[Лира]

Лирея, 5028 год

Улаган Фаэр, Лира Мирлесс

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя/без системы боя.

[Улаган Фаэр]

Вряд ли в этом простецком трактире часто собирались такие компании. Хотя... Чего не бывает в жизни. В каждом из сидевших уж пару часов за длинным полированного дерева резным столом без труда угадывался человек, а не коренной обитатель планеты. Один человек кутался в длиннополый плащ, который за столом он не снял, а подле него лежала шляпа, которую он то и дело теребил пальцами, когда задумывался. Другой был затянут в спортивную одежду и грубую кожаную куртку. Третья – женщина, но женщина необычно тяжёлого сложения, запакованная в камуфляж. Она единственная имела на поясе пистолет.
Тяжёлые прямые взгляды, отточенные движения без единого лишнего жеста, – исключение составлял тот, кто не отставал от шляпы, но он будто делал это нарочно – и очень ровные, спокойные голоса, хотя люди, вроде бы, веселились, одно время горячо спорили о чём-то, а иногда их беседа прерывалась общим смехом. Но в лице каждого было что-то... Словно черты лиц только на заданный промежуток времени проникались чувством, а затем немедленно возвращались к выражению непринуждённой собранности. Так же и тон беседы: правильный, ровный, как если бы каждый из людей тщательно взвешивал следующее слово, перед тем как произнести его.
И в голове стола сидел крупный, тяжёлый мужчина в просторной куртке, которая на первый взгляд могла бы напоминать военное обмундирование, - но нет, просто на ней было много карманов и разных застёжек. Рубленой формы железный браслет украшал правую руку предводителя компании.
– Довольно. – Человек воспрещающе поднял руку в ответ на предложение проходящего трактирщика подлить ещё. Все четверо пили не переставая из больших деревянных кружек, обитых железом, потому что беседа всухую идёт совсем не так живо, а до сего часа они останавливались в другом заведении, более благородном и степенном, чем это, и тоже пили, и каждый прикупил по бутылочке вкусного вина эонской работы, – к которому, впрочем, сейчас притрагиваться не пристало – однако никто из собрания так и не стал ни на йоту пьян. Ни дрожи в пальцах, ни неприятно мягкой походки, ни хотя бы изменения в тоне голоса.

На минуту меж людьми настала тишина. Они сидели, каждый словно задумавшись о своём, и кто-то глядел в стену, женщина уставилась на сидящего напротив со шляпой, хотя явно не смотрела нарочно на него. Тот, кто во главе стола, прикрыл глаза и вздохнул.
– И напоследок, – произнесла наконец женщина, лениво растягивая слова и опершись о стол локтем. – Вас, сэр... говорят, видели с драконом. С настоящим и живым. И даже, – она изящным жестом извлекла из кармана голопроектор, – кто-то сделал снимочек. Красиво?
Устройство мягко засветило над столом объёмную картинку. Небольшой воздушный корабль опускался к скальному хребту, а рядом планировал изящные дракон, сверкая желтоватой чешуёй в свете заходящего солнца.
– Господин комендант, я полагаю... – высокий суховатый человек со шляпой заговорил чуть скрипящим голосом; замялся, словно подбирая слово, – Я полагаю, вошёл во вкус и, следуя местным порядкам, сплетает свои собственные союзы. Или же дело... в натурализме, – последовал добродушный смешок. – Или же?.. – Мужчина вопросительно взглянул на соседа по столу. Он выглядел старшим из четвёрки, и в глазах его плясали весёлые огоньки.

