[Рассказчик]

Где-то | Когда-то

Он | Она

Эпизод является альтернативной игрой и закрыт для вступления любых других персонажей.

[Артрей]

Раздели со мной этот стаканчик осени

[/b]

     Она всегда любила осень. Она знала, что та хранит свои тайны, щедро осыпая их опавшими листьями, укутывая ранними сумерками и пряча в тишине уютных вечеров. Если б только ее вечера могли становится настолько уютными. Но чего то не хватало.
      У нее было все, что можно пожелать: свобода, красота,  достаток. Ее внимания искали, ее одобрения добивались, ее мнение ценили. Но это было не то, что она искала, не то, что было нужно.
      И снова теплый осенний вечер заворачивает ее в свои объятия, когда неторопливо она идет с работы домой. Можно не спешить – там никто не ждет. Одиночество - скажет кто то, свобода – ответит она.  Одиночество тяготит, а ей было спокойно и одной. Она не искала одобрения, не просила поддержки. Просто любила осень, и гулять неторопливо под красками, падающими с небес.
      Она поднимает свое лицо, и ветер нежно касается его черт пером художника, которому нет равных. Она смотрит в небо над головой и безмятежно следит за полетом птиц. У них столько забот, а она медленно продолжает свой путь. Он ведет ее через парк, с пылающими осенью ветвями, с сугробами листьев, с уютными лавочками, так и манящих присесть на минуту. Она так и сделает, чтоб лишний раз спокойно вдохнуть полной грудью осенний воздух, который пахнет еще немного теплом лета, но уже таит нотки приближающейся зимы. Деревья всколыхнутся и зашепчут что то свое, желая рассказать миру, поделится с ним своей мудростью, накопленной за столько лет. Именно осенью их можно услышать, именно осенью их можно попытаться понять.
      Она здесь одна, все быстрее уходит тепло дня, все раньше холодный воздух обнимает редких путников. Но она не боится его, кутаясь в высокий воротник пальто и пряча в ним облачко пара, выдохнутое ртом. Тонкие изящные пальцы белеют от холода, и она надевает на них невесомые перчатки. Но не желает уходить, любуясь игрой листьев в воздухе, аж пока не начнет темнеть и уже невозможно будет их различать. И лишь потом она все так же неспешно, двигаясь словно против воли, встанет, поправит пальто и отправится дальше. Не домой, нет. В конце парка есть небольшое кафе, всего на два столика. Но она никогда не решится занять какой то из них. Вдруг он понадобится какой то паре. А она ведь одна. Зато рядом с кафе, по одной с каждой его стороны, есть совсем небольшие лавочки. Они тоже рассчитаны на пары, но устоять перед ними у нее нет шансов – лавочки смотрят на быстро темнеющий парк. Первыми сливаются с друг другом деревья, кусты. Потом прячутся тропинки и теряются тусклые фонари.
      Она завороженно наблюдает за этим, грея уже пальцы о стаканчик чая. Так было вчера, и позавчера, и позапозавчера. «Какое счастье, что осень длится не один день!» - счастливо вдыхает она запах горячего чая, наслаждаясь каждым мгновением.
      Но сегодня темнота засыпающего парка была нарушена. Какое то движение выпало из круговорота листьев, какое то темное пятно вносило дисгармонию, двигаясь лишь ему известной траекторией. Она с любопытством смотрела на него, даже не задумываясь вначале. Лишь когда начала угадывать в этом сгустке мрака фигуру, то поспешно отвела глаза. Легкий румянец окрасил уже чуть прохладные щеки. Ей было не присуще разглядывать других. Но здесь не смогла удержаться – хотелось понять, кто же гуляет таким поздним холодным осенним вечером. А ведь именно гуляли. Неторопливо и неспешно, как она сама. Всматриваясь в темноту деревьев и игру листьев и отбрасывая их из под ног изящной трость. Одинокая темная фигура независимо и уверенно двигалась прямо в сторону, где сидела она. Но целью было то же кафе, из которого незнакомец через несколько минут вышел с таким же стаканчиком чая, и присел на лавочку с другой стороны.
      Она украдкой бросала на него взгляды из под ресниц, смотря сквозь теплое облачко пара, пригубив свой напиток. Почему то казалось, что схожие с ее мыслями бродят размышления за стеклом его глаз, когда он смотрит на эту осень. Но она могла ошибаться, поэтому молча опустила глаза, медленно допила чай и неспешно отправилась домой. Одна.
Но на следующий день, снова был вечер, снова была осень, и снова был практически пустой парк и одинокие скамейки в самом его конце. И опять был чай, выпитый в одиночестве. И опять был он, молчаливо проходивший в двух шагах, чтоб тоже разделить свой вечер стаканчиком с чаем.
       А потом еще один день. И еще. И осень уже приближалась к концу. Когда она не выдержала.  
      Сегодня она взяла два стаканчика с чаем. И когда он проходил мимо, как обычно, она подняла на него глаза.
- Раздели со мной этот стаканчик осени. – предложила, протягивая горячий чай.

