[Май]

Алькор/ поместье Мая / 4978 год

Май, Альбион

Эпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

[/b]

[Теодор Стефанос]

И ведь было у него предчувствие, нечто вроде кошачьей интуиции, присущей не только ему, само собой, но и остальным котам, которых он, по несчастливой случайности, практически не встречал уже много десятков лет, и вот это предчувствие обязательно должно было оправдаться, нужно было только найти устроить все таким образом, чтобы оправдалось оно именно тогда, когда удобно было Реджинальду.

В качестве прикрытия был выбран тестовый полет после ремонта флайта, в котором он в последнюю неделю перебрал и заменил все, что можно, от стартера до авионики, и хоть к работе последней еще оставались вопросы, протестировать ее можно было только полевым способом — намотав определенное количество миль. Но не только ремонтом было вызвано желание Реджинальда нарваться на некую вселенскую кару, которая должна была нарушить его планы и выбить из колеи, оставив за бортом решения насущных вопросов.

Поводов сделать перерыв в делах и разгрузить голову хватало и без этого — назревающие конфликты с коллегами, накапливающиеся как снежный ком взаимные претензии к непосредственному начальству — хорошо хоть не с вышестоящими умудрился закуситься, а то можно было бы вообще попрощаться с работой.
И легионер понимал, что если он не сделает эту вынужденную паузу, то точно в один момент выскажет все, что думает обо всем этом, и учитывая, что претензии его множатся одна на другую, терпению рискует прийти закономерный конец, и даже он, обычно достаточно уравновешенный и не вспыльчивый, рискует в очередной раз просто не выдержать.

...мерный гул за закрытыми окнами, отсутствие всяческой музыки и бесконечные поля в паре сотен метров над землей закономерно успокаивают и умиротворяют, как это и бывает всякий раз, когда Реджинальд летает на дальние расстояния, поэтому он позволяет себе развязать резинку на волосах, став чуть более лохматым, чем обычно, и вспомнив какую-то ненавязчивую мелодию из рекламы, напевать ее по кругу вот уже минут двадцать.

Словно в ожидании.

Возможно, он как раз и хочет, чтобы предчувствие сбылось, потому-что знает, что не сможет выдержать эту паузу в своей жизни самостоятельно, поэтому уповает на внешние обстоятельства, разве что не молился, словно некоему божеству.

И обстоятельства — не божественное провидение, конечно, но достаточные для того, чтобы повлиять, слышат его и откликаются, и над лесами около Восточного Аграита авионика благополучно замыкает, вынуждая Реджинальда в оперативном темпе сориентировавшись, быстро и аккуратно посадить флайт, прежде чем половина датчиков потухнет, перейдя в аварийный режим — посадить устройство Реджинальд сможет, но вот дальше лететь на нем точно нельзя, и скорее всего, часть проводки нужно будет перебирать, и что еще более вероятно — искать замену некоторых деталей.

Божественное провидение, тем временем, срабатывает исключительно так, как кот и задумывает, поэтому неподалеку оказывается незнакомое ему поместье, и мужчина как-то очень уж спокойно и самоуверенно думает о том, что наведается туда, чтобы поскрестись с просьбой о помощи — а неудобства, вызванные его столь поздним визитом он уж как-нибудь да компенсирует.

Он садит флайт около дороги на мягкую траву, и с одной стороны перед ним — бескрайние поля, с другой — стена лесного массива и голубой полосой вдалеке проглядывающее море Октопус.

Над головой — ночное небо с густо рассыпанными по нему звездами, в котором хочется утонуть.

Реджинальд стоит так минуты три, пока не затекает шея, затем достает из бардачка документы, ставит флайт на сигнализацию — хотя кому он может здесь понадобиться? — и размеренным неторопливым шагом, закуривая на ходу, направляется в сторону чужого дома, в надежде что неизвестный ему владелец поместья располагает личным порталом хотя бы в один из крупных городов, где можно будет найти необходимые ему детали, потому-что самостоятельно он сейчас в тот же Восточный Аграит не доберется, даже если обратится котом и побежит.

Ничем не нарушаемая тишина вокруг, стрекот насекомых и уханье птиц вдалеке насаждают ему ощущение того, что конкретно сейчас бежать вообще никуда не хочется, и Реджинальд впервые за долгое время чувствует, что его внутренний двигатель, который никогда не останавливается, начал сбоить, и сейчас ему самому совершенно не хочется никуда бежать.

Так бы и упал прямо на траву и смотрел в небо, пока тошно от него не стало бы, да вот только опасно было без разрешения валяться в траве, которая согласно географическому положению и вероятно, определенным документам на землю, принадлежала тому самому неизвестному владельцу поместья.

Уже на подходе к воротам поместья он слышит короткое уведомление телефона, сопровождаемое вибрацией, и с явной неохотой просматривает сообщение, отмечая, что его тянущийся с самого утра диалог с одним из коллег, и уже переросший в открытый конфликт, и не думает сходить на нет.

"Да пошел ты к хтоновой матери", — думает он, закатывая глаза в каком-то уж совсем усталом недовольстве, и оглядывая ворота и выискивая домофон, сначала порывается что-то ответить на письмо, но застывает на месте и снова поднимает взгляд на небо.

И как будто бы все это становится чем-то далеким и неважным, поэтому он убирает телефон обратно, прикусывает уже вторую по счету сигарету в зубах, и нажимая на звонок домофона, ждет пару минут, чтобы озадаченно выдохнуть, впрочем, не рассчитывая, что его и правда услышат:
— Хозяева-а?~

Но даже несмотря на ожидание, находясь в одиночестве посреди чужих земель, со сломанным флайтом и в полном непонимании того, как закончится эта ночь, Реджинальд не может скрыть хитрецу в улыбке самому себе, потому-что чаще всего, если он действительно чего-то хочет,

все идет именно так, как он задумал, просто нужно подождать.

А он, будучи самым настоящим котом, умеет ждать столько, сколько нужно.

[lzbb]Магический кот,
легионер Коалиции Рас[/lzbb]

[Май]

Май просыпается среди ночи со сбитым дыханием. Рука сжимает ворот ночнушки, испарина покрывает лоб усталого парня. Он, всё ещё ведомый флёром сна, как наяву ощущает прикосновение таинственной девушки с длинными мягкими волосами. Её серые глаза, вдумчивые и ласковые, смотрят прямо в душу. Она ведёт маленькой ладонью по его лицу, произносит что-то звонким голосом, но Люмос не может разобрать ни единого слова. И он смотрит с недоумением, с мольбой, просит повторить, но губы не размыкаются, тело не подчиняется разуму. И всё вокруг горит, сияет слепящем огнём. И белое сливается с золотым, выжигает глаза.

