[Симбер Ресинджер]

Ведь здесь добывают победы горящей стрелой
Запивают обиды горячей слезой... (- с -)

[Эленмари]

Солнечный свет, золотистый и прозрачный, переливался на кронах древних деревьев, оттеняя их изумрудные листья. По дороге к Ивори-паласу тянулись пышные сады и ручьи, журчащие в каменных руслах. Прохлада горных потоков смягчала жар летнего дня. Воздух ещё хранил свежесть утра, но полдень уже загонял горожан в тенистые беседки, сады и прохладные трактирчики.
Дворец сиял белым камнем, возвышаясь над столицей Эниолиса. В его стены вплетались лозы винограда и побеги плюща. Солнечные лучи скользили по гладким аркам и башням, подсвечивая перламутровые барельефы эльфийской архитектуры. Ветерок легко находил дорогу в распахнутые ставни, и в залах дышалось особенно свободно. Тончайшие занавесы из звёздного шёлка плавно развевались в проёмах высоких окон, то раскрывая, то скрывая вид на дворцовые сады и зеркальные пруды. Несмотря на величие, во дворце чувствовалась простота, присущая маленьким странам: здесь не считалось зазорным проветривать залы, просто распахнув окна настежь.
Слуги встречали гостя королевской четы — одного-единственного. Инфирмукса. Его появление вызвало перешёптывания: кто-то смотрел с благоговением, чисто девичьим интересом, другие — с опаской. Стены полнились слухами, и причина его приезда была у всех на устах: для Леди Даланис прибыл учитель магических наук. Юная княжна, всего в сорок лет, демонстрировала успехи, каких не знали даже местные магистры.
Синион вышел в главный зал и, распахнув руки, сделал шаг навстречу. В его улыбке растаяли тяготы и опасения. Он был искренне рад видеть, что его товарищ жив, здоров и откликнулся на зов.
— Алданаран Инфирмукс, я знал, что звёзды донесут мою просьбу до тебя, а их свет доведёт. Я так понимаю, твой визит связан с юной Эленмари? Или сперва обсудим дела в Климбахе? — он указал на трапезную и велел готовить обед, а затем, словно опомнившись, добавил:
— Где же мои манеры. Тебе нужен отдых после дороги. Скажи слугам помочь расположиться, пусть несут твои вещи, – Казалось его величество растерял большую часть свойственного эльфам отчуждения и высокомерия рядом с хорошо знакомым ему хтоником.
Слуги поклонились и поспешили исполнить приказ.  Лёгкие ткани их одежд шуршали о мраморный пол, пока двое молодых эльфов удалялись все дальше по коридорам. Каково будет их удивление, когда окажется, что гость прибывший настолько издалека совершенно не имел багажа. Синион тем временем решил сам сопроводить товарища в покои.
Путь пролегал через длинные галереи Ивори-паласа. Высокие витражи преломляли солнечный свет в переливы синего, розового, зеленого и голубого создавая на мраморном полу узоры живого мозаичного ковра, яркого и пестрого. В нишах стояли статуи предков дома Даланис. Коридоры были украшены резными панелями из светлого дерева, их орнаменты изображали сцены охоты, морские течения и древних драконов, рассказывая былины о подвигах.
Апартаменты, приготовленные для Инфирмукса, находились в одной из боковых башен — отдалённо от шумных парадных залов, но не на самом краю дворца. Здесь царила благоговейная тишина. А с балкона открывался вид на горы и леса Лиреи.
Гостевые покои включали в себя просторную приёмную, библиотечный кабинет и спальню с выходом на лоджию. В приёмной стены украшены тканными гобеленами, изображающими лунные сады Эниолиса, их узоры переливались серебром, когда на них падал любой, даже тусклый свет. Мебель  тончайшей работы. Кресла с высокими спинками, инкрустированные перламутром столики с бархатными сидениями, витые стойки для книг кажущиеся невозможными в исполнении.
В кабинете стояли стеллажи из лунного дерева, ещё пустые, но готовые принять свитки и тома, сколько бы их не было. На письменном столе уже была разложена бумага, чернильницы и перья разной ширины и форм. Все, что может понадобиться всякому ученому мужу.
Над широким ложем с пышными перинами имеется балдахин из звездного шелка, что при закрытии создает идеальную темноту для сна. Полы устилали ковры с узорами  созвездий Лиреи, а в нишах светились хрустальные чаши с масляными светильниками.
Слуги вернулись несколько сконфуженные, поклонились и удалились без лишних слов, когда неловко оповестили о отсутствии багажа.

[Инфирмукс]

Письмо от короля Эниолиса — его величества Синиона, — Инфирмукс никогда бы не позволил себе проигнорировать или отложить в долгий ящик. И дело не только в том, что столь сложное предприятие, как мятеж на Некроделле, требовало немалых ресурсов, которые он должен был где-то добывать для нужд повстанческой армии. Конечно, святая традиция ритуальных поединков чтилась хтониками, но было бы наивно полагать, что все архонты и местечковые вожди такой огромной страны, добившиеся своих постов благодаря милости Уробороса, легко и быстро примут Инфирмукса в качестве нового Владыки. Кровопролития не избежать, и его люди должны быть вооружены и подготовлены.

Эниолис представал одной из важнейших опорных точек в системе контрабанды высокоранговых артефактов прямо из империи Торис в Некроделлу, но его значение этим не ограничивалось. Инфирмукс ценил свою дружбу с королём по многим причинам. Он уважал сильных и благородных людей, а также высоко ставил договорённости, которые были у них по вопросам производства артефактов самого разного назначения из ресурсов, добываемых на Климбахе. Проще говоря, Инфирмукс поставлял в Эниолис радиалис и другие редкие материалы, например броню мегаструмов, а это небольшое государство своими производственными мощностями изготавливало нужные артефакты для мятежников. Около 30% всех поставляемых ресурсов, главным образом радиалиса, переходили во владение правящей семьи — достойная плата, как не посмотри.

Так о чём мы? О том, что проигнорировать письмо своего друга и важного политического союзника он не мог. Но это не единственная причина. Вторая заключалась в том, что маленькую хрупкую эльфику по имени Эленмари хтоник видел лишь однажды и остался под впечатлением от её «темного дара».

Эленмари являлась воистину самородком: обладая нежным изящным телом, прекрасным ликом, благородным воспитанием и аристократической кровью высших эльфов, сущность девы тянулась к столь непростой и тёмной науке, как магия смерти. Не просто тянулась — она родилась с этим даром. Помнится, тогда Инфирмукс обмолвился парой фраз с Синионом о необходимости развития подобного дара, но король не захотел продолжать разговор, похоже, лелея надежду, что талант угаснет и его дочь станет совершенно обычной.

Инфирмукс знал: дар такого уровня угаснуть не способен.

Он мог бы вообще не пользоваться никакими средствами передвижения, вроде карет или кортежей, однако решил соблюсти приличия. Негоже будущему Владыке Некроделлы являться во дворец его Величества словно неотесанный босяк.

Залы поражали своей изысканностью и архитектурной продуманностью: здесь каждая деталь — отдельное произведение искусства. Нет, Инфирмукса очаровала не роскошь, на Климбахе замки не менее роскошны и величественны, но часто куда более одиозны и готичны, тогда как тут ощущался эльфийский дух и изысканная легкость. Поэтому хтоник с огромным удовольствием рассматривал открывающиеся виды — он лицезрел их не в первый раз, но неизменно восхищался.

— Ваше Сиятельство! — Инфирмукс приветствовал короля, крепко обнимая, как было принято между ними, и заглянул в обеспокоенное лицо. При всём довольстве Синиона и радости от встречи, невозможно не заметить внутренние состояние монарха.

— Дела на Климбахе подождут. Я сюда не на один день. Как только получил твоё письмо, Сиятельный, не мог оставить всё как есть ни на минуту. Ты помнишь наш разговор несколько лет назад? Я ведь говорил, что дар некроманта — это не мешок с серебром: его не спрячешь в замке и не схоронишь в земле. Поэтому сегодня я безмерно рад, что ты прислушался к моим словам.

