[Симбер Ресинджер]

Город твой - двуликий зверь
Для тебя он днём откроет дверь
А вот в полночь он объявит тебе
Ты враг! (- с -)

[Мэйв]

Мэйв уже подала заявку на участие в бою без правил и наматывала себе на руки бинты, чтобы и руки не испачкать и для защиты от травм, фиксации суставов, увеличения силы удара за счет лучшей стабилизации кулака.
-Все будет хорошо. Один бой и можно вернутся в расположение части. Хорошо хоть завтра еще один выходной, если не будет чего-то сверхважного. -  тихонько произнесла Мэйв и вышла на арену.
Арена пылала в свете прожекторов. Толпа ревела, сливаясь в единый низкий гул, а в центре круга стояли Мэйв и её соперник — два силуэта, очерченные резкими тенями.
— Думаешь, сможешь меня сломать? — прошептала девушка так, чтобы он точно услышал. Сжимая кулаки её глаза горели холодным огнём.
— А ты думаешь, выдержишь? — усмехнулся противник, плавно переступая с ноги на ногу. — Ты же просто декорация для шоу и миленькая груша для битья. Твое дело рожать и воспитывать детей или удовлетворять похоть разных мужчин.
Первый удар — её нога рванулась вверх, целя в голову. Он едва успел отклониться: воздух свистнул у виска. В ответ — молниеносный хук в корпус. Мэйв согнулась, но тут же выпрямилась, ухмыляясь сквозь боль.
— Слабовато, моя бабушка и то сильнее бьет — выдохнула она, отскакивая назад.
Он рванулся вперёд, нанося серию ударов: левый‑прямой, правый‑боковой, снова левый. Она крутилась, как вихрь, уворачиваясь, блокируя, выискивая брешь. На мгновение замерла — и ответила: резкий лоу‑кик по ноге, затем резкий апперкот. Противник отшатнулся, на губе показалась кровь.
— Ого, — он вытер рот, прищурившись. — А ты зубастая.
— А ты как неженка, медленный и не уверенный, — парировала она, делая ложный выпад.
Он бросился на неё, пытаясь захватить, прижать к земле. Она вывернулась, словно змея, и ударила коленом в живот. Он захрипел, но схватил её за запястье, рванул на себя — и вот уже она в его захвате, пытается вырваться...
— Сдаёшься? — прохрипел он, сжимая руку все сильнее.
— Даже не надейся, — она резко запрокинула голову, ударив его затылком в нос.
Он вскрикнул, ослабил хватку — и она вырвалась, тут же нанеся круговой удар ногой, который пришёлся точно в рёбра. Он отлетел на шаг, тяжело дыша.
— Ты... — он поднял взгляд, в нём уже не было насмешки, только ярость. — Ты пожалеешь.
— Это ты пожалеешь, — она приняла низкую стойку, пальцы сжаты, взгляд как лезвие, готовое резануть горло или вонзиться прямо в сердце— Я здесь не для того, чтобы проигрывать.
Финальный обмен: противник рванулся вперёд, Мэйв — навстречу. Кулак в челюсть, блок, ответный удар в печень, уворот, резкий хук... Они врезались друг в друга, как два разъярённых зверя, и на мгновение замерли, сцепившись, дыша тяжело, со свистом.
Потом — резкий рывок, и она бросила его через бедро повалив на землю и врезала коленом в живот.
— Ну что, — Мэйв быстро села на грудь противника и нанесла последний удар в лицо, лишая того сознания — Кто тут декорация?
Толпа взорвалась овациями, а девушка тяжело дыша вышла с арены держась за отзывающийся болью живот. Оклемавшись она подошла к организатору и получила свою честно заработанную плату. Накинув куртку на плечо, она отправилась к корпусу и только вышла через черный ход она сразу заметила, как её окружили 5 парней, пять теней, пять угроз.
— Мы из-за тебя проиграли крупную сумму, мы поставили её на парня, а ты выиграли и значит ты нам должна. А сейчас, красотка, мы с тобой поиграем? — ухмыльнулся один, делая первый шаг.
— Поиграй со своей рукой — процедила она, принимая стойку. Пальцы сжались в кулаки, взгляд вновь стал как ледяной резец.
Первый натиск — двое рванулись одновременно. Она увернулась от удара слева, блокировала правый хук, но третий уже летел сзади. Удар в рёбра — дыхание перехватило, но она не упала. Резкий разворот, локоть в челюсть — один отшатнулся, хрипя.
— Сучка! — зарычал другой, бросаясь вперёд.
Она парировала, уходила, контратаковала. Ноги мелькали, как лезвия: лоу‑кик, вертушка, блок. Один получил в колено и захрипел, другой попытался схватить — она вывернулась, ударив его затылком в нос. Кровь брызнула на асфальт.
Но их было пятеро, а она уже была уставшей.
Третий обошёл сзади, схватил за волосы, рванул назад. Она вскрикнула, но тут же впилась зубами в его запястье. Он взвыл, ослабил хватку — она вырвалась, но четвёртый уже был рядом. Удар в висок — мир на мгновение потемнел.
— Хватит её жалеть! — рявкнул пятый, врезаясь плечом в её бок.
Она отлетела, ударилась о бетонную стену. В ушах звенело, перед глазами — красные пятна. Они наступали, как стая голодных бешенных волков.
Яростный обмен: удары сыпались со всех сторон. Она отбивалась, как могла — блок, уворот, ответный удар. Но силы таяли. Один кулак прошёл сквозь защиту, врезавшись в губу. Другой — в печень. Она согнулась, но устояла.
— Сдавайся! — прошипел кто‑то, хватая за плечо.
Она рванулась, пытаясь ударить, но пятый уже был за спиной. Захват — железные пальцы сжали горло. Она задыхалась, царапала его руки, но он только сдавил сильнее.
— Всё, конец, — выдохнул он, швыряя её на землю.
Она упала, тяжело дыша. Перед глазами — размытые силуэты. Кто‑то пнул в бок — она вскрикнула, свернулась калачиком. Ещё удар, ещё...
Потом — тишина.
Она приоткрыла глаза. Они стояли над ней, ухмыляясь, вытирая её кровь с кулаков.
С трудом приподнявшись, она доползла до стены. Спина упёрлась в стену. Лицо в ссадинах, губа разбита, рёбра горят огнём. Но глаза — всё те же. Не сломленные.
Один из них подошёл, наклонился:
— Ну что, поняла, где твоё место? У моих ног, теперь ты принадлежишь мне, пока телом не отработаешь наши проигранные деньги.
Мэйв подняла взгляд, сплюнула кровь на пол.
— Моё место... — голос хрипел, но в нём звучала сталь. — ...там, где я решаю. Если не устраивает, можешь идти и плакаться мамочке, может пожалеет.
Он рассмеялся, покачал головой и отошёл, обратившись к дружкам — Кончайте с ней...

Примерно так

[Симбер Ресинджер]

— Ахах, ты имел в виду — кончать в неё?! — один из парней, высокий бритоголовый крепыш, рассмеялся низким, раскатистым голосом.

— Босс, — глумливо заговорил второй, масляным взглядом разглядывая избитую девушку, — ну, тут грех не развлечься с такой красоткой! Эй, милашка, обслужишь перед смертью четверых? — он сделал шаг к ней, остановился и мерзко захохотал. — Гран, выбей девке зубы, не хочу, чтобы она мне хер откусила, а глотка у неё, блин, охеренная!