   В ночи просторной спальни он всё ещё видит её взгляд. Её белые локоны. Магию, пропитывающую их двоих. Её поразительную силу, которой он не смеет противостоять. Силу, которую тут, на Аркхейме, он ещё не встречал. Она... не сильнее, нет, но другая... Словно иная суть, физика, мысль... И этот шлейф воспоминания, ворвавшийся в сон, вынуждает подняться. Нехотя, с ленцой, словно заставляет себя, Май ступает на кухню, бродит по ночному особняку бесшумно и тихо. Не стремится беспокоить жителей и рабочих. Достаёт бокал. Выгребает с полки бутылку вина. Пальцы крепко обхватывают горлышко. Стекло приятно прохладное. Улыбка удовольствия от этого маленького факта сияет на лице неспящего. Май с удовольствием тащит бутылку и бокал к себе в комнату. Распахивает занавески, вы ходит на балкон. Ставит, довольный, мурлыкая что-то себе под нос, вино на стол. Бокал туда же. Разваливается на стуле, тянется к бутылке. Невовремя вспоминает, что не открыл заранее. Смеётся под нос, хлопает по карманам в надежде, что штопор незамысловато окажется в штанах. Пусто. Упираясь лбом о бутылку, парень улыбается и выдыхает тяжесть минувшего дня. Смеётся, хотя лицо искажается гримасой боли.

За все года он так и не нашёл ее.

  Вдруг потягивается, выдыхает с полурычанием, вцепляется в пробку зубами и вытаскивает с усилием из горлышка. Запах вина ударяет в ноздри. Пробка летит на пол и сиротливо откатывается.  

  Май жадно пьёт из горла, кажется, желая осушить всю.  Со звоном ставит бутылку на стол, выдыхает, склонившись. Упирается руками о колени, но затем тянется назад и разваливается на стуле.
 
  «Сигарет бы...» — краткая мысль, но она встречается ленью и нежеланием идти в комнату искать своё сокровище. Май со стоном поднимается и все же роется в своих вещах. На прикроватной тумбочке находит открытую пачку. Плюхает к себе в карман. Возвращается на балкон и развязно располагается на стуле. Огонёк на пальце быстро зажигает сигарету. Затяжка удовольствия, взгляд в сотни далёких звёзд.

  А на щеке все ещё флёр прикосновения той самой девушки.

***

  Он вздрагивает в тот миг, когда видит, как среди тьмы чей-то летательный аппарат совершает внезапную посадку. Май прищуривается едва-едва, наклоняется вперёд, чтобы рассмотреть получше, не нужна ли помощь. Кажется, нет? Транспорт опускается за лес, и парень снова облокачивается о спинку. Пьёт из горла. Не сразу вспоминает, что приносил и бокал.

  — Вот уж не думал, что буду таким дураком — закрывает лицо ладонью. Пальцы спадают вниз, тянут кожу. — Ха...
Хмель чуть кружит голову, дарит приятное расслабление. И, закуривая вновь, Май задумчиво смотрит на звёзды, ловя в них отголоски воспоминаний о том, как много троп он уже прошёл. Достаточно?

  Иногда Маю казалось, что он лишь придумал этот поиск.

  Он успел обрести своё счастье. Быть и в близости, и в скорби, и в расставаниях. Всё бывало в его бесконечной жизни. Он даже не задумывался о том, когда же настанет его час, поскольку не чувствовал ни одного признака старения. Возможно, ему суждено умереть в бою? Если так, то светловолосый хочет красивую, отлитую золотом статую в свою честь. В такт мыслям парень интенсивно кивает, изгибается, ведёт плечам и тянется чуть сильнее. Позвоночник отзывается мерным хрустом. Зубы пожёвывают сигарету, в красках Май представляет то, как было бы здорово сделать напоминание о себе сейчас.

  А впрочем... Разве его помнят уже не достаточно людей?

  Он столько всего сделал для мира... И этого... достаточно. Да...

  Май думает, что даже если он никогда не найдёт то самое существо, то ему было бы не так уж и грустно. Возможно, этот поиск – лишь стимул скорее адаптироваться в этом мире? Как нить, привязывающая к новой вселенной, чтобы он не сгинул в отчаянии в поиске тепла. И если это так, то тогда парень смеётся жизни в лицо, осознавая, что у неё действительно получилось обвести его вокруг пальца.

  Вдруг Май чувствует, как защитный барьер, что окружал территорию поместья, пульсирует, недовольный вторжением. Светловолосый замирает, прищуривается. Смотрит на дальние ворота, ограждающие сад и с интересом клонит голову набок. Тушит сигарету о бокал, встаёт, подходит к перилам. Эпатажно и вальяжно, почти лениво забирается на них. Его ведёт в сторону от выпитого. Но недопитая бутылка всё ещё стоит приветливо на столе. Парень машет ей что-то утешительное, затем шагает в пустоту и...

  Торопливо возвращается в комнату, чтобы сменить внешний вид. Ноги не сразу попадают в чёрные брюки. Рубашка не сразу садится не наоборот.

  Телепортируется прямо к дверям по ту сторону от незнакомца. Грациозно кланяется по пояс, прикладывая руку к груди. В глазах лёгкое веселье, улыбка, всё тело расслаблено, горит жизнью, жаждой приключений.

  — Май Солариус к Вашим услугам! — торжественно произносит, выпрямляясь. Взмахом руки открывает железные ворота, что запрещали проход в сад с растениями и фонтанами. — Полагаю, это Вы приземлились тут рядом? — спрашивает, изучая незнакомца с белоснежными красивыми волосами. Черты лица мужчины кажутся очень приятными, а весь вид вызывает в Мае странное желание ввязать в диалог, поговорить о чём угодно, узнать получше. Быть может, светловолосому нужна была компания допить несчастное вино? — Если Вам нужна помощь, то утром я мог бы поспособствовать. Если помощь нужна срочно, то готов способствовать уже сейчас. Но а пока что – вон там, — машет за спину, — есть ночлег и отличное, отменное вино, — голос звучит весельем и мягкостью, прищур глаз пронизан заботой и учтивостью, словно это не он тут граф и хозяин положения, а всего лишь случайный прохожий, раздобывший ключи от пустого поместья.