Инфирмукс, к слову, выглядел весьма прилично: как и всегда облачён в темную одежду, но сегодня она сочетала в себе неуловимые черты викторианской готики и его излюбленного военного стиля. Неудивительно, что многие взгляды местных дам были устремлены к гостю. Впрочем, для хаотично-анархичного Инфирмукса не были свойственны столь элегантные наряды.

— Нет, я не нуждаюсь в отдыхе, — он тактично промолчал о своём багаже, — готов приступить к делу немедля. Представишь меня своей дочери? И... что сподвигло тебя на это решение? Оно наверняка далось непросто. Я прекрасно знаю, как в цивилизованной, пропитанной аристократическим лоском Лирее относятся к некромантам. Ты ведь понимаешь, что твоя дочь имеет все шансы стать... высшим некромантом, и это именно то, к чему я буду стремиться. Только так она сможет достичь идеального контроля силы. Что произошло? Она стала для вас опасна?

[Эленмари]

Приём был простым — Синион так решил лишь потому, что неплохо знал предпочтения Инфирмукса. Обилие людей, пышные торжества со съездом магистров и парламента — всё это казалось лишним. Он привлечёт нужных людей, найдёт инвесторов, заинтересованных во вкладе в Некроделлу. Причин хватало: малые земли всегда нуждаются в поддержке извне, а крупные соседи никогда не откажутся присоединить и ассимилировать те территории, которым не хватает сил на защиту собственной независимости. Коль нет достаточно крупного союзника — его всегда можно создать.

Помочь Инфирмуксу достичь вершин — далеко не спонтанная мысль. Она пришла в голову Синиону давно: он всегда был прозорливым и дальновидным мужчиной, и не только в делах государственных, но и в отношении своих детей. Когда Инфирмукс сказал, что к встрече готов незамедлительно, Синион отправил одного из слуг оповестить Эленмари, чтобы княжна явилась в зал для семейных встреч и познакомилась с учителем. Слуга поторопился, а вот сам Синион плавно и величественно обернулся к Инфирмуксу. Указав рукой в сторону коридора, по которому гулял тёплый сквозняк, он отправился неспешно в нужную им сторону, сопровождая гостя.
— Конечно, Инфирмукс, я понимаю, о чём ты говоришь. Именно поэтому и прошу тебя принять участие. Если она станет высшим некромантом, то сможет обуздать свою силу. Я надеюсь, что вовремя признал свою ошибку. Магия сильно изменила её с вашей последней встречи. Народ шепчется, а сама Эленмари в стенах родного дома чувствует себя чужой. Так быть не должно: так и образуется лёд в душе и жестокость к миру. А тому, кто властен над смертью, подобные чувства ни к чему. Магическая энергия напитывает её. Мой знакомый магистр сказал, что Эленмари плохо аккумулирует энергии, наполняющие её, — скорее накапливает их, буквально вытягивая вокруг.

Немного задумавшись, король остановился у одного из окон с видом на сад. Именно оттуда направлялась маленькая белая фигурка его дочери. Издалека трудно было сказать, что именно имел в виду Синион, говоря, что дар смерти изменил её. Но до зала оставалось всего ничего, и, когда силуэт скрылся из виду, мужчина пошёл дальше.
— Я правда надеялся, что потоки улягутся, найдут выход в других науках, трансформируются и проявятся в иных формах магии. Ведь ей так легко даётся исцеление. Но с каждым днём мне становится всё очевиднее непреложная истина. А я, как глупец, вновь испытывал природу на прочность, надеясь, что если обрезать ветви древа, то можно сохранить идеальную форму... Но природа всегда возьмёт своё. Этот случай не исключение. Инфирмукс, ты был прав во всём.

У дверей зала стояли слуги. В него вели несколько входов с разных сторон дворца, и потому все не встретились в коридоре. Когда слуги раскрыли резные двери из дерева цвета слоновой кости, перед ними раскрылся вид на залитый солнцем зал. Высокие вытянутые окна уходили к потолкам, покрытым величественными фресками с видами небес и мифических созданий, плывущих в потоках звёздных туманностей. В зале, у одного из окон, стояла Эленмари. Всего одна мимолётная встреча была у них до этого момента. Тогда она была совсем юной девушкой — влетела в кабинет отца, пока они с Инфирмуксом подписывали договора. Увидев незнакомца, Эленмари выскочила так же быстро, как вбежала, позабыв про придворный этикет и извинения. Больше они не пересекались до сегодняшнего дня.

Прошло не так много лет, но "Бледная княжна", о которой перешёптывались слуги так же, как и об Инфирмуксе, предстала залитая солнечными лучами. На этот раз её лицо выражало спокойствие. Ещё не так давно золотистые волосы выцвели до жемчужных, но всё так же струились пышными волнами вдоль тонкого стана. Некогда синие, как море, глаза поблекли до небесно-голубых, затянутых дымкой белых облаков. Леди Даланис не была слепа — об этом явно свидетельствовало отсутствие сопровождающих и помощников. Редко когда магия столь сильно влияет на носителя; быть может, именно отсутствие обучения и выхода энергии сказалось на эльфийке.
— Алданаран'ние, отец... — лёгкий поклон головы и полуоборот в сторону Инфирмукса. Синион незамедлительно подал руку дочери ладонью вверх, чтобы она сделала пару шагов навстречу. Шёлковое платье цвета слоновой кости гармонично вписывалось в светлые палаты дворца. Серебряные украшения, сплетённые тонкими линиями и лишённые тяжести камней, говорили о юности представительницы династии.
— Наконец-то я могу тебе представить свою дочь, Инфирмукс. Эленмари, это мой добрый друг и союзник из далёкого Климбаха. Инфирмукс, — Синион обошёлся без всякого этикета. Он действительно представлял другу свою дочь, а не обменивался политическими любезностями. Впутывать семью в политику мужчина никогда не любил.
— Алданар, господин Инфирмус...кус. Наконец я могу извиниться за недостойное поведение в нашу первую встречу, — от этих слов дочери Синион добродушно улыбнулся, затем немного виновато взглянул на товарища.
— Дорогая, его имя Инфирмукс, — поправив дочь, Синион поспешил указать на стол, накрытый к обеду, чтобы сбить градус неловкости. — Прости, друг, ей ещё не доводилось принимать иностранных гостей. Я держу Эленмари как можно дальше от политики и нежелательных потрясений.

Стол уже был накрыт, и несколько слуг доставляли блюда с кухни. Кухня Эниолиса, как всегда, баловала разнообразием. Мясные копчёности из дичи королевского леса — вяленые и пряные, нарезанные прозрачными ломтиками. Жаркое из сезонных овощей. Свежий пышный хлеб, посыпанный семенами. Втроём этого не съесть и за весь день, но такова традиция приёма гостей где бы то ни было.
— Простите, — на этот раз не добавляя имени, напевно и мягко произнесла княжна, избегая повторения непослушного на языке слова.
— Так вот, — продолжил Синион, — Инфирмукс прибыл, чтобы обучить тебя владению магией смерти, Эленмари.
От этих слов у леди Даланис приподнялись брови и сильно раскраснелись щеки. Казалось, её спокойное лицо с застывшим выражением покорного терпения и вежливой улыбки не сможет измениться до окончания встречи. Но нет — под маской королевского чада жила душа, наполненная своими страхами, трепетом и переживаниями. Дыхание её участилось, но всё же Эленмари взяла себя в руки.

— Благодарю, что прибыли для моего обучения в Эниолис и проделали столь большой путь. Я постараюсь оправдать потраченное на меня время, — Эленмари изо всех сил старалась выдержать аристократический и спокойный тон, но в каждом её слове звенел интерес. Княжна явно была взбудоражена появлением второго некроманта. Ведь в Эниолисе не нашлось никого, кто мог бы с ней хоть словом обмолвиться — да и самой ей было запрещено распространяться, чтобы не подставить репутацию правящей династии.

