[Хао’ртез]

Сабаот / Глухая чаща каких-то джунглей / 4851

@Тиру | @Хао'ртез

Эпизод является игрой в  прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту играть без системы боя, красивенько, литературно по согласованию с соигроком.

[Тиру]

Джунгли сегодня были странно тихими. Ни трелей, ни перекличек - будто сама жизнь затаила дыхание, выжидая. Словно знала: надвигается буря. Не в небе - внизу, среди переплетённых лиан и исполинских стволов, в грохоте ветвей, что ломались под тяжестью драконьего тела, и в хриплом, рваном дыхании беглеца.

Он больше не скользил, не прятался, не вымерял шаги с былой осторожностью. Дракон прорывался. Через лианы, что цеплялись за лапы, через ветви крон, что пытались сбить с ног, через боль, что стучала в висках с каждым скачком сердца. Кажется, ещё пару дней назад он чувствовал себя в этих лесах как дома - мягко полз по кронам, не тревожа ни листа, ни ветки, растворялся в зарослях, как будто сам был их частью. Но сегодня - не мог позволить себе эту роскошь. Надо было бежать. Быстро. Без оглядки. Столь далеко, сколько позволит дыхание, сколько хватит сил в конечностях. Он не мог лететь - над кронами наверняка кто-то парил. Один из свиты братьев. Юный дракон знал - если поднимется в воздух, его заметят. А еще... яд. Когда он подействует, падение с такой высоты станет для него приговором.

Два прокола жгли, как клейма. Один - под затылком, другой - под рёбрами, в самое уязвимое место, туда, куда целились всегда. Кровь уже свернулась, но там, под чешуёй, расползалось жгучее онемение - вялое, липкое. Регенерация шла слабо, медленно. Яд, чужой, знакомый, заползал всё глубже, мешал сосредоточиться. Они напали внезапно, когда он был в человеческом облике. Как всегда. Только раньше это были «тренировки», простые детские шалости. Теперь - охота. Тиру не был готов. Человеческое тело не успело увернутся - слишком медленное, беззащитное. Без крыльев. Без чешуи. Если бы он только знал... если бы мог догадаться, что отец расскажет. Что отдаст его - им. Он бы не стал ждать. Добрался бы до границы раньше. Пересёк бы горы. Спрятался в пустыне.
Но сейчас - поздно.

Теперь он бежал. Спасаясь. Отчаянно вырывая себе ещё немного времени. Воздух становился вязким, прогорклым, словно весь мир затягивало горячей смолой. Горечь в пасти поднималась выше. Грудь сжималась. Тело - длинное, змеевидное - вдруг дрогнуло, словно внутри него дёрнули за сухожилие. Судорога прошлась по шее, пронзила позвоночник. Тиру захрипел, выдыхая через зубы сдавленный рык. Передняя лапа соскользнула с ветки. Вторая - не успела зацепиться. Мир качнулся. А затем - рухнул. Деревья разошлись. Ветки обломались с хрустом. Земля встретила его как-то слишком мягко - через толщу боли. Потом - тьма.


Тьма - он не помнил, когда именно она наступила - всё смешалось в какой-то миг между криком и чьим-то тяжёлым дыханием, между болью и звуком собственного падения в грязь. Потом - только джунгли. Обволакивающий, липкий жар. И боль. Такая, что она будто проникала под кожу, в кости, заполняла череп. Всё, что раньше было собой - ушло. Осталась только она.

Тиру не видел. И от этого всё становилось в сотни раз хуже. Он не знал, где вверх, где вниз, не знал, где земля под руками, пока не ударялся о неё снова и снова. Всё тело дрожало в судорогах. Он не кричал - он уже надорвал себе горло. Теперь это был сиплый, глухой хрип, почти рвущий изнутри. Только рваное дыхание, и клочья звука, что слетали с губ помимо воли. Он трясущимися пальцами коснулся лица. Коснулся глаз, и их обожгла налипшая кислота. Веки плавились, слипались, восстанавливались вновь, а за ними - всё ещё были глаза. Что-то тёплое, пульсирующее, едва различимое. Они были целы, или почти. И это было хуже. Потому что яд братьев и их кислота - то, чем плевались зеленые драконы, выжигая насквозь - не могли его убить. Сопротивляемость яду, драконья регенерация снова и снова пыталась вернуть ему зрение. Но яд снова и снова сжигал его. Внутри глаз было пекло. И оно не прекращалось.

Тиру вскрикнул. Невольно. И сразу за этим глухо ударился лбом о корень дерева, когда попытался отползти, сбиться в комок. Всё тело мелко тряслось - не от холода. Было жарко, даже слишком. Но страх давил в груди и толкался в горле. Он не знал, где они. Ушли? Наблюдают? Закончили? Это был голос без ответа. Он звал - мать, отца, кого угодно. Но никто не приходил. Слышались только насекомые, влажные, глухие звуки джунглей, капли воды, падающие с листвы. Пахло мокрой гнилью и кровью.

