[Нимерия]

[td]

Абберат | Лау | 5012 год

[/td]
[td]

Нимерия | Оками

[/td]
[/tr]
[/table]

Эпизод является игрой в в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

[Нимерия]

Воздух искрился злобой. Нимерия чувствовала — она знала это ощущение как никто другой, умела пропитываться им насквозь, превращаясь в смертоносное крылатое существо. Но в стенах цитадели якудза правила действовали даже для нее.

  А еще она любила человека, по вине которого пространство вновь наполнилось скверной. Да и была ли то его вина? Нет. Скорее очередного бестолкового торговца, пришедшего к нему на поклон.

  Не проронив ни единого слова, хтэния поставила на пол нефритового дракона, провела пальцами по искусно вырезанным чешуйкам на вьющемся кольцами теле, щелкнула зажигалкой и вложила в распахнутую пасть маленький подожженный конус. Дым благовония заструился по длинному змеиному языку, медленно стекая вниз, словно молоко. Неслышно и плавно, как умеют только шиноби, Ним подкралась к своему оябуну и села в сэйдза у него за спиной.

  Такеши медитировал под звуки журчания ручья и щебетания птиц, освещенный огнями галопроекции леса. Девушка улыбнулась: а бывал ли он, рожденный и выросший в каменных джунглях, в настоящей бамбуковой роще? Вот бы показать ему Буньянское княжество, с его серебряными озерами и снежными горами, неизбывно прекрасную древнюю вотчину Сугавара... Но за целый век она так и не нашла в себе сил ступить на родную землю.

  Теперь ее дом - здесь. Наверное.

  Ним прикрыла глаза, встраиваясь в энергетический поток мужчины. Осторожно тронула ладонями его татуированные плечи, ласково погладила выбитого на спине Рю. Оставаясь умиротворенным снаружи, внутри оябун бушевал... и она обволокла его мягкой волной, увлекла в безмятежное облако, успокаивая и усмиряя, как инь уравновешивает ян. Ее пальцы вплелись ему в волосы, массируя гудящую голову, слегка оттягивая пряди, чтобы улучшить кровоток; потом спустились к шее, разминая напряженный воротник. Ним сдерживала себя, осторожничала, но надолго ее не хватило: в конце концов она прижалась грудью к спине Такеши, крепко его обнимая, шумно вдыхая аромат его тела. От щемящей тоски перехватило дыхание и невыносимо заныло где-то глубоко внутри.

  — Мы скучали. Очень.

[Оками]

Мужчина медленно выдохнул и наклонил голову к груди. Лежащие на коленях ладони разгладили несуществующие складки, а богатырь Кентаро, выбитый на спине, деловито дернул рельефными мышцами.

  Прикосновение любимой женщины отвлекло от размышлений и переключило внимание оябуна с проблем на нечто более приятное и желанное.

— Торговцы всегда пытаются получить больше, чем достойны, и хотят отдать меньше, чем требуется... — Выпрямив спину, Оками открыл глаза и склонил голову на бок, чтобы коснутся щекой изящных и чувственных запястий Они, щекоча их своей пушистой бородой. Несколько дней, которые пришлось провести порознь, давали о себе знать отголосками беспокойства и тревоги, но мужчина старался не показывать вида, что ему тоскливо.

— Прошло всего три дня, — Прошептал Такеши, касаясь губами белоснежной кожи и чуть покачиваясь из стороны в сторону, чтобы в полной мере ощутить прикосновение горячего тела и мягкой груди. Несколько мгновений тишины, безмятежного покачивания на волнах безмятежности и Оками решается обернуться. В такие моменты он всегда нервничает и напрягается словно струна, поскольку не знает, что увидит перед собой в следующее мгновение. Дела делами, но характер хтэнии был не сахарный и частенько её тело несло отголоски драк, ранений и всего того, во что она успела ввязаться будучи за пределами цитадели.

  Сперва взгляд медово-янтарных глаз встретился со взглядом девушки, изучая её эмоциональное состояние и загораясь искренней радостью. Оками радовался словно ребенок, повстречавший старого приятеля и оценивая, рад ли тот встрече. Лишь убедившись, что это она, желанная и близкая, взял за руку, притянул к себе и принялся ненавязчиво изучать и осматривать, с каждым движением всё больше заключая в капкан своих объятий.  Гордая, самостоятельная, дерзкая, она бы никогда не призналась, что ей было больно, не позволила бы проявить сочувствие, но Оками и не желал этого. Он просто прижимал её к своей груди, молча, не произнося ни слова, дарил поддержку и одобрение.

— Три бесконечно долгих и тоскливых дня... — Ладони огладили плечи и спину, соскользнули по талии вниз и несколько раз игриво шлёпнули по заду. — Раньше тебе хватало одного или двух дней, а теперь ты заставляешь меня ждать и беспокоиться.

  Мужчина мягко улыбнулся, подался вперёд и коснулся ее губ томным поцелуем.
— С возвращением, моя маленькая Они. Как всё прошло?

[Нимерия]

Нимерия впилась в его губы с тоской и жадностью, порывисто, страстно, так, как могла лишь она одна. Ее руки лихорадочно скользнули по груди Такеши, по животу, по плечам, неприкаянные, не находящие себе места, как она сама до встречи с Борекудан. Она не хотела говорить. Отчет об инфильтрации и фотографии документов наместника могли подождать, а Ним — нет. Лишь бы надышаться его сандалом, табаком и корицей, напиться его губами, до истомы, до одури, допьяна... Она — инь, вечно больной, но податливый мрак, он — ее ян, земной согревающий свет, влекущий ее, словно мотылька, и исцеляющий вместо того, чтобы опалить крылья. В его объятьях все казалось простым и достижимым, и Нимерии — снова — хотелось плакать от этого странного, полузабытого ощущения безопасности, уюта... дома.

  Но она, конечно, не заплачет. Иначе Такеши решит, что она провалила миссию.

  — Фото у нас, Оками-сан.

  Хтэния вжалась в него крепче, опустила голову на плечо, прошлась поцелуями по шее. Широкая мужская ладонь легла на затылок, бережно и в тоже время уверенно прижимая к изгибу между плечом и шеей.

  — И нас не раскрыли. Проблем не было, не беспокойся.

  Она взяла его лицо в ладони и улыбнулась, поглаживая холеную, приятно пахнущую густую бороду. Чувственно, явно любуясь, прошлась кончиками пальцев по скулам, щекам, губам, носу, очертила дуги бровей и прижалась лбом ко лбу. Слова не были сильной стороной Людоедки, но ее прикосновения и поступки могли сказать гораздо больше, чем она сама. Она общалась так, по-звериному, потому что этот язык не лжет, он — прям, как палка о двух концах: либо ненависть, либо любовь.

  — Мы это... вот... это тебе.

  Смущенно опустив глаза, девушка вынула из-за пазухи небольшую круглую шкатулку и протянула Оками на ладошке. Не вытерпев, сама же и открыла. Внутри переливались линзообразные камешки для игры в Го, вытесанные из ярко иризирующих лабрадоритов.

[Оками]

Лицо Оками расплылось в широкой ухмылке. Уголки губ приподнялись, а в глазах заплясали золотистые искорки. За время проведенное вместе, он успел узнать её достаточно хорошо не прибегая к прямому вторжению в разум и прекрасно понимал, почему именно эти камни вызвали повышенное внимание со стороны Нимерии. Если что-то было красивым и блестело, то скорее всего это что-то вскоре окажется в цепких пальчиках Нимерии, даже если ранее это нечто было прибито, прикручено и приварено к полу намертво.

— Оу... — Оками поднес свою ладонь, снизу накрыл длань хтэнии и лежащий на ней дар. Чуть приподнял и запустил персты второй руки в россыпь ярких отшлифованных камней. Пальцы зашевелились, камни мелодично запели, потираясь округлыми боками и играя сочными красками всевозможных оттенков. — Удивительно! Когда ты только успела? Хотя... Не говори, дай угадаю!... — Приподняв бровь, оябун многозначительно посмотрел в глаза Нимерии и подмигнул. — Это маленький бонус за сложность, да? — Едва сдерживая смех, мужчина достал один из камней, подбросил на ладони и провёл им по её телу, от ложбинки между ключиц до пупочка.

— Это чудесный подарок от чудесной женщины. Даже не знаю, что я хочу больше, тебя или попробовать эти камни в деле! — Вернув камень в шкатулку, Оками закрыл крышку и опрокинул хтэнию на спину, навалившись на неё сверху всем телом.

  Приглушенно рыкнул.

  В такие моменты им не нужны были слова. Она - зверь, он - менталист. Слова отвлекают смыслами от важного, обманывают, уводят прочь от чувств и ощущений. Им было в разы проще общаться посредством прикосновений и разбавлять их короткими рыками, протяжными стонами или томными вздохами, когда страсть, желание и чувства уже начинали разрывать изнутри.

— В отличие от меня, дела могут подождать ещё немного, включая фото. — мужчина отложил в сторону шкатулку, всецело отдавая внимание своей неугомонной, страстной и желанной женщине. Оками знал, что кроме Нимерии никто не смог бы справится с поручением столь тонко и филигранно, как это умела воровка. И тем сложнее давался выбор, когда приходилось отправлять на дело Нимерию и мучиться сомнениями, если она отсутствовала слишком долго. Ожидание изматывало неопределенностью и каждый раз оябун говорил себе, что это последний раз и каждый раз отпускал с тяжелым сердцем, не зная, вернется ли она.

  Ладони заскользили по плечам, груди и бёдрам. Жадно тиская, Такеши словно пытался удостовериться и утешить себя, ощутить тепло и мягкость податливого тела, вдохнуть тонкий аромат и услышать мелодичный томный вздох удовольствия. Но у Нимерии была ещё одна особенность, которую следовало учитывать.

— Ты голодна? — Поинтересовался Оками, проявляя высокую степень заботы о своей девочке и скользя пальцами по скулам, щечкам, накрывая ладонью шею и несильно сжимая, чтобы в следующий миг склониться и сорвать с губ несколько десятков страстных поцелуев.

[Нимерия]

Хтэния выгнулась в его руках, прикрывая глаза от удовольствия. Она была двуединой — две сущности, запертые в одном теле, гармонично слитые в то, что звалось Нимерией — но в такие моменты осознавала себя по-настоящему полноценной. Словно до встречи с оябуном якудза в ней недоставало какого важного элемента, заставляющего её чувствовать себя живой. Ним искала это ощущение в драках, в безумных, почти смертельных выходках, в постельных играх разной степени извращенности, в конских дозах текилы и амфетамина... Но нашла не в беснующейся буре, а в штиле, в мерном спокойствии объятий Такеши Куросавы. Даже сейчас, в порыве страсти, его не покидала фирменная выдержанность. Даже в такие моменты Оками никогда не терял голову, не позволял себе заходить слишком далеко, не ломал её — да, сломать Людоедку было чертовски трудно, но он и не думал пытаться. Он был её якорем, мягким, но уверенным стопором её неуправляемого бронебойного механизма.

  Он волновался за неё, как... как за свою женщину, как за живое существо, а не как за полезную деталь, выход которой из строя может доставить ему неприятности.
 
  Поначалу Ним боялась доверять Оками, глушила в себе все чувства, кроме страсти. Слишком сильно, с отдачей срабатывал триггер — однажды она уже размякла, доверившись Магнусу, и тот не просто разбил её глупое пылающее сердце — он превратил её жизнь в ад. Когда-то Синовар Лестер знал наперечет все её слабости — и потому Такеши Куросаве пришлось о них догадываться самому. Успешно, впрочем. Он оказался не просто одарённым менталистом и хорошим психологом, а эмпатом. Он умел пропускать все через себя, умел чувствовать других. А ещё Людоедка знала, что, несмотря на характер их деловых отношений, для него она была не оружием, не мяском для траха, не дорогим и красивым аксессуарчиком на зависть остальным — вон, гляньте, сегодня у меня эта, а завтра, если надоест, возьму другую, послезавтра — третью, могу себе позволить, в отличие от вас, нищих ублюдков. Для него она была кем-то очень-очень близким, и он спрашивал, чего, как и когда она хочет, не для того, чтобы запудрить мозги и подчинить себе, а потому что действительно хотел знать.

  — Конечно.

  Выбирая между едой и соитием, Нимерия предпочла бы последнее, но сейчас можно было не выбирать.

  — Свининку бы сейчас... Навернуть. В темпуре. С лучком и чили. И жареных креветок. И картошки. И ещё... Манговые моти. И водку. Можно? Но сперва мы хотим тебя потискать...

  Ним погладила оябуна по щеке, ласково прошлась губами по виску, залюбовалась неподдельной, искренней, пусть и привычно запрятанной вглубь нежностью в его янтарных глазах и с жаром прильнула к губам, влажным и чуть приоткрытым. Прихватила верхнюю, отпустила, улыбнулась... И тронула другую. И ещё. Ещё. Ещё. Они целовались до пьяной одури, до болезненного покалывания в немеющих губах, жадно, порывисто, дико, не смея остановиться и нарушить волшебство момента. Пальцы Ним хаотично скользили по пионам на спине Такеши, по доспехам Кинтаро, чешуе и пасти Рю; дыхание сбилось, но это было так сладко, так... Правильно.

[Оками]

— Можно, — Сдерживая эмоции ответствовал Оками, стараясь отстранился и послать максимально нейтральный ментальный импульс на кухню, что была готова сотворить немыслимое в любое время дня и ночи по первому требованию господина. — Пожалуй, я составлю тебе компанию. Возьму коньяк, лимон и немного суси с кальмаром...

  Оками был иным. Для него было важно то, что происходило сейчас и он не собирался размениваться по мелочам, выбирая между заботой о своей женщине и собственными желаниями. Потребуется не более 20 минут, чтобы приготовить и доставить снедь, а пока мужчина просто устроился с комфортом на татами и провёл пальцами вдоль позвоночника Нимерии, разминая ей шею и плечи подушечками пальцев..

— Тебе следует попробовать свинину в кисло-сладком соусе с овощами. Мой шеф отменно готовит это блюдо... — Голос оябуна звучал спокойно и нежно, словно изучая вкусовые пристрастия Людоедки. Разумеется, что свинина или говядина, как и морепродукты не были пределом гастрономических шедевров, но именно в чём-то простом и обыденном Такеши находил невероятный шарм и наслаждение. Возможно, что и его девоче подобные угощения придутся по вкусу.

  Он многого не знал о ней, а может, просто не говорил о том, что знал, стараясь не думать о боли, что приносило с собой прошлое каждого из них. Прошлое тяготило, но жизнь была здесь, в настоящем, и радость общения, близости и единения доставляла в разы больше приятных эмоций, чем грусть и тоска минувших дней.

  Оябун медленно выдохнул, опрокинул хтэнию на изгиб собственного локтя и вполоборота навис над ней, любуясь обворожительными чертами лица и стройного стана. Его глаза изучали её, оценивали, осматривали, проводили эмоциональную диагностику в поисках мельчайшей неудовлетворенности происходящим вокруг. Такеши проявлял заботу так, как умел. Прикрыв глаза, опустил голову на грудь, замер, прислушиваясь к биению сердца. Чужая, далекая, готовая в любую секунду раствориться и пойти своим путём, но всё же сейчас она была рядом, наполняла черное сердце босса якудза теплом, заставляя хоть на краткий миг забыть об одиночестве, наслаждаясь моментом настоящего и отринув мысли о будущем. Эти чувства и ощущения оябун старался даровать в ответ, как знак признательности и ценности, которую стала представлять для него Нимерия.

— Да возьмись за нее уже, — по-доброму заворчала девушка, нарушая целомудренную тишину и гармонию. И оттянула вниз вырез серой домашней майки с какой-то дурацкой надписью. Ее левая грудь выскользнула из одежды, проколотый сосок дразняще проехался по щеке Оками. — Самурай, блин...

  Она провела подушечками пальцев по его губам — нежно, невесомо, едва ощутимо, а потом прижала крепче, не давая отстраниться.

  Губы мужчины пришли в движение и мягкая поросль на лице защекотала нежный ореольчик прежде, чем уста сомкнулись вокруг соска и втянули его в рот, щекоча кончиком язычка и страстно посасывая. Ладони как-то сами собой проникли под задницу и крепкие пальцы смяли упругие ягодицы. Два хищника, два охотника, что поймали друг друга. Зубы обхватили железные штанги и крепко сжали. Нимерия вздрогнула и жалобно пискнула, извиваясь в его руках.

[Нимерия]

— Хочешь помыкать главой Борёкудан? — Проговорил мужчина, навалившись сверху всем телом и прижимая хтэнию к прохладному и чуть шероховатому татами. — Это высокая привилегия, пользуйся ей осторожно... — Отпустив один сосок, Оками тут же переключил свое внимание на второй, жадно обхватив его губами через одежду.

  — А то что, накажешь нас? — выстонала Людоедка на выдохе. И рассмеялась. Это было хорошо, чертовски хорошо. Ей нравилось дразнить его, выманивать шутливые, но привычно сдержанные самурайские угрозы, наблюдать, как в глазах Такеши зажигается озорной огонек. В эти редкие моменты он преображался настолько, что у неё перехватывало дыхание и не хотелось даже моргать, лишь бы запомнить его азартную белозубую улыбку, самую любимую на свете. — Отшлепаешь? Или не подпустишь к себе? Учти, если... вздумаешь позвать вместо нас шлюху, мы заложим бомбу в цитадель.

  Оябун сурово посмотрел на женщину и приподнял бровь.

  — Шлюху? А это интересная идея... — Коротко рыкнув, эон погладил пальцами скулы и шею Нимерии. — Но не столь интересная и заманчивая, как секс в плетении шибари, которого ты можешь лишить себя за плохое поведение, дрянная девчонка. — Оками лукаво улыбнулся и продолжил скользить указательным пальцем по шее вниз, пока не достиг плеча, предплечья, кисти. — Разве не это самое страшное наказание? — он резко схватил хтэнию за шею, прижимая к татами. — О нет, это будет долгая и мучительная пытка, чтобы ты в полной мере вкусила радость наслаждения и наполненности.

  Оками приподнялся, развернул Нимерию на живот и прижался пахом к её заднице. Сквозь одежду отчетливо ощущалось возбужденное мужское естество. Хтэния раздвинула обтянутые леггинсами ноги, качнула бедрами так, чтобы прижаться к члену пульсирующей щелкой, потереться об него через одежду...

  — А ты оптимист, — пробормотала она, дразняще выгибая спину и с улыбкой оглядываясь через плечо. — Если думаешь, что все твои люди переживут наше... Вынужденное воздержание.

  Она, конечно, могла бы пошутить и про оприходование какого-нибудь симпатичного охранника, но не стала. Оками был не из тех, кого заводит чувство ревности, и Ним не хотела сбивать его игривое настроение. Да и после встречи с оябуном якудза ей больше не хотелось никого другого. С ним было... Интересно, но вместе с тем — надёжно. И наемнице, привыкшей в бою и в любви ходить по лезвию ножа, просто рвало крышу от ощущения безопасности происходящего. От того, что она могла быть уверена в Такеши.

  — Камень, бетон, эонская плоть и кровь... Чего они стоят без разума? — ладонь мужчины властно прошлась вдоль ее спины, огладила поясницу и, вопреки ожиданию, мягко стукнула по оттопыренной попке, после чего прошлась между ягодиц. — Лишь общая цель объединяет людей и делает из случайных попутчиков единомышленников. Ты можешь разрушить цитадель и убить сотни якудза, но тебе никогда не вытравить из их разума то, что делает Борёкудан великой силой.

  Его пальцы схватили пояс Нимерии и рывком стащили штанишки до колен вместе с тонкими трусикам, оголяя упругий зад. Ткань определенно была лишней в уравнении чувств и Такеши решил избавиться от неё, так же быстро срывая с себя просторные шелковые штаны. Разгоряченный стержень прижался к лону и оябун практически лёг на спину своей женщины, чтобы губы оказались рядом с её ушком. Тихо прошептал:

  — Ты стала частью моей силы и моей слабостью. Я не хочу выбирать, я желаю обладать и тобой, и властью! — Губы сомкнулись вокруг мочки, нежно пощипывая и покусывая.

