[Черчилль]

Алькор, леса южнее гор рудников заполярья

5026 год

Уинстофиатиль, Черчилль

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту делать штуки от сердца, а не кубиков.

[Черчилль]

В этой точке лес были тихим. До ближайших крупных поселений сотни километров, до шахт – тоже. Чистое, нетронутое цивилизацией место. Оттого и опасное, магические звери и потенциальные хтоны могут оказаться не прочь перекусить даже разумным. Но демиург... Ещё бы демиург боялся.

Черчилль если захочет, он сделает. И сегодня было то самое настроение просто пойти пообщаться, понаблюдать, а может и собрать что-нибудь со шкур местной фауны. А может и флорой закинуться, чоб и да. Так что гордая охапка каких-то ягод уже болталась в его руке, а пойманная в ближайшей реке рыба совалась под нос местным медведям, часть из которых, ввиду своего вполне уравновешенного характера, была даже не прочь подпустить к себе двуногое чучело.

Примерный вид мишек

Идиллию нарушил внезапно изменившийся магический фон. Выброс энергии, хотя не привнёс каких-то разрушения, заставил большую часть живности просто улепётывать куда подальше, сразу послышался бег копыт, крики птиц и более тихое шуршание травы под телами грызунов. И только существа вроде тех же медведей, остались на месте. Недовольное ворчание разнеслось над местом скопления косолапых, а кристаллики в телах то и дело поблескивали. Возможно, звери интуитивно пользовались защитной магией.

— Тише, малыши... — мягко успокаивает рыжий, поглаживая ближайшего к себе медведя. Вряд ли тот понимал речь, но всё же будто бы уточняюще что-то рыкнул. Потрепав его по холке, Черчилль оставил ему ягодные дары природы и пошёл проверять, что за аномалия случилась. Он же бог, должен быть в курсе, что за очередная бездна тут открывается. Вдруг надо трубить тревогу на всю планету? Или сваливать куда подальше, тоже как вариант...

— Я проверю.

Пространство, оглушенное боязливыми и защитными криками зверей, быстро осталось в тишине. А магический шлейф вёл весьма уверенно к месту "падения" арданатея. При таком событии демиург ещё не присутствовал, потому идентифицировать сразу не смог.

Минута, другая. Всё-то перейти мелководье реки и забраться на холмик, но Виконт был осторожен, потому не торопился. В его ладони прыгали голубые искорки, заклинание на случай необходимости защиты.

Впрочем, в защите рыжий был весьма и весьма плох.

Невысокие сапоги аристократа теперь весело хлюпали при каждом шаге. К счастью, плащ и часть других походных вещей, включая небольшой рюкзак со всяким, покоились у импровизированного лагеря-пенька.

— И что тут у нас...

[Уинстон]

Холод. Пустота. Одиночество.

Скитаясь по просторам галактики, звезда давно потеряла всякий интерес к жизни. Бесконечная охота длиной в миллиарды лет, где правило одно — "убей или будь убитым"... Всё это стало утомительным и бессмысленным. Поглощая всё новые и новые звёзды, больше подчиняясь инстинкту, чем осознанному желанию, арданатея всё больше захватывало чувство безысходности и тоски.

Идея присоединиться к одной из плеяд, что объединялись в коммуны, казалась разумной, но их неизбежные внутренние конфликты и распад через несколько тысяч лет делали подобный выбор неприемлемым для арданатея.

Холод. Пустота. Одиночество.

Зов.

Зов?.. Что-то тёплое, никогда прежде не испытанное, пробудило внимание арданатея, обращая его взгляд на сотни световых лет в глубину космоса.

Зачарованный, он медленно, словно потеряв контроль над собой, поплыл к источнику этого чувства, с каждой секундой наращивая скорость. Год. Два. Пять. Десять. Тридцать. Девяносто... По мере приближения к этому новому и загадочному источнику вся пустота и холод постепенно вытеснялись этим зовом — сладким, манящим, притягивающим сильнее, чем все поглощенные прежде звёзды и арды.

