для его культуры. – Я шучу, разумеется. Но вот это и правда слишком... аутентично, что ли, - он копается в многочисленных фильтрах каталога и, наконец, находит вещи, более приятные и понятные его глазу. – Так-то лучше.

Он отдает предпочтение бесформенному и комфортному: свободный лонгслив пыльно-серого цвета, черная оверсайз футболка (интересно, Лира смогла бы добавить на нее багровых красок?), пара фланелевых рубашек, объемные штаны с таким количеством карманов, чтобы непременно потерять в них ключи или зажигалку, угольный плащ из водонепроницаемых материалов... Добавляя ко всему прочему комплекты носков и нижнего белья, Рэй почти не задумывается над тем, сколько денег Лира потратит, чтобы оплатить заказ. В конечном итоге, он ничего не знает о местной валюте, и значит цифры в ценнике – просто цифры, верно?

- С одеждой разобрался, - отчитывается о выполненной работе с напускной гордостью ученика, справившегося с контрольной работой. Рэй не впервые замечает за собой эту тягу к несерьезности, легкой клоунаде, когда на деле ситуация критически серьезна. Дурацкий защитный механизм. - Другие вещи первой необходимости разве не будет проще купить, прогулявшись до ближайшего магазина? Как будто заказывать зубную щетку через доставку – не самый быстрый и удобный вариант. Или, может, дело в том, что тебе выбираться из дома не многим комфортнее, чем кому-то вроде меня, ничего о твоем мире не знающего? – осекается, настороженно всматриваясь в лицо девушки: не задел ли? Слишком уж любит моментально озвучивать то, о чем думает: обычно это не оборачивалось необратимыми последствиями. Однако с таким счастливым билетом, как Лира Мирлесс, все же стоит быть немного аккуратнее. – Извини, если куда не нужно нос сую, - и, стремясь перевести тему, спрашивает о не менее насущном: - Я оставил гитару в коридоре. Скажи, куда мне будет лучше ее перенести? Может, найдется место в твоей мастерской? Пусть напитывается духом творчества, - улыбается собственной полушутке.

Рэй старается быть добродушнее и проще, чтобы расположение девушки, которое он почему-то завоевал в одночасье, не рассеялось так же быстро. Поэтому он возвращает ей планшет и тут же принимается хвалить чай, глядя благодарными щенячьими глазами на ту, что разделила с ним пищу и кров. Почти не отшучивается даже, когда Лира, скользнув очередной раз взглядом смущенно по его обнаженному торсу, робкой скороговоркой предлагает наколдовать, если он правильно понял, для него футболку. В другой ситуации он бы определенно ее подколол.

- Мне без разницы, честно говоря. Если тебе так будет комфортнее и привычнее – валяй, конечно, - он буквально проглатывает шутки, способные смутить Лиру сильнее. По крайней мере, стоит приберечь их до того момента, когда она нажмет на «оплатить» на странице оформления заказа. – Но я все-таки грязный и потный, не хотелось бы пачкать чистую одежду о мое тело. Может, я сперва допью чай и приму душ?– в подтверждение своего намерения для начала насладиться чаепитием Рэй отправляет в рот миниатюрное песочное печенье. Вкус у него яркий, свежий и сливочный. – Слушай, мольберт ведь твой? Ты рисуешь? Могу я посмотреть на твои работы? Мне кажется, это успокоит куда больше, чем кропотливое составление плана дальнейших действий. У меня правда голова идет кругом от происходящего...

И еще бы не шла. Выгоревший, подавленный, тонущий в последствиях собственных вредных привычек, парень и без загадочных пространственно-временных перемещений не представлял, какой хитроумный ход поможет ему выпутаться из болота, в котором он погряз. И творчество, и люди вокруг, и собственная голова казались ему пустыми еще там, далеко-далеко среди бесконечности звезд. Что же остается от него здесь? Что-то меньшее, чем пустое «ничто», что-то более ничтожное, чем потерявшийся человек по имени Рэй Вудсон?

