[Цзин Бэйюань]

Лирея / Нань / 4995 год

Лани Кохола /Цзин Бэйюань

Эпизод является игрой в в  прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

[Лани Кохола]

– Вашу мать, какой к стрингам Архея Нань?!

Наствани была зла как никогда. Если в обычное время она выглядела кошмарной уличной кошкой, которая при любом неудачном движении вскроет тебе когтем вены и выцарапает глаза, то сейчас больше всего напоминала хтона-аннигилятора. Вся команда – эти бывалые пираты, которым доводилось ловить и перевозить громадных и смертоносных диких дархатов – предусмотрительно вжалась в стулья, один только Окламат, не отличающийся умом и сообразительностью, ещё пытался что-то мычать.

– Заказ был из Енана, – палец с остроконечным маникюром, легко перерезающим глотки, выразительно ткнул в голографическую карту в центре каюты. – Какой, объясни мне, пожалуйста, блядский сбой в системе навигации мог отбросить нас на целый материк восточнее?!

– Н-ну... и там, и там две «н»?

Сидящий чуть в стороне Даребак выразительно приложил ладонь ко лбу. Наствани сжала в кулаках опасно блестящие кунаи, крепко зажмурилась и принялась полушёпотом повторять мантру, что на убогих не обижаются. И не убивают. Их и так осталось критично мало.

– Я удивляюсь, как ты планеты не попутал, штурман! – Праса, один из братьев-упырей, больше всего напоминающий своим круглым солнечным ликом свинью, беспечно ввалился в каюту с пачкой орешков, в упор не замечая гнетущей атмосферы.

Предчувствуя, что в данном случае никакая мантра от аннигиляторского гнева не спасёт, Дар сам предусмотрительно вышвырнул Прасу в коридор мощным ментальным толчком и удовлетворился глухим ударом тучного тела об стену и шорохом высыпавшейся на свинячью голову скорлупы.

– Мат, пробей, на территории какой империи мы очутились.

Осторожно обогнув всё ещё излучающую смертоносные вайбы женщину, Даребак приблизился к их горе-штурману и, опёршись на спинку кожаного кресла, внимательно всмотрелся в экран, на котором замельтешили строки.

– Империя Торис. Славится своими курортами и медициной, именно там находятся самые передовые медицинские центры, –  прочёл он вслух и закатил глаза в ответ на раздавшийся за спиной истерический смех.

– О, вместо того, чтобы сдать дархата Местигору на опыты, мы приплыли его полечить! Самые добрые контрабандисты в мире!

– Заткнись, Наствани, – голос мужчины обрёл невидимую ранее сталь. В любых других обстоятельствах он не позволял себе так разговаривать с первой помощницей, но Дар всё ещё оставался капитаном, пусть и неочевидным для тех, кто не служил на Плачетнике, а женщине необходимо было взять себя в руки. – Зруда, сколько у нас топлива?

Второй из братьев-упырей, сидящий тут же за операторским столом, вывел на экран расчёты, исходя из атмосферных и погодных данных, а также состояния корабля, затем оглянулся на карту и флегматично выдал:

– До гор дотянем.

– До Арсеапир? – с уже бьющейся в агональных муках надеждой предположил Даребак.

– До Талура, – как по живому отрезал упырь.

Когда все нашли на голограмме горы Талур, каюта погрузилась в синхронное заупокойное безмолвие. В пределах области Наня вообще не было территорий, которые бы значились как «безопасные» и «свободные от легионеров». Состоя в единой подпольной сети, контрабандисты всей системы постоянно наносили на карту маркера, где обозначали самые удачные места посадки, общие схроны, укрытия и наиболее горячие точки, к которым на пушечный выстрел подходить не стоит. Но Нань был девственно чист, как не запятнавший себя тёмными делишками младенец, и садить корабль здесь было равноценно тому, чтобы выйти в центр людной площади и радостно произнести: «Привет, мы пираты, мы пришли с миром!» А после надеяться, что народ к ним окажется благосклонен.

– Дерьмовый шоудаун, – бросил сквозь зубы Дар, прерывая минуту молчания, – но выбора нет, готовьтесь к высадке.

– Быть может, отвести посудину поближе к горам? – предположил Зруда.

– И чесать полдня до ближайшего островка цивилизации, а потом столько же, по самые помидоры нагруженными топливом? В жопу, сажай возле какой-нибудь сельской заброшки и обнови маскировочную сеть. Праса!

«Поросёнок» нарисовался перед Даром сию секунду, словно только того и ждал.

– Проверь ещё раз систему защиты на камерах. В последнее время при посадке она начала глючить. Вручную, блять, проверь! Ты меня понял? И вытряси орехи из ушей, Архей всевидящий...

Небольшой аккуратный бриг – была у Даребака своя маленькая слабость к классическим парусным судам, из-за чего он упрямо пренебрегал современными навороченными техно-монстрами; впрочем, начинкой Плачетник им ничуть не уступал – возник в воздухе буквально на секунду, на момент активации процедуры стыковки, после чего маскировочная сеть вновь сделала его совершенно неприметным.

Оставлять судно в верхних слоях атмосферы, увы, был не вариант. Слишком активно эта часть воздушного пространства патрулировалась Коалиционерами и их дронами на предмет обнаружения нарушителей. А потому почти на любой цивилизованной территории корабль-невидимка полз у самой земли и забивался в норы, прямо как тарантул или змея.

Где-то глубоко в недрах Плачетника под крышкой трюма в стонущей многоголосой темноте ютились тени, всякий раз вздрагивающие от колебаний редких свечей и замолкающие при посадке. Посадка означала, что кого-то из них заберут в иную жизнь, но будет ли она лучше или хуже? Многих из них это уже давно не интересовало. Человек или зверь просто был, а потом его – не стало. По сложившейся традиции они провожали навеки исчезающего собрата молчанием.

На сей раз Праса явился один. Без магнитного ключа, зато с металлическим прутом, которым принялся барабанить по склизким ржавым прутьям клеток, высекая из них искры защитного поля. Видимо, как-то так в его понимании и выглядела «ручная проверка». Мальчик не знал. Никто из них не знал. Сейчас они все были единым напуганным этим звуком разумом. Жутким, раздирающим воспалённое сознание, выворачивающим наизнанку грохотом.

– Пожалуйста, перестань!

Тень в самом просторном вольере – словно в издёвку над таким маленьким изломанным телом – сжалась в углу, уткнувшись лицом в колени, и молила лишь о том, чтобы чужие стоны в собственной голове затихли. Он не желал их слышать. Ни те, что сейчас. Ни те, что в звуке металла. Ни те, что раньше.

«Замолчи. Замолчи. Замолчи».

Руки обхватили голову с таким остервенением, словно это она была источником всех его бед, всех нескончаемых мучений. Если ещё немного постараться, если чуть сильнее надавить, у него ведь хватит сил! Он сможет сломать, раздавить решётку собственной темницы. Если только...

Вот только сил никогда не хватало. А может, решимости?

– О, так у нашей русалочки наконец-то прорезался голосок? – хрюкнул Праса, поднося светильник ближе к прутьям клетки.

Утонувшее в собственных отросших за эти месяцы волосах тощее костлявое создание дёрнулось и затихло. Надсмотрщик фыркнул, принявшись барабанить по клети ещё яростнее, но больше вожделенной им реакции не последовало. Были в этом дархате две вещи, которые бесконечно раздражали таких, как Праса. Он на любые пытки умудрялся не издавать ни звука, молча переносил всевозможные побои и даже выдранные ногтевые пластины, а порой принимался как-то мечтательно-отвлечённо улыбаться, чем доводил своих мучителей до белого каления. Кроме того мальчишка был любимчиком капитана, который запрещал издеваться над левиафаном, но им повезло, что Даребак крайне редко заглядывал в трюм. Для себя Праса и солидарные с ним члены команды оправдывали пытки и невыносимые условия содержания пленников тем, что многим предстояло отправиться в лаборатории, чтобы позже стать идеальным биологическим оружием вечно воюющих корпораций, а потому всякий раз превращая подопечных в кровавое месиво целиком или по частям и наблюдая, как медленно, но верно срастаются их дархатские тела, упырь не забывал повторять: «Чтоб жизнь у нас тебе сахаром показалась!»

«Русалочка» молчала.

– Неблагодарная тварь, – процедил тучный человек, в отместку дотянувшись и зарядив металлическим прутом по тёмной макушке, от чего мальчишка лишь сильнее вжался в свои колени. – Вот выйдешь «на волю», попомнишь дядюшку Праса добрым словом!

Лениво переваливаясь с боку на бок, «дядюшка Праса», ещё пару раз для верности вдарил прутом по соседним клеткам и покинул трюм. Стыковка с землёй отозвалась во всём корабле глухим вибрирующим толчком. Пленник вскинул голову. Плачетник стонал всеми досками, напоминая, что их давно пора бы уже заменить, прекратив накладывать на него всё новые и новые чары прочности, словно пластыри на гноящуюся рану, но никто его не слышал. Мальчик со вздохом погладил пол под собой, откликаясь молчаливым пением на боль старого судна, и внезапно замер.

Привычная вибрация защитного поля в окружающих их стенах и прутьях клеток... исчезла. Ребёнок изумлённо заозирался. Некоторые его собратья это тоже заметили. В особенности те, кто ещё не утратил звериной формы. Но многие из них провели на Плачетнике куда больше его: годы и даже десятилетия, так и не найдя своего покупателя. И... никто не двинулся с места.

Они позабыли о мире за пределами трюма. Они не хотели его знать, ведь мир их тоже забыл.

Мальчик понимал их и не мог винить. Но в нём самом ещё остались живы смутные воспоминания, крошечное тепло всех тех, кто был к нему добр, надежды и даже остаточные мечты, надёжно погребённые и спрятанные от внешнего кромешного ужаса, от не принадлежащего ему тела. Схватившись за это тепло мёртвой хваткой, мальчик рванул к двери, но даже не смог подняться, тщетно барахтаясь в отказавших конечностях, напоминающих, как он сам отказался от них, лишь бы не чувствовать боли. Ни ноги, ни руки ему больше не подчинялись. Колени бессильно упали на пол, плечи поникли, а прозрачно-синие глаза уставились не на решётку – на стену Плачетника, кидая отчаянный ментальный зов о помощи.

«Мы здесь, на корабле. Пожалуйста, спасите. Кто-нибудь...»

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань сжимал в руке черный расписной веер смотря на казалось бы пустое пространство на берегу небольшой речушки. Взгляд его черных глаз, обычно всегда подтянутый легкой дымкой лености, сейчас был острым, словно у хищника. Позади него стоял отряд из десяти человек элитных воинов гвардии Нань, которые служили непосредственно князю Наньнину. Личный отряд воинов состоял из пятидесяти человек, тщательно отобранных и очень искусных. Бэйюань сам лично отбирал каждого воина, поэтому каждого знал в лицо. Но эти десять человек были лучшие из лучших. Каждый из них специализировался на чем то своем, шпионаж, ближний бой, дальний бой, разведка. И каждый из них был магом пятого шестого уровня. Командир отряда был на седьмом уровне и сейчас стоял рядом с князем. Все они были одеты в черные костюмы с масками на лице. Так что никто не знал, как они н самом деле выглядят. На фоне этих десяти воинов, Бэйюань особенно выделялся в своем небесно-голубом ханьфу, широкие рукава и подол развивались на ветру, создавая иллюзию, будто князь был неким неземным божеством. Впрочем если взглянуть на его прекрасное, но суровое лицо, сразу станет ясно, что это самое божество был крайне недоволен. И не удивительно.
Несколько часов назад, разведка доложила что над территорией Нань в небе кружит неопознанный корабль. И судя по всему это контрабандисты и работорговцы. Почему? Потому что Бэйюань уже не первый раз боролся с этими преступными группировками на своей территории и прекрасно мог их распознать. К тому же любой корабль, будто обычный морской или воздушный заранее предупреждают, когда входят в пространство или воды той или иной области, чтобы не создавать проблем ни себе, ни патрульным города. Но это судно не подавало никаких сигналов, более того на нем не было никаких опознавательных знаков, какому государств принадлежит корабль. Очевидно что это контрабандисты или как их называют в народе пираты.
Бэйюань не так часто имел дело с космическими пиратами, зато с морскими он сражался слишком часто. Один только Джеймс Отто был той еще головной болью для князя. Этот главарь пиратов, был самым внушительным морским разбойником среди всех и взял под контроль всю морскую территорию близ Наньнина. К тому же этот чертов пират, то и дело пытался похититель Бэйюаня, чтобы как он говорит сделать своей женой. Не удивительно, что стоило молодому эону услышать про пиратов, как он начинал злится так, что едва не разносил все вокруг.
Узнав о том, что в его район снова нагрянули разбойники, Бэйюань отправил двоих воинов следить за кораблем, а сам собрал отряд и отправился по следам к месту посадки. То, что судно не стало парковаться в порту, лишний раз подтверждало, что это пираты.
Прибыв на место в небольшую деревеньку рядом с областным городом, Бэйюань остановил свой отряд рядом с местом посадки. Разведчик уже доложил, что корабль в режиме маскировки. Хотя суно скрыто, но князь знал что он стоит на берегу реки. К счастью корабль приземлился чуть дальше само деревушки, Бэйюаню совсем не хотелось беспокоить местных жителей предстоящим сражением.
- Тц! Совсем обнаглели! Они считаю мою область пристанищем разбойников что ли? - Бэйюань с такой силой стиснул пальцами веер, что едва не сломал его.
- Господин, разведчики доложили что команда не такая большая, - тихо произнес командир отряда, сложив руки перед собой и поклонившись.
- Мгм. Но действуете осторожно, скорее всего на корабле есть пленники, не допустите, чтобы они пострадали, - кивнул князь и коротко махнул веером, затем ринулся к кораблю. Все десять воинов словно безмолвные тени последовали за ним.
На ходу Бэйюань материализовал свою плеть, уже на подходе к кораблю один из воинов ловко метнул в сторону замаскированного корабля небольшую круглю коробочку. Коробочка точно ударила в корпус, прицепившись к судну, а затем последовала ударная волна. Она не вредила людям, зато вредила технике вырубая ее электро-магнитным импульсом. Как только маскировка была снята и корабль стал видим, князь, оттолкнулся от земли используя навык Цингун легко поднялся в воздух и приземлился прямо на палубу корабля. Следом за ним появились и все десять воинов.
- Работаем по плану.
Коротко сообщил князь и ринулся в бой с матросами, десять воинов так же повытаскивали мечи и кинулись сражаться. Бэйюань прекрасно знал, что скорее всего здесь есть мастера чей уровень довольно высок. И вскоре он столкнулся с капитаном. Но у молодого эона сразу было преимущество в бою, из за внешности его всегда недооценивали, а потому не сражались в полную силу. В то время как сам князь сразу же жестко ринулся в бой. Его ледяные пики пронзили нескольких матросов, ранив их. А плеть словно блестящая молния сверкала разя, но опять же не убивая. Схлестнувшись с капитаном  Бэйюань не хотел долго затягивать бой, по сути ему это и не было нужно. Он теснил врага нанося удары плетью и уже умудрился поранить капитана в бедро и плечо, в то время как на самом князе не было и капли крови. Краем глаза князь следил за обстановкой на корабле. Пираты ругались и матерились, но Бэйюань не обращал на это внимание, его воины справлялись хорошо. Пока не появился один пират, который явно владел ментальной магией на уровне, но против элитных воинов ментальная магия была бесполезна! У каждого из ни была защита от ментального воздействия. Князь не скупился на отличные артефакты ранга редкий на защиту своих воинов.
Бой затягивать не имело смысла, молодой эон резко ударил ногой в грудь капитана заставляя его отступить на середину палубы. В тот же миг прямо по центру появилась печать, которую создали воины совместно. Из печати появились прутья в мгновенья ока создавая большую золотую клетку, в которую оказались заключены все пираты.
Бэйюань выдохнул и отозвал свою плеть. Печать мощная, но продержится не так долго, впрочем долго и не нужно. Они были лишь передовым отрядом и вскоре сюда прибудет больше воинов, чтобы заключить под стражу контрабандистов. Бэйюань холодно осмотрел пиратов, среди них были хорошие воины, тот же капитан или девушка, сражались очень свирепо.
- Вы двое, капитан если я не ошибаюсь и смелая барышня. Я дам вам шанс искупить свои грехи. Ваши умения не плохие, негоже таким как вы гнить в тюрьме. Я мог бы принять вас в отряд своих воинов. Если вы будите верно служить мне, то у вас всегда будет хорошая оплата, посмеете сбежать или заниматься грабежом и контрабандой и будите немедленно уничтожены. Я дам вам время подумать.
Бэюань по натуре был таким, если он видел талантливых личностей он всегда давал им второй шанс, потому что понимал, что порой люди не просто так встают на кривую дорожку, их вынуждает жизнь. А потом это кривая дорожка заковывает в цепи уже не давая возможности вырваться. Князь такую возможность давал, но решать выбраться с нее или нет, оставалось лишь на смотрение самого человека.
Молодой эон взял с собой пять человек и спустился в трюм. Едва оказавшись в этом темном помещении в нос ударил запах нечистот, и Бэйюаню пришлось срочно блокировать обоняние, чтобы не испортить его. В клетках сидели пленники, князь осмотрелся и вздохнул, несчастнее были настолько запуганы, что головы боялись поднять.
- Помогите им, - тихо произнес Бэйюань, а сам подошел к дальней клетке где на поду сидел ребенок, настолько истощенный, худенький и забитый, что у князя невольно сжалось сердце. Он сломал замок и осторожно открыл клетку, чтобы не напугать мальчика. Похоже его не давно били. Ну что за люди. Черт возьми если они продают людей как товар разве не должны беречь его? Почему те же вазы, какие то артефакты или иные реликвии  оберегают как ценное сокровище, но с людьми поступают иначе? Что за странная логика у этих контрабандистов.
Бэйюань вздохнул и осторожно опустился на колено, мальчик, дархат, водного типа и похоже что он не так давно эволюционировал. К тому же имеет неплохой магический потенциал, что не мало удивило князя. Снова вздохнув, он протянул руку мальчику. Светлая ладонь, с красивыми длинными пальцами и сияющим перстнем на среднем пальце появилась перед взором ребенка.
- Пойдем со мной, - произнес князь мягким голос - Не бойся, я не причиню тебя вреда. Я здесь чтобы схватить тех плохих людей и освободить вас. Ты можешь встать? Если не сможешь, ничего страшного, я помогу. Пойдем, не бойся малыш.
Бэйюаню очень хотелось погладить эти растрепанные спутанные волосы ребенка, но он опасался, что мальчик настолько запуган, что будет шарахаться от него. И именно поэтому он сразу же не стал применять целительную магию, опять же опасаясь напугать малыша. Этот ребенок сейчас очень походил на пугливого зверька, так что князь проявил максимум осторожности, чтобы еще больше его не напугать.