[Он]

Он никогда не умел описывать осень, в голове вертелись избитые метафоры, глупость вычитанных клише, но вот сердце всегда теплело, давая понять: необязательно уметь описать то, что любишь. Как нельзя описать уют вечерних объятий с котом, когда запускаешь пальцы в ржаво-рыжий мех на животе маленького мурчащего создания. И мурчание превращается в грохот заведенного двигателя, смыкаются от удовольствия чужие веки, блаженство накатывает на обоих — и на кота, и на его хозяина.

Еще он не смог бы описать то удовлетворение, которое настигало каждый раз, когда он заканчивал картину. Он наслаждался и процессом — каждым мазком краски, ложащимся на холст, переливом оттенков, даже запахом растворителя, который, наверное, уже никогда не покинет комнату-мастерскую, даже если проветривать в ней станешь целыми сутками. Но все же, когда фрагменты складывались воедино, из многочисленных хрупким штрихов рождались образы... нет, описать это словами он бы не смог никогда.

Зато он знает: у осени вкус тающей во рту карамели, терпкости запеченных яблок, еще обжигающих язык. Мягкость клетчатого потертого пледа, который часто забывается на подоконнике в мастерской, а потому нет-нет да и обнаружишь на нем парочку новых пятен. К счастью, коту, обожающему сворачиваться клубком в слоях пледа, такие мелочи ни по чем.

Еще — у осени запах кофе. Такого нежного, с молочной пенкой и россыпью корицы на ней. Тепло бумажного стаканчика в быстро замерзающих пальцах, иногда почти обжигающее тепло. Сладость чая с какими-то ягодными добавками, который заказываешь в маленьком кафе возле парка. Блаженство тихого вечера, когда одиночество не тяготит, а лишь напоминает: прекрасна тишина. Прекрасна Осень.

Во всяком случае, Ему удается обманывать себя какое-то время. Уверять, что вечерние прогулки через парк — топливо для вдохновения. Да и полезно для здоровья. И вообще, он ведь любит осень... Ему удается лгать: себе, сменяющим друг друга работникам кофейни, которые с пониманием каждый раз заново объясняют, чем отличается капучино от латте. Даже коту, чувство вины перед которым удается заглушить, прикупив в магазинчике рядом с домом кошачье лакомство.

Но спустя несколько дней, неделю, спустя... спустя время — Он понимает, что дело уже не в осени. Не в ореоле света вокруг фонарных макушек, не в том, как сумрак обнимает деревья в парке. Не в том, что ему нравится рисовать с натуры, устроившись в облаке света под фонарем или за столиком на открытой веранде возле кофейни. Дело не в жженной акварели, заливающей парк, не в багрянце, не в золоте, не в том, что ему хочется отыскать подходящий оттенок на засыпающем фоне природы.

Нет. И вовсе не осень ему хочется рисовать.

У незнакомки за соседним столиком хрупкий силуэт. Взгляд такой, словно она влюблена в целый мир — и тот отвечает взаимностью. Спокойствие прочитанных книг или прослушанной музыки, прожитых дней — может быть, в чьих-то объятиях, может, в мягком коконе одеял. Проходит немало дней, чтобы Он смог себе признаться: он ходит через парк из-за Нее. Каждый вечер покупает кофе в кофейне, немного робеет, разглядывая меню. Прячется за углом на лавочке, вылавливая силуэт, запоминая движения рук, росчерк устремленного вдаль взгляда. Дома в это время кот с недовольством разглядывает незавершенный портрет, а потом, смирившись, вновь сворачивается клубком в старом пледе, дожидаясь позднего угощенья.

Он же, словно безнадежный романтик, улыбается и допивает кофе. В спокойствии незнакомства есть утешение неразгаданных тайн, но Он не выдумывает далекий образ. Не влюбленный подросток, не одержимый преследователь. Смотря на незнакомку, Он будто видит мир сквозь призму чужого взгляда. И все чаще задумывается о том, чтобы поделиться собственным.

