Аркхейм

— Демиурга Познания очевидными методами не просчитать, — усмехнулся Энтропий, на его широком лице играла нечитаемая полуулыбка, за которой явно скрывалась такая гамма чувств, о которой Энигма мог только догадываться. Но догадываться довольно проницательно. При всей своей якобы эмоциональной «открытости» хаотичный был одним из самых скрытых богов, и Познание об этом прекрасно осведомлён. Если одни демиурги скрывались за маской равнодушия, другие бескрайнего пафоса, Энтропий относился к тем, по крайней мере в нынешнем времени, кто «снисходил» до поведения смертных. Почти. Он легко изображал радость, азарт, ярость. Да что угодно, но не страх или отчаяние. Хотя, пожалуй, именно страх и отчаяние, он испытывал буквально перед смертью особенно отчётливо. Возможно, немногие из тех, кому «посчастливилось» вкусить эти чувства до самого основания, пропитаться ими, стать ими, не выбрали маску равнодушия, хотя каково это быть убитой собственным сыном? Каково это убить собственного потомка? Возможно, секрет крылся именно в их сущности, считают, что демиургам неведомо истинное чувство привязанности. Но это не так.

Творец сделал их излишне похожими на людей, впрочем, в творца Энтропий никогда не верил. Самое абсурдное, что Хаотичный бог по своей сути является прожжённым атеистом. Творца нет, есть только жестокая природа, бескрайней космос и законы, по которым существует реальность. А великий и всемогущий разум... Ха! Едва ли он может существовать. Но, Энтропий не исключал и подобного, опять же, лишь по той причине, что сам являлся олицетворением всех фактур сущего.

Мужчина наблюдал за Энигмой, который сейчас двигался в сторону капсул. Его длинные белые волосы, почему-то напоминали о прошлом и даже наличие широкой спины и мускулистого торса никак не сглаживало это ощущение.

— Добре, если ты способен укротить свою энергию и перевести её в более стабильное состояние, то попробуй сделать то же и с моей. Я уже говорил, что хаотическая магия, не предназначена для таких хрупких материй, даже таких, как потомок Бога, она способна разорвать его быстрее, чем стая чудовищ. Но если ты уверен, это миссия ляжет от тебя, но так, действительно, синтез пройдёт быстрее. Энергии я могу предоставить куда больше, чем биологических тканей в отрезок времени. И пусть в энергии содержится всё та же ДНК, ты сам понимаешь, её форма куда более нестабильна. Впрочем, может быть, оно и к лучшему. Да начнётся Великий эксперимент!

И он рассмеялся, чуть надрывным, нервным смехом. Не успели они закончить один эксперимент, без сомнения великий, по крайней мере для их субъективного мирка, как тут же начали с другой. Жестокая ирония состояла в гораздо более жестоком противоречии, не получив возможности создать дитя с заданными параметрами, они создавали сотни детей, большая часть из которых погибали, даже они родившись.

Спустя несколько дней перед ними находились несколько сотен флаконов в адамантиевом стекле, усиленным магией, в части которых содержалось ДНК в форме биологических тканей, а в другой части концентрированная «сырая» энергия. Оникса же пришлось поддерживать ресурсами Ордена и двух богов. И этого хватило, пожалуй, он смог бы существовать так ещё долго. По меркам смертных, конечно. Даже у потомков богов есть свой предел прочности. Энигма это прекрасно знал. Поэтому и торопился.

Предсказать, на каком этапе может случиться коллапс или природный закон подложит им божественную свинью, невозможно.

Всё это начиналось как попытка спасти Оникса, но мальчишка оказался на редкость удачлив, необходимая для его выживания оболочка синтезировалась удивительно быстро, не прошло и 7 месяцев. Однако Энтропий принял решение оставить его стазис капсуле до тех пор, пока его аура окончательно не стабилизируется.

— Не надо к ним привязываться, но выпустить в мир и посмотреть, что будет дальше... может оказаться полезным. Едва ли хотя бы один покажется похожим на Аррона, – произнес Энтропии, рассматривая уже полностью сформированного младенца за стеклом. Это уже настали те времена, когда хаотичный Бог создавал Химер, и строил для этого проекта зиккураты и, пусть выживали единицы из тысяч, каждая такая единица могла заменить собой сотню воинов по полезности. Это не было жестоко, он даже по-своему их любил, как любит природа каждого из своих созданий. Но это не мешает ей быть жестокой.