[Лани Кохола]

Руки, на которые мальчик опирался из последних сил, словно на прогнившую доску, внезапно согнулись, скользнули и тело, подкосившись, начало падать. Медленно, очень медленно. Щека прижалась к влажному полу, отдаваясь толчком во всём теле. Больно не было. Было... тревожно. Ухо старательно улавливало все звуки. Удар. Волна. Голоса. Крики. Вибрация бегущих по палубе ног.

А после всё смешалось. Мальчик уже не мог отделить один шум от другого. Корабль хрипел, гудел, скрипел и стонал. Это была его прощальная песня. Когда три луны назад маленького пленника в последний раз выводили на палубу (одна из пойманных тварей принесла в себе смертельную заразу, и все камеры было приказано очистить), он слышал, как кто-то спросил у Дара, останется ли корабль тем же, если заменить в нём каждую доску, или это будет уже другой корабль. Капитан рассмеялся и сказал, что Плачетник Плачетником делает его команда, как человека человеком – разум.

«Кто я такой?»

Откликаясь на музыку судна, которое на бесчисленное количество невстреченных закатов стало ему домом, мальчик запел тоже – тихим мурлыканьем, мелодичным посвистом, отдалённым звоном скатывающихся по лицу слёз. Губы едва подчинялись. Съёжившееся тело немело. Ресницы медленно смыкались и размыкались, цепляясь за вязь волос.

«Если тебе хочется петь, когда ты печалишься о чьей-то смерти – пой. Люди на большой земле называют это реквиемом».

«Но чтобы реквием был настоящим, ты должен вложить в него свои собственные чувства».

«Что я чувствую?»

Мысли текут неторопливой полноводной рекой, по которой безымянный старик на лодке переправляет лишь в один конец. В самый первый день. В глубине – тела затонувших воспоминаний. Они держатся за руки, сплетаясь в одному ему понятную песнь. Моля его озвучить её. И он поёт.

– Это, блять, не девчонка! Она, то есть, сука, он нас одурачил. Тебя одурачили, Дар! Как сопливого младенца!

Больно хватают за запястье. Противно дышат в ухо, слюни летят на лицо. Безжалостно сдёргивают одежду. Где не справляются, в ход идут острые предметы, легко раня нежную кожу. Синяки расцветают на руках украшавшим его ранее агератумом и тут же растворяются прямо на глазах. Чей-то каблук беспощадно топчет хризантему, рассыпая по полу красноту лепестков.

– Как тебя зовут, мелкий? Ну?! Отвечай!

Вспомнить. Вспомнить. Вспомнил. «Е хуна иа ое ихо». Спрячь себя. Это единственный способ выжить. Единственный способ уцелеть. Ни разлить не капли священного сосуда, заключённого внутри. Не выдать им ни единой частички себя.

– В молчанку играть удумал? Отвечай, пацан, по-хорошему, быстрее отстанем!

Летит на пол с такой силой, что вылетает пара передних зубов. Рот наливается вкусом родного океана. В глазах – звёзды отнятого неба. Боль. Продавливают тяжёлым сапогом спину так, что трещат рёбра. Боль. Хватают и тянут за волосы. Боль. Больно. Как больно.

«Ха'ави иа лакоу и ка лакоу макемаке.
'А'оле на'е ка меа а лакоу е нои аи».

Отдай им то, что они хотят. Но не то, что просят.

«Маи ваихо ое иа ое ихо».

Не оставляй себе ничего. Это теперь – не его. Он – вода. Он – бескрайние воды отца его, океана. Он настолько необъятен, что эти люди и вообразить не могут. Брось в океан хоть тысячу камней, он не почувствует ничего. Тело его – бесконечность.

– Что он там лопочет?!

– Кажется, на своём что-то.

– Эй, парень, ты чего? Мы все слышали, что ты по-нашему прекрасно разумеешь!

– А может он на тебя проклятия шлёт, Праса, чтоб у тебя рыло поросячье выросло!

– Дык у него уже.

– Оставили ребёнка в покое!

«Ка меа кауа ои о ке алоха».

Самое острое оружие – жалость. Не верь им. Не верь себе. Даже когда захочется поверить. Особенно – когда. Грубая рука хватает за лицо, но совсем не больно, поднимает с пола, осматривает со всех сторон, ищет что-то в потухших глазах.

– Ты чего, Дар? Мы ж не первый год на Плачетнике, чай знаем, как с товаром обращаться, чтобы шкурку сверх нужного не повредить!

– Помню я ваше «сверх нужного». Кто, блять, на той неделе кишки пуме по всей камере развесил?

– Так мы ж потом всё на место вернули! Замечательно, к слову, срослось.

– Угу, глазки его распрекрасные не тронем, не боись. А вот мясцо можно и...

– Этого – не трогать, – рука отпускает, позволяя безвольно шлёпнуться щекой в лужу собственной крови, ноги в тяжёлых сапогах повисли над полом и задёргались, сверху раздался противный хрип. – Я всё сказал.

Что-то тяжёлое падает на пол. Шаги удаляются. Вновь хватают за волосы. Бьют об пол и вжимают с такой силой, что становится невозможно дышать. Хрип. Треск собственных костей. Не слушать. Не слышать. Звуки глохнут словно в толще воды.

«Е нана и ке меле».

Сосредоточься на песне. Песне, которая всегда будет играть внутри тебя.

Песня закончилась. Затих корабль, проиграв последний звук. Замолчал и мальчик. Что теперь будет? Что их ждёт? Ребёнок крепко зажмурился, повторяя про себя пропетые ноты. Слова. Он закрылся от мира, как было велено. Закрылся, чтобы не чувствовать боли, не оставив себе ничего. Ничего, даже контроля над телом. Вот почему.

Стиснув зубы, он постарался сосредоточиться на дыхании. Прочувствовать каждый вдох. Выдох. Пропустить себя вместе с кровью к самому сердцу и разойтись по организму. По свернувшимся в неудобной позе рукам и ногам. До немеющих кончиков пальцев. До содранной на щеке кожи. До затягивающейся ссадины на затылке.

«Щекотно».

«Больно».

«БОЛЬ».

Дальше мыслей не было. Был лишь заходящийся в немой агонии крик, будто ему выламывали все кости разом, переворачивали внутренности, сдирали кожу и натягивали её обратно. Но он должен был это вытерпеть. Он должен был...

Подняться.

Одна рука. Другая. Хорошо. Он снова сидит. Помутневший от мучительной пытки взгляд нашёл перед собой решётку. Только бы получилось встать. Защита отключилась. Быть может, у него достанет сил сломать замок?

«'А 'оха меа нана ое е хо'опакеле.
А хики и коу хоопакеле ана иа ое ихо».

Никто не спасёт тебя. Пока не спасёшь ты сам. Откуда он помнит эти слова? И что там, за рекой? Сейчас это неважно. Всё неважно. Мальчик изо всех сил сосредоточился на том, чтобы ощутить свои ноги. Ну же. Вот удалось шевельнуть двумя пальцами на левой. Как же больно! А потом...

Голос, струящийся подобно весеннему ручью. Голос, навевающий совершенно иную песню, нежели у людей, что его схватили. Как шелест листвы, как нежные птичьи трели, как перезвон колокольчиков в чьём-то саду. Слушать такой можно, только затаив дыхание.

Мальчик ещё не мог толком разглядеть его обладателя, близоруко щуря глаза, но возникшая перед ним рука заставила его испуганно отшатнуться. Разве может он, последнее ничтожество, как ему внушили, прикоснуться к такому совершенству? Теперь голос прозвучал совсем близко, почти над самой головой.

Ребёнок поднял взгляд и вдруг зажмурился. Открыл глаза ещё раз. Он никогда раньше не встречал таких красивых людей. Даром, что он почти ничего не помнил, кроме жизни на корабле, но уж в этом он мог быть уверен. А ещё он был уверен, что если бы звёздное небо воплотилось в человеке, то выглядело бы оно именно так. То самое небо, о котором он почти позабыл и о котором грезил столько бесконечных мгновений в своей темнице.

Взгляд вновь опустился к протянутой руке, тускло вспыхнул отблеском синевы и погас. Нет, он не должен. Он сам. Этому человеку не нужно существо, которое даже не может устоять на ногах. Никому не нужно. Мальчик сжал зубы до скрежета и вместе с участившимся стуком сердца попытался ещё раз. Пульсация в бёдрах, коленях, икрах, ступнях... Он чувствовал её! Опёршись на свои ладони и перенеся вес на руки, он попытался выпрямить ноги и подняться. Рывок. Тело застыло в неловкой позе, покачиваясь задом кверху. Почти получилось. Глубокий вдох. Толчок руками. Есть!

Две секунды невесомости. Два триумфальных биения сердца он стоял на ногах, сам! Без чьей-либо помощи! А затем тело начало заваливаться, очень медленно и неспешно.

Скорее по наитию, нежели осознавая, что делает, мальчик схватился за протянутую руку и тут же поднял широко раскрытые испуганные глаза к прекрасному лицу. Будут ли за это наказывать?

Не будут.

Ещё четыре сердечных стука в груди он приходил к осознанию, что если и сможет выбраться из своей темницы самостоятельно, то это будет очень и очень долго. Иногда помощь просто нужно принять. Пускай этому его никто не учил. А как же быть с тем, чему учили? Не доверять? Не открывать себя? Не верить? Однажды он уже доверился...

Мальчик заглянул в бездонные тёмные глаза, на дне которых, казалось, мерцали огоньки, и вздохнул. А потом в едином порыве охрипшим от длительного молчания голосом вдруг произнёс:

– Вы – небо? У вас в глазах – звёзды.

Неважно, что незнакомец ответит, мальчик уже всё для себя решил. Небу доверять – можно. Оно может оставить, может забыть, может быть забытым. Но оно всегда будет небом, просто небом над головой. Его маленькой мечтой. Его надеждой. Небом, по которому много закатов и восходов нёс их в неизвестность Плачетник.

Больше не упрямясь, ребёнок позволил вывести себя с корабля, опираясь на изящную руку и неловко прихрамывая на обе ноги, откликавшиеся протяжным неслышимым стоном при каждом шаге.

Снаружи знакомые ему Даребак с Наствани тихо ругались о чём-то, окружённые неизвестными людьми в странной и похожей одежде. Такие же люди помогали выбираться из трюма остальным пленникам, проводя их мимо остановившихся мальчика и «человека-небо». Неужели все его собратья наконец-то обретут то, о чём совсем-совсем позабыли? Неужели и они теперь смогут увидеть солнце и облака, вдохнуть свежий воздух, испить чистой воды?

«'А 'охе меа мау лоа».

Ничто не вечно. Плачетник провожал их молчанием. Синие глаза в последний раз пересеклись с уставшими карими – его капитана. Мужчина внезапно дёрнулся, будто его ударили, низко опустил голову и тихо, но внятно произнёс:

– Я должен понести своё наказание. Прошу казнить меня, – в ответ на раздавшееся рядом гневное шипение Наствани Дар лишь поднял руку в блокираторах, в кои когда-то заковал своего последнего маленького пленника, приказывая ей замолчать, и покачал головой, продолжив уже громче: – Прошу казнить меня за всё мной содеянное. И потому что без своего корабля я – уже не я.

Мальчик сжал руку, служащую ему опорой, своими тощими пальцами и оглянулся на оставшийся позади Плачетник. Выходит, это он делал этого человека – человеком? А красивый всё-таки... корабль.

