— Но мне бы хотелось... починить... скажи, что для этого нужно? Я уничтожу тот город, в котором тебя сломали... — произнесла она в самые губы, чувствуя горячее дыхание на своих. Оно наполняло Камальдуллу изнутри, удовольствием распирая мембраны её сущности. Дыхание было ни чем иным, как концентратом эмоций, самой жизни Аврелии, её «души», что билась под белоснежной шелковистой кожей.
Демиург прекрасно знала все особенности своей смертной оболочки. И в силу крайне низкого интереса к плоцким играм со смертными (в отличие от многих своих сородичей), она и вправду боялась сломать свою любовницу. Исключительно по причине отсутствия богатого опыта. Первые минуты ей казалось, что неосторожное движение, излишне сильное сжатие пальцев и она услышит болезненный вскрик или... треск костей. Камальдулла старалась себя сдерживать, будто бы забыв, что перед ней не простая смертная, а высокоранговая магесса, сама способная сломать кого угодно.
— Если бы это было стеснение... — мягко улыбнулась богиня, — мы бы уже давно самозабвенно... хм... любили друг друга, — похоже, она не хотела обращать грязными словечками их первый раз, — но... то что я испытываю, называется страхом, — она провела свободной рукой по груди Аврелии, сжав пальчиками сосок и поцеловав ту в шею, — я боюсь сорваться, и остановить меня будет очень сложно... с каждой секундой я всё сильнее теряю контроль... — призналась она, сжимая ягодицу возлюбленной и прижимая ближе. В радужках Камаль вспыхивали золотистые искры, многие из них походили на язычки пламени.
Эмоции Аврелии, её чувствительность словно завладели Камальдуллой, окунули её в горящую бездну желания, которому невозможно было сопротивляться. И невозможно, и не хотелось. Взгляд богини затянула дымка, зрачки расширились, заполнив пространство радужки и теперь глаза напоминали горящую бездну. Их тела сплелись окончательно, Камальдулла сильно сжала бёдра Аврелии, заполнив её. И энергией. И собой. Во всех смыслах. Буквально оказавшись под кожей.
Горячая пульсация захватила тело, словно солнце билось внутри, щедро расплескивая лучи удовольствия. Камальдулла забыла на несколько часов всё: кто она, кем является для мира, какие цели преследует. Собственное имя. Всё ее сознание сосредоточилась на единственной девушке с волосами закатной зари... девушке, столь сладкой и желанной, что отпустить её было просто выше сил божественного существа.
Её губы и руки исследовали каждый участок тела любовницы, не оставив без внимания и сантиметра. Казалось, она хочет поглатить её целиком, без остатка, но вместо этого лишь сильнее становятся толчки, глубже проникает и в тело, и в сущность возлюбленной. И наполняет себя ею. Камальдулле хочется больше, хочется чувствовать её везде, словно голод, терзавший её разум тысячи лет назад вернулся и возрос востократ. Она кричит от удовольствия, оглушённая и эмоциями Аврелии, и своими собственными, накрывшими её словно цунами.
Желание раздирает её изнутри, и она боится... боится, что потеряет счёт времени, боится, что Аврелии больно, хотя демиурги непревзойдённо умеют отличать эмоции друг от друга, потому что пьют их напрямую, они делают выводы по внешним проявлениям. Камальдулла чувствует себя оглушённый удовольствием и счастьем, а потому подсознательно не исключает того, что все её божественные «примочки» сейчас обманывают её. Показывают то, что она хочет видеть. Она хочет видеть Аврелию в своих объятиях, она хочет чтобы Аврелия кричала от удовольствия, чтобы выкрикивала её имя, чтобы царапала ногтями спину до крови. Она хочет навсегда отпечататься в её памяти, в её сущности... она хочет её присвоить. Навсегда. И она убьёт любого, кто попробует её отнять. Пусть это будет сам Энтропий, или Культ Чернобога в полном составе из десятков легионов.
И она не может отпустить её сейчас. Аврелия, возможно ощущает, что порой Камальдулла излишне придавливает её к поверхности магической печати, не позволяет далеко отстраняться, словно боясь, что та совершит побег. А если Аврелия попробует, то, пожалуй, ощутит на себе ту силу, с которой крайне сложно совладать, если ты уступаешь своему любовнику хоть в чём-то.
Комальдулла не знает сколько прошло времени, её биологические часы бесповоротно сбились, сознание капитулировало и лишь сейчас... спустя неизвестность... она словно протрезвела, ощутив удовлетворение. Голод затик... но их сплетенные, влажные и уставшие от страсти тела, все еще подрагивающие, покоились друг на друге, словно слитые в одно целое.
Сколько прошло времени? Час? День? Месяц? Год? Век? Миллениум?
— Аврелия? — Камальдулла слышит свой голос, чуть хриплый от крика. Глаза женщины закрыты, поэтому богиня не видит любимого лица, — Аврелия... скажи что-нибудь... ты жива?