— Они потрясающе живучи, если попали, так сказать, этот мизерный процент выживаемости. Ты и сам видишь, из сотни в лучшем случае остаётся один.

Этот эксперимент продолжался, удивительным образом он оказался одним из самых продолжительных в тандеме Энтропия и Энигмы.

Ониксу же оказалось суждено проснуться спустя более двух тысяч лет после рождения, но они помнили опыт Аррона... Энтропий уж точно, а потому, Хаотичный лично взял над ним шефство. Разве что пришлось очень сильно постараться, чтобы замаскировать его ауру нефилима, сделав её неотличимой от этнарха.

-М-м-м- протянул Рассвет, увлеченный поцелуем. От прикосновения губ Хаоса его прострелило электрическим разрядом, он как-то сразу согрелся, расслабился.. доверился? Очень странно осознавать собственное недоверие, особенно после всего, что между ними было. Оно, само собой, вполне обуславливалось, но все равно выглядело инородно, не к месту, зато с его исчезновением словно с плеч скинули купол небес, ну так в старинных мифах говорится. Никто уже не помнит, почему именно купол небес, а демиурги не склонны делиться с почтенной публикой воспоминаниями о  своих закидононах времен Великой войны.

Прекрасное мгновение все длилось, длилось, умелые губы увлекали его к горизонтам забытых исследований, напоминая о полных радости мгновениях. Минуты текли, словно забирая с собой колючую злую боль утраты. Энтро был рядом, его хаос тек через Познание как темная материя через скопления звезд, уравновешивая, даже в каком-то смысле перераспределяя концентрированную энергию по восходящим векторам. Где-то глубоко в них самих от соприкосновения, такого забытого, рушились с грохотом стены, оседали каменные терриконы, рассыпались прахом армии внутренних голосов, как в сказках сменяясь на тихий свет спокойной уверенности. Мелькнула мысль о счастье, Рассвет улыбнулся в губы возлюбленного, сильнее прижав его к себе. Новое тело исправно сдавило корпус Энтро, все-таки оно было гораздо сильнее предыдущего. Ну и некоторые анатомические особенности, собирая в себя расплесканные вокруг энергии и концентрируя внимание на желанном объекте, несколько отвлекали от главного.

    С неохотой отпустив Энтро, Рас опустил глаза, сделав шаг назад. Если он сейчас посмотрит в эти фиолетовые расплавленные бездны, бедняжке Ониксу придется черти сколько ждать, крошка может и не дождаться.
- Ну.. - Вздох Познания был наигранно-смущенным, - понимаешь, Порядок ведь легко просчитывается, а у меня полно ушлых адептов с авантюрной жилкой.
Соврал. Сам лазил в Хранилище, как и к Энтро, Исе и всем "старичкам".
Он отвлекся. Странное ощущение..
- Да, пошли. Я хочу посмотреть и приступим. На душе не спокойно. Этот ребенок, наш внук. Я чувствую свою вину перед ним. Очень странное ощущение.


- Мать, я принес тебе то, что ты просила.