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань вздрогнул и ошарашенно уставился на мальчика, его рука так и замерла, еще никто не сравнивал его с небом. В памяти невольно всплыл образ точно такого же мальчика, с такими же черными волосами и синими глазами. Только если у этого ребенка синева напоминала морские глубины, у того мальчика была синева небес. Тот ребенок впервые увидев князя, назвал его богом и его глаза в тот момент сияли так ярко, словно солнце.
Бэйюань моргнул и тепло улыбнулся, того мальчика с сияющими глазами уже не было, вместо него появился юноша с холодными словно лед глазами. К сожалению прошлое не исправишь, но можно изменить настоящие, чтобы глаза этого ребенка, что сейчас был перед ним не стали такими же холодными словно вековой лед.
Мальчик пошевелился и попытался сам подняться, но сил у него не было. Князь поспешно поймал его, когда тот стал падать. Мягко придерживая ребенка он прижал его к себе и ласково погладил спутанные испачканные волосы. До чего же надо быть жестоким чтобы так обращаться с ребенком. В душе молодого эона кипел гнев, словно магма в вулкане. Если ранее он действительно хотел дать шанс тем людям, чтобы искупить своих грехи, то после увиденного здесь, ему хотелось своими руками вскрыть им грудные клетки и посмотреть что за черствые сердца там были. К счастью Бэйюань умел скрывать свои эмоции и ничем их не выдал, чтобы не напугать мальчика.
- Меня зовут Цзин Бэйюань, я князь этих земель, - произнес он ласково, коснувшись пальцами бледной щеки ребенка - У тебя очень красивые глаза, напоминают бескрайнее синее море и такие же глубокие. Не бойся. Пойдём со мной.
Бэйюань осторожно повел мальчика наружу, остальных пленников уже освободили и вывели на палубу. Видя слабость ребенка молодой эон не спешил, помогая ему идти и придерживая его. К этому моменту уже прибыло подкрепление и контрабандистов заковали в наручники-блокираторы. Пленники стояли неподалеку маленько группой. Воины князя бдительно следили за преступниками, не давая им и шанса на побег.
Князь вывел ребенка на палубу и осмотрел обстановку. Капитан воинов подошел к нему и опустился на колено, ожидая распоряжений.
- Отправить пленников в приют, проследите, чтобы из вылечили и позаботились о них. Когда они поправятся, если кто захочет вернутся домой, то мы отправим их к близким. Если родственников нет, то устроим их в городе. Преступников в темницу!
Князь опустил голову и перевел взгляд на ребенка, затем снял с себя верхнее одеяние и укутал в него мальчика, ловко подняв его на руки. Не к чему больше мучить ребенка и так все силы потратил, чтобы выйти на палубу. Его тело было таким легким, что Бэйюань почти не чувствовал его. От одеяния князя, как и от его тела исходил очень тонкий аромат орхидей, чуть сладковатый, но не приторный, он невольно успокаивал и дарил тепло.
- Не бойся, пока я рядом больше никто не посмеет причинить тебе боль, - молодой эон улыбнулся и прижал малыша к себе, собираясь покинуть корабль, но тихие слова капитана остановили его. Взгляд черных глаз князя тут же приобрел холодную сталь, он развернулся и подошел к контрабандистам держа ребенка на руках.
- Хочешь чтобы тебя казнили? А ты заслужил это? Что вы сделали ч этим ребенком? Сколько вы его били, мучили, не давали еды и воды? Чем он это заслужил? Он всего лишь невинное дитя. Насколько нужно быть ничтожеством, чтобы поднимать руку на детей! Думаешь я так просто дам вам умереть? Смерть для вас будет слушком легким наказанием! Я хочу, чтобы вы ответили за каждую рану что нанесли этому ребенку и другим пленникам, за каждый удар, за каждое унижение! Даже казнь линчи будет слишком милосердной для вас! Я такого милосердия проявлять не собираюсь! Я повидал много контрабандистов и работорговцев, но впервые столкнулся с подобной жестокостью по отношению к ребенку. У таких мразей как вы нет ни сердца, ни чести, ни совести! Ваши гнилые души никому не нужны!
Бэйюань развернулся, не желая более смотреть на этих мразей чтобы не пачкать свой взор. Он стремительно подошел к борту корабля и ловко оттолкнувшись от него спрыгнул, мягко приземлившись на траву. Отойдя немного в сторону, князь опустил мальчика на мягкую зеленую траву и сел рядом. Придерживая его и прижимая к себе, словно хотел укрыть от той жестокости, что этот ребенок успел узнать в свои юные годы.
- Я использую целительную магию, чтобы залечить твои раны, не бойся, хорошо? - Бэйюань тепло улыбнулся и быстро создал целительную пентаграмму, мягкий небесно-голубой свет магии проникал в тело ребенка успокаивая боль, согревая и исцеляя раны. Князь достал из пространственного мешочка флягу с водой и протянул мальчику.
- Попей это вода, пе мелкими глотками, чтобы не поперхнутся, - молодой эон словно погладил волосы ребенка - Как тебя зовут? У тебя есть родители или место куда ты хочешь вернутся? Если нет, ничего страшного. Я заберу тебя в свое поместье, если у тебя нет дома, то мое поместье может стать твоим домом, если захочешь. Попей воды.
- Господин, освобождённые пленники в повозке, преступники тюремной повозке. Что прикажите делать с кораблем?
Капитан отряда подошел словно тень не слышно, Бэйюань поднял голову и перевел взгляд на корабль, раздумывая что делать. Вздохнув он махнул рукой.
- Оставьте стражу охранять кораль. Позже я пришлю сюда инженеров и ремонтников, чтобы починить его. Судно не плохое, хотя и старое, после ремонта его можно будет еще использовать. В конце концов, корабль не должен отвечать за то, что творил его хозяин, - Бэйюань снова вздохнул - Отправляйтесь в город и разместите поскорее освобожденных пленников. Я заберу этого ребенка в поместье, не ждите меня, позже обо всем доложишь.
Капитан молча поклонился и отправился выполнять распоряжение, князь же снова взглянул на мальчика. Он не спешил, давая тому возможность немного прийти в себя. Хотя конечно окончательно отойти от всего этого ужаса конечно получится не сразу. Судя по всему мальчика били и не раз, но зачем? Очевидно, что его хотели продать не как секс-раба, иначе не стали бы портить товарный вид. Тогда для чего? На органы или на какие то опыты? В любом случае это бесчеловечно.

[Лани Кохола]

«Кто я такой?»

«Что я чувствую?»
 
Нагретое дерево под ступнями. Пальцы на ногах скребут неверяще. Пугливо. Кажется, ещё один вдох, другой, и снова вернётся она. Сиплыми вздохами. Морскими ежами под лопатками. Раскалённым песком на веках. Алыми разводами в уголках глаз. Такая же нескончаемая в своём абсолютном величии, как и море.
 
Но боли не было. Он дышал.  
 
Вторгшийся в ноздри запах цветов напоминает о чём-то невыносимо далёком. И настолько же родном. Он не помнит, что это, но пальцы, опережая сознание, до побеления впиваются в ткань, не рассчитав – ладони прожигает остротой обломанных ногтевых пластин – и прижимают к самому носу. Запах дома.
 

«Что такое дом?»

Опомнившись, мальчик легонько качнул ногой. Под ней больше не было опоры. Так странно. Он будто бы парит. Совсем невысоко. Но так тепло и приятно. Небо... оно всегда такое нежное? Лицо само собой уткнулось в струящуюся воздушными потоками ткань на чужой груди. Вот бы просто закрыть глаза и забыть обо всём.
 
Больше ведь не будет больно?
 
В ушах застыли отголоски слов. Голос очень красивый. Но не всё понятно. Много сложных звуков. Непривычных. В его родном языке гораздо меньше согласных. И все гладкие, обтекаемые, как камушки, вынесенные на берег морем. Все обязательно окутаны гласными, как мягким белым песком.
 
Дважды прозвучавшее «не бойся». Он сам так говорил когда-то... Кому? «Маи макау ое». Он помнит: это – правда. Больше он не помнит ничего.
 
Внимательно прислушивается. Когда-нибудь – он всё поймёт. Когда-нибудь – старательно обдумает. А пока всё, что он может сделать, это запомнить. И вдыхать поглубже успокаивающий аромат. И прижиматься всем телом, покуда не лишили тепла.
 
А потом... они с небом взлетели. Совсем недолго и коротко, но у мальчика спёрло дыхание, а в груди что-то сжалось так сильно, как не бывало снаружи, и больнее, чем всё, что пришлось пережить его телу и разуму. Совсем другая боль. Прикосновением нежных лепестков к щеке. Зажёгшимися в небе фонариками. Пением, которое способен понять только он. Кто?
 

«Кто я такой?»

Кругом – море зелёной травы. Ветер гонит её лёгкими волнами. Рука робко касается неустанно движущейся стихии. Ладонь тут же инстинктивно сжимается. Мальчик снова оглядывается на Плачетник. Корабль утопает в этом море тоже. Трижды «не бойся». Светящиеся символы на земле. И магия небесного цвета. Рана на голове и ссадины на теле затягиваются быстрее, чем его собственными силами. Он оглядывается на волосы, переплётшиеся с зеленью. Больше не растут.
 
Хотел бы он тоже уметь пользоваться таким волшебством! Так... красиво.
 
Вода. Свежая. Чистая. Без привкуса железа. Без запаха смрада. Хочется вылить на себя. Хочется проглотить больше, чем способно пропустить саднящее горло. Но он послушен. В нём выбили это послушание. Раскалённым металлом. Острыми иглами. Чужими криками. Стонами. Он вспоминает: в прошлой жизни никогда не наказывали так, чтобы было больно снаружи. Больно всегда было изнутри. За твою провинность пострадает кто-то другой. На Плачетнике такое бывало тоже. Пьёт мелкими глотками. Жажды это не утоляет. Лишь ещё сильнее разжигает почти позабытый жар: ему нужно больше воды. Много. Очень много. Столько, сколько способно вместить только целое... море?
 
Этот человек сравнил его глаза с морем. С запозданием нагоняет осознание, что море – это не боль. Не трава. Тогда что?
 

«Кто я такой?»

Мальчик смотрит совершенно беспомощно на все заданные ему вопросы. Больше не тянет улыбаться, как когда на запястьях и лодыжках висели тяжёлые металлические скобы. Как когда лица вокруг обезображивались улыбками тоже. Человек, спасший его – это даже не подвергалось сомнениям – и ещё один разговаривают о чём-то. Ребёнок их не слышит почти. «Как меня зовут». У него ведь было имя. Точно. Но... Слух улавливает дважды повторённое «пленники». Мальчик крепко зажмуривается – до пляшущих перед глазами звёзд. Звёзды – ненастоящие, но такие же волшебные – тихо поют, напоминая ему о чём-то.
 
О чём-то в тот самый миг, когда он стал «пленником».

– Пуа лани...
 
В секунду, когда они оба – капитан корабля со смуглым, поросшим чёрной щетиной лицом и мальчик в образе цветочной девочки – взглянули на небо, оно расцвело.
 
Лани часто заморгал, чтобы не показать выступивших слёз. Ему не было жаль себя, пусть он и отдавал себе отчёт в произошедшем: его предостерегали, ему постоянно напоминали быть настороже, его в конце концов просили не привязываться, осознавая, что такое слепое падение с головой в другого человека никогда ничем хорошим не заканчивается, но он хотел упасть... хотел рухнуть со своей высоты так, чтобы хоть на миг ощутить полёт, как когда взмывал в небеса громадным монстром. И сейчас он и впрямь летел. Летел. На несколько ничтожно малых растянувшихся в вечность секунд.
 
Он летел среди настоящих огненных звёзд и небесных цветов, подобных тем, что мальчишка колдовал в своих ладонях на диком пляже, только теперь намного-намного больше. Одна слезинка всё же скатилась по щеке и распалась во встречных потоках воздуха.
 
– Пуа лани! – прокричал он.
 
Мальчик вдруг вцепился ладонями в сети и, стоя на коленях, резко выпрямился, восхищённо вглядываясь в небо. Длинные волосы, подхваченные своенравным ветром, нещадно лупили по лицу, остатки вплетённых в них цветов уносились вдаль, однако он выглядел... счастливым?
 
– Эй! – среагировавшая на рывок пленника Наствани замахнулась кулаком с зажатым в нём ножом, но Даребак перехватил её запястье и молчаливо покачал головой.
 
Фейерверки разукрашивали небо невиданными потрясающими созвездиями, обрушивались вниз тысячей падающих звёзд, меркли в вечности и расцветали вновь. Казалось, что ничего прекраснее в мире быть не может.
 
– Это что, такая прощальная церемония?
 
– Да ну, откуда бы они узнали?
 
Пираты тихо переговаривались, зачарованно наблюдая за небом, переполненным светом, утопая в нём. Мальчик сполз в сетях, уткнувшись носом во внутреннюю сторону локтя вцепившейся в верёвку руки, и пробормотал в последний раз:
 
– Пуа лани.
 

«Небесные цветы».
 
– Я... Лани. Так меня зовут.
 
Слово перекатывалось на языке прибрежной волной, хотя оно совсем не о море. Было ещё одно, но мальчик никак не мог его вспомнить. Слишком много слов, слишком много канувших в небытие песен. Слишком мало воспоминаний. И только одно – почти счастливое. То, что про фейерверки. Огромные, распускающиеся в небе огненные цветы. Прощание. И звездопад. Но там было кое-что ещё.
 
Крохотные искорки в руках.
 
Встрепенувшись, Лани прижал друг к другу истощённые ладошки, сцепив пальцы, и закрыл глаза. Как же ему удалось? Сосредоточился, упёрся руками в лоб, приоткрыл кисти немного. Пусто. Почему? Сжав губы, мальчик сконцентрировался на разливающейся внутри энергии так сильно, что реальность ускользнула блестящей рыбкой из-под ног. Реки, берущие своё начало из испитой живительной воды, скользили по телу, омывали иссушённые берега, мягко касались поникших растений, белели пеной на гребнях и густо темнели в глубине, неся с собой магическую силу. Стройные стебли, склонившиеся к воде, приподнимались, неверяще покачивали головами, кидали изумлённые взоры к небу. Распускались крохотными лепестками.
 
Получилось?
 
Мальчик открыл глаза: сперва один, чуть помедлив второй. Под ярким светом в зелёном море возник крохотный синий островок, на котором он сидел. Поина-иа'у – так называли эти цветы на его языке. Здесь же их зовут... незабудками? Лани провёл у земли рукой, чувствуя, как они легонько щекочут ладонь. Ощущение напомнило ему такое же приятное, как когда его касался этот человек.
 
Бывшему пленнику больше нечего было ответить на заданные ему вопросы. Он не помнил. Не знал. Не хотел думать об этом сейчас. Он молчаливо потянулся за изящной белой кистью, ставшей его первой опорой, обхватил её тонкими пальцами, сперва робко и несмело, пряча в окружившем их цветочном островке глаза, но затем с силой, выдающей в нём маленького дархата, и присущим исключительно ему упорством потянул чужую руку к себе – положил ладонью на свою голову.
 

«Что такое дом? Это там, где не бывает больно?»

Он хотел, чтобы погладили ещё.

