[Симбер Ресинджер]

Ведь здесь добывают победы горящей стрелой
Запивают обиды горячей слезой... (- с -)

[Эленмари]

Солнечный свет, золотистый и прозрачный, переливался на кронах древних деревьев, оттеняя их изумрудные листья. По дороге к Ивори-паласу тянулись пышные сады и ручьи, журчащие в каменных руслах. Прохлада горных потоков смягчала жар летнего дня. Воздух ещё хранил свежесть утра, но полдень уже загонял горожан в тенистые беседки, сады и прохладные трактирчики.
Дворец сиял белым камнем, возвышаясь над столицей Эниолиса. В его стены вплетались лозы винограда и побеги плюща. Солнечные лучи скользили по гладким аркам и башням, подсвечивая перламутровые барельефы эльфийской архитектуры. Ветерок легко находил дорогу в распахнутые ставни, и в залах дышалось особенно свободно. Тончайшие занавесы из звёздного шёлка плавно развевались в проёмах высоких окон, то раскрывая, то скрывая вид на дворцовые сады и зеркальные пруды. Несмотря на величие, во дворце чувствовалась простота, присущая маленьким странам: здесь не считалось зазорным проветривать залы, просто распахнув окна настежь.
Слуги встречали гостя королевской четы — одного-единственного. Инфирмукса. Его появление вызвало перешёптывания: кто-то смотрел с благоговением, чисто девичьим интересом, другие — с опаской. Стены полнились слухами, и причина его приезда была у всех на устах: для Леди Даланис прибыл учитель магических наук. Юная княжна, всего в сорок лет, демонстрировала успехи, каких не знали даже местные магистры.
Синион вышел в главный зал и, распахнув руки, сделал шаг навстречу. В его улыбке растаяли тяготы и опасения. Он был искренне рад видеть, что его товарищ жив, здоров и откликнулся на зов.
— Алданаран Инфирмукс, я знал, что звёзды донесут мою просьбу до тебя, а их свет доведёт. Я так понимаю, твой визит связан с юной Эленмари? Или сперва обсудим дела в Климбахе? — он указал на трапезную и велел готовить обед, а затем, словно опомнившись, добавил:
— Где же мои манеры. Тебе нужен отдых после дороги. Скажи слугам помочь расположиться, пусть несут твои вещи, – Казалось его величество растерял большую часть свойственного эльфам отчуждения и высокомерия рядом с хорошо знакомым ему хтоником.
Слуги поклонились и поспешили исполнить приказ.  Лёгкие ткани их одежд шуршали о мраморный пол, пока двое молодых эльфов удалялись все дальше по коридорам. Каково будет их удивление, когда окажется, что гость прибывший настолько издалека совершенно не имел багажа. Синион тем временем решил сам сопроводить товарища в покои.
Путь пролегал через длинные галереи Ивори-паласа. Высокие витражи преломляли солнечный свет в переливы синего, розового, зеленого и голубого создавая на мраморном полу узоры живого мозаичного ковра, яркого и пестрого. В нишах стояли статуи предков дома Даланис. Коридоры были украшены резными панелями из светлого дерева, их орнаменты изображали сцены охоты, морские течения и древних драконов, рассказывая былины о подвигах.
Апартаменты, приготовленные для Инфирмукса, находились в одной из боковых башен — отдалённо от шумных парадных залов, но не на самом краю дворца. Здесь царила благоговейная тишина. А с балкона открывался вид на горы и леса Лиреи.
Гостевые покои включали в себя просторную приёмную, библиотечный кабинет и спальню с выходом на лоджию. В приёмной стены украшены тканными гобеленами, изображающими лунные сады Эниолиса, их узоры переливались серебром, когда на них падал любой, даже тусклый свет. Мебель  тончайшей работы. Кресла с высокими спинками, инкрустированные перламутром столики с бархатными сидениями, витые стойки для книг кажущиеся невозможными в исполнении.
В кабинете стояли стеллажи из лунного дерева, ещё пустые, но готовые принять свитки и тома, сколько бы их не было. На письменном столе уже была разложена бумага, чернильницы и перья разной ширины и форм. Все, что может понадобиться всякому ученому мужу.
Над широким ложем с пышными перинами имеется балдахин из звездного шелка, что при закрытии создает идеальную темноту для сна. Полы устилали ковры с узорами  созвездий Лиреи, а в нишах светились хрустальные чаши с масляными светильниками.
Слуги вернулись несколько сконфуженные, поклонились и удалились без лишних слов, когда неловко оповестили о отсутствии багажа.

[Инфирмукс]

Письмо от короля Эниолиса — его величества Синиона, — Инфирмукс никогда бы не позволил себе проигнорировать или отложить в долгий ящик. И дело не только в том, что столь сложное предприятие, как мятеж на Некроделле, требовало немалых ресурсов, которые он должен был где-то добывать для нужд повстанческой армии. Конечно, святая традиция ритуальных поединков чтилась хтониками, но было бы наивно полагать, что все архонты и местечковые вожди такой огромной страны, добившиеся своих постов благодаря милости Уробороса, легко и быстро примут Инфирмукса в качестве нового Владыки. Кровопролития не избежать, и его люди должны быть вооружены и подготовлены.

Эниолис представал одной из важнейших опорных точек в системе контрабанды высокоранговых артефактов прямо из империи Торис в Некроделлу, но его значение этим не ограничивалось. Инфирмукс ценил свою дружбу с королём по многим причинам. Он уважал сильных и благородных людей, а также высоко ставил договорённости, которые были у них по вопросам производства артефактов самого разного назначения из ресурсов, добываемых на Климбахе. Проще говоря, Инфирмукс поставлял в Эниолис радиалис и другие редкие материалы, например броню мегаструмов, а это небольшое государство своими производственными мощностями изготавливало нужные артефакты для мятежников. Около 30% всех поставляемых ресурсов, главным образом радиалиса, переходили во владение правящей семьи — достойная плата, как не посмотри.

Так о чём мы? О том, что проигнорировать письмо своего друга и важного политического союзника он не мог. Но это не единственная причина. Вторая заключалась в том, что маленькую хрупкую эльфику по имени Эленмари хтоник видел лишь однажды и остался под впечатлением от её «темного дара».

Эленмари являлась воистину самородком: обладая нежным изящным телом, прекрасным ликом, благородным воспитанием и аристократической кровью высших эльфов, сущность девы тянулась к столь непростой и тёмной науке, как магия смерти. Не просто тянулась — она родилась с этим даром. Помнится, тогда Инфирмукс обмолвился парой фраз с Синионом о необходимости развития подобного дара, но король не захотел продолжать разговор, похоже, лелея надежду, что талант угаснет и его дочь станет совершенно обычной.

Инфирмукс знал: дар такого уровня угаснуть не способен.

Он мог бы вообще не пользоваться никакими средствами передвижения, вроде карет или кортежей, однако решил соблюсти приличия. Негоже будущему Владыке Некроделлы являться во дворец его Величества словно неотесанный босяк.

Залы поражали своей изысканностью и архитектурной продуманностью: здесь каждая деталь — отдельное произведение искусства. Нет, Инфирмукса очаровала не роскошь, на Климбахе замки не менее роскошны и величественны, но часто куда более одиозны и готичны, тогда как тут ощущался эльфийский дух и изысканная легкость. Поэтому хтоник с огромным удовольствием рассматривал открывающиеся виды — он лицезрел их не в первый раз, но неизменно восхищался.

— Ваше Сиятельство! — Инфирмукс приветствовал короля, крепко обнимая, как было принято между ними, и заглянул в обеспокоенное лицо. При всём довольстве Синиона и радости от встречи, невозможно не заметить внутренние состояние монарха.

— Дела на Климбахе подождут. Я сюда не на один день. Как только получил твоё письмо, Сиятельный, не мог оставить всё как есть ни на минуту. Ты помнишь наш разговор несколько лет назад? Я ведь говорил, что дар некроманта — это не мешок с серебром: его не спрячешь в замке и не схоронишь в земле. Поэтому сегодня я безмерно рад, что ты прислушался к моим словам.

Инфирмукс, к слову, выглядел весьма прилично: как и всегда облачён в темную одежду, но сегодня она сочетала в себе неуловимые черты викторианской готики и его излюбленного военного стиля. Неудивительно, что многие взгляды местных дам были устремлены к гостю. Впрочем, для хаотично-анархичного Инфирмукса не были свойственны столь элегантные наряды.

— Нет, я не нуждаюсь в отдыхе, — он тактично промолчал о своём багаже, — готов приступить к делу немедля. Представишь меня своей дочери? И... что сподвигло тебя на это решение? Оно наверняка далось непросто. Я прекрасно знаю, как в цивилизованной, пропитанной аристократическим лоском Лирее относятся к некромантам. Ты ведь понимаешь, что твоя дочь имеет все шансы стать... высшим некромантом, и это именно то, к чему я буду стремиться. Только так она сможет достичь идеального контроля силы. Что произошло? Она стала для вас опасна?

[Эленмари]

Приём был простым — Синион так решил лишь потому, что неплохо знал предпочтения Инфирмукса. Обилие людей, пышные торжества со съездом магистров и парламента — всё это казалось лишним. Он привлечёт нужных людей, найдёт инвесторов, заинтересованных во вкладе в Некроделлу. Причин хватало: малые земли всегда нуждаются в поддержке извне, а крупные соседи никогда не откажутся присоединить и ассимилировать те территории, которым не хватает сил на защиту собственной независимости. Коль нет достаточно крупного союзника — его всегда можно создать.

Помочь Инфирмуксу достичь вершин — далеко не спонтанная мысль. Она пришла в голову Синиону давно: он всегда был прозорливым и дальновидным мужчиной, и не только в делах государственных, но и в отношении своих детей. Когда Инфирмукс сказал, что к встрече готов незамедлительно, Синион отправил одного из слуг оповестить Эленмари, чтобы княжна явилась в зал для семейных встреч и познакомилась с учителем. Слуга поторопился, а вот сам Синион плавно и величественно обернулся к Инфирмуксу. Указав рукой в сторону коридора, по которому гулял тёплый сквозняк, он отправился неспешно в нужную им сторону, сопровождая гостя.
— Конечно, Инфирмукс, я понимаю, о чём ты говоришь. Именно поэтому и прошу тебя принять участие. Если она станет высшим некромантом, то сможет обуздать свою силу. Я надеюсь, что вовремя признал свою ошибку. Магия сильно изменила её с вашей последней встречи. Народ шепчется, а сама Эленмари в стенах родного дома чувствует себя чужой. Так быть не должно: так и образуется лёд в душе и жестокость к миру. А тому, кто властен над смертью, подобные чувства ни к чему. Магическая энергия напитывает её. Мой знакомый магистр сказал, что Эленмари плохо аккумулирует энергии, наполняющие её, — скорее накапливает их, буквально вытягивая вокруг.

Немного задумавшись, король остановился у одного из окон с видом на сад. Именно оттуда направлялась маленькая белая фигурка его дочери. Издалека трудно было сказать, что именно имел в виду Синион, говоря, что дар смерти изменил её. Но до зала оставалось всего ничего, и, когда силуэт скрылся из виду, мужчина пошёл дальше.
— Я правда надеялся, что потоки улягутся, найдут выход в других науках, трансформируются и проявятся в иных формах магии. Ведь ей так легко даётся исцеление. Но с каждым днём мне становится всё очевиднее непреложная истина. А я, как глупец, вновь испытывал природу на прочность, надеясь, что если обрезать ветви древа, то можно сохранить идеальную форму... Но природа всегда возьмёт своё. Этот случай не исключение. Инфирмукс, ты был прав во всём.

У дверей зала стояли слуги. В него вели несколько входов с разных сторон дворца, и потому все не встретились в коридоре. Когда слуги раскрыли резные двери из дерева цвета слоновой кости, перед ними раскрылся вид на залитый солнцем зал. Высокие вытянутые окна уходили к потолкам, покрытым величественными фресками с видами небес и мифических созданий, плывущих в потоках звёздных туманностей. В зале, у одного из окон, стояла Эленмари. Всего одна мимолётная встреча была у них до этого момента. Тогда она была совсем юной девушкой — влетела в кабинет отца, пока они с Инфирмуксом подписывали договора. Увидев незнакомца, Эленмари выскочила так же быстро, как вбежала, позабыв про придворный этикет и извинения. Больше они не пересекались до сегодняшнего дня.

Прошло не так много лет, но "Бледная княжна", о которой перешёптывались слуги так же, как и об Инфирмуксе, предстала залитая солнечными лучами. На этот раз её лицо выражало спокойствие. Ещё не так давно золотистые волосы выцвели до жемчужных, но всё так же струились пышными волнами вдоль тонкого стана. Некогда синие, как море, глаза поблекли до небесно-голубых, затянутых дымкой белых облаков. Леди Даланис не была слепа — об этом явно свидетельствовало отсутствие сопровождающих и помощников. Редко когда магия столь сильно влияет на носителя; быть может, именно отсутствие обучения и выхода энергии сказалось на эльфийке.
— Алданаран'ние, отец... — лёгкий поклон головы и полуоборот в сторону Инфирмукса. Синион незамедлительно подал руку дочери ладонью вверх, чтобы она сделала пару шагов навстречу. Шёлковое платье цвета слоновой кости гармонично вписывалось в светлые палаты дворца. Серебряные украшения, сплетённые тонкими линиями и лишённые тяжести камней, говорили о юности представительницы династии.
— Наконец-то я могу тебе представить свою дочь, Инфирмукс. Эленмари, это мой добрый друг и союзник из далёкого Климбаха. Инфирмукс, — Синион обошёлся без всякого этикета. Он действительно представлял другу свою дочь, а не обменивался политическими любезностями. Впутывать семью в политику мужчина никогда не любил.
— Алданар, господин Инфирмус...кус. Наконец я могу извиниться за недостойное поведение в нашу первую встречу, — от этих слов дочери Синион добродушно улыбнулся, затем немного виновато взглянул на товарища.
— Дорогая, его имя Инфирмукс, — поправив дочь, Синион поспешил указать на стол, накрытый к обеду, чтобы сбить градус неловкости. — Прости, друг, ей ещё не доводилось принимать иностранных гостей. Я держу Эленмари как можно дальше от политики и нежелательных потрясений.

Стол уже был накрыт, и несколько слуг доставляли блюда с кухни. Кухня Эниолиса, как всегда, баловала разнообразием. Мясные копчёности из дичи королевского леса — вяленые и пряные, нарезанные прозрачными ломтиками. Жаркое из сезонных овощей. Свежий пышный хлеб, посыпанный семенами. Втроём этого не съесть и за весь день, но такова традиция приёма гостей где бы то ни было.
— Простите, — на этот раз не добавляя имени, напевно и мягко произнесла княжна, избегая повторения непослушного на языке слова.
— Так вот, — продолжил Синион, — Инфирмукс прибыл, чтобы обучить тебя владению магией смерти, Эленмари.
От этих слов у леди Даланис приподнялись брови и сильно раскраснелись щеки. Казалось, её спокойное лицо с застывшим выражением покорного терпения и вежливой улыбки не сможет измениться до окончания встречи. Но нет — под маской королевского чада жила душа, наполненная своими страхами, трепетом и переживаниями. Дыхание её участилось, но всё же Эленмари взяла себя в руки.

— Благодарю, что прибыли для моего обучения в Эниолис и проделали столь большой путь. Я постараюсь оправдать потраченное на меня время, — Эленмари изо всех сил старалась выдержать аристократический и спокойный тон, но в каждом её слове звенел интерес. Княжна явно была взбудоражена появлением второго некроманта. Ведь в Эниолисе не нашлось никого, кто мог бы с ней хоть словом обмолвиться — да и самой ей было запрещено распространяться, чтобы не подставить репутацию правящей династии.

[Инфирмукс]

Тонкость политической игры заключается во взаимном понимании того, что вы собираетесь воспользоваться потенциалами друг друга из вполне прагматичных убеждений. А сложность — в быстром осознании этих потенциалов: чем быстрее ты поймёшь потребности своих союзников, собственную выгоду в их глазах и личные интересы, тем быстрее ваш союз окрепнет и начнёт приносить плоды. Разумеется, Инфирмукс помогал дочери Синиона не только лишь из профессионального интереса — то была инвестиция в политическую коалицию, которую создавал Синион для повстанческой армии Некроделлы в этом регионе Лиреи.

— Довольно самобичевания, Ваше Величество, — мягко ответил Инфирмукс, склоняя голову к плечу. — Твоё нежелание развивать дар дочери обусловлено желанием её защитить, в этом и есть причина. Практика некромантии опасна не только для самого некроманта, но и для окружающих. Я уже не говорю о низком принятии некромантов обществом — это распространено не только в вашем королевстве. Потому так важно, чтобы твоя дочь знала свои сильные и слабые стороны. Я не хочу тебя пугать, но дар такого уровня опасен не только тем, что способен убить своего носителя, переплавив его энергетическую паутину из-за невозможности реализоваться, он также опасен ментально. Подобное тянется к подобному, соблазн возрастает, и если бы ты не нашёл ей учителя, его отыскал её собственный дар. Тебе ведь известно, что среди некромантов много тех, кто переступает все человеческие законы и мораль, заключая магические контракты со своими учениками и пользуясь их беспомощностью. — Хтоник на несколько секунд замолчал, а затем, извиняясь, добавил, — уж прости, я готовился преподнести тебе эту речь через пару лет, очень хорошо, что она в итоге не приходилась. Ты принял решение куда быстрее, чем я предполагал.