  По коже Ним пробежали мурашки. Она реагировала так на его голос почти каждый раз — когда он порыкивал, когда шептал на ухо или стонал... Последнее случалось нечасто, и потому хтэния готова была ласкать его подолгу, выманивая томное «О да, девочка», доводя его до накала, поднимая из глубин кипящую страсть. Но сейчас... Сейчас ей хотелось играть.

[Оками]

— Хочешь? Так возьми...

  Людоедка вильнула задницей, игриво потираясь о впечатляющий стояк Оками. Но, едва растравив желание оябуна, она вывернулась из его рук, проскользнула под ним и опрокинула его на спину.

— Ты слишком много говоришь, босс, — мягкие, но сильные женские пальчики пробежались по его животу, по груди, погладили плечи и вовремя надавили на них, пресекая попытку перевернуться. — Найди своему языку иное применение, — с этими словами Ним села ему на лицо.

  В следующее мгновение последовал звонкий шлепок по заднице, ладонь мужчины оставила алый след на ягодице и прошлась вдоль спины, очерчивая позвонки на пояснице. Раздвинув ягодицы, Оками погрузила два пальца в горячие недра женского тела.

— Твоя дерзость будет наказана, Они-сама, но сперва я выпью твой нектар досуха... — Лукаво усмехнувшись, он погладил лоно изнутри, не давая белокурой сучке отстраниться. Развёл мягкие губки в стороны и не спеша коснулся жемчужины её клитора кончиком расслабленного языка. Осторожно двинул головой, лаская нежный бутон пощипываниями губ. Свободная ладонь легла на грудь, пальцы сжались вокруг тугим капканом, перебирая аккуратные, подтянутые и нежные полушария, сжимая соски, покручивая и оттягивая.

  Нимерия вздрогнула, шире разводя ноги и запуская пальцы в густые волосы Такеши. Вот она, самая запретная вещь в Шатору — не наркотики-спайсы, не передовое оружие и взрывчатка, а потрясающий кунилингус от оябуна якудза. В криминальной среде мужчины не могли говорить о таком, если не хотели навсегда потерять уважение соратников. Те, кто уже имел высокий статус в преступной иерархии — тем более. Но Оками было плевать на устои и правила, он не афишировал своих предпочтений, но и упрекнуть его вряд ли бы кто-то осмелился, прознай о его маленьких слабостях.

— Кеши, — выстонала Ним на выдохе, выгнувшись, когда его язык в очередной раз прошёлся по самой чувствительной точке. Она была напряжена, как струна — пальцы эона настраивали аккорды, вертели проткнутый штангой сосок, и ощущения от этого казались резче, живее. Он был из тех мужчин, что умели ласкать искусно, долго и терпеливо. — Пожалуйста... Кеши... ещё.

  Хтэния приподнялась, развернулась и встала на четвереньки, нависая над Оками — пора было и ей занять рот... Делом. Каменный член — два её кулака и головка, Ним помнила наизусть, — налитый кровью, подрагивал от вожделения. На животе оябуна поблескивал след от смазки. Эонка слизнула солоноватые капли с головки, погладила её подушечкой большого пальца и улыбнулась.

— Бедный. Извелся весь.

— Поможешь мне? — на миг оторвавшись от процесса, полюбопытствовал Оками, который любил долгие прелюдии и просто обожал изводить свою девочку длительными ласками и томительным ожиданием. Ублажать её тело и лоно, доводя до пика вновь и вновь прежде, чем рубиновый дракон проникнет в пещеру ещё наслаждений, дарило особо яркие ощущения.

  Язык мужчины вновь прошелся по навершию клитора, лоснящиеся от нектара губы пленили его крепкими объятиями, а бёдра нетерпеливо приподнялись и опустились. Постанывая и рыча от возбуждения, Оками свёл несколько пальцев вместе и наполнил ими лоно до предела, чуть изогнул и принялся вращать кистью, синхронизируя с оральными ласками и несильно надавливая на переднюю стенку.

[Нимерия]

— М-м-ф... Что ты... Мы же... так... кончим...

  Чувствуя, что уже на пределе, Ним заткнула себя разгоряченным членом. Уперла его в щеку, потираясь о головку гладкой внутренней стороной, погладила губами, подперла языком, увлеченно посасывая; взяла в ладонь яйца — тяжёлые, налитые, видно, Такеши ждал её и за эти три дня не позволял себе разряжаться самостоятельно. Это льстило ей, грело ей душу, это заводило ещё сильнее, поскольку значило, что он был и правда — её. Потому что не хотел никого другого, даже фигуристых красоток из порнороликов. Не из-за того, что Нимерия была искушенной в постели, любила и умела брать глубоко в горло, — прямо как сейчас, — не из-за того, что он привык к ней. В их близости было нечто большее, чем слияние тел. И именно этот элемент делал секс живым и ярким.

  Хтэния дернулась, оргазмически содрогаясь, но член изо рта не выпустила — лишь сильнее натянула себя на него, до основания. Её юркий язык прошёлся по яйцам, щекоча, и спрятался обратно, когда девушка мягко откатилась назад, прикрывая глаза. В теле гуляли десятки крохотных молний, зрение фокусировались с трудом. Ним нравилось кончать на члене, она любила пальцы Такеши, красивые и гибкие, но нежные ласки языком приносили ей самую опустошающую разрядку.

  И Такеши знал её, знал, что ей нравится, знал её чувства и потребности, утолял их, умело чередуя ласки. Вот и сейчас, он замер на несколько мгновений, чтобы девочка сполна насладилась отголосками оргазма, после чего развернул и подмял под себя, словно кошку. Ладони подхватили задницу, бёдра качнулись из стороны в сторону и головка заскользила по лепесткам куночки, поглаживая внешние губки и слегка надавливая в попытке проникнуть глубже. Не с первой попытки, но член проскользнул внутрь, бёдра соприкоснулись с приглушенным шлепком и Оками простонал, ощущая, как член обнимают упругие кольца мышц по всей длине. Утробно рыкнув, босс стал брать свою девочку резкими и глубокими проникновениями.

  — Это и есть... Наказание... за дерзость, м-м? — сбивчиво проговорила Нимерия, оттопыривая зад и прижимаясь грудью к татами. Сознание плыло. Такеши вдалбливался в неё жёстко, на грани боли, и от такого контрастного наслаждения у неё кружилась голова. Каждым толчком он выбивал из неё стоны – сперва тихие, на выдохе, затем — протяжные, после — жалобные, почти что хныканье, потому что хтэния чувствовала себя пронзенной, нанизанной до основания, безоговорочно покоренной...

  — Сучка истосковалась по ебле, — последовал очередной шлепок по оттопыренной заднице, пальцы Оками собрали смазку, что застыла на внутренней поверхности бёдер Ним, и погладили её между ягодиц. — Ебливая шлюха выдержала три дня, чтобы сполна насладиться членом своего господина. Похвально... — хорошо смазанные пальцы проскользнули в тугое колечко ануса, наполняя и подготавливая к проникновению. — По одной дырочке за каждый день терпения...

  Такеши склонился и прихватил зубами изгиб между плечом и шеей хтэнии. Она любила этот звериный язык прикосновений, знала, что означал такой жест — ты моя, только моя, я оставлю на тебе свой запах и свои следы, чтобы никто не посмел на тебя посягнуть. Оябун крайне редко показывал свою ревность, но она буквально сквозила в его собственническом отношении. Нож, женщину и кровать — никому не давать.ъ

  Нимерия качнула бедрами навстречу, насаживаясь задницей на пальцы Оками, и прикусила нижнюю губу, чувствуя, как мягко они скользят внутри, распирая и расслабляя напряжённые стенки. Было тесно и сладко, потому что за тонкой перегородкой двигался пульсирующий член...

  — Давай глубже, пальцами, ну... Дава-а-ай...

[Оками]

Такеши не было нужды просить дважды, он чувствовал свою женщину без слов и наполнял её дырочки по мере готовности их принять больше и глубже. Сомкнутые вместе пальцы мужчины погрузились до предела, чуть напряглись, растягивая тугое колечко. Возбужденный член продолжал с хлюпающими звуками долбить горячую и влажную пиздёнку, а свободная рука уже собирала волосы в хвост на затылке, чтобы притянуть и прижать сучку к горячей груди, схватить за шею и впиться зубами в нежную кожу за ушком. Оками знал, изучил и ощутил точки её наслаждений и всякий раз поощрял свою девочку долгими и приятными ласками, даря не меньше, чем получая.

— И не только пальцами, — эон сжал горло Нимерии ладонью, давя её долгий мелодичный стон. Член выскользнул из лона и начал скользить между ягодиц хтэнии, разводя их в стороны. — Горячая сучка... Моя сучка... Моя Они...
Мгновение — и обильно покрытый смазкой стержень сменил положение, проникая в другую дырочку, ту, что выше и туже.

— Выеби нас... — выдохнула Ним, расслабляясь и впуская его внутрь. Но даже так было узко, узко и горячо, и тесно... Такеши замер, давая Они привыкнуть к твёрдости члена, распирающего её сладкую задницу изнутри. Он знал, что для более глубокого и резкого проникновения нужно время. Погрузиться неглубоко, остановиться, выждать. Осторожно качнуть бёдрами или даже выскользнуть из тугого капкана, чтобы добавить смазки и, когда колечко будет слегка приоткрыто, уже смелее погружаться дальше. Было в этом нечто дерзкое, противоестественное, развратно-грязное, почти запретное и одновременно интимное, нечто, что позволяло ощутить не только свою власть над нижней, но и степень её доверия. Отчасти, узкое колечко ануса напоминало обхват пальцев в жесте  "ОК" с той лишь разницей, что член не оказывался в прохладной ладони и не обдувался воздухом, а погружался в горячие, более горячие, чем лоно, глубины, оказываясь в плотном капкане. Он пробовал это со многими женщинами, но Ним делала эти ощущения ярче и острее в несколько раз — этой её вечной готовностью к самым безбашенным экспериментам, акробатической гибкостью, восторженно горящими глазами и маленькой, но безумно сексуальной родинкой в ложбинке между ягодиц, увидеть которую можно лишь разведя их в стороны. Вот и сейчас она выгнула узкую белую спинку, разводя колени шире — не эонка, а дикая кошка, жаждущая случки.

  Оками слышал, что львица кусает льва за яйца, если тот не может удовлетворить её во время течки. Его Людоедка тоже на такое способна — в этом он даже не сомневался.

— Глубже, — кротко, будто не её сейчас грязно трахали в задницу, попросила Нимерия. И он ускорился, скользя глубже, резче, мощнее, выбивая из неё глухие стоны. Держа за левую грудь и по-хозяйски сминая ладонью лобок, зажимая между пальцами клитор и влажные складки. Не позволяя ей дергаться и вилять задницей, потому что знал: ещё немного и он сорвётся. Нельзя... Нельзя быть такой кровожадной убийцей с внешностью лирейской аристократки, ранимой хулиганкой, милой матершинницей, образованной мошенницей с утонченным вкусом и совершенно блядскими повадками! Этот контраст до сих пор не укладывался у него в голове. Нимерию сложно было понять, непросто постичь и принять, но ее непредсказуемая, хаотичная жизнерадостность вызывала привыкание. Они были похожи, как две части одного целого, что волею судьбы были лишены простых детских радостей, а теперь, обретя власть и могущество, стремились насладиться озорством и подростковым безумием, густо замешанном на сексе, наркотиках и музыке. Рядом с Нимерией Оками вспоминал, что он не только оябун или бандит, которого когда-то знали и боялись на ярусах с шестого по тридцатый, но ещё и простой парень, который любил булочки хоккайдо, уличную еду и сладкую газировку. По сути мелочи, но утраченное прошлое обретало смысл и удовольствие, когда рядом была его безбашенная Они.

    Одна из фусумэ сдвинулась в сторону и на пороге возникла фигура Азуми в кроваво-красном кимоно. Гейша нарочито неспешно подобрала поднос и проследовала к котацу, чтобы подготовить угощения для оябуна и его женщины. И хотя осанка гейши оставалась прямой, было заметно, как её взгляд следил за происходящим на татами. И пусть она перестала воспринимать Нимерию, как непосредственную угрозу главе Лотоса, Азуми продолжала присматривать за господином и заботиться о его комфорте. Вообще этой кибер-гейше Оками позволял многое, возможно, по мнению хтэнии, даже слишком многое, ведь другим подчиненным он мог с лёгкостью снести голову без последующих угрызений совести и за меньшее. Сейчас же Оками даже не сбавил ритма, продолжая трахать наёмницу и жадно мять её грудь, нисколько не смущаясь присутствия Азуми.
 
    Закончив раскладывать угощения и приборы, гейша замерла в позе сэйдза и обратилась к мужчине.
— Моим девочкам ты не уделял столько времени, внимания и постоянства, — могло показаться, что кибердевка ревнует, говоря о своих синтетических прелестях. — Неужели Такеши решил остепениться, найдя подходящие ножны для катаны своего духа и тела? — Азуми перевела взгляд на растрепанную и чуть взмокшую Нимерию, склонила голову в почтенном поклоне с мягкой улыбкой на губах.

[Нимерия]

Хтэния бросила на гейшу испепеляющий взгляд. Подходящие ножны для своей катаны? Это прозвучало даже унизительнее, чем если бы Азуми назвала её просто блядью. Последнее, по крайней мере, было бы правдой. Но равнять её, известную на весь Аркхейм международную террористку, с какой-то проституткой, выставлять её дыркой для траха, ни на что больше не годной...

  — А ты не охренела, мать?

  Ним дернулась, вырываясь из объятий Такеши и сминая пальцами татами. Ей уже давно хотелось проверить «самое лучшее тело», по словам Оками, на прочность, потому что металлическая дрянь упорно просила дрына.

  — Позволь напомнить, что из нас двоих рабочие ножны именно у тебя. Были. До пожара. Когда ты своей вшивой пизденкой на жизнь наскребала. А сейчас ты кибер-срань, возомнившая себя дохера важной птицей. Завидуешь? И правильно. Твоим-то ножнам никакой хер не светит, даже если у тебя там самый дорогой реалскин.

   Оками едва не рухнул на татами, когда Нимерия резко подалась вперёд. Утробно рыкнув, мужчина гневно посмотрел на Азуми. Придерживая Ним за бёдра, попытался выпрямиться и занять устойчивое положение. Изумленно приподнял бровь, слушая гневную брань хтэнии. Захотелось придушить обеих, и не столько за прерванное наслаждение, сколько за выяснение отношений, словно его здесь и не было.

  Гейша склонила голову. Её губы дрогнули в широкой улыбке и она, прикрыв рукавом нижнюю часть лица, звонко рассмеялась, смущенно отводя взгляд в сторону.

  — Нимерия-сан юна и наивна, если полагает, что мужчину можно заинтересовать и удержать одной лишь пиздёнкой... — ее ладонь изящно вернулась на колено и гейша выпрямилась. Хорошо обученная и воспитанная, она держалась не хуже, а возможно в чём-то и более величественно, чем императрица или иная знатная особа. Долог и тернист был её путь. — Одними чувственными удовольствиями не удержать внимание мужчины...

  Оками не выдержал. Находиться меж двух спорящих женщин, а тем более встревать в их пикировку, оябун не собирался, поскольку был привязан в определенной степени к каждой и не хотел выбирать сторону одной из них. Поэтому, шумно выдохнув, он поднялся на ноги и накинул кимоно на плечи.

  — У вас пять минут, чтобы выговориться и успокоиться. Если продолжите общение в том же духе... Выгоню обеих! — Оками нахмурил черные кустистые брови и грозно посмотрел на женщин. Вновь шумно выдохнул и, не оборачиваясь, направился в душ.

  Азуми проводила его спокойным взглядом, потом посмотрела на Нимерию, неодобрительно качнула головой.

  — Ты знаешь Такеши всего два года, а я почти два столетия. В его жизни было всякое, но лишь однажды он был по-настоящему счастлив. Он может получить любую, как ты выразилась "пиздёнку", по своему желанию, но за минувшие два года он ни разу не обратился к услугам моих девочек. Клинок самурая — это не только его член, который ты полируешь своими дырками,  — Азуми изобразила руками неприличный жест, тыча одним пальцем в кольцо других. Голос потерял жеманную учтивость и напускную вежливость, сделался строже и увереннее. — Клинок — это прежде всего его душа, а ножны — хрупкая оболочка, что оберегает сталь от коррозии и разрушения, место, где мятежный дух воина обретает умиротворение между битвами.

  Какая замороченная попытка выкрутиться. Будь Ним лохушкой, она бы, честное слово, повелась.

  Вот только Ним не лохушка.

  — Да что ты, дорогая? Ты, наверное, не в курсе, но у тебя чересчур образная речь. Тебе стоит поработать над риторикой и больше общаться с простыми смертными, госпожа Азуми, — ядовито заметила хтэния. — Может быть, тогда твой мозговой процессор научится строить более приземленные конструкции.

  — Или кому-то следует вспомнить о давно позабытых манерах, перестав щеголять блатной романтикой. Для всего есть время и место. Борёкудан — не дешевая гастрольная команда артистов, а оябун — не куча дерьма посреди дороги...

  Нимерия оскалилась, приоткрывая верхние зубы. Вот ведь сучка! И не сделаешь ей ничего... слишком гадкого, потому что тогда прилетит от Оками. Терять расположение якудза Людоедке не хотелось.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/839398.jpg[/icon]

[Оками]

Гейша провела ладонями по бёдрам, оперлась в колени и поднялась на ноги, намереваясь уходить.

— Думала, что Такеши обрёл умиротворение рядом с тобой. Мне уже более двухсот лет, девочка, и я хочу уйти к предкам, зная, что клинок Оками не затупится и не заржавеет в сточной канаве. Будет жаль, если я ошибусь, уступив тебе заботу о его душе, духе и теле.

— Это уже ему решать. Не тебе.

  Ним встала, подтянула спущенные леггинсы, поправила майку и подошла к окну.

— Ты слепа, Нимерия-сан, если не видишь очевидного, не видишь сделанного им выбора... — Синтетка направилась к выходу и лишь у самого порога задержалась, желая что-то добавить, глядя в спину между лопаток Нимерии, стоящей у окна. Промолчала, делая шаг и покидая комнату.

  Прошло около двух минут прежде, чем Оками завершил омовение и вернулся в комнату, обернув полотенце вокруг бёдер. Всё ещё хмурый, напряженный и неудовлетворенный, он огляделся, пытаясь понять, что здесь произошло. Крови, как и следов синтетической плоти видно не было, а значит, обошлось без стычек и потасовки. Стол с едой стоял нетронутым, и это немного успокаивало. Мужчина приблизился, провёл ладонью по спине Нимерии и поцеловал в шею чуть ниже затылка, привлекая внимание.

— Полагаю, тебе следует принять душ, вымыть ручки и наконец-то покушать... — Такеши усмехнулся, зная, насколько вредной бывает хтэния, когда голодна...
— У тебя тут не оябунские покои, а проходной двор, — проворчала та, словно подтверждая его мысли. Обернувшись, Людоедка сорвала с губ своего мужчины жадный поцелуй и скрестила руки на груди.

— А давай сбежим? — с лёгкой усмешкой, словно в шутку, предложил Такеши. — Просто так возьмём, и сбежим из-под охраны, опеки, систем видеонаблюдения и вот всего этого?

— Куда?

— Разве это так важно, куда? — Оками встал рядом, поглядывая в окно. — Вниз, на нижние ярусы, там нас точно не будут искать... — Ладонь несколько раз дернулась, собирая пальцы в кулак.

— Хорошая идея. Но сначала надо поесть.

  С этими словами Ним ушла в ванную.


— У тебя новый гель для душа? — улыбнулась Нимерия, кутаясь в длинный махровый халат. — Хотя нет, у нас. Теперь. Пахнет вкусненько, такой, м-м, очень статусный цитрус. Морской. Как на яхте мандаринки есть.