С осенью кончается нерастраченное тепло, последние мазки краски ложатся на холст — как листья на парковую дорожку. Он уже знает, под каким фонарем можно остановиться так, чтобы затеряться в его ореоле и не выдать внимательный взгляд. Знает, чем отличается латте от капучино. И что кусочек яблочного пирога, щедро посыпанный корицей, в кофейне придерживают именно для Него. Кот привыкает к тому, что на ветке по другую сторону от окна в деревянном скворечнике селятся жирные птицы, которых ему, - увы! - не видать.

У всего есть начало и завершение. У песни, картины, у напитка в бумажном стаканчике. И даже у осени, хотя каждый год хочется, чтобы длилась она подольше. Но когда что-то заканчивается...

...пора начать что-то иное.

- Только если позволишь поделиться с тобой пирогом, - улыбается Он.

[Артрей]

Солнце неторопливо продолжало свой путь по небосводу, не обращая внимания на суетный мир внизу. Все куда то спешат, торопятся, по уши в обыденных проблемах и заботах. А светило медленно, но необратимо каждый день снова и снова совершает свой путь, все тот же, неизменный и стабильный. И ему нет дела до остального мира и существ, его населяющих.
Ей хотелось бы уметь так же. Двигаться так высоко, чтоб ничто не могло задеть ее. Проживать свой путь, не оглядываясь и не завися от других. Не трепетать от чужого взора и не переживать из за мнения окружающих. Если б только она могла.
Она каждый день смотрела из своего окна на остальной мир. Укрываясь от чужих взглядов за краем тяжелой шторы, она задумчиво проводила глазами спешащих куда то незнакомцев. Хотелось одновременно и ощутить себя частью их жизни, и скрыться в глубине своих комнат. В душе постоянно жило чувство, что ее не поймут, не смогут принять, не пожелают понять.
А осень снова сыпала листьями, завораживая своей игрой красок, теплого ветра и куда то спешащих птиц. Они отправлялись на поиски тепла, и Она их понимала, прозябая в холоде одиночества. Может быть поэтому, а может из за переполняющей ее музы, Она раз в несколько дней преодолевала свою  робость, свой страх перед людьми и осмеливалась покинуть свой дом.
На первый взгляд это не было большим подвигом, даже для нее. Жизнь в социуме обязывала довольно часто появляться среди других людей. Но тут было иное. Это требовало он нее большей храбрости, чем обычно. И как правило лишь осень вынуждала делать эти шаги.  
Они вели ее вдоль улиц, украшенных яркими листьями, осыпавшихся с деревьев, мимо теплых кофеен с дурманящими запахами сладкого какао и крепкого кофе, горячего глинтвейна и ароматного чай.  Еще прогретый летом воздух обнимал плечи лучше пушистого пледа и сохранял уют аж до самой темноты. А там как раз дорога и приводила к пункту назначения, и девушка привычно ныряла в здание небольшого театра, где как раз такими сказочными осенними вечерами собирались ценители.
Дружелюбный гомон встречал на входе в совсем не помпезный зал, завсегдатаи обменивались негромкими приветствиями, радуясь очередной встрече, обмениваясь впечатлениями осени и предвкушением зимы. Но она скользила мимо, не останавливаясь и слегка даже прячась от них, стараясь не привлекать лишнего внимания. Ей не нужна была зима, та приносит лишь холод и длинные зябкие одинокие вечера. Ее согревала именно осень, со своим знанием души, пониманием ее порывов, созвучие и поддержку ее метаний.
Где то на улице послышался нарастающий шум, это разбушевавшийся ветер пригнал непогоду в их город, и улицы неспешно, но неумолимо начинал заливать дождь. Последние опаздывающие забегали в здание уже порядком намоченные все еще немного по летнему теплым, но уже по осеннему коварным ливнем.
Она этого уже не видела, ей требовалось собрать всю свою храбрость, чтоб сделать последние важные шаги на сегодня. Нужно было только шагнуть на сцену и скользнуть на сиденье, едва освещенное небольшим прожектором. Это была одна из ее просьб – никакого яркого света, громогласных представлений или красочных постановок. Только она, вечер, осень .... И  музыка. Ее пальцы невесомо пробежались по клавишам и родилась сказка, история. Осень ожила, вошла в здание и приняла всех присутствующих в свои теплые объятия, поделилась красками души и уютом безмятежности. Музыка дышала гармонией, жизнью, страстью. А за стеклом мерно шумел дождь, стучали капли и шелестели листья. Непогода была не в силах проникнуть в зал, чтоб нарушить партию.
Она не заметила как пролетело время. Просто в какой то момент музыка закончилась, а пальцы устало лежали на клавишах, не в силах начать новую историю. Она робко благодарно улыбнулась в ту сторону, где в темноте угадывался зал. И так же тихо и незаметно постаралась покинуть сцену.

