Аркхейм

Раннее утро окутало княжескую резиденцию прохладным туманом, сквозь который едва пробивались первые лучи солнца, окрашивая небо в бледные оттенки вишнево-розового и злата. Воздух свеж, наполнен ароматом влажной земли и цветущих деревьев, а тишину нарушали лишь редкие голоса проснувшихся слуг, начинавших свой день в полусне. Генри ступил за ворота резиденции, его высокий силуэт, облаченный в длинное черное пальто, казался почти призрачным в этом предрассветном сумраке. Белоснежные волосы, колышимые легким ветерком, мерцали, словно покрытые инеем, а маска с алым руническим шрамом отражала тусклый свет, придавая ему вид незваного духа, блуждающего среди живых. 

Главная резиденция возвышалась перед ним, величественная и строгая, с изогнутыми крышами, украшенными резными статуями, чьи силуэты терялись в дымке. Деревянные колонны, покрытые темным лаком, поддерживали тяжелые балки, а бумажные фонари, еще не погасшие после ночи, отбрасывали призрачные тени на каменные плиты двора. Он медленно прошел мимо, его трость едва касалась земли, он не торопился нарушить хрупкое равновесие этого места. Внутри резиденции уже слышались шаги — слуги начинали разжигать очаги, готовя утренний чай, он же не стал задерживаться, предпочитая наблюдать за пробуждением мира со стороны. 

Библиотека, расположенная в отдельном павильоне, манила его тишиной и запахом старых книг. Двери распахнуты настежь, будто приглашая в свои глубины. Внутри ряды деревянных шкафов, доверху заполненных свитками и фолиантами, стояли в строгом порядке. Архиватор провел пальцами по корешкам, ощущая под перчатками шероховатость кожи и шелк переплетов. Здесь хранились знания, собранные веками, и он на мгновение задержался, вдыхая аромат пыли и чернил, словно пытаясь уловить в нем отголоски прошлого. Но даже это святилище молчания не удержало его надолго — он вышел, оставив за собой лишь легкое колебание воздуха, взметнувшего страницы незакрытой книги. 

Дома слуг весьма скромны, но аккуратны, с соломенными крышами и небольшими окнами, затянутыми бумагой. Из труб уже поднимался дымок — кухня начинала свою работу. Он видел, как одна из служанок, зевая, несла корзину с овощами, ее босые ноги шлепали по мокрым камням тропки. Он обошел стороной, не желая привлекать внимание, и направился к хранилищу — низкому каменному зданию с тяжелыми железными дверями. Здесь, как он предполагал, хранились запасы провизии и семейные реликвии, возможно, даже артефакты, достойные внимания кого-то из почетных артефакторов. Но двери были заперты, а стражники еще не заняли свои посты, потому он лишь провел рукой по холодному металлу, ощущая под пальцами шероховатость кованых узоров, и двинулся дальше. 

Конюшни встретили терпким запахом сена и лошадиного пота. Несколько жеребцов уже проснулись, фыркая и переступая копытами по соломе. Он остановился у одного из стойл, наблюдая, как могучий гнедой конь наклоняет голову, словно изучая его сквозь пышные ресницы. Он протянул руку, позволив животному обнюхать перчатку, но не стал гладить — ему было достаточно этого мимолетного контакта, этого безмолвного диалога между двумя существами, чуждыми этому миру, в котором оказались когда-то и должны будут провести здесь остаток своих дней. 

Прачечная и склад продуктов куда оживленнее — здесь служанки уже наполняли котлы водой, а повара пересчитывали мешки с крупами. Генри прошел мимо, не задерживаясь, его больше привлек водный павильон, стоявший на краю пруда, где кувшинки еще не раскрыли свои бутоны, ведь не не успела обласкать длань рассвета. Мостки, ведущие к нему, слегка покачивались под его шагами, а вода, черная и безмолвная, отражала его образ, искажая до неузнаваемости. Внутри павильона царила прохлада, а слабый свет, проникающий сквозь резные решетки, рисовал на полу причудливые узоры. Он сел на низкую скамью, положив трость рядом, и закрыл глаза (огни, горящие ярким янтарем потухли, уступая место тьме под маской), слушая, как ветер играет с листьями лотоса. Но и это место не стало ему приютом на долго.

Беседка в саду оказалась следующей остановкой. Ее легкие конструкции, украшенные ажурной резьбой, казались почти невесомыми. Генри прислонился к одной из колонн, наблюдая, как садовник подрезает кусты, его движения точны и медитативны. Кошачий дом, расположенный неподалеку, привлек его внимание мягким мурлыканьем — несколько пушистых обитателей резиденции уже грелись на первых лучах солнца. Один из них, крупный рыжий кот, лениво поднял голову, уставившись на него нефритовыми глазами, но, не обнаружив угрозы, снова свернулся клубком. 

Гостевые домики и казармы оставались тихими — их обитатели еще спали. Генри лишь бросил взгляд на тренировочный павильон, где уже виднелась фигура одного из стражников, выполнявшего утреннюю разминку. Звуки его дыхания и удары меча по деревянному манекену нарушали утреннюю тишину, но не могли разорвать ее полностью. Слишком плотна была пелена дремы, окутывая все бытие.