Тиру дышал слишком часто. Рвано. Почти задыхаясь. Он тянул руку вперёд - наугад - натыкаясь на кору, на мох, на острые листья, что цеплялись за кожу. Он не хотел умирать. Но часть его - слабая, истерзанная - уже просила об этом. Хоть что-то, что остановит этот круг из боли. Но он жил. Проклято, упорно. Жил - потому что регенерация не давала умереть. Жил - потому что, может быть, кто-то всё же придёт. Может, он выберется. Хоть как-то. Хоть ползком. Хоть наугад.
Дракон лишь больше сжался, втянул руки, прижал их к груди, прислушиваясь - к боли, к темноте, к себе. И где-то там, внутри - тихо, едва ощутимо - теплилась мысль. "Если я выживу..." Но дальше нее ничего не было.

[Хао’ртез]

Джунгли действительно были непривычно тихими. Пробираясь сквозь густые заросли, Хао'ртез ступал чинно, как будто в сопровождении невидимой свиты, задумчивым взглядом окидывая окрестности. По записям древнего трактата, некогда извлечённого из пыльной гробницы, спрятанной в разверстой пасти полузабытого храма, где стены всё ещё помнили чужие молитвы, именно здесь должны были скрываться следы исчезнувшей цивилизации — крохотной, забытой, словно выскобленной из ткани самой истории.

Теневые щупальца, словно внимая его мыслям, услужливо раздвигали листву, прокладывая путь меж зарослей и корней, позволяя идти почти беспрепятственно — как привилегированному гостю в покоях природы. Тишина не давила — напротив, она умиротворяла, окутывала покоем, давая отдых после какофонии городов, после безумного гомона Обители, где даже стены личного кабинета не спасали от грохота очередного неудавшегося эксперимента.

Но тишина рассыпалась, как только он углубился чуть дальше. Взметнувшийся треск ветвей, глухой гортанный рёв, вибрация земли, откликнувшейся на падение тяжёлого тела. Любопытство — давнее, неистребимое — вспыхнуло в груди, как старая лампа, и Хао'ртез повернул голову в сторону звука. Всё так же скользя сквозь воздух, почти не касаясь земли, он направился к источнику нарушенного равновесия.

Картина, пред ним развернувшаяся, не потрясла — он видел немало, — но, по меньшей мере, зацепила. Дракон. Молодой. Изодранный, истерзанный, с когтями, скомканными грязью и травой. Его дыхание срывалось на сдавленный вой, что невольно заставил Древнего нахмуриться. Он знал о распрях между драконами, о тех бессмысленных битвах за власть, территорию или амбиции. Но здесь... Здесь было нечто иное. Это не была битва. Это была охота. И юный сородич был добычей.

Тени потянулись вперёд, мягко, почти ласково коснулись израненного тела, пропуская сквозь себя потоки теомагии — как прохладные капли дождя на обожжённой коже. Изучить. Понять.

Два точных удара — под затылком и под рёбрами. Метко. Безжалостно. Яд. Древний нахмурился глубже. Жаль. Крайне жаль, что столь совершенное существо должно угаснуть в такой муке.

Хао'ртез редко, если вообще когда-либо, славился состраданием. Милосердие было ему чуждо, как снег — этим местам. И всё же... вид этой юной души, цепляющейся за жизнь с отчаянной, звериной яростью, пробил сквозь броню безучастия. Рука сама потянулась — одно движение, один разрез пространства, и боль закончится. Быстро. Чисто. Без страха.

Он колебался. Секунду. Две. Три.
Но нет. Не его это дело — определять чью-то последнюю главу. Он не Творец, не Судия, не Палач.
А может, сама судьба свела их здесь? Поставила рядом. В тишине. Чтобы дать этому существу шанс?

Рука вновь поднялась — теперь не для казни. Поток целительной магии, тяжёлый, как вино, и тягучий, как мёд, вплёлся в тело дракона. Не исцеление — на это у Хао'ртеза не было ни дара, ни претензии. Но боль... её можно было заглушить. Сделать приглушённой, почти шепчущей. Словно не вой в голове, а отголосок далёкой метели.

Юный дракон вновь потянулся к глазам, срывая с век остатки кислоты. Хао'ртез вздохнул. Зрение, возможно, уже было утеряно. Или почти. Он не мог спасти его глаза — но мог подарить утешение в их пекле.

Поток магии прошёлся вновь — не плотной волной, но лёгким покрывалом, стараясь приглушить пульс в жилах, замедлить вспышки страдания.

Он уже собирался уходить. Свершив возможное — и невозможное. Но, развернувшись, вдруг остановился. Скрипнул зубами. Что за слабость? У него были правила. Законы. Чужая жизнь — не его территория. Но если закон мешает поступить правильно... быть может, его можно... обойти?

