[Ди-Кель]

Циркон / Фандэй / конец 5025 года

Лира Мирлесс / Сала-Аль-Дикель

Эпизод является игрой в настоящем времении закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя/без системы боя.

[Лира]

На самом деле это даже приносит некоторый покой. Это тонкая грань, черта, где боль становится тише. Словно успокоенная данью уважения, она больше не давит на виски, не забирает себе все внимание. Позволяет, так и быть, дрожащими пальцами бережно стараться залатать распоротое нутро.
 
Пожалуйста, перестань кровить
  и плакать.
 
Иголка, краешек обломка пера, медленно входит в плоть. Лира знает - нужно держать на расстоянии от разреза, другой рукой, неважно, что грязной, придержать оба края, не позволяя внутренностям вывалиться. Забавно, что на общем фоне маленькая боль от протыкания иглой кажется совсем незначительной. Самое главное - лишь приложить достаточно усилий, чтобы указательный и большой палец крепко держали два края. Не скользили от крови. Но сил очень мало. Шоковое состояние медленно сползает, обнажая чуть больше нервных окончаний, восприимчивых к боли. Лира торопится - стежки неаккуратные, приходится тянуть нить зубами, чтобы плоть не расходилась.
 
Собственная плоть.
Лира зашивает саму себя.
 
Рядом - обычные разговоры. Они ощущаются чем-то естественным, бытовым. Впору даже поддержать диалог, ответить что-то остроумное. Если бы только слезы не застревали в глотке.  Приходится давить в селе всхлипы. Под разговор о себе беловолосая медленно зашивает кровоточащую рану. Сейчас бы целительской магией восстановить потерю крови, затянуть этот разрыв, сковать получше тело, вернуть себе ясность ума после пережитого.
 
В постель бы тёплую, спрятаться от всего мира в чьих-то нежных руках, сказать простое «хватит».
 
Но тело лежит в корнях дерева, кожу болезненно жжёт песок. Холод подбирается к конечностям, вынуждает мелко дрожать.
 
Лира вынужденно кивает, когда с неё требуют ответ.
 
— Такое уже со мной было, — бормочет тихо, вспоминая как обыкновенный факт то, что она уже имела честь быть в плену и мучиться несколько долгих лет.  И, что самое забавное, то, что описывала Дикель, кажется сейчас не таким уже страшным. То есть, это, без сомнений, болезненно и мучительно, однако Лире страшнее всего потерять смысл жизни, себя, своей сути. Поддаться. Приходить добровольно снова и снова, и унижаться, ощущая, как без этого жестокого взаимодействия она тупеет.
 
Это занятно - если лишить человека всего, оставив лишь возможность питаться с губ мучителя, говорить только с насильником, то со временем чужое губительное присутствие может начать казаться правильным и комфортным.

Лира знает, что любого можно сломать. Невозможно бесконечно сидеть в мягкой комнате без возможности умереть и не сойти с ума. Не попытаться как-то общаться. Выторговать себе хоть клочок свободы. И тогда... Когда сознание сломлено столь сильно, можно начать умолять о том,
проявили внимание.
Поговорили.

Вытащили с этих скупых стен. Можно даже согласиться добровольно на снятие кожи - оказывается, нужно всего два дня просмотра стены, чтобы прийти самой и взмолиться сделать с ней что угодно, лишь бы...

Не быть одной.

На самом деле она не знала, что можно благодарить за снятую с пальцев кожу. Можно этому радоваться и скулить. Жаться мертвенно к человеку, ловить ласку и тепло, а потом –

кожа отрывается дальше.

Визг до содранной глотки.

И сотня выпотрошенных «спасибо» рвотой желчью.

Лира могла бы остаться в комнате.
Она хотела.
Она обещала себе.
 
Но знает, что после пыток, после всего, она... Она заслужит ласку. Мягкие прикосновения к волосам. Нежные бинты на окровавленных пальцах без ногтей. Ее могут даже не заставлять есть свои пластины. Никто не попросит прибраться. Только прижмут к себе и скажут, что она молодец.
 
А там дальше и немного свободы, и разговоры, и это блажь, ради которой.... Хочется выходить.  Ради конфет. Ради сладкого чая. Поглаживаний. Танцев.

