[Сала-Аль-Дикель]

Циркон / Фандэй / конец 5025 года

Лира Мирлесс / Сала-Аль-Дикель

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

[/b]

Иногда Судьба устраивает козни в жизни всех существ. Неважно, разумны они или нет. Судьбе плевать...
Неосязаемое Нечто хищно пишет на невидимой бумаге свои план испытаний, а затем, выбрав кандидата, начинает играть с ним по спланированному сценарию. Порой эти игры бывают слишком жестокие, но... это испытание с целью стать сильнее и обрести новый взгляд на мир: жестокий, кровавый и беспощадный.

[Сала-Аль-Дикель]

Это был обыкновенный солнечный день. Таких было тысячи раньше и будет столько же, пока звездное светило не раздуется до монструозных размеров, жадно испаряя и поглощая атмосферу планеты. По вполне обыкновенной улочке спокойно ходили обыкновенные, какие только могут быть, эоны, дархаты, хуманы и химеры. Конечно, каждый из них занимался, о, не поверите, но такими же обыкновенными делами: кто-то спешил на встречу с любимым человеком, а кто-то наоборот неспешно шагал по улочке, обдумывая смысл своего бытия, ну или же сложность того чертового экзаменаторского билета с протомагии. Возможно, будет удивителен факт, но криминальные делишки тоже были вполне обыкновенными. Все это было обыкновенным и будничным, в зависимости от того, кем вы являетесь в социуме, но иногда...

Иногда случаются казусы или же неприятности, выбивающие из жизненного колеса, — как хомячки: бегаем на одном месте и кажется, что так далеко забрались. — заставляющие оглянуться вокруг себя и понять, хотим ли мы ту жизнь, что обрели во время долгого пути: тернистого, скалистого и подлого. Затем некоторые испытуемые смотрели вниз и боролись с желанием прыгнуть и начать все с самого начала, можно даже сказать, что с чистого листа... Разумеется, что некоторые не выбирали, а делали это принужденно, когда другого выхода попросту не было: лишили материальных благ, выбросили на улицу, а либо же предали, разбив сердце на мелкие осколки, оставив лишь болезненные воспоминания, что приятны и горьки одновременно, словно черный шоколад – не каждый любит такую сладость, но некоторые утопают в нем, запивая чашкой кофе в виде собственных слёз, а затем лезвием проходят по венам...

Сегодня произойдет вполне обыкновенный казус для двух кадров... И исход будет очень необычный...

Мимо огромной машины, больше схожей на бронетранспортер для прорыва, проходили упомянутые ранее жители — они вообще не интересовали сидящего внутри водителя. — города Фандэй, что казался гнездом беззаботной жизни и солнечных дней, но только это первые представления, исходящие из самого название. Улавливаете? «Фан» и «Дэй». На самом деле стоит углубиться в «подворотню», где все обстоит немного иначе... Нет! Погодите-ка... Даже очень обычно! Каждый пытался занять нишу повыше, сбрасывая конкурентов с горы, занимая пост мнимого короля, который решает что-либо до тех пор, пока невидимая рука Демиурга или же культ Черногобога не скажет иначе...

Почему-то именно здесь случилось несколько переломных моментов в жизни Ди-Кель, но это совсем другая история... Хотя никто не исключает, что и эта встреча может быть критической и, а если точнее, то последней в её жизни...

Ехидна сидела в кожаном салоне той самой машины и дожидалась выхода искомой цели. Ноги существа были закинуты на баранку руля, а туловище сгорблено; руки неспешно листали досье будущей жертвы на экране дешевого электронного планшета, переданный информатором. На заднем сиденье абсолютно спокойно сидел артефакт – фарфоровая кукла по имени Фарфелия. Она имитировала сознание и могла абсолютно спокойно отвечать на сложные вопросы, используя программу эмоций и чувствительности на внешние раздражители. Сейчас она, кстати говоря, послушно всматривалась в каждого прохожего, пытаясь найти нужную цель для экзекуции.

— Странно. — хмыкнув и едко улыбнувшись, бросила Сала-Аль-Дикель. — На вид эта девушка, кажется, и мухи не обидит, а имела смелость перейти мне дорогу...
— Хозяйка, вы же сами знаете, что внешность очень обманчива. — без каких-либо эмоций ответила Фарфелия, параллельно вцепившись взглядом в проходящую мимо дархатку. — Вспомните, хотя бы...
— Кого? — эскадрон опустила планшет на животик и лениво повернула голову в сторону зависшей куклы. — Ау! Я с тобой разговариваю!
— Хотя бы Чихеру Тамайси? Вроде так звали... — закончив сверлить взглядом проходимцев, закончил артефакт и вновь уселся в позу ожидания, переключив холодный взгляд на Хозяйку. — Такая светлая и улыбчивая, а по могилам шляться любила за звонкую монету.
— Эта девочка смелая, но не лишенная ума. — зеленоглазая дева вновь посмотрела на планшет. Взгляд немного прищурился. — А если нас нахлебучили? Если это не она?
— Посмотрите в её глазенки и представьте, как она имела дело с Аэрба (сюжетный персонаж в арках Ди-Кель). — Фафа пожала плечами, а после добавила. — Ну или ту безумную создательницу големов из гнилой плоти? Она же тоже служила Аэрба?
— Нет, не служила. Была ищейкой. Кстати, тоже за звонкую монету. Эта сука заставила меня спятить тогда и... — нехотя ответила Ди, специально прервавшись на половине фразы. — Знаешь, нет! Ты исходишь из опыта и анализа данных, симулируя мыслительный процесс, а я, будучи живой, иногда поддаюсь влиянию эмоций и, можно сказать, что чуйке?
— Интуиции.
— Да... — выдохнув и закатив глаза, согласилась Ди. — Интуиции.
— А теперь давайте представим, что нас действительно подставили. Что тогда?
— Ну, девочка в любом случае уже труп, а информатор... — рогатая заблокировала планшет и бросила его в бардачок машины. — найдется и получит по заслугам, если посмел соврать.
— Как пожелаете...

Парочка продолжала сидеть в машине и лениво смотреть на предполагаемую точку появления цели – обыкновенная кафешка, где, по заверению информатора, делали очень вкусные чизкейки и молочные коктейли. Зачем была эта информация для Восьмой – неизвестно. Еще больше смущал тот факт, что ранее убийца никогда не сталкивалась с такими кадрами: милыми мордахами, любящими пить коктейли днем, а по ночам рубить голову и плести интриги. Слишком яркое отличие одного образа от другого, хотя, с другой стороны, вспоминалась история Элиры – химеры, что верно служила Демиургу, а после примкнула к клану мафии, влюбившись в мальчишку, что сплошь состоял из протезов.

— У меня дико дурное предчувствие.
— Это уже неважно. Цель появилась...

[Лира]

Лире не нужно много времени, чтобы собраться и выйти на улицу. Время ей кажется слишком сложным понятием, слишком чужеродным и странным. И, смакуя на губах тихую неозвученную мысль о скором вечере, девушка аккуратно расчёсывает длинные волосы, гадая, какую хочет причёску. Смотрясь в зеркало, молодая ученица Цзин Бэйюаня грустно улыбается себе – сегодня снова волосы будут распущены, снова их подхватит бойкий ветер и закружит в водовороте мира. Лира выдыхает. Встряхивает головой, позволяя белоснежному водопаду упасть на спину и вперёд, на колени. Руки кладёт расчёску на стол. Смотрит на себя потерянно, но тянет губы в улыбке, понимая, что пора выбираться из странных вязких ощущений.
Встаёт.

  Белое платье, оканчивающееся чуть ниже колен, пышной вуалью тянется за девушкой. На шею ложится чёрный чёкер, контрастом привлекающий к себе внимание. Белые волосы, светлые глаза, белоснежные брови и ресницы, белое платье и бледное тело, казалось, обрамляют единственно чёрное, что есть на Лире. Девушка задерживает дыхание, смотря в зеркало. Длинные белые лёгкие митенки, перевязанные белой лентой, украшают отныне руки.  Ноги опускаются в длинные белые сапоги – маленькая гордость ученицы.
 
  Она знает, что нужно сходить на улицу, выбраться в мир в свой выходной. Острое нежелание, поселившееся в груди, заставляет задержаться в светлой комнате. Серые глаза оглядывают свои покои в надежде за что-то ухватиться, но рука с силой открывает массивную тугую дверь, чтобы выпихнуть беловолосую наружу.

  Улица, казалось, готова сожрать бедную Лиру. Девушка идёт уверенно, быстро, размашистыми шагами, низ платья прыгает в такт движениям. Белая кожаная сумка перевешивает плечо, и руки крепко вжимаются в неё. Они дрожат. Серые глаза осматривают мир – всё пестрит красками, люди снуют туда-сюда, обходят её, белоснежный камень посреди дороги. Потоком Лиру сбивает к стене здания. Но руки сжимают сумку плотнее, а ноги упрямо ведут к большому внушительному порталу, в который девушка быстро ныряет так, словно прыгает в бездну.

  Она оказывается на другой планете, сразу же отбегает торопливо прочь, ожидая, что на неё как-то не так посмотрят или решат, что она сделала что-то не так. Но никто на неё не смотрит, не обращает внимания, и Лира выдыхает, спокойным шагом сходя с основной дороги. Она не зря выбрала именно эту планету и этот город – хочет повидать весь мир, пусть и глаза упрямо не хотят рассматривать новые просторы. Всегда в окрестностях взгляд ищет что-то мрачное, пугающее, и девушка понимает, что не справляется быть наедине с собой.

  Но именно ради этого она и уходит подальше от дома, лишаясь опоры. Она хочет быть самостоятельной, не подводить наставника неспособностью выживать одной, пусть и несколько лет жила так. Но тот период Лира вспоминает с ужасом – тогда ей мерещились кошмары на каждом шагу, а жизнь, казалось, всегда была на грани. Беловолосая до сих пор помнит несколько своих попыток свести счёты с жизнью, но она так и не набралась смелости для этого.

  Лира мотает головой, выдыхает, понимая, что, судя по карте в телефоне, идёт туда, куда нужно. Сердце тревожно бьётся – вдруг кафе, узнал о том, что она сюда идёт, решило срочно закрыться месяц назад? Девушка смеётся в такт своим мыслям, замечая, что уже надумывает глупости. Ей посоветовали это место не зря – говорили, что там есть вкусный молочный коктейль, а также книжный уголок, в котором можно почитать или заняться чем-то ещё. Рекомендовали расслабиться и заодно побывать на людях.
Ноги ускоряются, и шаг становится звонче, но девушку торопит всё сделать не желание скорее усесться в уюте и с коктейлем, а стремление сделать дело и сказать затем, что ей не понравилось. Не понравилось быть одной и быть так далеко от дома, где никто не тронет и не обидит. Лира, пусть и может постоять за себя, в силу робости и привычки опираться на кого-то, напрочь лишена желания причинить кому-то вред. Даже врагов и неприятелей ей до сих пор трудно трогать магией. Беловолосая одёргивает себя – она идёт за коктейлем, а не гадать, придётся ли ей сражаться.

  Вскоре перед глазами появляется знакомая вывеска. Лира выдыхает – она успела заблудиться несколько раз и дважды, казалось, прошла это же кафе. Смеясь с собственной глупости, девушка тянет стеклянную дверь на себя и встречает официанта, чтобы на мгновение утонуть в его глазах.

  Он что-то спрашивает, но девушка, растерявшись, лишь хлопает глазами. Тогда ей указывают на столик в углу здания, и, мяукнув жалобное «спасибо», девушка птичкой встревоженной пробирается за столик, прячась от мира за картонным меню. Но не проходит и минуты, как краска с лица спадает, и рука тянется вверх, чтобы подозвать официанта.

  —П-простите? — зовёт робко, едва слышно, слова едва рвутся с непослушных губ. — М-можно мне коктейль?.. А...Клубничный, пожалуйста, если можно, — спрашивает робко, и кивает тут же, когда официант переспрашивает.

  Большой напиток кажется невероятно вкусным, и Лира осматривает его со всех сторон. Она наконец расслабляется и откидывается на спинку стула, достаёт скетчбук и рисует робкую клубничку с белоснежной шапки коктейля. Затем губы касаются трубочки, и девушка радостно мычит от потрясающего вкуса напитка.

   Ей не нужно много времени, чтобы выпить одну треть. Большего Лира не осиливает и, ощутив, что она в этом донельзя уютном и милом кафе совершенно неуместна, встаёт, чтобы оплатить счёт. Скетчбук прячет в сумку. Мотает головой и краснеет, когда её спрашивают, не понравилось ли что-то. Буркает тихое «спасибо» и торопится наконец к выходу, осознавая, что так и не провела время как хотела. И что села даже не в тот угол, куда хотела, и ушла почти сразу, как поняла, что коктейль больше не осилит. Лира ярко улыбнулась.

  «Всё в порядке. Всё в порядке. Зато здесь красиво, я вкусно попила и... и...  и я уже иду домой».

  На глаза навернулись слёзы.

[Сала-Аль-Дикель]

Стоило девочке переступить порог заведения, как тут же Ди-Кель принялась действовать: аккуратно погладив рожки, — она сделала это в своей манере, медленно проведя пальцами от острых кончиков артефакта и закончив бедрами. — существо слилось с окружающей средой, словно пару секунд назад в машине её и вовсе не было; кукла лениво открыла тяжелую дверцу машины и ловким прыжком оказалась на тротуаре, после лениво потопав в сторону кафе, не забыв бросить взгляд назад, якобы проверяя, не оставила ли машину открытой.

Как раз в это время перед куклой шла обыкновенная парочка влюбленных эонов. На вид они напоминали студентов какой-то академии, вот только артефакту было сложно припомнить о какой-то ближайшем учебном заведении поблизости, но это сейчас было неважно, ведь именно эти голубки очень удачно открыли дверь: сначала прошла пассия, а затем тенью прошмыгнула Ди-Кель и уже только заползла Фарфелия, не забыв при этом благодарственно кивнуть открывающему двери пареньку с широкой улыбкой на лице... Он бесил артефакт и, будь у неё возможность, то с большим удовольствием выколола бы эти добродушные зеньки.

Внутри самого заведения было вполне тихо и уютно: милое оформление, посетителей немного, приятный запах выпечки, кофе и коктейлей мог бы ласкать обоняние героев, да только убийца чувствует только в тех случаях, когда вывалит змеиный язык наружу, принимая облик, больше напоминающий похотливое хтоническое существо, а кукла и вовсе отключила сенсоры, дабы не сломаться, принявшись заказывать кексик за кексиком – она их очень любит. Пару раз даже сорвала запланированные операции, оставив Хозяйку действовать в одиночестве.

Заняв свободный столик за спиной Лиры, кукла ловко загребла менюшку и скрыла свою бледную мордашку от лишних глаз, принявшись изображать иллюзию выбора среди десятка кексиков, что выбирать было, конечно же, нельзя. С другой стороны, возможно милый, но до жути жестокий артефакт предвкушал кровавую баню и панические крики неокрепших существ. Быть может, подвернется случай выколоть тому милому пареньку? Быть может, но... ничего не происходило.

В это же время Ди-Кель грациозно села на край столика, где сидела нужная цель и оставалось лишь резко взмахнуть рукой – голова со свистом, словно футбольный мяч, отлетит в стену и превратится в мясную кашу, но...

Но почему-то убийца просто сидела, словно застывшая статуя и продолжала наблюдать за девочкой. Большие зелёные глаза внимательно изучали «объект», а мозг анализировал ранее полученное досье с той картиной, что сейчас мило пьет молочный коктейль – итогом был внутренний сильнейший диссонанс опыта над реальностью, ну и что-то... или же кто-то невидимый, будто сдерживал медленно шевелящиеся когти, что так и норовили вонзится в нежную шею жертвы, словно предостерегая эскадрон от проступка, что может стоит ей довольно дорого.

Внутренняя борьба кровавого маньяка против ясного разума длилась вплоть до тех пор, пока Лира резко не встала и не принялась покидать кафе. Такая спешка не удивила Ди-Кель и, признаться, она даже подумала, что та смогла её переиграть и вычислить, тем самым приняв попытку к быстрой ротации прочь, но это был лишь эмоциональный всплеск девочки с последующим негативный откликом «неуместности».

— Спасибо... — послышалась робка благодарность из уст жертвы.

Последняя нотка — Тарантул хорошо чувствует эмоции живых. Особенно негативные колебания. — отозвалась внутри ядра, словно напомнив, что именно такие же чувства она испытывает и по сей день с того самого момента, как проснулась среди опрокинутых урн, обгаженного угла какой-то улочки, где единственным первым встретившимся «авантюристом» был спящий наркоман в бреду.

А ведь прошло уже около трех лет...

Все это было неважно. Все, кроме сорванной публичной казни.

Восьмая решила немного повременить с «приговором». Как раз, хоть и не совсем запланировано, но подвернулся случай к пытке разума. В мыслях следопытки засела мысль о ментальном допросе девочки: если она невинна – будет жить, хоть и немного пострадает, а если действительно имеет дело с Аэрба, то...

Разумеется, что Фарфелия была недовольна таким исходом. Ей ничего не оставалось, кроме как отложить меню в сторону и спешно ретироваться в машину для дальнейших указаний Хозяйки, которой в заведении уже и не было. «Или может быстренько заказать этот кексик?» — все же вернув флаер, подумал аретфакт.


Улочка была довольно оживленной, но не это мешало Ди-Кель совершить нападение. Теневая дева медленно шагала вслед за своей жертвой, мимикрируя походку, буквально дыша в затылок. Она игралась, словно голодный паук с жертвой (хоть они и не играю): аккуратно, едва ли не касаясь нежной шеи острым когтем, она накаляла обстановку и возбуждала себя, а один раз даже осмелилась медленно пройтись по области талии, неощутимо затрагивая одежду. И не забывайте, что в этот момент маньячка сверкала жуткой улыбкой и диким азартом в глазах.

И вот он! Удобный момент! Девушка проходила мимо темного переулка, словно его специально «нарисовали» по прихоти Восьмой. Достаточно резко толкнуть жертву в сторону и она выбивается из толпы, пропадая в объятиях тени.

— Всё в порядке. Всё в порядке. Зато здесь красиво, я вкусно попила и... и...  и я уже иду домой
— Нет. — послышался леденящий голос за спиной Лиры. Все это время Ди подслушивала жертву. — Не идешь.

Восьмая немедля толкает девочку: достаточно сильно, дабы та отлетела на пару метров в темный переулок; достаточно нежно, дабы не повредить «нежное» мясо, что так хотелось вкусить. Далее, оно не давая ни малейшего шанса на отступление, ловко и быстро наступает ногами на запястья девушки и присаживается на корточки прямо над шеей, при этом ловко меняя позицию так, что теперь запястья держат колени, а само тело сидит на грудной клетке Лиры, вульгарно расставив ноги и откинув спину назад.

Теперь Ди-Кель позволила себе выйти из невидимости, тем самым показав себя жертве. Эскадрон была одета, можно сказать, что в повседневную одежду: белый короткий топик с красными полосочками, едва ли прикрывающий оголенную грудь; обтягивающие шорты, что впивались в ноги; белые кеды по щиколотку, а на шее красовался черный чокер с алыми неразборчивыми буквами, напоминающие заклинание или же печать сдерживания.

На лице хищницы красовалась жутчайшая ухмылка, оголяющие острые клыки, а широченные зеленые глаза жадно рассматривали свою жертву, представляя, что же можно сделать с такой миловидной девушкой: пытай, лапай, изнемогай, экспериментируй до потери пульса... в прямом смысле...

— Тщ-щ-щ-щ... — приложив палец к бледным губам, прошипела она. — Ты же не хочешь лишиться жизни раньше времени, да? Хотя должна была еще там... в кафе...

Тарантул медленно сдвинула ноги, слегка прижав и зафиксировав голову Лиры прямо между ног, тем самым установив прямой зрительный контакт, не давая последней как-либо вертеть головой. Со стороны картина была очень вульгарной, словно парочка извращенцев хотела удовлетворить свою жажду в грязном, сыром переулке, валяясь на асфальте.

— Мне очень интересно, как ты умудрилась натворить столько дел и остаться с такой милой мордашкой? — указательный палец правой руки коснулся кончика носа Лиры. — Еще и корчит из себя невинность дальше... Хах! Знаешь, я тут подумала и поняла, что было бы неплохо поиграть с тобой в другом месте. А? Что?

Она едко улыбнулась и начала сжимать голову Лиры ногами немного сильнее.

— Не хочешь? Ну-у-у-у... — она немного опустилась с грудной клетки, практически сев на шею, касаясь подбородка. — Представляешь, что будет, если я тебя так задушу, красавица? Все же, лучше не сопротивляться и...

Послышалось тихое хихиканье.

— Наслаждаться видом...

И девушка замолчала, продолжая наблюдать за поведением жертвы около пятнадцати секунд, внимательно наблюдая за тем, как та постепенно теряет сознание. Еще десять секунд и тело Лиры полностью немеет, а разум затуманивается, проваливаясь в бескрайнюю пучину тьмы...



В этот же момент к переулку подъехал джип. Задняя дверь машины медленно открылась ножками Фарфелии, а далее алые глазки артефакта застали довольно пошлую картину, но никакой реакции не последовало, ведь у неё в руках был тот самый клубничный кексик, уже съеденный наполовину.

— Ты её не убила. — сухо констатировала кукла и откусала еще один кусочек лакомства. — Что за фигня?
— У меня дикие сомнения касательно этого кадра. — вставая с тела жертвы и обтряхивая коленки, прошипела Ди. — Мне ничего не стоит убить её прямо сейчас, но, знаешь, я все же эстет и...
— Что? Не хочешь убивать эту милую мордашку просто потому, что она... милая?
— И да... — уже поднимая тело на плечи, кряхтела Восьмая (а не забываем, что у неё рост в полтора метра сейчас). — И нет...
— Так и что дальше?
— Поедем к нам и поговорим с ней.
— «Поговорим» или... — кукла изобразила кавычки. — поговорим?
— Все зависит от того, как она будет себя вести. — аккуратно укладывая тело на заднее сидение, ответила Ехидна. — Такс-с-с-с... Следи за ней...

Захлопнув заднюю дверь и ловко прыгнув за руль, Восьмая порулила в неведомом направлении...

Лира же придется в себя только через двадцать минут, очнувшись в темной комнатке, где не видно ничего, кроме двух зеленых огоньков...

[Лира]

Оживлённая улица кажется донельзя чужой. Шумной. Люди вокруг пугают, и девушка смотрит на них с тихим ужасом, чтобы затем опустить взгляд, приобнять себя за локти и торопиться прочь, чтобы не показать миру слёз, переживаний и внутренней боли, которая обещала настигнуть совсем скоро. Беловолосая всхлипывает и дрожит, но не останавливает быстрого шага, только лишь сталкивается случайно с людьми, извиняется, но не поднимает головы, только шагает размашисто прочь, скорее вернуться домой, в родное место и желательно более никогда не покидать родную планету, город, спальню.

  Слышит голос совсем рядом, совсем у уха, хищно отвечающий безмолвным мыслям девушки. Та вздрагивает, но не успевает более ничего...

  Внезапно что-то с силой толкает беловолосую в сторону, в тёмный переулок. Лира падает с тихим вскриком, не успевает сгруппироваться и лишь шипит и скулит в ответ на боль в ушибленном плече. Тут же поднимает голову, пытаясь понять, в кого врезалась, кто толкнул, что случилось. Никого не видит. Странно. Удар вышел болезненным, тяжёлым, и беловолосая порывается подняться, вернуться торопливо на оживлённую тропу, к равнодушной толпе, которая даже не заинтересовалась криками.  Но что-то наступает на запястья безжалостно, вызывая громкое скуление о сдавленных о кости вен и мышц, торопливое мотание головой. Это смерть? Ее изнасилуют? Убьют? За что? Это монстр?

  — Нет, пожалуйста, нет! — кричит жалобно, пока сердце отбивает торопливый пугливый ритм и бьётся всё быстрее и быстрее, сдавленное дичайшим ужасом и страхом. Она не может пошевелиться, лишь сгибает в колене одну ногу, пытаясь не то взбрыкнуться, не то выразить жалобный жест протеста. Хочет понять, что вообще ёе держит, что происходит. Вдруг давление становится меньше, затем на грудь наваливается удушающая тяжесть, стискивающая ребра и лёгкие, заставляющая лишаться полноценного дыхания и с большим усилием захватывать губами воздух, силой мышц приподнимая грудную клетку. Больно. Слезы текут с глаз, рот иссушенный приоткрыт, на запястья ложится пригвождающий вес, заставляющий захрипеть, застонать, закашлять слабо забить ногами по земле.

  Мгновение, и серые глаза вдруг видят на себе дикую зеленоглазая рогатую девушку с черными как смоль волосами. Она сидит, раскинув ноги, в короткой спортивной одежде, удерживает ботинками чужие руки, телом сдавливает хрупкую грудь девушки, заставляя рвано дышать и медленно терять себя от нехватки воздуха.

  Хищная дикая ухмылка незнакомки заставляет мелко дрожать, плакать, вести взор прочь от первозданного ужаса.

  — За что?... — лишь хрипят сухие губы вопрос, но девушка почти ласково прижимает к губам пленницы пальчик.  Вопрос заставляет покорно помотать головой - Лира больше всего на свете хочет сейчас жить. Так много и так мало. Вернуться домой, больше не испытывать страха и не быть на краю смерти.

  Ноги медленно стискивают голову беловолосой, заставляя не избегать кислотно зелёного взора, а смотреть прямо в него. Этот оскал, эта эмоция, эта энергетика - Лиру тошнит ужасом, страхом, она едва дышит, огромными несчастными глазами смотря в чужие довольные, лукавые. Палец касается носа, незнакомка с ней играет, но девушка не понимает шутки, только лишь всхлипывает и плачет, роняет слезы, мочит чужие слезы и скулит жалобно, когда в ответ черноволосая стала сжимать голову теснее, а сама пересела на горло, лишив кислорода. Лира бьёт ногами землю, пытается отползти, но все попытки ничтожны, и сероглазая почти не ощущает, как мерно её настигает тьма, а в голове кружится дикий рой вопросов:

  «Что я сделала? Кого я обидела?»

  Незнакомка говорит об играх, советует наслаждаться видом, но Лира лишь горько плачет, ощущая скорый конец. Ее рот распахнут, лёгкие рвутся получить кислород, но пережатое горло не даёт, и серый взор медленно пустеет, устремляясь на черноволосую миловидную хищную незнакомку, которую в иных обстоятельствах Лира могла бы счесть действительно красивой.

  Тьма медленно поглощает беловолосую, глаза закатываются, с губ слетает последний хрип, и девушка обмякает, прикрывая глаза.

  Она верила, что умрёт, и что все закончится.

  Все страдания.

  Вся радость.

