[Роан Атеран]

Абберат / 5025

Роан, Хель, Иезекииль, Торвальд и Алексис

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

[Роан Атеран]

В Цирке Иллюзий всегда царит ночь. Стоит лишь шагнуть за узор кованой ограды, ступить на припорошенную цветными блестками землю — небо тонет во мраке, озаряется огоньками звезд. И самому далекому от астрономии человеку станет ясно: в звездах этих нет ничего знакомого.

Мир за оградой тоже исчезает, все его звуки гаснут, оставляя лишь веселый перезвон колокольчиков, подвешенных вдоль тропы, что стелется между шатрами. Обилие цветов — багряно-красных, лазурно-синих, янтарно-золотых, - слупит глаза, увлекает куда-то вглубь заманчивых павильонов. И оказывается, что Цирк внутри куда больше, чем казался снаружи.

В толпе посетителей, блуждающих от одного шатра к другому, то и дело можно разглядеть работников Цирка — клоунов с разукрашенными лицами, акробатов, вышагивающих на ходулях. Где-то вверху, всегда над самой высокой точкой самого большого шатра, беснуются трюкачи — в металлических, словно парящих в пустоте, кольцах, вышагивая по тонким невидимым нитям натянутых канатов. В воздухе разливается запах карамели, шоколада и выпечки. Сладкие ароматы чая, шипучий привкус газировки на языке.

Ты ступаешь на дорожку, присыпанную блестками, можешь вглядеться вдаль: и взгляд утонет во вспышках цвета. У входа в каждый шатер серебрится металлическая табличка, и на первый взгляд кажется: надпись на ней невнятна, сделана на незнакомом для тебя языке. Но ты смотришь внимательнее, дольше... и понимаешь, что гласит каждая вывеска. В одном шатре тебя ждет иллюзионист, в другом спрятан лабиринт кривых зеркал. Шагнешь в еще один — и окажешься посреди зимнего леса. Кажется, в таких местах, как этот цирк, случаются настоящие чудеса, а под маской фокусов и трюков таится настоящая магия.

Шаг за шагом, ты проходишь дальше, петляешь между цветастых тентов... и не замечаешь, как все дальше удаляешься от входа, от спасительной арки с витиеватой металлической вязью рун. «Цирк иллюзий». Ты не замечаешь, как за твоей спиной надпись меняется, вьется коварной змеей, складываясь в совсем другие слова.

Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate.

Едва ты поворачиваешь за угол, следуя за мановением руки циркача... дорожка из ярких блесток уводит все дальше. Гул голосов и смеха влечет за собой, веселье окружающих лиц пьянит, будоражит — как выпитое залпом вино.

А потом ты замечаешь в толпе тень — знакомое лицо, друга, которого уже и не ожидал встретить. Кажется, он не замечает тебя, но ты узнаешь эту походку из тысячи. Знакомая фигура, жест распахнутых рук, растянутый в улыбке рот. «Постой!» - хочется крикнуть, но сквозь толпу тебя не услышат. Остается лишь шагнуть вслед — попытаться нагнать, сплестись руками, как прежде.

Ну здравствуй, - улыбнется старый друг, - как хорошо, что ты здесь. Ты уже видел Дерево Желаний?

И уходя все дальше, следуя за призраками тех, кого успел потерять на долгом своем пути... ты не замечаешь, что шатры обступают тебя плотнее, что клоуны улыбаются радостнее, что кованые ворота цирка на рассвете захлопываются, как капкан.

Добро пожаловать в Цирк Иллюзий.

[Хель]

Все начинается со стука в дверь. Хель вздрагивает, чуть не выронив книгу из рук, торопливо откладывает ее на ближайший столик — старого дерева, с царапиной у ножки настольной лампы. В лавке царит полумрак, под потолком дремлет пернатый друг, свернувшись в гнезде из одеял и игрушек. Ростовщик морщится, когда стук звучит снова. Дурное предчувствие горчит на языке, словно дурной кофе, но хтоник поднимается, привычно подхватывает трость, идет к двери.

До нее несколько шагов, за обловленной стойкой дребезжит хрупкий фарфор, вздрагивает ловец снов, подвешенный над кассовым аппаратом. Среди антиквариата хозяин лавки кажется еще одной редкой вещицей.

Он открывает дверь.

- Роан... Что за...

Хель чувствует: язык вяжет, как от перезревшей хурмы. Он подхватывает девушку под руки, чувствует запах крови и запах виски, не зная точно, чего больше. Вампирша жмется в ответ, как котенок. Как пьяный раненый котенок. Кровь заливает ее блузку, а на губах блуждает шальная улыбка.

- Привет, дружочек, - смеется она и клонит голову ему на плечо. Она ниже, от темных упругих локонов пахнет смертью и затхлостью подземных ходов. - Мне больше некуда было прийти.

Они не озвучивают причин, но Хель чувствует: боль у них общая. И обнимает девушку крепче, игнорируя колкую боль непривыкшей к прикосновениям плоти, увлекает вглубь лавки, мановением руки захлопывает и запирает дверь. Колокольчик над ней вздрагивает, но не издает ни звука, послушный магии хозяина. Защитные чары опутывают лавку так плотно, как может быть спутан клубок шерстяных нитей.

- Проклятый Харот, - смеется вампирша, а потом отчаянно утыкается носом куда-то в шею ростовщику. Позволяет вести себя — вглубь торгового зала, за деревянную полированную стойку, по скрипучим ступенькам на второй этаж. За три года лавка приобрела почти прежний вид, исчезло даже воспоминание о пожаре. Но некоторые воспоминания не исчезают.

На кухне уже нет скатерти в крупных подсолнухах. Старомодный деревянный стол накрыт старой газетой. Хель усаживает подругу на стул, сам тянется за аптечкой, припрятанной в навесном ящике... и запоздало, только услышав смех, вспоминает: он ведь целитель. И смеется тоже. Хрипло и горько, как умирающий, как узник камеры, которому жить — только до рассвета.

Собственная магия отзывается неохотно, словно стала хозяину чужой. Молчит альтер-эго в глубинах сознания, ему нечего сказать. Оно лишилось всех своих сокровищ. Хель садится подле вампирши, тянет пальцы к ее раненому плечу... магия льется слабым свечением, впитывается в глубокие ссадины, смазывает их уродство так, как никогда не смазать раны души. Атеран вздыхает и клонит голову ниже, прячет лицо в сложенных на столе руках.