Улаган Фаэр, комендант аванпоста ЭкзоТека на этом мире и командующий приписанными к нему силами, который, как и прочие за этим столом, только из почтения к давним временам общей службы решил сегодня остановиться в этом старинном, хоть простецком трактире, несколько секунд помолчал, лишь кивком отметив, что понял вопрос. Он сплёл пальцы в замок. Яхта и дракон - необычно, однако не невозможно. Здесь, в небесах Лиреи, такие встречи случались, и очередная из них заслуживала, скорее всего, интереса и поздравления, как поздравляют человека, своими глазами увидевшего кита в океане, но не скептической шутки. Однако каждого из транслюдей, бывших сегодня с ним в протяжение дня, Улаган Фаэр знал многие и многие годы, равно как они его, и им было известно, что он, Фаэр, – последний человек, которого можно было бы заподозрить в страсти к небесным прогулкам с драконами. Зато к охоте на экзотических зверей Фаэр за годы на Лирее пристрастился.

– Драконы, Тайбор, – заговорил, наконец, комендант медленно и весомо, – отнюдь не приняли нас тепло на этом мире. Это мы знаем. – Он утвердительно кивнул, словно сам себе. Высокий худощавый человек со шляпой прикрыл глаза в знак согласия. Улаган повернулся и смотрел ему в лицо. – Возможно, я достиг некоторых условий, охлаждения. Соглашения, может быть. Общий, но твёрдый договор. Он устраивает их, но, что важнее, – Улаган перевёл взгляд на женщину, – устраивает меня.
– По крайней мере, никого больше не пытаются взорвать, хм? – меланхолично уточнил тот, кто был одет в спортивную форму. Строгие черты лица его озарились усталой улыбкой.

Тот давнишний инцидент, произошедший несколько лет назад, до сих пор оставался образцом, когда речь между Фаэром и его ближайшим окружением заходила об общих покое и безопасности. Искусно исполненное покушение, относительно которого, в общем-то, до сих пор не нашлось прямых доказательств, что оно являлось покушением. Хороший, продуманных ход кого-то из местных, взрыв, подгаданный так, что сам Фаэр едва не попал под удар, но и так, что прямо отнести его на чью-нибудь совесть не получалось. Расследование вскрыло тех, кто стоял за атакой непосредственно, но оно же открыло череду обменов тайными ударами, продолжавшуюся до сих пор. На этом мире хватало недружественных... элементов, если выражаться обтекаемо. У Фаэра и его безопасников давно было подозрение, что отнюдь не все они действуют сами по себе и не у всех них исключительно собственные интересы.

– Считается, что драконы здесь ни при чём, – заговорил Улаган после краткого молчания, и каждый за столом понял, сколь дипломатично подобраны эти слова. – Во всяком случае, эти.
– Но они нужны тебе, – обладатель роскошной шляпы не возразил коменданту, и его голос прозвучал как всегда мягко, вкрадчиво, однако вновь люди поняли его, как ожидалось. Глупо бросаться прямыми обвинениями, даже в кругу друзей.
Ещё глупее хранить наивность.

Улаган Фаэр вновь несколько секунд помолчал.
– Я – им. Не иначе, Тайбор. И, однако же, это... – человек вздохнул, откидываясь на спинку стула, – требует некоторых церемоний. Но эффект существенен. Стоит того.

Последовала тишина.
Четверо, собравшиеся сегодня в неприметной таверне, были, возможно, наиболее опасными из хуманов, какие постоянно обретались на Лирее, и «возможно» в их случае близко к однозначному утверждению. Ни один из них не был неулучшенным человеком, а их должности, за исключением предводителя четвёрки, никогда не были публичными. И они весьма редко собирались вместе. Нынешний день – лишь приятное исключение, тот редкий момент, когда старые, очень старые друзья, товарищи по общему делу, проработавшие в связке десятилетия, могут на короткое время выдохнуть и развеяться. В их случае этого не следовало делать в заметных местах. Хорошо, во всяком случае, что можно день провести без охраны, но и это только благодаря обширной паутине предохранительных механизмов и множеству техномагических устройств.