Горячий источник, скрытый за бамбуковой изгородью, окутывал паром, который смешивался с туманом, создавая иллюзию другого мира. Генри подошел к воде, наблюдая, как ее поверхность дрожит от подземных ключей. Он не стал раздеваться — ему было достаточно опустить руку в воду, ощущая ее тепло, контрастирующее с утренней прохладой. И тут же вытащить, наблюдая за тем, как с кожи перчатки поднимаются тонкие струйки пара, а вниз спускается капель, нарушая тишину утреннего шествия.

Наконец, он оказался в большом саду, где дорожки, усыпанные мелким гравием, вели меж клумб с пионами и хризантемами. Фруктовые деревья, тяжелые от незрелых плодов, бросали тень на землю, а в малом саду, устроенном в стиле дзен, царила абсолютная гармония камней и мха. Бамбуковая роща шелестела на ветру, ее тонкие стволы качались в такт его шагам, где-то там, далеко. Здесь, в самом сердце сада, Генри остановился, глядя, как первые лучи солнца пробиваются сквозь листву, рисуя на земле узоры света и тени. Трость утонула в рукаве пальто и он откинул голову чуть назад, складывая ладони у себя за спиной.

Было слишком рано, юный князь зевая и полусонный, шел по тропинке собирая росу с травы и цветов на подол своего длинного одеяния. Он то и дело зевал, прикрывая рот маленькой ладошкой, от слишком частого зевания, на его длинных пушистых ресницах застыли капельки слез, а уголки глаз покраснели. Он знал, что сегодня он должен будет покинуть поместье и по настоянию Учителя отправится с ним в путешествие. Из-за этого события он сильно нервничал и заснул очень поздно, теперь же никак не мог проснуться. Мир за воротами поместья его пугал. Иногда он выходил с отцом в город, чтобы прогуляться, они ходили к порту и на рынок, юный князь любил слушать рассказы моряков, о том как они выходили в море. Но он никогда не покидал родной дом без своих родителей и это небольшое путешествие его пугало. Куда они пойдут, что задумал Учитель, Бэйюань лишь мог гадать, но ответов так и не знал. Неизвестность пугала больше всего и в тоже время манила. 
Юный князь добрался до места в саду, где был Учитель, рассматривая что-то в небе. Мальчик уже был одет к походу, на нем было дорожное одеяние нежно-голубого цвета и такой же плащ с воротником из длинного густого меха. Бэйюань зевнул еще раз и быстро вытер капельки слез на ресницах. Почему Учитель решил ехать так рано? Солнце едва на горизонте показалось. А еще, когда он искал учителя, то не видел, чтобы слуги готовили экипаж или хотя бы коней, они пешком пойдут? Мальчик опустил взгляд на свои белые сапожки из мягкой кожи. Отец и правда согласился на это? Если матушка узнает, она будет в ярости. 
- Учитель, приветствую, - раздался его нежный голосок, юный князь сложил перед собой руки и поклонился, он очень старался подавить очередной зевок - Учитель,я думал вы будите у ворот, я вас потерял. 
Если бы не слуги, которые видели мужчину, он бы так и бродил по поместью в поисках Учителя. Интересно, он совсем не спит? Или когда становишься взрослым, то сон не так важен? Мальчик опустил взгляд, а что если в походе они встретят страшных диких зверей и Учитель скажет чтобы Бэйюань сам с ними разобрался? Это было очень страшно, он до сих пор не понимал, как отец мог разрешить такое. Что если с ним и правда что-то случиться? Ему совсем не хотелось становиться едой для диких зверей. 
Мальчик снова поднял взгляд на мужчину, он еще не умел скрывать свои чувства, а потому в больших черных глазах отразились все его страхи и сомнения. Не то, чтобы он не доверял Учителю, просто он не мог понять, что тот задумал, как и не смог понять согласие отца. 

Утренний сад, окутанный прохладой и тишиной, казался застывшим на горизонте событий. Воздух насыщен ароматом влажной земли и цветущих пионов, чьи тяжелые бутоны еще не раскрылись под лучами восходящего солнца. Бамбуковая роща шелестела на ветру, тонкие стволы качались в такт дыханию, словно отмеряя последние мгновения перед началом пути. Генри стоял неподвижно, его пальто, черное и тяжелое, почти сливалось с тенью, отбрасываемой древним кедром. Лишь белоснежные волосы, колышимые легким бризом, выдавали его присутствие, мерцая инеем на рассвете. 

Он услышал шаги прежде, чем увидел самого князя — легкие, неуверенные, будто мальчик боялся нарушить хрупкую гармонию утра. Бэйюань появился из-за поворота дорожки, его голубое дорожное одеяние казалось слишком ярким на фоне приглушенных красок сада. Меховой воротник, мягкий и пушистый, обрамлял лицо, а белые сапожки уже были слегка влажными от росы. Генри наблюдал, как юный князь зевает, пытаясь скрыть усталость за вежливым поклоном. Его ресницы, длинные и пушистые, были влажными от слез, а в больших черных глазах читалась смесь страха и любопытства. 

Генри медленно повернулся к нему, его маска, холодная и безликая, отражала бледный свет зари. Алый рунический шрам казался каплей крови на фоне белого металла. Он не спешил с ответом, дав мальчику время осознать окружающее: сад, где каждое дерево, каждый камень был частью тщательно выверенного порядка; пруд, где кувшинки еще спали, их бутоны плотно сжаты; далекие горы, очертания которых терялись в утренней дымке. 