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань замер наблюдая за ребенком. Видимо он не слишком хорошо понимал человеческую речь, или вернее язык Архейма. Но это странно учитывая что это должно быть автоматически, поскольку даже иномирцы понимали язык когда сюда попадали. Да и там в трюме корабля, он ведь произнес ту фразу про небо. Возможно он не все понимал, или просто был запуган и измучен. Несчастный ребенок. Сколько ему пришлось пережить за это время. Он не так давно эволюционировал, это было ясно, а уже пришлось столкнутся с такой жестокостью, но что удивительно мальчик не обозлился и до сих пор так доверчиво смотрел на князя, что у последнего сжалось сердце. Много ли в мире найдется таких, чье сердце и душа даже после необоснованной жестокости останутся чистыми и невинными.
Бэйюань невольно замер, когда мальчик назвал свое имя и после положил его руку себе на голову. Ему понравилось когда его гладят? Не удивительно, что ребенку хотелось тепла и ласки после всего этого ужаса. Молодой эон улыбнулся и прижал мальчика к себе, ласково гладя его по волосам.
- Все хорошо, Лани, теперь все будет хорошо. Больше никто не обидит. Мы сейчас отправимся домой, хорошо?
Князь посмотрел на испачканное личико ребенка и поднялся, вновь поднимая мальчика на руки. Повозки с освобождёнными пленниками уже тронулись в путь, как и карета с заключенными. Бэйюаню больше не было смысла оставаться здесь. Да и Лани надо было скорее доставить в поместье, помыть его и накормить. Малыш похоже долго голодал и хотя целительная магия залечила его раны, голод она не утолит. Ребенок был истощен и сейчас важно привести его в форму. На это потребуется время, но ничего страшного. Постепенно ребенок восстановится.
Князь открыл пространственный портал и шагнул его. Через мгновение они оказались перед красивыми резными воротами яркого кораллового цвета, внушительные и великолепные с короткой черной черепицей. Поскольку над поместьем был барьер блокирующий пространственную магию и защищающий поместье от нежелательного вторжения, то даже Бэйюань не мог напрямую открыть портал домой. Так что выйти пришлось возле ворот. Стража увидев своего господина с ребенком на руках, учтиво поклонились и тут же распахнула ворота. Хотя хозяин появился не один, они никак не выказали своего удивление, впрочем оно мелькнуло в глазах, но не более того.
Бэйюань прошел через ворота и взору мальчика открылось поместье,  величественное строение главного здания поместья того же насыщенного кораллового цвета. Здесь принимали гостей, здесь была своя трапезная и несколько комнат для отдыха, а так же кабинет, где работал князь. Вокруг росли деревья и кусты, цвели цветы, наполняя воздух разными ароматами. Где-то в ветвях чирикали маленькие птички. Молчаливые вышколенные слуги выполняли свою работу. Кто-то подметал двор, кто-то занимался растениями и деревьями, кто то чистил колоны главного зала. Все были при деле, но при этом не бросались в глаза и не создавали суеты. Едва князь появился, несколько свободных слуг подбежали к нему, поклонившись и ожидая распоряжений. Князь опустил голову и улыбнулся мальчику.
- Лани, это твой новый дом, когда ты поправишься я все тебе здесь покажу. Надеюсь он понравится тебе, - далее молодой эон перевел взгляд на слуг и направился во внутренний двор, где была его личная резиденция, спальня, купальня, малый кабинет, малая трапезная и комната для приема гостей, а так же не большая библиотека. Большая библиотека стояла отдельно и была за главным залом. На хожу он раздавал указания слугам.
- Подготовьте соседнею комнату рядом с мое спальней. Сходите на кухню и распорядитесь чтобы приготовили сладкую жидкую кашу, а так же теплое молоко с медом. Ты, - князь перевел взгляд на молодого слугу - Сходи в город и купи детскую одежду. Не важно какую, главное что бы ее можно было использовать на первое время. Она должна быть качественной и удобной. И давай поживее.
Раздав все распоряжения, Бэйюань успел преодолеть пространство с внешнего двора, во внутренний двор. Здесь было тише и гораздо больше зелени и цветов, а так же небольшой пруд с алыми лотосами прямо рядом с красивым, уютным домом. Возле пруда, росла крабовая яблоня и под ней стояла плетенная кушетка-кресло, на которой лежали перевернутая книга и мягкая подушка. Рядом стоял маленький столик. Очевидно, что хозяин поместья любил отдыхать возле пруда под яблоней и читать.
Бэйюань зашел в дом и сразу прошел в ванную. Это было помещение, с ширмой, за ширмой были широкая скамья, где раздевались, по другую сторону ширмы расположился купальня, небольшой бассейн с всегда теплой, чистой водой. Вода очищалась и грелась посредством магических кристаллов встроенных в пол. Сам пол был выложен нефритовой плиткой, как и боковые стени, внутри купальни по всему периметру проходил удобный широкий выступ, оббитый влагостойким деревом. Это было сиденье. Сам бассейн был не глубоким где по пояс князю.
Молодо эон опустил мальчика на скамью за ширмой и сам сел рядом. Конечно можно было просто использовать бытовую магию, чтобы очистить ребенка, но князь подумал, что раз Лани водный дархат, то ему нравится прибывать в воде. Он подумал, что водные процедуры помогут ему успокоится, и немного взбодрят его. Конечно это не море в котором он привык обитать, но все таки вода есть вода.
- Я сниму твою одежду, хорошо? - каждый шаг что делал Бэйюань во взаимодействии с Лани, он делал осторожно и предупреждал, чтобы не напугать. Не известно что там с ним делали на этом чертовом корабле. Хотя Лани еще ребенок, но князь прекрасно знал, что есть такие ублюдки, которых это не останавливает, они могут и детей принудить к близости. Князь лишь надеялся, что мальчику не довелось испытать подобный ужас. Он осторожно снимал испачканную одежду, хотя эти лохмотья уже и одеждой сложно назвать. Заодно князь осмотрел тело ребенка, чтобы убедится, что все раны зажили. И все же увидев это худенькое тело, он тяжело вздохнул, похоже придется откармливать этого малыша, чтобы он набрал нормальный вес для своего возраста.
Закончив с одеждой Лани, Бэйюань быстро скинул одежду с себя, оставив лишь короткие нижние штаны, снял заколку, позволив черному шелку волос рассыпаться по спине. После снова взял мальчика на руки и отнес его в бассейн, спустившись вниз. Вода была теплой и от нее исходил все тот же аромат орхидей, не слишком яркий, а очень тонкий. Молодой эон усадил мальчика на выступ. Взял мягкую губку для мытья тела и кое какие моющие средства, стоявшие на деревянном большом подносе на краю бассейна. Присев рядом с мальчиком, Бэйюань принялся осторожно мыть его.
- Ты помнишь как меня зовут? - произнес он негромко, улыбнувшись - Если не помнишь, ничего страшного. Ты можешь называть меня князь. У тебя где-нибудь болит еще? Если болит, то скажи, не стесняйся, хорошо? Теперь это твой дом, я хочу чтобы тебе было тут уютно и ты чувствовал себя комфортно. Если ты что-то хочешь или тебе что то нужно, если тебе грустно или что то беспокоит, скажи мне, хорошо? Если хочется плакать, не нужно сдерживать слезы, это вполне нормально. Тебе пришлось пережить кошмар и весь этот ужас, даже не каждый взрослый выдержал бы. Ты очень сильный, Лани.
Князь улыбнулся и ласково гладя спутанные волосы намочил их чтобы помыть.

[Лани Кохола]

«Дом – это место, где пахнет цветами».

Простая истина шуршит на ветру нежными лепестками, развевается просторными одеждами, тихо рокочет безмятежностью. Ему уютно и тепло. И ни капельки не страшно.

«Неужели ты не боишься высоты?» – спрашивает его тонкий девичий голос, испуганно хватая за руку. Воспоминание очень смутное и размытое. Кажется, они летят на большом воздушном шаре. Вокруг лишь бесконечность и облака. На шаре – большие нарисованные орхидеи. У неё – зажмуренные от страха глаза. У него – широко раскрытые от изумления. И мягкая улыбка на лице: «Разве ж это можно – бояться неба?»

Он пытается повторить ту улыбку. А выходит – обезображенная болью гримаса, совсем как у похитивших его людей. Ему теперь совсем не хочется улыбаться. Лани вспоминает их лица и задумывается, опустив взгляд. Сжимает крепче одеяния спасшего его человека.

А у ворот – цвет рассветного неба. Цвет кораллового рифа. Цвет канны и закатной эхинацеи. Людей много. Волнительно. Прячет лицо на чужой груди, словно малыш, словно так можно укрыться от всего мира. И снова выглядывает с любопытством. Много зелени. Много цветов. Так... знакомо? Лотосы и яблоня. Книга и пруд.

«Дома всегда спокойно».

Лани было спокойно не просто в «здесь». Лани было спокойно «рядом». И одновременно ядовитой красочной змейкой в сердце пробиралось сомнение: а можно ли? Заслужил ли? Когда-то было совсем не так. Когда-то он мог заполучить всё, что пожелает: улыбки, объятия, лёгкий ветерок, лучи солнца на лице и тень деревьев. Но это что-то из другой жизни. Теперь его приучили, что заслужить нужно даже миску грязной воды и чтобы оставили в покое.

Снова трётся лицом о ткань под щекой. И сжимается, когда на ней остаются темные разводы. Ему приказано не бояться. И он не смеет. Но становится... неловко? Опускает руки. От ладоней – маркие следы. Жаль, ведь одежда такая красивая. Под ногами – холодный пол.

Мальчик не ощущает, как его раздевают. Стеснения тоже. Привычная отчуждённость. Тело вновь отказывается подчиняться, и приходится все силы сосредоточить на том, чтобы не утратить чувствительности рук и ног. Крепко зажмуривается и повторяет себе: это его тело, его. Мизинец послушно шевелится. Хорошо. Открывает глаза. Князь красив, очень. Лани невероятно нравятся его длинные распущенные волосы. Хочется коснуться, но он не может даже шагнуть.

Мужчина без лишних слов берёт на руки – понимает его. Подбородок на плече. Белоснежная кожа всё ещё пахнет цветами. «Дом». Вода пахнет тоже. Обволакивает всё тело. Лани не может сдержать ликования: чувствует. Чувствует! И ныряет с головой. Под водой звук слышится глуше. Спокойнее. Теперь голос тоже окружает его. Пробирает до кончиков волос. Мальчик прикрывает глаза и внимательно слушает. Затем выныривает, наблюдая, как собственные спутанные локоны колышутся в воде бесконечной темнотой.

– Вас зовут Цзин Бэйюань.

Имя звенит хрустальными колокольчиками. Собственный голос тихий и чужой. Хочется снова спрятаться под воду и услышать, какой он «настоящий», но люди ведь не умеют разговаривать под водой. Прикосновения князя очень мягкие и ласковые. Словно касания цветов. Плечи опадают, Лани не шевелится. Думает о том, что мужчина говорит много, и ему следует тоже. Старается сосредоточиться. В голове – сразу уйма вопросов. Что такое слёзы? Глядит на его лицо. Улыбка – такая чистая и прозрачная, совсем как отражение неба на водной глади. Блики солнечного света в расходящихся кругах. Так хорошо и тепло.

У тех людей она была другой.

– Те люди... им ведь на самом деле тоже было грустно и больно? Я видел это в их лицах, когда они полагали, что всем всё равно. Я думаю, однажды кто-то причинил им сильное зло. Когда человек счастлив, он – как вы. Он и для других будет делать добро. Много добра. Но они – были несчастны. Я знаю. Поэтому они причиняли боль другим.

Лани моргнул и погрузился в воду по самый нос, глядя на расходящиеся пузыри, в которых радужными переливами искажался и перетекал небосвод. Боль – искажённое желание. Они – желали его. Если вынырнуть, в отражении – прелестная синеглазая игрушка. Когда-то кто-то называл его красивым. Когда-то, когда его только схватили и бросили в клетку, он презирал себя за эту красоту. Потом прошло. Всё прошло. Исчезли прочие чувства. Остались – только зрение и слух. И он видел – они жаждали его красоты. И марали, чтобы не видеть. И он слышал – они мечтали коснуться его. И касались. Не так. Неправильно. Но как умели. Быть может, по-другому они просто не могли.

Искалеченные улыбками лица.

«Я не хочу становиться таким».

Мальчик вскинул голову чуть резче, чем прежде, коснувшись макушкой моющей его руки. Взгляд задержался в тёмных, будто ночное небо, глазах. «А ночью в свет звёзд улетают киты». Детская колыбельная, зачем-то вспомненная. Глупо. Разве могут летать – киты. Чего он хочет? Быть как этот человек. Что ему нужно? Всего лишь одна вещь.

– Я... – голос тише запутавшегося в верхушках деревьев полуночного ветерка, – я могу что-нибудь для вас сделать? Князь.

Боль – он столько слившихся в одно мгновений не впускал её в себя. И он не выпустит. Не теперь. Не сейчас. Он ни за что не причинит боль другим.

«В луне отражённой, в дыхании сна,
В соцветиях канны и посвисте сильф
Услышишь ты песнь, что как небо честна,
Как воды – бескрайня, жива, словно риф.

Её напоют на наречьи морском
Ужасные звери, а нынче – мечты,
Чтоб найден был тот, кто когда-то – иском.
А ночью в свет звёзд улетают киты».

[Цзин Бэйюань]

Князь рассмеялся наблюдая за мальчиком и в воздухе словно зазвенел перелив серебряных колокольчиков. Все таки он не ошибся, этот ребенок сразу ожил, едва оказавшись в воде. Бэйюань не мешал ему нырять и резвится, лишь бы ребенок пришел в себя и чувствовал комфортно. Он улыбнулся и провел рукой по мокрым волосам.
- Ты запомнил, - молодой эон был рад, хотя он бы не расстроился, если бы Лани не запомнил его имя. Учитывая в каком состоянии был малыш неудивительно если бы он и свое имя не помнил. Но все таки этот мальчик оказался на удивлении стойким, в очередной раз подтверждая истину, что не стоит судить людей по внешнему виду. Тоже самое было и с ним самим, когда он был в таком же возрасте. Худенький и нежный, словно хрупкий росток, казалось что его так легко переломить, но на неделе этот хрупкий росток был невероятно сильным, волевым и умным. Так что когда взрослые сталкивались с юным Бэйюанем, то оказывались шокированы и чувствовали себя не уютно. Князь никогда не был похож на обычного ребенка. И этот малыш перед ним тоже был особенным, не походит на других детей.
Молодой эон усадил Лани рядом с собой и принялся мыть его волосы. Когда грязь исчезла, оказалось, что этот ребенок очень миленький и очаровательный. Бэйюань обхватил руками его щечки, улыбнувшись. Он был худенький, но это проблема вполне решаема, когда он начнет хорошо питаться, то быстро придет в норму.
- Какой очаровательный малыш. Уверен в будущем, когда ты вырастишь, отбоя от поклонников не будет, - молодой эон улыбнулся и отпустил ребенка, а после он чуть нахмурился услышав слова Лани - Все не так просто, Лани. Не важно насколько им было грустно или больно, они не должны были причинять боль другим. Да, возможно ты прав, и кто-то когда-то тоже поступил с ними не справедливо и причинил боль, они могли бы в ответ причинить боль тем, кто их обижал и это было бы справедливо, но не причинять боль невинным. Лани, ты и те другие люди что были с тобой в клетках не делали им ничего плохого, не обижали их, так почему вы должны страдать? Ты очень добрый и чуткий мальчик, и это хорошо. Те люди заслужили наказание. Не важно счастлив ты или нет, это не дает право причинять боль другим. Да и разве это сделает их самих счастливыми? Вступить на кривую дорожку, поддаться отчаянью и злобе очень легко, а вот остаться чистым и светлым, следовать правильному пути не смотря ни на что, гораздо тяжелее. Но именно такие люди вызывают восхищение и глубокое уважение. Такие как ты Лани, - Бэйюань провел рукой по влажным волосам ребенка - Знаешь, когда то давно, когда я был помладше, то подвергся нападению дикого дархата, который подсадил в меня свое зерно, - князь скользнул пальцами по своей светлой груди, ровно посередине остался небольшой шрам, вернее небольшое пятно кода на котором была светлее основного цвета. Впрочем если специально не присматриваться, то оно не было заметно.
- Когда мое тело и разум подверглось атака зерна дархата, мне было очень тяжело, тогда я был юн и неопытен, мне было страшно, потому что я был в глухом лесу и рядом не было никого. Это действительно было тяжело. Но даже пройдя через все это, я не стал ненавидеть дархатов. Да, я часто охочусь на них, но только на тех, к о подобрался слишком близко к поселениям и вредит людям. Других я не трогаю. Потому что знаю, что многие дикие дархаты однажды могут эволюционировать и стать людьми.
Князь не хотел вот так сходу начинать читать лекции, но натура прирожденного учителя снова взяла вверх. Поэтому он замолчал, чтобы не грузить малыша еще больше. Закончив с мытьем, молодой эон поднялся и вылез из бассейна, помогая ребенку тоже выйти из воды.
- Давай пойдем поедим, ты теперь в любое время можешь поплавать здесь. Когда ты освоишься в поместье, я отведу тебя к морю, уверен там тебе еще больше понравится. А сейчас тебе надо поесть и отдохнуть, хорошо?
Взяв мягкое полотенце, Бэйюань сперва насухо обтер ребенка, затем обтерся сам. К тому моменту посланный за одеждой слуга уже вернулся. Князь примерил мальчику новый комплект одежды, простой, но удобный и из хорошей мягкой ткани. Осмотрев ребенка, князь оказался доволен. После он закажет для Лани более красивую одежду и тогда его будет не отличить от молодого господина. Пока князь одевался сам, он услышал вопрос Лани и пораженно замер уставившись на него. В его жизни было крайне мало людей, которые сказали бы подробные слова. По факту лишь один человек мог их произнести.
- Ты хочешь что то сделать для меня? - Бэйюань удивленно опустился на колено перед ребенком. Этот малыш сам едва спасся из лап своих мучителей, еще не пришел в себя окончательно, совершенно не знает своего спасителя, но все равно произнес эти слова. Ох, будь на месте князя кто то коварный и извращенный, он бы использовал это, чтобы сделать из мальчика свою игрушку для утех. Но Лани похоже этого не осознавал, либо ему было все равно и он просто хотел отплатить за ту каплю доброты, что к нему проявили. Ну до чего же трогательный и добрый ребенок. И какое счастье, что этот малыш попал именно к Бэйюаню, а ни к какому-нибудь мерзавцу. Подавшись вперед, молодой эон мягко обнял ребенка. Теперь он еще больше хотел защитить этого малыша, и его чистую и светлую натуру.
- Если ты правда хочешь мне отплатить за спасение, тогда оставайся таким же добрым мальчиком. Не потеряй этот свет внутри себя. А я сделаю все, чтобы его защитить, - князь погладил ребенка по спине и чуть отстранился - Знаешь, у меня не может быть своих детей и у меня нет младших братьев. Но если бы был, я бы очень хотел, чтобы мой младший брат походил бы на тебя. Поэтому с этого момента ты будешь моим младшим братиком, хорошо?
Князь улыбнулся и поднялся, взяв Лани за руку и повел его в небольшую гостиную, там уже принесли готовые блюда. Усадив ребенка на стул, Бэйюань пододвинул ему тарелку с жидкой кашей и кусочками фруктов, а так же стакан теплого молока. Он не знал что любит есть мальчик, но это была стандартная еда доя детей. Тем более мальчик голодал несколько дней и ему лучше было съесть что то легкое, но питательное. Жидкая каша лучше всего.
- Поешь, не стесняйся. Если захочешь чего то другого, то скажи, не бойся, - сам молодой эон налил себе чаю и взял небольшие закуски, которые подали к чаю.

