[Синовар Лестер]

Абберат / Нантер / 4991

Синовар и Нимерия

Эпизод является игрой в в  прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

[Синовар Лестер]

Магнус уже давно стал чем-то полумистическим. Ну, то есть орден есть. Террористы есть. А где он сам? Вообще живой?

И из-за Синовару особенно нравилось часто появляться на публике. Ходить на ток-шоу, выступать публично. Была, конечно, у такой публичности и дурная сторона. Приходилось принимать правила игры примитивных существ.

Например, ходить на всякие мероприятия.

Вот, например, близ Нантера Синовар отгрохал целый стадион. Еще и назвал стадион Кирон. В часть какого-то литературного деятельного, жившего в Нантере. Ну да, а вы забыли, что компания «Синовар и Ко» вэри фрэндли, печется о природе, помогает «коренным народом».

Сказочная компания просто.

На этом стадионе проходил матч. Игра с мячом, где было использовать разрушительную магию, чтобы мешать противникам. Веселая и опасная игра.

На стадионе хватало телевизионщков и блогеров. Народу – тьма. Видимо это какой-то значимый матч, потому что туристов в Нантере – завались.

Правда, Синовар и Нимерия с трудностями не столкнулись. Они, конечно, были на верхних ярусах стадиона, где собрались... разные личности. Многие были не очень приятными. Хотя, что значит «многие»? Практически все.

Сюда простые дельцы не попадают.

В небольшом летательном аппарате их было трое. Синовар Лестер, Нимерия и Джеремия Ренд.

Последний сидел, глазел в окно. Надулся. Ну да, ревновал к Нимерии. Хотел видеть Сильвию Ренд. Вида... Ну нет, показывал он это своим видом, но ничего такого не говорил.

И не только из-за того, что Нимерия могла проломить ему грудину. И он об этом, конечно, знал.

- Ха! Раньше мне больше нравилась эта игра. Ну, знаете, когда дрались до смерти. Ротация команд проходила быстрее, но... Хотя это тоже неплохо.

Они оказались в просторном помещении. Тут хватало телевизоров и проекторов, транслирующих игру. Стены в панорамным видом, но в целом они были довольно высоко – разглядеть что-то сложно.

Да и сюда, видимо, попадали не для того, чтобы следить за игрой.

Тут был бар, были разнообразные вип-комнаты. Неоновые цвета и все такое. Ну да, как любил Синовар.

Он, кстати, был один довольно обычно. Темный костюм. Белая рубашка. Никаких галстуков. Он их не любил. На ногах белые кроссовки. А Тереза приняла вид ремня. Без трости сподручнее.

- Детка, а тебе интересна игра? Я ведь могу вытащить кого-нибудь из этих полудурков с поля прямо сюда.

Он обращается к Нимерии, конечно.

И да, разумеется Синовар не спросил ее раньше. И не из-за того, что он забыл. Нет, у Лестера довольно хорошая память. Скорее ему нравилось показывать превосходство такими вот мелочами.

Маленькие, но такие приятные пакости.

[Нимерия]

Ним томно потягивается, с кошачьей ленностью наблюдая за бегающими по полю человечками. На ней — самое шлюшье платье из всех, что имеются: искусно собранное на прозрачной сетке из фигурных лоскутов чёрной ткани, едва прикрывающих грудь и задницу, оплетающих тело, подобно тентаклям Синовара. Неприлично короткое и баснословно дорогое. Стоит хтэнии сменить позу, и подол задирается ещё сильнее, красноречиво демонстрируя, что белья на ней нет.

  — Тупые гуманисты с их не менее тупыми правилами, — бросает она небрежно. — Ещё полвека назад во всем мире устраивали игры на выживание, а нынче воспитывают поколение слабаков. Во, смотри, Син, сейчас того пидора вынесут, — цокает языком. — Носилки, блядь... Вы серьёзно? Что у него там? Синяк? Ушиб? Ну, подумаешь, зуб выбили... В нашем шоу с арены только в одном случае выносили — если сдох. Да и то, если спонсоры заплатили за похороны.

  В противном случае несчастного растаскивали по кусочкам дикие дархаты. Неудивительно, что, пройдя эту школу жизни, Нимерия сделалась такой суровой.

  — Че надулся, рыжик? — она доебывается до Джироламо, конечно. Как всегда. Потому что видит его недовольную рожу. — Скоро к стеклу прилипнешь, Лестер потом не отдерет.

  Легкая двусмысленность, прямо в духе Людоедки, потому что драть сегодня должны ее. Ее бесит, что взяли и Ренда тоже — Магнус словно издевается над обоими своими фаворитами, нарочно сталкивая их лбами. Но раз уж сегодня он принял облик Синовара, сила на ее стороне, и Ним имеет полное право дразнить Джироламо всеми известными ей способами.

  Она знает, что ей за это ничего не будет. Магнус будет доволен. Он ведь именно этого и добивается.

  Стоит им покинуть дрон и оказаться в холле — хтэния ловит момент и запечатывает рот Синовара жадным, грязным, развратным поцелуем. Жмется к нему гибким телом, обтянутым тончайшей тканью. Один ее глаз прикрыт, второй с плохо скрываемым злорадством следит за Джироламо.

  — Зачем? Для групповушки? — она отстраняется, с интересом прикусывает нижнюю губу, щурится, выискивая на экране подходящего кандидата... И находит. Атлетичный брюнет с эбеновой кожей, блестящей от пота, и длинными дредами, собранными в хвост. Симпатичный. Немного слащавый на лицо, не совсем в ее вкусе, но Ним любит пробовать необычные вещи. — Вон тот. Девятый. Красный.

  Где-то вдалеке гремит музыка, раздаются овации, и это точно не с поля.

  — Что это?