—Мы начнем с того, что ближе,..—Наконец произнес Генри, его голос был тихим, но четким, как струя воды, пробивающаяся сквозь камни.—Княжество Наньнин — не просто границы, которые ты знаешь...но земли, где реки становятся путями, а горы — непреодолимыми стенами...где каждое селение хранит свои истории, а поля кормят не только тела, но и души...поправь, коли я не прав...—Он сделал шаг вперед, его трость едва коснулась земли, оставив едва заметный след на влажном гравии. 

—Увидим, как живут те, кого называешь своими подданными...Как они встречают рассвет, как трудятся до заката...Как дети играют у реки, а старики рассказывают сказки у огня...это не путешествие, светлейший...а первая из множества дисциплин — умение видеть мир не из-за высоких стен, но глазами тех, кто его строит...

Ветер донес до них запах дыма из дальних деревень — кто-то уже разжигал очаги. Генри повернулся к востоку, где солнце, наконец, поднялось выше гор, окрасив небо в золотые и розовые тона. 

—Мы пойдем пешком до первой контрольной точки, потому что дорога — это не расстояние между точками, это время, чтобы услышать землю под ногами...чтобы понять, почему народ любит эти поля, эти леса, эти реки...—Он взглянул на Бэйюаня, и хотя его глаза скрывала маска, в голосе появилась едва уловимая твердость:—Ты боишься и это нормально...Но страх — это тень, которая исчезает, как только делаешь шаг навстречу свету...

Где-то вдали запел жаворонок, его трель разорвала утреннюю тишину. Генри поднял руку, указывая на узкую тропу, ведущую вниз, к долине.—Вот наш путь...Первая остановка — порт Нань...Там ждет завтрак и истории, которых нет в твоих книгах...

Он не стал ждать ответа, сделав первый шаг. Только лишь наложил заклинание бытовой магией, чтобы одеяния юного князя не пачкались настолько долго, насколько это вообще возможно. Тропа, усыпанная мелким камнем, вела сквозь заросли сада, где уже проснулись цикады, их стрекот наполнял воздух жизнью. Генри знал, что Бэйюань последует за ним — не потому, что должен, а потому, что любопытство рано или поздно побеждает страх. 

А мир за воротами поместья ждал.

Генри подходил к этому путешествию с той же методичностью, с какой архивариус подбирает свитки для своей коллекции. Каждый шаг, каждая остановка были продуманы до мелочей — не просто как маршрут, а как тщательно составленный учебный курс. Он заранее изучил карты княжества Наньнин, отмечая не только дороги и деревни, но и места, где юный князь мог бы увидеть то, что оставалось за пределами его дворцового воспитания. Их путешествие пока ограничивалось лишь областью княжества, уходить куда-то далеко — опасно для здоровья Учителя, ну, а кто хочет столкнуться с гневом матушки?

Первые дни посвящены ближайшим окрестностям — деревням, где жизнь текла в ритме посевов и урожаев. Генри знал, что князь должен понять, откуда берутся богатства его семьи: как крестьяне обрабатывают землю, как ремесленники превращают сырье в товары, как торговцы связывают разрозненные поселения в единую сеть. Он запланировал остановки у рисовых полей в час рассвета, когда первые работники выходили на работу, и у гончарных мастерских, где глина под пальцами мастеров обретала форму. 

Далее путь лежал к границам княжества — к сторожевой заставе на перевале, где солдаты несли службу в любую погоду. Генри хотел, чтобы мальчик увидел не парадную сторону власти, а ее суть: как простые люди защищают то, что ему, князю, досталось по праву рождения. Он договорился о встрече с командиром заставы, ветераном, который мог бы рассказать о том, какую цену платят за спокойствие в долинах. 

Особое место в плане занимали священные места — древние храмы в горных пещерах, алтари у священных источников. Генри знал, что настоящая власть держится не только на мечах и зерне, но и на вере. Он намеренно выбрал маршрут так, чтобы Бэйюань попал на праздник урожая

Финал путешествия запланирован на берегу моря, где раз в год собирались рыбаки со всего княжества на соревнования. Генри хотел, чтобы Бэйюань увидел праздник, где не было места сословным различиям — только мастерство, азарт и общая радость. А после — тихий разговор у костра, где он мог бы задать любые вопросы, и получить на них не придворные, а настоящие ответы.