И окровавленные пальцы, капающие алым сквозь бинты - малая часть боли. Это не страшно, пока есть что-то светлое.
 
Это лучше, чем сидеть вечно в комнате.
 
И даже не страшно отдаваться, а потом умолять залечить раны. Не страшно ходить по кругу и умирать в постели, в углу уборной, на дне чемодана... Не страшно гнить, пока о ней не вспомнят.
 
Лира слишком хорошо знает, на что способны люди. И знает, что она многое успела выдержать. Сломленная, избитая, ломкая ваза, девушка скотчем перематывает свое сознание, лишь бы не рехнулся.
 
Конечно, ей нет смысла убеждать кого-то, что она была так измучена и прошла через глубокие страдания. Нет смысла рассказывать совершенно серьёзно и искренне, когда она впервые поняла, что сломалась. Когда заметила, что смеётся над не смешным. Когда ощутила, что добровольно выбирает страдать и учится получать удовольствие. Когда намеренно ведёт себя глупо и наивно.
 
И, чтобы сбежать... От ненависти к себе, от боли за себя, Лире проще деградировать, падать в стагнацию, искренне не понимать чего-то, делать вид, что глупая, скрывать понимание до той степени, что и сама теперь так просто не может выцарапать из груди настоящую личность, не глупышку, которая бы смогла постоять за себя. Нет. Безопаснее и безболезненнее быть такой. Никчёмной, слабой, тупой, глуповатой и наивной. Хлопать пушистыми ресницами. Видеть мир красочным и прекрасным, а вместе с тем - до жути жестоким. Это проще, чем признать, что психика сломлена и невозможно ее так просто починить.
 
Лира не отвечает. Это все знакомо. Это понятно. Это прошедший фильм о ее жизни. И нет ничего сложного повторить губительный сценарий, вытесняя здравый смысл. Так проще и безопаснее для себя.
 
Когда игла добирается до конца разорванной плоти, Лира отрывает нитку и завязывает дрожащими пальцами в узелочек. Прикладывает теперь ладони к впалому окровавленному животу - сейчас будет проще исцелить. Нужно всего лишь сконцентрировать магию на теле, позволить плоти сойтись вместе, срастись. Энергия идёт сквозь руки рваными потоками - ментальная изнурённость давит на сознание, мешает исцелению. И рана горячая, почти что лениво и нехотя, затягивается, выплёвывая нитки и выдавливая из горячей плоти и кожи песок и иную грязь вместе с гнилью. Лира обессиленно обмякает.
 
Теперь внутри нет инфекции. Она не заболеет. Не заразится. Это было самым главным. Перед глазами все кружится.
 
— А звезды... И правда красивые, — наконец выдавливает из себя иссушенным ртом, когда понимает, что наконец доделала дело. Конечно, ей позволили себя залечить, и Лира сделала это лишь потому, что понимала, что другим так удобнее. Но девушка могла бы и стерпеть чужое издевательство, если они все хотели бы посмотреть, как она будет двигаться с зашитым наспех животом.
 
Голова запрокидывается назад, эон тоскливо смотрит на тёмное небо, игнорируя все разговоры и мысли - сегодня она действительно переродилась. Сегодня обнажилось тоскливое напоминание - Лира прошла через такие ужасы жизни, через которые у неё не получилось выйти не травмированной и не разбитой. Но это помогает сейчас невинно улыбнуться одной из кукол и испуганно отвести взор - играть свою роль до конца.
 
«Иначе» Лира больше не умеет.
И происходящее в жизни научило легко прощать мучителей.
 
Поэтому даже сейчас девушка успевает насладиться мрачной природой, готовая в любой миг к новому акту насилия над телом или сознанием.

