[Симбер Ресинджер]

[Кирион]

Кирион в свои весьма юные для эльфа годы уже завоевал славу мастера, перепрыгнув через статус «подающий надежды молодой талант». Ему удалось сделать замечательные украшения-артефакты, красивые и одновременно функциональные. Он стремился в своём ремесле, в своём искусстве, соединить эстетику с магией, передовые идеи артефакторики с традиционным стилем родной ему Айны.

Однако, ему страстно хотелось создать что-то, что ознаменует новую веху в его творческой жизни, навсегда утвердив в собственных глазах гордое звание мастера артефакторики. Для особого артефакта требовались особые материалы. Кириона будоражила мысль сделать что-нибудь неожиданное! Столь смелый вызов для консервативной лирейской артефакторики стал бы толчком для его коллег, чрезмерно закостеневших в бездумном следовании многовековым традициям. Небольшая встряска им точно не помешает.

Кирион узнал от своих знакомых, которые узнали от своих знакомых, что около какого-то невзрачного пришедшего в упадок города упал метеорит. И, вроде бы, этот метеорит никому нужен не был. Кирион подумал, что для создания артефакта мечты ему не помешает использовать немного метеоритного металла. У него была возможность поработать с чем-то пришедшим извне и использовать себе на пользу свойства этого материала. Кирион помнил, как в музее во время практики на втором курсе его группе показывали ритуальное оружие древних царей, объясняя удивительные свойства, рождённые из синергии магии Аркхейма и особой слоистой структуры энергетической оболочки.

Будучи слишком увлечённым и преисполненным энтузиазма, он погрузился в новый проект с головой. Ему удалось поразительно легко и быстро добраться до этого медвежьего угла и найти метеорит. Правда, его наспех собранный теомагический артефакт сломался практически сразу после приближения к столь желанному метеориту.

Трава на поляне была примятой и потемневшей. Едва уловимо пахло чем-то неприятным, одновременно напоминая тошнотворный запах дешёвой краски и аромат протухшего мяса. Однако молодой эльф был слишком поглощён своей целью, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Кирион почувствовал невероятное сладострастное наслаждение, предвкушая неотвратимо приближающуюся кульминацию его нынешнего этапа жизни. Он ликовал и смеялся, протягивая свои руки к небольшому испещрённому рытвинами камню размером с его собственную голову.

Перчатки из плотной зачарованной кожи ему наверняка помешали бы в полной мере почувствовать текстуру добычи, верно?

Кирион стянул перчатки и запихнул обе сразу в свой карман. Кожа его пересохших губ от слишком широкой улыбки треснула по центру. Лёгкий металлический привкус крови его ничуть не побеспокоил, хотя обычно он очень болезненно воспринимал любые свои раны, даже самые незначительные ранки от пореза бумагой.

Когда его разгорячённая ладонь левой руки соприкоснулась с холодным, удивительно гладким камнем с несколькими плавными углублениями, то его от кончиков пальцев до ключицы пронзила жгучая вспышка боли. Кирион тут же отпрянул с протяжным воем, держась правой рукой за гудящее от боли предплечье. В его руку были воткнуты непонятные тёмные иглы. Они все были разного размера и не слишком ровные.

Много времени на размышления у него не было, поскольку непонятное отвратительного вида существо выпрыгнуло перед ним, вытягивая извивающиеся остроконечные отростки в его сторону. Оно не было зверем или рептилией, членистоногим или амфибией. Однако каким-то образом воплощало в себе черты всех вышеперечисленных существ.

Он слышал ужасные истории о том, что может произойти с теми, кто быстро не умрёт, попав в лапы к хтону. Никаких сомнений не было в том, что эта мерзость принадлежит к этому отвратительному роду отравляющих одним своим существованием Аркхейм. Прабабушка когда-то назвала их «гангреной на теле мира». Он до сегодняшнего дня не представлял, насколько точным было её описание.

Кириону удаётся в процессе побега сплести заклинание, которое его немного толкало вперёд. Он не был уверен, что его способностей хватит, чтобы оттолкнуть это существо. Зато можно было толкать себя. Это давало маленькое преимущество. В непростом процессе спасения своей жизни даже такая мелочь имеет большое значение. Тёмные иглы вытащить он не смог. Они были зазубренными и скользкими, а потом и вовсе стали извиваться как черви и пытаться вонзиться глубже. Ему даже не удавалось нормально схватиться пальцами за них.

Кирион был в неплохой физической форме, но паника и жгучая боль его дезориентировали. Его мышцы горели, а рука причиняла ему невероятную боль, от которой текли по лицу слёзы. Или это от страха? Он даже не представлял, что можно испытывать такую боль. Почему он не ценил свою мирную и беспроблемную жизнь? Если он выживет, то будет сидеть дома под охраной массива из десятка защитных заклинаний и артефактов. Нет! Двух десятков!

Острый загнутый носок его ботинка напоролся на камень. Этого хватило, чтобы Кирион потерял равновесие и упал. Высокая трава смягчила его падение и утешающе обняла.

Странно, но тут было так тихо, что даже со стороны весьма далеко пролегающей отсюда автодороги доносился гул автомобилей.

Вот так он и умрёт в какой-то дыре. Родители и брат никогда не смогут его должным образом похоронить в семейном склепе. Его прекрасное тело и лицо пойдут на корм этой твари!

Внешний вид

[Инфирмукс]

Маленькие уютные городки на отшибе мира часто опасны тем, что для своих тёмных делишек их оккупируют всевозможные криминальные элементы, не боясь развернуть там по-настоящему активную деятельность. Сагрон являлся типичным образчиком таких городков и выглядел так, словно его застроили трущобами самого низкого качества с запада на восток и с юга на север — даже для человеческих отбросов.

Город был не слишком большим: десяток неряшливых кварталов, не больше шести тысяч жителей и разваливающийся недострой, способный вместить в десять раз больше. Только вот Сагрон нормальному человеку и даром не нужен. Население здесь сокращалось, а улицы приобрели вид печального и совсем не романтического апокалипсиса, будто город одновременно настигли гражданская революция, перестройка, восстание машин и экономический дефолт. А под конец на него ещё метеорит рухнул, и завёлся хтон.

— «Меня только что послали по твоему батюшке...» — с оттенком ироничного интереса произнёс Эреб, медленно плывя над головой Инфирмукса в образе десятиметрового костяного змея, объятого трескучим алым пламенем.

— Кто? Здесь же никого нет. До города пешком добрый час.

— «Так этот хтон и послал. Он полудикий, а я скрываю ауру, так что он не чувствует угрозы. Говорит, чтобы мы убирались с его охотничьих угодий. Чует какого-то вкусного эльфа и делиться не собирается...»

Инфирмукс застыл, прислушиваясь и пропуская теомагическую волну вокруг себя на радиус около пяти километров. И правда, на севере, далеко от заброшенной дороги, появился маячок эльфийской ауры. Не раздумывая, хтоник сорвался с места, взмыл в воздух и за считанные секунды преодолел расстояние до источника ауры.

— Это может быть один из подельников картеля, как раз поймаем и допросим! — ему очень повезёт, если в первые десять минут своего пребывания в этом славном местечке он наткнулся на одного из местных, кто причастен ко всем тем ужасным событиям, из-за которых Инфирмукс сюда и сунулся.

Но, оказавшись на прогорклой, выжженной поляне возле метеоритного «панциря», он увидел совсем не то, что ожидал. На землю упал молодой эльф, который выглядел сейчас не лучшим образом: с рукой беда, лицо искажено болью, щёки мокрые от слёз. Этот представитель эльфийской расы был красив, как и многие его соплеменники, хотя и выглядел довольно экзотично. Скорее, он походил на сабаотского альва, причём из военной сферы, если судить по крепкому, тренированному телу. Вот только двигался он совсем не как военный — уж Инфирмукс, прошедший тысячи битв, легко отличал «гражданского парня» от тренированного «солдата».

Хтон же оказался вполне типичным представителем своего рода, сочетая сразу несколько черт, характерных для совершенно разных созданий. Не слишком крупный, но возвышающийся на добрый метр над головой Кириона, с блестящей тёмной бронированной чешуёй, огромными лягушачьими глазами, вытянутой покатой мордой и конечностями, напоминающими сюрреалистического богомола. К тому же у него наличиствовал длинный скорпионий хвост и злобная, голодная аура.

Поднявшись надыбы, хтон кинулся к упавшему эльфу, намереваясь вонзить свои длинные, иглообразные зубы и перекусить добычу пополам. Длинный костяной хвост Инфирмукса взметнулся в воздух, за секунду обвил ноги Кириона и резко дёрнул на себя. Буквально в миллиметре от того места, где была рыжая голова, вонзилась шипастая лжемандибула.

— «Этот хтон ему что-то передал... будь осторожнее, странная подозрительная дрянь. Паразитический организм. Эльф заражён, убей его...» — трещал над головой Эреб.

Коса Авазитонес, вспыхнувшая в воздухе, ударила с характерным скрежещущим лязгом, ломая бронированные пластины на морде хтона и отбрасывая его на добрый десяток метров назад. Инфирмуксу не требовалось держать косу — она свободно наносила атаки, порхая в воздухе, словно смертоносное орудие из костей и горящих лезвий.

Вражескому хтону такой приём не понравился, и, громко зарычав, он неожиданно открыл стихийный портал и ломанулся туда. Если бы Инфирмукс знал, что этот монстр способен использовать стихийные порталы, то заблокировал бы зону телепортации, но имеем то, что имеем.

— Почему ты не сказал, что он телепортируется? — воззрился Инфирмукс к небу, где всё ещё парил Эреб.

— «Скрытый навык, я не изучал его так подробно...»

Освобождая ноги эльфа от собственного хвоста, Инфирмукс воззрился на него. В голове всё ещё звучало предостережение Эреба о паразите.

— Ты как, парень? Что с рукой?

Подойдя ближе, Инфирмукс легко поднял Кириона на ноги, быстро его осматривая. Свою хтоническую ауру не скрывал.

— «Шашлык из эльфятины у нас запланирован на вечер?»

— «Отставить шашлык. Никой эльфятины, Эреб. Мы на диете!» — усмехнулся мысленно.

[Кирион]

Кирион всегда нескромно считал лучшей частью себя то, что он никогда не отчаивался. Ему было совершенно не свойственно терять веру в себя и опускать руки. Надежда на чудесное спасение не оставляла его ни на секунду. Возможно, где-то в глубине души он знал, что ещё было не время умирать.

Он нашёл в себе силы воспрянуть духом, когда само провидение вырвало его из цепких лап смерти и протянуло руку в виде неизвестного рыжего мужчины. Тот появился в ореоле силы и славы, будто герой древних легенд. Конечно, спустя мгновение Кирион просто понял, что его спаситель был достаточно силён, чтобы отголосок его могущества всколыхнул и пустил рябь по разлитой вокруг магической энергии.

Его сердце бешено стучало, так и норовя разорвать грудь и выпрыгнуть наружу. Чувство боли было немного притуплено адреналином, но вместе с тем от руки по телу разливался неестественный жгучий холод. Поражённая порчей рука ощущалась неестественной и неправильной. Лучше бы испачканная соком травы и грязью шёлковая одежда была его главной проблемой!

Почему он вообще посмел идти один в такое опасное место? А его родители? Они бы корили всю оставшуюся жизнь себя за то, что не доглядели за ним.

Кирион попытался привстать, упираясь локтями в землю. Его мышцы неестественно горели от боли, а в его крепких от кузнечной работы руках появилась болезненная слабость. Такое чувство, будто он стремительно заболевал. Неужели эта мерзкая тварь его чем-то заразила? 

Его реакции хватило, чтобы увидеть, как хтон целится в него и атакует. Чудовищное тело, подобное зловещей химере из старых лирейских сказок, начало движение в его сторону. Но что Кирион мог сделать? Его сил едва бы хватило немного откатиться. Раздирающая его боль просто мешала сосредоточиться и что-нибудь даже самое простое наколдовать. Как выполнить соматический компонент заклинания, когда твои руки дрожат? Он даже разжать сжавшиеся от боли челюсти не мог.

Тут что-то странное обвило его туловище и вовремя утянуло из-под атаки. Его так крепко и резко сжали, что даже не было возможности сделать вдох.

Непонятно откуда появившаяся коса показалась Кириону самую малость безвкусной. Такие вещи нравятся обычно мальчикам в отрочестве. Он и сам рисовал в своих блокнотах причудливые чёрные доспехи с неровными шипами. Даже в такой ситуации его взгляд оказался прикован к артефакту. Ему было интересно узнать, что отвечало за равномерное распределением пламени и придание ему формы. А материал... Это кость! С костями он не работал, так как они имели слишком много характера, отпечатавшегося ещё при жизни тела-донора. Кости обычно не желали быть маленькими изящными украшениями. Они обычно впитывали всё самое дурное и сильно искажали любые чары. Делать расчёты на кости — это утомительно и скучно!

Хтон телепортировался, бросив мимолётный ликующий взгляд на Кириона. Это было совершенно не к добру. Это штука ещё и вернуться могла в любой момент! Наконец, Кириона опустили на землю. Неизвестный герой весьма бережно помог ему подняться и даже поинтересовался самочувствием. Кажется, тот говорил с легким акцентом. Это был, конечно, не раздражающий любого приличного лирейца цирконский акцент, но ухо всё же раздражённо улавливало раздражающее произношение.

Кирион смог на нетвёрдых ногах удержаться в вертикальном положении и не упасть лишь благодаря поддержке своего спасителя. Возможно, ему стоило найти какую-нибудь крепкую палку по росту, чтобы опереться на неё. Или заклинанием сделать. Немного материализующей магии, а затем протомагия для «шлифовки». И трость готова. 

— Ужасно, — ответил он хриплым голосом, всё ещё пытаясь восстановить своё дыхание.

Ему было даже трудно сфокусировать свой взгляд на собеседнике. Перед глазами всё просто расплывалось. Кирион пытался сделать простой жест рукой и пробормотать формулу теомагического заклинания, чтобы осмотреть свою руку. Однако, его тело его подводило в этот момент. Он оказался во власти своего спасителя.

— Вы меня спасли, вы спасли меня не просто от смерти, а от очень страшной смерти, — сказал Кирион дрожащим голосом, сдерживая всхлип, — Я никогда не смогу вас отблагодарить за это, месье.

Стоящий перед ним был хтоником. Его взгляд зацепился за эти забавные рога, а потом скользнул по хвосту. Это выглядело причудливо и странно. Кирион видел до этого хтоника так близко всего один раз, но это странное двойственное ощущение он никогда не забывал. Сам привкус магической энергии имел что-то странное и сбивающее с толку. Такое ощущение возникало, будто два голоса одновременно пели на свой манер, а иногда сливались как при хоровом пении.

Кирион безуспешно попытался отряхнуть с себя ворох влажных листьев, упавших с умирающих деревьев. Он ужасно вспотел, и его тонкие многослойные шёлковые одеяния прилипли к его коже и неприятно холодили его разгорячённую кожу.

Он жив! Он жив! Но надолго ли?

Из его рта против воли вырвался смешок облегчения и пробивающейся истерики. Кирион из кармана чуть подрагивающей здоровой рукой вытащил салфетку и вытер лицо. Во рту был противный стойки солоноватый привкус смеси собственных слёз и крови от разодранной губы.

— Но что с моей рукой? Можно ли вылечить мою руку? — спросил он.

Кирион, как и многие жители благополучных безопасных мест, просто предпочитали игнорировать существование хтонов. У него было отдалённое знание, что на далёком Климбахе было собственное государство у хтоников. И Коалиция Рас наверняка большие деньги тратила на изучении хтонов. Явно должна быть какая-то ветвь медицинских исследований, занимавшихся изучением и лечением ран, нанесённых хтонами. А вдруг его на эксперименты заберут?

Кирион был весьма обеспокоен. Правда, чувство страха за собственную жизнь отступало перед ужасом потери своего ремесла. Это было дело его жизни! То, что наполняло его радостью жизни и заставляло просыпаться каждое утро с нетерпением, а затем продуктивно провести очередной день. Как он будет без своей руки работать? Его правая рука даже при должной тренировке никогда не сможет так точно и аккуратно работать, как левая. Ему отрежут руку? Кирион терпеть не мог протезы. Хотя возможность модернизировать часть себя и имела некоторую привлекательность, но ничто не сравнится с ощущением скольжения подушечки пальца по тонкой едва ощутимой вязи зачарования на артефакте.

Взгляд против воли опустился на рану. На его потемневшей руке стали появляться какие-то наросты из чешуек. Кирион тут же сорвал кольца и браслеты, а затем. положил их в висящую на плече сумку с записной книжкой и писчими принадлежностями, которую всё это время нёс при себе. Он обратил внимание на то, что тонкая серебряная вставка на кольце, которая была призвана сигнализировать о яде под рукой вспышкой света, потемнела и имела признаки коррозии. У него не было много времени рассматривать то, что произошло с его артефактом.

Одно было ясно: ему срочно нужно было избавиться от этой дряни. А вдруг он будет заживо поглощён хтоном? Это мерзкое существо съест его изнутри как какой-нибудь паразит. Отложит в него свои личинки, которые прогрызут его тело изнутри и будут использовать как кокон.

Его бурная фантазия ему рисовала страшные картины. Кирион большими слезящимися глазами смотрел на рыжего хтоника, ища в маленькой мимической морщинке, в наклоне бровей и языке тела ответ на единственный волнующий вопрос: можно ли вылечить его руку.

[Инфирмукс]

Наверняка, далеко не каждый встречный отнёсся бы с пониманием, увидев такого здоровенного парня, сдерживающего рыдания от одного единственного тычка хтона. Но не Инфирмукс, который по воле судьбы повидал мужчин, льющих слёзы не реже, чем рыдающих барышень, просто потому, что прожил очень-очень долгую жизнь среди хтоников Некроделлы, а до этого — среди повстанцев, где мужское окружение преобладало. Сложно не заплакать, если во время прорыва потерял весь отряд или испытал боль, которую едва ли выдержит рядовой гражданский цирконец, чтобы не обмочиться и не рухнуть без сознания от шока. Это повлияло и на остальные аспекты восприятия мира Инфирмуксом, а потому плачущий Кирион вызвал у него уже привычное покровительственное отношение и желание защитить и успокоить.

— Всё хорошо, — потрепал его по вьющимся волосам Инфирмукс. — В следующий раз будь осторожнее. Ты почему вообще один сунулся в это дерьмо? Если проблемы с самозащитой, стоило нанять охрану. Как тебя зовут? Моё имя — Инфирмукс. Благодарностей не надо, потом сочтёмся, — и он азартно подмигнул.

Первое правило работы с подступающей к твоему визави истерикой — излучать уверенность и спокойствие. И, порой, капельку доброй иронии, которая как бы говорит: «Хэй, это всё не смертельно». И хотя на самом деле Инфирмукс совершенно не знал, с чем они столкнулись, нельзя допустить, чтобы Кирион ещё и словил паническую атаку. Во взгляде эльфа читалась такая фанатичная мольба, что Инфирмукс даже почувствовал себя неуютно.

— ...да, твоя рука... Я не врач, но давай посмотрю. Знаешь, тебе, конечно, лучше бы сейчас вернуться домой. У меня на этой территории дело, и оно будет очень опасно для... а ты..., — окинув ещё более внимательным взглядом эльфа, оценив обилие украшений, сильные руки, крепкие пальцы, заглянув за спину, где остался панцирь метеорита, сложив два и два, изрёк: — кузнец или артефактор, верно? То есть не солдат и не наёмник.

— Его руку вряд ли вылечат за двенадцать часов... — раздался сверху голос Эреба, и если Кирион поднимет голову, то сможет увидеть костяного змея-дракона, чёрный остов которого объят красным пламенем.

— Не боись, это Эреб, мой хтон-симбионт, — сразу расставил точки над «i» Инфирмукс. — Эреб! Давай, раз умный такой, просвети меня, что за дерьмо с его рукой?

Тем временем хтоник аккуратно взял руку Кириона в свои ладони, с интересом рассматривая чёрные чешуйки, которые появлялись прямо на глазах. Он мог понять чувства эльфа: если тот действительно являлся мастером, любые травмы рук для него страшнее смерти. На Климбахе к артефакторам относились с огромным уважением, и Инфирмукс всегда предпочитал держать их в тылу, даже если такие мастера настаивали сами идти в бой.

— Хм. Я могу лицезреть лишь ауру. Учитывая, что твой дружок не хтоник, получить его биометрию через хтоническую инфосеть я тоже не могу. Ты знаешь, что надо делать.

— А, ну, так бы сразу.

Далее произошло нечто, что, наверняка, могло если не испугать, то удивить Кириона не меньше, чем упавший метеорит. Пальцы правой руки Инфирмукса покрылись чёрными хитиновыми пластинками, ногти трансформировались в длинные острые когти, и однин из них он вогнал в пострадавшую конечность, разрушая одну из чешуек. Коготь вошёл глубоко, уткнувшись в кость. Вот только боли Кирион не почувствовал, потому что за секунду до этого на его руку была наложена анальгезирующая вязь. Вытащив окровавленный коготь, Инфирмукс поднёс его к губам и слизал кровь.

— Щас, парень, погоди. Эреб у нас очень хорош по хтонам. Обязательно тебя вылечим.

— Хм... хм... гм-гм... — пламя костяного змея-дракона взметнулось вверх, словно кострище. Спустя несколько секунд он произнёс: — ...некий крайне сложный иномирный паразит, сочетающий в себе биологическую и артефактную части. Он влияет на нервную систему, корректирует гормоны, сейчас он активно перестраивает весь биологический профиль носителя. Очень отдалённо это похоже на хтонификацию, но результат будет другим. Судя по всему, этот паразит изобретён искусственно и создавался для войны. Сейчас я вижу что-то вроде становления берсерка: чёрные чешуйки — элемент будущей брони, влияние на гормоны и нервную систему приведёт к тому, что жертва станет более агрессивной и... скажем так, лояльной к убийствам. На первых этапах будут серьёзные вспышки гнева и, возможно, инстинктивные реакции в виде непреднамеренных атак. Когда трансформация полностью завершится, носитель утратит волю, и можно сказать, его разум полностью погибнет. Он превратится в примитивное живое оружие, которым сможет управлять хтон. Процесс займёт двенадцать часов. Если хотите это остановить, отыщите хтона и уничтожьте его. Не просто убейте, а аннигилируйте до состояния атомов, чтобы основная часть артефакта тоже была уничтожена.

— Агааа... — Инфирмукс отпустил руку Кириона. — Всё понятно, твой поход домой отменяется. Не ровен час, ты там всех перебьёшь. Пойдёшь со мной. Найдём этого хтона, а также тех кретинов, кто прячется в окрестностях и создаёт хтоников. Я именно по этому делу здесь. Можешь считать, что тебя спас не я, а они. Кстати, что там с метеоритом? Тебе же, наверное, нужна сердцевина, а не панцирь. Видать, сердцевину уже приватизировали. Пошли её отберём, остальным наваляем по дороге.

Пожалуй, уверенностью в голосе Инфирмукса можно было пасти мегаструмов — настолько он казался убеждённым в благополучном исходе всего этого дела.

— Ах да, — щёлкнул пальцами, создавая вспышку «бытовой» магии и убирая с лица и одежды Кириона грязь, пот и слёзы, — ну, вот, теперь ты снова красавчик. Погнали. — стоит отметить, что Инфирмукс перед собой сейчас видел не столько взрослого эльфа, сколько ощущал его психологическую незрелость, а потому, общался, скорее, как с ребенком или подростком лет 15-16. Супротив возраста в почти две тысячи лет, Кирион впрямь для древнего хтоника представлял детенышем.