Широкоплечий верзила с наколками обошёл подельника, присел на корточки рядом с сжавшейся девушкой. Он протянул ладонь к её лицу, грубо сжал щёки и надавил до синяков, заставляя открыть рот. Пальцы его были в татуировках: на каждом — колода сердечек разной давности, какие-то старые, почти выцветшие, какие-то поновее — краска яркая. Он ударил её кулаком в лицо, заметив, что она начала приходить в себя.

Выстрела почти не слышали — на ганблейде активирован глушитель. Но голова верзилы, ударившего Мэйв, будто бы взорвалась, обдав девушку кровью и мозгами.

Несколько часов назад.

Подпольные арены такого рода — апофеоз грязной брутальности, где военные отбросы, наёмники, солдаты удачи и просто мужики, желающие быстро заработать, могут забить друг друга до смерти, мечтая о длинном архее*.

*аналог выражения «длинный рубль» — лёгкий и большой заработок.

Миссия, выпавшая на этот раз Симберу, не показалась ему особенно сложной: найти в подпольном бойцовском клубе одну гниду из Коалиции, которая сдала ребят под прикрытием за деньги, и из-за этого миссия отряда Легиона провалилась. Никто из них не выжил. Все умерли под пытками. Симбер знал, как умеют пытать в наркокартелях.

Удивило его другое. На арене выступала девушка. Да, своим намётанным глазом он сразу заметил отличную боевую подготовку и недюжинный талант. Она была красива (не как некоторые, накачанные анаболиками женщины, выступающие перед толпой), а её движения, тактика, лёгкость, с которой она выполняла сложные для любого солдата связки ударов — всё это говорило о таланте. Или об огромном упорстве, что, по сути, даже ценнее обычного таланта.

Такие девушки редко появляются в столь гнилых и прожжённых местах. Здесь особый контингент, но и платят хорошо. Ей нужны деньги? Возможно. Но по некоторым её движениям Симбер уловил классическую военную школу при каком-нибудь государственном ведомстве. Вряд ли она из Легиона, но, вероятно, имеет отношение к силовым структурам планеты.

Никто не ожидал, что она победит. Кроме Симбера, пожалуй. Он сразу заметил её техничные и точные движения. Она оказалась быстрее, и хотя уступала в грубой силе, но на самом деле голая сила редко решает: чтобы ударить, нужно попасть, а противник с трудом мог даже это.

Жаль, Симбер поздно заметил, что после победы пропала не только девушка, но и пятеро из сопровождавших второго бойца, проигравшего схватку. На самом деле подобное не касалось Симбера. И ему нужно было продолжать миссию по ликвидации крысы в Легионе. Очень сильной и опасной крысы. Не будь его противник настолько опасен и опытен, легата бы не направили.

Однако он прекрасно знал грязь этого мира и то, что делают с красивыми женщинами после подпольных боёв, если на кону большие деньги. Убивают. Не только ради грабежа, но и ради слухов, ради создания ментального ограничения: если ты знаешь, что лучше не злить определённую касту людей, делающих ставки, то трижды подумаешь, стоит ли побеждать. И стоит ли вообще влезать в эту кухню, не имея никого за спиной. В этом и содержалась главная причина. Будь у Мэйв хоть какое-то прикрытие — хотя бы пара друзей, способных составить ей компанию при отходе, — нападавшие трижды подумали бы, прежде чем ввязываться в подобное. Но у неё никого не нашлось, по крайней мере, группы поддержки Симбер не заметил.

Он не стал церемониться, когда вошёл в грязную подворотню. Один из отморозков присел рядом с эонкой на корточки и уже заносил руку, видимо, для второго удара. Первый удар Симбер не увидел, так как подоспел уже после, но по внешним признакам понял, что тот нанесли совсем недавно.

Девушка с арены находилась в крайне плачевном состоянии: одежда в крови, на лице буквально нет живого места, кажется ей сломали несколько рёбер. Подобное зрелище пробуждало в Симбере что-то зловещее. По венам словно поднимался живой огонь, разгоняя в крови адреналин и ярость. Нет ничего более мерзкого, чем когда толпой бьют слабого. Сколько раз он видел подобное? Сколько раз ему приходилось выходить против толпы? У Мэйв ни шанса выстоять в этой схватке. У большинства мужчин местной арены его тоже не было, так как в бою «один против толпы» нужны определённые навыки или банальная превосходящая толпу сила.

— Он убил Грана! Этот отмор... — закричал бритоголовый, но очередной выстрел и на стене кровавое пятно, с ошметками мозга и осколками черепа. Тело грузно валится под ноги Мэйв.

Трое среагировали быстрее. Один уже бросился на Симбера справа, получив с разворота ногой в висок. Легат его ранга способен одним ударом размозжить человеку голову. Так и получилось: бандита впечатало в асфальт с такой силой, что больше он не встал. Второй бросился со спины, пытаясь взять Симбера в горловой захват, но удар локтем в горло с последующим убойным хуком между глаз оглушил мгновенно. В третьего легат снова выстрелил. Второй остался жив, но на то и состоял расчет. Ему нужно взять «языка», чтобы узнать про крысу, это наверняка в курсе здешних терок.

Сковав единственного выжившего магическими путами, Симбер быстро подошел к девушке и опустился на асфальт, аккуратно приподнимая её и укладывая голову себе на колени. Длинные белоснежные волосы рассыпались окровавленными прядями вокруг. Первым делом пощупал пульс и провел магическое сканирование. Пострадала сильно, но жива и в стабильном состоянии.  С собой у него было несколько запакованных в артефакт мощных исцеляющих заклинаний, а также аптечка. Использовать последнюю в грязной подворотне не стал, а вот заклинания он разрядил буквально все.

— Мэйв — он знал её имя, бойцов на арене представляют зрителям, — всё хорошо, я подлатал тебя. Меня зовут Симбер. Я легат Коалиции. Ты помнишь, что произошло?

[Мэйв]

— Мэйв. Всё хорошо, я подлатал тебя. Меня зовут Симбер. Я легат Коалиции. Ты помнишь, что произошло? – послышалось из уст парня.

Мэйв вздрогнула, распахнула глаза. Взгляд сначала был расфокусированным, блуждающим, но постепенно обрёл ясность. Она резко приподнялась, едва не столкнувшись с Симбером лбами, и тут же обхватила себя руками, словно пытаясь собраться в комок.

— Я... возвращалась на работу, больше идти некуда — её голос был уверенным, но все же немного прерывался. — Сперва подошли двое... потом, почти сразу ещё трое... Я бы пыталась уйти, но они окружили... И выбора у меня не оставалось, кроме как сражаться за свою жизнь.

Она запнулась, сглотнула. Адреналин уже заканчивал свое действие и пальцы девушки нервно теребили край разорванной футболки.

— Били по очереди. Один вроде держал, а остальные... — она зажмурилась, словно пытаясь стереть воспоминание. — Удары в живот, по рёбрам... Потом... кажется... кто‑то пнул в лицо...

Её дыхание участилось, прошлые моменты перемешивались между собой. Девушка потянулась к своей куртке, что валялась скомканной в грязном углу у здания и достала из внутреннего кармана флягу с водой. Мэйв сделала пару глотков, вода потекла по подбородку, смешалась с кровью.