[Ди-Кель]

Ди-Кель самая настоящая садистка, маньяк, терзатель и, возможно, самый кошмарный кошмар для заклятого противника. Она – вырвавшаяся хтонь из самых темных ментальных закоулков, где детские страхи давно похоронены, а затем, с помощью её рук, восстали в новом, более изуродованном и извращенном облике, окуная окрепший разум в омут неконтролируемых, отчаянных  эмоций. Иногда она оголяет свою бритвенную улыбку садиста и для того, кто угрозы вовсе не представляет. Была ли таким существом Лира? В связи с последней попыткой «помочь» эскадрон – смотря какой угол выбрать для оценки, но заслужила ли она этого? По меркам обыкновенной этики и морали – определенно и строго нет, а вот по меркам эскадрона – вполне и, скорее всего, даже этого было мало.
Иногда, такими действиями она демонстрирует своим наивным союзникам насколько может быть опасный внешний мир: монструозно кровожадный, обесчеловечивающий, жестокий, безжалостный и беспощадный. Даже если они и сталкивались с таким ранее, то бестия покажет картины в сто или же тысячи раз хуже. По крайней мере, так думает Восьмая, а вот то, как примет урок «ученик» и какие выводы сделает — дело лишь его и никого больше.
Признаться, муштровать беззащитных, красивых, нежных и требующих защиты существ Восьмая никогда не любила. Эскадрон высоко ценят эстетику тела, красоту, нежность и чувствительный характер – таких называют «оркестрантами» – те, кто смешивает «внешнее» с музыкой, тем самым придавая детям космоса нужную мелодию ядра. 
 Абсолютно всегда, всматриваясь в красоту, сдержанность и элегантность кого-либо, она тихо завидовала и любила, ведь по своей сути, рогатой никогда не стать такой же привлекательной. Её задача – уродовать и оставлять шрамы. И обсидиановые когти делают это сознательно или нет...
Сейчас же, сидя на корточках рядом с пыхтящей Лирой, Ди-Кель лишь молча наблюдала, прикрыв рот ладонью. На её глазах не было ни заинтересованности в процессе, ни презрения, ни злости, ни радости... взгляд был пустой и безжизненный. Куклы, что стояли рядом с Хозяйком, казалось, выделяли намного больше жизненной энергии: их глаза с интересом и трепетом смотрели, как иголка впивается в плоть и каждый новый «заход» вызывал у них кивок, словно они соглашаются на еще один виток фантомной боли, что передавалась от девушки. 
— Дура. — кратко констатировала Восьмая без каких-либо эмоций. — У тебя же есть знания, как залечить это быстро и без боли, но ты продолжаешь кривиться и штопать себя.
— Извращенка. — презренным голосом бросила Фарфелия. — Ей нравится самобичевание.
— Нас. Боится. — холодным тоном прошептала Онодэра. — Делает, как велено. 
— А звезды... И правда красивые...
— Запомни этот день, девочка. — Восьмая посмотрела прямо в глаза Лиры, но эмоций, как и прежде, никаких не было. — Ведь сегодня ты стала совершенно другой. Более совершенной. 
— Здесь похоронена прежняя Лира в объятиях глубины.
— Здесь рождена новая Лира, вырвавшаяся из Бездны Страданий, дабы страдать еще больше.
— Дабы раскрыть потенциал. — когтистый палец притронулся к свежей ране. — Помни о водной глади, что была над тобой.
— И помни взгляд Её, что дал тебе шанс.
— И не оступайся более.
Тарантул протягивает когтистую ладонь Лире. Последняя, по инерции, резко протягивает свою руку в ответ и крепко сжимает пальцы. Рогатая сразу почувствовала страх и трусость, отчего на лице появляется хищная улыбка, ярко демонстрирующая израненной, что та все прекрасно чувствует и понимает. 
Только сейчас стало заметно, что рост Восьмой вновь прежний – полтора метра.
— Поднимайся. — её улыбка застыла на лице и выглядело это так, словно готовится еще один коварный выпад. — Ме-е-е-едленно. Неспе-е-ешно.
И бестия подстраивалась под темп Лиры: быстро или медленно она поднялась – неважно. Главное, что более никаких выходок не было. Герои просто встали на ноги и... все. Ди-Кель лишь кивнула, а затем развернулась к куклам и, махнув головой вправо, безмолвно скомандовала им идти вперед, после последовав за ними.
— Не отставай. — Кельяс обратилась к Лире. — И помни, что теперь ты моя третья кукла. На время нашего совместного «расследования». Разумеется, что я ожидаю от тебя полное и безоговорочное повиновение в любых просьбах. 
Ехидне было все равно, о чем подумает девушка, услышав эту двоякую фразу. В ней столько смысла, сколько способен придумать разум, а значит, недопониманий не избежать, но это и к лучшему, ведь хаос в черепной коробке садистки способен в самый неожиданный момент развернуть ход мыслей на 180 градусов.
— А мы что? Пешком пойдем? Нам не хватит заряда.
— Да, Хозяйка. Мы хотим провести в лесу всю ночь? Здесь присутствует аномальная активность... чего-то, что пожирает наши силы. Мы не сможем долго функционировать, так как аккумуляторы просто сгорают от каждого лишнего шага. Мои датчики неспособны уловить источник, что может свидетельствовать о захоронении чего-то «токсичного» под землей.