[Теодор Стефанос]

С наигранной ленцой он проводит в воздухе рукой, под пальцами материализуя мягкое свечение черно-белых искр, и ненавязчиво сканируя местность вокруг дома, чтобы убедиться в том, что неизвестное ему поместье охранялось очень даже прилично, а качественно поставленный барьер вызывает у Реджинальда одобрительную ухмылку.

Легионер все еще не знает, чего ожидать, даже несмотря на то, что настроен он исключительно на гостеприимство. А еще на коньяк или вино — но это уже опционально, хотя мысли о чем-то горячительном и вызывают у мужчины предвкушающую улыбку.

И пока на территории за воротами не слышно ни единого шороха, Реджинальд словно весь превращается в тишину, превращается в ожидание.

Как существо, умеющее повернуть обстоятельства в нужную сторону, превратиться из жертвы этих обстоятельств в ту силу, что мягко их направляет в нужную ему сторону, он знает, что иногда нужно вот так — сливаться с тишиной, замирать, вглядываясь в пустоту, чтобы в определенный, — и само собой, подходящий невероятно, — момент что-то случилось.

И оно случается, вернее — он, телепортируясь прямо рядом с ним около ворот, и Реджинальд не скрывает довольного восклицания, хоть это и было неожиданно — он-то думал, что ему дверь откроют с другой стороны.

Он оказывается Маем — красивым стройным мужчиной со странной аурой — похожей на этнарха, но с прослеживаемыми нотками чего-то чужеродного, и от него тянет выпивкой и сигаретами, что моментально становится понятно благодаря кошачьему чутью, и имя его перекатывается комком солнечного света у Реджинальда на языке, когда он резким эхом повторяет это имя вслед за объявившимся мужчиной:
— Май, значит, — господин Солариус незамедлительно отворяет перед ним ворота, на что Маро как-то неоднозначно хмыкает — вот так просто, абсолютному незнакомцу посреди ночи, будучи один на один? Это кажется ему несколько неосмотрительным шагом, хоть Реджинальд и проверяет украдкой уровень магического источника хозяина поместья, отмечая, что тот и правда довольно высок, что может, конечно, являться причиной для отсутствия большей осторожности...

Но ведь напасть можно с совершенно неожиданным вооружением, будучи упакованным  с десятком артефактов разной мощности. Но на эти свои мысли кот едва заметно морщится — в конце концов, это ему положено думать о таких вещах, а переместившийся к нему радушный господин, видимо, ни разу не сталкивался с прямой угрозой на свои территории. И это одновременно и хорошо и нет.

Сам же Реджинальд сейчас если и собирается нападать, то исключительно на имеющийся в доме господина Солариуса алкоголь, и в его задачу сейчас входит как раз таки этот путь себе проложить, что он и делает, разводя руками и демонстрируя открытость к новому знакомству.

— Я дичайше извиняюсь за вторжение, — мужчина балансирует на грани несколько старомодно-официальных манер, но тоном при этом озвучивая все это несколько нагловатым, насмешливым и резким, не тягучим и плавным, но в резкости и насмешливости этой нет отторжения и откровенной грубости, нет развязности, и это все вызывает, возможно, некоторый диссонанс, и затем Реджинальд даже слегка кланяется, что тоже нельзя расценить однозначно — серьезно он это делает, или несколько шутливо, — Моя карета, напичканная неисправной проводкой, как оказалось, подвела меня прямо на Ваших землях, уважаемый господин Солариус, так что приземлился это сказано громко — еще б чуть чуть, и Вы б лицезрели за окном жалкое подобие фейерверка. Ну и как понимаете, вариантов, кроме как подозрительно появиться под Вашими воротами я не придумал, — затем не убирая все той же приветливой улыбки, вспоминает, — Меня зовут Реджинальд Маро, легионер Коалиции Рас. Думаю, Вам было бы важно знать, кого Вы приглашаете к себе в дом, не так ли?

Выдерживает совсем небольшую паузу, чтобы его речь не казалась сумбурной и торопливой — ему свойственна решительность и даже некоторый напор, но никак не бестолковая торопливость, — смазывает с лица улыбку, становясь чуть более собранным, ожидая реакции.

Чувствует чужой изучающий взгляд на себе — возвращает его ответным блеском голубых глаз.

— Ну и раз Вы настроены способствовать незамедлительно, то я не смею отказываться от предложения, — Реджинальд рисует на губах приветливый полуоскал, обнажая верхние небольшие клыки зубов, сохраняющиеся и в человеческом облике, а сам внимательно рассматривает хозяина. Смотрит слишком уж откровенно, деловито, с претензией на то, насколько радушно такой хозяин может принять его в своем доме, да и что там вообще с домом? Стоило того, чтобы ломиться в него? — Я полагаю, приличные мастерские и специализированные магазины уже закрыты, а даже если что-то и открыто, то не буду лукавить — носиться по городу и проверять особого желания у меня нет, ибо я крайне задолбался сегодняшним днем, и готов перенести способствование починке моей технокареты на более светлое время суток.

Прищуривает голубые темные глаза, почти синие, ведет взглядом по золотистым волосам хозяина поместья, заглядывает насмешливо и серьезно одновременно в такие же золотистые глаза, в которых он не отмечает привычной, для владеющих огромными землями и состояниями, размеренности жизни и консервативности,  щурится чуть сильнее — Май видится ему легким на подъем, и как будто бы даже ищущим некоторой новизны.

Усмехается на предложение ночлега и вина — Архей определенно ему благоволит. А еще Архей словно бы благоволит не только ему — если Реджинальд правильно интерпретировал этот заинтересованный взгляд золотых глаз, то хозяин вовсе не против незнакомой компании, и в голосе не слышно ничего кроме искреннего желания проявить некоторую заботу и радушие.

Слишком импонирует его усталости от бесконечного движения на высоких скоростях.

— От вина я бы точно не отказался, господин Солариус, — сквозь усмешку все же пробивается некоторая усталость в голосе, и ему действительно хочется воспользоваться предложением, но правила приличия и внутренняя тревожная подозрительность, являющаяся не то расовой особенностью, не то профдеформационным следствием, требуют все же уточнить, просто на всякий случай, привычно, потому-что он знает, что чаще за подобной гостеприимностью редко когда скрывается что-то помимо вызубренных правил этикета, — Полагаю, мне следует извиниться за вторжение? Я, если что, могу и в кабине там в полях дремануть, и вернуться только под утро, я не прихотлив, — и цокает языком, сохраняя вид напускной серьезный, стирая следы усталости, словно это было иллюзией, — Но вот винцо...