[Лани Кохола]

Дархат. Что-то внутри надрывается перетянутой струной. Звенит в ушах. Больно отдаётся в кончиках пальцев. Дархат – это то слово, которое никогда не произносили люди, чей язык он понимал. У них был «меа 'аихуе» – смертельный хищник, дикое неукротимое создание, признающее лишь один закон: убивай или будешь убит. И было «ханю» – дыхание жизни, дыхание всех неравнодушных к нему людей, собранное воедино, дабы прозвучала песнь, которая направит создание морских глубин к свету и, возродившись в нём, однажды станет светом для других. Лани помнил: он был «ханю».
 
Но на Плачетнике он, как и все, был лишь дархатом. Чудовищем, выродком, игрушкой, ценной добычей и товаром. Это всё, что он знал о себе.
 

«Я – чудовище?»

«Дархат» из уст князя звучит иначе. Не так, как на корабле. Мягкой кошачьей шерстью по голени и спрятанными в лапах коготками. Прикосновениями и словами, перезвоном колокольчиков в голосе убеждая, что рядом с мужчиной не монстр. Что Лани ни к чему бояться самого себя. И Лани, как прежде, верит. Но взгляд напряжённо скользит вслед за пальцами по груди и надолго задерживается на шраме. Мысли мечутся всполошенными рыбками в голове: «Тот, кто сделал это, и впрямь чудовище. Или всего лишь зверь? След, который не проходит, могла оставить лишь чудовищная сила. Но этот человек сильнее. Он смог выстоять духом и телом. Быть может, дикий – это и есть «меа 'аихуе»? Так ведь среди разумных в трюме тоже были...»
 

«...однажды могут стать людьми».

За хаотичными бликами чешуи громадной тенью спугнувшего косяк кита рождается смутная идея: все те, кто был на корабле – ещё не совсем люди. Но, возможно, могли бы ими стать. Как сжирающая всю листву на деревьях гусеница однажды становится прекрасным летающим цветком. Как меа 'аихуе превращается в ханю. Как сточные воды, очистившись, поднимаются в небо и собираются пушистыми облаками. В памяти невольно всплывает смуглое лицо капитана. Смог бы он? Быть может. Как странно, что те, кто охотился на дархатов, были почти неотличимы от них самих.
 
Лани думал. Это умиротворяло – думать. А разговоры побуждали. Мальчик кинул вверх робкий признательный взгляд и тут же снова чуть затравленно опустил его – по привычке. На корабле для пленника непозволительной роскошью было смотреть кому-либо в глаза. Первое ошеломление прошло, и он больше не смел взглянуть на чужие звёзды.
 
Полотенце согревало прибрежным песком, тающим на солнце. Одежда напротив чувствовалась чем-то непривычным, чужеродным. Но старательно прислушиваясь к ощущениям, дабы вновь не потерять их, Лани отметил, что так ему даже нравилось – сокрытое тело уже почти не пыталось уберечься в отрицании. Мальчику лишь приходилось уговаривать себя не одёргивать постоянно ткань, пытаясь спрятаться в ней целиком, и не втягивать озябшие от волнения руки в рукава. Свою одежду князь носил с достоинством, мальчику хотелось тоже.
 
Неожиданные объятия вынудили замереть, сбили дыхание. Лани боялся пошевелиться, вкушая нежный аромат цветов. Испуг в глазах постепенно сменялся изумлением и растерянностью. Желая ответить, но не зная, что должен делать, мальчик неуклюже – совсем немного, что можно и не заметить – подался вперёд. Хотелось коснуться, как когда этот человек держал его на руках, но Лани не смог. Только вздрогнули ресницы, когда он ощутил руку на застывшей в напряжении тощей спине. И – так близко – стекающие, словно ночь в океан, волосы.
 
Слова князя пахли цветением, разлитым в воздухе. Ласково трепали по голове, что шальной ветерок. Кутали в пушистое полотенце. Рука, поведшая его, чувствовалась изящной гибкой ветвью ротанга, такой же надёжной и прочной. Мальчик тихонько смотрел на мужчину, вздрагивая, пряча взгляд и тут же вновь его поднимая. Теперь этот человек казался ему прекраснее неба, чудеснее ночных огоньков. Лани всей жизни не хватит, чтобы отплатить за проявленную к нему доброту. Но он сделает всё возможное. Всё, о чём князь его попросит.
 
Еда пахла тепло. Аромат сбора урожая. Аромат сочных фруктов, которыми полнились корзины. И каждый плод уложен бережно, дабы не примять те, что были под ним. А ещё пахло... молоком? Любой зверь узнает этот запах, запах матери. Любой, кроме дархата. Но Лани помнил, его учили: молоко – это жидкость, дающая силу телу. С трудом не расплескав, мальчик схватил двумя руками стакан и опустошил большими глотками – он больше не мог сдерживаться. Горлу было больно, но внутри – хорошо. Когда хорошо, совсем несложно стерпеть боль. Белёсые «усы» комичной улыбкой расплылись по щекам. Взгляд переметнулся на тарелку. Так много...
 
В трюме ему давали на три части меньше. Сколько дней назад он ел? Лани порывисто наклонился вперёд, в последний момент углядев краем глаза металлический отблеск. Мальчик замер и уставился на ложку так, будто впервые её видел. Он знал, что это и как ею пользоваться. Но пальцы на коленях предательски дрожали и не слушались. Вернуть чувствительность и подвижность конечностей – это одно, но совершать мелкие аккуратные движения – много сложнее. Его приучили есть с пола.
 
Косой взгляд на степенно трапезничающего мужчину, каждое движение которого переполнено неуловимым изяществом и красотой. Достоинством. Уверенностью, точностью идеального танцора. «Я хочу быть как он». Вдох, полный отчаянной решимости.
 
Он должен попытаться.
 
Неверная рука поднялась к столу и постаралась ухватить пугающий предмет. Как будто силишься подобрать камушек двумя веточками в одной ладони. Когда-то он играл так с другими детьми. Они смеялись и дразнили его. Он смеялся над собой тоже. Теперь было совсем не весело. Ничего не получалось. Почему здесь не мягкий песок? Неудача громко звенела в ушах оброненной в очередной раз ложкой, что вырывалась тем строптивее, чем сильнее он хотел её схватить. Проступала в уголках глаз нежданными капельками слёз, которые тут же исчезали, страшась самих себя. А когда тонкая рукоятка наконец-то очутилась в ладони, дрожание стало нестерпимым. Лани беспомощно посмотрел на собственную кисть и плотно сомкнул веки, выравнивая дыхание.

– Что означает «младший братик»? – тихо спросил он, не открывая глаз.

Звучание слов – ещё не музыка, но что-то близкое к ней. Звуки могут напугать, но в их власти и спокойствие. Голос князя – чудесная мелодия ветра, заигравшегося с музыкальной подвеской. Отзвук Лани – тише шелеста листвы. Он боится нарушить эту гармонию, но очень хочет стать её частью.

Его вопрос – неочевидный. Он знал о родственных связях, как о снежных шапках на склонах гор, которые никогда не видел и мог лишь мечтать – долететь, донестись на крыльях, взглянуть на них собственными глазами, чтобы убедиться – они и впрямь такие ослепительные, как пишут в книжках. Но киты не летают. А у дархатов не бывает родни. И всё же...

Настойчивое мяуканье ворвалось в мерный рокот дум, словно нежданный всплеск китовьего хвоста над водой – почти игривый. Лани широко раскрыл глаза и изумлённо посмотрел на несуразного чёрно-белого котёнка, усевшегося подле его ног и глядящего на мальчика с каким-то убеждённым притязанием, которого тот не понимал. Чуть в стороне, полускрытая развевающейся на ветру прозрачной тканью штор, осталась изящная персикового цвета кошка. Совсем непохожая на малыша, она глядела на него с молчаливой благосклонностью, не сводя внимательных глаз.

Вздрогнув, мальчик задержал дыхание, когда ощутил, что, не дождавшись своего, крошечный комок шерсти бесцеремонно принялся карабкаться по его одежде, пока не взобрался неуклюже на тощие колени. Большие голубые, почти как у него самого, глаза требовательно уставились на тарелку. Лани перевёл взгляд на руку с ложкой, переставшую дрожать, глубоко вдохнул, и – пусть совсем неловко держа её в крепко сомкнутом кулаке – постарался очень осторожно набрать немного каши и поднести её к мордочке котёнка.

Тот принюхался к предлагаемому кушанью, недовольно пошевелил усами и брезгливо отвернулся. Удивлённый до крайности и слегка уязвлённый, Лани медленно захлопал глазами. Уголки губ застенчиво дёрнулись, и неожиданно даже для него самого лицо мальчика осветилось несмелой улыбкой.

Каша из ложки незамедлительно шлёпнулась на колени.

Что ж. Ни у кого не выходит с первого раза, так его учили – кажется, что очень давно. С вновь обретённой решимостью мальчик в немом сосредоточении предпринял ещё несколько попыток, тренируясь над тарелкой, чтобы больше ничего не замарать. А убедившись, что может держать ложку ровно, подбадриваемый свернувшимся на коленях мурчанием, как мог аккуратно поднёс кашу ко рту, слегка мазнув ею по лицу.

Выдох. Получилось.

Взгляд, полный ликования, благодарности и счастья от совсем позабытого вкуса во рту, забывшись, взметнулся к глазам князя. Ямочками на перемазанных щеках проявилась ещё одна улыбка. А в глазах заблестели – теперь уже совсем настоящие – слёзы.

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань наблюдал за мальчиком. Этот ребенок походил на робкого заруганного зверька, даже лишний раз взгляд боялся поднять. От всего этого у князя невольно болела душа. Сколько еще таких же несчастных детей томятся в рабских оковах, затравленных, замученных. Сколько их продается на черных рынках, словно какой то дешевый товар? К сожалению князь не мог спасти всех. Не мог им помочь. Он всегда четко осознавал свою силу и свои возможности. Он никогда не стремился стать героем, спасающим других, как в наивных детских книжках. Потому что уже в детстве знал, что это не возможно. А может от того, что он читал совсем другие книжки. Как бы там ни было но спасти каждого не по силам даже Создателю. Иначе он бы не сделал людей такими жадными, такими испорченными и грешными. Но если Бэйюань может спасти и помочь хоть одному ребенку, вытащить из этого кошмара, из этой грязи, из этой тьмы, то в мире на одного несчастного ребенка станет меньше. К тому же Лани действительно очень понравился Бэйюаню. Еще там на корабле, князь словно почувствовал, что этот ребенок не похож на других. Не похож точно так же, как сам молодой эон не был похож на других детей в юности. У этого ребенка были слишком чистые и невинные глаза. Прозрачные, словно драгоценный сапфир. И такие же глубокие, как бескрайнее море.
Возможно это было из за его любимого племянника, но Бэйюаню всегда нравились синие глаза. Было в этом цвете, какая то невидимая сила, которая воодушевляла. Но князь забрал мальчика с собой не только по этой причине. У ребенка был большой потенциал, а еще он был умен. Имено поэтому молодой эон не мешал ему, когда тот пытался наладить контакт с ложкой. Однако он был не мало удивлен что мальчик не может ею нормально пользоваться. Сколько же времени он провел на том корабле, что даже банальные вещи теперь для него трудоемки? Не может же быть, чтобы ребенок рос в дикой среде совершенно один. Лани совершенно не походил на дикого ребенка. Видно, что он стеснялся, был робок, но его поведение отличалось от затравленности. Скорее он был напуган, боялся вызвать гнев, но не был затравлен. Очевидно, что мальчик какое то время рос с другими людьми. Возможно каким то диким племенем, иногда такие встречались, хотя сам князь никогда не наталкивался на них, но слышал не мало. Но каким бы отчужденным не было племя, у них же должны быть элементарные вещи, такие как ложка, верно? Лани определенно знает, как ею пользоваться и для чего она нужна, но не может с ней справится.
Бэйюань не мешал ему, он лишь тихо попросил слугу принести еще стакан молока, и миску молока для Лани и котенка. Мальчику похоже очень понравился этот малыш. С присутствием пушистого комочка, он даже стал посмелее. Князь улыбнулся и оставил чашку, поднявшись. И все равно ребенок весь запачкался.
- Младший братик, означает что ты теперь под моей защитой, что ты часть моей семьи, - молодой эон подошел к ребенку и достал платок. Он сперва аккуратно вытер слезы ребенка, затем стер остатки каши на его лице, и при помощи бытовой магии очистил его одежду. Похоже сперва придется научить малыша пользоваться элементарными вещами. Какое счастье, что Бэйюань приказал приготовить жидкую кашу, а не другое блюдо, которое нужно есть палочками или что еще страшнее вилкой. Такими темпами ребенок точно поранится. Пока пожалуй не стоит давать ему в руки такие опасные столовые приборы.
- Ну что ты, не плачь, все хорошо, - Бэйюань присел рядом с ребенком взял его свободную маленькую ручку в свою руку - Если что то не выходит с первого раза, ничего страшного. Не стоит так стеснятся, я не рассержусь. Ты всегда можешь попросить меня помочь. Я понимаю, после пережитого, тебе сложно привыкнуть к нормальному отношению. Ничего, я не буду ругаться. Постепенно ты всему научишься. И еще, если хочешь посмотреть на меня, то можешь смотреть, я же не божество какое, чтобы на меня нельзя было смотреть.
Князь мягко рассмеялся и отпустив руку ребенка поднялся, встал позади мальчика и перехватил его руку с ложкой. Что ж ничего страшного, если придется учить с основ, главное чтобы Лани смог вернутся к жизни обычного ребенка. Нет, не так, главное чтобы малыш понял, почувствовал, что значит быть ребенком.
- Давай я тебе помогу. Ох, если бы я знал, что у тебя возникнут такие проблемы, не стал бы мучить тебя, - сокрушенно вздохнул князь, но тут же улыбнулся - Тебе похоже понравился этот котенок? Он совсем недавно появился в моем поместье и у него еще нет имени. Можешь оставить его себе и дать ему имя. Пусть это будет твой первый маленький друг. Главное чтобы ты почаще улыбался, как сейчас, - князь ласково погладил макушку Лани - Но сперва тебе все же надо поесть. Смотри, большим пальцем зажимаешь ложку сверху, а остальными поддерживаешь снизу, вот так.
Молодой эон терпеливо обучал Лани, как правильно держать ложку и как подносить ее ко рту чтобы не испачкаться. Он поддерживал его руку, чтобы она больше не дрожала и так ложка ща ложкой кормил ребенка. Слуга принес еще молока. Князь видел с какой жадностью Лани выпил первый стакан молока. Для маленького клубочка шерсти тоже поставили миску теплого молока и Бэйюань спустил малыша с колен Лани, чтобы тот ел за компанию с ребенком. Все таки так ребенок будет чувствовать себя увереннее. Бэйюань четко смотрел, сколько мальчик съест, рассчитав его телосложение с количеством съеденного, чтобы ребенок не переел и не мучался потом с животом.
- Лани сколько же времени ты провел на том корабле? - когда мучение с кашей было законченно и ребенок наелся, Бэйюань приказал убрать все со стола, а сам сел на соседний стул рядом с мальчиком - Ничего страшного, если не сможешь подсчитать. Ты помнишь где ты жил раньше? У тебя остались там друзья или кто то близкий? Расскажи мне все что помнишь. Как те люди поймали тебя? Поговори со мной немного, а после я отведу тебя в комнату, отдохнуть. Если лечь сразу после еды, то на животе потом будет тяжело. Я знаю, ты наверное очень устал, посиди чуток со мной и после пойдем отдыхать, хорошо?

