[Альварес]

Лирея / Тао / 13.07.5023г.

Лира Мирлесс и Альварес

Эпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

[Лира]

Она устала. Невероятно устала. Постоянные переезды, долгие путешествия, мучительные поиски жилья, попытки убежать от людей, что её ищут.  Устала.

    Лира слишком хорошо помнит, как её кто-то схватил, потащил куда-то в сторону, и лишь благодаря тому, что она случайно выпустила магическую энергию, её отпустили. Этого хватило, чтобы рвануть в укрытие, побежать меж домов, петлять. Её почти догоняли несколько раз. Чудом срывалась с места. Крики «стой!»  до сих пор отзываются кошмаром в ушах. Девушка снова и снова использовала магию, чтобы оторваться. Её оглушили. Падает в грязь, поднимается, но прежде ботинок мужчины упирается в спину. Пинают хрупкое тело. С силой. Они поднимают её, без сознания на руки.

    Белая вспышка озаряет переулок, и девушка снова бежит – они поверили, поверили, что она потеряла сознание. Лира бежит. Она намеренно не била смертельной атакой. Не стремилась нанести большой вред. Боялась сделать больно.

    Она не замечает, как погоня отступает, как мужчина прекратил попытки поймать беловолосую девчонку. О магии его не предупреждали. Лира, тяжело дыша, выходит на незнакомую улицу. Шагает устало, измученно, бредёт, сама не понимает, куда. Снимает с себя грязный плащ, растворяет его в воздухе и очищает тело от грязи. Хныча от пережитого стресса и страха, зализывает раны с ладоней, заживляет их, восстанавливая коленки, руки, платье. Обнимает судорожно себя за плечи, шагает в чёрном летнем платье среди тьмы – солнце давно село за горизонт.

    Страшно. Очень страшно. Медленно накрапывает дождь. Затем превращается в торопливый ливень, превращая одежду в облегающие тело тряпки. Длинные белые волосы тут же холодной вуалью липнут к телу. Сквозь тьму и слабые очертания тусклых фонарей девушка видит вот. Устало бредёт к нему, замерзая, умирая от тоски, от невыносимости жизни. В мыслях звенит горькое, ужасное «лучше бы украли, лучше бы снова страдать, но в тепле». Домой идти страшно – её же как-то нашли? Значит, знают, где и живёт, где снимает квартиру... Так страшно... И все вещи там, и всё-всё там. Лира вздыхает, убирая часть прядей за спину. С них торопливо стекает вода, и девушка слабо чихает.

    Вот её балетки чувствуют каменный настил моста, Лира выходит на середину. Касается перил и всматривается в тоскливую темноту. Как больно. Она так устала... Кажется, что уже не переживёт очередного нападения, уже не сможет справиться с собою, когда снова увидит своё фото в объявлении на розыск за награду. Уверена, что это была последняя капля. Всё.

    Ноги сами переступают через перила: раз шажок, другой, поднимается выше, переступает заграждение и становится по другую сторону моста, готовая сделать шаг в томительную тьму, что зовёт к себе дождём слабым спасением. С серых глаз стекают слёзы, сливаясь с ручьями дождя. Холодно. Одиноко. Больно.

    «Я так устала... Всё, что я делала, не имеет смысла, пока меня ищут. Я не могу найти никакой защиты постоянной, потому что Хозяин может навредить человеку. У меня не может быть друзей или близких, потому что я не могу осесть в одном месте. Я не могу убить Хозяина, потому что он многое для меня сделал. Я не смогу его уговорить не трогать и не искать меня – он схватит меня. Я не смогу ему заплатить за все неудобства и переживания – я не могу столько заработать».

    «Я просто хочу умереть».

[Альварес]

Проходить мимо и ни во что не вмешиваться. Все живые создания сами управляют своей жизнью, сами ей распоряжаются, и если желание столь велико, то и сами же выбирают дату своей смерти. Альварес с этим ничего не сделать, ничего. Сколько бы она не этого не хотела, но разорваться на части и донести до каждого суицидника мысль о том, как может быть прекрасна жизнь если только дать ей шанс, невозможно. Да, и она прекрасно знает, что жизнь порой действительно бывает хуже смерти. Кто она вообще такая, что вмешиваться в чужие дела? Кто ее об этом просит?

- «Я блядский демиург Жизни, мать ее!» - от души отхлебнув с горла рисовой водки, Альварес слегка шаткой походкой, направилась по мосту, по середине которого и стояла та, кто вызвал весь этот мыслительный и эмоциональный шторм в голове демиурга. Ее вид, ее выражение лица, буквально все в ней сочилось болью и явным желанием покончить с ней, навернувшись с этого моста данной дождливой ночью. И что же придумала демиург Жизни? Притворится пьяной! Хрен знает зачем правда. И... понеслась..

- Э...девочка! Ты можешь найти себе другой мост? С этого я собираюсь прыгать... Я устала. Я ухожу. И ты между прочим одна из причин того, почему я собираюсь прыгнуть. Знаешь... я довольно старая. Ты представляешь как много и долго я вкалывала, чтобы вы...как мне казалось, разумные создания жили! И тут ты...собралась прыгать прямо у меня на глазах. Я не хочу на это смотреть! И прыгну тогда первой, так и знай. Че то прозвучало грубо да? Прости. По сути в прыжке... - сделав драматичную паузу, Альварес окинула девочку внимательным взглядом, благо глаза прикрывали круглые красные не проницаемые очки (да посреди ночи, хе-хе), состояние у еще не состоявшейся прыгуньи было действительно, не самым лучшим. – Нет ничего страшного. Ведь убивает не полет, а безжалостная сука гравитация. Когда она создавалась, кому в голову вообще приходила мысль, что живые будут ее по такому назначению использовать? – Тяжко вздохнув Альварес сделала еще пару глотков водки, и протянула бутыль девчонке.

– Тебе сколько лет? А вообще для меня можно сказать все еще мелкие пиздюки да. А звать как? Может расскажешь, почему именно ты собираешься прыгать? Я тебя не останавливаю дело твое. Но если ты правда прыгнешь, клянусь я разъебусь прямо здесь. – Странные угрозы, от странной высоченной девушки в темно-зеленом ципао, с огромной бутылкой водки. – «Все угомонись, дай ей хотя бы слово вставить.» - Возможно хрен знает какая по счету выпитая бутылка, наконец-то подействовала на демиурга? А, ну или просто как всегда, шиза. Ее извечный спутник. Интересно другие демиурги уже сошли с ума, от такой долгой жизни, иногда разбавляемой кратковременной смертью? Или это только у нее так? Как всегда, повезло. Прям блять победитель по жизни!

Прикрыв губы веером, демиург скрыла легкий смешок над самой собой, если она еще и ржать без причины начнет, то девчонка точно или сиганет с моста, или же удерет куда-нибудь еще подальше от шизанутой пьяницы, что будет уже не очень хорошо. – «Ты напугала ее, своей бесконечной болтовней, все как всегда, они или пугаются, или бесятся, или желают тебе набить морду, или убить.» - Набить морду довольно частый выбор кстати. Альварес может включить дурочку и сделать вид, что понятия не имеет почему. Хотя есть такая вероятность, что и правда не знает. Чем скорее всего бесит еще сильнее. Ну... это Жизнь.

[Лира]

Дождь методично равнодушно капает на голову, на пост, роняет капли во тьму, словно ему нет никакого дела до маленькой тихой трагедии Лиры. Девушка сглатывает. Тело трясёт – она смотрит в сторону, на перила, тихий сип рвётся с губ. Слипшиеся ресницы подрагивают от воздуха. Слёзы путаются с дождём. До ужаса обидно, что дождь, такой мрачный и тоскливый, не может, не желает утешить, не дарит нужного облегчения, а только лишь давит, заставляет рвано дышать, мучиться, думать о том, чтобы сделать тот самый последний шаг в пустоту, где придёт долгожданное спасение.