  Но открывает глаза в полной темноте. Кашляет рвано истерзанным горлом. Хрипло. Долго. Держится больницы руками за него, щупает, утешает. И видит перед собой два ярких зелёных огонька. Тут же вздрагивает и, почти готовая тут же заплакать, пятится, пока не втыкается спиной в стену.

—  Кто Вы? Что я Вам сделала?.. Может... Я могу Вам как-то помочь? — спрашивает жалобно, не в силах придумать, понять, что нужно говорить. А, быть может, ее похитил бывший владелец? Нанял девушку. Хочет вернуть. Тогда почему речь шла о смерти? Лира встревоженно заморгала, всматриваясь в темноту, в огни света. — Я.... умру? — обречённо, но с долей тоскливого облегчения уточняет девушка, готовая, если нужно, попытаться принять свою участь.

[Сала-Аль-Дикель]

Окутывающая комнату магическая тьма предательски скрывала лик зеленоглазой девы – обычную можно было развеять, но эта... Эта была из разряда удушливой тьмы некромантки, что прямо таки лезла внутрь черепной коробки жертвы и нашептывала различные гадости: отчаяние, смерть, безысходность, гниль, разложение, беспомощность, одиночество и разлука. Тихий, казалось, что детский, шепот, недолго, но очень настойчиво и навязчиво щекотал нервишки, вырисовывая различные жуткие картинки перед глазами. Он раз за разом повторял о том, что смерть – награда, которую еще стоит заслужить.

Яркие огни внимательно осматривали просыпающуюся девушку – зрение Ди-Кель позволяли прекрасно видеть в темноте и параллельно скрывать свой лик. Конечно, ранее Лира видела воровку в повседневной одежде, да и то, кажется, такое потрясное событие заставило её паниковать и заботиться о своей жизни, а значит, вовсе могла не запомнить обидчицу. Бедное дите закашлялось. Видимо, Ди-Кель немного переусердствовала, когда села своей задницей ей на грудь.

— Кто Вы? Что я Вам сделала?

Восьмая молчала и просто смотрела на жертву.

— Может...

Теперь её голова наклонилась к правому плечу, словно заинтересовавшаяся сова.

— Я могу Вам как-то помочь?

Зеленые огни вновь принял прежнее положение, разочаровались в услышанном.

— Я.... умру?
— Все зависит от того, кто ты такая, Лира. — голос Восьмой был тихим, спокойным и даже могло показаться, что невраждебным.  — Пожалуй, я могла бы тебя расспросить о всяком: род занятий, чем живешь, что любишь. Фарфелия посчитала это скучным и напомнила мне одну важную деталь. Мне пришлось согласиться. Увы... для тебя...

Конечно, в том самом злосчастном досье было имя жертвы, но только оно было настоящим, а все остальное – вымысел и сказки сумасшедшего информатора, решившего заработать на рогатой. К этому умозаключению все больше и больше склонялась Ехидна, когда ехала обратно «домой». Несколько раз эскадрон останавливалась на обочине и внимательно рассматривала бессознательное тело. И каждая такая остановка все сильнее и сильнее убеждала её в невинности Лиры. Однако...

Причиной паранойи и недоверия к собственной чуйке была из-за заклятого врага, носящего наводящее на различные ассоциации имя – Рэйвэн. Этот мертвец, словно невидимая чума, заражал ничего не подозревающих жертв паразитами, а затем, когда время придет, направлял их совершать немыслимое, расходящееся с поведением зараженного: убивать с особой жестокостью, совершать теракты, шпионить и даже жертвовать собственной жизнью в угоду Величества Безумия Дэ-Бон. Он специально выбирал тех, кто был слаб духом и, казалось, что не в состоянии совершить что-то монструзное и леденящее душу. Если еще пару лет назад этот ходячий артефакт пожирал и инфицировал только девиантных личностей, то уже как полгода он по какой-то причине потерял страх и нападает на всех, кто покажется ему «интересным».

Кажется, что монстр набирает силы и его аппетиты растут.

Первое «громкое» и практически успешное покушение было на самого Цзин Бэйюаня. Несколько лет назад. Чем закончилась встреча – сокрытая от всех загадка. Однако, некоторые светские лица шептались, что Князь договорился с неким «шойхун-чин» о неведомом пакте, дав в жертву тело одной молодой девы взамен на право жизни тысячи других жителей. Несложно догадаться, что сам Рэйвэн и распространял эти слухи: аккуратно, бережно и выборочно. Но ключевой ужас скрывался в том, что слухи эти были правдивыми... Мертвец не умеет лгать, если того не прикажет его Мать.

— Когда я сдавливала твою милую мордашку и смотрела в невинные глазки – внутри что-то щелкнуло. — зеленые огоньки медленно приближались к плененной девушке. — Мне показалось, что ты неспособна совершать такие опасные, скажем так, проступки, что были указаны в твоем досье.

Они были на расстоянии нескольких шагов.

— Я бы хотела посмотреть внутрь твоей черепной коробки... — Восьмая выдержала короткую паузу, не отрывая свой взгляд от испуганных глаз Лиры. — Позволишь? Нет-нет!

Раз шаг... Два шаг... Лицо Восьмой уже было в интимной близости, а губы едва ли не касались друг друга. Когтистый палец встал между ними и коснулся губ жертвы, после чего медленно сполз вниз, острием пробегая по подбородку и шее в области глотки.

— Не стоит отвечать. Знаю, что разрешишь, потому... — она выровнялась и жутко прохрустела пальцами. — Позволь посмотреть, что же ты хранишь внутри себя...

[Кубики. Далее ментальной магией пытаемся посмотреть недавние девушки]

Теперь же рука, что еще недавно висела возле горла Лиры, была на её голове и аккуратно гладила волосы. Девушка могла почувствовать, как что-то, по ощущением напоминающее паучка, начало ползать по макушке. Еще секунда и теперь её нервы визжали о том, что в череп пытается прогрызться это самое нечто: оно медленно и с трепетом внедрялось все глубже и глубже, вызывая то легкое покалывание, то, на удивление, приятную щекотку. Боли не было. Совсем...

— Не дергайся. — сосредоточенным голосом скомандовала Восьмая. — Сейчас может быть больно.

Внезапно невидимый ментальный паук «вцепился» в мозжечок и начал передавать сигналы через эфемерную нить прямо к ядру эскадрон. Её глаза хаотично забегали в разные стороны, словно пытались уловить сотню картинок за одно мгновение. Она видела прошлое девушки: сначала вполне обыкновенную семью и вполне счастливое детство. Обрывками, но негативных воспоминаний не было. Далее вполне обыкновенное обучение в магической школе и несколько ярких моментов из того периода жизни, а затем...

— Твою семью убили. — с жалостью в голосе сказала Восьмая. — И ты не знаешь причины этого ужасного события. Далее тебя продали, как раба. Каков жестокий мир, котенок...

На лице у Восьмой появилась жуткая ухмылка, однако тьма скрывала её.

— Ты хотела умереть. Я вижу твои мысли: черные, серые, блеклые и фонящие отчаянием. — она продолжала вскрывать все раны прошлого Лиры, ведь делала это просто потому, что умела и могла в силу своего могущества. — Ты кому-то служила. Я не знаю этого кадра. Как жаль...

Далее зеленые огни немного потускнели, словно сосредоточились на одной единственной картине – размытом облике, что становился все четче и четче, а затем... ничего... пусто... что-то резко оборвало связь.

Однако, облегчение пришло от осознания, что Рэйвэн не добрался к этой девочке.

— Ты ученица Князя. — рука все еще медленно поглаживала волосы Лиры, а ментальная магия, что прочно засела в её голове, начало постепенно рассеиваться, дабы не причинить боль. — Значит, мои опасения не были напрасными.

Ладонь резко сжалась в кулак, грубо схватив волосы девушки. Правая нога Восьмой ударила сначала по левой, а затем и правой коленке девушки, тем самым заставив её расставить ноги и открыв пространство для того, дабы допрашивающая могла поставить свою ногу, обутую в черную обувь, напоминающие кроссовки, прямо на краю стульчика между ног жертвы.

— Я хочу попробовать кое-что еще... — она хищно облизнулась. — Хочу попробовать на вкус твой страх...

С несколько секунд Ди-Кель пристально смотрела в глаза Лиры, а затем вновь имела наглость нарушить интимное пространство, медленно сокращая дистанцию для свершения поцелуя. Оставалось лишь пару миллиметров и едва уловимые касание начали проявлять себя, как...

— Хозяйка! — металлическая дверь с грохотом распахнулась, едва ли не вылетев с петель. За ним стояла Фарфелия и активно размахивала планшетом. — Это Лира Мирлесс! Она ученица Князя!
— Я уже знаю. Спасибо... — шепотом говорила Восьмая, поражая нежную кожу девушки горячим воздухом из зубастой пасти – возбужденное и разогретое от магии ядро нагрело тело эскадрон до высоких температур. — Мне нужно зако...
— Нет! — кукла бросила планшет на пол, а затем громко хлопнула в ладоши, тем самым развеяв тьму. — Нельзя! У нас с Князем был договор!
— Тебе повезло, малышка... — хватка Восьмой ослабла. Теперь пленница могла рассмотреть рогатую бестию во всей красе. Только если тогда она была одета в повседневную одежду, то сейчас на ней красовался эластичный черный костюм, который она использует во время заданий или же удовольствия ради... Кажется, сейчас был как раз таки второй вариант... — Очень повезло.
— Нам нужно вернуть её домой!
— Домой? — Ди сделала два шага назад и присела на корточки, вульгарно расставив ноги, хотя ей было так удобно из-за строения тела. Правая рука подняла планшет и поднесла к глазам. Там было электронное письмо. — Официальный запрос? Ты то откуда узнала?
— Рэйвэн. Те события... — бросил артефакт и этого было достаточно, дабы у Восьмой скорчилось лицо в злостную гримасу. — Вы же помните.
— Ох-х-х... — планшет был возвращен в фарфоровые ручки куклы. — Помню. Частично.
— Доставим её домой?
— Нет. — вновь жуткая ухмылка на лице Восьмая. — Эта малышка пойдет со мной на поиски того, кто спустил на неё собак.
— И?
— Убьет собственными руками... — встав в полный рост, Ехидна лениво расправила руки и сладко зевнула. — Что пялишься, мелочь?! Просить прощения за не буду. Ах. Полагаю, у тебя есть куча вопросов? Эй! Фафа!

Восьмая прописала смачный подзатыльник артефакту, отчего последний сильно пошатнулся и бросил возмущенный взгляд на Хозяйку.

— Развяжи её и веди наверх...
— Вот же сука. — открыто огрызнулась Фарфелия, подходя к Лире, принявшись развязывать руки. — Эй. Ты как, Лира? Ситуация дерьмо, да... Но у нас были свои мотивы.

Маленькие ручки ловко и довольно быстро освободили пленницу.

— Может, ты... кушать хочешь? Может, пить? Может, болит что? Уж прости нас... — алые глазки посмотрели на бетонные ступеньки, ведущие вверх. — Хозяйка та еще мразь, да. Но, в обиду не даст, зная, что ты ученица Князя. Однако, это не гарантирует отсутствие жутких выходок...

[Лира]

Эти глаза изучают. Смотрят внимательно. Зорко. Пронизывают душу. Цепляют самое важное, сокровенное, самое болезненное и тяжёлое, заставляют мучительный орган упрямо камнем биться в груди, застревать в глотке, мучиться страданием нещадным. Лира тревожно всхлипывает, прячет взгляд, жмётся к стене, дрожит жалобно, тревожно. Огни сползают в сторону и вниз. Затем снова поднимаются, вслушиваясь в речи похищенной беловолосой девушки. Вздрагивает, когда слышит своё имя. Её знают. Её нашли? Нашли и решили силой привести хозяину? Но голос кажется не злым, не враждебным, и Лира глотает душным тугой воздух стиснутым тревогой нутром. Незнакомка говорит, объясняет, заставляет судорожно закивать – хочется верить, что беловолосая и мухи не обидела, но девушка знает, помнит прекрасно, что причиняла боль, что наносила кому-то душевные и нет травмы.

  — Я н-надеюсь, — глупо мяучит, словно бы отрицая слова девушки, словно бы невпопад говоря, что нет, она, Лира, вообще-то та ещё опасная душа. Но то лишь неосторожная фраза, продиктованная страхом.

  Следующая фраза девушки пугает. Обжигает. И беловолосая тут же дёргается, рыпается назад, но уже некуда – позвонками дышит в стену, ударяется случайно затылком о твёрдость, скулит жалобно, испуганно, больше всего не желает смерти, боится, даже если недавно была готова принять.

  Шаг. Другой. Глаза приближаются. Ближе. Ближе.

  Она чувствует дыхание на себе. Палец на губах, спускающийся ниже. Ещё ниже. Царапает кожу когтём.

  Больно. Но могло бы быть хуже.

  Лира сжато дышит, мотает головой, но замирает, затихает испуганно, когда рука ложится на волосы. Хочется что-то сказать, произнести, выдавить с непослушных губ, попросить хотя бы последнее желание, но тяжёлый тугой ком в горле не даёт выдохнуть и слова, лишь сжатое дикое мычание, лишь скуление и всхлипы судорожные. Даже ноги не слушаются, не двигаются, не могут пнуть незнакомку, не могут переменить положение. Жалкая, жалкая Лира, неспособная защитить себя.

  Что-то ходит по голове. Что-то странное происходит. Девушка дёргается – её крепко держат. Скулит, плачет, умоляет, стенает – её не слышат. И следом вдруг до ужаса странное дикое ощущение – внутри сознания копаются, проникают глубже, перекапывают всё, что происходит, и нехотя, смотря на движущие дёргающиеся глаза незнакомки, Лира видит и обрывки своего прошлого, то самое, что так тщательно хотела скрыть, то самое, что отсекла от себя, спрятала.

  И поэтому с её серых глаз льются дикие слёзы агонии, боли, что терзает душу, что вырывает сознание, заставляет скулить...

  — Пожалуйста, не надо, не надо...

  И следом лишь необратимые жестокие факты. Семью убили – она давится слезами, выгибается, казалось, умирает, булькает звуками, скулит, стенает. Продали как рабыню. Да... Лира давится, кашляет, бьётся, но рука сильнее, всё сильнее неё, и белоснежная устала, обречённо затихает, казалось, лишившись сил. Только пушистые белые ресницы дрожат нервами, искрами боли.

  — Умереть... — вторит безжизненно эхом, когда слышит новые тяжёлые правдивые факты о себе. Она слишком истощена, устала, вымучена, печальна, едва дышит, едва существует, едва находит в себе силы жить. Если бы был бы рядом нож, то вспорола бы себе глотку тут же, не желая выдерживать воспоминаний, мягких ласковых рук родителей, их улыбки, их тепло, их ужасную смерть, доброго жестокого хозяина, побег и дикие, ужасные страдания, побегом от которых стало почти постоянное желание смерти.

  И следом светлые слова – ученица Князя. Да, это так. Лира едва ощутимо кивает, ощущая, что властная рука всё ещё поглаживает её по голове. Медленно. Тошнотворно.

  — Простите... — извиняется не то перед незнакомой, не то перед Учителем, не то перед миром в целом, всхлипывает, дрожит. И следом волосы сжимают крепко, даруя каскад боли, нервов. Удар болезненный резкий, тяжёлый по одной коленке, затем по другой – ноги Лиры широко расставлены, она плачет, скулит, на стул наступает тяжёлая нога. Беловолосая замирает, редко нервно подрагивая.

  — Пожалуйста, не надо... — скулит, дёргается, но чувствует, как её держат, как не дают двинуться, и дыханием опаляется лицо, пока яркие глаза приближаются, вынуждают зажмуриться, мириться с участью, но затем в помещение кто-то врывается. Странный диалог, её имя, её статус. Следом тьма развеивается, обнажая свет и лица девушек. Лира плачет и моргает, ослеплённая миром. Хватка ослабевает. Беловолосая обмякает.

  — Простите, — монотонно бормочет, не понимая, что происходит, что случилось, но слышит лишь одно «её хотят вернуть домой». Девушка не верит, давится слезами в ужасе, в истерике, дёргается, извивается, боится, что вернут её, несомненно, по частям. Но теперь разговор обретает иные черты – её не вернут домой, потащат куда-то кого-то убивать, и Лира чётко знает: «нет, не сможет». Незнакомка бьёт свой артефакт, даёт указания, и тот подходит к пленнице, освобождая от пут. Беловолосая тут же валится на пол, не в силах ни сидеть, ни стоять от страха. Её трясёт, она плачет, едва собирает себя по крупицам. Слышит вопросы, нотки заботы, желания помочь как-то, но испуганно мотает головой и зажимается в комочек нервов, не в силах даже подняться.

  — Н-нет... П-пожалуйста, верните меня домой, — мяучит грустно, жалобно, наконец поднимает заплаканные серые глаза на черноволосую, встречаясь с её ядовитыми глазами. Сглатывает. — Простите...— извиняется сама не знает за что, булькает звуками, загнанным затравленным зверьком сжимается в белоснежное облачко, зная, что добровольно пойдёт лишь домой.

[Сала-Аль-Дикель]

После предложения покушать или же попить, Фарфелия сделала два аккуратных шага назад, загородив собой путь к выходу наверх. Сбить с ног артефакт будет несложно, но вот бороться с последствиями – совершенно другой вопрос. Более того, этажом выше была рогатая бестия, занимающаяся своими темными делишками и ожидающая на появление барышень.

Некоторое время фарфоровое зло стояло, сложив руки в замок, и просто наблюдало за действиями девушки. Оно все еще разводило паранойю внутри своего механизма и не верило ни единой слезинке, что стекали по слезам Лиры. Артефакт с огромным интересом анализировал психологическое и моральное состояние девушки. Она была немного в замешательстве, ведь по протоколу, пока еще живое тело, нужно утилизировать и не оставить и следа для правоохранительных, ну или же других «органов». Однако не будь она ученицей Князя, кто знает, как бы развивались события?

Ди-Кель убивала невинных. Неоднократно и даже эпизодично – наслаждения ради.

— Вернем. — спокойным голосом ответила Фафа. — После того, как поймем, кто тебя заказал.
— Эй! — послышался голос Ди-Кель откуда-то сверху. — Вы еще там долго торчать будете?!
— Дай ей отдышаться, мать твою! Сейчас поднимемся.

Сотня прозвучавших извинений лишь раздраконили артефакт, но, в отличие от Хозяйки, она не бросилась прямо на жертву с колкими фразочками и физическими выпадами по лицу, а просто продолжала тянуть свои любопытные гляделки, не забывая ехидно улыбаться. Разумеется, что впоследствии её характер стал более агрессивен.

— Извиняться будешь перед Создателем. — тяжело вздохнув, бросила кукла. Она не отрывала свой взгляд от девушки. — Знаешь, хоть я и хочу отправить тебя домой, но...

Фарфелия выдержала короткую паузу, пытаясь прислушаться к шуму, что исходил сверху, где была Хозяйка. Последняя, вероятнее всего, ставила чайник, что сильно удивило подопечную. Тихо хмыкнув, она вернула свое внимание девушке.

— Мы не можем подвергать опасности ни Князя, ни Принца, ни тебя саму. Да-а-а, да-а-а, да! Твой могучий учитель способен навалять негодяям, но, будем откровенны – он пацифист до эонских костей. Да и, знаешь ли, если заказчик вышел через его ученицу на Хозяйку, то... — кукла не договорила. Лишь пожала плечами и развела руки в стороны. — По крайней мере, я понимаю её опасения. И, кстати говоря, более чем, понимаю мотивы. Нам нужно убедиться, что ты действительно «чиста». Понимай эти слова как хочешь. Ну, ладно... Ей нужно... Мне похеру на тебя, по большому счету. Если дадут команду, то сверну шею и даже не моргну глазом.

Красные глазенки артефакта оторвались от жертвы и метнулись в сторону выхода. Затем тело, издавая жуткий звук, напоминающий хруст костей, послушно повернулось вслед за головой и артефакт пошагал вперед.

— И, бл*ть, прекрати извиняться уже. Встань ты уже... Сопливый котёнок... — махнув рукой, прошипела Фафа. — Дальше тебе придется разговаривать с моей Хозяйкой. Пойдем...

От Фарфелии прямо-таки несло агрессией и злостью. Хотя, несколько минут назад эта кукла аккуратно и заботливо развязывал руки девушки, спрашивая о её нуждах. Причина такого поведения далеко не самая очевидная...



Поднявшись «этажом» выше, Лира могла заметить обыкновенную квартирку: серую, полупустую комнатку с безыскусным письменным столом, ветхим креслом и пыльным диваном. Даже телевизор, висящий на стене, и тот был из древней эры. Далее, пройдя вперед, они попадут в коридор, где стены были покрашены в унылый серый цвет. Повернув голову вправо, можно было заметить обыкновенную кухню, где все внимание привлекала выбивающаяся из интерьера яркая картина средних размеров, выполненная в, можно сказать, что детском стиле, на которой изображалась неуклюжая курочка на зеленой лужайке.

Однако была одна весьма приметная деталь, которая должна была броситься в глаза, словно летящее бревно – интерьер был рассчитан для невероятно высоких существ. Например, пыльный диван был настолько большой и высокий, что попытайся Фарфелия забраться на него, то, вероятно, без чьей-то помощи, ей бы этого не удалось. Каждый отсек поцарапанного комода, казалось, что мог вместить в себя по одной Лире. К сенсорным регуляторам света и вовсе было не дотянуться.

Артефакт привел жертву на кухню, после чего бросил надменный взгляд на Хозяйку, которая вальяжно развалилась на кухонном столе, широко расставив ноги и водила пальцем по воздуху, словно что-то рисуя. Её взгляд был устремлен куда-то вверх, а, если быть точнее, в пошарпанный белый потолок.

За стенкой слышались звуки стекающей по старым трубам воды... В общем коридорном пролете кто-то прошел мимо квартиры и вульгарно прокашлялся, смачно сплюнув на пол, отчего у Восьмой скривилось лицо.

На кухонной столешнице кипел массивный чайник, а рядом стоял заварник, внутри которого своей жизнью «жила» ложка, размешивая заварку – этим Ди-Кель как раз таки и занималась сейчас.

— Давай поговорим про тебя и... — рогатая девушка отвлеклась от потолка и повернулась набок, обратив свой взор на Лиру. — ...попытаемся понять, для кого ты стала той самой черной кошкой.
— Все это время Вы заваривали чай? — Фарфелия с недоумением смотрела на заварник. — А грохот стоял...
— Я видела, а, если быть точнее, прочувствовала твой страх перед каким-то человеком, ну или эоном, или... — Ехидная тяжело вздохнула и отвернулась от девушки, вновь принявшись пялиться на потолок и размешивать заварку. — Неважно. Фарфелия...

Со стола вниз полетел небольшой планшет прямо в руки куклы. Последняя довольно ловко поймала его в свои ручонки и принялась разблокировать. На тыльной стороне планшета красовалась стертая эмблема «Локус Тайгета» – Орден, где когда-то эта безумная двоица состояла, а затем, уничтожив крыло «Тайгета» и убив собственную Покровительницу, бросились в бега.

— Покажи нашей гостье данные, которые мы получили от информатора.
— В общем, дорогуша, — кукла подошла ближе к Лире и всучила планшет в руки. — ознакомься с тем, как тебя именовали те, кто заказал. Признаться, завидев твою мордаху в досье и прочитав информацию, Ди-Кель до последнего не верила и...

Артефакт пожал плечами.

— Это одна из причин, почему ты до сих пор жива.
— Я поняла, что она невиновна еще в тот момент, когда душила её своими ляжками: щенячий взгляд, слезки и этот ротик, жадно глотающий воздух... — Восьмая тихо хихикнула. — Эй! Милая! Хочешь, повторю? Обещаю, что давить не буду. Просто посижу на тебе и посмотрю в твои глазки...
— Ну да... куда без похабщины, Хозяйка... Не мешай читать ей! Может, она поймет что-то...

На экране планшета была следующая информация:

Голова №29-OT5-QB1

[/b]

Имя: Саманта
Фамилия: Босзэн
Прозвище: Демон-Босодзоку

Характер: агрессивная, вспыльчивая, лживая, нахальная и норовистая. Любит неприятности и... [Данные стерты]
Предполагаемое место проживания: Циркон. Фандей / Лирея (???). Неизвестно (К последним краям у нас нет доступа).

Причина глобальных поисков: побег из владений, ограбление и убийство (в т.ч. собственную семью). Умышленное уничтожение имущества путем поджога.

Причина локального поиска (по запросу Заказчицы): связь с Аэрба. Связь с Хиганом. Связь с Орденом Эволюции. Связь с инопланетными существами, именующие себя кастой «Белый Близнец». [Примечание информатора: о последних ничего неизвестно нам...]

Сводки лазутчика:

1. Удалось ли выследить? Да.
2. Когда? За два дня до создания досье на «голову».
3. Номер Лазутчика: QVB-69
4. Локация, где цель была обнаружена: Лирея [Дальнейшие заметки и предположения были удалены]
5. План по провокации цели: ментальная манипуляция к нейтральному месту [Причина, по которой цель захочет выйти в кафе, где свершится аннигиляция Заказчицей]
6. Странности цели: при прослушке и слежке реальное поведение аномально расходилось с тем, что указано в графе «характер». Замечена неуверенность, затворничество и склонность к негативным мыслям, если судить по эмоциям и мимике.
7. Время уведомления Заказчицы: за два часа до исполнения манипуляции.
8. Информация подтверждена Тонгором? Да.

Примечание QVB-69:

Цель ведет себя совершенно иначе. Цель совершает странные и нехарактерные действия, если опираться на полученные ранее данные. Цель не проявляет себя агрессивно или же буйно по отношению к другим. Судя по цепочке ранее... [данные удалены], Цель связана с одним из... [данные удалены]. Требуется подтверждение.

Примечание Тонгра:

Аномальное поведение связано с психологическими травмами. Предположительно. Не стоит обманываться. Судя по нашим данным, она смогла уложить с десяток других лазутчиков из других группировок. Пока «зверь» спит и поддается – устранить немедленно. Мы не можем подтвердить связь с инопланетными существами, однако имеем косвенные доказательства связи с Аэрба и Орденом. Конечная роль неизвестна.

И пока Лира знакомилась с информацией на планшете, Ди-Кель успела с помощью магии достать всем чашки (ведь в текущем росте она попросту не дотянулась бы) и налила чай, а затем достала из холодильника — конечно же, с помощью магии. — пироженки и аккуратно разложила на тарелочки.