- Спасибо, дружочек. Я у тебя переночую?

- Будешь чай?

- Виски есть?

- Есть джин.

- Давай.

Хель находит в тумбочке початую бутылку, в ней едва ли половина. Из подвесного ящика достает пару чайных чашек. Пальцы дрожат от прикосновения к ним, потому что еще помнят ласку совсем другой чайной пары. Эти чашки — из бронзового фарфора, с узором кленовых листьев. Роан подхватывает свою чашку изящно, в мгновение опрокидывает в себя выпивку. Ростовщик же замирает на краю стула, держа чашку в подрагивающих пальцах, так и не решаясь сделать глоток. Потом вздрагивает, когда вновь слышит смех.

Роан выпрямляется, смотрит поверх опустевшей чашки — почти с привычным озорством. Кажется, им никогда так и не стать друзьями, но ближе друг друга у них никого не осталось. Роан подтягивает свободную руку к лшицу, зубами цепляет перчатку — и стягивает, обнажая изувеченную ладонь. Хель смотрит молча, он знает давно: о том уродстве, что скрывает плотность перчаток. Обожженные пальцы тянутся к нему через стол, накрывают дрожащую ладонь, удерживают — уверенно. Прикосновение не жжет и не ранит.

- Все будет в порядке, - улыбается Роан, и ростовщик понимает вдруг, почему эту девушку так легко любить. Он вымучивает улыбку, клонит голову ниже...

...и цепляется взглядом за цветастую картонку, торчащую из забытой книги. Блестящий глянцевый бок карточки — словно окровавленное лезвие ножа. Ростовщик опускает чашку, выпутывается из пальцев подруги. Подхватывает карточку и рассматривает.

Цирк Иллюзий.

Он не помнит, чтобы брал эту визитку. Но как-то же она попала сюда, оказалась закладкой меж страниц «Флоры и фауны Харота, том III». Он протягивает картонку через стол, роняет в подставленную вампиршей ладонь.

- Никогда не был в цирке, - признается Хель.

Исцелить Роан - средне.

[Роан Атеран]

- Никогда не был в цирке.

Роан смеется. Картонка в ее обнаженной ладони холодная, витиеватая надпись на красном фоне манит позолотой. Вампирша вертит цветной прямоугольник в руках... и сдаться оказывается проще, чем она представляла. Перед перспективой провести ночь в заваленной хламом лавке, в компании человека, которого хорошим собеседником не назвать...

- Я давно не была, - признается Атеран, - у тебя есть хоть, во что можно переодеться?

У Хеля не самый богатый гардероб, большая часть вещей не подходит по размеру и ему самому, не то что хрупкой вампирше. Но все кажется лучше, чем щеголять в рваной заляпанной кровью блузке. Броня тоже остается лежать здесь, у края старого деревянного шкафа, поблескивая поцарапанным металлом. Роан выуживает из шкафа футболку... и тут же убирает обратно. Это не вещь Хеля, они оба знают, чья. Она тянется за безразмерным бежевым свитером, страшным, как слэшеры про подростков в летнем лагере. Свитер ей велик, но Роан плевать. Ее почти веселит предстоящая прогулка.

- Корвуса возьмешь? - спрашивает она, когда Хель заглядывает в комнату.

- Пусть спит, - отзывается ростовщик, и она кивает. Привычным жестом прячет в голенища сапогов кинжалы — без них она как без рук. Находит на стуле свои старые перчатки, забытые здесь месяцы назад. Мягкий шелк приятно холодит кожу. Выдох срывается с губ облегчением и усладой. Все в порядке, - повторяет себе вампирша, но призраки не отступают. У них знакомые лица, знакомый размер темных глаз. Смех, растягивающий рот. Каждому свой грех, - шепчет Роан отражению в зеркале, хотя не помнит, от кого слышала эти слова.

Антикварная лавка кажется ей уютной в полумраке позднего вечера. Куда уютнее подземелья, из которого она еле выбралась. Уютнее даже собственного корабля, хранящего слишком много следов чужого присутствия. Атеран бесшумно сбегает по лестнице на первый этаж, в полутемный торговый зал, озаряемый бликами света в стеклянных дверцах шкафов.

- Пойдем, - улыбается она, и веселье пьяное, как подхваченная болезнь. Оно лихорадит щеки, заставляет нетерпеливо прислониться к стене, пока ростовщик запирает дверь. Вечерний мрак кажется мягким, как пуховое одеяло. Дышится в нем до странности легко - на Абберате дышится так же.

Цирк находится за городом, на расчищенной убранной площадке пожухлой сухой травы. Кованый полукруг, чьи очертания тонут в подступающей темноте. Вспышки света от фонарей, пламя — где-то за роскошью расставленных шатров. Роан замирает, когда останавливается ее спутник, взгляды их почти синхронно скользят по узору металлической изгороди, по потоку горожан, входящих в распахнутые ворота. Цирк Иллюзий — даже отсюда чувствуется запах карамели и попкорна, слышится детский смех. Роан замечает, как мелькают в темноте фигуры артистов, из прорези шатра выходит размалеванный клоун, и веселый грим в полумраке кажется почти ужасающим.

- Супер! То, что надо! - решает вампирша в ту же секунду. Ей почти верится: приключение увлечет на несколько часов, удастся насладиться восторгом спутника, впервые видящего устройство цирка.

В толпе им будет легко потеряться — но толпа не кажется пугающей или слишком тесной. В ней мелькают улыбающиеся дети и счастливые взрослые. Прекрасные лица эонов, крылатые фигурки фей — и демиургам известно, кого еще.

На Роан безразмерный свитер, Хель же не изменил себе — все тот же потертый плащ, под которым путается шнурок жилета. Сандалии на ногах, верная трость постукивает при каждом шаге. Роан нащупывает хват кожаного браслета на чужой, чернилами раскрашенной руке, и тянет к воротам. Проходя, она улыбается девице в маске, что сидит за кассовой стойке. Протягивает несколько монет и визитку. Но незнакомка замирает только картонку и с любопытством клонит голову набок, в прорезях маски мелькают до ужаса знакомые темные глаза.