  — Легендарная битва боевых дроидов! — орут динамики, заглушая спортивных комментаторов и трансляцию игры на экранах. — Спустя четыре года Самурай и его злейший противник Титан вновь сойдутся в схватке!

  — Ты еще и для роботов арену отгрохал?! — восторженно пищит Нимерия. — О-о, Син... мы видели тот бой! Самурай почти уложил его во втором раунде, но Титан в последний момент хуйнул его правым хуком! Ух... пять сек... не уходи...

  Она подтягивает блестящие стразами ремешки босоножек у самых колен и, цокая высоченными шпильками, радостно бежит на второй этаж по указателям. Могла бы выдумать отговорку вроде "припудрить носик", но зачем? Синовар и так знает, что его любовница без ума от роботов.

  — Двадцать тысяч на Самурая, — Людоедка сует букмекеру руку с браслетом, в который вживлен карточный чип.

  — Прогоришь, красотка, — разочарованно сипят над ухом. Ним вздыхает: очередной богатый хряк вздумал учить ее жизни. — Титан уделал его в прошлый раз, завалит и в этот. В его модернизацию десять лямов вбухали.

  — Хозяева Самурая тоже не хуи пинали, дядя, — фыркает хтэния. — Раз вывели его вновь.

  — Не дерзи, когда дядя учит правильно делать ставки. Могу дать тебе столько же, поставишь на Титана и убедишься, что я был прав.

  — Можешь нахер пойти, душнила.

  Она берет коктейль и, пользуясь неистребимой наглостью и природным обаянием, пробивает сквозь толпу дорогу к рингу — преданная фанатка и истая патриотка, невыразимо тоскующая по родному краю, куда ей путь давно заказан. Самурай — еще одно напоминание о южных провинциях Лайнадара, об отце, которого Нимерия не видела с шестнадцати лет, о багряно-черных прадедовых доспехах, стоявших у стены в гостиной... странно похожих на обновленный корпус эонского дроида.

  В такие моменты даже старое имя не кажется ей чужим и чуждым.

  Титан атакует первым. Он крупнее Самурая, бронзово-переливчатый, с десятком камер на подобии лица, чтобы вовремя уходить от удара. Красный блокирует, на пару мгновений превращаясь в живую пагоду, и хтэния не может оторвать глаз в восхищении — плавен, но быстр, словно танцует. Его ответный удар короткий, но точный. Титан отшатывается вовремя, но едва не теряет равновесие — слишком тяжелый, — но во второй раз не успевает среагировать, и изящный кулак Самурая впечатывается в уродливую, хотя и функциональную башку.

  — Да-а-а! Разъеби его! — ликует Людоедка, зная, что за каждым шагом дроида стоит целая команда программистов и сложная система дистанционного управления. Роботами управляют либо через компьютер, либо через датчики движения: боец имитирует удары, а машина их повторяет. Ним всегда хотела попробовать себя в этом, но в святую-святых — кабину управления — не удалось пролезть даже ей, знаменитой Златоручке.

  Пожалуй, теперь она знает, что попросить у Синовара в награду за следующую миссию.

  — А я тебя видел в "Бэд Бое", сучка.

  Шлепок по заднице настолько неожиданный, что Ним подскакивает на месте и, не думая, вмазывает левым хуком с разворота. Расплескивает свой "Лонг Айленд" по фирменной рубашке, обтягивающей чье-то жирное пузо, потирает костяшки пальцев — удар пришелся аккурат по челюсти. Поднимает бешеные глаза — незнакомый. Мордастый. Большой. Дархат с красной от наркоты рожей, ужратый настолько, что забыл, что та девка с глянцевой обложки — не просто аппетитная модель.

  — Ты, блядь, попутал?!

  Она и на шпильках может затеять драку жарче той, что разворачивается сейчас на ринге, да и Лестеру наверняка будет все равно, но пиздить накуренного — не по понятиям, себя не уважать. Рыкнув, эонка разворачивается на каблуках, порываясь свалить на другую сторону, но ее буквально оттаскивают назад за волосы. Ним роняет пустой бокал, и хрупкое стекло звонко бьется на тысячи осколков, разбрызгивая их на лакированные мужские туфли.

  — Куда пошла, шкура?!

  Кажется, это тот самый, что советовал ей ставить на Титана.
 
  — Ты это стекло языком с них будешь слизывать, поняла, дрянь?

  — Твою мать, Джо, ты с ума сошел? Она шлюха Лестера! — подбежавший дружок пытается оттащить его, но тщетно. Хтэния не рыпается. Пока. Выжидает момент.

  — Думаешь, он со мной не поделится? — самодовольно лыбится дархатский мудак. — С Корром вот поделился. И, по его словам, она очень, очень горячая штучка.

  Ним замирает в полувыдохе от сокрушительного удара коленом в пах, который совершенно точно не отставил бы ничерта от яиц этого придурка. Если это один из партнеров Синовара... у нее могут быть проблемы.

  Особенно, если тот действительно планировал одолжить ее на ночь.

  — Женщина — не вещь, чтобы ею делиться.

  Голос издалека кажется до боли знакомым — холодный, словно северный ветер, одиноко поющий над ледниками. Тихий, вкрадчивый, но властный. Не захочешь — прислушаешься.

  — Это уж точно не вам решать, мистер Сугавара.

  Она готова поклясться, что тот едва уловимо морщит нос. Мистер — самое безвкусное обращение из всех, что могут быть; в этом их точки зрения всегда совпадали.

  — Какого черта ты вообще тут забыл? Моралист... еб твою мать. Катись в пизду, из которой вышел!