— Ну как? — Восьмая ловко спрыгнула вниз и подошла к девушке. В это же время за её спиной плавно левитировала утварь. — Здесь просто какой-то бред, но, почему-то, мне кажется, что на мои плечи хотят возложить твою смерть. Полагаю, что здесь смешали правду и ложь, а потому... Подумай хорошенько, что здесь скрыли и, быть может, что нарошно демонизировали...
— Характер демонизировали, дабы жалости не было при встрече. — встряла кукла. — Ты бы видела, как она соплями захлебывается.
— Кхех! Тоже мне демон... Пойдемте уже, присядем где-то на полу в комнате, ну, или, если хотите, закину на диван...

[Лира]

Лира с трудом собирает все разбросанные чувства воедино – всё тело дрожит, сходит волнами дрожи, нервных чувств, волосы паутиной ложатся на пол, взгляд серых глаз поднимается на девушку-артефакт, ищет помощи, спасения, но кукла лишь стоит ровно, спокойно, словно раздумывает о чём-то. Руки в замке. Взгляд словно изучает каждый всхлип, каждый вздох. Беловолосая девушка неуверенно тянет ручки утереть слёзы, понимая, что её пока что ещё никто не трогает и не пытается обидеть.

    — Меня... заказали? — непонимающе всхлипывает, с трудом понимая и воспринимая речь. Словно в голове образовалась вата, нечто тяжёлое, что не даёт слушать, вникать. Лира с трудом осмысливает речь, моргая пушистыми ресницами. Хмурит грустно бровки. — Меня... не заказывали, — растерянно пытается пояснить, не вникая в суть ситуации, в то, что происходит на самом деле. В мире девушки такого просто не может быть, что её кто-то мог бы возжелать убить... Или... Это Хозяин из её прошлого? Лира сглатывает.

    Голос сверху пугает. С губ рвётся испуганное скуление – страшно, так страшно, что сердце почти болит в груди. Тянет тяжело. Пусть артефакт и с руганью просит дать время Лире, с его лица не сходит ехидная пугающая улыбка, а взгляд всё ещё пронизывает пленницу. Беловолосая опускает голову, боясь смотреть в ответ. Извинения никому не нужны. Она понимает. Кивает мрачно, едва заметно. На словах о доме девушка поднимает взгляд полный надежды и облегчения. Как же Лира хотела бы тут же оказаться в своей комнате и спрятаться под одеяло! Как же она мечтала броситься в объятия Учителя, чтобы тот в своей манере утешил её. Как она хотела ощутить себя в безопасности здесь и сейчас!

    Лира послушно кивает объяснениям куклы, принимая тот факт, что её ещё пощадили. Ощущение, что Князя нельзя беспокоить, наполняет девушку странным тяжёлым чувством – она должна вытерпеть. Беловолосая не сразу понимает смысл слов о том, чиста ли она, поэтому снова кивает, с трудом смотря на собеседницу. Страшно. Очень страшно.

    — Я не знаю, чиста ли я, — робко произносит девушка в белом, снова роняя грустные слёзы, когда слышит, что ей могут свернуть голову. Лира суетливо обнимает себя за плечи, пытаясь справиться с нервами и страхами. Нужно разобраться. Быть сильной. Быть мощной.

    Но она не может.

    Ругань пощёчиной обжигает лицо, девушка краснеет. С трудом, упираясь ручками о пол и подтягивая ноги, Лира поднимается. Её качает из стороны в стороны, ноги неуклюже, скованные страхом, подгибаются. Пленница оседает на колени, но затем, чуть стопорясь, поднимается вновь. Она чувствует дикую злобу и агрессию, поэтому старается идти быстрее. Опирается о стеночку, поднимается по лестнице, не единожды спотыкаясь и падая. Коленки саднят – Лира, несмотря на присущую расе прочность, хрупка, пожалуй, даже слишком.

    Когда девушка поднимается выше, она видит странную квартиру: всё кажется достаточно большим, внушительным настолько, что невольно кружилась голова. Квартира была простой, на кухне даже было немного уютно, но размеры...  Лире казалось, она может заблудиться меж ножек стула. Страшно. Тревога заполняет девушку, сцепляет крепко, дико, беловолосая с трудом передвигается, ощущая, как ноги буквально тяжелеют. Черноволосая девушка что-то задумчиво, как показалось невольной пленнице, делала на невидимом экране, взгляд устремлён вверх. Кукла же со всем глубоким неприятным чувством устремляет взгляд на свою хозяйку. Лира неуверенно топчется на месте, понимая, что ей настолько дурно и душно здесь, что проще привалиться к ножке стула. То девушка и сделала, слабо выдохнув. Со стороны где-то послышались странные звуки, но уставшая душа едва воспринимает их, только лишь утешает торопливое сердце.

    Незнакомка переваливается на бок, рассматривает хищным взором беловолосую пленницу. Та бегло осматривает горячий чайник, ложку, гуляющую по заварнику. Пить чай? Лира надеется, что не из неё.

    — Я не знаю... — растерянно отвечает, настолько тихо, что едва перекрывает случившийся диалог. Стоит растерянно, устало, вымученно. Голова пульсирует болью. С высокого огромного стола падает планшет в руки куклы, Лира пытается заглянуть, но не приближается. Боится, что заметят и накажут. Но вскоре кукла выполняет указание черноволосой и подходит к девушке, которая даже отшатывается от страха. Но планшет принимает и вчитывается в своё досье.

    Руки трясутся. Текст плывёт пред глазами.  Голоса кажутся совсем далёкими, пусть Лира и улавливает странную угрозу. Девушка читает всё, затем протягивает планшет обратно, собираясь объяснить, что, скорее всего, перепутали её фото... Наверно.

    Черноволосая девушка спрыгивает со стола, подходит к Лире. Беловолосая невольно обращает внимание на то, как всякая посуда и иная утварь движется, раскладывается, словно сейчас и правда будет приём пищи. Пленница робко сглатывает – чувствует, что не сможет в таком страхе и ужаса проглотить ни кусочка.

  — Наверное, это какая-то ошибка. Я сбегала от Хозяина, но... я не убивала никого и... Мне страшно подумать, что я могу кого-то убить... Извините, но я правда никого не знаю из них, из того, что там написано в анкете... — произносит, в глубине души даже ощущая вину за то, что совершена ошибка, и что она не та. Словно это не означало бы смерть или мучение. — Если я с кем-то и знакома, то не знаю об этом, — признаётся Лира, вспоминая прошлые года. — Я долго скиталась после побега, но мой Хозяин не был связан с этими людьми, и на моём пути я не помню никого, кто встретился бы мне с такими именами... И когда я стала жить в поместье Князя, то тоже не встречала... Наверное... Извините, но я правда не могу вам помочь, — объясняет, от страха путаясь в том, как следует говорить и реагировать на всё. В голове словно каша – вот Лира даже ощущает, что хочет помочь найти того, кого им нужно. Но одёргивает себя тут же, понимая, что обречёт человека на смерть....

  — Если можно, я бы хотела сидеть на полу... Вы... отпустите меня, пожалуйста? — заглядывает плаксиво в глаза той, кто ещё недавно её душила собою. — Я... не уверена, что могу быть полезной, — произносит обречённо, роняя слёзы.

[Сала-Аль-Дикель]

Какие слова не пытался бы подобрать этот котенок, какие эмоции бы не показывала этой парочке, какие бы действия не предпринимала – тщетно и бессмысленно. Ди-Кель уже набросала план, где роль маленькой девочки была предопределена еще до того момента, как та поднялась на встречу с ней. Непринужденный диалог и демонстрация планшета были лишь небольшим гвоздем в крышку гроба сомнений. Сейчас же, дабы похоронить этот самый гроб, ну или же развеять прах страха — выбор способа погребения был за жертвой. — и отчаяния девочки, нужно было рассказать о затаившемся ужасе и посмотреть на реакцию. Восьмая придумала не самый ужасающий, но все же, неприятный план, — если мы говорим о степени извращенности по шкале Ди-Кель. — где Лира сыграет далеко не самую бесполезную роль...

— Да брось. — отмахнувшись рукой и широко улыбнувшись, сказала Ди-Кель. — Пойдем! Ты поможешь мне с этим. Разумеется, что твоя труппа трупов разнесет зрителей! Ха!

Она громко всхохотнула от глупой игры слов. «Труппа трупов Лиры» – так Ехидна назвала эту авантюру с поиском и устранением неверных лазутчиков и их «Тонгра» – главаря, который утверждает или же опровергает полученную информацию. Почему трупов? Ди-Кель считает себя ни живой, ни мёртвой. Это существо живет на тонкой грани, ловко балансируя и, при острой необходимости, убегая в «некротическую пелену», нагло внедряясь, в так называемое, Царство Данакта – потусторонние владения Демиурга Смерти. Проводником в такие опасные путешествия была, разумеется, Фарфелия. Были случаи, когда туда по воле Восьмой попадали как друзья, так и враги. Неизвестно, делает ли она это на полном серьезе, действительно попадая в другую реальность, ну или же притворяется, выбрасывая магический пафос, словно песок, прямо в глаза противникам и союзникам.


К этому времени герои уже были в гостиной и устроились на полу, сидя на больших и мягких подушках. Восьмая пыталась создать непринужденную атмосферу, хотя отлично понимала, вряд ли получится успокоить девушку такими методами.

— Это не «какая-то», как ты сказала, а самая настоящая ошибка. Специально допущенная. — девушка взяла в руки белую чашку и немного отпила чай. Её примеру последовал и артефакт. Ненужно быть достаточно проницательным, дабы понять, что утварь была слегка больше обычного размера. — Они знали, что мне нужно убить Саманту как можно скорее и предполагали, что я не стану разбираться, но...
— Но она почитала твое досье и поняла, что даже в измененном облике, Босодзоку не пойдет в кафе за сладостями. — кукла вставила свои пять копеек, параллельно пожимая плечами. — Но, все же, мы решили проверить.

Из разговора можно понять, что Ди-Кель лично знала некую Саманту Босзэн, но прошло уже довольно много времени, а потому, искать её в одиночку в этом мире было совсем затратным и, можно смело сказать, что бесполезным делом. Причиной поиска были тревожные слухи о её связях с Забытым Демиургом по имени Аэрба – заклятым врагом, что заставил Ехидну убить собственную покровительницу – Эволюцию.

Имя, характер и умения – это единственное, что осталось в памяти об искомой цели. Рогатая дева знала, что противница шедеврально умела прятаться под чужие ипостаси и мастерски скрывала свою принадлежность к расе эскадрон.

— Саманта – одна из десяти выживших эскадрон. По крайней мере, этот факт дает тебе право жить дальше в моих глазах. — она вновь сделала глоток, но на этот раз выпив половину содержимого. — Мне пришлось залезть в твою маленькую голову, дабы увидеть хоть какую-то частичку прошлого. Полагаю, обычно извиняются за невежественное и грубое поведение, но я, лично, этого делать не собираюсь.
— Это единственный способ уличить Саманту в маскировке и лжи. Хозяйка говорила, что Босодзоку вообще хотела сменить собственное тело, скажем так, став ближе к... хуманскому? Да. Пожалуй, что это будет самым точным описанием.
— Я не верила, что это возможно, но посмотри на меня, Фарфелия. — тяжело выдохнув, Восьмая выдержала короткую паузу, принявшись внимательно осматривать Лиру. — Теперь вернемся к черной кошке.

Эскадрон поставила чашку на пол, а после вальяжно развалилась на подушке, подняв правую ногу в коленке и обхватив её руками.  

— Не думаю, что тебе все это интересно. Я в подробности посвящать тебя не буду. Единственное, что действительно стоит держать в твоей головушке – возможный факт посягательства на твоего учителя, сделанное моими руками. Тот, кто выбрал тебя целью, отлично знал, что ты являешься подопечной Князя. — последовало несколько сопровождающих кивков. — Осталось понять следующее: либо Саманта перехватила лазутчика и «убедила» его поменять цель, а либо же она и была тем самым QVB-69.
— Кстати, Хозяйка! Она же просила отпустить её. — Фарфелия, оценивая моральное и психологическое состояние девушки, решила все же уточнить по поводу ранее озвученное просьбы. — Что думаете?
— Да без проблем. — пожав плечами, недовольным тоном сказала Восьмая. — Только после того, как мы найдем Саманту. Девочка... милая девочка...

Смотря хищными зелеными глазами, Сала-Аль-Дикель широко улыбалась, предвкушая то, как это хрупкое существо будет справляться с предстоящими испытаниями. Когда её ледяной и спокойный голос рассказывал девушке о Саманте – разум вырисовывал садистские картинки расчлененного тела Лиры, ведь все могло пойти по иной стезе, где маленькая ученица могла попасть в еще худшее положение, нежели сейчас, где её отпаивают чаем и пытаются пояснить печальность положения.

— Я могла бы бросить тебя: открыть дверь, выпроводить за порог и забыть. — Ехидная указала в сторону двери. — Но у меня есть некие обязанности перед Князем и, получается, что перед тобой. Отныне, я должна защищать тебя от угрозы, что тенью следует за тобой. Бедное, бедное, бедное существо...
— Иными словами – Саманта, предположительно, знает о тебе. Разумеется, что как только ты покинешь нас, она попытается жестоко убить тебя. Не нужно быть ментальным мастером, дабы понять дальнейшие шаги Демона – спихнет сей варварский акт на мою Хозяйку.
— Да. — утвердительно кивнула Ди-Кель. — Ибо положение у нас весьма шаткое: я убила Демиурга Эволюции, покончила с Орденом и её последователями. Буквально. Убив тысячи невинных жизней. Хотя эти у*бки даже и слышать не желали мою боль и отчаяние.
— Теперь за нами ведут, скажем так, охоту. Хвала, что не официальные органы. Хуже. Эскадрон, Демиург Аэрба и, получается, что Орден «Локус». Последние, правда, зализывают раны и не спешат лезть к нам в объятия. Траур, видите ли...
— И, тем не менее, несколько смельчаков лишились жизни.

Меньше всего Тарантул хотела рисковать собственной жизнью ради какой-то случайной девочки, что впадает в слезы и сопли, как только столкнется с проблемой. Но, почему-то, смотря в её грустные глаза и зная небольшую частичку из прошлого, Восьмая со скрипом отбрасывает эти мысли и твердит себе, что конкретно Лира не заслуживает такой участи: она настрадалась и не заслуживала такого исхода. Она, в конце концов, не созданный кем-то монстр, как Ди-Кель, а лишь обыкновенное живое существо из плоти и крови. Да и тот самый договор между Князем и бывший Трибуналом был все еще в силе, что принуждало к действиям: радикальным, стремительным и безжалостным.

Восьмая защитит эту несчастную жертву чей-то злостной шутки, что стоит жизни, но сделает это так, как посчитает нужным.

— Мы поедем туда, где находится Тонгра и поговорим с ним. Вместе. Втроем. — её взгляд несколько секунд блуждает по комнате, будто что-то ищет, а затем замирает на комоде. — Но нужно будет кое-что сделать. Тебе это явно не понравится, но мне, если уж быть честной, нет дела к тому, что ты думаешь. Уяснили?
— Но зачем она там? Мы ведь подвергаем её опасности.
— Я хочу, дабы она посмотрела в глаза тому, кто приговорил её к смерти, а после... — Ехидна резко замолчала и жутко улыбнулась. — ...увидим, что будет после.

Резко подорвавшись с большой подушки, Восьмая делает несколько уверенных шагов и подходит к окну. Поднимая голову вверх, она широко улыбается, а затем приседает и совершает ловкий прыжок вверх, ловко становясь на подоконник кончиками пальцев. Балансируя, рогатая хватается за серые шторки и расправляет их в стороны. Казалось, что сейчас в глаза ударит солнечный свет, но на улице, к удивлению, уже был вечер и планетарное светило давно спряталось за горизонт.

Около тридцати секунд Ехидна смотрела куда-то вдаль, несколько раз прищурив взгляд и громко хмыкнув.

Город, как и всегда, жил своей жизнью и сам не подозревал, что происходит внутри темных переулков: машины медленно тянутся в пробке, жители спешно куда-то шагают, параллельно лихорадочно проверяя новости или же потребляя контент, а где-то «удобряются» наркоманы, — Восьмая заприметила их, когда осматривала город через окно. — и рядом с ними, прямо на глазах, от передозировки, корчится в агонии их дружок, пуская пену из пасти, закатывая глаза вверх и отчаянно дергаясь, словно рыба на суши. Но всем нет дела до того, кто закончил вот так. Вряд ли ему даже скорую вызовут – у таких нет денег на подобные мероприятия.

— Они откроются через несколько часов. — приоткрыв окно на проветривание, сказала Восьмая и ловко спрыгнула вниз. — Я бы дала девочке отоспаться.

Ди-Кель посмотрела на Лиру и пожала плечами, показывая, что у той просто нет выбора. Её не отпустят.

— Понимаю, что у тебя нет желания встревать в это дерьмо и охота укрыться под одеялко, спрятав свою нежную жопку от проблем, да только, радость сопливая, эти проблемы найдут тебя и там. Печально, но фора для них будет в том, что именно во мнимом убежище тебя будет легче убить.

Зелёные глаза резко щурятся и осматривать девушки с головы до ног. И так несколько раз.

— Это платье годится лишь для прогулок и свиданий, а мы, вроде как, разбираться идем.

Бросив взгляд на огромный шкаф, дверцы которого послушно распахнулись, как казалось, лишь от одной мысли Восьмой, продемонстрировал Лире скромный гардеробный набор эскадрон: пара футболок, короткие спортивные шорты, тяжелые сапоги с металлическим носком и несколько латексных костюмов, на которых красовались четкие узоры, образующие, казалось, что сотню треугольников.

— Вот этот костюм напялишь на себя. — указывая на серый латексный костюм, сказала Восьмая. — Что смотришь?!

Она недовольно фыркнула и злостно стрельнула взглядом на Лиру.

— Меня не интересуют твои желания! Мы сейчас думаем, как твою жопу спасти и найти обидчика, а не про замашки Принцессы думаем! Добро пожаловать в новый, жестокий мир, где выживает сильнейший. Позвольте вам, скажем так, провести гайд!

Взмахнув средним пальцем левой руки, костюм послушно сорвался с вешалки и устремился прямо на Лиру, буквально повиснув на волосах.

— И, слушай, не заставляй меня это делать вместо тебя. Хорошо? Да-а-а! Он может быть великоват, ну или обтягивать там, где не должен! Но! Это мой костюм, а не твой! Да и он сам под тебя подстроится, так что, заценим твою задницу! Пхах! — она едко улыбнулась. — Ты же правда разберешься, как напялить это на свое тело, да? Лучше кивнуть, а иначе мои желания возьмут вверх...

После чего комнату разразил громкий смех.

— Вы, Хозяйка, не туда пытаетесь гормоны направить. — Фарфелия настороженно посмотрела на реакцию Лиры. — Я понимаю, что Вас заводят девушки, но не добивайте её уже, а?
— Слушай. — выражение лица Восьмой резко поменялось и стало угрюмым. — Я знаю, что никто не захочет иметь со мной... никаких связей... Даже таких... Я привыкла уже...

Громко хлопнув в ладоши и пальцем указав в сторону двери, Ди скомандовала артефакту покинуть комнату. На секунду могло показаться, что она хочет остаться тет-а-тет с Лирой, но нет – она лениво поплелась к выходу.

— У тебя есть четыре часа на сон. — прикрывая дверь, констатировала Восьмая. — Мы будем на кухне планировать дальнейшие действия. Если не сможешь уснуть – присоединяйся. И да! Не вздумай сбегать! Падать вниз больно, а пространственную магию я за киллометр учую. А умирать от моих рук – еще больнее...

[Лира]

Черноволосая лишь отмахивается, требует, чтобы за ней пошли. Лира недоумённо моргает – как она может помочь? Вздрагивает, когда слышит странное словосочетание. Что? Со зловещим смехом зеленоглазой у жертвы обстоятельств проходят суетливые мурашки по коже. Трупы? Беловолосая не ослышалась?

    — Боюсь, я не смогу, — бормочет нервно, торопливо, тревожно. Хлопает глазками недоумённо – ей действительно нужно будет делать что-то страшное? Лира до сих пор не понимает, не может принять тот факт, что её просто не могут отпустить в объятия Князя. С одной стороны, беловолосая бы очень-очень хотела оказаться под защитой Учителя. С другой стороны, она не смогла бы позволить Цзин Бэйюаню испытать ещё большие неприятности из-за неё.

    Лира видит, как и опасная девушка, и не менее сильный артефакт садятся на подушки в гостиной. Робко, чтобы не стоять и не привлекать лишнее внимание, беловолосая присаживается на мягкость. Могло бы быть уютно, если бы не было так страшно. Пальцы мерно расчёсывают длинные белые пряди, тревожно тянут. Беловолосая смотрит, как обе собеседницы берут в руки большие, просто огромные чашки, наполненные горячим ароматным чаем. От нервов Лиру тянет в сон, но она усиленно моргает, не желая отключиться здесь и сейчас. Боится, что девушки передумают и решат тут же её убить. Раз жертва настолько слаба и беспомощна. Глупа. Ничтожна.

    Невольная гостья внимательно слушает диалог собеседниц, пытается понять и проанализировать его, сказать нечто умное, правильное. Быть может, есть слово или фраза, которые бы помогли бы вернуться домой и разрешить эту проблему? Лире верится, что дело только в ней, а не в неком враге, кто намеренно решил через ученицу Князя подобраться к нему. Стал бы Учитель плакать по ней, переживать? Девушка не знает. Хочет и не хочет одновременно того.

    — А чем Вас расстроила и обидела Саманта? — уточняет наивно, хлопая белыми пушистыми ресницами. — Может быть, Вы ещё помиритесь? — уточняет, надеясь, что «убийство» — это образно. Лире хочется думать, что пред ней не наёмница, не жестокое чудовище, а кто-то, кто мог бы быть добрым и пощадить. Хотя другой частью души беловолосая понимает, что всё есть куда серьёзнее и мрачнее – Саманту убьют, какие бы причины ни были, а смерть будет самой настоящей. Той, после которой девушка не проснётся. Никогда.

    Это так грустно, что на глазах появляется влага.

    Осознание душит.

    — Хорошо, — покорно кивает Лира, принимая тот факт, что извиняться не будут. Наверное, она и не ждала того. Лишь то, чтобы её отпустили, выпустили на волю и дали спокойно уйти. Неважно, что ждёт там. Лишь бы скорее закрыться одеялом родным, тёплым, тяжёлым.

    Чужой взгляд до ужаса пугает и смущает девушку. Щёчки краснеют, пылают алым. Лира опускает голову, боясь пересечься взорами. Она покорно слушает диалог, вслушивается внимательно, насколько позволяет уставшее состояние. Но на моменте поднятой темы насчёт свободы для беловолосой, вскидывает голову и с глубокой надеждой смотрит на собеседниц. Но тщетно. Только после поиска Саманты.

    — Что будет, если мы её найдём? — спрашивает глухо, заранее предполагая ужасный, отвратительный ответ. Бледное лицо пленницы становится совсем мёртвым – она осознает, что, вероятнее всего, ей придётся как-то контактировать с Самантой, которая может быть и врагом, и жертвой. Быть источником проблем.

    Лира сжимает губы, слушая о том, что могло бы случиться, если бы ей дали свободу сейчас. Чужая жалость, неважно, наигранная или нет, вызывает слёзы – беловолосой до жути жалко себя. По щеке стекает солёность. Жертва сложившейся ситуации грустно подбирает коленки и обнимает их. Кладёт подбородок. Волосы длинными белыми лианами сползают на пол.

    — Получается, у меня нет выхода?.. — спрашивает воздух. Ответ тут и не нужен – Лира прекрасно всё понимает. Даже если вдруг по каким-то странным причинам девушки врут, она всё равно в опасности.  — А зачем Вы убили... Демиурга? — робко уточняет беловолосая, хлопая глазками. Знает, что лучше не спрашивать лишний раз, не мучить себя, но всё равно рот первее мыслей. — Извините, — прикрывает глаза, признаваясь в том, что зря спросила, зря проявила столь ненужное и лишнее любопытство. Она не замечает, как дрожит снова: руки и ноги бьются мелкой дрожью, всё тело знобит усталостью и изнурённостью. Слишком много информации. Слишком много событий. Слишком, слишком...

    — Хорошо... — грустно соглашается, пряча взгляд. Затем кивает снова, принимая горькую ложку безразличия к её мнению. Лира стерпит. Лира умеет терпеть. Лира послушная кукла.

    Она думает, что умерла бы, завершилась бы раньше, чем встретила ту, кто решил её судьбу вот так, заранее.

    — Может, так оно и нужно? — донельзя печально смотрит в потолок, чувствуя, как от обречённости не перестают течь слёзы.

    Девушка вдруг вспархивает на подоконник, раскрывает густые занавески и обнажает вид печального вечера. Лира грустно пыхтит, подмечая, что её, должно быть, давно ждут в поместье. Но, кажется, её не отпустят? Беловолосая вновь прячет грустный заплаканный взгляд, когда зелень глаз всматривается в силуэт жертвы. Платье получает грубое замечание. Тело вздрагивает, словно на щеку опустилась звонкая пощёчина.

  В тот же момент огромный шкаф распахивается, демонстрируя набор одежды, что совершенно чужд длинноволосой робкой девице. Сразу говорят надеть латексный серый костюм. Злоба так и исходила из девушки, заставляя Лиру попятиться назад. Каждое слово словно вонзало сотни игл в тело беловолосой, из-за чего тонкие ручки прячут лицо в ладонях, а плечи подрагивают от всхлипов. Как сложно держаться, когда с ней так говорят, когда она попала в такую ситуацию!
Костюм неумолимо падает на белые локоны плачущей. Ручки стягивают одежду к себе и крепко вцепляются. Она пахнет... Иначе. Лира не успевает ничего ответить - поток слов черноволосой пугает, смех заставляет сжать голову в плечи.

  — Простите, — грустно мяучит, замечая вдруг тоску в словах. Кажется, словно сама беловолосая виновата в том, что у зеленоглазой вдруг сменилось настроение. Тут же иррационально хочется утешить, сделать что-то, чтобы черноволосая не грустила. Но что Лира может? Поэтому она лишь грустит.

  Девушка кивает, слушая указания. Понимает, что сбегать совершенно точно невыгодно, но также признаёт, что вряд ли сможет уснуть. Лира боится трогать вещи, поэтому, когда дверь закрывается, то руки складывают аккуратно костюм и кладут на подушку. Сама же пленница ложится на пол, сворачиваясь около подушки, на которой сидела. Обнимает ее, кладёт голову несчастным котёнком. Думает.

  Тело слишком устало. Слишком вымучено. Глаза закрываются сами. Страшно...

  Лира не замечает, как проваливается в тревожный и мучительный сон. Она спит крепко, глубоко, только бормочет что-то сухими губами, дышит хаотично. Спит долго. И достаточно крепко, чтобы не проснуться ни от громкого звука, ни от толчков. Не сразу, но она откроет глаза, с трудом примет реальность и осознает, что так и не переоделась и совершенно не воспринимает происходящее. Растрёпанный птенец.