- Пойдем, - выдыхает Роан и увлекает спутника за собой скорее, пока он не отыскал в чужом лице знакомых черт. Они проходят под кованой аркой — и не замечают, как гаснет мир за узорной оградой вокруг. Раздается смех, лоточник близ лазурно-синего шатра протягивает им карамельные яблоки на палочках. Роан хочется рассмеяться.

- Какое... странное место... - выдыхает ростовщик, но позволяет вести себя вперед.

Над головой вспыхивают фейерверки. Ночь полнится вспышками пламени и голосами, рвущими тишину. У одного из шатров, в прорези тьмы и света замирает гадалка в цветастом платье, манит перезвоном браслетов на тонком запястье.

- Предскажу ваше будущее! - манит смуглая женщина, и в улыбке ее мерещатся сколы острых клыков.

[Иезекииль]

Гранатовый сок, подоконник, мягкий плед нежит спину, а за стеклом – тихая и меланхоличная, уже увядающая осень, медленно отдающая права подступающим морозам. Думалось, что выходной будет повеселее отлёжанных боков и полного нежелания что-либо делать. Иногда случается так, что даже любимейшее дело необходимо отставить в сторонку хотя-бы на денёк, даже артефакторику. Каждый день штудировать статьи о магических предметах, придумывать новые методы обработки материалов, зачарования... и прочие прелести этой науки, но как бы ты ни хотел, в какой-то момент они могут надоесть.
А чем занять себя в этот пасмурный день – идей совсем нет. Зель болтал трубочкой, уставившись на узоры света в стекле стакана, и то и дело бросал взгляды на редких прохожих за окном. Его любимая продавщица прошла, пухлая женщина лет пятидесяти с длинными платиновыми волосами, работает в местной мясницкой, у неё самая качественная и нежная свинина, какую он только пробовал. Улыбчиво помахала ему рукой – маленькое утешение его скуке. Зель тоже расплылся в улыбке, и тут же меланхолично вздохнул, когда она зашла за угол. Через пару минут пришёл ещё один хуман и наклеил плакат на стену со стороны улицы – надо же, редко встретишь в нынешнее время бумажные плакаты. Дракон присмотрелся: "Цирк Иллюзий" – выведено красивым золотым шрифтом на фоне красного цвета, только координат для телепортации не разглядеть.
— Хмм... а почему бы и не-ет? — спокойным шёпотом произнёс дракон и поставил стакан на подоконник. Одно из древнейших развлечений, цирк. Экзотические животные, неординарные акробатические трюки, канаты, батуты и, конечно же, разукрашенные клоуны... интересно, как с развитием технологий и магии усовершенствовались цирковые номера? Сейчас зритель крайне искушён магическими открытиями, такие вещи, как изменение гравитации, искажение пространства и полный контроль над материей с помощью технологий уже не считается чем-то удивительным, как и телепортация. В цирке эффекта мгновенного перемещения достигали с помощью различных иллюзий и трюков, если он ничего не путает. В прочем, даже если ничего не изменилось... в этом есть свой шарм.
Иезекииль расправил крылья, потянулся и отправился искать свой шарф – многие говорят, что он смотрится нелепо без одежды на огромном драконе, но... ему правда холодно с такой длинной шеей. Обмотавшись, Зель направился через улицу к плакату. Заходя за угол, дракон не заметил мужчину с татуировкой на шее и толкнул его.
— Слышь т... Ох, твою ж!! — начал хуман, и тут же гневный оскал сменился удивлением, а затем испугом.
— П-простите, я задумался. — смутился Зель.
— Ну... эээ... ты это, аккуратнее просто, окей? — вылупился мужчина на трёхметрового дракона.
— Конечно, и-извините.
Когда они разминулись, Зель заметил необычную деталь – красная татуировка с золотистой надписью "Ц. И." на шее мужчины – "Цирк Иллюзий" тут же всплыло в памяти, и координаты для телепортации. Дракон ещё некоторое время провожал взглядом хумана, дивясь необычному совпадению.
— Планета Абберат, если... — если он всё правильно рассмотрел. Похоже, придётся отменять поход в цирк. На телепортацию с планеты на планету уходит слишком много сил, но лучше он ещё раз убедится. Зель завернул за угол и прошёл к плакату.
— Аббера-ат, действительно. — раздосадовано пробурчал Зель. — Видимо, придётся...
Громкий хлопок. Уже смеркалось, асфальт тротуара под лапами сменился ржавой осенней травой, вокруг стоял аромат прелой листвы, перебивающийся жареной карамелью, попкорном и людей. Зель растеряно озирался – цветастые шатры, весёлые гуляющие люди, возле тента виднелся раскрашенный клоун, развлекающий детей. В шарфу что-то кололо шею, Зель залез в ткань лапой и нащупал холодный прямоугольник, это была красная визитка "Цирк Иллюзий" с золотым шрифтом.
— До чего же... технологии дошли. Удивительно. — Он и не заметил никакой артефакторной схемы в том плакате.
Размалёванная кассовая стойка с популярными персонажами детских передач, и немного жуткая маска на лице кассирши. Зель протянул ей визитку и пару монет, его молча пропустили.
— Что ж... начнём, пожалуй, с сахарной ваты.

[Хель]

Сквозь пелену мрака Цирк полыхает огнями — вспышками фейерверков, пламенем огнеглотателей, многочисленными гирляндами и фонариками. Хель морщится, когда спутница толкает его вперед, и ноги едва не поскальзываются на присыпанной блестками траве. Ростовщик успевает пожалеть, что не разбудил Корвуса: птице понравился бы блеск и шум вечного праздника, в котором так легко затеряться.

Легко — но Хелю не удается. Он оглядывается и замечает знакомое лицо в толпе. Но призрак исчезает спустя мгновение, оставив лишь мучительную боль в груди, там, где должно быть сердце.

- Яблоко в карамели! - выдыхает Роан и протягивает ему лакомство.

Так, словно они и вправду друзья. Словно меж ними нет взаимной неприязни — боль сближает, связывает так, как не смогла бы радость. Хель забирает протянутое угощение, но забывает попробовать, когда спотыкается.

- Хочешь куда-то? - предполагает ростовщик, но чувствует только ужас, растекающийся по телу так, как когда-то удовольствие. Призрак былого наслаждения удавкой сжимает шею, кружится голова. Вампирша смеется, вдруг притягивает его ближе, щелкает камерой смартфона.