  Яркий, словно пламя, мальчик зашел в в дверь и пространство лаборатории внезапно показалось тесным. Он сочетал в себе черты обоих родителей, получился яркий, словно пламя, живой, любознательный. В нем проскакивал какой-то потаенный контур, Энигма не желала его пока рассматривать, наслаждаясь "детством" сына.
  На стол перед ней легла голова ребенка со странно бугорчатой кожей, зелеными склерами без зрачка, пухленькими губами. В остром ушке болталась длинная серьга из какого-то сплава с кристаллом Миира, зелено-голубой, ограненный "розой" камень переливался гранями, словно живя собственной жизнью.
  Энигма аккуратно подцепила серьгу пинцетом, поднимая на уровень глаз. Камень подернулся мутью, даже, кажется, слегка задергался, а затем в пространстве словно что-то тихо лопнуло, и в руках у Познания висела плохо собранная безделушка: на скверной медной цепочке за колечко был подвешен маленький мутный белесый кристаллик, нечто вроде сардоникса. В глубине мерцала слабая полоска окиси хрома, придавая украшению интересное звучание.
Любопытно.
Она повернула голову к сыну:
- Ты мог просто принести безделушку. Для этого не стоило убивать дитя.
- Для чего жалеть уродов, мать? Ты сама меня учила основам селекции, разве нет?
- Все так, когда речь идет о не запланированных мутациях. - Она кивнула, подтверждая его слова. - А теперь  посмотри сюда. Разве это так?
Перед ними на столе, где пару минут назад лежало нечто, больше напоминающее кусок глины, покоилась голова маленького темного эльфа, красивого, как и вся их подземная раса. Голова лежала в лужице собственной крови.
- Иллюзии, сын. Видимо их клан набрел на жилу камней-паразитов. Теперь у нас имеется серьезная проблема.
Нарисовав в воздухе символ вызова, невысокая белокурая девушка, которой на вид вряд ли было больше 21 года, властно сказала в пустоту:
- Бертран, у нас в перспективе эпидемия Маара в клане Хальсинг, займись.
И сыну:
- Ты - демиург, ты должен рассчитывать необходимое воздействие и не причинять излишнего зла, а глядя на это - она брезгливо наморщила носик, кинув взгляд на костенеющие останки у себя на столе, - я начинаю думать, что ты с Чернобогом связался.
- А он жив? - Энтузиазму сына можно было только позавидовать.
- К сожалению. А теперь забери это и утилизируй. И Аррен. - Он обернулся уже на полдороге к двери. - Очень тебя прошу. - Ее глаза жестко и холодно смотрели в такие же безжалостные глаза. - Соразмеряй.
- Да, мать.
Легкий поклон, легкие шаги, легкий щелчок закрытой двери. И холод неизбежности, жестко продравший демиурга Познания в первый раз.


    Слушая Энтро Эн просчитывал вероятности, но больше думал о возможностях. Один к сотне все-таки очень мало, как можно увеличить процент без излишних затрать времени и собственных ресурсов?
- Жемчужина у меня одна, солнце. Сам посуди, не мог же я обдирать Порядок как капусту лист за листом, чтобы сделать основательный запас? Уволок что успел, мне еще не доставало вздороного братца с претензиями? Давай лучше вот о чем подумаем: есть вероятность, примерно процентов двенадцать-двадцать, что для более удачного результата с наименьшими затратами  исходный, то есть наш, базовый, так сказать, материал нужно смешать энергетически. Перевожу. Мы с тобой отрываем от себя по паре вихрей, смешиваем их в одно целое, сразу добавляем туда стабилизатор и только потом разделяем на нужное количество частей. Делим не на сотню, а, скажем, на семьдесят, то есть один к семидесяти, даже меньше, один к пятидесяти. Я бы еще сократил, но рискованно, и только потом я лезу в капсулу и ты меня страхуешь. Впрочем,  одну версию  я бы все-таки сделал с твоей составляющей в семьдесят процентов, чую прямо - оно. М.. Хватит меня по ощущениям раза на четыре в полной мере, если потребуется - потерплю.

    Пока все это говорил - разбирался с капсулами выращивания. Остроумный подход Хаотичного взял себе на заметку, подправил один узел чисто магией, влив туда для стабильности золотой ручеек зар, выровнявших контур направления роста зародышей.
Некоторое время смотрел на силовой узел капсулы. Вздохнул. Потянулся через пространство в свой сейф, все еще глядя на узел и размышляя, что можно добавить, вытащил еще одну жемчужину, перламутрово-черную, блестящую, словно металлическую. И рядом - нежно-розовую, с зелеными всполохами, нежную, словно источающую свет.
- Да ладно. Все демиурги клептоманы, сам не лучше.
Ухмылку сдержать не удалось, да и не слишком хотелось. Груз ответственности для демиурга привычен, правда,  не каждый день речь идет о родной крови, но натуру не переделаешь, какие они боги? Они шкодливые подростки, были, ечть и будут.
Бедный мир..
    Осталось понять чем заменить в раскладе жемчужину Порядка для стабилизации узла, и что лучше использовать для усиления вероятности: жизнь, Порядок или Смерть.

