[Аврелия]

- Хорошо. А то мне на мгновение показалось, что тебя подменили, — несколько даже иронично хмыкнула Аврелия касательно ремарки насчёт погибших. Кто знает, вдруг все слухи, которые разносятся о Камальдулле, на самом деле неверны прямо-таки до противоположности, и самая яркая её черта характера — это именно сострадание? Ах, если бы. Демиургам вообще порой очень мало до сострадания до тех, кого они считают недостойными... И в этом Аврелия находила понимание в её персоне. В её персоне, недавно столь недостижимой, а ныне стоящей так близко, неизменной, своей, прямо-таки едва ли не родной. Слова касаемо хрупкости и слабости казались абсолютно пустыми, словно бы сказанными себе в оправдание: эонка более чем знала, что верь эта возвышенная леди сама в эти слова, она бы даже не приблизилась к Аврелии, предпочитая работать со столь обычным кадром через своих подданных. Их время слишком ценно, чтобы тратить их на сиюминутные увлечения... Их время оценивается миллионами в час, а сейчас она тратит его на то, чтобы просто побыть с Аврелией наедине.

⠀⠀Не будь у эонки чего-то у самой где-то там глубоко в грудной клетке, вероятно, она бы тоже общалась с Камаль по крайней мере настороженно. Вот только сейчас, когда они вместе шагнули в портал, оказываясь где-то на вершине небоскрёба ночного города под защитным куполом, всё это улетело словно бы с одним порывом прохладного ночного ветра. Где они теперь находятся? Аврелия не знала, да и ей было очень сложно концентрироваться на реальности в такие моменты. Всё как будто бы расплывалось, взор как будто бы застилал туман, тревоги и печали отошли куда-то на второй план, давая наконец-то возможность немножечко расслабиться, прямо-таки оседая в сильных и цепких руках демиурга. Но лишь на пару мгновений, на пару горячих мгновений, когда они в первый раз за столь долгие мгновения коснулись друг друга своими губами, причём от неожиданности Аврелия даже на секунду замешкалась, после чего, впрочем, прикрыла глаза и сделала неглубокий выдох, заметив, что она инстинктивно даже задержала своё дыхание, пока что обжигающе горячий воздух первородной как будто бы ласкал её нежную кожу, согревая и успокаивая, успокаивая даже несмотря на угрожающе-обожающий тон слов.
- О нет, я знаю, что делаю. Постой, не торопись, — но всё-таки, сколь бы ни горел огонёк желания в глазах Камальдуллы, Аврелия по-прежнему оставалась собой, со своими слабостями и внутренними переживаниями. Всё это было для неё слишком непривычно, даже нагоняло в каком-то смысле лёгкий страх, пускай она и знала, что всё это было лишь отголоском пережитого когда-то давным-давно ужаса, что и сформировал её характер таким, какая она есть, закалил и по сути сделал её настоящей машиной смерти, вывел её на такие вершины, выше которых и впрямь лишь облака и пустота, но незыблемым отпечатком остался в её сердце. На вершины, на которых смерть тысяч разумных по твоей воле уже совсем не кажется катастрофой, а даже в каком-то смысле раскрепощает.
- Слишком нечасто меня держат в искренних объятьях. За последние сто лет этого ни случалось ни разу... а может быть даже и за всю мою жизнь, — прошептала Аврелия. Она и впрямь не собиралась сопротивляться, разместившись на сверкающей пентаграмме на крыше здания. Кажется, если бы даже здесь и было холодно, все эти чувства мгновенно бы меркли и терялись, ведь её восхитительная спутница — а, может быть, пора уже начать говорить «избранница»? — наконец-то явила себя во всей красе, неудержимой и невероятно разрушительной, именно такой, какой и представлялся её идеал. В её глазах пылало пламя страсти, медленно перекидываясь и в глаза Аврелии за это совсем-совсем коротенькое время, заставляя её как будто бы разгораться изнутри. Может быть, эти коротенькие объятья могли бы и продлиться немножечко подольше, ведь держать свои руки, будь то на её спине, будь то касаться её идеально выточенной талии или положить их на её ягодицы, всё это заставляло сражаться в Аврелии два противоречивых чувства — эту внезапно накатившую умиротворённость и одновременно с нею — необузданную страсть.

