Я писала в поезде, проведя бессонную ночь за сбором чемодана. Вычитала один раз. За качество не отвечаю
Всё вокруг двигалось и ощущалось живым, словно сам камень был плотью, сминавшейся по чьей-то неведомой воле. Кирион отчётливо ощущал мерное ритмичное гудение, так зловеще похожее на гулкое сердцебиение какого-то гиганта, прямиком из древних легенд о борьбе богов с титанами. Он чувствовал, как что-то жадно и плотоядно всматривалось в него, пробуя его ощетинившуюся магическую энергию на вкус. Его острый эльфийский слух страдал от улавливаемого душераздирающего сумрачного визга и воплей, чью природу нельзя было точно определить как живую или неживую. Этот звук издавала неведомая тварь, пробудившаяся вместе с залом, которая за бесконечно долгие годы своего своеобразного анабиоза впервые попробовала жизненную энергию новой жертвы? Или же так скрипели камни и скрытые механизмы, столь неожиданно пришедшие в движение?
Чужая смерть не так потрясла его, как можно было ожидать от того, кто, наперекор собственному разуму, поспешил помочь товарищам. Кирион, однако, был слишком занят собственными мыслями и спасением, чтобы по-настоящему прочувствовать смерть. Это потом, когда (не если) опасность минует, он будет предаваться воспоминаниям и заново проживать этот день. Ужасающие подробности гибели археолога всплывут в его памяти и вызовут кошмары. Он ещё долго будет помнить о пёстром ханьфу, неуместно выглядящем на враз иссохшем теле эльфа, встретившего свою кончину таким ужасным и нелепым образом, обменяв по неосмотрительности свою жизнь на нечто ужасное.
Что-то надвигалось. Это ощущалось в странном, ни на что не похожем запахе, отдалённо напоминавшем прогнившую прокисшую еду и детскую присыпку. Это ощущалось в самом определённом субъективном привкусе магической энергии. Такое скверное, мерзкое ощущение Кирион отчётливо запомнил после посещения в отдалённом вымирающем горном поселении Лиреи одного угасающего ковена ведьм, испортивших свою кровь инцестом и тёмными зловещими ритуалами, о которых не было принято говорить среди приличных магов. Кирион мог чувствовать неукоснительное приближение чего-то мерзкого и абсолютно точно злонамеренного, но не мог увидеть.
Он услышал прорезавшийся сквозь жуткий гул голос Вейна, велевшего им уйти в сторону. Кирион со всей своей врождённой эльфийской сноровкой мгновенно отреагировал, потянув за собой девушку. Годы работы в кузнице одарили его не только выдающимися для эльфа мускулами, но и невероятно крепкой хваткой. Он буквально оторвал её от земли, прижав к своей широкой груди, а затем вместе с ней за несколько мгновений до низвержения жуткого хищника отпрыгнул в сторону. Грохотание немного дезориентировало его — его чувствительный эльфийский слух всегда плохо реагировал на такие вещи. Но природа и занятие танцами одарили его очень хорошим чувством баланса. Кирион сохранил равновесие и весьма проворно отступил в сторону Вейна.
Второй эон тут же был убит появившимся отвратительным существом, казалось, пришедшим прямиком из кошмаров. В этой твари было что-то тревожно неестественное. Всё естество Кириона испытывало невероятно сильное омерзение и презрение. Сама физическая форма не была похожа ни на что лирейское — ни ходящее по земле, ни плавающее в океане, ни летающее в небе.
Кирион почувствовал, как его обычно мирно покоящийся артефакт начал с каким-то треском, перерастающим в птичий клёкот, окружать тело дополнительным слоем защиты. Предчувствие скорой гибели, нависшей над ним с начала погружения в этот гигантский склеп цивилизации, стало как никогда сильным. Хрупкое трясущееся от рыданий и страха тело девушки в его руках ощущалось балластом. Её чувства и потеря самоконтроля могли стоить ему жизни. Рациональное начало советовало Кириону бросить её и использовать как приманку или мясной щит. Мерзкая жадная тварь точно бы не устояла перед нежным мясом молодой девушки-эона. Он мог бы выиграть ценное время для спасения собственной жизни. Это было разумно и логично. Это то, что от него ожидала семья. Может быть, даже Вейн из всех возможных исходов считал этот самым приемлемым. Если Вейну, конечно, вообще было дело до Кириона и оценки его поступков.