- Не кисни, дурашка, - Роан щелкает его по носу, а потом поднимается на цыпочки и клюет в щеку. Словно они действительно друзья. Хель прикрывает глаза и позволяет ей утянуть себя в череду огней и шума.

Цирк Иллюзий оказывается внутри больше, чем казался снаружи. Арка входа гаснет за вспышками фонарей, мир вокруг полнится смехом, шумом, грохотом фейерверков и песен. Кажется, будто это место — не просто цирк, но целый маленький город, в котором царит вечный карнавал. То тут, то там в толпе мелькают артисты с раскрашенными под маски лицами. Словно из ниоткуда перед Хелем возникает хрупкий тоненький акробат, повиснув на натянутой меж шатрами веревке. Ростовщик замирает и невольно сильнее стискивает пальцы подруги в своей руке.

Глаза акробата кажутся ему знакомыми темными омутами — но подобное невозможно.

- Добро пожаловать, - шелестит артист, и ростовщик вдруг понимает, что яблоко в карамели из его руки куда-то пропало, а вместо лакомства находит венецианскую маску на тонком держателе. Белоснежное дерево окрашено разводами чернил под стать узорам на теле хтоника.

- Какая прелесть, ты только посмотри! - Роан оборачивается к нему, поднимает свою маску, примеривая к лицу...

У воспоминаний привкус полыни и крови из прокушенных губ.

Дорожки алой краски из вырезов для глаз похожи на кровь. Рот маски — зияющая рана. Роан хохочет, не замечая чужого ужаса. Когда она отводит маску прочь, Хель выдыхает от облегчения — никогда еще лицо вампирши не казалось ему таким приятным. Прохладная, словно осенний дождь, ладонь взлетает к лицу ростовщика. Роан приникает ближе, вглядывается в его глаза... он не знает, каких тварей она там видит. Какой из нескончаемых кошмаров он должен в себе погасить...

- Все в порядке, - врет он и первым отводит взгляд. Замечает приоткрытый полог ближайшего из шатров. За серебром нарисованных звезд мелькает колода карт в руках фокусника.

- Пойдем туда? - он сам тянет девушку во мрак циркового шатра,  пространство которого внутри оказывается куда больше, чем казалось снаружи. Ряды кресел заняты силуэтами зрителей, фокусник же улыбается нарисованной маской, вытаскивает из изящного черного цилиндра кролика за уши...

- Подожди минутку, - вдруг выдыхает Роан, и ее рука покидает ладонь хтоника. Девушка исчезает за росчерком темной ткани, и гаснет свет в прорези входа в шатер — полог задергивается, падает, как лезвие гильотины...

- Дамы и господа! - грохочет голос фокусника, и в нем мерещится шипение голодных змей. Огни несуществующих софитом мечутся по шатру, словно играющие мотыльки. Хель опускается в одно из кресел и понимает вдруг: мир маленького шатра размером с целое поле для гольфа, ряды кресел полукругом тянутся далеко вверх за его спиной, амфитеатр полон, а фокусник в костюме из алого сукна расправляет за спиной кожистые черные крылья.

[Роан Атеран]

Роан знает: она сорока. Блеск огней манит ее, как безумного мотылька. Она выпускает ладонь ростовщика и выпархивает за полог шатра. Под ногами расстилается море разноцветных блесток, какие-то дети устраивают игру в пятнашки прямо между рядами толпящихся гостей. Запах карамели, попкорна и горячего шоколада кажется желаннее привкуса крови на языке.

Но вампиршу привлекает другое. Ей мерещится знакомое лицо, растворяющееся в толпе — и она срывается вслед. Так можно было бы сорваться с обрыва, с крыши высотного здания. Она влетает в толпу, расталкивая незнакомцев локтями, пока впереди маячит знакомая черноволосая макушка. Хочется крикнуть: постой! Оглянись! Дай убедиться...

Ее призрак оборачивается — и оказывается совсем не тем. Смотрят слепо искрящиеся азартом глаза, мелованная маска алеет разрезом рта. Взлетает облаченная в белоснежную ткань перчатки рука — и тут же тает во вспышке цветастых искр. Фокусник исчезает, а вместе с тем исчезает и привкус мучительной пьяной надежды, от коего так странно щемит в груди.

И Роан замечает...

...дракона.

Она знает: ей далеко до принцессы, хотя когда-то друг назвал ее именно так, водрузив на густые черные локоны сверкающую тиару. А она уже тогда, слыша лестный комплимент, хотела отвернуться. Потому что принцессы — другие. Сказочные создания, хрупкие, нежные, как роскошь полупрозрачных крыльев у мотылька. Невинные, чистые, как первая снежинка. Их губы не может окрасить кровь, клыки не возжелают погрузиться в чужую живую плоть. И руки их не будут обезображены кружевом шрамов под слоем черного шелка.

А еще принцессы боятся драконов — а Роан, завидев громаду змееподобного тела, стремится рвануть поближе. Взгляд ее выхватывает отдельные детали, как во вспышке фотокамеры: белоснежная шерсть, на вид мягкая, как сахарная вата. Изящная длинная шея, обвязанная шарфом, словно подарочной лентой. Золото изогнутых рожек на горделивой голове. Трехметровое создание представляется Роан ожившей мечтой, сказкой — в ней просыпается давно похороненный ребенок, что зачитывался книгой сказок, спрятавшись под одеялом с фонариком.

Дракон.

Дракон!

- Дракон! - выдыхает Атеран, и в голосе ее, теряющемся за шумом царящего в цирке веселья, отчетливо слышится восхищение.

- Вы такой красивый! - срывается она, подлетая ближе. Весь остальной мир вместе с его правдами и неправдами, горестями и несбывшимися надеждами, тает, как карамель на языке. Рука опасливо замирает в дюжине дюймов от светлой шерсти. Роан смотрит — округлившимися глазами, в которых блестит почти детский восторг. Она никогда не видела драконов вживую. Во всех своих приключениях — не довелось.

За спиной же вызвавшего такое восхищение гостя уже смыкается арка входных ворот, словно из ниоткуда вырастает узор металлической ограды, откуда-то из-за ближайшего шатра выпрыгивает юная худенькая артистка — девчонка в маске с нарисованными черным слезами, протягивает рожки с облаками пушистой сахарной ваты.