Да, именно эта фактура характера Энигмы распаляла в душе демиурга плохо контролируемую страсть. Рассвет ничего не боялся, и фанатично увлекался новым, неизведанным и опасным. Словно мотылёк летел на пламя, обходя законы физики, возрождался из пепла... если вообще сгорал. Он сам являлся пламенем, просто не видел этого со стороны, типичный такой эффект наблюдателя. Энигма был жаден, и самую малость безумен в своих стремлениях. Или не малость? Для Энтропия совсем нет, но не все выдержали и крохотную искру его внутреннего огня.

— Подожди, ты слишком торопишься, — мягко произнес Энтропий, перехватывая запястье протянутой к нему руки. Чуть отвёл в сторону и шагнул вперёд, — во-первых, мы ещё не допили, во-вторых, то что ты хочешь сделать — это прекрасный расклад, но стабилизировать хаос чистой магией, какой бы она ни была, слишком рискованно и низкоэффективно. Поверь мне. 

Энтропий отпустил запястье и провёл ладонью по локтю и вверх до плеча, затем рука скользнула на лопатке и спустилась до поясницы. Он притянул Энигму ближе, ощутив тепло его тела на своём. 

— Это когда ты успел позаимствовать жемчужину порядка? — он добавил в голос ироничной ревности, хотя ничего удивительного в факте «кражи» не наблюдалось. Они жили слишком долго, чтобы до конца быть уверенными в ликвидации любых своих магических проявлений во внешнем мире. Где-то да оставят: артефактик, магическую стабильную вязь или что-то поинтереснее. Хаотичный совершенно не удивится, если у Порядка обнаружатся пара вот таких жемчужин познания, а его собственная сущность так и вовсе рассыпана по всему Аркхейму. 

Но такая реакция имела вполне определённый аспект: обозначить, так сказать, свои притязания... не на какую-то конкретную ипостась, а на всего демиурга целиком. Вдруг тот не понял. Энигма из-за своего фанатичного стремления к новым экспериментам и целям добиться желаемого иногда был удивительно слеп. К тому же требовалось как-то его зафиксировать на себе, чтобы сию минуту не убежал в свой ЭльРан реализовывать этот план, забыв обо всём на свете. Энтропий понимал, что у Энигмы горит сердце, и как бы он не хотел тебя убедить в том, что ему плевать, ему всё равно, это было далеко не так. Далеко до противоположности. Он считывал это по взгляду, по ауре и собственным ощущениям. На пике этих всех поглощающих эмоций хотелось прямо сейчас перевернуть мир, сделать хоть что-то. Поэтому, собственно, Энтропий и появился сразу, стремясь унять ураган в собственной душе.

Его губы накрыли чужие, поцелуй вышел каким-то жёстким, горячим и немного болезненным. Болело внутри под рёбрами, да движение влажного языка и медленно разливающаяся по телу тепло понемногу унимали боль.

— Я покажу тебе зал, где находится стазис-капсула Оникса, там же мы сможем продолжить эксперимент. — произнес он отстраняясь, и кончиками пальцев поддевая белоснежные пряди волос. Забрал бутылку и выпил залпом, кивнул на вторую, — допивай, это ведь приятно. Как остальные грешки смертных, ради которых всё-таки нужно прыгать в постель. — коротко рассмеялся.

Портал затрещал магическими искрами, и они очутились в огромном зиккурате, красный камень которого отливал кровавым блеском. То кристаллические своды делали это сооружение сверхпрочным, явно намекая на то, что спроектировано оно было для проведения запрещённых и опасных ритуалов. Главный зал усыпан рунами и печатями, что упрощали работу с тонкими энергиями. 

Кокон Оникса представлял собой огромную сферическую махину, размером наверное с автобус, она всё будто бы была соткана из чистой магии, точнее связевых письмен, энергетических линий. Будто несколько миллионов рун и пентаграмм связали и переплели в одной точке пространства.

От капсулы тянулись два стабильных энергетических потока, они фиксировались в огромных артефактных «сосудах», что-то вроде кристаллов в три человеческих роста, но полые внутри и с оправой из чистого адамантия сверху и снизу.

— Я спроектировал капсулы для выращивания... материала. Лучше проверь ещё раз все потоки и основной сигилл, а ещё состав материалов. Мою сущность помещает сразу туда, хаос без контроля взрывоопасен и в своём чистом виде крайне редко порождает жизнь, которую мы хотим видеть. Действуй аккуратно и быстро. Возле сердца концентрация энергии самая чистая, тридцать граммов вполне хватит. 