Он может покончить со всем, что делает его собой, конечно. Завязать с музыкой, перестать рисоваться, не ставить больше на привлекательную внешность и природное очарование в попытках завоевать внимание окружающих, - да только умеет ли он что-то кроме? И неужели на всем свете может найтись хоть одно занятие, что увлечет его так же, как гипнотические звуки гитары? Неужели возможно еще раз ощутить тот же трепет, что ощутил подросток, дорвавшийся до своего первого инструмента?

- Мне очень страшно, - признается, оправдывая маленькую слабость тем, что игра в искренность поможет окончательно поймать Лиру на крючок. Она будет с энтузиазмом пытаться спасти потерянного и печального незнакомца, если еще сильнее станет сопереживать ему. - Я не знаю, что я буду делать дальше. И самое страшное, что я как будто... Не хочу ничего делать, понимаешь? Как будто было бы проще не очнуться вовсе после той вечеринки. Я не хочу быть здесь, но не из-за того даже, что мне окружающее чуждо и некомфортно. Просто знаешь, меня уже который месяц преследует чувство, что мне больше нечего сказать. А без этого - кто я? Голос и струны - это все, что было у меня на протяжении многих лет. Но в последнее время я все ближе к тому, чтобы отказаться и от этого.

[Лира]

Наверное, Лире никогда не будет суждено понять чувств человека, которого выбросило в этот мир странной, пугающей аномалией. Это несколько даже забавно: Рэй имеет право на свои реакции и эмоции куда больше, чем она, но, судя по их виду, девушка ощущает себя несчастнее ещё сильнее, чем он сам. По крайней мере негатив, впитавшийся в кровь, в мышцы и жир, теперь выражается общей хрупкостью, тяжёлым трепетом, страхом не угодить и сделать что-то не так.  А он, парень, ведёт себя так, словно уже адаптировался, словно знает, что делать дальше и его незнание и неуверенность в некоторых вещах – лишь шаг к познанию.

Лире кажется, она никогда не смогла бы стать такой. У неё есть всё – средства к существованию, безопасность, пусть и мнимая. Есть близкие и те, кто может о ней позаботиться. Но всё ещё в голове неумолимо живёт чувство, ощущение, что это ей не место в мире, что это она иномирка. И что её история – лишь выдумка, очередное распутье, нечто пустое. Всего лишь отголосок. В этом нет ничего настоящего. Но, имея дом, разве эон может позволить себе думать о таком? Разве она должна хоть немногим подвергаться депрессии и считать, что это она тут лишняя в этой сотканной красивой истории? Ох, девушка сделала бы слишком многое, чтобы никогда так не ощущать, но даже раздумья об этом заставляют помрачнеть лицом. Тяжело. Губы поджимаются.

Конечно, Лира не имеет права быть в печали. По сравнению с этим человеком она должна быть потрясающе радостной за то, что живёт именно так. И за то, что она здесь есть.

Хотя ей было бы проще тут же раствориться в воздухе.

Но очевидно: нужно держаться. Нужно быть сильной. Нужно стараться. И потому очень важно обеспечить этого иномирца всем, что у неё есть, чтобы было хотя бы немного честно. Ведь Рэй однозначно точно заслуживает лучшего.

Невозможно не смотреть на него с большим трепетом и восхищением – на его месте она бы плакала. Но пальцы музыканта лишь твёрдо сжимают экран планшета. Серые глаза внимательно оглядывают тёмные волосы – этот человек в своём мире, должно быть, был очень красив. И сейчас, несмотря на усталость и лёгкую дезориентацию, он кажется невероятно привлекательным. Сколько дней понадобится, чтобы он освоился в этом мире и навсегда забыл о ней? Лира мягко и тоскливо улыбается, представляя, как в один день он просто уйдёт и найдёт себя в чём-то ином, обретёт компанию и нечто большее. Это нормально, что так бывает. Эон даже рада – это было бы правильно, что она всего лишь начальная точка, маленькая тростиночка на пути к большему. В конце концов, Лира и правда не может быть полезной и дать что-то особое, значимое.