[lzbb]Магический кот,
легионер Коалиции Рас[/lzbb]

[Май]

Невозможно не отозваться на чужое восклицание улыбкой и кратким удовлетворённым смешком. Невозможно не любить впечатлять собою.

  Возможно, Май слишком прост и слишком беспечен по жизни, когда запросто, не задумываясь, пускает на ночлег незнакомцев. Даже когда в доме помимо персонала есть и другие жители. Когда от одного действия незнакомца или артефакта может зависеть слишком многое. Ему не раз говорили, что он беспечен и что не задумывается о том, что кто-то может отнестись к нему плохо. Но, возможно, Май просто знает о том, что справится? И что, если понадобится, он уже заранее наладил систему, которая бы защитила всех жителей и позволила бы им убраться от опасности подальше? И даже если вдруг случится нечто самое ужасное, парень уверен, он разберётся. Он не сторонник бояться и переживать за всё. Знает прекрасно, что, если и суждено беде прийти (верит ли он в судьбу? Ха!), то, без сомнения, он будет разбираться с ней уже тогда. Май не привык лишний раз остерегаться и всего бояться, пусть и сейчас сканирует светловолосого вдруг поразительно серьёзным, пронизывающим взором.
Май довольно слегла оборачивается, когда идёт впереди через красиво украшенный садик. У кустов и цветов горит подсветка, фонтан приглушённо сияет золотом. Голос и тон нового знакомца кажутся в некоторой степени насмешливыми, вызывающим. Но золотые глаза лишь прищуриваются в улыбке, в наслаждении таким характерным гостем.

  — В таком случае, я рад, что мне не довелось насладиться фейерверком, — кланяется Май и приглашающе протягивает руку на территории, чтобы пропустить через открывшиеся резные ворота гостя. И когда тот проходит, граф отпускает их, зная, что они медленно закроются сами, и защитная магия вновь создаст незримый купол без единой бреши вокруг поместья. — Конечно, важно, — пожимает плечами, ведёт по прохладной каменной дорожке к большому особняку. Где-то всё ещё горит свет. — Полагаю, Вы вполне уверенный пилот? С чем же связан Ваш жизненный путь? — голос звучит бархатом, неподдельным интересом. Граф потягивается полусонно, тянет руки к бесконечному звёздному небу, хрустит позвонками. Выдыхает с наслаждением воздух. Смотрит на свой балкон, жалея на миг, что нельзя так просто телепортироваться обратно. Вот уже на первом этаже вспышкой огня зажегся свет. Его потеряли?  Май мягко улыбается, осознав с тоской, что, должно быть разбудил и обеспокоил тем, что открыл ворота.

  Ох, золотые глаза сияют, когда встречаются с чужими. Этот вызывающий взор. Уверенный. Откровенный, важный. Такой... Хочется надкусить. Расколоть. Солариус смотрит с неподдельным удовольствием, сияет, рассматривает беззастенчиво лицо Реджинальда. Его глаза. Брови. Ресницы. Полуоскал. Май ухмыляется, прищуривается, едва заметно кивает, оценивая чужой тихий вызов. Он понимает. И потому шагает дальше, кидает в фонтан наспех сформировавшуюся в ладони монетку – та падает с бульканьем вниз, поглощается золотом подсветки.

  — Значит, утром вызовем мастеров по каретам и посмотрим, что там с вашей, — зевает, прикрывая рот ладонью. На фразу про вино лишь кивает, чешет голову, когда поднимается по лестнице в полутанце. — Если только хотите, то мы можем помочь и с комфортом устроиться в кабине, но будет лучше, если Вы всё же оцените одну из моих комнат. Кто знает, возможно, Вы дадите вполне хорошую критику моей перине? — подмигивает, выгибается и кладёт руку на пояс, наблюдая за реакция Моно. Убедившись в чём-то своём, отворачивается ко вхожу. Двери сами открываются, на пороге появляется заспанный дворецкий в чёрно-белом костюме.

  — Доброе... утро? Доброй ночи? — извиняющимся тоном произносит, складывает ладони лодочкой. — Микаэль, будьте добры, идите спать, блудный лис вернулся домой и разберётся со всем сам, — вальяжно тянет, проходя мимо. Машет рукой на немолодого хумана, чтобы тот и правда ретировался. Весь вид Мая наполнен безмятежностью и лёгкостью, однако мужчина его слушается. Кланяется и с доброй усмешкой отправляется прочь. Граф украдкой смотрит вслед, а затем жестом руки подзывает поближе к себе Реджи. Пошатывается совсем едва.

  — Для хорошего вина нужен погреб, — качает указательным пальцем у своего лица, подмигивает. — Поэтому заглянем туда, а там уже выберем что получше. Боюсь, на кухне у меня нет ничего достойного, — он мог бы, конечно, взять первое попавшееся и не тратить дорогие напитки, но Май не из тех, кто стал бы взвешивать подобные поступки. Мужчина неспешно направляется в одну из комнат, взмахивает рукой, магией отодвигая пол погреба. Стуком каблука зажигает внизу лампы. Смотрит довольно на гостя – тот впечатлён? Да ведь? И спускается тут же сам вниз, руки прячет в карманах чёрных брюк.

  Останавливается в тёмном мрачном помещении, где по стенам расположены на деревянных полках бутылки вина. Каждое подписано годом и временем производства. Тихие магические факелы тихо скворчат. На удивление, в погребе не так уж и холодно – казалось, одним присутствием Май согревает окружение, хотя пред лицами появляется морозный пар.

  — Так, какое Вы хотели бы испробовать сегодня? — шутливо уточняет, приглашающе взмахивая к одному из ряду вид. — Красное сухое? Полусухое? Белое? Нечто иное? — перебирает названия, сам идёт вперёд, постукивает пальцами по каждой бутылке. Мог бы похвастаться на свою коллекцию, да важно ли это сейчас, когда это всего лишь этап, когда Май и так сияет здесь достаточно, чтоб говорить о каком-то напитке, что лишь согреет их кровь и развяжет языки сильнее? — Рекомендую вот это, — задерживается у одной бутылки. Невольно вспоминает, чей это был подарок. Вздыхает надрывно и немного устало, но через мгновение улыбается широко и всё также ярко. — Друг подарил. А сегодня небо и мои сны стоят того, чтобы распить эту бутылку с Вами, о, таинственный гость, — и клянется эпатажно и шутливо в пояс, усмехается.