К сожалению, сердце считало иначе. Ему не хотелось её бросать, хладнокровно обрекать на ужасную смерть. Его доброе сердце, не омрачённое множеством горестей, цинизмом, чувством превосходства и не потерявшее юношеской наивности, ни в чём не уступало разуму. Он потратил долгие годы, чтобы отточить свой ум и превратить его в превосходный инструмент для работы. Но этот инструмент всегда направлял Кирион по велению своего сердца. Искусство и особенности темперамента заложили в нём сильное чувственное начало, которое обычно верховодило всеми его помыслами и поступками. Он не стал бы тем, кем сейчас является, без сильной привязанности к красоте и искусству, без любви к процессу создания чего-то нового: артефакта, ювелирного украшения, изысканного церемониального оружия, рождённого из его изысканий нового знания.
Он просто не мог переступить через себя! Если Кирион её бросит, то как сможет жить дальше? Он больше не будет в мире с собой и превратится в того, кого неизбежно станет презирать за малодушную трусость и бесчестие. Ему было бы тошно быть собой.
Кирион знал с самого начала, что Вейн может их бросить, прояви они непростительную слабость, тормозящую его целенаправленные поиски. Кирион узнал относительно недавно, что Вейн способен на поступки, которые не были продиктованы исключительно холодным расчётом.
Он дал ей несколько секунд на то, чтобы осознать произошедшее, а затем хлёстко ударил её по щеке.
— Возьми себя в руки! — прорычал он, потеряв разом всякий лоск и обнажив какую-то более хищную натуру, долгое время дремавшую глубоко внутри него. — Ты хочешь присоединиться к нему и обречь на горе своих близких?
Тварь уже доедала рослого эона. Неряшливо и жадно, как это и ожидалось от такого омерзительного существа, ведомого лишь своими низменными инстинктами. Кирион знал, что следующей жертвой выберут кого-то из них двоих. Вейн был слишком опасен, казался скорее неживыми, чем живым. Сам Кирион был ярким и заманчивым, как конфета в пёстрой обёртке для ребёнка. Девушка-эон же явно выглядела слабее, находилась в упадке физических и моральных сил. Жертва. Кирион не сомневался, что этот хищник прекрасно чувствовал слабость в ней.
— Я могу тебя прямо сейчас бросить ему в пасть, и без каких-либо сожалений сделаю этого, если ты сейчас не прекратишь свою истерику, — сказал он ей в ухо.
Она недобро на него посмотрела, утирая слёзы. Затем вырвалась из хватки и начала что-то, наконец, колдовать. На её щеке проявилась эта волшебная отметина эонов, а затем в воздухе из ярко сияющей магической энергии сформировалась гигантская змея с длинными клыками. Кирион же влил свою магическую энергию в защитный артефакт, готовясь в любую секунду проявить движением занесённого над головой кулака впаянную в инкрустацию формулу защитного купола. Другой рукой он сдёрнул с себя пояс и бросил в останки эона.
Ему сейчас уже не было никакого дела до своего имиджа. Магия пояса стала обволакивать ошмётки мяса и раздробленные кости, собирая голем из мёртвой плоти. Вместо оторванной руки свисал удлинившийся конец пояса, обернувшийся вокруг весьма крупного каменного обломка, имитируя боевой цеп. Куча кое-как спаянных магией и переплетённых отрезком узкой ткани кусков тел сошлись вместе с раскрошившимся камнем в какую-то нелицеприятную кучу гуманоидной формы с сочащейся кровью. Мясной голем неловко двинулся в сторону хищной твари вслед за магической змеей. С каждым шагом движения становились менее неловкими. Иногда некоторые части отваливались, но потом вновь прирастали к этой влажной мясной куче.