— Ла-а-адно, ла-а-адно! Ох, сука, кто же в вас заложил программный код нытья? — взгляд вновь обратился в сторону Лиры. — Хотя, смотря на этот полуживой мешок, думаю, вы правы. Нужно рискнуть.
Тяжело выдохнув и размяв плечи, Восьмая резко вытягивает левую руку вперед, хватая воздух и «твердо» держа нечто невидимое, что очень активно сопротивляется, – было видно, как пальцы сильно вцепились, едва ли удерживая материю. — тут же разрывается со звуком, напоминающий ткань и скрежет металла. В ноздри Лиры сразу ударил разряженный и ледяной воздух.
— Это приблизительные координаты. — потирая ладони, прошипела Ди. — Ненавижу, бл*ть, порталы.
— Контакт! — Фарфелия резко разворачивается в сторону предполагаемого местонахождения цели. — Исчез.
— Твою мать! Лира, скорее в портал! — рыком скомандовала Кельяс. Её глаза судорожно бегали по глазницам, выискивая потенциального противника. — Сука, я говорила, что портал – дерьмо, а не идея. 
— Контакт! Десять часов! За спиной Лиры! 50 метров!
Дальнейшее произошло за считанные секунды: Восьмая бросилась в сторону, где находилась Лира и со всей силы толкнула её к куклам, дабы те, по возможности, подхватили падающее тело. Далее, абсолютно не успевая за действиями противника, эскадрон встает в боевую стойку и, напрягая зрение, готовиться захватить цель и отразить нападение, как тут же встречается с молниеносным выпадом прямо в челюсть. Противник появился буквально изнеоткуда и так же быстро исчез, слившись с окружающей средой. Удар был такой силы, что послышалось, как челюсть клацнула, а едкая кровь разлетелась во все стороны, в том числе на платье и кожу Лиры. Жгучая смесь больно обжигала плоть и въедалась внутрь. 
Полутораметровое тело не упало, а буквально изогнулось в неком неестественном подобии мостика, вот только руки так и остались вытянуты вперед. Если Лира обратит внимание, то увидит, что у эскадрон «в мясо» выбита нижняя челюсть, свисая на окровавленной коже, а змеиный язык вывалился наружу. 
— В портал, быстро! — пихая Лиру, скомандовала Онодэра. — Немедленно! 
— Она же сдохла там, на дороге. Что за херня? — Фафа бросает взгляд вправо и вновь сталкивается с вражеской аурой. — Три часа! Сто метров!
Ди-Кель отлично понимала, что выдержать еще один такой удар ей будет сложно, потому принимает решение на тактическое отступление. В момент, когда Лира, Фарфелия и Онодэра оказались по ту сторону портала, рогатая стала выжидать очередной выпад противника. В этот раз её глаза без проблем засекли угрозу и когда клинок противника вынырнул из тени – тело тут же уклонилось ловким кульбитом в сторону портала, запрыгнув внутрь. В момент финта её глаза на мгновение встретились со взглядом агрессора, но и этого хватило, дабы понять, что он точно такой же, как и у убитого существа на дороге. 
Громким хлопком ладоней Ди-Кель резко закрывает портал, не позволяя обидчику запрыгнуть внутрь. Еще секунда и бойня бы продолжилась уже в городе, но, к счастью, все обошлось... пока что.
Было слышны тяжелые, хриплые выдохи (она только выдыхает, т.к. у эскадрон от природы нет функции привычного дыхания) – Арлекин разряжала магию из ядра. Оторванная челюсть и вовсе не болела, ведь там не было нервов, лишь подобие плоти и кости. Едкая, светящаяся кровь ручьем стекала по шее вниз на латексный костюм, ботинки и затем на мокрый асфальт. Да... в городе шел проливной ливень.
— Ты в порядке? — обратилась Фарфелия к Лире. — Не считая швов, конечно же.
— Я не могу понять, как противник выжил после того, что мы видели на дороге.
— Аналогично. — послышался ментальный, абсолютно ледяной и спокойный голос Восьмой в голове у девушки и сенсорах кукол. Правая рука эскадрон придерживала выпавшую челюсть. — Но смею предположить, что мы попали в ментальную ловушку и я... убила кого-то невинного.
— Если это так, тогда противник превосходит нас как по технологиям, так и по силе. — Онодэра сделала вполне тривиальное умозаключение. — Я так понимаю, что вы вообще не почувствовали каких-либо колебаний магии, а либо...
— Пространственная магия. — Фарфелия закончила анализ произошедшей битвы. — Он реагирует на пространственную магию и, вероятнее всего, хорошо владеет этой школой. Я бы сказала, что на высшем уровне. Теоретически, он спрятал ловушку на дороге, заставил Хозяйку слететь с катушек и мастерски прятался вплоть до сотворения портала, что, скоре всего, и выдало нас. И это чуть-ли не убило тебя, везучая ты мелочь.
Кукла не удержала и отвесила смачный подзатыльник Лире. 
— Чем ты, бл*ть, насолила этому кадру? Ты явно что-то скрываешь. За таким невинным ебл*шком явно прячется какой-то страшный черт.
Последовал еще один подзатыльник. На этот раз еще немного сильнее.
— Это тебе за то, что не защищаешься, мелочь.
— Прекрати. — приказным тоном рыкнула Восьмая, отчего кукла дрогнула и сделала шаг назад, виновато опустив взгляд. — День дерьмо. Вечер дерьмо. Ночь тоже будет дерьмовой. А пока, давайте отправимся домой, я дико хочу принять ванну... с Лирой. Мне нужно задать ей несколько вопросов. Ох, не бойся... топить не буду, наверное. Если не выбесишь опять, как в прошлый раз...