Босс якудза слыл консерватором и почитателем традиций и эта черта проявилась даже в характере, побуждая мужчину использовать надежные и годами проверенные вещи и средства, что успели хорошо себя зарекомендовать и никогда не подводили. Одежда, ткани, блюда, ароматы, напитки, пристрастия к определенным фруктам, средствам гигиены и даже оружейным брендам имели свою предысторию и в комбинации служили визитной карточкой Такеши. Изредка случалось так, что полюбившийся бренд прекращал существование и уходил с рынка. Удача, если получилось выкупить остатки на складах, но если таковых не было, то возникал сложный период выбора подходящей замены или альтернативы.

— Тебе понравилось? —  Оками вопросительно приподнял бровь, поскольку прежний бренд геля для душа перестали производить несколько лет назад, а последнюю бутылку он израсходовал недавно и прикупил что-то похожее на замену.
— Тропическая свежесть, сила водной стихии, с тонкими нотками сандала... — Усмехнувшись, мужчина поправил волосы и пригладил бороду. —  Иронично, учитывая, что я не умею плавать.

[Нимерия]

— Дя!

  Хтэния прыгнула к нему в объятия, прижалась к груди, теплая и чуть влажная после душа, потерлась щекой о нос, тронула губы поцелуем.

  — А на яхте плавать не обязательно. Можно просто пить коктейли, любоваться морем, загорать и трахаться... М-м? Не хочешь как-нибудь поехать покататься?

  Подхватив свою девочку под задницу, криминальный босс утвердительно кивнул.

  — Если только ты пообещаешь вести себя прилично, быть рядом и не поддаваться уговорам капитана... — Оками медленно выдохнул, задумчиво погладив женские бёдра подушечками пальцев. — Если и существует более безумная яхта на Аркхейме, то мне о ней неизвестно. Катран с его "Черной легендой" это отдельное слово в кораблестроении. Не пересекалась с ним ранее? Он ведь тоже пиратствовал...

  — Мы бы запомнили. Мы их всех помним, пидо... э-э... короче, непременно познакомь нас! А что за уговоры? А почему надо быть рядом? Боишься, что нас утащит Кракен? — хихикнув, Ним провела языком по щеке Такеши. — Да даже если он сожрет нас, то через пять минут будет молить всех богов о поносе!

  — Если ты не сталкивалась с Катраном, то скорее всего и не знаешь о шефанго. — Оками иронически хмыкнул. — Этого я и опасаюсь, что Кракен будет молить не о поносе, а о том, чтобы вы с капитаном выбрали иной водоём для уикенда...

  Пленив губы Нимерии, якудза провёл пальцами по ее щеке.

  — Ты — Они, а шефанго — он и она... точнее, это двуполое существо и каждое со своим характером...

  — Ого. Это как? Гермафродит, что ли? С двумя личностями?

  — Нет, по отдельности это мужчина и женщина, просто у каждого своя личность. А шефанго могут менять эти личности и облик по своему усмотрению. Даже подружившись с одной ипостасью, ты можешь разругаться с другой... — Оками покрутил пальцем у виска. — Пытаясь это понять, начинаешь медленно сходить с ума.

  — Мы никогда не встречали таких типов, — ошарашенно проговорила Людоедка. — Или, может, они шифруются просто? А насколько сильно они отличаются от хуманов? Как их вычислить вообще?

  — По анатомии, в процессе смены ипостаси, или если сами расскажут... Насколько мне известно, Катран единственный, кто пережил переход на Аркхейм, но возможно есть и другие. Плюс, он не изначальный шефанго, а генномодифицированный, чтобы более эффективно взаимодействовать с хуманами. Так что есть незначительные следы на генетическом уровне уровне.

  — Один наш... знакомый... почку продал бы за возможность изучить его анатомию. Но кажется, твой Катран вряд ли согласится.

  — Скорее он сам вырежет почку кому угодно, кто посягнет на его свободу и независимость. Максимум на что его удалось уговорить, так это сдать немного крови для изучения и разработки боевых стимуляторов для его нестандартной биологии и брони...

  — Да уж... А нам когда-то даже нормально выстрелить духу не хватило, — пробормотала Ним, отвернувшись. В памяти всплыл тот холодный желтый вечер, когда она сбежала от Навваду, осторчертев от его бесполезных попыток излечить ее шизу и вернуть Кайю. — Слушай, там еда не остыла, пока мы плескались?..

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/839398.jpg[/icon]

[Оками]

Утро наполнило спальню ярким солнечным светом, и Оками нехотя открыл глаза. Прижимая к своей груди Нимерию, он укрыл её краем одеяла, давая ещё несколько мгновений сна прежде, чем яркий свет выдернет её из спокойной дремы .

  Беспокойная, дерзкая и грубоватая, сейчас хтэния походила на маленького и беззащитного котёнка, которого хотелось оберегать и целовать. Не удержавшись от искушения, Такеши склонил голову и приласкал поцелуем нежные, чуть распахнутые губы.

  Впереди их ждал долгий и сложный день. На сегодня была назначена встреча с представителями дархатской диаспоры, которые наотрез отказывались сотрудничать. Конечно, можно было бы прибегнуть к грубой силе, но тогда возникли бы сложности с взаимовыгодной торговлей и приобретением зерен для бойцов клана.

  Выскользнув из под одеяла, Оками направился в душ и привёл себя в порядок, распорядился подать завтрак и приготовить одежду для себя и своей женщины. Она стала частью его мира, сопровождала в делах и делила с ним отдых, наполняя жизнь чем-то светлым и приятным. Они дышали в унисон, без слов понимая и чувствуя друг друга, отчего не хотелось размыкать объятий ни днём, ни ночью, но суровый мир за пределами цитадели диктовал иные правила.

—  Ним, просыпайся. У нас сегодня важные переговоры и мне потребуется твоя помощь и поддержка. —  Застегивая золотые запонки на рубашке, проговорил Такеши и присел на край кровати, чтобы вновь поцеловать свою женщину.
—  Просыпайся, соня, иначе я оставлю тебя здесь и ты пропустишь всё самое интересное.

  Оками уже успел изучить хтэнию и знал, что она ни за что не пропустит веселье, в каком бы состоянии она ни была.

— Господин Оками, —  прозвучал голос Горо в динамике вокса. — Машина ждёт вас на парковке. Готовы выдвигаться, как только прикажете.  

  Вздохнув, мужчина погладил обнаженное бедро Нимерии и шлёпнул по упругой заднице. Хотелось послать всё в бездну, забраться под одеяло и провести утро вместе со своей возлюбленной.

[Нимерия]

Она открыла жёлто-зелёный глаз, подсвеченный лучами утреннего солнца, и тут же закрыла. Что-то невнятно мурлыкнула, улыбнулась, перевернулась на живот, потянулась с леностью диванной кошки.

  — Ещё пять мину-у-ут...

  В эти мгновения простыни казались необычайно мягкими, постель — такой тёплой, так пленительно пахнущей парфюмом Такеши, что Нимерию снова начало затягивать в омут безмятежного сна. Она почти задремала, но та часть мозга, что успела проснуться, буквально выдернула её обратно.

  Хтэния встревоженно вскочила с кровати.

  — Стой. Что?

  В следующие десять минут она носилась по комнате, собирая в шоппер косметику, линзы, шпильки, бинтсукэ с запахом сакуры и магнолии — ведь на дворе стояла весна, канзаши, специальную подушечку для создания объёма, парик, сетчатую шапочку, расческу, утюжок для волос, сямисэн, кинжал, бластер, кобуру, флакончик с ядом, ватные диски и бутылек с чистым спиртом.

  — Черт, мы все проспали!

  Потом Людоедка прошмыгнула в душ, чтобы в ускоренном режиме привести себя в порядок, освежить и умаслить лицо и тело ароматными кремами, сделав кожу гладкой не только на ощупь, но и даже на вид. Да, Нимерия предпочитала никак не называть их с Оками отношения, но уже то, что все её баночки и скляночки давно перекочевали в его апартаменты, говорило само за себя.

  — И кимоно уже приготовили... Господин Оками, ты такой заботливый, — усмехнувшись и торопливо чмокнув его в губы, она буквально запрыгнула в дзюбан — красный с накрахмаленным белым воротником, затем аккуратно обернула тело в шёлковое кимоно цвета грозового неба, с одной лишь песочной вставкой на спине. Её наряд гейши сочетал в себе и формальные, и неформальные элементы — учитывая характер встречи, Ним это показалось правильным.

  — Поможешь?

  Надев на ноги таби и гэта, девушка выпрямилась и протянула Оками оби и обидзимэ. Она могла бы и сама завязать пояс, но мастер шибари точно справится лучше.

  Такеши приобнял Они за талию, ощущая пальцами каждый изгиб ее подтянутого тела так, словно между ними вновь не было одежды. И пусть желание никуда не исчезло, мужчина унял свое либидо, позволив себе самую малость дольше наслаждаться поцелуем, прежде чем завершить выбранный Нимерией образ идеально выверенными узорами и складками пояса.

  — Повернись. — Оками критически осмотрел результат проделанной работы и одобрительно кивнул, оставшись довольный результатом. Строгий деловой корпоративный стиль якудза научились искусно сочетать с традиционными эонскими одеждами, от чего Инь и Янь обретали иной смысл в криминальной среде эонов. Деловые костюмы обрели смысл силы, власти и дел, кимоно же сохраняло смысл нежности, отдыха и развлечений. По сути, в одежде не было строгого разделения на мужскую и женскую, если не считать крой ткани, так что деловые костюмы могли носить и женщины, а мужчины на отдыхе облачались в кимоно, которое чаще всего носили нарочито небрежно, словно противопоставляя себя власть имущим домам.

  Такеши улыбнулся, погладил пальцами подбородок Нимерии, притянул к себе и коротко поцеловал.

  — Я хочу, чтобы сегодня ты повязала мне галстук, — не то попросил, не то приказал оябун, поворачиваясь к платяному шкафу и распахивая створки, за которыми скрывался целый мир мужской одежды, начиная от сорочек и заканчивая оби-дзимэ.

  Ещё в молодости, Такеши выбрал для своей "банды" деловой стиль одежды и с годами его гардероб не сильно изменился. Изменилась цена вещей, которые носил мужчина. Ранее это были синтетические рубашки и нейлоновые брюки с дешевыми пластиковыми ботинками, сейчас цена отдельных элементов одежды достигала нескольких тысяч за экземпляр.

  — Какой тебе нравится больше всего? — поинтересовался оябун, сосредоточенно рассматривая разнообразие расцветок и узоров.

  — Вон тот, чёрный, с сизыми полосками. Который левее. Хотя бордовый тоже ничего, но он, наверное, ярковат для такого случая.

  Сняв указанный аксессуар с вешалки, Оками поднял стойку воротника рубашки и обернул его вокруг шеи. Сделал шаг к женщине и положил руки ей на талию. Кивнул неспешно.

  — О, так это не полоски, а ромбики... У него изысканный узор, чуть заметный, но выглядит дорого, — проговорила Ним, ловкими, но мягкими, ласковыми движениями завязывая галстук на шее босса. Чуть ослабила, поправила узел и идеально отглаженный воротник рубашки, чтобы все выглядело достойно и не стесняло движений. — Ты такой красивый у нас, — не удержавшись, хтэния с нежностью погладила якудза по щеке.

  Мужчина замер. Его сосредоточенно лицо, скорее напоминавшее маску вежливой сдержанности, расслабилось. Улыбка вновь тронула его узкие губы, и щека, покрытая аккуратной порослью щетины, потерлась о женскую ладонь.

  — Интересно, твоё мнение осталось бы прежним, увидь ты меня не сейчас на вершине власти, а у самого подножья... Лет сто назад... — усмехнулся оябун, вдел запонки с черным ониксом в петлицы манжет и закрепил на галстуке зажим, выполненный с запонками в едином стиле. — Иногда нам приходится меняться, подстраиваясь под что-то новое...

  — Нет, не осталось бы.

  Нимерия отстранилась и надела шоппер на плечо.

  — Но ведь и ты не захотел бы нас, увидев на экране в том шоу. Измызганную оборванку в крови и дерьме. Все встречи происходят вовремя.

  — Как знать, окажись мы вместе на одном шоу...

  Одернув полы пиджака и смахнув лёгким движением пальцев невидимую пылинку с кимоно Нимерии, мужчина открыл небольшой сейф и распределил по карманам портмоне, визитницу, фляжку с коньяком и шелковый платок. Образ был завершен и можно было двигаться дальше.

[Оками]

Когда они сели в электромобиль, Ним, устроившаяся сзади, велела Оками не оборачиваться. Благо, здесь было достаточно места и на дорогах не возникало кочек и ям, поэтому ей ничего не мешало спокойно подготовиться ко встрече.
Спустя полчаса эонка игриво позвала босса, предлагая оценить результат своих стараний.

  Взмахнув расписным голубым веером, девушка изящно сложила его, открываясь взору. Она выбелила лицо и шею, грамотно наложила тени, тонко подвела чёрным брови. Помадой изменила форму губ, надела голубые линзы, визуально уменьшила глаза и наклеила негустые накладные ресницы, а свои хорошенько прокрасила тушью, чтобы скрыть их светлый оттенок. Едва заметно тронула скулы румянами. Спрятала телесную кромку парика, уложенного изысканно, с особой тщательностью в традиционную шимада — причёску гейши. Чёрные как смоль пряди, смазанные для гладкости бинтсукэ, источали нежный, женственный аромат сакуры и магнолии, и их оттеняли канзаши с белыми цветами плюмерии.

  Нимерия не подурнела от грима — но теперь это была иная, чужая красота. Казалось, перед Такеши стояла совершенно другая эонская женщина.

— Моё имя Кэори, благородный господин, — произнесла она, складывая ладони вместе и отдавая традиционный поклон. Вживалась в роль. — Позволь сопровождать тебя в сегодняшней встрече. Я постараюсь скрасить твой вечер и развлечь тебя и твоих коллег музыкой и танцами.

  На краткий миг Оками задумался, а не ответить ли отказом, поскольку рисковать своей жизнью было в разы легче, когда твои чувства находятся далеко. Но с другой стороны, мог ли кто-то иной позаботиться о нём так же, как Нимерия? И в равной степени никто бы не смог с ней сравниться в умении устроить неприятности на ровном месте, как впрочем и выпутаться из них.

— Хорошо, — небрежно махнув рукой, согласился оябун, — Можешь сопровождать меня, Кэори.

  Такеши переменился. Не то он так же примерял на себя иную роль, не то и правда изменившаяся до неузнаваемости хтэния вызвала в нём некое отторжение и холодное равнодушие, присущее оябуну в общении с теми, кто не был допущен в его внутренний круг.

  Ее больно кольнуло его безразличие, но роль есть роль — и Нимерия-Кэори промолчала, выпрямляясь. Куда-то ушла её непосредственность и искренность, уступая место давно забытой маске сдержанной и благовоспитанной девицы, какой ее хотели видеть отец и брат.

  Вот только теперь это была не блистательная и горделивая нареченная принца, а гейша, изящная услужливая тень, мимолетное удовольствие.

— Как зовут господина, с которым предстоит встреча, Оками-сама?

— Его зовут Бао Симэн. Темная лошадка и представитель одного из синдикатов, что достаточно давно претендуют на нашу долю в фармакологическом сегменте рынка...

  Ним покачала головой. Это имя было ей незнакомо.
— Ты планируешь предложить ему какой-то компромисс?

— У всех есть интересы и сферы влияния, которыми можно обменяться или уступить, но есть и те, уступки в которых невозможны. Для моих людей наркоиндустрия это не просто доход. Для многих это гарантия получения лекарств и медицинской помощи в обход официальных корпораций. Ценник у некоторых такой, что простым людям дешевле умереть, а ведь Борёкудан вышел из самых низов и люди поддерживают нас, пока мы заботимся о них и не забываем, об их интересах. Я не хочу превратиться в очередного зажравшегося дельца, который будет ронять сигаретный пепел на головы тех, кто оказался ниже...

  Оками медленно выдохнул, украдкой коснулся запястья сидящей рядом женщины.

— Уверен, ты меня понимаешь. И... мы справимся. — Пальцы уверенно сжали тонкую ручку и мужчина улыбнулся. Нет, всё же это была маска, умелая, холодная и безразличная маска, как в хорошем театре. Её мужчина был здесь, рядом и переживал, хотя и не показывал этого.

  Нимерия кивнула, придвинулась ближе и молча прижала руку оябуна к груди. Ее глаза были чужими, с другим разрезом, голубые, а не зеленые -—  но выражение, застывшее в них, пробивалось сквозь макияж, линзы и тень от накладных ресниц. Она была готова не только прислуживать и развлекать криминальных боссов весь вечер, чутко наблюдая за обстановкой, улавливая эмоции и мысли во взглядах и тоне. Нет. Она готова была в любой момент вскочить и перерезать глотки якудза из вражеского синдиката. Малейший намек на угрозу — и она, напряженная, как струна, взметнется живым оружием.

— Можешь не сомневаться, господин.

— Я не сомневаюсь в тебе, — Ладонь по привычке прижалась к сердцу, но не ощутила отклика. — Мои сомнения вызваны лишь последствиями решений, что мне предстоит принять. Откажусь и это может привести к войне, соглашусь и Борёкудан может лишиться людей и их поддержки. Это как игра в "Го", где до последнего момента неясно, кто окажется победителем. Столько факторов нужно учесть. Мы ходим по тонкой грани и однажды она может перерезать нить моей жизни.

— Не может, — отрезала Они, холоднея. — Мы не позволим этому случиться.

  Машина плавно остановилась. Водитель вышел, открыл дверь для босса, помог элегантно выбраться его спутнице, и та, выдерживая почтительное расстояние, засеменила вслед за оябуном.

[Нимерия]

Место встречи представляло собой достаточно обширный аграрный сектор на окраине мегаполиса. Всевозможные фермы тянулись в разные стороны и этажи, между, внутри и над ними сновали харвестеры и посадочно-уборочные дроны.  На пересечении наиболее крупных маршрутов располагался перерабатывающий комплекс и жилые кварталы для работников. Было в этом месте несколько питейных заведений, а также заведения с неплохой кухней, но в силу специфики встречи, очная ставка была назначена во временно пустующем элеваторе, где совместными усилиями двух группировок был подготовлено место не хуже, а в чём-то и лучше, чем люксовые рестораны.

  Их ждали у входа. Лидера делегации было несложно вычислить: уж очень он выделялся на фоне своих высоких спутников в одинаковых темно-синих костюмах.

  Господин Бао Симэн оказался коренастым темноволосым дархатом. Он был не слишком хорошо сложен, как Кэори успела заметить, но умело скорректировал это одеждой: немного старомодный пурпурный колет с наплечниками делал его худощавую фигуру чуть шире и мужественнее, брюки в тон не облегали ноги плотно.  Лакированные черные туфли блестели на солнце, переливался циферблат золотых часов, выполненный из черного перламутра. В руке дархат держал дипломат из змеиной кожи — крайне экстравагантную деловую вещицу.

  — Здравствуй, Оками, — протянул он, выдавив мимолетный оскал. — Опаздываешь. Опаздывать нехорошо.

  Делегация Борекудана подошла почти вплотную, и гейша, бросая быстрые, робкие — как и требовали традиции и приличия — взгляды из-под ресниц, смогла рассмотреть новые детали. Голова у Симэна была косматая, волосы пушились, словно грива. Под кичливыми бровями горели пустые, отстраненные янтарные глаза с вертикальными зрачками — казалось, они были подведены кохлем, как это делали в древности некоторые южные народы. Крупный нос с широкими ноздрями, капризные бледные губы и жидкая растительность на выдающемся подбородке делали лицо нагловатым, плутовским. Серьга в левом ухе придавала ему слегка вороватый вид. Кэори поймала себя на мысли, что Бао Симэн напоминает ей гиену.