Эреб

[Юный Кирион]

Кириону было очень неловко рыдать при незнакомце. В нём с рождения было то глуповатое самодовольное высокомерие, которое появляется от слишком хорошей жизни и слишком благородного имени. Эта гордость обычно не позволяла ему преподносить себя хнычущим слабаком. Но сейчас Кириона не волновали ни собственный статус, ни гордое имя семьи.

Его семья всегда мудро говорила ему: «Если у тебя есть выбор между позорно сбежать и остаться в живых или вступить в славную битву и умереть, то выбирай первый вариант. Лучше быть живым трусом, чем мёртвым храбрецом». Он раньше не понимал такой мудрости предков, считая подобную трусость унижающей честь и достоинство рода. Возможно, на нём сказывалось влияние эонского окружения. Многие годы Кирион учился и работал бок о бок с эонами в Эвелине, переняв от них, кажется, слишком многое. Эльфы всегда стремятся сохранить свою общину и выжить, чтобы их культура и дальше продолжала жить. Они в этом что-то смыслили, поскольку за всё время существования без собственного государства, часто просто в виде диаспоры или самостоятельного поселения на отшибе, умудрились сохранить себя и не быть поглощёнными превосходящей титульной расой.

Хотя был большой вопрос: является ли корабль тем же, если все доски в нём были заменены.

Кирион позволил себе отдаться во власть приятных ощущений, когда тёплая живая рука успокаивающе поглаживала его по голове. Это утешало. Обычно ему не нравилось, когда его трогал кто-то, кто не являлся его родственниками или очень близкими друзьями. Сквозь полуприкрытые глаза высокая рыжеголоая фигура могла вполне сойти за родственника.

— Приятно познакомиться, Инфирмукс, — сказал он немного осипшим голосом, — Меня зовут Кирион.

Ему было очень неловко признаваться, что он был слишком поглощён своими идеями и даже не подумал об охране. Матушка была права, когда корила его за необдуманную поспешность.

— Признаюсь честно, я не подумал об охране. Казалось, это было дело получаса в окрестностях города, поэтому я чувствовал себя в безопасности, — ответил Кирион, стыдливо отводя взгляд.

На Лирее обычно опасностью были эоны-наркоманы, которые в состоянии изменённого сознания что-нибудь странное пытались наколдовать. Даже вульгарные разбойники с большой дороги из-за культурных особенностей эонов и технического прогресса встречались редко. Максимум, воровали Лириум на стадии транспортировки. От них Кирион, совершенно необоснованно, считал, что может сам отбиться. В Эвелине многие даже двери часто не запирали! Правда, сосед Кириона это явно делал для того, чтобы своего питомца кормить непрошеными гостями. Да, Кириону стоило тотчас вернуться домой, привести себя в приличный вид, а затем отправиться с повинной к родителям.

Тем временем Инфирмукс, явно внимательно его рассматривающий, задал вопрос, который Кирион часто слышал на протяжении многих лет.

— Верно, я артефактор! Ювелир-артефактор! Хотя я люблю и над причудливыми церемониальными доспехами поработать в кузнице, — про своё ремесло он любил говорить и мог это делать часами.

Он сразу растянулся в улыбке, а затем машинально раненой левой рукой постучал по бицепсу правой руки. Но тут же услышал над собой инфернальный голос. Кирион тут же повернулся лицом к источнику звука. Это было какое-то чудище. Хтон-симбионт? Ну, если Кирион всё ещё дышит и даже остальные его конечности не пострадали, то ему пока не стоило опасаться этого Эреба. Хтоник выглядел адекватным и даже проявлял трогательное сочувствие.

— Привет! Эреб, — он сказал это с лёгкой запинкой.

А кто бы смог иметь ровный тон голоса при общении с жутковато выглядящим нечто из детских пугалок после нападения другого чудища?

Инфирмукс внимательно осматривал его руку. Кирион отметил, что чувствительность кожи в районе поражения сильно снизилась, особенно в местах с чешуйками. Было так странно перестать ощущать температуру. Он даже не слишком обращал внимание на это раньше, а теперь, когда его кисть ощупывали чужие руки, он не чувствовал от них привычного ожидаемого тепла.

Но тут внезапно его запястье крепко сжали, свободная рука Инфирмукса обросла жуткими когтями, которые затем вонзились в его и без того пострадавшую руку. Боль не чувствовалась, но Кирион всё равно дёрнулся от испуга. Он пропустил часть речи мимо ушей, слишком сосредоточившись на попытке понять ощущения от своей порченной руки.

— Ай!

Теперь же этот Инфирмукс пробовал кровь, делая странный анализ своими... хтоническими чувствами? Какая-то странная штука из тех комиксов, где супергерои Циркона в странных костюмах спасают Аркхейм. Кирион посмотрел на него с укоризной. Будто нельзя было с его рукой обойтись деликатнее! Что за варварство? Разве нельзя было сделать аккуратный надрез чем-нибудь более стерильным?

Новость о стремительно приближающейся смерти он воспринял стойко. Тут скорее дело было в том, что он не понимал до конца всю серьёзность ситуации. Отведённый срок казался Кириону весьма большим, чтобы успеть спасти себя и наказать виноватых.

— Даже если случай и привёл вас сюда, вы самостоятельно приняли решение спасти меня, — сказал он нарочито нейтрально, но в его глазах была видна неподдельная  теплота, — И никто не заставлял вас проявлять ко мне сострадание. Доброта — это осознанный личный выбор каждого.

Странное покалывающее тепло, хорошо знакомое ему заклинание, прошлось по его телу слабым ветерком. Правда, такое заклинание не убирало полностью въевшиеся в ткань пятна от травы и кровь. А более сильное заклинание или частое использование обычно портило ткань. Особенно хлопок и шерсть. Кирион знал это на личном опыте. Его выбор шёлка заключался не только в национальной гордости, но и банальном удобстве. Шёлк хорошо держал чары, разделяя это свойство с волосами (из которых до сих пор делали обереги в домашних условиях) и шерстью. А ещё имел очень неприятный запах при горении.

[Инфирмукс]

Совершенно ничего удивительного в преступной беспечности Кириона по отношению к собственной драгоценной жизни Инфирмукс не увидел. Нередко артефакторы, ювелиры, мастера искусств, исследователи и теоретики забивали «большой и толстый» на собственную безопасность. Особенно актуально для тех, кто редко покидал пределы кланов или крепостей, будто забывая, что мир снаружи не так уж безопасен, как родное гнездо.

В конце концов, Кирион в глазах Инфирмукса оставался ребёнком, а это значило, что о его безопасности всё-таки должны  позаботиться старшие эльфы. С другой стороны, он уже явно перешагнул ту границу, когда юношу можно принять за несмышлёного мальчугана. По всей видимости, привыкший к безопасной и комфортной жизни, словно какой-нибудь лирейский сибарит, Кирион совершенно не взвесил риски собственного поступка. Вот и пожинает плоды. Инфирмукс не осуждал — юным дарованиям свойственны импульсивные порывы, и чем ярче горит талант в их сердцах, тем более абсурдные и опасные поступки они способны совершать. Насколько же увлечён своим делом был артефактор, что даже не заметил хтона? Фанатизм подобного рода обычно рождает истинных гениев. Жаль только, что большинство из них не доживают до расцвета, погибая где-нибудь на полпути к величию. Талант губит. Инфирмукс даже мог поклясться, что Кирион минуту назад обещал себе, что никогда не покинет убежища, закопает себя в защитных артефактах, наймёт самую крутую охрану и будет жить в безопасности до конца дней. Только вот из личного опыта хтоник знал: талантливые самородки стремительно быстро забывают собственные обещания, бросаясь в очередную авантюру и нередко теряют там голову. Не фигурально. Фактически.

— Интересные у тебя представления о безопасности, парень. Не осуждаю. Как по мне, нет более безопасного места, чем внутри мегаструма. Серьёзно, ни одна гнида туда не доберётся. Очень советую! — усмехнулся беззлобно, продолжая рассматривать трансформацию кожи на повреждённой руке эльфа: эпителий темнел, покрывался роговой корочкой, приобретал матовую, шероховатую фактуру. Благодаря усиленному зрению такие изменения хорошо видны.

— Значит, тебе нужно беречь руки, — без улыбки и усмешек произнес Инфирмукс. Легко представить, в какую панику брсило Кириона, когда он понял, что рабочая конечность может пострадать. Для артефактора лишиться руки — порой всё равно что потерять жизнь. Наверное, для Инфирмукса это сравнимо с потерей Эреба или собственных боевых навыков.

— «Мне, конечно, невероятно льстит твое сравнение, но неужто Владыка считает себя ни на что не годным без силы и хтона?»

— Привет-привет, эльфийский детеныш.

— «Выключай самодовольство, я даже отсюда его чую. Ты прекрасно знаешь, что без силы на Климбахе я стану лёгкой добычей и вряд ли доживу до утра. Представь, каково мальцу — остаться у разбитого корыта... если ситуация с проклятием не разрешится...»

— Да-да, доброта, благородство и человеколюбие. — сделав шаг назад, Инфирмукс широко улыбнулся и отозвал Эреба. — Откуда ты знаешь, что я тебя спасаю не для того, чтобы сожрать где-нибудь в укромном месте? — Впрочем, было видно, что он шутит. В лице не читало ни хищной опасности, ни агрессии — скорее, он смотрел покровительственно и мягко.

Следовало приступить к поискам. На взгляд Инфирмукса, Кирион мало отличался от молодого новорожденного хтоника, а потому миссия с ним вероятно пройдет так же, как при обучении молодняка.

— Ладно, это всё хтонические шутки. Я не ем хороших людей. Лучше расскажи, пока ищем базу, как у тебя с магией и остальными навыками? Я заметил, что рукопашка не твой конёк, но ты ещё довольно молод. Сколько тебе? Обучен защитной и атакующей магии?

Они двинулись вперёд, к полуразрушенным хибарам, что виднелись застывшими остовами в зарослях абберацкого борщевика и красной кислотной душицы. «Солнце» светило ярко, из-за чего пёстрые цветы душицы тлели кровавыми ранами на фоне экономической разрухи. Под ногами — потрескавшийся асфальт и утоптанная земля, словно здесь не раз потопталась стая хтонов.

— Так зачем именно ты сюда сунулся? Вряд ли из-за хтона. Привлёк метеорит? Удивительное совпадение. Метеорит упал именно сюда, и хтон-элитник появился сразу. Наверняка они часть одной мозаики. На фоне подконтрольных аннигиляторов — это даже забавно. Ты ничего странного не видел? Подозрительных людей, технику или всплески магии?

До построек оставалось идти минут двадцать — довольно долго, учитывая, что город небольшой. Но это и неудивительно: Кириона занесло на окраину, а им нужно ближе к центру. Маячки аур, которые засек Инфирмукс, сначала фонили поблизости от Кириона, а когда появилось новое действующее лицо — начали удаляться. Разумеется, проще спросить, не засёк ли Кирион слежки, но вряд ли — если он даже не заметил хтона у себя под носом. Какая к чёрту слежка?

— Видишь те постройки? Проверим их. Чувствую, там присутствует четыре человеческие ауры: два мага, один псионик и, похоже, чувак с аргументациями. Держись ближе ко мне, они посчитали тебя хорошим объектом для охоты. Ты как раз подходишь под описание пропавших жертв: юный для своей расы и в хорошей физической форме.

Интересно, рискнут ли сейчас эти идиоты спасаться бегством или затихарятся? Есть и третий вариант: начнут агриться. И хотя Инфирмукс не скрывал своей ауры, его уровень магии можно было рассмотреть только приблизившись на расстояние пяти метров. Возможно, они уловили ауру хтоника, но решили пока просто проследить.

[Юный Кирион]

Кирион чувствовал себя немного неловко, когда Инфирмукс осматривал его поражённую руку. Он с некоторым любопытством в ответ рассматривал лицо напротив. Взгляд любопытно и в то же время испытывающе скользил по скулам, носу, линии челюсти, остановившись на ярких ясных глазах.

Отчего-то ему с детства казалось, что хтоники теряли в себе то, что дархаты с Проциона метко называли «humaneness». Его разум всегда рисовал хтоников отверженными и потерянными, утратившими свою прежнюю жизнь. Между ними и их домом, семьёй, друзьями появлялась огромная пропасть. Кирион не мог себе представить, насколько тяжело разом всё потерять. Если бы он увидел отвращение, страх или скорбь на лице своих близких, то это разбило бы ему сердце.

Инфирмукс, несмотря на рога и хвост, имел приятное живое лицо, совершенно не похожее на те искажённые злостью и болью деревянные маски из Айнского национального музея этнографии. Его эмоции были понятными и знакомыми самому Кириону. Видя подрагивание ресниц на моргающих глазах и слыша покровительственные нотки взрослого в голосе, он почувствовал облегчение от присутствия кого-то невраждебного рядом.

— Мои руки — это моя жизнь, — сказал Кирион, прикладывая свою другую, нетронутую хтоном, руку к сердцу.

Обычно он это говорил с некоторой напускной драматичностью, как шутку в подражании театральным актёрам. Правда, сейчас повода для смеха и шуток не было. Сейчас он в полной мере ощутил вес собственных слов, которые раньше говорил необдуманно и несерьёзно.

Приветствие Эреба заставило его немного встрепенуться. Чувствительные эльфийские уши улавливали что-то такое, что было сродни скрипу по стеклу. Прилетевшая следом шутка про поедание людей в другое время рассмешила бы Кириона. Но сейчас он лишь немного округлил глаза и слегка вжал голову в плечи. Правда, в эту секунду его руку вновь пронзила жалящая боль, отчего он скривился и начал шипеть сквозь стиснутые зубы. Не скулил — и то хорошо.

Было видно, как Кирион просто боится трогать свою руку. Он опасливо и с лёгкой брезгливостью осматривал чуждые чёрные наросты.

— Да, рукопашный бой — это совсем не мой профиль, — признался он, отводя глаза в смущении, — хотя следовало бы немного позаниматься.

Учитывая, что это не первое его опасное приключение, тренировки оказывались крайне разумным решением. У него была замечательная физическая форма и имелась некоторая танцевальная сноровка, поэтому обучение каким-нибудь боевым искусствам ведь не должно было оказаться сложным, верно?

— Мне уже 81 год. И я достаточно взрослый для того, чтобы быть самостоятельным, — порывисто сказал Кирион, немного привирая.

Совершеннолетие у его народа наступало лишь в 100 лет. И то, эта возрастная планка была всего несколько веков назад снижена. Большинство традиционалистских семей высших эльфов Айны продолжали считать возрастом совершеннолетия 200 лет, настаивая на том, что у высших эльфов лобные доли лишь к концу второго столетия жизни заканчивают формироваться.

Кирион это считал глупостью. В его возрасте эоны жили самостоятельно, имели семьи с детьми и служили в армии. Родичи, на его взгляд, были слишком опекающими. И сейчас этот хтоник намекал, что он всего лишь слабый и глупый ребёнок!

— Может быть, я и никудышный боец, но весьма хорош в магии! — сообщил он, слегка нахмурив брови. — Если дать мне время, то могу из подручных материалов сделать мощную магическую ловушку.

Кирион шёл, пытаясь спрятаться за фигурой Инфирмукса. Это выглядело забавно, поскольку Кирион был едва ли ниже хтоника, да и свои широкие плечи никак не мог скрыть. Иногда он кидал опасливые взгляды на шелестящий под ветром разросшийся борщевик, грозно вздымающийся к небу в красном ореоле света.

Подобные места вселяли в Кириона странное гадливое чувство, смешанное с печалью и страхом перед упадком. Он внимательно слушал своего разговорчивого собеседника, находя отдушину в этом бодром самоуверенном голосе.

— Я не прекращаю чувствовать что-то странное! — сказал Кирион. — Магия ощущается странно. Теомагические заклинания ничего особого не показывают, я проверял. Однако магический фон имеет странный привкус. Тревожный, гнилостный, бензиновый. Мне сложно объяснить. Я во время работы с артефактами приобрёл некоторое интуитивное понимание, когда материал или заклинательный контур вот-вот сдетонируют. Это просто чувство, которое я своеобразно трактую.

Он остановился. Привкус, на самом деле, казался ему знакомым.

— Я ещё заметил, что подобным образом пахнет в центре города. Ещё решил, что они используют какую-то устаревшую технику на ископаемом топливе. У меня от запаха аж нос покалывало. Я даже жвачкой перебить не мог противный привкус. Мне пришлось из-за этого переезжать из одной гостиницы в другую. Я ещё удивлялся, почему на мои жалобы на запах они странно реагировали.

Кирион вспомнил всё своё взаимодействие со странным администратором. Даже та злая старая карга из новой крохотной семейной гостиницы у кишащего комарами пруда была лучше того администратора с очень липким неприятным взглядом. Когда он пытался уснуть в первую ночь, мучаясь от появившейся из-за запаха головной боли, то слышал топот и странные перешёптывания. Врождённый чуткий слух в большинстве случаев осложнял жизнь.

Впереди, видимо, был кто-то не очень дружелюбный. Кирион нашёл спокойствие своего спасителя и временного защитника обнадёживающим. Такие хибары легко было сломать. Достаточно обвалить крышу, а потом добить тех, кто вылез. Правда, так делать стоило лишь с ужасными злодеями. Кирион не хотел, чтобы пострадали невинные люди. Им и так тяжко приходится.

— А если они нападут? — спросил он, переместившись шагом ближе к Инфирмуксу.

Он активировал на одной из своих серёжек теомагическое заклинание, какое использовали специалисты при поиске вредителей и их гнёзд. Оно реагировало на тепло тела, движение и дыхание, показывая расположение поблизости живых существ. Кирион его немного переработал и улучшил. Сейчас он увидел сквозь стены подрагивающие иллюзорные силуэты указанных Инфирмуксом незнакомцев. Один из них активно размахивал руками.

— Мне кажется, что один из них так рьяно жестикулирует, будто сейчас собирается сотворить какое-нибудь заклинание, — тихо сказал он. — Я музыку не слышу, поэтому это точно не танец и не занятие аэробикой.

На всякий случай он одёрнул рукава, чтобы они не мешали ему быстро наколдовать какой-нибудь защитный купол. Кирион машинально выставил свою ведущую левую руку вперёд и сложил пальцы в начальном жесте заклинания. Его взгляд сразу зацепился за тянущийся по потемневшей коже ряд чешуек.

[Инфирмукс]

— Мои руки — это моя жизнь...

— Всё будет хорошо, ты их не потеряешь.

Инфирмукс мог понять это: для него невосполнимой потерей была собственная сила. Хтоник же бесчисленное количество раз терял конечности, но они всегда быстро отрастали заново. И дело даже не в руках Кириона как таковых, а в искусстве и навыках. Вся жизнь Инфирмукса сосредоточилась в его силе. Если бы он утратил этот важнейший аспект себя, его существование вряд ли продолжилось бы. Он никогда не терял силу: даже в бреду наркотического безумия она незримым плащом окутывала его, искореняя любые риски остаться беззащитным, активизируя всё в нужный момент, очищая кровь от яда и возвращая Владыку Некроделлы в объятия Климбаха. Поэтому Инфирмукс лишь понимающе кивнул, соглашаясь с чаяниями и страхами Кириона.

— Восемьдесят один год? — взгляд хтоника засиял весёлыми искорками, на губах появилась улыбка. Действительно, совсем уже взрослый мальчик.

— Насколько мне известно, для многих консервативных кланов высших эльфов это ещё даже не совершеннолетие, — особенно тех, где цикл жизни около тысячи лет. — А учитывая ваши традиции, ума не приложу, как тебя отпустили одного в такое опасное место. Это как отправить ребёнка погулять в неблагополучный квартал: в лучшем случае его просто ограбят, — искренне посетовал Инфирмукс, зная, насколько жесток может быть внешний мир и сколько способов сломать молодого юношу, только почувствовавшего вкус свободы.

— Лады, если у нас появятся нужные материалы, я обращусь к тебе первому. Ты — артефактор, и твои ловушки, без сомнения, круче моих. У меня только один тип — отсроченной транбэльвацией по морде, — усмехнулся хтоник. — А транбэльвация — энергетически затратная штука.

Они шли вперёд. Кирион прятался за Инфирмуксом, что со стороны выглядело забавно: юный эльф совсем не походил на маленького ребёнка или хрупкую башню. Но на фоне рогатого и хвостатого хтоника с горящей костяной косой его образ скорее напоминал «беззащитного горожанина, которого ведут на заклание к злобному духу».

— Да, тут с магическим фоном полный трэш. Когда кто-то балуется запретной высшей магией, нередко бывают такие аномалии. И этот вариант ещё не так уж плох. Я сталкивался с полной блокировкой магии и отмиранием всего живого. Говоришь, этот запах тебя больше всего беспокоил в центре города? И никто его не ощущал? — Инфирмукс замер, принюхиваясь и медленно втягивая воздух. — Нет, я ничего не чувствую, но у каждого мага свои способы определить такую дрянь. То, что магический фон словно рваная, прогнившая сеть — я чую отлично. Головные боли — вполне ожидаемая реакция. А как выглядят местные? Заметил что-то странное? Болезни? Признаки проклятий или спутанное сознание? Может, ты заметил подозрительных людей у своего номера? — он пристально смотрел на юношу, будто бы подозревая, что тот хочет скрыть важную информацию, и потому считывал мимику и жесты.

Теперь они стояли неподалёку от хибар. Кирион активировал артефакт, который, похоже, помог ему лучше ориентироваться.

— А если они нападут?

— Будет как в той сказке: кто к нам с мечом придет — того сожрут мегаструмы.

— ...это точно не танец и не занятие аэробикой.

— Похоже на заготовку заклинания. И, судя по пасам руками, не одну. Пошли познакомимся.

Знакомцы не спешили бежать. Они вышли из постройки, когда стало ясно, что Инфирмукс целенаправленно идёт к ним. Они оказались вооружены: маги — лирейскими артефактами, вроде амулетов, а псионик с кибергизированным небритым мужиком — современными средствами: короткоствольными винтовками и энергозаслонами.

— Эй, мужики, мы тут с моим братишкой потерялись. Не подскажете, где мэрия?

— Что? — с немного отупевшим видом произнёс низкорослый и щуплый маг. — Это твой брат? Но...

— Какая к чёрту мэрия? — гаркнул второй, поднимая руку и делая лёгкую распальцовку — Инфирмукс сразу узнал атакующее заклинание фаербола.

Авазетонес среагировала даже стремительнее защитного купола, она взметнулась вверх и вперёд, не позволяя фаерболу долететь до Кириона каких-то десять метров, и аннигилировала его лезвиями. Тот будто взорвался, оседая на искалеченной земле хлопьями пепла.

— Прекрасно! Не надо ломать голову над этим дерьмом! — «Кирион, постой тут, накинь на себя купол!» — А что не так? Мы же с ним одно лицо, только его по возрасту не пускают гулять и спиртное не продают. А так — у нас один отец! — одновременно с этими словами хтоник метнулся вперёд, поднимая дорожную пыль и ядовитую пыльцу соцветий, и ударил ногой с разварота по атакующему магу. В следующую секунду, не теряя внезапности, он уклонился от очередного огненного шара — видимо, это была заготовка — и мощным апперкотом сбил хумана с кибер-руками на землю. На костяшках слышался хруст — явно не человеческий, что-то железное. И в него снова летит заклинание, кажется, псионик (хотя, нет, это залп из плазменной пушки), и одновременно стреляет хуман. Инфирмукс добился своего — он перетянул на себя всё внимание квартета.

— Сейчас я закончу тут дебаты и допросим их! — он не поскупился на удары, часть из которых для среднего бандита конечно оказалась слишком сокрушительной. — А ты пока постарайся вспомнить, не видел ли кого-то из них в городе! — у Инфирмукса нашлось не только время и концентрация, чтобы отражать удары, но и чтобы трепаться с Кирионом. Можно сказать, навык вести словесную дискуссию во время боя, он отточил во время странствий по Климбаху. Только он не учёл, что не стоит оставлять Кирилла без внимания.