    Но даже когда нервы на пределе, когда истерика и тихая решимость захлёстывают сознание, девушка всё равно не спешит шагнуть. Страшно. Словно неведомая сила не даёт закончить всё, не даёт прекратить всхлипывать и раствориться в жизни, попрощаться со всеми страданиями, что неизменно терзали душу.

    Вдруг Лира слышит резкий голос. Он звучит пьяно, странно, и девушка, резко оборачиваясь, испуганно цепляется за перила. Кто этот человек?

    — Извините, — встревоженно бормочет, стушевавшись, что в своём тоскливом горе она не только одна, но и сделала кому-то хуже, выбрала не тот мост, с которого можно сойти в мир иной. — В чём я пред Вами виновата? — скулит, пряча в ладонях лицо, беловолосая, чувствуя себя ещё более несчастной и никчёмной из-за того, что причинила этим кому-то вред, что стала причиной чужого желания умереть. И впору бы отговаривать, говорить что-то светлое, но как найти силы на это, если нет их даже на смерть? — Вы... Божество? — уточняет с долей равнодушия и тихого интереса, без трепета и восхищение, которые бы возникли, будь девушка в обычном состоянии. Лира отводит взгляд, ощущая, как от грубости словесного потока у неё болят ушки – как непривычна беловолосая к подобным выражениям! Стало бы божество ругаться, материться? В непонимании девушка пожимает плечиками и делает робкий шажок в сторону. — Извините, что оно так, — за всех приносит извинения Лира, с трудом воспринимая сложную речь незнакомки и совершая ещё один шажок в сторону. Всхлипывает и утирает капли с лица. Дрожит. Замечает бутылку водки, приподнимет белые брови, наблюдая, как пьёт девушка. Мотает головой, не принимая алкоголь – жаждущая смерти не пьёт, от таких напитков ей всегда очень и очень плохо.

    — Нет, благодарю, — мяучит грустно, снова заглядывая в пасть темноте. Лира оскорблённо краснеет, шагает в сторону, но жмётся к перилам, не зная, как уйти, как убежать от такого напора. — Если Вы хотите умереть из-за меня, то я не буду прыгать, простите, что потревожила, — суетливо бормочет, сглатывает слёзы, не веря, что может быть ещё хуже – на неё ругаются, спрашивают, обвиняют, хотя больше всего беловолосой сейчас нужны тёплые крепкие объятия и утешения. Звонкий всхлип. Перелезает через перила обратно. Садится на корточки, пряча голову в сложенных на коленях руках.

    — Я уйду, уйду... — обещает, выплакивая весь стресс и ужас, словно эта встреча настолько сильно её расстроила, убила, что девушка едва находит в себе силы двигаться – хочется умереть тут же, прекратиться, затихнуть. Она представляет, как будет очень долго бродить по темноте, засядет где-то в углу у дома, чтобы её никто не нашёл, а на рассвете пойдёт к себе домой, чтобы взять меч и проткнуть себе шею, потому что невыносимо. Просто невыносимо жить так. Когда даже её смерть может кому-то помешать.

[Альварес]

Лицо лица и нервно подергивающееся веко демиурга надо было видеть. – «Э...эээ...я не такой реакции ожидала увидеть...» - А как же возмущения о том, что она вообще лезет не в свое дело? А где обратный наезд? Или хотя бы грубый ответ? Не том, чтобы Альвария его прямо таки хотела, но это просто...самая ожидаемая реакция. – «Не ту ты тактику выбрала маразматичка.» - Едва слышно вздохнув, демиург неловко улыбнувшись, поправила очки, и сделала еще пару шагов ближе, вместе с тем, как девочка отходила от края. Потом вовсе перелезла обратно, только не из-за огромного желания жить, а от того, что на нее набросилась какая-то сумасшедшая в солнцезащитных очках ночью.

– «Тебе не следовало вообще вмешиваться. Но тогда она бы прыгнула! Куча народа каждый день прыгает, вешается, топится, или медленно убивает себя веществами, всем не поможешь, с чего ты решила, что сейчас хороший момент снова строить из себя альтруистку? Сука...разговоры сама с собой, это старческое да? Ты меня бесишь, ничего не меняется!» - дав самой себе мысленную оплеуху, демиург одернулась наконец-то отмирая. Ведь каждый раз, когда она погружается в разговоры с самой собой, то кажется, что она просто зависает с застывшей ничего не выражающей гримасой.

Допив бутылку, демиург наконец-то подошла к девочке в плотную, и уселась прямо на мокрый бетон, согнув одну ногу в колене. Другой рукой, она завела зонт над головой девчушки, чтобы дождь наконец перестал так нещадно избивать ее крохотное, в сравнении с Альварес точно, тельцем. – Прости меня, я перестаралась, я думала ты возмутишься, или испугаешься и убежишь, и это предотвратит твой прыжок. Видимо мои манеры и такт сдохли где-то лет двести назад, и поэтому меня больше не допускают к работе с...теми у кого есть душевные проблемы. – голос демиурга звучал куда мягче чем раньше, да и пусть внешне это было совсем незаметно, но в голове Альварес происходил невероятный мозговой штурм, по подбору слов и желательно без мата. Но обычно в ее речи мата бывает даже больше, чем нормальных слов, так что демиургу и правда было тяжко.

 – Отвечая на твой вопрос, я не божество, считай меня просто заблудшей сумасшедшей. Меня зовут Яоши, а тебя как? – стараясь говорить не слишком громко, чтобы не напугать ребенка, демиург невесомо провела ладонью над головой девочки, проверяя на предмет повреждений, от ее руки ощущалось мягкое тепло. – «Сильных травм головы нет...» - Золотое целительное свечение, снимало возможную боль и ушибы, улучшая приток крови к головному мозгу. Не заметно выпустив еще одну руку (третью), Альварес просканировала спину девочки находя обширную травмированную область. Она выглядит такой хрупкой, удивительно что тот удар с силой, которой он был нанесен, не повредил ей позвоночник. – «Ты куда более везучая, чем тебя кажется малышка...» - Убрать гематому, снять отек и восстановить травмированные ткани.

- Прости... - Повторила демиург, мягко взяв ее за плечи, она обняла ее всеми шестью (остальные тоже появились) руками, прижимая к своей груди и прислоняясь щекой к ее красивым серебряным волосам. – Жизнь не справедлива к тебе. Твое право желать ее закончить так как тебе хочется. Я понимаю. Но...если ты дашь ей шанс, она может измениться, как и ты. Стоит лишь потерпеть, и знаю, что это звучит ужасно, я правда знаю. Но иначе не бывает. – Обняв ее, демиург направила целительную энергию во все ее тело, заставляя его наконец согреться.

[Лира]

Лира с трудом находит в себе силы не отшатнуться прочь в испуге, но тотальная усталость и странное настроение не дают подняться и отпорхнуть. От незнакомки веет странной аурой, но девушка едва может проанализировать её и понять – всё кажется очень странным и настолько сильно измучило беловолосую, что та просто отдаётся течению жизни, не сомневаясь в том, что дальше будет хуже. Серые глаза смотрят в никуда.

  Неожиданно Лира чувствует, что дождь над головой прекращается, и девушка понимает, что эта незнакомка укрыла её зонтом.

  — Спасибо, — механически отзывается, приподнимая взгляд на собеседницу. Лира бессмысленно кивает, соглашаясь с тем, что у неё душевные проблемы. И прощая девушку, ведь та, казалось, и правда чувствует вину. — Всё в порядке, — искренне произносит белоснежная потерянным котёнком. — А кто Вы? — спрашивает, не в силах собрать мысли воедино и просканировать магию и ауру девушки. — Как Вас зовут? — безэмоционально закидывает вопросами, ощущая, как от мокрого моста даже нижняя одежда пропитывается влагой. Холодно. Зубы стучат, но это ощущение лишь успокаивает девушку.