[Инфирмукс]

Тонкость политической игры заключается во взаимном понимании того, что вы собираетесь воспользоваться потенциалами друг друга из вполне прагматичных убеждений. А сложность — в быстром осознании этих потенциалов: чем быстрее ты поймёшь потребности своих союзников, собственную выгоду в их глазах и личные интересы, тем быстрее ваш союз окрепнет и начнёт приносить плоды. Разумеется, Инфирмукс помогал дочери Синиона не только лишь из профессионального интереса — то была инвестиция в политическую коалицию, которую создавал Синион для повстанческой армии Некроделлы в этом регионе Лиреи.

— Довольно самобичевания, Ваше Величество, — мягко ответил Инфирмукс, склоняя голову к плечу. — Твоё нежелание развивать дар дочери обусловлено желанием её защитить, в этом и есть причина. Практика некромантии опасна не только для самого некроманта, но и для окружающих. Я уже не говорю о низком принятии некромантов обществом — это распространено не только в вашем королевстве. Потому так важно, чтобы твоя дочь знала свои сильные и слабые стороны. Я не хочу тебя пугать, но дар такого уровня опасен не только тем, что способен убить своего носителя, переплавив его энергетическую паутину из-за невозможности реализоваться, он также опасен ментально. Подобное тянется к подобному, соблазн возрастает, и если бы ты не нашёл ей учителя, его отыскал её собственный дар. Тебе ведь известно, что среди некромантов много тех, кто переступает все человеческие законы и мораль, заключая магические контракты со своими учениками и пользуясь их беспомощностью. — Хтоник на несколько секунд замолчал, а затем, извиняясь, добавил, — уж прости, я готовился преподнести тебе эту речь через пару лет, очень хорошо, что она в итоге не приходилась. Ты принял решение куда быстрее, чем я предполагал.

Когда дверь открылась, Инфирмукс наконец-то смог рассмотреть юную княжну в деталях. Он помнил её немного иной. Нет, старшая дочь Синиона всё ещё была красива той «лунной» красотой, что столь ценится в эльфийских женщинах. Кем? Да кем угодно: от таких же эльфов до работорговцев. Раньше в Эленмари казалось, будто живёт солнце, но теперь оно полностью покинуло это хрупкое тело, уступив место холодному звёздному свету.

Инфирмукс почти не помнил, чему его учили в бытность Симбера по вопросам этикета малых эльфийских королевств, поэтому внимательно следил за движениями эльфийки, чтобы уловить момент, когда ему следует поцеловать ей руку. Или не следует вовсе?

— Не стоит извинений, — беззлобно улыбнулся хтоник. — Скажу по секрету: это не имя, данное мне родителями. Его дал мой хтон, а у чудовищ с именами очень плохо. Эленмари, можешь называть меня Инфир.

Хтоник легко считывал её волнение благодаря сверхвосприятию: учащённому сердцебиению, покрасневшим щекам, блестящим глазам и слегка взбудораженному дыханию.

— Я не приверженец формальностей, давай на «ты». — он сделал шаг навстречу, внимательно рассматривая её ауру, слегка нахмурившись. — Как давно княжна утратила... краски? Это происходило медленно и постепенно или в какой-то конкретный момент?

Тем временем слуги закончили расставлять первые блюда. Инфирмукс проводил не так уж мало времени за пределами Климбаха — встречи с разными представителями власти важная часть бытия серьезного мятежника. Ха-ха. Частенько целями интереса выступали другие опальные оппозиции или малые государства. В некоторых городах ему предлагали сырое или даже живое мясо. 

Он хотел было пошутить, что около года назад в небольшом суверенном городе тёмных эльфов ему подали на огромном блюде связанную деву, видимо, чтобы потенциальный союзник мог воспользоваться ею по своему усмотрению — в гастрономических или любых други целях. Стоит ли говорить, что девушку в итоге отпустили? Сейчас Инфирмукс радовался простым блюдам и не жалел, что повара явно не читали «популярную» климбахскую кухню, где сырое мясо использовалось гораздо чаще вареного или жареного. Мнение о том, что всем без исключения хтоникам с неудержимой страстью присущь каннибализм, очень распространено.

— Когда в последний раз ты практиковала некромантию, Элен? — отложив приборы, спросил он. — Бывали ли у тебя стихийные выбросы энергии? Например, без твоего желания восставали погибшие звери или птицы? Испытываешь ли ты физические страдания во время использования некромантии? Наблюдаешь ли в себе тягу к поглощению жизненной силы других? Если да, поглощала ли ты уже чью-то жизненную силу?

Не стоит сразу давить на девочку, Инфирмукс понимал, что она смущена и взволнована. Однако им предстояла долгая работа именно в самом начале. Во-первых, притирка, во-вторых, необходимо создать вокруг неё безопасное пространство, чтобы некромантия из злой и мерзкой в восприятии силы превратилась в такую же школу магии, как и все остальные. И в-третьих, чтобы выбрать правильный путь обучения, он должен понять её начальный уровень — насколько хорошо она умеет управлять своей силой уже сейчас.

[Эленмари]

Лучи солнца, пробивавшиеся через окна и рассеиваемые шелковыми полупрозрачными занавесками, приятно согревали помещение, а дуновение сквозняка освежало за обедом. Напитки искрились в хрустале идеальной огранки, а графины покрывались капельками конденсата из-за разницы температур. Несмотря на то что Синион и его дочь свободно чувствовали себя перед Инфирмуксом, долгие годы беспрекословного соблюдения дворцового этикета накладывали свой отпечаток на каждое их движение. Жестом Синион передал дочери бразды ведения беседы со своим учителем, а свое присутствие лишь изредка обозначал кратким комментарием или интересом.

— На самом деле мои глаза и волосы менялись довольно плавно, на протяжении десятка лет. По нашим меркам это срок небольшой, однако и мы считаем, что за десять лет может произойти многое. Никто не может созерцать десять лет будучи живым, — отложив столовые приборы, Эленмари подняла выцветшие глаза, задержав взгляд на Инфирмуксе. Княжна определенно была заинтересована не красивым юношей, перед ней сидящим, а носителем плетения смерти. Хотя, вероятно, во взгляде её интерес читался как тот, что выражать было гранью дозволенного.

— Не так давно, — отвечая на второй вопрос Инфирмукса, Эленмари приосанилась, будто сейчас объявит нечто невероятно важное, — после обеда я покажу вам мой сад. Он помогает избегать мне тех самых стихийных вспышек, о которых вы упомянули. Наш магистр предусмотрел подобное, и мне это очень помогло.

Инфирмукс мог слышать о магистре Эниолиса. Он же был учителем Эленмари в дисциплине исцеления, которая ей также довольно легко давалась. Обычно эльфы, имеющие среднюю предрасположенность к магии, не торопились с освоением высших магических дисциплин, предпочитая быть уверенными в основах. Эленмари выбивалась из общей массы эльфийских магов, осваивая значительно быстрее. Однако это легко было списать на доступ к лучшим учителям, обучающим материалам и жизни, при которой не приходится добывать себе кусок хлеба. Иными словами, княжна могла позволить себе на изучение магии времени куда больше, чем средний ученик любой из академий, которому приходилось налаживать свой быт и делить учителей со всей остальной академией.

— Сад Белой Кости, Инфирмукс. Костница, если уточнить и называть вещи своими именами. Зал находится в подземной части дворца. Туда привозят мертвых птиц, незаконно убитых капканами зверей, а также приговорённых к смертной казни за ужасные преступления. Приходится брать на себя риски, когда в твоём роду некромант. Это всё помогает Эленмари, но я думаю, ты научишь её лучше распределять силы, — вмешался в разговор Синион. Эленмари сразу притихла, вернувшись к своей трапезе и опустив взгляд в тарелку с тонким серебряным узором. О том, что дочь забрала далеко не одну жизнь, Синион говорил спокойно, без какого-либо ужаса и сантиментов. Публичных казней эльфы не устраивали, а потому доступ к изъятию жизни у Бледной княжны был порой в количестве, о котором многие начинающие некроманты не могут и мечтать. Когда Синион замолк, княжна вернулась в разговор.