Поговорили ещё о чём-то. Недолго. Наступил тот час, когда после целого дня, проведённого пусть и с дорогими людьми, всем хочется закрыться в себе и ночь пролежать в покое. Сначала один, затем другой, усовершенствованные хуманы распрощались – оставшийся последним хозяин широкой шляпы церемонно раскланялся, – и, покинув трактир, словно бы растворились без следа среди тихих улочек. В конце концов Фаэр остался один. Трактир сей не был наихудшим заведением города или не прозябал в дыре, куда не заглядывает приличный люд, но был он из тех старинных заведений, которые в силу возраста своего оказываются помещёнными в стороне от центральных проспектов, когда город неизбежно раздаётся вширь, и местный хозяин не горел желанием тоже расширять дело или сниматься с места.

Фаэр ещё помнил времена, когда здесь размещался немаленький постоялый двор. Сейчас же осталось лишь несколько квартир в верхних этажах, а вместо большого и шумного зала остался маленький – зато вполне уютный. Мужчина сидел, глядел на газовую лампу, что зажгли к вечеру для, надо думать, придания заведению таинственности, и со временем погрузился в тихие мысли.
Возможно даже, что о прогулках с драконами. Но очень, очень сомнительно.

[Лира]

Когда Лира оборачивается на своё прошлое, то видит лишь боль и страдания. Она ловит в воспоминаниях крупицы чужой заботы, внимания, любви и признания, но это всё сейчас сжимает сердце, кажется, словно девушка не достойна всего того, что было в её жизни. Только боль... Только боль была тем, что в действительности заслуживает беловолосая. Иного не дано. Иное – лишь случайность, её обман, притворство, где почему-то некоторые люди верят, доверяют ей, а она, жалкая, глупая, не достойна доброго жеста, взгляда, слова. Ведь с ней что-то не так. Слишком сильно и слишком давно. Что-то давно сломалось, надломилось, испортилось, прогнило. Разрезать бы нутро, да посмотреть – там вместо крови тьма, вместо жизни гниль. О, Лира уверена в этом, Лира знает... И даже когда из ран печальных стекает алая кровь, серые глаза видят мрак.

    В последние дни что-то несокрушимо сверлит, грызёт сознание, разум, изничтожает его. Тихая тревога змеёй заползает под кожу, тянет, вгрызается в мясо, пробирается глубже, за органы, тянется обвить позвоночник, сжать туго, тесно, обернуть слизкой плотью кишечник, стиснуть, заставить задохнуться от боли. Ногти снова находят убежище в следах-полумесяцах на коже ладоней, впиваются резью, напоминают о себе. Лира задумчиво смотрит на окно. Дождь лижет стёкла, стучится звонко, дико. Девушка стискивает губы. Она оглядывает свою комнату – красивая, удобная, даже, можно сказать, богатая. Но едва ли в голове находится место осознанию, что ученица Князя это всё заслуживает. Кажется, словно вот-вот случится нечто плохое, тяжёлое, мрачное.

    Учитель, без сомнения, даёт ей более чем достаточно, чтобы жить и ни в чём не нуждаться. Но сколько он будет добр к ней? Не выйдет ли так, что мужчина найдёт кого-то на замену, решит, что с беловолосой пугливой девчонки хватит? Что ему неинтересно и бессмысленно учить её, такую эмоциональную, такую... странную. Ох, как Лира бы хотела отплатить всем, как хотела бы дать тепло, рассказать о самом важном, сокровенном, но девушка слишком хорошо знает, что Князь её не поймёт во всём. А это значит, что будет больно, очень больно. Потому что хочется, донельзя необходимо, чтобы каждая мысль беловолосой находила отклик, чтобы она могла быть уверена в Учителе. Что он не посмеётся, не ранит словом, жестом, не возжелает наказать. Лире особенно тоскливо стараться открываться мужчине, но не находить в нём того самого отклика. Быть может, она старается недостаточно? Или вот-вот он поймёт, что она не такая, какая нужно, и он откажется от неё? Как было бы до невероятного дико узнать, понять, что настал тот самый миг, когда Учитель решит прекратить всё. Возможно, Лира просто уже не хочет сама открываться ему, делиться чем-то, зная, что, если привяжется глубоко, то однозначно будет больно, очень больно, когда Князь оттолкнёт. Поэтому девушка лишь старается думать поверхностно, обыденно, принимать замечания и слова мужчины как истину, брать на веру, но не изменять себе.

