[Кийтал Наршерри]

пл.Климбах, руины древнего города в дождевых чащобах / 12.10.3027 г.

Либертас / Кийтал Наршерри

Эпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя. Использование кубов и способности «подключение к коллективному разуму хтонов» по согласованию.

Проверенный клиент. Самый обычный заказ. Сопровождение груза на Климбах. Что может быть проще и привычней. Сюрпризов и неожиданностей не предвиделось. Казалось бы, что может пойти не так?...
Появление хтона-аннигилятора не мог предвидеть никто. Атака. Боль. И жизнь лорда Кийтала  Наршерри из Дома артефакторов Кастро-Бриен, приближающемуся к закату жизни, разделилась на «до» и  «после».
Мгновения «до» были полны жизни.
Интриги, светские рауты, будуары красивейших женщин. Власть по праву, принадлежащая правящей семье Наршерри. Любимое дело.
Мгновения «после» ...
...превратились в непрерывную иссушающую боль, обжигающую каждый нерв, каждую клеточку тела. Она была всюду. Он привык... научился не замечать ее, погрузившись в странное оцепенение, напоминавшем болезненную кому.
Тварь спала... пока ее не потревожили извне.
...и она пробудилась...
...чтобы восстать из пепла...
 

[Кийтал Наршерри]

Сезон дождей. Он начинался с приближением осени. И хоть время начала осенних дождей было известно, каждый раз это было неожиданно.  Потоки воды обрушивались на зону экваториальных джунглей Климбаха, накрывая их плотным шелестящим куполом. Древние, дождевые леса и без того труднопроходимые летом, превращались в поистине непролазные дебри, способные укрыть многое от посторонних глаз, осенью и зимой.
Тяжелые капли воды ударялись по упругим листьям, собираясь в маленькие озерца, а потом, когда импровизированная чаша переполнялась, тонкими струйками стекали вниз, барабаня по искривленным ветвям. Они летели во тьму, теряясь среди густых ветвей, переплетавшихся друг с другом лиан и огромных цветов, озарявших нижние ярусы призрачным серебристо-голубым светом. Джунгли еще не успел устать от нескончаемых ливней, а потому радостно впитывал столь долгожданную влагу, раскрываясь навстречу дождевым струям, несущимся с неба.
Потоки воды обрушились на скрытые в дождевых чащобах руины древнего города, превращая его улицы, в маленькие бурные речки. Вода вымывала из трещин и ям стершейся и потускневшей от времени брусчатки забившуюся в них грязь и кости каких-то животных, не сумевших избежать зубов хищников. Она выдирала гибкие стебли молодых лиан, чьи корни были слишком слабы, чтобы удержаться на каменных стенах древних дворцов и уносила их прочь, выбрасывая в глубинах дождевого леса. Все живое затихло, попрятавшись по норам, и не пыталось высунуть носа из своих укрытий. Руины очищались, являя былое великолепие, некогда восхищавшее тех, кому удавалось добраться до этих мест. И даже сейчас, когда от города почти ничего не осталось, его развалины поражали сложностью и искусностью архитектуры.    
...Боль.
Она пульсировал в теле, растекаясь горячими каплями, обжигая чувствительные нервные окончания, заставляя болезненно морщиться. Тварь пошевелилась, приподнимая голову и тут же, глухо застонав, уронила ее, содрогнувшись от пронзившей череп и тело боли. Мир взорвался мириадами ослепительно-кровавых звезд, вновь погружая его во тьму.
Сознание возвращалось медленно и лениво. Оно вспыхивало яркой звездочкой, давая почувствовать окружающий мир, но тут же гасло, окутывая его покрывалом мрака.
Когтистые пальцы дернулись, заскребли, царапая потрескавшийся камень. Руки напряглись, под белой кожей перекатывались литые мышцы. Бледное существо застонало, отрывая голову от влажных плит, приподнялось, опираясь на руки и вонзая кривые когти глубоко в трещины в камне.
Белесое тело содрогнулось в болезненной дрожи. Сейчас тварь была беспомощна. Она не чувствовал ни влажных прикосновений дождевых струй, ни шероховатой поверхности каменных плит. Она ослепла и оглохла...
И лишь тьма, наполненная невыносимой болью, окутывала его сознание, раздирая израненное атакой чудовища тело на сотни мелких кусочков. Она, словно чудовищная паутина, проникала в самую суть, заставляя белесое существо корчиться в предсмертной агонии.
Тьма, словно амеба, лениво пульсировала в такт редким сполохам, пробегавшим по ней. Она напоминала чудовищную опухоль, что паразитирует на живом организме и разрастается, поглощая все новые и новые участки сознания, превращая его в жидкое желе, которое столь же стремительно оседало, рассыпаясь и оставляя после себя лишь едва заметную пыль.
Тварь снова пошевелилась. Мир вокруг нее взорвался ослепительной вспышкой всепоглощающей злобы, пронзившей каждую клеточку ее изломанного тела. Кажется, с ее губ слетел крик. Пронзительный. Жуткий. Срывающийся на глухой вой.
Дождевые струи монотонно барабанили по камню, шелестящей музыкой окутывая все вокруг. Они омывали бледное существо, завораживая и убаюкивая его. Поток воздуха, проникший внутрь пустого зала, принес с собой вкус влаги, тяжелую гниль разлагавшихся трав и древесины, одуряюще сладкий шлейф ароматов экзотических цветов, раскрывших свои лепестки навстречу живительному ливню.
Тварь, пошевелилась, замирая, зевнула, клацнув челюстями, и утонула в сонных грезах.
Монотонный перестук дождевых капель, шуршащий снаружи, успокаивал, изгоняя злобу и погружая существо в сонное оцепенение. Снова...