[Сала-Аль-Дикель]

Акт II: Театр теней

Какие бы вопросы не задавала Лира, как бы не пыталась узнать подробностей – Восьмая специально игнорировала и продолжала говорить о чем-то своем, давая понять, что делиться большей частью информации она не собирается. Пока что. Причина такого поведения крылась в неосведомленности ситуации: зачем-то одичалый эскадрон охотится за «хлипкой» девушкой; зачем-то группа частных следователей дает ложный след на неё и, вероятнее всего, сделали по вине того (или той?), кто ведет теневую игру; зачем-то впутывают Князя и, выстраивая внутреннюю логическую цепочку из событий, этот след тянется к очень старой истории, когда последний подарил новое тело Дэад-Дэ-Бон. Мотив мести от рук Босодзоку, по крайней мере, казался более, чем уместным. Вот только, правдивы ли догадки Восьмой? Придется выяснять...

— И да... Ты получишь ответы на свои вопросы немного позже. — закрывая дверь, бросила напоследок Тарантул. — Спи. Пока есть такая возможность.

Выход... Он есть всегда. В любой ситуации. Вот только, что будет ждать героиню по ту сторону воображаемых дверей? Возможно, все обойдется и никто не будет преследовать бедолагу и она спокойно вернется в объятия Князя. Либо же, неуклюже споткнувшись на собственной трусости, безответственности и мягкости(по мнению Ди-Кель), кровожадный монстр почувствует слабость и вонзит заточенный клинок прямо в сердце жертвы. Он, зная о вспыльчивости и нестабильности Восьмой, сделав «алл-ин» на то, что та, может, плюнет на жертву, отпустив восвояси или, что еще хуже, убьет, чем вызовет гнев Бейнюаня на себя. Если похищенная жертва не до конца осознавала трагичность ситуации, то бестия отлично понимала, что именно её загнали в угол, где подсунув невинную девочку, та, оказавшись хоть и милым котенком, на самом деле, была детонатором: отпусти восвояси – маньяк прирежет её и, присвоив облик, доберется к Принцу или же Князю – бомба взорвалась, и она автоматически становится врагов Князя. Убей своими руками – результат тот же. Бейюань был одним из тех, кто вызывал у Восьмой искреннее уважение и почтение: силой, разумом, решениями и мировоззрением.

Этими мыслями Ехидна поделилась со своим артефактом. Около часа парочка мусолила тему и пыталась найти выход из положения.

— В какое же дерьмо мы встряли. — развалившись на столе, раздраженно пробурчала Ди-Кель. — Я просто ненавижу такую х*йню. Всем своим ядром.
— Я бы предложила отпустить её на все четыре стороны. — артефакт равнодушно ответил и пожал плечами. Она действительно не чувствовала жалость к Лире, хоть и ухаживала за ней ранее, но лишь из-за встроенного «кода», оставленного при разработке Иезекиилем. — Пусть сдохнет в собственной луже крови. Она ведь хочет уйти, да? Разве, это не проще, чем бегать за тенью и...
— Тупая ты сука! — эскадрон резко хватает упаковку салфеток и со всей силы швыряет её прямо в сторону, где стоял артефакт. Последний без проблем уклоняется, делая змеиное движение позвоночником влево, отчего пачка пролетает в нескольких сантиметрах от лица. — А Князь? А Принц? Что они нам скажут? Что мы нагло украли её и не обеспечили положенной защитой, как и было оговорено ранее?! Ты же знаешь это! Так почему говоришь такую чушь?
— Разумеется, дабы позлить. — кукла ехидно улыбнулась. — В общем, Хозяйка, исходя из имеющейся у нас информации, предлагаю совершить кое-что, но, спуститесь ко мне, дабы я Вам нашептала свой план...

Громко цокнув, эскадрон спрыгнула вниз, а после присела на корточки. Кукла спешно подошла вплотную, а после, обняв Хозяйку за плечи, принялась нашептывать задуманное. Зеленоглазая изначально очень удивилась, широко раскрыв глаза и, казалось, что хотела откинуть услышанное, но затем её брови нахмурились, а губы медленно расплывались в жуткой ухмылке...


Ночной сквозняк начал нагло гулять по квартире, жутко и громко — достаточно громко, дабы Лира проснулась. — насвистывая свою мелодию. Пытаясь уловить ритм ветра, старые настенные часы, щелкая своим механизмом, неуклюже подпевал ветреному гостю. В квартире, помимо ветра, царила кромешная тьма. В коридоре, на кухне и в спальне свет был выключен. Даже красная лампочка в старом электрическом щитке не горела. Складывалось впечатление, словно кто-то... или что-то... обесточил целый дом.

«Тик... так... тик... так... тик...» — часы внезапно остановили свою монотонную песню. Замерли, словно ожидали свою партию в песне.

Когда девушка проснется и встанет, то первым делом почувствует леденящий холод. Кажется, на этой планете преимущественно жарко и... ливень. Он был такой сильный и неестественный, что своей шторой закрывал весь вид на город и соседние дома. Окно, почему-то, было открыто и подоконник достаточно сильно промок – на нем образовалась довольно большая лужица, что стекала вниз на старый паркет.

Рядом с Лирой лежал сложенный пополам лист бумаги. Если девушка захочет его прочитать, то информация там будет следующая:

«Не жди нас. Мы решили не мучить тебя. Ты свободна. Действуй, как пожелаешь... З.Ы: Ни в коем случае не оборачивайся, если хочешь жить.»

[/b]

Если резко обернуться, то глаза не заметят ничего, кроме стоящего у стенки старого кресла. Могло нешуточно казаться, будто в нем кто-то сидит, оставляя на оббивке свой силуэт. Сидит... и наблюдает...

Разумеется, что если Лира осмелилась бы обернуться, то никто бы её убивать не стал – некому. Квартира пустая.

Далее, если обратить внимание, то рядом с девушкой все это время лежал тот самый латексный серый костюм: аккуратно сложенный, оставленный на видном месте, словно ей явно намекали на то, дабы девушка хотя бы взяла его с собой, если сейчас не пожелает примерить на свое тело.

«Так... тик... так... тик... так...» — часы вновь начали работать, но теперь, кажется, их механизмы начали работать громче. Намного громче... Прошло явно больше, чем четыре часа... Лиру должны были разбудить около трех часов назад.

Если жертва решит побродить по квартире, то ничего подозрительного не обнаружит: все «домашние» вещи аккуратно сложены и даже чашки, с которых герои ранее пили чай, вымыты. Кажется, что парочка действительно оставила Лиру в покое и отправилась восвояси, оставив на попечение Судьбы...


Когда Лира примет решение покинуть квартиру, то тут же почувствует гнетущее ощущение, будто кто-то сверлит её спину тяжелым взглядом. Однако, на этот раз, в отличие от шуточного письма ранее, если обернуться, то её глаза встретятся с двумя яркими огнями пурпурного цвета, что смотрели на неё сверху.

— Мы... нашли тебя... — прошипела фигура. — Твоё мясо...

Секундного взгляда было достаточно, дабы хрупкое тело девушки почувствовало оцепенение: руки и ноги мгновенно заледенели, а шея почувствовала фантомное касание, не позволяющее что-либо сказать или даже пискнуть. [В этот момент на Лиру пытаются наложить проклятие, запрещающее говорить или творить заклинание]

«Так... тик... так... тик... так...» — слышалось тиканье старых часов из комнаты, где еще недавно спала девушка. Звук был настолько громким, что, казалось, открой двери и все живущие в доме услышат его...

Открой дверь... Они ведь действительно начали открываться. Неважно, если Лира не закрывала её в ходе исследования квартиры, ведь убийца уже тогда прятался в тени и ждал, пока девушка откроет свои глаза и поспешит прочь. Из непроглядной тьмы на неё смотрели два точно таких же огонька, как и на потолке.

«Тик... так... тик... так... тик...» — раздражающий звук, кажется, уже вызывал сильнейшие спазмы.

— Послужит прекрасным сосудом для исполнения наших целей... — продолжило нечто из комнаты. — Иди к нам... не бойся...

Две темные фигуры начали приближаться к девушке, протягивая свои, казалось, невероятно длинные конечности, что сплошь состояли из тьмы.

Черные ладони уже маячили прямо перед девушкой и вот-вот схватят её за волосы, как в этот же момент Лира чувствует грубую хватку, что выталкивает её прочь из квартиры, а затем дверь с громким, оглушительным и звонком грохотом закрывается, разразив коридор громким эхо. По ту сторону послышался жуткий вопль. Сотни, если не тысячи маленьких ладошек скреблись по мягкой оббивке двери, словно выгрызая себе путь. Слышалось, как этажом ниже что-то или кто-то бегало: множество маленьких лапок скреблось по старой плитке, словно паук, а либо еще что хуже...

— Тело! Отдай тело! Ты... сука! Отдай своё тело!

Конечности наконец-то слушались девушку, но шея, если Лира не попытается снять проклятие, так и будет чувствовать сильнейший дискомфорт, словно кто-то маленький сидит её на плечах и сдавливает глотку.

— Беги! Чего развалилась тут?! — в голове Лиры послышался строгий тон, приказывающий ей делать ноги. — Быстрее! Они вот-вот...

Голос резко замолчал, ведь послышался громкий и глухой удар о стекло – еще одна тень «присосалась» к окну с противоположной стороны здания. Пурпурные глаза. Точно такие же, как у тех тварей. Они жадно пожирали Лиру. Бесформенное нечто пыталось пробраться внутрь, принявшись головой разбивать ветхое стекло.

— Их слишком много! Беги! — уже раздраженно кричал чей-то голос внутри черепушки Лиры. — Живо!

Это не розыгрыш Восьмой. Это не было испытанием на прочность. Это была прямая угроза, исходящая от существа, о котором ранее говорила Ди-Кель. Она предупреждала, что нечто знало и следило за героями. И, как было предположено, убийца явился, дабы забрать то, чего так хотел. Стоило парочке покинуть девушку тет-а-тет с... кем? Или же... чем?.

Во время побега из проклятого дома, Лиру будут атаковать тени. Всего будет четыре попытки. Электричества в доме нет, вокруг кромешная и непроглядная тьма. Каждую атаку можно описать на свое усмотрение, а либо же написать мне, я дам короткие инструкции: где, как и при каких условиях было совершено нападение. Пожалуйста, дай знать, если такой формат тебе не подходит.

Если все проверки были успешны – Лира покидает дом и выбегает прямо под ливень. Дальнейшие действия на усмотрение героини.

[Лира]

Утопая в мучительном неведении, в неизвестности, беловолосая всё сильнее чувствует подступающую тихую истерику. Губы тянутся в нервной улыбке, почти кривятся в плаче, но Лира старательно сдерживается, зная, что любые громкие эмоции станут началом конфликта, разборок неприятных, тяжести. И потому, ожидая новых нападок, девушка старательно контролирует себя, замечая лишь то, как сильно трясутся ладони от переизбытка напряжения и нервов. Хотела бы Лира не чувствовать этого всего, но то невозможно - любой бы на ее месте отреагировал бы также, любому было бы страшно и тяжело. Но разве... Разве она не может попросить изменить ситуацию, быть помягче, быть к ней... спокойнее? Нет, конечно, нет!

    Они две опасные девушки, два существа, способные оторвать ей голову. И артефакт, и сама черноволосая, кажется, сильнее Лиры в несколько раз! Нетрудно представить, что, как только беловолосая робко заикнётся о том, что хотела бы иного отношения к себе, то они сделают, напротив, значительно хуже. Поэтому кроликом безмолвным девушка молчит, губы бледные в замок железный, с которого рвётся только слабый сип и скуление.

    Они говорят, что она получит все свои ответы позже. Но получит ли? И каким образом? Грядущее приключение подвергает в дикий ужас, подвергает в тревожное беспокойство. И даже сон, что заглатывает в одно мгновение в горькое нутро, не приносит желаемого забытья – напротив, Лире снятся тяжёлые, мрачные кошмары о том, что её мучают, дёргают, требуют везде и вся. И что она, слабая, уставшая, без сил и без права на чувства, не смеет отказать, чтобы затем истощаться сильнее, пока не упадёт мёртвым грузом от переизбытка событий, от переизбытка эмоций и бессилия скупого. Сможет ли девушка хоть что-то поменять? Ей снится, что черноволосая высокая дама тянет на себя, дёргает за ворот, треплет, угрожает, валит на спину и терзает, терзает мучительно, тяжело, словно желает наиграться и оставить, бросить так, безвольную и слабую, но сохранить жизнь. И зачем? Чтобы приходить снова и снова, веселиться, терзать, тяготить, изничтожать нутро, хватать за шею, душить, дёргать снова и снова. И никто, никто не услышит криков, слёз Лиры, ведь она знает, знает прекрасно, что кричать нельзя... Никогда.

    Просыпается как от толчка, от кошмара дикого. Вдох – и в горле что-то перекрывает, что-то давит тяжело, мучительно. Спазм давит на слизистую, следом громкий кашель. Открывает глаза и ничего не видит пред собою. Страх душит, терзает, руки тянутся к лицу, проверить, на месте ли глаза, на месте ли всё остальное. Как холодно! Ледяные пальцы обжигают кожу, жгут нещадно и тут же отстраняются, перепуганные ощущением. Лира ахает, понимая, что продрогла настолько, что невозможно даже двинуться без ощущения ещё большего холода. Ручки тут же тянутся приобнять за плечи, набросить длинные локоны на тело. Как темно! Только с окна льётся слабый свет, освещает квартиру. И ветер, ветер играет тоскливую, ужасающую мелодию, что забирается через ушки прямо под кости, скребёт по ним, когтит. Лира поворачивает голову, чтобы увидеть и осознать, что шумит ливень, что стеной бьёт о землю внизу, что прячет другие дома за стеною серости и свежести. Окно большое, чистое, открыто нараспашку – прыгай, беги, глупая.

    Лира встаёт не сразу. Не сразу ноги находят опору, не сразу она поднимается. Холодно! Пол жжёт, сквозит льдом, и девушка слабо хнычет, испугавшись настолько, что сердце стуком перебивает звон дождя о подоконник. Уже накапала большая лужа. Девушка оборачивается и, посмотрев вокруг украдкой во тьму, испуганно сипит, чувствуя, что из тьмы смотрят огромные, злые тени, её могучие кошмары. Лира слишком, слишком боится темноты и всего, что может в ней прятаться. Не удивительно, что сейчас она видит среди мрака собственные страхи, ужасы, мучение. И резко оборачивается обратно, чтобы шагнуть к подоконнику, склониться к нему и котёнком потерянным вылакать несколько глотков воды с лужи. Очень хотелось пить.

    Она возвращается к своему месту, чтобы поискать плед или что-то, что поможет согреться. Но вместо того нашаривает ногой записку. Поднимает и подносит к свету, к огню. Пальцем создаёт маленький белый огонёк, чтобы следом прочесть всё, что написано в этой бумажке. Это же для неё? Она имеет право это читать, верно?

    Информация пугает, поэтому беловолосая машинально оборачивается. Но тени, забившиеся в тёмные углы, лишь пугают, дразнят, но не жгут собою, не набрасываются, не цепляются дикими тварями. Она видит кресло, и видит тьму, что гордо восседает на нём же, смотрит внимательно, требовательно. Вот-вот поднимается, шагнёт ближе, схватит за волосы и заставит скулить. Но нет. Тьма неподвижна, а кресло пусто. Лира сглатывает, объясняя себе в который раз, что это всего лишь фантазия. Взглядом сероглазая нашаривает и тот самый костюм. Решив, что она слишком грязна и не может трогать его без разрешения, девушка отсупает прочь, решая тихонько позвать. Быть может, ей просто кажется, что в квартире пусто?

    — ... кто-нибудь? — робко мяучит, пока пальцы растирают плечики – очень, очень холодно! Часы вдруг снова пускаются в ход, и Лира вздрагивает, только сейчас осознавая, что они успели и затихнуть. Что-то страшное, зловещее происходило здесь, что-то злое, дикое. Создав в руках маленький белый свет, сероглазая осторожно ступает к двери, гадая о том, что, наверное, она зря сейчас будет кого-то искать или пытаться уйти, но... Если в записке сказало, что она свободна, то почему её оставили здесь? Они не боятся, что она может что-то сделать с квартирой? Или тут есть сигнализация? В любом случае, если довериться этой бумажке, то Лире всего лишь стоит выйти за пределы квартиры и бежать, бежать со всех ног...

    Но темнота страшна и полна ужасов.

  Девушка оставляет записку на том же месте. Поправляет волосы. Ступает в сторону, тянет на себя ручку двери, чтобы следом выйти в коридор. Темно. Освещает себе путь огоньком робким в ладошках. Он сбоит, дрожит, пугливый. Задержать дыхание, и пропадёт, исчезнет тут же. Страшно. Очень-очень страшно.  Она ступает под шум ветра, под шум ливня и диких неугомонных часов. Сколько прошло времени? Лира не ведает, не знает. Зверьком диким ступает к выходу, наконец замечает нужную дверь и, заторопившись, вдруг чувствует, что кто-то внимательно смотрит в спину. Она оборачивается и видит чуть выше себя два ярких цветных огня.

  Голос пугает до жути, ноги подкашиваются моментально. Но прежде она чувствует странное оцепенение, а к шее словно бы что-то касается, лишающее магии. Огонёк тут же тухнет, и с губ не срывается ни скуления, ни сипа страха. Часы неумолимо шагают дальше, отсчитывают секунды жизни беловолосой. Двери медленно открываются, ветер гуляет по квартире свободнее, шумит, сияет. И ещё одна пара глаз лениво, хищно движется на девушке. Обе пары. Беловолосая чувствует дикую головную боль, словно режет что-то нещадно мозг, словно нож внутри, словно острие забилось глубоко в мозг и вертится, вертится неумолимо.

  Серые глаза видят, как эти тёмные фигуры тянут свои руки к девушке, как тянут когти. И слова, слова глубокие, жуткие проникают глубоко в душу, дерут, карябают, терзают. Лира чувствует, что плачет. И замечает чуть погода, что как только эти тёмные когти приникают ближе, то она закрывает глаза и с облегчением улыбается – они пришли за ней. Убьют её. Мучения кончатся. Жизнь прекратится. Девушка умрёт и обретёт свободу, получит освобождение от всего.

    «Прошу...», — слабая, жалкая просьба закончить всё быстрее.

    И вдруг её резко выталкивают прочь из квартиры, а дверь резко закрывается с диким хлопаньем. И следом вой, стук, что-то хотелось прорваться сквозь дверь, что-то нуждалось в том, чтобы протиснуться к Лире. Девушка в трансе задумчиво смотрит в пустоту. И следом резкий голос выбивает из задумчивости.

    Бежать? Лира резко поднимается, едва понимая, когда она успела упасть. И бежит, бежит по лестницам вниз, отбивается магией от атак чудовищ, что каким-то образом пробираются в тёмный дом. Она пробует кричать от ужаса, вопит, но беззвучно, магия поглощает, сил нет исправить, починить, снять оковы. Она душит, терзает, но Лира перепрыгивает через ступеньки, несётся прочь. Пропускает одну атаку, и на плече остаётся глубокий шрам. Кровь орошает тело, вопль рвётся с губ, но он беззвучен. Девушка приваливается к стене, тяжело дышит, но следом уже сходит на бег. Несколько этажей вниз. Вдруг снова атака – тень рвёт бок, отрывает кусок, заставляет упасть. Но выживание является коньком Лиры, и та ползком, откидываясь магией, спадает с лестницы кубарем. Почти случайно она отбивается от следующей атаки. Пинает подъездную дверь.

    Вся окровавленная, вываливается под дождь на порог, не зная, преследует ли её кто-то, потянет ли за собой. Она хочет кричать. Но не может. И рукой лишь зажимает бок, пока в другой каким-то чудом оказывается её меч, Иерихон. Она рыдает от боли, от страха и ужаса, пытается собраться с силами, справиться, но едва ли может создать заклинание, которое бы отогнало бы хоть кого-то прочь. Так, только слабых теней.

[Сала-Аль-Дикель]

Тени с дикой яростью пытались утащить Лиру во тьму, растерзать её тело когтистыми лапами на мелкие лоскуты и отдать душу своему Повелителю. Каждое их движение сопровождалось громким рыком и воплями: проклинали, материли и унижали свою цель.  Каждый их удар накладывал удушающее проклятие немоты и ослабления, тем самым забирая силы у жертвы, препятствуя отчаянному побегу из темного здания. Эти призванные кем-то твари бесновались в длинных коридорах, пролётах и, кажется, что даже заимели наглость напасть на одного из жильцов дома, а, быть может, они просто имитируют ужасную картину в голове бедной девочки, дабы та, выглядевшая со стороны ошалевшей, бежала прочь? Нет. Картина была слишком реальной: навязчивые голоса в голове, звериные удары, отрывающие куски мяса и стекающая на пол кровь свидетельствовали, что данная картина более, чем реальна.  

  Каждый этаж давался Лире все сложнее и сложнее. Тени были все напористее и агрессивнее и, казалось, что вот-вот они, наконец-то, настигнуть её, но...

  Маленькое тельце кубарем, словно шар боулинга, выбил старую деревянную, заставив ту резко распахнуться, удариться об обшарпанную стену белого цвета и протяжно заскрипеть, словно причинив нестерпимую боль. В этот же момент призванные тени резко остановились возле металлических почтовых ящичков, коих здесь было за тридцать штук, да и половина уже была разбита вандалами, а местами письма прогнили до такой степени, что прочитать их уже невозможно. Проклятые Тени своим взглядом пожирали жертву, намекая, что они не будут слушать её мольбы и крики, но, почему-то, не спешили нападать. Если бы были силы взглянуть на них, то без сомнений, они желали продолжить свою кровавую погоню.

  Как только ученица Князя выползла на крыльцо подъезда, её окровавленное лицо встретилось с проливным дождем, что своей шторой закрывал ближайший дом в сотне метрах. Капли довольно быстро замаскировали слезы девушки и смыли кровь в местах, куда смогли попасть. Даже в таком случае должны были виднеться тусклые огоньки из окон соседних домов, но затем придет понимание, что вокруг царит кромешная тьма, подыгрывающая ливню, ну или же наоборот...

  За углом дома послышался громкий рёв двигателя. Он неумолимо приближался к месту, где лежала Лира. Как только огромный металлический зверь повернул на пешеходную тропу и без проблем преодолел высокий бетонный порог, — здесь не было предусмотрено дороги для транспорта. — сбивая все ржавые заборчики и нещадно огромными колесами давя заботливо посаженные кем-то всесезонные цветочки, включились габаритные фары, осветив улочку ярким светом.

  Оказывается, герои были в самом настоящем районе гетто? Тот первоначальный вид из окна был лишь иллюзией? Получается, что так...

  Водительская дверь распахнулась. За рулем, как оказалось, сидела Фарфелия и управляла грозным металлом с помощью приборной панели. Отсоединив два провода из компьютерного проводника машины и своего затылка, кукла лениво покачала головой в стороны, словно разминалась, а затем бросила безжизненный взгляд на Лиру.

  — Ясно. — алые глазенки осматривали израненное тело Лиры. — Босудзоку таки заимела наглость ворваться в квартиру и попытался тебя убить.
  — Разумеется. — послышался голос Восьмой откуда-то сверху – она вальяжно сидела на краю бетонного козырька подъезда. Бледное лицо было поднято вверх и с улыбкой на лице наслаждалось ливнем. — И убила бы, не пни я нашу истерзанную девочку за границу квартиры.
  — И ты не помогала ей? — артефакт спросил это просто ради интереса, а не с целью осуждения. — Просто смотрела, как тени пытаются сожрать её?
  — Ну-у-у... — Ди-Кель оттолкнулась руками от края и ловко спрыгнула вниз, уверенно приземлившись прямо в глубокую лужу, что после столкновения с грубыми сапогами расплескалась в разные стороны, в том числе окатив лицо Лиры грязью. Восьмая, заметив это, просто ехидно хмыкнула, а после присела на корточки рядом с жертвой теней. — Да. Просто бежала впереди, а на втором этаже выпрыгнула наружу и принялась ждать тебя.
  — Кстати, а тени...
  — Пропали, как только зажглись фары машины. — перехватила рогатая, после чего схватила Лиру за лицо и столкнулась лбами, едва ли не касаясь её мокрых от дождя губ. — Все еще хочешь сбежать к своему милому Князю и заставить его разбираться с твоей проблемой, соплячка? А?! Фафа...
  — Мгм... открываю... открываю...

  Задняя дверь машины открылась. Ди-Кель, абсолютно не обращая на серьезные ранения Лиры, сначала грубо хватает её за шею и, сильно сдавливая, буквально не давая дышать, поднимает вверх. С несколько секунд она стояла с вытянутой рукой, продолжая душить девочку и просто смотрела на измученное тело – уста широко улыбнулись, давая понять, что израненный внешний вид Лиры приносит ей садистское наслаждение. После такой короткой и жестокой «прелюдии», бестия резко тянет её на себя, ловко перехватывает другой рукой, будто груз и вовсе ничего не весит, а затем закидывает на плечи и двигается внутрь салона машины.

  — Ну, ты бы помягче с бедолагой... — все же сжалилась Фарфелия, провожая взглядом парочку. — Не мешок с дерьмом же, ну?
  — Можем вскрыть и посмотреть. — грубо сбросив с плеч Лиру на кожаное сидение машины, прорычала в ответ Ди. — И вообще...

  Внутри транспорт был очень просторным: шесть больших сидений, кожаный салон и несколько информационных планшетов на боковых панелях дверей. В салоне стоял нежный цитрусовый запах и вообще было довольно убрано, до того момента, пока мокрые от ливня герои не ввалились внутрь.

  Ди-Кель села напротив Лиры.

  — Хватит п*зд*ть и поехали уже. — когтистая лапа потянулась во внутренний кармашек сидения и достала оттуда дешевую пачку сигарет. Восьмая достала одну сигарету, закурила и затем медленно затянулась, после еще медленнее выдохнула, словно пыталась сбросить накопившуюся ярость. — Значит так, дорогая...

  Машина медленно начала сдавать назад. Фарфелия пыталась выехать на дорогу.

  — Это был твой враг, а, если быть точнее, то ты познакомилась с его артефактом. — Восьмая вновь глубоко затянулась и выдохнула дым прямо в лицо Лиры. — У тебя есть выбор: решить возникшую проблему вместе со мной, ну или же, как только мы покинем этот сраный гетто-квартал, я тебя высаживаю у ближайшей забегаловки и катись, куда глаза глядят. Вот только, если оно опять нападет, то я хер приду второй раз на помощь.
  — Вы, кстати, смогли обнаружить противника? Откуда узнали, что артефакт?
  — Я? Нет. Артефакт, ибо рога не смогли определить вектор угрозы, а значит, их призвало нечто неживое, ну, или как было сказано ранее, артефакт. — сделал последнюю тягу, прорычала Восьмая и сжала недокурок в кулак. Этот вопрос ей явно не понравился. — Судзоку слишком хорошо маскируется. А у этой раненой недотёпы и спрашивать нет смысла, верно?
  — То есть, велика вероятность, что за нами следят?[/b]
  — Нет. За нами точно следят. Просто продолжай вести машину, а я пока...