[Теодор Стефанос]

Неизвестные владения выглядят так, будто с наступлением рассвета могут испариться с первыми лучами солнца, и ступая следом за обладателем золотых волос и золотых глаз, Реджинальд задумчиво изучает собственные же ощущения от этого, и приходит к выводу, что пускай это и будет чувствоваться неким миражом из сказки — в конце концов, — на этой мысли он напоминает сам себе с усмешкой, — он же хотел чуда? Да еще и соизвольте тогда, когда коту это нужно, исключительно в удобный момент, а не когда-нибудь потом.

И чудо случается — ну вот правда, разве что с небес вспышкой не падает, а появляется вот так, театральным жестом, в облике не очень-то трезвого незнакомца, всем своим видом излучающего доброжелательность и гостеприимность. И Реджинальд мысленно, само собой, сразу же соглашается — ну а как можно проигнорировать собственный же запрос Вселенной, право слово?

— Это определенно не тот фейерверк, которым нужно наслаждаться, — усмехаясь, тянет он на комментарий господина Солариуса, цокая языком и проходя сквозь ворота, между делом оглядывается назад, привычно сканируя окружающий особняк защитный покров, — Да я вообще очень уверенный, и пилот и все остальное, смею заметить, — насмешливо фырчит, осматривая территорию, реагируя взглядом на зажженный только что свет в одном из темных окон особняка, переводит этот взгляд на хозяина, на улыбку, размышляя про себя — жена? дети? слуги? — отвечая следом на заданный ранее вопрос, — Мой жизненный путь, увы, связан не с какими-либо высокими целями и идеалами, хотя признаюсь, для общества я успел сделать многое, — и ему кажется, что говорить сейчас про свою конкретную деятельность будет несколько...неуместно? недостаточно возвышенно в свете ослепительного сияния господина Солариуса, в этом месте, словно сочившемся золотой магией и сотканном из глубоких фолософских дум? — Противодействие терроризму, если точнее, — все же решает озвучить, и встречается взглядом с золотоволосым хозяином, цепкими когтями мысленно ловит чужой интерес и замирая, оставляет в своих мягких лапах, сопровождает прищуром ответным, выдыхает молча, вызывающе задирает подбородок и приподнимает бровь в ответ на его кивок. Считает это первым удачным коннектом, и сам не замечает, как втягивается в азарт подобного взглядообмена.

Котам, знаете ли, свойственно ловить солнечных зайчиков, особенно на темной-темной стене, а господин Солариус слишком уж ярким пятном выделяется на фоне бескрайней ночи Алькора.

Шагая дальше к дому, в сторону лестницы, следит взглядом за материализованной монеткой, брошенной в подсвечиваемый фонтан, и проходя мимо, не удерживается, замедляется на какой-то шаг и выуживая из кармана брюк монетку меньшего размера, кидает следом. Почему бы и нет?

— Мастер по каретам не обязателен, я смогу починить сам, но мне нужно будет заказать запчасти или совершить набег на мастерские самостоятельно, в чем мне бы весьма пригодился телепорт, если он тут у Вас есть. Ну или если вы сами владеете пространственной магией, а то меня Архей, к великому разочарованию, сим даром не наградил, — аккуратно вносит небольшие коррективы в предложение Мая, а вот на его приглашение Мая оценить одну из его комнат он неоднозначно хмыкает, оценив, как минимум, саму эту фразу, и не находясь с ответом, вскидывает брови и усмехается, подумав о чем-то о своем, и мимика лица его в этот момент выражает не то удивление, не то заинтересованное одобрение — целый букет эмоций, и все это завершается неопределенным цоканьем языка и еще одним плавным скольжением взгляда по своему новому знакомому, — Интриговать умеете, не скрою, с такой рекламой можно и поглядеть, что уж там, — и переводит взгляд на появившегося на пороге дворецкого, чей вид был весьма заспанным, что неудивительно в такой то час.

— Доброй ночи! — после слов господина Солариуса, который обращается к дворецкому, называя его Микаэлем, Реджинальд считает нужным обозначить хоть какой-то контакт и изобразить на лице хотя бы каплю смущения — все же он и правда разбудил как минимум двоих, судя по первому впечатлению и его интуиции, хороших людей, а дворецкий так вообще явно не тот человек в доме, после хозяина разумеется, у которого стоит вызывать неодобрение. Впрочем, не особо понимает, есть ли необходимость представляться или господин Солариус потом сделает это сам, и принимая решение ограничиться одним приветствием, следует за Маем, который отправляет хумана обратно спать, и тот, видимо, прекрасно зная привычки своего господина и неся честную службу, беспрекословно его слушается.

Следующий жест Мая адресован уже самому коту, и приближаясь к обладателю золотой копны, он снова отмечает даже на расстоянии, что господин и правда вполне себе нетрезв, и сейчас, судя по всему, заинтересован искренне в том, чтобы Реджинальд составил ему компанию.

А Реджинальд и не против, разве что не облизывается при слове "погреб".

— Давайте заглянем, в подобные места меня силой тащить не нужно, однозначно, — кот наблюдает за слегка нетрезвым хозяином, эффектным жестом открывающем погреб и зажигающем свет стуком каблуков, и сдерживается, чтобы не присвистнуть — и понимает, что Солариус рассчитывает примерно на такую реакцию, и кажется что весь он сам создан для того, чтобы сиять и вызывать восхищение, и Реджинальда, что удивительно, это нисколько не отталкивает, и тихонько, но он все же присвистывает, комментирует сквозь насмешливо-одобрительный выдох:
— Впечатляет-впечатляет, — и спускается следом, и уже осматриваясь в погребе, ловит себя за мысль, словно за хвост, что Май хоть и ведет себя тетрально и показно, в этом нет пошлости или напыщенности, которая могла бы Реджинальда оттолкнуть, и дело, может быть, в теплом свете, который просачивается буквально через всего господина Солариуса? Сквозь волосы, глаза, улыбку радушную и приглашающую разделить с ним время — Моро мотает головой, фыркая на свои мысли, что слишком он уж рано начал оценивать незнакомца в столь одобрительном ключе — эй, кот, где твоя рациональная подозрительность?
Но подозрительность как будто бы задремала и тихонько урчит, пока усатого-кошатого обладателя подозрительности ведут по винному погребу, освещенному зажженными факелами. В погребе, как и ожидается, прохладно, но не настолько, чтоб зябко морщиться от холода, и легионер, не чувствуя себя скованным морозцем подземелья, слегка ехидно думает о том, что хозяин, должно быть, аккумулирует собственную энергию в тепло, и никак иначе.