  — Я Лира...  — отвечает, пожимая плечами на представление девушки, назвавшейся Яоши. — Приятно познакомиться, — произносит, устало судорожно всхлипывая всем телом. Да почему же так сильно хочется спать? Лира не замечает движения над своей головой – может, слишком устала, а может, просто не в силах ощутить ничего. Но по телу вдруг разливается приятное тепло, и беловолосая прикрывает заплаканные глаза, принимая чужое исцеление, которое было необходимым, чтобы без боли и слабости потом добраться до боли.

  «Я так устала», — исцеление – это всего лишь виток, повод жить и стараться жить дальше, сражаться с проблемами и со всем остальным, когда Лира хочет сейчас больше всего просто лечь и умереть, замереть. Но знает, понимает, что нельзя. И что уже так не сделает, принимая то, что незнакомке не всё равно. Меньше всего на свете девушка хотела бы своей смертью травмировать бы кого-то иного!

  Вдруг Яоши тянется крепко обнять, и беловолосая утопает в тепле, во внимании, совершенно не обращая внимание ни на шесть руки, ласково оплетающие тело, ни на запах, ни на что-то иное, что могло бы быть важным. Лира слишком устала, чтобы думать, чтобы бояться, чтобы... реагировать. Её всего лишь сносить на слёзы, на плач, потому что в этом тепле, заботе, невозможно не отпустить себя и не позволить зарыдать горьким отчаянием, обнять в ответ неумело.

  Тепло разливается по всему телу, согревает, Лира с отчаянием потерянной души цепляет за тело Яоши, обнимает крепко-крепко, выплакивает всю боль и обиду, всё, что есть в груди, пока наконец от плача не остаются лишь жалобные всхлипы и икания.

  — Простите... Я... просто очень устала. Пожалуйста, если можно, прошу, умоляю, не уходите, побудьте со мной ещё немного так, — просит суетливо, торопливо, боясь, что странная незнакомка, подарившая облегчение и тепло, тут же растворится в воздухе, а всё это окажется тоскливым сном. Меньше всего на свете Лира хотела бы сейчас очнуться на мосту в слезах и в лужах грязи. — Или... Хотите... Я...приготовлю Вам чай? Дома... Вы, наверное, замёрзли и в качестве благодарности... я бы могла Вас угостить чаем... Простите, у меня ничего больше нет, я вечно в бегах... — говорит искренне и честно, не понимая, почему всё рассказывает как на духу, словно сейчас по-настоящему хочется быть не одной.

[Альварес]

Когда-то будучи еще более наивным, поверившим в себя, в радугу и поняш демиургом, Альварес был куда более снисходительна и мягка ко всему, конечно Дикая Охота вогнала ее в депрессию на многие годы, но, когда душевное равновесие насколько это можно было восстановлено, богиня стала той, кем была до войны. Почти. Однако столетия шли, и демиург умирала, от рук тех кому пыталась помочь, от тех, кто считал, что она как богиня Жизни недостаточно старалась, от тех, кто считал, что именно из-за нее все настолько плохо. А были и безумцы, которые просто хотели вскрыть демиурга и узнать, что там внутри. И да, она могла бы, а возможно должна была убить их всех, постараться лучше, чтобы выжить, но одна мысль того, что она своими руками отнимет жизнь тех, кто просто отчаялся (ну не в последнем случае конечно), заставляла ее колебаться. А сомнения приводят к смерти. Умиравшая столько раз демиург Жизни перестала светится радугой и верить во все самое светлое и лучшее. Но и пройти просто мимо и ни во что вмешиваться, все так же не может. Это сложно. Потом будет выворачивать душу наизнанку до того, что хочется биться об стены что бы избавится от этого чувства. Против себя пойти трудно.

Оставить девочку, раненную под дождем на мосту, с которого бы она в конце концов спрыгнула, Альварес, точнее сейчас же она Яоши, не может представить себе такой сценарий, а если может, то внутри сразу все холодеет, и представленное тут же сбрасывается, как дурное наваждение.

Ребенок в ее руках зашелся полным горя, обиды и боли плачем, лишь прижав ее к себе крепче, Яоши медленно покачивала ее словно баюкая, ничего не говоря, продолжая согревать ее. – «Почему те, кто этого не заслуживают страдают, а те, кто творит всякую дичь, уничтожает мир, все сходит с рук? Закон подлости? Закон гребанной жизни? По типу выживает сильнейший? Я не знаю...» - Сложные вопросы ответы, на которые вряд ли кому-нибудь удастся точно ответить. А может у демиурга Мира это спросить? А, нет, будет выглядеть так словно она (Яоши) жутко рофлит или издевается, или все вместе.

Рыдания Лиры медленно стихали, в этом тельце словно уже не осталось сил на то, чтобы плакать дальше. – Дитя, я не исчезну, я с тобой. – подхватив девочку на руки, демиург плавно поднялась на ноги, не забывая завести зонт над их головами, ребенок только-только отогрелся, нельзя, чтобы дождь промочил ее снова.

– И от чая я не откажусь, мне будет вполне достаточно. А вот тебе не плохо бы чего-нибудь поесть? Давай по дороге я куплю чего-нибудь вкусненького и полезного. – девочка была честна с нею и продолжала извиняться, улыбнувшись, Яоши аккуратно провела ладонью по мокрой щеке, стирая дорожки от еще недавно лившихся слез, о коих свидетельствовали мокрые с маленькими капельками светлые ресницы.

– Тебе нет причин мне верить, да и доверять, но...я могу забрать тебя с собой. В другое место. Безопасное, там до тебя не доберутся те, из-за кого ты в бегах, ты можешь остаться там или навсегда, или до того времени когда захочешь двигаться дальше. Тебе не обязательно решать прямо сейчас, давать мне ответ. И я сама никуда не тороплюсь, просто...хотела, чтобы ты знала. - Яоши не торопливо шагала с этого чертового моста подальше, шаг и еще шаг, пока наконец он и тяжелые связанные с ним решения (по крайней мере демиург на это надеется) не остались позади.

[Лира]

Лира не знает, сколько она плачет, сколько выплакивает боли, тяжёлых мрачных ощущений, чувств, пережитков прошлого. Она не знает, не ощущает времени – прошла минута? Несколько? Час? Сколько она рыдала, сколько страхов подарила таинственной незнакомке, представившейся Яоши? Сколько, сколько она тяготила собою невинную, как ей казалось, душу? Девушка в очках кажется сильной. Нет, не физически, но сильной духом – она выдерживает все горести молодой эон, все слёзы. Осторожно подбирается руками под низ Лиры и нежно, аккуратно, словно пред ней хрупкий цветок, поднимает.

  Если бы у беглянки было бы больше сил, она бы воспротивилась. Но сейчас, бесконечно устав, ощущая в груди тягучую тьму, а в теле – слабость, девушка не смеет дёргаться. Волосы белоснежными лианами спадают вниз, глаза устало прикрываются, словно не желаю видеть мир. Грязный мир. Ресницы дрожат, Лира слабо стонет, не вынося этой реальности, этой жизни, мучительных обстоятельств, где она, спасённая, утруждает собою незнакомку, что ещё недавно казалась абсолютно пьяной. Сейчас же Яоши выглядит донельзя красиво, заботливо и нежно – или серым глазам хочется то видеть? Но тепло. С девушкой в очках потрясающе тепло – Лиру почти не пугает множество рук, не пугает зонт, защищающий от дождя. Она лежит на сильных руках слабым белым котёнком. Прикосновение пальцев к мокрой от слёз щеки кажется глубокой непозволительной нежностью – девушка приваливается к груди незнакомки, кивает устало, обречённо. Нет сил спорить. Нет сил говорить, что Яоши и так для неё слишком много сделала. Нет сил ни на что. Ещё недавно Лира хотела умереть. А сейчас? Сейчас она просто хочет не доставлять неудобств. И чтобы спасительница осталась рядом. Хотя бы ненадолго.

  Может, беглянке всё это просто снится, а она уже сошла с моста?