[Лира]

Лира могла бы воспротивиться сказанным словам, могла бы придумать сотни причин не соглашаться, но всё это гибнет вместе с потоком самобичевания. Истерзанная, усталая, измученная, она попросту не может представить, как смогла бы набраться сил ответить, что все не так. Что не любит страдать и не нравится зашивать наживую. Что действительно боится, потому что не может иначе. Потому что не представляет, как может вообще не ощущать страх перед такой сильной девушкой, способной при желании запросто убить беловолосую. Разве не логично поэтому слушаться и внимать запросам насколько возможно, чтобы не разозлить сильнее?

Право, Лира одновременно хотела и умереть, и остаться в живых, и потому выбирает слушаться, внимать, соображать. Ей важно, до невероятного необходимо делать то, что велят и стараться не навлечь на себя новую беду, хотя на дне сознания бьются странные порывы причинить себе вред или сделать все, чтобы черноволосая девушка истерзала тело и добила.

Но, очевидно, это не входит в планы.
Пока что.

Комментарии давят сознания, вынуждают тоскливо кивать и хмуриться. Пальцы болят. Живот болит. Будет гной. Будет заражение. Это все должно быть не таким. Но Лира знает - она как никто иной заслужила это.  Это очевидно. Это нормально. Такие не должны жить.

Жаль только, что это не входит в чужие планы.

Они говорят запомнить день. Говорят, что она стала новой.

Лира чувствует - она стала только усталой и несчастнее. Ещё в самом начале дня девушка хотела попросту преодолеть свой страх и сделать все дела, а сейчас лежит полумёртвая, мокрая, измождённая, ментально выжатая настолько, что даже слова артефактов отзываются странным эхом в голове.

Она не стала сильнее. Лишь разбилась на сотни осколков, рассыпалась и больше всего на свете хочет прекратиться.

Но нельзя.

Они говорят, что здесь похоронена прошлая Лира. Но впору горько усмехнуться и, прикрыв глаза, вспомнить все те разы, когда девушка хотела умереть и оставляла за собою сотни маленьких несбывшихся смертей. Вот было бы здорово однажды окончательно сгинуть. Так что сейчас... Это очередная смерть. Упущенная смерть. И намеренная выданная жизнь.