  Ним бросается на Джо с оглушительным ревом. Валит с ног, в осколки, в остатки чертова коктейля, и лупит, лупит, лупит со всей своей хтонической силой, и дерет ногтями, и грызет, превращая красную рожу дархата в кровавое месиво, и ломает пальцы тем, кто пытается ее оттащить, и бьется крыльями, и бодается рогами, и задыхается, и тонет, тонет, тонет во всепоглощающей, невысказанной, невыплеснутой, первородной ярости и дикости зверя, как в самом глубоком омуте...

  — Очнись. Кайя, очнись, — Навваду с Кейкеном наголо, и его бритвенно острое лезвие отрезвляюще холодит шею. Нимерия смеется, надсадно, истерично и зло, и напрягает гортань, чувствуя, как одинокая капля алой полосой стекает вниз, в ложбинку между грудей. Крепко прижимаясь сзади, он примял собой одно из ее крыльев, и оттого спина неприятно ноет. — Я отведу ее к Лестеру. Пусть он разбирается. Иначе у всех нас будут проблемы.

  Хтэния не сразу осознает, что с ними он говорит уже на общем языке.

  — Пусть знает, что его сучка совсем слетела с катушек!

  Навваду заставляет ее подняться на ноги, заставляет перекинуться обратно, заставляет идти, все так же прижимая клинок к шее. Ним догадывается, что нужно подыграть, но все, что она может — тревожно обернуться вслед за братом, с этой невольной близнецовой синхронностью.

  После вспышки гнева зрение у Людоедки все еще нечеткое, полузвериное, но она готова поклясться: тот, кто пытался остановить Джо, озадаченно вглядывается в их лица.

  — Эти эоны... все на одно лицо.

[Нимерия]

Навваду зол. Он давно научился жить с каменным лицом, но жить с каменным сердцем — наука непостижимая. Внутри все клокочет так, что он готов рвать и метать; нажать лезвием чуть сильнее — и осоловевшая хтэния не успеет отреагировать...

  Бешеная, дикая, дурная!

  Навваду убирает Кейкен в ножны одним точным, выверенным движением, и мягко берет сестру за руку.

  Она шмыгает носом. Отворачивается.

  — Че, правда к Лестеру пойдём?

  — Нет.

  Он ведёт её по коридору, освещенному неоново-синими диодами, отворяет самую крайнюю дверь и подталкивает в заранее снятую VIP-комнату. Включает свет.

  — У-у! Верни как было! — Кайя морщится, жмурится на свету. Кажется, от слез у неё разболелась голова.

  Маленькая. Растрепанная. Дрожащая. Породистый котенок, затравленный злыми псами. Заплаканные глаза сверкают прозрачной зеленью, зрачки — песчинки. Длинные потеки туши на щеках, яркая помада, смешавшаяся с чужой кровью. Алые пятна вокруг рта, на шее, на костяшках тоненьких пальцев. Тканевый завиток на лифе съехал в сторону, обнажая розовый сосок под прозрачной сеткой — что за наряд на ней, разве это можно назвать одеждой?

  Навваду снимает с крючка полотенце.

  — Прикройся.

  Ему хочется схватить её за шею и придушить. Вместо этого эон тащит сестру в ванную.

  — Больше ста лет прошло. Неужели ещё болит?

  Он знает, почему она сорвалась, но не верит. Это черствое, похабное существо кажется Навваду неизмеримо далёким от чуткой Кайи, которую он помнит.

  — За друга — рвать, за любовь — бить, за брата — стрелять, за мать — казнить.

  Вновь эти её тюремные, зэчьи фразочки. И ведь это бравада: она пропиталась Проционом и Тартарусом и теперь все храбрится, пыжится, как птица распускает перья, пытаясь казаться жёстче, чем есть на самом деле. Навваду не осуждает её. Знает, что, возможно, никогда не сможет понять её целиком, прочувствовать её отчаянные манипуляции, выстроенные лишь для того, чтобы выжить.

  — Ты скомпрометировала меня. Это выглядело подозрительно.

  — Разберёшься как-нибудь. У тебя полно адвокатов.

  Она демонстративно выкручивает кран до максимального напора и принимается умываться.

  — Значит, это правда, — роняет Навваду едва уловимо от шума воды. Но Кайя слышит.

  — Что — правда?

  У неё появился акцент. Немудрено: на многокультурном Абберате даже эоны между собой говорят на всеобщем. Она просто отвыкла общаться на лайнадарском наречии.

  — Что ты — шлюха Лестера.

  Кайя с вызовом глядит на него через зеркало, отмывая кровь с шеи. Взгляд у нее звериный, тяжелый — будь Навваду хуманом, отвел бы глаза. Но Навваду выдерживает.

  — А что тебя смущает?

  — Твоя жизнь и твои решения. Но хочу отметить, что ты на редкость талантлива в выборе неподходящих партнёров.

  Она смеётся, нервно, надрывно. Неестественно.

  — Не подходящих нам? Или твоим больным фантазиям?

  — Кайя, не смей. С тех пор утекло слишком много воды.

  — О-хо-хо, ещё как посмеем. Ревнуешь, братик? Можем сообразить на троих...

  — Прекрати эти мерзости.

  — Упс! Забыли. Ты же хочешь трахать нас единоли-и-ично, —  издевательски тянет она склонив голову, зыркая на него исподлобья. — Вернее, не нас, Нимерию, а безупречную Кайю Сугавара, которой достоин только Навваду, её близнец, её зеркальное отражение. Так ты говорил, братик?

  Она до унизительного проницательна и по-детски безжалостна. Знает его больные места так, как никто другой, и щипается, и тычет со всей своей злой силой.

  Навваду морщится. Рядом с сестрой он может позволить себе не держать лицо.

  — Я не собираюсь это обсуждать.
 
  — А мы не собираемся обсуждать Лестера.