  — Спасибо, — произносит дрожащим слабым голоском, роняет слезами на дорогу хрупкую искренность. Возможно, Яоши не знает, как много сейчас делает для изнурённой Лиры. В отражении очков серые глаза видят заплаканную уставшую девчонку, перепачканную и с донельзя мёртвым взглядом. Когда-то молодая эон себе нравилась. Когда-то она казалась себе красивой. Сейчас же жизнь перекрутила всё с ног на голову, и беловолосая едва ли могла согласиться с тем, что она не отвратительна до глубины души. В такт мыслям даже хочется попросить Яоши отпустить её, грязную, на землю. Но губы не слушаются, и сил нет, совершенно нет, объяснять, прояснять и говорить, что не так, почему всё это. Поэтому Лира молчит.
Она молчит также и тогда, когда слышит предложение незнакомки. Зубы покусывают губы, нервная испуганная дрожь настигает светлую девушку, и серые глаза прикрываются.

  Лира не знает, зачем она то делает, зачем представляет, но видит перед собою красивый дивный сад, потрясающее нежное место, способное защитить и согреть от любой боли, спрятать от любых страданий. Лире видятся белоснежные розы, яркие небеса и светлый домик, что не сломился бы ни под какой тяжестью.

  Новая слеза срывает с ресниц.

  — Спасибо, но... Я боюсь, — признаётся, вдруг чувствуя, что эти мечты, эти фантазии сносит бурным страшным потоком боли и отчаяния – нет ни дома, ни сада, ни роз, лишь выжженная чёрная пустыня. Руки цепляются за одежду Яоши. Сильно. — Вы... не обманываете меня? — спрашивает, дрожа страхом, заглядывает в глаза незнакомки – тёмные очки не отражают ничего, кроме затравленности беловолосой. — Если... Вы от Хозяина, то, пожалуйста, просто не делайте мне больно. Я слишком устала, чтобы сопротивляться, — сообщает размеренно и обречённо, словно примирилась совершенно с истиной, с подвохом. Но в глубине души отчаянно надеется, что это всё неправда, и что страх не оправдан, что... всё в порядке.

  Помолчав, Лира с любопытством наивного котёнка мяучит:

  — А что за место?

[Альварес]

Горький ком застревает в горле, от осознания того, что если девочка не примет ее помощи, то она не сможет ничего сделать. Она не сможет заставить ее, ведь иначе не будет отличаться от тех, кто преследует эту девочку. У смертных, не смотря на всю их хрупкость, есть порой даже непоколебимая гордость, и если тело и справится с побоями, то сломленную гордость залечить уже очень и очень сложно. Даже будь тело трижды здоровым, со сломленной душой, оно становится пустым сосудом. И да, Яоши желает этому ребенку лишь блага, но подобными намерениями, может быть выстлана дорога в кошмар.

– Какого хозяина? У меня его нет, как и у тебя его не должно быть. Я никогда не причиню тебе вреда. – Хочется снять чертовы очки, что бы девочка увидела в ее глазах правду, но...в ее жизни было слишком много боли и страданий, и она не настолько мала, чтобы взглянуть в глаза демиурга Жизни, и не увидеть там отражение собственных кошмаров и всей тяжести прожитых миллионов лет. У нее нет ничего кроме как слов, чтобы убедить Лиру в правдивости своих обещаний. Однако, легкий проблеск надежды на доверия сверкнуть в тихом и неуверенном вопросе девочки.

Яоши в буквальном смысле просияла, золото ее волос на мгновение озарило полусумрак залитой дождем улицы, за ней потянулся след из цветущей травы и цветов, а из головы вот-вот потянулись бы ветвистые рога, но дав себе мысленную оплеуху, демиург сдержалась. Ведь иначе лишь напугает Лиру, своими слишком внезапными изменениями. – Представь себе мир, где каждый цветок, дерево, животные, насекомые и грибы светятся, ночью от них исходит нежное сияние, а днем все цветет! С деревьев свисают вкусные плоды, а поля расписаны всевозможными цветами. Там тихо, там нет суеты, и единственное, что может нарушить тишину это естественные звуки природы. Шум воды, пение птиц, чистый воздух и невероятно красивые пейзажи. Там есть потерявшиеся находят себе прибежище. Кто-то остается навсегда, а кто-то набравшись сил покидает и движется туда куда сам захочет. – именно поэтому у ордена есть те, кто занимается рекламой, так как сама демиург не очень успешна в этом деле. Нет, она обожает свой планетоид, на Эйве правда прекрасно, ее маленькое детище, что она взращивала не одну тысячу лет, но вот красиво описать это место у нее как-то не получается. Возможно, потому что на Эйве нужно побывать, чтобы увидеть ее красоту. Сама демиург, конечно, любит это место, но и не может запираться там, ведь иначе снова впадет в депрессию от количества бумажной работы и отсутствия путешествий. Да. Поэтому она никогда никого не удерживает, если желают уйти, то уходят. В конце концов не всем по душе покой и умиротворение. Как и самой Жизни.

- Что скажешь? Повторюсь, можешь не отвечать мне прямо сейчас, я никуда не тороплюсь, и останусь с тобой пока ты сама этого желаешь. – Наконец-то пустые грязные улицы закончились, за разговором, Яоши даже и не заметила, как они преодолели расстояние до куда более оживленных улиц. – Тебя ведь кто-то ищет да? Спрячь тогда лицо, обещаю, никто тебя не тронет. – Быстро дойдя до ближайшей лавки с одеждой, Яоши купила широкий плащ, накидывая его на себя, и запахивая его так, чтобы скрыть лишние руки, и маленький дрожащий комочек в них. – А теперь мы купим нам, что-нибудь вкусное! Говори, чего бы хотела, папочка ни в чем не откажет! - Еще один поворот и они вышли на улицу с небольшими забегаловками и магазинчиками с различной вкусно пахнущей едой. - А когда ты в последний раз кушала? - Приложив два пальца чуть ниже солнечного сплетения, Яоши направила энергию целительства, на всякий случай проверяя и вылечивая желудок, чтобы тот смог справится с той едой, которая в него попадет в будущем.

[Лира]

Лира вздрагивает. Кажется, Яоши действительно не знает о том, кто такой Хозяин беловолосой. Это... кажется хорошим вариантом, неким облегчением для девушки, потому что тогда можно действительно с концами отпустить себя, всё напряжение и перестать волноваться, даже если это всё совершенно неправда. Сил нет проверять или не доверять, если в итоге беловолосая беглянка не сможет ничего изменить. Как же она устала...

  Глаза прикрываются желанием заснуть, но Лира держится и, когда поднимает веки, то видит, как красиво и чувственно сияют волосы Яоши, как за ней прекрасной поразительной магией летят цветы и трава, наполняя лёгкие сладким приятным запахом. Со щёк стекают слёзы восхищения. Девушка ещё никогда не видела такой потрясающей красоты, нечто настолько трогательного и прекрасного. Слова блондинки ложатся мягкостью на уши Лиры, утешают, рождают яркие живые фантазии, в которых, как зачарованная, беловолосая утопает, тонет несокрушимо, убаюканная рассказами о красивом мире, природе, что сияет ночью и цветёт днём. Слёзы от чувства счастья никак не останавливаются, никак не могут прекратиться, но Лира улыбается, тепло и горячо улыбается, наслаждаясь тем, как в голове уже рисуются самостоятельный живые миры, в которых она бы хотела забыться. Навсегда.

  Реальный мир с бегством, с постоянным поиском себя кажется мучительным, мертвенным, слишком сложным и чудовищно несправедливым. Как многое бы отдала Лира, чтобы раз и навсегда исчезнуть из него, потеряться, прекратиться. Девушка с трудом находит в себе силы очнуться от образов, вырваться из них почти что с диким страданием, словно оставила там часть души, белоснежной кожи и сердца. С ресниц влажных слезами блестит тоска.