— Фи́ртаро* Инфирмукс, — немного робко начала Эленмари, — мне уже не тяжело поделиться смертью с живыми. Я забирала жизненные силы себе, это правда. Просто этого мало. Если я не научусь справляться с избытком, тогда точно случится всплеск. Я не знаю, что тогда будет, — слова Эленмари могли звучать как бахвальство и бравада, но говорила княжна при этом серьёзно. В её словах звучали опасения за тех, кто рядом, а возможно, и за тех, кто далеко. Конечно, большая часть сложности заключалась именно в том, что Эленмари была княжна. А Эниолис полнился лесами, и если в них поднимутся мертвые звери, то государству придётся изрядно разориться на охотников по борьбе со стихийной нежитью. Чего доброго, среди них найдётся опытный ловчий некромантов, который выйдет на источник происшествия. Была ли вина Эленмари в том, что действительно серьёзные и сложные вещи она освоила одна, по наитию? Смерть вела её, крепко держа за руку, по пути, лишь ей ведомому.

— Как ты понял, друг, вот причина, по которой я распекаю собственную душу за то, что раньше не принял твоё предложение. Можно ли сейчас сделать что-то, прежде чем моя дочь уже будет не в силах контролировать свои силы? Некромантия сильно отличается от прочей магии, а я не углядел, — эльфийский князь внимательно смотрел на Инфирмукса. Конечно, Синиона беспокоила не только жизнь любимой дочери, но также и состояние города, в котором они находились, трон, их договорённости с Инфирмуксом по помощи в мятеже. Весь груз ответственности давил на плечи мужчины. Он не привык просить о помощи, умел договариваться на выгодных условиях, но сейчас ему уже было предложить нечего. Всё расположение Эниолиса было у Инфирмукса в кармане и без этого обучения. Уповать оставалось лишь на их товарищеские отношения.

— Отец, не переживай. Всё будет хорошо, я же справляюсь и справлялась до этого. Лучше пойдёмте в сад? — воодушевлённо проговорила Эленмари. Она всё это время была вежливой, старалась держаться даже строго, но сейчас ребяческое желание "похвастаться" перед обретённым учителем подталкивало к веселью, не описанному в протоколе поведения. Придерживая шёлковый подол платья, Эленмари радостно обернулась с видом: "Ну почему вы так долго встаете из-за стола? Идёмте скорее!". Правда, конечно, вслух она подобного не сказала бы.

— Ох, егоза. Идём, Инфирмукс. Впервые за сорок лет во дворце есть кто-то, кого не испугает её сад... ну, кроме меня. Я всегда старался держать лицо ровным, чтобы она не ощущала себя отвергнутой, а потом, знаешь, привык. Понимаю, это лишь потому, что мой придворный некромант не совершает ничего ужасного и находится под моим неусыпным присмотром. Всё же... когда смотрю на тихий свет её магии, мне становится сложно поверить, какой ужас в ней может быть сокрыт.

Путь к Саду Белой Кости начинался на краю дворцовых коридоров восточного крыла. От широких, светлых залов он постепенно вёл вниз, в более уединённые и тесные проходы. Стены там становились строже, своды ниже, и воздух, хоть и свежий, ощущался холоднее. Шаги идущих съедались мягким утеплённым ковром, похожим на мох. Вдоль стен горели светильники с прозрачными кристаллами, напитанными магией: их мягкое сияние источалось ровно, наполняя пространство серебристым светом. Около двери в подземную часть замка Эленмари обернулась, сияя от счастья. В её бесцветных глазах стал заметен блеск, улыбка ожила и стала искренней, по-ребячески счастливой. Казалось, ещё немного — и она схватит Инфирмукса за руку и побежит. Всё же княжна удержалась, лишь указав путь.

Винтовая лестница, выточенная из белого мрамора, спиралью уходила вниз, и с каждым шагом шум дворца оставался позади. Лестницу украшали тонкие резные перила с узорами лоз и ветвей, будто сам сад тянулся навстречу идущим.

В самом низу открывался сводчатый зал, превращённый Эленмари в место, не знавшее уныния обычной костницы. Здесь кости были не только памятью о смерти — они становились частью какого-то её замысла. Бессознательное всегда воплощается искусством по теме чувства. Существует ли чувство смерти? Из костей свивались ажурные арки и беседки, изгибы которых напоминали изысканные ветви деревьев. Кости птиц и зверей бродили по саду, будто плоть их никто не мог разглядеть. Испуганная стайка костяных птиц вспорхнула с арки, поддерживаемая магией в воздухе.

По этому залу тянулись дорожки из плиток обсидиана, между которыми раскинулся уже настоящий сад с цветами, плющами и лозами. На костяных опорах росли живые вьющиеся растения, светящиеся тонкими прожилками. Их листья были прозрачны, как хрусталь, и отдавали мягким светом. Между растениями журчали тонкие ручьи, над водой которых витали крошечные мотыльки и светлячки.
— Эленмари, милая. А где тот олень, которого привезли позавчера? — поинтересовался Синион, озираясь.
— Отец, у него просто были перебиты ноги. Я его исцелила и велела выпустить обратно в лес. Ему тут не место. Фи́ртаро Инфирмукс, всё, что есть в этом саду, дело моих рук. Даже рыбки в пруду, — Эленмари подошла к краю воды, опуская ладонь и доставая оттуда скелет извивающегося карпа, отпуская его обратно в воду как живого.

Фи́ртаро* — "учитель смерти/некромант". Эленмари использует приставку для обозначения их взаимоотношений. Если с её отцом Инфирмукс — товарищ, и для них допустимо обращение по имени, то для юной княжны требуется соблюдать дистанцию, дабы избежать слухов и кривотолков среди тех, кто услышит их беседу.

[Инфирмукс]

Потомки — величайшая слабость как любого хорошего родителя, так и правящей династии. Пригубив бокал белого вина, Инфирмукс тонко улыбнулся, рассматривая княжну сквозь хрусталь бокала. Потоки солнечного света играли в белоснежных кудряшках Эленмари, обрамляя её нежное лицо янтарными бликами.

— Никто не может созерцать десять лет будучи живым...

— ...да, из твоего окружения никто бы и не позволил себе такой вольности.

Взгляд светло-серых глаз балансировал на грани жадного интереса и той свойственной юным магам непосредственности, когда хочется сбросить все маски и правила этикета перед учителем, но воспитание не позволяет. Подобное забавляло Инфирмукса, хотя он сам не так давно отточил искусство ролей. Цивилизованный мир после Климбаха вызывал у хтоника ощущение хрустящей поделки на зубах. Сегодня он мило беседует во дворце, радуя взор потрясающей архитектурой, слух — отточенной риторикой, а вкус — отменной эльфийской кухней. А завтра, возможно, ему придётся сдирать кожу или жрать чужую плоть, потому что ничего другого в радиусе десятков километров не найти, а силы восстановить нужно прямо сейчас.

Завтра он будет безумным монстром, рвущим чудовищ похуже, но сегодня он благородный юноша с прекрасным лицом и неплохими манерами. Такова его новая жизнь.

— Магистр позволил вам возвести место силы? Очень толковый ход. Моё уважение.

На самом деле Инфирмукс не знал методов обучения магов в Эниолисе, да и кланы эльфов очень отличались друг от друга. Как и генетические линии. В некотрых эльфийских королевствах магия пропитывала всё их естество, высокородные обладали наивысшим магическим потенциалом, стремясь развивать свои искусства всеобъемлюще и глубоко. Но, насколько ему было известно о этом королевстве здесь обстояло чуть скромнее.

— Да, Синион. Ради этого я здесь. Помочь твоей дочери.