⠀⠀И, конечно же, рано или поздно второе пересилит первое. Как же тут сопротивляться, когда столь приятные нежные пепельные волосы так нежно щекочут твоё лицо, ниспадая на тебя и словно бы переплетаясь с твоими собственными розовыми локонами, когда встреча глазами как будто бы высекает искры, а касания пальцев вызывают коротенькие электрические разряды, проходящие по всему телу с головы до пят. Аврелия провела рукой по её талии, немножечко приподнимаясь и вновь касаясь её губ своими, на этот раз уже отдавая себя нахлынувшим эмоциям целиком, левой рукой проходясь по её затылку, пропуская сквозь свои пальчики её шелковистые локоны...
- Раз уж в Ад, так давай сделаем это вместе, — словно бы накаляющаяся магма, готовая вырваться в любой момент из глубин её груди, распирала её изнутри, прямо-таки заставляла уже её открываться полностью, отдавая себя без остатка не мимолётному желанию, а как будто бы сильному порыву самой судьбы. В одежде становилось слишком жарко, так что артефактная ткань начала трансформироваться, прямо-таки растекаться на ней, обращаясь аморфной чёрной жидкой субстанцией, формируя сначала длинные вырезы, а потом и вообще оставляя лишь несколько полосок, что уже с трудом могли прикрыть её самые деликатные места, заодно формируя длинные чёрные перчатки почти что по плечо, и высокие сверкающие чулки в паре с высокими каблучками, и даже хвостик, которым она быстро обвила Камиллу за ногу. Здесь её инстинкты точно и однозначно подсказывали, что Кама хочет видеть её исключительно родную форму без примесей промагии, но это не означало, что при помощи артефакта нельзя было немножечко преобразиться внешне, а уж учитывая, что артефакт целиком был связан с её нервной системой, она чувствовала каждое касание кончика хвостика в виде сердечка как будто бы своей собственной кожей. Да что уж там — раз уж они слились воедино в порыве неудержимого желания, никто не запрещал делать и дальнейшую трансформацию в виде чёрных искусственных крыльев или даже «игрушки» подходящего размера, ибо почему-то ей казалось, что пальчики или «игра в ножницы» их однозначно не удовлетворят, оставляя лишь раздражение и неудовлетворение, а чего-то более необычное казалось прямо-таки каким-то кощунством в отношении Первородной...

[Камальдулла]

Шёлк её кожи и чуть приоткрытые в учащённом дыхании губы, открытый, горящий страстью взгляд ...

Аврелия всем своим существом вызывала внутри Камальдуллы почти экзальтирующее безумие, если на демиургов и действует некий мистический наркотик, то Камальдулла нашла свой. Желание обладать, защитить, проникнуть в каждую клеточку этого восхитительного тела, отгородить от всего мира — противоестественные желания смешались в боге, сплавились в единую массу и затвердели. Теперь не разрушить. С великой страстью (которая скрывала за собой любовь) приходит и великий страх. Страх потери. И первые его ниточки уже проникли в душу, оставшись незамеченными за сладостным желанием, что напрочь растворяло мысли и буквально сводило с ума.

— Ты потрясающе противоречива, — прошептала в горячие губы Кама, но не стала продолжать эту мысль. Она знала, что сейчас не стоит говорить лишних слов. Аврелия, как и сама богиня, оказалась в роковой петле, из которой ни одно живое существо не захочет выбираться по своей воле. Разница лишь в том, что Камальдулла там впервые, а эонка нет. Уже однажды обжёгшись, трудно кидаться в омут с головой. И, тем не менее, она летит на пламя, что так жаждет её поглотить. И уберечь. Одновременно. 

— Ты самая красивая смертная, которую я когда-либо видела за четыре тысячи лет своего существования... — её голос звучит бархатисто, мягко, но трудно сказать, кому он принадлежит: женщине или мужчине. 