— Хотел бы я пошутить, что пью все, что предлагают и что пахнет вином, — хмыкает и слегка наклоняя голову, в ответ на вопрос Мая, разглядывая бутылочные ряды, и идя следом, — Но это будет наглая ложь, потому-что я очень привередлив и избирателен. Но по моим ощущениям, сегодняшняя ночь точно не для сухого красного, — и выдержав паузу, добавляет, уже когда Май останавливается, — А в остальном — вы хозяин, на Ваше усмотрение, чем меня угощать.

Последние слова тянет по-кошачьи, слегка мурлычет, с хрипотцой, не скрывая любопытства — что же ему предложат?

Вот этот момент, когда вздох господина Солариуса соскальзывает в душевную пропасть и ухает там печальным эхом — отзвуком этой тоски раздается в винном погребе, и Реджинальд убирает с лица звучающую, отзеркаливающую хозяина насмешливость, прищуриваясь и всматриваясь в некую пьяную потерянность, так неожиданно проявившую себя.

— Это был кто-то очень важный? — от Маро не скрывается просквозившая в голосе тоска, очень неумело, к слову, прикрытая пьяной смешливостью и беззаботностью, и возможно этим своим вопросом он может сбить весь шутливый настрой хозяина а то и вовсе оказаться выпровоженным за дверь — без вина и даже без обещанной перины, но кто не рискует, как говорится, да и не одному же золотоволосому удивлять и эпатировать? — Не жалко будет тратить очень ценный подарок на случайного вторженца в Ваши земли? — изгибает бровь под углом, слегка насмешливо, но голосом давая понять, что он, мол, вполне переживет сей доброты душевной жест, — Не в моем положении давать советы, конечно, но пока Вы ее не распечатали, у Вас есть возможность передумать. Я избирателен, но не настолько, да и прилично устал, так что благоразумно удовлетворюсь чем-то поскромнее, — чешет нос озадаченно, а есть ли в этом погребе вообще что-то скромное? Но он, пожалуй, не простит себе, если нетрезвый и весьма радушный хозяин по нетрезвой же душевной доброте разопьет в необдуманном поступке важный подарок.

— А вообще, — голосом таким, будто бы вспоминая о чем-то, добавляет он, — Если Вы мне покажете небо с крыши вашего поместья, я согласен буду вообще на что угодно, даже на дешевое коробочное с пластиковой крышкой, — смеется, и тоном слегка извиняющимся добавляет, — Не хочу оскорбить, если что, понимаю что такой дряни тут не водится, но на случай. Как вы уже поняли — я не только легионер, но и волею судьбы пилот.

И я просто обожаю небо.

[lzbb]Магический кот,
легионер Коалиции Рас[/lzbb]

[Май]

Маю приятна уверенность светловолосого мужчины. Приятна его самоуверенность. Есть что-то в этих голубых, внимательных глазах, которые не так-то просто разгадать. Но люмос не из тех, кто так-то просто сдаётся, не из тех, кто посмел бы пройти мимо яркого взора. Нет. И голова с пшеничными волосами чуть клонится заинтересованно набок, когда слышит уверенное, важное заявление, что Реджинальд сделал для общества многое. Это вкусно. Это любопытно – можно отдать многое, чтобы узнать получше этот момент, чтобы заглянуть поглубже в суть мужчины, узнать...

   

«А что именно ты сделал?»
   «Было ли действительно это полезно?»

[/i]

    Но Май, ведомый пьяным весельем, быстро теряет эти мысли, хотя они всё ещё вьются где-то в голове, опадают с золотых деревьев блестящими листьями, кружат в хороводе ветра. Но ответ летит сам в руки. Граф прищуривается и усмехается, мысленно отмечая, что эта деятельность подходит образу гостя. С губ даже срывается залихватское присвистывание, будто Май действительно поражён – впрочем, так оно и есть. Каждое движение Реджинальда наполнено вызовом, азартом, жаждой показать, что он здесь может и гость, но такой, который легло бы стал хозяином этого поместья, стоит только дать повод. Люмосу нравится это столь сильно, что он даже несколько гнётся вбок, восхищённо, с совершенной искренностью смотрит на беловолосого как на очень дорогой подарок жизни. Тому нужно признание? Май его с лихвой даст!

    — Почётная работа, — одобряет, хвалит, но в голосе не звучат нотки высокомерия. Люмос честен.

    Граф оборачивается, всплеснув руками, когда слышит, что Реджинальд починит свою карету сам – струны восхищения вновь звучат на пальцах золотоволосого, и тот, радуясь этой новости подобно пантере, облизывает губы и клонит голову набок, прищуривается, на мгновение даже выбирая вдруг смотреть на мир именно под таким углом.

    — Я владею пространственной магией, так что, стоит только Вам протянуть мне руку, — Май клонится шутливо и протягивает её, желая показать уже сейчас, как всё будет в ответственный момент, — как мы телепортируемся к отличному ряду магазинов, который сможет удовлетворить все Ваши пожелания, — мурчит граф, подмигивая и наконец выпрямляясь, чтобы сопроводить за двери поместья внутрь.
   
    А Маю лишь и остаётся, что удовлетворённо улыбаться, когда в особом воздухе погреба он слышит тихое присвистывание и восхищение Реджинальда. Трудно сказать, является ли данная реакция конечной целью светловолосого, ведь графу нравится обустраивать всё по-своему, так, чтобы радовалась собственная суть, сердце, а потому очень важно, чтобы оно соответствовало определённым стандартам. И то, что кому-то нравится, то, что кого-то это цепляет – это побочный, но невероятный приятный эффект жизни золотоволосого.

    — В таком случае, для меня будет честью угодить Вам, — мягко, учтиво отзывается, хотя знает, что он здесь главный, что ему решать, что они будут пить. И выбор вина, желание учесть Реджинальда – это жест добродушия и радушия, но для Мая не будет бедой, если гость не оценит выбранный напиток. Впрочем, никто и не отменял возможное весёлое желание перебрать каждую бутылку, прежде чем сдаться. Настроение Люмоса – загадка, и даже он не знает, проведёт ли ближайший час в поместье или захочет вдруг оказаться на берегу моря. Но пока что граф лишь усмехается на слова гостя, проводит пальцами по прохладным бутылкам. Каждая рассказывает свою историю, таит в себе особое воспоминание, главу жизни, отпечаток сути.