  — Здравствуй, Бао. — Оками учтиво поклонился в знак приветствия, спокойно, чинно и нарочито неторопливо. — Серьезные дела не терпят суеты и спешки.

  Дархат усмехнулся.

  — Ну, что ж, пойдем. Разговор предстоит долгий...

  Они поднялись по лестнице и очутились в просторном зале. Мобильные пластиковые панели прикрывали техногенные элементы конструкций, дополнительные источники освещения создавали комфортную видимость и делали акцент на центральной части, где был накрыт длинный стол, сервированный множеством закусок и бутылок всевозможных форм и цвета. Большая часть бойцов эскорта заняла свои места за пределами стола, образовывая периметр охраны важных персон и только трое из присутствующих разместились за столом - главы кланов и сопровождающие их лица.

  Бао Симэн скользнул взглядом по гейше и вопросительно вскинул бровь.

  — Скажи-ка, Оками... Зачем ты взял с собой женщину? Ей может наскучить наша мужская компания и нудные беседы о деньгах.

  — Именно поэтому она здесь, — босс якудза усмехнулся и опустился на стул. — Когда нудные беседы затягиваются, их следует ненадолго отложить, чтобы дать разуму возможность отдохнуть, насладившись музыкой, танцем или пением.

  Дархат хохотнул — совершенно по-гиеньи — но согласно кивнул.

  — Итак, мой дорогой друг, — он особенно выделил последнее слово. Прозвучало с иронией, ведь оба мафиози знали, что друзьями они останутся лишь в том случае, если глава Борекудан примет предложение. — Насколько мне известно, твой клан настолько влиятелен, что держит под собой одну из передовых ниш. Трансплантология, генетика, биоинженерия, стимуляторы, релаксанты, наниты, сыворотки, наркотики широкого спектра действия... Твои успехи похвальны, Такеши. Особенно, если учесть, что твой отец пал слишком рано, чтобы помочь тебе с этим. Уверен, он гордился бы таким целеустремленным сыном. Я слышал, что ты продолжаешь расширять свое влияние — или ты назвал бы это гегемонией? — в глазах Бао полыхнул озорной, насмешливый огонек. Была в нем какая-то живая, притягивающая внимание, злая чертовщинка. — Однако, как любезно подсказывает нам история, когда владений слишком много, контролировать их становится тяжело. Да, не скрою, твои мощности химических лабораторий и исследовательских центров представляют для меня большой интерес. Я бы хотел предложить тебе обмен на нечто не менее достойное. Что скажешь?

[nick]Кэори[/nick][status]весенний ветер[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/842065.jpg[/icon][lzbb]гейша[/lzbb]

[Оками]

— Гегемонией? — Оками усмехнулся в бороду. — Скорее это область интересов Борёкудан, связанная с расширением наших возможностей и поддержки. Что же касается отца, его гордость для меня не имеет значения. То что меня окружает не его заслуга, нас связывает общая генетика и не более.

  Босс пристально посмотрел на собеседника, тщательно обдумывая каждое его слово. Упоминание отца, в купе со сложностью контроля владений наводили на мысли о слабо прикрытой угрозе.

— И наше основное различие в том, что отец торопился и пытался взять больше, чем способен удержать в руках. Лотос не торопится, мы неспешно и методично расширяемся, выстраивая крепкие связи и вертикаль власти, срастаясь краями с теми землями, за которые смогли зацепиться. Полагаю, что и для тебя большой кусок владений может стать непосильной ношей. Ты проделал долгий путь и наши отношения не всегда были ровными и спокойными. Не знаю, какую игру ты затеял, но я готов выслушать твоё предложение, чтобы оценить его по достоинству и не менее достойно ответить.
   
  Откинувшись на спинку стула, Такеши выбрал одну из бутылок, откупорил и наполнил две стоящие рядом рюмки, предлагая начать общение с выпивки.

  Бао взял рюмку короткими, точно рублеными пальцами, унизанными золотыми перстнями и перчатками, и медленно пригубил.

— М-м... водка. А ты решил без разогрева, да? Я понимаю, почему тебе так необходимы трансплантология и фармацевтика. Но в равной степени вы не можете обойтись и без оружия. У каждого из твоих парней по бластеру в кобуре. При удачном раскладе их может быть достаточно, чтобы защитить тебя и твою... артистку, — он хмыкнул, а гейша Кэори опустила глаза, ощущая медленно растущее желание набить Симэню рожу. — Но для того, чем вы обычно занимаетесь, этого недостаточно. Даже если ты закупаешь товар у знакомых, ты берешь его по рыночной цене. Или чуть ниже рыночной. Выгоды мало, не так ли? Я же предлагаю тебе целые производственные мощности. Все уже давно налажено. Получишь оружие по себестоимости и кучу связей и постоянных клиентов, в числе которых, к слову, всем известный «Азраил».

  Бао чуть отодвинул стул, положил дипломат на колени и открыл его, чтобы достать оттуда кожаную тисненую папку.
— Ознакомься. Как видишь, все легально. Да, в основном Сабаот и Климбах, но есть кое-что и на Проционе, — дархат протянул документы эону. — Собственников несколько, но это не проблема. Они подпишут договор, если ты примешь моё предложение.

  Говорить о легальности с Борёкудан было бессмысленно. Тонкая грань закона давно размылась деловыми и партнерскими отношениями и то, о чём ранее приходилось стыдливо умалчивать, сейчас можно было вершить вполне открыто через подставные фирмы, людей и организации. Оками принял папку, наполнил повторно рюмки и отсалютовал собеседнику.
— Интересное предложение. Интересное и стратегически правильное.


  Оками понимал, что консолидированные активы контролировать проще, чем разбросанные на разных планетах. Маленькие и мобильные бригады справятся с обеспечением безопасности на нескольких объектов, а вот распылять силы - значит ослабить все охраняемые заводы, сделав их лёгкой мишенью для рейдерского захвата. Вполне возможно, что так и планировал Бао. Но было ещё одно но, которое заставляло максимально критически оценивать предложение - люди. Имея фармацевтические активы в своем портфеле, Борёкудан мог поддерживать население и иметь его поддержку, в отличие от вооружения, которое было доступно не всем и нужно было в крайне ограниченных ситуациях. Да, рыночные цены были выше, но Борёкудан не стремился наращивать военную мощь, ограничиваясь частными военными компаниями. А вот лекарства, аугметика и возможность продлить свою жизнь, привлекали людей в разы больше, чем желание сражаться и убивать, не говоря уже о таких сопутствующих статьях дохода, как производство и распространение наркотиков и боевых стимуляторов. Впрочем, иметь в своём активе парочку оружейных заводиков для подпитки ЧВК и боевых андроидов было бы весьма недурно, а вот допускать конкурента в своем подбрюшье на Абберате было крайне опасно и рискованно. Оками не доверял партнеру и ревностно оберегал свои территории.

— Недурно, очень недурно, но как я вижу, предложенные активы децентрализованы, что может повлечь за собой ряд неприятных моментов в будущем. Если ты посмотришь на фармацевтические активы, то сможешь заметить, что логистика нашей корпорации выгодно отличается от предложенных тобой.
   
  Босс якудза протянул руку и один из сопровождавших бойцов вложил в ладонь папку, которую Оками передал собеседнику.

— Ознакомься. Я не против обменять часть своих дальних активов на часть из предложенных, что находятся в поясе нашего влияния, но распыление сил и разрыв логистических цепочек выглядит крайне сомнительно. Не думаю, что смешение сфер влияния на наших родных территориях пойдёт на пользу нашим организациям. Двум стаям будет тяжело ужиться и это непременно приведёт к конфликту в будущем. Мы же с тобой встретились решить конфликт, а не начать его. Что скажешь? Предлагаю начать с малого и оформить передачу пяти или даже семи заводов дальнего пояса в равнозначный обмен на фармакологию...— положив на стол голокрон, оябун активировал карту и пальцем обозначил свои заводы, поменял цвет и обозначил оружейные.

[Нимерия]

— Данный вариант мне видится приемлемым. В качестве бонуса, я готов тебе уступить филиал на Климбахе. Это дочка "Ноктюрнал", но достаточно перспективная в умелых руках.

  Дархат дернул краем губ, кивнул понимающе — Оками тронул нужные струны, заговорил на родном языке, хотя и на свой утонченный эонский манер. Он подпер подбородок пальцами, сосредоточенно осмотрел то, что должно было достаться ему.

  — Принимаю.

  Бао поманил пальцем одного из приближенных и тихо буркнул, подкрепляя слова небрежным хозяйским жестом:

  — Оформляйте. Я взял с собой юриста, — это уже было адресовано Оками. — Не сомневался, что ты так же рационален, как о тебе говорят.

  Он смягчился, — отметила Кэори. Заговорил иными, несвойственными проционскому жигану фразами. Перестал отчаянно рисоваться.

  Щегол сдулся.

  Перед ним и оябуном аккуратно положили по дубликату договора, распечатанного на портативном принтере, и Бао Симэн, оттопырив мизинец с отращенным зачем-то ногтем, чиркнул ручкой, ставя крупную, резкую, витиеватую, подчеркнутую подпись. Словно в опровержение мыслей гейши.

  Взяв в руки документ, Оками быстро, но внимательно, пробежался по тексту выискивая подозрительные и допускающие двоякое толкование моменты. Особое внимание уделил "мелкому шрифту", после чего, не найдя ничего подозрительного, оттянул лацкан своего пиджака и достал футляр из красного дерева, содержащий фудэпен - особую кисть для каллиграфического эонского письма. Смахнув защелку в сторону, надавил на клапан, наполняя синтетические ворсинки чернилами и занёс руку над бумагой. Несколько мгновений оябун концентрировался представляя образ подписи, после чего, в одно безотрывное касание и движение кисти, оставил свой фирменный вензель в стиле сёдо. Грация, эстетика и лаконичность вкупе с изяществом и утонченностью виднелись в каждой линии древнего, но всё ещё почитаемого искусства каллиграфии, столь сильно контрастирующим на фоне грубой и агрессивной подписи оппонента.

  — Что ж, за это можно и выпить! — с масленой улыбкой на лице резюмировал Бао Симэн, получив свой экземпляр договора. Он махнул рукой, веля помощнику наполнить рюмки, и приветственно поднял свою. — Живи, люби, кради, гуляй, купи весь мир, потом отдай! Всегда лишь помни вещь одну: не забывай свою братву! За тебя, брат Такеши.

  Гейша Кэори едва заметно ухмыльнулась, с удивительным, впрочем, для женщины своей профессии пониманием. Так, словно блатная присказка была ей давно знакома.

  Оками неспешно кивнул, подхватывая рюмку большим и указательными пальцами. Отсалютовал и поднес к своим губам. На краткий миг замер и вежливо улыбнулся.

  — Отдать? — Улыбка на безмятежном лице сменила тональность на ироничную и криминальный босс приподнял бровь, испытующе глядя на собеседника. — Разве ты прошел свой жизненный путь ради того, что бы отдать то, что считаешь по праву своим?

  Голова Такеши дернулась из стороны в сторону в жесте отрицания, а рука чуть опустилась, грозя поставить так и не выпитую рюмку на стол. Взгляд желтых глаз якудза стал жестче.

  — За тебя, Бао... — и после секундного молчания. — Брат.

  Рука оябуна ловким жестом поднесла напиток к приоткрытым губам и небрежным жестом отправила алкоголь в глотку. Водка быстро прошлась по пищеводу, разливая внутри приятное тепло и зажигая внутреннее пламя. Возможно, кто-то и ожидал, что эон потянется за закуской, но вместо этого босс подхватил бутылку, предлагая собеседнику повторить.

  — Всем нам приходится что-то отдавать и чем-то жертвовать, Такеши, — проговорил дархат, поглаживая пальцами ребристые стенки рюмки. С иной интонацией эта фраза могла бы скрывать намек на угрозу, но — нет, слова Бао прозвучали меланхолично и с тоской. — Ради успеха. Или ради тех, кого любишь. Давай выпьем за то, чтобы наши жертвы были реже и меньше.

  Это было похоже на просветление проционского бандита. В глазах Нимерии в обличии гейши, украдкой наблюдавшей за Симэном, стояло уважение. Она знала, сколь сентиментальны бывают люди, связанные с криминалом, и проявление этой сентиментальности они могли себе позволить лишь с равными.

  Это значило лишь одно: переговоры вступили в более мирное русло.

  — Не будем о грустном, друг мой, — заулыбался дархат, потирая покрасневший от водки нос. — Я хочу инвестировать в твои предприятия. Все, что связаны с медициной и биотехнологиями. Суммы далеко не символические, разумеется. Как ты на это смотришь?

[nick]Кэори[/nick][status]весенний ветер[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/842065.jpg[/icon][lzbb]гейша[/lzbb]

[Оками]

Для дельца уровня Оками, да и Бао, торговля ресурсами клана всегда имела допустимые пределы в рамках которых можно было вести торг и меновую торговлю.

— Ты не хуже меня знаешь и понимаешь, что жертва должна быть обоюдной, если две стороны желают прийти к некоему соглашению, — последовал деликатный и уклончивый ответ, пока водка с плеском наполняла стопки.
— Я готов внести свою лепту в общее дело, пожертвовав частью своих активов ради поддержания мира, стабильности и равновесия в теневых кругах. Я прекрасно понимаю, что твои люди нуждаются в медицине не меньше, чем мои собственные, но у всего есть и обратная сторона. Биотек и медикаменты могут быть оружием ничем не уступающим, а то и превосходящим пули, магию, лучи или волны. Один маленький вирус, случайно выпущенный из пробирки, способен забрать больше жизней, чем все боеприпасы выпущенные всеми заводами Аркхейма вместе взятые за год, а то и за десятилетие. Ты можешь владеть частью активов и распоряжаться самолично обозначенными дочерними лабораториями, но контрольный пакет акций должен оставаться у Трехлистного Лотоса. Ничего личного, формальная предосторожность во избежание недоразумений и упущений.

  Такеши, весело усмехнулся, пододвинул блюдо с королевскими креветками и подцепил одну из морских гадин при помощи палочек - традиционного столового прибора эонской культуры. Окунув креветку в соус, сдобрив острой специей васаби, положил на язык, пробуя блюдо на вкус.

— Согласен ли ты на такие условия, Бао? Или хочешь предложить свои?

  Бао нахмурился. Он больше не притрагивался к рюмке.

— Уж не хочешь ли ты сказать, дорогой Такеши, что ждешь от меня удара в спину твоим же оружием? Зачем мне это? Да, эта встреча происходит потому, что наши сферы влияния пересеклись. Но в биотеке я не смыслю, ты опытнее меня. Мне не выгодно тебя смещать. А жертвы... Жертвы, конечно же, обоюдны. Я инвестирую в производства и исследования взамен на 25% акций. Это не противоречит твоим условиям, не так ли?

  Звучало ладно и сладко. Нимерия, не имея экономического (да и в целом специального) образования, не заподозрила подвоха, решив, что "расфуфыренный фраер сдал назад". Но оябун знал: прямые инвестиции с более чем 12% акций обеспечивают владельцу место в совете директоров и управлении. Бао мог приобрести часть активов сам, другую выкупило бы подставное лицо, которое впоследствии могло перепродать свои активы Симэну. По договоренности или под влиянием угроз не столь важно, важно лишь то, что на современной бирже подобные случаи не были редкостью, а теневые синдикаты был осведомлены о них, как никто иной.

— Оу, — оябун вальяжно развалился на стуле, положив согнутую в локте руку на столешницу. — Жду, ещё как жду. Я не настолько беспечен, чтобы забыть о том, что мы только в начале нашего пути сотрудничества. Забудь я о подобном хоть на секунду, ты бы сейчас общался с кем-то другим. Мир в котором мы живём не прощает беспечности, уверен, ты понимаешь о чём я говорю. Так что наше взаимное недоверие обоснованно. Но я надеюсь, что со временем, когда наши кланы не словом и бумагой, а делом подтвердят свои добрые намерения и желание взаимовыгодного сотрудничества, я с радостью передам тебе в полное владение то, что тебя интересует.

  Такеши задумчиво постучал пальцем по столешнице и извлёк из кармана портсигар, желая закурить. Открыв богато инкрустированную крышку, предложил собеседнику.

— Мы не обязаны любить друг друга или слепо доверять сказанному. У каждого из нас есть интересы и уважение оппонента это хороший задел для будущих свершений. Я предлагаю тебе то, что не предлагал никому иному. Двенадцать процентов имеющихся активов и гарантии, что контрольный пакет останется в моих руках до момента, пока наши кланы не породнятся. Соглашайся, Бао. Это справедливая и выгодная цена. Лучшего тебе никто не предложит в этой части планетарной системы.

И, конечно, Бао согласился, хотя изначально был настроен отстаивать свою позицию до конца. Но эонская приветливость: штука хрупкая — перегнешь, и она обратится в ледяную учтивость.

Ни Куросава, ни Симэн не хотели до этого доводить.

— Ты сделал верный выбор, Бао, не сомневайся. —  Оками взял одну из сигарет и закурил. Поднял папку с документами и попутно взял в руки ручку, собираясь завизировать сделку.
— Мне бы хотелось ещё раз ознакомится с содержимым, Бао. А пока, чтобы скрасить томительное ожидание, ты можешь насладиться выступлением Кэори... —  Такеши бросил короткий взгляд в сторону сидящей рядом гейши и неспешно кивнул, давая ей свое согласие.

  Кэори робко поднялась с места, мелкими шажками двинулась назад и отдала гостям традиционный поклон. Один из людей Оками передал ей сямисэн. Улыбнувшись, девушка села на ковер в позе сэйдза и нежно тронула струны плектром. Сямисэн отозвался шелестом весеннего ветра в бамбуковой роще, треском ветвей под ногами одинокого путника. Голос гейши, высокий и неожиданно сильный, разливался журчанием ручья, играл переливчатыми соловьиными трелями, полными сладкой печали и тоски о невстреченной любви.

— Ветер плачет над горной грядой,
Уносит вдаль сакуры цвет.
Моя любовь улетает с ним.


  Гейша пела на незнакомом Бао языке, но, казалось, задела своими нежными пальчиками струны его гиеньей души. Бао глядел на нее пристально, неотрывно, пронизывающе — будь он на Лирее среди эонов, ему бы этого не простили. Но он был на Абберате, среди бандитов и мафиози, и потому мог смотреть на Кэори как хотел и сколько хотел. Безнаказанно. Что-то странное было в его глазах и в том, как он наклонил голову, вслушиваясь в ее голос. Был ли то запал очарованного или тень узнавания? Чужая душа — потемки. Но выступление определенно тронуло Симэна, и потому Кэори не стала еще и танцевать: не пристало гейше нарушать традиции эонской сдержанности.

  Омотэнаси - древнее понятие, воплощающее в себе искреннюю заботу о госте. Оками, будучи выходцем и воспитанником древнейшей эонской культуры, не чурался прибегать к подобным ритуалам, хотя и вырос в искаженной и измененной среде, бывшей темным зеркальным отражением догм и традиций.  Вместо чая - водка, велика ли разница, если уважение проявляет тот, кто считает себя хозяином? Не смотря на нейтральный статус выбранного для встречи места, оябун даже в таких мелочах показывал свой статус, по чуть чуть наполняя рюмки, для продолжения застолья.

  И хотя Кэори удивила его своим голосом, виду мужчина не подал, сдержанно кивая в знак одобрения и подчеркивая искреннее удовольствие от музыки и песни.

  Во многом Якудза унаследовали понятия благородных домов, но сделали это на свой манер, так что небольшие отклонения допускались в официозе, что не укрылось от взгляда Такеши, когда он украдкой бросал быстрые взгляды в сторону гостя. Для чужака он был слишком сдержан и внимателен, словно пытался понять смысл каждой строчки или ноты, а вот для эона наоборот, слишком назойлив в своих любопытствующих взглядах и манере держаться. Это обстоятельство настораживало Оками, заставляя прокручивать в голове всю имеющуюся о партнере информацию и искать нестыковки и противоречия. Казалось, что оябун упускал из виду что-то очень важное, некую недосказанность или фальшь, обман, что не давал покоя, разжигая пламя подозрительности и недоверия.

