[Эванджелина ДЕ сильнир]

Лирея / Семейное поместье де Сильнир близ Эвелина / конец 5026 и начало 5027 г.

@Кирион, @Эванджелина Мельценаж

Эпизод является игрой в прошлом времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, предпочтительно решить все миром... (Литературный отыгрыш и договоренности)

Первые дни после комы Эванджелина проводит в молчании. Она слушает щебет родственников, их планы на её будущее — "спокойную жизнь", "хорошую партию", "занятия искусством". Она ест, пьёт, спит. Она не спорит, потому что понимает — слова здесь бесполезны. Семья не слышит её, они видят лишь — бедную, сломленную девочку, нуждающуюся в их руководстве. Магия — едва отзывается, как далёкое эхо былой мощи. А комната — роскошная, залитая солнцем, но все окна заперты, а у двери всегда дежурит кто-то из прислуги "на случай, если что-то понадобится".

Эванджелина в настоящей золотой клетке.

Но кажется, в этой клетке она все-таки не одна.
У неё внезапно оказывается союзник. Она не слышала о своем далеком-далеком кузене уже очень и очень давно, так что же он делает в главном поместье?

[Эванджелина Мельценаж]

Пробуждение было подобно выныриванию из воды, когда кончается воздух. Тело, непривыкшее к нагрузкам, протестовало. Было больно. Болело сердце, болели мышцы и что-то внутри едко жгло, пульсируя. Ведьма разлепила глаза и целители, заохав, тут же принялись звенеть скляночками и баночками. Эванджелина попыталась повернуть голову, чтобы что-то сказать, но из горла вырвался только сиплый хрип.

— Нет, нет, нет, юная леди. Ваша мать снимет с меня три шкуры, если вы будете двигаться и говорить в таком состоянии!  — Незнакомый ей мужчина поднял палец вверх, видимо, желая придать важность своим словам.  — Вам нельзя двигаться. При полном истощении и повреждении магической сети вам прописан полный покой, восстановление до обычного состояния займет не меньше месяца. Вам здорово повезло, что мы смогли вытащить вас из магической комы, в которую вы себя загнали. Вы понимаете, что второй раз подобных подвигов вы просто не переживете?

Он укоризненно покачал этим же самым пальцем. Эванджелина, только вздохнув, опять прикрыла глаза. Лучше притвориться, что она уснула. Отрубилась снова. Сказать что-то в ответ она все равно бы не смогла. А слушать очередные нотации... Голова раскалывалась и без этого.

— Вот и славненько, отдыхайте, маленькая леди. А мне надо доложить вашей матушке, что вы очнулись... — Целитель довольно потер руки, и, встав с края кровати, засеменил к выходу. В этот же самый момент дверь распахнулась. На пороге появилась красивая женщина - слишком молодая, чтобы быть матерью девушки, лежащей сейчас безжизненным мешком на кровати.  — О, я как раз о вас говорил. Помяни... То есть, рад вас видеть, мадам де Сильнир.

— Ну что? Не томи? Она очнулась? О, мое бедное, невинное дитя! Я провела расследование... Не смотрите на меня так, это было частное расследование и я просто повыспрашивала о том, чем моя крошка занималась в последние несколько месяцев. Она... Она... Моя девочка! О, её наверняка запугал, обманул этот монстр!

Эванджелина бы хмыкнула, если бы могла говорить.
И, конечно же, закатила бы глаза.

— Мадам... Вам бы успокоиться. Вы пьете тот успокоительный отвар, что я вам прописал? Добавляйте в чай вместо трех капель - пять. Так значит, вы узнали, почему эта маленькая мадемуазель довела себя до истощения? Виноват некий монстр? Слишком попалось сложное задание?  — Тон целителя был слишком участливым. Ещё бы. Де Сильнир платили щедро. А ещё были слишком скорыми на расправу.
— Конечно знаю!  — Самонадеянно воскликнула эльфийка. О, Эванджи легко могла бы представить, как та вздергивает плечами и задирает свой аристократический нос.  — Во всем виноват её напарник. Этот мелкий зас... А, он не был мелким. Должна сказать, он был приличного роста. По крайней мере, для хтони...
— Для хтони? Это был хтоник?  — Заинтересованный голос целителя разрезал тишину.
— Нет... Они называли его так. Полагаю, это был какой-то иномирец. Что-то непонятное, непознанное. Они так и не смогли его определить. Его силы и резерв были просто... Грандиозными. Конечно, я бы и приняла их отношения, будь девочке хотя бы лет сто. Всяко лучше, чем семьдесят, не так ли? Но она ещё слишком юна, и... И вот что случается, когда нежное девичье сердце попадает в лапы всяким проходимцам!

Он не был проходимцем. Эва это знала. Она усилием воли подавила желание дернуться, открыть глаза и высказать всё, что сама ведьма думает. Он был потрясающим. Умным, замечательным, славным. Какой бездны её мать называет его так?!

— В той структуре, где она проходила практику и работала... В общем, там появился некий специалист по работе с аномалиями. Девочку мою сразу определили к нему напарницей. Как самую лучшую на потоке, конечно же! Да вот только никто не знал, что это за существо. Выяснилось только позже. Он какой-то... Нестабильный. Одно неловкое движение, одно неловкое слово или магия, как я поняла, могли толкнуть его к разрушениям и хаосу! Но увы, он один мог разобраться с тем уровнем проблем, которые возникли на тех участках. И после их последнего дела его поймал... Некто. Менталист? Я так и не поняла, если честно, но он создал некое заклинание, которое вытаскивало наружу всё самое плохое и отвратительное. И моя девочка смогла остановить это всё. Она не успела восстановиться. А он бы не подпустил никого ближе неё, и...

Рыжеволосая красивая женщина покачала головой.
— Мадам де Сильнир, но ведь ваша дочь...
— Вот именно. Моя дочь. Неразумная маленькая девочка, которую использовали! — Эва держалась из последних сил.  — Но ничего, теперь-то всё будет правильно. Все будет как надо. Подберем ей достойную партию... Кажется, у моей сестрицы как раз подрос хороший мальчишка... Надо будет их познакомить.

Эва только мысленно фыркнула.
Дайте ей шанс. Обязательно сбежит из этой золотой клетки. Но уже затихающий голос - они явно направились в гостиную... - поведал ей то, о чем Эва будет думать ещё очень и очень долго.
— Тем более, он все равно исчез.  — Дыхание у рыжеволосой спёрло. Что значит исчез? Эва ведь сделала всё, он не мог... Не мог! Его наверняка схватили. В отделе все время говорили, что он опасен. В цепях? Измучен? Жив ли он вообще?! Сердце заболело, едва она только представила своего напарника, избитого, истощенного, почти как она, совсем без помощи. Одного. Нет... Ей точно нужно было выбраться отсюда. Но пока она в таком состоянии, ведьма этого явно не сможет.

Нужно лечиться. Нужно восстанавливаться.
А ещё нужно продумывать план побега.
Сколько же пробыла без сознания? Почему-то ведьме казалось, что наверняка её взбалмошная мать позовет едва ли не весь род, чтобы показать, насколько её бедной маленькой полукровке нужна помощь.

[Кирион]

Кириону было скучно. Он слонялся без дела по поместью, иногда останавливаясь у больших окон, чтобы насладиться чудесным садом. Его глаза жадно разглядывали яркие цветы и порхающих вокруг пёстрых бабочек. У него был небольшой творческий кризис. Кризис идей. Недавняя грандиозная работа закончилась взрывом в мастерской, повлёкшим за собой затяжной ремонт. К сожалению, убрать последствия бушующего магического огня оказалось весьма дорого и трудоёмко.

Ему пришлось на время ремонта покинуть суетливый и шумный Эвелин и отправиться к своим родителям, которые в это время года предпочитали жить в особняке около Эвелина. Кириону предоставили неплохую лабораторию и некоторое уединение для творческой деятельности. Увы, но ему пока ничего не хотелось ни мастерить, ни зачаровывать. Он стремился со всей своей необузданной страстью создать что-нибудь лёгкое, изящное и красивое. Как крылья бабочки. Однако зацепиться за идею, даже разработать концепцию, ему никак не удавалось.

— Алассэлайро, сын мой, иди навести свою кузину, — велела ему матушка. — Ей сейчас понадобится вся возможная поддержка, которую мы можем оказать. В такие времена семья должна держаться вместе.

Она вышла ему навстречу в цирконском брючном костюме и шляпке-таблетке. Видимо, собиралась отправиться в Эвелин через домашний телепорт, чтобы отправить официальные сообщения членам семьи. Младшая кузина что-то натворила такое, что требовало срочного семейного собрания. Может быть, совершила политическое убийство? Или забеременела от какого-нибудь негодяя, имеющего страсть к маленьким девочкам?

Кирион кивнул своей матушке, стараясь не показывать на лице своё недовольство по поводу того, что использовалось его родовое имя. Ему оно казалось слишком тщеславным и не слишком подходящим для таких домашних бесед. Он любил своё детское прозвище, которое ему дал брат-близнец, и предпочитал всегда использовать его. К слову, брат и отец с появлением тётушки спешно покинули дом в очень мрачном расположении духа. В прошлый раз такие зверские гримасы обернулись заказом целой армии наёмников и весьма кровавой расправой с теми, кто посягнул на семейные владения. Кирион предпочитал не обращать внимания на такие ситуации и жить у очень удобном неведении. Ему позволяли.

Его семья была печально известна мстительным нравом. Он сам часто ловил себя на том, что регулярно принимал необдуманные решения, поддавшись сиюминутному порыву. С другой стороны, такой темперамент делал их всех поразительно бойкими и живучими. Не было ещё ни одного де Сильнира, который бы опускал руки перед лицом трудностей!

Кирион тяжко вздохнул и вышел из крыла главной семьи, спустился по лестнице и просочился между сплетничающими горничными. От них он узнал, что внезапно появившаяся тётушка, переполошившая весь дом своими яростными криками о каком-то мужчине, привезла с собой свою дочь в ужасном состоянии и целую армию лекарей. Ему это совершенно не понравилось. Разум рисовал страшные картины того, что мог сотворить с юной девой какой-нибудь похотливый негодяй.

Он встал перед дверью, немного помялся из-за лёгкой неуместной робости, а затем аккуратно постучал, стараясь сделать звук своего стука мягким и нежным. Дождавшись разрешения войти, Кирион пересёк порог комнаты и оказался перед большой кроватью. Между толстыми одеялами и множеством подушек лежало маленькое хрупкое тело его кузины. Она выглядела такой уязвимой и болезненной, что в груди Кириона появилось щемящее чувство.