    Грусть, окропившая лицо Мая, вуалью спадает на светлые ресницы. Да... Было время. Солариус смотрит улыбчиво и ярко на Реджинально, мысленно подкидывает монетку, гадая, рассказать, поделиться или же утаить до поры до времени. Как жаль! Монетка падает в выдуманный фонтан, а наклоняться слишком бессмысленно, ведь уже никогда не узнать, какой стороной упала монетка выбора.

    — Да, без сомнения, — голос звучит настоящей, обнажённой грустью. Светлой, заботливой – до бесконечности Май благодарит тому существу, потрясающему другу за то, что тот был в его жизни. Ведь, кажется, только после его гибели Солариус стал совершенно искренне так ярко светить. И сейчас, обращаясь к образу потерянного друга, граф знает, что его смерть не служит в воспоминаниях трагедией и большой болью – этнарх ушёл так, как всегда хотел, прожил такую жизнь, о которой всегда мечтал. И практически для каждого был путеводной звездой – это ли не счастье? Не мир и не покой? — Не жалко, не томиться же ему здесь век? — усмехается, смахивая с себя пелену тоски, не обращает внимание на советы, на смешливость, только лишь уверенно достаёт бутылку из паза, желая себе показать, что не нужно ждать особого, важного случая, чтобы выпить вино. Этот особый напиток вряд ли хотел бы ждать ещё хоть сколько-то, и Маю в своих желаниях не нравится отказывать, поэтому он упрямо, с наслаждением ощущает вес бутылки, залихватски кладёт на плечо, ведь ничего страшного не случится, если разобьётся, соскользнёт с плеча – даже такая история подарка будет вполне себе хороша и красива.

      — Коль Вы обожаете небо, — Май запросто усмехается, клонится из стороны в сторону, в глазах искры наслаждения и жажды преподнести сюрприз, — тогда...

    Он шагает ближе к Реджинальду, нарушает беззастенчиво и свободно его личное пространство, касается плеча, заглядывает в глаза, не сбавляя шага, словно вот-вот пройдёт мимо, и в этот момент телепортирует на крышу поместья, прямо на острие крыши, где шаг – уже горочка, и останется только присесть на край, на самую высокую точку и смотреть на далёкие планеты, на звёзды, на открытый безграничный мир над ними, который настолько огромен, что едва ли хватит вечности, чтобы его охватить. И это знание приводит в восторг, дарит мурашки, эмоцию яркую, дикую, живую. Май усмехается и усаживается, упираясь спиной о башенный выступ, упирается ногой, чтобы не скатиться. Магией открывает бутылку. Та несколько проливается на белую рубашку, но люмос лишь посмеивается и отпивает прямо из горла сладкий, дурманящий напиток, чтобы следом предложить отпить уже Реджинальду. И граф не извиняется за внезапность телепортации, смотрит раскрепощённо и ласково, невинно, заглядывает в глаза, готовый, кажется, открыть всю свою суть, мир.

    И ветер ночной, прохладный медленно ласкает их волосы. Запах свежести вновь наполняет лёгкие. Шум далёкого леса тихо доносится до мужчин. Где-то стрекочут сверчки.

    — Оценишь вкус? — шелестит, не желая нарушать симфонию природы. — Как много ты успел спасти, Реджи? — вдруг спрашивает глубоким голосом, поддевает что-то личное, а сам смотрит золотом взгляда по-прежнему весело и беззаботно. Только сейчас ещё... особенно внимательно.

[Теодор Стефанос]

Каким же искушением для него оказалась эта протянутая ему навстречу рука — внутренний дикий лесной зверь в предвкушении успел облизнуться, потому-что на такое удачное приземление он уж точно не рассчитывал, но Вселенная не устает радовать его, как самого любимого ребенка, и Реджинальд радуется искренне на все эти подарки, и вот и сейчас, улыбаясь с легким прищуром в ответ на подобное предложение от сияющего незнакомца, и проходя рядом, не удерживается и проводит своею рукой вдоль чужой открытой ладони, легко и ненавязчиво, но не касаясь ее, и голосом абсолютно невинным, в котором можно угадать сокрытую хитрецу, отвечает со степенной благодарностью, разве что не кланяясь в ответ:
— Вы исключительно любезны, даже не представляю, чем заслужил подобную милость, — и хмыкает с некоторым вызовом, — Не иначе как за красивые глаза?

В голове до сих пор тихими колоколами отдается звенящее и теплое "все Ваши пожелания", но Реджинальд, что удивительно, вовсе не думает о чем-то излишнем, но избавиться от звучащей в голове фразы не может, потому-что та уже успела запасть куда-то к сердцу, в область грудной клетки, и там и остаться, распускаясь золотистыми лучами во все стороны, пуская свои сияющие корни.

Реджинальд изучающе цокает языком, прислушивается к себе, параллельно осматривает поместье взглядом жадным до любопытства — а как живет господин Солариус, как проявляется он сам в бытовых вещах и мелочах, где оставляет отпечатки своего вкуса и пристрастий, и пока они спускаются в погреб, даже успевает подумать, что вино — вином, а какой чай пьет сияющий, и пьет ли он вообще чаи?

Или, может, он состоит исключительно из золотистых лучей и терпкости вина?

Чужое удовлетворение от складывающейся ситуации определенно замедляет и успокаивает и его самого — настолько, что он даже перестает вспоминать каждую минуту о том, что телефон, который он поставил на беззвучный, может уже готов порваться от бесчисленного количества пропущенных звонков и сообщений. И нет, там определенно не будет срочной работы — он недавно завершил одну миссию, и у него по праву есть время на отдых, но вот эти внутренние разборки, мелкие дела, требующие какого-то решения и ясности...все это сильно выматывало и не позволяло остановиться на месте, сделать глубокий вдох и заставить себя оглядеться по сторонам.

А вот господин Солариус с этой задачей справился вместо него — и Маро вдыхает прохладный воздух подземелья, хочет сам покрыться весь морозной корочкой, но собеседник не позволяет этого, согревая пространство вокруг своими мягкими жестами, добродушной улыбкой, и Реджинальд в этот момент со всей ясностью понимает, что показалось в хозяине поместья слегка чарующим, и только сейчас, — когда этот хозяин перебирал одну за одной бутылки, — оформилось в законченное впечатление.

Сияющий при всей своей кажущейся живости, активности, стремлению к движению и поиску, — а такое Реджинальд определял безошибочно, — при всем этом в сочетании со своими изысканными манерами, мягкостью и плавностью, неким ореолом тепла вокруг себя, казался до безумия неторопливым и неспешным, будто вырванным из общего течения времени, столь стремительного, бешеного и безжалостного, а поместье его и правда будто находилось вне всякого привычного пространства, и кот бы не удивился, обнаружив мир за забором — застывшим в трепетном ожидании.