  Тяжело выдохнув, зеленоглазая наклонилась в сторону Лиры и принялась внимательно осматривать её тело. Да, её глаза еще тогда, у подъезда, заприметили серьезные ранения, но определять степень поражения или же тип магии довольно проблематично, потому существо подошло к девушке, а после присело на корточки. Окровавленное и грязное платье, что еще недавно было милым одеянием, а сейчас напоминает больше половую тряпку, все же, вызвали небольшое сожаление у рогатой, заставив немного побороть внутренних агрессивных и зубастых чертей.

  — Сиди смирно и дай мне осмотреть твои раны, если не хочешь превратиться в кусок иссохшего дер... — она откашлялась. — ... плоти.

  Не дождавшись хоть какого-либо ответа, Ехидна вцепилась руками за нижний край платья и нагло задрала его прямо до живота девушки, тем самым оголив ноги и бедра. Когтистые лапы аккуратно обхватили левую лодыжку Лиры. «Пациентка» некротического врача могла почувствовать ледяное касание ладоней, а затем, буквально через несколько секунд чувствовался сильнейший жар в области прикосновения.

  Ладони медленно поднимались все выше и уже были на уровне голени.

  — Не больно, надеюсь? — без каких-либо эмоций спросила Восьмая, медленно проводя рукой по талии, а затем крепко схватились за внешнюю часть правого бедра, буквально на секунду, после отпустив.  — Так. Вроде чисто. Теперь правая нога.

  Такую же процедуру рогатая девушка повторила и с правой ногой, но, на этот раз все прошло гораздо быстрее, ибо на ней, к счастью, не оказалось мелких ран.

  Теперь взгляд Восьмой уставился на трусики Лиры. Около десяти секунд эскадрон просто молча пялилась на них, но не с целью извращенного наслаждения, а с тем, как бы помягче провернуть магическое «сканирование» на наличие некротических паразитов – она предполагала, что Босудзоку использует некромантию и поражает трупными личинками свои жертвы.

  — Дальше, прошу, не пищи и не скули слёзно. Я тебя тут не лапаю и не насилую, хорошо?

  Правая рука сначала оттопырила пальцы и ладонь аккуратно, словно пёрышко, коснулось паховой области, а затем обхватило сокровенное место теплыми пальцами, медленно и ритмично поглаживая там. И все это время, если быть предельно проницательным, можно было заметить, как Ди-Кель неестественно сильно побледнела, буквально превратившись чуть-ли не в синий труп – эта «эмоция» эскадрон и была смущением, ну или же сильнейшим стеснением. Зелёные глаза во время процесса осмотра смотрели куда-то вниз, в сторону грязного коврика.

  — Чисто. — облегченно выдохнула Ди-Кель, а после вернула зрительный контакт с Лирой. — Вот тут я вынуждена просить прощения за предоставленные неудобства.
  — Эй. — Фарфелия окликнула Хозяйку. — Мы почти на месте высадки.
  — Поняла. — кивнув, тихо прошептала эскадрон, а после аккуратно вернула платьишко до прежнего положения. Она все еще сидела на корточках и не спешила отходить от девушки.— Я не до конца могу быть уверенной, что тебя не поразили некротической болезнью, но, сказанные мной слова ранее – твой выбор...

  Через тридцать секунд машина включила правый поворотник и свернула на обочину у места, напоминающее остановку общественного транспорта.

  — Ты вольна покинуть нас и делать, что хочешь. — Ди говорила тихо, нежно и с искренним теплом, аккуратно поглаживая ладонь Лиры. Импульсивная смена настроения для Восьмой было нечуждым явлением, особенно после драки. — А либо, ты возьмешь меня за руку и мы поможем тебе справиться с угрозой, да и... Как некромант, мне хотелось бы осмотреть твое тело, дабы избежать неприятностей...
  — Да уж... — осматривая карту города, удивилась Фарфелия от количества пробок ночью. — Ехать нам тридцать минут к отелю. Плюс-минус.
  — Хорошо. Но сначала, пусть кое-кто решит, что делать дальше...

  Замок безопасности щелкнул – двери открылись и, дабы выйти, достаточно было просто открыть её и покинуть салон. Восьмая наконец-то отпустила руки Лиры и вернулась на свое место.

  — Если ты против совместного решения – уходи, а если хочешь моей помощи – садись рядом, я смогу осмотреть тебя до конца и решим, что делать дальше...

[Лира]

Страшно. Так страшно! Вой теней терзает, каждый звук, кажется, словно иглами ржавыми, тупыми пронизывает голову, давит на виски. Хочется кричать, скулить в ответ. Лира мечется, путается в какофонии звуков, теряется, теряет себя. Среди тьмы, холода, боли её свет меркнет, гаснет, пачкается в крови, сходит на тихое беззвучное отчаяние – кричать не может, не смеет, что-то неумолимо терзает горло, стискивает тугостью. Словно немой приказ –

 

молчи, чтобы никто не узнал о том, как ты страдаешь, загнанная волками кошка.  

  Они ругают. Если не попадают в цель, то словами изничтожают душу, бьют в самые слабые места, в страхи дикие. Как же сложно двигаться! Ноги словно напитаны свинцом, а движение настолько много забирает усилий, будто всё тело заржавело. Ужас, стресс парализуют, давят, заставляют конечности отниматься. Лира в мучении оседает ниже, сползает по стеночке, но ей везёт – разум импульсом вынуждает двигаться, каким-то чудом, принимая удары, уворачиваясь от них, теряясь в них, девушка пробивается сквозь тени – собственные кошмары.

  Как было бы здорово здесь и сейчас сдаться, прекратить всё, раствориться, отдаться им, чудовищам. И тогда больше не нужно будет ничего делать. И тогда больше не нужно будет ни о чём думать. И тогда свобода. Да...

  Серые глаза видят во мраке как тени терзают одного человека, кажется, жильца дома? Вопреки слабости, вопреки боли и ужасу, девушка порывается броситься навстречу, помочь, спасти. Но поздно – тьма разрывает, размазывает человека по стене, орошая мир кровью, агонией и запахом железа. Лиру стошнило бы, если бы было чем.

  Ей везёт. Или нет? Чего она хотела больше – умереть, забыть этот кошмар или же спастись?

  Мерный шум дождя ласкает уши облегчением. Рваное дыхание рвётся из глотки, боль расползается по всему телу, давит, продирается глубже в плоть, в кости. Ладонь ложится на рану в боку и удерживает вытекающую пульсацией кровь. Лира потерянно оборачивается – тени, где они?

  Стоят, шепчутся, смотрят злобно, вредно, дико. Но не бросаются в бой, не тянутся навстречу. Словно что-то не пускает, не даёт выбраться. Беловолосая отшатывается назад, шмыгает носом. Дождь мгновенно мочит всю одежду, она прилипает холодными тряпками к телу. На коже выступают мелкие мурашки. Девчонка дрожит, смотрит потерянно на непроглядную стену воды, рассматривает далёкие тусклые одни. Нужно бежать. Двигаться. Шаг. Ещё шаг. Этого так мало. Ботинки, кажется, уже утонули, впустили влагу. Пальцы хлюпают. Спотыкается о собственные ноги. Падает в лужу потерянным белоснежным котёнком.

  Она не слышит рёва мотора – всё кажется лишь далёким воем дождя и запертых в доме теней. Голова болит. Девушка жалобно всхлипывает, упирается в землю ручками. Яркий свет фар зажигает мгновенно, ослепляет. Лира вздрагивает, горит под механическими лучами. Спасение? Дверь открывается. Беловолосая прикрывает глаза ладонью, чтобы разобрать то, кто именно находится в машине. Тяжёлое дыхание, казалось, должно быть слышно на всю улицу, продираться сквозь глухую стену дождя.

  Знакомые голос заставляют напрячься и одновременно с этим облегчённо выдохнуть.

  «Они спасут меня».

  «Они раздерут меня похуже теней».

  Диалог между девушками кажется отчего-то сейчас донельзя забавным. Но не успевает утомлённая душа усмехнуться, как черноволосая девушка спрыгивает с козырька подъезда вниз, прямо в лужу. Грязь от брызг мгновенно застилает всё лицо жертвы. Чужой смех заставляет всхлипнуть снова и заплакать сильнее, пока руки тянутся вытереть песок и иную грязь с холодной кожи. Серые глаза напугано смотрят на девушку, что присаживается рядом. Лиру трясёт. Вдруг её лицо тянут на себя. Удар лбом о лоб, беловолосая айкает и сжимается в нервный комочек боли, как только её отпускают.  Она даже не реагирует на тот факт, что они просто смотрели на то, как она страдает. И были готовы к тому, что она умрёт.

  Это нормально.

  — Мне очень больно, — сипит, потерянно хныкая. Словно жалкая попытка достучаться до них двоих, дать понять, что нужно что-то сделать. Но вряд ли её будут слушать. Сильные пальцы впиваются в шею Лиры, затем черноволосая девушка приподнимает раненую вверх, в воздух. С платья ручьём стекает вода. Дыхания не хватает. Тело рефлекторно слабо дёргается. Рана жжёт. Ручки тянутся вцепиться в кисть, убрать хватку. Скуление и хрип рвутся из горла. Серые глаза узнают этот взгляд.

Ей, держащей юную девушку расы эон, нравится её мучить. Нравится видеть страдание. Открытый рот, безуспешно хватающий воздух. Безвыходность. Округлившиеся в ужасе глаза. Подёрнутое усталостью лицо. Брови, приподнявшиеся вверх. Окровавленное в боку платье. Дрожь. Жалкость. Лира хрипит. Руки медленно опускаются вдоль тела. И только тогда мучительница перехватывает иначе, закидывает грузом боли и сипа на плечо и шагает куда-то.

  Жертва давится кашлем, хватает губами воздух, скулит почти на ухо спасительницы (или мучительницы?). Побитое существо безразлично кидают на жёсткость сиденья машины. Лира тут же подгибает ноги и тянется забиться в угол, жмётся к сиденью потерянно и жалобно, всхлипывает испуганно и старается не смотреть на хищных девушек. Открывает рот, но замолкает тут же, как только требуют заткнуться. Дрожащими руками, чтобы не капать на сиденье, выжимает волосы на пол салона. Так ведь можно, да? Высушится нет сил. Рана в боку кровит сильнее, наполняет салон неприятным тяжёлым запахом. Сигареты разбавляют своей резью.

  Лира мучительно и долго закашливается от дыма. Открыть бы окно! Но нельзя... Нельзя просить. Девушка жалобно отворачивает голову, опускает взгляд, прячет за волосами, лишь бы не вдыхать напрямую дым. Который, кажется, намеренно хотели впустить ей поглубже в лёгкие. Лира помнит. Это знакомо.

  Трудно успокоить дыхание, но у девушки за краткий чужой диалог получается. Теперь она не так сильно шумит, не так громко из неё выходит тяжёлый хрип. Факт слежки напрягает. Неизвестность – тоже. Но едва ли Лира сейчас может сделать хоть что-то в этом состоянии. Она лишь прикрывает рану ладонью, пытаясь не думать о ней и не отключаться от боли.

Нужно исцелиться.

  Нужно сохранить остатки сил на возможное лечение остальных, если они из-за неё попадут в беду.

  Черноволосая подходит к Лире ближе, присаживается на корточки. Серые глаза потерянно смотрят в чужие. Девушка замирает подобно испуганной мышке с громко бьющимся сердцем.

  — Хорошо, — мягко и тихо произносит в ответ на некое успокоение спасительниц. Словно что-то на краткий миг меняется, становится иначе. И эту перемену испуганное существо воспринимает с глубокой благодарностью, покорностью. Лира лишь сипит и вздрагивает, закрывает глаза, позволяя с собой делать всё, что пожелает зеленоглазая. Задранное платье обнажает алый стыд на бледных щеках. Прикосновения вызывают мурашки. Холодно. И резко очень, очень горячо. До тихого скуления. Но Лира привыкла. Она не смотрит. Лишь ровно, выучено дышит, позволяя осмотреть рану и трогать себя так, как нужно. Это не страшно.

  Такое уже было. Девушка выучила. Просто терпеть. Быть покорной. Безвольной.

  — Терпимо, — отвечает, подрагивая под холодными и жаркими движениями пальцев девушки. Они пробираются всё выше. И выше. Проходятся по жалобным мурашкам. Тяжёлое дыхание медленно оседает рядом. Хватка отзывается скулением сквозь зубы и губы – Лира становится тише. Пытается сдерживаться. Смотрит сквозь полуприкрытые веки. И снова закрывает глаза, роняя слезу. Осознает, что может быть дальше.

  Но она готова. Выучила.

  —  Я постараюсь, — обещает. Лишь вздрагивает, когда пальцы девушки проникают в интимное место. Лира дрожит. Горит стыдом. И жмурится стыдливо, чтобы не смотреть. Стыдно. Унизительно. — Зачем это? — тихий вопрос. Она имеет право знать? — Всё в порядке, — мягко и устало улыбается, выдыхает, когда черноволосая её отпускает. Платье опускают. Лира грустно расправляет ткань.

  Смена настроения успокаивает. Светлая головка печально кивает на слова черноволосой.

  — Если это поможет и никому не доставит проблем, то хорошо... — грустно соглашается, поддавшись мягкости и нежности. Прикосновения добрые, чуткие, утешают. Право выбора опускается на плечи Лиры. Прижимая ладонью рану в боку, девушка поднимается с кресла, шагает к зеленоглазой и потерянно опускается на пол у коленей, морщится от боли, едва замечая, что не хватило всего одного шага, движения, чтобы сделать всё как нужно – сесть на сиденье, рядом.

  — Я постараюсь быть полезной. Мне просто нужно сейчас прийти в себя ещё немного, — поясняет, готовая, если нужно, принять грубость или резкость в обмен на свою покорность и согласие. С бока кровь медленно стекает на пол. Виновато опускает голову. Больно. Нужно потерпеть. Не обращать внимания. — Простите.

[Сала-Аль-Дикель]

Восьмая, выдавливая из себя лукавую улыбку, медленно дважды кивнула. Эта наивная девочка, кажется, до сих пор не понимает серьезность происходящего, где навредить и доставить проблемы пытаются именно ей. В словах Лиры уже мелькала невыполнимая аксиома, – нужно ли доказывать, что в конечном итоге убьют либо девочку, а либо обидчика? — но рогатая дева решила отсечь эти слова и подчеркнула для себя лишь слова принятия предложения. Этого было достаточно, дабы развязать руки Восьмой в данном вопросе и «пленить» Лиру, буквально сделав заложницей по согласию.

Рогатая бестия, если теперь не отдаст свою жизнь за едва знакомую девочку, то, как минимум, позволит врагу истерзать себя до того состояния, пока не будет способна защищаться, но... оговаривалась ли плата? Нет. Но она есть, и она может быть слишком велика...

 Ехидная энергично постукала по спинке водительского кресла – замки безопасности щелкнули, двигатель вновь загудел и машина двинулась вперед. Кукла вновь уведомила девушек, что по пути есть какая-то странная пробка и ехать к месту назначения минимум тридцать минут, если не больше, ведь: «навигаторы часто врут и заводят в тупики...»

Когтистые лапы аккуратно обхватывают Лиру за талию и без каких-либо усилий поднимают вверх, словно маленького котенка, а затем усаживают напротив. Несколько секунд Восьмая молчит и бегло осматривает ученицу Князя: измотанная, уставшая, побитая и дышащая на ладан. Впрочем, та внезапно проявившаяся жалость никуда не делась, но искренние ли это эмоции? Определенно да. Есть ли в них какой-то злой умысел или скрытый мотив? Определенно... да.

 — Если ты владеешь магией исцеления, — медленно потирая ладони, начала говорить Ди-Кель. На её пальцах образовалась жидкая черная субстанция, что казалась очень липкой. Рассмотреть жижу было проблематично из-за плохого освещения. — то сейчас самое время латать свою тушку. А если нет, то...

 Рогатая тихо хихикнула, демонстрируя острые клыки.

 — Из тебя получится прекрасный труп! Полагаю, я бы хотела, дабы моя новая кукла выглядела, как ты...
 — Тебе нас мало? — не отвлекаясь от дороги, возмутилась Фарфелия. — Но я согласна. Её тело было бы прекрасным творением некроманта.
 — Да-да! Так-с-с-с... — змеей шипела Хозяйка артефакта. — А теперь...

Восьмая резко и варварски запускает свою правую руку под платьишко Лиры, а затем бесцеремонно и каких-либо слов поднимает ладонь вверх, задирая порванную одежду по ключицы. Уже в этот момент девушка могла почувствовать, как по её телу маленькими каплями вниз начала стекать та самая жидкость из пальцев, но теперь была возможность рассмотреть: черная, как смола и липче самой агрессивной пиявки – кожа в местах контакта слегка сморщивалась и довольно неприятно щипала. Если у пленницы был бюстгальтер, то он тут же был опущен вниз и, не знай характер Ди-Кель, то данная картина более, чем походит на домогательство и попытки изнасилования. Это первое предположение укреплялось еще и тем, что липкая ладонь крепко схватилась за грудь Лиры и крепко сдавила.

Яркие огни глаз Восьмой начали ритмично танцевать – она улавливала сердцебиение. На её лице не было никаких эмоций, лишь каменное выражение лица, что свидетельствовало о полном сосредоточении над процессом некромантии. Что бы не говорила или не пыталась делать Лира – некромантка будет мертвецки молчать и пресекать любые попытки вырваться из объятий Смерти.

Теперь Лира могла почувствовать, как кожу жгло, словно на неё проливают едкую и дурно пахнущую кислоту. Она стремительно всасывалась внутрь и поражала органы ледяным касанием, будто обволакивая их. Больше всего страдало сердце, ведь львиная доля странной жидкости просочилась именно к нему. Кусающий и обжигающий магический сгусток внутри заставлял сердце работать быстрее, как при адреналине или, что еще хуже, при агонии. Это зависит от того, насколько удачно Лира сможет поддерживать магию исцеления. Если сможет...

Разумеется, если девочка захочет кричать, то Восьмая немедленно закроет ей рот ладонью, снисходительно разрешая той кусать её до крови, ну или же до кости.

Возможно, Лира могла упасть в обморок, но что-то не давало ей: прилив сил был такой, что она могла вскочить и, кажется, понестись вперед машины; разум был предельно ясным и чувствовал всю творящуюся внутри тела вакханалию – эскадрон делилась с ней своей жизненной и магической силой. Некроманты способны проворачивать такой темный трюк, но взамен отдают много жизненных сил. Если математически, то сейчас в Лиру «влили» около двух «литров» темной жизненной силы, но источник отдал около десяти.

В какой-то момент внутри сердца что-то очень неприятно щелкнуло.

«Вот же сука. Таки нащупала. Потерпи, милая девочка. Еще чуть-чуть и...» — тихо, сконцентрировано и без эмоций прорычала Ди-Кель, а затем её зрачки, совершенно внезапно, широко распахнулись, словно нашли брешь. Ладонь и так без сожаления сжимала и давила на грудь с такой силой, что вот-вот, и послышится, как ломаются ребра, но после некой находки хватка буквально стала невыносимой пыткой. Через пару секунд Восьмая резко отрывает ладонь от тела, отталкивает Лиру и внезапно сваливается с пассажирского кресла на грязный пол, быстро сворачиваясь в калачик.

— Это ты или девка свалилась? — равнодушно спросила Фарфелия, но, не получив ответ, продолжила говорить. — А! Таки удачно! Поздравляю, Лира, у тебя был сердечный некрочервь. Назови его Стью...
— С-с-сука-а-а-а, да сдохни ты уже наконец-то, верткая тварь! — на этот раз Ди-Кель заорала на весь салон, а затем послышался хлопок, словно что-то лопнуло, издали напоминающий наполненный воздухом пакет. — Наконец-то...
— Это был явно жирный Стью. Или ты решила девочку убить? — прокомментировала кукла, после чего прищурила взгляд, имитируя процесс мышления. — Как я и говорила. Мы застряли здесь надолго...
— Что там?
— Да ава...
— Я у Лиры спрашиваю. — резко перебила Ехидна, аккуратно поворачиваясь на спину. Она тяжело выдохнула. — Жива? Вижу, что жива...
— Бедный Стью...

Арлекин медленно провела ладонью по лицу, вытирая фиолетовую кровь только что раздавленного существа. Сейчас она не спешила подниматься, так как проклятие оказалось довольно сильным, а потому неудивительно, что при первом осмотре его не обнаружили.

— Сердце. — продолжила она говорить с Лирой. — Было «окольцовано» некротическим червем. Ты, теоретически, могла бы жить с ним год, два, а то и десять, но в какой-то момент он бы перегрыз твой клапан и ты, окрасившись в синий цвет, замертво бы рухнула на землю.
— И ни медицинские аппараты, ни светлые целители от этого не спасут. Они даже не увидят его! Не почувствуют! — сказала Фарфелия. — Только некромантом создается и некромантом снимается.
— Это означает, Лира, что противник если не завладеет твоим телом, то, как минимум, хотел хотя бы насолить Князю.

Найдя в себе силы, Ди-Кель аккуратно сначала присела на корточки, а затем перебралась обратно в кожаное кресло. Сейчас она казалась дико истощенной и уставшей. Существо еще до этого активно пользовалось магией и к этому моменту практически полностью израсходовало свой магический запас.

Бросив тяжелый взгляд на Лиру, некромантка еще тяжелее выдохнула, а затем искренне улыбнулась, давая явный знак того, что все прошло гладко и её жизни ничего не угрожает.

 — Как же я хочу принять горячую ванну. — глаза Ди метнулись в сторону куклы. — Будем сидеть в теплой и просторной ванне, болтать о дальнейших планах, а куколки принесут нам ча-а-ай и покушать, да? Фафа...
 — Будете? — подметила кукла. — Вдвоем? Серьезно?
 — Ох, да-а-а... — голос Ехидны вновь стал мягким, нежным и буквально мурлыкающим. Она подвинулась к Лире вплотную, в который раз нарушая личное пространство. Острые когти аккуратно и игриво провели по шее девушки. — Ты же составишь мне компанию, правда, малышка?

[Лира]

Лира заискивающе заглядывает в зелёные насмехающиеся глаза. Смотрит усталым, утомлённым взором, как изгибаются в лукавой улыбке губы черноволосой. Медленные кивки. Пленница слабо, измученно улыбается – она постаралась, всё будет теперь хорошо? Пальцы всё ещё сжимают бок, пульсирующий болью и огнём. Рана горит, истекает кровью, кажется, девушка даже испачкала парой капель пол большой машины. Белые брови изгибаются в страдании. Голос куклы кажется настолько тихим и отдалённым, что невольно девчонке думается, словно она вот-вот уснёт, потеряется в мире, перестанет существовать. Каждое слово по ту сторону сиденья ощущается инородным, пронизанным отрешённостью и размытием сути. Звуки теряются, разрушаются, рассыпаются вмиг.

    Серый взор теряется в гуще вязких ощущений: собственное дыхание переполнено хрипом, каждый вдох и выдох давит на рёбра, почти ломает их. Приходится прикладывать огромное усилие, чтобы наполнять себя тугим кислородом. Рана пульсирует где-то на периферии сознания – шок, наполняющий тело, позволяет отринуть боль. Волосы липнут к вспотевшему лицу.

    Вдруг лапы острые, когтистые, сильные аккуратно касаются хрупкой талии, тянут вверх. Лира кряхтит, мычит, выгибается, отгоняется назад. Руки упираются в лапы, чтобы не потерять опору, не сложиться сломанной куклой. Хочется кричать. Лапа касается раны. Хрип, слабый рык служит ответом на раздражение больного места. Девушку усаживают на кресло напротив черноволосой. Светлая голова запрокидывается в усталости на спинку сиденья. Лира потерянно пытается сфокусироваться на девушке напротив, улыбается едва заметно, с долей стыда и вины – ей жаль, очень жаль, что она так никчёмна, что сейчас истекает кровью и пачкает собою кресло.

    Сдавленный сип служит ответом на совет воспользоваться магией исцеления. Беловолосая старается нащупать в себе хоть немного сил на то, чтобы постараться помочь себе. Рука ложится на бок вновь, удерживая горячую кровь. Лира слабо выдыхает. Усмешка пугает до той степени, что внутри что-то непозволительно сильно и ярко сжимается. Тревога и страх, преследующие с самого начала, подступили с новой силой. Они стискивают разум, сознание, вынуждают ощутить внутри бесконечную дыру. Девушка слабо мотает головой, не в силах изобразить испуг, но желая хоть как-то облегчить грядущие страдания. Зная, на что идёт, Лира принимает мучение и то, что её, скорее всего, переполнят болью.

   

Это нормально.

    С глаз стекают слёзы ответом на слова зеленоглазой. Губы поджимаются в тихом страхе – у беловолосой нет пути, возможности вырваться. Диалог между девушками кажется сюром, придуманной фантазией. Лира слабо кашляет, до поразительного точно слыша каждое слово.

   

— Я хочу жить, — лишь просят слабо избитый, сухой рот.

    Платье задирают вероломно и беспрепятственно. С ладони на тело капает нечто вязкое, непонятное, вязкое, жгучее. Лира выгибается и стонет, желая не думать о том, что будет дальше. Она не задумывается ни о чём, мысленно отвергает себя и собственное тело, желая забыться. Жмурится, монотонно беззвучно шепча простое и главное:

   

«Меня нет. Меня нет. Меня нет».

    Ладонь сжимает маленькую грудь пленницы. Держит столь сильно, что невольно выбивает сжатое скуление. Лира отворачивает голову, закусывает губу, краснеет, стараясь справиться с собою.

     

«Не думай. Не думай. Не думай».

    Дрожащие пальцы неуверенно тянутся к руке, сквозь ткань платья слабо сжимают, пытаются убрать жгучее, мучительное прикосновение. Серые усталые глаза видят мельтешение в чужих ядовито-зелёных очах. Лира тяжело вздыхает и дёргается, слабо ударяясь затылком о спинку кресла. Кожу резко начинает жечь. Беловолосая тихо скулит, открывает рот и беззвучно кричит, задохнувшись болью. Девушка дёргается, насколько позволяет хватка, царапает когтистую лапу. Органы жжёт, разъедает. Глаза распахиваются в ужасе, в болезненном шоке.

  Она умирает?
  Умирает!