[Он]

Новый день не приносит нового. Не то чтобы он чего-то ждет — едва ли в череде будней и круговороте обычных дел найдется время для грез. Планы и цели куда надежнее. Он проводит осенний день с чашкой крепкого кофе, с колючим шарфом вокруг тощей шеи. С ноутбуком, распахнутым на столе в кофейне. Пальцы скачут над клавиатурой, буквы послушно строятся ряд за рядом.

В детстве он, правда, мечтал стать писателем. Зачитывался романами Жюля Верна, воображал себя путешественником то на воздушном шаре, то на подводной лодке. Человеком с горящим взглядом и заточенным карандашом, всегда готовым для записи. Коробки на чердаке родительского дома полнятся исписанными тетрадными листами — рассказами о приключениях мальчишек, путешествиями рыцарей, битвами против опасных монстров.

В реальности герой давно умер, оставив уставшее чудовище с подключенным к сети ноутбуком. Заказанная статья не пишется от слова совсем. Он морщит лоб, безуспешно подыскивает синоним к слову «достаточно». Слишком много безликих и однообразных фраз, зачем добавлять еще одну? Даже издалека, наискосок, даже читая одно слово из десяти — пустота написанного бросается в глаза. Бездушность. Он снимает очки и трет глаза. Подхватывает чашку и быстро несет к губам, наклоняет... кофе уже закончился. На языке сотается лишь горький привкус. За окном мерно грохочет дождь.

Он просматривает почту, безразлично порхая пальцами над сенсорной панелью. Письмо за письмом — сплошь рассылка и глупый спам. Напоминания о дедлайне. Он снова морщится, барабанит кончиками пальцев по деревянной столешнице, нервно прикусывает губы. Достаточно-достаточно...  Открывает страницу кофейни, в которой находится, и листает ровные блоки отзывов. Пожалуй, кофе достаточно сносный. Опять — достаточно! Смешок срывается с губ. День тянется, словно лента бумажного змея, запутавшегося в ветвях дуба у дома родителей. В детстве он часами мог горбиться на подоконнике, разглядывая струящийся разноцветный хвост и мечтая о приключениях. Сочиняя сказки, которые следующим вечером расскажет сестре. Теперь он не может вспомнить, даже как хоть одна из них начиналась.

Отзыв тоже не пишется. Он возвращается к статье. Моргает, снова морщится, снова снимает очки и укладывает на стол. Нервно улыбается, когда официантка приносит новую чашку с кофе. В стуке удаляющихся каблуков ему мерещится насмешка: бездарность! Он захлопывает крышку ноутбука, резко дергает локтем...

... чашка бьется со звоном разбитых в юношестве надежд. Ароматный кофе пятном расплывается на полу, брызгает на ботинки. Заставляет выругаться и беспомощно заозираться, после срываясь вниз и глупо пытаясь убрать беспорядок салфетками. Подоспевшая официантка лепечет что-то успокаивающее, пока он своими действиями ей только мешает. Неловко отшатывается, морщится, сбивает со стола собственные очки. От неловкости хочется провалиться сквозь землю. Уши горят — как у ребенка, разбившего мамину любимую вазу.

«Простите! Простите! Я заплачу за чашку!» У него неровная походка и теперь уже разбитые очки. Он водружает их на нос, наскоро протерев салфеткой, захлопывает ноутбук, роется по карманам в поисках кошелька. Запоздало спохватывается, что забыл сохранить статью.

Он отчетливо понимает: жизнь как-то незаметно треснула и расползлась по швам. Осенний вечер за порогом покинутой кофейни встречает запахом жухлых листьев, сыростью отзвучавшего дождя. Темнеющее небо проглядывает сквозь прорехи в придвинувшихся друг к дружке многоэтажках. Он поправляет очки и пытается придумать, как разнообразить свою статью. Сложно писать о месте, в котором не был.

Театр льет светом из арочных окон, звучит далекой мелодией фортепиано. Он поправляет сумку на плече и взбегает по ступеням к крыльцу. Входит в холл — нервным боязливым мальчишкой, не уверенным, что заслуживает здесь находиться. Оглядывается по сторонам воровато. Здесь достаточно красиво. Достаточно светло. Достаточно... любопытно?