Кажется, она спала. Стоило говорить тише.

Кому вообще в голову могло прийти обидеть её? Почему тётушка недоглядела за ней? Кирион так резко повернулся в сторону тётушки, что его рыжие кудри взметнулись и хлестнули его по щекам в сопровождении лёгкого перезвона множества украшений.

— Тётушка, — сказал он слегка дрогнувшим голосом, — что произошло с кузиной? Кто это сделал?

В нём всегда была неискоренимая тяга ко всему светлому и доброму. Кирион прекрасно знал, что выделяется из всей своей семьи своим спокойным и тихим нравом. Да и многочисленные тётушки и дядюшки считали его типичным пай-мальчиком, приводя в качестве примера для подражания младшим родственникам. Кирион просто был более хитрым и скрытным, умело играл на тщательно выстроенном образе. Знали бы они, как он часто попадал в неприятности и с кем имел дело. Однако сейчас он чувствовал, как нечто кровожадное и мстительное поднимается внутри него.

[Эванджелина Мельценаж]

— О! Мой милый племянник. Иди сюда, посмотрю, как ты вырос. Ну совсем уже большой, да? — Эва не открывала глаз, даже когда в комнату зашел ещё один, решивший поглазеть на неё родственник. Всем было интересно. Все хотели псмотреть на ту, кто совершил нечто страшное и пугающее, что требовало немедленного сбора всех родственников. Ей надо бежать. И желательно - раньше, чем соберутся все родственники и её судьба будет решена. Что же... Ей наверняка придется отказаться от всех благ. Не то, чтобы она пользовалась выделяемыми средствами - ей, как дочери Лаирэтари, полагалось ежемесячное довольствие... Но она отказалась от него (конечно, не официально), именно тогда, когда начала работать. Боевые дни шли, как два за один, в особо опасные задания и вовсе за три, зарплата была приличной, она смогла откладывать деньги и даже обеспечивать уход за Мануфактурой... Но шиковать было сложно. Она явно не умывалась чистейшей росой и не спала в золоте, хотя многие вещи в её маленькой лаборатории можно было бы продать и безбедно жить, как минимум, несколько месяцев. Но это было на крайний случай. — Моя малышка. Ты же знаком со своей кузиной, Лаириэль, верно? О, она была так наивна, что подпустила к своему сердцу чистого змея. Я всегда говорила - не к добру эти ваши незнакомцы, что мой муженёк, что её непонятное существо...

Эльфийка тяжело вздохнула. Она была не в брючном костюме, как её сестра, а в классическом эльфийском одеянии - ярком, открытом, с большим количеством вышивки и украшений. Убранные чуть назад волосы открывали длинные эльфийские уши, проколотые в нескольких местах. С самого края висела дополнительная сережка - кажется, брачное украшение, по каким-то странным, почти старым диковатым традициям.
— Магическое выгорание. Она повредила свою магическую сеть, решив спасти какого-то негодяя. Спряталась от меня, понимаешь ли, в своей вот этой организации по работе с аномалиями, нашла какого-то доходягу... Ладно, не доходягу. Но тем не менее! И поступила совершенно необдуманно! Только представь - магическая кома, целая неделя! Я почти поседела!  — Женщина показывает ему одинокий серебристый волок у виска.  — Она недавно очнулась, но потом снова провалилась в сон. О, сила, хорошо хоть в сон, а не обратно... В небытие. Если я найду этого... Этого... Даже не буду говорить, кто он. То обязательно прострелю ему колено. Или отравлю! Да! Или даже натравлю на него... Кого-нибудь. Мы забрали её прямо из организации.

Эванджелина думала о том, что лучше бы, она, наверное, удариась бы снова головой.
Может быть тогда её бы оставили в покое?
Сил не было даже на то, чтобы посмотреть, кто пришел.

— Лекари делают неутешительные прогнозы, мой мальчик. Она больше не сможет использовать заклинания выше среднего уровня. Ей явно придется жить на постоянных стимуляторах телэргии. Я... Я не знаю, что и думать. Наверное, просто надо выдать её замуж - и дело с концом, но она ещё так юна. Это чёртово истощение её даже заставило постареть, посмотри! Мало ей половины крови человека, так теперь она ещё и выглядит на все двадцать-двадцать пять.  — Женщина идет обратно к кровати. Усаживается и откидывает одеяло, убирая красивые огненные пряди в сторону. Она показывает ему чернильный цвет.  — Она так гордилась своими волосами. Не думаю, что она испортила бы их зельями или бальзамами. Да и лекарь сказал, что ничего не... В общем, ничего не изменялось. Её волосы... Теперь вот такие.

В очередной раз дыхание Эвы чуть сбилось. Она задышала ровнее - чтобы только не выдать своё бодрствование.
— Чёрные пряди. Теперь она все больше и больше походит на хумана. Они же разукрашивают себя, как какие-то варвары. — Эва кожей чувствует, как качает головой её мать.  — Она спасла своего напарника. Говорят, это было какое-то могущественное существо, которое из-за заклятья начало терять разум, крушить все вокруг. Я... Я бы не поступила так. Это же резерв! Будущее! Как она теперь будет, без магии? Её состояние нестабильно, Алассэлайро, и скорее всего, её магия... Я не уверена, что она вообще сможет колдовать так, как раньше. Ты знаешь, что она стала лучшей на потоке?

В голосе женщины все равно проскользнула гордость. Эва захотела перевернуться. Вздохнуть. Сделать что угодно, чтобы только не чувствовать разливающуюся внутри вину. Разум пытался вспомнить лицо. Имя было знакомым... Кажется, он был сильно старше ещё. Лет, наверное, тридцать? Старший далекий родственник. Кажется, у него был брат-близнец?
— Даже не верится, что она сделала это, словно совсем не задумывалась о своем будущем, о себе, о своем теле. Ещё вчера была такой крошкой, тем более, что она ещё так наивна и глупа. Пригляди за ней, хорошо? Я пойду, найду свою драгоценную сестрицу, если она ещё не покинула родовое поместье. О, и да, если она проснется, дай ей бальзам для восстановления связок и голоса и вот это, укрепляющее. Неделя, конечно, малый срок, тело ещё не успело остыть, да и она долгое время тренировалась, но... На всякий случай.

Звук ззкрывающейся двери стал катализатором. С трудом разлепив глаза, ведьма встречается взглядом со своим кузеном. А...
Это же @Кирион. Она помнит его - слабо, но помнит, потому что матушка иногда говорит о нём в письмах. Мельценаж силится сказать что-то, но из горла вырывается только сиплый звук. Глаза тут же вспыхивают недовольным зелёным огнём.

[Кирион]

Кирион кивал на слова своей тётушки с самым прилежным видом, в нужных местах вздыхая и гримасничая. Ситуация оказалась одновременно менее страшной и более пугающей. С одной стороны, кузина проявила характер и силу, подействовав собой ради близкого. Это всегда его восхищало. Хуманы удивляли его тем, что за свою короткую жизнь умудрялись совершать как самые отвратительные, так и самые славные добродетельные поступки. Как они совмещали в себе такие противоположности?

К хуманскому наследию кузины он относился нейтрально. Видимо, семейную опрометчивость ничто не могло перебить. Даже внешне в ней преобладали черты их рода. Возможно, хуманская поспешность и нетерпеливость вошли в ужасающий союз с буйным нравом де Сильнир.

Он понимал кузину и уважал её за выбор — она не могла не понимать, чем жертвует ради своего возлюбленного. Сам он не знал, как поступил бы в аналогичной ситуации. Кирион всегда подходил к делам с умом, тщательно просчитывая свои действия и обдумывая последствия. Определённая доля натренированной хладнокровности позволяла ему иметь преимущество над прочими членами семьи. Де Сильнир всегда любили и ненавидели всем сердцем, отдавали себя без остатка любимому делу. Они часто становились одержимыми какой-то целью. Свойственная их роду маниакальность часто пугала других родичей, которые со всей неторопливой эльфийской мудростью взирали на буйных рыжих.

Повреждение энергетической паутины — это страшно. Любой маг боится повредить её. Бывали случаи, когда самоучки или излишне спешащие новички пытались перепрыгнуть через утомительные азы в погоне за самыми мощными и красивыми заклинаниями, а затем повреждали свой резерв. Часто это приводило к коме, безумию и медленной мучительной смерти. Даже с современными достижениями магии и медицины вылечить это было невозможно, лишь облегчить симптомы и позволить агонизирующему пациенту прожить ещё один день.

Кузина выглядела очень слабой. Даже её светлая фарфоровая кожа каким-то образом показала нездоровую болезненную бледность. Он скользнул взглядом по волосам, когда тётушка с душераздирающей материнской заботой гладила свою дочь по голове. Кирион почувствовал, как сильно сжимает челюсть. Прекрасные рыжие волосы их рода местами потемнели. Это подтверждало его давнюю теорию о том, что удивительный оттенок волос их семьи имел магическую природу. Эти чёрные пряди были похожи на гангрену на здоровой конечности и выглядели очень зловеще.

Кирион стоически проигнорировал использование родового имени. Тётушка вряд ли знала о его предпочтениях.

— Конечно, тётушка, я присмотрю за ней, — сказал он, не скрывая своего сочувствия. — Вам стоит отдохнуть. В такое время нужно быть сильной. Вы можете на меня положиться.

Древний высокий слог высших эльфов, на котором они говорили, позволял в полной мере передать все необходимые интонации. Интересно, как на нём говорила кузина, если человеческий речевой аппарат не был способен в полной мере передать используемые звуки. Хотя она могла просто унаследовать эльфийский голос. Генетика иногда бывала непредсказуемой.

Как только дверь закрылась с тихим щелчком, кузина открыла свои ярко горящие глаза на лихорадочном осунувшемся лице.

— Лаэриэль, это я, твой кузен Алассэлайро Ильмакирион, — сказал он на аркхеймском, переводя разговор на более простой для произношения язык. — Можешь называть меня Кирион.

Он мягко улыбнулся ей, хотя ощущал растерянность. Ему было сложно открыто проявлять сочувствие и поддержку. Кирион всегда сторонился показывать подобные чувства и не желал, чтобы другие вмешивали в его переживания и боль. Немного нетипично для эльфа и для отпрыска де Сильнир, но чужие крики и суета отвлекали его от процесса размышления. Он мог на публику всплакнуть, но обычно это была небольшая манипуляция. Настоящие проблемы он всегда хранил в себе.