Маг №1 Атаки и прочность: 20 Здоровье: 4/5

Маг №2 Атаки и прочность: 21 Здоровье: 4/5

Псионик Атаки и прочность: 15 Здоровье: 5/5

Киборг Атаки и прочность: 19 Здоровье: 3/5

Мои кубики ниже, если кратко, то Инфир уклонился от всех атак и атаковал три раза, один из которых был критическим для киборга и снял 2 ед. здоровья из пяти, остальные сняли по 1 ед. здоровья.

[Юный Кирион]

Кирион возмущённо посмотрел на Инфирмукса. Он не какое-то неразумное дитя!

— Меня никто не отпускал. Я веду самостоятельную жизнь: сам принял решение и сам уехал, — сказал он с некоторой гордостью, вздёрнув нос.

После окончания ученичества Кирион получил в собственное распоряжение небольшой дом в Эвелине. Родители его регулярно навещали, да и имели соглядатая в лице служанки и садовника. Он, однако, считал себя умным и хитрым. Его брат хулиганил часто, но ему обычно не хватало размаха. Кирион был типичным пай-мальчиком большую часть года, а его проделки были редкими, но отличались масштабами. Всему виной был своеобразный темперамент, унаследованный от предков, заслуженно имеющих не самую лучшую репутацию.

Кирион дождался, пока его семья окажется отвлечена очередной проделкой его неугомонного брата, а затем выкупил втридорога билет на ближайший рейс телепорта к там желанному им метеориту. Он прекрасно знал, что его ожидало по возвращению в Айну. Кирион даже имел предательскую мысль, рождённую из своего страха: найти какое-нибудь тихое укромное местечко и спрятаться от гнева родителей. Однако они бы достали его даже из-за пределов Аркхейма. Он удивлялся, что до сих пор перед ним не стоит один из членов его семьи с отрядом андроидов-наёмников (или на что там можно потратить кучу денег, чтобы покрасоваться и выглядеть угрожающе?) и не читает ему лекцию.

— Мне показалось, что за мной следят? — сказал Кирион с вопросительной интонацией, выжидающе глядя на Инфирмукса. — Особенно подозрительно вели себя работники гостиницы. Они меня расспрашивали о цели моего визита, интересовались, почему я один и насколько долго собираюсь оставаться в городе.

Кирион задумчиво почесал кончик носа.

— Если честно, я тогда даже не обратил внимания на это. Подобные бестолковые вопросы обычно задают пограничники, а те всегда лезут в чужие дела. Помню, я даже однажды нанял похожего на меня наёмника, чтобы он притворился моим старшим родственником.

Четверо таинственных "танцоров" после какого-то странного диалога из старого фильма категории «Б» начали драку. Инфирмукс, ожидаемо, начал драться с упоением наркомана, добравшегося до дозы. Кирион понимал, что от него пользы не особо много. Он юркнул с глаз долой недругов, использовав кучу помятых покрышек в качестве укрытия. Для нормального защитного заклинания у него было не так много времени. Он расчертил вокруг себя припрятанным в кармане мелком простую круговую схему с сигилами, которую можно было активировать небольшим вливанием магии. Активировать защиту он пока, однако, не спешил.

Когда Инфирмукс перетянул на себя внимание врагов и активно принялся мутузить их, Кирион начал немного скучать. Он был молод и нетерпелив, а после заражения хтоном у него появилось странное непроходящее нервное возбуждение. Такое чувство, будто он принял какие-то стимуляторы, смешанные с определёнными препаратами. Свои студенческие будни вместе с золотой молодёжью Айны он местами очень смутно помнил, но ощущение чего-то неправильного и непривычного в работе ума теперь ни с чем не спутает.

Псионик выглядел слабее остальных, поэтому стал приоритетной целью. У него была эта раздражающая пушка в руках. Кирион потратил некоторое время на изучение оружия. Плазменная винтовка со сменным блоком питания. Кирион высунулся сильнее из своего укрытия и постарался подорвать источник питания небольшим магическим воздействием на вещество внутри батареи. Однако волна магии просто стекла с поверхности оружия и рассеялась. Оружие было явно дорогим и предусмотрительно защищено от подобного воздействия. Действия Кириона тут же заметил псионик. Тот повернул голову в его сторону, а затем и дуло оружия.

Опасная ситуация!

Кирион тут же сплёл заклинание, которое у него было отработано до автоматизма преподавателем Основ боевой магии. Это был раздражающий обязательный предмет, который вёл отставной боевой маг. Теперь мудрость старого ворчливого эона воспринималась совершенно иначе. Появившийся небольшой огненный снаряд на большой скорости врезался в грудь псионика. Часть урона была ожидаемо поглощена бронёй. Атакующая магия была самой распространённой после бытовой магии, да и любой мало-мальски разумный производитель подобных вещей озаботится защитой от самых ожидаемых заклинаний. А огненные заклинания были самыми популярными заклинаниями огненной магии. Все любят громкие и яркие заклинания.

Псионик уничижительно посмотрел на Кириона. Это было весьма неприятное чувство! Что-то в действиях врага взбаламутило молодого эльфа, подняв наружу спящую до поры до времени кровожадную сущность. Это всегда присутствовало в Кирионе, будто след от злодеяний прошлого его предков. Он резкими отточенными движениями двух рук призвал облако кислоты вокруг головы псионика, уже прицеливавшегося своим оружием. Мелкие капельки едкого вещества тут же попали в глаза мужчине. Тот начал тереть свои веки и сильно чесать лицо, оставляя красные полосы с ссадинами на бледной коже. Потом и вовсе закашлялся, когда вдохнул особо большую порцию распылённой кислоты при попытке что-то сказать своим товарищам.

Кирион довольно хмыкнул, чувствуя некоторое мрачное удовлетворение от содеянного. Однако он тут же мысленно одернул себя. Откуда в нём такая жестокость и кровожадность? Неужели это так на него влиял хтон? Кирион почувствовал себя дурно лишь от одной слабой мысли, что теряет контроль над собой. Он боялся безумия. Это была опасная скользкая дорожка. Оно могло привести мага к величайшей силе и величайшему позору. Сколь много великих открытий было совершено безумцами и сколько многое из них принесло горести и бедствия?

Он вновь спрятался за своим укрытием, готовя что-нибудь более неприятное на тот случай, если к нему решат приблизиться противники. Кирион даже этого желал, поскольку у него появилась необъяснимая потребность расправиться со своими врагами. В обычной ситуации он бы просто сделал себя невидимым и окружил защитным барьером, чтобы переждать бой.
Лица магов были ему смутно знакомы. Одного, часто крутившегося возле него, он принял за воришку, поэтому так хорошо и запомнил. А второй безвылазно сидел на диване с кофейным столиком и газетой в руках у выхода из гостиницы.

— Магов с артефактами я уже видел! — крикнул Кирион Инфирмуксу. — Они следили за мной.

[Инфирмукс]

Семь пядей во лбу — это не то, что нужно для понимания ситуации, в которую угодил Кирион, ибо ситуация эта была предельно ясна. Единственный момент, который пока оставался не до конца понятен Инфирмуксу, — почему местные не спешили с похищением? Пока что хтоник видел только одно логичное объяснение: Кирион совершенно не походил на человека, которого не будут искать. Напротив, он производил впечатление богатого молодого господина из влиятельной семьи, связываться с которым себе дороже. С другой стороны, заполучить такой экземпляр для бандитов средней руки, не обременённых интеллектом, — дело, сулящее немалые выгоды.

О легкомыслии Кириона можно было бы сложить легенду и назвать её «Житие талантливого сибарита до абсурдного финала» в жанре крэк.

— Сам принял решение, сам уехал, сам помер! Как в той рекламе — я сам! — без тени иронии заключил Инфирмукс, не выказывая осуждения или пренебрежения, ведь он прекрасно понимал, чем руководствовался Кирион. Таких, как он, невозможно запереть: они будут искать приключения на свою голову до самого конца или пока не набьют оскомину, чтобы самим противостоять угрозам, или пока не лишатся этой самой головы.

И вот, началось! Кирион пошёл в разнос. Признаться, Инфирмукс ожидал чего-то подобного, но не так быстро. Буквально полчаса назад этот юный эльф лил слёзы от боли и страха, а сейчас... с выражением азартной кровожадности напал на противника послабее и принялся его активно умерщвлять. Подобное зрелище порадовало, хотя и немного насторожило. Мутация будто бы повлияла на разум Кириона: страх рассеялся, уступив место рвущейся наружу смертоносности. Именно так, если сравнивать двух эльфов: до заражения и после.

— Они следили за мной.

— Ах вы, гондоны! — показушно взревел Инфирмукс, одаривая двумя слитными залпами кроваво-багряной волны сильнейшего из магов. Первую тот сумел отразить, но вторая сбила его с ног, протащив по полу и впечатав в деревянную стену. Мужчина пробил трухлявые доски и вылетел наружу, прямо в обжигающий борщевик.

— За мальчиком несовершеннолетним следили, дерьмоеды! — в этот момент второй маг попытался атаковать, направив заранее заготовленные десять острых клинков в Инфирмукса. Они ударили разом, уклониться от всех было невозможно, и несколько прорезали кожу, вонзаясь глубоко. Из ран щедро хлынула кровь, однако подобное ранение едва ли отвлекло хтоника — он их даже не заметил.

В следующую секунду маг ударил фаерболом и ледяной пикой. Уклонившись, хтоник энергетическим диском чистого пламени пронзил грудь мага, оставив не менее болезненную рану. Вот только разница между ними была в том, что выносливость мага значительно уступала выносливости древнего хтоника.

Инфирмукс переметнулся через хибару, оказался рядом с Кирионом и ощутимо обвил его правую ногу своим хвостом: — Успокойся, держи себя в руках. Я поставил вокруг этой развалюхи барьер, они не убегут. Посмотри на свою руку. Не позволяй проклятию себя контролировать. Если решишь сражаться — делай это с трезвой головой.

Действительно, рука Кириона покрылась чёрной чешуёй почти до плеча, теперь она выглядела как часть какого-то зверя, которую по непонятной причине присобачили благородному эльфу. На руке выросли когти — крепкие и длинные, с острыми красноватыми кончиками и такими же прожилками.

— Да ты ядовит, парень... — усмехнулся Инфирмукс, бросив мимолётный взгляд на это монструозное безобразие. Впрочем, безобразием оно являлось только для каких-нибудь мирных жителей Циркона или Лиреи. Для хтоника с дикой планеты подобные воплощения вполне обыденны, как в зеркало посмотреть.

Хибара обрушилась наполовину, но остальная её часть устояла. Сквозь проломленную дыру обратно ворвался отброшенный маг, сразу атакуя Инфирмукса залпом. Энергетическое белое пламя потоком устремилось в грудь, Инфирмукс вскинул руку, и разрушительные энергии разошлись двумя отдельными потоками, будто рассечённые. Они ударили позади Кириона, вынося дверь и часть стены с окном.

— Мне лучше близко к тебе не стоять. Не выходи из-под купола, а если выходишь — действуй осторожно.

Псионик тем временем орал, валяясь на грязном земляном полу: едкое вещество оказалось настолько эффективным, что повредило ему глаза и дыхательные пути. Чтобы восстановиться после подобной атаки, требовалось время. Кирион на славу постарался, создав это вещество с помощью магии материализации.

— Да ты опасный эльф, — оценил Инфирмукс, наблюдая, как агонизирует бандит, а сам подбираясь к магам.

Вскоре псионик пришел в себя, и теперь ощупывал пространство вокруг себя, словно слепец.

— ... прямо всех тут затиранил... — маги сделали шаг назад, приглядываясь, кажется, они готовились к совместной атаке. Инфирмукс же не унимался: — Я не закончил! Вы у меня, гниды, по 133-й статье пойдёте, части второй. Я вам её сейчас на рожах выбью, знаете, что с такими на зоне делают?

На самом деле хтоник удивился, что вспомнил законодательство Коалиции, но удивляться было нечему: Симбер отлично выучил все статьи Уголовного кодекса, и эти знания перешли хтонику по праву. В любом случае, это всё, конечно, шуточки, потому что оставлять их в живых Инфирмукс не собирался.

— Так ты легавый!? — задал совершенно глупый вопрос киборг, кое-как совладав с оружием (точнее, пришлось его заменить) и теперь пытался атаковать Кириона.

— Какие же вы тупые... — посетовал Инфирмукс, собираясь уже добить эту кучку. Играть с ними оказалось не так уж интересно.

Маг №1 Атаки и прочность: 20 Здоровье: 3/5

Маг №2 Атаки и прочность: 19 Здоровье: 2/5

Псионик Атаки и прочность: 13 Здоровье: 2/5

Киборг Атаки: 10 (оружие повреждено) Прочность: 19 Здоровье: 4/5

Атака по Кириону: два выстрела со сложностью на защиту - 10.

[Юный Кирион]

^{Не вычитано. И вряд ли будет вычитано}
Кирион похлопал себя по щекам, пытаясь успокоиться. Вот не время было просыпаться печально известной семейной кровожадности! У него с детства покладистый и мирный характер. Его род деятельности предполагал спокойную мирную жизнь. Какие сражения? Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, приводя с отработанной методичностью свои чувства в порядок. Вот когда опасная ситуация минует, тогда можно будет и закатить истерику, вдоволь побив железяку в кузнице.

Выступившая на бледной коже красная кровь отрезвила Кириона. Он почувствовал лёгкое беспокойство за Инфирмукса. Даже если это был сильный хтоник, то разумный довод все равно никак не мог унять тревожащееся сердце. Конечно, спаситель и защитник Кириона тут же отомстил первоклассно выполненными заклинаниями.

На замечание Инфирмукса он лишь кивнул, показывая, что уже взял себя в руки и не позволяет влиянию хтоника одержать над ним верх. Кирион подумал о своей семье и испытал щемящее чувство в груди. Он не может допустить ошибки и позволить себя поглотить этому чудовищу. Дома его ждали близкие и лирейская артефакторика, которая без него осиротеет. Ещё не хватало, чтобы эти цирконские зачарователи-начертатели обошли древнюю, тщательно лелеемую артефакторику Айны, в которой сочетались традиции эонов и высших эльфов.

— Ядовита? — спросил он испуганно.

К этому времени рука стремительно обрастала. Кирион прекрасно ощущал этот новый вес, который ему немного мешал. Впрочем, он иногда носил украшения, которые были тяжелее. Эльфийская природная грация обеспечивала превосходное чувство баланса. Однако он сам мог быть уязвим к этому яду. Хотя стоило взять образцы этого яда в научных целях. И ткани. Чешуя выглядела интересно. Возможно, её можно было бы использовать в артефакторике. Хотя ему не нравилось использовать органические материалы из-за отпечатка ауры. Редко когда удавалось сделать тонкие, сложные чары с органическими материалами.

Кирион проследил за взглядом Инфирмукса и уставился на корчащегося псионика. Дело собственных рук. Кожа на лице мужчины была красной и облезлой, а местами начала покрываться волдырями, из которых текла сукровица. Выглядело отвратительно. Кирион поморщился и отвернулся от псионика.

— Я не затиранил! — возмутился эльф с лёгким стыдливым румянцем на веснушчатых щеках. — Это просто наиболее эффективное заклинание, которое я знаю! Я артефактор, а не боец. Я учился не огненные шары метать, а работать с материей и более тонкими сложными дисциплинами.

Хтоник оказался знатоком законов. Неужели он был частью какого-то органа чего-то там? Впрочем, имея такие боевые навыки... Откуда ещё мог появиться такой боец? Он же в одиночку мог заменить целую армию! Но кто ещё мог справиться с хтоном и выйти из борьбы с ним победителем? Как раз боец какой-нибудь Коалиции рас. Наверняка Инфирмукс с той другой жизни был оперативником какого-нибудь спецотряда.

Кирион заметил, как киборг направил свой недобрый взгляд на него. Рыжие волосы точно что-то будоражили в умах тех, кому не повезло родиться со скучным нерыжим цветом волос. Противник, словно ковбой из цирконских вестернов, выхватил пистолет и направил в Кириона.

Выстрел!

Кирион ловко извернулся, и яркий светящийся разряд попал в его укрытие. Старая покрышка задымилась и неприятно запахла. Кирион закашлялся из-за тёмного едкого дыма, когда следующий выстрел попал ему в грудь. Лазерный заряд прожёг ткань и нанёс болезненный ожог под правой ключицей.

Вот зачем он вышел за пределы работы барьера?

— Проклятье! — процедил сквозь стиснутые зубы Кирион.

Он сделал два пасса руками. Из-за раны ему тяжело было сконцентрироваться на вязи, поэтому заклинание нормально не сплелось. Однако, благодаря своему опыту в магическом плетении, Кирион быстро прямо во время плетения переделал заклинание. Он сложил руки в замок с невозмутимым видом, бормоча заклинание. Его волосы слегка встрепенулись и приподнялись. Увы, но из-за низкого навыка в пространственной магии и поспешности Кирион имел некоторые потери магической энергии, которая начала закручиваться вокруг него. Магия с едва видимым аквамариновым свечением приподняла его волосы и заставила светиться глаза.

Вокруг киборга появился слабо мерцающий барьер, который слегка подрагивал и был похож на бледно-голубое желе толщиной с два пальца. Мужчина ударил кулаком по барьеру, но ничего не произошло. Кирион вытянул перед собой сцепленные ладони и стал громче читать заклинание, перейдя на свой родной язык. Язык высших эльфов Айны лился как старинная песня, ритмичная и ровная, а каждое слово произносилось нараспев со странной птичьей трелью, какую могли издавать только эльфы в силу своих физиологических особенностей.

Наконец, Кирион закончил. Его вздымившиеся волосы запутанной кучей упали на лицо и соскользнули на плечи. Он опустил руки и холодно посмотрел на своего обидчика исподлобья. Внешне ничего не произошло. Киборг попытался пнуть барьер. Ничего не произошло. Однако мужчина тут же схватился одной рукой за горло, а другой принялся бить по барьеру.

— Нечем дышать? — невинно спросил Кирион с пробивавшимся эльфийским акцентом, — Ужасное ощущение практически для любого живого существа. Не важно, насколько ты сильный воин, или какие у тебя замечательные импланты. Все смертны.

Барьер не пропускал звуки, поэтому страдания и муки киборга, лишившегося возможности дышать воздухом, выглядели как особо выразительная пантомима. Может быть, прицел Кириона был не очень хорош, но зато он мог на ходу творить такие заклинания. Большинству живых существ нужно было дышать, поэтому лишение воздуха было отличной убийственной альтернативой банальному огненному шару, который мог у Кириона полететь в любую сторону.

Он, однако, не стал наслаждаться чужими страданиями — деянием рук своих. Спрятавшись за покрышками под сенью барьера, Кирион поспешил отодрать с груди ткань, чтобы она не прилипла к ожогу. Ему нужно было каким-то образом ещё обеззаразить рану и перевязать. Сейчас он корил себя за то, что всегда пренебрегал магией исцеления и после сдачи экзаменов забыл все те невеликие знания, что получил во время обучения в университете. Можно было бы промыть ожог водой — материализующая магия могла запросто предоставить и чистую воду, и что-то вроде бинта.

Может быть, у Инфирмукса имелась при себе аптечка?

[Инфирмукс]

— Это просто наиболее эффективное заклинание, которое я знаю! Я артефактор, а не боец. Я учился не огненные шары метать, а работать с материей и более тонкими сложными дисциплинами.

— Так оно и бывает, парень! Я вообще-то тоже не с клинком в зубах родился! Мои родители, мир их праху, потомственные консулы, которые могли объяснить пьяному индейцу выгоду от продажи исконных земель за стеклянные бусы! — не то иронично, не то абсолютно серьёзно изрёк хтоник, продолжая отвешивать зубодробительные оплеухи бандитам. Сложность как раз в том, чтобы ударить достаточно сильно, выбивая дух, но при этом не оторвать голову. К своей защите Инфирмукс относился халатно: у него шла кровь, и раны не то чтобы зажевали мгновенно.

— ...кто знает, может через тысячу лет ты затиранишь всю Лирею, став бессмертным императором, наступающим на богов! — хтоник рассмеялся, но в сказанном слышалось мало шутки, скорее, это была аллюзия на безграничные возможности талантливых артефакторов и родовитых эльфов.

Инфирмукс выметнулся из хибары, пинком ноги отправляя одного из магов в нокаут: сложно остаться в сознании, если твоей головой пробили землю на добрый локоть. Кровавые ошмётки раздробленной челюсти, осколки зубов и височной кости — всё это окропило землю багряным дождём, и человеческая туша затихла в яме, перестав конвульсивно биться. Внезапно прозвучал выстрел. Инфирмукс не придал этому значения, решив: эльф ни за что не станет выбираться из-под защитного барьера. Но как он ошибался. Из проломленной стены донесся запах крови Кириона. Хтоник ни за что бы не спутал его свежую кровь с вражеской. Во-первых, вкусив единожды, спутать трудно — и, да, чего греха таить, Кирион понравился Инфирмуксу в гастрономическом плане. Его свежий, будоражащий вкус не испортило даже проклятие. Во-вторых, практика настраиваться на дружественную кровь очень удобна: тогда можно сразу понять, кого из своих ранило, а по интенсивности характерного сладковатого аромата — насколько серьёзно.

Метнувшись в дом, он застал картину: Кирион эпично и с кровожадно-азартной растерянностью на лице создавал вокруг киборга бескислородную среду, которая для рас, нуждающихся в кислороде, крайне опасна. Пожалуй, благородное лицо эльфа не обезображивал огонь потусторонней ярости в радужках, хотя, конечно, то была не совсем ярость — скорее, эффект, связанный с паразитом. Он ещё не так глубоко проник под кожу и не влез в рассудок, но уже расчерчивал красивое породистое лицо оттенками тёмного и гротескного. Кончики волос Кириона приобрели яркий кровавый оттенок и слегка светились в сумраке хижины встревоженным неоном. А ещё у него шла кровь. Она окрасила яркую одежду карминовыми пятнами, будто добавляя лепестки в этнический наряд.

Киборг не мог умереть быстро. По опыту Инфирмукс знал, что мозг без кислорода, даже у слабых хуманов, способен прожить от трех до пяти минут. И Кирион так глупо подставился. К нему метнулся второй маг, а псионик на последних крупицах сил, приподнявшись, создавал вязкое заклинание — разрывающий всплеск. По контурам рун Инфирмукс сразу узнал его, как и то, что оно бьёт по площади. Достаточно обширной.

Стремительно преодолев десятки метров, хтоник метнул свою косу вперёд, оружие огненным смерчем пронеслось через хибару, разрубая псиника на две почти ровные части. Кровь хлынула щедрым потоком, и её оказалось так много, что пол мгновенно пропитался и стал липким. Багряная лужа не могла проникнуть под барьер киборга, поэтому там остался островок бескровной чистоты. Инфирмукс уже зашел за спину мага, скрутив его шею хвостом и с силой припечатав его к стене. А затем — ещё раз, и ещё раз. Он бил, пока доски не осыпались, а из рта мужчины не хлынула кровавая пена.

— Я же сказал, не выходить из-под купола! — несколько грубее, чем следовало разговаривать с «несовершеннолетними мальчиками», отчехвостил эльфа Инфирмукс, но в следующую секунду вздохнул: — да-да, ты же у нас теперь как новорожденный хтоник: бессмысленный и беспощадный.

Ударом энергетического импульса по куполу киборга, Инфирмукс разрушил его, а потом магическими цепями скрутил мужчину, превратив в кусок облагороженного железом мяса.