Приблизившись на расстояние одного светового года к астероидному поясу неизвестной планеты, его охватила яркая вспышка света. Сознание арданатея заполонили образы и информация, словно поток воды наполняющий полупустой сосуд.

Алькор. Аркхейм. Миры, полные жизни. Демиурги. Существа, о которых он никогда прежде не знал.

Уинстофиатиль сжал веки, пытаясь справиться с невообразимым количеством информации, вторгшейся в его разум.

Стоп.

Зажмурился? Веки?

Ветер неприятно скользнул по коже, заставляя арданатея поёжиться. Да, теперь у него были веки, глаза и кожа. Его новый облик — человеческое тело. Уинстофиатиль... Это было его имя. Он — один из арданатеев, прибывших на одну из планет Аркхейма.

Открыв глаза, он почувствовал жжение в груди. Словно вспомнив что-то важное, он сделал первый глубокий вдох, и жжение тут же отступило. Непривычное и странное тело требовало контроля, раздражая своей хрупкостью. Но, спустя несколько секунд, вдохи стали более естественными, а тело начало слушаться лучше, мышцы обретали стабильность.

Через минуту Уинстофиатиль уже стоял на ногах, постепенно осваиваясь с этим странным новым обликом. Тонкие руки, невысокий рост — тело ребёнка? Он опустил взгляд ниже и с лёгкой ухмылкой отметил, что воплотился в теле мальчика. Не то чтобы он был разочарован. Для арданатея было достаточно удивительно оказаться в человеческой форме, а значение возраста пока что оставалось ему чуждым, просто строкой информации, ещё не осевшей в его голове.

Пошевелив челюстью, он провёл языком по зубам. Всё казалось нормальным, дефектов не было. Тело вполне здоровое. Потянувшись, он почувствовал приятное напряжение в мышцах, а трава мягко щекотала его ступни. Ветерок нежно касался кожи, и на мгновение Уинстофиатиль даже подумал, что это тело не такое уж плохое, каким показалось сначала.

Но что-то было не так. Вокруг царила удивительная тишина. Слишком глубокая и неестественная. Всё стихло, словно в округе затаился альфа-хищник. Арданатей прислушался. Люди, по его информации, едва ли могли вызвать такую тишину, и его присутствие точно не являлось причиной этого. Магические ощущения пока что были слабее, чем ему хотелось бы, и поэтому он не заметил всплеска магии, который сопровождал его приземление.

Внезапное движение краем глаза привлекло его внимание. Кто-то поднимался на холм, ставший местом его появления.
— И что тут у нас... — донёсся тихий голос с той стороны.

Уинстофиатиль сфокусировал взгляд на фигуре молодого человека с рыжими волосами, поднимающегося по склону холма. Его ладонь мерцала синими искрами. Враг? Возможно, это он стал причиной тишины. Альфа-хищник? Но он же человек? Нет, арданатей ощущал нечто странное, силу, не свойственную людям.

Как зверь, пригнувшись, Уинстон со всей необузданной мощью оттолкнулся от земли, намереваясь сократить дистанцию и сокрушить незваного гостя. Но вместо этого его босые ноги скользнули по траве, и он упал, больно ударившись подбородком о землю. Боль была для него новой, и он инстинктивно свернулся калачиком, прижимая руки к месту удара. Тело не слушалось, казалось чужим, неподатливым.

Тогда, повинуясь своим истинным инстинктам, арданатей откатился в сторону и, не вставая, обратился. Вновь изменился мир вокруг, став меньше, исчезли конечности, и всё вдруг стало таким родным. Он мельком увидел свой хвост, свитый кольцами позади.

Теперь он снова взглянул на своего противника, и вдруг всё изменилось. Рыжеволосый юноша не казался таким уж опасным. Уинстон приблизил свою морду к пришельцу, оставив между ними несколько метров дистанции. Этого хватит, чтобы, при необходимости, попытаться сокрушить противника мощными челюстями, но и чтобы выслушать его, понять, зачем он здесь.