Когда дверь открылась, Инфирмукс наконец-то смог рассмотреть юную княжну в деталях. Он помнил её немного иной. Нет, старшая дочь Синиона всё ещё была красива той «лунной» красотой, что столь ценится в эльфийских женщинах. Кем? Да кем угодно: от таких же эльфов до работорговцев. Раньше в Эленмари казалось, будто живёт солнце, но теперь оно полностью покинуло это хрупкое тело, уступив место холодному звёздному свету.

Инфирмукс почти не помнил, чему его учили в бытность Симбера по вопросам этикета малых эльфийских королевств, поэтому внимательно следил за движениями эльфийки, чтобы уловить момент, когда ему следует поцеловать ей руку. Или не следует вовсе?

— Не стоит извинений, — беззлобно улыбнулся хтоник. — Скажу по секрету: это не имя, данное мне родителями. Его дал мой хтон, а у чудовищ с именами очень плохо. Эленмари, можешь называть меня Инфир.

Хтоник легко считывал её волнение благодаря сверхвосприятию: учащённому сердцебиению, покрасневшим щекам, блестящим глазам и слегка взбудораженному дыханию.

— Я не приверженец формальностей, давай на «ты». — он сделал шаг навстречу, внимательно рассматривая её ауру, слегка нахмурившись. — Как давно княжна утратила... краски? Это происходило медленно и постепенно или в какой-то конкретный момент?

Тем временем слуги закончили расставлять первые блюда. Инфирмукс проводил не так уж мало времени за пределами Климбаха — встречи с разными представителями власти важная часть бытия серьезного мятежника. Ха-ха. Частенько целями интереса выступали другие опальные оппозиции или малые государства. В некоторых городах ему предлагали сырое или даже живое мясо. 

Он хотел было пошутить, что около года назад в небольшом суверенном городе тёмных эльфов ему подали на огромном блюде связанную деву, видимо, чтобы потенциальный союзник мог воспользоваться ею по своему усмотрению — в гастрономических или любых други целях. Стоит ли говорить, что девушку в итоге отпустили? Сейчас Инфирмукс радовался простым блюдам и не жалел, что повара явно не читали «популярную» климбахскую кухню, где сырое мясо использовалось гораздо чаще вареного или жареного. Мнение о том, что всем без исключения хтоникам с неудержимой страстью присущь каннибализм, очень распространено.

— Когда в последний раз ты практиковала некромантию, Элен? — отложив приборы, спросил он. — Бывали ли у тебя стихийные выбросы энергии? Например, без твоего желания восставали погибшие звери или птицы? Испытываешь ли ты физические страдания во время использования некромантии? Наблюдаешь ли в себе тягу к поглощению жизненной силы других? Если да, поглощала ли ты уже чью-то жизненную силу?

Не стоит сразу давить на девочку, Инфирмукс понимал, что она смущена и взволнована. Однако им предстояла долгая работа именно в самом начале. Во-первых, притирка, во-вторых, необходимо создать вокруг неё безопасное пространство, чтобы некромантия из злой и мерзкой в восприятии силы превратилась в такую же школу магии, как и все остальные. И в-третьих, чтобы выбрать правильный путь обучения, он должен понять её начальный уровень — насколько хорошо она умеет управлять своей силой уже сейчас.

[Эленмари]

Лучи солнца, пробивавшиеся через окна и рассеиваемые шелковыми полупрозрачными занавесками, приятно согревали помещение, а дуновение сквозняка освежало за обедом. Напитки искрились в хрустале идеальной огранки, а графины покрывались капельками конденсата из-за разницы температур. Несмотря на то что Синион и его дочь свободно чувствовали себя перед Инфирмуксом, долгие годы беспрекословного соблюдения дворцового этикета накладывали свой отпечаток на каждое их движение. Жестом Синион передал дочери бразды ведения беседы со своим учителем, а свое присутствие лишь изредка обозначал кратким комментарием или интересом.

— На самом деле мои глаза и волосы менялись довольно плавно, на протяжении десятка лет. По нашим меркам это срок небольшой, однако и мы считаем, что за десять лет может произойти многое. Никто не может созерцать десять лет будучи живым, — отложив столовые приборы, Эленмари подняла выцветшие глаза, задержав взгляд на Инфирмуксе. Княжна определенно была заинтересована не красивым юношей, перед ней сидящим, а носителем плетения смерти. Хотя, вероятно, во взгляде её интерес читался как тот, что выражать было гранью дозволенного.

— Не так давно, — отвечая на второй вопрос Инфирмукса, Эленмари приосанилась, будто сейчас объявит нечто невероятно важное, — после обеда я покажу вам мой сад. Он помогает избегать мне тех самых стихийных вспышек, о которых вы упомянули. Наш магистр предусмотрел подобное, и мне это очень помогло.

Инфирмукс мог слышать о магистре Эниолиса. Он же был учителем Эленмари в дисциплине исцеления, которая ей также довольно легко давалась. Обычно эльфы, имеющие среднюю предрасположенность к магии, не торопились с освоением высших магических дисциплин, предпочитая быть уверенными в основах. Эленмари выбивалась из общей массы эльфийских магов, осваивая значительно быстрее. Однако это легко было списать на доступ к лучшим учителям, обучающим материалам и жизни, при которой не приходится добывать себе кусок хлеба. Иными словами, княжна могла позволить себе на изучение магии времени куда больше, чем средний ученик любой из академий, которому приходилось налаживать свой быт и делить учителей со всей остальной академией.

— Сад Белой Кости, Инфирмукс. Костница, если уточнить и называть вещи своими именами. Зал находится в подземной части дворца. Туда привозят мертвых птиц, незаконно убитых капканами зверей, а также приговорённых к смертной казни за ужасные преступления. Приходится брать на себя риски, когда в твоём роду некромант. Это всё помогает Эленмари, но я думаю, ты научишь её лучше распределять силы, — вмешался в разговор Синион. Эленмари сразу притихла, вернувшись к своей трапезе и опустив взгляд в тарелку с тонким серебряным узором. О том, что дочь забрала далеко не одну жизнь, Синион говорил спокойно, без какого-либо ужаса и сантиментов. Публичных казней эльфы не устраивали, а потому доступ к изъятию жизни у Бледной княжны был порой в количестве, о котором многие начинающие некроманты не могут и мечтать. Когда Синион замолк, княжна вернулась в разговор.

— Фи́ртаро* Инфирмукс, — немного робко начала Эленмари, — мне уже не тяжело поделиться смертью с живыми. Я забирала жизненные силы себе, это правда. Просто этого мало. Если я не научусь справляться с избытком, тогда точно случится всплеск. Я не знаю, что тогда будет, — слова Эленмари могли звучать как бахвальство и бравада, но говорила княжна при этом серьёзно. В её словах звучали опасения за тех, кто рядом, а возможно, и за тех, кто далеко. Конечно, большая часть сложности заключалась именно в том, что Эленмари была княжна. А Эниолис полнился лесами, и если в них поднимутся мертвые звери, то государству придётся изрядно разориться на охотников по борьбе со стихийной нежитью. Чего доброго, среди них найдётся опытный ловчий некромантов, который выйдет на источник происшествия. Была ли вина Эленмари в том, что действительно серьёзные и сложные вещи она освоила одна, по наитию? Смерть вела её, крепко держа за руку, по пути, лишь ей ведомому.

— Как ты понял, друг, вот причина, по которой я распекаю собственную душу за то, что раньше не принял твоё предложение. Можно ли сейчас сделать что-то, прежде чем моя дочь уже будет не в силах контролировать свои силы? Некромантия сильно отличается от прочей магии, а я не углядел, — эльфийский князь внимательно смотрел на Инфирмукса. Конечно, Синиона беспокоила не только жизнь любимой дочери, но также и состояние города, в котором они находились, трон, их договорённости с Инфирмуксом по помощи в мятеже. Весь груз ответственности давил на плечи мужчины. Он не привык просить о помощи, умел договариваться на выгодных условиях, но сейчас ему уже было предложить нечего. Всё расположение Эниолиса было у Инфирмукса в кармане и без этого обучения. Уповать оставалось лишь на их товарищеские отношения.

— Отец, не переживай. Всё будет хорошо, я же справляюсь и справлялась до этого. Лучше пойдёмте в сад? — воодушевлённо проговорила Эленмари. Она всё это время была вежливой, старалась держаться даже строго, но сейчас ребяческое желание "похвастаться" перед обретённым учителем подталкивало к веселью, не описанному в протоколе поведения. Придерживая шёлковый подол платья, Эленмари радостно обернулась с видом: "Ну почему вы так долго встаете из-за стола? Идёмте скорее!". Правда, конечно, вслух она подобного не сказала бы.

— Ох, егоза. Идём, Инфирмукс. Впервые за сорок лет во дворце есть кто-то, кого не испугает её сад... ну, кроме меня. Я всегда старался держать лицо ровным, чтобы она не ощущала себя отвергнутой, а потом, знаешь, привык. Понимаю, это лишь потому, что мой придворный некромант не совершает ничего ужасного и находится под моим неусыпным присмотром. Всё же... когда смотрю на тихий свет её магии, мне становится сложно поверить, какой ужас в ней может быть сокрыт.

Путь к Саду Белой Кости начинался на краю дворцовых коридоров восточного крыла. От широких, светлых залов он постепенно вёл вниз, в более уединённые и тесные проходы. Стены там становились строже, своды ниже, и воздух, хоть и свежий, ощущался холоднее. Шаги идущих съедались мягким утеплённым ковром, похожим на мох. Вдоль стен горели светильники с прозрачными кристаллами, напитанными магией: их мягкое сияние источалось ровно, наполняя пространство серебристым светом. Около двери в подземную часть замка Эленмари обернулась, сияя от счастья. В её бесцветных глазах стал заметен блеск, улыбка ожила и стала искренней, по-ребячески счастливой. Казалось, ещё немного — и она схватит Инфирмукса за руку и побежит. Всё же княжна удержалась, лишь указав путь.

Винтовая лестница, выточенная из белого мрамора, спиралью уходила вниз, и с каждым шагом шум дворца оставался позади. Лестницу украшали тонкие резные перила с узорами лоз и ветвей, будто сам сад тянулся навстречу идущим.

В самом низу открывался сводчатый зал, превращённый Эленмари в место, не знавшее уныния обычной костницы. Здесь кости были не только памятью о смерти — они становились частью какого-то её замысла. Бессознательное всегда воплощается искусством по теме чувства. Существует ли чувство смерти? Из костей свивались ажурные арки и беседки, изгибы которых напоминали изысканные ветви деревьев. Кости птиц и зверей бродили по саду, будто плоть их никто не мог разглядеть. Испуганная стайка костяных птиц вспорхнула с арки, поддерживаемая магией в воздухе.

По этому залу тянулись дорожки из плиток обсидиана, между которыми раскинулся уже настоящий сад с цветами, плющами и лозами. На костяных опорах росли живые вьющиеся растения, светящиеся тонкими прожилками. Их листья были прозрачны, как хрусталь, и отдавали мягким светом. Между растениями журчали тонкие ручьи, над водой которых витали крошечные мотыльки и светлячки.
— Эленмари, милая. А где тот олень, которого привезли позавчера? — поинтересовался Синион, озираясь.
— Отец, у него просто были перебиты ноги. Я его исцелила и велела выпустить обратно в лес. Ему тут не место. Фи́ртаро Инфирмукс, всё, что есть в этом саду, дело моих рук. Даже рыбки в пруду, — Эленмари подошла к краю воды, опуская ладонь и доставая оттуда скелет извивающегося карпа, отпуская его обратно в воду как живого.

Фи́ртаро* — "учитель смерти/некромант". Эленмари использует приставку для обозначения их взаимоотношений. Если с её отцом Инфирмукс — товарищ, и для них допустимо обращение по имени, то для юной княжны требуется соблюдать дистанцию, дабы избежать слухов и кривотолков среди тех, кто услышит их беседу.

[Инфирмукс]

Потомки — величайшая слабость как любого хорошего родителя, так и правящей династии. Пригубив бокал белого вина, Инфирмукс тонко улыбнулся, рассматривая княжну сквозь хрусталь бокала. Потоки солнечного света играли в белоснежных кудряшках Эленмари, обрамляя её нежное лицо янтарными бликами.

— Никто не может созерцать десять лет будучи живым...

— ...да, из твоего окружения никто бы и не позволил себе такой вольности.

Взгляд светло-серых глаз балансировал на грани жадного интереса и той свойственной юным магам непосредственности, когда хочется сбросить все маски и правила этикета перед учителем, но воспитание не позволяет. Подобное забавляло Инфирмукса, хотя он сам не так давно отточил искусство ролей. Цивилизованный мир после Климбаха вызывал у хтоника ощущение хрустящей поделки на зубах. Сегодня он мило беседует во дворце, радуя взор потрясающей архитектурой, слух — отточенной риторикой, а вкус — отменной эльфийской кухней. А завтра, возможно, ему придётся сдирать кожу или жрать чужую плоть, потому что ничего другого в радиусе десятков километров не найти, а силы восстановить нужно прямо сейчас.

Завтра он будет безумным монстром, рвущим чудовищ похуже, но сегодня он благородный юноша с прекрасным лицом и неплохими манерами. Такова его новая жизнь.

— Магистр позволил вам возвести место силы? Очень толковый ход. Моё уважение.

На самом деле Инфирмукс не знал методов обучения магов в Эниолисе, да и кланы эльфов очень отличались друг от друга. Как и генетические линии. В некотрых эльфийских королевствах магия пропитывала всё их естество, высокородные обладали наивысшим магическим потенциалом, стремясь развивать свои искусства всеобъемлюще и глубоко. Но, насколько ему было известно о этом королевстве здесь обстояло чуть скромнее.

— Да, Синион. Ради этого я здесь. Помочь твоей дочери.

Запечённый кролик с овощами получился особенно хорош. Не так уж часто хтонику с дикого Климбаха приходилось есть что-то настолько культурно-сервированное. Чаще он бывал в дальних походах и редко навещал свой замок. Лишь когда они с другими мятежниками устраивали свои традиционные встречи, можно было насладиться настоящим пиршеством.

— Я не знаю, что тогда будет...

— ... ничего особенного, — усмехнулся Инфирмукс, — начинающие некроманты самозабвенно предаются практике и становятся источником бедствий в своих поселениях и городах. Это одна из причин, почему школа смерти так непопулярна. Нашествие умертвий — естественный процесс. Его не стоит бояться. Неконтролируемый выброс энергии способен поднять нежить, но она будет подчиняться лишь инстинктам. Обычно главные и базовые инстинкты нежити — сохранить себя, жрать и размножаться. Она борется с охотниками, жрёт живых, размножается некротическим ядом, передавая его через раны. Так начинается локальное нашествие. — Инфирмукс с аппетитом забросил последний кусочек печёного кролика в рот и смачно прожевал — хтон, этот кролик просто отвал башки. Кхм... извиняюсь, хотел сказать — невероятно вкусен. Мои комплименты повару.

Промокнув губы салфеткой, Инфирмукс поднялся, хмыкнув при виде сгораемой от нетерпения молодой княжны. Она разве что не пританцовывала, желая побыстрее показать свою обитель.

— Да, костница — это то, что нам обязательно нужно посмотреть, и как можно быстрее. Ведите.

Они направились к выходу, под чуть взволнованный голос Его Величества. Сравнявшись с эльфийским королём, Инфирмукс положил ладонь ему на спину между лопаток и мягко похлопал, приободряя:

— Нет-нет, Синион, мой дорогой друг. Ужас — это отнимать жизненную силу у собственного народа, продлевая молодость и красоту. Ужас — это обращать солдат в подконтрольную нежить, потому что содержать армию так гораздо дешевле, да и мятежа мёртвые не поднимут. Ужас — это предать всю свою семью в погоне за вечной жизнью. Практиковать над детьми запрещённые ритуалы, превращая их в биоресурс для собственного тела. Ужас — проводить эксперименты над невинными и слабыми, которых ты поклялся защищать. И должен защищать, потому что на это тебе был дарован талант необъятный. Вот что такое ужас, Синион. Я не вижу в твоей дочери ни единого его отголоска.

Когда Инфирмукс закончил речь, выводя каждое слово словно заклинание, они уже шли в сторону восточного крыла. Дальше путь тянулся по широким светлым коридорам, мраморной лестнице к всё более сгущающейся архитектуре, где сам воздух становился холоднее. Вскоре они достигли сада, и Инфирмукс, который много раз видел костяные конструкты, всё же восхитился открыто этим воплощением магии смерти. Обилие костей впечатляло, но в первую очередь не мастерство Эленмари, которая, конечно, для её положения и возраста было гораздо выше среднего, а... скажем так, самим фактом её выбора.

Инфирмукс чертовски любил кости. Чистые и лишённые плоти, они вызывали в нём внутренний горячечный трепет. Его губы расчертила азартная и явно довольная улыбка, когда он наблюдал за зверями, птицами, рыбами и диковинными тварями. Даже колонны и предметы интерьера здесь созданы из костей.