На удивление Рэй очень недурно справляется с планшетом. Можно выдохнуть, что не нужно будет объяснять простые истины. Лира отводит взгляд, чтобы рассмотреть цветы, не надоедать собою. Нужно будет подумать, где он будет жить, где работать, какое место...  Не страшно, если она поспит в ванне.

Чужое восклицание заставляет ощутить укол вины в сердце. Словно это она придумывала этот стиль, вывешивала на страницы каталога. Конечно, это не так. В их мире были и те, кто одевался иначе, имел свой взгляд на одежду. Лира, например, пусть и родилась в традиционной семье, предпочла снова и снова повторять образ некой принцессы из сказок. Удивление от слов Рэя обнажается ужасом и ещё большим смущением на лице девушки. Каждая эмоция горит в первозданном виде. Она отворачивается, отводит взгляд, боясь, что парень и правда решит ходить без всего. Но, к счастью, он проясняет, что это шутка, и Лира нервно смеётся, прижимая ладонь к груди – было бы страшно уговаривать одеться. Все эти интимные темы всё ещё горят глубокими триггерами, страхом, что за обнажением тела вдруг последует нечто иное. Мрачное. Тяжёлое. Другое.

— И правда. Эта одежда подходит тебе несколько лучше, чем наша традиционная. Ты не обязан в ней ходить, если неудобно – у нас есть планеты и города, где такого стиля нет. Сейчас я живу здесь как ученица Князя, у меня также есть дом и на другой планете, где у людей более...  Иной образ одежды, близкий и тебе. Однажды я покажу тебе, чтобы ты мог понять, в каком месте тебе комфортнее находиться. Я помогу освоиться везде, где бы ты ни пожелал, — смиренно отвечает, чувствуя вдруг перед Рэем глубокую ответственность за его жизнь. Тяжёлая обязанность добровольно ложится на девичьи тонкие плечи. Она должна дать ему всё самое лучшее. Поэтому хвалит, стоит только Рэю закончить с выбором одежды:

— Ты молодец, — кивает и улыбается нежно, довольно. Голос звенит.  Она могла бы действительно поддержать шутку и светлое настроение чуть подольше, но мысль о необходимости посетить магазин режет сознание.  Всё дополняет чужое осознание, что сказано что-то не так. На лице жгучие мурашки. Это выпад в её сторону? Неужели по Лире настолько хорошо видно, что она не в порядке? Хочется замереть. Затихнуть. Конечно, её выражение лица становится нечитаемым, пустым, словно что-то вырвали из сердца, и теперь нужно сделать вид, что всё в порядке. Так правильно.

— Всё в порядке, — произносит бесцветно, моргает и криво, неловко улыбается. — Я могу с тобой сходить, в этом нет ничего сложного, — убеждает себя, бледнея от мысли, что нужно будет пережить ещё одно испытание.  — Гитару можно будет оставить в моей мастерской, всё верно. Там ей найдётся место, и красками не будет ничего испачкано – уверяю, — девушка, несмотря на то, что в её жизни всё время была какая-то хаотичность, старалась держать все свои вещи и инструменты в максимальной чистоте. Её мольберт, пусть и был заляпан краской, но был в состоянии куда лучшем, чем если бы тонкие руки не отмывали его снова и снова и не напитывали магией против краски.
Рэй возвращает планшет. Лира просматривает список покупок, нажимает «оплатить», пролистывает тут же список своих уведомлений, чтобы отследить поток внимания к разным своим работам.

Очень трудно стараться не поднимать взгляд на парня, который, казалось, так и утягивает к себе взор, поскольку его шутки всё ещё слетали с губ, а голый торс становится объектом огромного смущения и страха девушки, которые взбивали мучительное любопытство и желание рассмотреть получше – какой он? Как выглядит? Но Лира держит себя в руках, лишь судорожно листает арты, стараясь переждать момент того, когда щёки перестанут гореть.  Ей удаётся лишь смущённо кивнуть на пожелание сначала помыться. Девушка отводит взгляд и смотрит в пол, чтобы не смущаться сильнее, пока уши улавливают хруст печенья. Разговор вновь меняет тему, переливается всеми цветами мира, выворачивается.