— ...я немного не сдержался и всех прикончил, в живых остался только этот, его и допросим. Но сначала разберёмся с твоими ранами.

Не дожидаясь разрешения, он приблизился, осмотрел термальный ожог, аккуратно убрал ткань с повреждённого участка и отвёл «бронированную» руку Кириона в сторону, удерживая его за пояс хвостом.

— Будешь жить. Аптечек у меня с собой нет, но заклинание для стационарного лечения есть в артефакте. Ты не носишь никаких исцеляющих заклинаний? — с недоумением спросил хтоник, а затем наложил два импульса для исцеления. Повреждение покрылось ярким, полыхающим пламенем, но оно не обжигало — наоборот, сначала уняло боль, затем затянуло рану розоватой кожицей. Конечно, за такое короткое время восстановить кожу было трудно, но легендарный артефакт практически полностью устранил проблему.

— Да, я вижу, тебя штормит по-детски, — задумчиво произнёс Инфирмукс, рассматривая заострённое лицо юноши, а после острыми когтями постучал по черным бронированным пластинам руки, — Руку ощущаешь?

Дождавшись ответа и удостоверившись, что его временный подопечный в безопасности, хтоник вернулся к киборгу и, пнув его в живот, спокойно сказал:

— Выбирай: отвечаешь быстро и по делу — получаешь лёгкую смерть. Не отвечаешь — я достану всё из твоего разума, а потом приготовим из тебя климбахское буррито. Кир, умеешь готовить бурито из полуфабрикатов? Я не большой фанат хуманского мяса, но жрать хочется кошмар.

Киборг хрипел, но по его взгляду и смиренной позе было ясно: он не против сделки, хотя в глазах всё ещё горела надежда.

— Отлично. Какого хрена вы преследовали этого парня?

— Марк... он даёт список... новых... этот появился недавно, только вчера... он идеально подходит для Гааргалла... Марк проверил...

— Кто такой Гааргалл? И что за Марк?

— Гааргалл — хтон, очень сильный, охотится на юге, в сотне километров отсюда. Марк — наш босс. Сильный. Ктоник. Он из Эско.

— Как Марк определил, что мальчик подходит?

— ...он чувствует это дерьмо... — в секунду Инфирсукс сапагом пнул киборга по коленной чашечке.

— Эй, бесстрашный! Ты о моём братишке на высоком слоге, будь добр, фильтр на язык поставь. Так что твой Марк говоришь, чувствует?

— Этот... этот лорд-эльф — идеальный хост... Марк сказал, что если не приведём его... сожрёт наши печёнки...

— Ага, любит ваш Марк в климбахскую рулетку, он типа увидел его один раз и всё? Запечатлелся и сразу понял? Тот самый?

— Нее... мы же не так просто следили... у нас его волосы и ДНК, переделали Марку, а тот... он в этом спец...

— И на дуде игрец... ну, и бредятина. Совсем башня улетела в хтонические дали.

— Прошу, умоляю, не убивайте! — на этих словах мужик с самым жалким видом попытался поползти к Кириону и обнять его ноги, явно намереваясь расцеловать слегка изогнутые мыски симпатичных ботинок.

[Юный Кирион]

Становиться бессмертным императором и тиранить лирейцев в его планы не входило. Он бы предпочёл, чтобы население его родины просто любило его. Быть бессмертным императором — это скучно. Это бесконечная унылая работа верховного чиновника. Ладно ещё древние времена, когда верхом на скакунах в сияющих латах короли шли в походы за мечтой о волшебных землях. Сейчас быть правителем — это настоящая скука. Рабство за столом с кучей документов.

Что же Инфирмукс ему плохого желал? Чем Кирион его обидел?

Боевой хтоник в это время быстро расправлялся с противниками, объятый азартом охотника, как кошка, играющаяся с попавшейся ей в лапы мышкой. Это выглядело весьма тошнотворно. Нос уловил кисловатый привкус крови и чего-то гнилостного, по всей видимости, содержимого кишечника. Кирион отвернулся, не в силах смотреть на это. Ему не следовало забывать, что Инфирмукс был хтоником. Он мог быть похожим на хумана, эона, эльфа, дархата и других мирных обитателей Аркхейма, но под этим внешним сходством всё ещё жило чудовище, сдерживаемое остатками былой личности того, кто был прежде хтоника. Кирион знал, что всегда существовали те, кто мечтал стать таким же хтоником. Кто-то желал обрести могущество и вечную жизнь. Кто-то грезил стать уникальным и выделиться, отринув свою жалкую прошлую жизнь.

Кирион чувствовал, как его сердце гулко стучит в груди. Его трясло. Неестественная чужая воля подтачивала его разум и склоняла к насилию, взращивая тайные мысли об уничтожении всего сущего, что всегда присутствовали в Кирионе. Его род был отмечен печатью зла, и он неустанно вёл борьбу со своим злым началом, никогда не позволяя ему выйти наружу из-за закромов разума. Кирион всегда гордился своим разумом — надёжным и крепким, не сдающимся перед натиском эмоций, несмотря на страстный темперамент.

Он опустил глаза и стыдливо уставился на острые носы своей запылённой обуви. Кирион проследил взглядом за петляющей линией ярких стежков. Инфирмукс имел полное право его отчитать. У него было какое-то важное задание, а ему приходилось тратить своё бесценное время и усилия, чтобы приблудный мальчишка не умер по собственной глупости. Кирион потерял над собой контроль. А ведь контроль — это один из основополагающих атрибутов магии и псионики. Легко было потеряться в собственной магии и превратиться в чудовище, которое одной вспышкой нанесёт непоправимый ущерб и погибнет, пожранное собственной магией. А предсмертные проклятия и заклятия всегда были необыкновенно стойкими и сильными.

— Я не хочу умирать, я не хочу быть хтоником, — сказал он дрогнувшим голосом с жалобными нотками.

Инфирмукс терпеливо занялся его раной, весьма бережно обращаясь с ним после упоения жестокой расправой. Исцеляющая магия ощущалась лёгким щекочущим ощущением, от которого Кирион издал лёгкий смешок. Кожу немного пощипывало даже после лечения. Он любопытно потрогал исцелённое место, осторожно касаясь чувствительной розовой кожи.

— Я не владею исцеляющей магией. Совсем, — сказал он смущённо.

Затем Инфирмукс осмотрел его руку. Кирион несколько раз сжал и разжал кулак с удивлённым видом.

— Ощущаю. Кажется, она немного холоднее и тяжелее, но слушается меня, — сказал он немного неуверенным тоном. — Но когда я колдовал... после того как меня ранил Киборг... она ощущалась горячей. Я почувствовал, как от неё разливается сила по всему телу. Горячим потоком по энергетической паутине.

Он был в двух шагах от паники. Сама мысль о том, чтобы превратиться в чудовище, пугала его сильнее, чем просто быть сожранным. Однако его невесёлые мысли были прерваны немного глуповатой, но забавной попыткой Инфирмукса отвлечь загрустившего Кириона. И это было сопряжено с началом допроса.

Кирион сначала не понял шутки, хлопая несколько секунд глазами, а затем начал качать головой. Он вообще не умел готовить. Кирион был отпрыском богатой аристократической семьи и всегда был окружён опекающей его прислугой. Даже во время своего бунта и «взрослой самостоятельной жизни без присмотра родителей» он оказался под заботой скучающих вдов и старушек, которые потчевали его традиционными эонскими домашними яствами. От которых он, к слову, едва не стал первым в истории толстым эльфом! Активная работа с кузнечным молотом превратила дары сердобольных мадам в крепкие мышцы.

Инфирмукс активно допрашивал киборга. Кирион видел такие сцены лишь в кино, которое ему было интересно в детском возрасте, когда он с братом тайком от родителей смотрел цирконское кино про бандитов. Конечно, его семья имела под особняком казематы с кандалами, но при нём ещё никогда никого не заключали в темницу. Родители предпочитали решать семейные дела чужими руками, а сам Кирион никогда не вникал в тёмные дела своей семьи. Да и в каком старом особняке не найдётся подземелья?

Странно, что его просто не скрутили и не подали хтону на тарелке. "Хост" какой-то. Что вообще с ним собирался сделать хтон? Гаа... Галаргал? Галахад? Кирион не запомнил имя, слишком отвлечённый своими блуждающими мыслями. Ему представились картины того, как насекомые в телах своих жертв откладывают личинки, которые затем изнутри сжирают тело хозяина. Это ужасно! У Кириона даже появилась крамольная мысль: отрезать свою руку и сжечь её! Он найдёт способ приобрести руку магией или технологией. Если понадобится, то освоит протезирование!

Но ведь всё не могло быть так просто, верно? Заражение шло наверняка не только на физическом уровне. Кирион ощущал, как что-то на периферии его сознания собиралось в монструозную отвратительную фигуру, готовясь к чему-то нехорошему.

Киборг начал молить о пощаде, пытаясь найти укрытие от жестокосердного Инфирмукса у юного эльфа. Было противно. Обычно Кирион отстаивал идеи гуманизма и милосердия, не понимая из своей золотой клетки все горести и беды мира. Он ведь не до конца понимал, насколько подлыми и злыми могут быть люди, насколько низко можно опуститься, потеряв разум и поддавшись порокам.

Однако было то, что Кирион не мог простить, как бы он этого сильно не желал. Его хотели отдать на убой, обречь на страшную судьбу. И сколько ещё было жертв до него? И сколько будет, если отпустить этого киборга на волю? Как быстро этот негодяй вернётся к своей злой деятельности? Почему он вообще этим занимался?

— Почему? — спросил Кирион. — Для чего всё это?

Это был невнятный вопрос без контекста, полный негодования и детского искреннего желания узнать, почему кто-то был злым.

Кирион не смог сдержать подступающую тошноту при приближении киборга. Он слегка брезгливо оттопырил губу, одновременно отступая под защиту Инфирмукса. Кирион был эльфом, и в его природе было держаться близко к старшим и просить у них защиты. Это было простое бессознательное действие, но говорило о многом.

[Инфирмукс]

Смятение, растерянность и паника — поди пойми, чего в этом по-эльфийски красивом лице больше. Инфирмукс видел подобное выражение не раз... нет, не слабости как таковой, ведь Кирион относился к тем, с кого не спрашивают за силу и стойкость. Будущий мастер и один из талантливейших представителей лирейской гильдии артефакторов в будующем, он, конечно, имел полный карт-бланш на то, чтобы смотреть испуганно, допускать дрожь в тело и страх в сердце. Хтоник же, вопреки многим предрассудкам и, возможно, впечатлению этакого трикстера-берсерка, никогда не глумился над чужой слабостью, прекрасно понимая, что даже самые могущественные существа могут пасть. Вечен лишь космос, и тот коллапсирует каждую секунду своего существования.

Конечно, Инфирмукс заметил этот стыдливо опущенный взгляд, будто бы нашедший спасение в острых мысах ботинок. Взгляд ребёнка, который действительно боится потерять всё, что до этой минуты составляло его безопасную и спокойную жизнь. В какой-то степени Инфирмукс его понимал — все они хоть раз в жизни испытывали разъедающее чувство беззащитной безысходности, особенно когда психологически ты ещё совсем не зрел. Мир кажется другим, куда более разрушительным и неизменным, чем ты способен вынести.

— Эй, посмотри на меня, — склонив голову к плечу, хтоник аккуратно приподнял голову Кириона за подбородок, предварительно втянув когти, — ты не станешь хтоником из-за этой дряни, мы всё легко порешаем. Не проблема. Просто тебе нужно соблюдать осторожность некоторое время. А даже если... даже если когда-нибудь ты станешь хтоником или нуклеумом, это всё равно будешь ты. Не теряй веру.

Наверное, сейчас Инфирмукс сказал те самые слова, которые сам хотел бы услышать в свои семнадцать, оказавшись один на диком Климбахе, тотально осиротев в одну секунду, настолько растерянный, что даже не понял, когда должен был испугаться. Похожие слова ему сказал Эреб, хотя звучали они, конечно, иначе.

Довольно логичные умозаключения по поводу трансформирующейся руки. Тяжесть боевого хитина всегда придавала Инфирмуксу чувство защищённости, а уж берсерк, когда граница между твоей человеческой и хтонической частью стирается настолько, что ты становишься куда более хищной и опасной тварью, чем любой хтон... тогда к ощущению прибавляется и неукротимая жажда победить любой ценой. Головокружительное и опьяняющее чувство, слаще любого прихода, вот только контролировать истинный берсерк не может никто.

— Я... я... Я просто исполнитель, не убивайте, умоляю, я просто... просто делал свою работу, я не мог соскочить... — мужчина уже стал свидетелем многочисленных смертей своих подельников и прекрасно знал, что его ждёт в скором времени, но надежда — такая сука, что убить её, пока живо тело, практически невозможно.

— Если бы я соскочил, меня бы прикончили, как нехер делать, он псих! Он абсолютный псих! — теперь он опасался подползать ближе к Кириону, который спрятался за своего защитника. Инфирмукс в принципе производил впечатление... своеобразное. И вроде бы его не назвать страшным или мерзким монстром, но было в нём что-то такое, что с первой секунды хтонификации навсегда его преобразило.

Как-то шифу — учитель ещё совсем юного семнадцатилетнего хтоника — сравнил это с ореолом штурмовика, берущего штурмом крепостную стену, по лицу которого извечно читалось: «Я здесь, чтобы сдохнуть. А вы?». Одним словом, к Инфирмуксу не очень-то хотелось приближаться. Мятежный дух ощущался в нём даже спустя тысячу лет после переворота на Некроделле.

— Ага, и на работу сюда, детей убивать, тебя тоже силой приторанили. А ты весь такой Далай Лама, мирской блаженный отшельник, — фыркнул Инфирмукс, который ненавидел оправдания людей за то, что их тянет к войне. Если ты убиваешь, если выбрал путь силы, то хотя бы имей каплю благородства признаться себе в этом. Если бы хтоника спросили за его путь, он бы ответил, что выбрал его добровольно, потому что только чистая и незамутнённая сила способна помочь ему достичь поставленных целей. И пусть цели всё ещё не достигнуты, но он хотя бы не занимается самообманом.

— Кир, — теперь хтоник и сам развернулся к эльфу, похлопав его по плечу, — сейчас я займусь его воспоминаниями, а ты подержи пока мою косу. — Авазитонес повисла в воздухе перед эльфом, призывно поблёскивая чёрным, словно обсидиан, черепом, — не бойся, пламя не опасно. Не для тебя.

Опустившись на корточки, Инфирмукс без всякой брезгливости коснулся влажными пальцами виска поверженного противника и на несколько секунд прикрыл глаза, позволяя потоку информации, образов, отрывков, разговоров и планов затечь себе в мозг и сформироваться там в нужное знание. Мужчина закричал, сжимая руками обгоревшую кожу, пытаясь прикрыть уши.

— Я думаю... нет, я уверен, что это твоя добыча, и ты должен доделать то, что начал. — поднявшись на ноги, произнес эти слова, пристально взглянув прямо в небесно-голубые глаза эльфа. Без улыбки и с печатью серьезности на лице. Однако во взгляде Инфирмукса читалось кое-что ещё, пока что не поддающееся интерпретации.

— У тебя с собой ведь нет оружия? Возьми Авазитонес и подойди сюда. — хтоник протянул руку, его налитые багрянцем радужки сейчас в сумраке хижины походили на кровавые пятна, он вновь наклонился и рывком вздернул мужчину за шкирку, словно тот совсем ничего не весил, легко удерживая одной рукой, — коса тяжёлая, не теряй равновесие и бей по дуге. Он покусился на тебя, он хотел заработать на твоей жизни, Кир. Он получил бы деньги, а ты... смерть... теперь ты в своем праве. Ну, же, давай! Давай! — и с этими словами он швырнул противника прямо на Кириона.

Разумеется, поведение хтоника имело свою причину и следствие. Проделывая все эти манипуляции, Инфирмукс пристально следил за каждой, даже самой незначительной, реакцией эльфа. Откажется или нет? Убежит? Заплачет? Закроется? Спрячется? Начнет возмущаться? Ругаться? Или убьет?

[Юный Кирион]

Слова Инфирмукса немного взбодрили Кириона. Хтоник ведь знал лучше всех эти хтонические штучки? Кирион всё же понимал в глубине души, что эта встреча не пройдёт бесследно для него. Инфирмукс пытался его приободрить, но в Кирионе всё ещё были живы предрассудки праздных обывателей. А они боялись хтоников. Они нередко отрекались от своих близких, ставших хтониками. Он не столько боялся потерять себя, сколько перестать быть собой в глазах своих близких. В конце концов, за свою жизнь мы неизбежно претерпеваем изменения в личности. По мере взросления меняются внешность, вкусовые предпочтения, кто-то приобретает некоторую мудрость со спокойствием, а кто-то становится ещё злее и агрессивнее. Но окружающие это воспринимают это обычно довольно спокойно.

— Спасибо, — сказал он подавленным тоном.

И в этом одном слове он уместил все свои чувства, будучи не в силах кратко выразить их словами: «Спасибо за то, что спас меня и остаёшься рядом. За то, что ты приглядываешь за мной и утешаешь меня. Спасибо за то, что так добр и терпеливо со мной». Кириону всегда было тяжело говорить о подобных чувствах вслух. Члены его семьи и немногочисленные друзья обычно понимали его с полуслова. А до остальных ему обычно дела никакого не было. Он был немного неловок в общении — сказывалась многолетняя погружённость в учёбу.

Инфирмукс внезапно протянул косу. Кирион на неё покосился с недоумением и лёгким опасением. Этот артефакт, он чувствовал, нёс в себе отпечаток чего-то нехорошего. Трудно было сказать что-то конкретнее. Кирион совершенно не хотел встречаться с тем существом, из которого она была сотворена.

Он взял косу своими слегка подрагивающими от усталости руками. Она оказалась не такой тяжёлой, как он думал. Или это Кирион за несколько лет работы в кузнице начал привыкать таскать тяжести? Коса ощущалась приятно тёплой, что было вполне ожидаемо, учитывая, что она вспыхивала языками пламени. Он прошёлся взглядом по ней, правой рукой любопытно оглаживая древко подушечками пальцев. А потом сделал несколько взмахов. Она выглядела абсолютно вульгарно, но ему тем и нравилось! Сочетание глумарности и брутальности в исполнении подростка!

Когда он оторвался от игры с вручённой ему «игрушкой», то увидел процесс «допроса». Кирион никогда не скрывал, что опасался ментальной магии. Ему виделось в ней что-то зловещее. У него был в университете курс этой дисциплины, но он смог её едва-едва сдать с третьего раза. Кирион, однако, имел природную склонность к ней: высокая эмпатия, манипулятивное поведение (только в детстве!) и хорошо упорядоченный разум.

Инфирмукс с торжественным видом любезно предложил расправиться с жертвой. Словно мать-хищница, учившая детёныша охоте. Коса стала ощущаться тяжёлой в руках. Он испуганно смотрел на киборга, растерянно перебирая в панике кучу хаотично бьющихся мыслей.

Что ему делать?

Семейный кодекс предписывал ему расправляться с врагами. Родители бы ему сказали, что он имеет право не просто убить киборга, но и покуситься на его семью.

Нет. Такое претило ему.

Высшие эльфы айны не одобряли месть. Хотя Кирион большую часть жизни провёл бок о бок с эонами, и эльфы-родичи, кроме членов семьи, казались далёкими образами.

Он сам не хотел убивать. Ему было страшно лишать кого-то жизни. Кирион отчаянно цеплялся за свою невинность, боясь стать чудовищем.

А вдруг ему понравится убивать?

А вдруг ему будет всё равно? И лишение жизни для него окажется чем-то будничным?

Кирион тяжело сглотнул, бросив взгляд на Инфирмукса. Тот выжидал, никак не намекая на желаемый для него исход событий. Кирион не хотел становиться убийцей. И он не сомневался, что Инфирмукс прикончит этого негодяя, даже если Кирион откажется. Кто позволит такому чудовищу бродить дальше по Аркхейму?

Но ведь однажды Инфирмукса не окажется рядом. Не будет рядом и его родителей. Однажды, возможно, ему придётся вновь совершить подобный выбор. И тогда, когда он отпустит преступника, тот снова начнёт своё тёмное дело. Если Кирион сейчас не сможет преодолеть себя и сделать правильный выбор, то он вряд ли сможет сделать это в будущем. И его слабость, возможно, будет стоить жизни невинной деве, маленькому ребёнку, беззащитной беременной женщине и многим другим.

Он покрепче ухватился за косу. Несмотря на своё полное неумение пользоваться подобным оружием, ему было интуитивно и интеллектуально понятно, как наносить удары. Пульсирующая внутри артефакта энергия придавала ему немного уверенности. Кирион посмотрел в глаза киборгу, чувствуя, как сильно бьётся сердце в груди. Он занёс оружие и попытался сразу снести голову. Ему это не удалось. Лезвие косы частично вошло шею и упёрлось в стык между шеей и плечом. Кирион выдернул косу из раны и сделал ещё один удар, который прикончил киборга и позволил многострадальной душе закончить своё существование.

Тёплая кровь окропила его лицо, руки и верхнюю половину туловища во время "казни" киборга. Кирион тут же почувствовал, как подступила тошнота. Он попытался рукой стереть кровь с лица,  одновременно отплёвывая то, что попало ему в рот. Кирион отвернулся и крепко сжал свои веки. По щекам текли слёзы. Руки крепко сжимали прижатую к телу косу.

Поражённая порчей рука совсем не болела и не ощущалась чужой. Казалась нормальной.

И где-то на периферии сознания ему почудилось чьё-то чужое присутствие: выражавшее образы и чувства, которые можно было интерпретировать как: «Первая кровь. Молодец». Это нечто его похвалило. От одобрительной нотки Кириону стало совсем противно. Нахлынувший железистый привкус сырого, плохо жующегося мяса смешался с воспоминаниями о вкусе жареного мяса с хрустящей корочкой.

Ему настойчиво предлагали подкрепиться "первой добычей", чтобы восполнить силы и набрать массы. Аппетит окончательно был отбит. Кирион ещё не скоро сможет пить даже воду без того фантомного чувства растекающегося во рту кислого и железистого вкуса крови.

Он не знал, сколько так стоял. Мгновение или вечность? Кирион восстановил своё самообладание и посмотрел на Инфирмукса уставшим взглядом. И совершенно не вовремя вспомнилось то, как размножались дикие дархаты.

— Что вообще этот хтон хочет сделать со мной? И почему именно я?

[Инфирмукс]

В благодарности Инфирмукс не нуждался уже сколько-то тысяч лет, но всё равно она вызвала в нём чисто человеческое тепло. Тем более, он отлично умел читать между строк, да и не трудно догадаться, какие эмоции испытывает человек, оказавшийся в столь затруднительном положении, как Кирион. Последующие несколько минут многое показали: внутреннюю борьбу эльфа, его смятение, страх, готовность — всё это смешалось в вихрь и будто бы просматривалось в каждом жесте, движении, взгляде. Хтоник не торопил, ждал, спокойным взглядом изучая его лицо, позволял подумать, приноровиться к чужой косе и своему новому статусу убийцы.

Пожалуй, одни из самых жестоких убийц — это новички, особенно если в их руках опасное и серьезное оружие. Вместо того, чтобы убить противника быстро, они растягивают «удовольствие», сами не желая этого. Да, паразит изменил Кириона, но едва ли сделал его другим человеком. Уж точно не мразью, которая находила наслаждение в мучениях поверженного врага.