— Элен невероятно талантлива в управлении костями. Это тонкое искусство, и даётся оно далеко не всем, — похвалил Инфирмукс, прекрасно понимая, что юная княжна жаждет этой похвалы. — Думаю, моему хтону будет интересно взглянуть лично. Эреб, воплотись, оцени красоту, что создала княжна Элен. Только форму покомпактнее выбери.

Воздух вокруг Инфирмукса сгустился, и в следующую секунду его высокую фигуру обвил восемью кольцами чёрный костяной змей-дракон, горящий алым пламенем. Он не касался тела хозяина, оставляя дистанцию в два шага.

— ...это мой хтон-симбионт, Эленмари, его зовут Эреб. Стоит сказать, что большую часть моих базовых знаний по некромантии я получил именно от него.

Эреб разомкнул костяное тело, взмыв высоко под потолок, но его пламя не вредило, — отрадно видеть Инфирмукса в столь приятной компании. Княжна воистину блистательна, как и её талант. Только её искусство сейчас лишено самого главного.

Инфирмукс усмехнулся, было видно, что они с Эребом понимают друг друга с полуслова, будто одно существо. Хтоник приблизился и, за секунду до того, как карп оказалась в воде, поймал его, крепко сжав костяные ребра пальцами.

— ...да, я заметил. — Инфирмукс стоял вплотную к княжне, чуть склонив голову и держа костяного карпа на вытянутой руке.

В следующую секунду он аккуратно отломал одно ребро. Разжав пальцы, он позволил ему упасть. Нежить никак не реагировала, послушная и податливая, лишь слегка трепыхалась в руке Инфирмукса.

— ...княжна очень сдерживается... в первую очередь психологически. Некромантия во многом идёт от чувств, особенно на ранних этапах. Ты невероятно талантлива, в этом нет сомнений. Пожалуй, ты один из самых талантливых некромантов, которых я встречал за свою жизнь. Но... несмотря на магию смерти... в твоей слишком мало смертоносности.

Когда мертвец или умертвлённый переходит под контроль, это — твоя собственность и оружие. Когда дрессированного пса бьёт враг, он кусается. Ты создаёшь в большей степени красоту, а не смертоносность.

Ответь мне: сколько из этих созданий смогут тебя защитить? Сколько из них покинут свои лужайки и вонзят клыки и когти мне в горло, если я попытаюсь убить кого-то из них или навредить тебе? И насколько яростно они будут сражаться? Качество нежити определяется её прочностью и умениями, но карпы в твоём пруду слишком хрупкие. В идеале они должны за минуту сгрызть упавшего туда человека до костей, а потом присоединить его скелет к своему косяку.

Инфирмукс говорил это с улыбкой, продолжая ломать карпа. Когда от него осталась только голова, он приподнял её, и все кости неожиданно взметнулись в воздух, присоединились обратно, карп почернел, и в его белых глазницах вспыхнули алые огни. После этого хтоник вновь поднял руку к рёбрам и попытался сломать их. Но вместо покорности карп изогнулся и яростно вцепился клыками (которые, кстати, трансформировались в длинные острые) в палец Инфирмукса, — откусывая его практически под корень.

Выругавшись, хтоник отдернул руку, и чёрный карп упал обратно в озеро, принявшись с аппетитом жрать его палец.

Инфирмукс рассмеялся, мгновение отращивая себе новый.

— Немного перестарался. Специально не ставил на себя привязку, чтобы он реагировал на меня как на чужака.

Есть ещё один вопрос. Я не вижу здесь ни одного боевого умертвия. Понимаю, что ты выбрала костяницу, но я бы хотел увидеть твою силу, а не искусство. Синион, приведите нам двух смертников. Выберите одного слабого: раненого или ослабленного ядом, и второго — здорового и физически развитого.

[Эленмари]

Когда Эреб воплотился, Эленмари отступила на шаг от своего нового учителя. Пальцы её нервно сжались в складках платья, дыхание стало чуть чаще. Стоит ли говорить — воочию ей не приходилось видеть ничего подобного. Синион, напротив, проявил интерес к происходящему. Он слегка подался вперёд, прищурив глаза, и, опершись на спинку костяной скамьи ладонью, внимательно наблюдал за симбионтом товарища, слушая, о чём они говорят. Пару раз мужчина кивнул, однако плавным жестом руки обозначил просьбу немного притормозить. Жест был адресован не Инфирмуксу, а непосредственно Эленмари, и, взглянув на отца, княжна кивнула с полным пониманием, легко повела плечом, словно возвращая себе внутреннее равновесие.

— Фиртаро Инфирмукс... ммм, господин Эреб? — неуверенно обратилась к симбионту Эленмари. Её голос звучал мягко, но в нём проскальзывало колебание. Она просто не могла понять, как именно говорить с ним, в каком он положении относительно Инфирмукса и как всё происходит между симбионтом и носителем. Ресницы едва заметно дрогнули, глаза распахнулись немного шире, — верный знак лёгкого замешательства. 
— Мы не можем использовать живых для магических практик, тем более травить их или увечить. Даже преступников, какими бы ужасными деяниями они не занимались на свободе, — теперь это безоружные пленники, закованные в кандалы. Должна предупредить вас, что мы можем провести лишь казнь, но соответствующую всем нормам, предписанным законами Эниолиса, — спокойно проговорила княжна, заглядывая в пруд. Сейчас алая дымка крови расползалась по воде от упавшего на дно пальца.

Эленмари посмотрела на отца, и тот повелительно кивнул в сторону карпа, что извивался ломаными и рваными движениями, сверкая алыми глазами. Княжна невольно провела ладонью по предплечью, будто пытаясь прогнать подступившую дрожь, но в голосе её не было ни страха, ни сомнения.
— Но раз у нас есть возможность создавать потенциально опасную нежить из костей, то продемонстрировать силу моих умертвий я смогу, точнее — они сами её продемонстрируют. Наверное...  Просто понаблюдайте, — сказала она, подняв взгляд на учителя. Красноглазый карп поплыл в сторону стайки, движимой волнами единым, стройным узором. Их нежизнь — плавная, и в ней хорошо отражается жизнь Эниолиса: выверенный ритм, покой и смирение.

Карп Инфирмукса вклинился в их косяк и начал разгонять подсвеченных магией Эленмари рыб. Стоило ему накинуться на одну, разбивая магические связи в костях, как остальные сменили траекторию и окружили враждебного чужака. Эленмари чуть подалась вперёд, затаив дыхание. Было видно как сильно ее беспокоит происходящее в пруду. Будто она сама не уверена что именно случится там. Рёберные кости в телах рыб отогнулись, и каждая из рыбок, проплывая мимо, отрывала от карпа Инфирмукса по косточке, до тех пор, пока от него не остался лишь черепок с угасающим алым светом в глазницах. Уже пустой, он упал на дно, а оставшиеся переполошенные рыбы собрались кругом, идеально подражая любопытству живых существ. Лишь через несколько мгновений, когда угрозы больше не поступало, их рёбра вернулись на место. Будь на месте скелета что-то в плоти, от него бы остался лишь рваный фарш и ошмётки. Эленмари позволила себе тихий выдох — то ли облегчение, то ли удовлетворение от демонстрации.
— Всё, что здесь обитает, не причинит вреда живым. Таков наш уговор с отцом. От вас, Инфирмукс, они защищаться не будут. Что бы вы с ними ни делали. Если каким-то чудом сюда попадут дети и начнут разбирать их по косточкам, им совершенно ничего не грозит. Даже если охотники на нежить доберутся до меня, мои творения не навредят им. Нежить в саду реагирует только на враждебную нежить. Это сделано на случай, если у меня случится всплеск и часть костей обратится агрессивными творениями, — объяснила Эленмари.

Её взгляд скользнул по поверхности воды, и тонкие пальцы слегка шевельнулись, будто она чувствовала каждую частицу силы, скрытую под хрупкими структурами костей. Конечно, в Эниолисе эльфийские традиции были наиболее близкими к тем, о которых слагали свои фэнтезийные рассказы люди в разных мирах. Преданные искусствам, жизни, преисполненные благородных мотивов, порой мало кому понятных, они проживали целые века относительно спокойно. Конечно, не стоило судить весь народ по общему впечатлению. Однако упадок не ощущался в Эниолисе так, как во многих других местах, — здесь ощущалось благополучие. Богатый ископаемыми край под предводительством эльфийской династии действительно процветал.

Так почему же такой правитель, как Синион, спелся с кем-то вроде Инфирмукса? Всё верно — из-за их нрава: воинственного, бескомпромиссного, во многом безжалостного. Ведь это союз на времена войны, и коль кто-то захочет разгромить Эниолис и посягнуть на суверенные земли — Синион не станет их жалеть. Они не граждане Эниолиса, чтобы он пёкся о том, кто и как их будет выдворять из его владений. Он улыбнулся товарищу, легко опираясь на резную трость украшенную серебром т— скорее по привычке, чем из нужды, и произнес приветственно.

— Приветствую вас, Эреб. Никак не привыкну к тому, что ты так легко отращиваешь конечности, Инфирмукс. Каждый раз сердце ёкает. Эленмари в этом плане покрепче меня, конечно; правда, от Эреба даже она под впечатлением — хотя так по ней и не скажешь, — улыбнулся Синион, слегка повернув голову в сторону дочери. Он продолжил свою речь, пока Эленмари возвращала магию в разобранный скелет карпа доставая его из воды бледными руками.

— Дорогие мои некроманты. Вы знаете, что не в моей власти позволить вам выплеснуть весь свой потенциал, но истинное мастерство не в том, чтобы показывать всё на что способен. Эленмари становится живым воплощением того, что некромантия напрасно гонима и порицаема. Смерть всегда стоит на страже жизни, защищает миры от энтропии и распада, дает путь молодым и развитию. На костях предков живем мы все, в каждом мире стоим на самой верхушке костей и однажды останемся под ногами наших детей поднимая их еще выше. Таков путь. Я знаю, что Эленмари проживет гораздо дольше меня, своих братьев, сестер и даже их детей. Пусть боги будут милостивы к её одинокому пути и я хочу в этой жизни дать ей всё что только возможно, чтобы это тепло согревало её всегда. Так что уважаемые Инфирмукс, Эреб. Я оставлю вас в этом саду, думаю вам есть что обсудить с глазу на глаз. В суждениях своей дочери о допустимом я всецело уверен, а мне пора в парламент. Если я понадоблюсь Эленмари знает как связаться со мной, — на прощание Синион пожал руку Инфирмукса, остановился взглядом на Эребе так же попрощавшись и с ним. Конечно король не склоняет головы ни перед кем, этот раз исключением не был. Эленмари и Инфирмукс вскоре остались в костнице, с ними воплощенный Эреб. По княжне было заметно, что хтон смущает её своим присутствием, хотя, определенно напоминал нежить.

— Так что, Фиртаро Инфирмукс. Мне создать что-то более воинственное из костей? — оживленно поинтересовалась Эленмари воодушевленная тем, что ее карпы смогли защитить свой пруд от вторжения.  Конечно масштаб смешной, особенно для Инфирмукса с Эребом, но для самой Эленмари это целое событие. Она буквально впервые увидела как ее творения с чем-то справляются. Огромное событие для некроманта соблюдающего нормы этики и морали, что само по себе нередко чудо из чудес. Самобытность и оторванность от традиции привычной Инфирмуксу сквозили в Эленмари, но каждый несущий в себе магию был уникален. Чем сильнее маг не похож на своих коллег, тем сложнее его одолеть и тем дальше он пойдет со временем. 

[Инфирмукс]

— Фиртаро Инфирмукс... ммм, господин Эреб?

— Господин? — Эреб спикировал вниз, застыв перед лицом Эленмари. Миллиметра не хватило, чтобы его костяная морда и прелестный носик эльфийки соприкоснулись. Он раскатисто рассмеялся, и огненные всполохи тут же затанцевали вокруг изящной фигурки княжны, не обжигая. Смех его всё ещё напоминал треск горящих костей.

— ...в вашем языке наиболее подходящее мне обращение — ладерлит — спутник на тропе силы. Страж души. Низменный аналог — фамильяр. Не относись излишне серьезно, милая княжна, в вашем языке попросту не существует некоторых понятий, отражающих реалии Климбаха.

— Когда ты только успел выучить их язык?

— Пока ты развиваешь силу, я разливаю интеллект. Хоть кто-то должен. — в ответ Инфирмукс только усмехнулся, совершенно не обидевшись на тонкое замечание о своём уровне интеллектуального развития.

Сделав жест рукой, Инфирмукс побудил Эреба снова подняться под каменные своды костницы, чтобы не смущать благовоспитанную деву.

— ...но соответствующую всем нормам, предписанным законами Эниолиса...

— Серьезно? — скептически приподнял бровь Инфирмукс, изобразив ироничную гримасу. — Даже военнопленных не пытаете? И дыбы нет с колесованием?

Впрочем, продолжать этот разговор не стоило. Хтоник себе крайне смутно представлял отсутствие военной жестокости в хоть каком-либо королевстве, пусть даже правят им самые гуманные из всех эльфов Аркхейма. Всё дело в том, что военная и политическая машина — в его понимании — везде одинакова, отличаясь только степенью завуалирования жести. Если хочешь сохранить власть, будешь конкурировать со своими противниками, а там слабый погибает. Скорее всего, он столкнулся с той формой запрета, что воплощала собой «де-юре», а «де-факто» король Эниолиса прибегал к распространённым методам, где его солдаты не гнушались пыток и жестоких расправ над преступниками. Вот только молодая княжна об этом не должна была знать. Инфирмукс не мог его винить — в конце концов, Синион больше всего опасался падения дочери во «тьму». Разумеется, подобные мысли лишь домыслы хтоника.

— Ладно. Пусть оно немного меня удивляет, но в чужой монастырь со своим уставом не попрёшь. Особенно если это устав Климбаха в эльфийском дворце.

Кивнув на предложение Эленмари, он принялся смотреть за разворачивающейся сценой, прекрасно понимая, что примерно увидит. Увидел он сюжет растерзания одной маленькой чёрной костяной рыбки дюжиной белых и таких же костяных рыб. Конечно, для опытного и древнего некроманта решение они принимали долго, да и скорости не хватало, но для новичка можно было с уверенностью сказать, что Эленмари — настоящий гений. Инфирмукс мягко улыбнулся, незаметно понижая прочность своей рыбы, чтобы карпы Эленмари смогли её уничтожить без особых проблем. Всё-таки, прочность костей карпа он изначально зачаровал для противника своей собственной устойчивости, благодаря чему палец был откушен.

— Отличный контроль, — похвалил хтоник. — Да, я уже заметил, что здешние кости зачарованы специальной вязью с несколькими цепочками действий. Гораздо сложнее программировать кости на сложные манипуляции, вроде выстраивания стратегии боя, системы «свой-чужой», где приходится прописывать, что такое ребёнок и чем он отличается от взрослого или карлика, чем слуга отличается от бандита, и какая вообще разница между Эребом и карпом. Я прекрасно понял, зачем ты создала именно такую формулу. Она оправдана, если здесь могут оказаться дети, а твои всплески бесконтрольны. Помнишь, в самом начале я удивился твоему выбору. Дело в том, что всерьез создавать боевую высокоуровневую нежить из костей гораздо сложнее, чем из обычных трупов. У костей нет мозга и базовых программ, поэтому их пришлось бы писать заново. Для новичка объяснить трупу, что такое ребёнок и чем он отличается от гнома, легко — при жизни у него ведь уже было понимание. Но княжна и без меня это прекрасно знает. Чтобы кости не обратились в агрессивные творенья, здесь нужен не только самоконтроль, но и сложные манипуляции с некромантией и составление базового шаблона.

Инфирмукс знал, что главным препятствием в совершенствовании его ученицы будет не ограниченное количество знаний, а этическая дилемма. Где использование костей — во многом гуманнее, чем трупов или, упаси боже, приговорённых к смерти. Но тут возникает замкнутый круг: развитие должно идти последовательно и во всех аспектах, а предаваясь некротическому любованию искусством и ставя себе многочисленные запреты, развитие стопорится. Следовательно, и возникают всплески. Можно с уверенностью сказать, что княжна сама загнала себя в этот порочный круг.

Выслушав короля, хтоник почтительно кивнул. Не стал делать пометку, что она проживёт гораздо дольше только в двух случаях: если будет пить «жизнь» людей, а это запрещено законом, или, если сможет развить свою силу достаточно, чтобы в целом продлить свой срок на правах всех остальных архимагов. Конечно, Синион предрёк своей дочери великое будущее — его можно понять. Хотя у него были свои, довольно своеобразные взгляды на смерть, слишком возвышенные на вкус Инфирмукса. И он прекрасно знал, что несколько мелких княжеств вокруг Эниолиса в гораздо более бедственном положении и буквально зависят от него. Хотя в целом эльфийские королевства Лиреи процветали. Но едва ли король согласился бы, чтобы Эленмари охотилась там для продления своей жизни.

— Нет, Элен, — ответил Инфирмукс, когда Синион ушёл, — я уже увидел уровень владения костями, и он у тебя невероятно высок для начинающего некроманта. Мы не можем нарушать правила вашей страны, верно? Тогда отправимся в свободные земли, где таких правил нет. Эреб, подбери нам что-нибудь подходящее.