Жемчужину можешь поместить в силовой узел капсулы, после того как закончишь мне придётся сделать с тобой то же самое. Ты сказал у нас пропорция семьдесят на тридцать, значит я забираю 9 грамм. По завершению мы повторяем цикл, но уже со второй капсулой. В зависимости от того, как сформированные эмбрионы будут вести себя в ближайшие часы, станет ясно, сколько потребуется повторять этот процесс. Сам понимаешь, вероятность их жизнеспособности мене одного процента, из ста таких капсул, у нас может оказаться жизнеспособной только одна. Проблема же в том, что лишь когда эта капсула достигнет определённого уровня развития, мы сможем понять, подходит тело Ониксу или нет. Как быстро ты сможешь восстанавливать свое сердце, Энигма? И на сколько циклов хватит жемчужины? Меня хватит на пять эмбрионов, после придётся потратить пару часов и магическую силу на восстановление. 

Дела обстояли даже хуже, чем предполагал Рассвет. Что касается их с Энтро тонких чувств - это все мелочи, если у них срослось не поубивать друг друга и даже дать потомство (корявое, но первый блин и все такое), то им океан по колено и Архей в кармане, они прочные сукины дети, что им сделается? А вот известия о крошке, осколке любимого сына откровенно взбудоражили. Эн нахмурился, глядя в стол. Мыслей было слишком много, требовалось слегка успокоиться.
Помедлив некоторое время, прикинув примерные возможности, он снова прямо глянул на Энтро:
- Что ж, раз так - не вижу смысла откладывать, можно создать матрицу прямо сейчас, для этого даже не нужно - криво улыбнулся, словно опасаясь трогать покрытую коркой старую рану, - прыгать в постель.

 С него слетела напускная бравада и остальная чушь вроде жалости к себе, следовало максимально эффективно решить поставленную задачу. О ее цене Эн старался не думать, и вовсе не из-за черствости, хотя и не без того, а потому что холодность мыслительного процесса в разы увеличивала вероятность благоприятного исхода, в их случае весьма сомнительного. Конечно, один раз у них получилось удачно смешать два генома с полярными вводными, способ, конечно, примитивный, правда, приятный, но в текущих реалиях совершенно не применимый. Дело даже не в гендере - все милые телесные подробности по мере необходимости подгоняются под ситуацию, и не в психологии - Эн наотрез не желал снова напяливать личину самки, а в эффективности жизнеспособной модели. В Биологическом эксперименте с внутриутробным вынашиванием максимальный вектор воздействия Эн оставил себе как среде, в которой рос плод, а теперь он полагал, что ведущую роль должен сыграть хаотичный вектор, так как именно хаос обладает самой большой вероятностью вытянуть из этой колоды праха жемчужину жизни. Запустит свою лапищу и вытянет, не раздумывая и не мучаясь вопросами типа "а может стоило сделать вот так" и тому подобное, характерное для ботанов-исследователей.

- Будем делать ставку на тебя и твои возможности. - Он поднялся с только что оседланного стула. Его занимала Проблема, и, как обычно, занимала она его целиком. - Предлагаю в качестве эксперимента создать несколько моделей, посмотрим по пропорциям насколько они будут жизнеспособны, а потом по схеме - закольцуем течение энергии с дозированной подпиткой для медленного постоянного роста, выдохнем, а после  и продолжим общение. Я не хочу думать ни о чем постороннем, пока есть работа - работаем.

Глаза Рассвета снова приобрели ту маниакальную целеустремленность, которая когда-то подкупила Энтро, так давно и вроде как вчера. В решительном  взмахе ладони чудилась маленькая ладошка прежней ипостаси, так же как в повороте головы, прищуре.. запах поменялся, что понятно - изменилось тело, другие гормоны и прочая чушь, но глубинная сущность проглядывала сквозь новый образ, любовалась Энтро, тащила его на новые авантюры. В каком-то смысле "спасти малыша Оникса" тоже было авантюрой, очень дорогой, бесценной, забирающей сердце, но все течет, и Эн понимал - он сможет пережить смерть крошки, если ничего не получится. Ему все равно? Внутренний свет улыбался. да. Все равно.
"Можно работать. Долой эмоции".