Что-то подсказывало ему, что кузина не хотела обсуждать произошедшее. Иначе бы она к моменту его прихода рыдала бы на груди своей матери.

— Сейчас, кузина, тебе нужно дать лекарство, — сказал он спокойным ровным тоном, но блуждающий взгляд немного выдавал его волнение.

Кирион подошёл к тумбочке, на которой был склад медикаментов. Ещё бы узнать, что конкретно нужно дать. Бальзам и укрепляющее. Он рассматривал этикетки на баночках, поглядывая краем глаза за кузиной.

[Эванджелина Мельценаж]

Рода де Сильнир в Эванджелине было много.

Рыжие волосы, которые немного вились. Мельценаж иногда выпрямляла их магией или специальными средствами, если хотела. Точеные черты лица, смягченные двойственной природой. Чего она, к сожалению, не унаследовала, так это прелестного оттенка кожи и веснушек, которые щедрое южное солнце рассыпало на лицах в их роду. Её кожа была фарфоровой, и правда, светлой. Она разглядывает кузена, пока может, подмечая детали. Его говор на эльфийском был красивый. Низкий, звучный. Её голос звучал иначе, а сейчас и вовсе сипел, когда она попыталась привлечь чужое внимание. Сил хватило на то, чтобы повернуть голову. Славно! Как же хорошо, ещё немного, и глядишь, она и бегать начнет. Заметила чужой блуждающий взгляд (годы тренировок и поведенческих наблюдений дали о себе знать) и нахмурилась. Зелёный бутылек наверняка был восстанавливающим. Синий для сна, красный - кроветворное... Но она ведь не истекала кровью? Так, желтый... Желтый. Желтый для связок. Возможно, он просто не понимал, какой надо дать первее. Зачем ей восстанавливаться, если она не сможет говорить? Будет неудобно.

— Ки...Ри...Он. — Хриплый голос разрезает тишину. Активно смотрит на желтый флакон, лежащий где-то вдалеке от остальных. — Дай... Жел...

В горле ужасно пересыхает. Она закашливается, но сил не хватает, чтобы перевернуться обратно и она злится. О, как она злится! Для неё - человека, который привык бороться - подобное состояние хуже некуда. Горло раздирает изнутри.
— Е...Бу...  — Она не договаривает, но в целом, осознать слова можно. Голос невнятый, но она говорит с ним на аркхеймском тоже.  — Боль...но.

После бальзама все должно стать получше. Она уже видела подобное средство - только вот никогда не думала, что ей придется принимать его самостоятельно. Конечно, до конца связки не вылечит, но она сможет говорить без сипов... И говорить. Все ещё останется слабой, но, по крайней мере, сможет сказать, когда захочет отдохнуть от болтовни своей матушки. Рода Мельценаж в Эванджелине было не меньше - по крайней мере, об этом говорили маленькие круглые хуманские уши.

Когда горла касается живительная мягкая жидкость, обволакивающая рот полностью, она выдыхает и сглатывает. Связкам становится легче и она наконец может вздохнуть. Слабость все ещё накатывает на тело, но она может произнести слова. Поэтому она вздыхает.
— @Кирион. Здравствуй.  — Губы наконец расползаются в слабой улыбке, попытке показать, что все нормально. Но где-то в глубине глаз мелькает непутевая усталость. Действительно устала. Устала бороться, устала делать вид, что все в порядке, устала от того, что тело внезапно предало её. Или... На самом деле...

Это ведь она.
Она предала своё тело.
— Дай, пожалуйста... Зелёный.  — Сколько ей ещё так придется валяться?  — И... Подними меня, на подушки, если получится.

Голос хриплый-хриплый, но по крайней мере, она может издавать слова. Звуки. Непродолжительно, потому что горло все ещё пересыхает. Ей приходится затыкаться, смачивать горло, сухо сглатывая. Во второй раз бальзам кажется не таким живительным, но все равно растекается по языку, травяным вкусом раскрывается, нежит рецепторы. Постоянно пила нечто похожее, когда была на заданиях и тренировках, чтобы не забивались руки и ноги, чтобы быстрее отходить от нагрузки.
— Я не нуждаюсь в няньках.  — Наконец, произносит она, отворачивая голову.  — Но мне нужна помощь с принятием бальзама, это правда. Матушка преувеличивает степень моей... Проблемности. Как только мне станет лучше, я уй...

Она осекается и смотрит на него, чуть сощурившись. Не расскажет ведь? Или расскажет? Вроде он тоже не был пай-мальчиком, сам бунтовал против семьи.
— Я уйду. Мне нельзя оставаться здесь. Ты и сам знаешь чем грозят подобные собрания.  — Молчит каждые несколько слов, отдыхая.  — Меня запрут в поместье до первой сотни, а потом выдадут замуж. За кузена. Ты ведь не хочешь заму... Жениться на кузине, верно? Я тоже. Я способна на большее.

Ведьма надеялась, что он поймет. По крайней мере, какие-то слухи, которые оставались у неё в памяти, говорили ей об этом. Девушка работала, она выучилась, она любит свою семью, но не разделяет их любви к ранним бракам и к бракам между родственниками. Пускай и дальними.
— Поэтому пожалуйста, закрой глаза, когда мне станет лучше? Хорошо? Я не уверена, что смогу двигаться как следует ближайшую неделю, чувствительность и способность двигаться будут возвращаться постепенно.

А ещё Эва знала, что ей повезло. Участь безумия обошла её стороной. Кроме тотальной слабости и невозможности двигаться (временной), её почти не задело. Ну как, почти.
Эванджелина кидает взор вниз, на свою ладонь. Кажется, сразу понятно, о чём она думает, потому что лицо становится сосредоточенным. Она сгибает и разгибает пальцы.

И, напрягаясь, пытается сотворить иллюзию. Что они там говорили? Средний уровень? Зарисовка чуть выше, потому что она затрагивает достаточно много слоев пространства, и...

Ведьма хрипло закашливается.
Тело само переворачивается, складываясь в позу эмбриона, стремясь избавиться от боли. Искры магии слабо задели кровать и исчезли.
— Крас...Ный... Дай, пожа...Луй...

Вот, для чего нужно было кроветворное.
На её одежде и подушке остаются кровавые разводы.

Полное дерьмо.

[Кирион]

К счастью, кузина даже в таком состоянии пришла к нему на помощь. Кирион ничего не смыслил в медицине и обычно превращался в настоящего болвана, когда нужно было разбираться с лекарствами или оказывать первую помощь.

Жёлтый? Он забавно дёрнул своими длинными листоподобными ушами, пытаясь расслышать её слабый голос.

— Сейчас, Лаэриэль! — услужливо сказал он, беспокойно устраивая бардак на прикроватной тумбочке с целой армией лекарств.

Наконец, его взгляд упал на одиноко стоящий, явно специально отодвинутый, жёлтый, как лимон, флакон. Кирион его схватил и откупорил. Своеобразный, одновременно приятный и отталкивающий едкий запах обдал его. Он дернул головой и в последний момент отвернулся от кузины, забавно чихнув с тонким девчачьим подвыванием.

В это время кузина ругалась. Её лицо скорчилось в гримасе, умещающей в себя боль и злость одновременно. Он помог ей перевернуться, хотя большую часть работы она сама упрямо сделала. Ему было практически физически больно ощущать то, насколько её энергетическая система была перекорёжена. Удивительное чутьё артефактора в этом случае лишь вредило.

Кирион машинально провёл рукой по её волосам в нехитрой ласке, как это часто делал с юными младшими кузенами, пока другой рукой придерживал жёлтый флакон, из которого она пила. Он помнил её совсем малышкой, которая бойко и вызывающе смотрела на взрослых, смущённо отводящих взгляд от её круглых хуманских ушей. Они, к слову, Кириону даже казались аккуратными и милыми. Единственный недостаток — не все традиционные эльфийские украшения помещались на такой маленькой ушной раковине. Но это сущая мелочь!

Тогда Кириона особо не волновала маленькая девочка с необычной историей. У него в голове были проекты по созданию великих артефактов и планы по побегу от назойливых родственников, мешающих ему насладиться одиночеством. А все эти сплетни его мало волновали тогда и мало интересовали сейчас.

Кузина вскоре смогла обрести в себе способность говорить. Она поприветствовала его с неубедительно бодрым видом. Кирион был весьма говорлив, поэтому потеря голоса стала бы для него великой трагедией. Больше он переживал лишь за свои руки. Даже потерю красоты своего великолепного лица можно было бы пережить, но не рук, которыми он создавал свои удивительные чары.

Кирион решил подыграть ей, делая вид, что не замечает её слабости. Но если она уже может изображать улыбку, то это хорошо. Умирать, значит, пока точно не собирается. Иначе бы кузина ко всему относилась безразлично. Важно, чтобы идея и надежда вели её дальше, не давая случившейся трагедии так рано и печально прервать жизнь.

Он весьма быстро нашёл зелёный бутылёк на тумбочке, поскольку его внешний вид немного выбивался, да и кузина взглядом указала правильное направление. Кирион телекинезом заставил зелёный флакон зависнуть в воздухе, пока взбивал большую прямоугольную подушку и подкладывал её под спину кузины, одновременно помогая ей с величайшей бережностью приподняться. Ещё не хватало, чтобы она подавилась лекарством!

В нос ударил стойкий травяной аромат. Кузине, кажется, действительно становилось немного лучше. Кирион убрал флакон и тут же обернулся к ней, слушая её внимательно.

Конечно, она тут же сообщила, что ей не нужны няньки. В этот момент её интонация напомнила ему капризных подростков. Он сдержал усмешку и умиление. Нечего было её провоцировать. И, конечно, она «нечаянно» оборонила фразу про то, что попытается при первой возможности сбежать. Кузина проверяла его реакцию.

А что мог на это сказать Кирион? Он сделал вид, что не обратил никакого внимания на её оговорку. Кроме того, ей было тяжело говорить, а перебивать — это очень некрасиво. Ну и ему нужно было выиграть время на раздумья. Она говорила, прерываясь иногда на долгие паузы и собираясь с силами. Возможно, его гробовое молчание даже нервировало её.