— Сейчас... сейчас лучше, — она огляделась, наконец заметив неподвижные фигуры вокруг. Пятеро мужчин лежали в неестественных позах: один уткнулся лицом в асфальт, другой скрючился, будто пытался свернуться в клубок. — Как ты... как ты с ними?..

Её взгляд метнулся к Симберу. В глазах читался не только вопрос, но и легкий страх — теперь уже перед ним. Что он будет с ней делать? Вдруг тоже захочет так с ней поступить, воспользоваться ею? А вылечил просто, чтобы приобрела более привлекательный вид? Мэйв медленно провела руками по телу, словно проверяя, всё ли на месте. Каждое прикосновение отзывалось приглушённым эхом нейропатической боли. Пальцы скользили по коже, нащупывая синяки, ссадины, места, где плоть ещё хранила память о ударах, от которых не осталось и следа.

— Главное ходить могу. И мысли... мысли в порядке, кажется. Только... — она снова посмотрела на поверженных нападавших. — Как ты это сделал? Их пятеро было...

Мэйв была не в силах отвести взгляд от пяти бездвижных тел и стоящего перед ней незнакомца. В груди бушевала такая буря эмоций, что на мгновение ей показалось — она захлебнётся в этом потоке.
 
Первым пробилось шокированное осознание: он убил пятерых ради неё. Мозг отказывался принимать реальность: вот этот человек, которого она едва знает, только что перечеркнул пять жизней — чтобы спасти одну, её. Затем пришла глубокая благодарность — тихая, но всепоглощающая. Она открыла рот, чтобы сказать хоть что‑то, но слова застряли в горле. Взгляд скользил по его фигуре: по рукам, ещё хранящим отголоски битвы, по лицу, где читалась холодная решимость.  Но вместе с благодарностью шевельнулось тревожное недоумение. Кто он? Что за человек способен на такое хладнокровное насилие — и при этом спасти её? В нём не было ни торжества, ни раскаяния — только напряжённая собранность, будто он лишь выполнил необходимую работу. Это пугало и одновременно вызывало странное уважение. Внутри разгоралось смутное беспокойство — не за себя, а за него. Что это сделает с его душой? С её собственной? Наконец, сквозь хаос эмоций пробилась робкая надежда. Она жива. У неё есть шанс. И этот незнакомец, только что ставший кем‑то невероятно важным, тоже здесь. Мэйв медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь в руках.

 Она сделала шаг вперёд, затем ещё один. Девушка произнесла тихо, но твёрдо:
— Спасибо. Но... кто ты такой? И зачем... точнее даже почему спас меня?

[Симбер Ресинджер]

Порой Симберу казалось, что сколько ни убивай людское отребье — тварей в человеческих обличиях, меньше их от этого не становится. Словно монструозная десятиглавая гидра: когда режешь одну голову — вырастает сразу десять.

Он выслушал её, поражаясь внутренней стойкости этой хрупкой на вид девушки, однако помнил, как она сражалась на арене и если бы не её навыки, всё могло закончиться куда печальнее, ведь Симбер наверняка бы заявился в самый разгар «пира», если не под конец. Синяки, раны, сломанные кости говорили лишь об одном — Мэйв оказалась достаточно умела и сильна, чтобы дождаться, пусть и случайной, но помощи. А сколько таких, кто не дождался?

— Ты очень хорошо сражалась, как на арене, так и здесь. В противостоянии такого рода недостаточно уметь сильно бить и хорошо уворачиваться, нужно ещё не позволить себя задавить морально. Выходя в одиночку против толпы, воля нередко оказывается сокрушена самой первой. — спокойно ответил, скорее подводя черту и говоря это больше себе, хотя и оценивая девушку. В следующую секунду он подумал, что подобное прозвучало слишком пафосно и претенциозно, словно он не человек, а робот, выполняющий некую функцию.

— ...не стоит благодарности: любой нормальный человек, особенно из Легиона, поступил бы на моём месте точно так же. 

Симбер в последний раз осмотрел её лицо и отметил про себя, что исцеление сработало отлично, практически не осталось никаких следов. Обычно, девушки с её внешностью очень беспокоились за сохранность личика, но вряд ли подобное применимо к Мэйв.

А что ему ответить насчёт четверых убитых головорезов?

— Пять — это херня, когда речь идёт о всяком мусоре. Ты бы и сама справилась, не измотай тебя на арене, — неважно, насколько он приукрашивает, здесь цель лишь в том, чтобы вернуть ей уверенность и ощущение контроля над ситуацией. Даже если это мнимый контроль.

— Они напали. Учитывая, что я нахожусь при исполнении, то мог работать на поражение, — он не сказал только про протокол, ведь согласно закону он должен был предупредить нападавшую сторону, но кого это сейчас волнует?

— Осмотри себя внимательно: остались какие-то травмы или переломы? У меня ещё есть исцеляющие заклинания, но с каждым новым применением их эффективность будет снижаться из-за привыкания организма. Лучше немного подождать.

Он уловил в её взгляде отголосок страха, совершенно не удивившись. Что нормально для высокорангового легионера, который способен пачками резать народ и подрывать целые картели одной своей магической силой, будет выглядеть ошеломляюще страшно для городского полицейского куда более скромного ранга. И здесь дело не в Симбере: в Легионе и без него достаточно тех, кто мог вызвать такие же эмоции в сходной ситуации.

— Не бойся меня. Я ведь сказал, что Легионер Коалиции рас — Симбер улыбнулся и направился к ближайшему трупу, прикидывая, стоит ли его поднять в качестве нежити или просто сжечь. — Кстати, я наблюдал за твоим боем, видел несколько связок, которым обычно учат в военных академиях. Мне, конечно, показалось очень странным, что служащая некого силового ведомства Лиреи отправилась на подпольную арену, в одно из самых грязных мест, чтобы драться там за деньги. Причём, отправилась совсем одна. Неужели у тебя не нашлось ни одного друга или хотя бы просто хорошего знакомого для сопровождения? — присев на корточки и осмотрел труп, неожиданно спросив, — Как думаешь, если я подниму их в качестве умертвий, сможем ли мы их как следует замаскировать, чтобы не отличить от живых? У меня здесь дело, и я хочу его побыстрее завершить. К слову, убил я четверых, пятого взял на допрос...

Симбер поднялся, кивнув на связанного магическими цепями отморозка и усмехнувшись, спросил: — Вас там в военном корпусе учили допрашивать несговорчивых? Этот вряд ли будет юлить, расскажет всё как миленький, но уверен, что ты вытряхнешь из него ещё больше.

Легат явно предлагал Мэйв поработать вместе, здесь не нужно семь пядей во лбу, чтобы это понять: он её вылечил, сказал, что при исполнении, и сразу предложил поучаствовать в деле. Однако, подумав, что эонка может воспринять предложение недостаточно серьезно, спросил:

— Какие планы на ближайшие пару дней? Могу запросить у координатора твоё участие на правах комбатанта? Ты явно не первый раз здесь дерешься, уверен, неплохо осведомлена по деятельности арены.

[Мэйв]

Мэйв почувствовала, как внутри разливается тёплое, почти оглушающее ощущение — гордость. Не показная, не кричащая, а тихая, глубокая, от которой чуть перехватывает дыхание. Она справилась. Сделала то, во что немногие бы даже решились поверить.
 