    Ведь так будет не так больно, когда всё закончится...

    Нужны деньги. Нужно много сил и средств на то, чтобы существовать. И конечно же Лира не хочет брать у Князя деньги, её личный счёт растёт, увеличивается за работу по поместью, но девушка практически не тратится, не считает правильным делать так. Когда придёт время уходить, она знает, что просто отдаст всё заработанное как плату за кров и еду. Это было бы верно. Лире сложно думать о том, что, возможно, она делает что-то не так. Но если так... то и подавно она не достойна этого счастья, безопасности, таких богатых условий.

    Нужно найти подработку. Попробовать не рисовать на заказ, а именно где-то в ином месте найти себе занятие. Быть может, девушка могла бы заработать достаточно в каком-нибудь кафе? О, люди, конечно же пугают, но, если постараться по минимуму общаться, то вряд ли получится что-то плохое, верно? Хочется верить, что всё будет в порядке. Но отчего-то в груди сердце бьётся так дико и бешено, что невольно всё болит. И ноги кажутся ватными. Беловолосая шагает от окна к постели и падает на неё, достаёт из кармана телефон и пролистывает список контактов. Она знает, кому напишет. Но прежде серый взгляд задержится на нескольких профилях, что добавлены в друзья, но отозвались болью. Грустно. Лира хотела бы им всем написать. Но как же это было бы неуместно, насколько же то было бы лишним! Кажется, она не выживет, если увидит прочитанное без ответа или сообщение, что не будет прочитано ещё очень много дней...  

    Пальцы сами пролистывают список контактов. Хорошая знакомая. Нажать на профиль. Выбрать «написать сообщение». Написать.

    «Привет! Прости, пожалуйста, что беспокою. Как ты? Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, что у тебя всё хорошо! Ты говорила, что ты работаешь в кафе. Быть может, я могла бы устроиться к вам на выходные?»

    Краткая переписка через сутки находит свой финал. Лира получает согласие, адрес и место. Совершенно не сложно отпроситься у Князя, то есть, сообщить персоналу о том, что она уедет из поместья на выходные. Не уточняет куда. Говорит, что вернётся в понедельник. Мысленно надеется, что этот выход в мир не обернётся никакой глубокой бедой. Ведь может быть так, что знакомую взломали, а это всё чей-то хитрый план? В таком случае, нужно сообщить точнее, куда именно она идёт? Нет. Лира не посмеет рассказать, что зарабатывает отдельно средства. Нельзя. Князь может за это убить – девушка в это верит.

   

***

    Итак. Она не без труда добирается до некоего здания, на вид весьма привлекательного и уютного по меркам беловолосой. Оно стоит на отшибе и выглядит несколько старым, но всё равно привлекает людей. Ноги совершают несколько лишних шагов, и вот уже дверь отворяется, чтобы в помещение рано утром вошла Лира. Она тут же ищет глазами подругу, но вокруг пусто. Только редкие посетители, разнообразные люди, существа. Страшно. Тревожно. Нужно подойти к бару и спросить? Ноги не слушаются, невозможно сделать шаг, будто каждое движение точно обернётся сотнями глаз из тёмных углов, словно появится кто-то, кто обругает, оскорбит, скажет нечто ужасное, тяжёлое, напомнит о бессмысленности существования. Девушка сглатывает.

    Чужой оклик вынуждает ахнуть, но серые глаза тут же находят ту самую знакомую. Птицей испуганной девчонка вспархивает к работнице, чтобы суетливо обсудить условия и обязанности подробнее.