Лезвия вонзились в шею, и по какой-то причине, вероятно психологической, артефактор то ли поймал мышечный спазм, то ли просто потерял равновесие. Авазитонес — очень острая коса, она могла разрубать не только сталь, но и другие мощные артефакты. Если оружие не справилось с человеческой плотью, то это Кирион по какой-то причине не смог завершить удар: отсечь руку или продольным движением разрубить тело по линии груди.

— А-а-а-а! Сука! Блядь! — мужчина забился в путах, от крика прокусил себе язык и выпучил глаза, вязкая кровавая слюна выплеснулась из рта густыми розовыми каплями. Резко запахло мочой.

— Ничего, — мягко подбодрил Кириона Инфирмукс, — попробуй ещё раз, только не тормози. Продолжай движение до тех пор, пока сопротивление плоти не исчезнет само собой по окончании удара. Ты в своём праве, Кирион, никто не осудит тебя за убийство.

Ситуация казалась столь же ироничной, сколь и ужасающей. С одной стороны, сегодня законопослушный артефактор, ещё очень юный, связался с древним хтоником и под его покровительством прирезал человека. С другой — жертва питала особо жестокие намерения в отношении мирного юноши-эльфа. Кто тогда в своём праве? Можно ли здесь полагаться на закон? Вряд ли агенты Коалиции или местные правоохранительные органы успели бы прийти на выручку Кириону.

— Ну, что ты поник? — без всякой улыбки или насмешек прозвучал вопрос в полумраке помещения. Обшарпанные углы трущобной хибары освещала только пафосная коса, способная разить не только остротой, но и невыносимой эпатажностью.

Инфирмукс подошёл ближе к юноше и стер с его лица капли крови своей ладонью, внимательно всматриваясь в глаза, словно пытаясь там что-то ужасное разглядеть. Взгляд скользнул ниже пока Кирион говорил. Клыков не появилось — отметил про себя Инфирмукс, теперь сосредоточившись на руке. Покрытая чёрным хитином конечность выглядела на первый взгляд без изменений.

— Молодец. Ты поступил благородно. В убийстве нет ничего зазорного — забрать жизнь человека, который покусился на твою собственную, — это нормально. Вот, выпей воды. — достав из пространственного кармана прозрачную флягу, хтоник протянул её эльфу.

— ...это ведь твоё первое убийство? — голос звучал тихо. — Что ты почувствовал, Кирион? Ты готов продолжить? Ради себя и ради тех, кто тебе дорог, ты готов убивать? — вопрос прозвучал вкрадчиво и всё так же серьёзно, словно хтоник сейчас проводил экзамен по высшей математике.

— Что вообще этот хтон хочет сделать со мной? И почему именно я?

Хороший вопрос. Инфирмукс медленно выдохнул, и его лицо исказилось почти страдальческой улыбкой.

— Как будто ты не знаешь, чего хотят дикие хтоны. Сожрать. Превратить тебя в ресурс для существования и дальнейшей охоты. Насчёт второго — есть теории у идиотов-конспирологов: мол, можно генетически предугадать, какой хост... ммм... человек, тело, существо... станет идеальным вместилищем для конкретного хтона. Казалось бы, зачем Аркхейму ещё больше хтоников, и с этими-то не знают, что делать. Но для человека из внешнего мира всё не столь очевидно.

Во-первых, хтоники нужны Климбаху, и порой разным местечковым владыкам достаточно только этого, чтобы поверить в абсурдную легенду о идеальном симбиозе. Мол, если правильно подобрать пару из хтоника и хтона, они обязательно войдут в правильный симбиоз. Чем больше молодняка попадёт к тому или иному хтонику, мечтающему расширить границы, тем больше у него шансов это сделать. Но это лишь одна из множества причин. Хтоники нужны не только Климбаху — их можно продать, сделать частью армии.

Во-вторых, существуют кретины, стремящиеся изобрести формулу безопасной хтонофикации, благодаря которой богатеи смогут получать сразу множество выгод: и бессмертие, и увеличение силы, и энергетический источник высокого уровня, и кучу других привилегий, не говоря уже о доступе к радиалису. Жертва одного эльфа, брошенная на один из тысяч бессмысленных опытов ради достижения этой самой формулы, кажется им ценой соразмерной. Понимаешь?

Я не знаю, что движет этим человеком — жажда власти на Климбахе или желание угодить каким-то корпорациям, которые ищут новые способы усилить своих солдат. Мы можем ошибаться даже в этом, и в итоге окажется, что он просто обогащает подпольные бойцовские клубы. Или разработка идёт параллельно с другой, в которой новорожденных хтоников делают марионетками. Говорят, что в первые дни после аннигиляции разум такого хтоника легко подавить и сделать его оружием. Много чего говорят. Я живу в этом мире уже почти две тысячи лет и видел массу попыток создать непобедимую армию, способную потягаться с легионом, но ещё никто её не создал. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?

Инфирмукс сделал несколько шагов назад и вновь опустился на корточки перед киборгом. Несколько секунд он внимательно смотрел на него, а в следующую — его тело начал меняться, полностью повторяя убитого. Добавив каплю иллюзии, Инфирмукс стал неотличим.

— Позволь мне тебя сковать, — поднявшись на ноги, сказал хтоник, усмехнувшись по-бандитски, — а потом отправимся на их базу. Посмотрим, как там всё устроено. Из воспоминаний этого человека там нет ничего, с чем мы бы не справились. — ха-ха, правильно было бы сказать, с чем он бы не справился, но, конечно, Инфирмукс сказал «мы».

— Так мы сможем быстрее и проще получить информацию о том хтоне, который тебя заразил. Он ручной, значит, хтоник отдал ему серию приказов, и тот их выполняет. Мы выйдем на погонщика, пленим его питомца. Мне нужно, чтобы ты, Кирион, сыграл жертву. Справишься?

[Юный Кирион]

Кириону было боязно смотреть на дело рук своих. Это был не первый раз, когда он видел мертвеца. До этого он провожал в последний путь своего прадеда, но старый эльф выглядел непривычно мирно, будто уснул. Кириону всё время похоронной процессии казалось, что тот просто встанет в своём саване, сбросит с себя цветы и начнёт на всех кричать за то, что ему мешают спать. У него был весьма скверный и склочный характер, а за пределами семьи его боялись как какого-нибудь цирконского мафиози или высокопоставленного корпоративного деятеля.

Любопытство взяло верх. Кирион бросил взгляд на тело. Киборг лежал, как изломанная окровавленная кукла. Почему так легко можно было кого-то лишить жизни? Кирион вряд ли забудет ощущение, как острая коса проходила сквозь спазматично сокращающиеся мышцы. И этот крик. Этот крик будет его ещё долго преследовать.

Он не особо боялся чужого осуждения. Кирион для себя был всегда самым строгим судьёй. Ему не нравилась ситуация, где единственным возможным исходом, или самым разумным действием, было убийство. Кирион был весьма юн и ещё не потерял той дерзкой мечтательности, что была присуща подросткам. Он всё ещё верил в то, что можно было своими руками создать лучший мир, где не нужно ради блага лишать кого-то жизни. Разве такая наивность не лучшая черта детства? Хотя, чувствовал он, детство уже на исходе.

Инфирмукс сам стёр с лица Кириона кровь. Прикосновение тёплых живых рук к чувствительной коже щёк немного уняло поднявшийся внутри ужас. Это прикосновение заставило его слегка прикрыть глаза и расслабленно выдохнуть. На секунду он отрешился от всей этой ситуации и просто отдался во власть нахлынувшего спокойствия. Возможно, это его эльфийская натура требовательно тянулась к защите и утешению со стороны старшего (пусть и не эльфа). Может быть, эта мерзкая, отвратительная зараза от хтона угомонилась в присутствии сильного хтоника.

Инфирмукс зачем-то тщательно его осмотрел, будто что-то искал. Интересно, а что он ожидал увидеть? Кириону было не так страшно смотреть в глаза после произошедшего, как он мог опасаться. Его руки всё ещё крепко сжимали косу, как спасательный круг. Даже когда ему протянули флягу с водой, он продолжал держаться за тёплое древко.

— Это моё первое убийство, — сказал Кирион поникшим слабым голосом, — Мне это не понравилось, и я совершенно точно не хочу в будущем этим заниматься без сильной необходимости.

Он подумал о своей семье. О деспотичной матушке, коварном и хитром отце, своём близнеце, воплотившем в себе лучшие качества родителей. Кирион их любил всем сердцем и ни за что не позволил бы себе потерять их из-за собственной слабости. Он бы себя возненавидел!

— Даже если мне это не нравится, то я должен, — сказал он с тяжёлым вздохом. — Я второй наследник своего рода, и со мной связывают определённые ожидания, которым я обязан следовать.

Его семья рано или поздно вложила бы ему в руки отравленный клинок и заставила «отстоять свою честь» путём подлого убийства врага при подходящем случае. Они всегда это делали. Ему просто повезло быть всеобщим любимцем, которому позволяли «наиграться в артефактора».

Даже его стремление создать в таком юном возрасте могущественный артефакт и бездумная поспешность были связаны именно с желанием доказать свою состоятельность семье. Он просто хотел заслужить право самостоятельно построить свою жизнь. Все эти придворные игры аристократов, многослойные интриги и кровная месть были не для него.

Кирион внимательно слушал Инфирмукса, не перебивая его. Было видно, что того очень волновали Клибах и хтоники. Кириону показалось, что Инфирмукс считал Клибах своим домом, а хтоников — членами семьи. Что-то было такое в интонации. Так отец Кириона со сдержанной нежностью отзывался об их наследных землях, о многочисленных родственниках. Для эльфа колоссальную роль играл его клан, поэтому Кириону казалось странным быть привязанным к тому, кто не был кровным родственником.

— Ты подробно ответил, — сказал с кивком Кирион, быстро позабыв большую часть спонтанной лекции.

Инфирмукс, казалось, много размышлял о хтониках. Он говорил так, словно имел собственный клан, о котором ему надо было заботиться. С другой стороны, почему бы хтоникам, потерявшим связь с прошлой жизнью, не желать обрести новую семью? Кто будет тебя лечить, когда ты заболеешь? Кто приютит тебя, когда тебе негде будет спать? Кто тебя накормит, когда ты будешь голоден? Кто тебя утешит, когда тебе будет больно и страшно? Куда идти молодому, новорождённому хтонику, когда его отовсюду погонят?

Может быть, поэтому Кирион и воспринимал Инфирмукса подсознательно как старшего, которого надо слушаться. Врождённое родовое упрямство в нём даже не успело подняться, как только мозг уловил эти характерные нотки того, кто привык наставлять. Две тысячи лет — это очень много. Трудно было себе представить, как кто-то может так долго жить и не устать. Некоторые эльфы-долгожители с нетерпением ждали того времени, когда подойдёт конец их смертной жизни. С ними было тяжело разговаривать, поскольку они большую часть времени думали о своём прошлом, размышляя об ошибках и сожалениях.

Это ещё раз подчёркивало чужеродную природу хтоника. Они были странными... другими.

— Ты любишь Климбах, да? У тебя и у других хтоников там свой клан? Ты кто-то вроде старшего брата или наставника? — любопытно спросил он, пока Инфирмукс осматривал тело киборга.

Интересно, а что тот собирался делать с телом? Может быть, искал какие-то зацепки для своего дела? Кирион с интересом смотрел на то, как Инфирмукс принимает обличие киборга. Это выглядело интересно, хотя и несколько пугающе.

— О, это же теомагическое заклинание? Я пока только теорию освоил, но до практики ещё не дошёл. Сковать? Хорошо.

Кирион послушно вытянул руки. Он доверял Инфирмуксу, поэтому сидел неподвижно, чтобы не мешать. Было немного неприятно чувствовать себя скованным и уязвимым. Что-то внутри него поднялось и требовало вырваться из пут и убежать. Пальцы на его левой руке стали подёргиваться, а из-за трущихся наросших чешуек на фалангах раздавался неприятный скрежечущий звук.

— Я и так уже похож на жертву, — сказал Кирион из-под ресниц, слегка влажных.

У него был очень уставший и несчастный вид. Красивая аккуратная одежда была покрыта грязью и кровью, местами оказалась даже разорвана. Волосы на лбу слиплись от брызнувшей крови и пота. Годы мелких манипуляций ради конфетки в детстве или хорошей оценки у преподавателя дали ему хороший опыт. Его лицо приняло жалобный и испуганный вид. На глазах навернулись слёзы. Ему удалось выглядеть ещё более жалко и уязвимо.

[Инфирмукс]

Выслушав ответ Кириона насчёт убийства, Инфирмукс кивнул. Он отлично понимал чувства юноши, от чего-то вспомнив свой «нежный» возраст. Он ведь тоже первые несколько лет на Климбахе думал, что будет убивать лишь при сильной необходимости. Вот только у каждого своё мерило. Сначала он учился убивать у Эреба. Потом искренне пытался следовать некому моральному кодексу, но его границы каждый год расширялись, пока он не оказался в точке, где убивал просто по «велению души».

— Твои взгляды на сильную необходимость могут очень сильно поменяться в течение жизни, особенно если из второго наследника ты станешь первым. В любом случае, Кирион, ты отлично справился, — заметил хтоник, но больше ничего не добавил.

Был ли у Инфирмукса клан? Сложный вопрос, и довольно необычно, что эльф из Лиреи заинтересовался столь необычной для цивилизованного подданного приличной страны темой. Обычно дикая планета пугала. Но тут Инфирмукс вспомнил, что у подростков и юношей Климбах часто ассоциируется с чем-то героико-романтичным — не в плане любовных историй, а... как в лучших традициях эпических подростковых книг для мальчиков, где обязательно есть развитие героя, всевозможные превозмогания, восхождение к вершинам, становление сильнейшим и крутым воином. Да, там обязательно должна быть принцесса, но это скорее приятное дополнение. Климбах пугает, но если речь идёт о подростках, он также их притягивает, являясь апофеозом бунтарства. Инфирмукс взглянул на Кириона с пониманием и доброй усмешкой.

— Ты когда-нибудь там был? На Климбахе? Вижу, ваша образовательная программа тоже обходится без этой темы. Ничего нового. Да, отвечая на твой вопрос: больше всего на свете я люблю Климбах и у меня там клан. Но наши кланы формируются не по кровным связям, а по духу. Кто-то это называет стаями, собирающимися вокруг могущественных хтоников, другие — кланами, есть понятие хтонической семьи и много чего ещё. Это сложная иерархия отношений, в которой важную роль играют и сами хтоны-симбионты, образующие единую инфосферу. Мой клан называется — Некроделла. И я тот, кто первым убьёт любого, посягнувшего на нее. Мне для этого вовсе не нужна особая необходимость. — громко и не совсем честно, ведь он тоже не святой и тоже посягал на свой клан, когда предпочёл травиться наркотическим ядом, а не решать собственные проблемы с «менталкой».

— Какое именно теомагическое заклинание? — с улыбкой переспросил хтоник. — Если ты про перевоплощение — это чистая протомагия с каплей материализующей. Если про твои наручники — удерживающая. А если про мою вероломную попытку покопаться в мозгах — ментальная. Я не слишком силён в теомагии. Мой профиль — атакующая, некромантия и ментальная магия. Ты, вижу, ещё не до конца закончил образовательную программу. Насколько я помню, у высших эльфов она довольно длинная.

Пожалуй, несчастный, вызывающий жалость Кирион был буквально оружием массового поражения. Уж против Инфирмукса — точно. Глядя на это заплаканное личико, хтоник почувствовал странную тяжесть в груди, словно ребра решили посильнее сжать внутренности. Однако это чувство создавало тепло и уже довольно знакомое желание защищать. Инфирмукс знал природу сего желания — оно сформировалось и окрепло в нём за века хтоничества и обычно возникало по отношению к новорожденным хтоникам или молодняку. Бывали случаи и в отношении зрелых, но там скорее превалировало чувство единства и общности, чем вот эта почти отцовская потребность защищать.

— ...а ты хорош, — усмехнулся Инфирмукс, рассматривая заплаканные глаза эльфа. — Наверняка, когда ты прибывал в более нежном возрасте эльфийского ребёнка, мало кто мог отказать тебе и прощал все шалости, да? — в голосе звучали игривые нотки. — Из тебя бы получился очень интересный хтоник. Если вдруг случится беда и жизнь повернётся так, что ты станешь хтоником, знай — твой клан всегда сможет попросить помощи у Некроделлы. Владыка Некроделлы позаботится о тебе.

На самом деле, Инфирмукс говорил это не просто так, и стало бы ложью сказать, что он произносил эти слова впервые за две тысячи лет. Нет. Более того, не раз, не два и не три те, кому он предлагал помощь, действительно ею воспользовались. Они приходили, связывались с ним и умоляли помочь.

— ...Моё предложение также актуально в отношении любых людей, которых ты считаешь важными для себя. Если кто-то из них станет хтоником — у нас они найдут убежище. Просто знай об этом.

Они двинулись к выходу, когда Инфирмукс махнул Кириону рукой: пропуская его вперёд.

— «Дальше будем общаться по ментальной связи, я создал защищённый канал. Никто не перехватит, так как вряд ли среди этих уродов найдётся хотя бы один гранд-мастер ментальной магии...»

Они шли к городу. Кирион — вперёд, Инфирмукс — в облике убитого мужчины в пяти метрах чуть в стороне. Им всё равно не светило выйти на главные улицы, так как, судя по воспоминаниям, путь должен был пролегать с запада по окружной, мимо небольшой рощицы. В ней же закапывали трупы неудавшихся экспериментов. На самом деле эта рощица была достаточно обширной и тянулась на многие километры — с карьерами, запасами радиоактивной глины и небольшим процентом сангиниума.

— «Волнуешься? Тебя кто-нибудь ищет? Как быстро спохватятся?» — пустая болтовня, ни о чём, иногда расслабляла юный, неискушённый ум. — «...Как называется твой клан? Там много эльфов? Вы специализируетесь на артефактах или это только твой дар?» — примерно так, болтая о всяком, они прошли до закрытых территорий. Она находилась формально в черте города, за высоким забором из толстых металлических пластин. Поверху Инфирмукс заметил тонкую прослойку энергетических полей, что ясно дало понять — забор под напряжением.

— «Вход справа в конце... посмотрим, как хороши твои актёрские навыки. Если схалтуришь, Кирион, мне придётся перерезать всех без разбору!» — всё это было сказано с очень расслабленной и даже задорной интонацией.

— Открывайте! Гай, Керто, что, опять в стельку пьяные дармоеды!? — схватив эльфа за шкирку перед входом, Инфирмукс продолжал жать на звонок, пока не послышалось:

— Дитер, кто там с тобой?

— Эльфятина, всё как Марк приказал. В лучшем виде, ёпт, даже не помяли парня. Давайте, открывайте уже, сколько мне с ним тут еще стоять! Жрать ващет охота.

— Погодь, открываю. А остальные где?

— Скоро будут, пошли кристаллами затариться у Филиппа. Или шо, ты думаешь я один с этим сосунком не справлюсь что ли!?

— Не-не, Дитер, не нарывайся. Всё... хтон с тобой. Входите уже.

Раздался писк отпирающего механизма в воротах и хтоник толкнул дверь, пропуская Кириона вперед.

[Юный Кирион]

Климбах? Кириону, несмотря на собственные действия и обстоятельства, хотелось жить долго и счастливо. Планеты IV орбиты не слишком сочетались с его ближайшими планами на жизнь. Возможно, однажды у него будет достаточно собственных или заёмных сил и ресурсов, чтобы исколесить всю систему и залезть в каждый закоулок Аркхейма.

— Никогда не был. Даже особо ничего не знаю, — честно признался Кирион. — Тему хтонов, хтоников и всего связанного с вами обычно обходят стороной.

«Прячут как грязный постыдный секрет», — однажды метко выразился его брат. Кириону вообще казалось, что он никогда в жизни не встретится с хтоном или хтоником. Все эти ужасы обычно были где-то далеко и не касались его мирной жизни.

— Некроделла — звучит весьма угрожающе! — сказал Кирион, отметив некоторое несоответствие в своей голове чего-то зловещего с Инфирмуксом.

Инфирмукс, без всяких сомнений, был очень опасным, но Кирион воспринимал это иначе. Вся эта пугающая кровожадная убийственная сущность была направлена на общих врагов, на его защиту, поэтому принималась с поразительной благосклонностью. Возможно, просто эти рыжие волосы и безжалостное стремление защищать своих сбивали с толку юного эльфа и вызывали стойкую ассоциацию с его семьёй. С другой стороны, Инфирмукс был сам виноват, что вёл себя как старший брат, с ноткой даже какой-то трогательной отеческой заботы. Кирион, полагаясь на свои эльфийские детские (как бы он всех вокруг не уверял в своей "взрослости") инстинкты, тянулся к нему за утешением и защитой. Даже это слишком милое поведение было, скорее всего, подсознательной попыткой вызывать ещё большее желание защищать и опекать.

Кирион лишь понятливо покивал на словах про убийство посягнувших на семью. Род де Сильнир считал подобное очень благородным действием.

— Твоему клану очень повезло, — абсолютно искренне выразил своё мнение Кирион. — Ты искренне их любишь и защищаешь. Как настоящий патриарх рода! Ты, получается, глава своего клана?

Если подумать, то это было довольно очевидно. Инфирмукс явно привык командовать, быть главным и брать на себя ответственность. Кирион даже удивился, почему ему понадобилось так много времени, чтобы догадаться. Это же элементарно! Инфирмукс был силён, хотя это ощущалось немного странно. Кирион себя на его фоне ощущал каплей в море, хотя источник его защитника ощущался как VII. Обострённое чувство магии юного эльфа в присутствии Инфирмукса казалось каким-то притуплённым. Тяжело было даже уловить привкус магического фона, когда хтоник затмил собой всё вокруг.

— Я сказал теомагия? — он стыдливо раскраснелся, когда Инфирмукс продолжил говорить с улыбкой. — Я хотел сказать протомагия!

Ему было очень неловко, что он допустил такую грубую ошибку. Как он мог так оговориться! Он мечтал научиться протомагии, но ему пока не разрешали этого сделать наставники. Кирион уже давно достиг VI уровня источника в довольно юном для эльфа возрасте. Однако из-за разницы в скорости развития энергетической паутины и тела ему было опасно творить заклинания его уровня, пока не закончится пубертат.

Инфирмукс с юмором воспринял его лицедейство. Кирион слегка улыбнулся, не в силах подавить свою радость от такой маленькой тёплой похвалы.

— У меня есть брат-близнец. Обычно мои редкие проделки воспринимаются как его очередные шалости. Но да, мне даже до сих пор всё прощают. Хотя я не уверен, что меня не запрут до достижения 500 лет дома после вылазки сюда. А они узнают обо всём, что тут произошло. У них везде надеется ухо, которое продаст им информацию.

На своих последних словах он немного поник. Несмотря на свой возраст, Кирион всё ещё испытывал детский страх перед неудовольствием своих родителей.

— Ты добрый, — сказал он. — Спас меня и всё ещё предлагаешь свою помощь мне и моим близким.

Кирион почувствовал, как его голос слегка дрогнул от эмоций.

— Я никогда не забуду то, что ты уже для меня сделал. Я мало что могу предложить, но если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, даже в самом пустяковом деле, то ты можешь меня позвать. Я тебе никогда не откажу.

Он практически никогда не давал обещания. Клятвы имели слишком сильное значение в эльфийской истории. Множество хороших эльфов погибло, держа своё слово до конца.

Кирион почувствовал, как чешется его спина. Его руки были скованы, поэтому он мог лишь передёрнуть плечами и жалобно посмотреть на Инфирмукса.

— Левая лопатка чешется, — сказал он жалобным тоном, разбивая сложившуюся атмосферу.

Они направились в город. Инфирмукс в личине киборга-бандита выглядел немного странно и даже забавно. Хтоник постарался его немного отвлечь и дать некоторую передышку беспокойному юному разуму, истерзанному выпавшими на его долю испытаниями.

