Аркхейм

Здравия!

Абсолютный новичок ищет терпеливого человека (или человеков) для первой игры в личном эпизоде.

Персонаж вышел чуть более готичным, чем планировалось, но вдруг здесь есть любители чего-то эдакого — экзистенциального, нежно-горького, с размышлениями о жизни и смерти и светлой тоской в перерывах между приключениями.

Если добавить чуть стёба и иронии, чтобы не было слишком мрачно, будет идеально (но полная дарк тематика тоже приветствуется, главное не забыть стоп-слово) ). Не знаю, важно ли, но персонаж обитает на Хароте, особо никуда не вылетает больше.

Жёстких планов на эпизод нет, открыта к идеям и обсуждению. Обещаю проявлять в игре равноценную инициативу.

От игры хочется вдумчивого, атмосферного начала с акцентом на характеры, разговоры, какие-то тихие, странные вещи, через которые лучше узнаются герои. А дальше может быть и что-то динамичнее, спор, драка, погоня, ще, как говорится, душе угодно и в пределах разумного. Мне важно через игру прочувствовать персонажа, его образ и стиль. Буду рада найти игрока, которому тоже сейчас интересно искать и "щупать" персонажа. Мне также нужно скорее догнать планку в минимум 4 поста в месяц, поэтому буду рада быстрому старту :D

1. Имя и фамилия персонажа
Хельм.

2. Раса и год рождения
Хуман, воскрешенный (высшая-нежить).
Год рождения: 5003 (23 года)

3. Место проживания, род занятий и состоятельность
Планета Харот, город Астра. Работает на кладбище и живет в поминальной часовне. Состоятельность низкая — деньги копит, хотя сам не особо знает зачем. Наверное, хотел бы облагородить кладбище, построить рядом небольшой домик, но, скорее всего, это лишь отголоски жизни «до».

4. Цвет магической энергии и ориентация
Белая, полупрозрачная. Асексуален.

5. Биография
То, что Хельм никогда больше ясно не вспомнит, но что преследует его, как видения, — невесомые, неуловимые, но навязчивые.

Он точно не знал своего происхождения, но знал, что когда-то у него была семья. Иногда, наблюдая за скорбящими родителями у детских могил, он ловил себя на мысли: а каково это — знать, кто ты, откуда, чей? В голове всплывал образ чего-то тёплого, но чужеродного, как запах домашнего хлеба из чужого окна. Он протягивал к нему руку — и воспоминание рассыпалось, оставляя после себя лишь сладковатый привкус тоски, который Хельм тут же отвергал.

Цветы были его навязчивыми спутниками. Не просто украшениями могил, а чем-то... личным. Особенно белые розы. Их лепестки всегда казались ему слишком хрупкими, будто вот-вот осыпятся от одного неловкого вздоха. Когда он поправлял их на могилах, пальцы сами сжимались чуть крепче, будто пытались ухватить что-то тончайшее. Иногда, в редкие мгновения между сном и явью, перед ним возникала женщина в перчатках. Лица он не видел. Только руки. Руки, пахнущие землёй и чем-то горьковатым, как полынь. Они касались его мельком, случайно, и тут же отдергивались, будто обжигались.

Эти обрывки памяти переплетались с другими. Холод. Снег. Что-то маленькое и тёплое, зажатое в его детских ладонях. Потом — земля, сыплющаяся сверху, грубый, мужской, смех над головой, а после, другому тону наперекор,  голос. Женский, тихий, как шелест засохших листьев:

«Всё живое становится цветами».

Эти слова стали для него чем-то большим, чем просто утешение. Они превратились в закон, в незыблемую истину, в которую он верил куда крепче любых правил. А после – снова тело в земле. Но в этот раз больше, хрупче, роднее.

Но свою смерть Хельм помнит. В ту ночь он увидел огни. Злые, суетливые, ненасытными языками они выхватывали из мрака скрюченные фигуры с ломами и мешками. Хельм мародёров узнал сразу. В их повадках всегда было что-то ненасытное, какая-то поспешная жадность, выдававшая их даже в темноте. Извечные стервятники, кружащие над чужой смертью. Он не побежал. Не закричал. Просто встал между ними и одной могилой, той, где росли белые розы. Почему именно этой? Он и сам не знал.
Первый удар был в живот. Второй — по голове. Боль пришла запоздало, уже когда он лежал на земле, чувствуя, как что-то тёплое растекается по груди. Над ним хохотали, спорили, кто ударил сильнее. Единственное, что он запомнил, — как дрожали садовые ножницы в крепко сжатом кулаке, как боль сменилась приятной прохладой и баюкающей пустотой, как последнее, что выжглось в его глазах, — кровь на обломанной белой розе, раздавленной каблуком.

"Опять белые розы..." — подумал он, уже не понимая, почему сказал "опять". Потом стало холодно. Потом — тихо.

В конце концов, он тоже станет цветком, будь то роза или просто фиалка.

Но смерть не была концом. Смерть – никогда не конец.

Всегда есть что-то другое — следующее своему пути, логике или её отсутствию. Как с самых грязных деревьев появляются самые сладкие плоды, как из гнилой плоти прорастают цветы, так и мёртвое становится живым.