— На границах культистских храмов и поселений людей два дня назад случилось массовое побоище — практически все жители были убиты нежитью. Там ещё десятки трупов и дикие боевые умертвия. Устроит? Только предупреждаю: телепортация там не сработает ещё примерно двенадцать часов. Придется сделать портал за десяток километров до бедствия.

Инфирмукс повернулся к Эленмари:

— Не откажешь в небольшой вылазке на свободные от законов вашего королевства территории? Здесь ты благородная княжна, а я пришёл учить некроманта.

В помещении, свободном от костей, вспыхнул огромный портал, образуя пространственный разрыв. Эреб увеличился, заполняя всё возможное пространство, но никак не вредил костяным созданиям эльфийки. Он припал к полу и склонил голову, но даже так змей-дракон многократно превосходил твоего хоста в росте, даже в высоте рёберных костей.

Легко запрыгнув на него сверху, Инфирмукс протянул руку Эленмари:

— Не бойся, княжна, этот полёт всецело безопасен.

[Эленмари]

Ладерлит — слово, значащее столь много. Вызывающее множество споров о том, какова его природа. Неспособность осознать истинность любви своей? Или всё же тот маленький нюанс, которого не хватает до признания чувства любовью, но выражающий безграничное доверие и принятие? Что-то, когда вы становитесь семьёй не по крови, не по бумагам (как в случае с замужеством), но душой.

Эленмари, ввиду юности и жизни в стенах дворца, ещё не сталкивалась с прямым упоминанием такого понятия, читая о нём разве что в книгах. Наверное, потому её аккуратные брови удивлённо подскочили, когда хтон упомянул именно это слово, чтобы описать то, чем он является. Пальцы девушки невольно сомкнулись у сердца, будто она пыталась унять неуловимое чувство тревоги, вдруг отозвавшееся в груди.
— Просто мы используем это слово для обращения к кому-то... Мы решаем быть Ладерлит, но не решаем примут ли нас как Ладерлит. Вам действительно повезет, если кто-то так обратится к вам, Эреб, — тихо произнесла она, чуть запрокинув голову, как будто выбирая слова осторожнее обычного. — Не сочтите за грубость, но так вас скорее назовёт Инфирмукс, возможно, вы так обратитесь к нему. С моей стороны было бы очень, очень странно так обращаться к вам или учителю, — мягко кивнула княжна с лёгким смущением. Она понимала, что знание слова ещё не даёт глубинного понимания значения, его веса, его силы длятого кто прочел описание слова и запомнил его. Безусловно, Эленмари поправила змея лишь для того, чтобы в будущем у них не возникало недопонимания. Да и он сам чётко дал понять, что в их языке просто нет более подходящего слова.

Инфирмукс мог легко заметить, как дальнейшие его вопросы погружают княжну в ступор. На её юном, не обременённом тяготами бытия лице проступило поистине глубокое замешательство. Такие слова, как "пытки"  "дыба" "линчевание" в лучшем случае были ей знакомы из книг по истории. В её сознании они существовали чем-то далёким, страшным вымыслом, гранями ничем не оправданной жестокости. Мир княжны был довольно прост — балы, съезды, сопровождение родителей на праздниках, дипломатических миссиях, благотворительных встречах, бесчисленные светские рауты. Дела военные не касались её даже косвенно. Да и на ее век еще не выпало столкновений по настоящему громких, чтобы они стали тенью над Эниолисом.

Она чуть отвела взгляд, её плечи опустились, а тонкие пальцы коснулись драгоценной подвески на шее. Учителя формировали в ней скорее представление о том, как должно быть правильно и хорошо, а не показывали, как оно есть на самом деле. Многие эльфы придерживаются подобного: ведь их долгая жизнь должна проходить в стремлении вверх, для этого требовалось дисциплинировать рассудок вдали от хаоса. Так или иначе, это было свойственно многим народностям и культурам — будто незримая нить в крови тянулась через каждого высокородного эльфа.

Даже если откинуть тот факт, что Эленмари слишком молода, чтобы узнать все краски мира и его неприглядные оттенки, стоило помнить и о том, что она всё же княжна. Не то чтобы традиция Эниолиса была пропитана равенством полов, хотя во многом всё же была. Однако это касалось лишь мирных дел — от войны женщин держали подальше, если те не были искусными магами или врачевателями. Перед Инфирмуксом стояло скорее лицо династии и королевства — олицетворение будущего, призванное вселять надежду, покой и обещание счастья.

Княжна выпрямилась, расправила плечи, словно под напором этой мысли, и в её взгляде мелькнула едва уловимая тень — осознание беспокойства отца. Ведь никогда некромант не сможет вселить надежду и покой в сердца народа.
— От того, что мы выйдем за пределы Эниолиса, законы его не изменятся. Там, где я, — там и закон его. Он защищает верных, карает неверных, и все перед ним равны, — Эленмари вытянула руку. Пальцы её шевельнулись, словно что-то подзывая. Со дна пруда, распугивая карпов и разбрызгивая капли воды, вырвался жезл, лёг в руку княжны. Белая резная кость, фокусирующий кристалл инкрустированный искусным мастером, — это был скипетр направления энергии (Далеко не каждому хватит денег на подобные инструменты). Княжна ощутила под пальцами холод материала и слабую пульсацию магической силы, как дыхание древнего существа чья смерть подарила ей эту кость. В воздухе запахло свежей ключевой водой и тонкой дымкой некротической энергии, будто дыхание усыпальницы пробежало под одеждой.

Изящно придержав рукав наряда, Эленмари обвела жезлом груду отполированных костей, возводя из них скакуна. Это был великий дреаний олень — под стать её статусу. Из тени сада вышел костяной паж и принялся снаряжать его сбруей: седло, уздечка, украшенные стремена. Его движения были беззвучны, но в них чувствовалась какая-то странная грация — точная, размеренная, симметричная как сама смерть. Княжна наблюдала за этим с лёгким, почти детским восхищением, хоть старалась скрыть выражение лица. Изредка она косилась на Инфирмукса. Он единственный без страха оценил её умения. В глубине души молодой эльфийке хотелось увидеть эту задумчивость на его лице еще раз. 

Да, от слуха Эленмари не ушёл тот факт, что некоторое время им придётся идти пешком. Она улыбнулась почти незаметно, поглаживая жезл большим пальцем.
— Мысли мои с пострадавшими. Быть может, нам удастся улучшить ситуацию... может быть, мы даже сможем помочь кому-то, — проговорила княжна. Скорее, она говорила это себе самой. Не столь часто ей доводилось покидать стены дворца. Добровольное заточение было избрано ею самой — как мера, чтобы не представлять угроз внешнему миру, если дар выйдет из-под контроля. Пусть и с сомнением, преисполненная опасений, она вложила руку в протянутую ей ладонь Инфирмукса; во второй руке крепко сжимала жезл. Костяной скакун величественно шагал вслед за ними. Придержав край платья, Эленмари занесла ногу над тёмной костью Эреба, аккуратно поднимаясь как на ступень, и, держась за предложенную Инфирмуксом руку, подняла глаза на него. Взгляд её был полон решимости, но где-то глубоко — и скрытой тревоги.

Быть может, Синион был куда более прозорлив, оставляя дочь с Инфирмуксом заниматься самостоятельно. Ведь Эленмари как раз входила в те годы, когда эльфийское сознание способно принять мир таким, каков он есть. Сам Синион не имел возможности показать его с высоты княжеского бытия. Инфирмукс — мог. Свободный как ветер, не скованный ничем во всей Лирее. Синион прекрасно знал, что Инфирмукс дорожит и их дружбой, и союзом, чтобы не набедокурить, но с обучением дочери справится куда лучше, чем он и все придворные магистры. Никто никогда не сможет увидеть жизнь такой, какая она есть, с высоты пьедестала, на котором стоит трон.
Телепорт дёрнул солнечное сплетение, душа ухнула в пятки, а сердце пропустило несколько ударов, когда пространственный разрыв проглотил Эреба, Инфирмукса и Эленмари, перекидывая их за десятки километров из светлых палат дворца. Стоило княжне оказаться за пределами телепорта, как рука её сильнее сжалась на жезле. Костяной скипетр почти сразу начал излучать слабое сияние.
— Фиртаро Инфирмукс, это место... очень плохо, — тихо произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Я не уверена, что дальше будет безопасно двигаться.

Эленмари облокотилась на костяного скакуна, прикрывая бледной рукой лоб и частично глаза. В голове плыло, к горлу подступала тошнота. Стоило ли говорить, что княжна впервые оказалась в месте столь пронизанном некротикой? На всю округу Эниолиса она привыкла быть её едва ли не единственным источником.
— В подобном месте от меня вреда будет больше, чем пользы. Где-то разливается магия, она протекает и тянется нитями даже сюда... Я не знаю, получится ли у меня оградиться от неё. Иначе совсем скоро я самолично устрою вторую волну, — её голос дрогнул, но не сорвался.

Скипетр обрисовал в воздухе сферу, укрыв княжну едва видимым куполом. Он был подобен сфере из тончайшего, матового стекла, которое мешало проникать частицам магии, препятствуя перенасыщению магического резерва. Защитное заклинание, их Эленмари освоила достаточно. В первую очередь готовясь к худшему относительно того что может появиться стихийно от всплеска собственных сил.

Воздух внутри купола наполнился лёгким сиянием — почти неощутимым, как дыхание света. Лёгкий ветер гладил кожу, неся с собой аромат тёплых трав и цветущих деревьев. Луг, на котором они оказались, был поразительно спокоен — утопически прекрасен. Высокие стебли трав колыхались под ветром, усыпанные лепестками самых разных оттенков: от лилового до молочного с медовым желтым. Где-то жужжат пчелы, лениво перекатываются золотые блики солнца. Вдалеке, где небо сливается с землёй, тянется линия лесов — словно вырезанная из лазури, подёрнутая мягкой синей дымкой.

Эленмари глубоко вдохнула, медленно расправляя плечи. Её сердце ещё билось учащённо, но глаза постепенно наполнялись осознанием красоты этого края. Всё вокруг казалось слишком живым, слишком безмятежным для того, чтобы рядом действительно происходила такая трагедия. И, может быть, именно это несоответствие — идеальная, утопическая погода и горечь разрушения где-то вдали слышимая пока лишь в магическом плетении— впервые заставили её почувствовать вес собственных слов о законе и равенстве везде. Она повернула голову к Инфирмуксу и Эребу.
— Кажется я в порядке, мы можем выдвигаться, — Ветер прошёлся по травам, наполнил пространство ароматом цветов. Золотые блики солнца перекатывались по траве, касаясь белых ресниц Эленмари и подчеркивая жемчужные волны ее длинных волос. Она глубоко вдохнула — впервые за всё время легко, свободно. Олень покорно склонил колени помогая хозяйке сесть в седло.

[Инфирмукс]

На несколько мгновений, которые Инфирмукс мог бы определить как достаточно долгие, Эреб задумался, будто бы пытаясь копаться в собственном разуме или в некой внешней информационной библиотеке. Взвесив ответ Эленмари и так и этак, он наконец проговорил своим пламенеющим голосом с фоновым треском костей:

— Несомненно, княжна права, но за неимением точного аналога, я буду благодарен, если эльфийская дева назовет именно мой статус, а не наши с ней отношения, так как, к моему глубочайшему сожалению, между нами не может возникнуть никаких обязательств, наподобие наставнических. А потому, невозможно назвать то, чего нет.

Практика иностранных государств — обращаться по статусу — вполне приемлема, учитывая, что мы с Инфирмуксом иноземные гости. Совсем не обязательно являться подданным проционского домена и иметь с дархатом иерархический вассалитет, чтобы обратиться к нему по титулу герцога. Так и здесь, вполне допустимо обозначать мой статус, а уже факт — чей именно я ладерлит — отходит на второй план. Конечно, есть более подходящее слово — фамильяр, но я бы счёл это оскорбительным, уж простите за моё ханжество.

Если существует какое-то иное слово, что используется в народе и подходит больше, то я буду благодарен за новую информацию. К сожалению, в вашем королевстве нет ни одного хтоника, у кого я мог бы изучить вопрос более подробно. — видимо, Эреб находил такие разговоры особенно интересными для себя, потому змей и поправил княжну, чтобы недопонимание не разрослось и иметь возможность обогатиться новыми знаниями. Или же причина была в ином?

Инфирмукс при этом стоял с лицом: «о чём вообще говорят эти двое?» и, кажется, совершенно не понимал контекста.

— Эреб — мой хтон, — отрезал Инфирмукс, причем с таким видом, будто сказал «Эреб — моя собственность» или «Эреб — мой меч» , а после неожиданно серьёзно добавил, — так и называй. Хтон. Не понимаю, зачем вам разводить эту демагогию.

— Это оскорбительный ярлык, — нарочито обиженно ответил Эреб, — в нём нет души. Мне нравится слово «ладилит». Даже жаль, что в нашем языке нет чего-то подобного.

Инфирмукс лишь фыркнул и продолжил:

— В будущем нам троим придётся довольно много общаться. Помни, Элен, любой хтон — не человек, их психология очень отличается от нашей. Хотя тебе, возможно, покажется, что она практически идентична. Но это лишь потому, что он — симбионт. Следовательно, Эреб отлично понимает людскую психологию и способен её имитировать. Но не забывай, что он такое. Он — один из высших хищников нашего мира.

Не доверяй хтонам, кем бы они ни были. Неважно, будет ли это твой питомец, твой симбионт, или что-то другое — мало ли как жизнь повернётся в будущем. Не доверяй хтонам. Не потому, что они чудовища или желают тебе плохого. Нет. А потому что у Эреба, как у всех хтонов, мораль очень отличается от нашей. Надеюсь, тебе никогда не придётся узнать, что такое быть хтоником. Хотя мне кажется, довольно странным отсутствие хтоников в Эниолисе. Я тоже это заметил, пока здесь гостил. Но я рад, что у тебя нет предрассудков по моему поводу. Последнее: если ты считаешь, что Эреб озвучивает моё личное мнение, то это не так. Мы во многом с ним не находим общего понимания.

Эленмари тем временем приосанилась, что показалось Инфирмуксу одновременно забавным и трогательным, но, на контрасте, она довольно чётко проговорила, что её можно убрать из королевства, но не королевство из неё. Одним словом, княжна довольно категорично отвергла попытки Инфирмукса как-то сгладить момент с законами. Нет, он совсем не расстроился, лишь расплылся в широкой улыбке-оскале, обнажая идеально ровные белые зубы с заострёнными клыками.

— Ясно-ясно, окей. Ты прямо воплощение категоричности. Возможно, для такого королевства, как твоё, это очень хорошее качество. Проблема только в том, что не у всех столь чёткая чёрно-белая мораль. Выйдя за его пределы, ты всегда рискуешь. Хочешь открою маленький секрет? — он заговорческим тоном улыбнулся, — в моей прошлой жизни я происходил из аристократического рода дипломатов. Практически все мои предки были или консулами, или представляли интересы своих доминионов или даже Алькора. Оказавшись на чужбине, для меня самым первым и болезненным ударом стало то, что всем было глубоко плевать, как я отношусь к законам и своей стране. И мне пришлось их забыть. Очень надеюсь, что ты, Эленмари, будешь верна своим принципам до самого конца. А я — не смог. И тебе придётся смириться с тем, что некоторые мои поступки будут очень контрастировать с твоим пониманием правильного.

В любом случае, этот разговор должен был рано или поздно случиться. Лучше — рано. Теперь же Инфирмукс стал свидетелем, как княжна создала костяную лошадь, и её тоже пришлось принять на «борт». На самом деле, Инфирмукс предполагал, что они от точки портала до поражённой скверной территории долетят на Эребе. Но, видя воодушевление юной княжны, он не стал ей мешать и лишь усмехнулся, кивнув: — Ты хорошо держишься в седле?

Оказавшись на Эребе, Инфирмукс мягко и, не нарушая приличий, придержал её, позволяя магии надёжно зафиксировать девушку, и уже вместе с ней нырнуть в разрыв портала.

— Вторую волну? — спросил он, позволяя Эребу спуститься и дождаться, пока Эленмари усядется на костяную нежить. Хтоник остался на ходу, просто подстраиваясь под темп некро-коня. Конечно, такое существо, как Эреб, развивает невероятную скорость, но практика контроля ездовой нежити тоже улучшает навыки владения некромантией и смысла ее избегать Инфирмукс не видел.

— Княжне не стоит переживать. — он говорил спокойно. — Ты не должна сдерживаться, даже если твой выплеск вызовет вторую волну, не сопротивляйся ей. Невозможно научиться контролю, не потеряв его. Только достигнув самого дна, оттолкнувшись от него, ты сможешь подняться вверх. Я считаю, что некромант должен изведать всю глубину своего дара. Если здесь восстанут тысячи мёртвецов — пусть так и будет. Мы справимся.

Комментировать её магические техники защиты он не стал — у каждого некроманта свой путь, и никто не знает его лучше самого мага. Инфирмукс искренне полагал, что обучение должно носить интуитивный характер, возможно, потому что Эреб учил его примерно так же. Он не говорил, как правильно или неправильно, он давал разные пути и позволял выбрать. Не всегда выбор был безопасен, но то его собственные ошибки.

— Скоро будем на месте. Приготовься.