Слова мужчины — не пустые похвалы, а признание. Она поняла, что он видел её бой, видел, как она держалась против превосходящих сил, и в его голосе не было ни тени снисхождения. Только уважение. Это било в самое сердце.
 
Она попыталась отшутиться, привычно пряча волнение за лёгкой небрежностью:
— Любой на твоём месте поступил бы так же. Но я уверена, что не любой.
 
И в этот момент Мэйв вновь осознала правду. Многие прошли бы мимо. Многие сочли бы, что это не их дело. Что рисковать собой ради незнакомки — глупо. Что лучше держаться в стороне, пока буря не утихнет сама. Но он не прошёл.
 
В груди шевельнулось что‑то ещё — благодарность, мягкая, но мощная, как подводное течение. Не просто за помощь, а за то, что он увидел её. Не просто бойца, не просто девушку, влезшую в неприятности, а того, кто сражался и держался до конца.
 
Она отвела взгляд, пытаясь унять непривычное тепло в груди. Гордость всё ещё пульсировала внутри, но теперь к ней примешивалось что‑то новое — чувство связи. Словно между ними протянулась тонкая, но прочная нить, которую не так просто разорвать. Мэйв глубоко вдохнула, выравнивая дыхание.
— Спасибо, — сказала она просто. Без лишних слов. Без пафоса.
 
После того как он сказал, что является легионером Мэйв почувствовала, как внутри всё на мгновение сжалось. Легионер Коалиции Рас. Три этих слова, словно холодный сквозняк, пронеслось в сознании, разбудив тревожные мысли. Она невольно отступила на полшага, взгляд невольно метнулся по сторонам. В голове застучала одна и та же мысль: «Он закроет арену. Всё кончено».
 
Перед глазами промелькнули картины: опустевшая арена, запертые ворота, потеря источника дохода — а может, и чего‑то большего. В её мире слухи распространялись быстро, а проблемы с законом могли перечеркнуть всё, что она построила. Но он... не спешил доставать наручники. Вместо этого он посмотрел на неё — спокойно, без осуждения — и спросил, как она себя чувствует.
 
Мэйв замерла. В его голосе не было ни угрозы, ни упрёка — только искренняя забота. Это выбило её из колеи сильнее, чем если бы он сразу объявил о закрытии арены.
«Он не собирается её закрывать», — осознала она с внезапным облегчением, от которого чуть задрожали колени.
 
Внутри разгоралось противоречивое чувство: облегчение — тёплое, почти головокружительное — смешивалось с недоверием.
 
— Ты... не собираешься... закрывать арену...— она запнулась, подбирая слова, — ...и прекратить всё это?
 
Мэйв поняла, что его это особо не волновало, особенно когда он сказал, что взял одного живым и после даже попросил её поработать с ним. После этих слов девушка медленно выдохнула. Напряжение, сковывавшее плечи, начало отступать. Она вдруг осознала, что всё это время держала кулаки сжатыми — привычка, выработанная годами самозащиты. Теперь же пальцы медленно разжались. В груди расцвела благодарность — тихая, но глубокая. Не за то, что он не стал делать, а за то, что понял без лишних слов.
 
— Спасибо, — вновь она произнесла это слово благодарности чуть слышно, глядя ему в глаза.
 
На этот раз «спасибо» означало больше: «Спасибо, что не лишил меня того, что для меня важно». Мэйв молча кивнула. В этот момент она поняла: перед ней не враг и не надзиратель. А кто‑то, кто видит её — настоящую — и всё равно остаётся рядом и даже просит о помощи. И услышав о том, что пленника надо разговорить она взяла его за ногу и поволокла к заброшенному складу, проговорив:
— Выброси трупы в канализацию. Район опасный, убийства здесь — обычное дело. Никто не задаст вопросов. И иди за мной, там нам не помешают.
 
Её голос звучал бесстрастно, будто она обсуждала погоду. Это была не жестокость — просто расчёт. В их мире лишние следы могли стоить жизни.
 
Зайдя на склад, девушка бросила тело к стене и шагнула к пленнику. Мэйв двигалась неторопливо, почти размеренно — в её движениях не было ярости, только холодная расчётливость. Она знала: страх работает лучше боли. А потому начала не с ударов, не с угроз — с тишины.
 
Пленник сидел, привалившись к стене, руки скручены за спиной, на лице — смесь злобы и страха. Мэйв опустилась перед ним на корточки, заглянула в глаза — спокойно, почти ласково.
— Ты ведь понимаешь, что у тебя нет выхода? — её голос звучал тихо, почти шёпотом. — Говорить придётся. Вопрос лишь в том, насколько больно ты хочешь это сделать.
Он сглотнул, но промолчал.
Мэйв кивнула, словно соглашаясь с невысказанным. Подняла руку — не спеша — и резко ударила ребром ладони по его ключице. Хруст костей, сдавленный вскрик.
— Первый ответ — бесплатно, — пояснила она, наблюдая, как он пытается сдержать боль. — Дальше будет дороже.
 
После этого она сразу вспомнила слова отца, которым он её учил, когда еще был жив. 
Сперва должны быть точечные удары. И Мэйв не била наугад. Её пальцы находили уязвимые точки: нервы, суставы, места, где боль пронзает насквозь, но не убивает. Каждый удар — расчётливый, выверенный, чтобы вызвать мучительную вспышку, а не потерю сознания.
Далее шло психологическое давление. Она говорила с ним — ровно, почти буднично. Объясняла, что будет дальше. Описывала ощущения, которые он испытает, если не заговорит. Её голос, лишённый эмоций, пугал сильнее криков.
Далее было лишение опоры. Мэйв то приближалась вплотную, заглядывая в глаза, то отходила в тень, оставляя его в темноте наедине с ожиданием. Неизвестность — её союзник.
И наконец демонстрация контроля. Мэйв могла остановить боль в любой момент — и делала это. Давала передышку, чтобы он почувствовал надежду, а затем снова обрушивала на него новую волну страданий. Это ломало волю быстрее, чем непрерывные побои.
 
Закончив, она опустилась перед ним на корточки, не торопясь. Голос прозвучал ровно, почти буднично:
 
— Ты ответишь на вопросы моего друга и, возможно, я тебя отпущу.  Ты меня понял?
 
Сначала — упрямство. Он стискивал зубы, пытался смотреть на неё с вызовом. Потом — страх. Когда боль уже была невыносимой, а обещания Мэйв превратились в реальность, он начал дрожать.
— Если будешь молчать, станет хуже. Я не тороплюсь.
Мэйв выпрямилась. В тишине было слышно только его прерывистое дыхание.
 
—Он твой. — произнесла девушка своему спасителю и чуть отошла, давая ему время и возможность все узнать. Сама же Мэйв сняла с себя бинты и скрутив положила в карман. Из другого кармана она достала перчатки с металлическими вставками. Ведь они сейчас пойдут на охоту, а это очень нужный инструмент... просто её оружия сейчас под рукой не было. А магию использовать можно только когда будет необходимость, и она привлечет внимание. Если есть возможность, то лучше действовать бесшумно.
 
Девушка слышала, как слова полились потоком — сбивчиво, с всхлипами, но чётко. Имена, адреса, цели. Мэйв слушала, и запоминала кусочки, отрывки слов. Когда он замолчал, обессиленно уронив голову, она приблизилась.
— Хорошо, — сказала простым и повседневным голосом. — Теперь ты бесполезен.
 