  — Это слишком красиво, чтобы быть правдой, — произносит глухо, едва слышно, упавшим потерянным голосом, но тут же трётся доверительно несчастным белым котёнком щёчкой о руку Яоши, словно пытаясь поблагодарить за это. Лира покорно кивает, чувствуя снова в груди тревожность, когда они выходят на более оживлённую улицу, когда разные голоса доносятся до ушек девушки. Она напрягается, сжимается. Сердце стучит быстрее, казалось, золотоволосая даже может его почувствовать. Яоши покупает большой плащ и, прежде чем кто-то обратит чрезмерное внимание на Лиру, скрывает девчонку на своих руках. В темноте беловолосая грустно приваливается к девушке и прикрывает глаза, ощущая запах спасительницы. Она предлагает что-то купить, и в ответ живот хрупкой эонки урчит. Язык облизывает сухие рваные губы, Лира, не открывая глаз шепчет:

  — Пожалуйста, картошку, если можно, я давно не ела... — просит самую малость, ничтожность, чтобы заткнуть желудок, и чтобы больше не мучаться хотя бы голодом. — Мне не нужна большая... Пойдёт самая маленькая... — объясняет, не желая, чтобы спасительница, уведшая от моста, стала бы на неё тратиться. Лира так не может. Не хочет.

  Сквозь ткань чувствуется разнообразие вкусных запахов, живот девушки снова урчит. Голодная слюна наполняет рот. Девушка жмурится с усилием – как бы она хотела всё съесть! Вопрос пронзает грудь, признаться больно, ужасно.

  — Вчера... утром. Я экономлю, чтобы накопить на следующий съём жилья, я не всегда могу легко найти работу, — объясняет тут же, желая дать понять, что она совершенно в порядке и что не так уж и страшно, что не ела, ведь на это есть причина! — Так что не волнуйтесь, пожалуйста, — следует понятной только себе логике, пока сознанием цепляется за предыдущую сказанную девушкой фразу. Лира сжимается, когда пальцы касаются живота, но терпит испуганно, ощущая некую лёгкость. — Спасибо. Вы правда не оставите меня? — тянет за ткань одежды, нуждаясь услышать уверенное «это правда».

[Альварес]

Иногда Жизни кажется, (кому мы врем далеко не иногда), что она посмешище среди остальных демиургов. Хотя быть может так и есть. Божество, которое одевает кринж, когда его так называют. Представляется кем угодно, но только не своим настоящим именем. Периодически пытается донести до кого-нибудь, что жизнь прекрасна если дать ей шанс, но не может дать сто процентного гаранта на это. Ведь слишком часто оказывается наоборот, и с этим ничего не сделать. Всем не помочь, всех не спасти, в половине случаев старания ни к чему не приводят. Не встать на чью-либо сторону, и разумеется неизбежно появятся пострадавшие, с вопросами «За что?». Да, и все это может действительно так, но в данный момент, Яоши постарается помочь этой крохотной жизни в своей руках, настолько насколько сможет, пока девочка сама не откажется.

- Но это правда. – В которую поверить Лире довольно сложно, для нее это фантазия, но вот демиург что несет ее, едва ли умеет врать. – А верить или нет, решай сама, это твое право.
Услышав, как у Лиры урчит желудок, Яоши улыбнулась, и
 не удержавшись совсем слегка потрепала ее бледную щечку. – Все что пожелаешь, это все что пожелаешь. И сколько угодно. Не стесняйся, тебе не за чем оправдываться передо мной за что либо, я уж точно не осужу. – Но слова, есть просто слова «хумана», которого впервые встретила. Но некоторое доверие девочки приободряло и воодушевляло демиурга, что с трудом сдерживал себя от того, чтобы снова не зацвести.

- Добрый вечер! – ослепительно улыбнувшись произнесла Яоши поприветствовав продавца вкусностей. – Соберите мне все что тут есть с собой и упакуйте по лучше пожалуйста, чтобы я донесла это до дома?

- И вам добра госпожа! Конечно-конечно, сейчас. В вашем положение, нужно кушать побольше, да по вкуснее! Я соберу вам все самое лучше и за хорошую цену! – Демиург сначала не поняла, что продавец имел ввиду, а потом опустила взгляд вниз, хммм и правда со стороны можно было подумать, что она беременна двойняшками точно. Невольно засмеявшись, Яоши чуть крепче прижала к себе девочку под плащом.

- Даа, у меня прекрасная девочка, которой нужно хорошо питаться. – согласно кивнув ответила демиург, наблюдая за тем как хлопочет продавец, как можно быстрее собирая яства.

- Госпожа, может я отправлю с вами своего сына? Как вы это все унесете? – легко взяв протянутые пакеты, Яоши снова улыбнувшись вежливо отказалась от предоставленной помощи, а после чего попрощавшись, направилась к следующему месту откуда пахло свежей выпечкой, набрав и там пакетов, демиург наконец-то вышла с этой улицы в более тихое место где и пахло посвежее, а у девочки уже наверняка кружилась голова от всей этой какофонии звуков и запахов.

- Теперь пойдем, скажешь мне куда идти, хорошо? – дождавшись ответа, демиург легко запрыгнула на крышу ближайшего здания, и плавно поскакала дальше, пока не добралась до района где жила девчушка.

После открытия дверей, демиург внесла ее в квартирку, и только после этого поставила на ноги, нехотя выпуская из объятий. Сняв с себя плащ, она снова подобрала пакеты, и направилась на кухоньку. – Помой ручки и давай кушать, уверена ты сильно проголодалась.

[Лира]

Лира любит жизнь. Любит... как ни странно, жить. В свои года девушка до странного легко понимает головой, что, вероятнее всего, жизнь как она есть, может включать в себя очень много жестокости и боли. И что мало кто принимает и хочет видеть бытие именно таковым. Девушка понимает, что практически каждый хотел бы, чтобы жизнь была без негатива, боли и несправедливости, чтобы у каждого было всегда всё в порядке, но до тоскливого печально, что в нынешнем устройстве мира жизнь не такая. И принимающие её создания любят жизнь и вместе с жестокостью, болью, ужасными событиями, потому что всё это в ней тоже есть. Отвергая часть жизни, разве можно её принимать и любить? Лира знает, что любит лишь некоторые части своей жизни, в какие-то моменты даже до глубины души жестоко ненавидит их. И потому не может назвать свою любовь к жизни чем-то многим, глубоким. Любовь Лиры до потрясающего низменного – она хочет видеть жизнь другой, перестроить, переделать, достичь неких идеалов. И когда мир не соответствует тому, когда не даёт почвы, девушка отвергает жизнь. И себя. Хотя понимает прекрасно, что просто не может, не смеет отказаться от своих взглядов и грустных желаний, чтобы всё вокруг было иным.
Она не знает, что лежит в руках самой Жизни.

  Если бы знала, то просила бы прощение за свою жестокость и непринятие.

  Если бы знала, то умоляла бы не воспринимать её любовь и нелюбовь хоть как-то.

  Если бы знала...

  — Хорошо, — растерянно бормочет девушка, хмуря носик. Она пытается понять, сможет ли поверить и правда, но от усталости голова до безумия пуста. Только мысли-облачка бухают внутри, рассыпаются пылью. Прикосновения к щеке Лира не пугается. Она приваливается к груди Яоши, сонно прикрывает глаза. Диалог слушает вполуха. Но напрягается, когда о ней заходит речь – девушка могла бы ощутить, как существо под плащом деревенеет, готовое сорваться в ужасе. Но сил нет. И беловолосая лишь слабо дышит, выдыхает тяжело, с трудом осознавая, что находится в безопасности. Старается вникать в то, что происходит тщательнее, но расслабляется следом, когда понимает, что Яоши отказалась от чужой помощи. И зачем-то набрала столько продуктов, что едва ли Лира могла бы унести и десятую часть. Однако из укрытия беловолосая не порывается выбраться – слишком устала, слишком уютно здесь. Да и движение лишнее будет неудобством для спасительницы.

  — Спасибо, — шепчет слабо, когда они отдаляются от людей, когда голоса вокруг стихают. — На окраине... Там небольшой домик, второй этаж... Слева, где балкон со цветами...  Где ещё ворота большие, расписные, а рядом парк, — объясняет сонно. Если нужно, уточняет, чтобы Яоши добралась. В пути девушка успевает даже задремать.