Впереди замаячили первые постройки: небольшие домики из камня и дерева. Многие из них оказались разрушены или сожжены, а в некоторых угадывалась былая красота. В каждом не больше двух этажей, но большинство походили на чёрные остовы, словно от прекрасных жилищ остались одни лишь скелеты. Такие же чёрные, как костяк Эреба.

Ещё через несколько минут они, наконец, увидели неприкаянных — четыре... их нельзя было назвать зомби, так как эти создания до неузнаваемости изменены магией. Они бездумно слонялись возле одной из самых больших построек, будто рыская и обнюхивая. Меньше всего они походили на трупы: у каждого на коже белый хитин, острые когти, чуть выдвинутая вперёд челюсть, лицо в костяных щитках, словно осколки черепашьего панциря. Их худые тела, деформированные магией, двигались хищно и быстро.

— Боевые умертвия, — представил их Инфирмукс, словно это была встреча старых друзей, — Эти не особо сильны для опытного некроманта. Они управляются артефактом. Если постараешься, то увидишь эту связь. Связанные артефактом боевые умертвия очень отличаются от тех, что управляются напрямую некромантом. Где-то на этой территории находится тот самый артефакт — мы его должны найти, это наша конечная точка. Поведение нетипичное, они нас засекли, но почему-то делают вид, будто бы мы и их интересуем. Неспроста это, ох, неспроста, — азартно усмехнулся хтоник.

[Эленмари]

Путь по цветочным полям пролетел до обидного быстро. Не так часто эльфийской княжне удавалось насладиться по настоящему долгими прогулками за пределами дворцовых стен. Нет. Не с её образом жизни. Лёгкий ветер нес пыльцу, воздух был по-особому густ, даже сладок от запаха трав и солнца, но эта радость длилась недолго. За последним пригорком и начинались земли покрытые слоем истлевшего праха и того, что осталось от некогда населявшего город жителей. Воздух стал вязким, мёртвым, до неприятного сухим. Там, где некротики становилось слишком много, энтропия распускала свои губительные миазмы — не торжествуя, а травнодушно разрастаясь, подменяя собой жизнь. На горизонте тянулись остовы домов, опалённые магией. Каменные стены, когда-то слышавшие смех, теперь хранили только мертвенную тишину. Эленмари вглядывалась в них долго, пока в груди не стало щемить. Всё, что когда-то было живо, теперь просто распадалось тому они свидетелями и стали. Это не её земли, однако что-то внутри возмущенно поднималось из глубин души. Пальцы дрогнули на поводьях, тиснёный узор скользнул по нежной коже оставляя розовеющий след.

Олень демонстрировал беспокойство, на деле не свое, а лишь отражая состояние Эленмари, в его пустой гортани появилось глухое рычание. Выпрямив спину княжна потянула поводья немного в сторону унимая свое творение. Её взгляд скользнул по долине — там медленно двигались первые умертвия, те самые, на которых указал Инфирмукс. Из их тел тянулись полосы магии, расползаясь в воздухе и угасая, как разорванные ветхие нити. Вдали слышался редкий треск костей, трение хитина. Княжна потянула поводья, олень сделал полный круг, сохраняя расстояние.
— Я сниму щит, он будет мне мешать. Но, Фиртаро Инфирмукс, прошу вас, проявите осторожность. Опасность исходит не только от них. — Голос звучал спокойно, хотя дыхание стало неровным, — я прошу вас следить за моим состоянием и не допустить всплеск, еесли таковая угроза появится. Не знаю как, но быть может знаете вы?

Жезл мягко прорезал воздух, и вспышка серебра разорвала тишину гулким звуком содрогнувшегося воздуха. Свет погас, вместе с ним — защита. Эленмари пошатнулась, опершись ладонью на костяную шею оленя. Умертвия застыли. Их головы повернулись в унисон, их пустые глазницы наполнились изменяющим цвет светом. Магия пришла в движение. Частицы, до этого едва заметные, собрались вокруг жезла и потянулись к его кристаллу искусно инкрустированному в резную кость. В воздухе проступил след — перламутровая пелена, светящаяся изнутри холодом далеких звёзд. Её тонкое сияние бросало бледные блики на Инфирмукса, Эреба и саму Эленмари поднявшую взгляд к дымке похожей на космическую туманность.

— Теперь мы знаем направление, но я вынуждена задержать нас, — тихо произнесла Эленмари.
Глаза побелели, исчез и зрачок до этого едва проступающий в белке. Лицо стало безмятежным, фарфоровым словно у куклы. В каждом вдохе слышалась борьба, в каждом выдохе — усилие удержать поток, который здесь для княжны был ошеломителен. Кристалл на жезле покрылся прожилками, переливаясь цветами побежалости от напряжения. Малейшее движение рук отдавалось в плечах, как от долгой ночной работы.

Да, Эленмари не чувствовала азарта от предвкушения боя — лишь тревогу за жизнь, за свою и Инфирмукса, даже Эреба. Её цель была не в разрушении, не в победе, а в уменьшении вреда, в том, чтобы ослабить изломанную магию, вернуть миру равновесие, насколько хватит сил.

В памяти всплыло наставление магистра школы исцеления:

«Некромантия — не кара, дитя. Это ответственность. Жизнь и смерть — две руки одной сущности. Хорошо управлять ими можно лишь тогда, когда не стремишься владеть ими, а понимаешь, что они и так твои».

Эти слова, вбитые годами, держали её сильнее, чем любые обеты. Её учили не искать победы, а сохранять мир. Быть тихой опорой рода, холодной, собранной, осторожной. Она дышала глубоко, пальцы побелели на древке жезла.
— Всё в порядке... — едва слышно выдохнула княжна. Ладонь легла на глаза, кожа под пальцами была ледяной, на лбу проступила влага. Энергия, управляемая её волей, потекла к ближайшему умертвию, что стояло в странном оцепенении. Перламутровая дымка обвила тело, просачиваясь в трещины, в сочленения костей. 

  Эленмари не разрушала, лишь истощала некротический след. Техника не самая эффективная, еще и требовательная, но этого не сделать никакой другой. Она чувствовала, как уходит чувствительность из пальцев, но не останавливала поток. С каждой минутой её выражение становилось всё более сосредоточенным, губы сжимались в тонкую линию, дыхание стало глубже — тело не было совершенно, а у эльфов не было эталоном проведения потоков. Даже обладающая хорошей проводимостью паутины Эленмари не могла конкурировать с хтониками или артефактами.
— Если я упаду на дно, Фиртаро Инфирмукс, — её голос стал тише, — это будет моей смертью. Мне не нужно дно, чтобы знать свой предел. Пока сила слушается меня, я ей не принадлежу. Оплошность будет стоить слишком дорого. Мы видим цену здесь, на каждом шаге. Разве оно стоит того?

Поток освобожденный из умертвия сменил цвет, стал серым — чистая телэргия, энергия без памяти, без цвета. Эленмари смотрела, как очищенная дымка стекает к земле пытаясь вернуться в мир. На ее губах дрогнула едва заметная улыбка, но увы, была не долгой. С земли поднимался запах вековой пыли, и в этом запахе был отчетливый оттенок чуждой магии.
— Смотрите, фиртаро, — она подняла взгляд. — Телэргия уходит туда, — Линия энергии вытягивалась вдаль, туда, где выжженная земля терялась в мареве.
— Это тот артефакт? Он вытягивает телэргию мира и обращает её в некротическую? Такая вещь способна изменить равновесие. Даровать резерв тому кто обладать таковым не имеет никакого права, что еще хуже мы не знаем что или кто там. Нам нужно спешить. Не известно каков его потенциал, поражение уже и так велико. Неужели вещь на такое способна?

Костяной олень зарыл копытом землю. Эленмари провела ладонью по его шее, чувствуя холод костей. С детства её учили не позволять страху отражаться на лице. Дочь династии не имеет права быть слабой, даже перед смертью. Её жизнь — династия. Это никакой не выбор, с этим долгом она рождена. Навсегда часть рода. Это не могло не отражаться на её характере, тому как она живет и чем дышит. Какими категориями мыслит и насколько шагов вперед. Однако в ее творениях было видно то, что не углядеть за напускным и фарфоровым спокойствием её лица. Эти творения — и кости, и нежить — несли её волю, в них был отпечаток бережного созидания, а не порыва разрушения.

В глубине души, под выученной сдержанностью теплилось простое и даже наивное желание — не дать погибнуть тому, что ещё живо. Защитить границы и отстоять те прекрасные луга по которым они добирались к этому месту. Все живое в них и за его пределами. Если все так как говорит Инфирмукс, если все так как она видит, такие артефакты могли и миры губить, если проведут достаточно долгое время без внимания извне. Вдалеке над равниной клубилась пыль, и в ней угадывались новые очертания нежити— дорожная веха искажала линию видимости, предупреждая о приближении к центру бедствия.

[Инфирмукс]

Чуткое обоняние хтоника улавливало малейшие запахи, которые щедро приносил сюда ветер с людского пепелища. Инфирмукс уже распознал вонь горелых трупов и характерное для боевой нежити прогорклое амбре с оттенком крови и металла. Всё это смешивалось с ароматом полевых трав и неожиданно сладковатым запахом ладана. Он продолжал концентрировать восприятие на Эленмари, словно именно она представляла большую опасность, чем некроманский артефакт. Эреб плавно скользил над выжженным травяным полем, безмолвствуя и лишь полыхая огненными глазницами, точно демон из преисподней.

— Хм, Элен, а ты умеешь плавать? — спросил Инфирмукс. — Ладно-ладно, я тебя магически поддержу. Просто вспомнилось, как я учил плавать детишек из Арайны. Огненные элементали. Гостил у одного хорошего друга. Они тоже постоянно просили меня следить и удерживать их от потопления. Но правда в том, что я могу сколько угодно строить плотины и укреплять берега, может, даже соорудить циклопический купол, чтобы отгородить тебя от этой опасности. Только перестать бояться всплесков ты сможешь лишь тогда, когда научишься плавать. Я буду с тобой столько, сколько потребуется, пока ты не научишься. И со мной тебе не нужен щит. Да и что за извращение — колдовать в ган... за щитом.

— «Ахахах, ахахах, ахахах... ты хотел сказать, колдовать в гандоне?» — этого Эленмари не слышала, но заметила, как пламя Эреба начало трещать смехом.

— «Хреново на моих коммуникативных навыках сказалось двухмесячное пребывание в племени климбарских орков...»

— «Наладить торговый путь для восточно-спрайтовской герильи важнее, чем сохранять благородное лицо...»

— Нет, Элен, я пока не умею управлять твоими всплесками, потому что не видел ни одного. Некромантия — это дар, и он слишком индивидуален, чтобы полагаться на проторённые тропы и общепринятые методы.

Инфирмукс, в отличие от взволнованной Эленмари, держался спокойно и сосредоточенно, словно в любой момент мог вступить в бой с неравным противником. Впрочем, княжна не знала, что это его обычное состояние. Конечно, он оценивал её, как и сама эльфийка — для людей всех рас и народностей нормально присматриваться друг к другу. Он наблюдал, как зрачки глаз побелели, и красивое лицо приобрело отрешённо-пугающее выражение. Нет, хтоник не боялся такого, он с пониманием подождал, пока Эленмари придёт в себя. Сквозь всплески аномального фона и некротические выбросы он ощущал страх эльфийки, в том числе страх за себя и, удивительно, за Эреба.

— Как знать, — усмехнулся Инфирмукс, — у каждого из нас своё дно, и оно меняется с течением жизни. Я тоже думал, что умру, достигнув его. Но вполне возможно, что твоё дно — это Бездна, дарующая силу, в том числе силу контроля. Ты никогда не узнаешь, каково это, если не окажешься там. А для другого дно — это лужа, где он ловит золотых карпов из грязи.

Он взглянул ей в глаза, и на лице климбахского хтоника не было ни намёка на противостояние — он будто бы описывал свой мир, с которым Эленмари могла согласиться или отвергнуть. На самом деле Инфирмукс считал, что нет смысла убеждениями и увещеваниями пытаться доказать свою точку зрения. Во-первых, вполне может оказаться, что в чужой картине мира чёрное — это белое, а погибель — это спасение. И будет странно, что мятежник с Климбаха учит княжну с Лиреи жизни и тому, как ей лучше пользоваться силой. У каждого некроманта свой путь, и самая большая ошибка — тупо копировать техники и навыки.

— Стоит ли оно того? — хтоник склонил голову к плечу и задумчиво взглянул куда-то сквозь Эленмари, в сторону пепелища. — Я задаю себе этот вопрос почти половину миллениума и всё ещё не уверен. Может быть... то дно, от которого я тоже отказался из страха морального разложения и ради амбиций... может, оно меня бы и не убило, а изменило . Но я думаю, что не всякого дна нужно достигать. В конечном итоге выбор — только твой. Некромантия — это не кара и не плен. Нет ничего плохого в том, чтобы принадлежать чему-то столь родному и естественному, как твоя сила. Когда-то я сопротивлялся хтонической природе. Я не жил, а выживал. Но в тот день, когда принял себя, оказалось, что всё это время я... сражался деревянной палкой, а за спиной у меня пылился первоклассный клинок в ножнах.

Почувствовав страх Эленмари, Инфирмукс направил Эреба и, подлетев к оленю, похлопал княжну по спине: — смотря, что ты имеешь в виду, если всю планету — нет, а если регион — бедствия такого рода бич, как хтонические прорывы. И этот городок для кого-то являлся всем его миром.

Белая княжна справилась с нежитью, рассеяв некротическую силу, наполнявшую их тела. Простой и эффективный способ, хоть и немного топорный. Безвольными куклами умертвия рухнули на выжженную землю, а тёмная энергия выплеснулась в округу, обнажив энергетические нити до источника-артефакта.

— Отлично, ты очень хорошо контролируешь силу. Но есть несколько вариантов типовой вязи для разрушения некротических конструкций, которые используют для управления нежитью.

Инфирмукс сделал жест рукой, показывая, куда смотреть, и в воздухе возникло несколько десятков вариантов некромагической магии. Им мог научить только другой опытный некромант.

— Можешь сочетать их, изменять и создавать свой собственный сигил упокоения. Так ты будешь меньше уставать и лучше контролировать тонкие потоки. Но если сражаешься на большой территории и против массового противника, лучше перехватывать контроль и заземлять его на себя. Тогда ты получишь боевые единицы в своем распоряжении. Но будь осторожна: если на вражеской территории хороводит некромант посильнее, твоя нежить может стать тебе враждебной.

Следом возникло еще несколько схем.

— Это сигил перехвата и подчинения. Четыре варианта. У тебя есть базовое образование по магической вязи, ты можешь его менять под себя. Чем индивидуальнее твои сигилы, тем сложнее другому некроманту переподчинить твою нежить.

Инфирмукс потянул руку, и вдруг первое умертвие открыло глаза, их заволокло красным огнём. Тела начали трансформироваться — кожа почернела, покрылась бронированными пластинами. Теперь в них почти не осталось человеческих черт, и они казались гораздо опаснее и быстрее. Восстали все, кроме одного.

— Как насчёт завести умертвие? Почти как щенок, только лучше... — хтоник широко улыбнулся, ожидая, что Эленмари последует его примеру и сможет «поднять» упокоенную нежить. В любом случае, он не стал бы её заставлять. После полного перехвата контроля Инфирмукс сдвинулся вперёд, где со стороны сгоревших островов домов на них бежали шесть новых умертвий. Они казались гораздо страшнее и опаснее предыдущих, а на лицах и руках были свежие следы крови.

— Сытые. Недавно пожрали. И магии в них влили больше. Нам нужно добраться до источника, но по пути придётся зачистить всё здесь.

Нежить Инфирмукса припала к земле, и словно бешеные собаки бросились в атаку, связывая троих боем. Хотя противников и для хтоника с эльфийкой всё ещё осталось в достатке. К ним неслись на невозможных скоростях трое других боевых зомби.

Сложность: 25 - обычная / 30 - перехвата Нежизнь: 4/4 Атака: 25

Сложность: 15 / 20 - перехвата Нежизнь: 3/3 Атака: 16

Сложность: 19 / 24 - перехвата Нежизнь: 2/2 Атака: 20

Сложность - число, которое надо ставить в разделе броска "сложность" при воздействии на зомби посредством некромантии или любого другого навыка;
Нежизнь: зомби превращается в труп, если нежизнь спустилось до нуля;
Атака: если зомби выжило, оно атакует на это число (сам могу описать в следующем посте).

[Эленмари]

Ветер принёс гнилостный запах смерти — той смерти, из-за которой люди с таким раболепным ужасом боятся некромантии. Воздух тянулся плотной, тяжёлой волной, в нём стоял вкус железа и праха. Эленмари на пепелище смотрелась пятном белым, не вписывающимся в удручающую картину погибели вокруг. Серое небо, обугленные стены, выжженные дорожки с почерневшей брусчаткой.

Жезл в её руке немного дрогнул, когда белесые глаза оценивали простирающийся впереди пейзаж. Пепел медленно оседал на её волосы, вплетаясь в белые, перламутровые пряди приглушая их естественный блеск. Всё это время она вслушивалась в слова своего нового учителя, слегка повернув голову в сторону его голоса, такого живого и полного бодрости. Взгляд княжны не менялся; выражение его прочесть было довольно сложно. Бледность ее лица, волос, бровей и ресниц скрадывали робкие тени эмоций, на которые она скупа из-за того, что жить ей приходится, всегда на шаг впереди собственного дара. На шаг впереди смерти, чтобы не стать разверзшейся бездной, испускающей её в мир, как здесь.