  Сердце пронизывается горячим холодом. Оно одновременно горит в аду и замерзает в далёких горных льдах. Лира скулит, хрипит, с губ течёт слюна, дыхание срывается, теряется. Маленькие коготочки царапают лапу. Орган, кажется, стучит настолько быстро, что вот-вот остановится, устанет, прекратит существовать. Девушка едва справляется с тем, чтобы направить крупицы магии в поддержку собственного сердца, чтобы оно не разорвалось от напряжения. С носа ручьями течёт кровь, с глаз – тоже. Рот зажимают жёстко, бесповоротно. Пригвождают затылок к спинке сиденья, не даёт выпутаться. Лира дрожит, глаза закатываются в перегрузке организма. Но разум, организм не дают погрузиться в беспамятство – что-то заставляет дрожать, порываться подняться, встать, действовать. Внезапно тело ощущает столько сил в себе, что впору даже ударить ногой по коленке черноволосой.  

  Сердце замирает всего на мгновение, но этого хватает, чтобы ощутить нечто странное.

  — Хватит... — просит в ответ на слова, мычит в руку, плачет кровавыми слезами. Боль кажется настолько невыносимой, что сознание Лиры вмиг перегружается, разрывается на клочки, теряется, вместе с тем обретает поразительную ясность и чёткость.

Боль выжигает нервы.
Боль сминает разум.
Боль требует.
Поклонения.

  Всё кончается резко.

  Черноволосая резко отрывается от Лиры, отталкивает ту и валится на пол, сворачиваясь в калачик. Беловолосая медленно сползает на сиденье, валится на бок в отрешённости. Переговоры кажутся настолько неважными, что едва проникают в голову. Сердце медленно затихает, но всё ещё бьётся агонией в ушах. Медленно девушка направляет магию в сторону мучительницы. Она не задумывается, зачем, почему так делает. Закрывает глаза и утыкается лбом в сиденье. Выкашливает кровь.

  — Больно... — скулит снова. Смотрит устало на зеленоглазую, теряясь в том, что сказать, что сделать. Всхлипывает. Жмурится, практически игнорируя каждое сказанное слово.  — Простите... Спасибо... — хрипит, булькает кровью, но использует магию для мучительницы\спасительницы. Лира не знает, верить или нет этим словам, но ощущает, что должна поддаваться каждому веянию и мысли этих девушек, чтобы в итоге выжить или хотя бы протянуть чуть дольше.
Чувствуя, что зеленоглазой стало полегче, Лира слабо смотрит на ту, наблюдает потерянно пустым взглядом, как та поднимается, усаживается на кресло.

  — Я тоже хочу ванну, — сипит едва слышно, представляя, как её тело погружается в чистую ванну, а кто-то тёплый и родной мягко касается кожи, помогает умыть грязь, слёзы. Когти касаются шеи, беловолосая заискивающе по-доброму улыбается в ответ на ласку, заглядывает в глаза, не в силах подняться сейчас, но принимая любую ласку и мучение, которую ей преподнесут, заставят проглотить и извиняться, что она недостаточно благодарна.

  — Да... Конечно... Всё будет так, как ты скажешь... — шепчет тоскливо, мяучит выученные фразы, жмётся потерянно к когтям, если позволяют, к ладоням, скулит потерянно, измученно. — Только... мне нужно... Немного умыться... Поспать... И потом... Я... сделаю... — просит отсрочки, теряется в звуках, кашляет, прикрывает глаза, то проваливаясь в бессознательность, то выныривая из неё так, словно и не отключалась на долгие секунды. Сглатывает беспокойство, тревогу, ведёт взгляд к потолку: — что дальше? — вопрос наполнен обречённостью, страхом, но вместе с этим на разум накатывает губительная, пронизывая апатия. Кажется, что уже любое событие случится как должное, безукоризненно верное и правильное.

[Сала-Аль-Дикель]

Ди-Кель лишь медленно кивнула – осознанно и нагло соврала. Никто не оставит девочку в спокойствии и не даст ей даже шанс на то, дабы оклематься, ведь планы были расписаны далеко наперед. Но, дабы снять напряженную обстановку после обряда, эскадрон протянула свои лапы и аккуратно приобняла Лиру, после чего принялась меланхолично поглаживать девушку по голове и слушать тихий рык двигателя машины...

— Разумеется, будет так, как я скажу. — тихо ответила Восьмая. — Ты ведь уже дала своё согласие на то, что будешь беспрекословно слушаться меня... во всех смыслах. Если хочешь жить.

  Тело Ехидны начало постепенно нагреваться – она пыталась пригреть девушку и дать ей шанс поспать, пока тянутся в пробке. Липкий, латексный костюм, что еще недавно был холодный, буквально за минуту нагрелся до комфортной температуры и при тактильных ощущениях напоминал мягкое одеяльце, нежели боевой костюм. Неизвестно, почувствовала ли это Лира, но владелица выраженно выдохнула и выбросила из ноздрей магический пар, что означало перезарядку а-резервуара из-за нахлынувшего тепла, а этот процесс сравним с выкуренной сигаретой: опьяняет, укачивает и расслабляет.

  Прижав мученицу к себе сильнее, Восьмая бросает усталый взгляд и приказывает Лире отдохнуть, пока есть возможность, ведь, кто знает, что будет дальше...

  А пробка все не двигалась. Герои простояли там сначала десять минут, затем двадцать, а затем целых сорок, и когда простой близился к часу, кукла психанула и шепотом попросила Хозяйку воспользоваться пространственной магии, на что получила резкий отказ, ведь использовать подобное во время того, когда рядом находятся другие, попросту, нельзя – есть огромный риск зацепить машины рядом. Не то, чтоб Восьмая тревожилась за чужие жизни каких-то незнакомых существ, но вот проблемы с правоохранительными органами сейчас точно были не в тему, потому, они продолжали медленно тянуться.

— Мы уже стоим на месте целых 20 минут. — кукла бросила взгляд на панель навигатора, а затем сымитировала тяжелый вздох. — Дорогу перекрыл патруль. Причины неизвестны. Опять какого-то хера важного везут...
— Как же все вовремя. — шепотом прорычала Восьмая. — Будем, значит, ждать.
— Хрен там. — огрызается Фарфелия, после чего выкручивает баранку влево и приказывает автомобилю совершить резкий разворот. — Поедем через окружную.
— Ты чего творишь?! Ты... Апх... Ку...
— Я за рулем – я решаю.

  Дальнейший спор не имел смысла, ведь машина уже совершила разворот и направилась к ближайшему перекрестку, что ведет за город. Навигатор указывал, что выбранный новый путь заставит героев проехать десять лишних километров, но сэкономит около сорока минут, что, практически, сравнимо с первоначальными показателями.

  Дорога была пустой, лишь одна машина встретилась до тех пор, пока герои не достигли половины пути. Тихий гул вездехода укачивал и погрузил Восьмую в глубокие размышления: о будущих врагах, который неоднократно заставят её рыдать и превозмогать, о прошлых битвах, где рогатое зло творило своё субъективное добро и о тех, кто требует её защиты, хотя сам того не просил, но ситуация так сложилось – усталый взгляд вяло обратился к Лире, но лишь на секунду...

— Эй! — кукла громко возмутилась. — Какого хрена?! Что за... ЭЙ!
— Чего ты ор...

  Резкий лобовой удар! Машина громко, протяжно и неистово зарычала, словно издавая последний вздох в агонии; металлические детали машины разлетелись с громким лязгом в разные стороны; резина противно засвистела, словно уже разбитый металлолом погряз в какой-то невидимой грязи, а затем, через секунду, огромный вездеход отбрасывает в ближайший отбойник, словно игрушечную. Удар был такой силы, что машину практически сложило в гармошку. Стоит ли говорить, что в тот момент творилось внутри? Если бы не система безопасности, то, возможно, было бы два с половиной трупа, но подушки безопасности сработали великолепно, смягчив катастрофический удар: кукла так и осталась сидеть на месте, а Ди-Кель, после первого удара, сначала сломала себе шею, а после второго отлетела в противоположную сторону, «приземлившись» в багажнике. Что происходило с Лирой в этот момент, остается лишь гадать...

— Двигатель поврежден. Ходовая вышла из строя. Каркас уничтожен. Габариты уничтожены. Топливная система повреждена. Центральный чип управления сгорел. Система безопасности отработала исправно. — говорила Фарфелия несвойственным ей голосом. — Провожу диагностику собственного тела...
— Бля-я-я-я-я-я..... — протяжно завыла Ди-Кель. — Как же, сука, больно! Как же, бл*ть, болит! Моя шея...
— Все системы в норме. — закончила кукла, после чего сняла с себя жилет безопасности и ловким прыжком забралась на задние пассажирские сидения. — Лира. Эй! Ты в порядке?
— Аколитка... — сжав кулак, а после бросив руку перед собой, прохрипела Восьмая. — Явись...

  В эту же секунду, возле разбитой груды металла вспыхнул яркий свет, а затем послышались приглушенные, мягкие шаги. Маленькая кукольная тень около тридцати секунд ходила вокруг да около и с выпученными глазами рассматривала место аварии и что-то шептала себе под нос. Шептала, что в двухсот метрах от героев стоит кто-то до боли знакомый и явно недружелюбный...

— Эй! Ты еще долго будешь там шляться?! — пытаясь подняться, прорычала во весь голос Восьмая. — Что с Лирой?! Как она?! Что, сука, вообще произошло?!
— Лира! — фарфоровыми ручками схватившись за плечи Лиры, крикнула Фафа. — Эй! Ты как?
— Пизд*ц. — Аколитка кратко подытожила уверенное, а затем, когда датчики уловили угрожающую силу, немедленно встала в боевую позу, словно готовясь принимать чьи-то удары. — Угроза. Поторопитесь.

Следующий мой пост – боевой. Ознакомиться с атакой на Лиру можно здесь.

[Лира]

Черноволосая медленно кивает. Лира с облегчением закрывает глаза, желая воспользоваться этой передышкой для восстановления сил. Бок уже даже не так сильно болит – он немного затянулся, когда она пыталась не умереть от дикой, мучительной боли, которой её подвергла девушка. Лапы тянутся приобнять беловолосую. Серые глазки открываются в сонливости, чтобы распознать опасность. Но поняв, что всё в порядке, что её лишь двигают к себе поближе и приобнимают, Лира снова прикрывает веки. Нежные, почти материнские прикосновения к голове навевают воспоминания о прошлом. Когда-то эон чувствовала себя счастливой. По-настоящему живой. Когда-то она горела жизнью и знала, чего хочет от мира. Голос не пугает – сложно бояться, когда слышала такие же нотки в далёком прошлом, когда знает, что если слушаться, то будет меньше, куда меньше боли, чем могло бы быть... Поэтому ответом служит лишь тихий тоскливый кивок – тут нет сопротивления, воли к жизни. Захотела бы зеленоглазая вынудить Лиру ползать – всё лишь толчок, грубое слово и девушка уже бы поползла. Заставила бы раздеться – минимум сопротивления, только попытки отменить приказ, попросить пощады. Но после, всего лишь после строгого взгляда или угрозы беловолосая бы сделала... Она бы постаралась... Ради... Ради общей безопасности. Ради блага.

  Незаметно для себя молодая эон проваливается в вязкий и тёплый сон. Она дремлет, то просыпаясь от движения транспорта, то снова проваливаясь в темноту. Девушка мучительно морщится, когда сонные образы в расслаблении дарят кошмары – тело расслабляется, разум находит отдых, но картинки страшны, образы дикие, тёмные, лижут щёки, опутывают горло, вынуждают любовно тянуть руки к страданиям. Разум горит, пылает двусмысленностью, непониманием того, что ему необходимо. Ощущения спутанные – страх тонет, исчезает, чувство отдыха сменяется благоговением пред кошмарами.

  Она не слышит диалогов, не воспринимает их, хотя хмурится и сопит недовольным котёнком, когда слышит переговоры. Могла бы пробудиться ото сна, но не может, словно дискомфорта ещё недостаточно, чтобы очнуться. На всего толику мгновения серые глазки открываются, девушка потерянно смотрит в зелень опасных очей, но затем снова прикрывает взор, утекает в сон. Ротик приоткрывается в тихом бормотании.

  — Мама...

  Громкий выкрик вынуждает вздрогнуть. Лира открывает глаза, но видит вдруг смазанную картинку. Каша цветов. Её вдруг резко сжимает тесностью машины, стискивает так, что с губ срывает визг и стон. Боль оглушает. Рёбра почти стирает меж собою. Слёзы агонией брызжут из глаз. Голос куклы напрягает, пугает, девушка слабо ведёт голову в сторону, пытаясь понять, что произошло. В глазах рябит. Голос черноволосой звенит болью. Лира вздрагивает, пытаясь вырваться из плена машины. Она упала куда-то вниз сидений, где кресла и пол смялись так, что невольно тело стало заложником. Приходится постараться вытащить руку и ногу из тисков, чтобы хотя бы получилось двигаться.

  — Вы в порядке? — вымученно скулит, пытаясь увидеть состояние зеленоглазой. Голос так тих и слаб, что, кажется, в суете, во вздохе боли и в неразберихе её едва слышат. В голове мутно. Странно. Лира прикрывает глаза, не в силах найти себя и осознать происходящее. Это кошмар? Но почему боль настолько сильно пульсирует? Голова с трудом поднимается. С виска стекает торопливая капля крови. Все ли конечности на месте? Кажется, что да...  Вопрос о самочувствии вынуждает задуматься. — Да... Я.. нормально... Мне нужно выбраться... Давит... — кряхтит потерянно, практически беззвучно, когда обретает тревожное здравомыслие. Вдруг вокруг вспыхивает яркий свет. Девушка щурится и взволнованно пыхтит. Затем тёмная тень беспокойно туда-сюда заходила рядом с машиной. Лира уверенно предпринимает попытку подняться хотя бы до уровня сидений, но головокружение вызывает рвоту. Кашель оглушает обломки машины. С носа капелью тёмная кровь. Фарфелия хватается за тонкие плечи Лиры и кричит вопрос так, что в ушах звенит. Оглушённая шоком и болью, пленница не сразу распознаёт слова. Приоткрывает рот и беззвучно сипит, сглатывает кровь. Внутри всё горит. Даже рана в боку отзывается страданиями.

  — Я... Я... в порядке... — бормочет в усталости, пытаясь подтянуться за плечи куклы и наконец выбраться из машины. — Меня придавило... — сообщает медленно, промаргиваясь, словно всё ещё не проснулась от тоскливой дрёмы. А ведь ещё несколько минут назад она спала и видела вязкие, сладкие кошмары. Слова об опасности пугают, напрягают. Лира тревожно смотрит на черноволосую мучительницу, гадая, нужна ли ей помощь. Она видит сломанную шею и в ужасе округляет глаза, надеясь, что успеет оказать помощь. Напрягаясь всем телом, светлая девчонка направляет все свои силы на то, чтобы скорее исцелить разбитое тело мучительницы. Она знает, что времени не осталось и, если тень права, то сейчас им всем придётся отбиваться от опасности, которая нанесла такой тяжёлый и страшный удар по машине.

    — Я исцелю... Я владею магией... — бормочет суетливо, едва находит в себе голос, чтобы звучать. Кашляет нервно, но создаёт светлое свечение. Выдыхает тяжело, ловя резь в голове.

[Сала-Аль-Дикель]

Внезапная для героев автомобильная засада сработала так, как и предполагалось недругом: цели получили довольно серьезные повреждения, застали врасплох и заставили засуетиться внутри поврежденного транспорта. По какой-то причине они не спешили выбираться наружу, хотя стоило бы, ибо техническое масло уже успело разлиться по гладкому асфальту, стоит искре приземлиться, а угрожающие энергетические клинки приближающийся черной фигуры в оранжевой маске выглядели крайне недружелюбно – так подумала Аколитка. Противник медленно, словно готовящийся хищник, приближался к разбитому автомобилю, агрессивно указывая клинком в сторону бронированной куклы – раскаленное лезвие засветился еще ярче.

— Цель сокращает расстояние. Перехожу в боевой режим. — вставая в угрожающую позу, приподнимая косу вверх и укрываясь за щитом, сказала Аколитка. — Немедленно прекратите движение в нашу сторону во избежание конфликта.
— Я... Я... в порядке...
— Ух, хорошо, я помо... Да чтоб вас всех! — услышав слова «сестры» выругалась Фарфелия, а затем принялась покидать автомобиль. — Дышите и на том спасибо...
— Я исцелю... Я владею магией...
— Надеюсь на это. — кивая, бросила Фарфелия, а затем выпрыгнула из салона. Кто же знал, что Лира имела в виду исцеление рогатой девы, а не себя. — Эй! Урод! Стой, где стоишь!

  И противник резко остановился – замер, словно статуя. Лицо в маске принялось внимательно осматривать кукол, медленно покачивая головой из стороны в сторону, словно пытаясь найти брешь или промежуток для маневра. Живые артефакты, в свою очередь, не предпринимали никаких действий, заняв защитные стойки: Фарфелия запрыгнула на капот разбитой машины, а Онодэра, продолжая прятаться за щитом, стояла спереди, готовясь принять на себя потенциальный выпад противника. Ожидать можно было чего угодно, но для этой парочки главной задачей было выиграть немного времени, пока Лира и Ди-Кель не придут в себя...

  Сильное головокружение, звон в ушах, помутнение и пелена перед глазами мешали Восьмой сконцентрироваться. Её тело едва ли исполняло команды: пальцы рук судорожно дергались, а сломанные кисти отчаянно пытались за что-либо зацепиться, но тщетно – банально не хватало сил даже для такой простой задачи, что уж говорить о попытках подвигать ногами. Хоть Восьмая и не чувствовала боли ниже груди, но отлично понимала, что её тело, после такого столкновения, возможно, превратилось в подобие фарша, но, к счастью, обошлось. По крайней мере, разорванный латексный костюм скрывал открытые раны, если они и были. Предприняв еще одну безуспешную попытку подняться, Ди-Кель громко и злостно прорычала.  

  Словно сломанная кукла, она едва приподнимает голову под громким сопровождением хрустящих позвонков и, прищурившись, расплывающимся взглядом пытается найти Лиру: зеленые глаза хаотично «бегали» по глазным орбитам в разные стороны, помутнение заставляло её закрывать глаза, а затем широко раскрывать и вновь прищуриваться. В какой-то момент из ротовой полости потекла кровавая струйка – эскадрон кусала свой язык, причиняя себе боль, дабы не потерять сознание. В любом случае вместо Лиры она видела лишь блеклое, расплывчатое бельмо, которое едва ли шевелилось. Затем почувствовалась небольшая тяжесть в ногах — от этого чувства стало немного легче мыслить, ведь конечности на месте, а не где-то там, за пределами салона. — это, кажется, девушка ползла к Восьмой.

— Эй... — левая, изрезанная осколками стекла, рука, пытается нащупать девушку. — Лира, это ты?

  Разум вновь мутнеет и сознание проваливается во Тьму, а затем, внезапная, жгущая, режущая, пожирающая, словно самая едкая кислота, боль, пронзает все тело с ног до головы, возвращая Ди обратно. На этот раз перед глазами сплошная белая штора, словно она лежит на хирургическом столе, а свет от прожектора выжигает глазницы и оглушительная мигрень не дает связать даже два слова. Через секунду из окровавленных уст вырывается животный булькающий крик, что эхом разносится по всей округе. Примененная Лирой магия исцеления сработала не так, как она ожидала: как только нежные ручки коснулись тела эскадрон и мягкое свечение охватило плоть, в ноздри девушки ударил резкий запах паленой, гнилой плоти, да что уж там, она видела, как тело Восьмой буквально, как бумажное, начало гореть в месте прикосновения, образовывая огромную дыру, демонстрируя внутренности: яркий а-резервуар, пульсирующее ядро и подобие кишечника из которого вылазили склизкие, жирные черные черви, напоминающие огромных пиявок – они с жутким хрустом органом прогрызали себе выход, как загнанные крысы, и с громким писком пытались ускользнуть прочь. И во время сего ужасного зрелища рогатая судорожно тряслась, пуская изо рта белую пену и, захлебываясь собственной рвотой, пыталась кричать; глаза закатились, а из ноздрей ручьем полилась кровь...

Дабы спастись, ядро с громким, аритмичным стуком, что схож на звук неисправного двигателя, выбрасывает остатки адреналина в тело, действуя как дефибриллятор. Туловище подрывается и появляется окно возможного маневра и Ди-Кель отчаянно пользуется этим – размашистым, звериным ударом бьет Лиру, изо всех сил стараясь дать лишь пощечину, но бушующая ярость оттопырила когти и рука молниеносно пронеслась по шее, грубо разорвав кожу и достав прямо до трахеи. Когти варварски хватают девушку за волосы, тянут на себя и уже хотели впечатать окровавленное личико Лиры в твердую обшивку багажника автомобиля, как тут резко бросают затеянное и прикрывают глаза от яркой вспышки.

 В этот же момент...

— Он нападает. — заметив, как клинок стал светиться еще ярче, констатировала Аколитка. — Alea jacta est.
— Только хуже себе делает, идиот. — прорычала Фафа, а затем, когда послышался истошный крик, резко сбросила внимание с врага и обратила свой взор на героев в машине, смотря на них через разбитое лобовое стекло. Алые глаза широко распахнулись, ведь артефакт осознал, что произошло. — Что ты наделала?! Мать твою мы в...
— Энергетический всплеск. Протокол защиты.

  Момент, когда противник должен был напасть, рано или поздно, произошел бы, однако куклы ожидали прямого контакта, где Аколитка скрестит свою косу с энергетическим клинком и тем самым полностью обратит внимание врага на себя. Но последний оказался немножечко хитрее артефакторных расчетов – энергетический залп, простым и резким взмахом по воздуху, воссоздал стремящуюся вперед дугу, уловить которую можно было лишь на мгновение. Онодэра, в последний миг, благодаря приборам вычисления, смогла среагировать и резко ударила щитом по асфальту, а затем выставила его перед собой, тем самым призвав перед героями костяной барьер. Все приготовились к удару... все, кроме тех, кто находился внутри машины...

  Первым пострадал капот транспорта – его идеально разрезало пополам. Далее, по сбривающему пути, столкнувшись с костяным щитом, что прикрывал Фарфелию, энергетическая волна вгрызается в магические кости и с треском пробивает их, провоцируя взрывную волну, что задела артефакт, отбросив прямо на Аколитку и множеством мелких металлических осколков поразило тельце. От столкновения с защитной магией, энергетическая волна сместила траекторию удара и теперь, совершая дуговой манёвр, располовинила автомобиль на две части, четко пробежав между Лирой и Ди-Кель, а затем с невероятным, оглушительным взрывом разбросала покореженный автомобиль в разные стороны. Восьмая, находясь в багажнике, отлетела на пятнадцать метров куда-то в кювет, кажется, получив еще несколько серьезных переломов, а Лире повезло немного больше – её тело прижало к сидению и «эвакуировало» прямо к куклам, отчего те немедленно встали перед ней, принявшись защищать. Благо, призванный Аколиткой щит смог предотвратить печальные последствия для девушки.

  Автомобильное масло, что ручейком убегало вниз, к лесу, загорелось ярким, синим пламенем, освещая тьму.

— Это дело рук Хозяйки. Прекрасно. Теперь у нас еще одна безумная проблема. — смотря на изодранное горло, холодным голосом констатировала Аколитка. — Начни лечиться. Немедленно. Фафа... помоги ей.
— Как?! Я что? Врач? — но кукольная сестричка в доспехах не отреагировала на протест красноглазой. — Да чтоб тебя, сука!

  Фарфелия быстро и ловко, словно маленький лемур, забирается на руки Лиры и принимается осматривать рану – довольно глубокая, но трахея, кажется, не повреждена. Видимо, Восьмая всеми силами пыталась оградить свой всплеск животной ярости от Лиры, но, находясь под губительным воздействием магии исцеления держать себя в руках практически невозможно и тело, невольно, самостоятельно, пытаясь спастись, вытворяет такие чудовищные и страшные действия по отношению к той, кого нужно защищать.

— Дыши, маленькая моя, дыши... — пытаясь руками прикрыть рану, тихо шептала Фарфелия. Довольно странно было слышать слово «маленькая» от артефакта, что едва может сравняться ростом, но, так выражалось волнение фарфоровой куклы. Бледные, холодные ручки прикоснулись к разорванному горлу. — Давай, милая, давай... Используй магию исцеления, пропуская её через меня, так эффект будет сильнее и...
— Он вновь нападает. Готовлюсь контратаковать.

  И фигура в маске действительно атаковала, но на этот раз не Лиру, Фарфелию или же Аколита, а устремилась в сторону Ди-Кель. Перед выпадом существо прочувствовало магию исцеления и терпеливо ожидало, пока девушка не начнет губительный ритуал – оно знало очень много о своем противнике, а значит, будет использовать все явные слабости...

Молниеносным, тигриным прыжком, предполагаемый(-ая) Босудзоку устремляется в сторону Восьмой, выбрасывая раскаленные клинки вперед и уже через секунду воздух сотрясает звонкий, металлический грохот – раскаленные клинки столкнулись с костяным щитом — последний выдержал удар монструозной силы. Противник делает очередной резкий взмах и уже собирается нанести удар по, в прямом смысле слова, дырявому и бессознательному телу, как тут же его взгляд сталкивается с безумными зрачками красного и желтого цвета – преследователь без особых усилий смог прочитать ход мыслей Восьмой и без проблем увернулся в сторону от размашистой атаки. По какой-то причине недруг сделал несколько шагов назад и вновь вышел на дорогу, оказавшись между Ди-Кель и Лирой с куклами.

— Желаю вам удачи с тем, что произойдет дальше... — впервые заговорила... она... это была девушка. — Лира... Лира... Лира... я ведь хотела подарить тебе быструю смерть, но ты, как и полагается твоему странному, садистскому характеру, предпочла долгую, мучительную смерть от пасти того, кто должен тебя защищать...
— Дело дрянь. — бросив взгляд в сторону, где предположительно находилась Ди-Кель, прошипела Онодэра. — Если исцеление задело ядро, то...
— Да. Задело. Вы в полном дерьме. На этом моменте я прощаюсь с вами, но ненадолго, ведь мне нужен трупик белого котенка... — Босудзоку медленно подмигнула Лире. — Хорошая работа, девочка.
— Да ты не хуже, раз не хочешь закончить начатое. — прорычала холодным, неизменным тоном Аколитка. — Еб*ная садистка.
— Да, ведь мясо дичи вкуснее, когда страх пропитает жилки, не так ли? — оранжевый, холоднокровный взгляд не отлипал от Лиры. — А мне нужно, дабы она побегала, покричала, поплакала еще чуть-чуть и...

  Тут же садистская личность валится на асфальт и начинает громко, истошно орать – обезумевшая от боли и агонии Восьмая, игнорируя все полученные увечия, укрывшись пол пеленой Тьмы, совершила сокрушительное нападение на противницу, вцепившись бритвенными зубами в голую шею и принявшись жестоко распиливать мясо до костей. Почерневшие от магии когти сдавливали черепную коробку с такой силой, что глаза противницы начали вытекать из орбит. Тело забилось в конвульсиях, пытаясь вырваться из цепкого хвата монстра.