Кирион и сам бы не захотел быть запертым в доме, несмотря на свою склонность к домоседству. Он большую часть времени проводил в мастерской, уютной гостиной или на крыльце своего дома, глядя на маленький сад с поилкой для птиц. Однако временами Кирион совершал головокружительные путешествия и опасные вылазки ради редких материалов для своих артефактов. Иногда по неудачному стечению обстоятельств попадал в неприятные ситуации. В общем, редко, но метко.

Его свободолюбивая натура возненавидела бы жизнь в клетке. Родители Кириона, к счастью, прекрасно знали на своём опыте, что его невозможно было сдержать. Даже будучи ребёнком, он играл с магическими светильниками и устраивал пожары. А сейчас ему подвластно было ещё больше. Они даже не пытались его физически ограничить. Правда, слёзы и манипуляции всё ещё прекрасно работали. И у него были на разных концах Аркхейма друзья, которые приняли бы к себе беженца, страшащегося брака с кузиной. Ему неоднократно предлагали.

Она планировала уже через неделю встать на ноги? Проклятая хуманская поспешность! Впрочем, длительные ожидания могли утомить её. В ожидании, подобно прекрасному цветку, она могла зачахнуть.

Он тяжело сглотнул. Его кадык слегка приподнялся и опустился. В повисшей тишине это было весьма громко. Ему нужно было дать свой ответ и не заставлять её ждать. Кирион осторожно взял её аккуратные изящные ручки в свои большие мозолистые ладони, а затем посмотрел в её яростно сверкающие глаза.

— Эванджелина, — сказал он, отчего-то считая её родовое имя неуместным в этот момент, — я категорически не согласен с твоими планами сбежать как можно скорее отсюда, когда ты в таком состоянии. Тётушку хватит удар, если ты пропадёшь сразу после такого смертельного ранения... болезни. И вряд ли у тебя вообще будут силы даже пройти по коридору с моей помощью.

Возможно, его голос прозвучал слишком строго. О, нет! Он становился похож на своего отца! Кирион выдержал прямой зрительный контакт, стараясь не чувствовать от неё угнетённую магическую ауру, болезненную прогорклую нотку иссохшего источника.

— Однако через месяц я готов вынести тебя на руках через центральный вход, — сказал он с лёгкой шаловливой улыбкой. — За это время я построю портал в Эвелин и подготовлю необходимые вещи для путешествия.

Кирион поднял палец с видом учителя начальных классов. Конечно, дома уже был полноценный навороченный построенный телепорт, но он настроен на родителей. А махинации с телепортом потребуют много времени и усилий, поскольку Кирион пришлось бы перенастраивать его под себя и Эвелину. Это долго и утомительно. Проще было построить новое. Кроме того, у него не было возможности постоянно находиться в отцовском кабинете. Выглядело бы всё это очень подозрительно. А портал можно сделать переносными спрятать в укромном месте дома. Мало ли, вдруг кому-то из них однажды понадобится отсюда сбежать.

— Но ты должна мне рассказать про всё случившееся, — он посмотрел на неё явно наигранным острым пронзительным взглядом. — И я узнаю, если ты попытаешься соврать.

Пока он говорил, она начала подозрительно шевелиться. Конечно, Кирион почувствовал попытку колдовства. Его глаза расширились и, кажется, немного налились кровью от переизбытка сильных чувств и повышения внутричерепного давления.

— Стой! Тебе нельзя! — сказал он повышенным голосом в тщетной попытке её остановить.

Ей ожидаемо стало плохо. В нос ударил кисловатый железистый запах крови. О чём он и говорил.

— Ты пытаешься себя добить? О чём ты только думаешь, Эва! Хочешь прямо здесь всё закончить и оставить всё случившееся с тобой безнаказанным? Ты готова прямо здесь всё закончить? Хочешь трусливо сбежать, поджав хвост?

Возможно, он немного вспылил. Крылья его носа немного раздулись, а в глазах появился узнаваемый безумный блеск, характерный для всех членов рода де Сильнир. Он, однако, с поразительной скоростью успокоился и пригладил свои вставшие дыбом волосы. Его собственный защитный артефакт немного покусывал его, призывая успокоиться и взять себя в руки.

Кирион бросился к прикроватной тумбочке и тут же схватил красный флакон, а затем преподнёс своей корчащейся кузине.

— Послушай, Эванджелина, — сказал он с самым серьёзным видом, — пройдёт не меньше полугода, прежде чем все соберутся, если будут сильно спешить. За месяц ты восстановишь часть своих сил, по крайней мере, придёшь в стабильное состояние. Да и у нас будет предостаточно времени, чтобы выработать стратегию и подготовиться.

[Эванджелина Мельценаж]

— Не зови меня полным именем... Эванджелина подойдет. Даже Эва. Эванджи. Любое, на твой выбор. — Хриплый голос ведьмы вновь прорезал тишину после того, как третье зелье подействовало, останавливая кровь и покрывая исперещренное нутро свежей коркой. Кажется, теперь будет намного лучше... По крайней мере, она точно не будет больше колдовать. Не в ближайшее время. Эванджелина, конечно, упрямая и недальновидная (временами), но не тупая. Слова про портал казались ей чудом. Целый месяц... Месяц. Мельценаж успеет восстановиться, если будет много есть, пить восстанавливающие бальзамы и потихоньку растягивать резерв. Её немного обеспокоила чужая реакция. Неужели её кузен такой чувствительный?  — М-месяц... 

Тяжелый вздох срывается с пухлых губ. 
Рассказать всё. Да разве же можно рассказать всё? Тем более за месяц? Да и едва ли не незнакомцу? Несмотря на то, что все они были роднёй, они не были близки. На самом деле, чем больше было родственников, тем дальше были отдельные представители рода друг от друга. По крайней мере, её мать точно была такой. После скандального брака и не менее скандального рождения ребёнка, она отстранилась от многих. А когда поняла, что муж её не любил (да что там, даже не уважал), то просто дотерпела причитающиеся года и отравила супруга. А этим отравлением не только вернула себе свое доброе коварное женское имя рода де Сильнир, но и также показала, что ребёнок для неё - святое. 

Конечно, для самого ребёнка это никогда не было тем, о чем с гордость. можно сообщить. Другу, потенциальной паре. "Моя мать сделала мне величайший подарок - умертвила моего отца и переписала на меня всё его скудное имущество". Как вообще можно было рассказатб кузену всю историю? Все перепетии? С чего начать? Да и скорее всего, не поверит он ей. Тем более, что сейчас в груди клокотала тревога, пожирая изнутри. Она будет отлеживаться месяц, а если...

Если её напарник ранен? Если ему не удалось выбраться? Если его посадили на цепи? В лаборатории? Если она больше его никогда не увидит? А её мать наверняка будет молчать, даже если Мельценаж будет смотреть на неё три часа кряду, осуждающе вздыхая. На своего кузена она смотрит, почти немигающе, размышляя о том, насколько будет уместно вывалить всю правду. @Кирион будет смотреть на неё осуждающе? Скажет ли, как и её мать, что её поступок был поступком несмышленного ребёнка? Но она ведь не могла повести себя иначе. Люди иногда совершают глупости. Особенно, когда влюблены. А Эва... Это была любовь?
 — Хорошо. Стой. Подожди. Портал? Ты собираешься уйти со мной?  — Она неверяще смотрит на него. Кашляет, вытирает уголок губы. Организм ещё мучает её за непродуманный, упрямый, глупый шаг.  — Но тебе-то это зачем? Ты ведь меня даже не знаешь. О, или ты просто тоже хочешь помочь бедной родственнице? Построишь... Артефактор? В любом случае, даже если ты купишь телепорт и он сможет перенести нас двоих до Эвелина, на этом наши пути разойдутся. Верно? Просто так? Я...

Слова: "Я не могу поверить в такую щедрость" застряли где-то в глотке. Наученная горьким опытом ученических будей, Эва знала, что ничего не бывает просто так. Особенно в роде де Сильнир. 
 — Мне нечего предложить взамен, Ки-ри-он. Абсолютно. Если только денег, но ты в них, кажется, не нуждаешься.  — Она красноречиво оглядывает чужой наряд. Слабость накатила с удвоенной силой и весь эффект сошел на нет. Как же неудобно быть немощной...  — А ещё я не люблю быть должной.

Он никогда не заставлял её чувствовать себя должной. Они жили под одной крышей, он взял на себя практически все расходы, когда они были на заданиях, защищал её... Эва чувствовала себя в безопасности рядом с ним - рядом с одним из опаснейших существ планеты. Окружающие не понимали, как рыжеволосая его "приручила", выспрашивали секреты, качали головой, думая, что дело в какой-то странной харизме полукровки и её рода. Или приворожила? Ведьма она, всё-таки, или почему? Многие представительницы женского пола в их семье были очаровательными обольстительницами. Иначе бы не было столько браков - и столько смертей. Они подобно сиренам заманивали в свое логово наивный "морячков" и поглощали. Чаще всего мужья умирали от отравления. Красивый, почти элегантный способ убийства. Говорят, зельями можно было добиться многого - любви, смерти, жизни. Да вот только в делах любви все должно быть по-честному, иначе не любовь это вовсе. Мельценаж ненавидела принуждение. Если нет взаимности - значит и не любовь это вовсе. 

А у них взаимность была. 

У них была связь. Эва это чувствовала! Только это сейчас давало ей надежду на будущее, желание поскорее встать на ноги и найти своего возлюбленного.
 — Ты уверен, что честный рассказ обо всём, что произошло, это достаточная цена за твою помощь?  — Наконец, подумав, спрашивает болезная, неловко обратно приподнимаясь на подушки и прикрывая пятнышко крови одеялом. Некрасиво... Служанки ругаться будут.  — Это правда всё, что я могу тебе предложить. У меня больше нет тайн, нет скелетов в шкафу, нет... 

Ничего ценного. 
Барахла было, наверняка, и у самого кузена навалом. 

[Кирион]

@Эванджелина Мельценаж
— Да, собираюсь вместе с тобой. И это, кстати, не подлежит обсуждению, — сообщил Кирион с самым невинным видом.

Куда он её одну отпустит? Кирион прекрасно знал, что в одиночку она совершит что-нибудь опрометчивое. Тяжело не понимать, когда разделяешь подобный нрав. Он сам бы в подобной ситуации уже строил масштабные планы, расписав каждую секунду. Кирион даже собственное восстановление подчинил бы своему замыслу!

Дальнейшие её слова он воспринял болезненно. Кирион дёрнулся так, словно его ударили. Он с недоумением смотрел на кузину. Какая плата? Она всё же повредилась в уме?