Юный князь аж вздрогнул и словно сжался, когда учитель заговорил. Он все еще боялся его, хотя и признал своим учителем, хотя и показывал свой истинный упрямый характер, который проявлялся уже даже сейчас. Бэйюань был копией своей матушки, не только внешне, но и взрывным, упрямым характером. Появлялся пока что он слабо, но тень вздорного характера проявляясь уже сейчас. И все же он все равно боялся учителя. По большей части из-за этой маски за которой не было видно лица, а самое главное глаз. Даже голос Учителя, казался не живым. И чем больше говорил Учитель, тем больше расширялись глаза Бэйюаня. Значит он оказался прав, они пешком пойдут. Юный князь опустил голову и посмотрел на свои маленькие ножки, потом на свой дорожный костюм. Надо было одевать потемнее. Но у него не было темных вещей, по традициям Наньнина, дети должны носить яркие вещи, якобы это отгоняет зло и привлекает удачу. Бэйюань хоть и был ребенком, но он был умным и быстро обучался. Например, он знал, что область Наньнина сама по себе очень большая. Если они пойдут пешком к границе на это уйдет не один месяц, тем более он ребенок и не мог быстро идти. С другой стороны, может так Учитель хочет сделать его выносливее? Задумавшись об этом, он прослушал половину из того, что тот говорил. Только услышал, что они пойдут в порт. Порт находился не так далеко и Бэйюань уже бывал там и не раз, с отцом. Потому это место ему было знакомо. 
Юный князь посмотрел на дорожку, на которую указывал Учитель, страх все равно не уходил. Он походил на котенка, которого забирают от родителей и решили выбросить за ворота родного дома. А там ведь очень много злых собак, которые могут его растерзать. Поэтому, когда Учитель пошел, мальчик поспешил следом за ним. Перед тем как выйти за ворот, он обернулся и посмотрел на свой дом, его маленькое сердечко сжалось от страха, но Учитель прав, если он так и будет оставаться дома, то не станет сильнее. А он должен быть сильным, чтобы защищать своих родителей. 
Бэйюань вытер рукавом слезы и отвернувшись пошел за учителем. Море было совсем рядом и едва покинув поместье морской запах ударил в нос свежестью. Юному князю был привычен и знаком этот запах, пока еще не так далеко от дома, его страх был не так силен. 
- Учитель, я читаю только книги по истории, я не читаю сказки, они для маленьких и глупых детей, - ответил Бэйюань, так, будто сам уже был взрослым, но даже будучи маленьким, он знал, что в сказках пишут не правду, он читал только полезные книги, а не увеселительные. По большей части историю, поскольку она его интересовала и не только по его родной планете, но и другим тоже, а так же книги по магии. Но вот чего он не очень любил, так это географию, он ее не понимал, как бы не старался запомнить, но он до сих пор не знал где север, юг, восток и запад. Все эти направления для него были настолько сложны, словно не знакомый язык. По большей части именно это его и пугало, он мог в легкую заблудиться даже в открытом поле. Так что он старался не отставать от Учителя. 
- Учитель, что значит слушать землю? Зачем это? Я понял про то, что вы хотите показать мне как живет простой народ, и что не все рождаются в богатых семьях как я, а многим приходиться работать от рассвета до заката. Как например рыбакам. Я знаю, что они уходят в море еще до того, как рассветет, ловят рыбу, а потом продают на рынке. Иногда они даже ночью уходят в море. А еще в море есть пираты, с которыми они могут столкнуться и всякие морские твари. Это я понимаю, что им тяжело, но я не понял, что значит слушать землю? - юный князь нахмурился, пытаясь понять эту фразу. Все таки любопытство пока что превышало страх, все таки они все еще были в родном городе, здесь все его знали. 

Княжеская резиденция в предрассветные часы напоминала тонко выписанный свиток, где каждый элемент — от изогнутых крыш павильонов до резных деревянных решеток — был продуман до мелочей. Воздух, еще не прогрет солнцем, струился прохладой, смешанной с ароматом влажного камня, цветущих пионов и далекого дыма очагов. Бамбуковая роща на окраине сада шелестела, словно перебирая невидимые четки, а в пруду, окаймленном гладкими валунами, темная вода отражала медленное движение облаков, еще не тронутых зарей. Дорожки, усыпанные мелким гравием, вели между клумбами, где бутоны хризантем и пионов все еще спали, укрытые серебристой росой. Генри шел не спеша, его черное пальто почти не шелестело, а трость едва касалась земли, оставляя легкие, едва заметные следы на влажном грунте.

Бэйюань, стараясь не отставать, смотрел по сторонам с выражением, в котором смешались страх и любопытство. Его голубой дорожный наряд казался неестественно ярким в этом приглушенном мире, где даже краски природы еще не проснулись. Генри замедлил шаг, давая мальчику время осмотреться, и наконец заговорил, его голос прозвучал тихо, но четко, как удар колокола в утренней тишине.

—Сказка ложь, да в ней намек...—произнес он, и слова повисли в воздухе, словно туман над водой.—Но не ищи в сказках морали, светлейший...Ищи в них отголоски правды, которую забыли или перестали замечать...Они — как трещины в камне: через них прорастает трава, а иногда и целые деревья...Мир не делится на правду и вымысел...Он делится на тех, кто видит, и тех, кто лишь смотрит...

Они миновали гостевыми домами, где окна еще были темными, и вышли на узкую тропу, ведущую к окраинам резиденции. Здесь уже чувствовалось дыхание пробуждающегося мира: из труб низких домов слуг поднимался дым, слышались отдаленные голоса, звон посуды, запах жареного риса и сушеной рыбы. Генри остановился, дав Бэйюаню время вдохнуть этот воздух — густой, насыщенный жизнью, далекой от утонченности дворцовых покоев.