[Черчилль]

Пожалуй, рыжий высокий. Весьма, и его действительно можно расценивать, как угрозу. И демиург. Он не скрывает свою ауру или любой другой способ осмотра себя, ничего не глушит. Хотя на фоне собратьев Черчилль не то чтобы великая сила. Но с этой магией в руке... Хотя она не проявлялась каким-то агрессивным цветом. Скорее морская волна. Тихая, успокаивающая. Но кто бы обратил на это внимание в ситуации, в которой оказался ард?..

Черчилль удивлённо моргнул и остановился в полушаге от какого-то куста. Не каждый день тебе под ноги пытается прыгнуть ребёнок. Воинственно прыгнуть. В глуши. И это не его родственник. Чудеса! Но очень похож, демиург даже как-то слегка развёл руки, чтобы поймать. Глупо, наверное, выглядел. Заклинание остаётся на пальцах, но мужчина не делает более ничего, а лишь наблюдает. Эволюций может быть жесток. Пожалуй, ему нужно доказать свою самостоятельность, волю к жизни.

Он очень медленно осознаёт кто перед ним. Ленив в этом плане. Если всё знать, жить будет скучно. Тем временем светловолосое чудо падает, не добравшись до мужчины. Грация картошки... Вспоминая, как летает Черчилль на выращенных крыльях, может легко понять, что такое лишние конечности.

Рыжий склоняет голову набок, выпрямляется и делает ещё один шаг вперёд. Размышляет, казалось бы, толику секунд, но юнца озаряет свет и вместо него перед демиургом возвышается зверь.

Красивая золотая змея с крыльями. Её чешуя переливается в свете солнца. Взгляд голубых глаз становится не только любопытным, но и восхищенным. Черчилль не дрогнет. Стоит на месте. Затем, мягко улыбается. Заигрывает пальцами с заклинанием. Из бледно голубого оно становится более насыщенным, но всё ещё голубым, — Больно? Я помогу? — спрашивает осторожно. Понимает ли? Неизвестно.

— Ты маленькая звезда, верно? — смешно, конечно, но Черчиллю по меркам любого арда, воистину, ничтожно лет, — Добро пожаловать в Аркхейм. — обводит свободной рукой местность вокруг себя. Он слышал о них. Очень мельком. Но не так давно. Повезло ли ему? Пожалуй, да. Заинтересованно, осторожно сканирует магическую энергию территории вокруг. Если то, что говорят об этих гостях правда, возникает вопрос, почему энергия светила не уничтожает ничего вокруг?..

— Я тебе не враг. Скорее... Родственник? — видит страх и непонимание в чужих глазах, — Да и поднять руку на ребёнка, что я, тварь какая-то? — улыбается тепло, дружелюбно. Черчилль тянет руку чтобы коснуться носа. Любит зверей и сложно устоять, даже если укусит.

[Уинстон]

Существо не торопилось нападать. Уинстон краем глаза заметил, что искры на руке пришельца начали светиться ярче, означая... что-то, что ему было непонятно. В магии и её проявлениях арданатей ещё не разбирался, но в существе отсутствовала жажда убийства. Уж её-то, за все свои годы жизни, Уинстофиатиль научился распознавать. Именно это понимание жажды позволяло звёздам избегать схваток, когда они сталкивались в безграничном космосе.

Почему он не заметил этого раньше? Возможно, многие чувства в человеческом облике были притуплены. Но теперь, став ближе к своему истинному состоянию, он смог вновь раскрыть весь спектр восприятия.

— Больно? Я помогу? — осторожно произнесло существо.

Змей склонил голову вбок, выражая недоумение. Смысл слов постепенно проник в сознание, но сам посыл остался ему непонятен. Зачем помогать арданатею? Ведь потенциально он, космический хищник, восстановившись, мог бы атаковать и уничтожить "благодетеля".

"Благодетель..." Значение этого слова медленно оформилось в голове. В этом мире распространена помощь другим. Удел слабых — полагаться на сильных. Как часто массивные арданатеи объединяли вокруг себя слабых звёзд, чтобы позже пожирать их одну за другой, насыщаясь их беспомощностью.