— Амариэ... — сказал он машинально на древнеэльфийском, но тут же переключился на аркхеймский, — Эва, моя кузина, ты ничего мне не должна. Откуда у тебя такие мысли?

Почему она так странно отнеслась к его вопросам? Кирион машинально поправил сползший на пол уголок одеяла.

— Мы ведь одна семья, — сказал он дрогнувшим и чуть севшим голосом, сдерживая чувства, поскольку не хотел кричать на свою едва живую кузину. — Мы все желаем тебе лишь добра. Как можем. Наша любовь, даже твоя, тираническая и всепоглощающая, маниакальная и бушующая, как неукротимая стихия. Это наша великая сила, наша главная слабость, и это наш страшный рок.

Он был бы не прочь её обнять, но в данной ситуации это было невозможно. Кроме того, у него были весьма крепкие объятия. Ещё не хватало её сильно сжать руками. Это точно не пойдёт ей на пользу. Он убрал простым бытовым заклинанием пятна крови, сопровождая это резким движением руки с лёгким перезвоном множества браслетов.

Жизнь вдали от семьи не пошла ей на пользу. Она забыла устои их рода и судит по каким-то диким представлениям эонов или с кем она там общалась. Кирион любил эонов, но большинство из них были ярыми индивидуалистами, да и в культуре этого народа поощрялся некоторый эгоизм. Эльфам одиночество вредило. Раньше вообще считалось, в менее просвещённое время, что эльфийский младенец мог умереть от недостатка любви и одиночества.

— Ты попала в ужасную ситуацию, и перед лицом трудностей мы все должны сплотиться. У тебя своё представление о собственном благе. Я тебя прекрасно понимаю. Но ты не должна отворачиваться от семьи и отказываться от помощи.

Кирион печально вздохнул. Его лицо выражало всю степень разочарования и даже лёгкого испуга. Казалось, будто слова кузины его действительно шокировали. Возможно, это выглядело со стороны странно. Он был большим, мускулистым, унизанным золотом и завёрнутым в дорогие шелка. Его лицо имело острые черты, которые можно было даже назвать хищными, птичьими. И венчало этот ансамбль неуместно доброе лицо с мягким взглядом без какого-либо осуждения. Он смотрел на неё непривычным для их семьи мирным и нежным взглядом. Даже тон его голоса нежно стелился с мягким вибрато. Они были местами очень похожи за счёт общей крови, но именно отличия замечательно показывали некоторое сходство натур.

— Иногда сложно в нашей семье добиться понимания. Каждый обычно слышит только себя, — он мягко улыбнулся ей. — Но я сейчас слышу тебя. И я хочу понять тебя, помочь тебе. Неужели так сложно поверить, что тебя могут любить просто так? Не за какие-то заслуги, таланты и способности. Просто любить Лаэриэль. Просто любить Эванджелину. Что мне должно помешать любить тебя? Мало знаю? Какая глупость!

Он положил руку на сердце. Это был простой жест, но полный желания выразить искренние чувства. Это был жест, подобный тому, как клали руку перед клятвой на священное писание.

— Разве мы не любим... просто? — его тон был немного неуверенным, будто он сам и не знал, что точно говорил, поскольку слова шли прямо от сердца. — За что мы вообще что-то любим? Неужели даже для музыкальных и вкусовых предпочтений есть какие-то объективные причины? Я люблю просто потому, что я люблю. Иногда моя любовь бывает вопреки, когда, например, матушка желает меня женить на одной из наших кузин.

Он слегка усмехнулся. В такие эмоционально сложные моменты Кирион часто прибегал к попытке юмора.

— Как говорила наша пра-прабабушка: «В конце концов, всё, что у нас есть, — это наша семья. Все остальное — лишь иллюзия», — сказал он, не очень хорошо имитируя старческий женский скрипучий голос при произнесении цитаты. — В этом смысл существования клана и семьи. Даже когда мир рухнет, небо и земля поменяются местами, когда друзья станут врагами, то семья останется с тобой.

Кирион попытался поймать её взгляд. Ему хотелось понять её реакцию. Какие мысли сейчас проносились в её голове?

— И твой рассказ — это не плата. Я просто хочу понять тебя. Понять твою историю такой, какой ты её видишь. И это покажет твоё доверие ко мне. Да и когда выговоришься, то лучше понимаешь себя и ситуацию, — он с хитрым прищуром всплеснул руками в преувеличенно комичном жесте. — Конечно, я могу просто принять версию тётушки из её душещипательного рассказа про некоего негодяя.

Он прекрасно знал, как в голове зачастую всё выстроено на образах и ощущениях, хаотично и неструктурированно. Иногда проблема кажется большой и нерешаемой. А проговаривание или запись позволяют взглянуть на проблему более объективно. Возможно, кузине станет чуть-чуть легче, когда она произнесёт всё вслух. Может быть, она расплачется или начнёт кричать. Однако лучше контролируемо выпустить пар, чем опасно взорваться и потерять контроль над собой. Или, ещё хуже, когда всё накопившееся просто будет гнить внутри и медленно отравлять ядом.

Он пожевал губу, нахмурив лоб. Возможно, ей стоило что-то предложить. Кирион и так рисковал, оказывая ей поддержку, идя против решения семьи, пусть и из благих побуждений. Дело было даже не в каких-то принципах или кодексе поведения. Он шёл на поводу побуждения, своего сиюминутного порыва. Кирион был творцом, исступлённо следовавшим в своём искусстве по наитию, за интуицией и желанием, эфемерным образом и малопонятной зарождающейся концепцией.

Никакой закон, никакая логика, никакое здравомыслие не были ему указом. Он просто в какой-то момент посмотрел на свою родственницу и понял, что любит её и хочет помочь. Это было просто и понятно.

— В ответ я могу тоже рассказать про свой грязный страшный секрет, — сказал Кирион тише и чуть понизив голос. — Мне ничего не нужно от тебя. Позволь мне просто помочь тебе, Амариэ. Я это делаю из чистых побуждений. У меня болит сердце, когда я вижу твой поникший вид. Весь твой мир рухнул, и ты стоишь на перепутье. Я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Просто хочу, чтобы тебе стало хотя бы немного лучше. Не неси тяжкий груз в одиночестве на своих хрупких плечах.

Он всё это время стоял подле её ложа, иногда шагая по комнате и возвращаясь обратно. Наконец, Кирион прекратил мельтешить перед глазами кузины и опустился в кресло около кровати, в котором до этого сидела тётушка.

— Подумай над моими словами. Я пока просто тихо посижу и почитаю, — сказал он, вытаскивая из тщательно спрятанного кармана верхнего халата свой КПК с глупым пластиковым брелком в виде милого животного из популярного детского мультфильма.

Кирион, конечно, никуда не уйдёт. Его лицо приняло хорошо знакомое для любого из рода де Сильнир упрямое выражение того, кто был абсолютно уверен в собственной правоте.

[Эванджелина Мельценаж]

Что может сказать та, для которой вся жизнь строилась по принципу: "мне нужно тебе что-то за это дать?". Кирион был чистокровным эльфом, который хоть и считался эксцентричным, но все же был талантливым, сильным и красивым представителем своего рода. Жизнь Эванджелины была похожа на постоянный побег. От самой себя, от других людей, от своей семьи. И от той своры обгладывающих её нутро монстров, которую она прятала порой даже от самой себя. Она не повредилась в уме, не чокнулась, не потеряла разум. В окружении подушек, в родовом поместье, на кровати её старой спальни её уязвимость должна была покрыться тысячей разных панцирей, сотнями защитных пластин, такой тяжелой броней, что не унести и не пробить. Но чужой шокированный взгляд проникает без труда, заполняя кислым вкусом рот, опускаясь на гортань неуместной виной.

Что может сказать та, кто всю жизнь привык полагаться только на себя?

Что может сказать та, которая и доверилась-то впервые за многие, многие годы совсем недавно, открывая доступ к самой уязвимой части своего тела - к сердцу?

Новое прозвище царапает голову. 
Амариэ? 
О... Он дал ей новое имя?

— Откуда такие мысли? — повторяет ведьма чужие слова и пухлые губы кривятся в усмешке. — Моя мать думает, что может, как вещь, передать меня из одни руки в другие. Это - её способ любви. Мой отец сделал мне величайшее одолжение - помер, хотя я полагаю, он бы не менее сильно хотел продать меня замуж, полагая, что таким образом сможет поправить своё положение на этот раз, ведь с женитьбой у него не прокатило. На совершеннолетие (едва ли) мне подарили наследство, желая, чтобы я осталась дома, под присмотром, под постоянным наблюдением, задыхаясь. Я знаю, что мы одна семья, Кирион. Я знаю, поэтому я люблю всех, а не просто кусаюсь, как маленький цепной пёс, не желая никого подпускать или впускать.

В голосе проглядываются уставшие, тоскливые нотки, словно этот разговор она вела уже далеко не в первый раз.
— Со мной даже...  — Она осекается. О, нет-нет-нет, этого девушка не скажет. Не нужно ему знать о её прошлом, о её годах в академии и тем более о попытках построить хоть какое-то подобие отношений.  — Ты видишь меня едва ли не впервые, кузен. Это не подозрение, а закономерность, взращенная во мне моими хуманскими соседями. Семья - это хорошо. Я рада семье. Я рада тому, что мы есть друг у друга, но этот побег - это вещь скандальная. Тут мало просто семейной любви... Иначе бы ты тоже считал мне необходимостью выйти замуж, ведь такое благо для меня считается единственно-правильным. Я знаю, что ты отличаешься от моих родственников. По крайней мере, ты не залетел сюда, как коршун, желая узнать, был ли этот человек у нас в роду или опять красавицы де Сильнир размениваются на... На...

Полукровка чуть поднимает руку, силясь сделать взмах, но та безвольно падает обратно на подушки, не поднявшись даже на десяток сантиметров. Чертова кома. Чертово тело. Как же некомфортно быть беспомощной.
— На остальных. — Вздыхает ещё более долго и тяжело, голова лениво перебирает мысли. Они кажутся неловкими, кощунственными, словно что бы не сказала рыжеволосая, это уже будет воспринято не так и не верно. Мягкие, нежные черты лица искажает неуверенность.  — Я не отказываюсь от семьи. Просто мне сложно поверить, что кто-то может сделать что-то для меня, не зная меня. А вдруг я ненормальная?