— Волнуюсь, конечно! И мне страшно, очень страшно, — передал излишне старательно Кирион свои мысли вместе с чувствами, — Моя семья уже точно ищет меня. Я удивлён, что они не стоят прямо тут, отчитывая меня под охраной толпы каких-нибудь наёмников.

Кирион старался обычно не говорить про свою семью. Ему не очень хотелось затмевать впечатление о себе плохой славой его рода. Однако Инфирмуксу он мог довериться. Хтоник был очень искренним, поэтому казалось правильным тоже честно рассказать про себя. Он ведь не подумает хуже о Кирионе? Да и какое дело хтонику с Климбаха до сплетен про какой-то старый лирейский аристократический род.

— Я из айнского благородного рода де Сильнир. Мы не совсем клан в эльфийском понимании, даже называемся в эонской манере. Скорее, просто очень большой аристократический род Айны эльфийского происхождения... Среди эльфов про нас ходят нехорошие слухи, и мы не являемся частью общины высших эльфов. Я большую часть жизни прожил в эонском обществе, и про своих родичей не особо много знаю. Один эльф мне даже сказал, что моё имя на старом диалекте и сейчас никто не использует такую древнюю форму языка.

Общение через мысли казалось странным и неудобным, слишком откровенным. Кирион всегда опасался ментальной магии. Он всегда считал свой ум своим главным оружием. В отличие от большинства эльфов, он был высоким и нескладным, даже грузным. Ему приходилось всегда чувствовать себя неловким верзилой в окружении тонкокостных изящных сородичей. Рядом с эонами он смотрелся органично, но они обладали врождённым талантом к магии. Кирион всегда немного завидовал тому, что они могли намного чаще и больше упражняться с магией, когда ему со своим посредственным резервом приходилось дольше отдыхать и разумно подходить к упражнениям.

Но его ум был его главной силой. Правильный подход к обучению и дисциплина позволили ему обойти своих сокурсников эонов в магических дисциплинах. Его ум позволял ему создавать инструменты, которые позволили быть на равных с теми, кто от рождения его превосходил в чём-то. Это немного роднило Кирион с хуманами, которые конкурировали с более одарёнными расами благодаря своим технологиям и упорному труду.

Он оправданно боялся влияния на свой ум — своё главное достоинство и главное сокровище. Ему казалась чудовищной мысль, что кто-то может повлиять на его ясность ума и манипулировать воспоминаниями.

Но Инфирмуксу он ведь мог доверять? В своих мыслях Кирион был куда откровеннее, поскольку его чувства пронизывали мысленные сообщения.

— Моя семья совершенно не интересуется артефактами! Они занимаются какими-то скучными интригами и строят козни соперникам. Среди нас даже обученных магов мало, хотя наш род был основан могущественным волшебником.

Течение мыслей Кириона приобрело немного самодовольный характер, который ему было не по силам скрыть в мысленной речи. Ему хотелось немного похвастаться Инфирмуксу.

— Я родился со средним источником, в отличие от тех же эонов, которым магия даётся от природы намного легче. И мне пришлось долго и упорно развивать свой резерв, поскольку мой способ создания артефактов подразумевает большое вливание собственной магической энергии, буквально выжигание в предмете магического контура и создание при помощи плетения имитации энергетической паутины в рисунке чар...

Мысли Кириона начали со стремительной скоростью перебирать все возможные знания и факты об артефакторике. Всё это перемешивалось с его воспоминаниями про создание любимых артефактов. Явственно ощущалось, как тема создания артефактов приводила его в нервное возбуждение.

Однако сильный зуд между лопатками сбил его с мысли. Он бросил смущённый взгляд на Инфирмукса.

— Прости. Я иногда слишком сильно увлекаюсь в процессе обсуждения любимых тем.

Инфирмукс так разговорил Кириона, что в какой-то момент он с удивлением отметил, как они быстро прибыли в город. Теперь нужно было сделать жалобный и несчастный вид. Они уже дошли до какого-то очевидно злого места, поэтому Кирион сгорбился и немного опустил плечи, чуть наклонив корпус вперёд. Инфирмукс слегка его толкнул вперёд. Он чуть не упал, запнувшись о носки собственной обуви.

Пока Инфирмукс обманывал слуг хтона, он любопытно осмотрелся вокруг, не забывая перед публикой трястись и хныкать. Кирион не слишком разбирался в этих злодейских логовах, но в кино они именно так и выглядели. Даже «персонал» имел отменные бандитские рожи.

— О нет, пожалуйста, отпустите меня, — голос его слегка дрожал, а глаза слезились. — Моя семья богата. Она заплатит вам за меня любые деньги!

Он почувствовал, как его плечо и левая лопатка немеют, как это до этого происходило с рукой. Кирион скосил взгляд на Инфирмукса и передёрнул плечами. Кажется, в процессе толчка он слегка прикусил язык. От разливающегося железистого вкуса во рту появилось странное гудящее чувство в районе солнечного сплетения. Тело требовало каких-то действий. Сердце бешено стучало, а руки против воли сжимались в кулаки.

[Инфирмукс]

— Некроделла — звучит весьма угрожающе!

— Читал мифы про Ад и чертей? — заговорщически подначил Инфинмукс юного эльфа. — с нас писали! А вообще, на Некроделле хорошо: красивая природа, величественные города, интересная история. Приезжай как-нибудь погостить.

Инфирмукс подмечал то, как подсознательно Кирион старался воззвать к благородной защитнической его части. Правильно делал. Очень многие, пусть и не все, в той или иной мере действовали именно так. Это вполне привычное и ожидаемое поведение любого живого существа с хорошим инстинктом самосохранения. Даже у диких и опасных хтоников включался подобный рефлекс, что являлось одним из сдерживающих механизмов их хаотичного общества. Эреб назвала это иерархией.

Учитывая бэкграунд, Инфинмукс позволял себе не сдерживаться и погружаться в эти эмоции — словно прыгнуть в тёплое море. Выказывая свою благосклонность и намерение защищать Кириона, он в очередной раз потрепал юношу по рыжим волосам, с легкой иронией чувствуя, как в нём культивируется желание убить любого, кто посмеет причинять вред его подопечному. Инфинмукс приветствовал это чувство и ещё больше любил, когда к нему взывали намеренно.

— Ты искренне их любишь и защищаешь. Как настоящий патриарх рода! Ты, получается, глава своего клана?

— Да, можно сказать и так. Я сразился насмерть с бывшим патриархом и позаботился о том, чтобы во время захвата власти меня поддержали. Таковы законы Климбаха для тех, кто избрал путь войны. Нет ничего постыдного в убийстве — я считал, что прошлый патриарх недостаточно хорош, и, обретя силу, я получил право его свергнуть. — Инфинмукс расплылся в мягкой улыбке, словно рассказав своему другу о новом интересном фильме, выходящем в прокат, а не об ужасах передачи власти на Климбахе.

— Я хотел сказать протомагия!

В ответ Инфинмукс тихо рассмеялся.

— Знал бы ты, как долго я путал заклинания усиливающие и ослабляющие. Пару раз ненароком отсушил себе руку прямо во время заварушки.

— ...они узнают обо всём, что тут произошло. У них везде надеется ухо, которое продаст им информацию.

— Хм, да... перерезать весь город — не вариант, — рассмеялся хтоник, но тут же остановился, заметив, как Кирион поник.

— В жизни такое неизбежно, рано или поздно произошлобы. Работа истинного прирождённого артефактора гораздо опаснее, чем кажется на первый взгляд. Когда я увидел тебя возле метеорита, сразу заметил этот фанатичный огонь в глазах. С таким огнём очень трудно оставаться послушным мальчиком в лоне семьи. Иначе он сожжёт тебя раньше, чем ты умрёшь от опасностей внешнего мира.

— Я тебе никогда не откажу.

— Ах, юность, — не смог сдержать ироничного взгляда Инфинмукс. — Хорошо, я принимаю твоё обещание...

Конечно, он не мог его не принять, ведь чем серьёзнее он отнесётся к словам этого маленького эльфа, тем серьёзнее и сам эльф отнесётся к его словам.

— ...я позову тебя, когда мне понадобится помощь.

Когда они ещё немного продвинулись к цели по пыльной дороге, Инфинмукс обошёл Кириона со спины, чуть включив «ментальную сенсорность», вытянул когти и принялся чесать его лопатку.

— Здесь или пониже? У тебя из-за нервяка чешется. Сколько бы ни чесал — всё равно будет чесаться. Постарайся успокоиться. Ты в безопасности, я оторву голову любому, кто попробует её тебе оторвать, — кровожадно пообещал Инфирмукс.

— Просто держи лицо, когда тебя будут отчитывать. И не принимай близко к сердцу. Ты уже достаточно взрослый, чтобы иметь своё мнение. Попробуй отстоять свою позицию. Ты ведь сюда пришел не просто так, ты пришел по зову собственного дара, а люди умирали и за меньшее, — звучало немного иронично, словно похвала, но при этом намёк, что подобные финты ушами могут закончиться крайне плачевно.

При рассказе о своей аристократической принадлежности Инфирмукс на несколько секунд замер, внимательно посмотрев на Кириона. Что называется: из себя невозможно выжечь политика, если почти всю жизнь ты посвятил заключению политических Коалиций во имя священной революции. Несмотря на то, что хтоник выглядел как типичный боевик из какого-нибудь фэнтезийного комикса для мальчиков до двадцати лет, в вопросах высокой политики он был хорош.

— «Значит, ваш клан — этакая аллюзия на политическую диаспору. Высшие эльфы — не меньшие снобы, чем эоны или этнархи. Раз твоя семья добилась столь высокого положения при империи, то они наверняка мастера интриг и игр власти. Знаешь, интриги занимательны, когда распробуешь. Или когда приправляешь политику священной войной. Метод слова и стали — не помогает слово, несговорчивому просто отсекают язык...» — они вновь двинулись вперед, а Инфирмукс продолжил говорить, озвучивая свои мысли: — «У тебя сложная судьба, что называется: свой среди чужих, чужой среди своих. Наверняка общество эонов, с которыми ты постоянно себя сравниваешь, принимает эльфов куда менее охотнее, чем даже самого задрипанного эона. При этом многие эльфийские кланы и королевства не любят тех, кто выделяется. Вы выделялись и с точки зрения иерархии в империи, и с точки зрения внешнего вида. Или это только твоя фишка? Я о том, что ты не похож на типичного эльфийского юношу...» — да-да, Инфинмукс нисколько не стеснялся подобных вопросов, тем более он не считал Кириона грузным или каким-то неправильным. — «Знаешь, скажу сейчас то, с чем ты можешь не согласиться. Но это моё мнение, и хрен его оспоришь. Упорство куда важнее таланта. Упорство — важнее гениальности. Ты способен достичь гораздо большего, если твоё желание и Воля сильнее, чем у самого талантливого эонского сибарита. И ты избрал действительно очень сложный способ нанесения магической вязи на артефакты. На Авазетонес руны наносились примерно так же, за исключением некоторых нюансов. Учитывая твой уровень магического источника... это смело... моё уважение!» — они действительно заболтались и уже почти дошли до места.

— Прости. Я иногда слишком сильно увлекаюсь в процессе обсуждения любимых тем.

— «Брось, на самом деле я очень люблю поболтать...»

Наконец их пустили внутрь. Никто не обратил внимания на хныканья и мольбы Кириона, что было довольно странно. Наверняка даже таким бандитам нужны деньги, а родители Кириона способны отвалить за него кругленькую сумму.

Здания за высоким забором напоминали какую-то халтурную перестройку производственных помещений: немного грубые, простенькие, с оголёнными трубами у земли, облупленными забетонированными вытяжками от старых систем вентиляции, серые и обшарпанные стены, но толстые и явно усиленные дополнительными каркасами. Крыши пологие, кое-где заметны будки стрелков, охраняющих периметр. Окна маленькие, вытянутые, зарешеченные. Здесь настоящий комплекс, растянувшийся на несколько десятков квадратных метров. Земля покрыта мелкой чёрной галькой, и при каждом шаге она хрустела под ногами.

Инфирмукс обратился к памяти киборга, припоминая, что ему сейчас нужно идти в приёмное отделение, где проверяли поток живого товара, он смутно понимал, что последует дальше, поэтому решил импровизировать.

Небольшое помещение с тяжёлой металлической дверью. Открыв её и пропуская Кириона вперёд, он первым делом обратил внимание на заляпанный кровью пол из светлого кафеля, странную аппаратуру — кажется, медицинскую. Здесь курили двое мужчин: один пожилой, лет около шестидесяти, другой помоложе — не старше 35. Не то чтобы у них были типичные зековские рожи, в чертах пожилого угадывались профессорские замашки. А вот лицо молодого было хоть и симпатичным, но выглядело явно помятым. Судя по полным пепельницам, они уже давно курили, а на столе, который отдаленно напоминал хирургический, стояли: тарелка с солёными огурцами, бутылка чуть мутноватой водки и почти заплесневелый сыр, на который без слег не взглянешь. Дешевый табак бил прямо в нос. Вытяжка не работала, потому окна распахнуты настежь.

— Опачки, Дитер пришёл. Проходи, садись, выпивай с нами! — мужик помоложе ногой пнул стул в сторону вошедших. Кажется, он уже порядочно так выпил.

— Кого это ты привёл? — пожилой с интересом приподнялся, поправив очки, и внимательно рассматривал Кириона. Его взгляд прояснился, и на лице расцвела широкая, чуть масляная улыбка.

— Так это наш эльф! Взяли! Молодцы! Ну что, ты, малец кудрявый, раздевайся и лезь в ту огромную серебристую бандуру. Будем тебя... гых... сканировать.

Инфирмукс уселся на предложенный стул и закурил сигарету.

— Да зачем его сканировать? Я привёл кого надо, клянусь матерью. Зовите Марка, пусть прихватит мои деньги.

— Ага. Так Марк к тебе и прибежал. Есть правила, Дитер. Советую тебе свалить куда-нибудь. Иди в столовку — сегодня там подаёт твой любимый паштет.

— Не, мужики, я дождусь Марка. Невен час мои денежки свиснут. — Инфирмукс красноречиво посмотрел на Кириона, — А мне ещё со своими ребятами делиться. Хер я подниму свою задницу с этого стула, — заявил громко, откусив ломоть заплесневелого сыра и с видом блаженства прожевал его.

— «Посмотри, там дальше камеры есть? Мы их сейчас тут и прирежем! Отойди подальше, а то запачкаешься... хотя... надо бы их как-то аккуратно прикончить... есть идеи?»

[Юный Кирион]

— Я не думаю, что в ближайшее время куда-то поеду, — сказал Кирион с грустным смешком. — Но однажды я мечтаю повидать Аркхейм и запечатлеть самые прекрасные и впечатляющие виды. Познакомиться с массой интересных личностей и найти уникальные материалы для своего ремесла. Однажды я обязательно посещу и Некроделлу.

Под конец его лицо приобрело мечтательный вид. Он мысленно уже представлял более взрослого себя, бороздящего просторы системы с верными товарищами, увешанного самыми великолепными артефактами. И он хотел длинные волосы, чтобы они развивались за его спиной как плащи рыцарей из приключенческих книг.

История про смену власти Кириону показалась варварством. Он не мог представить, чтобы в Айне кто-то мог в открытую убить членов императорской семьи.

— Ну, ты не ведёшь себя как тиран и деспот в общении со мной. Думаю, что ты не тот, кто будет стремиться к абсолютной власти просто так. Раз он тебе не нравился, и ты его убил, то на это были свои причины, — наивно хлопая глазами, сказал с какой-то детской непосредственностью Кирион.

У него была нехорошая черта видеть исключительно идеализированно тех, кому симпатизировал. Из-за этого он нередко попадал в беду. Кирион был из той породы людей, что умудрялись подружиться с хулиганом и вытащить из них всё самое лучшее.

Но как можно было оценивать справедливо того, кто спас тебе жизнь? Того, кто за короткое время знакомства принял твою проблему без насмешки и даже выказал поддержку «глупым и детским желаниям». Инфирмукс, такой взрослый и сильный, высокопоставленный и далёкий от невзгод обывателей, со всей серьёзностью и внимательностью отнёсся к подростковым переживаниям Кириона.

— Я не шучу! — с едва заметным нажимом сказал Кирион, сразу уловив лёгкую иронию своего собеседника. — Я редко даю обещания. Это один из немногих уроков моей семьи, который я освоил. Рано или поздно я тебе понадоблюсь. И я приду по первому зову. Может быть, к тому времени я уже поседею, а моё лицо станет похожим на изюм.

Кириону показалось неубедительным то, что этот зуд просто от нервов. Может быть, из-за местной экологии у него началась крапивница? Но кровожадное обещание расправиться с любым успокоило его, убаюкало лёгкое беспокойство. Ощущение зуда прошло. Возможно, Инфирмукс был прав — просто так выражалась нервозность.

— Я не думаю, что распробую интриги. Это просто не для меня, — подумал он с лёгким оттенком застарелого разочарования.

Он мог по мелочи что-нибудь провернуть. Но в большом масштабе всегда потом чувствовал себя каким-то запятнанным. Хотелось отмыться горячей водой и содрать с себя верхний слой кожи грубой мочалкой.

— Я никогда не ощущал себя чужим среди эонов, в отличие от немногих других эльфов, которые учились вместе со мной. Эоны часто принимали и принимают меня за своего, если внимательно не присматриваются. А вот эльфы всегда смотрят на меня так странно, особенно те, кто живёт в изолированных общинах. Смотрят удивлённо, поражённо. Что-то они видят во мне такое, что им совсем не нравится.

Его мысли были ровными и спокойными. Было понятно, что мнение эльфов его особо не волновало. Он давно смирился с этим. В его понимании члены его семьи просто были другими. Эльфами сами по себе, отдельно стоящими.

— Так вся моя семья выглядит. Смуглая кожа, рыжие кудри, высокий рост. Мы все очень похожи друг на друга, поскольку в нашей семье практикуются браки между кузенами. Хотя я шире в плечах из-за того, что работал в кузнице. Я совсем недавно ещё был подмастерьем.

Его мысли обдало горячим сухим воздухом кузницы, запахом раскалённого металла и тёплым воспоминанием о зычном голосе старого эона с большими крепкими руками.

— Эонам я нравлюсь. Мне часто говорили, что если бы не мои уши, то приняли бы за своего родича, — ответил он с ноткой теплоты и смутными образами эонов в шумном, живом Эвелине. — Многие из них понимают мою любовь к магии, мою тягу к артефакторике. Они уважают мой интерес.

Поддержка Инфирмукса разлилась теплом в его груди. На лице проступил румянец, дошедший даже до острых вытянутых кончиков ушей.

***

Кириону категорически не нравилось это место. Земля тут была отравлена. Вокруг ничего не росло, не летали насекомые и не пахло жизнью. В воздухе стоял тонкий запах химикатов. Нечему было скреплять верхний слой земли, поэтому клубы тёмной взвеси летали повсюду, гонимые ветром. Часть пыли попала в глаза, из-за чего они начали слезиться.

Что-то неприятное даже въелось в стены. Магическая энергия текла вяло и безжизненно. Кирион отметил, что ощущение от неё было какое-то стерильное и обезличенное. Какое иногда специально создавали в тщательно изолированных лабораториях ради экспериментов и тонких расчётов, где колебание естественного магического фона могло исказить показатели измерительных артефактов и техномагических устройств.

По полупустому помещению из-за высоких потолков прокатывалось зловещее эхо. Обшарпанность и упадок вызывали у Кириона брезгливое омерзение. Запах крови ощущался особенно сильно, буквально покалывая его излишне чувствительный нос. Они зашли в какую-то комнату, где было оборудование и двое мужчин. Кирион к этому времени подозрительно притих. Его мысли стали слишком вязкими и вялыми, а залитый кровью пол притягивал внимание. Его взгляд буравил подсыхающую кровь, притягательно блестевшую в швах и скопившейся лужице. Пол был неровным и под небольшим наклоном шёл к одной из стен. Туда же скатилась какая-то разломанная в середине сигара. Кровь заворожила его.

Кирион очнулся, когда Инфирмукс от него отошёл и сел, закурив сигарету. Рядом стоял какой-то старик в халате и с довольным видом рассматривал происходящее. На ум сразу пришла жуткая история про врачей, которые похищали людей в больницах и разбирали их на донорские органы для чёрного рынка.

Ему пришлось сделать вид, что он подчиняется указаниям этого человека. Руки потянулись к поясу. Он развязал его и сбросил на землю, а затем расстегнул жилетку. В этот момент он почувствовал, что лопатки странно ощущаются. Кирион сбросил жилет и проделал руку в растянутый ворот сорочки, быстро добравшись пальцами до левой лопатки. Под подушечками пальцев он ощутил тонкие редкие чешуйки.

Он внезапно осознал, что тот зуд был связан не только с нервозностью. Наросты на его руке медленно и уверенно захватывали участки с нетронутой кожей. Странное обжигающее и одновременно холодящее ощущение прошлось по его энергетической паутине. Пальцы поражённой левой руки слегка дёрнулись против воли.

Его глаза широко раскрылись, и он бросил панический взгляд на Инфирмукса. Ему стало так страшно, что он был на грани паники. Одновременно с этим Кирион начал ощущать поднимающуюся неестественную злость и безумную агрессию. Желудок скрутило от внезапно нахлынувшего неестественного ощущения голода. Неестественного тем, что это было не только физическое желание, но и моральное. Будто он только что посмотрел рекламу с самой вкусной едой в мире. Во рту скопилась слюна, которая тяжело скатилась по задней стенке горла.

Привкус крови во рту казался одновременно неприятно отвратительным и странно притягательным, не до конца распробованным интригующим новым открытием. Стойкий запах крови обволакивал его. Страшная сильная ярость разливалась по телу и оседала в энергетической паутине. Нет, это была даже не ярость. Кровожадность. Кирион не думал, что когда-либо до этого дня испытывал её.

Магическая энергия в его теле начала слабо извиваться, терпеливо подталкивая Кириона вытянуть руки и сделать что-то непоправимое с врагами. Внезапно все присутствующие, кроме Инфирмукса, стали ему казаться обезличенными... неважными... стоящими ниже... скотом. Кирион попытался дать отпор наваждению, но ему не удавалось. Он изначально потерял ту зыбкую границу, отмечавшую место, где кончаются его мысли и начинаются чужие. То место, где злая навязанная порчей хтона воля вплотную подбиралась к его естеству.

Он испуганно мысленно потянулся к единственному оставшемуся маяку — Инфирмуксу. Тот ему что-то сказал, но Кирион никак не мог разобрать его слова сквозь эту пелену ярости.

Когда более молодой мужчина с пропитым лицом лицом подошёл ближе, то Кирион понял, что теряет контроль над собой. Его левая рука против воли схватила за горло врага, сжимаясь всё сильнее и сильнее. А тот пытался вырываться, но не мог закричать из-за сильной хватки. Кирион даже не почувствовал боли, когда молодой мужчина ударил его ножом в левое плечо. Клинок попал в зазор между чешуйками и застрял. Желание убить усилилось.

[Инфирмукс]

Детской непосредственностью Кириона можно было бы утопить весь мир в крови. Инфирмукс не смог сдержать очередную ироничную улыбку, хотя находил эту черту характера своего нового знакомца трогательной и вовсе не удивительной. Если бы люди всегда смотрели однобоко на слова и поступки, то у него во время восстания не нашлось бы ни одного соратника. Кирион в своём подростковом возрасте буквально воплощал кристаллизованную способность новорожденных хтоников приспосабливаться к новым реалиям – безумному Климбаху.