Аврелия и правда кажется Камилле невероятной, особенно в этих чулочках и с хвостиком, что обвивает божественную ногу. Камальдулла уже нависает сверху, ее ладони, сильные и горячие, ласкают обнаженные участки кожи, пробираются под черные ленты, пальчики нежно сжимают сосок, поигрывая с чувствительной горошиной. Она усаживается сверху и бесстыдно покрывает шею и грудь Аврелии жаркими поцелуями. Язык вычерчивает на коже замысловатые узоры, и каждое его касание порождает приятный электрический импульс, расходящийся резонансом по всему телу. 

Кожа богини излучает лёгкое серебристое свечение, Камальдуллу заполняет чувство давно утраченного счастья, ей хочется принять первородную форму — квазаровое облако чистой энергии космических масштабов, и она радуется, что не способна этого сделать. Иначе Аврелию развоплотит раньше, чем их губы соприкоснутся повторно. 

Наконец, ее язык завладевает столь желанным ртом, и с губ женщины срывается стон. Аврелия нежная и упругая, восхитительная под её руками. Кама прижимает ее ближе, — убери это... — жарко шепчет, намекая на прикрытую артефактом кожу, — хочу ощутить тебя настоящую... 

Их тела сплетаются, от прикосновений Камальдуллы под кожей разливается приятное тепло. Оно проникает глубже, заполняя собой каждую клеточку, дофаминовым водопадом обрушивается на разум, словно пробивая инцефалический барьер. Губы богини где-то в районе ключиц, она прижимается своими бедрами к бедрам Аврелии и чувствует ее желание. Камальдулла хочет заполнить ее, не важно как, в идеале до самого основания, оказаться внутри и слиться абсолютно, до последней клетки, но сдерживает себя. Ее контуры немного размазывает в пространстве, но лишь на секунду. Усилием воли богиня «запечатывает» себя обратно в человеческое тело.

— Я знаю, что в прошлом тебе сделали очень больно, — произносит она, — и ты чуть не погибла, — удивительно, но демиург неожиданно для себя поняла, что боится... сделать что-то не так... нечто такое, способное уничтожить в душе Аврелии только-только формирующееся чувство привязанности. Но вместе с тем она понимала, что не удовлетворится игрой смертных самок, а пихать в свое тело игрушки..? Вы это серьезно? Камальдулла — богиня и все эти вошканья смертных кажутся ей смешными, она не испытывала похоти как таковой, она желала именно Аврелию. Не удовольствия. Не оргазма от стимуляции. Она больше всего на свете сейчас хотела эту маленькую смертную. Разве удовлетворит древнее бессмертное существо пара резиновых шариков и объект фаллической формы? В своем теле вряд ли, едва ли Камальдуле есть особая разница, проткнут ли этот набор клеток мечом или еще чем. Бессмысленно. Разве что ей принесет наслождение доставлять его Аврелии. И ощущать ее эмоции. Впитывать их, сцеловывать с губ, ощущать в дыхании. Секс как таковой не интересовал богиню.

— ...я не хочу, причинить тебе боль... — произнесла она, мешая слова с поцелуем, и словно проникая под кожу серебристыми нитями, что составляли ее природную основу. 

За спиной раскрылись крылья, Аврелия их уже видела: два белых крыла, они закрыли собой пол неба. Длинные волосы Камальдуллы жемчужными волнами ниспадали на плечи, полные груди и узкую талию, кажущуюся хрупкой на фоне монументального города с его неоновыми огнями. Блики звезд и космических спутников отражались на её нечеловеческой коже, словно сама богиня была соткана из драгоценного камня. 

Качнула бедрами, взгляд её золотых глаз с жадностью приник к лицу эонки, зрачки расширены, губы приоткрыты. Пальцы скользят по телу любовницы, находя самые чувствительные точки, серебряный свет повторяет эти движения, оставаясь на месте касаний и проникая внутрь. Не магия, просто часть сущности. Камальдулла целует живот Аврелии, ладонью накрывая ее чувствительное местечко между ног. Пальчиками скользя глубже и нежно лаская чувствительную кожу. 