"Банальная вежливость? Или за сдержанностью стоит нечто большее? Может ли Бао, дархат, по достоинству оценить мелодичность звуков и слога, которые часто кажутся резкими и несвязными всем, кто не является эоном? Может быть это привычка и Симэн слишком много пребывал в эонской среде, отчего впитал в себя любовь к искусству? Но тогда он не может не знать об иных правилах поведения. Что это? Провокация? Думай, маленькая тень, думай! Ты явно что-то упустил."

  Взгляд золотисто-желтых глаз Куросавы устремился к гейше, словно она могла дать ответ, но вместо вопроса последовал учтивый кивок благодарности, после чего босс поднял рюмку, предлагая дархату выпить ещё по одной. Документ Оками прочитал несколько раз и ничего подозрительного не заметил, но неприятное чувство внутри всё сильнее кололо недосказанностью и неопределенностью. Каким-то неведомым чутьём старый волк ощущал грядущие неприятности, но не мог найти им логического объяснения.

[Нимерия]

— Впечатляет, — сказал через время Бао. — Сдается мне, я недооценил твою артистку, Такеши.

  Дархат пил понемногу — как сказала бы Нимерия, "лизал, а не пил". Осторожничал, по всей видимости, хотя это было непохоже на него в начале встречи, когда Симэн опрокидывал рюмку за рюмкой.

  Оками во многом не отставал от Бао, отпивая водку понемногу, словно это было креплёное сяке.

  — Гейша, — Вкрадчиво поправил Оками собеседника, подумав, что подобные вещи он должен был знать. — Неужели тебе не доводилось сталкиваться с ними ранее? Мне казалось, что ты достаточно много сотрудничал с эонами...

  Сдержанная улыбка, подозрительный, но в тоже время мягкий и обманчиво хмельной взгляд.

  — А разве гейша — не артистка? — на лице Симэна разошелся издевательский оскал. — На Проционе еще верят, что под кимоно у каждой гейши прячутся крылья ночной бабочки... Неужто это не миф?

  Дархат смотрел только на Кэори. Та невозмутимо жевала креветку, несмотря на оскорбительный намек гиеньего вожака.

  Невольное напоминание о прошлом его женщины неприятно кольнуло самолюбие оябуна, поскольку, учитывая размах этих самых крыльев, некоторые ночные бабочки были просто серыми невзрачными мотыльками. Мышцы напряглись, и Оками чуть подался вперёд, едва не раздавив в ладони стопку с водкой.

  — Многое говорят, но не всему следует верить. Некоторые поговаривают, что под кимоно может скрываться и жало шершня, чем может неприятно удивить любого, кто попытается залезть под цветастую ткань.

  Усмешка на лице босса стала шире, явно давая понять, что речь идёт не только о спрятанном оружии, но и более естественных, мужских "жалах", поскольку по своей природе гейши были артистами и половая принадлежность искусно скрывалась за пёстрым образом. Это уже чуть позже, их стали приравнивать к легкодоступным шлюхам. Но не всякая шлюха могла стать гейшей, точно так же, как и не каждая гейша шлюхой.

  — Каждый находит то, что ищет. Но если кто-то решит искать телесных наслаждений среди искусства, то явно выбрал для этого не самое подходящее место. Я могу посоветовать тебе одно хорошее, респектабельное местечко на Абберате или распорядиться и послать людей, чтобы привести пестрокрылых...

  — Спасибо за предложение, брат, но в этом нет нужды, — фыркнул Бао. Кажется, слова Оками вызвали у него лёгкое замешательство. — Так значит, ты мужик? Или все же мадама? — это было адресовано Кэори. Гейша подняла на Симэна голубые глаза, подчеркнутые маленькими точками посередине нижних век, и вежливо улыбнулась.

  — Вас одолевают сомнения, господин... Неужели мой голос звучал слишком низко?

  Дархат покачал головой.

  — Нет. Скорее знакомо. Мы с тобой раньше не встречались?

  — Едва ли, господин Симэн, — девушка опустила взгляд, точно смутившись от чрезмерного внимания к своей персоне. Она умело играла свою роль. — Гейш воспитывают в определённых традициях и стандартах — начиная от внешности и заканчивая вокалом. Возможно, вы меня с кем-то путаете.

  — Возможно, — цокнул языком Бао. — А возможно, ты не та, за кого себя выдаёшь, — проговорил он совсем тихо. Но Ним расслышала.

[nick]Кэори[/nick][status]весенний ветер[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/842065.jpg[/icon][lzbb]гейша[/lzbb]

[Оками]

Такеши, наблюдавший за всем происходящим со свойственной эонам сдержанностью, нахмурил брови. На скользкую стезю ступил Бао, путаясь в собственных словах и недосказанностях. Словно паук в чужой паутине, собеседник пытался совершать привычные действия, но выходило у него чертовски плохо, от чего сомнения Оками лишь усиливались. Пристально посмотрев на собеседника, Оками поставил полупустую рюмку на стол и сцепил в пальцы в замок в форме пирамидки.

— Ты слишком много внимания уделяешь сторонним мелочам... брат. Если тебя гейши интересуют больше, чем договор между кланами, предлагаю перенести встречу, когда ты будешь к ней готов...

  Расцепив руки, оябун коснулся подушечками пальцев лежащей на столе папки и небрежным жестом пододвинул к Бао, демонстрируя серьезность сказанных слов. Возможно, что Симэн был когда-то одним из любовников Нимерии, но то, что сейчас это интересовало его больше, чем деловые отношения, огорчало вдвойне.

  Оками опрокинул стопку в глотку, шумно выдохнул и вернул на стол, поставив вверх дном, давая понять, что разговор близится к завершению.

— Это не более, чем дань уважения твоей культуре, дорогой Такеши. Странно, что ты не оценил.

  Чёрная грива Бао едва заметно ощетинилась, на лице заиграли желваки, но он больше ничего не сказал. Нервным росчерком поставил свою подпись на последнем документе, щёлкнул авторучкой, покрутил её в увешанных перстнями руках и убрал в свой гламурный дипломат.

— Не серчай на меня, брат. Я не посягаю на твою артистку. И я рад, что сегодня мы пришли к соглашению.

  Симэн встал и протянул Оками руку для пожатия.

— Сегодня мы закопали топор войны. Настало время братства.

— Тебе следует больше знать о чужой культуре, — Сдержанно проговорил Такеши, протягивая руку для рукопожатия и сжимая киберимплантом ладонь собеседника так, что едва ли ломая её. — Будучи гостем, уделять внимание мебели и слугам, а не хозяевам, совсем не похоже на уважение и дань традиции культуре... эонов. Вскоре ты это поймёшь...

  Последняя фраза прозвучала двояко, едва ли не как угроза, если не считать мягкий тембр голоса. Оками тут же отпустил руку, так и не сломав её, но закрепив соглашение крепким рукопожатием.

— Самый тяжелый путь начинается с первого шага. До полноценного сотрудничества и доверия нам ещё предстоит приложить множество совместных усилий, подтвердив статус не только словами и чернилами, но и делом. Я искренне рад, брат, что у нас хватило разумности, не проливать кровь своих людей понапрасну.

  Поднявшись следом, босс взял со стола свой экземпляр договора и неглядя протянул одному из сопровождающих телохранителей. Коротко кивнул в сторону выхода и посмотрел на Кэори, давая понять, что встреча окончена.

— Благополучия и процветания твоему клану, Бао. До встречи.

— До свидания, Такеши. Будь здоров.

[Нимерия]

Отвесив традиционный эонский полупоклон, Оками развернулся и направился к выходу. Кэори молча засеменила за ним. Она держалась ближе к оябуну, чем следовало бы по этикету, и кажется, дархат это заметил.

  — Прощай, артистка.

  Кэори не ответила. Но взгляд, который гейша, обернувшись, бросила на Бао, значил больше того, что она могла ему сказать.

  Оками не видел взглядов, которыми обменялись Бао и Кэори, но ощутил напряжение, что пронзило пространство подобно молнии и врезалось в сознание, вопя о грядущей опасности. Знакомое чувство, чуть запылившееся и размытое годами относительно спокойной жизни, но всё ещё узнаваемое. Оябун замедлил шаг, прислушался к пространству и внутренним ощущениям, к натянутым нитями нервам и тяжелому, зловонному дыханию смерти, что щекотало затылок своим незримым присутствием.

  Выстрел.

  Короткая какофония эмоций моментально складывается в единый узор, протягивая незримые нити намерений и желаний между присутствующими. Словно в замедленной съёмке, разум фиксирует происходящее считывая отголоски чужого разума. И этот злой, коварный и чуждый разум принадлежит не Бао, нет, чуть дальше за его спиной и выше. Оками оборачивается и его взгляд устремляется к потолочным балкам у самого потолка, где у вентиляционных окошек расположилось гнездо снайпера. Разум быстрее пули, но пуля быстрее тела. Череда выпущенных один за другим снарядов трассирующей дорожкой уже преодолела половину расстояния и будь Такеши в ипостаси берсерка, он бы успел гораздо больше, чем в отведенные доли секунд.

  Правая рука инстинктивно дернулась в сторону, становясь эфемерной преградой на пути крошечного комочка смерти. Плексисталь протеза скрипнула, проминаясь и крошась под напором кинетической энергии. Плечо неприятно хрустнуло и заныло от чрезмерно резкого движения, не свойственного биологии эонов. Внутренние биосвязки и внутренние рецепторы обожгло каплями раскалённого железа и разорванных синтетических сухожилий, но пуля была замедлена и отклонена в сторону, так и не достигнув цели.

  Бой скоротечен. Разум нехотя возвращается в реальность, и оябун плечом отталкивает гейшу в сторону, уводя с линии прицельного огня. В сознание бойцов Борёкудан спешно отправляет приказ о немедленной контратаке и защите. На осознанность действий нет времени и Оками берёт несколько человек под свой контроль прежде, чем свинцовый рой соберёт кровавую жатву.

  Восприятие времени возвращается к привычному течению и люди словно оттаивают, начиная выхватывать оружие и искать укрытия. Залп рассыпается раскаленными брызгами по полу, шрапнелью выгрызая куски плоти и застревая в бронеткани костюмов охраны, оставляя под ней обширные синяки и гематомы. Несколько пуль чертят борозды вдоль рёбер, задевают Нимерию, когда её пытаются оттолкнуть в сторону.

  — Предатель! — Ментальный возглас бьёт прямо в сознание на краткий миг оглушая всех присутствующих и даря несколько секунд на то, чтобы отступить к спасительному укрытию ещё на пару шагов. Ухание крупнокалиберного пулемёта дополняется дробным стрекотом автоматического оружия более мелкого калибра. Двое бойцов якудза встают перед своим господином, принимая своими телами рой реактивных снарядов. Брызги крови вперемешку с внутренностями и обрывками ткани ржавым облаком накрывают Оками и его женщину, не причиняя вреда. И вновь несколько шагов назад. Спешных, быстрых, но в царящем хаосе они кажутся вечностью.

  Какой-то десяток шагов отделяет открытое пространство от спасительного укрытия, но цена каждого шага равняется жизни людей. Его людей и его женщины. Разум перегружен информацией и оябун подставляет спину пулям малого калибра, раз за разом отводя смерть в сторону. Спина нещадно ноет от полученных синяков и ссадин, поврежденный протез почти не двигается и приходиться балансировать на скользком от крови полу чтобы не упасть.

  Два шага до выхода и часть потолка с грохотом обрушивается вовнутрь здания. В образовавшийся проём влетает несколько боевых дронов. Времени на дистанционный взлом и ментальное перепрограммирование не остается и, когда из раскрученных стволов орудий вырываются алые всполохи пороховых газов... Ним раскрывает крылья, принимая свое истинное обличье.

  Прямо как дух-хранитель, — только и успевает подумать Оками. Хтэния теснит его к баррикаде из раздолбанного потолка, старательно закрывая собой.

  — Я так и знал, что твоя гейша — фальшивка! — орет откуда-то Симэн сквозь треск пулеметных очередей и хриплые крики бойцов.

  Людоедка странно и тяжело дышит, привалившись спиной к бетонному блоку. На груди, на животе, на рукавах ее сизого кимоно расплываются пятна крови, черный парик съехал набекрень и висит теперь на проступившем роге, грим размазался — выглядит она неважно, но держится бодро. Упрямая.

  — С-сученыш дархатский... — она сплевывает на пол — тоже кровью — и торопливо оглядывается. — Кеши, будь готов. На счет "три" бежим.

  На счет "раз" Ним встает и сметает дроны ударной энергетической волной. Дезориентации надолго не хватит, поэтому на счет "два" девушка сбрасывает нахрен кимоно и выхватывает бластер из кобуры, спрятанной под одеждой. На счет "три" она загораживает босса крыльями, как живым щитом, и подталкивает к выходу, отстреливаясь от дархатов. Чужие пули отталкиваются от напряженных перепонок — тело хтоника как ничто иное приспособлено для боя — но некоторые все же их решетят. Ним терпит, ей не привыкать, — стискивает зубы и рычит, швыряет мешающий обзору парик на пол.

[icon]https://i.imgur.com/kFDod5v.jpg[/icon]

[Оками]

В отличие от хтоников, оборотню нужно больше времени, чтобы принять иной облик и во время обратного отсчета, Оками начинает трансформацию, утвердительно кивнув и чуть изумленно вскинув бровь, давая понять, что переживает за свою девочку и что она может пострадать.

— Три, — Тело начинает увеличиваться в размерах и очертания лица Такеши смазываются. Янтарные глаза затягивает карминовым туманом, а движения становятся более резкими и пружинистыми. Разум всё ещё пытается рассчитывать баллистику и раздать указания наноботам по восстановлению поврежденной конечности. Тело оплетает едва заметная сеть, чем-то отдаленно напоминающая вязь шибари, она увеличивается, разрастается и уплотняется, формируя архаичный эонский доспех, но оттого не менее надежный.

  До укрытия они добираются достаточно быстро, совершив стремительный рывок, но и дезориентированные дроны восстанавливают системы наведения. Раскрываются бортовые пилоны, обнажая подвесы с цилиндрическими рядами ракет. Проходит несколько секунд и ракетный залп превращает стену здания в груду обломков не способную защитить от кинжального огня бойцов и дронов предателя Бао. Грохот оглушает, опрокинутая часть стены осколками бьёт по крыльям, спинам и плечам, сквозь мутную взвесь бетонного крошева и пыли прорываются снаряды, разрывая всё на своём пути...

  Ним бросает Оками на пол, падая сверху. Крылья уже превратились в кровавое решето, но она все равно прячет босса под кожистыми складками сложенных на треть перепонок, жмется к нему, как к самому драгоценному сокровищу, так, что ни одна сила, кажется, не сможет ее оторвать.

— Отмена! Не стрелять! — раздается издалека. Но ни люди, ни дроны не слышат приказ. Хтэния вздрагивает, пока в ее тело один за другим врезаются куски металла. Такеши чувствует, как по телу разливается тепло — ее горячая кровь мешается с его собственной.

  Нимерия улыбается сквозь боль. Хрипит надсадно:

— Не ссы, волчара. Мы же сказали, что не позволим тебе погибнуть.

  Краем глаза заметив движение слева, девушка склоняет голову набок и мажет губами по его маске мифического волка, носу и самой пасти, не боясь — она ведь сама зверь, такая же дикая, такая же пугающая порой...
А потом ей в висок прилетает шальная пуля.

  Привкус соли и ржавчины стремительным потоком наполняет распахнутую пасть и желтые зрачки вспыхивают карминовыми искрами, когда тело хтэнии валится сверху. Скорее инстинктивно, старый волк пытается остановить её, полагая, что в сложившейся ситуации не лучшее время для нежностей и поцелуев. И лишь спустя доли секунды он осознает произошедшее. Волна ментальной энергии расходится в стороны и почти осязаемо разрывает время и пространство, останавливая время и материю. Тело завершает преображение и черная, как ночь броня с алыми прожилками карминовых энергий начинает пульсировать в такт ускоренному сердцебиению. Кисть содрогается, пальцы сжимаются в кулак, но поврежденный протез не выбрасывает лезвие. Ярость и боль переполняют Оками, затмевают разум и растворяют рассудок. Злобный рык, пронзительный вой и волк когтистой лапой перехватывает летящую ракету, швыряя под потолок в скопление боевых дронов.

[Оками]

Перед глазами мерцает красноватый туман и щелчки пуль по броне напоминают ритм метронома. Разум продолжает ускоряться до предела, переходя в режим овердрайва, анализируя ситуацию, ища возможные выходы и решения сложившейся ситуации. Он знает цену жизни, знает что нельзя спасти всех хороших людей и убить всех плохих, он знает, что недостаточно выиграть сражение чтобы победить в войне. Древний эонский кодекс воинов гласит: "Сначала выигрывай, потом сражайся."  Но нужна ли ему победа сейчас, ценой невероятных потерь? Ценой потери любимого человека? Однажды он уже одержал победу, но потерял Кицунэ. Второй раз он такой ошибки не допустит. Он примет бой, но лишь на своих условиях, а пока...

  Оками поднимается на ноги и по звериному дергает головой из стороны в сторону. Звериный оскал и пристальный взгляд, он видит всех и каждого из присутствующих, запоминает черты лица, телосложение и запах. Оборачивается, подхватывая обмякшее тело своей женщины, несколько мгновений размышляет и оценивает повреждения, после чего концентрирует всю свою энергию на жизненно важных органах, перехватывая контроль над нервными импульсами и вынуждая весь организм работать на поддержание работоспособности поврежденного мозга.

  Волк срывается с места, даже не обернувшись. Он не прощает и не прощается, не грозится скорой расплатой предателю, он просто действует так, как велит ему сердце. Желание спасти Нимерию сильнее желания мести, месть убьёт её окончательно, и, пока, есть мизерный шанс спасти её, он не допустит ни единой секунды промедления.

  Прижимая хтэнию к груди, Оками безжалостно обламывает её крылья, что только будут мешать двигаться. Срывается на бег, ускоряется и проносится вдоль стен, поднимая за собой завихрения пыли. Он знает, что до города слишком далеко, но у него есть всего один шанс, ничтожно малая вероятность успеть, и он намерен добиться успеха в почти проигрышном деле.

Карминовая молния пронеслась по промзоне с невероятной скоростью и так же быстро вскарабкалась на крышу сборочного цеха. Оттуда — прыжок в сторону леса, к холмам, через горы. Мышцы, работающие на пределе, начинали изнывать от недостатка кислорода и перенапряжения, но менталист заблокировал свои чувства, стараясь двигаться ещё быстрее, так, как никогда ранее.

"Успеть... Должен успеть... Быстрее..."

  Мысль заезженной пластинкой пульсирует в перегруженном сознании, короткими вспышками разума строится маршрут и раздаются ментальные приказы тем, кто находится за десятки лиг в городе.

"Бригаду реаниматологов, срочно... Подготовить бактокамеру... Хирургерон...  Нейрохирург... Химия, доставить экспериментальный образец... Только бы успеть."

  Накатывает голод, когда организм начинает пожирать сам себя, израсходовав все внутренние резервы. Волк зло рычит и едва не спотыкается, когда перепрыгивает очередной овраг за которым уже виднеются огни города. Где-то там впереди цель, лучшая клиника из тех, что можно купить за деньги. Но чего стоят деньги, если они не могут помочь?

    Оками врывается в подготовленную операционную и с ходу погружает тело Нимерии в бактокамеру напоминающую просторный бассейн наполненный голубоватой люминесцентной жидкостью с нанитами, что способны ускорять регенерацию.

Успел?

Взгляд мечется из стороны в сторону, осматривая людей в белых масках и халатах. Успел?

Немой вопрос задаваемый прямо в мозг, но никто не может дать ответа.

Успел?