- Угощайтесь! Добро пожаловать! - улыбается прорезь маски, искрятся весельем и чем-то, похожим на голод, провалы глаз.

- Какая прелесть! - восхищается Атеран, хватает угощение, протягивает дракону, а сама ненароком тянется шагнуть ближе, словно случайно коснуться мягкой шерсти на покатом боку. У этого интереса нет ничего общего с исследовательским. Так и хочется достать смартфон, щелкнуть камерой, сделав селфи на фоне диковинного и прекрасного создания. А то вовсе — осмелеть, подтянуть к себе драконью голову, обнять за шею, щелкнуть камерой в оба лица.

- Добро пожаловать! - повторяет артистка и смеется, словно вторя чужому восторгу. Цирк вспыхивает огнями фейерверков и грохотом взрывающихся петард, запах карамели дурманит голову, словно дым полыхающего костра.

[Иезекииль]

Робкий шажок навстречу клубящемуся за воротами веселью, лёгкие мурашки покалывают кожу, а из-за спины подкрадывается тревожность, пропитывает тело неповоротливостью, опутывает тяжёлыми доспехами. Нужно просто пробиться сквозь эти стены. Новые места и новые впечатления всегда имеют цену, и у кого-то она постоянно завышена. Он громко вдыхает через нос, тяжело шагая навстречу бурлящей толпе – ему нужно всего-лишь пробиться. Голоса людей становятся всё громче, какофония хлопает, смеётся, болтает, кричит, он будто прикасается чувствами к вязкой гуще, тела людей в белых масках окружают его. Удивлённое бормотание шепчет над ухом, проникает свёрлами в мозг – все вокруг его осуждают, боятся его внешности. Призраки прошлого молвят хором проклятья. Всё это не реально, и никогда не было, это всего-лишь его мысли, уродливые дети отравленных чувств. Медленный выдох...
Из океана звуков вынырнула праздничная музыка, растекающаяся нектаром в воздухе и заглушающая неприятные мысли. Будто куклу, его сняли с натянутых верёвок, плечи и крылья расслабились и немного жгли от прилива крови. Протрезвевший золотистый взгляд подхватили блёстки в рыжей траве. Зель приподнял ладонь, на пальцы налипли разноцветные конфети, словно крошечные зеркала, окрасившие праздничные огни во все цвета радуги. Крона из гирлянд растянулась над головой, а за нею зрело закатное небо, на котором букетами расцветали феерверки и проклёвывались первые звёзды. Чувствительный нос наполнился свежим воздухом, полным жареной карамели и попкорна.
Облегчённая улыбка расплылась на его морде, он уже шагнул на первую попавшуюся дорожку, как из весёлой толпы стали доносится шепотки, а где-то даже и отдалённые восхищения. "Какой красавец!", "Вау!", "Он цирковой?", "Дракон!" слышалось со всех сторон. Иезекииль тут же двинулся быстрым шагом, уже весь порозовевший от смущения. Он знал, что так будет. К уколам взглядов он привык, но восхищения – последнее, что он заслужил, как будто в нём есть что-то особенное.
Из толпы вдруг выбежала девушка и перекрыла ему путь.
— Вы такой красивый! — С искренним, даже наивным восхищением выдохнула она, протягивая к нему руку, в надежде прикоснуться. Волосы цвета вороньего крыла, острые черты лица и уютный на вид свитер, и всё это приправлено лёгким перегаром. Необычное сочетание, особенно её трезвый, ясный взгляд.
Иезекииль оценивающе посмотрел на протянутую ладонь и смиренно вздохнул, будто разрешая ребёнку конфетку.
— Будем считать, что вы спросили разрешения. — Улыбнулся Иезекииль, нервно хихикнул и отвёл взгляд. — Только не увлекайтесь.
С тех пор, как он встретил Анейру в академии Ангарран, его боязнь прикосновений притупилась. Многие драконы не признают очевидного, привыкшие к человеческим оболочкам и живущие в хуманском обществе, они будто забывают, что им нравятся поглаживания, и что в этом аспекте они недалеко ушли от обычных зверей. И Зелю на самом деле тоже нравятся ласки. Его прошлые обиды никуда не делись, он всё ещё одёргивается от неожиданного прикосновения, но теперь он может их достойно принять и выдержать. Спасибо тебе, Ани.

Вдруг ему в глаза взглянула прорезями белая маска.
— Аа! — вскрикнул он и закрыл лапами рот. Девчонка в плачущей маске рассмеялась, сложенные за спиной руки всплеснули, и протянули им обоим по рожку розовой сахарной ваты.
— Угощайтесь! Добро пожаловать! — Улыбнулась она сквозь прорезь.
— Какая прелесть! — Восхищается черноволосая девушка, выхватывает угощение и протягивает одно сахарное облачко Зелю. Дракон удивлённо моргает, а после радостно хмыкает такому удачному совпадению. Крупная белая ладонь с бронзовыми когтями на секунду касается руки девушки, забирая рожок. Сахар пушисто шуршит перед носом, сладкое липкое удовольствие так и тает во рту.
— Добро пожаловать! — Снова говорит девочка в маске, и тут за её спиной всё небо озаряется феерверками, аромат карамели становится особенно пьянящим, люди вокруг смеются и кричат от восторга, возле него играет в догонялки несколько нарядных ребятишек, оглядываясь на усеянное огнями небо. Голову затапливает удовольствие, близкое к счастью. Хочется остаться здесь навсегда.
Приятное тепло ударяет в спину вместе с захватывающим огненным рёвом. Их глазам предстала небольшая сцена, фаерщики ловко и элегантно крутили подожёнными верёвками и факелами, создавая завораживающие, почти психоделические образы. Они были похожи на фениксов, обуздавших ярость и ненасытный голод огня, познавшие его столь глубоко, что сделали частью себя,
все выступающие были одним целым с огнём и также, как и многие, носили белые маски. Вперёд выступила девушка и мужчина, оба в свободных чёрных костюмах, на маске девушки, на правой её половине был беспорядочный узор из красных линий, похожий на ожог, а на маске мужчины – узор синего пламени. Они элегантно поклонились, а затем девушка встала на колено перед артистом, а тот, вобрав в лёгкие столько воздуха, сколько был способен, что было силы закричал. Через факел в лицо девушки с яростью и ненавистью ринулось голубое пламя, поглощая всё её тело. Толпа взорвалась аплодисментами. Из под пылающего синего кострища показался обглоданный чёрный скелет со слезающей плотью, и только огонь сошёл с её высохшей обугленной челюсти, раздался до дрожи знакомый Иезекиилю крик, что в мгновение растаял внутри раскалённого чрева. У дракона мурашки побежали по коже, а глаза округлились: мгновение, всего на мгновение ему показалось...
Через считанные секунды пламя прожевало свою жертву, и только погас последний огонёк, как рядом с артистом вспыхнул огненный шар, из которого появилась сгоревшая девушка, целая и невредимая. Зрители ликовали от небывалого номера. А Зель вглядывался в прорези маски мужчины, огонь не позволял разглядеть деталей, но когда артисты повернулись спинами и стали уходить за кулисы, дракон сразу узнал этот профиль.
— Отец?