[Либертас]

Либертас любил дождь. Он вообще воду любил, будь то бескрайнее море звёзд или обычное планетарное море, тихая заводь или бурная горная река. Дождь тоже был ему по душе. И даже духота, которую с собой приносили дожди, его особо не волновала, ведь под дождём начиналась новая жизнь.
В джунглях Климбаха дождь был особенно приятен. Такой густой, льющий стеной, такой жаркий, превращающий всё вокруг во что-то недоступное обычному гуманоидному разуму. Дождь делал и без того дикую природу ещё более дикой, и это восхищало демиурга до мурашек.
Неудивительно, что дикий Климбах больше всего пострадал от хтонов — хотя как пострадал, по мнению Либертаса, он только выиграл в искусственном форсировании биоразнообразия. Собственная фауна Климбаха, да и остальных планет в этой звёздной системе, давно наскучила богу свободы. Все эти звери были такими обычными, такими скучными и таааак медленно развивались, что хотелось ради разнообразия попробовать уничтожить всю эту фауну, чтобы на её месте зародилась новая. В принципе, это даже было возможно, но вряд ли привело бы к разнообразию. Да и малочисленные коренные народы не поняли бы, куда делась их кормовая база...
Как же тяжело быть богом. Всю свою бесконечную жизнь тебе приходится бороться с самым страшным врагом, который только мог быть создан природой — со скукой. Даже умирать и возрождаться наскучило.
Но хтоны... О, да, эти чудовища привнесли разнообразие такое, что Либертас уже и позабыл о скуке, об унынии и даже о желании где-нибудь сдохнуть и возродиться, чтобы немного разнообразить эту жизнь. Хтоны были неведомыми, загадочными, и хоть и имели какую-то схожесть с высшей фауной в пищевых цепочках экосистем Климбаха, но обладали одним разительным отличием: они были по-своему разумны.
Этот инопланетный разум, не схожий ни с чем в архейской системе, тоже восхищал демиурга. Он не был подчинён гуманоидной морали, но и аморальными хтоны не были; они всего лишь были иными, не такими, как любой разумный в архейской системе. С наиболее разумными даже можно было вести разговор, чем Либертас с удовольствием занимался.
Надо ли упоминать, что при появлении хтонов в системе почти все дела в Ордо были снова взвалены на несчастных магистров и несчастного секретаря, а сам Либертас просто свалил на Климбах на долгие годы?Даже удивительно, что орден с таким отношением вообще просуществовал уже больше тысячи с хвостиком лет.
Надо ли упоминать, что самому демиургу было глубоко на это плевать и он просто наслаждался дождём?
Уже пять лет он жил с одной из хтонических стай, обмениваясь с их вождём-элитником знаниями и умениями обо всяком, и даже сам стал кем-то вроде члена стаи — ну или он просто настолько провонял хтоническими феромонами, что хтоники не могли его не воспринимать, как одного из своих. По крайней мере, за последний год его пытались сожрать всего-то один раз. Тела пожирателей-неудачников Либертас разделял со всей стаей, впиваясь в чужеродную плоть с таким же аппетитом, как в нежнейшие кремовые пирожные, что готовили кухарки лирейской базы.
Он искренне наслаждался жизнью со стаей, пока вдруг не пропал один из членов стаи. Это не было чем-то необычным, всё-таки гуманоидные расы пытались истребить хтонов и с обеих сторон помирали солдаты, но что-то свербело в глубине души Либертаса. Что-то было не так, и он не понимал, что именно. Он решил выследить пропавшего хтона, подспудно чувствуя, что расследование приведёт к чему-то интересному.
Чуйка не подвела. Она привела к чему-то, что Либертас ещё не видел: к выжившей жертве аннигилятора. Да, без сомнения, это было чем-то новым, незнакомым и восхитительным, хотя выглядела тварь... Интересно. Она явно сочетала в себе черты того, тко пытался пожрать его, и черты пожранного, хотя хтонического было больше. Лицо в алых узорах, огромные крылья, длинных хвост... Тварь спала, и её мускулы нервно подёргивались. Кажется, слияние охотника и жертвы произошло не так давно, и тварь всё ещё адаптировалась.
Либертас присел перед лицом твари и коснулся её пальцами. Тёплый. Тварь была, вне всяких сомнений, живее всех живых. Бог улыбнулся: кажется, он своими глазами увидел зарождение новой жизни, отличной от уже существующих в системе тварей.
Главное, чтобы тварь не проснулась слишком голодной.