— Ты маленькая звезда, верно? — произнёс пришелец, улыбаясь. — Добро пожаловать в Аркхейм.

Он обвёл рукой пространство вокруг, и Уинстон невольно осмотрелся: бескрайнее небо, земля, согреваемая светом далёкой звезды. Информация наконец перестала метаться в голове и начала выстраиваться в упорядоченную систему. Алькор, одна из планет системы Аркхейма. Были и другие планеты, но по какой-то причине информация о них была фрагментарной. Возможно, это была особенность информационного поля этой планеты, на которую случайно попал арданатей.

— Я тебе не враг. Скорее... родственник? — продолжал юноша, а змей прищурился в ответ, всё ещё настороженный. — Да и поднять руку на ребёнка... Что я, тварь какая-то? — На лице парня заиграла улыбка, он протянул руку, намереваясь коснуться носа змея.

Уинстофиатиль хмыкнул и отвёл морду, показательно отвернувшись, а затем, отползя на небольшое расстояние, вернулся в человеческий облик. Сделав несколько уверенных шагов, он подошёл ближе к незнакомцу. В этом существе действительно ощущалось нечто родственное, но настолько отдалённое, что казалось, будто их связь уходит корнями в самые глубины вселенной.

Пожав плечами, Уинстон протянул руку — вроде как так делают местные, когда хотят показать своё дружелюбие и заключить перемирие.

— Уинста... Уисто... — Он нахмурился, пытаясь выговорить своё полное имя. — У-ин-сто-фи-а-тиль. Сложно... Просто Уинстон.

Он покрутил шеей, сочно хрустнув, и улыбнулся. Новая информация о мире осела в его голове, и теперь, осмотрев незнакомца ещё раз, он смог более точно оценить его облик. Хорошая, качественная одежда, красивое, по местным меркам, лицо. Благородный вид — не до конца понятное слово, но если бы арданатей пытался выразить своё впечатление, то именно его бы и выбрал.

— Теперь по порядку. Во-первых, не больно. Во-вторых, спасибо. В-третьих... Что ты подразумеваешь под "родственниками"? Я чувствую что-то схожее, но не могу понять, что именно. И последнее: я не реб...

Он оборвал себя, задумавшись. Он появился на этой планете буквально десяток минут назад. Значит ли это, что он ребёнок? Или это как-то иначе работает у смертных? Порыв ветра вновь заставил его поёжиться. Лучи солнца грели, но ветер приносил ощутимый дискомфорт.

— У тебя есть одежда? Мне холодно, — прямо спросил Уинстон, не пытаясь завуалировать своё желание. Понятие тактичности и смущения было ему чуждо, и ждать, терпя неудобства, он не собирался.

[Черчилль]

Не дался прогладиться. Что ж, вполне ожидаемо? Это Черчилль тактильный идиот, другие таким не часто страдают. Змей даже демонстративно фыркнул. Рыжий состроил дурацкую рожицу и сложил руки на груди. делает шаг назад, наблюдая, как звёздный отползает. Уже было подумал, что тот решит уйти куда подальше. но вместо этого он возвращается в человеческую форму. Снова ребёнок. «Развлекаться как демиурги с сотней вариаций не можешь?» – зависть. Черчилль предпочёл бы более лёгкое превращение в зверя, чем миллион человеческих лиц, которыми он всё равно не пользуется.

Юнец, если это существо можно так назвать, возвращается. Представляется, протягивает руку в качестве приветствия. Черчилль не размышляет, на автомате присаживаясь на корточки и пожимая. Годами отработанная привычка...
— Полные имена, да? Тогда... — он набрал побольше воздуха в лёгкие, — Черчилль О'Клейтоген де Антеус фон Вайнтеллис, к вашим услугам! — улыбается, шутит, едва сдерживает смех, — Но для своих просто Черчилль. — смотрит арду в глаза. То ли из вежливости, то ли от нежелания пойти по статье.