—«Слушать землю» — не значит слышать только шаги или голоса,..—продолжил он, обращаясь к вопросу князя.—Это значит чувствовать ритм, который задает сама жизнь...Вот смотри: еще до того, как солнце коснется вершин гор, рыбаки уже вернулись с ночного лова...Их лодки, словно тени, скользят по воде, а сети, тяжелые от улова, бросают на песок...Женщины у огня готовят завтрак, их руки движутся быстро, точно, будто отбивают такт давно знакомой мелодии...Дети бегут к воде, их босые ноги шлепают по мокрым камням, а смех разносится далеко-далеко, сливаясь с криками чаек...

—Вдали, на рисовых полях, уже виднеются фигуры крестьян...Сгорбленные спины, плавные, отработанные движения — они входят в воду, которая еще хранит ночной холод, и начинают свой день, который не закончится до самых сумерек...Земля здесь не просто почва под ногами — она живая...Она дышит паром от очагов, впитывает пот, помнит шаги поколений...Она говорит на языке ветра, воды, труда...И услышать ее нужно не ушами, а сердцем...Нужно стать частью этого ритма, даже если твое место — во дворце, а не в поле...

Генри повернулся к востоку, где небо начинало светлеть, окрашиваясь в перламутровые тона.

—Ты спрашиваешь, зачем это нужно?..Затем, что правитель, который не слышит землю, становится глухим к своему народу...Он видит цифры в свитках, но не видит лиц...Слышит доклады, но не слышит голосов...А земля...она никогда не лжет...Она просто есть...И тот, кто умеет ее слушать, никогда не заблудится — ни в поле, ни в жизни...

Он снова тронулся в путь, и Бэйюань скорее всего последовал бы за ним, уже не так неуверенно. Страх по-прежнему жил в его глазах, но теперь к нему добавилось что-то еще — возможно, понимание. Возможно, просто любопытство. А мир вокруг медленно просыпался, и каждый его звук, каждый запах, каждый отблеск света становился частью того урока, который начался сегодня на рассвете.

Город Нань, раскинувшийся за стенами княжеской резиденции, просыпался иначе, чем дворец. Здесь не было места церемонной тишине или медитативному созерцанию рассвета. Здесь день рождался в гуле, в дыме, в спешке, в тысяче голосов, сливавшихся в единый, непрерывный гул жизни.

Тропа, по которой они шли, вскоре сменилась мощеным камнем трактом, ведущим в сердце города. Воздух резко переменился: тонкий аромат садовых пионов и влажного камня был вытеснен густой, сложной палитрой запахов. Горьковатый дым древесного угля из кузнечных кварталов смешивался со сладковатым паром от огромных котлов, где варили тофу и похлебку. Пряный дух имбиря, чеснока и ферментированной сои витал над рядами уличных торговцев, уже расставлявших свои прилавки с рассветной выпечкой, маринованными овощами и свежей зеленью. Открытые окна мастерских источали запахи краски, лака, древесной стружки и нагретого металла.

Генри шел, не ускоряя шага, его высокая, темная фигура была странным, почти призрачным пятном в этом кипящем потоке. Взгляды горожан скользили по нему с мимолетным любопытством, но быстро возвращались к своим делам. У них не было времени на чужаков. Утренняя суета была ритуалом, от которого зависело выживание.

Они миновали квартал ремесленников. Из открытых дверей доносился стук молотков, скрип напильников, мерный гончарный круг. В одной мастерской ткач, его лицо сосредоточено и неподвижно, запускал челнок между нитями станка, рождая под пальцами сложный узор из синего и золотого шелка. Рядом кожевенник вымачивал кожу в огромной бочке, его руки, покрытые старыми шрамами и пятнами дубильного раствора, работали с привычной, почти машинной точностью. Повсюду царил не хаос, а сложный, отлаженный порядок. Каждое движение было выверено, каждый звук — частью симфонии труда.

Дальше улица сузилась, превратившись в оживленный торговый ряд. Здесь уже вовсю кипела жизнь. Торговцы наперебой зазывали покупателей, их голоса, хриплые от утреннего крика, сливались в оглушительный хор. Женщины с корзинами, полными свежей рыбы с ночного улова, умело лавировали между тележками, запряженными низкорослыми, мохнатыми лошадками. Мальчишки-подмастерья с заспанными лицами таскали тюки с товарами, их босые ноги шлепали по мокрому от разлитой воды камню.

Архиватор остановился, давая Бэйюаню впитать эту картину. Он не произносил ни слова, просто позволял реальности говорить самой за себя. Князь, привыкший к тишине библиотек и размеренным ритуалам двора, сможет ещё раз взглянуть на город с этой перспективы. Взгляд перескакивал с груды спелых, благоухающих дынь на прилавке старика, чинящего плетеные корзины прямо на обочине; с лапшичной, где в огромном котле кипел бульон, на группу солдат в потертых доспехах, сонно бредущих к городским воротам после ночной смены.

Запахи стали другими — солеными, влажными, пронизанными йодистой свежестью. Воздух загустел от криков чаек, которые кружили над крышами, словно белые призраки. Они повернули за угол, и перед ними открылся вид на порт Нань.

Это был не просто док, а живой, дышащий организм. Десятки джонок, сампанов и более крупных торговых судов теснились у длинных деревянных пирсов, их мачты образовывали голый лес на фоне светлеющего неба. Одни суда, с поднятыми парусами, готовились к отплытию, другие, с осевшими от тяжести груза бортами, разгружались. Грузчики, согнувшиеся под тяжестью тюков и корзин, сновали по сходням, как муравьи. Их спины лоснились от пота и соленой воды, а отрывистые, хриплые команды тонули в общем гуле.