Ещё вчера такой молодчик читает умные книжки или ведёт свою тихую повседневную жизнь, а сегодня ты берёшь его в ученики и говоришь: эй, парень, научу тебя делать колбасу из человеческих кишок и красиво резать глотки, чтобы ровненько. И он готов закрыть глаза на то, что предлагает это безумец, который секунду назад выпотрошил пару десятков человек у него на глазах.

— Деспотия может исходить от личности, а может идти от долга. Я деспот по долгу, но в общении важно понимать контекст и статус собеседника. Нет ничего доблестного в тирании над одним испуганным подростком. Детей следует защищать, именно для этого я и стал патриархом, — прибавив в голосе пафоса, но совершенно не приукрашивая свои мотивы, ответил Инфирмукс. — Однако, если когда-нибудь станешь патриархом своего клана и войдёшь в большую политику, тебе придётся научиться тому, что составляет основу власти — в том числе авторитарности и политической игре, которую ты называешь интригами. Иначе от того, что ты должен защищать, не останется и ошмётка.

— Я не шучу!

— Я знаю, Кирион, что ты абсолютно серьёзен. Я тоже. Неважно, как ты будешь выглядеть — я приду, — затем вновь иронично добавил: — ...не обращай внимания на мой тон, он не тебе насмешка. Я бы никогда не стал смеяться в ответ на искренность.

Разговор об эонах повеселил Инфирмукса, и он осторожно заметил: — Могу поверить, это потому, что эоны куда более открыты, чем многие консервативные эльфийские диаспоры. Хотя типичный эльф похож на среднестатистического эона куда больше, чем вы... — Тут было абсолютно верное замечание: если провести фенотипический срез, то эоны, в большинстве своём, изящные люди, и даже мужчины редко могут похвастаться накачанными мускулами, в отличие от этнархов.

— И в эонах действительно заложена прирождённая любознательность к магии и наукам... — В этот момент Инфирмукс вспомнил Уробороса, и почувствовал сожаление: безумие не щадит никого, ни гениев, ни глупцов.

В какой-то степени Кирион сейчас тоже сходил с ума, однако Инфирмукс полагал, что сможет с этим справиться. Вот только он совершенно не думал, что зуд вызван усилением трансформации, а даже если бы и подумал — что бы он мог сделать?

На него смотрели волком. Особенно пожилой мужчина в очках. Они поблёскивали в тусклом рассеянном свете какой-то безысходностью. Инфирмуксу он не понравился. Зачем его выпровожают? Сыр оказался горьковатым, и, жуя его, хтоник внимательно следил за эльфом, почти сразу заметив неладное. Почему?

Всё просто. Они приказали ему раздеваться, он же попросил проверить камеры и отойти. Их эльф послушал, начал снимать пояс и уже снял верхнюю одежду, а вот предупреждение покровителя, похоже, вообще не услышал. Делать предстояло всё самостоятельно, то есть проверить камеры. Когда Кирион повесил пояс, лже-киборг поднялся и подошёл ближе; двое уродов напряглись. Чего они боятся? Сравнявшись с эльфом, Инфирмукс заметил в прорези нижней рубашки чешую заражения, которая уже подбиралась к шее. Дело дрянь — скорее всего, жертва паразита просто не слышит его. Кирион наверняка улавливает только один мотив — Инфирмукс знал какой: тот, который ему шепчут изнутри.

— Да расслабьтесь, мужики, я просто проверю оборудку — вдруг ему бошку поджарит. Марк мне за горелого эльфа хрен заплатит.

Обходя Кириона, Инфирмукс невзначай коснулся его локтя — ощутил неестественный жар и дрожь юноши, тот будто сдерживался из последних сил.

Пройдя за массивные контейнеры, он развернулся, окинув взглядом помещение и сразу засекая камеры. Древние, как и всё здесь. Не было смысла создавать сложные иллюзии, чтобы выиграть несколько минут: эти камеры наверняка ломались каждую неделю. Всё, что требовалось, — создать короткое замыкание в проводах. Ха-ха, здесь ещё использовали кабель — хотя и современный.

Тем временем в ауре Кириона начала твориться вакханалия: Инфирмукс ощущал это буквально всей кожей, даже воздух наэлектризовался вокруг подростка. В следующую секунду произошло сразу два события: хтоник накрыл помещение куполом безмолвия и наложил запирающие чары на дверь, а Кирион напал. Кровожадность, навязанная проклятием, ударила по всем инстинктам Инфирмукса разом — восприятие на доверившегося ему парня было активировано на полную, и хотя Инфирмукс био-эмпатию использовал только для новорождённых и молодняка, для Кириона сделал исключение. Его натренированная чуткость позволяла быстро замечать приступы... прямо как у эльфа сейчас.

Инфирмукс не ошибся в том, что стал для Кириона временным маяком стабильности — он сознательно расположил подростка к себе. Можно ли считать это манипуляцией? Да, но это ведь было во благо, не во зло. Достаточно ли одного знакомства, чтобы удержать психику юного, неподготовленного существа от бездны безумия? Нет.

Когтистая лапа сомкнулась на шее мужчины, очки свалились с носа и хрустнули о пол, словно чьи-то кости. Ушко попало в щель между плитами, где скопилась кровавая кашица. Инфирмукс вскочил, сбрасывая с себя иллюзию и, словно болид, преодолел расстояние до молодого, с разворота ударил ногой по корпусу, отправив его в полёт до флюорографической камеры. Мужчина врезался в неё спиной, оставив глубокую вмятину в металле, пистолет выпал из рук ещё в самом начале — так и не успев выстрелить в Кириона.

Резко развернувшись, Инфирмукс крикнул:

— НЕ ЖРАТЬ... — он прекрасно осознавал, что Кирион сейчас чувствует дикий голод, потому что воспринимал его эмоции всеми своими инстинктами, — ЭТО ДЕРЬМО!

Он уже оказался рядом, скрутив Кириона костяным хвостом по рукам и ногам — общей длины хватило, чтобы упаковать эльфа как следует. Пинком ноги отправил его жертву на пол — наверняка сломал пару костей старику.

Инфирмукс чувствовал, как на Кириона накатывает безумие, и хотя он всё ещё явлся для него маяком, что такое мимолётное знакомство против паразита, живущего у тебя в теле? Очень скоро Кирион не сможет узнать ни семью, ни друзей — и, тем более, не вспомнит, кто такой Инфирмукс.

— Эреб! Стимулятор мозга поможет!? Ты исследовал его кровь! Как купировать? Хотя бы временно!

— Нет, но можно попробовать ослабить эту тварь в его теле. Она вызывает приступы, если её немного...

— Понял! — Инфирмукс метнулся к столу, где осталась недопитая бутылка водки. Кирион тем временем болтался позади, крепко спелёнатый хвостом и удерживаемый над полом — для хтоника несложно было удерживать парня в таком положении.

Откупорив бутылку, хтоник достал из пространсвенного кармана белый порошок — одна из формул на грибах и травах гилеи дурманов. Только натуральные ингредиенты. Засыпал порошок в бутылку, быстро встряхнул и крепче скрутил Кириона, остановившись, лишь когда почувствовал, что рискует сломать тому кость.

— Я помогу тебе! Не сопротивляйся! Мы купируем эту заразу — тебе будет легче ей противостоять, — и, может быть, ты даже не попытаешься меня сожрать ближайший час, — рот открой.

Если Кирион не откроет рот, Инфирмукс без труда сожмёт ему щёки, заставив открыть рот рефлекторно, а затем аккуратно вставит горлышко бутылки и начнёт вливать напиток, чтобы тот не захлебнулся. Удивительно, но сочетание спирта и экстракта грибов приобрело сладковатый, чуть вяжущий вкус — но это потому, что 75% алкоголя Инфирмукс всё же испарил, оставив крепость хорошего вина и воду. Порошок в жидкости придал напитку мерцающий фиолетовый оттенок.

Когда Кирион выпил всё, хтоник отбросил бутылку и перевёл взгляд на старика, который очнулся после удара и попытался встать.

— Мы не договорили. Где Марк? — опасаясь отпускать Кириона, спросил спокойно. — Или сейчас же зовёшь его сюда, убеждая, что привели вашу цель, или я тебе печень вырежу и сожрать заставлю без соли. А потом повторю с печёнкой твоего друга. Субпродукты полезны. Понял меня? Кивни, если понял.

Он вновь повернулся к Кириону:

— Как себя чувствуешь? Прости, но ты терял контроль. У меня не осталось другого выхода.

[Юный Кирион]

Кирион выразительно моргнул и уставился на Инфирмукса, слегка склонив голову, как это делают собаки. Он не очень понимал, что такого плохого может быть в деспотии. Его можно простить, ведь этот юный эльф родился в аристократической семье в империи, где власть была сосредоточена в руках кабинета министров и верхней палаты лордов, подавляющее большинство которой состояло из небольшого процента привилегированных эонов. За фасадом изысканно изложенных законов и провозглашаемых прав скрывалась та же самая деспотия — просто чуть более украшенная и преподнесённая в тщеславной торжественности.

Для Кириона было абсолютно нормальным то обстоятельство, что существовал глава рода, которому подчинялись все остальные члены семьи. Правда, в отличие от многих других эльфов, где старшинство определяло иерархию, семья де Сильнир переняла эонскую традицию передавать всё первенцу. Если дед Кириона имел непререкаемый авторитет за счёт грозного (и справедливого) характера, то отец Кириона брал хитростью, манипуляциями и дьявольски хорошей способностью убеждать. Брат Кириона не имел харизмы или крутого нрава, но отличался очень прагматичным умом и в молодом возрасте оказался вовлечён в дела семьи, очень хорошо зарекомендовав себя.

Кирион не умел и не хотел править. Он не мог понять, кто хотел себя сковать обязанностями и ответственностью. Может быть, просто у него был слишком мягкий нрав и была слишком нежная натура для командования кем-либо другим. Возможно, именно поэтому ему в жёны пророчили самую грозную и коварную из кузин, способную взять в свои маленькие хрупкие ручки в случае нужды всю семью и управлять железной рукой со сладкой нежностью уже самим Кирионом.

Он надеялся, что его брат как можно быстрее женится и произведёт славного наследника, а Кирион будет добрым дядей, к которому можно убежать во время подросткового бунта.

— Это очень похоже на представления моей семьи, — ответил Кирион и слегка пожал плечами. — Может быть, именно поэтому меня не пугает твоя хтоническая... ну... деспотичность?

Кирион вздохнул и вспомнил, как отец приглашал его и брата на свои уроки. Тот говорил то же самое, что и Инфирмукс. Кирион не был наследником, но его семья отчего-то считала неправильным ограничивать его образование. Он просто был счастлив быть свободным от места главы рода. У него была уникальная возможность пользоваться благами и жить той жизнью, которую он сам для себя выбрал.

— Надеюсь, что этого никогда не произойдёт, — сказал он, отводя взгляд. — Я бы хотел, чтобы мой брат жил долго и счастливо.

Потери и трудные времена превращали членов его семьи в настоящих чудовищ за обольстительными улыбками. Слишком большая любовь и сильная привязанность могли обернуться нехорошими последствиями. И он в детстве видел, что с его бабушкой сделала внезапная смерть дедушки. К сожалению, он узнал тогда же, как она расправилась с убийцами своего мужа. После этого Кирион никогда не мог на неё смотреть как прежде.

Если Инфирмукс когда-нибудь встретится с членами его семьи, то они пугающе быстро придут к взаимопониманию.

— Было время, когда я находил свою внешность неприятной. Мне не нравилось отличаться от остальных и быть первым, на кого посмотрят в комнате, — сказал он чуть тише Инфирмуксу в непривычном для него желании поделиться откровением. — Быть другим — это сложно.

Сложно.

Сложно принять себя.

Этот совсем недавний разговор с Инфирмуксом не выходил у него из головы. Даже если бы он стал хтоником, то его семья вряд ли бы отказалась от него. Нет, они были такими же храбрыми глупцами, слишком сильно любящими. Разве он сам бы отказался от члена своей семьи или друга из-за этого? Точно нет. Он был из той породы скудоумных мечтателей, что до конца своей никчёмной короткой жизни держатся за свои идеи и убеждения. Ему с детства втолковывали, что за своих надо крепко держаться и стоять за них горой. Впрочем, разве убеждения и принципы не обретают свою ценность в момент испытаний? Легко придерживаться чего-то, когда твои убеждения удобны и не портят жизнь. И насколько трудно им следовать, когда они заводят тебя на путь очевидной гибели.

Его родные сделали бы всё ради него. И он тоже бы это сделал для них.

Как он мог быть так глуп? Своим эгоизмом и желанием доказать кому-то что-то Кирион подверг себя такой опасности. Для него смерть закончится забвением, но его семья будет столетиями носить траур. Разве бабушка в своей мудрости не говорила ему: «Не жалей умерших, Кирион, жалей живых»?

И сквозь эту пелену, обволакивающую и убаюкивающую его разум, прорвался хлёсткий, как удар, голос Инфирмукса. Было так трудно разобрать слова, когда этот кровавый дурман так бережно укутал его и крепко держал в своём плену. Зачем думать? Зачем о чём-то жалеть? Уже было поздно брать на себя ответственность, когда он потерял контроль. Кирион трусливо спрятался, боясь встретиться с суровой реальностью.

Но воля Инфирмукса была неумолима. Этот хтоник повелевал и указывал, заставляя что-то пробудившееся внутри него вместе с распространяющимся по телу паразитом подчиниться этому властному голосу. Он не успел полностью отдаться во власть захватывающего его тело и личность хтона. Его своеволие и упрямство отступили перед каким-то инстинктом подчинения вожаку стаи. Он нашёл в себе силы собраться с духом и прорваться сквозь пелену. Ему было отвратительно вновь почувствовать этот непреодолимый голод в сопровождении неистовой ярости. Во рту начал растекаться вкус чужой крови — тягучий, бархатистый и немного терпкий. Не самая лучшая кровь, но даже это было лучше грызущего изнутри голода. Ему не удалось в полной мере прокусить плоть, поскольку зубы не были достаточно остры. Это была небольшая рана, из которой сочилось совсем немного крови.

Что-то обхватило его и дёрнуло. Он испуганно встрепенулся, но не успел избежать захвата и досадливо клацнул зубами. Крепкий хвост сковал его по рукам и ногам, оторвав от вожделенного насыщения. Он начал дёргаться и пытаться вырваться. Его рык был звонким, но коротким. Как у щенка. Его ротовой аппарат вряд ли мог издать полноценное рычание. Всё внутри него стремилось вырваться на волю, ведь ни один зверь не терпит клетки.

Кто-то, кто ощущался важным и слишком сильным для него, сжал его щеки, из-за чего ему пришлось выпить что-то резко пахнущее и саднящее в горле. Что-то внутри него замурчало при ощущении кого-то сильного. Он тут же обмяк и перестал дёргаться в попытках вырваться из плена, приподняв голову и обнажив нежную шею в малопонятном инстинкте.

Это ведь был его защитник. Ему можно было доверять! В ответ на это в груди растеклось спокойствие. Он мог расслабиться. Его не обидят.

Кирион почувствовал, как этот приступ безумия начал отступать. Он начал отплевывать кровь, давясь от подступающей тошноты. Его тело резко захлестнуло бессилие, какое бывает после мышечной судороги.

— Ужасно... отвратительно, — ответил Кирион осипшим бессильным голосом.

Он хотел рассказать Инфирмуксу, как ему было страшно и мерзко. Рассказать про захлестнувший его ужас от осознания того, что едва не потерял себя, что едва не сдался на волю паразитирующему в нём хтону. Кирион не хотел опять никого убивать. Он не хотел убивать так. Не хотел обратиться в зверя и рвать своими зубами в нечеловеческом рычании жертву. Ему было противно от самого себя.

Магическая энергия в его теле всё ещё билась в неистовстве, из-за чего тело содрогалось от мелкой дрожи. Кожа блестела от лихорадочного пота, а глаза до конца не приобрели прошлую ясность. По разгорячённым щекам текли слёзы, дорожки которых легкой прохладой щекотали чувствительную кожу.

— Рука... в ней застрял обломок ножа, — сказал Кирион, стараясь лишний раз даже периферийным зрением не поймать вид своей порченной руки.

Острая тонкая боль пока подозрительно слабо ощущалась. По руке из раны стекала на пол вязкая иссиня-черная жидкость, от которой исходил резкий химический запах. Своими недавними попытками выбраться из хватки хвоста Инфирмукса он заставил рану сильнее раскрыться. Жидкость явно была небезопасна. Даже её испарения оседали в полости рта неприятным привкусом. Кирион начал кашлять от этого запаха, раздражающего слизистую его носа и горла. Одновременно с этим язык ощущался слегка онемевшим, как от раствора для полоскания больного горла.

Сам старик явно узнал эту жидкость, поэтому подобрался и предпочёл отползти от неё подальше. Он встал, опираясь на оборудование и ожесточённо кивая, бросая опасливые взгляды то на Инфирмукса, то на Кириона.

А Кириону было неприятно видеть страх по отношению к себе. Он привык к улыбкам и смеху, нежности и симпатии. Кому вообще могло понравится вызывать у кого-то страх?

[Инфирмукс]

— Может быть, именно поэтому меня не пугает твоя хтоническая... ну... деспотичность?

— Деспотичность бывает разной, Кирион. Но если мы говорим о достаточно большом обществе, будь то клан или государство, без подобного качества власть быстро загнивает, а за ней — и всё остальное. Если деспотия идёт от личности, а личность больна или деструктивна, то и это всегда приводит к упадку. Монета о двух сторонах. Толковый самодержавец и глава клана правит так, что его деспотичность не очевидна, — Инфирмукс едва заметно улыбнулся и тихо добавил: — разве я заставил тебя хоть на секунду подумать, что меня следует бояться? Истинная стая, что на Лирее, что на Климбахе, должна защищать своих детёнышей. Если детёныши боятся вожака — это уже не стая.

— Быть другим — это сложно.

— Истинно так. Но теперь, я надеюсь, ты проработал эти свои эмоции? Людей в принципе пугает то, чего они не понимают или что считают чужеродным. Тебе совершенно нечего стыдиться — ни по меркам эльфов, ни по меркам эонов.

Инфирмукс мог его понять: почти два тысячелетия назад, оказавшись в довольно нежном возрасте на Климбахе, и Симбер добрый десяток лет проклинал собственную внешность. Обладать на дикой планете достаточно изящными аристократическими чертами для бойца, кто тотально пошёл по пути силы и в режиме нон-стоп рубил врагов, — в некотором роде проблема. Он бы не отказался в те времена иметь физиономию матёрого отморозка, вот чтобы сродни харотской горилле. Однако лишь со временем осознал, что на Климбахе, если ты обладаешь достаточной смертоносностью, всем плевать на твою морду лица.

Инфирмукс, сосредоточившись на био-эмпатии и эмоциональной сенсорике, всеми своими органами чувств ощущал дрожь Кириона — и как она, из скручивающей тело хаотичной, превращается в мелкую ритмичную, а после утихая, расслабляя тело юноши. Словно он влил ему в пищевод не грибной экстракт, а вколол убойную дозу транквилизаторов. В ауре его бешеный вихрь скручивался в тугой клубок, хотя паразит всё ещё пульсировал в энергетической паутине, словно мерзкий нарыв.

Держа Кириона за щёки и аккуратно вливая остатки жидкости ему в рот, хтоник усилил направленную эмпатию через касание к солёной от слёз коже, пытаясь поймать за хвост ощущение того, что паразит навязывает своему носителю:

Кровавое безумие. Голод. Жажда чужого мяса и крови. Исступлённая агония. Борьба и разрушение. Голод. Голод. Голод. И что-то ещё... вот это чувство... Инфирмукс не раз его встречал, чаще у детёнышей стайных животных Климбаха. Тварь внутри Кириона замурчала от присутствия высшего хищника, но так как сам носитель воспринимал Инфирмукса словно старшего — патриарха, то примитивный разум паразита интерпретировал чужеродное присутствие как: «вожак» или «отец».

Разумеется, для Кириона, который никогда не сталкивался ни с чем хотя бы отдалённо подобным, инстинкты и «язык» собственного тела оказались мало понятны. Но древний хтоник прекрасно понял и почему паразит пробуждает подобные эмоции в Кирионе, и почему тот обнажил шею.

Тварь пока что воспринимала носителя детёнышем — и не мудрено, — а Инфирмукса — его старшим и сильным защитником. Ведь у любого детёныша обязательно должен быть защитник. Паразит оказался гораздо более развитым и, к сожалению, адаптивным, чем Инфирмукс полагал в самом начале.

— «Бездна, я уже слишком стар для этих игр с молодняком...» — но он прекрасно понимал, что если сумеет укрепить их с паразитом иерархию, то управлять им станет проще, и Кирион точно не оскалит свои зубы на того, кого сам считает патриархом, и кого паразит воспринимает как вожака.

Потому, долго не думая, Инфирмукс подался вперёд, припав к шее Кириона и обозначив острыми клыками укус. Нет, это не было настоящим вонзанием острых хтонических зубов в шею жертвы, у которой собираются выдрать кусок парного мяса. Это была... аллюзия на игры родителей с детёнышами: даже кошки прикусывают своих котят, не оставляя следов на тонкой кожице, но обучая правилам игры, также делают и среди волков, медведей, гиеновых собак, шакалов и многих других. Вот и Инфирмукс не укусил, а лишь обозначил границы: не причинил боли, не оставил следов, но позволил паразиту зафиксировать их иерархию.

Впрочем, он всё ещё не до конца понимал, где заканчиваются инстинкты и импульсы Кириона, а где начинаются паразитические. Но, исходя из его довольно неплохих познаний, в генетической линии высших эльфов, у тех звериная часть практически отсутствовала, в отличие от некоторых других эльфийских подвидов. Однако даже среди высших встречались диаспоры, где индивидуальные черты кланов имели очень специфические особенности.

— С возвращением, — бодро поприветствовал хтоник пришедшего в себя Кириона и сразу подсунул ему бутылку чистой воды. — Ты не виноват, что эта дрянь полезла из тебя наружу. Хватит грызть себя за то, чего ты не контролировал. Не бойся, ты бы не потерял себя. Я умею работать с такого рода безумием. Возможно, тебе показалось, что твою личность легко стереть и подавить, но это заблуждение. Всё куда сложнее.

— Рука... в ней застрял обломок ножа.

Только сейчас Инфирмукс, к своему стыду, заметил обломок, застрявший меж броневыми пластинами заражённой руки. Нет, он и до этого ощущал его через био-эмпатию, вот только привыкший к бесконечным ранам древний хтоник не обратил на это ровным счётом никакого внимания. А ведь подростка ранили. На секунду Инфирмукс подумал, что готов прямо сейчас пойти и перерезать здесь всех без разбора. Начиная с этого этажа и заканчивая самой последней захолустной кладовкой, где обязательно спрячется парочка уродов.

— Так-так, — он наклонил голову набок, чуть прищурившись, рассматривая открывшуюся непримечательную картину. Аккуратно опустил Кириона на ближайшую свободную поверхность — и не на заляпанный кровью и отходами жизнедеятельности стол, а на прочный ящик из углеродного пластика у окна. Костяной хвост всё ещё держал юношу, но уже не сильно, просто не позволяя упасть или дёрнуться слишком резко.

— Седи, не дёргайся. Сейчас будет неприятно, но недолго. Ты стал очень ядовитым, концентрация поражающего фактора твоей крови запредельная, — неожиданно Инфирмукс обернулся к старику, широко оскалившись в хищной улыбке. — Эй, дедуля! Если не хочешь закончить кровавой кучей дерьма, то уберёшь свою граблю от тревожной кнопки. Понял меня, или мне нужно высечь это на твоей спине? — он подчеркнуто эффектно выдвинул длинные чёрные когти и, разбив хвостом систему подачи чрезвычайного сигнала, вернулся обратно к Кириону.