Лира с ужасом хватает чужую руку, когда чует необходимость вновь угождать. На лице мучительницы хитрый понимающий оскал. Коварство горит дерзким предвкушающим огнём в глазах. Сердце Лиры падает, глухо ударяется о ребра - вновь испытание. Вновь мучение. Нужно встать. Нужно собраться. Постараться. Справиться.

Целительница осторожно собирается, опирается на руку Дикель, придерживает рану свободной рукой, напрягается, поднимается на одно колено, затем сгибает ногу и наконец выпрямляется, вновь смотря с высоты собственного невысокого роста. Мучительница сейчас кажется даже чуть ниже Лиры - совсем невысокого роста.

Получив беззвучный сигнал, куклы последовали в сторону. Девушки тоже. Лира, держась за рану, ступает следом, немного покачивается. Здравый смысл обивает слабые ноги - очевидно, нет никакого шанса выжить в этом лесу в таком состоянии. Нужно, как бы ни было плохо и страшно, держаться этой страшной компании. Пока не получится где-то переждать, набраться сил и вернуться к Учителю.

На назначение на роль куклы Лира реагирует согласным скулением - возразить было бы лишней морокой и временем, если очевидно, что, если девушка не захочет, то ее заставят.

Слышатся разговоры, но беловолосая не стремится влезать и улавливать смысл. В голове ощущение - если вдруг что, то ее защитят. Иначе быть не может. Потому что если не убили сейчас, то буду мучить до последнего. Но что пугает, так это то, что они все невероятно устали. Мучительно. Артефакты жалуются на отсутствие заряда, Лира тихо гладит швы. И вдруг с руки Дикель создаётся портал, сразу впустивший в морозный влажный воздух ещё больше холода. Девушка недоуменно смаргивает сонливую усталость.  И тут же кукла предупреждает о контакте.  Но все происходит резко.

Лиру пихают в сторону портала, слабое тело почти падает на кукол, от модного удара позади слышится хруст. Капли орошают теплом кожу. Алыми розами платье. Как и приказано, целительница в ужасе, зажмурившись, прыгает в портал, не веря, что этот удар мог лишить жизни мучительницу. Это не могло быть правдой.  Это никак не могло быть таковым.
Девушка порывается вернуться, но портала нет.

— Надо помочь! — хнычет испуганно, но замолкает, застывая в страхе перед куклами. Начинаются переговоры, где Лира только кивает на вопрос о том, в порядке ли она. Швы... Рана не болит. Внутри все ноет и словно бы неправильно лежит, но дома можно было бы такое исправить. И от шрама не останется и следа.  Да... Если когда-нибудь будет дом.

К счастью, Дикель оказывается жива.

— Я рада, — грустно улыбается, пытаясь претерпеть новые волны страха. Получает подзатыльник. Ещё один. Хнычет, вновь плачет, но вытирает тыльной стороной ладони слабость. — Я не знаю... Не знаю... Я хочу домой, — скулит тихо и виновато, затравленно. Трёт затылок, нервно кивая на факт необходимости принять ванну.

Беловолосая смиряется. Что бы ни происходило дальше - она готова.

К смерти или к страданиям... Но ванна... Даже если придется раздеться пред Дикель, то Лире кажется... Что помыться... Сменить одежду... Это было бы небольшим, но спасением.

— Я хочу ванну, — грустно заключает, готовая к тому, что мучительницу выбесит что угодно и придётся в ванне отчаянно бороться за жизнь. Паника забивает лёгкие, наполняет тело страхом, ужас вынуждает пугливо ожидать участи. Кажется, Лире было бы милосерднее застрелиться, чем вновь ощутить, как она захлёбывается. — Я... Боюсь воды, — бормочет потерянно, осознавая источник паники. — Пожалуйста, не делай мне больно, я не смогу... — дрожит, смотря на дрожащие руки и и шрам на животе. Не поднимет взгляд на компанию, зная, что они, без сомнений, наплюют на все переживания.

Разве что ударят вновь.