Запечённый кролик с овощами получился особенно хорош. Не так уж часто хтонику с дикого Климбаха приходилось есть что-то настолько культурно-сервированное. Чаще он бывал в дальних походах и редко навещал свой замок. Лишь когда они с другими мятежниками устраивали свои традиционные встречи, можно было насладиться настоящим пиршеством.

— Я не знаю, что тогда будет...

— ... ничего особенного, — усмехнулся Инфирмукс, — начинающие некроманты самозабвенно предаются практике и становятся источником бедствий в своих поселениях и городах. Это одна из причин, почему школа смерти так непопулярна. Нашествие умертвий — естественный процесс. Его не стоит бояться. Неконтролируемый выброс энергии способен поднять нежить, но она будет подчиняться лишь инстинктам. Обычно главные и базовые инстинкты нежити — сохранить себя, жрать и размножаться. Она борется с охотниками, жрёт живых, размножается некротическим ядом, передавая его через раны. Так начинается локальное нашествие. — Инфирмукс с аппетитом забросил последний кусочек печёного кролика в рот и смачно прожевал — хтон, этот кролик просто отвал башки. Кхм... извиняюсь, хотел сказать — невероятно вкусен. Мои комплименты повару.

Промокнув губы салфеткой, Инфирмукс поднялся, хмыкнув при виде сгораемой от нетерпения молодой княжны. Она разве что не пританцовывала, желая побыстрее показать свою обитель.

— Да, костница — это то, что нам обязательно нужно посмотреть, и как можно быстрее. Ведите.

Они направились к выходу, под чуть взволнованный голос Его Величества. Сравнявшись с эльфийским королём, Инфирмукс положил ладонь ему на спину между лопаток и мягко похлопал, приободряя:

— Нет-нет, Синион, мой дорогой друг. Ужас — это отнимать жизненную силу у собственного народа, продлевая молодость и красоту. Ужас — это обращать солдат в подконтрольную нежить, потому что содержать армию так гораздо дешевле, да и мятежа мёртвые не поднимут. Ужас — это предать всю свою семью в погоне за вечной жизнью. Практиковать над детьми запрещённые ритуалы, превращая их в биоресурс для собственного тела. Ужас — проводить эксперименты над невинными и слабыми, которых ты поклялся защищать. И должен защищать, потому что на это тебе был дарован талант необъятный. Вот что такое ужас, Синион. Я не вижу в твоей дочери ни единого его отголоска.

Когда Инфирмукс закончил речь, выводя каждое слово словно заклинание, они уже шли в сторону восточного крыла. Дальше путь тянулся по широким светлым коридорам, мраморной лестнице к всё более сгущающейся архитектуре, где сам воздух становился холоднее. Вскоре они достигли сада, и Инфирмукс, который много раз видел костяные конструкты, всё же восхитился открыто этим воплощением магии смерти. Обилие костей впечатляло, но в первую очередь не мастерство Эленмари, которая, конечно, для её положения и возраста было гораздо выше среднего, а... скажем так, самим фактом её выбора.

Инфирмукс чертовски любил кости. Чистые и лишённые плоти, они вызывали в нём внутренний горячечный трепет. Его губы расчертила азартная и явно довольная улыбка, когда он наблюдал за зверями, птицами, рыбами и диковинными тварями. Даже колонны и предметы интерьера здесь созданы из костей.

— Элен невероятно талантлива в управлении костями. Это тонкое искусство, и даётся оно далеко не всем, — похвалил Инфирмукс, прекрасно понимая, что юная княжна жаждет этой похвалы. — Думаю, моему хтону будет интересно взглянуть лично. Эреб, воплотись, оцени красоту, что создала княжна Элен. Только форму покомпактнее выбери.

Воздух вокруг Инфирмукса сгустился, и в следующую секунду его высокую фигуру обвил восемью кольцами чёрный костяной змей-дракон, горящий алым пламенем. Он не касался тела хозяина, оставляя дистанцию в два шага.

— ...это мой хтон-симбионт, Эленмари, его зовут Эреб. Стоит сказать, что большую часть моих базовых знаний по некромантии я получил именно от него.

Эреб разомкнул костяное тело, взмыв высоко под потолок, но его пламя не вредило, — отрадно видеть Инфирмукса в столь приятной компании. Княжна воистину блистательна, как и её талант. Только её искусство сейчас лишено самого главного.

Инфирмукс усмехнулся, было видно, что они с Эребом понимают друг друга с полуслова, будто одно существо. Хтоник приблизился и, за секунду до того, как карп оказалась в воде, поймал его, крепко сжав костяные ребра пальцами.

— ...да, я заметил. — Инфирмукс стоял вплотную к княжне, чуть склонив голову и держа костяного карпа на вытянутой руке.

В следующую секунду он аккуратно отломал одно ребро. Разжав пальцы, он позволил ему упасть. Нежить никак не реагировала, послушная и податливая, лишь слегка трепыхалась в руке Инфирмукса.

— ...княжна очень сдерживается... в первую очередь психологически. Некромантия во многом идёт от чувств, особенно на ранних этапах. Ты невероятно талантлива, в этом нет сомнений. Пожалуй, ты один из самых талантливых некромантов, которых я встречал за свою жизнь. Но... несмотря на магию смерти... в твоей слишком мало смертоносности.

Когда мертвец или умертвлённый переходит под контроль, это — твоя собственность и оружие. Когда дрессированного пса бьёт враг, он кусается. Ты создаёшь в большей степени красоту, а не смертоносность.

Ответь мне: сколько из этих созданий смогут тебя защитить? Сколько из них покинут свои лужайки и вонзят клыки и когти мне в горло, если я попытаюсь убить кого-то из них или навредить тебе? И насколько яростно они будут сражаться? Качество нежити определяется её прочностью и умениями, но карпы в твоём пруду слишком хрупкие. В идеале они должны за минуту сгрызть упавшего туда человека до костей, а потом присоединить его скелет к своему косяку.

Инфирмукс говорил это с улыбкой, продолжая ломать карпа. Когда от него осталась только голова, он приподнял её, и все кости неожиданно взметнулись в воздух, присоединились обратно, карп почернел, и в его белых глазницах вспыхнули алые огни. После этого хтоник вновь поднял руку к рёбрам и попытался сломать их. Но вместо покорности карп изогнулся и яростно вцепился клыками (которые, кстати, трансформировались в длинные острые) в палец Инфирмукса, — откусывая его практически под корень.

Выругавшись, хтоник отдернул руку, и чёрный карп упал обратно в озеро, принявшись с аппетитом жрать его палец.

Инфирмукс рассмеялся, мгновение отращивая себе новый.

— Немного перестарался. Специально не ставил на себя привязку, чтобы он реагировал на меня как на чужака.

Есть ещё один вопрос. Я не вижу здесь ни одного боевого умертвия. Понимаю, что ты выбрала костяницу, но я бы хотел увидеть твою силу, а не искусство. Синион, приведите нам двух смертников. Выберите одного слабого: раненого или ослабленного ядом, и второго — здорового и физически развитого.

[Эленмари]

Когда Эреб воплотился, Эленмари отступила на шаг от своего нового учителя. Пальцы её нервно сжались в складках платья, дыхание стало чуть чаще. Стоит ли говорить — воочию ей не приходилось видеть ничего подобного. Синион, напротив, проявил интерес к происходящему. Он слегка подался вперёд, прищурив глаза, и, опершись на спинку костяной скамьи ладонью, внимательно наблюдал за симбионтом товарища, слушая, о чём они говорят. Пару раз мужчина кивнул, однако плавным жестом руки обозначил просьбу немного притормозить. Жест был адресован не Инфирмуксу, а непосредственно Эленмари, и, взглянув на отца, княжна кивнула с полным пониманием, легко повела плечом, словно возвращая себе внутреннее равновесие.