Захлебываясь кровавой пеной оябун содрогается в судорожном спазме, цепляясь когтистой лапой за край камеры из плексистали, оставляет на ней неглубокие царапины, пытается подтянуться и оказаться ближе, заглянуть за край, но отключается.

Перегруженное тело и сознание не выдерживают. Тьма заполняет всё вокруг.

[Нимерия]

Неприятный и монотонный писк допплера проступал через белёсую пелену перед глазами. Яркий и размытый свет делил пространство впереди, нарезая его небольшими слайсами, и делая похожим на праздничный пирог или сэндвич. Серая полоса, ярко белая, вновь серая и вновь белая. Голова кружилась, тело не слушалось, где-то в отдалении послышалось неразборчивое бормотание десятка голосов, но уловить смысл слов не получалось. Что-то липкое пристало к коже, суставы ныли, а в мышцы, казалось, воткнули тысячи иголок.

  Сухо сглотнув, Оками попытался открыть глаза и тут же ощутил неприятное головокружение и приступ тошноты. Что-то внутри содрогнулось, и пустой желудок подпрыгнул к самому горлу. Ладонь беспорядочно ощупала поверхность ложемента, наткнулась на край, ощутила холодный пластик и пальцы сжались в кулак, даря единственную крепкую опору в шатком мире вращающихся образов. Напрягая все мышцы, одна за другой, мужчина цеплялся за этот кусочек стабильности, пытаясь вытащить себя из забвения. Вот уже напряглись руки, плечи, грудь. Тело немного сдвинулось. Волна напряжения двинулась дальше и удалось пошевелить ногой, но лишь для того, чтобы нащупать край, на котором пятки не находили опоры. Подтянуться, привстать, оттолкнуться, сорваться в пропасть и упасть.

  Падение оказалось коротким, а приземление болезненным, но именно боль подарила чувство реальности происходящего. Несколько заботливых рук попытались поддержать, поднять и вернуть оябуна на утес забвения.

  — Оками-сама, вам ещё рано двигаться. Вы должны лежать. — Что-то неприятное, скользкое и гибкое, словно медуза, хлестнуло по предплечью, обожгло вены вырванной сталью. — Два кубика успокоительного...

  — Где? — Босс якудза с силой оттолкнул расплывчатые силуэты в белых халатах и ладонью нащупал край утёса. Взгляд всё ещё бесцельно блуждал в пространстве, поскольку организм находился под воздействием медицинских препаратов.

  — Оками-сама, вам нужно прилечь! — Попытался возразить спокойный мужской голос, но лишь сильнее разозлил Такеши. Рука оттолкнула доктора хлестким ударом наотмашь, и старый волк выпрямился, поднимаясь на ноги.

  — Дважды повторять не буду! — С явной угрозой в голосе пророкотал оябун, едва удерживаясь на ногах, но упрямо расправляя плечи. — Где она? Ты сейчас же отведёшь меня, если не хочешь оказаться на койке вместо меня!

  Голова закружилась ещё сильнее, но босс якудза сделал шаг, отпуская одну точку опоры и шаря рукой впереди в поисках другой. Два шага в молочном тумане и пальцы касаются стены. Разум с трудом распознаёт очертания предметов, чужие мысли и звуки.

  — Оками-сама, ваши зрительные нервы ещё не восстановились, вам нужен покой, у вас обширные повреждения... — Всё ещё пытался возражать и увещевать незнакомый голос, но мужчина упрямо шарил по стене руками, пока его не взяли за руку и не подвели к двери. Ослушаться господина никто не рискнул.

  Поддерживая под локти, босса не спеша повели по длинным, кажущимися бесконечными коридорами. Но не смотря на слабость и боль, что с каждым шагом наполняла тело, он всё равно пытался оттолкнуть сопровождающих. Взгляд с трудом различал объекты, но это не мешало двигаться вперёд к назначенной цели. Вот только куда? Дезориентация и незнание местности сбивали с толку. Он знал, куда хочет попасть, но как?

  Остановившись, мужчина оперся ладонью о стену, медленно выдохнул и негромко проговорил:

  — К Нимерии, куда? Сейчас же!

  Кто-то из присутствующих сделал неопределенный жест в сторону, но быстро сообразив, что оябун может его не видеть, быстро пояснил:

  — Налево и прямо, в палаты реанимации... Прошло слишком мало времени...

  Кулак Оками не дал договорить, врезавшись в челюсть говорившего.

  — Прошло достаточно! — Огрызнулся босс. — Я хочу её видеть...

  — Но, — фраза была прервана страхом, — Идемте, я сопровожу вас.

  Он с трудом узнал в обвешанном проводками и датчиками существе свою Нимерию — не только потому, что расфокусированное зрение с трудом выхватывало из мутной пелены её черты. Хтэния была похожа на сломанную восковую куклу, выбеленную пудрой — мертвенно-бледная, потерявшая, казалось, не меньше десяти килограммов. Окровавленные волосы у простреленного виска запутались вокруг рога.

  — Это стимулирует регенерацию, — проговорил сопровождающий Такеши медик, мягко указывая на медсестру, которая в этот момент ставила наемнице новую капельницу. — К сожалению, мы не можем принудительно вернуть её в гуманоидную форму... только она сама, по пробуждении. Если... Если сможет.

  Такеши оттолкнул сопровождающего, сделал несколько быстрых шагов вперед, не удержав равновесия, рухнул рядом с хтэнией. Наощупь взял за руку.

  — Сможет! — Тоном, не терпящим возражений, тихо проговорил Оками, сжимая крошечную ладонь в своей. — А вы поможете ей. Теперь от неё зависит, как долго вы проживёте. — Уронив голову на край ложемента, Оками прикрыл глаза, чувствуя, как тело наполняется тяжестью и сознание его медленно покидает. — И не пытайтесь вернуть меня в палату. Я буду здесь...— Прошелестел он одними губами, вновь погружаясь в непроглядную тьму.


  День, может быть два спустя, но никто так и не смог оторвать бессознательное тело Оками и заставить его разжать пальцы. На любое прикосновение или попытку увести его из палаты босс якудза реагировал агрессивно, даже несмотря на собственное состояние и невозможность полноценно видеть или двигаться. Лишь спустя неделю, придя в норму, он распорядился переместить его апартаменты в лазарет к хтэнии и принять лечение, которым его пытались пичкать медики Борёкудан. Надежда крепла с каждым днём, раны девушки стремительно затягивались, щеки наконец порозовели. Она выглядела почти здоровой и, по прогнозам врачей, вскоре должна была пробудиться. Благодаря стимуляторам у Нимерии даже начали заново отрастать обломанные крылья. Пока что рудиментарные, недоразвитые, забавно торчащие по бокам — но они были важнейшим свидетельством восстановления ее организма.

  — Господин Оками, — вежливо улыбнулся глава отделения, возникая на пороге палаты. — Анализы очень хорошие. Она идет на поправку и, уверен, в этом есть ваша заслуга. Да, лекарства делают свое дело... но ни один препарат не сравнится с эффектом, который дает искренняя забота.

[Оками]

Такеши благодушно улыбнулся и крепче сжал ладонь женщины.

— Да, вы проделали отличную работу. Полагаю, что скоро она придёт в себя.
  Его красные, воспаленные от недосыпа и постоянного бдения глаза, заискрились янтарем. Неужели столь длительный период восстановления и реабилитации скоро закончится и они вновь смогут быть вместе?


  Оябун приподнялся, провёл ладонью по белоснежным волосам девушки, склонился, касаясь губами ее виска.
— Всё же успел... — подвёл мужчина итог многонедельному марафону. — Успел...

  Доктор шагнул в палату и прикрыл за собой дверь.

— Оками-сама... Насколько я могу судить, вас связывают близкие отношения. И именно поэтому я не имею права обманывать вас ложными надеждами. Ранение в голову, с которым поступила Нимерия-сан, считается несовместимым с жизнью. То, что она все еще дышит — большая удача. У хтоников сильный организм, но если бы вы принесли ее хотя бы на десять минут позже, она бы не выжила. Мы сделали все, что могли, однако... у нее серьезно поврежден мозг. Поврежден не только пулей, но и химикатами, которыми она была начинена. Это гораздо страшнее. Значительная часть нейронов отмерла и их восстановление... не представляется возможным.

  Мотнув головой, Оками усмехнулся.
— Но ведь она жива, не умерла от потери крови, дышит, вы её вовремя подлатали. Что ещё может быть не так? О чём вы говорите? — Повернувшись к Нимерии, Такеши провёл рукой по ее волосам. — Да, не спорю, это было серьезное ранение, но она выкарабкается, она сильная девочка...

  Вновь повернувшись к медку, оябун покачал головой.
— Эти твари дорого заплатят за причиненную ей боль... Так сколько, вы говорите, ей ещё может потребоваться времени на пробуждение? — Казалось, Оками не слышал или не хотел слышать то, что пытался донести до него медик, отвергая очевидную и крайне неприятную правду. — Если вам нужно финансирование, то это не проблема, как и возможность достать необходимые препараты, даже из числа запрещенных. Только скажите...

  Главврач вздохнул, присаживаясь на приставной стул рядом с койкой оябуна.

— Боюсь, ни финансирование, ни самые редкие препараты здесь не помогут. Нимерия-сан должна выйти из комы в ближайшие двое суток, но... Оками-сама, есть то, о чем вам следует знать. Скорее всего, она больше не сможет ни ходить, ни говорить. Я не уверен даже, что она будет способна воспринимать речь. Мне жаль. Мы сделали все, что могли, однако даже нейромедицина не всемогуща.

— Что? — Взгляд босса стал строже и жестче. Пальцы замерли на виске Нимерии, а в янтарных глазах заплясали карминовые искры. — Что ты такое говоришь? Она же в порядке! — Голова дернулась и Оками посмотрел на лежащую рядом женщину. — Значит, вы сделали недостаточно. Я сделал недостаточно. — Пропустив белокурые пряди между пальцев, оябун утешающе погладил хтэнию по волосам. — Не слушай этого глупца. Я найду другого, более компетентного и знающего доктора. Будешь вновь болтать без умолку, доводя меня до бешенства, и танцевать...

    Прикрыв глаза, глава Борёкудан шумно выдохнул, усмиряя закипающую внутри гремучую смесь ярости и отчаяния.
— Мне. Плевать. Как. Вы. Это. Сделаете! — Чеканя каждое слово, проговорил Оками. — Мне нужно решение, а не констатация неприятностей! Ты медик и обязан найти лекарство и помочь ей! Даже если на этой уйдёт не одна жизнь... Что ты молчишь? — Мужчина со злостью ударил ладонью по прикроватному столику, от чего тот треснул и покосился.

— Я найду способ, назло тебе и всему миру. Не смей её хоронить, иначе рядом с ней я похороню весь мир...
    Оками отвернулся, наклонился и прижался губами к макушке хтэнии, вдыхая аромат волос, что густо смешался с запахом медицинских препаратов, но всё ещё дарил спокойствие.

— Оками-сама, поймите, я вам не враг, — выдавил доктор, аккуратно утирая платком пот со лба. Было заметно, что такие приступы оябунского гнева его не на шутку пугали. — Я буду только рад, если вы найдете способ ей помочь. Может быть, существует специализированная клиника для реабилитации существ с подобными диагнозами, но, насколько мне известно, у нас, в Шатору, такой клиники нет. Будь это какой-нибудь другой орган, я бы порекомендовал поставить кибернетику, однако мозг — слишком чувствительная, непредсказуемая и недостаточно изученная субстанция, чтобы так рисковать. Вы можете поискать других специалистов, но учтите, что её пока нельзя отключать от аппаратов. Должно пройти не менее пяти дней с момента выхода из комы, иначе перемещение скажется на ней крайне негативно.

  Такеши отстранился от волос своей женщины, но её руки из своей ладони так и не выпустил. Обернулся, поглядывая на доктора тяжелым и недобрым взглядом, который не сулил ничего хорошего.

— Это моя ошибка, — неохотно признал глава клана. — Мне следовало предусмотреть подобное развитие событий. Старый, самонадеянный глупец... — Последовал тяжелый вздох и мужчина сокрушенно покачал головой. — Следовало заранее снять нейронную матрицу её разума, чтобы потом...

  Но потом не существовало. Собственная недальновидность привела к тому, что дорогая сердцу женщина навсегда останется лишь красивым украшением и  напоминанием о счастливых днях прошлого. Да, физически её тело будут поддерживать столько, сколько потребуется, но чего стоит оболочка, лишенная ци? Оками мог себе позволить вырастить десятки клонов, создать сотни биороботов и киберлюдей, даже наделить их разумом и программами, привычками и повадками имитирующими Нимерию, но ни одна из оболочек не сможет заменить её полноценного "Я".

— Ну что же, — Подвёл итог собственным размышлениям Оками, уже мягче посмотрев на медика. — Самый долгий путь начинается с первого шага. Я распоряжусь, чтобы это место было недосягаемым для кого-либо, чтобы никто не смог потревожить её сон и помешать исцелению. Но вам придётся смирится, с постоянным присутствием охраны...

  Говоря об охране, Такеши думал не только о бойцах Борёкудан, несущих неотлучную вахту возле ложемента, но и о передовых разработках охранных систем, включающих неооргаников и боевых дроидов, вкупе с технологиями силовых полей, стазиса и телепортации, на случай совсем непредвиденных обстоятельств. Обжегшись на молоке, Оками дул на воду. Случившееся было случайностью, одним из множества вариантов событий, ведь никто не хотел убивать Нимерию целенаправленно и врядли бы продолжил охотиться на неё теперь, зная, сколь сильно она уязвима.

— Своевольная девчонка, — Проворчал оябун, сильнее сжимая прохладную ладонь хтэнии и злясь на неё ещё больше за столь опрометчивый поступок. Ей не следовало так самонадеянно рисковать, закрывая его своим телом от вражеского огня. Перед внутренним взором вновь и вновь всплывал её образ, улыбка, безумный взгляд и широко распахнутые крылья, бережно обнимающие и защищающие. Словно ангел-хранитель, она пыталась укрыть его, а он... Не успел, не справился...

  Тихо взвыв, Оками махнул свободной рукой, прогоняя доктора и желая побыть наедине с Нимерией и собственными тяжелыми мыслями.

[Нимерия]

— Это не проблема, — решительно заявил Навваду Сугавара, откидываясь на спинку роскошного бархатного дивана VIP-кабины. — На Алькоре есть подобная клиника.

  Хироси Хига, главный врач нейрохирургического отделения сорок четвёртой клиники Анже, сегодня не просто мялся, сообщая ему неутешительный прогноз, — он вжал голову в плечи и словно приготовился к удару. Хотя каменная маска Навваду не спала ни на секунду, никак не выдав его ужас и шок.

  Кайя не знала об этом, но под личиной Бао Симэна скрывался её собственный брат. Того самого Симэна, что позволял себе насмешки и непристойные намёки в её адрес; Симэна, что приказал открыть огонь по шаторским якудза и не смог его вовремя остановить, когда гейша превратилась в до боли знакомую хтэнию.

  Они обманули друг друга — непреднамеренно, сыграли в смертельно опасный криминальный маскарад. И теперь его глупая, отважная, жертвенная сестра лежала в коме, рискуя навсегда остаться овощем. Ты доволен, Бао? Ты ведь этого добивался?

  Иронично, но когда-то именно этот дархат — настоящий Бао Симэн — помог Навваду вытащить хтэнию с заповедных земель Проциона. Он же привёл молодого эона к производству кареру: мол, у всех серьёзных политиков есть полулегальный бизнес, для упрочения влияния. Так они купили первые два завода в Дисектуме. У Навваду были формулы транквилизатора с побочным наркотическим эффектом, которым он пытался вылечить Кайю, у Бао — связи, опыт и деловое чутье. Симэн был акулой бизнеса, какой ему, Сугаваре, никогда не стать... Их предприятия множились, расширялись горизонты. И, как это порой случается, дархат перешёл кому-то дорогу. Бао умер у него на руках, и в этот момент Навваду позабыл о самурайском кодексе: ярость, отчаяние, алчность и жажда мести захватили его разум. Он скопировал личностную матрицу друга, уничтожил его тело и переписал на его имя все свои доли. Люди Симэна оказались под началом его двойника — эон помнил все его повадки, манеру речи, а Кейкен, фамильный буньянский меч, помогал ему принимать чужой облик. Они сумели отомстить за смерть Бао (пусть и под иным предлогом), и власть вскружила Навваду голову. Он стал заложником образа: веди себя так, а не иначе, принимай решения в духе Симэна, иначе тебя не поймут, не пойдут за тобой, в тебе начнут сомневаться.

  Настоящий Бао Симэн кусал бы Оками словесно и насмехался бы над гейшей, но стрельба и дроны были именно его великолепной, на первый взгляд, отсебятиной, которую охотно поддержали дархаты.

  Если бы он знал... Если бы он только знал наверняка... догадка настигла его врасплох, когда он услышал голос гейши — чистый, с лайнадарским выговором и лёгким придыханием. Увидел полное отсутствие смущения на ее лице в ответ на оскорбительный для любой гейши выпад. И почти потерял контроль, пытаясь раскусить Кэори.

  Вёл себя как дурак, а не как Бао. Бао дураком не был. Бао врезал бы ему за такое и был бы прав.

  — Проблема все-таки есть, — голос доктора вырвал его из пучины самобичевания. — Она заключается в том, что Оками-сама не позволит вам транспортировать Нимерию-сан без его ведома.

  — Как будто его мнение имеет значение.

  — Нет, Сугавара-сан, боюсь, вы не поняли. Понимаете, мы, в некотором роде, находимся под протекцией, поэтому Оками-сама — наше высшее руководство. Он опасается за её жизнь, и теперь в клинике, при входе, на территории, работают новые охранные технологии. Ну, знаете, бойцы, дроиды... Оками-сама и сам постоянно находится в её палате. Так что... вам в любом случае придётся поговорить с ним.

  — Ещё чего.

  Хироси шумно вздохнул и глотнул сякэ.

  — Надо же, какой благородный. Сначала бросает её на амбразуру, а потом волнуется за её жизнь. У меня, Хига-сан, в отличие от вашего высшего руководства, нет стремления её угробить.

  Да, именно поэтому пули твоих бойцов изрешетили её всю.

  Навваду хотелось закрыть лицо руками, и выть, и драть себя ногтями от невыносимой, удушающей вины. Потому что физическую боль он всегда выносил легче, чем душевную.

  — Сугавара-сан, с моей стороны не слишком корректно лезть в личное, но... Мне кажется, ваш, м-м, негативный настрой по отношению к Оками-сама совершенно напрасен. Не только потому, что он наш начальник. Оками-сама очень дорожит вашей... Родственницей. Он не отходит от неё ни на шаг, толком не спит — дежурит, хотя есть медсестры, ждёт её пробуждения. И очень переживает. Он был близок к тому, чтобы избить меня, когда я сообщил ему диагноз. Мне кажется, он даже... Любит её, Сугавара-сан.

  — Любит? — Навваду почувствовал, что контроль вновь ускользает, как песок сквозь пальцы, и гнев рвётся наружу, запущенный пружинами триггеров. Он терял всю свою холодность всякий раз, когда дело касалось Кайи. — Надо же. Любит. Ну, конечно. Криминальный босс любит свою крайне одаренную и полезную подчиненную, которую можно послать на любую миссию и которая по уши влюблена в него, настолько, что готова закрыть его собой от пуль. Да я охотнее поверю в калегенское учение, чем в этот бред.

  Они такое уже проходили.

  Вот только тогда, двадцать лет назад, пострадал Навваду.


  Он едва может дышать — тело прошито трубками, в кровь раз за разом вливают регенерант. Черт по имени Синовар Лестер оказался куда более страшной тварью, чем его рисовали. Насколько же наивным он был, полагая, что легко прикончит этого накачанного наркотиками ублюдка, который откровенно признался, что хотел сдать его сестру Коалиции Рас для поддержания репутации. Избавиться от неё, не раз рисковавшей ради него жизнью, по уши в него влюблённой, как от ненужной вещи.