[Ди-Кель]

А был ли во всем этом смысл? Впрягаться за едва известную девушку, жертвовать собственными силами, временем и планами, а затем, в благодарность, получить что? Мямлящее «спасибо» и опущенный взгляд? Тот же робкий, едва слышимый голосок, вопрошающий не бить и не мучить? Впрочем, последние годы Ди-Кель довольно часто задается подобным вопросом и каждый раз не находит никакого — даже собственные головные отмазки не помогают. — ответа. Ход мыслей и логика эскадрон редко поддается объяснению – они делают что-то, просто потому, что должны, а почему? Неизвестно им самим.

После стычки Восьмая аккуратно взяла выбитую челюсть и одним резким движением вправила кость в нужное положение, а затем дважды клацнула зубами, сигнализируя, что процесс исправления прошел довольно успешно. Лира могла заметить, что во время стычки рана была серьезнее, однако сейчас на бледной коже виднелся лишь грубый порез, что, кажется, вот-вот и затянется тоже.
Покинув темный переулок, герои вышли на темную улицу, где кипела вполне обыкновенная жизнь: существа суетились туда-сюда, занимаясь своими, будничными делами; магазинчики и бары работали, как и вчера, принимая и отпуская посетителей; транспорт таким же штатным и меланхоличным ритмом плелся то влево, то вправо, изредка издавая нарушающий уличную идиллию гудок. Все работало в своем ритме и только для эскадрон подобное спокойствие казалось чем-то диким и несвойственным – это то, что у неё никогда не получалось в жизни.
Ди-Кель, Лира, Фарфелия и Онодэра двигались в сторону небоскреба. Он был настолько высоким, что последние этажи скрывались за гуляющим туманом наверху, словно пытаясь нагонять на блуждающих тоску и депрессию.
Внутри здания было довольно просторное и современное фойе, где за стойками стояли два андроида в деловой одежде и принимали жильцов, желая хорошего дня или же вечера. Подойдя к железной парочке, Ехидна вытянула из кармана Фарфелии абонемент и протянула в металлические ладошки. Около десяти секунд все хранили молчание, а затем робот заговорил:
— Приветствую, Локус! Срок вашей аренды истекает завтра в 16:45. — андроид прищурил взгляд, словно выискивал какую-то дополнительную информацию на виртуальном мониторе перед глазами. — К сожалению, продления не зафиксировано. Просим Вас покинуть данную квартиру до указанной ранее даты.
— Блядство. — прошипела Восьмая и прикрыла лицо за ладонью, дабы скрыть свою злость, но лишь на секунду. Её лицо тут же стало, на огромнейшее удивление кукол, сияющее и приветственное. — Да. Без проблем.
— Я не понимаю. — смотря на Лиру, недоумевающе сказала Онодэра. — Чему она радуется?! Нам же опять жить на свалке придется. Я отказываюсь!
— Впервые ли? — Фарфелия изобразила вздох и развела руками. — После того, что случилось в Ордене, удивительно, что они просто отпустили нас и не пытаются публично повесить.
— Пизд*ли бы вы поменьше, любимые мои, а то я не хотела бы отрезать нашей гостье уши и глаза.
— Прости, если выколют глаза по приходу домой. — Онодэра слегка замялась перед Лирой, а затем последовала за Хозяйкой в сторону лифта. — Я честно не хотела.
Квартира находилась на самом последнем этаже. Попав внутрь, Лире, наверное, было довольно странно узнать тот факт, что Восьмая до ужаса обожала строгость и чистоту на «личных границах». Сама квартира была простая и до безобразия минимально обставлена мебелью: ухоженная спальня с небольшим шкафчиком, просторной кроватью и плазменным телевизором; аккуратный коридор с гардеробным комодом и скромная кухня с плитой, небольшим холодильником и чайником. Все выглядело слишком стандартно и серо. Быть может, именно такой жизни и хотела Восьмая где-то в глубине своей души: тихую, спокойную и незаметную.
Ди-Кель молча сбросила с себя тяжелые ботинки и усталым шагом направилась в спальню, дабы присесть на кровать. Куклы бросились вслед за Хозяйкой и поспешили «присосаться» к зарядным станциям, — своим видом аппарат напоминал обыкновенный, резиновый коврик. — дабы возобновить магический резерв.