Спокойно. Чтобы искупить зудящее беспокойство, он старательно вытирает ноги, сдает в гардероб потертую старую куртку вместе с колючим шарфом. Поправляет очки, неровно седлающие переносицу. Вслушивается в звуки, манящие откуда-то издали.

Он не ценитель музыки. Но знает, что игра — это довольно сложно. Прикусывает язык, чуть не грохает сумку с ноутбуком на пол. Под кажущимся насмешливым взглядом покупает в холле нелепую розу с чуток подвядшими лепестками. Шипы несильно царапают ладонь, пока он крадется в сторону зала. Словно вор. Словно глупец. Словно... мальчишка, вдруг испытавший сладость проснувшегося интереса.

Театр, несомненно, одно из украшений нашего города. Внутри он кажется больше, чем есть снаружи: подмигивает светом висящих люстр, обнимает роскошью звенящего эха. В нем светло и просторно, реальность преломляется вымыслом, сказкой успокоенного рассудка.

В полутемном зале зрители кажутся продолжением темных кресел. На сцене под одиноким светом прожектора девушка играет, а кажется — рождаются мечты. Музыка льется со сцены, как кофе — из разбитой чашки. Скатывается со сцены, волнами разбивается о ступени, ведущие в темноту. Мелодия полнится осенью, теплым уютом вечера. Нежностью чьих-то рук.

Он вспоминает: потрескивание граммофона, родителей, кружащихся в танце в центре аккуратной гостиной, улыбки и тихий смех. Яблочный пирог на столе, разлитый по хрупким чашкам компот. Запахи — выпечки, радости... дома. Дуновение ветра, врывающееся в распахнутое окно.

Росчерк хвоста бумажного змея, вырвавшегося на волю.

Неловкость, робость, бездушность написанных статей — все слетает, как шелуха, пока он пробирается ближе к сцене. Каждый звук стрелой бьет в зазоры за годы наросшей брони из чужих ожиданий, требований к себе, четких правил о том, как нужно жить.

С последними аккордами броня осыпается тоже. Тает вместе с затухающей музыкой. Он моргает. Поправляет очки. Срывается вдогонку за ускользающей исполнительницей...

- Постойте! - в голосе нет ни дрожи, ни неуверенности. Горящие глаза за стеклами разбитых очков полнятся жаждой жизни. Он протягивает случайно купленную розу и улыбается — широко и радостно. В голове рождаются желания, надежды...

...и сказки.

[Артрей]

Он
Было тепло, но адская жара лета уже уходила за горизонт, оставляя за собой лишь приятную негу. Солнце все так же гладило своими лучами землю, успокаивая ее надеждой на то, что лето еще вернется. Может это будет завтра, а может и через год. Но все еще будет. Будет весна, будет снова жаркое лето, в котором невозможно вдохнуть, глотая лишь раскаленный воздух без капли кислорода. Будут прогреты все косточки, все реки и земли, даже ветер будет гореть от солнечных лучей. Все вернется вновь. Все, что уходит. Снова и снова.
Но ему нравился именно этот момент. Наконец можно спокойно вдохнуть полной грудью морской бриз. Можно спокойно стоять на самом краю, не опасаясь коварных солнечных ударов. Но не забывая, что ветер не менее коварен. Тому лишь дай шанс или возможность, и он будет нести не лишь прохладу и свежесть, но и тащить, тянуть, толкать вперед. Сделать только один шаг.
- Я приду
- Я буду ждать
Глаза мужчины распахнулись, чтоб прямо перед собой увидеть  бездну. В ней бился, волновался и бушевал океан. Среди отвесных скал, предваряющих безбрежное водное царство, стихия была заключена в ловушку и постоянно пыталась выбраться из нее. Горе неосторожным, стоящим у самого края. Один порыв ветра, разгулявшегося без палящих лучей солнца, которое медленно пряталось за горизонт, и все.
Но ему не было страшно. Наоборот, здесь пришло ощущение дома, покоя и  тепла. Осень принимала в свои нежные объятия мечущуюся душу и баюкала ее среди бескрайних волн, вечно накатывающихся на скалы, камни и песок.  Только здесь тоска, жажда и поиск чего то или кого то хоть немного утихал. Хотелось только разбросить руки в стороны.... И взлететь в стремительно темнеющее небо, завершая такой долгий, длительный и томительный поиск.
- Я приду
- Я буду ждать
Где то там, высоко над непокорными волнами, в темнеющем небе, среди порывов шального ветра, он снова видел. Вдали, но словно только руку протяни. Таинственно мерцали, нежно улыбались и согревали душу. Ее глаза звали, манили за собой. Ее губы пытались улыбнуться. «Я буду ждать» - шептали они, чуть дрожа. Глотая печаль, делясь надеждой.
- Я пришел. – тихо тихо, выдохнул с отчаянием он. Это было так давно, что казалось сказкой, историей, случившейся не с ним. Слишком поздно, слишком давно. Но ее глаза не отпускали его, преследовали, снились. Он видел их в толпе, он ощущал их взгляд ночью. Он мечтал о них во сне и наяву. -  .. я пришел.. – вздох рвущий душу невольно вырвался с груди.