- Смотри. Предлагаю объединить энергоструктуры в разных пропорциях. самая неустойчивая 70/30 - твоих 70 процентов - остальные мои - самая неустойчивая, ее можно будет стабилизировать кусочком Порядка. Что ты лыбишься? У меня есть запас, между прочим. - Рассвет ухмылялся, первый раз за новую жизнь, такой очень знакомой озорной ухмылочкой, типа "обнес братца, че такого-то? дело житейское". У него вообще-то образцы каждого из демов имелись, в особенности тех, кого больше нет. Небольшая, крохотная даже, частичка, запечатанная в жемчуга. Самое драгоценное сокровище в закромах Познания.-  Только ему не говори, зачем брату нервничать? Что до остальных структур - они более  стабильны, так что меня интересует именно этот. Объясню почему. На мой взгляд - голос Эна стал серьезен, и сам он перетек в состояние холодно-собранное, - в твоей природе есть замечательный аспект, ты можешь совершенно случайно вытянуть золотой билет из кучи мусора. Это шанс для малыша и огромное подспорье для нас. - Гетерохромные глаза смотрели серьезно. - У нас может не получится, но если получится, то Оникс будет одарен щедро, и ради этого стоит рискнуть. Предлагаю делать, порефлексируем после.

Вытянутая вперед рука Познания коснулась груди Хаоса, белые красивые пальцы погладили плиты мышц, а после плоть потихоньку истончилась, проявляя под кожей водоворот золота энергии Познания. Согласие Энтро - и их энергетика сольется в объединяющем вихре, чтобы попытаться  построить новое вместилище для крошечной жизни.

— Да, почти... — повторил он с кривой улыбкой на губах, обращённой, скорее, к себе, чем к брату. Все почти на месте, не хватает только их сына и тех погибших демиургов, которыми они когда-то были. Кажется, это случилось бесконечное число жизней назад.

Энигма не изменял себе, он сохранил первозданный шарм и притягательность. Да, сие качество имелись у всех богов мира, но только Познание притягивало Хаотичного настолько неудержимо. Ему ощущение мира казалось другим, опьяняющим что ли, болезненно-насыщенным, ярким каким-то другими красками.

— Хорошо, что ты вообще выбрал человеческое обличие. В нас слишком много от смертных как оказалось, я раньше не замечал... насколько мы похожи. То, что ты пережил, оставило отпечаток на всем существовании, — потому что ровно такой же отпечаток, словно кремённая стигма, располосовал и его жизнь.

Энигма уплывал, поволока с его глаз то спадала, то возвращалась. Гетерохромные радужки — одна серебристая, другая почти янтарная, устремлены прямо на Хаотичного. Энтропий прекрасно знал, что эта нежность в груди и желание защитить проистекают из его смертной натуры. Он испытывает ровно то, что хочет от него природа и не имеет значения в каком именно теле удерживает свою душу демиург Энигма. 

— Простить за что? — склонил голову к плечу, взяв брата за подбородок и не позволяя отвести взгляд, — мы вместе открыли эту бездну. Впрочем, знай, чего бы ты не совершил, какой бы поступок не сотворил, это не заставит меня... всё закончить... — а здесь уже понимаете как угодно, например «я никогда не убью тебя», или «я никогда тебя не оставлю», или «мы всегда будем соратниками». 

— Или ты извиняешься в собственной слабости? Что проиграл нашему сыну? Я тоже считал, что у меня всё под контролем. Видимо, эта аберрация часть нашей изначальной сущности. 

О нет, боль душевную своим спутником жизни Энтропий не считал. Ему впервые было настолько больно. Промолчал. Не стал комментировать эту часть фразы. А что тут скажешь? Мол, я раньше не испытывал ничего подобного? Или, быть может, все мои былые потери меркнут на фоне этого. Жалкие оправдания.

— Оникс? — на секунду Энтропий замолк, теперь уже его взгляд поплыл, ультрафиолетовые радужки потемнели, — плохо, — наконец, ответил, — он вряд ли выживет, и я не знаю, как это исправить. Словно сама Судьба не желает нашего продолжения...