— Я Вас расстроил своими вопросами? — вкрадчиво произносит, слыша свое же эхо в гулкости подземелья, подходит чуть ближе, проводит изучающе и мимолетно пальцами по рядам холодных, словно тоже застывших во времени бутылок с вином, заглядывает в золотистые глаза того, кто столь немногословно пытается объясниться, показать одновременно и ценность предлагаемого им напитка, и при этом сохранить искреннее желание угостить им. И Реджинальд понимает это желание, о чем и добавляет спустя мгновение аккуратной паузы, слегка прищуривается в который раз, облизывает клыки, но сдерживает улыбку, выражая вдумчивую серьезность, поддерживает настроение, — Я понимаю, кажется, Ваше желание. Вино должно быть выпито рано или поздно, и только Вам, обладателю этого подарка определять срок, который ему отмерен. Возможно, эта бутылка и правда должна быть открыта в компании вот такого незнакомца как я, от которого невесть что можно ожидать и который столь вероломно пользуется хозяйским радушием? — последние слова произносит уже с нескрываемой усмешкой — смотри, сияющий, хоть я улыбчив и смешлив, но у меня есть клыки и звериный нрав, и сейчас твоя задача — успокоить и насытить этого зверя, и хоть ты хозяин окружения, я же — хозяин ситуации. Но плечами, тем не менее, пожимает плавно, наклоняет голову в заинтересованности, выдает следующий взгляд уже спокойный и оценивающий, лукавый, и весь Реджинальд сейчас становится  наполнен лукавством, и от него и правда неизвестно чего можно ожидать, потому-что чувствует он сейчас себя вот таким

выпавшим из общего временного потока, застывшим здесь в ореоле чужого тепла и сияния, как мушка в янтаре — хоть и хищник, и двигаться куда-то в извне абсолютно нет никакого желания.

И он продолжает оставаться застывшим добровольно даже когда Май кладет бутылку себе на плечо — столь небрежно, что беловолосый на мгновение даже приподнимает бровь — а точно ли это подарок? Но сказать на этот счет никаких предупреждающих осторожностей не успевает, потому-что Май оказывается совсем рядом, близко, кладет руку ему на плечо, телепортируя их обоих прямо на крышу. И уже там, на крыше, они оба могут обнаружить, что Реджинальд рефлекторно хватается за его запястье, взгляд становится слегка хмурым и серьезным, собранным в некой готовности, и в этом его жесте ничуть не меньше беззастенчивости и ощущения вседозволенности, разве что чуть больше некой решительной и мягкой властности, под напором которой Маро крепко ухватывается за руку сияющего золотом, и отпускает не сразу, комментируя сей жест слегка настороженной ухмылкой:
— Прошу извинить, военная подготовка вынуждает в какие-то моменты мое тело реагировать первее, — и ослабляя хватку и затем и вовсе убирая свою руку, добавляет, позволяя себе расслабиться и смягчить взгляд до привычного добродушного и насмешливого, — Но я обещаю сдерживать свои автоматизмы, и быть аккуратнее, если господин Солариус пообещает не делать более резких сюрпризов, — и осматриваясь по сторонам, отмечая простор неба и воображения, тишину бесконечности и вкус ночи, говорит уже более плавно и даже благодарно, — Хотя этот сюрприз и правда весьма и весьма приходится мне по вкусу.
Пальцы хранят тепло чужого запястья, и кажутся ему сейчас переливающимися остатками золота, когда Реджинальд бросает на них короткий взгляд — да ведь этот таинственный незнакомец и впрямь будто соткан из света? И эмоции хозяина, кажущиеся сейчас такими яркими, насыщенными, словно подсвеченными звездами не укрываются  от него, и он осторожно скользит по крыше, присаживается рядом, и не думая увеличивать ту дистанцию, что незаметно сократилась между ними немногим ранее, делает глубокий вдох, слегка откидывается назад, упираясь руками в поверхность крыши, усмехается о чем-то о своем, но выглядит снова до безобразия довольным, и кажется что даже скошенный в сторону испачканной вином рубашки взгляд является лишь частью этого его удовлетворения. Уверенным жестом в сторону пятна магией заставляет его исчезнуть, оставляя на рубашке сверкающие черно-белые искры, которые исчезают спустя короткое время.

Ему не нужны чужие извинения за столь внезапные перемещения, и конечно же, он не сделает хозяину за это ничего дурного, но даже несмотря на этот небольшой казус, вся ситуация нравится ему все больше и больше — кажется, что целого неба будет мало, чтоб охватить удовольствие беловолосого мужчины.

— Чего бы и не оценить, — перехватывает бутылку, соприкасаясь с чужими пальцами, ее удерживающими, делает пару жадных глубоких глотков, смакует переливы горечи и сладости, нотки ягод и трав, облизывается удовлетворенно.

— И как только этот мир прятал от меня столь любопытнейший экземпляр, я натурально в шоке, — протягивает бутылку обратно, усмехаясь, гадая при этом, поймет ли хозяин, про что конкретно он сейчас сказал, или нет? И на заданный ему вопрос, столь личный, обнажающий суть, реагирует закономерным понимающим кивком — сияющий имеет право, и более того, делает все верно, узнавая лучше, — Я мог бы сейчас назвать точное количество предотвратимых мною в составе групп терактов, привести сухую статистику выживших и погибших, а может — с сопутствующей драмой описать лица плачущих детей, ищущих погибших матерей, ощущение спасенных и потерянных надежд, или же — взрывы снарядов и пуль, схлестывающиеся потоки боевой магии и окровавленные тела сослуживцев?.. Это ведь тоже сторона спасения, только обратная, — взгляд его серьезнеет и мрачнеет, глаза наливаются глубокой синевой, — Так какую историю Вы хотите услышать?

В его словах нет ни капли сарказма или насмешливости, и в тоже время — нет открытого надлома от всего того, что он перечислил. Выдержав паузу, он забирает бутылку снова — мягко но настойчиво, и делая очередной глоток, старается размеренностью слов сгладить привычную резковатость своего голоса, — Предлагаю честный обмен. Любая Ваша история в обмен на любую мою. Будем честны друг с другом так, будто утро для нас не наступит.

А если наступит, то значит — не расстанемся больше никогда, связанные этими откровениями.

[lzbb]Магический кот,
легионер Коалиции Рас[/lzbb]