[Лани Кохола]

«Под защитой».

Лани повторил слова в своей голове, пробуя их на вкус. Взгляд переметнулся к наблюдающим из-за полупрозрачной пелены глазам. Кошка внимательно и безотрывно следила за своим малышом. Такая спокойная, изящная, с величавой грациозной осанкой... На каждое движение котёнка она лишь чуть вела точёной мордочкой, однако не трогалась с места, даже когда он чуть не шлёпнулся на пол.

«Семья».

Совсем лёгкий и неуловимый, совершенно нечаянный магический импульс едва всколыхнул воздух и коснулся бежевой шерсти любопытным пёрышком. Лани знал, что семьёй принято называть тех, кто с тобой одной крови, но двое усатых подопечных князя меж собой родны не были. И в то же время не возникало ни единого сомнения, что при малейшей – действительно серьёзной – угрозе она кинется котёнку на помощь. Не просто «как родная». Она и есть.

Глаза, застланные неутихающими слезами, с огромным изумлением переметнулись к князю. Лани вздрогнул всем телом, когда заботливая рука с платком бережно коснулась его лица, впился побелевшими пальцами в ткань на коленях и крепко зажмурился. Когда-нибудь он перестанет пугаться нежданных прикосновений, а пока всё, что он мог сделать, это цепляться изо всех сил за утекающую сквозь ставшее неощутимым тело реальность и напоминать себе, что он не кукла, что он живой, настоящий: сидит сейчас на стуле, чувствует запах каши, на затылке – лёгкий ветерок из приоткрытых окон, в одежде мягко, уютно и неловко, на ногах – что-то тёплое и мурчащее, его рука – в аккуратной белой ладони.

Мальчик оробело приоткрыл один глаз, затем другой, окунувшись в ночные глубины взора напротив, и затаил дыхание. Страшно. Страшно смотреть, потому  что тонет. Страшно принимать безбрежную как океан заботу, потому что ему совершенно нечем ответить и отплатить. Нога испуганно качнулась, задев ножку стула. Лёгкая боль резанула короткой вспышкой от мизинца до живота. Лани запоздало вдохнул и опустил взгляд, так ничего не сказав.  

Всё былое сосредоточение распалось, рассыпалось увядшими лепестками с отцветшего куста. Прекрасные белые одежды прошелестели у самого лица и остановились за спиной. Мальчик был очень признателен за столь своевременную помощь, поскольку понимал, что повторить сиюминутный успех с ложкой во второй раз у него теперь не выйдет. Но он обязательно потренируется – позже.

На время перестав следить за кашей, что теперь сама так легко попадала в рот, Лани скосил глаза на усаженного рядом малыша, который жадно лакал из миски молоко, и позволил подхватить себя внутреннему течению размышлений. Как назвать котёнка? Имя – это нечто очень важное для людей. Иные считали, что оно предопределяет всю судьбу, но тот, кого прежде мальчик очень любил слушать, говорил, что свою судьбу каждый выстраивает сам, прислушиваясь к звёздам. А имя... Имя это лишь отпечаток существа или человека в чужих душах. Рисунок на коже. Оставленный на песке след, что может быть легко смыт водой, а может – на века уйти в камень. Сакральный смысл имело только то, какой формы он будет.

– Что значит ваше имя? – спросил мальчик невпопад, когда его спаситель  опустился рядом, очень тихо и несмело и тут же замотал головой, мысленно коря себя за неуместный вопрос.

Он помнил: о трёх вещах спрашивать было не положено – о значении преподнесённых тебе цветов, о сути нательных узоров и о скрытом звуке имени. Человек мог рассказать об этом, только если сам того желал. «Цени незнание столь же высоко, как и знание. Порой оно может таить в себе гораздо больше перспектив». Лани шевельнул губами, силясь вспомнить голос, что произнёс эти слова, похожий на глухо накатывающий меж камней рокот волн. И вздрогнул, услышав обращённые к нему вопросы.

Откуда он? Что за люди его окружали? Были ли они ему близки? Лани не помнил. Неестественная пустота на том месте, где должны были остаться воспоминания. Не как море уносит следы, разглаживая песок. А будто кусочек картины стёрли ластиком, обнажив чистый холст. И вокруг этой дыры – всё на месте, всё неправдоподобно по-прежнему. Мальчик сосредоточенно пытался вглядеться в оставшийся образ, в очертания «ничего», в его неровные, чуть подёрнутые штрихами края.

– Я жил там, где океана было во много раз больше, чем земли, – тихо заговорил Лани, не выныривая, а лишь ещё глубже погружаясь в собственный омут. – Где даже гигантское чудовище могло ощутить себя ничтожно малым. Будто одинокая звезда в бескрайнем космосе.

Звёзды. Мальчик мысленно поднял голову к небесам, закрыл глаза, чтобы поймать ускользающую недостижимой птицей картинку, и протянул руку к потолку.

– В безоблачные ночи на небе сияли сотни и тысячи огоньков. Но иногда их затмевали два больших и очень красивых светила. Не столь ярких, как солнце, но спокойных, бесшумных, мерно уплывающих за горизонт. Большую луну люди называли... Схалас. А малую – Леда.

Пальцы собрались в ладони, и рука, дрогнув, опустилась вниз.

– Я родился на Проционе.

«Но это не Процион».

Лани сморщил нос, то ли шмыгнув, то ли сдавленно всхлипнув – ощущая, как внутри рвётся последняя ниточка, всегда связывавшая сердце с породившим его океаном, – но сдержался и опустил взгляд на посапывающего рядом с ним котёнка, сытого и чуть чумазого, которого, кажется, совершенно не волновали такие вещи, как кто он и откуда. Ему хорошо, а это сейчас самое главное.

Были ли у Лани люди, которыми он дорожил, как сейчас своим спасителем?

Прошлого не было. А значит, и их тоже.

Ничего. Ничего вплоть до того момента, когда дархата поймали, но тут разум внезапно бурно вспенился штормовым морем и зашумел нежданной грозой. Всю кожу начало неприятно покалывать. Лани отчаянно замотал головой. Обе руки взметнулись одновременно в порывистом стремлении ухватить себя за волосы – так, чтобы даже бесчувственному телу стало больно, сжать виски до потемнения, рывком вернуть сознание в реальность и в то же время отгородиться от неё. В последний момент мальчик успел ухватиться пальцами за стол и ограничиться прикушенной щекой, превратившись в один сплошной комок напряжения и безгласой боли.

Он помнил. Он не хотел вспоминать.

Тогда – его ощущения были пока ещё слишком живыми. Яркими. Высеченные шрамами на торчащих костях. То вспоминать – не нужно. Нужно думать о том, что у него есть сейчас. Стакан молока. Непривычная ткань на теле. Маленькое живое тепло под боком. Едва вернувшаяся чувствительность. И вера единственному человеку на любой из планет.

Толком не осознавая, что делает, словно в мутной поволоке тумана и полусна, Лани соскользнул со стула, приблизился к мужчине и вцепился ладошками в его одежду. Так – не страшно. Не надрывается что-то внутри. И совсем не больно. Снова этот чудесный аромат цветов. Глубокий вдох.

Мальчик сам не понял, как очутился на его коленях. Сил, чтобы робеть за свои поступки, уже не оставалось. Щека прижалась к чужой груди, ощущая успокаивающую мягкость ткани, как когда его несли на руках. Пальцы всё также стискивали одежду, будто намеревались никогда её не выпускать. Взгляд из-под опущенных ресниц отрешённо окинул комнату. Пушистый зверёк на соседнем стуле сладко зевнул во сне, и Лани неосознанно повторил его жест. Думать больше не хотелось. Хотелось – раствориться в окутавших его ощущениях и позабыть обо всём на свете.

Навсегда.

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань наблюдал за мальчиком не спешно отпивая чай. Словно маленький робкий зверек, с осторожностью делал каждое движение. Князь мягко смотрел на него, раздумывая как же сделать так, чтобы этот ребенок смог адаптироваться к нормальной жизни. Вообще это странно, обычно когда дархаты которые эволюционируют, стараются приблизится к местам где живут уже эволюционировавшие сородичи. А даже если нет, то сами дархаты разыскивают их. Кем были родители этого малыша? Они тоже эволюционировали? Но в таком случае тем более должны были разыскать своего наследника. Скорее всего нет. Чтобы дархат рос в дали от своих сородиче после эволюции, такое было редкостью. Даже если этот мальчик водный тип.
Внезапный вопрос выдернул князя из раздумий. Он удивлённо приподнял свои прямые изящные брови. Затем задумался, что значит его имя? Вообще имя ему подходило, интересно, когда родители давали ему имя Бэйюань, они предвидели каким будет их сын? Князь вздохнул и улыбнулся немного рассеянно.
- Цзин означает свет, это моя фамилия, мое имя состоит из двух частей, Бэй означает потерянный или скрытый, а юань означает бездна или пучина. Таким образом мое имя означает, Свет, что теряется в бездне. Как бы это странно не звучало, но это имя мне подходит.
Нас самом деле не смотря на то что князь азалия добрым, и чистым душой, наделе он действительно был похож на бездну. В этой бездне было скрыто так много что сколько не копай, а дна все равно не достигнешь. Он не был плохим человеком, но и хорошим себя не считал. Он мог протянуть руку помощи таким несчастным детям, как Лани, потому что он больше всего любил животных и детей. Но мог безжалостно отправить на казнь тез, кто причинил вред этим самым детям. Он ненавидел насилие, а потому сторонился сражений, но если уж вступал в бой, то был хладнокровным и свирепым словно смертоносный меч. Бэйюань был разным и настолько не постижимым, что это порой удивляло. Казалось бы что его можно изучить за пару месяцев, но спустя сотни лет он может все так же удивлять своей не постоянностью и непредсказуемостью. В одном лишь он оставался неизменным в свое любви к чему то и преданности! Если однажды он проявлял к кому то верность, то даже под самыми чудовищными пытками никогда не предаст, даже если весь мир отвернется от него, он оставался верным. Такой вот он был. Прекрасный будто самый редкий цветок, но пугающий словно бездонная морская пучина. А впрочем, уж Лани точно не стоило опасться морских пучин.
Бэйюань оторвался от разглядывания чашки, заметив движение со стороны Лани и невольно нахмурился. Мальчику кажется стало плохо. Князь чуть подался вперед.
- Что с тобой? - молодой эон нахмурился, очевидно что у ребенка какие то проблемы с памятью. Может на него оказывали ментальное воздействие или это последствие стресса. В любом случае похоже у мальчика были проблемы с попытками вспомнить прошлое. Князь уже хотел подняться и остановиться Лани. Когда тот неожиданно сказал несколько фраз. Похоже кое что вспомнил. Океан, где воды больше чем земли? Это скорее всего како то остров судя по всему. Порцион? К сожалению Бэйюань не так часто бывал на других планетах и мало знал географию. А точнее, у него был топографический кретизм. Если хотите заблудится где-нибудь в чаще леса, то возьмите князя проводником. Бэйюань вздохнул, не надо было спрашивать его о прошлом. Если бы он знал, что мальчику так тяжело даются воспоминания, то он бы не стал спрашивать.
В следующий миг молодой эон замер, когда Лани неожиданно приблизился к нему и забрался на колени, прижавшись. Ну точно словно маленький зверек.
 Князь мягко обнял мальчика, прижав к себе и погладил его по еще влажным волосам. Бедный ребенок, ему сейчас как никогда нужна была поддержка взрослого, уверенность что его смогут защитить, что не дадут снова обидеть, что смогут поддержать и выслушать.
- Все хорошо, если тебе больно вспоминать, то не нужна. Со временем все восстановится, все придет и станет ясным. Теперь чтобы не случилось, у тебя есть я. Если тебе будет больно или грустно не бойся скажи мне. Я буду рядом, - князь опустил голову и ласково поцеловал макушку ребенка - Я отнесу тебя отдохнуть. У тебя было тяжелое время. Со временем боль пройдет, ты будешь расти, станешь сильнее. Но даже когда станешь очень сильным, всегда помни, что чтобы не случилось у тебя есть я и я всегда приду тебе на помощь.
Бэйюань улыбнулся и затем осторожно поднялся с ребенком на руках, понес его в свою спальню. Вообще никогда и никто посторонний не пересекал личные покои князя. Даже слуги. Туда разрешалось заходить лишь паре слуг, которые делали уборку, всем остальным было запрещено. Это было второе место в поместье на которое было наложено табу. Первым был горячий источник на территории внутреннего двора, где проживал князь и скрытого в бамбуковой роще.
Однако не смотря на запрет для остальных Бэйюань не раздумывая отнес Лани в свою спальню. Ребенка нельзя было оставлять одного. Потом когда он привыкнет к жизни в поместье, его перестанут мучить страхи и ужасы что пришлось пережить, он сможет жить в свое собственно комнате. Но пока малышу нужно было ощущение что рядом есть кто-то надежный.
Спальня князя была просторной и светлой, с минимум мебели, и как ни странно минимум роскоши! Она была утонченно и изящной. Большая кровать с легкими светлыми занавесями. Зеркало со столиком, где лежали гребни для волос и кое какие украшения. Столик у кровати. Кушетка у окна рядом с которой так же стоял низкий столик. В задней части комнаты расписная ширма, которая огораживала спальню от места где была гардеробная с вещами. Вся мебель с изящно красиво резьбой! На столике стояла курильница из нее поднимался тонкий дымок наполняя комнату приятным ароматом чего то хвойного. Этот запах успокаивал, в купе с пением птиц за открытым окном, если закрыть глаза то как будто оказываешься где то в хвойном лесу. Тихо и спокойно.
Бэйюань уложил Лани на постель, укрыл его одеялом, затем лег сам рядом с ним, чтобы мальчик не чувствовал себя одиноко. Он вновь погладил его волосы.
- Поспи немного, я бужу рядом, и никуда не уйду.
Наверное Лани впервые за столько дней рабства удалось оказаться на мягкой чистой постели. От которой исходил все тот же тонкий хвойный аромат. Бэйюань протянул рук и дернул за шнурок, занавеси с мягким шуршанием опустились создавая легкий полумрак, чтобы дневной свет не мешал спать.
- Хочешь я тебе расскажу что-нибудь?  Например о поместье.  Я смотрю тебе очень понравился тот пятнистый котенок? В моем поместье много кошек, а еще есть лошади. Ты когда-нибудь катался на лошадях? Если нет, то я тебя научу. Недавно одна кобылка принесла потомство, очень резвого и озорного жеребенка. Я покажу его тебе, думаю вы поладите. Правда он очень озорно и непослушный, любит кусаться если не дашь ему лакомство.
Князь тихо рассмеялся. Он держал не так много лошадей, но все они были элитной породы. Красивые и грациозные. Бэйюань не любил все эти железные машины, поэтому если не использовал пространственную магию, то предпочитал ездить верхом или в экипаже, но все же больше верхом. Так что конюшня с лошадями у него была. Но в целом в поместье было много всяко живности. Те же маленькие птички, радужные карпы кои в пруду. Еще в бамбуковой рощи жила семья ежей. На поле для тренировок то и дело можно было наткнутся на ящериц. Бэйюань сам очень любил животных, от простых, до полуразумным магических, поэтому никогда не прогонял, если в его поместье вдруг кто-то заводился. Однажды даже ядовитая гадюка жила, но она так пугала слуг, что в конце концов решил ее переселить в другое место, где не было людей поближе к лесу. Однако князь даже в кровать ее с собой таскал ни капли не опасаясь полечить укус. Как ни странно но змея его не трогала, как будто знала, что молодой эон для нее не опасен. Она забиралась ему на грудь и грелась там от тепла его тела. Если послушать все истории слуг об из господине, то диву даешься насколько странным был их хозяин.