Не совсем родич и правда буквально "растёт" на глаза: речь становится осмысленной, как и взгляд, и явно мысли складываются как у существа с разумом хотя бы подростка. Рыжий на мгновение задумался, а как ему стоит подходить к детскому виду своего собеседника? Он мог бы стать таким же по виду, но это далеко не всегда значило детские действия.

Без вопросов мужчина стягивает с себя куртку, протягивая её Уинстону, а из кармана штанин достаёт телефон.
— Дома будет твой размерчик, но я сменой внешности не балуюсь... Моя стоянка на другой стороне реки, там есть... Эскиз костра. — ухмыляется, указывает за своё плечо, — Могу прокатить, чтобы не промок идти вброд. Что до родственников... Если я не совсем дурак, видимо ты арданатей. И если слухи не врут, вы были когда-то, как и мы, рождены из света Архея. Так что... В каком-то смысле, несмотря на года, мы всё ещё родственники. Буду считать тебя младшим братом... Или всё-так старшим? Ай, да не важно... — что-то быстро набирает в экранчике. На деле спрашивает, можно ли телепортировать на его координаты что-нибудь тёплое. Закатывает глаза, конечно же сразу начинаются вопросы.

— Да не ограбил я детский дом, ну ёлки-иголки! — в любом случае бытовой магией создаёт тепло вокруг собеседника, просто потому что может, — Тогда бы я просил не один комплект, а как минимум десять! — вздыхает, затем шутливо смотрит на Уинстона, — А тебе одежду для мальчика или для девочки? — готов защищаться от нападок в случае чего, но несерьёзно. 

[Уинстон]

Услышав полное имя парня, Уинстон даже не попытался повторить его в голове. Если вначале ему казалось, что Вселенная пошутила, наградив его столь вычурным и длинным именем, то теперь он был даже рад, что его собственное не требует глубокого вдоха перед произнесением.

— Черчи, — коротко сказал ард, намеренно опуская всё лишнее. Он не вкладывал в это ни насмешки, ни раздражения, просто решил, что произношение столь длинных имен — пустая трата времени. Пусть это будет правилом нового мира, в который он попал: чем проще, тем лучше.

Его взгляд скользнул по фигуре незнакомца. Черчилль, как тот представился, казался расслабленным, несмотря на внушительные размеры и мерцающую магию в ладони. Сила. Сложно было сказать, насколько большая, но ощущалась явная разница между обычным смертным и этим существом. Тем не менее, здесь не было ни жажды убийства, ни угрозы — лишь странное ощущение интереса и... дружелюбия? Слово не ложилось ему на язык.

Получив предложенную одежду, Уинстон быстро натянул её на себя, чувствуя, как холодное прикосновение ветра больше не пробирается сквозь тело. Материя была мягкой, совсем непохожей на бесформенные и безжизненные структуры космоса, к которым он привык. Впервые за долгое время он ощутил странное, но приятное чувство тепла, хотя до конца ещё не понимал, что это значило.

Он поднял взгляд на Черчилля и заметил, как тот что-то делал с каким-то небольшим устройством в руке. Уинстон ненадолго уставился, анализируя. Технология? Магия? Возможно, смесь того и другого, но разбирать детали он не стал. Его интересовало больше то, что Черчи говорил о родственниках.

Слово казалось ему странным. Он успел услышать ответ, но в нём всё ещё оставалось больше вопросов, чем ответов. Свет Архея? Уинстон задумался, припоминая обрывки информации, которые появились в его сознании при воплощении. Возможно, связь действительно существовала, но она была такой же далёкой, как Алькор от звезды, что породила его миллиарды лет назад.

— Значит, родственники... — пробормотал он негромко, больше для себя, чем для собеседника. Но развивать тему не стал. Если Черчилль был прав, ответ на этот вопрос он найдёт позже.

Когда вопрос об одежде для мальчика или девочки был задан с шутливым тоном, Уинстон на миг задумался. Смертные, кажется, придавали значение этим вещам, но его это мало заботило. Тем не менее, он ухмыльнулся, наконец начав улавливать ритм их общения.