Всё вокруг двигалось и ощущалось живым, словно сам камень был плотью, сминавшейся по чьей-то неведомой воле. Кирион отчётливо ощущал мерное ритмичное гудение, так зловеще похожее на гулкое сердцебиение какого-то гиганта, прямиком из древних легенд о борьбе богов с титанами. Он чувствовал, как что-то жадно и плотоядно всматривалось в него, пробуя его ощетинившуюся магическую энергию на вкус. Его острый эльфийский слух страдал от улавливаемого душераздирающего сумрачного визга и воплей, чью природу нельзя было точно определить как живую или неживую. Этот звук издавала неведомая тварь, пробудившаяся вместе с залом, которая за бесконечно долгие годы своего своеобразного анабиоза впервые попробовала жизненную энергию новой жертвы? Или же так скрипели камни и скрытые механизмы, столь неожиданно пришедшие в движение?
Чужая смерть не так потрясла его, как можно было ожидать от того, кто, наперекор собственному разуму, поспешил помочь товарищам. Кирион, однако, был слишком занят собственными мыслями и спасением, чтобы по-настоящему прочувствовать смерть. Это потом, когда (не если) опасность минует, он будет предаваться воспоминаниям и заново проживать этот день. Ужасающие подробности гибели археолога всплывут в его памяти и вызовут кошмары. Он ещё долго будет помнить о пёстром ханьфу, неуместно выглядящем на враз иссохшем теле эльфа, встретившего свою кончину таким ужасным и нелепым образом, обменяв по неосмотрительности свою жизнь на нечто ужасное.
Что-то надвигалось. Это ощущалось в странном, ни на что не похожем запахе, отдалённо напоминавшем прогнившую прокисшую еду и детскую присыпку. Это ощущалось в самом определённом субъективном привкусе магической энергии. Такое скверное, мерзкое ощущение Кирион отчётливо запомнил после посещения в отдалённом вымирающем горном поселении Лиреи одного угасающего ковена ведьм, испортивших свою кровь инцестом и тёмными зловещими ритуалами, о которых не было принято говорить среди приличных магов. Кирион мог чувствовать неукоснительное приближение чего-то мерзкого и абсолютно точно злонамеренного, но не мог увидеть.
Он услышал прорезавшийся сквозь жуткий гул голос Вейна, велевшего им уйти в сторону. Кирион со всей своей врождённой эльфийской сноровкой мгновенно отреагировал, потянув за собой девушку. Годы работы в кузнице одарили его не только выдающимися для эльфа мускулами, но и невероятно крепкой хваткой. Он буквально оторвал её от земли, прижав к своей широкой груди, а затем вместе с ней за несколько мгновений до низвержения жуткого хищника отпрыгнул в сторону. Грохотание немного дезориентировало его — его чувствительный эльфийский слух всегда плохо реагировал на такие вещи. Но природа и занятие танцами одарили его очень хорошим чувством баланса. Кирион сохранил равновесие и весьма проворно отступил в сторону Вейна.
Второй эон тут же был убит появившимся отвратительным существом, казалось, пришедшим прямиком из кошмаров. В этой твари было что-то тревожно неестественное. Всё естество Кириона испытывало невероятно сильное омерзение и презрение. Сама физическая форма не была похожа ни на что лирейское — ни ходящее по земле, ни плавающее в океане, ни летающее в небе.
Кирион почувствовал, как его обычно мирно покоящийся артефакт начал с каким-то треском, перерастающим в птичий клёкот, окружать тело дополнительным слоем защиты. Предчувствие скорой гибели, нависшей над ним с начала погружения в этот гигантский склеп цивилизации, стало как никогда сильным. Хрупкое трясущееся от рыданий и страха тело девушки в его руках ощущалось балластом. Её чувства и потеря самоконтроля могли стоить ему жизни. Рациональное начало советовало Кириону бросить её и использовать как приманку или мясной щит. Мерзкая жадная тварь точно бы не устояла перед нежным мясом молодой девушки-эона. Он мог бы выиграть ценное время для спасения собственной жизни. Это было разумно и логично. Это то, что от него ожидала семья. Может быть, даже Вейн из всех возможных исходов считал этот самым приемлемым. Если Вейну, конечно, вообще было дело до Кириона и оценки его поступков.