Её рука метнулась к его шее — быстрый, точный захват. Хруст позвонков. Всё закончилось за секунду. Мэйв отступила на шаг, разглядывая тело. В её глазах не было ни торжества, ни раскаяния. Только холодная удовлетворённость.
— Я сдержала слово, я отпустила его... к праотцам. Можно его тут бросить. На складе никого, кроме крыс не бывает, они его за неделю сожрут.
 
Её голос звучал ровно, будто она обсуждала погоду. Это была не жестокость — необходимость. В их мире лишние следы могли стоить жизни и выживали только те, кто умел действовать без колебаний.
— Ты получил всю информацию которую хотел? У меня кстати ближайшие дни свободны. Я хочу помочь тебе... отплатить за спасение.

[Симбер Ресинджер]

— Закрывать арены не имеет никакого смысла. Во‑фпервых, арены полулегальны, во‑вторых, шухер на территории любой из них приведёт к тому, что ребятам вроде меня придётся искать новые точки информаторов и заново внедряться. Тот ещё геморрой. Арены важны, как и барыги, наркоманы‑стукачи, на которых ты закрываешь глаза, трущобные воротилы и прочие маргиналы, что ходят по серой стороне закона, нередко ступая и на чёрную. Ты ведь это и сама знаешь... — он внимательно смотрел на реакцию Мэйв, отмечая малейшие проявления на её лице: как она отреагирует — вспыхнет ли негодованием, разочарованием, может быть ненавистью, или поймёт и согласится? К удивлению, он увидел прежде всего благодарность. Симбер быстро осознал, что эти арены важны для неё. Пока что он не мог понять почему. Обычно на таких заведениях сдавали пар бойцы, которым нужно было гасить гнев, или туда шли люди с долгами... Мэйв не походила на человека с проблемами гнева — тогда что? Долги?

— Тела я сожгу, потому что тут явно кто‑то из криминалитета, пусть и мелкого. Без вести пропавшие какое‑то время могут сойти за ушедших на загул, а трупами в канализации мы рискуем привлечь лишнее внимание. Канализация была бы выходом, не будь у меня возможности разобраться с телами, но экономить магическую энергию мне не за чем.

— Веди. — Он широко улыбнулся и переступил через медленно растворяющуюся в асфальте кучу пепла.

Симбер внимательно смотрел, как она ломает пленника: профессионально, со знанием дела, методично, но без садизма — словно выполняет грязную работу. Он считал ритм ударов — раз‑два, раз‑два‑три, раз‑два — и предугадывал, где она остановится, чтобы дать пленнику столь желанную передышку. Она работала отлично; легат подумал, что вряд ли её родители, по крайней мере один из них, были обычными гражданскими — либо «дрессура» с детства, либо генетическая лотерея, где не последнюю роль сыграли изначальные отменные данные. Мэйв, будучи эоном, с изящной и обманчиво хрупкой фигурой, здесь, в сумраке тёмного склада, походила на кого угодно, но не на беззащитную фею — от неё пахло смертоносностью. Немудрено, что она привлекала внимание: такие мрази любят сочетание «сладости» и острых игл. Он отлично знал, как это манит подобный контингент.

Симбер понял, что для неё закон — всего лишь оболочка, в то время как содержимое может быть совсем иным. Хорошо. С самого первого знакомства Мэйв не противилась примитивным методам расправы — убийствам и пыткам. Он знал многих, кто на её месте потребовал бы вызвать полицию и вести допрос по всем нормам законодательства. Ха‑ха — такие мрази умеют вертеть законом, как продажной девкой: вышли бы в крайнем случае через десять суток. Конечно, это не всегда так, но Симбер предпочитал радикальные методы, особенно работая «на улицах», особенно против разного человеческого дерьма. Он быстро закончил допрос: дополнительного воздействия не требовалось — мужик в миг стал разговорчив, словно заправский соловей.

— Ты получил всю информацию которую хотел? У меня кстати ближайшие дни свободны. Я хочу помочь тебе... отплатить за спасение.

Он не спешил с ответом, внимательно её рассматривая. В свете тусклых аварийных ламп её кожа казалась ещё бледнее, с горьким багровым оттенком. На костяшках пальцев — следы чужой крови. Но Мэйв всё ещё оставалась той, кто чуть не погибла от стаи уличных «гиен». И одновременно — палачом, кто одним точным движением обрывает жизнь пленника. Такой человек как она не впишется в привычные рамки «спаситель и жертва».

— За своё спасение ты мне ничего не должна, Мэйв. Да, информацию получил, неплохо так,, — он неспешно подошёл к привязанному трупу, рассматривая его словно скульптуру её руки, — кто тебя учил пытать? И почему ты не захотела закрывать арену? — спросил серьёзно, лишь на мгновение сфокусировав взгляд на заострённом от теней миловидном лице. — Хорошая работа. Думала когда‑нибудь пойти в Легион?

Из его уст это прозвучало почти иронично, в духе: «Вы так искусно берёте взятки, не баллотироваться ли вам на мэра?» Но в вопросе не было ни капли насмешки.

— По информации: не то чтобы он был особо щедр, но кое‑что я узнал, так что расстрельная ведомость у нас сократилась на добрый порядок. Наша с тобой крыса... — возможно, Симбер испытал редкое чувство единения, быстро приняв её в свои, пусть и неофициальные напарницы; он нечасто так сразу испытывал расположение к другим оперативникам, но предыстория этой встречи явно расположила его к этой сильной и дерзкой девчонке.

— Прямой наводки я не получил, но теперь есть два конкретных имени, что точно имеют отношение к творящемуся дерьму. Он работает через эту арену и где‑то рядом имеет базу — прикрытие. Через подпольные арены всегда было удобно сливать информацию тем, кто платит. После... нашей беседы, — он усмехнулся, кивнув на избитого мертвеца, — я уверен, что у нашей цели жертвы далеко не первые, возможно первые среди легионеров, но в криминале он увязан по самые уши. Накрота, оружие, нелегальные артефакты и контрабанда. На фоне пособничества смертельному исходу миссии всё это уже не так играет. Одного пока что не уловил, для чего так поставляться. Понимаю, вышла осечка, но какая-то глупая. Считай карикатурная.

Симбер огляделся и, заметив небольшой ящик у стены, уселся на него, предварительно набросив какую-то ткань.

— Сегодня мы всё равно никуда больше не пойдем. Тебе домой когда? Провожу, — он был согласен оставить мужика на складе, уже заметив звоночки: этот склад последний раз до них принимал гостей дай бог пяток лет назад, а судя по слою пыли и затхлости и того позже. Даже аварийный свет из генераторов теплился едва-едва, а уж генераторы в Аркхейме делать умели.

— Касательно моих вопросов и твоих ответов: что ты знаешь о хозяине арены? Он не просто организатор. И вторая личность, СБ-шник, тот, кто заведует безопасностью подпольных вип-зон. Ты когда-нибудь бывала в таких? Чем это отличается от обычных боев? — Симбер не первый век работал в легионе и отлично знал, чем могут промышлять в таких зонах, но на каждой арене имелись свои особенности. Где-то устраивали элитные бои, куда доставляли диковинки со всего мира и заставляли их драться. В других просто предлагали редкие наркотики и шлюх. В третьих предлагали в качестве шлюх любого из бойцов арены. А в четвертых всё вышеперечисленное и даже больше. И это далеко не конечный список, и далеко не самый извращенный. Человеческая натура бывает очень изобретательна, когда дело касается удовольствий и денег.