Повсюду царил хаос, но это был продуктивный, созидательный хаос. Сети, наваленные грудами, источали резкий запах рыбы и моря. Из трюмов поднимали ящики с шелком, фарфором, специями — богатствами, которые текли через княжество, как кровь по венам. На причале рыбаки чинили свои сети, их пальцы, грубые и исколотые, двигались с невероятной ловкостью. Рядом торговцы уже торговались за первый, самый свежий улов, их голоса — резкие, быстрые, полные азарта.

Он наконец обернулся к Бэйюаню. Его маска была обращена к этому морю человеческой активности, к этому гигантскому механизму, который заставлял работать.

—Вот он, истинный дворец, светлейший,..—его голос прозвучал тихо, но ясно.—Не там, за каменными стенами...А здесь...Его тронный зал — эти пирсы...Его советники — эти торговцы и капитаны...Его казначейство — эти тюки и ящики...Его стража — эти загорелые, усталые солдаты...И каждый здесь, от последнего грузчика до самого богатого купца, — твой подданный...Они не строят тебе дворец...Они — его фундамент...И если ты не слышишь их голосов, не чувствушь ритм их жизни... тогда твой трон стоит на песке, который в любой момент может уйти из-под ног вместе с первым же приливом...

Маленький князь сосредоточенно хмурился, пытаясь понять слова Учителя. Но как бы он ни стралася все равно не понимал. Это было слишком сложно для него. Точнее он вроде бы понимал и в тоже время не понимал совсем. Но он не хотел показаться глупым, как другие дети, поэтому делал вид что все понял. учитель ведь старался объяснять, что если он разозлиться, если Бэйюань скажет что не понял. Нет, будет куда хуже если его посчитают глупым. Он не глупый, он умный, просто он еще не до конца проснулся, потому ему сложно понять. 
Так убеждая самого себя юный князь шел следом за учителем. Поместье оставалось позади, когда они шагнули в город. Впрочем поместье было расположено на возвышении, поэтому даже из города его можно было еще увидеть. Однако Бэйюань решительно убедил себя не оборачиваться.
- Но Учитель, если я сам выдумаю сказку, в ней правды не будет, это же будет только моя фантазия, разве нет? - Бэйюань поднял голову, разве не так пишутся книги. Это фантазия писателей, которую они воплощают на бумаге. Или учитель про другие сказки говорил. И что значит видеть и смотреть, разве это не одно и тоже? Юный князь тихо вздохнул, Учитель говорил слишком заумно, его наверное и отец бы не понял. В любом случае книги по истории ему нравились больше чем сказки, и изучая прошлое можно избежать ошибок будущего, он это понимал, пусть и был маленьким. 
Бэйюань задумчиво кивнул на последующие объяснения мужчины. Он правда так и не понял при чем тут земля, но по большей части все же понял о чем говорил Учитель. Хотя был уверен, что сколько бы он не понимал землю и то, о чем говорил мужчина, все равно заблудиться. Так что Бэйюань старался не отставать, тем более когда они оказались в оживленном городе. Юный князь смотрел по сторонам, вообще то ему нравилось бывать на рынке, тут было много всего интересного и необычного. От запаха еды, в животе заурчало и маленький князь смущенно покраснел. Свежий воздух способствовал аппетиту, а юный здоровый организм требовал пищи для роста. Поэтому Бэйюань довольно быстро проголодался. В поместье он успел выпить лишь чашку теплого молока, после чего пошел искать Учителя, теперь же от всех этих запахов и видов свежих продуктов ему захотелось есть. Но он был достаточно терпелив и хотя вон те леденцы, что продавал мужчина выглядели такими вкусными, он все равно сдержался. Бэйюань не такой как другие дети, которые начинают клянчить и даже истерики закатывать, чтобы им купили что-то. Он был терпелив и даже о том, что проголодался не сказал и слова. 
Юный князь продолжал вертеть головой, поэтому не заметил когда Учитель остановился и оттого внезапно врезался в него. Пошатнувшись, он все же устоял на ногах и потер свой лоб. Тело Учителя было таким жестким. Бэйюань снова смутился и на его нежном детском личике появился румянец. 
- Простите Учитель, я не заметил, когда вы остановились, - Бэйюань почтительно поклонился в знак извинения за свою невнимательность. Когда они вновь двинулись в путь, теперь направляясь к порту, Бэйюань все еще тер ушибленный лоб. Однако увидев знакомые лодки и причалы, он обогнал Учителя и побежал вперед. Это место ему было знакомо, так же хорошо, как и родной дом. Потому что здесь он бывал чаще чем в других частях города. А еще тут было много кошек, и юный князь любил играть с ними. 
Бэйюань выбежал к причалам, ловко маневрируя среди рабочих и рыбаков, нагнувшись он проскочил под ящиком, который несли двое крепких мужчин. Выскочив на самый причал он осмотрелся, даже подпрыгнул, но знакомой лодки не увидел. Видимо дедушка Джек еще не вернулся из моря. Из всех рыбаков он хорошо знал только его, старый моряк часто рассказывал истории юному князю, а еще у него всегда были конфеты. Самые простые, но они нравились юному князю. Однако дедушка Джек уже был стар, поэтому управлялся лодкой уже не так ловко как молодые. Далеко в море он не заходил и возвращался позже остальных. 
Бэйюань посмотрел на Учителя, потом снова перевел взгляд на лодки, нахмурившись, будто о чем то размышляя. 
- Но Учитель, я ведь не наследный принц и Императором не стану, разве подобные слова про трон не должны быть для наследного принца? - Бэйюань опустился, когда заметил одну из кошек, что ласкалась у его ног и погладил ее, улыбнувшись - Я такой же подданный Императора, как и остальные, пускай он и является моим дедушкой. Учитель, вы говорите, чтобы я заботился о людях из области Наньнина, когда стану Великим князем? Я знаю это, поэтому я хочу быть сильным, настолько сильным, чтобы защищать их. Но в области живет так много людей. И как мне защищать всех? - Бэйюань поднялся, он знал что должен быть хорошим князем, но разве он способен один защищать всех, даже если он станет сильным? Он понимал, то о чем говорил Учитель. Об этом ему говорил и отец и потому приводил его в порт, чтобы познакомить сына с жизнью обычных людей, но юный князь все равно не понимал, как он может помогать всем. Все равно кто-то из моряков будет погибать в море, кто-то из жителей деревень нарвется на дикого дархата или хтона. Разве способен он успеть всюду и спасти каждого?