Тонкая вязь анальгезирующего заклинания окутала руку и половину его корпуса. Поддев осторожно когтями металл, он одним быстрым филигранным движением выдернул его из раны и швырнул в сторону, под ноги молодому бандиту. Густой яд брызнул в стороны, но Инфирмукс успел вскинуть руку, создавая фильтрующую мембрану. Капли вонзились в неё, растеклись по поверхности, но не попали ни на кожу, ни на одежду.

— Терпишь? Сейчас заживим, — сосредоточившись на голубых, словно два куска благородной руды, глазах эльфа, чтобы удостовериться в его самочувствии, Инфирмукс активировал заклинание. Края раны оплавились биокристаллическими наростами, а после стянулись, покрывшись грануляциями.

— Готово.

Убрав остатки магии, он осторожно коснулся пальцами кожи над швом, проводя по горячим чешуйкам до плеча:

— Чувствительность вернётся позже.

На заплаканном лице Кириона сейчас отражалась буря эмоций, где основной всё ещё было отвращение к самому себе.

— Посмотри на меня, — тихо сказал Инфирмукс, снова приподнимая его подбородок и кивнув на старика, который отполз к флюорографической установке и прижимался к её стальному боку, словно таракан к плинтусу. — Это страх перед тем, что они сами сделали, а не отвращение к тебе. Ты — напоминание, что всё вышло из-под контроля. Ты не станешь чудовищем из-за одного срыва, даже из-за сотни срывов не станешь, потому что настоящая тварь — это та, кто добровольно творит грязь и мерзость, выбирая их, даже когда у неё есть выбор. У тебя его не было. И ты всё ещё тот самый парень, который не терпит бессмысленного насилия и, наверняка, подумал о том, насколько же вульгарна моя коса, — хтоник тихо рассмеялся и добавил: — я бы тоже так подумал.

Отпустив Кириона, Инфирмукс выпрямился, разворачиваясь к старику.

— А теперь — к делу. Я задал вопрос, — голос хтоника стал властным, с отчётливыми нотками металла. — Где Марк?

Старик всхлипнул и отчаянно закивал, ткнув ладонью куда-то вниз и показывая два пальца.

— «Он внизу. Там оборудование, ключевые камеры, основной лабораторный блок и портальный зал...»  — пояснил потуги старика Эреб.

Старик же ещё раз отчаянно закивал. Инфирмукс хмыкнул, будто что-то вспомнив, и снял с него ментальную заглушку.

— Только попробуй сказать хоть одно слово не по теме — и я залью тебе в глотку то, что вытекло из его раны, — он кивнул на чёрные подтёки под ногами, — и это будет самое приятное, что с тобой сегодня произойдёт. Понял меня?

— Д-да... всё понял... не убивайте...

Пока старик трясущимися руками набирал код на внутреннем терминале связи, Инфирмукс снова обратился к Кириону — уже по мысленной связи, аккуратно, без лишнего давления:

— «Сейчас будет проще. Порошок ослабил паразита, но если почувствуешь жажду крови и желание пожрать чужого мяса — цепляйся за меня. И помни: что бы ни случилось сегодня, что бы ты ни натворил здесь, всё останется в этих стенах и на совести тех, кто виновен в творящемся здесь безумии. На их счету сотни жертв. Даже если ты сожрёшь каждого, это не скупит того дерьма, что они натворили...»

— Марк поднимется, — пропыхтел старик, — сказал через десять минут.

[Юный Кирион]

Его семья руководствовалась схожей логикой. Ему с братом с детства не особо аккуратно вкладывали в голову мысль, что все морально сомнительные дела совершаются лишь ради блага семьи. И тирания грозного деда была направлена на их защиту. Ведь дети — самый ценный ресурс семьи. Гарантия будущего. Это всё, конечно, накладывало определённый груз ответственности на Кириона. Ведь он был результатом многолетней деятельности своих предков.

Даже его внешность — это тщательная селекция. Его высокий рост и крепкое здоровье были результатом евгенического эксперимента, проведённого одним из предков, выдающимся химерологом. Ведь никто не мешает свои знания применить на собственной семье, да? Вместо магии использовать законы природы, которые были ничуть не хуже. Цель оправдывает средства — ему едва вылезшему из люльки это говорили. А цель — это благополучие семьи. Но Кирион сбежал. Сбежал от своей семьи, от обязанностей и закономерного груза вины. Он сбежал от чувства долга и ответственности, от себя в роли запасного наследника. А теперь Инфирмукс напомнил ему обо всём этом своими рассуждениями, так чудовищно похожими на слова его родителей.

А дальше что он скажет?

«Тебе совершенно нечего стыдиться — ни по меркам эльфов, ни по меркам эонов».

Знал бы он, чего на самом деле стыдится Кирион. Но даже если бы и знал, то посчитал бы это не таким уж и поводом для тех сильных переживаний, которые имел юный эльф. Но Инфирмукс не просто говорил. Всё было куда хуже. Хтоник показывал и доказывал всё на деле, не оставляя Кириону и шанса на сопротивление его словам и тем принципам, которым следовала его семья.

Инфирмукс подчинял то чудовище, что властвовало над Кирионом. Что за власть он имел? Его спокойный голос был пронизан мощной волей, задевающей струны души. Играл, как на музыкальном инструменте. Инфирмукс подчинил и укротил паразита, вернув ясность мысли и успокоив того мечущегося в панике ребёнка, которым и был на самом деле Кирион.

Чего стоили принципы Кириона, когда в момент их испытаний он отбросил всё, что отстаивал в пику родителям, и вновь вернулся к тем преступным мыслям, с которыми пытался расстаться? И Инфирмукс лишь взлелеивал то постыдное наследие, от которого Кирион пытался откреститься.

Юному эльфу было боязно даже самому себе признаться, что в глубине души желает мстительной расправы над ними всеми за то, что они выбрали его жертвой и обрекли на ужасную участь. И никакие доводы разума не могли унять этот клокочущий внутри него гнев, вызванный унижением и злостью.

Потому что он всё ещё был тем же маленьким мстительным мальчиком, обрезающим в саду матери ядовитые розы и слушающим её рассказы о славных победах семьи над врагами. Он всё ещё был тем же ребёнком, который, сидя на коленях своего отца за большим столом и играя с документами, любопытно и невинно слушал разговоры об очередной кровной мести и захвате соседних земель путём подлости и обмана.

Кирион был всё тем же мальчиком, который ожидал, что отец жестоко расправится с теми, кто причинил ему боль. Правда была такова, что это стало выученным с пелёнок проявлением любви и заботы. И он сам бы запросто отбросил все эти навязанные обществом идеи о милосердии и прощении ради своих близких.

Инфирмукс был тёплым и живым. Его магическая аура убаюкивала и укутывала обострившиеся чувства Кириона. Хотелось просто спрятаться в его объятьях от этого большого пугающего мира, от всей этой страшной ситуации. Конечно, Кирион не собирался навязываться и как капризный ребёнок требовательно тянуть руки, требуя утешения и ласки.

Он сжал ладони в кулаки, пытаясь вернуть себе самообладание. Вдох и выдох. Пахло кровью, во рту был лёгкий химический и землистый привкус от препарата. Хотелось пить. Его тело бережно сжимал костяной хвост Инфирмукса. И сам хтоник стоял перед ним. В помещении было немного прохладно. Кирион, казалось, насквозь промок от пота. Он поёжился от пробежавшего по спине озноба.

— Спасибо, — тихо сказал он и стал жадно пить большими глотками, смывая мерзкий тягучий привкус крови.

«Паразит не подавил меня, а навязал голод и ослабил самоконтроль. Ему даже не нужно меня подавлять»

Нет, всё было куда ужаснее. Паразит умело манипулировал с чем-то спящим внутри Кириона. Он играл с какими-то присущими и одновременно незнакомыми самому юному эльфу чувствами и инстинктами, которые были заложены самой природой. Что будет, если поколениями весьма близкие родственники на протяжении многих столетий вступают друг с другом в брак и культивируют определённые черты?

А паразит внутри него тем временем удовлетворённо мурлыкал, посылая лёгкое мерное гудение по энергетической паутине Кириона. Тело против воли подчинялось этим сигналам. Стоило больших усилий подавить в себе это желание начать мурлыкать как животное при одном лишь взгляде на Инфирмукса. Эльфы могли издавать этот звук, их ротовой аппарат и голосовые связки вообще могли производить множество звуков. На некоторых эльфийских диалектах было из-за этого обстоятельства весьма трудно говорить представителям иных рас, поскольку они без значительного опыта не улавливали разницу в интонациях и произношениях похожих звуков, да и сами ответить толком не всегда могли.

Инфирмукс опустил его на ящик у окна, но предусмотрительно не отпускал. Кирион себе тоже не особо доверял. Он нёс самому себе опасность. Ему во время потери контроля вонзили нож! В следующий раз вместо ножа может быть выстрел в голову!

Какая-то магическая анестезия избавила Кириона от болезненного ощущения в руке, который доставлял этот нож. Эти наросты на руке ощущались как собственное тело. Кирион мог поклясться, что даже через них ощущал температуру, хотя тактильные ощущения значительно отличались. В один момент Инфирмукс угрожающе оскалился и обернулся в сторону мужчины в не совсем белом халате, взметнувшимя хвостом разбив какую-то технику. Кириону даже стало немного жаль, что его больше не держали. Хватка, как бы парадоксально это ни звучало, давала ощущение защиты и поддержки. И даже этот пугающий опасный оскал, который по всем законам логики должен был напугать его, казался каким-то образом приятным и уютным.

Сердце бешено застучало. А сам Кирион в борьбе за контроль над своим телом стал дышать глубже и размереннее, даваясь против его воли вырывающимся звуком. Хотя лёгкая вибрация так и норовила подняться. Наконец, он издал тихое ускользающее мурлыканье одновременно с разливающимся по лицу стыдливым румянцем. Он все же не отвёл взгляд, найдя в себе мужество наблюдать за тем, как Инфирмукс колдует над раной.

Конечно, в таком состоянии прослушал про свою кровь, но ему было интересно узнать об этой жидкости. Ему не совсем было пончтно, для чего она нужно. .

— Что это за жидкость? Я прослушал, — сказал он всё ещё сиплым голосом. — Она не отравит з... остальную часть моего тела? И почему она вообще появилась?

Он едва не сказал «здоровую», но вовремя остановился. Ему вдруг показалось очень некрасивым перед хтоником обозначать его состояние как болезнь. Инфирмукс ведь не болен и здоровее всех остальных. И такого отвращения и испуга не вызывает. Хотя один случайный взгляд на эти наросты на руке заставлял Кириона содрогнуться.

Магия Инфирмукса была потрясающей. Выглядела красиво и была очень эффективной. Даже удивительно, что такой могущественный хтоник так ею владел. Впрочем, даже он когда-то был молодым и слабым. Хотя это было сложно себе представить Кириону. Неужели кто-то такой уверенный и владеющий собой мог плакать и бояться? Чувствовать себя потерянным и беззащитным?

С другой стороны, Инфирмукс проявлял понимание. Значит, эти чувства были ему знакомы. Интересно, насколько у него была тяжёлой жизнь, что к моменту их встречи он выковал из себя владыку Некроделлы?

Кирион послушно посмотрел в глаза Инфирмуксу. Тёплая и немного шершавая ладонь на лице успокаивающе на него действовала. Он смотрел в эти яркие рубиновые глаза, того королевского бархатистого оттенка, добываемого именно на Алькоре, обращая всё своё внимание и естество к хтонику.

Эти слова были призваны его успокоить. Такие правильные и с оттенком тех же ноток, что использовали родители. Но эта борьба Кириона с самим собой длилась не один день, а намного дольше. Просто эта ситуация с хтоном стала катализатором давно назревающего внутреннего конфликта.

— Твоя коса прекрасна, — сказал он с внезапно появившейся слабой улыбкой. — Она сделана так тщательно и старательно, что в каждой линии высечена твоя воля. А такие вещи — всегда самые лучшие. Ведь мы в них выкладываем всю свою душу, свой замысел и свои чувства. Она также прекрасно выражает тебя как стихотворение или танец. Я артефактор, поэтому что-то в этом всё же понимаю.

Коса действительно была вульгарной и безвкусной для глаз утончённого эстета. Никакой эльф со всем этим снобистским отношением ко всему неэльфийскому никогда в жизни без слёз на неё не взглянет. Она выглядела как реквизит из фильма ужасов категории «Б», но Кирион находил её весьма очаровательной. Это было прекрасное изделие, которое в руках ощущалось как надо. Надёжное и могущественное оружие. Хотя материал вызывал очень много вопросов и мог поднять те темы, к которым Кирион пока морально готов не был.

Инфирмукс одной фразой вызывал у него улыбку. Кудесник! Это был опыт. Наверняка он часто бывал в роли наставника молодого хтона. Хотя с Кирионом, конечно, была другая специфика. Кирион всё же оставался деликатным нежным эльфом и в приступах безумия скорее вредил себе, чем окружающим.

— Я бы не хотел никого есть! — сказал он мысленно с лёгкой порывистостью, ощущая в себе больше возможности быть откровенным через такой способ связи. — Я знаю, что если я действительно потеряю контроль, то потом не остановлюсь. Я знаю это.

Кирион прекрасно знал эту черту в себе. И однажды он едва не проиграл другому не менее опасному злу, остановившись в последний момент. Друзья его, однако, не пережили это.

Он не хотел, чтобы Инфирмукс узнал о постыдной странице в жизни Кириона. О целом потерянном году жизни, после которого его родители были согласны даже на его увлечение артефакторикой. Случай, который отстранил его от семейных дел и на годы вывел из светской жизни Айны.

— Что мне нужно делать? — спросил он у Инфирмукса.

Он всё ещё сидел на ящике и нервно перебирал пальцами тонкую вышивку на своей одежде. Кирион не подумал, что всё это время был мысленно открыт Инфирмуксу, и все его размышления и ощущения были доступны хтонику.

[Инфирмукс]

— «У твоего маленького эльфика занятная генетическая карта...» — неожиданно выдал Эреб, и в его полыхающем всеми пожарами голосе хтоник отчетливо услышал нотки лукавства.

— «Что за странный у тебя сейчас был акцент?» — мысленно фыркнул Инфирмукс.

— «Ирония. Вот почему мне его кровь с самого начала показалась странной — селекция и межродственные связи. Подобные игры способны рождать генетические линии, которые не стоит мерить по среднему срезу расы...» — хтон замолчал. Инфирмукс задумался и вновь обратил внимание на Кириона. Тот смотрел своими огромными влажными глазами так, словно в чём-то отчаянно нуждался. В мгновение, когда Инфирмукс поймал его взгляд и сфокусировался на нём, под рёбрами разлилось горячее и сложное чувство, хорошо знакомое. Оно наполнило клетки и устремилось электрическим разрядом вверх по позвоночнику к голове, дробя дофамином тишину под черепом. Хтонический зов.

— «Да я, похоже, ёбнулся в конец...» — эта мысль пронеслась в сознании непроизвольно; ему хотелось не то рассмеяться, не то с размаху врезать себе по лицу. Он чуть отпрянул: картинка стала в разы контрастнее, вычерчивая изящные черты эльфийского подростка словно угольком и подсвечивая его ореолом. Инфирмукс знал, что в эту секунду собственные склеры затянуло чернотой и потому опасался напугать, ведь всем известно, что черные склеры у хтоников часто перед атакой. Вот только его Хтонический зов всегда сопровождался подобным эффектом.

— «О-о-о, как интересно. Ты хочешь видеть этого не-хтоника в своей семье или просто... твоя гастрономическая тяга к эльфийским ушам дала такой забавный сбой?»

— «Юморист хренов. Странная реакция, и мне придётся зов подавлять...» — не то чтобы это стало серьёзной проблемой; Инфирмукс находил свиту и ближайший круг, слушая зов — социальный инстинкт. Как ощущение родства, или то, что в классической литературе по Климбаху называют «стайностью хтоников», но конечно же Кирион не читал научных книжек про Климбах и не виновен в том, что древние инстинкты его защитника дали сбой.

— «Хм... ты — древний хтоник, всегда можешь его похитить и поселить у себя в Пандемониуме. Правда, вряд ли он после такого захочет стать тебе братом или соратником; скорее проклянёт и попытается сбежать. Но куда он убежит из цитадели Владыки, наивный? Если его семья предъявит претензии за похищение, скажешь... хм... что там обычно говорят в популярных романах?.. Ну, не знаю, например...»

— «Эреб, не мог бы ты вежливо заткнуться? Спасибо».

— «Да ладно тебе. Я же шучу. А шутки у меня тупые. Мы вдвоём знаем, что ты ребёнка не обидишь... и ему будет урок. Что до зова, скорее всего это аномальная реакция на присутствие в его теле некой хтонической части, которая и сама порождает импульсы, а ты ещё и био-эмпатию настроил...» — Эреб шуршал где‑то на периферии слуха, а Инфирмукс склонил голову к плечу и постарался улыбнуться Кириону. Эмоции того начали ощущаться иначе, куда чище и острее. Но разобраться в чужом коктейле переживаний всё ещё непросто.

— Яд. Подобная трансформация встречается. Ты ведь прекрасно понимаешь, что все изменения ведут к повышению твоего боевого потенциала, а ядовитая кровь и прочие жидкости — это распространённая база. Не бойся, тебе он не навредит, даже если распространится по всему телу.

Сердце Кириона бешено забилось, и вновь тонкие струны его эмоций зазвучали в Инфирмуксе с такой силой, что тот стиснул челюсти, ощущая ответную пульсацию в каждой клетке.

— «Забористая трава... я же уже около сотни лет не сижу дури, но вечно меня штырит...» — Эреб тактично промолчал; но оттенки смеха пробежали по его нервам, словно стальная проволока.

Кирион скрывал в себе настоящую бездну. Увидев её, Инфирмукс азартно оскалился, но на лице его удивительным образом по‑прежнему были покровительство и забота. Кирион желал жестокой расправы над своими обидчиками, но последние годы (или всегда?) яростно подавлял это желание. Паразит лишь ослабил самоконтроль.

Кирион хотел защиты и принятия — эти чувства понятны и кристально ясны с самого начала эмоционального контакта. Инфирмукс ощущал их как собственное желание приласкать и защитить. Зеркальная эмпатия для ментальных магов его уровня — не такая уж сложная наука, если проявить достаточную волю: даже звери понимают, чего хотят их детёныши, без слов. Но имелась одна деталь: цивилизованное общество не поощряет и не принимает многие импульсы хронических инстинктов. Кирион не был новорожденным хтоником, который сходит с ума, и не был ребёнком в классическом понимании, поэтому им сейчас жизненно необходимо контролировать порывы, тем более в столь опасной обстановке. Да и порой осуществление желания пугает больше, чем его осознание.

Последняя эмоция — яркий сюрреалистичный стыд — будто пронизывала всё его естество, и хтоник, вопреки опыту, никак не мог понять оттенок этого стыда, поэтому решил разобраться позже. Влезать в мысли эльфа он не собирался, однако предполагал, что стыд связан как раз в подавлением некоторых хаотических чувств, которые Кириону по какой-то причине казались неприемлемыми.

Выслушав пламенную речь про косу, Инфирмукс кивнул, не скрывая задорной улыбки.

— Да, ты абсолютно прав. Эта коса — мой самый ценный и дорогой артефакт; в неё вложено очень много сил и чувств. Не только моих: в этих костях не меньше воли и безумия. Порой безумие кажется нам вульгарным, но на деле... это смертоносность, помноженная на гротеск. — Он медленно вновь окольцевал Кириона хвостом и поставил его на ноги, стер кровь ребром ладони со веснушчатого носа и неожиданно произнёс:

— Твоя жажда мести и расправы тоже прекрасна. Похоже, я поторопился, когда сказал, что, если ты схалтуришь, мне придётся, — это слово он прошёл тяжёлой интонацией, — перерезать всех без разбору. Сильно поторопился. Тебя ведь это не пугает: ты хочешь заставить их страдать. Ну-ну, не отворачивайся от меня, — голос стал властным, Инфирмукс снова стиснул пальцами его скулы, заставляя смотреть прямо на себя, — почему в тебе столько стыда и внутреннего конфликта? Ими можно утопить мир. Посмотри на эту парочку... — он кивнул на замерших мужчин, которые сейчас выглядели так, словно вот‑вот испустят дух от страха, — их можно убить быстро или медленно, болезненно или не очень. Ты хотел этого в своём приступе. И сейчас тоже хочешь. На базе около пяти десятков разносортных мразей и обслуживающего персонала попроще. Если мы начнём резню, они разбегутся, поэтому при таких миссиях следует ставить купол, вроде Бастиона, чтобы крысы никуда не делись с тонущего корабля. Марк уже наш, я его убью, но отправить к праотцам десятков человек... это задача из другой плоскости. Просто ответь мне: да или нет. Если да, мне нужно несколько свободных секунд, чтобы поставить Бастион. Если нет... разберёмся только с Марком и его парой‑тройкой воротил.

Ты говоришь о страхе потерять контроль? Не остановишься? Я так понимаю, эти эмоции вовсе не связаны с паразитом. Ты словно боишься собственной природы. Кирион, всё, что тебе нужно — это потерять контроль и позволить себе не стыдиться своей природы. Я не хочу, чтобы ты кого‑то здесь ел не потому, что это сделает тебя зверем или недостойным, а потому, что никто из них не годится для хорошего перекуса. Жрать их — значит жрать помои или гнильё. Ты ведь не голодный падальщик. С убийствами проще: просто скажи «да», и мы начнём веселье.

Кажется, отведённое время истекло, потому что по коридору нижнего этажа послышались быстрые уверенные шаги. Инфирмукс развернулся, хвостом контролируя Кириона и прикрывая его за своей спиной. Дверь открылась через минуту (за которую эльф мог ответить собиседнику), и через порог шагнул крупный мужчина, лет сорока. Тело его покрывали магические татуировки, а облачён совсем не по‑военному: белая рубашка, простые чёрные брюки, ботинки, темные волосы в низкий хвост. Как только он вошёл, сработало заранее наложенное Инфирмуксом заклинание пространственной изоляции: поддерживать его на небольшой площади совсем не сложно. Стены завибрировали от силового барьера, энергия хлынула к выходу, запечатывая его. Мужчина резко отпрянул, но лицо его не выглядело ошарашенным или испуганным: скорее собранным, как у того, кто всегда ожидает удара в спину. Взгляд сфокусировался на Кирионе, затем на Инфирмуксе.

— Владыка Некроделлы, — хтоник низко поклонился (откуда он узнал Инфирмукса? Легко, Эреб не стал скрывать информацию, а у хтонов общая инфосеть, котрую еще называют коллективным сознанием), но в поклоне нет даже намёка на почтение, — у меня в грязных застенках... какая честь. Неужто целый дворец стал тесен? Владыке следовало оповестить меня за полгода — я бы устроил грандиозный приём. Я так понимаю, торговаться за этого эльфа бессмысленно? Но я бы мог попробовать. Не гордый. Чего бы желал Владыка, чтобы взамен убраться восвояси и оставить моих людей в покое, и этого эльфа тоже? Оставить. Мне. Он и правда очень хорошо подходит. Это будет прорыв! Инфирмукс, ты и без меня прекрасно знаешь, как ломают чужую волю. — пылкий в своей жажде наживы взгляд на Кириона, — Если хочешь, поделюсь всеми нашими разработками, в том числе теми, которые мы создадим после эксперимента с этим дивным ушастым красавцем. Вижу... хтон его даже пометил. Каково это? — вопрос явно был адресован Кириону. — Владыке не следует спешить с решением, у меня много интересного, что может тебе страсть как понравиться.