  Он вздыхает. Собирается с силами. Смиряет гордость. Будь на то его воля, эон запер бы этот ходячий хаос с лицом его сестры в самой красивой клетке, приходил бы каждый день поговорить и полюбоваться, но ни за что на свете не выпустил бы обратно на волю. Навстречу всем тем глупостям, что она непременно совершит. Хоть хтэния и носит теперь другое имя, их связь Навваду осознает до сих пор. Не отпускает. Не принимает её иную суть — ведь тогда она и вовсе перестанет быть для него сестрой. Но них одно лицо, одна кровь, и он чувствует стыд за каждую её выходку — перед отцом, перед благородным родом Сугавара, перед всеми покойными предками.

  — Я здесь ради тебя, Кайя...

  — Нимерия.

  —...потому что считаю своим долгом тебя предупредить.

  — Ну, давай, удиви нас, — хмыкает она с вызовом, скрещивая руки с полотенцем на груди.

  — Мы не в цирке, — рычит он, медленно, но верно закипая. — Я пришёл, чтобы прикрыть твою обосравшуюся в очередной раз задницу.

  — И где же, позволь спросить, мы обосрались? Знаешь, далеко не каждой смазливой эонке удаётся урвать себе такого папика.

  Она просто смеётся над ним, — решает Навваду. Она не может не понимать последствий.

  — И, кстати, ты опоздал. Это уже три года длится.

  — Из пяти, что мы не общались.

  — Напомнить, почему? Ты пришил Ли Вона.

  — И ни капли об этом не пожалел.

  — Нам стоило прикончить твоего анального дружка в отместку. Жаль, что ты слишком хорошо его скрываешь. О-о-очень, очень жаль.

  О великие предки, дайте сил и терпения не прибить её сейчас же.

  — Лестера ты убить не сможешь, даже не мечтай. Он сам тебя через колено перегнет и выебет. Прямо как ты любишь, братик. Мы даже ревновать не будем.

  Навваду криво усмехается, хмыкнув.

  — Или он сожрёт тебя, если ты оступишься. Ты ведь работаешь на него?

  — Да.

  — Прелестно.

  Всё так же плохо, как он и думал. Если не хуже.

  — Мне, по большому счету, плевать, с кем ты спишь. Я осознаю, с кем ты имеешь дело, и требую этого осознания от тебя. Потому что беспокоюсь о твоей безопасности. Ты зашла слишком далеко, Кайя. Все, кто был до — мелкие сошки, ты могла их размазать в одиночку, если бы захотела. Но Синовар Лестер — слишком крупная и опасная тварь. Даже для тебя.

  — О-о-о, ты даже не представляешь себе, насколько, — её глаза пылают ярко-зелёным восторгом, и в сердце эона закрадывается догадка.

  — Ответь мне честно, тебе это правда нравится?

  — Что — это?

  — Быть его девочкой на побегушках, давать по востребованию и надеяться, что однажды он начнёт тебя ценить.

  Кайя фыркает, закатывает глаза, скрывая раздражение, и он понимает, что затронул нужную точку.

  — Он ценит нас. Больше, чем... некоторые.

  — Он ценит тебя как орудие. Как трофей. Как красивую дырку для своего члена. Но не так, как ты бы того хотела.

  — Откуда тебе знать? Ты не знаешь его. И не делай вид, что залез в нашу голову. Выглядит глупо.

  — В этом нет нужды, Кайя. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни был.

  — Ты нихрена о нас не знаешь.

  — Да, ты изменилась. Но ты до сих пор хочешь, чтобы это было по-нормальному. Всегда хотела. Процион не мог тебя настолько изменить. Это то, чего я никогда не смог бы тебе дать, и поэтому ты выбрала хтонова принца, будь он неладен. Синовар — может, но не хочет. И не захочет никогда.

  Кайя садится на край ванной, упираясь локтями в колени, и закрывает лицо руками.

  — Это неправда, — глухо цедит она. — Ты врешь.

  Совсем как маленькая. Те же самые слова она произнесла, когда узнала о смерти матери. Но, кажется, шестерёнки в её голове в кои-то веки повернулись в другую сторону: она выглядит сломленной, больше не пытается зацепить его словами.

  — Кайя, клянусь, сейчас я честен с тобой как никогда.

  — Он ценит нас. Он нас балует. Он говорит, что... говорит...

  — Он дурит тебе голову, потому что ты ему полезна. Пока. Ты это знаешь сама, осознаешь в глубине души. Ты же не идиотка. Не такая, какой он тебя видит.

  — Нет, это не так! Молчи, Навваду! Заткнись!

  Она сползает вниз, на пол, обнимает свои колени. Прячется от правды. Закрывается от его невидимых, но ощутимых ударов. Уже никакой бравады, никаких бранных слов — беззащитная девчонка, чистый, оголенный нерв.

  — Он никогда не примет тебя как свою женщину. Ты останешься для него игрушкой, одной из многих, как бы ни старалась. Да, самой интересной — на какой-то период. Пока не появится другая, более совершенная или более увлекательная. И тогда ты не сможешь ни уйти — он не отпустит, ты будешь знать слишком многое, — ни остаться, наблюдая за тем, как тебе предпочтут кого-то другого. Ведь ты — игрушка, собственность Синовара Лестера. Ты должна восхищаться своим хозяином, каждым его решением. Даже когда он будет ломать тебя, отрывать тебе ручки и ножки, крылышки, ты должна улыбаться и благодарить. И не осуждать решения своего господина. Если господин решит, что твое место на дне — смирись. Сможешь ли ты смириться, Кайя? Едва ли. Я готов поклясться, что ты сгораешь от ревности каждый раз, когда видишь его с другой... или с другим. И тебе больно.

  Она прячет лицо под пальцами, но Навваду точно знает, что глаза у неё давно наполнены слезами. Она просто держится из гордости... как настоящая Сугавара.