— Фиртаро Инфирмукс... ммм, господин Эреб? — неуверенно обратилась к симбионту Эленмари. Её голос звучал мягко, но в нём проскальзывало колебание. Она просто не могла понять, как именно говорить с ним, в каком он положении относительно Инфирмукса и как всё происходит между симбионтом и носителем. Ресницы едва заметно дрогнули, глаза распахнулись немного шире, — верный знак лёгкого замешательства. 
— Мы не можем использовать живых для магических практик, тем более травить их или увечить. Даже преступников, какими бы ужасными деяниями они не занимались на свободе, — теперь это безоружные пленники, закованные в кандалы. Должна предупредить вас, что мы можем провести лишь казнь, но соответствующую всем нормам, предписанным законами Эниолиса, — спокойно проговорила княжна, заглядывая в пруд. Сейчас алая дымка крови расползалась по воде от упавшего на дно пальца.

Эленмари посмотрела на отца, и тот повелительно кивнул в сторону карпа, что извивался ломаными и рваными движениями, сверкая алыми глазами. Княжна невольно провела ладонью по предплечью, будто пытаясь прогнать подступившую дрожь, но в голосе её не было ни страха, ни сомнения.
— Но раз у нас есть возможность создавать потенциально опасную нежить из костей, то продемонстрировать силу моих умертвий я смогу, точнее — они сами её продемонстрируют. Наверное...  Просто понаблюдайте, — сказала она, подняв взгляд на учителя. Красноглазый карп поплыл в сторону стайки, движимой волнами единым, стройным узором. Их нежизнь — плавная, и в ней хорошо отражается жизнь Эниолиса: выверенный ритм, покой и смирение.

Карп Инфирмукса вклинился в их косяк и начал разгонять подсвеченных магией Эленмари рыб. Стоило ему накинуться на одну, разбивая магические связи в костях, как остальные сменили траекторию и окружили враждебного чужака. Эленмари чуть подалась вперёд, затаив дыхание. Было видно как сильно ее беспокоит происходящее в пруду. Будто она сама не уверена что именно случится там. Рёберные кости в телах рыб отогнулись, и каждая из рыбок, проплывая мимо, отрывала от карпа Инфирмукса по косточке, до тех пор, пока от него не остался лишь черепок с угасающим алым светом в глазницах. Уже пустой, он упал на дно, а оставшиеся переполошенные рыбы собрались кругом, идеально подражая любопытству живых существ. Лишь через несколько мгновений, когда угрозы больше не поступало, их рёбра вернулись на место. Будь на месте скелета что-то в плоти, от него бы остался лишь рваный фарш и ошмётки. Эленмари позволила себе тихий выдох — то ли облегчение, то ли удовлетворение от демонстрации.
— Всё, что здесь обитает, не причинит вреда живым. Таков наш уговор с отцом. От вас, Инфирмукс, они защищаться не будут. Что бы вы с ними ни делали. Если каким-то чудом сюда попадут дети и начнут разбирать их по косточкам, им совершенно ничего не грозит. Даже если охотники на нежить доберутся до меня, мои творения не навредят им. Нежить в саду реагирует только на враждебную нежить. Это сделано на случай, если у меня случится всплеск и часть костей обратится агрессивными творениями, — объяснила Эленмари.

Её взгляд скользнул по поверхности воды, и тонкие пальцы слегка шевельнулись, будто она чувствовала каждую частицу силы, скрытую под хрупкими структурами костей. Конечно, в Эниолисе эльфийские традиции были наиболее близкими к тем, о которых слагали свои фэнтезийные рассказы люди в разных мирах. Преданные искусствам, жизни, преисполненные благородных мотивов, порой мало кому понятных, они проживали целые века относительно спокойно. Конечно, не стоило судить весь народ по общему впечатлению. Однако упадок не ощущался в Эниолисе так, как во многих других местах, — здесь ощущалось благополучие. Богатый ископаемыми край под предводительством эльфийской династии действительно процветал.

Так почему же такой правитель, как Синион, спелся с кем-то вроде Инфирмукса? Всё верно — из-за их нрава: воинственного, бескомпромиссного, во многом безжалостного. Ведь это союз на времена войны, и коль кто-то захочет разгромить Эниолис и посягнуть на суверенные земли — Синион не станет их жалеть. Они не граждане Эниолиса, чтобы он пёкся о том, кто и как их будет выдворять из его владений. Он улыбнулся товарищу, легко опираясь на резную трость украшенную серебром т— скорее по привычке, чем из нужды, и произнес приветственно.

— Приветствую вас, Эреб. Никак не привыкну к тому, что ты так легко отращиваешь конечности, Инфирмукс. Каждый раз сердце ёкает. Эленмари в этом плане покрепче меня, конечно; правда, от Эреба даже она под впечатлением — хотя так по ней и не скажешь, — улыбнулся Синион, слегка повернув голову в сторону дочери. Он продолжил свою речь, пока Эленмари возвращала магию в разобранный скелет карпа доставая его из воды бледными руками.

— Дорогие мои некроманты. Вы знаете, что не в моей власти позволить вам выплеснуть весь свой потенциал, но истинное мастерство не в том, чтобы показывать всё на что способен. Эленмари становится живым воплощением того, что некромантия напрасно гонима и порицаема. Смерть всегда стоит на страже жизни, защищает миры от энтропии и распада, дает путь молодым и развитию. На костях предков живем мы все, в каждом мире стоим на самой верхушке костей и однажды останемся под ногами наших детей поднимая их еще выше. Таков путь. Я знаю, что Эленмари проживет гораздо дольше меня, своих братьев, сестер и даже их детей. Пусть боги будут милостивы к её одинокому пути и я хочу в этой жизни дать ей всё что только возможно, чтобы это тепло согревало её всегда. Так что уважаемые Инфирмукс, Эреб. Я оставлю вас в этом саду, думаю вам есть что обсудить с глазу на глаз. В суждениях своей дочери о допустимом я всецело уверен, а мне пора в парламент. Если я понадоблюсь Эленмари знает как связаться со мной, — на прощание Синион пожал руку Инфирмукса, остановился взглядом на Эребе так же попрощавшись и с ним. Конечно король не склоняет головы ни перед кем, этот раз исключением не был. Эленмари и Инфирмукс вскоре остались в костнице, с ними воплощенный Эреб. По княжне было заметно, что хтон смущает её своим присутствием, хотя, определенно напоминал нежить.

— Так что, Фиртаро Инфирмукс. Мне создать что-то более воинственное из костей? — оживленно поинтересовалась Эленмари воодушевленная тем, что ее карпы смогли защитить свой пруд от вторжения.  Конечно масштаб смешной, особенно для Инфирмукса с Эребом, но для самой Эленмари это целое событие. Она буквально впервые увидела как ее творения с чем-то справляются. Огромное событие для некроманта соблюдающего нормы этики и морали, что само по себе нередко чудо из чудес. Самобытность и оторванность от традиции привычной Инфирмуксу сквозили в Эленмари, но каждый несущий в себе магию был уникален. Чем сильнее маг не похож на своих коллег, тем сложнее его одолеть и тем дальше он пойдет со временем. 

[Инфирмукс]

— Фиртаро Инфирмукс... ммм, господин Эреб?

— Господин? — Эреб спикировал вниз, застыв перед лицом Эленмари. Миллиметра не хватило, чтобы его костяная морда и прелестный носик эльфийки соприкоснулись. Он раскатисто рассмеялся, и огненные всполохи тут же затанцевали вокруг изящной фигурки княжны, не обжигая. Смех его всё ещё напоминал треск горящих костей.

— ...в вашем языке наиболее подходящее мне обращение — ладерлит — спутник на тропе силы. Страж души. Низменный аналог — фамильяр. Не относись излишне серьезно, милая княжна, в вашем языке попросту не существует некоторых понятий, отражающих реалии Климбаха.

— Когда ты только успел выучить их язык?

— Пока ты развиваешь силу, я разливаю интеллект. Хоть кто-то должен. — в ответ Инфирмукс только усмехнулся, совершенно не обидевшись на тонкое замечание о своём уровне интеллектуального развития.