Слова затихают. Голос начал восстанавливаться и Эва задумалась о чем-то своём. А потом встрепенулась. Взгляд снова стал колючим, но не было в нём больше холода, который проникал под кожу, едва только кто-то из целителей или матушка заводили разговор о её "позоре".
— Он не негодяй! Я не знаю, что с ним. Он остался там, а я потеряла сознание, и... Я даже не знаю, где он. Как только восстановлюсь...

Договаривать она не стала. И так было понятно, что задумала эта хитрая лиса: она обязательно его найдет. Но сначала, конечно же, надо восстановиться.
— Поэтому я хотела не больше недели... Я даже не знаю, жив ли он. А вдруг ему нужна помощь? А вдруг...  — Если бы @Кирион знал, о ком говорит его дражайшая маленькая кузина, он бы покачал головой и посоветовал ей пропить успокаивающие травы. Её возлюбленный был несколько... Нетепичным. И уж тем более его нельзя было назвать слабым. Это было опасное существо. Красивое в своей смертоносности. Ну и человеческое обличие, конечно, у него было симпатичным, этого нельзя было отнять. Она поворачивает голову обратно. И вдруг говорит ему, как величайший секрет. — Я думаю собрать гримуар. Моя магия больше не слушается. Я просто физически не могу впитать телэргию из пространства, и... Возможно, смогу колдовать хоть немного. Нужен только кристалл, который может преобразовывать и поглощать магию, и тогда...

Тогда она сможет отправиться на поиски.
— Возможно, у меня есть что-то дома. Надо будет посмотреть потом.  — Молчит немного. И потом, когда уже эльф затихает, говорит медленно-медленно.  — Я расскажу. Потому что ты хочешь узнать. Мама бы не услышала. Поэтому... Спасибо тебе? Я... Я бы тоже хотела узнать о тебе. Знаешь, не могу сказать, что я вот-прям-полюбила тебя, как любит семья, с первого взгляда, но кажется, ты первый, кто готов слушать. Так что, как минимум, у меня к тебе очень теплая симпатия. И прости, если я задела тебя.

[Кирион]

_{Я больше не могу вычитывать текст. Я всё порываюсь опять порезать диалоги и оставить только самое важное. Тяжело писать, как кто-то говорит о чувствах... Я сама это делаю с трудом, а сейчас ловлю испанский стыд и дикий кринж
Теперь я тут объявляю временную зону опечаток и убогой стилистики!}

Он слушал её. Ей нужно было выплеснуть всё, что накопилось за эти годы. Эти сложные и во многом противоречивые эмоции. Когда любовь и злость, нежность и обида — всё смешивается в один ядрёный коктейль. Кирион сам прекрасно знал, как сложно порой рассказать кому-то чужому свои проблемы. Многие просто не поймут. Кузина, эта бедная запертая в клетке одиночества птичка, изолированная и чувствующая себя изгоем из-за своего уникального происхождения, когда она могла высказаться кому-то, кто мог её понять?

Он берёт её за упавшую на подушки бессильную руку и мягко большим пальцем гладит по костяшке. Так делала его бабушка, когда он в детстве болел из-за своих «тайных» тренировок по магии. Эта нехитрая ласка обычное его успокаивала, даже во взрослом возрасте. Возможно, это просто он был тактильным ребёнком, выросшим в тактильного взрослого.

— Непростое это дело, быть де Сильнир и любить кого-то из нас, — сказал Кирион, слегка усмехнувшись. — Мы можем быть самыми преданными друзьями, самыми верными возлюбленными, но так же просто быть самыми опасными врагами, самыми страшными ненавистниками. И всё это одновременно.

Наверняка она знала. Эльфийская неторопливость могла иногда подавить эти порывы. Но как же справлялась Эванджелина, сущность которой находилась где-то между инициативными суетливыми хуманами и неспешными тяжёлыми на подъём эльфами?

— И в твоём отце, чтобы ты ни думала о нём, была какая-то определённая смелость, толкнувшая его в объятия тётушки. Нужно быть совсем безумцем, чтобы лечь в одну постель с тем, кто тебя может задушить ночью, отравить ласковым поцелуем или пойти опустошительной войной на твою семью.

Он рассмеялся. Это было немного неуместно. Впрочем, Кирион славился тем, что никогда не поддавался унынию.

— Ненормальная? Вся наша семья ненормальная, и даже за пределами семьи мы подыскиваем себе ненормальных! — он говорил это из личного опыта.

Кирион убрал КПК, поскольку кузина явно была настроена на беседу. И это замечательно! Значит, у неё есть силы.

— Знаешь, если бы я был с другом, и что-нибудь с нами случилось, то мой друг сейчас бы стоял прямо здесь и хлопотал бы как наседка. Прямо в эту минуту кто-нибудь меня отчитывал так, как это никогда не делали родители, — говорил Кирион с поспешностью, указывая пальцем на пустующее пространство перед кроватью, где недавно стоял, слушая тётушку. — Некоторые, окажись в плену, разорвали бы свои цепи и бросились бы меня искать. Они бы прорвались сквозь заслон из членов де Сильнир, сквозь тот ужас, который мы гордо именуем «развитой дорожной сетью». И я бы сделал для них то же самое. Правда, им было бы значительно легче. Это я обычно в роли жертвы, которую нужно оберегать.

Последнее он добавил со смешком и явной теплотой. Было видно, как он привязан к своим друзьям. Его улыбка была особенно тёплой и нежной, а его глаза чуть-чуть щурились, как это иногда бывает у расслабленных котов.

— И поэтому я считаю правильным, что ты хочешь спасти своего напарника. Я бы сделал точно такое же решение на твоём месте. Правда, сначала бы начал с плана. Нужно собрать все сведения, записать их и, если есть возможность, проверить. А потом по пунктам написать, что тебе нужно. Конечно, надо ещё определиться, чем мы готовы пожертвовать и насколько максимально большой урон готовы получить и нанести. А там уже план сам выстроится.

Если её напарник в критическом состоянии, то он к концу недели умрёт. От полученных ран или от «помощи» окружающих. Если он выживет и сможет как-то оправиться за месяц, но никак не свяжется с кузиной, то у Кириона будет с ним очень серьёзная беседа. С парочкой хорошеньких артефактов. Друзья не бросают друг друга. Ещё большой вопрос, как Эванджелину нашли и доставили сюда. Кириону что-то подсказывало, что напарник кузины сбежал и спрятался. А её нашли брошенной в ужасном состоянии. Если бы этот напарник был рядом, то тётушка громогласно объявила бы победу над обидчиком дочери. Лаэритари, скорее всего, так спешно попросила родителей Кириона о помощи, поскольку её собственных сил для расследования и действий не хватало. А так собрание членов рода де Сильнир не останется незаметным. Это будет сигналом для гипотетических врагов, что семья сильная и крепкая даже в вопросе приблудной полукровки.

Его семья имеет основания полагать, что эта история является частью заговора против рода? Пробуют их на зуб через самого уязвимого члена семьи? Эванджелина жила одна и в общественном сознании представлялась изгоем.

Кириону следовало об этом тщательнее подумать. Кузину тогда точно нельзя было оставлять без присмотра! На секунду в нём поднялось желание запереть её в самом безопасном месте вселенной, за толстыми зачарованными стенами, за массой хитроумных смертоносных ловушек, вокруг которых шагали целые армии защитников. Но он быстро подавил в себе этот глупый ничтожный порыв. Эва сбежит. Они слеплены из одного теста. В неволе их обоих ждёт лишь смерть.

— Я могу помочь. Я без ложной скромности скажу, что являюсь признанным мастером в области создания артефактов. И я как раз прославился за счёт тонкой работы с телэргической цепью заклинательных контуров. Мы создадим тебе самый лучший гримуар. Я обещаю, что ты сможешь плести чары. Конечно, не как ты это делала раньше, но радость творения заклинания ты ещё испытаешь.

Ну, он не мог не похвалить себя.

Рассказать или нет? Возможно, стоило ей отплатить откровенностью за откровенность, раз дело так тяжело шло. Кириону необходимо было завоевать её доверие и быть рядом. Ему было легко заплакать из-за сентиментальной сцены в фильме или даже трогательной сцены на улице. Однако свои глубокие переживания ему трудно было выразить на лице. Слишком привык носить маску неунывающего непробиваемого недотёпы, который разбирается лишь в своём ремесле.

— Я убил своего лучшего друга, потому что он медленно и мучительно умирал, потому что он меня умолял, едва выйдя из наркотического опьянения, — сказал Кирион необыкновенно сухим и ровным тоном. — Я взял яд, наш семейный, который трудно выявить, а потом под его благодарный шёпот влил ему в рот.

Он отвёл взгляд и уставился на голубое небо в окне, на колышущиеся кроны деревьев, на пролетающих мимо тропических птиц с ярким оперением.

— И я не мог никому об этом сказать. Каждый раз, когда я видел отца, то просто не мог и слова вымолвить. Я не мог этим поделиться со своим братом-близнецом. Я даже не мог броситься в объятия матери и расплакаться, не объясняя причин. Каждый раз к горлу подступал ком, и я не мог рассказать никому тогда. Я знал, что меня бы никогда не осудили. Это был поступок в духе нашей семьи. Что-то, что делало меня самым настоящим де Сильниром из всех де Сильниров. Убить из любви.

Под конец его голос дрогнул. Он опустил взгляд на свою кузину, немного робея перед её реакцией. Никогда ещё ему не приходилось это рассказывать вслух. Эту историю Кирион поведал лишь однажды на бумаге своему таинственному другу по переписке.

— Я переживал это в одиночестве. И я не хочу, чтобы ты в одиночестве прошла через свои новые испытания.

И он замолчал, дав ей возможность подумать в тишине. Тиканье старых напольных часов из какой-то ценной породы дерева разбавляло эту атмосферу ожидания и нетерпения, затишья перед бурей.

[Эванджелина Мельценаж]

Конечно, Эванджелина чувствует прикосновение. Ещё бы. Она не могла не почувствовать чужую теплую ладонь, с необычайной нежностью гладящую костяшки пальцев. Ведьма извернулась, смогла, когда он закончил, приподнять пальцы и сжать чужую красноватую кожу. Слабо, но достаточно, чтобы @Кирион почувствовал ответ. 

А потом молчит. Достаточно долго, чтобы собраться с мыслями.