Она
День за днем складывались в вечность. Часы неумолимо бежали вперед, унося в прошлое дорогие сердцу моменты и стирая из памяти то, что согревало длинными холодными вечерами. Пусть так было правильно, пусть так было нужно, пусть судьба дала лишь соприкоснуться их дорогам и вновь развела по разным путям. Оставив только пару мгновений в памяти.
- Я приду
- Я буду ждать
Эти слова продолжали звучать в голове даже спустя много лет. Словно обещая новую встречу вопреки невозможной реальности. Случайная встреча, мельком увиденный взгляд, запавший в душу, согревающий луч солнца, скользнувший глубоко в сердце. И тут же потерявшийся в мешанине людей, образов, событий. Его ждала дорога, ее ждала семья. Или наоборот? Ее семья стала дорогой, которую нужно было пройти. Чтоб спустя столько времени снова вернуться на край этих скал, и ощутить брызги волн на губах. А его дорога куда привела? К семье, к поискам? И помнил ли он ее хоть пару минут после расставания?
Ветер налетел неудержимой волной, сталкивая, сбивая, утаскивая к самому краю. А в ушах все так же звучало:
- Я приду
- Я буду ждать
И в этот раз уже не было сил бороться, надеяться и верить. Еще одна осень была выше ее сил и уже нет желания спорить с судьбой. Так просто, так легко, опустить руки и перестать бороться. Ветер взвыл с новой силой, увидев слабину. Он ринулся на приступ как зверь, едва не опрокинув хрупкую фигуру с крутого обрыва, выбивая из тела легкий вскрик, от его силы, и заставляя сделать пару шагов. Каждый из которых может стать последним. Но не станет. Потому что в последний момент крепкая рука ухватит за талию и вернет на прочную землю. Удивленные глаза вскинут на того, кто посмел противиться ее судьбе и столь уверенно вмешался. Нити будущего дрогнули и заново переплелись.
-  . . . я ждала... - беззвучно, не веря себе, шепнули ее губы.
«и я пришел» - подумал он, целуя их.

[Он]

Небо над автобусной остановкой серое и пустое.

Он сидит, сгорбившись, рассматривая свои ботинки с подсыхающими следами свежей грязи. Туманная сырость ползет под манжеты и воротник, оседает на коже и в волосах. В холодеющем воздухе каждый выдох сопровождается облачком пара.

Лес, городские коттеджи, дорога — все тонет в густом сероватом тумане.

Сначала Он поглядывал на часы, но сейчас, когда прошло уже пара... часов? Дней? Может, целая гнетущая вечность — на островке реальности размером с остановку не разобрать. Сейчас ожидание не угнетает. Даже несмотря на то, что утро можно было бы провести иначе: встретить выходной день в квартире, на втором этаже над небольшой кофейне. Наслаждаясь запахами кофе и выпечки, ползущими из щелей под плинтусом. Заглушить поскрипывание старых оконных рам голосом Синатры из проигрывателя — самое время мысленно перебрать свою коллекцию пластинок.

Он вспоминает, как сам приехал в этот город. В такой же туманный день сошел с автобуса, волоча за собой чемодан со сломанным колесом. Страшно хотелось курить — и вернуться домой. Только домом теперь должен был стать этот чужой и холодный город. Место ссылки, не кажущейся ни капельки добровольной.

Он морщится, чешет подбородок и запоздало вспоминает, что стоило бы побриться. Вид у Него, наверное, не слишком-то презентабельный. Там, в столице, среди стальных небоскребов, стекла и бетона Он не забывал ни бриться, ни гладить рубашки. Носил жетон заслуженным трофеем. Подмигивал хорошеньким девушкам.

Уголок губ дергается в ухмылке, хотя он и так теперь всегда вздернут вверх из-за косого шрама, перечеркивающего щеку. Неудачная встреча с собакой. Неудачное дело. Еще более неудачная дорога, приведшая Его сюда.