Разводит ножки Аврелии, заставляя себя обхватить и ложится на нее сверху так, что их груди плотно соприкасаются. Она ощущает кожей женские вершинки на своей груди и это чувство кажется ей невероятным, сладким. С трудом Камальдулла сдерживается, чтобы не взять Аврелию так, как это принято у смертных. 

Но нет. Вместо этого она прижимается к ее горячему лону, продолжая руками ласкать податливое тело, поцелуями терзать губы и нежную кожу шеи. Серебряный свет окутывает их полностью, он стелется потоками и скручивающимися спиралями, сладкой пульсацией ласкает клитор, мягко обвивает ладони и уже не понять, где заканчивается тело богини и начинается ее предложение в виде серебряного сияния.

[Аврелия]

⠀⠀И всё-таки до чего же редки в её жизни стали моменты настоящего, неподдельного счастья. Ещё на первой их случайной, неожиданной для Аврелии встрече где-то в глубине души всё как-то ненароком сжалось. Ещё там, на балу, когда они вдвоем зашлись в неподражаемом танце, ещё тогда у неё трепетали противоречивые мысли о том, что, как бы оно ни развернулось бы, но её миссия превыше всего, но при этом как бы ей тогда хотелось бы, чтобы Камаль оказалась не по другую сторону баррикад и чтобы они смогла побыть с ней хотя бы немного подольше, ощутить на себе пускай даже лишь её короткий взгляд. Большее? Ах, на такое она тогда даже и не рассчитывала, прекрасно зная, что до бесконечно далёких звёзд рукой не дотянуться. Никогда не дотянуться, а уж тем более никогда не сблизиться. Но она и в самых своих смелых мечтаниях не могла подумать, что для кого-то сама может стать такой же недоступной, желанной и вожделенной далёкой звездой. Для кого-то по-настоящему дорогого и ценного, и неважно, что для этого даже потребовалось две сотни лет! Аврелия была готова идти вперёд ещё хоть сотни лет, теряя по дороге друзей, доводя себя до изнеможения, но продолжая свой путь в гордом одиночестве, ибо лучше так, чем делить свою кровать с кем-то посторонним, чужим, ибо это уже один раз перевернуло её жизнь с ног на голову, чуть было не утащив за собой. И нет, дело не касалось страсти: Аврелия всегда разделяла красоту внешнюю и внутреннюю. Найти себе смазливую куклу на ночь для неё с её возможностями можно было по щелчку пальцев, но при этом никто из них никогда не даст тебе и мельчайшую долю того, что может подарить обыкновенная искренность.

⠀⠀И это давным-давно забытое чувство защищённости и заботы.
- А ты самая красивая из всех, кого я видела за всю свою жизнь...

Для отображения содержимого необходимо:

• - оставить пометку «Нравится» под постом.

[Камальдулла]

— Но мне бы хотелось... починить... скажи, что для этого нужно? Я уничтожу тот город, в котором тебя сломали... — произнесла она в самые губы, чувствуя горячее дыхание на своих. Оно наполняло Камальдуллу изнутри, удовольствием распирая мембраны её сущности. Дыхание было ни чем иным, как концентратом эмоций, самой жизни Аврелии, её «души», что билась под белоснежной шелковистой кожей.

Демиург прекрасно знала все особенности своей смертной оболочки. И в силу крайне низкого интереса к плоцким играм со смертными (в отличие от многих своих сородичей), она и вправду боялась сломать свою любовницу. Исключительно по причине отсутствия богатого опыта. Первые минуты ей казалось, что неосторожное движение, излишне сильное сжатие пальцев и она услышит болезненный вскрик или... треск костей. Камальдулла старалась себя сдерживать, будто бы забыв, что перед ней не простая смертная, а высокоранговая магесса, сама способная сломать кого угодно.