  — Нельзя смешивать работу и личную жизнь. Особенно тебе. Особенно, если ты работаешь на акул вроде него. Рано или поздно ты взорвешься... и разрушительность этого взрыва будет прямо пропорциональна времени твоего терпения. Такие, как он, вышвыривают своих кукол, едва те перестают плясать под их дудку, но этот... этот тебя раздавит, Кайя. Он уже тебя убивает. Он мерзавец. Послушай, я как брат тебе говорю: уходи от него, пока не поздно. Я прикрою тебя. Как тогда, на Проционе, помнишь? Я все решу. Кайя-чан, — он не выдерживает, опускается на одно колено перед ней, убирает её руки и берет её лицо в свои ладони — ушки между средним и безымянным пальцами, старый, но проверенный временем доверительный жест. Сестра прячет мокрые от слез глаза, с потеками туши. Не смотрит на него.

  — Молчи... пожалуйста.

  — Это больно слышать, я понимаю. Ты ведь... любишь его? — мягко спрашивает Навваду, уже зная ответ.

  — Не твоё собачье дело...

  — Любишь? — повторяет он, игнорируя ее грубость. Это просто защитная реакция.

  —...Да.

  Он сгребает её в охапку и прижимает к груди. Плевать, что следами косметики она точно испортит его дорогое шёлковое кимоно цвета снежного неба, плевать... Все это уже неважно.

  — Пожалуйста, Кайя, давай уедем. Вместе. Пока не поздно.

  Он чувствует, как на груди становится горячо и влажно, как она тихо подрагивает, глухо всхлипывая, заталкивая чувства вглубь. Да только их уже слишком много — чаша терпения переполнена, и льётся через края.

  — Нет...

  — Я умоляю тебя. Ты знаешь, это не просто слова, за всю жизнь я говорил их немногим. Но тебя — умоляю.

  Она молчит, и в тишине ему чудится скрип двери. Навваду отмирает и, кажется, сердце его падает в пятки: неужели он не закрыл её? Забыл? Отвлекся? Он медленно, бережно выпускает сестру из объятий, выходит из ванной и...

  — Какая неожиданная встреча, — эон выпрямляется, натягивая холодную маску. — Добрый вечер, господин Лестер. Не слишком учтиво с моей стороны, но все же обязан поинтересоваться: что вы тут забыли?

  Не что — кого.

  И, конечно, Навваду снова знает ответ.

[nick]Навваду Сугавара[/nick][status]хлад[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/172120.jpg[/icon]

[Синовар Лестер]

Джироламо пошел заниматься делами. Да, он тут действительно по работе. Конечно, недовольно оглядывался. Ничего не сказал. Ренд не был идиотом, а потому знал, что Нимерия чертовски опасная. Наверное, верил, что Синовар не позволит его убить, но проверять это совершенно не хотелось.

Сложно сказать, что Ренд думал о... хм... приставаниях Нимерии к Синовару. Они ведь как бы имели связи с разными ипостасями Магнуса.

Хотя Сильвия Ренд тоже не была моногамна. Настолько, что это, пожалуй, был один из немногих действительно известных фактов про нее. Ну, помимо значительного состояния и статуса той, кто стоял у истоков конгломерата «СиК».

Синовар глядит на игрока в красном. Пожимает плечами.

Лестер не был избирателен в плане, кого трахать. Женщины этой ипостаси, пожалуй, нравились больше, но это был выбор между шоколадом и пастилой: и то, и то съедобно.

Строчит сообщение Ренду, чтоб он все организовал. Да, Синовар находился в том состоянии, когда ему уже не хотелось утруждать себя всякой ерундой.

Нимерия довольно быстро убегает.

Она в этом смысле была рядом с детьми и зверушками одновременно. Ну, быстро переключала внимание. Иногда могло показаться, что достаточно было и солнечного зайчика.

Ребенок с сексуальным телом, неизмеримым сексуальным аппетитом, сексуальными клыками и рогами, которого можно, при желании, натравить на всяких неудобных ребят, а потом еще и открещиваться. Ну и трахать, конечно. Удобно!

Лестер не пытался ее удержать. Она же все равно вернутся.

Была, конечно, мысль, что она может что-то разворотить по дороге, но... Но, прямо скажем, тут на Абберате Лестер вообще толком ничего не боялся. Это же его вотчина. Если что-то и просочится, то его адвокаты придумают кучу разнообразных и крайне логичных объяснений.

Тут даже хватало криминалитетов, на которых можно спихивать всякое дерьмо.

Синовар скоро оказался в собственной ложе. Что же он там делал? Ну, конечно, он пришел сюда не из-за работы.

Скажем так, того небольшого времени, что длился бой роботов, а Нимерия ввязалась в потасовку, хватило Лестеру, чтобы упороться так, что, наверное, даже Нимерия из будущего сказала бы что-то вроде «Ну нихера себе!»

Закидывание веществами для Лестера всегда было эдаким челенджем. Все-таки организм демиурга чертовски крепкий. А уж его, закаленный наркотой, был особенно крепок. Сегодня ему даже сделали... хм... особую поставку.

Сперва в ноздри. Потом раскусил таблетку. Выпил какую-то пакость. Еще в ноздри. Еще раскусил что-то. Что-то проглотил.

- Ну... как?

Осторожно спросил парень с выбритыми висками и зелеными волосами. Он притащил эту дрянь.

Из ноздрей Синовара потекла кровь.

- Что...

- Ха-ха! Охереть!

Синовар вскочил на ногу. Едва не упал, потому что мироздание поплыло. Это его еще больше развеселило. Он редко испытывал подобные ощущения. Довольно круто. В голове будто вот-вот зазвучит дабстеп, а мир окрасится в кислотные цвета.

Конечно, ему притащили сразу салфеток. И по мозгам действительно херануло так, как, наверное, никогда не херачило. Разум еще, кажется, подавал признаки жизни, но в глазах аж искры.