[Лани Кохола]

«Теперь, что бы ни случилось, у тебя есть я».

Слова растекались цветочным нектаром на языке, согревали тёплым прибрежным бризом, ласково трепля волосы, целуя впалые щёки и усталую тяжесть век. Лани снова и снова проговаривал их про себя. Ему очень нравилось их звучание: нежное, что ладонь на макушке, чуть терпкое – «будет больно, но это ничего, ведь я с тобой» – уверенное и надёжное, убаюкивающее долгим спокойным сном.

Мальчик в последний раз прижался головой к гладящей его руке. Разум проваливался в бездну – ту, что князь назвал «юань»; сковавшие его цепи и неприкасаемые прутья, не поспевая следом, рассыпались звёздной пылью, оставляя за собой протянувшийся по всему небосклону сверкающий путь, а средь ночных светил резвились красочные морские коньки, ведь настоящих лошадей Лани никогда не видел.

– Когда я был китом... – внезапно пробормотал дархат, едва шевеля губами, – я катался на дельфинах.

На Плачетнике не было снов. Дабы сломить волю разумных пленников и пресечь любые попытки бунта и бегства, в первые дни, а порой и недели им не давали спать. Будили, гремели металлом, грубо хватали и причиняли боль, стоило на миг закрыть глаза. После этого привыкаешь спать – урывками, несколько тревожных вдохов и выдохов, как только на лестнице затихнут шаги, и вскакивать от любого шороха, потому что если прозевать – пробудят чьи-то истошные вопли. Возможно даже свои. На Плачетнике не было покоя, только стенания и хрипы, звон проржавевших оков, посвистывание искорёженных тел, истошный кашель и булькающие стоны. Всё это было его колыбельной, а такие колыбельные не рождают хороших снов, и мальчик предпочёл их не видеть.

Но он пробыл там слишком долго, чтобы забыть, и слишком мало, чтобы привыкнуть.

«Когда я был китом...»

«...небо украшалось мириадами сияющих огоньков и пеленой межзвёздных облаков. Подводный мир, будто стремясь перещеголять космические богатства, в свою очередь расцветал тысячами подвижных светлячков, пугливых и весёлых, всех цветов и оттенков, самых причудливых форм. Даже бурное днём море затихало, становясь зеркально гладким и прозрачным, чтобы его единственный зритель оценил все эти чудеса и неповторимую красоту. И небо ценило, отражаясь в нём».

Проплывая средь растворённых в океане звёзд, Лани вспоминал. А вспомнив, набирал в грудь побольше воздуха и опускался на дно, ощущая, как течение мягко покачивает его волосы в такт дыханию воды – движению рыбьих плавников, завихрениям частиц, колебаниям морской травы. Он чувствовал пространство вокруг себя всем телом, и это тело – было всем.

– Кохола, – прошептал он во сне.

Всё, чего касается свет небес для кита – это Кохола. Небеса могут обогреть, а могут и наказать, могут пройти дождём – лишь только когда пожелают. Ничто не в силах ими повелевать. Но если они померкнут... кто будет им светить?

«У тебя глаза словно океан».

Длинные – совсем не мальчишеские – ресницы сонно вздрогнули и взметнулись. Какое-то время Лани лежал, не шевелясь, глядя на умиротворённое, бесконечно прекрасное – словно с волшебных картинок из книг – лицо напротив. Точёные черты мужчины были изящнее высеченных водой скал, искуснее изгибов покорного ветрам дерева над обрывом. Глаза, в которых тонул звёздный свет, были мягко закрыты. Князь верно спал, а может просто отдыхал, не подавая виду. Его дыхание щекотно путалось в просохших волосах нежным морским бризом.

Лани чуть улыбнулся, аккуратно садясь – так тихо, чтобы не спугнуть возможный сон своего спасителя («Они ведь такие робкие, эти сны, будто крохотные колибри»). Но уже спустя мгновение его лицо вернуло себе былую сосредоточенность и задумчивую отрешённость.

«У меня есть вы. Но кто есть у вас?»

Сонно потирая примятую щёку кулаком, мальчик оглянулся по сторонам. Такая светлая, просторная, невыносимо чудесная комната и... князь в ней совершенно один? Взгляд задержался на полупрозрачных кроватных занавесях, колеблющихся тихим ветром, что прокрадывался в открытое окно, порождая в голове смутные образы. Накидки на лицах прекрасных девушек, нежные ткани, таинственные церемонии...

Из всех ритуалов, существующих на островах, этот для маленького кита был, пожалуй, самым непонятным. Когда один человек клянётся в вечной любви другому. «Зачем? – вопрошал он тогда звонким детским голоском, дёргая шаманку за потёртый цветастый рукав. – Мы ведь и так любим всех до единого!» «Потому что из всех цветов мира однажды один – станет для тебя самым особенным». Этому «особенному» полагалось дарить тысячу бумажных журавликов, изготовленных собственными руками, однако в жизни любого островитянина Хертца было два особенных существа, и вторым – был «ханю». Их символ. Дыхание жизни. Перерождённый дархат.

Этот обряд Лани помнил так, словно не минуло с тех пор более десяти смен сезонов. В тот раз каждый человек племени складывал лишь одну единственную фигурку, что значила не сердце и не любовь, взмывающую тысячей пар крыльев в небеса. Она означала надёжный оплот в морских пучинах – их вера, их жизнь, их остров. Клятва в вечной верности тому, для кого обязуешься сделать всё, что в твоих силах, и даже чуть больше. Все эти фигурки они преподносили ему, Лани.

Все эти фигурки полагалось сжигать, если левиафан покидал острова.

Память с тихим рокотом забытых традиций накатывала волнами. В вынесенных на берег ракушках – осколки жизни, которыми полнилось его племя. В мерном шёпоте – наполненность минувшего сна. Такого тихого и спокойного благодаря лежащему рядом человеку. Мальчик вздохнул. Песчаный пляж, усеянный воспоминаниями, выглядел перед ним бесконечным, теряясь в непроглядном тумане. И он пока не вполне готов туда войти.

Аккуратно спустив ноги с постели, Лани соскользнул на пол и на цыпочках прошёл к окну, ощущая нагретое солнечными лучами тепло дерева под ступнями и шелест одежд, переплетающихся вокруг его голеней. Мягкий перезвон птичьих трелей и непривычный, но будто бархатный аромат, поднимающийся тонким дымком из курильницы – он видел такие в хижине шаманки – настраивали на нужный лад. Остановившись, мальчик сел прямо посреди комнаты.

Лучше всего у него получалось – создавать. Плавно поведя кистью в воздухе, Лани припомнил нежность лепестков и шероховатость книжных страниц под пальцами. Медленно закрыл глаза и вдохнул поглубже. «Распредели дыхание по всему телу. Почувствуй, как оно коснётся ног, черпая силу из земли. Как встревожит прядь на голове лёгким касанием неба. Как с кровью прильнёт к ладоням и согреет их. Своими руками ты можешь воплотить всё, что пожелаешь».

Выдох.

Небольшой чистый лист бумаги лежал перед ним – там, где прежде ничего не было. Осторожно притронувшись к нему и убедившись, что тот не рассыпается в пыль, как порой случалось, Лани с невероятной бережностью и тщательностью складывал ту самую фигурку, что некогда всё племя подарило ему. Изгиб за изгибом, каждая линия должна быть отмерена до песчинки – иначе магии не получится. Было в этом занятии нечто столь же умиротворяющее и медитативное, как в неторопливом движении невидимых морских потоков. Столь же чудесное и неощутимое. Настолько, что пальцы, прежде не могущие удержать даже ложку, двигались почти с идеальной точностью и теплотой.

Закончив, мальчик вернулся к кровати и сел перед ней на колени, как того требовали его обычаи.

– Я мало что помню, – тихим шёпотом заговорил он, всё ещё боясь ненароком разбудить мужчину. – Но пока вы рядом, я смогу вернуть воспоминания, ведь свет, что потерян в бездне, может вывести из неё... Моя родина – остров Хертц, что находится в архипелаге Фельбертского моря. Я жил в племени обычных людей. Хуманов, как принято говорить на вашем языке. Для них я был символом их веры. Символом... надежды, быть может? Благодаря им я переродился. С ними я рос. Они научили меня всему, в том числе этому маленькому обряду. Он означает – верность. Всегда, что бы ни случилось, человек, подаривший другому свою верность, должен позаботиться в первую очередь о том, кому преподнёс сей дар.

Речь текла прозрачным ручейком, не встречая на своём пути привычных препятствий. Так бывает всегда, если внутри – покой. Это место окутывало его невидимой гармонией и умиротворением. Слова, будто заклинание, начертанное под внезапным порывом, складывались в устах сами собой и звучали так, как должны были звучать.

Лани чуть улыбнулся, моргнув, своим ощущениям. Взмахом ресниц отогнал прошлое, оставляя его где-то по ту сторону звёздного неба, своей памяти и Плачетника. Вздохнул, возвращая лицу прежнюю серьёзность. И неторопливо приподнялся на коленях, чтобы вытянуть на сложенных ладонях бумажную фигурку в руках.

– Я хочу, чтобы у вас тоже кто-то был. Кто-то, кто будет на вашей стороне всегда и, не задумываясь, пожертвует ради вас своей жизнью. Не потому что должен, а потому что сам так решил. Если... – Лани на миг опустил оробевший взгляд, – если позволите, этим человеком буду я.

Разомкнув ладони, Лани выдохнул, спешно убрал руки и вцепился пальцами в край постели, ребячески сложив на неё подбородок. От его былой церемониальности не осталось и следа, а вместо неё – открытая, пусть и немного смущённая детская улыбка.

– Моё второе имя – это Кохола. А Кохола значит...

Фигурка, лишившись опоры, плавно опустилась на простынь, где прежде спал Лани, чуть покачнувшись. И, вздрогнув от порывистого мальчишеского дыхания, на бок завалился аккуратно сложенный –

бумажный синий кит.

– Скажите, а лошади правда кусаются? – вдруг спросил Лани, скосив глаза на свою поделку, и смешно наморщил нос. – Я думал, они не едят людей...

[Цзин Бэйюань]