И ей хочется рассмеялся, насколько нелепым, гротескным ей кажется вопрос... в этой конкретной ситуации. Но и тени улыбки не ощущается в её голосе, она спрашивает на полном серьёзе. Она спрашивает с немалой долей страха. Словно они только что не занялись любовью на крыше небоскреба, а развратили ещё один планетоид...
Демиург прекрасно знала все особенности своей смертной оболочки. И в силу крайне низкого интереса к плоцким играм со смертными (в отличие от многих своих сородичей), она и вправду боялась сломать свою любовницу. Исключительно по причине отсутствия богатого опыта. Первые минуты ей казалось, что неосторожное движение, излишне сильное сжатие пальцев и она услышит болезненный вскрик или... треск костей. Камальдулла старалась себя сдерживать, будто бы забыв, что перед ней не простая смертная, а высокоранговая магесса, сама способная сломать кого угодно.
— Если бы это было стеснение... — мягко улыбнулась богиня, — мы бы уже давно самозабвенно... хм... любили друг друга, — похоже, она не хотела обращать грязными словечками их первый раз, — но... то что я испытываю, называется страхом, — она провела свободной рукой по груди Аврелии, сжав пальчиками сосок и поцеловав ту в шею, — я боюсь сорваться, и остановить меня будет очень сложно... с каждой секундой я всё сильнее теряю контроль... — призналась она, сжимая ягодицу возлюбленной и прижимая ближе. В радужках Камаль вспыхивали золотистые искры, многие из них походили на язычки пламени.
Эмоции Аврелии, её чувствительность словно завладели Камальдуллой, окунули её в горящую бездну желания, которому невозможно было сопротивляться. И невозможно, и не хотелось. Взгляд богини затянула дымка, зрачки расширились, заполнив пространство радужки и теперь глаза напоминали горящую бездну. Их тела сплелись окончательно, Камальдулла сильно сжала бёдра Аврелии, заполнив её. И энергией. И собой. Во всех смыслах. Буквально оказавшись под кожей.
Горячая пульсация захватила тело, словно солнце билось внутри, щедро расплескивая лучи удовольствия. Камальдулла забыла на несколько часов всё: кто она, кем является для мира, какие цели преследует. Собственное имя. Всё ее сознание сосредоточилась на единственной девушке с волосами закатной зари... девушке, столь сладкой и желанной, что отпустить её было просто выше сил божественного существа.
Её губы и руки исследовали каждый участок тела любовницы, не оставив без внимания и сантиметра. Казалось, она хочет поглатить её целиком, без остатка, но вместо этого лишь сильнее становятся толчки, глубже проникает и в тело, и в сущность возлюбленной. И наполняет себя ею. Камальдулле хочется больше, хочется чувствовать её везде, словно голод, терзавший её разум тысячи лет назад вернулся и возрос востократ. Она кричит от удовольствия, оглушённая и эмоциями Аврелии, и своими собственными, накрывшими её словно цунами.
Желание раздирает её изнутри, и она боится... боится, что потеряет счёт времени, боится, что Аврелии больно, хотя демиурги непревзойдённо умеют отличать эмоции друг от друга, потому что пьют их напрямую, они делают выводы по внешним проявлениям. Камальдулла чувствует себя оглушённый удовольствием и счастьем, а потому подсознательно не исключает того, что все её божественные «примочки» сейчас обманывают её. Показывают то, что она хочет видеть. Она хочет видеть Аврелию в своих объятиях, она хочет чтобы Аврелия кричала от удовольствия, чтобы выкрикивала её имя, чтобы царапала ногтями спину до крови. Она хочет навсегда отпечататься в её памяти, в её сущности... она хочет её присвоить. Навсегда. И она убьёт любого, кто попробует её отнять. Пусть это будет сам Энтропий, или Культ Чернобога в полном составе из десятков легионов.
И она не может отпустить её сейчас. Аврелия, возможно ощущает, что порой Камальдулла излишне придавливает её к поверхности магической печати, не позволяет далеко отстраняться, словно боясь, что та совершит побег. А если Аврелия попробует, то, пожалуй, ощутит на себе ту силу, с которой крайне сложно совладать, если ты уступаешь своему любовнику хоть в чём-то.
Комальдулла не знает сколько прошло времени, её биологические часы бесповоротно сбились, сознание капитулировало и лишь сейчас... спустя неизвестность... она словно протрезвела, ощутив удовлетворение. Голод затик... но их сплетенные, влажные и уставшие от страсти тела, все еще подрагивающие, покоились друг на друге, словно слитые в одно целое.
Сколько прошло времени? Час? День? Месяц? Год? Век? Миллениум?
— Аврелия? — Камальдулла слышит свой голос, чуть хриплый от крика. Глаза женщины закрыты, поэтому богиня не видит любимого лица, — Аврелия... скажи что-нибудь... ты жива?
И ей хочется рассмеялся, насколько нелепым, гротескным ей кажется вопрос... в этой конкретной ситуации. Но и тени улыбки не ощущается в её голосе, она спрашивает на полном серьёзе. Она спрашивает с немалой долей страха. Словно они только что не занялись любовью на крыше небоскреба, а развратили ещё один планетоид...