На розоватых губах дрогнуло дыхание — живое, трепетное, чуть срывающееся. Пепельный, сухой  воздух начал раздражать горло, кожа на лице становилась суше. Пальцы напротив — влажными, будто магия внутри не могла успокоиться заставляя прикладывать все больше сил к удержанию ее в узде. Зрачки устремились вперёд. Слова Инфирмукса отражались в сознании, перетекая в самые тёмные уголки и проливая там своё сияние. Больше всего ей хотелось верить в его мысли, слова — и чувствовать себя так же свободно. Избавиться от теней, преследующих её наставлениями и байками, блуждающими во языцех народов тысяч миров. Мелкая дрожь прошла по рукам. Энергия в паутине своевольно пульсировала, напоминая о себе уже легким давлением в висках. Не нечто новое, с подобным Элемари приходилось справляться довольно часто, а потому внимания этому состоянию она не уделила.

— Ты долго несёшь стяг смерти, Инфирмукс. Я намного меньше. Но как быть, если я не сражаюсь? Я знаю, что за моей спиной меч, но я не вижу врага кроме себя и этого меча, что стал бременем даже за столь краткую жизнь как моя? — В глазах Эленмари плескался свет, отражая и преломляя его у самого зрачка, заставляя хрусталик реагировать на магию. Голос был тихим, почти прозрачным, но не ломким — в нём звучало усталости больше чем сомнений или страха.

Рука Инфирмукса, коснувшаяся спины через тонкую шелковую ткань, заставила Эленмари содрогнуться всем телом. Жар смешавшись с ледяным ужасом пробежал от лопаток к пояснице скручиваясь в узел у солнечного сплетения, дыхание сбилось, и на мгновение пальцы ослабили хватку на жезле едва его не выронив. Абсолютное большинство людей её боялось, считая воплощением самой смерти. И в этот момент она даже не смогла вспомнить, чувствовала ли когда-либо прикосновение кого-то, кроме отца или матери. Конечно, свою роль в этом играло и то, что Эленмари являлась княжной Эниолиса. Стена между ней и остальными казалась непреодолимой, а она — не за ней, а на ней. Её дыхание стало чуть глубже, плечи распрямились, будто тело само пыталось вспомнить, что значит — быть рядом с кем-то, но приходилось осознать, что придется учиться и этому.
Долго и с тоской княжна смотрела на мир, склонив голову вниз. Даже если кто-то тянул руку вверх, а она вставала на колени, чтобы тянуться вниз, её пальцы так никого и не достигли оттуда, где она находилась. В воздухе вокруг стало тихо. Только слова Инфирмукса, для которого не было ничего волшебного и непреодолимого в этом мгновении, которое содрогнуло чей-то мир до самого основания.

От того момент, когда на её спину легла рука, пусть на краткий миг, был столь ошеломителен. Кто-то здесь, на этой высоте, на этой стене, стоит под стягом смерти во весь рост, гордо расправив плечи. Она же взирает снизу, не веря своим глазам, и её слепит — за плечами Инфирмукса солнце в зените. В груди всё сжалосьот одного осознания, что теперь она может просто встать рядом. На миг магия внутри будто стихла, позволив почувствовать не силу, ажар исходящий от Инфирмукса и Эреба.
— Я... понимаю, кажется, — совсем неуверенно кивнула она, наблюдая, как умертвия Инфирмукса сорвались с места молниями. Их сверкающие алым глаза выхватывали из тьмы очертания впалых глазниц, и пепел взвился под конечностями. Ей действительно хотелось последовать его словам, поднять собственное умертвие и отправить в бой, но что-то пошло не так с первого толчка энергий через паутину. Магия дрогнула в ладонях, неприятным хрустом костей в сознании. Сила, которой она управляла, ответила не послушанием, а тяжестью, будто внутренняя ткань паутины достигла своего  предела.

Быть может, это было чересчур для первого урока. Место, пронизанное плотной пеленой некротической вязи, которую Эленмари вбирала, стоило к общей массе добавить ещё и магию Инфирмукса, как княжна пошатнулась. Ноги стали ватными, а обувь, будто свинцовые гири, приковывала стопы к выжженной земле. Кожа под одеждой  покрылась  испариной. Воздух дрожал, тонкие нити магии материализовались в нём серебряными и жемчужными узорами.
— Инфирмукс... Фиртаро, — ресницы медленно сомкнулись, когда княжна пыталась справиться с головокружением. Будто чувствуя приближение чего-то, она припала к своему костяному оленю, что успел подойти на ногах не менее шатких, чем у самой создательницы. Магия, связующая его кости, начала искрить, что-то закоротило, в воздухе запахло совсем как в саду Эленмари.

Спина Инфирмукса расплывалась впереди. Всё вокруг теряло чёткость. Движения стали вязкими, тяжёлыми, звук отдалился, как через толщу воды. Перекаты костей в теле Эреба, их магматические переливы — всё замедлилось. Медленно взгляд перешёл на умертвий впереди. Картинка распадалась на фрагменты. Эленмари видела, как безжизненно и искусственно сокращаются мышцы, управляемые магией, толкая их тела вперёд. Прямо на них. Колени повело за доли секунды в течение времени Инфирмукса, но Эленмари казалось, что её приступ уже длится не меньше пяти минут. Тонкие ноги безвольно подогнулись, и она пала ниц, упираясь белоснежными руками в землю, пачкая нежно-кремовый шелк на коленях пеплом и прахом, стелящимся под ногами. Земля под пальцами была холодной и рыхлой, она хрустела, когда в неё впивались ногти. Жезл упал рядом, кристалл в нем лопнул.  Именно когда нужно собраться, проявить силу, показать, на что она способна... Княжна оказалась в плену собственных сил и страха их испустить даже на то, что жаждет их смерти. Магия наконец догнали предел паутины, ведь разделял их всегда лишь свод Ивори-паласа и безопасность стен родного дома. Реальность же оказалась не столь бережливой.

В её сознании тлели обрывки собственных мыслей, захлёбывающихся осознанием потери контроля над силами, переполняющими её. Защитный купол сомкнулся матовым сиянием вокруг бледной княжны. Свет отразился в пепле, превращая каждую частицу в крошечный кристалл. Когда щит пошёл трещинами, начав осыпаться белым песком, стало ясно — волны уже не избежать.

Из носа двумя ровными струйками потекла кровь, орошая мёртвую землю и белоснежные руки, в неё упирающиеся. Воздух дрогнул, и по коже побежали мурашки. Знал ли Синион о том, что дочь его на пределе? Дотянул ли до мгновения, когда начал опасаться, что даже Инфирмукс не успеет ничего сделать? Надеялся ли эльфийский князь на силы собственной дочери и верил ли в них? Воистину верил, но, как и сказала Эленмари... никто не может созерцать десять лет без последствий. Как и сказал Синион Инфирмуксу — он сожалеет о том, что столько ждал.

Сфера осыпалась, и осколки полетели в стороны с волной эманации, расходящейся от хрупкой фигуры княжны, павшей на колени перед силой магии, в ней таящейся. Воздух содрогнулся, прах поднялся столбом. Эреб и Инфирмукс почувствуют всплеск позади, ощутят холодок, прежде чем волна жемчужной вуали столкнётся с плотной пеленой некротики, витающей вокруг.  То, что для Эленмари растянулось в нескончаемый кошмар, для Инфирмукса и Эреба будет лишь секундами.

[Инфирмукс]

Дрожь её тела от прикосновения ладони осела на кончиках пальцев Инфирмукса электрическими покалываниями. Простой и повседневный жест почему-то взбудоражил княжну настолько, что её аура будто всколыхнулась и пошла рябью. На секунду в голове хтоника промелькнула мысль, что Эленмари, возможно, невыносимы прикосновения мужчин. Он уже встречал подобные фобии на Климбахе у привлекательных женщин, да и у мужчин тоже. В мире, где всем правит сильнейший, а получить желаемое можно одним росчерком клинка, легко пасть жертвой чужих страстей и амбиций. Под рёбрами Инфирмукса разгорелась ярость — больше всего на свете он ненавидел любые формы насилия по отношению к слабым и незлобивым существами. Эленмари, конечно, немыслимо назвать слабой в стезе некродара, но же она выглядела настолько хрупкой, что Инфирмукс, со свойственным ему панибратством и диковатой непосредственностью, невольно проявлял фантастическую деликатность.

— «Как ты растревожился праведным гневом. Не похоже, чтобы эту самку кто-то брал силой. Скорее, княжна не привыкла к тактильному контакту из-за отчуждения общества и своего привилегированного положения второй леди...» — протрещал Эреб полыхающими костями в его голове.

— Стяг смерти? Ты про дар или про мою жизненную необходимость умерщвлять людей? Впрочем, ни то, ни другое я не считаю своим роковым фатумом. А вот отсутствие битвы — опасная иллюзия. Ты сражаешься постоянно, но не с тем противником. Ты словно ведёшь бой с тенью, а победить собственную тень невозможно, не уничтожив в себе свет.

— «Оу, ты решил предаться философским рассуждениям? Поле битвы не лучшее место, ф и р т а р о Инфирмукс...» — иронично изрёк Эреб, хохоча трескучим пламенем изнутри черепной коробки, однако так и не получил ответа.

Закат разливал кровавые пятна по выжженной земле, целовал багровыми отсветами плавные изгибы женских плеч, играл бликами в её серебряных волосах и танцевал в складках платья... а у Инфирмукса волосы на затылке шевелились от изумления. Всё, что он успел, — это надрывно крикнуть:

— НЕТ! ЭЛЕН! СТОЙ! Одного надо! Вон того — среднего! Боевого кадавра не трогай! — почему-то Инфирмукс был уверен, что его ученица не замахнётся на массовое заклинание подчинения, да ещё когда в стае боевой кадавр.

Но... сегодня он таки познал истину:

Не только его собственное Эго не проходит ни в одну дверь, но и Эго Эленмари едва ли куда-то втиснется.

Сложно представить более показательный момент в магической практике, который так ярко описывал бы амбиции и «волю» некроманта, как попытка новичка подчинить сразу всю атакующую нежить. Тем более, если речь идёт об адепте, испытывающем энергетические всплески колоссальной силы.

Главная опасность подобных вязевых техник — в «откате»: чем изначально более сложную цель выбрал некромант, тем опаснее может повести себя дар. Инфирмукс уже прекрасно осознавал, что дар Эленмари не менее всеобъемлющий, чем его собственный, но между ними имелась разница. Развиваясь в искусстве Мастера мертвых, дикий хтоник с безумного Климбаха не ограничивал себя моральными «табу» и с удовольствием использовал любые возможности для увеличения могущества. Леди Даланис не могла себе подобного позволить, а потому справиться с её всплесками куда сложнее. Попранная бесчисленными запретами, предрассудками и страхами магия эльфийки бунтовала.

Купол вокруг хрупкого тела лопнул, словно хрустальная скорлупа. Дочь Синиона повалилась на землю, впечатываясь ладонями в почву, туда же упал посох — кристалл в навершии коллапсировал и взорвался осколками, не выдержав силы ужасающего всплеска.

На мгновение Инфирмуксу показалось, что он задыхается: воздух превратился в раскалённую плазму, при каждом вдохе лёгкие агонизирующе сжимались, на языке отчётливо ощущался вкус трупного яда. Он никогда не опускался до того, чтобы жрать  дохлятину, но трупный яд использовался во многих зельях, которыми мазали наконечники стрел климбахские орки или гоблины. После ранений вкус ощущался ещё несколько дней. Да... Синион, чего же он так долго ждал? Жалеет ли теперь, что его промедление может стоить жизни не только собственной дочери, но и её учителя?

Это всё стало неважным, потому что умертвия жадно впитали силу, щедро разлившуюся по округе чёрными переливчатыми потоками, а в горниле чужого искусства эта сырая энергия превращалась в опаснейшие миазмы. Нежить впитывала магию Эленмари, а порождала ядовитое зловоние. Поля заволокло непроходимым туманом и клубами чернильного «дыма», словно поблизости извергался вулкан. Всё это мешало видеть противника и вовремя реагировать на атаки. Но Инфирмукс ощущал на уровне примитивных некротических инстинктов, что нежить усилилась и вот-вот атакует... не его, а Эленмари, поддавшись жажде получить ещё больше её энергии.

У Инфирмукса не осталось времени пытаться перехватить контроль. Он сорвался с места, в долю секунды оказался возле княжны и слитным рывком поставил её на ноги. Крепко прижал одной к себе за пояс и второй прислонил белокурую голову к груди.

За его спиной кристаллическое черное копье взметнулась вверх, а горящее древко осветило беспросветную тьму, проявляя фигуры монстров. В те далекие времена Авазетонес выглядело иначе, копье полыхало, словно смертоносный трассер: у хтоника не было необходимости держать оружие, чтобы оно разило врагов. Инфирмукс тем временем пытался стабилизировать циркуляцию некромантии в теле девушки, передавая ей собственную силу... это походило на попытку искусственно вентилировать энергетическую сеть своей сырой энергией, помогая восстановить контроль.

— Тсс, не пугайся, самое главное — никогда не пугайся. С чем бы ты ни столкнулась, не позволяй страху парализовать себя... — Эленмари тем временем пачкала кровью его одежду, но мужчина не мог отвлекаться, потому что прямо сейчас его копье отражало атаки стаи боевых умертвий.

Княжна не видела, как буквально в шаге от её вьющихся волос рука мертвеца схватила воздух, а затем упала на землю, отсечённая огненным лезвием (крит успех). Копье действительно оставляло по траектории своих ударов огненные трассеры, отчего его атаки походили на гротескный танец смерти.

– ...позволь дару помочь себе, — продолжал он, прекрасно понимая, что подобные всплески силы, если переводить их на язык тела, похожи на судороги. Обычно у них есть причина, и нередко она не зависит до конца от самого мага.

Он продолжал стабилизировать её своей энергией, раз за разом проводя сквозь тело княжны чёткие и выверенные импульсы, мягко воздействуя на акупунктурные точки и не отводя взгляда от разящей противников косы.

- после всплеска Эленмари у нежити возросли показатели сложности и атаки -

Сложность: 27 - обычная / 30 - перехвата Нежизнь: 4/4 Атака: 27

Сложность: 19 / 20 - перехвата Нежизнь: 1/3 Атака: 18

Сложность: 23 / 24 - перехвата Нежизнь: 2/2 Атака: 22

Сложность - число, которое надо ставить в разделе броска "сложность" при воздействии на зомби посредством некромантии или любого другого навыка;
Нежизнь: зомби превращается в труп, если нежизнь спустилось до нуля;
Атака: если зомби выжило, оно атакует на это число (сам могу описать в следующем посте).

[Эленмари]

В глазах, под белыми ресницами, вспыхивали расползающиеся тёмные пятна. В их глубине изредка проступали очертания лица наставника — ещё такого незнакомого, но уже узнаваемого. Откуда-то издалека, как через толщу воды, доносились обрывки фраз, приглушённые, искажённые разрывающимся в агонии сознанием, пока не тонули где-то между висками так и не донеся смысл. Голос — единственное, что ещё удерживало Эленмари на поверхности сознания, а эмоции в нём звенели мягко и неестественно близко для неё, слова проходили прямо сквозь кожу теплом дыхания.

Звуки растянулись в крови, стекали медленно — от мочек ушей по серьгам, по шее, мурашками по телу. Щекотка сейчас ощущение неуместное, но именно она помогала вернуться к осознанию наличия ещё живого тела. Попытка подчинить себе мышцы успехом не увенчалась, поначалу. Голова княжны откинулась назад, шея выгнулась дугой. Она казалась безвольной тряпичной куклой с пустыми глазами, наполненными магическим омутом, в котором отражалось закатное небо — неподвижные облака, прошитые пылающей медью вечернего солнца.

Где-то в глубине этого неподвижного взгляда шевелилась обрывками память, успевшая угаснуть к этому дню. Сон о том как она впервые держала в руках отполированные кости, как тихо гудел воздух вокруг, и отец, не поднимая встревоженных глаз от них, тихо произнёс с надломом:
—Не смотри на него слишком долго — он ответит, — С тех пор магия отзывалась на её дыхание с вплетенным в него вопрошением, и с тех пор кости отвечали поднимаясь, обретая отголоски её воли. Так Синион осознал кто есть его дочь. Однако сама Эленмари начала осознавать это только сейчас, находясь где-то на пороге того, где черпают себя её силы.

Кровь из носа стекала вниз, медленно, тёплыми нитями — на щеки, к ушам, по серьгам и шее повторяя путь его голоса. Алые полосы расползались по коже, впитывались в серебряную тесьму, которая обрамляла шелк, вжавшуюся в плоть по линии ключичных впадин и острых плечей. Ткань натягивалась, и там, где кровь касалась её, металл мерцал тускло, как затухающий, уже побелевший уголь.

Чужая энергия протекала по паутине, уже готовой разорваться ещё одним мощным всплеском, по нитям, переполненным магией — как струны, звенящие после резкого рывка пальцами. Магия наставника прижимала дребезжание, подчиняя строптивую, рвущуюся наружу неукротимым потоком силу Эленмари до тех пор, пока она не стала звучать естественно, наконец явив своё истинное состояние — плавно текущий поток, как вода, которой пахло в её костнице, огибающая камни, прижимающие её, и уходящая вглубь бездны резерва. Мертвые воды её души. Она ощутила его руку — не физически, но на уровне потока, сдерживающее присутствие, уверенное, спасительное.