Сделав жест рукой, Инфирмукс побудил Эреба снова подняться под каменные своды костницы, чтобы не смущать благовоспитанную деву.

— ...но соответствующую всем нормам, предписанным законами Эниолиса...

— Серьезно? — скептически приподнял бровь Инфирмукс, изобразив ироничную гримасу. — Даже военнопленных не пытаете? И дыбы нет с колесованием?

Впрочем, продолжать этот разговор не стоило. Хтоник себе крайне смутно представлял отсутствие военной жестокости в хоть каком-либо королевстве, пусть даже правят им самые гуманные из всех эльфов Аркхейма. Всё дело в том, что военная и политическая машина — в его понимании — везде одинакова, отличаясь только степенью завуалирования жести. Если хочешь сохранить власть, будешь конкурировать со своими противниками, а там слабый погибает. Скорее всего, он столкнулся с той формой запрета, что воплощала собой «де-юре», а «де-факто» король Эниолиса прибегал к распространённым методам, где его солдаты не гнушались пыток и жестоких расправ над преступниками. Вот только молодая княжна об этом не должна была знать. Инфирмукс не мог его винить — в конце концов, Синион больше всего опасался падения дочери во «тьму». Разумеется, подобные мысли лишь домыслы хтоника.

— Ладно. Пусть оно немного меня удивляет, но в чужой монастырь со своим уставом не попрёшь. Особенно если это устав Климбаха в эльфийском дворце.

Кивнув на предложение Эленмари, он принялся смотреть за разворачивающейся сценой, прекрасно понимая, что примерно увидит. Увидел он сюжет растерзания одной маленькой чёрной костяной рыбки дюжиной белых и таких же костяных рыб. Конечно, для опытного и древнего некроманта решение они принимали долго, да и скорости не хватало, но для новичка можно было с уверенностью сказать, что Эленмари — настоящий гений. Инфирмукс мягко улыбнулся, незаметно понижая прочность своей рыбы, чтобы карпы Эленмари смогли её уничтожить без особых проблем. Всё-таки, прочность костей карпа он изначально зачаровал для противника своей собственной устойчивости, благодаря чему палец был откушен.

— Отличный контроль, — похвалил хтоник. — Да, я уже заметил, что здешние кости зачарованы специальной вязью с несколькими цепочками действий. Гораздо сложнее программировать кости на сложные манипуляции, вроде выстраивания стратегии боя, системы «свой-чужой», где приходится прописывать, что такое ребёнок и чем он отличается от взрослого или карлика, чем слуга отличается от бандита, и какая вообще разница между Эребом и карпом. Я прекрасно понял, зачем ты создала именно такую формулу. Она оправдана, если здесь могут оказаться дети, а твои всплески бесконтрольны. Помнишь, в самом начале я удивился твоему выбору. Дело в том, что всерьез создавать боевую высокоуровневую нежить из костей гораздо сложнее, чем из обычных трупов. У костей нет мозга и базовых программ, поэтому их пришлось бы писать заново. Для новичка объяснить трупу, что такое ребёнок и чем он отличается от гнома, легко — при жизни у него ведь уже было понимание. Но княжна и без меня это прекрасно знает. Чтобы кости не обратились в агрессивные творенья, здесь нужен не только самоконтроль, но и сложные манипуляции с некромантией и составление базового шаблона.

Инфирмукс знал, что главным препятствием в совершенствовании его ученицы будет не ограниченное количество знаний, а этическая дилемма. Где использование костей — во многом гуманнее, чем трупов или, упаси боже, приговорённых к смерти. Но тут возникает замкнутый круг: развитие должно идти последовательно и во всех аспектах, а предаваясь некротическому любованию искусством и ставя себе многочисленные запреты, развитие стопорится. Следовательно, и возникают всплески. Можно с уверенностью сказать, что княжна сама загнала себя в этот порочный круг.

Выслушав короля, хтоник почтительно кивнул. Не стал делать пометку, что она проживёт гораздо дольше только в двух случаях: если будет пить «жизнь» людей, а это запрещено законом, или, если сможет развить свою силу достаточно, чтобы в целом продлить свой срок на правах всех остальных архимагов. Конечно, Синион предрёк своей дочери великое будущее — его можно понять. Хотя у него были свои, довольно своеобразные взгляды на смерть, слишком возвышенные на вкус Инфирмукса. И он прекрасно знал, что несколько мелких княжеств вокруг Эниолиса в гораздо более бедственном положении и буквально зависят от него. Хотя в целом эльфийские королевства Лиреи процветали. Но едва ли король согласился бы, чтобы Эленмари охотилась там для продления своей жизни.

— Нет, Элен, — ответил Инфирмукс, когда Синион ушёл, — я уже увидел уровень владения костями, и он у тебя невероятно высок для начинающего некроманта. Мы не можем нарушать правила вашей страны, верно? Тогда отправимся в свободные земли, где таких правил нет. Эреб, подбери нам что-нибудь подходящее.

— На границах культистских храмов и поселений людей два дня назад случилось массовое побоище — практически все жители были убиты нежитью. Там ещё десятки трупов и дикие боевые умертвия. Устроит? Только предупреждаю: телепортация там не сработает ещё примерно двенадцать часов. Придется сделать портал за десяток километров до бедствия.

Инфирмукс повернулся к Эленмари:

— Не откажешь в небольшой вылазке на свободные от законов вашего королевства территории? Здесь ты благородная княжна, а я пришёл учить некроманта.

В помещении, свободном от костей, вспыхнул огромный портал, образуя пространственный разрыв. Эреб увеличился, заполняя всё возможное пространство, но никак не вредил костяным созданиям эльфийки. Он припал к полу и склонил голову, но даже так змей-дракон многократно превосходил твоего хоста в росте, даже в высоте рёберных костей.

Легко запрыгнув на него сверху, Инфирмукс протянул руку Эленмари:

— Не бойся, княжна, этот полёт всецело безопасен.

[Эленмари]

Ладерлит — слово, значащее столь много. Вызывающее множество споров о том, какова его природа. Неспособность осознать истинность любви своей? Или всё же тот маленький нюанс, которого не хватает до признания чувства любовью, но выражающий безграничное доверие и принятие? Что-то, когда вы становитесь семьёй не по крови, не по бумагам (как в случае с замужеством), но душой.

Эленмари, ввиду юности и жизни в стенах дворца, ещё не сталкивалась с прямым упоминанием такого понятия, читая о нём разве что в книгах. Наверное, потому её аккуратные брови удивлённо подскочили, когда хтон упомянул именно это слово, чтобы описать то, чем он является. Пальцы девушки невольно сомкнулись у сердца, будто она пыталась унять неуловимое чувство тревоги, вдруг отозвавшееся в груди.
— Просто мы используем это слово для обращения к кому-то... Мы решаем быть Ладерлит, но не решаем примут ли нас как Ладерлит. Вам действительно повезет, если кто-то так обратится к вам, Эреб, — тихо произнесла она, чуть запрокинув голову, как будто выбирая слова осторожнее обычного. — Не сочтите за грубость, но так вас скорее назовёт Инфирмукс, возможно, вы так обратитесь к нему. С моей стороны было бы очень, очень странно так обращаться к вам или учителю, — мягко кивнула княжна с лёгким смущением. Она понимала, что знание слова ещё не даёт глубинного понимания значения, его веса, его силы длятого кто прочел описание слова и запомнил его. Безусловно, Эленмари поправила змея лишь для того, чтобы в будущем у них не возникало недопонимания. Да и он сам чётко дал понять, что в их языке просто нет более подходящего слова.