  Кайя сидит у его койки, и от ее сломленного, убитого вида Навваду становится ещё хуже. Он догадывается, что транквилизатор сработал не так, как надо.

  — Прости нас. Прости, прости, прости, прости, прости-и-и... — шепчет она, мечась совершенно безумными глазами по его лицу. Ища в моргании, в том, как он дернет едва заметно уголком губ или бровью, тень искупления. Навваду давно ее простил, но все, что он может — смотреть на нее из-под ресниц и чувствовать, как ноет сердце от ее слез. Его сестра не должна плакать. Даже если она сама запустила механизм, который привел к ее горю.

  Кайя прижимает запястья ко лбу — то ли прячется, то ли пытается защититься от воющей совести, раскачивается в каком-то больном порыве, рвет на себе волосы. И он не может ее остановить.

  — Слепая! Тупорылая дура... Мы должны были уйти с тобой, и тогда ничего бы не было. И ты был бы... цел.

  Значит, она и правда все слышала.

  Навваду хочет ответить, что план был изначально обречен на провал. Им не хватило бы времени на побег: с комплекса нельзя было телепортироваться, а Синовар подслушивал их разговор за дверью. Он желает убедить ее, что начал бой осознанно, будучи готовым пострадать.

  — Он мог тебя убить, этот сраный ублюдок, этот... Синовар — это Магнус, Навваду. Ты дрался с демиургом. С одним, сука, из сильнейших демиургов, ты это понимаешь? Ты идиот... благородный идиот... Бесстрашный...

  Нервный смех Кайи мешается с рыданием, она почти срывается в истерику, размазывая слезы по лицу вместе с потекшей тушью. Похоже на боевой раскрас.

  И до Навваду не сразу доходит смысл сказанного. Пазл в голове складывается, и от этого холодеет все внутри: его сестра не просто работала на Синовара Лестера, она была сектанткой самого Магнуса, одной из террористок Хозяина Роя.

  Маленькая глупая девочка, слепо влюбленная в монстра.

  Если бы он приказал ей умереть за него, взорвав себя и все вокруг, она бы сделала это с улыбкой на устах.

  Но она одумалась. И цена, которую Навваду за это заплатил, теперь кажется смешной.

  Каких же усилий ей стоило отказаться от всего, во что она верила? От многолетней лжи, которую Магнус так старательно вливал в ее больную голову?

  — Мы оба идиоты.

  Кайя берет его за руку — ту, к которой не подсоединены провода и датчики, — и целует костяшки пальцев, и фаланги, и самые кончики, заливаясь слезами еще пуще прежнего. Грубая, порой похабная, суровая... но в те редкие моменты, когда ее охватывает порыв сентиментальности, у Навваду перехватывает дыхание от щемящей нежности, распирающей грудь. И он чувствует, что не может больше сдерживаться.

  — Прости нас... тебе сейчас очень больно... но мы отомстим, обещаем, — говорит она сбивчиво и растерянно, замечая, что и его глаза стали влажны. И эон видит в ней наконец ту добросердечную девочку, что жалела его и любила больше всего на свете, что помогала подняться и воспрянуть, когда он ощущал себя ничтожеством. Но следующей фразой хтэния напоминает и о другой, нынешней своей сути: она — темное, кровожадное, безумное порождение жестокости и лишений. — Мы бы хотели принести тебе его жареную голову на подносе, накормить тебя с ложечки его мозгами, говорят, это полезно...

  После всего, что вколол в себя этот кретин, его извилины — почти чистый, концентрированный яд, — думает Навваду. Едва ли такой деликатес улучшит его состояние.

  — Мы не можем тебя долго здесь прятать. Рано или поздно он пронюхает. Ты должен встать на ноги. Во имя мести. Вставай... Пожалуйста.

  И Навваду клянется себе, что встанет, но не ради мести, а ради Кайи, его несгибаемой сакуры, цветущей на склоне вулкана вопреки всему.


  Навваду вскочил, перегнулся через стол и схватил Хироси за ворот, с треском пробивая его ментальный блок.

  — Да что ты, собака, знаешь о любви? Что ты знаешь о ней?

  Эон был уверен, что Хига лжет, чтобы успокоить его, но воспоминания доктора не противоречили его словам. Вот Оками велит перенести его койку в палату хтэнии; Оками, растрепанный и уставший, поправляющий ей подушку и кротко целующий в губы; Оками ставят капельницу: в одной руке игла, другой он держит лежащую рядом Кайю; Оками разговаривает с ней, как если бы она его слышала, читает ей эонские сказания и умоляет её поскорее вернуться, а потом шепчет что-то на ухо, касаясь его губами; Оками, близкий к истерике, в отчаянии орёт на Хироси, когда тот озвучивает диагноз. Он, как и Навваду, и не думает сдаваться.

  Значит, главврач не лгал...

  Сугавара шумно вдохнул и задержал дыхание: раз, два... На счёт «три» он бросил Хироси на мягкий диван и покинул заведение, стерев себя и этот вечер из памяти доктора.

[nick]Навваду Сугавара[/nick][status]хлад[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/993803.jpg[/icon][lzbb]надломленный[/lzbb]

[Оками]

Терминал связи издал заливистую трель, замигал небесно-голубым светом и заговорил голосом Ишимуро.
— К вам посетитель, Оками-сама.

    Оябун посмотрел на часы и отрицательно покачал головой. Обязанности главы клана требовали решать множество спорных вопросов как внутри Лотоса, так и за его пределами, но для посещений были отведены специальные дни и часы, когда могла состоятся аудиенция.
— Не сегодня, Ишимуро. Пусть приходят завтра. На сегодня аудиенции закончены...
— Посетитель не к вам, босс. Посетитель к Нимерии-сан. — Пояснил начальник безопасности госпиталя. — Гость утверждает, что является родственником...

    Оками вопросительно приподнял бровь и повернулся к ложементу Нимерии.
— Ты никогда не говорила, что у тебя есть родня...

  Впрочем, это было вполне оправдано со стороны международной террористки, за головой которой охотились не только Коалиция Рас и «Азраил», но и десятки других организаций разной степени криминальности — словом, все, кому Ним Людоедка успела знатно насолить. А насолить она успела всему свету. Любая привязанность — слабость, и ей, как и оябуну якудза, приходилось скрывать своих близких, чтобы враги не ударили по ним. Хтэния почти никогда не говорила с ним о своём прошлом — лишь тогда, на Тартарусе, после бурного секса в камере полицейского участка, обмолвилась, что она из очень влиятельной семьи и что до обращения её хотели выдать замуж за принца. Оками допускал, что кто-то из благородных родственников мог поддерживать с ней связь, как и то, что у этих эонов имелось много полезных контактов. Однако в его голове не укладывалось, от кого и как они могли узнать адрес больницы. Что-то подозрительное и мутное было в этом всем.

— Ишимуро, передай гостю, что Нимерия-сан отдыхает и не намерена принимать посетителей в ближайшее время...

  Терминал погас и молчал минут десять, прежде чем послышалось растерянное:
— Босс, посетитель очень настаивает. Он просит вас просмотреть его личную матрицу. Его зовут Навваду Сугавара.

  Оками начинал злится, что подчиненные не могут самостоятельно исполнить простой приказ. Никто не знал, да и не мог знать о том, куда старый волк унесёт хтэнию, где они окажутся и как надолго застрянут, так что неожиданное появление "родни" ещё больше разжигало пламя подозрительности и тревоги.
— Скажите, чтобы приходил завтра. На сегодня аудиенции окончены. — Такеши сдавил пальцами уставшие глаза и несильно помассировал. Дни неопределенности и ожидания утомляли, вытягивая все жилы и нервы. — Всё завтра, — Тихо повторил оябун, вытягиваясь на небольшой диванчике и выключая основной свет в палате.

  Загадочный посетитель вновь заявился на следующий день — в этот раз, впрочем, в приёмное время, заранее уведомив охрану.

— Какой настырный, — Посетовал Оками, поправляя куртку черного кимоно и завязывая золотой пояс поверх хакама. В больнице босс якудза не считал нужным придерживаться строгого делового стиля и позволял себе расхаживать в традиционном эонском кимоно. Сами же встречи, оябун проводил в соседнем с палатой помещении, не желая надолго отлучаться и оставлять Нимерию в одиночестве. Возможно, это было излишне, но после произошедшего мужчина не доверял даже собственной охране.

— Можете позвать его, — Такеши уселся на татами, наполнил рюмку сякэ и сделал несколько глотков, ожидая появления гостя. — Навваду Сугавара, — прорычал босс, припоминая что-то из прошлого, очень далёкого и болезненного прошлого, когда он с матерью ещё жил в небесном городе.

  Дверь отворилась, и на пороге возник беловолосый эон в сизо-голубом кимоно. Он был на голову выше Оками, но под складками изысканных одежд угадывалась худоба.
— Доброе утро, Оками-сама, — Навваду склонился в почтительном одзиги — не слишком глубоком, впрочем. — Благодарю за то, что нашли для меня время. Как ваше здоровье?

  Босс спокойно и ровно смотрел перед собой, словно перед ним и не возвышался нежданный гость. Янтарь золотистых глаз был безмятежен и слегка затуманен не то сяке, не то тяжелыми мыслями. Впрочем, эонская чуткость и вежливость никуда не делись и криминальный авторитет, коротко рыкнув, указал ладонью перед собой, предлагая присесть.

— Утро могло бы быть значительно ярче и теплее, — Уклончиво ответствовал Такеши, неспешно потягивая сякэ. — Но за зимой непременно приходит весна, исцеляя землю и пробуждая цветы к жизни.

  О своем же здоровье оябун и вовсе не сказал ни слова. Если он здесь, сидит и может принимать гостей, значит, он всё ещё жив, а остальное неважно.
— Что побудило тебя искать встречи с Борёкудан? Ты хочешь мести или справедливости?

— Я желаю увидеть мою сестру, — тихо проговорил Сугавара, усаживаясь напротив. В глаза Оками бросилось их неожиданное сходство с Нимерией: разрез глаз, линия скул, форма подбородка, губ и носа. — И узнать о ее самочувствии. Организм хтоника невероятно крепок, и за всю жизнь она бывала в больнице всего несколько раз. Кроме того, у нее весьма упрямый нрав, поэтому обратиться к медикам ее могут заставить только очень серьезные повреждения.

  Такеши оставался непроницаемо спокоен и даже холоден, хотя внешнее сходство Навваду и Нимерии заставило его задуматься. Да, эон напротив мог быть как братом, так и умелой имитацией, подосланной одной из корпораций или КР. И второе, что волновало босса, это причины и мотивы появления эона как раз в тот момент, когда весть о стычке с деловым партнером Борёкудан всколыхнула криминальный мир Абберата. Из его людей в перестрелке не выжил никто. Нимерию Оками лично притащил в клинику и не так много людей знали, кто она. И если появление "доброжелателей" вполне вписывалось в этику криминальных войн с целью добить раненых, то вот "родня" могла и вовсе быть заинтересована в смерти одного из претендентов на власть дома. Дома Сугавара, который не гнушался предательством ранее и вряд ли изменил своим традициям теперь. Оками шумно выдохнул, выдав сдержанную усмешку.

— Медики говорят, что она поправится, — Такеши опрокинул в глотку сякэ, поставил очоко на столик и взял планшет. Нажав несколько иконок, переключил в режим наблюдения за палатой. Увидев, что Нимерия всё ещё на месте и всё так же безмятежно спит, повернул планшет к гостю. Разумеется, что Оками лукавил, пытаясь убедить себя и окружающих, что она просто спит и скоро поправится. Верил и надеялся, хотя медики пытались убедить в обратном.
— Ей серьезно досталось, но теперь её жизнь вне опасности...

  Босс терпеливо ждал, пока Навваду "насмотрится" на свою сестру, прежде, чем попрощаться. Вновь наполнил очоко ароматным напитком.

[Нимерия]

— Я узнаю эти датчики, — задумчиво протянул Сугавара. Выражение его лица почти не изменилось, однако в чертах появилась невиданная прежде жесткость. — Вернее, то, как и куда они прикреплены. Я ценю вашу заботу, Оками-сама — вы, несомненно, смягчаете свой ответ, чтобы не расстроить меня. Неутешительный диагноз порой ранит близких больше, чем самого пострадавшего... Вам ли не знать?

  Слова эона были учтивыми, текучими, словно вода, но во взгляде раскосых глаз цвета молодого бамбука сквозила напряженность. Он явно откуда-то знал или, по крайней мере, догадывался об их отношениях с Нимерией.

  — Вы сомневаетесь в истинности моих слов? — Возмущенно приподняв бровь, грозно прорычал Оками, чуть приподнимаясь и подаваясь вперёд. — Как видите, она в порядке. Вы сами сказали, что организм хтоника сильный и выносливый. Ему просто нужно время на восстановление, — Босс нервно дернул рукой в сторону, расплескивая сяке по столику. — Яйцеголовые её совсем не знают. Они привыкли смотреть в свои планшеты и сверять цифры датчиков...

  — Ее знаю я, господин Оками, — холодно бросил Навваду Сугавара. — Лучше, чем кто-либо. Лучше, чем вы... Какие бы отношения вас ни связывали. У моей сестры напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Влюбляясь, она становится до безумия жертвенной и идет на любые риски, не задумываясь о последствиях. Однажды она уже попала в жестокие и очень умелые руки, и я не желаю ей подобной участи снова. Помните, чем пестрили новостные ленты в девяностых? Тогда она ходила под Синоваром Лестером, который использовал ее — во всех смыслах, — создавая весьма убедительную иллюзию любви. А моя сестра готова была умереть за него... — мужчина осушил очоко одним глотком и некоторое время молчал, собираясь с мыслями. — Не заставляйте меня сомневаться в вас, Оками-сама. Расскажите, что именно с ней произошло.
 
  Такеши оставался всё таким же спокойным и безучастным, внимательно слушая собеседника. Лишь когда он закончил свою длинную речь, босс отрицательно покачал головой.

  — Те знания, что Вы озвучили, сейчас ей никак не помогут. — Голос был ровный и учтивый, по-отечески теплый. — Я в равной степени забочусь о своих людях, а они заботятся обо мне. Так случилось, что в этот раз она единственная, кто пережил вероломное предательство экс-партнера по бизнесу, и помогла выжить мне. Меньшее, что я могу сделать для неё, это отплатить заботой и помочь восстановиться после полученных ранений. — Положив одну ладонь на колено, Оками подался немного вперёд. Ничто не выдавало в нём тревоги или беспокойства, казалось, что всё услышанное было ему безразлично. — Я не знаю, что вы себе надумали, учитывая прошлое, но Они-сан находится в клане по собственной воле и может уйти, если пожелает.

  Прошлое тяготило, прошлое убивало и угнетало, но его было невозможно изменить. Несмотря на внешнее спокойствие, Оками внутри был похож на перегруженный и идущий вразнос атомный реактор. Разжав кулак лежащий на колене, оябун незаметно ссыпал на пол мелкое керамическое крошево, что осталось от небольшого очоко, сжатого в кулаке. Незаметно стряхнул белесую пыль со штанины и продолжил, всё тем же невозмутимо спокойным голосом.

  — Один из снарядов поразил Нимерию в голову, пробив череп и повредив мозг. По факту, часть его была вырвана в момент ранения. Технически её тело удалось восстановить при помощи передовых технологий, но восстановить клетку не значит восстановить информацию, которую она хранила...
   
  Оябун пристально посмотрел на Навваду. Медленно и понимающе кивнул, словно подтверждая мысли собеседника, которые не слышал, не считывал, но с лёгкостью мог предугадать. Взял бутылку и наполнил единственное уцелевшее очоко гостя до краёв. Сугавара опрокинул стопку не глядя и долго хранил молчание, пристально вглядываясь в цифры на планшете, отмеряющие часы, минуты и секунды. Сколько времени пройдет, прежде чем Ним очнется? Сколько времени она могла бы прожить по-прежнему, безмятежно и безбашенно, если бы не та роковая пуля? Наконец Навваду заговорил, и голос его звучал сдавленно и нетвердо:
   
  — Есть клиника на Алькоре. Частная. При ней же центр изучения мозга. Когда-то давно я связывался со специалистами оттуда, чтобы вылечить ее душевный недуг, ее шизофреническое раздвоение личности... Часть ее воспоминаний хранится у меня. Они не свежие, конечно, это старый снимок ее личной матрицы, но... Нужно переправить ее на Алькор. У них есть все необходимое оборудование.

  — Этот вариант неприемлем, — коротко и несколько грубовато рубанул Оками. — Транспортировка может представлять для неё опасность, даже в стазисе. Плюс, я не смогу обеспечить ей должной безопасности и ухода специалистами. — Вопреки расхожему мнению о спокойствии эонов, сейчас босс якудза явно терял над собой контроль, желваки на его лице заходили ходуном. — И... Вы сказали, что матрица старая... Насколько старая? — Золотое свечение его глаз тронулось карминовыми искрами. — Не получится ли так, что вернёте её память в то время, которое сами же хотели для неё избежать? — Такеши не хотел признаваться себе в ревности, но это было так. Это была данность, которую не изменить. Но не имея ментальной матрицы, чем можно заполнить разум Нимерии? Прошлым, от которого она сбежала? Опытом, который придётся пройти вновь? Знакомства, связи, эмоции и события, через которые они прошли вместе, но теперь будут утрачены? Внушить ей нечто новое? Но чем тогда она будет отличаться от робота или любого синтетика, которого программируют так, как хочет новый владелец?

  — Тебе следовало не лечить сестру, а пытаться её принять такой, какой она стала. Ты говорил о шизофрении и раздвоении личности, но пытался ли ты её понять, принять и услышать, что происходило там, в глубине, за пеленой голосов и безумных её выходок и поступков? Нет, Навваду, я не допущу, чтобы ты вновь пытался её "вылечить". Твоё лечение убьёт её личность и она мало чем будет отлична от послушной куклы. Лотос оберегает своих братьев и сестёр. Так что либо здесь, под присмотром доверенных специалистов, либо никак и нигде.

[Нимерия]

— Для тебя она не сестра, Оками. Точно не сестра.

  Навваду усмехнулся, качая головой. Да, Хироси Хига не солгал — соврать пытался Оками, выставляя Кайю рядовым членом клана, равняя ее с остальными в своих речах. Но нужно быть глухим слепцом, чтобы не услышать ревность в его категоричных вопросах, не заметить электрических разрядов бешенства во взгляде. Как же ты, собственник Такеши Куросава, столь бурно реагирующий на упоминание одного лишь Синовара Лестера, свыкся с мыслью о веренице остальных мужчин и женщин в ее прошлом?

  — Ты можешь сколь угодно делать вид, что для тебя она просто наемница, но твоя ревность выдает тебя с головой. Ты боишься, что она утратит личность, потому что влюбился в ее непосредственность. Ты испугался призрака Синовара Лестера в ее памяти, образа, который она много лет назад нарисовала у себя в голове, будто он может вытеснить тебя, настоящего, из плоти и крови, и занять твое место в ее сердце. Ты говоришь, что она может уйти в любой момент, но не желаешь этого. Людям вроде нас, облеченным властью, свойственно скрывать свои слабости, чтобы их не увидел враг. Она — твоя слабость. И моя тоже. Именно поэтому я пришел к тебе. Нам не обязательно использовать тот снимок матрицы, если врачи сумеют восстановить ее память без него. Я не предлагаю тебе передать ее мне, пусть и мог бы, хотя бы потому, что я ее родной брат. Поезжай с нами, бери своих людей. У тебя будет возможность отслеживать процесс лечения. Но пойми: если ты оставишь ее здесь, она превратится в овоща. Это хуже, чем старая матрица. На Алькоре же ей подарят шанс на возвращение. По меньшей мере, она начнет тебя слышать. Уверен, у тебя есть что сказать ей.

  Такеши парировал такой же вежливой и расслабленной улыбкой.

  — Для Борёкудан кровное родство менее важно, чем родство духовное. Да, для Нимерии я не родной брат, в отличие от тебя, и не родная кровь в принципе, но в отличие от тебя, я не пытаюсь её убить, "излечив" от того, что считаешь недугом.