— Чего стоишь? Разувайся, иди сюда давай и пошли в ванну. — вновь послышался тяжелый выдох. — Пока мы ехали в лифте, я вот подумала, а надо ли оно тебе, Лира?
Ди-Кель наклонилась слегка вперед и сложила руки в замок.
— Вот вспоминаю, как повесила тебя на собственных кишках и смотри – не сдохла! Стоишь передо мной и дышишь. — с ехидной и злобной ухмылкой Зелёная еще раз оценивающе осмотрела девушку. — Может, отмыть тебя да отправить восвояси? Ну, знаешь, к твоему учителю. Полагаю, ты этого и хочешь. Думаю, он отругает тебя, отлупит жопу до фиолетового состояния, но, все же, защитит от недругов, что точат на тебя зуб, хоть и по «ошибке», верно? Ну, скажет, что ты говно, неспособное постоять за себя и заставит бить сотню-две поклонов с целью его возвеличивания.
Ехидно тихо хмыкнула.
— Ты лишь притворяешься жертвой. — теперь же когтистые лапы Восьмой повисли на коленях. — Если бы действительно была таким немощным куском дерьма, коим строишь себя, то сейчас не стояла бы передо мной и не моргала своими щенячьими вопросительными глазками. Тот урон, что ты мне нанесла тогда, в машине...
Девушка начала снимать с себя футболку и уже через секунду бросила её в сторону Лиры. Рогатая сидела перед «жертвой» голой по пояс и для обозрения открылись около сотни мелких и с десяток уродливых, глубоких шрамов по всему телу эскадрон: на лопатках и ребрах их было больше всего, а вот на груди — размер которой был, кстати говоря, едва ли до двоечки. — шрамов и вовсе не было, что могло натолкнуть на мысль о том, что рогатая специально подставляет те или иные части тела во время боя, но... зачем?
— Знаешь, больше всего я ненавижу, когда мне лгут. Помнишь, куклы проговорились про помойку? Нет, мы действительно там живем с завтрашнего дня. У нас там есть временное жилье под грудой мусора. Денег у меня нет на съем нормального, да и... зачем? Это вам, социальным тварям, нужен стиль, статус и величие перед кем-то, но оно... — когтистая лапа тыкнула в солнечное сплетение. — Блекнет перед тем, кто еще несколько недель назад угандош*л двух Демиургов. Ох, это было дикое представление. Знаешь, что мне понравилось больше всего? Я увидела, как один пожирает другого. Вживую. А вторая была моей покровительницей и Создательницей. Помогли ли ей другие последователи? Помогли ли деньги? Помогло ли влияние? Вопрос риторический...
Затронув такую жуткую тему, Восьмая принялась снимать с себя обтягивающие шорты.
— К чему я это? Если ты прикидываешься передо мной невинной овцой и играешь какую-то свою игру, то знай, что я подыграю. В конце твоего триумфа я переломлю ход событий и заставлю тебя стоять на корточках, делая мне предсмертный отсос, захлебываясь собственной кровью, слезами и соплями. Не ради удовольствия, нет, а ради унижения твоего достоинства перед моими глазами, дабы стереть милое лицо в прах и создать образ беззащитной шлюхи, что сделает все, дабы продлить своё жалкое существование. Ну, а если ты и вправду нуждаешься в моей помощи, то...
Снятые шорты упали у ног Лиры.
— Я сделаю все, дабы ты была в безопасности. Но цена за такую услугу весьма и весьма увесиста...
Практически обнаженная, оставшись в одних черных боксерках, Ди-Кель подошла вплотную к Лире и нежно схватила её за порванный воротник платья, а затем слегка подтянула к себе, давая её руках почувствовать холод бледного тела.
— Я хочу искупаться в ванной, а потому, сейчас открою эту дверь и оставлю тебя наедине. Этим даю тебе второй шанс: если ты разденешься и придешь ко мне посидеть вместе и обудить, что же тебя тревожит, значит, ты не лжешь и действительно нуждаешься в моей помощи. Ну-у-у-у, а если уйдешь – мы больше никогда не пересечемся, как друзья, но и врагами не будем, однако, если тебя будут убивать у меня на глазах, то и помощи не жди...
Ди-Кель грубо оттолкнула от себя Лиру и направилась в сторону так желаемой ванны.
— Выбирай, Лира... Тебя никто не укусит...