  Сонно пыхтит и встаёт на ноги. Запах продуктов кружит голову, серые глаза осматривают с едва прикрытой жадностью покупки. Слюна наполняет рот слишком быстро. Только сейчас Лира понимает, что находится в своей квартире. Сонно ступает закрыть дверь на все замки. Кивает Яоши.

  — Хорошо, — мяучит машинально, отправляясь мыть руки. Включает воду. Смывает с ладоней грязь, застывает, смотря на воду. Наконец выключает, встряхивает щёчки и возвращается к Яоши, чтобы помочь с покупками.

  — Мы разве столько съедим? — спрашивает удивлённо, хмуря бровки. Ступает включить чайник и достать заварки, чашки. Затем, не выдержав, тоскливо прижимается к спасительнице со спины. Не выдерживает сонной прохлады, одиночества. Хочется снова объятий. Прижиматься. Касаться.  Греться. Вдыхать чужой запах. Алкоголя и чего-то ещё... Неважно. Не имеет значения. — Прости меня, — всхлипывает, обнимая теснее, трётся щёчкой о девушку, выдыхает в усталости. — Мне так жаль, что я вынуждаю тебя этим всем заниматься... Я так благодарна...  Спасибо... — бормочет, не зная, сможет ли разорвать объятия хоть когда-то. Слишком грустно одной. Слишком устала. Слишком больно. — Могу ли я что-то дать тебе взамен?...

[Альварес]

Девочка выглядела сонным котенком, который вот-вот бухнется мордочкой в пол, засыпая на ходу. Но когда богиня выпустила ее из рук, Лира, кажется, немного прогнала сонливость, и пошла умываться. Стоило ей выйти, Альварес так же заглянула быстренько в ванную, чтобы помыть руки, и вернулась обратно в кухоньку, наконец начиная разбирать пакеты.


- Конечно съедим, а если нет, то останется еще и на завтра. – легко отвечает Яоши поправляя очки на носу, она как раз раскладывала контейнеры с едой по столу, когда девочка прижалась к ней со спины. Улыбнувшись, Жизнь медленно повернулась в ее объятиях, и протянув руки, приподняла ее усаживая на свой локоть. – Тебе не за что просить прощения. – В этих объятиях было что-то трогательно умилительное, и в тоже время отчаянное и печальное. – «И ты просто нагло врешь ей о себе.» - С другой стороны, что изменится, если она скажешь кем является? Быть может потеряет то небольшое доверие, что девочка оказала ей. А может просто станет объектом ненависти, это тоже вполне логичный исход. Ведь порой и правда кажется, что демиургу Жизни просто нет места, во всей этой круговерти. – И ты меня ни к чему не принуждаешь, я делаю все это, потому что сама хочу. – Возможно Жизни еще не раз придется повторить это, но она готова, столько сколько нужно, пока Лира не поверит в ее слова, и в ее намерения.

- Тебе не нужно ничего давать мне взамен. Совсем. – Почему-то у смертных всегда так. За помощь надо чем-то платить, ничего не бывает безвозмездно и при этом они говорят, такова жизнь. Ага, она бы посмеялась, Жизнь вообще разная, непостоянная и скорее всего поехала крышей, но всегда стремится быть лучше, чем есть.  Донести до смертных мысль о том, что их жизни в их же руках довольно сложно. Практически невозможно, ведь порой легче сослаться на какие-то внешние факторы, чем на самих себя, и в этом же их нельзя винить, можно просто сказать, таковы смертные.

- Давай кушать. – плита была совсем рядом, дотянувшись одной из рук, Яоши заварила чайничек, и взяв тарелки с приборами, пододвинула их по ближе, сама же, аккуратно усаживаясь на стульчик, а девочку опуская на свое колено.  – Вот это тушенное мясо с овощами и каким-то соусом, пахнет очень вкусно. А вот жаренные шашлычки на палочках. И еще что-то вот...на самом деле признаю, я не знаю всех названий, но пахнет вкусно. – Взяв палочку с нанизанным на него кусочками обжаренных на углях морепродуктов, Яоши откусила немного, тут же кивая головой в такт своему жеванию.

 – И правда вкусно, начинай с того, что тебе больше нравится. – Взяв другой рукой заварник, разлила чай по чашечкам, и отпила. – Чай у тебя вкусный, спасибо. – Улыбнувшись, Яоши осторожно провела рукой по светлым волосам девочки, убирая мешающие с лица прядки за маленькие ушки. По сравнению с демиургом, девочка, сидящая у нее на колене, казалась просто крошечной, от одного взгляда становилось как-то нехорошо, от мысли о том, что кто-то хочет ей навредить. Просто за что?

[Лира]

Так странно осматривать столько различной еды и понимать, что она останется на завтра и её хватит даже с лихвой. Лира недоумённо морщит брови, представляя, что завтра точно-точно вцепится во что-то вкусное, если, конечно, это всё не обман или чудесный сон, который, как и все сны, рано или поздно кончится. Девушке даже не представляется, что она сейчас сможет перекусить. Неужели что-то попадёт ей в рот? Серые глаза с интересом смотрят на Яоши.

    Когда Лиру приподнимают на локоть, девушка даже не сопротивляется. Только некая доля неловкости и стыда заставляет слабо пикнуть, но вопреки этому Лира теснее прижимается к спутнице, чувствуя странную глубокую привязанность и некую симпатию. И усталость, тяжёлую мрачную усталость, которая заставляет глаза медленно прикрываться. Беловолосая кивает осторожно, на этот раз веря в слова старшей. Не то усталость, не то обречённость, но сейчас Лира растворяется в заботе, доверчиво приваливается, тихонько поскуливает в полусне, но время от времени посматривает за миром и моргает серыми глазками.

    Яоши тем временем активно хозяйничает. Чувствуя, что хозяйка квартиры совершенно утомлена и без сил, блондинка заваривает чай, раскладывает на столе еду и усаживает хрупкую Лиру на коленку. Беловолосая с интересом рассматривает блюда, сглатывает голодную слюну, но выучено ждёт разрешения, дозволения что-то взять в рот. Кажется, словно любая ошибка фатальна, и очень важно не нарушить эту звонкую потрясающую идиллию своей ошибкой. Запахи еды кружат голову, Лира нетерпеливо слушает речь Яоши, мечтая о том, чтобы прозвучало хоть какое-то слово, разрешающее приняться за еду. Странно, но наедине с собой сероглазая никогда не спрашивала ни у кого разрешения есть, но сейчас, рядом с существом, что сильнее её, девушка понимает, что не может кушать без дозволения.

    Наконец светлых ушек касается особая фраза, и Лира торопливо, нервно хватается за шашлычок с сиропом и мясом. Молниеносно, давясь, но девушка ест. Зубы вгрызаются в кусок, срывают его с палочки. Едва жуя, девушка проглатывает, ловя настолько восхитительный вкус, что хочется плакать. Тут же она расправляется и со вторым кусочком. Вскоре поглощает весь шашлычок, кладёт на тарелку палочку, двигает к себе овощное рагу с невероятно вкусным мясом, вилкой зачерпывает еду, тянет в рот быстро, нервно. Замирает, боясь, что делает что-то не так. Но никто не ругает, не бьёт. Лира расслабляется и замедляется, пусть и прислушивается к каждому звуку. Считает, что пока Яоши кушает, пока хвалит еду, то всё в порядке. Но стоит существу прекратить, то и беловолосой тоже стоит оставить пищу. Иначе было бы слишком страшно. Слишком тревожно.