— Мальчика, — коротко ответил он, — хотя мне всё равно, пока это не мешает двигаться.

Он ещё раз осмотрел Черчилля, пытаясь понять, что за существо перед ним. Сильное, но не агрессивное. Знающее, но не возвышающее себя. Такое поведение было ему непривычно. В космосе сила означала только одно: доминирование. Здесь же правила, кажется, были другими.

— Странно, — произнёс он, будто размышляя вслух. — Ты говоришь, что мы родственники, но при этом ведёшь себя совсем не как звезда. Тебя не раздражает слабость других? Или это часть вашей... — он сделал короткую паузу, подбирая подходящее слово, — природы?

Его тон был скорее исследовательским, чем осуждающим. Он просто пытался понять, какие законы управляют этим миром и почему существу, обладающему такой силой, так важны мелочи вроде помощи и защиты.

[Черчилль]

«Черчи...» – мужчина хихикает, кивает.

— Как мило ты это произносишь. — так его имя сокращают в семье и близком кругу, потому ничего негативного в этом нет. Если звездочке так проще, пускай. Развеивает магию. Уже не нужна. Замечает на себе взгляд, и лишь самую малость улыбается. Разбирается с телефоном, кивает вновь. Мальчик значит мальчик. И кто вообще вещает ярлыки на одежду?..

Вопрос заставляет демиурга замереть и задуматься. «Совсем не как звезда...» – повторяет про себя. Что имеет ввиду собеседник? надо ли сиять? Или сжигать? Убийство других? Порой слишком просто, оттого не интересно. А сильный противник может и убить. Это всегда дилемма. Хотя Черчилль любит хорошую драку. Но смысл в том, чтобы она была хорошей.

Вздыхает, прежде чем ответить что-нибудь. Будто бы рыжий знает, как ведут себя звёзды, ха-ха! Цокает.
— Кажется мне нужно больше информации для понимания твоего вопроса, Уинстон. — снова присаживается напротив арда, чтобы быть с ним на одном уровне, смотрит в глаза, — О какой слабости ты говоришь? В этом мире далеко не каждый владеет магией. А мастеров перевоплощения и того меньше. Так что такого великолепного змея встретишь далеко не каждый день... — снова мягкая улыбка. Вероятно, в космосе законы иные. Какие могут быть? Смотрит через призму своей идеологии. Значит ли это, что звёзды сплошь хищники? За что бороться среди звёзд, кроме как за пропитание? Кажется, больше и не за что. А что поглощают арданатеи? Неужели другие звёзды? Прожорливые, в таком-то случае.

— Но ты прав, меня это мало волнует. В моей большой семье найдётся место любому, было бы желание. К тому же, часто выживает не сильнейший, а самый адаптивный. — звучит уверено. Точно знает, о чём говорит. В этом его будет крайне сложно переубедить. А может быть и невозможно, — Если тебе интересно, изъяны смертных в настоящий период времени не являются самой большое проблемой этого мира. В моей картине вселенной, разумеется.

Хтоны, пожалуй, куда как более величественная и внимание занимающая вещь. Опасная, многогранная... Убийственная.

— Моя природа может весьма отличаться от природы других демиургов. Любая личность это пазл со своим опытом, эмоциями и желаниями. Так что не проецируй моё отношение на других. Можно обжечься. — отворачивается, поднимает взор в небо, молчит немного, затем возвращает внимание Уинстону — Ладно, это всё... Лучше у того же костра разговаривать, что думаешь? Покатаешься? — всё ещё предлагает себя в качестве лошадки. Вода тут ещё более холодная, чем земля.

[Уинстон]

Уинстон, нахмурив брови, внимательно наблюдал за рыжеволосым демиургом. Черчилль был словно вспышка света в привычной для арданатея тьме. Дружелюбный, даже в чём-то лёгкий, но в нём чувствовалась сила. Нечто большее, чем просто слова, скрывалось за этим открытым взглядом и мягкой улыбкой. И всё же, ему было трудно понять, как такое существо может существовать — так отличается его природа от безжалостной борьбы космоса.