— Ты был одинок, — тихо произнесла Мельценаж. Голос её был сухим, как осенний лист, и почти беззвучным. И он так разительно отличался от тех ярких цветастых садов и ягод, что пестрели за окном. За окном, которое было занавешено, чтобы не тревожить её уставший разум и её чувствительную к свету глаза. —  Я знаю, каково это - совершить что-то важное и горькое одновременно, и при этом не иметь возможности поделиться ни с кем.

Она сделала паузу, ещё одну, долгую, собирая силы, чтобы поднять взгляд. Когда она встретилась с ним глазами, в них не было ни осуждения, ни ужаса. Только извечное, глубокое, де Сильнировское знание. Понимание. Принятие. Тонкие-тонкие ростки привязанности, только начинающие проявляться.
— Я не осужу тебя, Кирион, — сказала она тихо, и в ее голосе не было ни капли той ярости, которую она выплескивала ранее. Ее голос был хрупким, словно тонкое стекло. — Твой друг... Он проявил смелость, попросив об этом. А ты проявил любовь, согласившись. "Убить из любви" — это, наверное, самая точная эпитафия, которую можно написать на могилах и родовом склепе нашей семьи, мой отец, твоя мать, моя, ты, я... Мы все, кажется, не можем сделать ничего иначе, кроме как пойти на крайнюю меру. 

Она знает. Потому что сама перешла черту. Наверняка, будь у неё меньше внутри сил, будь девушка хуманом или кем ещё - и её было бы не спасти. Она бы уже пускала пузыри носом и ждала смерть, кратковременно впадая в периоды бе-зу-ми-я. А ещё все это, наверняка, сопровождалось бы такими вспышками боли и мигрени, что впору было бы самой глотать тот самый изящный способ убийства.

— Я понимаю, почему ты не мог рассказать. Такое бремя не для чужих. Оно для того, кто слеплен из того же самого яда и мёда, один к одному, да? — она снова слабо сжала его руку в ответ, это движение было почти незаметным, но несло в себе всю силу её признательности. Неуверенная усмешка искажает мягкие черты лица. — Ты говоришь, что это делает тебя настоящим де Сильниром. Может быть, так и есть. Тогда, должно быть, это то, что связывает нас крепче, чем кровь. Склеты в шкафу, общая боль. Невысказанные ожидания, понимание собственный природы. Спасибо, что ты... Понял меня и не осудил. И спасибо за готовность помогать. Это для меня значит так много... Больше, чем можно себе вообразить. А самое главное - спасибо за то, что ты открылся мне. И я обязательно... Расскажу. Как смогу хотя бы вставать самостоятельно. Я имею ввиду - всю полную историю. Ты тысячу раз прав. Мы подыскиваем себе ненормальных. И мы, сами будучи ненормальными, принимаем на себя ношу, которую никто другой не поймёт. 

Словно наказывают себя. Иногда, в порывах одинокого отчаяния, она думала обо всем. Она думала о том, как жестоко и одновременно  милостиво обошлась с ней судьба, даровав ей возможность родиться в этой семье. 

[Кирион]

— Амариэ... Эванджелина, я ведь могу тебя называть Амариэ? — спросил он у неё.

Это прозвище пришло ему по наитию. Кирион привык прислушиваться к своим инстинктам. Да и ласковое имя отлично выражало его чувства по отношению к ней, создавая доверительную атмосферу. Кузину всё ещё следовало баловать и радовать, как это делали с другими детьми. Даже если физически она взрослая, это не отражало её внутреннего состояния. Эльфы взрослели медленнее других долгоживущих рас. Он на себе это испытал, когда его друзья эоны стали отдаляться от него, обзаводясь семьями и вливаясь во взрослую жизнь после университета, пока он искал себя как настоящий скучающий подросток.

Конечно, Кирион не собирался говорить ей, что она ещё во многом дитя, и что старшие родственники будут относиться к ней как к ребёнку, пока она не достигнет эльфийского совершеннолетия. Многие просто предпочитали игнорировать её хуманское наследие. Это было неправильно. К хуманам зачастую относились с некоторым скрытым предубеждением. Они были слабее многих других рас, не могли нормально колдовать и жили мало. Но что-то в них было такое удивительное, ставящее вровень с другими физически превосходящим их народами. Они быстро учатся и всегда смотрят вперёд, двигаясь к своей цели так, как это никто больше не делает.

— Ты знаешь историю этого имени? Это странно, но «Эва» переводится как «Амариэ» на древнеэльфийский. Амариэ была благородной леди. Её жених, наследник лорда, покинул родину и ушёл на войну, чтобы защитить свой дом и идеалы. Там он и погиб. Амариэ ждала его до самой своей смерти, хотя прекрасно знала, что он никогда не вернётся. Амариэ — это старый и забытый эльфийский символ верности и непорочной любви.

Кирион попытался отвлечься и сделать вид, будто только что не обнажил свою душу и не рассказал самый главный секрет своей жизни — свой величайший подвиг и одновременно грех. Небольшая передышка позволила ему обрести немного смелости. Странный факт из истории их народа оказался подходящим к ситуации, хотя и неуместным. В его духе.

— Спасибо, — сухо выдавил он, испытывая странное спокойствие. — Спасибо.

Тогда ему казалось, что если он поделится этим откровением, то ему станет легче. Но не стало. Теперь это оставило лишь странное ощущение пустоты между нижними рёбрами.

— Я могу ждать хоть всё время мира, — сказал он, — А тебе нужно сейчас сконцентрироваться на выздоровлении. Конечно, насколько это вообще возможно при такой смертельной болезни.

Сильные чувства могли разжечь в умирающем его волю к жизни, но также могли и добить ослабленный организм.

Кириону было страшно вновь оказаться у постели смертельно больного. Это напоминало ему о старом пережитом кошмаре. Возможно, именно поэтому он так рьяно взялся за помощь ей. В отличие от других членов семьи, между правильным и лёгким вариантом он выбрал именно правильный. Легко было бы посадить Эванджелину в безопасное место и приставить к ней надсмотрщика в лице мужа-кузена, наплевав даже на чистоту крови, которую так отстаивал их род, нескромно занимаясь евгеникой на протяжении множества поколений.

Но правильнее было бы успокоить её внутренних демонов, а не ждать, когда она «перебесится». Он судил по себе и ни на секунду не сомневался, что брак и рождение ребёнка способны её остановить. Кирион бы сделал в отместку жизнь всех окружающих невыносимой, даже если они не были напрямую виноваты. Да, он бы возненавидел всей своей душой жизнь в неволе!

Кирион накрыл её одеялом, которое слетело на пол, когда она корчилась от боли. Наверняка её сейчас бросало то в жар, то в холод. Он помнил то мерзкое ощущение перенапряжённой энергетической паутины, конвульсивно сокращающейся вслед за бешено стучащим сердцем. Однако боль от перенапряжения никак не могла сравниться с тем, что сейчас происходило с его кузиной.

Если бы не её яростно горящие жизнью глаза, он бы подумал, что перед ним живой труп, которому совсем немного осталось жить на этом свете. Её магическая аура оставляла у него пепельный привкус во рту. Не гнилостный — это уже хорошо.

— Тебе нужно уснуть, Амариэ. Во сне всегда легче идёт процесс восстановления, а я буду рядом, охранять твой покой. А к моменту твоего пробуждения тебе приготовят лёгкий бульон. Не проционский ростбиф с жареной картошкой или наш любимый плов, но и Эвелин не сразу строился. Отдыхай.

Кирион вновь сел в кресло и открыл свою записную книжку, куда стал что-то записывать карандашом. Грифель довольно громко скрипел, а часть крошки попала на постельное бельё и немного его испачкала.

[Эванджелина Мельценаж]

— Конечно можешь.  — Девушка нахмурилась. Почему он думал, что она будет против?  — Но, может быть, давай оставим родовое имя только для тех случаев, когда ты ну очень, прямо сильно зол? Договорились? Так меня называет только матушка. А твоё Амариэ... Оно очень мило звучит. Мне нравится. И, да, мне рассказывали. Я же учила древнеэльфийский, поэтому каждый год от разных репетиторов слышала одну и ту же историю. Но от тебя... Услышать это было приятно. Что ты подумал об этом и что сделал для меня в этой истории что-то определенно особенное. Личное. Даже можно сказать, родное?

@Кирион позаботился о ней. Сказал, что готов ждать - и наверное, только ради этого, можно было бы выдать ему все, как на духу. Но Эванджелина не будет торопиться. Тем более, что он был прав. За месяц... Она не восстановится раньше даже на стимуляторах. А искать его придется не просто по всей планете - она должна будет поднять все связи. Но сначала - побег. Из этой золотой клетки на двоих.

Почему-то ведьме казалось, что не её одну крепко держат за шкирку.
И это наполняло её тем же странным спокойствием, каким сейчас был полон её кузен. Ощущением, что ты, наконец, не один. Что не нужно противостоять миру в одиночку. Что кто-то тебя, наконец, понимает.

Иметь возлюбленного было неплохо. Но иметь семью - ту, которая действительно защитит тебя, которая встанет за твоей спиной, прикасаясь к твоему плечу, опорой, было... Ново. Интересно... Эванджелина ощущала себя странно защищенной. А ещё очень, очень потерянной...

После первой недели она смогла вставать. Она разминала мышцы, аккуратно занималась с нанятым учителем, который ежедневно проверял её резерв и только отрицательно качал головой. Никаких подвижек не было. Он преувеличенно бодро рассказывал ей о том, что ей повезло, а резерв... Ну, его, в теории, можно восстановить. А вот как коонкретно - умалчивал. Чем больше проходило времени, тем глубже становилось её отчаяние. Она пыталась загрузить голову разными знаниями, вычитывала книги по теории магии, надеясь найти там ответ и не думать о том, что где-то там, во враждебном мире, возможно, погибает её напарник. Как-только хоть тень э той мысли касалась её разума, она выпадала на долгое время, а демон тревоги начинал сжирать её изнутри. Ведьма воображала все более и более худшие сценарии. А если его схватила организация? Вивисекция? А если он давно уже мертв? Если её жертва была напрасной? Самое страшное, что она могла вообразить, это то, что он мёртв. То, что он испытывает страдания, что его режут на маленькие кожаные ленточки, разглядывают внутренности, потому что она точно не знает, что конкретно происходит с иномирцами, природа которых не установлена. У Мельценаж всегда было слишком живое воображение, поэтому травмированный разум с радостью подкидывал кровавые картинки: залитое кровью любимое лицо, болезненные стоны...

Тошнота постоянно подкатывала к горлу.