[Мэйв]

Мэйв неторопливо натягивала перчатки, методично расправляя каждую складку. Движения были почти ритуальными — так она собирала мысли перед тем, как высказать то, что давно копилось внутри.
 
Симбер смотрел на неё. Может для него всё было просто: подпольная арена — незаконный промысел, угроза порядку, объект для получения информации. Но Мэйв видела глубже.
 
— Дело не в деньгах, — наконец произнесла она, не поднимая взгляда. — Хотя, признаю, они не лишние.
 
Она затянула ремешок на запястье, проверяя плотность фиксации.
 
— Это... ощущение. Когда ты на ринге, время замедляется. Каждый удар, каждый выдох — как вспышка. Ты чувствуешь всё: жар кожи, запах пота, вибрацию пола под ногами. В эти моменты ты не просто существуешь — ты живёшь.
 
Её пальцы замерли на последней пуговице перчатки. Она подняла глаза, и в их глубине Симбер должен был увидеть то, чего возможно не замечал раньше — не бунтарство, а почти болезненную потребность.
 
— В обычной жизни мы ходим по шаблонам. Приказ — исполнение. План — результат. Всё предсказуемо, стерильно. А там... там ты настоящий. Даже если проигрываешь, даже если кровь на губах — ты знаешь, что это твоя кровь, твои ошибки, твой выбор.
 
Она сделала шаг ближе, голос стал тише, но не менее твёрдым:
 
— Я хочу оставить арену не ради прибыли или развлечений. Я хочу сохранить место, где можно почувствовать себя человеком. Не винтиком системы, не офицером с регламентом, а просто... живым.
 
Мэйв опустила руки, перчатки теперь сидели идеально. В её взгляде читалась не мольба, а скорее вызов — она знала, что говорит правду, какой бы неудобной та ни была.
 
— Для кого‑то это хаос, — добавила она. — Для меня — кислород.
На вопрос кто учил её пытать людей Мэйв не вздрогнула. Она давно ждала этого вопроса — и знала, что ответ обнажит слишком многое.
 
— Отец, — произнесла она просто, глядя куда‑то сквозь стену. — Он погиб, когда мне было двадцать шесть лет. Но до этого... он готовил меня. Для жизни. Говорил, что мир — это лабиринт, где слабые теряются, а сильные находят выход. А чтобы быть сильной, нужно знать, как работает боль. И как ею управлять.
 
Её пальцы невольно сжались в кулаки, но голос оставался ровным:
 
— Он не учил меня жестокости. Он учил меня видеть. Видеть, где человек лжёт, где боится, где готов сломаться. Это не пытки — это язык. Язык, на котором говорят те, кто хочет выжить.
 
Она наконец посмотрела ему в глаза, и в её взгляде не было ни вызова, ни гордости — только усталая правда:
 
— Я не знаменитость. Не из благородного рода. Просто девчонка с окраины, которая умеет драться и читать людей. Которая любит ходить и нарушать закон участвуя в этих боях. Так почему ты позвал меня в Легион? Не кого‑то из элитных подразделений, не ветерана с десятком миссий — а меня?
 
Мэйв все еще стояла посреди заброшенного склада — голые бетонные стены, пыль в косых лучах света, пробивающихся сквозь разбитые окна. Воздух пах ржавчиной и забытыми надеждами. Здесь, в этой мёртвой тишине, слова Симбера звучали особенно резко, будто ударялись о стены и возвращались обратно, пронзая сознание.
 
Она слушала, как он пересказывает признания пленника, и с каждым новым фактом в груди разрасталась ледяная пустота. Арена... Её арена... превратилась в прикрытие для грязных сделок.
 
«Наркотики в контейнерах с экипировкой. Оружие под видом тренировочного снаряжения. Артефакты среди реквизита...»
 
Эти фразы эхом отдавались в голове, сталкиваясь с воспоминаниями. И вдруг — вспышка.
 
Тот охранник у восточной трибуны, который всегда нервно оглядывался, когда она проходила мимо подсобки. Группа зрителей в задних рядах, которые никогда не кричали, только перешёптывались и передавали друг другу небольшие пакеты. Странный запах из вентиляционной шахты — сладковатый, химический, который она списывала на чистящие средства.
 
Мэйв сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль отрезвила, но не заглушила горечи.
 
— Я... — голос дрогнул, но она заставила себя продолжить, — я видела это. Всё это время видела, но не хотела замечать.
 
Перед глазами всплыл образ её первого боя. Тот восторг, то чувство свободы, когда весь мир сузился до ринга, а остальное исчезло. Арена была её убежищем, местом, где она могла быть собой. И теперь оказалось, что под этой оболочкой кипела чужая, мерзкая жизнь.
 
— Использовали моё место. Мою страсть. — прошептала она, и в голосе прозвучала не злость, а почти детская обида.
 
В груди разгоралось пламя — не адреналин боя, а холодная ярость. Она вспомнила, как отец учил её видеть детали, читать людей. Почему же она не применила эти навыки там, где это было важнее всего?
 
Мэйв замерла, переваривая вопрос о хозяине арены и СБ-шнике. В голове замелькали обрывочные воспоминания — тени, намёки, недоговорённости.
 
— Знаю мало, — призналась она, проводя ладонью по пыльной балке. — Официально его зовут Виктор Край. Держит арену десять лет, всегда в тени. На публике — элегантный организатор, чуть старомодный, с этой своей тростью и вечными сигарами. Говорит мало, но каждое слово взвешено.
 
Она нахмурилась, вспоминая детали:
 
— Но есть и другая сторона. За кулисами его называют «Смотритель». Он лично утверждает списки бойцов для особых боёв — тех, что проходят после полуночи. И ещё... — Мэйв запнулась, подбирая слова, и сама рассуждала, складывая в голове кусочки головоломки, — он всегда знает, кто из зрителей готов платить за «дополнительные развлечения». А вот про СБ-шника ещё меньше известно. Все зовут его просто «Шеф». Он не появляется на трибунах, только в VIP‑зонах и подсобках. Высокий, всегда в тёмном костюме, без опознавательных знаков. Говорят, раньше служил в спецподразделении — движения резкие, взгляд цепкий, как у охотника.
 
Мэйв сжала кулаки, вспоминая одну сцену:
 
— Однажды я видела, как он разговаривал с Край‑ом у служебного входа. Без свидетелей. Шеф докладывал, что‑то, а Край слушал, постукивая тростью по асфальту. Потом кивнул — и через час того, о ком они говорили, больше никто не видел. Я не придавала этому значения, так как это не мое дело, и я не хотела бы чтобы они знали, что я из военных структур, поэтому молчала.
 
Она подняла взгляд на Симбера:
 
— Они работают в паре. Край — лицо, фасад. Шеф — механизм. Один продаёт зрелище, другой обеспечивает «чистоту» сделок. А вот была ли я на таких аренах... да... была...
 
После этих слов Мэйв застыла, словно пронзённая ледяным копьём. Воспоминания хлынули потоком — тёмные, рваные, будто осколки разбитого зеркала.
 
Она снова оказалась там — в VIP‑зоне, за тяжёлыми бархатными шторами, куда допускались лишь «избранные». Воздух пропитан сладковатым дымом, приглушённые голоса, блеск дорогих украшений... и другой запах — страха.
 