Бэйюань не спал, когда мальчик наконец уснул и его дыхание стало ровным, он потеплее укрыл его пледом и сам откинувшись на подушки закрыл глаза. Мерное чириканье птиц ща окном убаюкивало, но князь никогда не погружался в глубокий сон. Часть его сознания бодрствовала. Хотя все слуги в поместье считали своего господина ленивым, любящим поспать где бы не приходилось, и что он походил на кота, но на самом желе, Бэйюань всегда лишь дремал, высвобождая часть своего разума в окружении он всегда сладил за пространством вокруг. Это был особый навык ментальной магии. И вовсе не потому что Бэйюань не мог отдохнуть даже в собственном поместье, просто так он тренировал и ментальную магию и свое тело. Это помогло делать сон очень чутким, и в опасной обстановки позволяло отдыхать, но в тоже время всегда оставаться начеку.
Когда Лани зашевелился и проснулся, молодой эон это почувствовал, но не стал открывать глаза, ему было любопытно что будет делать этот малыш, а еще он хотел, чтобы мальчик начал осваиваться в поместье. Некоторое время ребенок просто смотрел на него. Бэйюань при помощи ментальной магии мог видеть то, что происходит в комнате. И похоже он стал чуток посмелее, что не могло не радовать. Лани спустился с кровати и тихо прошел к окну, князь продолжал наблюдать за ним. Затем он уселся посреди комнаты стал что то творить с помощью магии. Бэйюань медленно открыл глаза и наблюдал за ним. А мальчик все таки талантливый, князь не ошибся. В таком юном возрасте уже может применять материализующую магию. Даже самому Бэйюаню эта магия долгое время не давалась. Но у Лани похоже была к ней предрасположенность. Мальчик сотворил лист бумаги и лист вышел качественным, это сразу понятно, когда ребенок стал складывать фигурку. Если бы материал вышел не качественны, то на сгибах порвался бы или даже рассыпался бы, но у малыша вышел самый настоящий лист бумаги. Не плохо.
Князь улыбнулся, похоже стоит тренировать ребенка в первую очередь в этом направлении. Нужно будет потом узнать в како магии Лани еще силен. А малыш между тем сложил фигурку и подошел к кровати. Бэйюань чуть приподнялся, полусидя и слушая его слова. Ну что за очаровательный ребенок. Бэйюань всего то проявил к нему немного заботы, которая должна быть у каждого ребенка, а этот невинны малыш уже клянется в верности. Да еще и такие слова говорит. Бэйюань невольно окунулся в прошлое, когда мальчик с такими же синими глазами, но яркими словно два факела горячо говорил похожие слова.
"Учитель! Чтобы не случилось я всегда буду на вашей стороне! Я без колебания отдам жизнь за вас!"
Бэйюань вздохнул и поднял упавшую фигурку синего кита, рассматривая ее. Дети такие наивные и невинные, разве заслуживает он, чтобы два чудесных ребенка приносили такие клятвы и обещания? Он еще тот коварный хитрец, пускай князь никогда не обижал слабых, всегда заботился о своем народе и своей Империи, но ради достижения целей, он не гнушался использовать грязные трюки и уловки. Он был избалован и капризен, у него был тяжелый, властный характер, не разочаруется ли этот нежный малыш в будущем, когда получше узнает князя?
Молодой эон положил руку на спутанные волосы мальчика и погладил их.
- Лани, что если я окажусь не таким хорошим человеком, как ты думаешь? Ты все равно захочешь остаться на моей стороне? Взрослые люди очень хитрые и коварные, им сложно сохранить детскую чистоту и невинность, потому что мир жесток и людям приходится приспосабливается к жестокостям и трудностям этого мира. Знаешь, когда то я был таким же как ты, светлым и невинным, пока однажды в академии моих сокурсников, которых я считал друзьями не подкупили, им дали денег, чтобы они заманили меня в опасную ситуацию. Я смог выжить, только потом я узнал, что за этим стояли мои друзья, с которыми я общался и делился всем пока учился. Когда я узнал об этом, то моя наивность и чистота исчезли. Я понял, что очень сложно найти в этом мире тех, кто действительно заслуживает доверие. Не доверяй так просто другим людям, Лани. Чтобы тебе не смогли причинить боль. Лучше порой обидеть честного человека и потом извинится перед ним, чем внезапно подучить удар в спину от того, кому доверился.
Князь замолчал, возможно сейчас Лани сложно будет все это понять. Он жил в уединении, как сам сказал, а тот народ, который жил рядом с ним, видимо был честным и хорошим, они не знали что такое коварство и подлость, поэтому и мальчик не знал. Но Бэйюань просто хотел защитить малыша от боли предательства в будущем, если вдруг он доверится не тому человеку. Он хотел сохранить эту чистую душу и этот невинный свет в его сердце.
Бэйюань сел и подняв мальчика усадил рядом с собой, подняв фигурку он улыбнулся.
- Но мне ты можешь доверять. Я никогда не причиню тебе боль. Я могу проявить строгость и даже наказать, но я никогда не сделаю это, чтобы обидеть тебя. Но обещай мне, что не будешь рисковать свое жизнь ради меня, хорошо? Твоя жизнь самое драгоценное что у тебя есть в этом мире. И ты должен беречь эту драгоценность. Если с тобой что то случится по моей вине или из за меня, то мне будет очень больно и грустно. Лучше пообещай мне что в будущем, чтобы не случилось ты будешь жить ради меня. И пусть этот маленький китенок Кохола, будет свидетелем этой клятвы. Живи, смерть никому не принесет счастья, поэтому обязательно живи, хорошо?
Бэйюань погладил мальчика по волосам, а затем спрятал фигурку в ящик над изголовьем кровати. Там было несколько маленьких ящиков. В одной лежали бухгалтерские книги, в другой стояли фигурки обереги, в третьем лежали какие то лекарства. Бэйюань положил фигурку кита в один из скрытых шкафчиков, надежно спрятав его. Затем он взял гребень со столика у кровати и принялся расчесывать волосы Лани. Услышав вопрос он рассмеялся.
- Конечно лошади не едят людей, просто есть озорные лови, которые кусаются, маленькие котята тоже кусаются, когда играют. Не бойся, тебе понравятся лошади. Конечно они не такие гладкие как дельфины, но такие же быстрые, - молодой эон улыбнулся - Ты похоже многое вспомнил, после того как отдохнул, думаю со временем память полностью к тебе вернется. Ох, к сожалению я не слишком силен в географии, но я могу попросить людей отыскать этот остров, если хочешь.  Похоже то племя, где ты жил было близким тебе. Если захочешь, мы можем отправится туда в будущем, - князь собрал волосы мальчика в высокий хвост и связал синей лентой в тон цвета глаз ребенка - Ну что хочешь пойти посмотреть на лошадей? Только давай сперва оденем тебе обувь, хотя в конюшне убираются, да и в поместье на дорожках чисто, но порой могут попасться острые камушки, о которые легко поранится.
Князь поднялся и подойдя к двери велел слугам принести обувь для ребенка. Спустя некоторое время он забрал пару полусапожек у слуги и вернулся к ребенку. Опустившись рядом с ним молодой эон сперва приложил подошву к ступне Лани, чтобы убедится, что сапожки подойдут ребенку и только после этого надел. Полусапожки были бежевого цвета из мягкой кожи, она плотно обвивала ногу, поэтому не могла натереть мозоль. Материал был мягким и приятным на ощупь. Сами сапожки были легкими и почти не ощущались на ноге.
- Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя, - Бэйюань оправил одежду ребенка рассматривая его - Ну что за красивы ребенок. Ох, боюсь в будущем когда ты подрастешь, от поклонников отбоя не будет. Тако милашка.
Князь легонько потрепал щечку Лани. И правда, стоило этого мальчика отмыть и одеть нормально, как сразу видно что ребенок очень очаровательный. Вот только худенький из за недоедания. Но это не проблема, под надзором князя Лани быстро наберет нужный для его возраста вес. А еще стоило оформить документы на малыша. Отправить в министерство по несовершеннолетних запрос об опекунстве и заодно внести Лани в реестр жителей Империи Торис. Но поскольку князь был влиятельной личностью, а так же членом императорской семьи подобное не создаст проблем.
- Ну что пойдем? - князь поднялся и протянул ладонь ребенку с улыбкой.

[Лани Кохола]

«Лошади не едят людей. Людей едят... люди?»

Вновь уйдя в себя, Лани робко вложил тощие пальцы в протянутую ладонь, успокоенно хватаясь за её тепло, растворяясь в уверенной мягкости и доверяя вести его к неведомому. Лошади играют и кусаются как котята. Котята ему нравились. Люди нравились тоже, но мальчику было больно от того, какими они могут быть жестокими. Он знал это по себе, по пропитанному стонами и хрипом трюму Плачетника, по истории князя теперь – и не мог принять её, не содрогнувшись. Неужели те существа могли поступить так ужасно со столь прекрасным человеком? Быть может, им тоже делали больно, как предполагал Лани, вспоминая державших его в плену людей. Быть может, у этих была иная причина. И быть может, это всё совсем не оправдывает их, как сказал прежде спасший его человек, но мальчик не хотел, не мог думать о том, что они... плохие.

«Доверие нужно... заслужить?»

Можно ли назвать море коварным за то, что оно топит корабли? Можно ли считать жестоким дикого дархата, когда он убивает невинных? И можно ли доверить себя тому, кого не знаешь совсем, кто этого даже не заслужил? Ведь люди племени именно так и поступили. Так поступил сам Лани перед тем, как очутился на корабле. Он не думал, что те люди плохие.

Он вообще не хотел думать о них.

Ни о ком, кроме.

– Вы правы, – тихо прошелестел ребёнок, чуть крепче сжимая подставленные пальцы, и тут же резко замотал головой с едва ощутимым ожесточением. Зажмурился. – Остров... не нужно.

Объяснять ничего не стал. Не смог. Мальчик и сам пока ещё не понимал до конца, но, наверное, если в том племени сжигали фигурки, значит, путь обратно отрезан? Он даже не помнил тех, кто должен был их жечь.

Теперь у него есть эта рука. Красивая лента в волосах. Чёрно-белый котёнок. И тот, кому он клялся в верности, но поклялся жить. Даже если мир хитёр, коварен и несправедлив, Лани сделает всё, о чём его просили и ещё попросят. Он будет послушным. Он будет верить каждому слову. Потому что он так хочет. Потому что так хочет... Он.

А лошади... они были красивыми.

Поначалу мальчик напугано жался за надёжно укрывающей спиной, цепляясь свободной рукой за струящиеся сквозь пальцы одежды. Лошади были большими и грозились затоптать, но на самом деле просто застоялись на месте и радовались присутствию князя, как не мог радоваться сам Лани.

– Они... ваши поклонники? – робко поинтересовался ребёнок, вспомнив, что сказал мужчина, когда касался его щеки, зная значение этого слова, но не понимая в полной мере, что оно должно означать для него.

Постояв с несколько тяжёлых ударов копыт и едва слышимых, но так гулко отдающихся в ушах – собственного сердца, мальчик осмелел настолько, чтобы потихоньку выглянуть из своего укрытия и осторожно приблизиться к нависшей над ним длинной вытянутой морде.

Доверять людям... он и не хочет. «Я хочу доверять только вам». Но животные – они ведь другие, верно? Им нет нужды верить, их нужно знать, чувствовать... Понимать. Так с ним общались, когда сам он был не-человеком: плавники вместо рук, вместо ног – гибкий и очень мощный хвост, а взамен осознания – многомерные, сотканные из тысячи ниточек ощущения. Потяни за нужную, и ужасное чудовище обратится в смирное создание, способное слышать и понимать. За все семьдесят две тёплых воды, что он провёл в том облике, лишь единственный раз кому-то удалось осуществить подобное. Лишь один человек смог воззвать к левиафану. Кажется, именно тогда он...

Лошадь сама ткнулась мордой в раскрывшуюся подобно утреннему цветку ладонь. Пальцы дрогнули и сжались, застыло всё тело, но лишь на миг. Мальчик удивлённо пискнул и вдруг издал несмелый смешок, а затем ещё один: большие мясистые губы зверя мягко щупали его кисть в поисках угощения, попеременно обхватывая пальцы, ноздри обдавали теплом с ароматом сена. Лани улыбался.

– Жеребёнок – это маленькая лошадь, – прошептал мальчик под нос, будто бы самому себе, а после поднял широко раскрытые в искреннем любопытстве глаза на мужчину: – Он такой же хороший? У них есть имена? Я могу их чем-нибудь угостить?

[Цзин Бэйюань]

Князь повел ребенка в конюшню, для этого пришлось пройти через все поместье, поскольку конюшня была в передней части внешнего двора, в то время как они находились во внутреннем дворе. Хотя поместья князя с непривычки казалось большим, на самом деле оно было среднем по размеру. Когда то его предки построили это поместье и с тех пор оно пости не менялось. Менялись деревья или иные растения, менялся цвет построек, но в целом планировка не менялась.
Пока они шли, Бэйюань рассказывал где что находится. Где располагались сады, где тренировочная площадка, где находится библиотека. Он надеялся что Лани так быстрее освоится. Тогда он сможет самостоятельно гулять по поместью, не боясь заблудится.
- Если ты не хочешь на остров, ничего страшного. Рядом есть море и ты всегда сможешь ходить к нему, - князь улыбнулся провел рукой по мягким волосам мальчика. Он бы мог сказать что если не хочешь на остров, то я могу купить другой остов для тебя, но побоялся, что ребенок не так его поймет. Князь всего лишь желал, чтобы Лани чувствовал себя комфортно и в безопасности, чтобы события что ему пришлось пережить и весь этот кошмар остались позади и больше не мучали его. Все же он ребенок и должен улыбаться и радоваться иногда шалить и озорничать. Но прямо сейчас Лани выглядел как взрослый с этим взглядом в котором так и читалось, что он уже успел познать все ужасы мира. Если бы не его простота и наивность, то можно было бы подумать, что в этом ребенке разум взрослого человека. А впрочем, если вспомнить того же Бэйюаня в юности, то он был таким же. Слишком взрослым и рассудительным для ребенка. Поэтому князь на собственном примере знал, что взрослым тяжело и не очень комфортно, когда ребенок ведет себя как равный им. Но как раз благодаря этому опыту, князь лучше всего подходил для воспитания Лани.
Конюшня была не большой в ней было не больше десятка лошадей. Едва они шагнули внутрь, как в нос ударил приятный запах сена и свежескошенной травы, который бодрил и в тоже время расслаблял. Конюшню убирали два раза в день, поэтому навозом не пахло, а на полу было  чисто и лишь в стоял лежало сено, в кормушках была свежая трава, а в поилки чистая вода. Очевидно что за лошадями ухаживали очень хорошо, они были здоровые и энергичные. Каждую неделю всех лошадей осматривал целитель, потому что князь заботился не только о нормальном содержании скакнув, но и об их здоровье. Услышав вопрос Лани, молодой эон удивленно поднял брови, а затем рассмеялся. Его смех подобно веселому переливу серебряных колокольчиков пролетел по конюшне.
- Не совсем, они мои подопечные, я их хозяин. А поклонники, ими могут быть только люди, которые в тебя влюблены. Когда ты подрастешь немного, то поймешь о чем я, - Бэйюань все еще смеясь, подвел Лани к одной из лошадей. Это был черный конь с белым пятном на лбу в виде капли. Все лошади князя были породистыми скакунами. Молодой эон не мешал ребенку знакомится с этими обителями поместья. Он отступил чуть в сторону наблюдая и не сдерживая улыбки на прекрасном лице. Как он и думал лошади понравились мальчику. Это очевидно, все дети любят животных и им проще забыть плохое именно в компании зверей. Потому что звери быстрее вызывали доверие, чем люди.
Князь улыбнулся еще больше, когда ребенок тоже заулыбался и засмеялся.
- Конечного у каждого из них есть свои имена, они ведь тоже живые, - князь взял толстый кусочек сочного яблока у конюха, что стоял немного в стороне. Шагнув к Лани, Бэйюань наклонился, а после положил ему на ладошку кусочек яблока, показывая как нужно дать лакомство, чтобы лошадь не прихватила пальцы.
- Этого крепыша зовут Сяо Хэй. Это мой личный конь.
Конь учуяв яблоко, тут же схватил его и с хрустом быстрот прожевал. Затем он принялся обнюхивать волосы Лани, взъерошив их. Сяо Хэй был очень умным. Он не боялся других диких зверей, мог сам обходить ловушки, у него была отличная выносливость, а еще он различал людей. Например сейчас конь знал что перед ним ребенок, поэтому не игнорировал его, а изучал. Фыркнув на Лани горячим воздухом из ноздрей  Сяо Хэй нетерпеливо забил копытом. Увидев хозяина, он решил, что князь выведет его погулять.
Бэйюань потрепал черную гриву коня, смеясь.
- Оседлайте его, чуть позже мы покатаемся, - распорядился Бэйюань и повел ребенка к жеребенку. Жеребенок хоть и родился не давно, но был таким резвым, что не стоял на месте как остальные взрослые лошади. Он бегал по стойлу, прыгал забавляясь и играя. Едва стоило приблизится к стойлу как он тут же подбежал и уставился на Лани своими большими круглыми глазами. Этот жеребенок был интересного нежно-рыжего цвета, чем то напоминающего цвет морского песка. Жеребенок просунул свою мордочку между в отверстие, которое специально вырезали чуть ниже, чтобы любопытный детеныш мог смотреть что происходит в конюшне, и принялся нюхать Лани. А затем и вовсе лизать его щеку, словно пес. Князь снова рассмеялся.
- Похоже ты ему понравился. Лани, если хочешь этот жеребенок будет твоим. Когда жеребенок растет вместе с будущим хозяином, то он остается верным только ему. У этого малыша еще нет имени и мы пока зовем его Персик. Если хочешь можешь потом дать ему имя. Он очень озорной и не даст тебе скучать, - князь вновь положил дольку яблока на ладонь Лани, чтобы тот покормил малыша - Ты можешь в любое время приходить поиграть с ним. А пока хочешь прокатится на Сяо Хэе? Не бойся, я поеду вместе с тобой, поэтому ты не упадешь.
Бэйюань улыбнулся, он видел, что мальчику очень понравились лошади, как и вообще животные. В этом мире не было лучшей психологической терапии чем общение с зверятами. Когда в юности его учитель точно так же подкупил и самого князя создав ему маленького дракончика. К сожалению у самого князя дракончиков не было, зато были лошади, кошки, маленькие рыбки в пруду, иногда в поместье забегали ежики. Так что у Лани определенно появятся много друзей здесь.