И Синовару это нравилось.

Магнусу вообще нравилось пребывать в таком упоротом состоянии. Рефлексировать это он, конечно, не пытался.

А еще...

- Господин Лестер... Ваша спутница... эм...

Человек в деловом костюме. Наверное, какой-нибудь администратор.

Синовар помнил все имена, но... Но вот сейчас вообще не мог сообразить, кто это такой. Собственная озадаченность его даже развеселила.

Дальше он слышит, что Нимерия пошла во всю развлекаться. Даже как-то не расстроился. Наоборот это показалось забавным. Ну, мол веселится его зверушка. Бывает.

Можно было ее притащить, но Синовар, кажется, почувствовал резкий прилив сил. Вскочил на ноги. Вау! Такое легкое тело.

- Жди меня. Ты у нас почетный гость, ха-ха!

Хлопнул по плечу парнишку с яркими волосами.

Мир стал цветным и забавным. Синовар, правда, нет. Поэтому он выходит, толкает кого-то, вообще не оглядывается.

И... Да не, вообще никого. Какой-то окровавленный черт подскакивает к Лестеру. Живой. Возмущенный, но с Синоваром вежлив. Магнус его вообще не слушает. Глазеет по сторонам.

Какое-то мельтешение вокруг. Ему неожиданно стало сложно ориентироваться.

Окровавленные тело касается его руки. В этот момент Синовар бьет так, что он падает навзничь. Кажется, переборщил.

- Бля!

- Вы были вынуждены обороняться! – заявляет человек в костюме.

Синовар хихикнул, похлопав его по груди.

- Где, блять, Нимерия?

Веселый, но на подкорке заиграло раздражение. К счастью у него были ребята, которые быстро подхватывали его состояние.

Спрятаться тут было невозможно, поэтому Лестера быстро привели к нужно двери, где, по их словам, должна быть Нимерия.

Зачем он ее сейчас искал? А что Синовар, после всего, что он употребил, был способен отвечать на подобные вопросы.
Вот он совсем близко к двери. Идет-идет. Голоса. Один голос Нимерии. Ого, она даже смог ее узнать. Вы представляете, какой сильный организм. А ведь там сейчас столько веществ, что по ним можно начинать курс криминологии, посвященный наркоте.

И тут... Лестер останавливается, потому что неожиданно в его рассудок вливается мужской голос. Да, этот голос говорит с Нимерией.

— Он дурит тебе голову, потому что ты ему полезна...

И да, Синовар не отказал себе в удовольствии послушать. Понятия не имел кто это, но его разум, кажется, был в состоянии выстраивать какие-то мысленные конструкции.

Так, например, он – его разум – легко дошел до того, что обладатель этого голоса знал, кто такая Нимерия. Наверное, какой-то «призрак прошлого» или вроде того. А еще он говорил много всего про Синовара.

Прямо скажем, ему удалось даже немного потешить самолюбие Магнуса. Потому что... Ну да, его описывали как какое-то инфернальное зло. Практически стихию с рассудком. И да, это даже льстило, если отбросить то, что кто-то пытался утащить его питомца.

От признания Нимерии – совсем тихого – захотелось расхохотаться. А еще ее трахнуть. Наверное, от осознания собственной власти.

На моменте, когда мужской голос перешел на мольбы, Синовар решил разбавить их дуэт. Нимерия. И еще один... эээ... Эон, наверное. Высокий такой. Волосы белые. Как будто Альвария заявилась.

И в этот раз вновь память подводила. Будто все эти вещества стремительно воровали нужные имена, вырывая их прямиком из рук его загребущего разума. Но это, конечно, нисколько не смущало.

Из ноздри опять показалась кровь. Убойно, да?

Разум подсказывает, что Синовар – дипломат. Нужно правильно подобрать слова. На физиономии волчья улыбка.

- «Я прикрою тебя», «Я все решу», «Кайя-чан». Ха-ха-ха!

Он изображал Навваду как какого-нибудь мультяшного персонажа, дергая ладонями, а после смеется. Даже сейчас Синовар ощущал какое-то напряжение.

А еще Синовар ведь слышал, что Навваду считает его действительно опасным. И ведь он даже не понимает, насколько он прав.

- Ну же, Ним, ответь на его мольбы что-нибудь. А лучше... ебни его и пойдем.

Его голос становится тише.

- Я соскучился.

[Нимерия]

— Не знал, что вы так прекрасно владеете эонским.

  Голос Навваду звучит с убийственным спокойствием, но в глазах, под коркой напускного зеленого льда, плещется настоящее бешенство. Он вытягивает позвоночник, чтобы касаться еще выше, складывает руки за спиной и загораживает собой сестру.

  Мысль о том, что Лестер подслушал их разговор, заставляет сердце сжаться в тугой комок вен, жил и мышц. Этот мужлан образованнее, чем он думал: эонский — далеко не самый простой язык. Но все же при взгляде на Синовара, дикаря, забравшегося на небоскреб, господину Сугавара становится мерзко. Обдолбанный до беспамятства, до тонкой струйки крови из носа, зрачки затопили радужку почти целиком, выдавливая из нее стальную окантовку.

  И в это без памяти влюбилась его сестра?

  Если б он не слышал, что это за тварь — презирал бы с первой секунды.

  — Мы... мы тоже скучали, — расцветает Кайя у него за спиной, чуть смущенно и виновато. Для нее эти слова равнозначны признанию в любви, для Синовара они — пустой звук, косточка на нитке, брошенная ее больной, истерзанной душе — подразни, помани, и она прибежит, как голодная собачонка.

  Унизительно. Недостойно его сестры.

  — Ты никуда не пойдёшь.

  — Прекрати за нас решать! — взвизгивает хтэния у него над ухом. — Мы не ребенок!