    — Спасибо большое, — руки тянутся к рыбному шашлычку, рот торопливо поглощает еду, словно завтра или даже через час это всё исчезнет. Лира приникает и к чаю, обжигается, всхлипывает, чувствуя, как обварилась внутри рта кожа. Но не страшно! Совсем не страшно! Пьёт большими глотками, обжигая нутро до боли. Вкусно. Горячо. Жарко. — Спасибо! — снова мяучит. — Я так наелась, столько еды, что я даже не знаю, смогу ли расправиться ли когда-то ещё с ней... — осторожно хватает булочку, кладёт рядом с собой, но не ест. — А ты... А можешь... — поворачивает голову к Яоши, чтобы посмотреть на очки. — Ты расскажешь, кто ты? Почему ты это всё делаешь? Что-нибудь... — умоляет, затихая. — П-пожалуйста...

[Альварес]

Жизнь с запозданием понимает, что девочка все это время ждала ее разрешения чтобы покушать, от этого стало как-то...хотелось с силой приложить руку к лицу от своей же тупости. Ребенок уже долгое время не питался нормально, следовало сразу усадить ее есть, а не разводить демагогию. – «Прости меня золотко, походу совсем уже старая стала.» - Кушай, солнце, кушай. – Демиург легким жестом стирает с ее подбородка соус сразу же залечивая возможные ожоги от слишком горячего чая, кончиками пальцев другой руки она проводит по чашке, остужая его до приемлемой температуры. Лира слишком торопилась, но это и не удивительно. Откинувшись на спинку стульчика, Яоши с умилением наблюдала за тем, как дитя трапезничает, время от времени подкладывая и пододвигая к ней ближе все что она еще не успела попробовать.

- Я... - демиург замолкает, не зная, как подобрать слова и ответить девочке на ее вопросы. А что же ей сказать? «Я демиург Жизни с которой ты собиралась покончить?» Не решит ли она, что это все лишь насмешка над ней? Слишком много «если», слишком много неизвестного, никто не знает, как на что любо отреагирует тот или иной человек. – Ты слышала когда-нибудь про «Райский сад Цернунна»? Или «Культ света»? Но больше, эта организация известна как «Virent Vitae». Я оттуда, мы занимаемся тем, что исцеляем тех кому это нужно. Понимаешь, для меня не нужно причин, чтобы помочь. Мне не нужно ничего взамен, я просто хочу помогать. – Да, это была не вся правда, но не ложь. Единственное, о чем она умолчала, это то кем является. Но вряд ли эта правда поможет чем-либо Лире, разве что может или напугать, или разозлить. Или все в вместе. Оборачиваясь на практически все случаи из прошлого, это самые вероятные варианты.

- Можешь рассказать о себе? Меня беспокоит то, что ты оказалась одна в ливень на мосту. И знай, чтобы ты не решила, мое предложение всегда действует и не имеет срока истечения. Я буду рада видеть тебя на Эйве. Там ты сможешь жить без тревог. – Есть те, кто приезжая остаются на всегда и для этого не обязательно вступать в Орден, а есть те для кого Эйва была как перевалочный пункт для отдыха после долгой и трудной дороги.

- Лира, на самом деле я д... - Яоши не успела договорить, так как ее внимание привлек посторонний звук, сначала был грохот, после чего дверь распахнулось и в квартиру влетело несколько человек. – Какого хрена? – не самым нежным и ласковым голосом произнесла богиня, плавно поднимаясь на ноги, и убирая Лиру за свою спину.

- Отдай нам девчонку! – гнусаво потребовал один из ворвавшихся, невежливо тыкая в них пальцем. – Ты вообще кто такая? Не лезь, не в свое дело!

- Ну...я уже здесь и это дело мое. По-хорошему вас прошу покинуть это помещение и никогда не возвращаться. – широко улыбнувшись произнесла демиург, ох, но если бы все было так просто. Кто-то уже возвел оружие и собрался стрелять. Быстро преодолев расстояние между ними, Яоши перехватила дуло автомата, поднимая его к потолку, в ту же секунду ударяя противника в горло рукой, немного при этом не рассчитав силу. – Вы пришли за маленькой девочкой с автоматами? Вы, блядь серьезно? – Резко выдохнув, Альварес шагнула навстречу к слегка заметавшейся тройке, что была пока цела. – Посмотрите на вверх. – Псионической магией, демиург пока болтала успела создать три огромных ледяных шара, что обрушились на их головы.

– Может вам поменять руки и ноги местами? Это из-за вас, ребенок стоял на мосту, собираясь прыгнуть? Вы хотели довести ее до смерти, а я могу сделать так, чтобы сами умоляли о смерти. Знаете, чтобы отыграться не обязательно убивать...– Присев рядом на корточки слишком спокойным голосом спросила Яоши, медленно протягивая к ним руки, постепенно прокручивая в голове, что же она может сделать с этими бесполезными кусками плоти. Оу, кажется Жизнь и правда зла.

[Лира]

Лира почти не замечает, как девушка с нежностью проводить по подбородку, вытирая соус, как магией залечивает ожоги и ранки, остужает чай, не позволяя вредить себе в жажде насытиться. Как только Яоши подаёт голос, девушка замирает, замедляется, готовая в любой миг на что-то ответить, повторить сказанное или хотя бы дать знать всем своим видом, что она действительно, действительно слушает. Серые глаза внимательно смотрят на спасительницу. Белокурая головка слабо кивает. Лира и правда думает, что что-то отдалённое она слышала, не вдавалась в подробности, ведь несколько долгих лет была в плену. Ей не запрещали читать и узнавать новое, познавать мир, однако сейчас память беглянки похоже больше на вывернутый наизнанку хаос, в котором лишь образами и хищными зверями таится дикая информация. Лира сдавленно жмурится, пытаясь вытряхнуть из себя память о тяжёлом прошлом. Сколько она в бегах? Сколько вот так мучилась?

  Серые глаза с тревогой и страхом смотрят на чёрные непроглядные очки спасительницы. В очах волнения, переживаний и стенаний плещется хрупкая надежда, на губах шелестит сбитая благодарность. Слёзы размывают зрачок, Лира смаргивает влагу, тронутая искренним и чистым желанием помочь. Она не знает, что за этим кроется, что будет дальше – действительно ли это будет помощь или за добрыми порывами прячется нечто иное? Беловолосая слишком хорошо знает, насколько легко пообещать «добро», а затем сделать так, что придётся им же давиться и впихивать в себя насильно, корчась от боли и пытаясь как можно тщательнее выговаривать изничтоженное «спасибо».

    Но сейчас, тронутая порывом, поверившая, что хотя бы в следующие пару часов всё будет в порядке, беловолосая благодарно утыкается лбом в грудь Яоши, трётся носиком, утирает ручкой слёзы, боясь, что рано или поздно этот покой кончится. А, быть может, ей уже это всё снится?

    — Я бы хотела однажды иметь возможность там остановиться, если бы всё было в порядке, — шепчет тихо-тихо, боясь своих желаний. Девчонка мягко, с трепетом обнимает спасительницу, прижимается доверительно, с теплом, с покорностью. Она поднимает взгляд, готовая внимать.

    Грохот.

    Лира вздрагивает, послушно прячется за Яоши, дрожит всем нутром, всей своей сутью. Сглатывает страх, готовая тут же атаковать или пытаться защититься хоть как-нибудь. Трудно верить, что эта тихая идиллия так быстро закончилась, что настолько резко всё прекратилось, оборвалось. Группа незнакомцев врывается в помещение, перст одного из них жезлом ада указывает на девчонку за спиной защитницы.

    — Пожалуйста, не нужно! — всхлипывает, готовая тут же выйти из-за спины Яоши и отдаться преследователям, лишь бы они только не обижали золотоволосую даму. Один из них вскидывает ружьё, резко направляет дуло на девушек. Лира ахает и жмурится, сходя с ума от страха и ужаса. Вмиг защитница срывается с места, поднимая вихри воздуха. Моментально она перехватывает дуло пистолета, поднимает к потолку и резко ударяет противника по шее. Испуганный визг оглушает комнату. Ноги, кажется, подкашиваются от ужаса. Яоши бесстрашной львицей шагает к трём парням.

  Тонкие бледные ручки прячут серые глаза.