В его последней мысли было простое желание – наконец-то слиться с землёй, стать частью той тихой и сложной красоты, что прячется в переплетении корней и прожилок листьев. Но судьба, всегда жестокая в своей иронии, подарила ему не вечный покой, а странное пробуждение. После смерти Хельм стал редким, почти случайным экспериментом. Некромант, чей облик и имя он забыл, не хотел создавать идеального слугу. Просто тестировал дешёвый способ воскрешения. Хельм получился «удачным браком»: тело не сгнило, разум сохранился, но для боевых задач он слабоват. Магии почти нет — только слабое целительство и едва тлеющая некромантия, да и память дырявая — важные вещи забывает. Некромант посчитал его «мусорным результатом». Старик, разочарованный, махнул рукой. Не стал ни «разбирать на детали», ни уничтожать. Просто оставил его, как оставляют ненужную вещь в чулане: «Авось пригодится». А Хельм просто ушёл. Не потому, что осознанно бежал, ведь он даже не понял, что был пленником. Проснулся, увидел открытую дверь склепа (то ли ветер распахнул, то ли сам некромант забыл закрыть), и вышел, как выходят на утреннюю прогулку. Теперь он блуждающий артефакт неудачного ритуала, даже не подозревающий, что должен был стать чьим-то орудием. Его бросили не из жестокости — из равнодушия. И, возможно, это к лучшему

Ноги сами привели его обратно к могилам. Хотя, впрочем, почему сюда и что это за место, тогда он уже не знал. Но решил жить и работать тут, как и подобает мертвецу. На своём месте, среди своих. Но уже совсем другой: по-странному всегда лениво ухмыляющийся; разговаривающий с теми, кого больше не услышит никто; плетущий венки теперь и себе; милосердно и без злобы убивающий мародёров и закапывающий их на окраине кладбища, чтобы дать им возможность переродиться лучшими людьми.

6. Образ
Бледный, как лунный свет на старых надгробиях, Хельм кажется вырезанным из потускневшего фарфора — хрупким, но странно цельным. Его кожа почти прозрачна, с голубоватыми прожилками у висков, будто под ней течёт не кровь, а застывшая вода. Чёрные кудри, непослушные и мягкие, как шёлк, обрамляют лицо.

Он носит потрёпанный, но чистый плащ смотрителя кладбища, из кармана которого торчат пучки сушёного розмарина и мяты — то ли чтобы отгонять запах тлена, то ли просто потому, что ему нравится их аромат. На голове венок из цветов. Иногда это полевые и дикие, а иногда благородные из оранжерей и парков. Он двигается бесшумно, будто не касается земли, а его улыбка, едва тронутые уголки губ, кажется то ли приветливой, то ли отстранённой как у того, кто знает шутку, которую вам никогда не понять.

Хельм — тихий и безмятежный, как кладбищенский рассвет. Его эмоции притуплены, оставив лишь детское любопытство к миру, где для него нет границы между жизнью и смертью. Мёртвые "те, кто перестал говорить", живые — "те, кто ещё шевелится". Он может искренне утешать скорбящих словами "не грустите, ему теперь не больно", а к умирающему подойти с непоколебимым спокойствием и предложить уютное местечко под старой ивой.

Его доброта лишена морали и оценок: он одинаково рад помочь ребёнку найти игрушку и выкопать могилу для только что умершего. Однако иногда, если свет луны ложился на кладбище особенно мягко, а в воздухе пахло свежей травой, и само солнце осмеливалось выглянуть из-за деревьев над кладбищем, Хельм задерживал ладони над ранеными кошками, и тогда шерсть под его пальцами теплела, а царапины затягивались. Правда, на следующий день он уже не мог вспомнить, как это делал.

Бестолковый, но не глупый, он запоминает трещину на подошве вашего сапога, но забывает ваше имя. Может долго смотреть на вас, не моргая, или внезапно замолчать, уставившись в пустоту, но на самом деле просто считает ворон (буквально).

Единственное, что выводит его из равновесия — когда кто-то нарушает покой мёртвых. Он не злится, не кричит. Просто становится настойчивым. Будет стоять на пути у грабителей, даже если те вооружены. Иногда они действительно бросают своё дело и уходят. А если нет... что ж, кладбище большое. Места хватит всем.

Он не помнит, кем был при жизни. Но, проходя мимо свежих могил, он наклоняется и поправляет цветы, так бережно, будто это самое важное дело на свете.

Некромантией он не пользовался вовсе. Не из брезгливости (ведь свое же неживое бытие он считал привилегией, не проклятием, хотя и даром нежданным), а потому что кладбище для него было местом покоя, но не ресурсом. Мёртвые, встреченные им, вызывали у него лишь тихую вежливость. Хельм не тревожил их, они не трогали его. Он смотритель, а не хозяин.

7. Уровень персонажа, вид источника

Уровень персонажа:4

Вид источника:Магия

8. Связь с игроком
Тг, лс

9. Галерея
https://arkhaim.su/index.php?msg=513699

10. Как вы нас нашли?
Через сайт с поиском форумных ролевок