— Адаптивный, — медленно повторил Уинстон, его голос был чуть ниже обычного, словно он обращался к самому себе. — Возможно, ты прав. Но в моём мире, адаптация — это лишь способ прожить чуть дольше, пока не найдётся кто-то сильнее. Сила — вот что диктует правила.

Его взгляд замер на реке, что протекала внизу, едва уловимое отражение солнечного света мерцало в её струях. Поток воды напомнил ему о бесчисленных битвах, где звёзды сталкивались друг с другом, вспыхивая последним сиянием. А затем их свет гас, оставляя лишь пустоту.

Черчилль говорил что-то ещё — про семью, про смертных, про какие-то изъяны, но Уинстон едва слушал. Эти слова, хоть и странные, были для него слишком новыми. Они ещё не успели найти своё место в его голове. Однако одно зацепило его, заставив поднять взгляд обратно на демиурга. Тот улыбался, словно пытаясь убедить его, что мир не так уж и жесток, как Уинстон привык думать.

— Лошадка? — протянул арданатей, склонив голову набок, словно пробуя это слово на вкус. Уголки его губ дрогнули, выдавая тень улыбки. — Ты уж постарайся не уронить меня в реку, если решился предложить такое.

Уинстон сделал шаг ближе, словно проверяя границы терпения и намерений рыжеволосого, но не подавая вида. Его движения были ещё чуть неуклюжими, но он старался скрыть это за показной уверенностью. И хотя сдаться на милость другой силы казалось ему чуждым, что-то в этом мире уже начинало ломать привычные рамки.

Когда демиург приблизился, чтобы поднять его или предложить помощь, Уинстон медленно повернул голову, глядя ему прямо в глаза. Тихий, но тяжёлый вопрос вырвался из его уст:

— Ты говоришь о родстве и помощи, словно это что-то естественное для тебя... Но этот мир странный. Как ты выживаешь в нём, будучи таким... дружелюбным? Или всё это лишь уловка, чтобы я перестал держаться настороже?

В его глазах мелькнула тень настороженности, но за ней скрывался чистый интерес. Он пытался понять — зачем? Как? Черчилль казался ему загадкой, которую хотелось разгадать, пусть даже эта загадка противоречила всему, что Уинстон знал о законах существования.

[Черчилль]

Внимательный взгляд. Черчилль легко его считывает. Даже слишком внимательный. Мало того что не доверяет, так ещё и не верит. Или просто не понимает? Впрочем, опять же, не удивительно. Как доверять первому встречному, верно? Черчилль позволяет себе такую фривольность, потому что не боится. Потому что хочет верить, что мир населяют далеко не самые отвратительные личности.

— Я то удержу, но тебе тоже нужно быть сильным. — ухмыляется. В себе уверено. Ну, ребёнка действительно несложно нести. Точно не демиургу. И его помощь подразумевала, что Уинстон будет держаться за его шею. Да уж, принцессой его делать никто не собирался. Такую привилегию стоит заслужить.

Вопросы. Вопросы требуют ответов. Дети хотят их сиюминутно. Стоит отдать арду должное, не каждый спросил бы в лицо у потенциального убийцы об его желании убить.

— Потому что когда ты ударишь меня, я буду иметь полное право ответить тем же. — в его глазах мелькает угроза. На этот раз, весомая. Опыт битв. Не таких, что были у Уинстофиатля, и не такие, какие могли быть у прочих, более древних димиургов. Но доказательство того, что перед ардом вполне себе хищник. Вполне себе тот, кто не побоится сжимать клыки на глотке, пока жертва не перестанет биться, невзирая на ранения, получаемые в процессе.

Но это было мгновение. Или может быть два. Затем Черчилль снова походил на всего лишь беззаботного паренька. Наставником он никогда не был особо хорошим, так что может говорить не самые понятные или правильные вещи.