— Они... они заставляли детей драться, — прошептала Мэйв, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Голодных, измученных. Бросали между ними кусок хлеба, как собакам и заставляли драться за него. А зрители... улыбались. Делали ставки.
 
Её голос дрогнул, а от воспоминаний даже потекли слезы, но она заставила себя продолжить:
 
— А еще бои «на выживание»... Я участвовала в одном. Меня заманили обещанием приза — в десять раз больше обычного. Сказали: «Просто покажи класс». Но когда я вышла на ринг, поняла: противник не уйдёт живым. И я тоже.
 
Она закрыла глаза, воскрешая тот вечер:
слепящий свет прожекторов, искажающий лица зрителей в неясные маски;
тяжёлый запах пота и крови, уже пропитавший песок ринга;
тихий щелчок замка за спиной — выход заблокировали.
 

Бой

Мэйв стояла в центре ринга, окружённого глухим кольцом теней. Свет прожектора резал темноту, выхватывая из неё лишь фрагменты: капли пота на лице, ссадины на руках, дрожащие пальцы, сжатые в кулаки. Напротив — её противник, массивный мужчина с глазами‑щелями, в которых не было ни страха, ни сомнений. Только холодная решимость.
-Я лишь должна показать класс — снова прозвучало в голове.
 
Но противник пошёл в атаку без предупреждения. Удар слева — Мэйв едва успела отклониться, но поток воздуха обжёг щёку. Второй — прямой, тяжёлый, как молот. Она блокировала предплечьем, но сила удара заставила её отступить.
 
Страх. Он был где‑то глубоко, за рёбрами, за сердцем. Но Мэйв загнала его внутрь, превратила в топливо. Она поняла, что это будет бой на смерть. Или он, или она, иного её не позволят.
 
Она контратаковала: серия быстрых ударов в корпус. Противник лишь усмехнулся, сгрёб её за плечо, рванул к себе. Мэйв почувствовала запах пота и металла — и в тот же миг врезалась коленом в его челюсть.
 
Он отшатнулся, но не упал. Только провёл языком по разбитой губе, улыбнулся.
 
— Слабовато, — прохрипел он.
 
Бой превратился в хаос. Удары, увороты, захваты. Мэйв чувствовала, как силы уходят: каждый блок отдавался болью в запястьях, каждый уклон — в пояснице. Противник бил методично, словно кувалдой: левый крюк, правый прямой, снова левый.
 
Один удар всё же достиг цели — в солнечное сплетение. Воздух вышибло из лёгких, колени подкосились. Противник ринулся вперёд, намереваясь добить, но Мэйв, сквозь пелену боли, нырнула под его руку и врезала локтем в бок. Хрястнуло — то ли её кость, то ли его рёбра. Он зарычал, но не остановился.
 
Она отступила к ограждению, тяжело дыша. В глазах темнело. Но где‑то внутри горел огонь — не ярости, а отчаянной решимости. «Я не умру здесь».
 
Противник пошёл в лобовую атаку, надеясь задавить массой. Мэйв уходила, уворачивалась, искала брешь. И нашла: после очередного удара он слегка завалился вперёд — всего на долю секунды. Этого хватило.
 
Удар в печень. Его тело скрутило, он согнулся, пытаясь вдохнуть. Мэйв не медлила: апперкот в челюсть, затем серия хуков в висок. Он рухнул, но не отключился — лишь перекатился, пытаясь встать. Как только он поднялся, то в его глазах горела ярость. Он больше не играл: теперь это была битва на выживание.
 
Мэйв едва стояла на ногах. Каждый шаг отдавался болью в пояснице, левая рука почти не слушалась. Но она знала: если упадёт — не поднимется.
 
Он бросился вперёд, целясь в голову. Мэйв ушла в сторону, но его кулак всё же зацепил скулу. Перед глазами вспыхнули звёзды. Она пошатнулась, но удержалась.
 
— Сдохни уже — выдохнул он, приближаясь.
 
— Никогда, — прошептала она.
 
Она сделала ложный выпад, заставила его открыться — и мощный прямой в переносицу. Голова противника дёрнулась, он попятился, но устоял. Кровь стекала по его лицу, смешиваясь с потом. Они стояли друг против друга, оба израненные, оба на грани. Время замедлилось. Мэйв видела каждую каплю пота на его лице, каждую трещину в его маске непобедимости.
 
Он рванулся вперёд, открыв корпус. Мэйв ушла в сторону, развернулась — и мощный боковой удар в основание черепа. Кулак врезался с глухим стуком, которого она почти не услышала: в ушах стоял звон, а перед глазами плыли цветные пятна.
 
Противник замер. На долю секунды — будто задумался. Потом ноги подкосились, и он рухнул на ринг, как подрубленное дерево. Мэйв стояла, шатаясь. Лицо в ссадинах, рёбра горели огнём, в левом ухе стоял звон. Но она была жива.
 
Жива.
 
Она посмотрела на поверженного противника, которого уносили под руки. Его глаза были закрыты, лицо — в крови. Он больше не угрожал. Не смеялся. Не смотрел с презрением.
 
А потом перевела взгляд на VIP‑трибуны. Там, за стеклом, сидели те, кто устроил это. Кто сделал из людей зверей. Кто смеялся, ставя на кон чужие жизни. В груди разгоралось что‑то новое — не страх, не боль, а холодная, чёткая ярость.

 
— Я тогда победила, — произнесла она глухо. — Но не потому, что была сильнее. Потому что... смогла переступить. Перестать быть живой на эти десять минут.
 
Мэйв резко выдохнула, словно выбрасывая из себя те воспоминания. После подошла к балке и выплескивая злость несколько раз со всей силы ударила по ней кулаками почти до хруста костей и крича во все горло. А после истерически засмеялась и сказала:
 
— Приз я так и не получила. Мне дали лишь половину и предупредили: Молчи, или сама окажешься трупом на ринге в следующий раз. И лучше нам не уходить сейчас, оба этих человека сейчас на арене, в двух зданиях отсюда.

[Симбер Ресинджер]

Внешне Симбер слушал её без особых эмоций; его лицо — открытое и спокойное — всегда носило лёгкий отпечаток угрюмости, словно легат постоянно о чём‑то беспокоился или вёл непрекращающуюся мысленную борьбу. Но на самом деле её рассказ пробивал его вглубь — словно раскалённые кинжалы входили без сопротивления, рождая под черепом рой кровожадных мыслей. Симбер старался не культивировать в себе то, что хоть как-то напоминало о его второй безумной стороне — Климбахе и той жизни, в которой он причинил гораздо больше смертей, чем кто бы то ни был в этом городе.

Он видел тысячу раз, на что готовы пойти люди ради наживы, власти или простых удовольствий, но в словах Мэйв было ещё кое‑что — личная трагедия. Он видел это в глазах напротив так отчётливо, словно сие знание высечено прямо на её зрачках. Он встал медленно, будто отдавая дань услышанному. Тусклый свет складских ламп отбрасывал его тень на бетон.