  Она хочет нырнуть обратно в свое болото, вернуться в объятья своего чудовища, но Навваду крепко хватает ее за запястье.

  — Обними меня на прощание. Пожалуйста.

  Кайя обвивает его шею руками, как обезьянка-гиббон, окутывает его облаком своих фруктово-жвачных духов, смешанных с запахом пота, и эон роняет один-единственный вздох, давящий на грудь, обжигающий горло. Он гладит сестру по спине, тихо ненавидя себя за то, что вынужден сделать.

  — Прости меня, Кайя.

  — За чт...

  Он вонзает ей в шею шприц с транквилизатором. Дозировка рассчитана согласно массе тела и сопротивляемости организма — благо, у Навваду была возможность подробно изучить сестру после спасения с Проциона.

  Хтэния обмякает у него в руках тряпичной куклой. Мужчина морщится: сейчас, без сознания и в этом дурацком наряде, она похожа на умершую от передоза шлюху.

  Если Кайя останется с Синоваром, её конец - с большой вероятностью - будет именно таким.

  Господин Сугавара подхватывает сестру на руки и бережно кладёт в ванну. Она ещё нескоро придёт в себя.
 
  — Вам не стоило этого делать, господин Лестер, — чеканит он, ловя взглядом каждое движение Синовара. Руки у Навваду сложены за спиной, и он неспешно плетет магические пассы, пытаясь ослабить противника — корпорат обкурен в хлам, но лучше перестраховаться. — Не стоило сюда приходить.

  Ему кажется, что энергия резонирует именно так, как нужно, и он тянет сильнее, сильнее, жмёт на незримую пружину... но она, разжимаясь, бьёт по нему так, что его отбрасывает назад. Поясница болезненно ноет, зеркало звенит у него за спиной, сыплясь осколками за ворот — раковина выдержала, а оно нет. Навваду чувствует себя так, словно из него едва не выбило душу, и, собрав остатки сил, слезает с раковины, развязывает дрожащими руками оби и сбрасывает кимоно вместе с звенящим стеклом, оставшись в одних лишь брюках.

  Спалился, - звучит в гудящей голове голос сестры.

  Назад дороги нет.

  Он вынимает Кейкен из ножен, выходит за порог ванной и бьёт наотмашь одним нервным режущим ударом. Выходит плохо, Кайя сказала бы — хреново, потому что он весь дрожит от неудавшейся магической атаки. Но отступать поздно.

[nick]Навваду Сугавара[/nick][status]хлад[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/172120.jpg[/icon]

[Синовар Лестер]

Синовар даже не пытался мешать милой сцене. Даже его обдолбанное сознание понимала, что они знакомы. Про родственные связи – нет. Хотя Лестер, наверное, все знал. Просто плохо соображал.

А еще из-за веществ, отравляющих мозг, сцена казалась такой яркой и трогательной, будто концовка очень длинного сериала, где любовь главного героя внезапно умерла, хотя все думали, что вся история будет про нее.

Так трогательно!

Ну и еще Лестеру хотелось, чтобы Нимерия сделала грязную работу. Ему нравилось, когда за него батрачат другие. Тоже элемент доминирования, пусть и такого. Довольно мелочного и даже скучного.

Нимерия, правда, быстро отключилась. А ее знакомый даже так уверенно подставил спину. И ничего не стоило этим воспользоваться. Магнус был достаточно мелочным и подлым, но все же стерпел.

Стерпел, потому что смотреть в надменную физиономию, когда на ней проступают удивлением и даже страх, чертовски приятно. Лучше чем секс.

Да, от одной мысли у Синовара в штанах затвердело. Тут бы точно пригодилась Нимерия.

А теперь надменная рожа обратилась к нему.

- А? Чего?

Пафосная рожа и пафосные слова. Синовар не стремился сократить расстояние. Стоял вот прям так «ну давай, врежь!».

Правда, врезало энергией по самому Навваду. О! Черт! Вспомнил имя. Да, кажется, организм Синовара был действительно чертовски сильным. Ядовитая наркота не могла держать его слишком долго в состоянии блаженной прострации.

Лестер, конечно, наводил справки. Знал, что это родственник Нимерии. Ну, точнее родственник той, кем она раньше была.

Навваду быстро переходит в атаку.

Синовар использует удерживающую магию. Успешно. Под ногами окружность с пентаграммой, достаточная, чтобы заполнить все помещение. Она же накладывает паралич на тело всех, кто попадает в ее действие. Ну, кроме самого Лестера, конечно.

Так что лезвие не достигает тела миллиардера.

- Навваду Сугавара...

Произносит Синовар. Даже улыбается. Растягивает слова.

А затем бьет. Бьет его по лицу. Не со всей силищей, которой обладают демиурги. Не хочет проломить ему черепушку. Это слишком скучно. Но все-таки бьет намного сильнее, чем какой-нибудь хуман.

Да, чтоб он прочувствовал.

Пентаграмма все еще работает. Приседает. Берет его за волосы, чтоб их лица были на одном уровне.

Уже не улыбается. Физиономия серьезная. Зрачки совсем крохотные.

Орет ему прямо в лице.

- ТЫ КЕМ, СУКА, СЕБЯ ВОЗОМНИЛ?!

Отпускает. Добавляет пинок куда-то в грудную клетку.

Делает пару шагом от Навваду. Пентаграмма исчезает.

- Могу трахнуть тебя, как твою сестру. Хочешь?

Показывает ему средний и указательный палец. Проводит между ними языком.

Издевается. Даже провоцирует. С такой надменной рожей нельзя быстро заканчивать. Все-таки это ведь очень редкое явление.

Да и что он может сделать Лестеру? Убить? Ха-ха-ха!