Генри шел неспешно, его высокая, темная фигура казалась странным, почти призрачным пятном в этом кипящем потоке. Взгляды горожан скользили по нему с мимолетным любопытством, но быстро возвращались к своим делам — у них не было времени на чужаков, утренняя суета была ритуалом, от которого зависело выживание.

Он вел Бэйюаня подле себя, слегка придерживая его за плечо, чтобы мальчик не потерялся в толпе. Внезапно Генри остановился напротив небольшого ларька, уставленного глиняными мисками со сладостями: леденцами всех оттенков радуги, похожими на застывшие капли янтаря, медовыми пряниками, украшенными замысловатыми узорами, и воздушными рисовыми шариками, обваленными в кунжуте. Бэйюань, увлеченно разглядывавший работу ткача, запускавшего челнок между нитями станка, не заметил остановки и внезапно врезался в своего учителя. Пошатнувшись, он все же устоял на ногах и смущенно потер лоб — тело Генри было твердым и непоколебимым, высеченным из камня. Почтительно поклонился мальчик, на его нежном детском личике выступил румянец. Архиватор медленно повернулся к нему, его маска, холодная и безликая, отражала суету улицы. Он не был рассержен — даже тени раздражения не промелькнуло в его ровном, безэмоциональном голосе—...Не извиняйся за любопытство, светлейший...Оно — твой первый учитель на этом пути,..—произнес он и, повернувшись к торговцу, приобрел небольшой холщовый мешочек, наполненный леденцами. Мешочек исчез у него в руке, будто растворившись в воздухе, а затем Генри убрал его за спину, в свою потертую кожаную сумку, где каждый предмет занимал свое, строго отведенное место. Только тогда он снова тронулся в путь, его черное пальто почти не шелестело, а трость едва касалась земли.

Они миновали оживленные торговые ряды и вышли к порту. Запахи здесь стали другими — солеными, влажными, пронизанными йодистой свежестью. Воздух загустел от криков чаек, которые кружили над крышами, словно белые призраки. Бэйюань, увидев знакомые лодки и причалы, на мгновение забыл о страхе и осторожности — он обогнал учителя и побежал вперед, ловко маневрируя среди рабочих и рыбаков. Генри не стал его останавливать, позволив мальчику ощутить вкус свободы и знакомства. Он видел, как юный князь, нагнувшись, проскочил под ящиком, который несли двое крепких мужчин, и выскочил на самый край причала, осматриваясь с выражением радостного ожидания на лице. Он нагнал его уже там, среди хаоса разгрузки, где грузчики, согнувшиеся под тяжестью тюков и корзин, сновали по сходням, как муравьи, а рыбаки чинили свои сети, их пальцы, грубые и исколотые, двигались с невероятной ловкостью.

Бэйюань, не найдя знакомой лодки, нахмурился, но его внимание быстро переключилось на одного из пушистых обитателей порта — крупного рыжего кота, который лениво грелся на первых лучах солнца. Мальчик опустился на корточки, чтобы погладить его, и именно тогда задал свой вопрос, глядя на учителя большими, полными сомнения глазами.

Генри стоял неподвижно, его силуэт, высокий и темный, контрастировал с суетой порта. Он смотрел на мальчика, и хотя его глаза скрывала маска, в голосе появилась едва уловимая твердость, когда он заговорил.—Трон — не просто резное кресло в позолоченном зале, светлейший...Это — ответственность...И она ложится на плечи каждого, кто обладает властью, пусть даже самой малой...Ты — князь...Твоя сила — не в мускулах и не в умении разить мечом...Она — в умении видеть, слышать и понимать...Защищать — не значит успеть всюду и спасти каждого от когтей хтона или пучины моря...Это значит — создать такие условия, чтобы люди сами могли стать сильнее...Чтобы рыбаки выходили в море на крепких лодках, а солдаты на заставах были сыты, обучены и верны долгу...Чтобы законы были справедливы, а дороги — безопасны...Ты не можешь быть щитом для каждого, но ты можешь выковать тот щит, который они поднимут сами...