Воспоминания болезненно кружились по ночам, тогда, когда Кириона не было рядом. Неприятный, мерзкий, каркающий смех какого-то неприятного колдуна, решившего, что её напарник - это легкая добыча. И его недоумение, когда он понял, что в его сердце нет злобы, только нечто, похожее на любовь, если хтонь вообще умеет любить. Много света, который принесла с собой Эванджелина. Внутри него было полно её мелких деталей, маленьких пунктиков, которые обычно хранили влюбленные. Как выглядит её мягкая, смущенная улыбка. Как звучит её смех, как она утыкается в него носом, едва только они заканчивают очередное задание и все опасности позади.

В воспоминаниях Эва выглядит счастливой.
Пока не наступает тьма. Она помнит цепкие длинные пальцы с длинными ногтями - руки её возлюбленного - которые сжались на её шее, так сильно, что она едва не умерла. Чужие безумные глаза - разные, один зелёный, почти аметистовый, а второй безумный, почти красный. Всклокоченные длинные черные волосы... И свои слова: "Всё в порядке, если это ты". Она надеялась на что? На чудо? Что его сознание перебьет чужую магию? Тогда она верила, а не знала, что с ним что-то не так, ведь он действительно никогда не причинил бы ей вреда... А потом... Потом она помнит, как рвется изнутри магия, желая выжечь чужое ментальное воздействие. И как натягиваются внутри жилы, потому что сил на это заклинание нет совсем, ведь оно требует слишком много усилий, магическую вязь, и... И хотя бы половину резерва. Она дожигает воздействие, а потом... Темнота.

И чёртово поместье.
—... Вот. И так я оказалась здесь. Я не... Он был другим, понимаешь?  — Голос Эванделины несколько неуверен.  — Родные бы не поняли. Главная ценность дома де Сильнир - это де Сильнир. Так было и так будет всего. Я понимаю их, но они думают, что я поступила очень, очень глупо.

А что на это могло сказать влюбленное сердце?
Эва бы поступила так снова. Если это был единственный шанс, она бы поступила точно так же, не раздумывая.

Она неустойчиво двигается по длинному коридору, придерживаясь за стены. Каждый день, три раза в одну сторону и три раза в другую, потом массаж и особые упражнения, чтобы вернуть мышцам подвижность.

[Кирион]

Он всегда знал, что был умен и изобретателен. В детстве и отрочестве Кирион превосходил своих ровесников, не находя никого столь же способного в магии и обучении. Длительное время ему казалось, что он умнее всех на свете. Конечно, в будущем его розовые очки оказались разбиты. Он встречал умных мужчин и женщин, проигрывал на поприще игр разума и смирился с тем, что всегда найдётся кто-то умнее.

Но он всё ещё верил в безграничную силу разума, воли и магии. Кирион с юношеским максимализмом смело смотрел вперёд, всегда готовый дать отпор любым трудностям. И, самое удивительное, он добивался своего и выходил живым, даже относительно целым, из тех ситуаций, где многих ждала неминуемая гибель.

Для него тюрьмой были не какие-то там стены. Ещё не была построена стена, которую нельзя было сломать при помощи мудро применённой магии. Тюрьмой были собственные ограничения в разуме.

Он прекрасно понимал, что его кузина подавлена не столько стенами, сколько сложившимися обстоятельствами. Иногда проблема казалась настолько необъятной, что разум начинал трусливо пасовать, не зная, с чего начать. Вот поэтому Кирион и мыслил планами! Обдумывание проблемы могло принести душевную боль, но страшное непонятное чудовище превращалось в трудоёмкую и сложно выполнимую задачу. Проблема становилась постижимой.

В течение месяца Кирион был рядом с Эванджелиной. При посторонних он разыгрывал бестолкового помощника, который по своему функционалу ближе к животному эмоциональной поддержки. Но оставаясь наедине с кузиной, он превращался (в своём разуме) в серого кардинала, мыслителя и заговорщика. Ему даже доставляло какое-то удовольствие то обстоятельство, что самый безобидный и простой член семьи вступает в сговор со своей маленькой слабой полухуманской кузиной. Это ведь забавно, когда коварные обманщики сами остаются в дураках, обведённые вокруг пальцца!

Кирион, видя её отчаяние, обратился к своим давним знакомым. У него было некоторое имя в научных кругах Лиреи, и многие его сокурсники помогли наладить контакты с узкими специалистами с других планет. По крайней мере, её напарник точно не был в лапах правительства. Международная лирейская ксенобиологическая лаборатория работала в штатном режиме. В прошлый раз, когда поймали какого-то уникального хтоника, ближайшие заведения общественного питания за месяц на доставке сделали громадные деньги. А вот ситуация с её источником была очень печальной.

— Знаешь, я думаю, что в некоторой степени мы все тебя понимаем, — мягко сказал Кирион, нежно беря её за руки. — Именно поэтому они все на тебя так сильно злятся. Родители пытаются нас уберечь от собственных ошибок. И когда мы повторяем их, сердца их особенно болит за нас. Не нам их судить. Когда-нибудь у нас появятся свои дети, и мы будем неизбежно также вести себя.

Её маленькие ладони показались ему холодными. Или он просто из-за бьющей ключом энергии всегда немного разгорячён? В тот день он вынес её на руках в сад, чтобы она подышала свежим воздухом и насладилась живописным пейзажем. В беседке они могли спрятаться за плющом, а шуршание листвы и жужжание пчёл надёжно укрывали их перешёптывания от посторонних любопытных ушей. Жаль, что их уединение было нарушено приездом их четвероюродного дедушки, который никогда не расставался со своим фамильярным — очень визгливой гигантской крысой. Вслед за ним приехали две очень назойливые тётушки-близняшки. В саду прятаться теперь было невозможно, поскольку члены семьи облюбовали беседку, где принялись сплетничать, обсуждая события из мира политики и такие невыносимо скучные вещи, как налоги.

Кирион старался не оставлять кузину одну, но собственные приготовления отнимали кучу времени и сил. Ему пришлось даже уехать на два дня в местигорский город, чтобы выкупить из частной коллекции рукописный труд одной колдуньи. Печально известная полухуманка-полуэон в попытке обойти природные ограничения своего слабого резерва вела исследования. В конце концов, её эксперименты зашли слишком далеко, и её убили родственники подопытных.

Кирион преподнёс книгу кузине, предварительно сделав копию для личного пользования. Конечно, болезненным образом убивать молодых представителей магически одарённых рас они, возможно, не будут. Но уникальный теоретический материал, выдвинутые гипотезы и описанные результаты экспериментов позволяли продвинуться в сторону создания артефакта для Эванджелины — идеального гримуара, который бы позволил ей вновь творить заклинания.

Особенно душераздирающим зрелищем было то, как его кузина практически училась заново ходить. Её голос обрёл обманчивую силу, которая посыпалась, как карточный домик, когда она дрожащими ногами сделала несколько шатких шагов, придерживаясь за его плечи.

Ещё хуже он себя почувствовал, когда матушка при личной беседе за пятичасовым чаем указала ему на то, что без его присутствия кузине становится хуже. «Когда ты появляешься, в её глазах разгорается жизнь. Без тебя она похожа на куклу, прекрасную неживую куклу», — сказала она, указывая ему в лицо покрашенным дерзким красным лаком пальцем. Только красный пигмент мог скрыть характерный оттенок наносимого на ногти яда.

Он шёл рядом и был готов в случае необходимости предложить своё предплечье в качестве опоры. У неё в комнате были костыли и ходули, но ему показалось небезопасным предлагать их ей использовать. Ещё не хватало, чтобы ему этим костылём сломали красивое лицо де Сильнир.

— Любовь — это величайшая сила в мире. Она создаёт жизнь и отнимает её. Она непознаваема до конца, но в то же время всем доступна. Она прекрасна и многогранна. Она даёт нам в нужный час мужество, распаляет надежду и наполняет жизнь смыслом, — выдохнул он и чуть понизил голос. — И она в одинаковой степени раскрывает всё лучшее и худшее в нас.

Послеполуденный свет становился всё мягче и теплее по мере приближения солнца к закату. Поздним утром экваториальное солнце казалось слишком слепящим и ярким, а вот между полуднем и закатом было идеальное время для прогулок по пустевшему  восточному крылу поместья. Свет проходил сквозь большие окна и падал квадратами на плитку. Кириону больше нравился тёплый натёртый воском паркет в комнатах, но в коридоре тщеславные предки выложили всё невероятно дорогой плиткой из мрамора с вкраплениями лириума.

— В тебе она раскрыла лучшее. Она заставила тебя совершить невозможное, даже вдвойне, учитывая твою полухуманскую сущность. Я не одобряю расовую теорию, но хуманы и магия — вещи мало совместимые. У тебя изначально был очень маленький шанс пережить всё это.

Он подошёл к ней и предложил облокотиться на себя. Она потратила уже изрядно сил на передвижение. На аккуратном лбу блестела испарина, а ноги тряслись даже пуще сильнее обычного.

— И просить тебя отказываться от любви — это значит приблизить твою смерть. Хуманы зачастую живут ради своей великой цели, тратя свою недолгую жизнь намного разумнее долгоживущих рас. И эту прекрасную и опасную черту ты унаследовала от своего отца.

Ему было несложно склониться над ней. Иногда ему казалось, что он машинально пытается прикрыть её своим телом от остальных.

— Но что ты будешь делать, когда достигнешь своей цели и найдёшь его? Что ты будешь делать, если получишь не тот ответ? Ты должна быть готова к самому худшему исходу. И я не думаю, что этот исход — смерть. Вдруг та ворожба что-то в нём изменила, исказила его личность? А вдруг он тебя забыл? Что ты будешь делать, если перед тобой окажется другая личность в теле твоего возлюбленного?

Он постарался поймать её взгляд. Ему хотелось узнать, какие мысли крутились в её беспокойной голове.

— Я не хотел это так говорить, но доступное нам время подходит к концу, и нам надо готовиться. Сейчас единственное время для принятия решения. Я завтра приступаю к созданию портала. И к моменту нашего прибытия в Эвелин должны привезти из Климбаха специальный аккумулирующий телэргию сплав.

Сейчас они вдвоём стояли в пустом коридоре, где компанию им составляли лишь большие окна, солнечный свет и несколько портретов предков. Все, как один, были рыжими и с безумно сияющими глазами. Они безмолвно смотрели на Кириона и @Эванджелина Мельценаж .