— Не смотри! Закрой глаза! Валим отсюда. — закрывая глаза Лиры, скомандовала Фарфелия. — Валим в лес, пока она не придет в себя! Мы ничего не сможем сделать с этим!
— Согласна. — Аколитка, не дожидаясь остальных, побежала в гущу леса. — Быстрее!

[Лира]

В нос ударяет сильный и резкий запах масла. Он прорывается в лёгкие, иглами пронзает их столь остро и сильно, что невольно девушке даже не хватает сил вдохнуть воздух вновь, только давиться, спазмировать, выкашливать лёгкие, сипеть нехваткой кислорода. И скулить, скулить отвратительной жизнью, словно всё, что сейчас важно – ухватиться именно за неё и выбраться из этой ужасной ситуации, хотя всё сознание хочет неиронично тут же закончиться, потухнуть, прекратиться.

    Голос куклы кажется столь механическим и неживым, что Лире кажется, словно она находится в аду. Они в опасности? Они точно в опасности! Девушка порывается пошевелиться, выбраться, Фарфелия в темпе вылезает из помятого и побитого автомобиля, не то желая помочь другой кукле, не то желая покинуть опасное место. А может всё вместе? Серый взор туманно осматривает обломки, в которых зажато тело. Взорвётся ли машина? Сколько понадобится сил на то, чтобы скорее вырваться из плена? А черноволосая девушка, мучительница? Ей же нужно помочь!

    Фарфелия, судя по всему, одобрила исцеление. Поэтому Лира тут же приступает помогать, как ей кажется, одной из самых сильных из всех них. Подлезая поближе к девушке, пленница с осторожностью и чуткостью ловит дрожащие пальцы, гладит с краткой нежностью. В порыве жалости к измученному существу беловолосая целует ладонь Ди-Кель, медленно набирается сил на то, чтобы скорее исцелить жестокое существо.  Внешний вид пострадавший кажется настолько ужасным, что Лира не может смотреть на неё без боли и ужаса. Она знает, что неразумно готова отдать все силы на то, лишь бы зеленоглазой стало полегче, лишь бы она только не мучилась болью!

    — Да, я, — отвечает мягко, концентрируется, чтобы исцелить черноволосую.

    Чистая, белоснежная магия наполняет весь изломанный салон машины.

    И вдруг из горла раненой рвётся такой дикий вопль, что Лира вздрагивает и отшатывается. В нос ударяет тошнотворный гнилой запах, словно это не целительная магия, а магия разложения. Беловолосая ахает в ужасе, не зная, остановиться или продолжить. Она... вредит? Не веря своим глазам, юная эон видит, как в местах прикосновения с телом раненой, плоть гниёт, обнажает трупных червяков, пульсирующее ядро вместо сердца. Крик ужаса срывается с губ беловолосой. И рогатое существо кричит беззвучно от боли, вопит, пускает белоснежную пену из рта, умирает, разлагается, закатывает глаза. Кровь водопадом стекает с носа.

    Лира в шоке смотрит на результат своего исцеления. Сердце судорожно бьётся, готовое выпрыгнуть из горла комком пульсирующего органа. Когти вдруг в жажде удара вздымаются вверх и расцарапывают целительнице горло, доставая практически до трахеи. Сероглазая тут же тянет руки к горлу, давится хрипом, агонией боли. С горла фантазией льёт кровь.

    Яркая вспышка оглушает сознание. Лира валится набок, давясь хрипами и вдохами, попытками в агонии шоке хотя бы дышать.

    Хотя бы дышать...

    Недовольный крик слышится сквозь вату. Атака врага сводит с ума. Лира едва понимает то, что происходит. Она медленно, истекая кровью и зажимая рану рукой, пытается выползти из машины. Она дрожит от страха и от ужаса, вдруг автомобиль нещадным образом разделяется абсолютно ровно и точно пополам, отделяя беловолосую и мучительницу по обе стороны. Мощная сила раскидывает железные части по разные стороны, Лиру откидывает к куклам, которые тут же, словно по команде, становятся защищать её от невероятно сильного врага. Девушка хватается за горло, падает с сиденья к красивым ногами воительниц. Она с ужасом смотрит снизу вверх на незнакомку, которая безэмоциональным голосом заключила простую истину. Она приказывает лечиться. В шоке Лира может лишь безумно смотреть, хлопать глазами и дрожать, наблюдая, как волнами алая жидкость покидает хрупкое и тонкое тело. Фарфелия приближается, садится на колени беловолосой пленницы. Она помогает прикрыть рану, просит дышать, утешает так ласково и по-доброму, что эон ничего и не остаётся, кроме как кивнуть и постараться сменить торопливое тревожное дыхание на медленное и глубокое.

    Как и требуется, она использует магию, чтобы начать заживлять себя. Сложно. Больно. Тяжело. Но медленно становится полегче, спокойнее. Вокруг бой – с трудом Лира улавливает, что враг атакует, и бьёт куда-то в сторону леса. Девушка тяжело выдыхает воздух, обмякает, сползает вниз, прикрывает обречённо глаза, не в силах думать о том, что её ждёт дальше.

    Голос врага, девушки, огненный и дикий, звучит так громко и так ярко, что невозможно не слушать. Лира приподнимается, смотрит на очертания существа.

    — Не надо... Не надо... — просит, умоляет, тянет руки, мучительно выдыхает страх, хочет даже подползти к противнице. Та улыбается, хвалит, вынуждая бессознательно растянуть губы в благодарной глупой улыбке, словно в действительности тут была какая-то скрытая цель. Но на деле же беловолосая с полубессознательности не может обойтись без ласки, без принятия. И потому отзывается глупым котёнком на похвалу.  — Убей меня, — просит жалобно, печально, обречённо. И сердце так дико, яростно стучит в груди, что вот-вот и само остановится.

    Вдруг противница валится на асфальт. Ди-Кель дикой хищницей атакует, терзает, зубами впивается в шею. Когти впиваются в голову, выдавливают глаза.  Тело дёргается, словно тряпочное. Лиру тошнит желчью прямо на асфальт. Фарфелия командует бежать, не смотреть, но серые глаза не могут подчиниться. Куклы требуют бежать в лес, но беловолосая не может пошевелиться, встать. Она с трудом, едва указывая своему телу то, что нужно делать, поднимается, упирается руками о зернистый асфальт, пронизанный жаром и холодом, встаёт. Её вдруг хватает одна из куклы, тянет за собою, вынуждая бежать следом. Лира потерянно оглядывается на чудовище, что она недавно пыталась исцелять.

    — А как же она? Надо помочь ей! — мяучит потерянно, упирается, но сопротивление легко ломается чужой силой. Тогда девушка падает, встаёт, снова идёт. — Подождите! Нельзя же её бросать! — скулит, всхлипывает, не представляя, как можно кого-то вот так просто оставить наедине с врагом.

[Сала-Аль-Дикель]

Словно обезумевшая от голода самка богомола, рогатый монстр когтистыми лапами сдавливал череп жертвы и прижимал тело к окровавленному асфальту, тем самым не давая пошевелиться. Каждый её жадный укус провоцировал еще больше рек крови, что разбегались в разные стороны, сопровождая трапезу страшным хрустом разрывающейся плоти, сухожилий и вен. Бритвенные зубы, с особой жестокостью распиливали каждый кусочек и впрыскивали в жертву ядовитую кровь, что превращала внутренности в бульон. Змеиный язык облизывал свежее мясо и вводил разум в неистовый, первобытный экстаз ярости, похоти и желания пожирать ради выживания. Когти то сжимались, то ослабляли хватку и тем самым раздирали кожу, а уже через минуту они аккуратно проникали внутрь и «нежно» разрезали кишечник, вынимая наружу ужин жертвы и, кажется, Ди-Кель не брезговала вновь этим скормить свою дичь, не забывая при этом демонстрировать свою окровавленную улыбку, где на зубах красовалось застрявшее мяско. Зубы вновь впились с еще большей злостью и приближались к позвоночнику, дабы распилить его пополам, а обезумевшие пульсирующие огоньки глаз с усладой следили за агонией, ментально поддерживая сознание жертвы, предоставляя еще больше боли и страданий. Через несколько минут хаотичное трепыхание ног и рук противницы прекратятся и бледные ладони ударяться об асфальт, знаменуя мучительную кончину...

  Нет. Монстру не нужна помощь. Монстр сам позаботиться о себе и сожрет обидчика, но, к счастью, для Лиры, даже после такого опрометчивого шага ярость пала на другую личность... случайно...  

  Эхом разносится звук каблуков – кто-то явился буквально из неоткуда. Он приближался все ближе и ближе, но Восьмая, упивающаяся свежатиной, не обращала абсолютно никакого внимания. Когда фигура приблизилась вплотную, то увидела, как из её живота вываливаются те самые черные личинки, а затем стремительно забираются на хозяйку и принимаются «латать» тело. Тихо хмыкнув, явившийся присел на корточки и аккуратно положил за ухо обезумевшей желтое перышко, а затем прошептал несколько слов и тут же растворился. Глаза эскадрон приняли свой привычный, будничный, зеленый оттенок, а помутненный яростью вернул ясность.

  Увидев труп, а затем и кровавые ошметки на своих лапах, Восьмая очень тяжело  выдохнула. Своим лбом она коснулась бледного лица покойной и около десяти секунд пробыла в таком положении, после чего переместила свою пятую точку на асфальт, сев в позу бабочки. Её глаза медленно осматривали место происшествия, пытаясь вспомнить, что же произошло... десять... пятнадцать... двадцать минут назад? Точнее, в какой момент она потеряла контроль над телом и позволила рассудку утонуть в потоках ярости и безумия? Когти машинально притронулись к груди и животу, а затем взгляд опустился ниже, дабы осмотреть себя – на дороге валялись трупики иссушенных червей, что «чинили» свою хозяйку и, стоит отметить, получилось у них это на троечку, ведь два огромных, уродливых шрама остались в виде впадин со сморщенной кожей.

  Вновь осознание – труп, лежащий на асфальте, не был эскадроном. Перед Восьмой лежало тело обыкновенного хумана, напичканное различными имплантами и, скорее всего, артефактами. Взгляд бросился к оранжевым клинкам и те были разбиты в хлам, а внутренняя батарейка, кажется, работала от жизненной силы владельца – мусор на текущий момент. Кто-то явно любил свои клинки больше собственной жизни...

— Что же... — Ди прищурилась из-за странного ощущения в левом ухе. Пытаясь нащупать источник дискомфорта, она когтями хватается, предположительно, за кончик уха, но к своему огромному удивлению замечает желтое, переливающееся на свету, перышко. — Джеки Магнус, значит... наблюдал, да?

  Она говорила буквально с воздухом, но этого было достаточно, дабы вызвать у эскадрон тихий хохот и понимание, что её сознание вернулось только благодаря этому Демиургу.

— Ладно, сука. — ладонь сжалась в крепкий кулак и сломала подаренный Демиургом презент пополам. — Теперь моя очередь...

15 минут назад...

[/i]

  Куклы, неся на своих плечах измученное тело Лиры, спешили уйти вглубь леса, как можно дальше, дабы укрыться, переждать кровавую бурю и уберечь Лиру от рогатой кары из-за просчета: наивного, доброжелательного, отчаянного, но, к сожалению, фатального. Ноги куколок спешно топтали по земле, время от времени спотыкаясь или сбиваясь с темпа, ибо Фафрелия, по своим характеристикам, не была предназначения для подобных спасательных операций, в отличие от Онодэры, что танком перлась вперед, живо пиная перед собой ветки, совершая один шаг, пока её соратница сделает два или три маленьких. Разумеется, что про Лиру и речи быть не может. Время от времени Аколитка злостно рычала на девушку и свою сестру, подгоняя их и оскорбляя, называя беспомощными кусками беляша и другими нелестными словечками, да и порой позволяла себе тыкать Лиру косой под ребро, думая, что так та сможет идти быстрее.

  Вокруг была непроглядная тьма. Герои шли куда-то вперед, как слепые котята и лишь земной спутник, время от времени, освещал дорогу, давая секундную возможность проложить дальнейший путь. По какой-то причине внутренние навигаторы артефактов здесь не работали, словно сталкивались с аномальными помехами. Злостный, угрожающий гул ветра, что с размахом гулял по верхушкам деревьев, заставлял их старые, сухие ветви петь, а, если быть точнее, скрипеть жуткие мелодии, нагоняя страх и разгоняя паранойю, возможно, провоцируя в голове Лиры жуткие картины, в виде преследуемой огромной, трёхметровой тени, что рваными, хаотичными движениями бежит за ней с протянутой лапой, тяжело дыша ледяным ветром прямо в затылок.

  Так они бродили около пятнадцати минут, до тех пор, пока не вышли к огромному озеру посреди леса. Порядком уставшие куклы бросили девушку у одинокого дерева, что каким-то образом умудрилось вырасти прямо на песке. Оно было «лысым» и даже сквозь лунный свет выглядело очень больным и старым. Кажется, еще сезон-второй и оно погибнет – дерево отчаянно пыталось наклонить свои ветки к озеру, дабы напиться воды, но, еще чуть-чуть и, сорвав корни, замертво упадет в воду, затем превратившись в сухой обед для термитов.

...сейчас...

— Ты как? — спросила Фарфелия, осматривая Лиру. — Дальше мы идти не можем.
— Вы – нет, а я – да. — Аколитка сымитировала глубокий вдох, а затем посмотрела на свое запястье, где у неё расположен датчик энергетического заряда. — Какого...
— Что? Заряд быстро расходуется, да? — злостным тоном подметила Фарфелия. — Кажется, где-то здесь есть захоронение магических отходов. Нелегальное, полагаю.
— Но я не чувствую ничего.
— Разумеется, если порционно впитывать в себя пыльцу отходов, то и эффект не сразу себя проявит. — красноглазая кукла вновь смотрит на Лиру. — Выглядишь херово, мягко говоря, но нам еще повезло, что мы могли ускользнуть.
— Нужно будет около четырех часов, дабы восстановить свои силы и то, где-то лишь наполовину.
— Нет. Это опасно. Нужно дождаться рассвета, дабы на нас не напали дикие звери.
— Да чтоб вы сдохли вдвоем... — Онодэра подошла к Лире и со злостным выражением лица принялась осуждать её. — Что в тебе такого, что...
— Тихо!
— Ты чего мне рот затыкаешь?!
— Замолчи, говорю!
— Фарфелия, дорогая, ты... — Аколитка резко замолчала, а затем посмотрела на Лиру. — Она здесь... Бродит где-то рядом...
— Надеюсь, что в сознании...

  Артефакты молча осматривались по сторонам, пытаясь найти свою Хозяйку, но ничего, кроме огромных деревьев и кустов обнаружить не удавалось. Их сенсоры улавливали слабый шорох где-то в глубине леса, где тьма тщательно скрывала обзор от любопытных взглядов. Внезапно закричали вороны. Массивная туча пернатых птиц, громко возмущаясь, принялась улетать куда-то прочь. Их «крики» были настолько громкими, что даже перебивали гул ветра, а затем... они принялись замертво падать, образуя своими тельцами трупный дождь...

  Трупики падали повсюду: на землю, в озеро, на деревья, на кусты и даже возле Лиры, Фарфелии и Аколитки. Последняя, не брезгуя, подняла мертвое тельце и начала внимательно его осматривать, приподнимая крылья, приоткрывая клюв, но, к удивлению, не обнаружила никаких внешних магических дефектов, потому, мертвую птицу просто швырнули куда-то в сторону, словно мусор, а затем она посмотрела вверх, обратив свой взор на верхушки деревьев.

— Смотрите. На верхушке вон того дерева. — указав пальцем на самое толстое и длинное дерево, сказала Аколитка. — Она просто смотрит на нас.
— У неё зеленый цвет глаз и она... — Фарфелия прищурилась и с несколько секунд пытается рассмотреть фигуру своей Хозяйки. До неё наконец-то дошло, что же было не так – рост. — Немедленно брось кость защиты, Дэра!
— Но, моя эне...

Но кукла не договорила – внезапный взрыв, произошедший прямо изнутри дерева, спровоцировал треск разлетающихся щепок, коры и палок заставил её машинально броситься к Фарфелии, резко присесть и укрыться за щитом. Она слышала, как старое дерево с треском и протяжным стоном начало падать прямо на песок и уже через секунду те самые сухие ветки, что так долго тянулись к воде, наконец-то утопились в ней, но листьев нет, как и жизни внутри съеденного столба. Затем, аккуратно выглянув, куклы увидели, как трехметровая бестия схватила Лиру за шею и держала на вытянутой руке...

  Зелёные глаза смотрели прямо в душу девушке. Они не выражали никаких эмоций, лишь пустота и безразличие. На лице у Ди-Кель была привычная, можно сказать, что будничная, холоднокровная улыбка – с такой она, обычно, убивает своих жертв. Огромная когтистая лапа держала Лиру над землей, крепко схватив за шею: коготь на большом пальце уперся ей в подбородок, тем самым открыв недавно залеченную рану на шее и подняв взгляд вверх, заставив смотреть на ночное небо; когти указательного и среднего пальцев неглубоко вонзились прямо в затылок. Восьмая держала за горло крепко, даже слишком, иногда давая вдохнуть немножко воздуха.

— Ты хотела умереть. — голос Ехидны был грубее обычного, но тон снисходительный и нежный, словно она разговаривает с умирающим котенком. — Ты просила, дабы та напыщенная, выеб*стая сука тебя прикончила, верно? Ты... никчемное... беззащитное... мямлящее и просящее прощения...

  Из ноздрей Восьмой хлынула магическая пыльца – ядро перезарядилось и было готово вновь использовать а-резервуар.

— Я подарю тебе границу смерти, ибо ты недостойна просто так умереть. Отныне. Пока я этого не захочу. Теперь твоя жалкая, никчемная жизнь в моих руках. — коготь на указательном пальце легким движением вновь раскрыл кое-как залеченную ранее рану, пустив кровь на ключицы, грудь, живот, ноги и... песок. Если Лира и пыталась сопротивляться, то тут же чувствовала, как лапа с монструозной силой сдавливает её шейные позвонки, грубо приказывая играть роль тряпичной куклы дальше. — Ты умоешься своими слезами. Своей кровью. Своей неблагодарностью за то, что я трачу время на тебя, рискуя жизнью. Твои кишки станут твоей временной виселицей, Лира... Ты, наконец-то, выиграла тот самый счастливый билет. Путешествие в Небытие... Ты окунешься в собственный кошмар, который так желала...
— Хозяйка. — наконец-то вмешалась Фарфелия. — В этом нет нужды. Она просто...
— Неблагодарная сука, что не желает бороться за собственную жизнь, когда я рядом?! Когда жертвую ради незнакомой девки своим телом?! Советую завалиться тебе, уродина, пока твой фарфоровые ножки не оказались у тебя во рту.
— Она боится! — кукла продолжала заступаться, ведь понимала, что ей ничего не будет за это. — Она не такой монстр, как ты!
— Сделай это, Ди-Кель. — послышался злостный голос Аколитки. — Я хочу посмотреть на страдания нежной плоти.
— Два голоса против одного. — пожав плечами, констатировала Ди. — Приятного путешествия...

"[align=center

Включи :з[/align]"]

[video]https://www.youtube.com/watch?v=-FcvJSgQdNY[/video]

Реальности больше нет...

Здесь только я, ты...

и твоя больная ненависть к себе...

  Трехметровое тело медленным шагом двинулось в сторону озера. Когтистая лапа все еще держала Лиру за горло на расстоянии вытянутой руки, садистски продолжая то сжимать горло, перекрывая возможность дышать, то ослабляя хватку. Стекающая кровь уже добежала до черной кисти и слышно, как капли стучат о водную гладь, а затем растворяются...

  Ментальная связь между Лирой и Восьмой становится все сильнее и сильнее... Кажется, что девушка теряет сознание: закрывает глаза, закидывает назад голову, но затем резко вдыхает и вновь, по принуждению, сталкивается со взглядом зеленоглазого монстра с широкой улыбкой на лице.

Позволь ей выйти наружу и сожрать тебя....

...вновь...

...и навсегда...

  Восьмая заходит в озеро по бедра. Правая рука аккуратно гладит белые волосы. Так, словно держит в своих руках собственную дочь: нежно, аккуратно, трепетно. Сознание молодой ученицы начинает искажаться, теряя нить реальности, проваливаясь в бездонную бездну.

Сожри себя....

...сожри свой страх...

...сожри свою беспомощность руками моими...

Правая рука аккуратно расстегивает пуговички платья, а затем нежно снимают одежду, оголяя тело Лиры, оставляя в одном нижнем окровавленном белье. Восьмая с сожалением смотрит на измученное тельце, но не испытывает жалости, как таковой, ведь она хочет показать, что происходит там... у порога Смерти...

  Ментальная связь окрепла. Лира приходит в себя и вновь видит: отчетливо, ярко и ясно. В её руках... когтистых лапах... собственное тело...

Души....

Кричи...

Терзай...

  Восьмая нежно тыкает когтем указательного пальца по солнечному сплетению девушки, а затем медленно проводит острым кончиком к правой груди, оставляя легкий порез, из которого потекла тоненькая струйка крови, окропляя руку. Лира слышала, как её плоть издает чавкающие, тошнотворные звуки, будто над её телом работает мясник, но... порез был такой, словно она порезалась обыкновенным лезвием, но, все же... слышала так, словно огромный кусок мяса режут прямо возле её ушей, с двух сторон. Одновременно...

  Палец медленно опустился к самому последнему ребру левого бочка. Коготь принялся разрывать плоть, дабы проникнуть внутрь, прямо к внутренностям Лиры, но... её сердце резко остановилось...

Еще не время....

Рано сдаешься...

Продолжай бороться с собой...

  Измученное тело, с хрипом и кашлем жадно вдыхает воздух и двумя руками, отчаянно, хватается за левую лапу. Лира, находясь в теле Восьмой, чувствует, как её сердце что-то крепко сжимает, заставляя работать. Словно змей обволок своим телом яблоко, ритмично сжимая и ослабляя хватку, создавая ритмичные движения, напоминающие сердцебиение. По её спине пробегает ледяной мороз, хотя на улице довольно жарко... слишком жарко... даже в такую ночь...

  Некромант реанимировал её тельце, не дав перейти порог навстречу Создателю...

Души....

Кричи...

Терзай...

  Коготь разрывает плоть и варварски проникает внутрь тела Лиры. Она чувствует жгучую, острую, пронзающую от головы до кончиков пальцев боль, что пожирает её и заставляет громко кричать, но отзываются те самые птицы, что еще недавно валялись на земле, песке и плавали в воде... Боль заставляет девушку дергаться в мучительной агонии: закатывая глаза и задирая голову вверх, где летали те самые птицы, что еще недавно валялись на земле, песке и плавали в воде...

  Еще недавно валялись на земле, песке и плавали в воде... Ди-Кель поднимает взгляд вместе с мученицей и тихо шепчет:

Твои мечты....

Желания...

Мотивы...

  Острая боль проявляется в сто раз сильнее – коготь делает резкий, рваный, неаккуратный надрез, образовывая огромную дыру в теле, ровно в том месте, куда Лира приложила свои руки для исцеления Восьмой. Вода проникает внутрь и обволакивает внутренности жертвы, заставляя нервы судорожно посылать сигналы агонии прямо в мозг, провоцируя дрожь тела, что уже сейчас больше напоминало тряпичную куклу... А затем...

Утопи....

Утопи...

Утопи...

  Лира чувствует несоизмеримую боль, агонию, но вместе с тем и слепую ярость, безудержную силу, что способна уничтожить это тело раз и навсегда. Приходит понимание – чем больше боли получаешь, тем больше силы чувствуется в этих черных лапах Смерти. Она без каких-либо сомнений и колебаний, слушая внутренний голос, со всей силы погружает собственное тело в воду. До самого дна и ждет, пока дергающееся тело, — что отчаянно борется, хватается за когти, брыкает ногами, орет во все истерзанное горло, но этого не слышит никто, кроме её сознания. — наконец-то, погибнет. И Ди-Кель, с улыбкой на лице, выполняет все садистские приказы девушки.

Очищение....

Болью...

Страхом...

Руки Восьмой душат шею Лиры, сдавливая трахею до такой степени, что в голове слышится жуткий хруст, но, почему-то, она не ослабляет хватку, а продолжает дергаться. Через секунду из её горла вылезет огромный, склизкий, черный червь, что своими зубками вправил сломанный орган в прежнее положение, давая возможность вдохнуть, что тело отчаянно и делает, но затем сознание девушки чувствует, как вода заполняет легкие... в глазах собственное тело начинает двоиться и...

  Свежий воздух ударяет в нозри. Булькающие вдохи трясущегося тела ласкают слух Восьмой, вызывая у неё еще большую улыбку, практически до ушей – это не она улыбается, а Лира. Её эмоции. Её мечты. Её желания...

  Тонкий некротический червь ползет по окровавленному телу и залазит в порез, а затем, через несколько секунд ужасающая боль, звук разрывающихся легких поражают разум, что так хочет провалиться во Тьму, но нет... Ди-Кель не дает этого сделать. Она, будто держа эфемерное сознание Лиры за волосы приказывает ей наблюдать за собственными муками, тем самым преподавая урок истинного самобичевания. И, разумеется, её же руками выполнять эти ужасные, для обычного существа, действия... обычного... Лира необычная... Ди-Кель поняла этот еще в тот день, когда зажала её в переулке: взгляд, сердцебиение, мысли... желание... Смерти.

  Червь прогрыз дыру в легких и вода устремилась в кишечник. Еще один червь... он лезет внутрь и вгрызается в кишки, зарываясь все глубже и глубже, причиняя такую боль, которую она никогда не чувствовала. Девушка чувствует сильный жар и видит, как из раны выходит черный пар – некротическая влага испаряет влагу, и через несколько секунд, из той самой раны, часть её кишечника вываливается наружу.

Очищение....

...через...

...виселицу собстенный эмоций...

  Лира, переполненная слепой ярость к себе, управляя руками Восьмой, хватается за вывалившийся кишечник и грубо вытягивает его наружу, быстро наматывая на запястье. Тело хочет умереть, но нет – Ди-Кель продолжает контролировать её жизненный цикл, подпитывая червями. Её пронизывает боль, словно в живот, каждую секунду, каждый хриплый вдох, каждую попытку сопротивления, вонзается миллион тоненьких лезвий, разрывая плоть на тоненькие лоскуты. Это и есть плоды агонии. Это и есть крещение через собственные страдания...

Предай....

...себя...

...очищению через агонию...