    Отрицательно мотнув головой, Оками усмехнулся доводам и словам собеседника.

  — Она не наёмница, в этом ты прав. Она часть Борёкудан, часть клана. Мы приняли её в свою семью и оберегаем, пока она не может постоять за себя. — Босс нисколько не стушевался, хотя в словах Навваду и была доля истины. Слабости он не показывал никому, особенно тем, кого видел первые в жизни и, возможно, в последний. — Мои чувства, как и призраки прошлого не имеют значения. Я защищаю её целостность. Если таковым будет её желание, она будет вольна уйти. Ты прав, я не желаю этого, но совершенно по иным причинам...

  — Твоему упрямству можно позавидовать, Оками-сан.

  Сугавара позволил себе проронить долгий, тяжелый вздох. Эта связь была глубже, крепче, чем он думал.

  Во что же он вляпался...

  Нет, это далеко не первый раз, когда ему приходилось общаться с одним и тем же человеком в обеих личинах, не впервые он выстраивал сложные схемы и махинации, норовя угодить в западню, в яму, которую сам же себе и вырыл. Но впервые в такой ситуации дело касалось Кайи. И потому Навваду был растерян. Впервые ему приходилось целиком полагаться на чутье — с самого начала, еще на встрече кланов, интуиция не подвела его, а он прислушался к холодным увещеваниям разума.

  И проиграл.

  — У меня нет цели ее переделать. Я желаю того же, что и ты — помочь ей вновь обрести себя.

  — Тогда у меня к тебе встречное предложение, Навваду-сан. Лотос поможет организовать логистику и перевести всё необходимое оборудование на Шатору для дальнейшего лечения. Но если кто-то из приглашенных специалистов... будет скомпрометирован, то родственные связи не помешают мне превратить тебя в овощ и посадить на грядке рядом с Нимерией, в качестве комнатного растения. Я не доверяю тебе, Сугавара. Шатору ещё помнит ложь и предательство твоих предков.
 
  — Что ж, твои условия вполне объяснимы, и я их принимаю. А что за предательство, позволь спросить?

  — С этим вопросом тебе лучше обратиться к вашему фамильному архивариусу... — Оками скептически поджал губы и усмехнулся. — Но мне кажется, что твой благородный отец "почистил" историю возвышения дома и лучше будет спросить у него ... помнит ли он Ичиро Куросава.

  — Говоря загадками, ты лишь сильнее растравливаешь мое любопытство, — с мягким лукавством улыбнулся Навваду. — Отец, ежели он действительно чистил источники, едва ли скажет мне правду. Будь так любезен, Оками-сан, поделись со мной этой занимательной историей.

  Подтянув к себе ближе персональный планшет, босс якудза несколькими прикосновениями открыл архив биржевых сводок и вывел на терминал некоторое количество строк и графиков, датированных прошлыми столетиями.

  — Надеюсь, у тебя достаточно хорошие познания в истории и экономике, чтобы не утонуть в деталях. Как ты знаешь, наша иерархия базируется на высших императорских домах, чьими вассалами являются даймё и особо приближенные к императору фамилии. Сугавара являлись одним из таких, но частенько находились в тени более крупных домов, не имея достаточной политической, военной или экономической власти. Да, некогда знатных домов было больше, но некоторым из них было уготовано забвение. Сугавара заключили союз с Куросава, но в момент нужды предали союзников, получив при дележе наследия сильного дома множество территорий, финансов и прочих преференций... А ещё — шахты и часть финансовых активов, что некогда принадлежали самим Куросава. Такова была цена, что вам пообещали за предательство. Твой дом не был богат и не обладал особым влиянием, всё, что вы могли — это правильно воспитывать дочерей и грамотно заключать родственные союзы. Такое нынче редкость. А что могло быть лучше и выше, чем союз с императорской семьей?

  — Это серьёзное обвинение, Оками-сан. Надеюсь, ты это понимаешь.

  Он слышал эту историю, правда, очень давно и в гораздо более сокращенном варианте. Куросава, аббератские выходцы из Лайнадара, потомки прямой ветви старого самурайского рода, стали полезной ступенью на пути к возвышению дома Сугавара, но, как это часто бывает, пути их со временем разошлись. Озерные князья всегда заботились прежде всего о своих интересах — в противном случае их род прервался бы, будучи поглощенным другими, более богатыми или могущественными династиями. Ничего личного, просто политика, основанная на элементарных законах выживания.

  — Правда, я не совсем понимаю, какое отношение этот фантастический сюжет имеет к тебе лично. Или твоё недоверие основано исключительно на сочувствии чужим бедам?

  — Обвинение? — Оками презрительно хмыкнул. — Это напоминание прежде всего тебе о сути твоего дома. Якудза никогда не испытывали сочувствия, сожаления или привязанности к знатным родам. Пока вы грызлись между собой, мы вырастали в вашей тени и на ваших останках. Предав знатных союзников, вы столь же легко сможете переступить и через других. Через меня, свою сестру, любого, кто стал бесполезен. Знай же, Навваду-сан, что отныне тени всегда будут скользить за твоей спиной, наблюдать и слушать...

  Навваду почувствовал, что теряет терпение. Якудза и прежде не вызывал у него теплых чувств, не считая разве что истинного наслаждения, когда пули решетили его тело, и некоторой доли благодарности за спасение Кайи. За то, что не медлил и успел. Но под обстрел она попала из-за него, наглой никчемной бандитской рожи, непонятно как отхватившей жирный кусок рынка.

  Забрал его долю. Забрал его сестру. И сейчас, глядя ему в глаза, старательно пытается унизить не только его самого, но и его отца, его деда, его дом.

  Если бы можно было прямо сейчас задушить якудза без последствий, Сугавара бы так и сделал. Но от Куросавы зависела судьба Кайи, и потому с ним приходилось считаться. Поставить Оками на место означало потерять сестру окончательно. Он не доверял аббератским клиникам и не хотел оставлять Кайю здесь, зная, что в Нантере водится чудовище по имени Синовар Лестер. Да, с тех пор минуло уже два десятка лет, но тревога не отпускала его до сих пор.

  — Невозможно постичь суть, основываясь на полуправде. Кайя явно не рассказывала тебе о нашем доме — иначе у тебя не сложилось бы столь искаженное представление. Мы не предатели и не шакалы, раздирающие соперников на части. Мы не идём по головам — в противном случае Планетарный Совет уже давно избрал бы Сугавара правящей династией. И я пришёл к тебе на поклон отнюдь не от того, что мне недостаёт гордости. Ради исцеления моей сестры я готов терпеть твои колкие выпады, мириться с присутствием твоих людей рядом. Кайя, которую ты знаешь как Нимерию — единственная, ради кого я готов унижаться. Она мне больше, чем сестра, и я не брошу её при любом исходе. А ты, Оками, не откажешься от неё, зная, что она уже не принесёт пользы твоему клану?

  — Она не удосужилась даже упомянуть, что у неё есть брат, не говоря о доме.

  Навваду улыбнулся, ничуть этим не расстроенный. Его безбашенная, но чертовски умная близняшка-партизанка не раскрывала свое происхождение ни при каких обстоятельствах, в любом состоянии, в любом окружении. Да, он просил Кайю об этом, но она и сама не хотела бросать тень на великокняжеский род, к которому некогда принадлежала. И эон бесконечно уважал ее за это.

  — Мне потребовалось время, чтобы понять, с кем предстоит иметь дело. Не скажу, что я обрадовался, но... Иногда приходится идти на сделки с совестью и рисковать ради достижения целей. Возможно, очнувшись, Нимерия выпотрошит тебя... или меня за принятые решения. Но это будет после. — Оками явно был скуп на слова и эмоции, не разделяя недосказанности и тайны, которые не мог контролировать. — Хочу, чтобы ты знал, Навваду, брат Кайи... Борёкудан — это больше, чем родственная кровь. Возможно, больше, чем ты можешь представить, поскольку забота о тех, кого приняли в клан — основа Лотоса и его сила... Принесла ли она пользу ранее, принесёт ли после... Якудза позаботится о своих!

  — Да будет так, Оками-сан.

  Навваду поднялся: он больше не мог выносить этот фарс.

  — Я свяжусь с тобой, когда специалисты из алькорской клиники дадут ответ. До встречи. Береги ее.

[nick]Навваду Сугавара[/nick][status]хлад[/status][icon]https://i.imgur.com/FIw3BRu.jpg[/icon]

[Оками]

Дни, похожие в своей монотонности один на другой, тянулись нескончаемой чередой. Медицинские процедуры, хирургические вмешательства, научные исследования и химические препараты не приносили ожидаемого результата. Нимерия продолжала пребывать в бессознательном состоянии и никак не реагировала на окружающий мир и внешние раздражители. Пальцы мужчины ежедневно касались когтистых лап, перебирали пряди волос, скользили по лицу и рогам хтэнии, но эти действия и жесты оставались без ответа. Червь сомнения, поселившийся в душе Оками несколько недель назад, выгрызал всё больше и больше места в сознании, подтачивая и без того хрупкую уверенность в благополучном исходе дела. Чтобы хоть как-то справится с волнами накатывающей грусти, уныния и отчаяния, Такеши ежедневно приходил в лазарет и часами сидел возле медицинской койки, пристально наблюдая за возлюбленной в надежде уловить малейшее движение её век, губ или пальцев. Невысказанные слова, обращенные ко всем богам вселенной, метались от слезной мольбы до страшных угроз, суливших пожертвования или уничтожение всей звёздной системы Аркхейма. Частенько, засыпая на стуле рядом с койкой и уронив голову на скрещенные перед собой руки, Оками ловил себя на мысли, что по случаю пробуждения хтэнии готов даже сбрить свою бороду, гордость и непременный узнаваемый атрибут оябуна Борёкудан.

  Прошло несколько месяцев, израненное тело восстановилось, срослись кости, затянулись раны, но разум всё ещё молчал, сохраняя облик жутковатого хтонического создания, так и не завершившего обратную трансформацию.

  Модуль связи издал мелодичную трель и в верхней части экрана появилось короткое сообщение от медицинского "Эй-ай". Сперва Такеши хотел его смахнуть в сторону, полагая, что это очередной отчёт о состоянии пациента, но изменившаяся последовательность слов и строк вынудила задержать взгляд чуть дольше и обеспокоенно вчитаться:

"Пациент "Нимерия", зарегистрирован всплеск слабой активности нейронов головного мозга..."

    Оками поспешно вывел сообщение целиком на экран и несколько раз перечитал, не веря собственным глазам. Ладонь с хлопком опустилась на стол, прерывая доклад Кодзи.
— Всё потом. Гравикар, срочно.... — Едва не вскочив на ноги, Оябун направился к выходу, где его уже ждал один из служебных VIP транспортников корпорации.
— В Гаяфарм... — Несколько взволнованно сообщил босс цель своей поездки и откинувшись на роскошное пассажирское сидение, уставился в окно. Ему хотелось как можно скорее оказаться рядом с Нимерией, быть первым, кто будет с ней в момент пробуждение, обнять, расцеловать и сказать, как сильно он скучал и тосковал по ней все эти месяцы... А потом снять ремень и отшлёпать... Чтобы она больше так никогда не делала... Глупая и самонадеянная девчонка.

  Пальцы до боли сжались в кулак, словно это могло удержать тонкую нить надежды. А время, как назло, тянулось слишком медленно и, не смотря на приличную скорость, казалось что полет проходит слишком медленно! Десять минут, двадцать... На тридцатой минуте глайдер приземлился и Оками буквально выскочил из салона, чуть ли не бегом направляясь по больничным коридорам в защищенную обитель своей возлюбленной.

— Зря ты так летишь, — в пелене затуманенного радостью взгляда возник Навваду. Его наспех причесанные белые волосы закрывали всю левую половину лица, но оябун все же заметил, что под глазом у эона наливалось фиолетовое пятно, а в руке он держал охлаждающий пакет. Сугавара пытался держаться с привычным хладнокровием и не уронить свое княжеское достоинство, но мрачный голос выдавал его досаду. — Она ещё не готова.

  Сбавив шаг, Оками нехотя остановился и изумленно приподнял бровь. К неожиданным появлениям Навваду он уже привык, но вот чтобы тот ввязывался в драки и тем более обращался за медицинской помощью к сторонникам Трёхлистного лотоса... Такого Такеши точно не ожидал. Впрочем, в госпитале есть кому о нём позаботиться, а если кто-то угрожал его княжеской заднице, то с ними якудза разберутся позже, сейчас же всё внимание оябуна было сосредоточено на желании добраться до покоев Нимерии.
— Не тебе решать, князь. — С явной издевкой ответил Оками и немного решил подсластить пилюлю. — Я получил уведомление медицинского Эй-Ай, что мозг Нимерии проявляет признаки активности... Вряд ли это было бы возможно, слушай я тебя хотя бы в половине случаев...

  Навваду недобро усмехнулся, глянув на Оками сверху вниз — так смотрят на наивных малышей, которые норовят лизнуть сосульку, не зная, что у них примерзнет язык.
— О-о, не только её мозг. Она в принципе теперь очень активна. Жду-недождусь, когда ты лично в этом убедишься.
Склонив голову, чтобы скрыть фингал, он чинно прошествовал к лифту и нажал кнопку вызова.
— Удачи.

  Такеши торопился. Он мог бы включить камеры из палаты, посмотреть записи с камер, увидеть десяток уведомлений медицинского Эй-Ай об изменении состояния пациента, но разум пребывал в эйфории и предвкушении встречи, игнорируя очевидное.
— Обсудим это после... — Склонив голову в прощальном поклоне, оябун быстрым шагом направился к дальней части коридора, жестом приказав следовавшей за ним охране остаться в холле. Казалось, ещё немного, и мужчина сорвется на бег, но возле дверей он замер, замешкался на несколько секунд, прежде чем войти.

— Нимерия!

  Балансируя на узком подоконнике в трудновообразимой позе, она остервенело крутила оконную ручку, пытаясь выломать форточку. Причина, по которой ей это никак не удавалось — паранойя Оками: боясь, что враги решат добить хтэнию, подослав дрон со взрывчаткой, он заменил стандартные стекла на огнеупорные, экстратолстые и защищённые магической вязью. Корпус из нанополимеров был практически непробиваемым, а ручка... Ручка была обманкой. Окно открывалось иначе, попросту двигаясь вниз, как в автомобиле, но для этого необходим был пульт. Первый экземпляр находился у приставленной к Ним медсестры, второй — у Оками.

— Что ты там делаешь? — изумленный и пораженный увиденным, мужчина на несколько секунд замер в дверях. — Спускайся скорее, я так хочу тебя обнять... — Совладав с эмоциями, Такеши направился к окну, намереваясь подхватить хтэнию на руки и снять с подоконника, закружив по комнате от переполняющего счастья.

  Нимерия обернулась через плечо и бросила на него долгий пристальный взгляд. Подсвеченные сочащимися из окна лучами солнца, её глаза горели электрической зеленью, лихорадочной живостью и знакомой безуминкой. Безуминкой, по которой Оками до боли истосковался.

— Ну привет, красавчик номер два, — она медленно облизнула сухие губы и улыбнулась. — Мы спустимся и даже поцелуем тебя, если ты откроешь нам окно. Тут так душно...
— Эй! — Оками нахмурил брови. Быть вторым номером он не привык. — Я Кеши, первый и единственный!

  Подойдя почти вплотную, эон распахнул объятия, приглашая девушку спуститься. Ним послушно спрыгнула ему в руки и рассмеялась.
— Не-а. Не первый и не единственный. До тебя ещё один красавчик приходил, белобрысенький такой. Только вредный до жути... Выбесил конкретно. Душнила. Ты таким не будь.

  Крепкие мужские руки уверенно подхватили девичье тело, как многократно это делали до инцидента, простым и незамысловатым жестом прижали к груди, а голова прижалась к шее, уткнувшись носом куда-то под ухом. Последовал медленный и долгий вдох, вбирающий аромат тела и тепла, правда без примеси сладковатого парфюма, который носила Нимерия. Одно мгновение растянулось в вечность.
— Ааа... Ты про Навваду... — раздался лёгкий смешок. — Он умеет быть занудливым...

— Угу. Навваду. Говорит, что наш брат, но мы этого хрена впервые видим. Так что пусть в жопу идёт со своими нотациями.

  Она прижалась немного крепче, ласково скользнула ладонью по запястью мужчины и аккуратно встала ногами на пол, не разрывая объятий.

— Посмотри на нас, Кеши.

  Вот она, рядом, в его объятиях, такая близкая, теплая, живая и родная... Оками держал свою девушку осторожно и нежно, словно опасался ненароком сломать, по тому и высвободиться, встав на ноги самостоятельно, у Нимерии не составило труда. Мужчина выпрямился, улыбнулся и заглянул в глаза возлюбленной.

— Не просто родственники, но ещё и близнецы... — Отпустив одну руку, Такеши поправил пряди волос, вернув несколько за ушко, чтобы те не закрывали лица и не мешали любоваться. — Но ты всё равно красивее и лучше его, на мой вкус...

  Прикрыв рот ладошкой, хтэния от души расхохоталась.

— Ты такой смешной. Вы, мужчины, все несёте редкостную чушь, когда счастливы.

  Запустив пальцы под воротник его рубашки, Нимерия с жаром прильнула к губам Оками. Так просто, словно и не было того ужаса, тех долгих месяцев разлуки, словно пару минут назад не говорила с ним как с незнакомцем. Губы Такеши напряглись, обозначив улыбку, но не разомкнулись. Уста жадно пили поцелуй, а ладони изучали и поглаживали тело милой, как делали это сотни раз до. Привычным жестом подхватив под попку, он притянул хтэнию к себе, чуть приподнимая, заурчал протяжно, ощущая, как переполненное радостью сердце готовится выпрыгнуть из груди.

— Нимерия! — вырвалось томным полустоном.

— Тс-с-с, — она прижала ладонь к его щеке, коротко поцеловала в нос, останавливая, успокаивая, умиротворяя. — Открой окно. Тут пахнет сраными лекарствами, а не сексом.

  Вероятно, за месяцы проведенные в палате, Оками перестал обращать внимание на запахи медикаментов и стерильности, а вот для его девочки по пробуждении они оказались в новинку. Нехотя разомкнув объятия, мужчина отстранился и несколько растерянно похлопал себя по карманам в поисках пульта управления. Так и не найдя желаемого в кармане, припомнил, что мог оставить его в верхней одежде.

— Бездна, похоже я оставил его в плаще... Впрочем, не беда. Я распоряжусь принести дубликат... — Выпустив девушку из объятий, подошел к интеркому, нажал кнопку вызова и, дождавшись ответа, распорядился:
— Принесите пульт управления стеклопакетами...

  Обернувшись, посмотрел на Нимерию.

— Или лучше прогуляемся? Я могу распорядиться привезти твою одежду. — Оками вновь направился к девушке.

— Да, пойдём! — от радости та даже запрыгала на месте. Видимо, после стольких месяцев вынужденного сна Людоедку переполняла энергия. — А откуда у тебя наши вещи?

  Оками изумленно приподнял бровь, полагая, что Нимерия шутит.
— Когда люди живут вместе на одной территории, то они неизбежно обрастают большим количеством вещей...  — Оябун хохотнул, вспоминая, сколько разных дорогих и блестящих вещиц прикупила сорока Нимерия за время их отношений.
— А в бездну всё! Поехали домой, поешь, приведешь себя в порядок и выберешь вещи себе по вкусу, а уж затем прогуляемся... На десерт, как обычно, манговые моти?

  Раскосые глаза хтэнии медленно округлились. Она выглядела слегка шокированной и очень озадаченной.
— Да-а-а-а? Да-а-а... Поехали...

  Оками приблизился, снял пиджак и набросил его поверх больничной пижамы Нимерии, после чего, подхватил её на руки и понёс к выходу.

— И пусть Навваду со своими яйцеголовыми подождёт. Тебе нужно немного развеяться.