Инфирмукс мог легко заметить, как дальнейшие его вопросы погружают княжну в ступор. На её юном, не обременённом тяготами бытия лице проступило поистине глубокое замешательство. Такие слова, как "пытки"  "дыба" "линчевание" в лучшем случае были ей знакомы из книг по истории. В её сознании они существовали чем-то далёким, страшным вымыслом, гранями ничем не оправданной жестокости. Мир княжны был довольно прост — балы, съезды, сопровождение родителей на праздниках, дипломатических миссиях, благотворительных встречах, бесчисленные светские рауты. Дела военные не касались её даже косвенно. Да и на ее век еще не выпало столкновений по настоящему громких, чтобы они стали тенью над Эниолисом.

Она чуть отвела взгляд, её плечи опустились, а тонкие пальцы коснулись драгоценной подвески на шее. Учителя формировали в ней скорее представление о том, как должно быть правильно и хорошо, а не показывали, как оно есть на самом деле. Многие эльфы придерживаются подобного: ведь их долгая жизнь должна проходить в стремлении вверх, для этого требовалось дисциплинировать рассудок вдали от хаоса. Так или иначе, это было свойственно многим народностям и культурам — будто незримая нить в крови тянулась через каждого высокородного эльфа.

Даже если откинуть тот факт, что Эленмари слишком молода, чтобы узнать все краски мира и его неприглядные оттенки, стоило помнить и о том, что она всё же княжна. Не то чтобы традиция Эниолиса была пропитана равенством полов, хотя во многом всё же была. Однако это касалось лишь мирных дел — от войны женщин держали подальше, если те не были искусными магами или врачевателями. Перед Инфирмуксом стояло скорее лицо династии и королевства — олицетворение будущего, призванное вселять надежду, покой и обещание счастья.

Княжна выпрямилась, расправила плечи, словно под напором этой мысли, и в её взгляде мелькнула едва уловимая тень — осознание беспокойства отца. Ведь никогда некромант не сможет вселить надежду и покой в сердца народа.
— От того, что мы выйдем за пределы Эниолиса, законы его не изменятся. Там, где я, — там и закон его. Он защищает верных, карает неверных, и все перед ним равны, — Эленмари вытянула руку. Пальцы её шевельнулись, словно что-то подзывая. Со дна пруда, распугивая карпов и разбрызгивая капли воды, вырвался жезл, лёг в руку княжны. Белая резная кость, фокусирующий кристалл инкрустированный искусным мастером, — это был скипетр направления энергии (Далеко не каждому хватит денег на подобные инструменты). Княжна ощутила под пальцами холод материала и слабую пульсацию магической силы, как дыхание древнего существа чья смерть подарила ей эту кость. В воздухе запахло свежей ключевой водой и тонкой дымкой некротической энергии, будто дыхание усыпальницы пробежало под одеждой.

Изящно придержав рукав наряда, Эленмари обвела жезлом груду отполированных костей, возводя из них скакуна. Это был великий дреаний олень — под стать её статусу. Из тени сада вышел костяной паж и принялся снаряжать его сбруей: седло, уздечка, украшенные стремена. Его движения были беззвучны, но в них чувствовалась какая-то странная грация — точная, размеренная, симметричная как сама смерть. Княжна наблюдала за этим с лёгким, почти детским восхищением, хоть старалась скрыть выражение лица. Изредка она косилась на Инфирмукса. Он единственный без страха оценил её умения. В глубине души молодой эльфийке хотелось увидеть эту задумчивость на его лице еще раз. 

Да, от слуха Эленмари не ушёл тот факт, что некоторое время им придётся идти пешком. Она улыбнулась почти незаметно, поглаживая жезл большим пальцем.
— Мысли мои с пострадавшими. Быть может, нам удастся улучшить ситуацию... может быть, мы даже сможем помочь кому-то, — проговорила княжна. Скорее, она говорила это себе самой. Не столь часто ей доводилось покидать стены дворца. Добровольное заточение было избрано ею самой — как мера, чтобы не представлять угроз внешнему миру, если дар выйдет из-под контроля. Пусть и с сомнением, преисполненная опасений, она вложила руку в протянутую ей ладонь Инфирмукса; во второй руке крепко сжимала жезл. Костяной скакун величественно шагал вслед за ними. Придержав край платья, Эленмари занесла ногу над тёмной костью Эреба, аккуратно поднимаясь как на ступень, и, держась за предложенную Инфирмуксом руку, подняла глаза на него. Взгляд её был полон решимости, но где-то глубоко — и скрытой тревоги.

Быть может, Синион был куда более прозорлив, оставляя дочь с Инфирмуксом заниматься самостоятельно. Ведь Эленмари как раз входила в те годы, когда эльфийское сознание способно принять мир таким, каков он есть. Сам Синион не имел возможности показать его с высоты княжеского бытия. Инфирмукс — мог. Свободный как ветер, не скованный ничем во всей Лирее. Синион прекрасно знал, что Инфирмукс дорожит и их дружбой, и союзом, чтобы не набедокурить, но с обучением дочери справится куда лучше, чем он и все придворные магистры. Никто никогда не сможет увидеть жизнь такой, какая она есть, с высоты пьедестала, на котором стоит трон.
Телепорт дёрнул солнечное сплетение, душа ухнула в пятки, а сердце пропустило несколько ударов, когда пространственный разрыв проглотил Эреба, Инфирмукса и Эленмари, перекидывая их за десятки километров из светлых палат дворца. Стоило княжне оказаться за пределами телепорта, как рука её сильнее сжалась на жезле. Костяной скипетр почти сразу начал излучать слабое сияние.
— Фиртаро Инфирмукс, это место... очень плохо, — тихо произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Я не уверена, что дальше будет безопасно двигаться.

Эленмари облокотилась на костяного скакуна, прикрывая бледной рукой лоб и частично глаза. В голове плыло, к горлу подступала тошнота. Стоило ли говорить, что княжна впервые оказалась в месте столь пронизанном некротикой? На всю округу Эниолиса она привыкла быть её едва ли не единственным источником.
— В подобном месте от меня вреда будет больше, чем пользы. Где-то разливается магия, она протекает и тянется нитями даже сюда... Я не знаю, получится ли у меня оградиться от неё. Иначе совсем скоро я самолично устрою вторую волну, — её голос дрогнул, но не сорвался.

Скипетр обрисовал в воздухе сферу, укрыв княжну едва видимым куполом. Он был подобен сфере из тончайшего, матового стекла, которое мешало проникать частицам магии, препятствуя перенасыщению магического резерва. Защитное заклинание, их Эленмари освоила достаточно. В первую очередь готовясь к худшему относительно того что может появиться стихийно от всплеска собственных сил.

Воздух внутри купола наполнился лёгким сиянием — почти неощутимым, как дыхание света. Лёгкий ветер гладил кожу, неся с собой аромат тёплых трав и цветущих деревьев. Луг, на котором они оказались, был поразительно спокоен — утопически прекрасен. Высокие стебли трав колыхались под ветром, усыпанные лепестками самых разных оттенков: от лилового до молочного с медовым желтым. Где-то жужжат пчелы, лениво перекатываются золотые блики солнца. Вдалеке, где небо сливается с землёй, тянется линия лесов — словно вырезанная из лазури, подёрнутая мягкой синей дымкой.

Эленмари глубоко вдохнула, медленно расправляя плечи. Её сердце ещё билось учащённо, но глаза постепенно наполнялись осознанием красоты этого края. Всё вокруг казалось слишком живым, слишком безмятежным для того, чтобы рядом действительно происходила такая трагедия. И, может быть, именно это несоответствие — идеальная, утопическая погода и горечь разрушения где-то вдали слышимая пока лишь в магическом плетении— впервые заставили её почувствовать вес собственных слов о законе и равенстве везде. Она повернула голову к Инфирмуксу и Эребу.
— Кажется я в порядке, мы можем выдвигаться, — Ветер прошёлся по травам, наполнил пространство ароматом цветов. Золотые блики солнца перекатывались по траве, касаясь белых ресниц Эленмари и подчеркивая жемчужные волны ее длинных волос. Она глубоко вдохнула — впервые за всё время легко, свободно. Олень покорно склонил колени помогая хозяйке сесть в седло.