[Нимерия]

Хорошо, что Кайя этого не видит. Иначе бросилась бы их разнимать, рискуя собой — бесполезная, никому не нужная жертва.

  Навваду предпочитает драться по эонским правилам — с официальным предупреждением и некоторыми ограничениями, но здесь, с этим ублюдком, он церемониться не собирается.

  Ни к чему играть в самурая рядом с паршивой гиеной.

  Очевидно, Синовар тоже не стремится проявить благородство. Навваду не успевает среагировать, выставить хоть какую-то защиту — его сковывает мертвецким параличом, до омерзения, до онемения. И он стоит неподвижно, как статуя дурака с нелепо выдвинутым мечом, начиная понимать, как именно Лестер добился своего могущества.

  Навваду знает, что его будут бить, но не может даже челюсти сжать, чтобы удар пришелся не так болезненно. Рука у хумана оказывается неестественно тяжелой, и эона мгновенно развозит: перед глазами — белые мушки, голова гудит, рот мгновенно наполняется кровью. Он чувствует, как из носа стекает струйка крови, такая же, как у этого хтонова наркомана, что пользуется его сестрой. И его бы передернуло, если б не паралич, от грубого хвата: волосы у Навваду — святое, и он одной лишь Кайе позволяет к ним прикасаться. Голос Лестера бьет по ушам, от него разит алкоголем и веществами, и мужчина насквозь пропитывается ненавистью, видя этого человека едва ли не впервые в жизни.

  — Тем, кто прекратит твое пустое, бессмысленное и бесчестное существование, сукин ты сын, — выплевывает Сугавара, едва обретя дар речи. Синовар — проклятый накуренный клоун, но он бьет в яблочко: раз — его  пристрастие к жестоким играм, два — его ревностное отношение к сестре. Навваду поднимается на ноги — силы ему дает новая волна гнева.

  — Я вырежу твой грязный язык!

  Он собирает энергию в клубок, крутит вихрем, строит огненный шар и метает его в Лестера. Навваду до боли хочется увидеть его беспомощным, умирающим, умоляющим, ползающим на коленях. Но удар недостаточно сильный, он может намного, намного мощнее... И тогда эон облекает защитой самого себя, ведь эта гиена не так проста, как кажется.

  — Не будь ты мразью, я бы оставил тебя в покое. Но ты — мразь, Лестер, зарвавшаяся хуманская мразь, и я знал, что ты от нее не отстанешь. Поэтому вас, как в самых романтичных сказаниях, разлучит смерть. Твоя.

  Кайя точно оценит. Ей не впервой. Да, поплачет, да, проклянет его в сотый раз, но останется в живых, не падет на дно по указке этого кретина.

[nick]Навваду Сугавара[/nick][status]хлад[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/95/172120.jpg[/icon]

[Синовар Лестер]

Синовар не стремителен. Много возможностей всадить Терезу прямо в грудь Сугавару, но Лестер позволяет ему подняться и изрыгать оскорбления.

Вообще не злится. Наоборот. Сейчас уже физиономия эона не такая самодовольная. Лестер всем своим естеством чувствует гнев Навваду и его желание убить Синовара. И сейчас от них он получает настоящее удовольствие, усиленное собственным самодовольством.

Да, Синовар в себе не сомневался.

Тут ведь еще и его головорезов полно. Словом, он действительно не видел причин волноваться. Но был в нем какое-то животное желание доминировать лично. Наверное, одно из проявлений его главного олицетворения.

- Знаешь, я подумывал... Ммм... Сдать ее как-нибудь. Когда надоест. Для имиджа это полезно, но...

Физиономия Синовара веселая. Аж зубы видно.

- Теперь я хочу ее еще больше.

Это даже не ложь.

Синовару было наплевать на Нимерию по большому счету. Но, конечно, наличие какого-то препятствия сразу делало цели желаннее.

Разрушительная энергия направляется в сторону демиурга. Перед Синоваром возникает незримый барьер. Недостаточно прочный.

Да, наркота не способствует эффективному использованию магии. Правда, Синовар чертовски крепкий малый. Ну, как и любой демиург. Разрушительная энергия разорвала рукав. Оставила ссадины на руке.

Больше визуальные повреждения, чем реальные.

- У меня аж встал.

Облизывает губы.

Руки обволакивает чернота, которая тут же рвется вперед разрушительной энергией. Не, не выходит. Навваду обволок себя защитой. Довольно прочная, кстати.

Правда, Синовар теперь уже действовал быстрее и агрессивнее. Снова сокращает дистанцию. Прямо через вспышки энергии.

Бьет его снова. По лицу. Довольно ощутимо. Хватает за воротник. Наносит еще один удар. Вновь чернота вырастает прямиком из пола, обволакивая руки Сугавару. Притягивает их прямиком к полу. Чернота опутывает лодыжки. Ну да, пытается обездвижить.

В руке материализуется Тереза. Уродливое черное копье. Да, артефакт не под стать демиургу. Но Магнусу он вполне подходил.

Резкое движение. Тереза пробивает его ладонь. Яд Терезы значительно усиливает болевые ощущения.

Не выдергивает копье из руки. Садится на корточки.

- А мы могли подружиться. Ты бы пришел ко мне на поклон. Ну там знаешь «эй, ты трахаешь мою сестру». Там, откуда я родом, родственники многое значат.

Тут он чуть не заржал.

Да, прямо сейчас поддерживал легенду парня с района. Ну такого, знаете, хуманского, где брат за брата.

- Я понимаю. Ты, наверное, привык находиться на моем месте, да? Но я знаю, каково это – терпеть поражение.

Голос глумливый.

Да, Синовар думал о том, что сексуальное насилие в данном случае – это высший пик унижения, но не торопится. Да и, пожалуй, людоедка ему нравится больше.

- Начинай умолять меня.

Двигает копьем туда-сюда, не доставая из раны.