— Инфирмукс? — неожиданно чётко и ясно произнесла княжна, широко распахнув белесые глаза со слезами что держатся лишь на изгибе ресниц. Бремя её тела, безвольно повисшее на руке, пришло в движение — больше похожее на трепыхание птицы в силках. На руке перекатывались мышцы, горячие, полные жизни, каждая косточка хребта прокатилась в ладони через тонкую прослойку шёлка, когда княжна наконец встала на свои ноги. В росчерке пламени, исходящем от оружия, она увидела, как шипит зловонная плоть мертвеца позади.

Воздух вокруг был пропитан гарью и жаром, но где-то под этим, под гулом крови и магии, чувствовался могильный холод — тяжёлый, липкий, свойственный местам, где некромагия переполняет место. По привычке пальцы сжались, но исступлённый изумлением взгляд заметил отсутствие жезла в ладони. Одним движением зрачков она увидела сломанную игрушку, припорошенную чёрным прахом, с кристаллом, раскрошенным вокруг.

Реальность была такова — вне стен Ивори-паласа: прах, кровь и слёзы, наставляющий голос, опекающий росчерк огненного клинка. Всё — танец настоящей жизни, так не вовремя она захвачена им. Помогал ли ей её дар смерти хоть однажды, можно ли ему доверять по настоящему? Всё, что ей доводилось делать — это в тишине и тайне давать небольшому количеству энергии впитаться в кости, приводя их в движение на потеху собственному эго и покою отца, который делал то, что мог в рамках компромисса между её силой и бременем короны.

Воспитание некроманта было тихим и тайным как ночь. Каждый её шаг измеряли, каждое дыхание сопровождали осторожные взгляды. Даже маги, равные по силе, сторонились — не из страха, а из суеверного уважения и нежелания связывать свое имя с ней. Её учили говорить мягко, ходить медленно, не суетиться, скрывать взгляд, чтобы не тревожить тех, кто не знает, что под белой кожей её шевелится сила, не поддающаяся ни одному допустимому кодексу.

Дрожащие пальцы разжались без жезла в них. Управляться с силой, манипулировать энергией без инструмента, когда всё, что она делала на протяжении стольких лет, — это следила, чтобы не пошло через край. Собственные руки всё ещё казались чужими, неуклюжими, в теле пульсировала отголоском чужая энергия.

Вопреки здравому смыслу и всякой логике, Эленмари всё ещё не была до конца в сознании, не выказывая никакого страха перед стягивающимися к ней умертвиями. Их выпады — резкие, звонкие, гортанное рычание — звенели, как призывный звон погребального колокола. Пальцы коснулись кожи под носом, чтобы убедиться, что кончики их, почерневшие от пыли и смешавшиеся с кровью, станут багряно-чёрными.  Мир сузился до колебания воздуха между ей и смертью. В этом промежутке не было ни страха, ни жалости — только осознание произошедшего.

— Мне так жаль, — срывающимся от стыда голосом, тающим в тишину, проговорила она, выставляя руку вперёд и упираясь взглядом в изрядно потрёпанное огненной косой умертвие. Фраза так и не была окончена — Эленмари было стыдно произнести имя Инфирмукса сейчас, когда он оказался в смертельной опасности из-за её спеси.

Теперь она сделала то, что умела лучше всего: мягкая жемчужная дымка, окутав тело нежити, разрушала связи и заставляла каждое движение увязнуть в воздухе, как в воде с бурным течением. Он рванулся в сторону, вперёд, желая атаковать, но сперва неестественно вывернулась его лодыжка, второе колено подломилось, после чего неподвижное тело уже грудью приняло удар о землю, уставившись белыми, мутными глазами на ноги бледной княжны.  Ветер прошёлся по низу, поднял прах и он закружился вокруг  оседая на подол платья. Эленмари и сама сейчас походила на умертвие изможденная всплеском, исчерченная линиями и пятнами собственной крови, покрытая прахом этого места.

[Инфирмукс]

Нежное алебастровое лицо княжны в миазматическом сумраке казалось предсмертной маской. Она запрокинула голову, выгнувшись в его руках так, словно вот-вот сломается. Кровавые змеи стекали по коже к ушам, очерчивая скулы и подбородок. Крови оказалось много и хтоник испугался, что Эленмари захлебнётся, потому переключил своё внимание на её обращенное к небу лицо, постаравшись ладонью склонить её голову обратно в своей груди. В этом и состояла ошибка: по правую сторону от них боевой кадавр, хтон знает какого ранга угрозы, стремительно прыгнул, воздух завибрировал и застонал свистом, порождая расходящуюся в сторону ударную волну. Всё что успел сделать Инфирмукс — это резко подхватить Эленмари под колени, усадив на сгиб локтя, и развернуться. Тотчас спину обдало острой обжигающей болью, а по коже вдоль позвоночника потекла теплая влага. Теперь уже его собственная кровь.

Он всё ещё продолжал удерживать Эленмари на руках, когда его тело покрывалось чёрной хитиновой бронёй, а белки глаз заволокло хтонической тьмой. Костяной хвост взметнулся, стегнув воздух, но боевой кадавр уже разорвал дистанцию, оставляя в земле глубокую рытвину от ошеломительного толчка.

— Норма, — он оскалился в ироничной улыбке, обнажая острые клыки, но так и не опустил Эленмари на землю, — замахиваться на сильных противников — это естественно! Только постарайся так не делать в одиночку! Пока что не делать.

Авазитонес продолжал наносить стремительные удары, озаряя туман некротических миазмов алым пламенем. И если атаки рыжебородого умертвия копьё отражало играючи-легко, то натиск закованного в броню боевого кадавра сдерживало едва-едва. Являясь изначально сильнейшим из стаи, после выплеска Эленмари, тварь окончательно перешагнула рубеж из «опасно» в «чрезвычайно опасно».

— Молодец, птенчик! — похвалил он княжну, вовремя ударившую некротической волной в уже ослабленного умертвия, тем самым уничтожая энергосвязи, и превращая противника в обычный изуродованный труп.

— А теперь держись крепче! — крикнул он, свободной рукой давая Авазитонес приказ, чтобы копьё полностью переключилось на битву с рыжебородым.

Сам рванул к бронированному великану. Сей «продукт» артефактный некромантии действительно казался огромен, наверное около трех метров, с длинными конечностями и острыми когтями-лезвиями. И совершенно не напоминал нежить ни скоростью реакций, ни внешними атрибутами. Он по-своему даже красив, как может быть красив меч или боевая коса.

Почему Инфирмукс опасался отпускать Эленмари? Во-первых, нельзя было столь резко прерывать энергетическое «балансирование», просто взять и обрубить ток своей магии через акупунктурные точки — значит вызвать крайне вероятный повторный всплеск, и куда более опасный. А без контакта тел подобные манипуляции Инфирмукс проводить банально не умел. Снижать интенсивность воздействия необходимо медленно и по капле. Во-вторых, хтоник по своей глупости не спросил у Синиона насколько опытна в ближнем бою и владении оружием его дочь, но исходя из увиденного, мог предположить, что вряд ли девушка легко выдержит, даже при хорошем самочувствии, бой с умертвиями. От того последующие его действия казались на грани безумия.

Он стремительно сократил расстояние, двигаясь на предельной скорости, из-за чего всё окружающее пространство смазывалось, и при этом держа Эленмари, словно хрупкую драгоценность на сгибе своего локтя. Пляска смерти напоминала гротескную воздушную капоэру, где цена ошибки не отдавленная нога или синяк, а проломленная голова, причём, один мегаструм разберёт: Инфирмукса ли это голова, или Эленмари. Кадавр тоже оказался невероятно быстрым и практически не уступал Инфирмуксу, но хтоник увернулся от очередного сокрушающего удара, и земля взорвалась, расходясь двадцатиметровым глубоким рвом от того места, где только что находились они с эльфийкой.

Инфирмукс тоже взмыл воздух, покрепче перехватив Эленмари под коленями и поддерживая её гравитационной тягой, сходясь с боевым кадавром в последним ударе. Наконец-то он доплёл подчиняющую вязь и сложная рунная паутина арканом упала на шею чудовищу, сдавливая, и ривком впечатывая того в землю, словно побитого пса. Тварь заревела, заклацала зубами, пытаясь сорвать удила, но ещё один магический аркан с цепью подчиняющих рун... и кадавр затих.

— Элен, ты как? Я немного ослабил последнего, пока моё копьё сдерживает его, давай, постарайся или упокоить, или подчинить — а после со смешком добавил, — только не делай из него ещё более крутую нежить!

Инфирмукс тем временем принялся оглядываться, не хватало ещё чтобы на них внезапно кто-нибудь выскочил.

— «Пока чисто...» — осведомил его Эреб.

— Элен, уж прости мое невежество, я забыл уточнить у твоего отца... как у тебя с физической подготовкой? Или только танцы с верховой ездой?

Довольно серьёзное упущение. Он чаще обсуждал с Синионом дела политические, потенциальные коалиции, экономические вопросы производства и поставок артефактов, но совершенно не интересовался совершенствованием его дочери. Да, конечно же он спрашивал неоднократно, какие успехи у светлейшей Эленмари в тёмном искусстве, но не более того. Сейчас же представления Инфирмукса об ученической программе эльфийских принцесс сводилась к тому, что в большинстве королевств, кланов и благородных домов женщин учили покорности. Они осваивали искусство танца, пения, кулинарии, получали навыки ухода за детьми, рукоделия и эстетической привлекательности. Это, если говорить о регионах, где налёт древности достаточно значителен (имеется ввиду около-средневековый антураж локаций). Максимум для подобного рода культур — обучить девочку целительству, риторике и магическим небоевым наукам.

Что касается Инфирмукса, то мальчик из некогда очень влиятельного аристократического рода чистокровных этнархов, приближенных к королевскому, полностью растерял весь воск цивилизации на диком Климбахе. Так что к своему стыду, хтоник разучился танцевать. И хотя из Инфирмукса не получилось дипломата, но кровь не водица. Сам того не понимая, он всё-таки обладал нужными качествами для талантливого политика. Вот только эти качества оказались искажены и отшлифованы диким Климбахом.

Ах да, умертвие. Почему Инфирмукс не разобрался и с ним, оставив это Эленмари? Ответ прост: они прибыли сюда с целью не зачистить осквернённый городок, а позволить княжне раскрыть свои силы. Инфирмукс знал с самого начала, что просто не будет. Если дар подобного уровня на протяжении всей жизни некроманта заталкивать глубоко, запереть и мешать ему дышать, то он станет прорываться и губить всё вокруг, включая носителя.

Дружественный Сложность: 27 - обычная / 30 - перехвата Нежизнь: 4/4 Атака: 27

Упокоен Сложность: 19 / 20 - перехвата Нежизнь: 0/3 Атака: 18

Вражеский Сложность: 22 / 23 - перехвата Нежизнь: 2/2 Атака: 21

Сложность - число, которое надо ставить в разделе броска "сложность" при воздействии на зомби посредством некромантии или любого другого навыка;
Нежизнь: зомби превращается в труп, если нежизнь спустилось до нуля;
Атака: если зомби выжило, оно атакует на это число (сам могу описать в следующем посте).

[Эленмари]

Над головами тянутся перьевые розовые облака — багровые к горизонту от закатного солнца, пробивающегося сквозь пыль и прах поднятый боем. Лучи ложатся ломаными линиями на обломки, на изуродованные тела умертвий, на землю вокруг. Рефлекс в одном из уцелевших витражей на здании часовни бьет прямо в глаза.

Едва придя в себя и не успев сосредоточиться, Эленмари ощутила, как стопы отрывает от земли. Колени безвольно подогнулись, но теперь не от дурноты. Воздух вокруг стал вязким, и тело потеряло опору. Поймана. В груди что-то обрывается в миг от удивления и страха — дыхание сбилось, метнулось в горло. Руки невольно сжались на плечах — жестких, горячих и до неприличного чужих. Ткань под пальцами пошла складками до тех пор пока боль от ногтей в собственных ладонях не приводит Эленмари в чувства, в сознание.

Она не привыкла касаться кого-либо — даже в танце движения её всегда были отточенно-отстранёнными, без возможности оставить между партнерами меньше одного свободного шага. Теперь чужое тепло в ней самой, оно жжет даром чужой магии её направляющей. Сперва Эленмари показалось, что Инфирмукс подавил её, но спустя пару мгновений она смогла осознать, что он просто оставил ей столько сколько она, толком ничего не зная, могла бы направить без вреда себе и миру.

Когда Инфирмукс наклонился, закрывая её собой, губы Эленмари сжались тонкой линией, как у тех кто вот-вот разразится криком, но она молчит. От испуга она сильно жмурит глаза, даже думать забыв обо всем, кроме того, что происходит по её вине. На секунду она застыла, не смея даже вдохнуть — всё это было не про неё, не про дочь Даланиса, не про княжну, чья жизнь делилась на учёбу, этикет и отсутствие хоть каких-то ошибок. Здесь она всего лишь смертная, чья жизнь более чем зависит от его наработанных годами умений и милости. Почему-то он  выбрал защитить её.

Взгляд белесых глаз обращается к лицу Инфирмукса перед ударом, пальцы сжимаются еще сильнее, будто это могло изменить хоть что-то. Тщетно. Толчок, треск, бледность его дерзкого лица и капли пота, сбегающие по вискам, — всё это мгновение застыло в её сознании кадрами навсегда. Удар предназначался ей. Сила, которой ломает тела, даже в доспехе и под защитой. Ей такого было не пережить даже в лучший миг своей экипировки. Мысль вспарывает сознание подобно бритве.

Почему она продолжает использовать некромантию, если она не поддаётся? Почему не сдаётся, когда волна каждый раз кидает её о камень? Внятного ответа пока нет. Только привычка бороться. Только упрямое желание доказать — обуздать собственный поток в её власти. Глаза Эленмари замирают — в них дрожит свет, что под давлением чужой магии становится немного увереннее.

После удара, разорвавшего воздух за их спинами, княжна вдруг обрела ясность. Он ведь предупреждал: место, куда они направляются, не простит беспечности. Почему она без доспеха? Без меча, которым прекрасно управляется, осваивать который начала куда раньше любой магии? Откуда это легкомыслие, это самоуспокоение и вера в то, что потенциал в некромантии это владение ей?

От злости на себя горло сдавило. Воздух стал горячим и вязким, как кровь, и по шее поднялся обжигающий ком. Жалкая. Обуза. Пальцы, всё ещё дрожащие, скользнули по рёбрам к спине Инфирмукса. Под подушечками — рассеченая кожа, влажная, тёплая, и под ней что-то пульсирует — рана. Кровь стекает густыми струями, цепляется за линии мышц, окрашивает белую узкую ладонь. Уже не понимая где открытые мышцы, кость, насколько глубока рана, она действует осознанно, холодно, по памяти движений, которым учили с детства. На тысячах ран отточенными. Шепот целительной вязи — тихий, как дыхание самой жизни.

Исцеляющая магия пробивается из её пальцев, закрывает зияющий разрыв. Тепло течёт вдоль ладоней, кожа под ними натягивается, сживляется наскоро. Для полноценного исцеления мало, но кровь остановилась и потеря сознания от её потери уже не светит. Если бы Инфирмукс мог взглянуть в глаза княжны, то увидел бы собственное отражение, как в глубоком омуте.

— Я в порядке, но ты сильно ранен. Очень много крови, — выдохнула Эленмари, не отрывая ладонь от спины. Голос дрожал, будто это она получила удар. Мир содрогнулся, но не от магии — от осознания. Этот день впечатается в неё глубже, чем любой урок наставников. Чувство вины - что лезвие между рёбер, уже не вытащить просто так. Казалось, все прожитые годы не дали ей ни тени того понимания, которое пришло сегодня. Она забыла о приличиях. Забыла о дистанции, о воспитании, даже о страхе. Поджала ноги, прижимаясь ближе, — в этом было не желание, а необходимость остаться в живых, не мешать.

И почему-то вновь... между защитной и некротической магией выбрала вторую. Дева Даланис плохо умела отступать. Её стремление подчинить бурю было таким же упрямым, как и поток с которым справляться приходится Инфирмуксу. Если сила не слушается, значит, нужно пытаться снова и снова. Иначе зачем она вообще жива до этого мгновения?

— Давай же... — выдох едва слышен, наполнен мольбой. Если бы они не были так близко, Инфирмукс не услышал бы. Рука Эленмари вытянулась, ладонь изящно развернулась, воздух задрожал. Поток поддался, вихрь пошел в пальцах импульсом, и умертвие, что уже готовилось к броску, потеряло в скорости. Его ноги подвернулись, локоть вывернулся под давлением чужой воли. Этого хватило лишь на мгновение. Где-то за спиной гул усиливается — небо будто проваливается внутрь себя, и на мгновение кажется, что тьма шевелится в воздухе расступаясь  как дым перед сиянием магии бледной княжны. Тьма наваливается с новой силой.