    И вот теперь на Лире поверх белого платья ниже колен висит чёрный фартук с гравировкой заведения. И обязанности простые: разносить заказы, записывать в телефон, бегать меж столиков, следить, чтобы никто не ругался. Беловолосая криво улыбается. Кажется, она не справится? Но если подписалась, то уже невозможно отказаться, будет некрасиво, неудобно пред знакомой. Обещали же заплатить, нужно отработать два дня, а потом просто уйти. Соврать, быть может, что иные дела?... Работа идёт своим чередом, она не кажется слишком сложной, но эмоционально всё же выматывает. Закусанные губы, исцарапанные руки всего лишь следствие перепутанных заказов и дерзких замечаний от посетителей. Но не страшно. Не страшно.

    Невольно слышит, что кто-то произносит её имя и смеётся. В углу бара рабочие, смотрят и обсуждают что-то. Подойти спросить? Нет. Нет! Они говорят точно о ней. Обсуждают. Лицо вмиг краснеет. Вспоминает, что не зря не была уверена в том, что перепутала заказы, а не что-то иное дали специально. Но доверилась. И получила недовольство от посетителей. А комнаты... Никто не объяснил, как правильно проводить эту процедуру, и гостю пришлось ждать. Лира сглатывает.
Прячется в туалете. Смотрит на испуганное лицо девушки в зеркале. Потерянное. Дикое. Всю трясёт. Почему они так с ней? Она что-то не так сделала? Дверь открывается, хлопок, уже закрыта. Движение ключа. Лира не двигается. Не смотрит. Но по голосу узнаёт знакомую.

  — Слушай... Ты не очень хорошо работаешь тут, — тянет, поправляя помаду у уголка губ, когда заглядывает в зеркало. — И я не думаю, что ты получишь деньги, — у Лиры всё падает внутри. — Но! Я могу предложить тебе такую игру... Если хочешь получить зарплату за день... То тебе нужно будет поговорить с тем мужчиной, на которого я тебе укажу. Твой рабочий день заканчивается через полчаса, и ты должна за это время успеть заставить его улыбнуться трижды и заинтересовать настолько, чтобы он предложил тебе с тобой и уйти. Тогда я тебе пришлю на счет деньги. Поняла?

***

    С потерянной улыбкой Лира выходит из комнаты. Ногти с силой впиваются в кожу рук. Знакомая обхватывает за плечи и указывает пальчиком на человека около газовой лампы. Он кажется девушкам мрачным и задумчивым. Беловолосой даже не представляется, что он может сделать такого, чтобы улыбнуть его. Время. Время идёт.

   «Я смогу. Нужно собраться. Просто иди вперёд. Просто делай это. Просто двигайся. Раз. Два. Три».

    — Здравствуйте! — голос звенит тревогой, беспокойством, на губах кривая улыбка. Стул тяжело движется по полу, скрипит, в каждом движении беловолосой сквозит дикая, почти бешеная уверенность, подпитанная страхом. Лира усаживается и двигается поближе, активно намекая на свою компанию. — Вы не против моего общества? Я бы очень хотела с Вами пообщаться! — кладёт ручки на край стола, небрежно заплетённая косичка свисает с плеча, глаза испуганные, дикие, а щеках лёгкий румянец. Дышит жаром, тревогой. И вся белая, бледная, только фартук рабочий как чёрное пятно грязи. В ином же только кожа имеет иной цвет, оттенок. Лира смотрит потерянным котёнком, в голове хаос. И ногти только нервно царапают внутреннюю сторону ладоней. Смущается дико. Растрёпанная. Несуразная. Чужая здесь. — Если Вы хотите кушать или напиток, я Вам принесу! Я тут работаю, — поясняет, если вдруг её не видели в зале ранее. И в глазах боль, страх, в мыслях персональный ад.

    «Он не захочет со мной общаться. Я не найду о чём с ним поговорить. Я некрасивая. С некрасивыми люди не общаются. Я глупая. Он не захочет со мной потом куда-то уйти. Он опасен. Мне нужно просто бежать здесь и сейчас. Нет. Доработать. Справиться. Пожалуйста...»