К сожалению, сердце считало иначе. Ему не хотелось её бросать, хладнокровно обрекать на ужасную смерть. Его доброе сердце, не омрачённое множеством горестей, цинизмом, чувством превосходства и не потерявшее юношеской наивности, ни в чём не уступало разуму. Он потратил долгие годы, чтобы отточить свой ум и превратить его в превосходный инструмент для работы. Но этот инструмент всегда направлял Кирион по велению своего сердца. Искусство и особенности темперамента заложили в нём сильное чувственное начало, которое обычно верховодило всеми его помыслами и поступками. Он не стал бы тем, кем сейчас является, без сильной привязанности к красоте и искусству, без любви к процессу создания чего-то нового: артефакта, ювелирного украшения, изысканного церемониального оружия, рождённого из его изысканий нового знания.
Он просто не мог переступить через себя! Если Кирион её бросит, то как сможет жить дальше? Он больше не будет в мире с собой и превратится в того, кого неизбежно станет презирать за малодушную трусость и бесчестие. Ему было бы тошно быть собой.
Кирион знал с самого начала, что Вейн может их бросить, прояви они непростительную слабость, тормозящую его целенаправленные поиски. Кирион узнал относительно недавно, что Вейн способен на поступки, которые не были продиктованы исключительно холодным расчётом.
Он дал ей несколько секунд на то, чтобы осознать произошедшее, а затем хлёстко ударил её по щеке.
— Возьми себя в руки! — прорычал он, потеряв разом всякий лоск и обнажив какую-то более хищную натуру, долгое время дремавшую глубоко внутри него. — Ты хочешь присоединиться к нему и обречь на горе своих близких?
Тварь уже доедала рослого эона. Неряшливо и жадно, как это и ожидалось от такого омерзительного существа, ведомого лишь своими низменными инстинктами. Кирион знал, что следующей жертвой выберут кого-то из них двоих. Вейн был слишком опасен, казался скорее неживыми, чем живым. Сам Кирион был ярким и заманчивым, как конфета в пёстрой обёртке для ребёнка. Девушка-эон же явно выглядела слабее, находилась в упадке физических и моральных сил. Жертва. Кирион не сомневался, что этот хищник прекрасно чувствовал слабость в ней.
— Я могу тебя прямо сейчас бросить ему в пасть, и без каких-либо сожалений сделаю этого, если ты сейчас не прекратишь свою истерику, — сказал он ей в ухо.
Она недобро на него посмотрела, утирая слёзы. Затем вырвалась из хватки и начала что-то, наконец, колдовать. На её щеке проявилась эта волшебная отметина эонов, а затем в воздухе из ярко сияющей магической энергии сформировалась гигантская змея с длинными клыками. Кирион же влил свою магическую энергию в защитный артефакт, готовясь в любую секунду проявить движением занесённого над головой кулака впаянную в инкрустацию формулу защитного купола. Другой рукой он сдёрнул с себя пояс и бросил в останки эона.
Ему сейчас уже не было никакого дела до своего имиджа. Магия пояса стала обволакивать ошмётки мяса и раздробленные кости, собирая голем из мёртвой плоти. Вместо оторванной руки свисал удлинившийся конец пояса, обернувшийся вокруг весьма крупного каменного обломка, имитируя боевой цеп. Куча кое-как спаянных магией и переплетённых отрезком узкой ткани кусков тел сошлись вместе с раскрошившимся камнем в какую-то нелицеприятную кучу гуманоидной формы с сочащейся кровью. Мясной голем неловко двинулся в сторону хищной твари вслед за магической змеей. С каждым шагом движения становились менее неловкими. Иногда некоторые части отваливались, но потом вновь прирастали к этой влажной мясной куче.