— Если бы это было стеснение... — мягко улыбнулась богиня, — мы бы уже давно самозабвенно... хм... любили друг друга, — похоже, она не хотела обращать грязными словечками их первый раз, — но... то что я испытываю, называется страхом, — она провела свободной рукой по груди Аврелии, сжав пальчиками сосок и поцеловав ту в шею, — я боюсь сорваться, и остановить меня будет очень сложно... с каждой секундой я всё сильнее теряю контроль... — призналась она, сжимая ягодицу возлюбленной и прижимая ближе. В радужках Камаль вспыхивали золотистые искры, многие из них походили на язычки пламени.

Эмоции Аврелии, её чувствительность словно завладели Камальдуллой, окунули её в горящую бездну желания, которому невозможно было сопротивляться. И невозможно, и не хотелось. Взгляд богини затянула дымка, зрачки расширились, заполнив пространство радужки и теперь глаза напоминали горящую бездну. Их тела сплелись окончательно, Камальдулла сильно сжала бёдра Аврелии, заполнив её. И энергией. И собой. Во всех смыслах. Буквально оказавшись под кожей.

Горячая пульсация захватила тело, словно солнце билось внутри, щедро расплескивая лучи удовольствия. Камальдулла забыла на несколько часов всё: кто она, кем является для мира, какие цели преследует. Собственное имя. Всё ее сознание сосредоточилась на единственной девушке с волосами закатной зари... девушке, столь сладкой и желанной, что отпустить её было просто выше сил божественного существа.

Её губы и руки исследовали каждый участок тела любовницы, не оставив без внимания и сантиметра. Казалось, она хочет поглатить её целиком, без остатка, но вместо этого лишь сильнее становятся толчки, глубже проникает и в тело, и в сущность возлюбленной. И наполняет себя ею. Камальдулле хочется больше, хочется чувствовать её везде, словно голод, терзавший её разум тысячи лет назад вернулся и возрос востократ. Она кричит от удовольствия, оглушённая и эмоциями Аврелии, и своими собственными, накрывшими её словно цунами.

Желание раздирает её изнутри, и она боится... боится, что потеряет счёт времени, боится, что Аврелии больно, хотя демиурги непревзойдённо умеют отличать эмоции друг от друга, потому что пьют их напрямую, они делают выводы по внешним проявлениям. Камальдулла чувствует себя оглушённый удовольствием и счастьем, а потому подсознательно не исключает того, что все её божественные «примочки» сейчас обманывают её. Показывают то, что она хочет видеть. Она хочет видеть Аврелию в своих объятиях, она хочет чтобы Аврелия кричала от удовольствия, чтобы выкрикивала её имя, чтобы царапала ногтями спину до крови. Она хочет навсегда отпечататься в её памяти, в её сущности... она хочет её присвоить. Навсегда. И она убьёт любого, кто попробует её отнять. Пусть это будет сам Энтропий, или Культ Чернобога в полном составе из десятков легионов.

И она не может отпустить её сейчас. Аврелия, возможно ощущает, что порой Камальдулла излишне придавливает её к поверхности магической печати, не позволяет далеко отстраняться, словно боясь, что та совершит побег. А если Аврелия попробует, то, пожалуй, ощутит на себе ту силу, с которой крайне сложно совладать, если ты уступаешь своему любовнику хоть в чём-то.

Комальдулла не знает сколько прошло времени, её биологические часы бесповоротно сбились, сознание капитулировало и лишь сейчас... спустя неизвестность... она словно протрезвела, ощутив удовлетворение. Голод затик... но их сплетенные, влажные и уставшие от страсти тела, все еще подрагивающие, покоились друг на друге, словно слитые в одно целое.

Сколько прошло времени? Час? День? Месяц? Год? Век? Миллениум?

— Аврелия? — Камальдулла слышит свой голос, чуть хриплый от крика. Глаза женщины закрыты, поэтому богиня не видит любимого лица, — Аврелия... скажи что-нибудь... ты жива?

И ей хочется рассмеялся, насколько нелепым, гротескным ей кажется вопрос... в этой конкретной ситуации. Но и тени улыбки не ощущается в её голосе, она спрашивает на полном серьёзе. Она спрашивает с немалой долей страха. Словно они только что не занялись любовью на крыше небоскреба, а развратили ещё один планетоид...