Но не прийти было бы как-то... скверно. Он ведь помнит, каково это — когда никто не встречает. Когда не у кого попросить зажигалку, потому что последняя спичка гаснет, обжигая пальцы. Каково быть совсем —

— совсем —

— совсем одному.

Он думает о том, что скажет. Поздоровается. Пригладит волосы. Попытается улыбнуться — так, чтобы вышло радушно, а не вымученно и не так, словно Он маньяк, хоть и кажется старше своих двадцати семи. Но маньяки, как Он надеется, редко ходят в таких потертых кожаных куртках и вряд ли слушают Фрэнка Синатру.

Он поможет Ей донести сумки. Или чемоданы — слышал, Она приезжает надолго. Вопросы наследства так сразу не решить, да и, может, Она захочет остаться в стареньком, но крепко сбитом доме. Он бы, пожалуй, остался, подкупленный увядающим садом, мансардными окнами, даже скрипучим крыльцом, на которое удалось подняться лишь однажды. «Там кто-то ходит! На втором этаже!» - перепуганным сбивающимся голосом объяснял хозяин. Но на втором этаже обнаружилась только кошка, пролезшая в открытое окно. Он вынес ее, завернув в куртку, пока та шипела и норовила вцепиться в лицо незнакомцу. Едва ли пара царапин попортила Ему внешность.

Да, думает Он, стоит сказать: вам достался хороший дом. Крыльцо можно подновить, достаточно купить лака в соседней лавке. Чуток подтянуть перила. Да, наверное, подлатать крышу — наверняка она где-то уже протекает. А сад можно прополоть. Вырвать сорняки — жаль, что так не поступишь с дурными воспоминаниями! Выложить дорожки из плоских камней. Подрезать сухие ветви магнолии — и на следующий год она зацветет как никогда раньше. Пруд можно почистить. Заменить погнутые прутья ограды.

И поселить проклятую кошку, конечно, а то та привыкла спать, свернувшись клубком на Его фуражке. Будить жалко.

Он выдыхает и ловит себя на том, что улыбается. В конце концов, Он может сказать Ей то, что когда-то не сказали Ему самому. Это хороший город, мисс. Может, сейчас вы напуганы, расстроены, одиноки — но этот маленький уголок мира, затерянный среди тумана, полнится неплохими людьми. Здесь вкусный кофе в кофейне и маленькая библиотека с собранием книг и Дюма, и Кинга. В Рождество здесь собираются семьями и друзьями, на площади украшают ель, зажигают свечи и загадывают желания. В Хэллоуин каждый дом завешан гирляндами и фонариками, и тыквы на каждом крыльце скалят смешные рожицы. Детвора, вырядившись привидениями, монстрами и героями книг, выпрашивает свои конфеты.

Это хороший город, мисс. Однажды он станет вам домом.

Может, однажды он станет домом и мне?

Автобус тормозит перед остановкой. С хлопком лопнувшего воздушного шара распахивается дверь. Туман молочно клубится у самых колес, неспешно и осторожно тянется к забрызганным грязью ступенькам своими зыбкими щупальцами. Ну а Он выдыхает и поднимается, растягивает губы в улыбке, морщится от проглядывающего сквозь туман солнца.

- Доброе утро, мисс.

[ОНА]