Он протянул ментальные нити, нежные и тонкие, как паутина на рассвете, и окутал сознание юного дракона. Не вломился — нет. Окутал. Укрыл. Тихо. Почти ласково.

— Не шуми, дитя. — Шепот прозвучал не ушами, а где-то глубже — внутри, между болью и отчаянием. — Твои преследователи могут быть ближе, чем ты думаешь.

Теомагия Хао'ртеза не ощущала их поблизости — но тишина могла быть обманчива. Осторожность — никогда не бывает лишней.

— Я помогу тебе, дитя. Я не спасу — ты сам должен выбраться. Но я стану проводником. Я не дам тебе заблудиться во тьме.

Сделав шаг, Древний закрыл глаза и вновь раскинул сеть. Пульсации мира откликались — как биение сердца. Пара драконов — далеко, но они явно искали. Не туда. К счастью. А в другом направлении — старое существо. Тихое. Спокойное. Быть может, оно станет спасением.

— Дыши. Тьма рядом, но она не враг тебе. И не союзник. Она — лишь путница, идущая рядом. Пока ты идёшь — ты жив. А пока жив — ты свободен.

Он не был хорош в утешениях. Но надеялся, что голос его принесёт если не свет, то хотя бы дыхание.

— Следуй за мной. — Голос, уже не просто внутри, а будто где-то рядом, звал — и направление становилось ощутимым.

Да, быть может, за это вмешательство судьба однажды потребует счёт. Но, чёрт побери... не сегодня.

[Тиру]

Сначала Тиру подумал, что сходит с ума. Голоса уже приходили - хриплые, насмешливые, страшные. Иногда - неизвестный, но отдалённо знакомый, будто зовущий из глубины черепа голос, обещавший тепло и возвращение домой. Иногда - братья, смеющиеся, пока он ползёт по траве, усеянной осколками боли. Иногда - просто шёпот. Без слов. Грязный, липкий. Но этот... был другим. Он не хохотал. Не звал. Не приказывал. Не пугал. Он был... тихий. Слишком тихий. Теплее, чем должен был быть голос в таком месте. Словно не звук, а ткань, осторожно наложенная на израненную душу.

Тиру дёрнулся. Судорожно вдохнул и обжёг лёгкие воздухом, в котором всё ещё тлела боль. Повернул голову в ту сторону, откуда - кажется - доносилось это... нечто. Не голос, не слово, а ощущение. Как движение воды под поверхностью. Он ещё не понимал, что этот голос - не снаружи. Он рождался внутри.

Тиру резко отпрянул, болезненно ясно ощутив прикосновение чего-то - магии. Но в этом касании не было боли. Не было жара. Только прохладный, тихий отзвук. Тень? Он не видел. Не знал. Но боль немного отступила, позволив дышать ровнее и попробовать сесть, попытаться подняться на ноги, найдя опору в шершавой коре ближайшего дерева.
— Кто... — сдавленный, сорванный голос. Не голос - хрип. Но вопрос вырвался сам, без разрешения. Он не звал по имени, не спрашивал, где они. Он знал, что это не отец. Не мать. И не смерть. Он бы почувствовал смерть. А это было... другое. Возможно, очередная галлюцинация. Насмешка собственного рассудка, всё ещё отравленного ядом братьев.

Но что-то начало меняться. Незаметно. Боль не исчезла - но отступила, как волна, что больше не ударяет в грудь, а просто шумит где-то рядом. Он всё ещё дрожал. Но уже не выл. Когда незримое существо заговорило вновь - шёпотом, будто проходящим сквозь грудную клетку, сквозь выжженную плоть - Тиру замер. Его пальцы, стиснутые, цеплявшиеся за жёсткую кору, дрогнули. И на один короткий миг он почувствовал, что не один.
— Ты... — это слово далось легче. — Ты кто?..
Он не знал, стоит ли бояться. Но впервые за всё это время ощущал: кто-то рядом не хочет его добить. Не наслаждается его слабостью. Не наблюдает, не ждёт конца. Тиру судорожно выдохнул. Попробовал сделать шаг, вытянуть руку - но остановился. Осторожность, смешанная с доверием, которого почти не осталось, удержала его. Он прислушался к словам, что теперь звучали будто совсем рядом.

Внутри что-то дрогнуло. Ещё не надежда - до неё было слишком далеко. Но то, что едва вспыхнуло, было проще. Звериное. Инстинкт: тянуться туда, где меньше угрозы. Где шёпот не пугает, а ведёт. Где, может быть, есть шанс выжить. Он не мог идти быстро. Каждое движение на слабых, трясущихся ногах отзывалось болезненной вспышкой. Но Тиру пытался. Врезался, цеплялся, лишь бы не упасть. Лишь бы не остаться там, где было хуже всего. Лишь бы дойти - в одном отчаянном желании: выжить.