— Видишь ли, я говорю о семье. Не обо всем мире, а о конкретных личностях. Есть такие понятия, как свои и чужие. Свои – это те, кто будут вместе с тобой, в радости и горе. Они помогут и поддержат. А чужие... Всего лишь чужие. Даже проявляя к ним доброту, я не забываю об их возможном потенциальном желании сделать мне плохо. Но делая зло сразу, я лишь добавляю этой Вселенной проблем, а не уменьшаю их. — делает паузу, задумавшись на некоторое время. Продолжает смотреть в золотые глаза.

— Говоря об уловке. Думай как хочешь. Мне нет нужды, хм... Поглощать тебя? Ты этого ждёшь? Мы едим тут совершенно другие... Блюда. Можешь найти мятную конфету в кармане одежды, что я тебе дал.

[Уинстон]

Уинстон слушал молча, но взгляд его ни на миг не отрывался от Черчилля. Каждое слово демиурга казалось ему странным, но чем больше он говорил, тем явственнее становилось, что эти странности не были проявлением слабости. В словах рыжего звучала уверенность, словно тот не просто произносил их, но верил в них.

Когда демиург заговорил о праве ответить ударом на удар, глаза Уинстона сузились. На миг в них блеснуло что-то хищное, древнее, сродни самой природе арданатея. Это было предупреждением: он знал, что значит схватка, знал, что такое хищник. Но вместо страха или угрозы его губы растянулись в ленивой, почти забавленной улыбке.

— Ты не боишься показать свои зубы, — тихо проговорил он, — но не торопишься пускать их в дело. Это... необычно.

Когда речь зашла о семье, Уинстон на секунду отвёл взгляд. "Свои и чужие." Эти понятия казались ему одновременно простыми и непостижимыми. Звёзды, как и он сам, не знали близости. Их "свои" становились жертвами, а "чужие" — врагами. Помощь и поддержка были лишь иллюзией, кратковременным союзом перед неизбежным предательством.

— Свои и чужие, — повторил он тихо, будто пробуя эти слова на вкус. Затем снова взглянул на Черчилля, на этот раз уже без прежней настороженности. — А что, если свои предадут тебя? Тоже право ответить ударом? Или вы, приземленные, прощаете?

Его тон был скорее исследовательским, чем язвительным. Он не знал, как работает эта "семья", но хотел понять. Хотя слова Черчилля о том, что зло порождает лишь больше зла, вызвали у него короткий смешок.

— Ты говоришь, что добавишь этой Вселенной проблем, если нападёшь первым. А разве мы не часть проблемы? Я, ты, даже эти... как ты их назвал, "чужие"? Каждый из нас приносит хаос, — он пожал плечами, едва заметно. — Разве Вселенная меньше от этого страдает?

На миг замолчав, он опустил взгляд на свои руки, сжав пальцы в кулаки, словно проверяя их силу. Он всё ещё не привык к хрупкости нового тела, но это не означало, что он не мог учиться. Черчилль мог оказаться прав, но Уинстон пока не знал, сможет ли принять его правоту.

Когда демиург упомянул про "блюда" и мятную конфету, он усмехнулся, но ничего не сказал. Его взгляд был слишком пристальным, словно он искал в словах рыжего некую скрытую истину. Затем он сделал шаг ближе, прищурившись:

— Ладно, посмотрим, какой из тебя лошадь, — протянул он с насмешкой, но без прежней настороженности.

Он медленно подошёл к Черчиллю, оценивающе его разглядывая. Когда демиург пригнулся, чтобы помочь ему залезть, Уинстон фыркнул, будто в знак недовольства.

— Что, и на спину взвалишь? Совсем не считаешь меня опасным? — буркнул он, но всё же взялся за плечо Черчилля, подтягиваясь, чтобы забраться.

Его движения были неуклюжими, как у существа, ещё не привыкшего к конечностям. На мгновение ноги Уинстона скользнули, и он выругался себе под нос, затем, наконец, устроился, обхватив шею демиурга. Его хватка была не слишком крепкой — он явно оставлял себе возможность спрыгнуть в любой момент.