[Торвальд]

Заливаясь озорным смехом девочка несется вперед, ее взгляд разбегается между сотнями или тысячами ярких манящих шатров, едва ли она могла сосчитать их количество. Но это было не важно! Важно было лишь то, насколько восхитительными они ей казались, словно в них заключалась вся суть жизни! И если она пропустит хоть один, она непременно упустит что-то важное. Как еще мог рассуждать ребенок, впервые за два года своей жизни оказавшись в цирке? Сейчас Алексис казалось, что родители намеренно скрывали от нее такое восхитительное место, словно жадины не желали делиться вкусным шоколадом! Наряженная в пышное платье из нежно-голубого шелка, с кружевной ленточкой в белесых волосах и огромным бантом на поясе, Алекс выглядела как маленькая леди из знатных домов Циркона, а не приемной дочкой суровых наемников Абберата. Маленькая Джолиродж-Шохи-Манур  то и дело дергала отца за рукав, прося обратить внимание грозного на первый взгляд родителя, который казалось был совсем не заинтересован происходящим, то на одну палатку, то на другую.

-Папа! Я хочу то сладкое облачко! Что это? - с восторгом лепетала девочка, уже поедая глазами сладость, представляя какова она на вкус. Наверное как клубника, малина и вишня вместе взятые? Или как сливочное мороженное? Ее острый нюх улавливал уйму всего вкусного. И все хотелось попробовать. Вон те яркие леденцы, а там, что это? Сверкающее яблоко словно его смазали карамелью. То было сладкое, это соленое, то воздушное и таяло во рту, а это вязкое и прилипало к зубам. Но все было лишь надкусано, ведь попробовать надо было многое, так что после дегустационного укуса сладость незамедлительно уходила в руки папы и старшей сестры. А после перед взором маленькой птички предстали игровые палатки и их главный приз: огромный плюшевый медведь, с ярким голубым бантом, блестящими глазами и неимоверно мягким пузиком. Она практически завизжала.
  Со стороны могло показаться, что в жизни Алекс было полно ограничений, она редко пробовала сладости, ей не дарили игрушек. На самом деле проблема была в том, что Алексис лишь два года как приняла человеческое сознание, а имея при этом осознанность десятилетнего ребенка, она стремительно пыталась познать и попробовать все, что видела, особенно если это было нечто манящее, как цирк.

  Он завораживал, увлекал вглубь, все ближе к главному шатру, словно откуда-то изнутри тебя звал кто-то. Это было неслышно, но словно осязаемо, будто кто-то брал тебя за руку и вел, подальше от родных. Только что Алекс сосредоточенно наблюдала, как ее сестра старается выбить того самого заветного медведя, вопреки всем цирковым законам игр - выигрывала. Девочка волновалась, ведь медведь был ей жизненно необходим. Подумать только, она придет и предъявит его маме аки трофей. Вот в одно мгновение тревоги исчезли, будто кто-то обнял ее и потянул прочь от будоражащей схватки за приз. Чей-то голос звал ее в сторону, замысловато переплетаясь с веселой мелодией. Алексис едва ли могла сопротивляется этому любопытству, что почти буквально сжигало ее изнутри. Девочка украдкой взглянула на отца, рассуждая заметит ли он ее отсутствие, ведь она только одним глазком. Они даже не успеют заметить! Нервно прикусив губу, девочка осторожно юркнула прямо в толпу, чтобы добраться до главного шатра, до соблазнительного полога, до которого казалось рукой падать. Алекс сжала в своих кулачках ярко-красный парусин, и с любопытством взглянула за полог: таинство шоу, тишина, мрак и ... оглушающие взрывы фейверков заставили ее обернуться. Разноцветные искры озарили небо, окрашивая толпу, палатки, пейзаж за пределами цирка в невиданные градиентов цветов. Очередной взрыв вывел девочку из того дурманящего очарования, что увлекло ее вдаль от семьи.
- Сестрица? ... - оглядываясь робко произнесла девочка, но никого из родных она не приметила. - Папа? - чуть громче позвала она, но никто не обернулся, среди толпы подле нее не было беловолосого высокого нефилима и яркой словно солнышко энтады.
  Алекс испуганно озиралась по сторонам, она едва ли могла припомнить с какой стороны пришла и  как выглядели те палатки всевозможных видов, теперь они казались ей такими однообразными, к тому же сквозь толпу людей ей мало что было видно. Губы девочки задрожали, сжав ладошки и сильно впившись в кожу тонкими ноготками, она старалась быть "как мама", не терять самообладание. Хотя нос предательски хлюпал, а на глазах проступали слезы.