  Кишки наматываются на шею тела, что не сопротивляется, а просто хрипит, слегка подергивается от конвульсий и висит над водой, словно тряпка. Кровь фонтаном бьет на лицо Восьмой, а вода, где еще недавно происходил обряд «крещения», окрасилась в багровый цвет, словно вся эта река и есть кровь Лиры...

Смотри....

...на себя...

...очищенную...

  Закончив с жутким мясным шарфом, глаза Восьмой осматривают раны, а затем с восхищением рассмотрели закатившиеся глаза Лиры и окровавленные губы – она искусала их буквально в фарш, не оставив хоть какого-либо упоминания, что здесь когда-то были нежные, сухие, прекрасные губкы... так... просто... рваная ротовая полость... с откусанным языком...

  Левая рука, крепко схватив вырванный кишечник, вытягивается вверх и тело, вместе с этим жестом, мертвым грузом свисает над водой... мертвое... измученное... тихое...

Ты....

...такой смерти желаешь...

...Лира?

  Сознание девушки встречается с невидимой стеной и, будто с разбега, ударясь головой об неё, перемещается обратно в родное тельце, что висит на собственных «нитках». Она не может пошевелиться, почувствовать боль, прочувствовать эмоции, а значит, не может заплакать – пустота...

— Это и есть смерть... — рука отпускает Лиру и она проваливается под воду. Она может чувствовать. Она может двигать конечностями. Она может плакать. Она может смеяться. Вновь... Она почувствует лишь грубый надрез под тем самым ребром.— Это и есть жизнь...

  Ди-Кель выхватывает Лиру с воды и крепко прижимает к своей оголенной груди – она сняла верх костюма, дабы жертва могла лучше прочувствовать сердцебиение ядра.

— С возвращением, Лира... — жутка улыбка все еще не сходит с уст Восьмой. — С новым Днем Рождения... Теперь ты знаешь, что с тобой сделает Босудзоку, если ты не продолжишь бороться за собственную жизнь...

[Лира]

Лира едва видит мир бледными серыми глазами. Веки всё закрываются, донельзя тяжёлые. Хочется рухнуть в мох леса и исчезнуть раз и навсегда из мира. Но куклы подпинывают, то несут на своих плечах, то тянут за руки, едва не вырывая кости из суставов. Лира то пропадает во тьме, то снова появляется в мире живых, с удивление распахивает глаза и видит, что всё ещё бредёт на слабых ногах, спотыкается, но не падает безвольным существом. Но ногах и руках ссадины от веток. Платье напоминает грязную тряпку, едва держащуюся на теле. Оскорбления сыпятся на уши, щёки горят стыдом, а на глазах неизменные слёзы – как стыдно, что она столь слаба и несчастна, что не может не быть обузой! Девушка кряхтит и скулит, стонет, когда в какой-то момент всё же падает настолько болезненно, что не хочется больше вставать. Земля жёсткая и мокрая, ледяная, кажется прекрасным нежным одеялом. Но её тянут за волосы, вынуждают двигаться. Брань сыпется ещё сильнее. Лира не смеет вымолвить и слова протеста, поскольку знает, что она полностью в чужой власти. Ничто не сможет измениться без воли кукол или черноволосой бестии. Хочется остановиться, объяснить девушкам, что им всем нужно вернуться за ней, но шестое чувство звонко трещит об опасности – им всем необходимо бежать. Как можно скорее. И именно потому беловолосая не произносит более ничего, именно потому она не стремится слишком самоуверенно указать Фарфелии, что они что-то забыли.

  Слишком страшно. Она слишком устала.

  Они идут во тьме слишком долго. Коряги снова и снова проверяют ноги длинноволосой на прочность. Дыхание срывается на дикий сип. Неприветливый лес шумно и заунывно вздыхает, качается, склоняет длинные сухие деревья над ними. Ветер скулит угрожающе, словно вот-вот столкнёт лес дикой острой пастью схватить путниц и раздавить их. Лира дрожит страхом, первозданным ужасом, невозможностью куда-то деться. Она заложница. И у неё больше нет сил, нервов держаться. Нет ничего, что позволило бы всё ещё оставаться в стабильности.

  Она всхлипывает. Вскоре плачет, едва сдерживаясь. Слёзы текут холодом по бледному личику.

  Ей кажется, что кто-то неумолимо ступает за ними, облизывает хищную пасть. Дико, быстро, незримо. Чёрная тень, состоящая из одной лишь тьмы, словно ходит за ними по пятам, рычит, дикая, цепляется за ближайшие деревья лапами, вынуждая их скрипеть, трещать, склоняться над жертвами.

  — Нас преследуют? — голос звучит страхом, ужасом, но столь тих, что его едва ли можно было бы расслышать. Лира скулит жалобно, упирается совсем слабо.

  К счастью, её ощущения, дикие страхи оказались напрасны: спустя некоторое мучительное время, казалось, вечность, девушки выходят к угольному озеру. Влага и запах тины вынуждают со страхом сглотнуть – они ещё не знают, какие монстры и чудовища здесь водятся. А Лира... боится не только темноты, но и глубины. Ей бросают грузным мешком в корни дерева прямо на песок. Беловолосая тут же забивается поближе к коре, сворачивается в нервный клубочек и тихонько, жалобно всхлипывает. Уже чуть более размеренно и чуть тише. Словно боится лишний раз побеспокоить лес. Окружение.

  — Я... — она тянет лишь одно единственное слово, не в силах ответить на вопрос. Зажмуривается, не желая более никого никогда не видеть. Скулит. Дерево мерно покачивается, скрипит заунывно и тягуче – Лира вздрагивает, испуганная, привстаёт. Диалог кукол кажется совсем чужеродным и диким, ненастоящим. Девушка приваливается к дереву спиной, закрывает глаза, на несколько мгновений погружается в тоскливую дрёму. Холодно. Страшно.

  Она открывает глаза, когда ушам приходится выслушать чужие недовольные оскорбления. Лира вновь всхлипывает и заливается слезами, ощущая, что, кажется, ей действительно скоро конец. И умрёт она не то от истощения, потому что её бросят, не то от недовольства одной из кукол. Приходится прикрыть руками голову, лишь бы не получить новый болезненный удар.

  Все раны и ссадины ужасно ноют, но Лире слишком страшно тратить магию.

  Артефакты затихают. По лесу проходится только слабый сип, скуление беловолосой. Но и она постепенно затихает, прислушивается к гнетущей тишине, к далёкому завыванию леса. Резкие крики птиц вынуждают вздрогнуть, подскочить на месте. Вдалеке видится, что огромная куча птиц, торопливо поднимающаяся с верхушек деревьям, куда-то испуганно направляется. Их крики заставляют всё внутри похолодеть, забиться ужасом. Сердце падает в пятки. Проходит всего одно мгновение. Туча птиц, словно парализованная, падает ошмётками тел вниз. В озеро, на прибрежный песок, на девушек, на деревья и ветки. Чёрными телами птицы украшают сухой тёмный лес. В ноги девушки падает одна из птиц. Холод тела обжигает кожу. Лира вскрикивает от ужаса и отпихивает от себя тело. Одна из кукол внимательно осмотрела одну из птиц, но не нашла ничего интересного. Эон зажмурилась, побоявшись видеть смерть. Эти бедные животные... Они не заслуживали такого... Нет... Какая бы ни была магия...

  Лира распахивает глаза, когда артефакты указывают на большую фигуру на верхушке одного из деревьев.

  Она видит чудовище. Фигуру мрачную, тёмную. Знакомую. Но аура ощущается настолько звериной и дикой, что спирает дыхание. В голове сразу мысль: «бежать». Но сил нет. Девушка не может даже подняться. Лира закрывает глаза вновь, чтобы ощутить, что она действительно заложница ситуации. Что так просто не выбраться.

  Внезапно дерево взрывается с диким хрустом. Его корёжит, испепелённое, к воде. Беловолосая испуганно отлетает в сторону, падает в песок, утыкается лицом в воду, успевает приподняться на четвереньки и посмотреть в сторону артефактов, что создали щит. Резкое прикосновение к шее вынуждает машинально схватиться руками за кисть. Зелёные дикие глаза почти выжигают лицо. Лиру поднимают в воздух, держат так, что ногам только и остаётся что болтаться в попытках нащупать почву. Позвонок хрустит, мышцы напряжены. Рот непроизвольно открывается. Сип рвётся из глотки. Дышать! Сердце стучит камнем. Руки пытаются найти опору, опереться о чужую. С глаз - слезы. Девушка скулит, сипит ужасом. Рвано дышит. Замечает не сразу, что существо выше своей изначальной формы в два раза. Серый взгляд ищет кукол - может быть они спасут? Тщетно. Дыхания не хватает. Лёгкие рвёт.

  Зелень глаз горит равнодушием. Выжигает. Взор неживой. Дикий. Чуждый. Хладнокровная улыбка страшнее дикого оскала. Коготь упирается в подбородок, вынуждает взвизгнуть, когда под натяжением кожи и связок наспех залеченная рана рвётся, раскрывается оскалом. Кровь медленно стекает на грязное платье. Лира устало смотрит в небо —  лицо зафиксировано, невозможно опустить голову.

  Звёзды. Потрясающее живое, настоящее небо кажется внезапно донельзя невероятным. Глядя на него, девушке до ужаса хочется жить.

  Хочется оказаться в мягкой постели, прижаться к игрушке, обнять тесно-тесно, укрыться тяжёлым пуховым одеялом и забыться мирным сном под чарующую колыбель.

  Лира обмякает. Руки безвольно падают вдоль туловища. Она сипит, дышит слабо, настолько, сколько позволяет сама Дикель. Когти болезненно упираются в затылок. Хватка не становится слабее. Голова звенит. Тело кажется огромным тяжёлым валуном.

  Голос терзает, бьёт пощёчину фактами. Оскорбления вынуждают всхлипнуть. Обидно. Больно. Притворное умиление отзывается рвотным позывом.

  Пыльца с ноздрей пугает. Лира несколько раз дёргается, снова цепляется ручками за лапу, но безрезультатно. Обмякает вновь. Коготь в наказание касается раны на шее, углубляет, вынуждает кровь политься с новой силой. Алая жидкость стекает на грудь, на живот, льёт по ногам ручейком в песок. Тот тут же омрачается тьмой среди сумрака. Хватка усиливается, когда эон предпринимает последнюю попытку воспротивиться. Ей думается, что голова уже почти отделилась от шеи, что вскоре ей придётся дышать горлом. В ответ на сопротивление хватка сжимается сильнее. Что-то трещит. Лира обмякает. Веки опускаются. Она всё ещё дышит. Безвольная кукла. Почти мертва.

  Диалог едва слышен воспалённому разуму. Кто-то уговаривает ее не трогать.

  Кто-то, напротив, хочет больших страданий. С губ срывается жалобная испуганная мольба, но она слышна лишь невнятным бульканьем. Лира все отдала бы за то, лишь бы это мучение прекратилось. Лишь бы стало легче.
Что нужно пообещать или сказать, чтобы закончить игру? Лира готова.

Она сдалась.

  Сердце сжимается от осознания вынесенного решения. Страшно. Очень страшно. Орган, живой и слабый, ощущается камнем. Он бы провалился бы сквозь плоть, если бы мог.

  Голос звенит вкрадчивостью сотен чудовищ. Проникает беспощадно в сознание. Душит. Течёт по венам. Пульсирует. Отравляет. Занимает каждую частичку тела.

  Каждый шаг тяжёлого огромного тела медленно шагает по холодному песку к воде. Раз. Два... Маятник незримый отмеряет жизньпуть.

  Горло то сжимают до невозможности дышать, до хрипа, но покрасневшего от напряжения лица. До агонии, до судорог. И чуть отпускают, как только Лира закатывает глаза. Она дышит слабо. Едва-едва. Тянет через трубочку жизни тугой воздух.

Больше всего на свете хочет жить.
Больше всего на свете хочет умереть.

  Она теряет сознание всего на мгновение. Но вскоре вынужденно смотрит в зелёные ясные глаза, очерчивает довольную ехидную улыбку убийцы.

  Лира хрипит, булькает воздухом.

  Ноги касаются ледяной глади воды. Тело мгновенно покрывается мурашками.

  Прикосновение к голове ласковое, нежное, заботливое. Лира котёнком прикрывает глаза. Скулит жалобно, печально, словно жалуется на свою участь.

  Сознание искажается. Туманится. Она слышит только голос. Вкрадчивый. Горящий эхом. Злом. Игрой. Этот голос тянется вглубь разума, занимает каждый уголок сознания.

  Когтистая огромная рука медленно расстёгивает платье. Почти что с нежностью. Словно эта ткань не испорчена, не порвана ранее. Вскоре одежда опадает во тьму озера светлыми лепестками роз. Лира остаётся обнажённой в окровавленных трусах.

  Тьма поглощает разум. Глаза распахиваются. Она видит себя в собственных огромных руках. Разбитое, жалкое бледное тело. Маленькую небольшую грудь. Кровь по всему телу. Длинные волосы. Затравленный пустой взгляд. Приоткрытый рот. Разбитые губы. Хриплое затравленное дыхание. Ох, неужели такое тело может кому-то нравиться? Эти тонкие руки, ноги, ребра, изгибы? Никчёмное лицо, ничтожная грудь. Тощее тело.

  Она видит себя донельзя чётко.

  Лапа медленно направляет когти к солнечному сплетению. Уничтожить. Разорвать. Утопить тело. Стереть с лица земли. Переломать. Нежность прикосновения когтя обманчива. Разрез снизу вверх к правой груди кажется прекрасным украшением на теле беловолосой. На лице агония. Это так приятно. Так здорово видеть! Тоненькая, тёплая струйка медленно вытекает с живота. Плоть расходится с отвратительным звуком.

  Она не более чем свинья.

  Коготь медленно погружается под левое ребро. Проникает глубже. Но... Оплошность? Ах, у куклы остановилось сердце. Какое несчастье.

  Создание Лиры сжимается ужасом.

  Голос призывает бороться.

  Умерла. Она видит собственную смерть. Она пленница в сознании Дикель? Нет!

  Внезапно тело давится кашлем, хрипит. Двумя руками цепляется за лапу, держащую шею.

  Она чувствует, как сердце что-то вынуждает сжиматься. Сильно. Мучительно. Опутывает болезненно орган и давит, давит. Снова и снова. Пока оно само не забьётся с новой силой. Ледяной мороз приходится по спине. Холодно. Она горит льдом.

  Коготь не даёт одуматься. Он врывается в плоть. Лира кричит беззвучной агонией. Бьётся в путах. Глаза закатываются. От мучений каждый нерв выжигается, выносится из сознания. Душится. Девушка сгорает от агонии. Птицы служат ответом на крик. Только они воспевают её боль. Ее выпученные от шока глаза.

  Она бы потеряла сознание от боли, если бы могла.

  Коготь рвёт плоть дальше. Глубже. Терзает. Бессознательно Лира жаждет собственного уничтожения. Чтобы все закончилось. Чтобы тело перестало биться. Чтобы оно прекратилось. Чтобы все стало легче. Лучше.

  Вода проникает внутрь раны. Кровь смешивается с водой. Запах железа наполняет ноздри. Сердце упрямо качает кровь, которой остаётся слишком мало. Тело дрожит. Мышцы бьёт, сжимает спазмами.

  Она, ведомая яростью, погружает собственное окровавленное, измученное тело в воду. Хочет утопить. Прижать ко дну. Сломать шею. Оставить гнить под толщей воды.

  Из последних сил никчёмное тело бьётся в агонии, в конвульсиях. В ужасе. В апатии. Пусть... Пусть... Так и надо.... Да...

  Лапы сдавливают хватку. До хруста. До пузырьков воздуха. До дикого отрешённого взгляда серых глаз. В толще воды из глотки вылезает огромный червь. Он вправляет сломанный орган. Тело рефлекторно вдыхает... Воду. Лёгкие заполняются холодом, тьмой, тело кашляет, булькает, тонет, гибнет вновь.

  Сознание меркнет, умирает вместе с оболочкой.

  Воздух. Наконец она глотает воздух, когда ее вынимают из воды. Тело кашляет, глотает сладкий живительный холод. Ещё. Ещё дышать...отчаянно. Полной грудью. Как может. Насколько позволяет хватка. Волосы длинные, белые, стекают по телу, приникают к плоти, утешают.

  Дикая улыбка облегчения спазмом касается лица.

  Огромный тонкий червь ползёт по телу, залезает в порез, разводит плоть, прогрызает маленькими зубами себе путь внутрь. Мгновение. Агония точечно рвёт лёгкие. Червь разрывает оболочку, вынуждает ощутить невиданную боль, которая, волной пробежав по выжженным нервам, тушит сознание во тьме.

  Но ментальная магия не так проста: Лире не позволяют отключиться. Вынуждают терпеть. Снова и снова. Быть в сознании. Чувствовать. Шоковое состояние, настигающее тело, не приносит облегчения, напротив, потрясающая трезвость сознания вынуждает смотреть, как собственное искорёженное тело бьётся в агонии, как белые бровки хмурятся, а все лицо искажается гримасой боли и отчаяния. Тихое сопение, хрип... Нет сил кричать.

  Вода медленно заполняет лёгкое благодаря дыре, что создало маленькое длинное существо. Серые глаза закатываются. Червь грызёт внутренности дальше. Прогрызает путь, тропу, пожирает плоть. Лира скулит. Ее лицо бледнеет. Из раны выходит странный пар. Тело бьётся судорогой. Не более чем мешок с костями.

  Из раны выпадают органы. Лиру стошнило бы, но нечем. От ужаса она пытается зажмуриться, но не может. Кричит. Но звука нет.

  Она, не ведая саму себя, своимичужими руками вытаскивает кишки, наматывает на жёсткую кисть.

Как больно!
Она должна умереть.

  Черви насильно вынуждают тело жить. Требуют. Сжимают органы. Оно слабо дрожит. Безвольно.

  Длинные кишки наматываются на шею тугой верёвкой. С раны фонтаном течет кровь. Больше... Больше... Запах металла душит. Девушка потеряла порядком около трети крови. Глаза закатываются в невозможности видеть мир. Все тело лишилось контроля.

  Лира возвращается в собственное тело. Она чувствует, как висит на собственных органах. Повешенная. Окровавленная. Почти мёртвая. Ей не больно. Больше нет....

  Когтистая рука отпускает ласково. Израненное тело опускается в воду, тонет, потеряв волю к жизни. Сознание слишком устало. Слишком. Порез жжётся. Но другие раны не отзываются агонией. Вдруг лапы вытягивают из толщи темной воды, из небытия. Прижимают к оголённой груди. Заставляют вслушаться в темп пульсации ядра.

  Окровавленные искусанные губы что-то пытаются ответить.

  Лира обмякает на чужой груди, голова безвольно падает на предплечье, взгляд потухает, но сознание все ещё горит, живо. Ресницы дрожат.

  Она скулит сбитыми губами, ворочает израненным язычком. Но ни одного слова не роняется в ответ на подаренную жизнь, спасение. Толща воды захлёстывает тело, но девушку держат, не позволяют утонуть.

  Ее пустой взгляд не выражает ничего. Только сердце потерянно стучит, гонимое червями.

  Сознание почти не замечает, как тело тащат к берегу. Кладут на песок, прислоняют к дереву. Лира слишком отрешена, чтобы шевелиться по собственной воли. Всё выжжено. Все чувства. Все эмоции. Больше ничего не осталось. Только ужасное тело. Вытащенные органы. Чудом функционирующий организм. Сквозь белоснежные шторы волос не видно, не ощущается, как Дикель... Или кукла? Кто-то торопливо помогает собрать вытащенное из живота, вкладывает внутрь. Больно. Лира на выдохе изгибается, роняет голову на плечо, стараясь не чувствовать, как внутри что-то наполняется, замещается пустотой. Внезапно она кажется себе донельзя переполненной. Всё, кажется, на месте, но мучительный дискомфорт внутри тела вынуждает тут же вытошнить желчь куда-то вбок. Лира закашливается. Громко. Мучительно. До сипа. Опирается затылком о кору дерева.

  В руки вкладывают перо. Точнее, часть пера. Девушка туманным взором ловит чужие взгляды. Слушает объяснения. В глазах пустота. Вдруг кто-то создаёт нитку, кидает в ладони. Лира бездумно кивает. Пытается вставить нитку в стержень пера. Безуспешно. Старается вновь. Снова мимо. Руки дрожат. Тело покрывается мурашками. Кровь стекает с новой силой с ран. Черви покидают тело почти что нехотя. Кто-то помогает вставить нитку в дырочку пера. Лира не осознаёт. Не понимает. Не видит лиц. Слишком апатична. Только механически слушается команд: «надо зашить свой живот, чтобы не вывалились органы».

  Поэтому дрожащие слабые пальцы медленно направляют острие в края раны, чтобы пронзить мясо и вставить нить. Боль разрядом молнии пронизывает тело, но девушка лишь скулит и дёргается. Не сходит на плач. Боль... Это то, что нужно. Так надо. Пока болит... она жива. Это единственное, что она чувствует. Но этого достаточно. Большего и не нужно – девушка знает своё дело. Толстый стержень пера вновь входит в мясо, тянет за собою нитку. Стежок. Снова и снова... Медленно рана закрывается.

    Словно механически, бессмысленно и не вдумываясь, девушка пользуется целительной магией – закрывает рану в шее, сращивает плоть там, где перешито чёрными нитками. Выдыхает устало и измученно, роняет перо и нитки, руки безвольно падают. Полусидит у дерева полумёртвая, глаза полуприкрыты, дышит едва заметно. Сердце стучит столь тихо, что кажется, что умерла давно. И бледность, поразительная мертвенная бледность украшает кожу, словно смерть беловолосой наступила несколькими часами ранее.

    Ей что-то скажут? Она не слышит. Пнут? Только рефлекторно сожмётся от боли. Потянут? Пойдёт, не задумываясь, куда дальше.

    Ничто не имеет значения.

    Весь мир выжжен.

[Сала-Аль-Дикель]

В произошедшем не было ничего красивого, знакового, удивительного или невероятного. Она – охотник, а жертва, как и подобает, приняла на себя все извращенные мысли, что вылились в действия. Обыкновенная закономерность мира, где сильный пожирает слабого, где родная, но такая жадная земля впитает в себя всю твою кровь, а приветливое утреннее небо через несколько часов улыбнется миллиардами зубов, демонстрируя черную, непроглядную глотку. Ничего нового...
  Для Ди-Кель подобное было рутинным занятием. Нет ничего удивительного в том, что существо, промышляющее кровавыми пытками, додумалось до такого обряда «перерождения». Ей не было важно, усвоит ли девушка урок, пересмотрит ли свои жизненные ценности и цели – сделано ради удовлетворения собственных животных инстинктов охотника. Она предупреждала, что возьмется за воспитание девушки, пользуясь своими... непредсказуемыми методами. Какой бы беззащитной, милой и девственной не казалась Лира в глазах рогатой бестии – это не причина отказываться от того, что было сделано и будет сделано...
  Пока мученица штопала свое измученное тельце, Восьмая, без какого-либо сожаления на лице, улеглась рядом на землю и устремила свой взгляд на ночное небо – сегодня оно было особенно красивым и ярким. Если раньше и были тучи, то сейчас они разбежались прочь, открыв невероятный вид на яркие звезды – прародительницы Ди-Кель. Зеленоглазая, слушая всхлипы и стоны, внимательно осматривала каждое небесное тело и тихо вздыхала.
— Сегодня они особенно красивые... — начала говорить Восьмая. — Я про звезды.
— Большинство из них уже погибло. — нудным тоном констатировала Аколитка. — А вот Лира, можно сказать, что погибла и переродилась, правда? Она теперь наша локальная звездочка...
— Лира. А что Лира? В следующий раз пусть думает своей пустой башкой, прежде чем тянуть грязные лапы к моему телу. — рогатая повернула голову в сторону дрожащей девушки. — Мне плевать, какой урок ты, Лира, вынесла из нашей воспитательной беседы. Просто знай, что в следующий раз тебя могут не пощадить, а меня рядом не окажется. Если не научишься давать отпор, то будь готова к тому, что твою жопу загребут куда-либо, запрут в темном и страшном помещении, а затем будут иметь до разрыва внутренних органов, ну или же снимать кожу живьем. Сумасшедших и кровожадных кадров в этом мире слишком много и я – не самый страшный вариант... для тебя, по крайней мере. Мне кажется, что смерть в отчаянном бою куда лучше, нежели вот так, как ты сейчас: бесполезная, плачущая, беззащитная кукла.
— Мне кажется, что первое было немного лишним, нет? — все это время Фарфелия с большим интересом наблюдала за процессом сшивания плоти. — Она пытается выжить.
— А мне что с того? Вот Лира, скажи... — Восьмая немного приподнялась и подперла голову ладошкой. — Что ты будешь делать, если тебя схватят и заставят силой, скажем, выполнять различные неприятности? Ты понимаешь, о чем я говорю, верно? Не про какие-то нелегальные действия: воровство, убийства, саботаж или же вымогательство...
— Оставьте её, Хозяйка. — присев рядом с Лирой, возразила Аколитка. — Я понимаю, что после такой разрядки у Вас есть желание поговорить с этой бледной тряпкой, но, все же, давайте вернемся в нашу временную квартиру и попытаемся понять, что делать дальше...
— Ах, точно, задание... — Восьмая вновь начала смотреть на звезды. — Красивые...
  Она всем видом показывала, что больше не желает куда-либо спешить и что-либо предпринимать. Враг уже показался и теперь, когда на дороге лежит очередной растерзанный труп, он знает, с кем имеет дело. Сейчас наибольшей опасностью для Лиры была как раз Ди-Кель и её нестабильное эмоциональное состояние: любое неаккуратное слово, необдуманное действие, неправильный взгляд и когти вонзятся под ребра, возможно, отделяя верхнюю часть тела от нижней.
— Я так понимаю, никто никуда не спешит? — Фарфелия продолжала наблюдать за Лирой. — Воу, девочка, аккуратней с иглой. Слушайте, а этот шрам можно будет убрать?
— Посмотри на возникшую ситуацию внимательнее. — Аколитка подошла к фарфоровой сестре и закинула правую руку на плечико. — Она может использовать магию исцеления, а вместо этого штопает свою плоть. Лира – извращенка. Ей нравится чувствовать боль.
— Отказываюсь верить. — красноглазая кукла сморщила мордочку. Она неявно выражала отвращение и осуждение к выбранному методу. Хоть этот артефакт и был жестоким, но просто не переносил на дух слабых или тех, кто причиняет себе боль... ибо сказали, что так нужно. — Это ведь не так, Лира?
— Ох, да какая, к черту, разница! — Восьмая встряла в диалог, не отрывая взгляд от звезд. — Хочет – пусть хоть голову себе режет. О! А знаете! Я недавно новость такую видела! Ха! Вы не поверите...

Конец первого эпизода