    Лира смотрит, как и сказано, наверх, не осознавая, что золотоволосая говорит не с ней. Ледяные тяжёлые шапки с силой падают на преследователей, беловолосая отшатывается. Скулит.

    — Пожалуйста, не надо делать им больно! — просит, бросаясь к Яоши, обнимает её за спину, прижимается тесно-тесно. Она падает на колени, дёргает на себя малознакомую девушку, трясёт за плечи испуганно, потерянно, желая, чтобы та посмотрела в серые заплаканные глаза. — Я сделаю всё, что хочешь, только не надо! Меня накажут, изничтожат, я боюсь! Давай уйдём, уйдём, пожалуйста, — скулит жалобно, тянет за одежду, умоляя уйти прочь.

[Альварес]

Руки, объятые золотой и малахитовой энергией почти коснулись тел нападавших, когда девочка кидается к ней, обнимая со спины, падая на колени. – Почему Лира? Они причинили тебе столько боли, не беспокойся, я не убью их, они просто продолжат существовать в куда более измученной, изувеченной, уродливой форме. Но будут жить, разве это не подарок...? – с каждым словом голос богини словно дробился, менялся, становился металлическим, а свечение приобретало куда более ядовитый цвет. Альварес и сама уже забыла о том, как бывает, когда она выходит из себя. Ведь это случается настолько редко, что ей кажется, что у нее вообще нет этой эмоции.

 Хах, как же сильно она ошибалась, и ведь верно говорят, что подавление гнева ни к чему хорошему не приводит. Но не том, чтобы Жизнь его подавляла скорее, редко представляются такие случаи, которые действительно выводят ее из себя. Да и ей самой не нравится гнев, и не нравится то, что она творит, будучи в ярости. Сразу же вспоминается период той затяжной войны.

Жизнь одернулась, когда увидела, что девочка встала перед ней на колени, свечение исчезло, аккуратно взяв ее за плечи, Яоши взглянула ей в лицо. – Никогда не становись на колени, ни перед кем. Никто этого не заслуживает, не опускай голову и взгляда. Они не стоят твоих унижений, никто не стоит. Они лишь мусор под ногами. – Понимая, что скорее всего напугала ребенка, богиня смягчилась, и ласково улыбнувшись аккуратно коснулась ее волос.

 – Прости. Я не хотела пугать тебя, я просто...чуточку погорячилась. Конечно, я не стану причинять им какой-либо вред, если ты не хочешь. – От прежнего гнева будто бы не осталось и следа, Яоши успокоилась и к сожалению, потеряла бдительность, воспользовавшись тем, что демиург отвлеклась на Лиру, один из нападавших что успел очухаться, занес над ними что-то вроде кинжала, все произошло настолько быстро, что Яоши едва ли разглядела оружие. Она увернулась, и успела отвести девочку от удара, но оружие прошло так близко от ее лица, что очки отлетели куда-то в сторону, а она не успела закрыть глаза. Ее взгляд встретился с взглядом прекрасных глаз девочки. Яоши не знала сколько прошло времени, прежде чем контакт прервался, перехватив нападавшего за руку, Жизнь схватила его за горло, легко подтягивая к себе. Его зрачки расширились, он забился в ее руках, как раненное животное, пытаясь из-за всех сил вырваться.

Разжав руки, Жизнь бросила его на пол, он быстро отползал, закрывая лицо руками, продолжая что-то бессвязное кричать, да так что до крови прикусил свой язык и губы, его тошнило, из глаз бежали крупные слезы, он раздирал лицо ногтями. А Жизнь все продолжала смотреть на него. – Твою...ж... - Когда нападавший наконец-то отключился, Яоши быстро создала новые очки и повернулась к девочке, встревожено глядя на нее.

– Л...Лира...прости меня, я.... - Да уж впервые, наверное, за долгое время демиург Жизни что так любит пиздеть без умолку, не знала что ей сказать. И...есть ли что? Она не хотела пугать ребенка, а сейчас даже не знала какие последствия ее (Лиру) могли ожидать, и после всего, она, Жизнь, оказалась просто очередным кошмаром?

[Лира]

Почему?

    Неужели Яоши не понимает? Лира с неприкрытым ужасом смотрит на блондинку, защитницу, сильную девушку, что сквозь толщу тёмных очков пронизывала суровой уверенностью. Её слова отражаются болью на светлом личике беловолосой, с каждым словом, обещаниями того, что будет, бровки искажаются, а серые глаза заливаются слезами. Эон всхлипывает, сжимает теснее спасительницу в хрупких ручках, скулит жалобным избитым щенком, мотает в отчаянии головой, веря, что только так сможет спасти мучителей от столь болезненной смерти и жизни. Лира по себе знает, насколько невыносимо жить в страдании и мучениях, и меньше всего на свете она хочет подарить кому-то этот путь. Даже чужими руками.

    — Н-нет... — скулит, мотает головой, отрицая, что это может быть подарком. Голос девушки пугает, пронизывает до костей, разрушает структуру, вымучивает, но беловолосая непреклонная – не отпускает, держится до последнего, хотя в страхе хочется забиться в угол и жалобно скулить. Она бы сбежала, чтобы не чувствовать ответственность. Сбежала бы, если бы могла это себе позволить.

    Руки мягко опускаются на тонкие дрожащие плечики Лиры. Серые глаза с мольбой вглядываются во тьму очков. От слов хочется лишь сильнее плакать  - последние года хрупкую эон только этому и учили. Как теперь перестроиться, не делать так? Тело само напрашивается на то, чтобы угодить блондинке – девушка заискивающе криво улыбается, старается держаться. Кивает, всхлипывает, надеясь поскорее утешиться.  В ответ на улыбку Лиру всё равно прорывает слезами – она жалобно хнычет, пихается макушку в руку, принимает ласку. Закрывает глаза, всхлипывает под нос. Разум насильно представляет, что ничего не было, что ничто не мучает и не терзает. Яоши смягчается. Бледная девчонка печально и уверенно кивает пару раз, морщит носик и открывает глаза.

    — Пожалуйста, не надо, — просит вновь, словно если не скажет, не докажет голосом и словом, что действительно не хочет ничьих страданий, то всё будет так, как и описала новая знакомая – эти люди будут страдать по вине Лиры.

    Резью рядом пролетает кинжал. Противник, успевший прийти в себя, атакует безжалостно. Но Яоши успевает отреагировать, уворачивается и уводит от опасности девчонку, оберегая. С глаз слетают солнечные очки. Серость взора испуганно встречается со взглядом самой...

жизнью.

    Лира опадает безвольной куклой на пол через несколько ударов сердца. Она видит всё. Весь мир. Прошлое. Будущее. Мозг не успевает обработать образы, осознать происходящее. Пересечение глаз длится всего несколько мгновений, секунд, но этого хватает, чтобы в сознание беловолосой вошла гнетущая бесконечность, дающая осознание о жизни и смерти, о смысле и бессмыслии сущего. Она осознала.

    Дышать невозможно. Паническая атака душит разум. Хочется сбежать. Беловолосая замирает, дышит рвано, сжато. Лёгкие сжимает отчаянием и болью. Воздух кажется свинцовым. Тяжёлым. Каждый вдох дарит ощущение опасности, словно лёгкие до непозволительного туго сжались до маленького зёрнышка. Торопливое свистящее дыхание оглушает уши. Лира уже не смотрит на то, что происходит вокруг. Не замечает, как Яоши с кем-то разбирается. Кажется, беловолосая даже и не ощущает, что кто-то кричит. Голоса затихают в голове, серость глаз смотрит в таинственную пустоту.

    Слёзы стекают вниз, взор ужаса не покидает девчонку. Сердце торопливо бьётся. Тело не движется. Только вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

    Взор медленно гаснет, беловолосая закрывает в усталости глаза, мозг, перегруженный информацией, высекает сознание, заставляет утонуть в спасительной пустоте. И с губ только тихое и жалобное:

    — Яоши... Помоги мне, пожалуйста...