Весь мир исчез, остался далеко позади. Он растаял и потонул в затянувшем все вокруг тумане.
Если бы можно было точно так же забыть о всех тревогах и несчастья, случившихся в жизни. Пусть бы туман стер их из ее памяти так же легко, как он стирал окружающий мир из поля зрения. Она не заметила, как и когда именно это произошло, но внезапно, в какой-то момент, просто поняла, что вокруг больше никого нет. Прям как в ее жизни. Исчезли люди, машины, дома, даже дорога обрывалась в тумане. Лишь один старенький автобус казался еще живым в этом царстве статики и тишины. И то, лишь казался, потому что даже движение в густом, висящем хлопьями на деревьях тумане, совершенно не воспринималось. Словно весь мир вымер. И осталась только Она, одинокая пассажирка, движущегося в никуда транспорта. Снова – как и в ее жизни. Или же мир просто сжался до размера крохотного салона автобуса, где зябко кутала плечи в старое пальто та, которую уже не ждали позади.
Она вздохнула, и приложила тонкие, подрагивающие от холода пальцы, к ледяному стеклу окна. Лишь бы ощутить что либо, лишь бы убедится, что она все еще может чувствовать. Иногда казалось, что холод, забравшийся в душу, еще до этой поездки, выморозил ее насквозь.
Чувство одиночества и пустоты было такое сильно, что она бросила взгляд вперед, в голову автобуса, чтоб выхватить хотя бы еще одно живое существо в этом застывшем мире. Водитель уверенно держал руль, привыкший ко всему, видимо не раз совершавший рейс в таких условиях. Но даже он удивился, когда она подошла к нему на вокзале, с билетом в руке.
«Вы уверенны, что вам туда, мисс?» - отчетливо прочитала единственная пассажирка вопрос в его глазах, хотя билет в ее руках отвечал на него определенно положительно. Тогда Она слабо улыбнулась, пряча глаза. Никакой уверенности не было, как и пути назад. Никто не ждал ее более. Только память, боль и печаль, поселившиеся в ее душе. Но именно они и гнали ее теперь куда то, вынуждая бежать от них и прошлого. Но куда? И можно ли вообще убежать?
Ответ на вопрос пришел, когда его не ждали. Письмо доверенного лица, переславшего завещание, адрес и старенькие ключи. Она ухватилась за этот шанс с жаждой утопающего, глоток воды в пустыне. Но не мираж ли это? Что может ждать ее в этом тумане? И есть ли там вообще хоть что-то или кто-то? Или это вся ее жизнь превратилась в серую хмарь, окутавшую мир плотным покрывалом и не пропускающая даже лучика солнца?
Вздох вырвался непроизвольно, согревая стекло теплым дыханием. На миг оно запотело, спрятав даже крохотный вид из окна на дорогу, от которой туман отступал разве что метра на два. На совсем короткое мгновение, Она осталась снова лишь наедине со своими мыслями, от которых и так не было спасения.
И тут транспорт остановился.
«Мы приехали?!» - искренний испуг охватил девушку. Несмотря на то, что это и было целью поездки, сейчас это вызвало настоящий ужас. Так просто и легко было двигаться в никуда. Не принимать решений, не вспоминать прошлое, не рассчитывать на будущее - а просто плавать в плотной пелене небытия. Путь в никуда – пришло в голову. И он был такой благодатный для измученной души, что прекращать его Она не была готова. Туман не требовал, не обязывал, не напоминал. Он ласково принимал в свои объятия путников, укутывал их и забирал в свои дали, позволяя потеряться в нем и забыть там свои печали.
Пока Она растерянно кусала губы и с опаской смотрела на выход, дверь автобуса распахнулась, намекая о конечном пункте пути. И тут же, словно приветствуя ее, в салон медленно потянулись щупальца тумана, обволакивая колеса, ступеньки и подбираясь по полу к единственной гостье. Внезапно Она улыбнулась. За эту дорогу туман стал ее другом. Он словно отгородил стеной от прошлого, от его ошибок, от его неприятностей и печалей. И сейчас этот друг приветствовал ее на новом месте, убеждая, что тут Она может начать все сначала.
А за стеной из тумана проступала фигура, которую туман обнимал за плечи, подводя к автобусу. Как свое воплощение, как свое приветствие, как что-то надежное и уже родное, что-то очень нужное и дорогое. Замерзшая душа вздрогнула, почувствовав тепло слов, еще до того, как звуки слетели с обветренных губ. А выглянувший лучик солнца ласково погладил оба лица, встретившихся на островке реальности посреди мира, укутанного туманами.
- Доброе утро.  – нерешительно шепнула Она, с трудом выдавив пару слов из охватившего спазмом горла. Признательность охватила ее, когда она поняла, что кто-то сидел здесь, в эту непогоду, сырость, пустоту. И ждал ее. Она смотрела и видела только глаза, в которых читала участие и беспокойство о ней. Так давно такого не было, что она почти забыла, что это такое. Шрам, который, кстати, его совсем не портил, а скорее наоборот, на лице незнакомца Она заметила лишь потом. И то лишь потому, что промелькнувшая в сердце нежность пожелала ласково провести рукой по явно оставленными кошкой царапинам. Одернув в себе столь неуместное желание, Она с теплотой покосилась на мужчину. Завести кошку было детской мечтой, против которой постоянно кто-то был против. Может быть, наконец, настала пора ей сбыться?
Рука мужчины уже тянется к небольшому чемодану. Совсем мало вещей для того, чтоб оставаться здесь надолго. Но ей нужно немного. А чтоб остаться здесь – достаточно одного.
- Я надеюсь - вы не откажетесь еще немного мне помочь. – уже увереннее и открыто улыбается Она. – Доверенный сообщил что мне нужно будет многое сделать. А крыльцо и крыша сами себя не починят.