- Шарик для такой прекрасной малышки? - произнесла высокая леди в маске с золотыми узорами и теплыми золотистыми глазами, на мгновение даже голос показался таким знакомым.
-Мама? - неуверенно спросила Алекс, во все глаза рассматривая леди, силясь уловить знакомые черты. Ведь Алексис знала, что Альсур в этот день не могла быть с ними, она осталась дома... За маской послышался приободряющий смешок, и связка разноцветных шариков уже была завязана на ее запястье, а леди с шариками уже утекала словно ручеек сквозь толпу.
-Мама! Стой! - голос Алекс дрогнул, это взгляд дал ей фантомную надежду, а теперь так быстро ускользал от нее. Слезинки градом посыпались по детским пунцовым щечкам, и Ал брела сквозь толпу, пока буквально не наткнулась на леди с пышными темными волосами, что в обычней день дархатка неминуемо бы возжелала заплести в косички.
- Простите -  пробубнила девочка, шумно шмыгнув носом. Ее не заинтересовал и дракон с прекрасной золотой гривой, не будь девочка потеряна, он непременно вызвал бы восторженный визг.
- Сестрица Хайшу! - робко, уже не имея надежды позвала Алекс, - Папа Тори-и-и!
Надрывисто вздохнув, девочка остановилась и осмотрелась. Все же она не могла вспомнить, где была та палатка, и теперь, если она правильно помнила, чему ее учила мамуля, ей нужно было найти какого-нибудь работника цирка или охранника.

[Торвальд]

Странная перемена для Оберона, которая, казалось бы, случилась в одночасье, но не для тех, кто его близко знал. Становление заядлым семьянином требовало от него много работы над собой, не теряя при этом "лица" в работе. Вот уже более десяти лет он работал над собой, чтобы стать хотя бы немного похожим хорошего отца и мужа, за всеми этими трудами он и не заметил, как эта роль начала действительно приносить ему удовольствие. Прогулка балы для него долгожданной, желанным отдыхом, передышкой от постоянных сделок, торгов, рисковых операций и постоянных перестрелок (что раньше были одним из главных источников удовольствия). К всеобщему удивлению, Торвальд безумно любил своих приемных дочерей и был готов пойти им почти на любые уступки в пределах разумного. Вот и сейчас девочки уговорили его посетить цирк Иллюзий.

  Стоило пройти за ворота этого нашумевшего цирка, как мир вокруг изменился, не смотря на то, что на Абберате царил день, над головой раскинулось звездное небо, воздух заполнился дивными ароматами карамели и попкорна, а сознание заполонила какая-то необычайная радость и легкость, следуя доносящемуся отовсюду смеху. Где-то на задворках сознания Торвальд ощутил неладное, эта мысль кричала: подхватить Алексис на руки, крепко сжать руку Хайшу и бежать. Но мысль тонет в веренице теплых эмоций, хотя именно эта мысль какое-то время заставляет быть нефилима настороже. Слишком много иллюзий в этом месте.
- Папа! Папа! Смотри какое блестящее яблочко! Я хочу его! - задорный голос младшей дочурки выбивает из сознания любые подозрения.
- Хорошо. Хайшу, ты будешь? - уточнил нефилим, доставая кошелек, еще не подозревая о том, сколько всего еще захочет неугомонный ребенок, познающий мир. Рыжеволосая девушка немного помялась и потом кротко кивнула.
- Тебе стоит поучиться у Алекс не бояться своих желаний, - с улыбкой произнес Торвальд, протягивая печеное яблоко старшей дочери, - подумай, куда ты хотела бы сходить, когда Алекс немного поутихнет.

  За яблоком последовал попкорн, за ним орехи и ягоды в шоколаде, за ними морожено (ведь таких вкусов нет нигде!), а на десерт сахарная вата, правда все это было лишь надкусано, облизано, а после вручено отцу или сестре.
- Да у тебя живот заболит, принцесса! - с усмешкой предостерёг Торвальд дочку. Но Алекс его не слушала, ее взгляд был устремлен куда-то еще. Она буквально взвизгнула от восторга и без слов было понятно, что она опять приглядела себе что-то. Торвальд проследил за взглядом малышки.
- Хм, тебе понравился медведь? - Торвальд оценил игрушку, висящую на прилавке тира, а после и сам аттракцион. - Что ж, думаю сестренка могла бы попытаться выиграть его для тебя, но потом мы пойдем туда, куда хочет твоя сестра. Правда, Хайшу? - спросил он, подмигнув старшей дочери.
Аттракцион представлял из себя самый обычный тир: стрельбу по движущимся мишеням из гладкоствольного ружья.
- Что нужно сделать за главный приз? - спросил Торвальд вновь вынимая купюры из кошелька.
После вопроса о главном призе, Торвальд был готов поклясться, что на маске работника цирка заиграла лукавая улыбка.
- За десять выстрелов попасть по всем мишеням, без использования магии, - весело ответил человек в маске. Правда он недоговорил, что целей было одиннадцать, но это были не все уловки, Торвальд прекрасно это знал. Он часто проводил юные годы в трущобах и знал, что такие игры не бывают простыми.
- Хм, тогда дайте нам одну попытку! - весело произнес Тори, он не сомневался в своей дочери, ведь он сам учил ее.
И вновь ему показалось, что маска стала еще насмешливее.
Вручая Хайшу ружье Торвальд прошептал:
- Не торопись, дыши ровно, и не забывай об искаженном пространстве в качестве уловки, используй это.

Взяв за руку Алекс, он отошел на вполне безопасное расстояние, но все равно на всякий случай поднял барьер.
- Не переживай, Хайшу справится!

  Торвальд поглаживал Алекс по голове, пока та нетерпеливо наблюдала за стрельбой сестры. Он был уверен, более чем уверен, дочка была на удивление крайне способной: боевые искусства и стрельба давались ей крайне легко, словно она знала их с рождения. Холодной водой окатило Торвальда, когда краем глаза он заметил знакомые крылья и волосы темно-синие, глубокие как морская пучина глаза, скрытые за маской с золотыми узорами похожими на трещина от палении.  
-Ева? - сам не веря своим глазам, спросил Торвальд.
- Ева? Кто такая Ева? - весело спросила Хайшу, уже сжимая вы руках того самого медведя.
- Да так, давно погибшая знакомая, просто показалось,- отмахнулся от наваждения Торвальд.
- А где Алексис?
- Что?! - и вновь его окатило, точнее быть окунуло в ледниковые воды, даже на мгновение он забыл как дышать.
- Она только что была здесь! И ... она не могла далеко уйти! Так, - Торвальд осмотрелся, - что на этот раз могло привлечь ее внимание? Может она пошла туда? - Товральд указал в сторону огненного шоу, где разными цветами полыхало пламя в причудливых фигурах. Но дабы не теряться в догадках нефилим решил прибегнуть к теомагии, попытавшись отследить ауру маленькой проныры, но след был слабый, запутанный и прерывистый, не удивительно, ведь из такого количества народа, обилия магии надо было выцепить энергию маленького ребенка.
- Идем, - сипло произнес Торвальд.