Шумный выдох.

Пора перестать краснеть.

Лира усаживается за стол, поднимает взгляд на иномирца, смотрит только на лицо, но сама вдруг вновь загорается алым. Словно никогда не видела мужчин. Словно никогда не была в тяжёлой связи. Она знает, что Рэй её вряд ли захочет тронуть, но даже если вдруг это будет так, то девушка сможет это пережить или смириться. Наверное.

Разговор утешает, уводит от мыслей, и стоит только тишине повиснуть, как беловолосая довольно обнажает ответы на вопросы.  Девушка безропотно кивает, готова тут же подняться и пройти в мастерскую, чтобы показать новому знакомому свои картины и принадлежности. Если ему это действительно поможет, то Лира готова делать вид, что он всего лишь гость, который вежливо интересуется жизнью. Если ему хочется, она может постараться даже не упоминать о том, что случилось. Словно он всегда был здесь. И словно они просто сегодня познакомились... Да... Они могли бы сделать вид, что это хорошая сказка, история, игнорировать мрачную тоскливую истину.

— Мой... — с улыбкой отзывается, мягко гладит скатерть подушкой пальца, — Я рисую, и я этим зарабатываю на жизнь. Ещё я исцеляю людей, целительница, это тоже моя работа, поэтому у меня достаточно много... способов заработать, даже если у меня неполная занятость. Часто я беру уроки у Князя... так что я то тут, то там учусь... Как-то так...  Так что, когда ты помоешься, — трудно игнорировать запах Рэя и его внешний вид сейчас, пусть и его тело было у отметки «идеальное», — и наденешь одежду, я бы показала тебе свои картины, — с теплом улыбается и встаёт из-за стола.  Она хочет проводить в ванную, дать полотенце, но вместо этого осекается, замирает, стоит только парню начать говорить. Серый взгляд поднимается, заглядывает в чужие усталые глаза. 

Первая фраза ранит сущность Лиры – нет, пожалуйста, не бойся.

Хочется обнять Рэя, прижать к себе, сделать хоть что-то, чтобы он перестал чувствовать себя так. Хочется вдруг ему, совершенно незнакомому, подарить весь мир, лишь бы он только не грустил. Девушка, в порыве желания поддержать, шагает навстречу, готовая не то прижаться и дать тепло, не то сделать что-то, что отвлечёт его от этих мыслей, от печальных слов, что трогают её разум так, словно он ведёт ножом по её сущности. Конечно, она его понимает. Это не сложно. Сколько раз Лира была сама близка к тому, чтобы всё бросить? Сколько раз ей казалось, что её путь абсолютно не имеет смысла и никаких надежд? Сколько раз она хотела умереть, исчезнуть, куда-то деться, лишь бы прекратить чувствовать всё это?

—  Я тебя понимаю, — произносит совершенно серьёзно и искренне. Опускается перед Рэем на колени, словно он был маленьким ребёнком. Смотрит снизу вверх. —  Но дай, пожалуйста, себе шанс. Я буду рядом с тобою столько, сколько потребуется. Ты не обязан нести всё это один на своих плечах – любую грусть и печаль ты можешь разделить со мной. Дай себе время. Ты можешь отдыхать столько, сколько нужно. Пока вдохновение не настигнет тебя вновь. На тебя, я уверена, очень многое свалилось, очень тяжело справиться и быть в порядке. Но не волнуйся – я не оставлю тебя, я не брошу, — улыбается тихонько и клонит голову набок. — Ты все ещё не против сходить в душ и посмотреть мои работы? — произносит чуть тише, осторожнее. Поднимается на ноги и отходит в сторону коридора, чтобы движением магии призвать к себе в руки гостевое полотенце.

— Смотри какое! — разводит руки в стороны, чтобы показать огромную белоснежную ткань. — Потом я дам тебе одежду, и мы можем вместе заняться всем, чем хочешь! — весело произносит девушка, стараясь держать настроение на высоте и придать Рэю бодрости и уверенности в происходящем. — А завтра и заказ приедет, — добавляет, чуть задумавшись.