Он сделал паузу, дав словам проникнуть в сознание мальчика. Где-то вдали кричали чайки, а с моря дул свежий, соленый ветер.—Ты спрашиваешь, как помочь всем...Начни с одного...Понять одного рыбака — значит понять нужды всех рыбаков...Услышать одного солдата — значит услышать голос всей стражи...Мир не меняется по взмаху руки...Он меняется по капле, по зернышку, по слову, сказанному вовремя...Не ищи величия в грандиозных жестах...Ищи его в малом — в том, чтобы твой народ мог встречать рассвет без страха и трудиться до заката с надеждой...Вот что значит править...Вот что значит — быть сильным...

Генри повернулся к морю, где десятки джонок и сампанов теснились у деревянных пирсов, их мачты образовывали голый лес на фоне светлеющего неба. Он снова посмотрел на Бэйюаня, и в его голосе прозвучала последняя, обнадеживающая нота.—Сила — не в том, чтобы нести всех на своих плечах...А в том, чтобы помочь им идти своими ногами...Запомни это...

Дав последним словам отзвучать в утреннем воздухе, плавным движением руки указал вглубь пирса, туда, где за лесом мачт и паутиной такелажа виднелся особенно внушительный силуэт.—Наше путешествие продолжается,..И путь его лежит не только по земле, но и по воде,..—произнес он, и его голос, как всегда, лишен эмоциональных всплесков, но в нем теперь ощущалась та же неумолимая уверенность, с какой прилив накатывает на берег.

Он повел Бэйюаня дальше по скрипучим, пропитанным соленой влагой доскам пирса. Они шли мимо гордых, но потрепанных штормами джонок, мимо вертких сампанов, с которых уже вовсю сгружали тюки с товарами, мимо суетливых грузчиков, чьи спины лоснились от пота и морской воды. Воздух здесь еще гуще и насыщеннее — запах смолы, старого дерева, вяленой рыбы и чего-то далекого, пряного, привезенного из-за морей. И вот, обогнув очередную груду ящиков, они увидели его.

Это была не просто лодка — это целый плавучий дворец, величественное сооружение, воплощение мореходного искусства древней империи. Чжуань — «корабль-крепость», или, как их еще называли, «плавучие сокровищницы». Его прототипом служили знаменитые «корабли-драконы» эпох Мин и Цин, но этот был крупнее, настоящий левиафан, пришвартованный у края пирса. Высокий, изогнутый нос, украшенный резной головой дракона с глазами из инкрустированного перламутра, словно готов был рассекать не только волны, но и саму судьбу. Несколько мачт с уже частично поднятыми бамбуковыми реями и огромными прямоугольными парусами из просмоленной ткани, расписанными иероглифами, призывающими попутный ветер и отводящими злых духов. Многоярусная надстройка-пагода на корме, с изогнутыми карнизами и свисающими фонарями, даже сейчас, при свете дня, выглядела внушительно. Борта, окрашенные в киноварно-красный цвет и подчеркнутые позолотой, прочны и высоки, способные противостоять самым яростным штормам. С борта свисали веревочные трапы, а с главного, широкого сходня, охраняемого двумя суровыми матросами в синих куртках и платках, сходили и поднимались люди.

Генри остановился на мгновение, дав князю возможность осмотреть это чудо.—Это «Феникс Нефритовых Морей»,..—произнес он, называя имя корабля с той же легкостью, с какой другой человек назвал бы имя старого знакомого.—Он курсирует между портом Нань и ближайшими островами империи, перевозя не только грузы, но и тех, кому посчастливилось найти на его борту и кров, и пищу...Именно он станет нашим проводником к следующему уроку...

Он двинулся к сходню, его длинное черное пальто колыхалось от порывов ветра с моря. Стражи, узнав его или почувствовав неоспоримый авторитет, молча пропустили их на борт. Под ногами закачались прочные, отполированные до блеска палубные доски. Запахи здесь смешались в иной коктейль: аромат дорогого лака и древесины сандала из надстроек, густой дымок от курительных палочек в маленьком алтаре у грот-мачты, посвященном богине морей Мацзу, и, конечно, соблазнительные, аппетитные запахи, доносившиеся из глубины корабля — жареного имбиря, чеснока, свежего риса и приготовленных на пару морепродуктов.

—Первый привал мы совершим здесь,..—сказал он, ведя ученика мимо суетящейся команды. Матросы, ловкие и загорелые, занимались своими делами, почти не обращая на них внимания.—Путь к острову недолог, но даже короткое плавание заслуживает того, чтобы подкрепиться...А на этом корабле трапеза — это не утоление голода, а часть путешествия, маленький ритуал, позволяющий почувствовать вкус не только пищи, но и моря, и дальних странствий...

Он повел князя в сторону кормы, где под навесом расставлены низкие столики и циновки для пассажиров. Отсюда открывался захватывающий вид на расстилающийся за кормой бескрайний простор океана, уже начинающий отсвечивать поднимающимся в зенит солнцем.