[Альсур]

Иногда ей всё это казалось странным, нереальным. Совсем недавно у неё была своя семья - любящие родители, уделявшие достаточно внимания своей дочери, работавшие, чтобы её не заботили всякие невзгоды, то и дело наваливавшиеся на их плечи. Она помнила, как любила мамину выпечку, на языке иногда появлялся любимый вкус печенья с черничным повидлом, как всей семьёй ездили в парки и болтали о всём, что только можно.

В какой-то момент всё начало рушится. Она не помнила, когда конкретно, но стала замечать, что здоровье матери ухудшалось с каждым днём, и по ночам родители стали чаще ссориться. Когда вся семья узнала, что отец, чёртов азартный игрок, проиграл все их деньги, в том числе и те, которые откладывались на лечение мамы, фундамент начал ещё сильнее рушиться. Она любила отца, он всегда пытался ей показать светлую часть мира, развлекал её. Но когда в их дом пришли люди, отец раскрыл свою истинную личину, за которую она начала его ненавидеть.

Знакомство с Торвальдом было для неё...напряжённым. Она его боялась. Сильно боялась, травма давала о себе знать. Но когда её отношения с Альсур стали больше, чем ученица и наставница, с Джолиродж у неё тоже начали теплеть отношения, и ей всё больше хотелось проводить с ним время. Это не была влюблённость, как она могла иногда задуматься на мгновение. торвальд оказался тем самым примером настоящего мужчины и, удивительным образом, отца.

Вскоре она стала их законной приёмной дочерью, а спустя какое-то время в их семье появилась Алексис, дархатка-потеряшка, которую не мог бросить отец, потому что мать сама не смогла бы.

Место вокруг неё было невероятно красивым и шумным. Это место почему-то показалось очень притягательным, и ей хотелось отправиться туда всей семьёй. Было ожидаемо, что и Алексис захочет туда пойти, поэтому уговаривать Торвальда долго не пришлось. Было жаль, что Альсур не смогла к ним присоединиться, но Хайшу была уже достаточно взрослой, чтобы принимать такое со спокойной душой.

— Хорошо. Хайшу, ты будешь?

Рыжая немного удивлённо взглянула на мужчину, затем на сестру и на яблоко, и, немного помявшись, в лёгком смущении она кивнула. Ей до сих пор было немного стыдно просить какие-то сладости или подарки, ведь они с матерью дали её так много, что она и не могла и мечтать.

— Тебе стоит поучиться у Алекс не бояться своих желаний, подумай, куда ты хотела бы сходить, когда Алекс немного поутихнет.

Девушка взяла палочку и кивнула, всё-таки позволяя улыбке растянуться на лице. Куда бы сходить? Да ей и не особо было важно. Алекс хоть и была капризной, очень активной и быстрой, что немного раздражало, но водила по довольно интересным местам и благодаря ней можно было попробовать что-то вкусное.

Эх, права мама, Торвальд хоть и любящий, но очень мягкий с Алекс, нужно будет его приучить поменьше баловать её, а то в будущем могут быть и другие проблемы.

Алекс теперь захотела огромного плюшевого мишку, который и для Хайшу оказался симпатичным. Торвальд спросил про игру в тир и заметила, что игра-то никакая нечестная: 10 пуль и 11 мишеней, ну и как обычному человеку прикажете победить? Но это было не так важно с её умением стрелять. У неё это выходило лучше, чем она раньше об этом думала.

— Не торопись, дыши ровно, и не забывай об искаженном пространстве в качестве уловки, используй это.

- Я помню об этом, пап, - она забрала ружье и подошла к стойке. - Я же учусь у лучшего!

— Не переживай, Хайшу справится!

- Точно! Для тебя я такое с лёгкостью выиграю!

Стрельба вызывала у неё огромный азарт, это было в привычку задерживать дыхание, а затем стрелять, пули с хлопком впечатывались в мишени. Остались две, и пришлось помедлить немного. Рикошет был хорошим способом сбить их одной пулей, и с этой пространственной уловкой это можно было сделать с лёгкостью. Хайшу сделала глубокий вдох, выждала для себя подходящий момент, нашла подходящую точку и выстрелила. Пуля попала в одну мишень, а затем отрикошетила в другую, и победа оказалась за ней.

Ей показалось, что эта маска стала менее весёлой, а взгляд из-под неё - изучающий. Хайшу протянула руки в ожидании главного приза.

- Никаких уловок.

Мужчина постоял несколько мгновений, а затем отдал ей мишку. Рыжая довольно заулыбалась, прижимая к себе игрушку. Она была такая мягкая! Не удивительно, что именно её захотела Алекс.

- Ева?

- Ева? - спросила Хайшу, услышав незнакомое имя с уст Торвальда. - Кто такая Ева?

— Да так, давно погибшая знакомая, просто показалось.

- А... А где Алексис?

Твою мать, это было очень плохо! Очень! Хайшу запаниковала, осматриваясь по сторонам. Как Торвальд умудрился её потерять?! Куда она вообще опять сбежала?! В голове она уже представляла себе, как будет отчитывать эту негодницу, ни Тори, ни Альсур не удержат её от это идеи.

- Алексис! - крикнула Хайшу в надежде на то, что сестра откликнется, но вокруг было столько народу, что это показалось бессмысленным.

— Идем.

- Возьми игрушку, я посмотрю сверху, - она всучила ему этого треклятого медведя и нашла более-менее открытый участок. - Люди! Разойдитесь!

После этих слов она раскрыла свои крылья и взмахнула вверх. Сверху можно было увидеть больше, и ей плевать было на какой-либо запрет на полёты, если он был. Сестра была в приоритете. Хайшу мотала головой из стороны в сторону, пытаясь найти копну светло-голубых волос.

Она не обращала внимания ни на кого, пока вертела головой, но сумела заметить одно до боли знакомое лицо, копну рыжих и густых волос.

"Мама", - пронеслось у неё в голове, закричало болью сердце, возвращая свой взгляд к той женщине, но на том месте оказалась другая, светловолосая и взгляд её казался испуганным. - "Обозналась. Дура."