Он обдумал слова о смысле аренных боёв лично для этой обманчиво-хрупкой эонки: выходило, что в большей степени вопрос психологический, чем финансовый. Мелькнула мысль, что люди, находящие для себя глубинное упоение в подобных «практиках», куда опаснее тех, кто сражается за деньги, по приказу из страха или долга. Ведь и сам он, в прошлом, мог идти на бой за идею — движимый внутренней страстью, которая поглощала каждую клетку тела, заставляя забыть обо всём, кроме противника и необходимости (желания?) уничтожить его. Вся разница лишь в том, что на Климбахе все бои обычно заканчивались гибелью одной из сторон; исключения лишь подтверждали правили.

Она хотела почувствовать драйв жизни — на его языке это называлось просто: адреналиновая зависимость. Он помнил, как когда‑то сам был «сидел» на куда более губительной дури. Хреново то, что он почти не помнил жизнь Инфирмуксом, но в сознании плотно отпечаталась та химия (пусть даже натуральная), что сводила его с ума месяцами в гилее дурманов. Теперь он изменился, но мог понять чувства Мэйв, точнее, мог смериться с тем, что ей это нужно. У самого по сути почти не осталось ничего, кроме стремления бороться с хаосом, а что осталось у его второй хтонической стороны — поди разбери. Симбер не желал заглядывать в бездну: бездна может посмотреть в ответ.

У неё был отец. Симбер почему‑то догадывался об этом; в Мэйв было что‑то... нет, не мужское, скорее — стержень, который могут взрастить в девочках только любящие отцы.

— Как его звали? — тихо спросил он. — И как он погиб? — Вряд ли эти воспоминания нанесут ей сокрушительную боль, поэтом и спросил; дело было не только в удовлетворении морального компаса — он хотел пробить этого человека по базе и узнать, что он из себя представляет.

— Почему я позвал тебя в Легион?  Давай отвечу позже, когда поговорим о наших... кхм... баранах.

Ему требовалось обдумать услышанное.

— Детские бои, значит. Мэйв, это называется по‑разному: «baby‑смотр», «кроличьи бои», — а где‑то — «расстрел птенцов». Поверь, когда на арену выводят детей, толстосумы обычно платят не за зрелище — в боях оборванцев нет ни зрелищности, ни искусства, это банально не окупается. Даже собачьи бои оказались бы выгоднее. Если на подпольную арену выводят детей, то это на продажу. Обычно их покупают любители детского тела, но не только они: корпорации или ЧВК «на вырост» тоже могут приобретать таких. Если это практикуется на твоей арене, чистить её придётся глубоко. За подобным чаще всего стоят картели, а гангстеры умеют заметать следы и работать рука об руку с полицией. Впрочем... — Симбер вздохнул; почувствовал странный зуд в руках и внутреннюю потребность; хтон, он захотел закурить, на языке разлился фантомный привкус древесных грибов.

— Если там продают детей, я не успокоюсь, пока не вырежу всю эту гниль под чистую, — произнёс он спокойно и холодно, словно ничего не происходило, хотя внутри него разгоралась ярость.

Симбер не стал прерывать её, когда девушка вскрикнула и стала бить кулаками по металлическому ограждению. Он прекрасно знал, какие чувства её мучают, и что порой совладать с ними помогает только физическое воздействие, даже если оно причиняет боль тебе самому. И он тоже так делал; тоже расшибал кулаки в кровь, тоже кричал. Но это было давно, и память растворяла те образы, оставляя лишь мысли.

Легат подошёл ближе, теперь смотрел ей прямо в лицо. Взгляд его не нёс осуждения. Она же рассмеялась надрывно, словно что‑то ломалось внутри.

— Эй, Мэйв, — он мягко постучал ребром ладони по её плечу, привлекая внимание. — Посмотри на меня. Ты ни в чём не виновата: ни в том, что не видела, ни в том, что не хотела видеть, ни в том, что убила, ни в том, что тебе пришлось на время убить в себе всё людское ради выживания. То, что с тобой произошло, не делает тебя плохим человеком. Более того, если бы ты пыталась разобраться с ними в одиночку, твоё имя тоже прозвучало бы под стуком трости похоронного марша. И мы бы никогда не встретились — ведь эонку по имени Мэйв легко убрали бы: закопали на пустыре, бросили в канализацию или сожгли, хорошенько повеселившись перед этим. — Он говорил без иронии и улыбки, чеканя каждое слово холодно, с металлическими нотками. Он прекрасно знал, как это происходит.

На несколько секунд замолчал, не сводя с неё взгляда, пытаясь понять, как им лучше действовать. По‑хорошему надо было просто всех тихо устранить.

— Виктор Край явно имеет контакты с местными воротилами и, наверняка, выход на чёрный рынок. Таких бессмысленно призывать к правосудию — они умеют выкручиваться из любой ситуации; могу поспорить, что его дети или он сам связаны через матримониальные связи с местными законниками — может быть судьёй или прокурором. С СБ-шником другая ситуация: такие люди слишком давно в силовых структурах. Если мы будем действовать открыто, нас быстро вычислят и начнётся смертоносная охота, где всё сведётся к простецкой резне, а Край по тихому сбежит. Мы должны взять их вдвоём. Ты говоришь, что оба этих человека сейчас на арене.

Теперь давай я отвечу на твой вопрос: почему я пригласил тебя в Легион.

Я не обладаю полномочиями единолично решать о вступлении, но моё слово может решить чью‑то судьбу — например, твою.

Да, у тебя есть антисоциальные черты; это подтверждает твоя страсть к подпольным боям. Но, откровенно говоря, в этом мы похожи. Я тоже не слишком законопослушен — ты уже могла это понять.

Ты отлично держалась на арене, я видел, как ты сражаешься. Манера боя может сказать о человеке больше, чем его слова. Мне понравилась твоя тактика и стиль: честные, а там, где ты применяешь уловки, они не вероломны. Конечно, это не определяющий фактор. В тебе сила духа, но я не приглашал тебя в Легион сейчас; я лишь спросил, думала ли ты об этом.

Подумай серьёзно.

Ты после тяжёлого боя, после того как тебя чуть не убила толпа отморозков, всё равно продолжаешь бороться с несправедливостью. Ты без лишних вопросов согласилась помогать мне, выбрала самый быстрый и эффективный способ добыть информацию — пытки. Я это ценю.

И хотя у тебя был... мягко говоря... тяжёлый день, ты предложила сейчас идти со мной на арену, а не домой отдыхать.

Тогда ответь: если уж ты не достойна хотя бы попытаться вступить в Легион, неужели достоин тот ветеран, которого не пригласили или который не пошёл по своим причинам? В Легионе тоже не идиоты работают, так что шли нахрен синдром самозванца.

И впервые с начала разговора после окончания допроса улыбнулся.

— Но всё же ты не в лучшей форме, — сказал мягко. — Я наложу на тебя Парагрантас — это высшая магия, так называемая печать героев, она поможет тебе почувствовать себя бодрее и энергичнее.

Вокруг девушки вспыхнули магические руны, которые сливались в разнообразные контуры, формируя объёмную печать; сумрак осветился серебристыми всполохами. Получилось отлично.

— Регенерация тоже должна усилиться. Ладно, предлагаю отправиться на арену прямо сейчас. Насколько я знаю, на сегодня бои закончились, следовательно, у них там какой-то междусобойчик: или делят деньги, или переговоры. Я предлагаю сперва создать невидимого магического разведчика, и проследить, где они и какая вокруг обстановка. Разведчик я создам сам, но привяжу его к тебе, так как ты лучше меня знаешь местность. Что думаешь?