Глаза Эленмари распахнуты, губы побелели от напряжения. В висках нарастает гул, рассудок требует поставить щит, но она не слушает голос разума, надеясь, что получится в этот раз. Инфирмукс ждёт результата. Ей нужно ощутить, что она не покорена годами созерцания. Реальность рушится с тяжестью размаха — умертвие поднимает клинок. Она вновь не успела. Горькая правда вспыхивает безжалостно в ее сознании — следовало поставить щит.

Щит отработан сотни раз. Выверенная печать. Тысячи применений. Безупречная вязь. Простая, понятная, надёжная, особенно если маг связан реальным боем. Ответ Инфирмуксу звучит уже с горечью обиды на себя и все те годы, что она не решалась в тайне хоть немного освоить собственный запретный талант немного лучше:
— Я умею сражаться мечом, но я не взяла его, прости, — Голос ломается, и фраза растворяется в тишине. Грудь стянуло, дыхание жжёт. В глазах блеск, как у ребенка что упал. Не смертельно, лишь вдребезги свезя колени, раз и навсегда научившись не бежать глядя в небо на птиц. Наперегонки с теми кто умеет летать. Не пытаясь на них равняться. Научилась ли?

В мыслях — только упрёк себе. Нельзя расстраиваться из-за неудачи, ведь она знает, что ничего не умеет. Знала еще когда они в костнице любовались её садом. Но признать собственную слабость — больнее, еще больнее чем признать некомпетентность.
Компетентность можно выправить, но уже показанную слабость - увы. Она шла к этому моменту всю жизнь: целительство, вязи, танцы, бой на клинках, магия, теория, азы, прочие науки. Всё ради этого дня — и вот перед наставником, она выглядит не столько бездарной, сколько безрассудной, глупой, самонадеянной и совершенно не умеющей взвесить последствия принцесской.

— Защитной магией я владею тоже, Инфирмукс. Я не взяла ни клинка, ни доспеха, но прошу... Если моё неумение обращаться с некромантией здесь не к месту — позволь мне помочь тем, что я умею, — Слова слетают с губ тихо, с принятием реальности и того как обстоят дела на самом деле. Как она могла подумать, что владение Некромантией тоже самое что умение с ней обращаться?  Пальцы второй руки сжимают ткань на его груди, будто за неё можно удержаться в этом мире не ухнув в бездну отчаяния. Перед глазами — умертвие, вновь поднимающееся на ноги, рвущиеся нити её белого плетения, чёрный хрустящий поток артефакта их сжирающий. Она не справилась даже с одним ослабленным.

[Инфирмукс]

Ох уж эта юность. Чувства, пусть и тщательно подавляемые, плещутся через край, самообладание стремительно превращается в страх, а страх — в ужас. Всё это приправлено терпкой надломленностью и жгучей, невыносимой виной. Если бы её было возможно ощутить на языке через чужую кожу, Инфирмукс наверняка поморщился бы от горечи. Вина способна разрушить любую осознанность, сдирая с человека маску силы и бросая его в пучину внутренних слабостей. В такие моменты ощущение никчёмности затопит даже вулкан. Он знал, каково это.

— Сильно ранен? — намерено игривым тоном переспросил хтоник, ощущая, как исцеляющая волна просачивается сквозь открытую рану, обволакивая мясо и кости, порождая жар и щекотку. А ещё он чувствовал тонкие пальцы прямо в своей ране — они проникли глубоко в плоть, по меньшей мере на одну фалангу, но в сочетании с магией боль отступала. А вот пальцы, почти касающиеся оголённой кости, вызывали странное, будоражащее ощущение в груди. Его нельзя назвать ни приятным, ни отвратным — скорее, оно одновременно волновало и отрезвляло. Теперь женская ладонь наверняка густо окрашена его кровью.

— ...не сильно, просто царапина. Вот если я останусь без пары конечностей и с проломленной головой — это будет сильно, — лёгкая ирония и абсурдное преувеличение обычно помогали новорождённым хтоникам и молодняку справиться с болезненным ощущением полного отсутствия контроля и безысходности. Конечно, он преуменьшал проблему, называя рану «просто царапиной». С другой стороны, для хтоника, привыкшего жить в бесконечной борьбе и сражаться на диком Климбахе в режиме нон-стоп, это действительно могло ничего не значить.

Эленмари всё ещё сидела на сгибе локтя, поджав ноги, и казалась такой лёгкой и хрупкой, что вызывала невольную оторопь. Прильнув к его плечу и обняв своими тонкими руками, княжна искренне и самозабвенно старалась исцелить его ранения, а Инфирмукс буквально кожей ощущал её разрушительное самобичевание. Не то чтобы он был гениальным эмпатом, просто благодаря опыту мог с высокой долей вероятности предположить, какие чувства раздирают душу ученицы.

— Нет уж, даже если ты возьмёшь меч, я не позволю тебе сражаться с этой нежитью. И дело не в твоих навыках. Просто борьба с высокоуровневыми умертвиями в ближнем бою требует серьёзной практики. Мы этим тоже займёмся, но позже. Главная проблема в них — «нежизнь». Да ты и сама прекрасно понимаешь. Умертвия не чувствуют боли, ранений, и удар, который убьёт живого, их даже не замедлит. А любая критическая атака по тебе может стать решающей. Но мы обязательно попрактикуемся, если я получу разрешение твоего отца тренировать тебя не только как некроманта, — он тихо хмыкнул. Боль в спине практически не ощущалась, Эленмари, кажется, стабилизировала своё энергетическое состояние, потому Инфирмукс аккуратно поставил её на землю рядом с собой. В четырёх шагах позади порыкивал подчинённый его силе мертвец, а впереди прямо на них хромал недобитый рыжебородый дед.

А ведь когда-то эти люди о чём-то мечтали, строили планы, думали о завтрашнем дне, заботились о детях и внуках. Ради чего? Ради того, чтобы сегодня хтоник с дикого Климбаха тренировал на них юного благородного некроманта, самозабвенно рассказывая, как быстрее и эффективнее превратить их посмертие во что-то... гротескное и ужасающее? Для многих некромантия противоестественна, и Инфирмукс прекрасно понимал почему.

Её талант по-настоящему головокружителен, поэтому, увидев совершенно разбитое выражение лица Эленмари, Инфирмукс поёжился. Он любил талантливых самородков, но у большинства из них имелся один существенный недостаток — они часто погибали, а ещё самородкам требовалось, порой, куда больше поддержки, чтобы выжить и расцвести, чем просто упорным. Наверное, поэтому Эреб старательно и на протяжении веков взращивал в своём хтонике уверенность и самодовольство. По крайней мере, Инфирмукс именно так объяснял себе эту часть характера хтона. Не сказать, чтобы Эреб сильно преуспел, но не заметить подобных попыток глупо. Он практически с первого дня говорил Инфирмуксу, что тому суждено править и обрести ха-ха... «великую силу», и первые несколько веков слова его казались абсурдом, но со временем они дали всходы.

Подчиняющая вязь, следом за некротическим разрушающим всплеском, пала на шею умертвия удавкой, полностью его порабощая, и вот уже второй послушно скулил на земле, словно побитый шакал.

— Неумение!? — все противники повержены. Инфирмукс резко взял Эленмари за плечи и развернул к себе лицом. — Да ты охрененно справилась! Для начинающего некроманта, который осваивал магию больше по наитию, твой уровень гораздо выше среднего. Учитывая, что у тебя не было некроманта-наставника, ты не посещала школ и курсов, подавляла свою силу... так вот, ты сделала практически невозможное. Это примерно как сносно огранить кристалл радиалиса, имея в руках пару тупых мотыг. — прозвучало малость сбивчиво.

—  Заботиться о твоих доспехах и наличии оружия должен был я. Но у меня нет учеников... таких, как ты... на Климбахе тренируют иначе. В следующий раз я постараюсь не подвести.

Инфирмукс мягко погладил её по волосам, что сейчас рассыпались по плечам белоснежным каскадом, контрастируя с мраком и безысходностью этого проклятого места. Они будто создавали вокруг её головы божественный ореол.

— А теперь попробуем сделать вот что. Перехвати у меня контроль над любым из этих двух умертвий, я буду тебе палки в колёса, так что постарайся, — он озорно улыбнулся. — После того как подчинишь одного или двух, я хочу, чтобы ты попробовала вернуть к нежизни третьего. Вязь повторного поднятия нежити выглядит немного иначе, вот так... — он спроецировал новый сигилл, причём сразу пять вариантов. — И... что за пессимизм? Мне кажется, или я вижу в твоих глазах разочарование? Ты всерьёз расстроилась из-за того, что не смогла с первого раза упокоить боевое умертвие?

Он всмотрелся в её лицо, словно опасаясь, что сейчас Эленмари наденет маску и закроется в своей ракушке.

— Знаешь, очень-очень давно, когда я был примерно на том же уровне развития некротического искусства, что и ты сейчас, у меня случилась очень поучительная история. В регионе, где я обитал в то время, жил один крайне занятный некромант. Он уступал мне в талантах мечника и боевого мага, но давал бесконечную фору в нашем с тобой тёмном искусстве. И жития мне его великий талант не давал — стоило увидеть это самодовольное лицо, как я сразу начинал беситься. А лицо у него всегда было самодовольное, когда он видел меня. И вот однажды я решил подчинить его драконолича. Некромант славился тем, что создавал боевых драконоличей, а потом продавал их в замки и крепости как оружие. Пробрался я, значит, к нему в замок — он как раз располагался на северной границе гилеи дурманов, и часть тропического леса использовалась для тренировки этой самой нежити.

И решил я подчинить самого крупного и крутого драконолича. И знаешь... подчинил! Точнее, я так подумал. А когда ослабил бдительность на радостях... драконолич меня сожрал. Оказывается, он сделал вид, будто подчинился мне. Таким его создал тот некромант. Эреб очень разозлился и отказывался вытаскивать меня из его желудка. Я пытался выбраться, но там натурально был оборудован капкан. Прокуковал я в желудке драконолича около суток. Потом некромант вернулся и меня освободил.

Собственно, это история о том, что не стоит ждать от себя невероятного мастерства, если ты только в начале пути. Твой талант велик, но его нужно огранить. Не за горами время, когда ты сможешь подчинять нежить пачками или упокаивать её одним всплеском силы. Но для этого тебе нужно перестать предаваться самобичеванию и... снизить самокритику. Ну что, готова приступить к следующему уроку? Давай, эта нежить хочет стать твоей...

Хозяин - Инфирмукс Сложность: 27 - обычная / 19 - перехвата Нежизнь: 4/4 Атака: 27

Упокоен Сложность: 18 - восстановления Нежизнь: 0/3 Атака: 18

Хозяин - Инфирмукс Сложность: 25 / 14 - перехвата Нежизнь: 4/4 Атака: 25

[Эленмари]

Совместный риск жизни, кровь, пот и слёзы — всё это связывает крепче любых клятв. Сокращает годы, что уходят на принятие, до нескольких кратких мгновений. В эти мгновения приходит ясное, прозрачное как хрусталь, понимание — рядом тот, кто не бросит перед лицом смерти, не позволит упасть даже волосу с головы.

Для Эленмари не было странным, что её, княжну Эниолиса, кто-то защищает ценой собственной боли. Но Инфирмукс все же стоял особняком. Не подданный, не страж, не слуга — иной, без понятной и читаемой для неё мотивации. Товарищ её отца. Тот редкий человек, рядом с которым сам князь позволял себе быть не владыкой, а просто отцом. У неё пока таких людей не было. С самого детства Эленмари знала, как давит корона, как длинная тень власти ложится на плечи — тяжело, лишая возможности обзавестись друзьями. Беззаботно, искренне, без политической нотки во взаимоотношениях продиктованных допустимым по этикету.

Под ногами вновь чувствовалась твёрдая земля, в теле теплилось слабое, но осознаваемое чувство безопасности. Прикосновение к волосам вновь показало жизнь — настоящую, не позолоченную, не скованную стенами дворца. Ту с которой Эленмари даже знакома никогда не была. Возмущение закономерно поднялось, но растворилось в тепле момента, в лёгком движении руки, в котором не было ни притязания, ни попытки принизить. В нём чувствовалась просто забота, простая и чистая. Лучше, чтобы об этом не узнал отец. Ни он, ни кто-либо другой из ее окружения не поняли бы: ни её молчаливого согласия на это, ни искренности его жеста.

Пространство вокруг не изменилось — те же обугленные руины, мёртвая тишина, запах пепла и горелой плоти. Только они сами теперь другие: серый прах на коже, пятна крови, потускневшие от копоти волосы. Наставник говорил что-то об осторожности, уверял, что не подпустит её к ближнему бою, но в ушах всё звучало глухо, всё дальше. Эленмари смотрела на его спину, на движение лопаток, на кровь, медленно застывающую на ткани, и не могла отвести взгляда шаг за шагом скрываясь за плечом.

Он был жив, но слишком спокоен для раненого. На коже не видно разрывов, всё стянуто магией — гладко, неестественно чисто. Пальцы Эленмари, перепачканные кровью, дрогнули. Хотелось стереть следы, но ладонь застыла в воздухе, медленно сжалась и опустилась. Воздух вырвался из груди тихим выдохом облегчения и ноткой горечи. Она не могла просто так взять и коснуться чьей-то кожи, она бы сама себя не поняла, если это не вопрос жизни и смерти.
— Кажется, всё в порядке. Не думала, что получится так... хорошо, — произнесла она, выходя из-за его спины обратно. В глазах исчез наивный блеск, оставшийся где-то в Ивори-паласе. Эленмари обхватила себя за плечи, ощутив, как сквозь тонкую ткань проступает могильный холод. Взгляд её скользил по себе, по наставнику, по следам битвы на земле — всё казалось чужим, будто из другого времени. В её мире не происходит столько событий за пять минут.

В душе поднималось желание просто уйти, вернуться домой, расплакаться от пережитого рухнув на широкую постель покрытую покрывалом, расшитым вручную златом и серебром. Но Инфирмукс стоял твёрдо, будто не замечая ни пепла под ногами, ни безысходности вокруг царящей. Им бы вернуться, попросить Синиона направить сюда магов, очистить землю, помочь живым найти близких в руинах. Так было бы правильно. Достойно Эниолиса. Залог в развитие отношений с соседями.

— Нет, — слова сорвались сами, хрупко, как капля росы с цветка. Она опомнилась, встретила его взгляд, вспыхнула розовиной в щеках, — Это я не тебе. Просто думала вслух. Вырвалось. Я думала как лучше поступить со всем этим.

Пахло железом и гарью. После Рассказа Инфирмукса о драконе, Эленмари довольно долго не давала комментария его рассказу. Однако, уже утолив все свои основные тревоги, она, наконец проговорила:

— И тот некромант... ничего тебе не сделал? — тихо, почти неуверенно спросила Эленмари, глядя на землю, исполосованную следами боя. — За то, что ты пытался захватить его творение. Я... слышала только плохое о таких как мы. Мы пришли сюда и... делаем что-то постороннее, будто чужие к этой трагедии, неспособные осознать горя здесь царящего. Я подумала — лучше вернуться, рассказать отцу. Пусть направит сюда дипломатов, магов, тех, кто умеет очищать землю. У нас нет некромантов, но есть те кто умеют работать с разными энергиями. Люди смогли бы вернуться домой...

Пройдя по выжженной земле, зябко сжимая локти, княжна наблюдала. Кровь с её пальцев оставляла пятна на пришедшем в негодность платье, без жалости к ткани и дороговизне наряда.

— Мы учимся на этом пепелище, — продолжила княжна глухо, — вернее, я учусь. И смерть этих людей касается меня больше, чем должна, наверное. Сердце мечется между долгом и страхом того, кем я стану, если пойду дальше. Я понимаю, что смерть неизбежна, но могу повлиять хотя бы на последствия. Использовать тела сейчас — значит не дать другим умереть, когда придут сюда без понимания некромантии. Избежать ненужных рисков и жертв среди еще живых. Но по их меркам, я оскверняю тела некогда и всегда любимых ими близких...

Она подняла руку, на коже следы пепла, грязи и крови. Пальцы очертили в воздухе круг, коснулись прозрачного потока — магическая паутина вспыхнула, переплетаясь с нитью силы Инфирмукса. Энергия дрогнула. Эленмари влила в неё свою силу перекрашивая паутину в перламутр, и умертвия пошли под её власть.

Сначала одно. Потом второе.

Движения стали медленнее, плавнее, уверенные, без дрожи. Казалось, другая Эленмари стоит сейчас перед наставником — собранная, сосредоточенная. Умертвия поднялись, белые глаза вспыхнули, лица безвольно обвисли, потеряв последние остатки эмоций, присущей многим умертвиям беспокойной злобы. В их выражениях застыл упокой.

Эленмари смотрела на них спокойно. В этих телах читалась безмятежность — мёртвая, но упорядоченная, как в костнице. Казалось, они готовы просто разойтись по делам, как при жизни. Княжна обернулась. Взгляд стал внимательнее, любопытнее, более испытующим нежели смущенным. Длинные белые ресницы бросали тень на розовые щёки.
— Инфирмукс... ты поддаёшься мне? — не произнесла, а передала глазами. Внутри всё  начало дрожать, но теперь — от контроля, от осознания силы. Она вмешалась в его плетение мягко, почти извиняясь, будто всё еще боялась вызвать новую волну и потерять контроль. Несомненно, потеря избытка энергии пошла ей на пользу.