Демиург также уселся зана стул и подвинул к себе кружку, сделал несколько крупных глотков, словно запивая только-что сказанное. Произнесённые слова жгли диафрагму. Удивительно, но даже так, он не отказывался от этой удавки на своей шее. Удавке под названием — игра в любовь, которая уже не игра. Не зря он считал самой опасной. И даже не понял, как оказался в её тисках. Крепкий хмель обжог горло. 

— Я после перерождения... был словно сам не свой, не знаю как это объяснить. Чуть не опоздал, сумел его реанимировать, но там... тотальное отмирание, его геном распадается, Энергетическая паутина устойчива к любым воздействиям протомагии. Ни одна из моих внеранговых печатей не принесла необходимой в его случае трансформации. Аррон воздействовал на него внутриутробно и теперь сущность этнарха и демиурга словно отторгают друг друга. Я поддерживаю его в искусственной коме, каждый день на это уходит 38 единиц Резерва Ордена. Пять из них мои. Ты представляешь какие-то мощности? Конечно представляешь. Подобной силой можно было бы стереть с лица земли целый город. А по сути вся эта сила уходит на то, чтобы удерживать каждый его атом рядом с другим таким же и не позволять распадаться. 

Здесь не помогут не твои жемчужины, не моя протомагия. У меня ещё не было времени сделать полную раскладку процессов, что происходят в его теле, но есть одна идея, правда, есть опасение, что она не осуществима.

Нам нужно новое тело, причём чистокровного демиурга третьего поколения, с заданными параметрами генома. Нет, он не выживет. И да, нам придётся создать его на основе своих генетических ресурсов. После выращивания создать вторую такую же капсулу и объединить их энергетической паутиной. А потом накрыть печатью на полное обновление клеток. Ты же понимаешь, о чём я говорю. Половину атомов в днём необходимо заменить другими.

Звучит невероятно, и мало реализуемо, однако я говорю это тебе, богу познания, если я способен осуществить нечто подобное, то только с твоей помощью. Да, на полную замену потребуется огромное количество энергии и, возможно, не один десяток веков. Процесс обновления придется замедлять, чтобы удерживать баланс структуры.

Он замолчал, внимательно рассматривая его красивое породистое лицо. Энигме определенно шла эта ипостась. 

Чего ждал Рассвет от встречи с Хаосом? Он не знал. Такое странное и новое чувство - не иметь даже предварительного плана будущего события. Впрочем, он не Порядок, чтобы тупо следовать планам, тут, скорее, вечная творческая импровизация, уже разок  доведшая их с Энтро до самого края.

   Хаос подошел, обнял. Его большие теплые ладони на плечах ощущались.. на месте. Родными. Раньше Энигма не имел возможности сравнивать, так как, подражая семейной моде носил женскую личину, но сейчас, будучи обладателем иного гендера, не уловил особой разницы с женскими ощущениями.  Геометрия тела поменялась, железы работали иначе, все-таки мужское тело отличается от женского, но содержание осталось то же, и реакции на возлюбленного никуда не делись.
Рассвет закрыл глаза, сглатывая сухим горлом. Горечь была тут же, рядом с ними, обволакивая, собирая в единое целое, но вместе она ощущалась иначе, легче что ли..

   Он накрыл ладонью ладонь брата, лежащую на плече.
- Знаешь, такое странное чувство.. Словно вернулся домой из длительного путешествия. Все на месте.. Почти.. - Он выскользнул из рук Энтро и повернулся к нему лицом, демонстрируя свой новый облик и почему-то разные глаза, серый, словно подернутый холодным туманом, и янтарно-карий, золотящийся по краю радужки тонкими искорками, впрочем, через некоторое время серый глаз прояснился, стал более чистым, серым, с легкими золотыми всполохами внутри, а карий посветлел, стал более привычным Энто, коньячным.

- Я в порядке. Да, это новая личина, похожу пока так, пока не могу примерить на себя самку, еще очень больно.
Продолжая разглядывать новое тело брата он обошел несколько раз кругом, не прикасаясь, изучал визуально, слушал голос, примеривал свои воспоминания к новым формам и вибрациям.

- Твоя новая личина мне нравится, она более м.. не так, она тебе подходит.
Усевшись верхом на один из стульев, материализовав пару простецких кружек, Рассвет потянулся к бочонку, щедро наливая его содержимое себе и Энтро. Из закусок у него ничего с собой припасено не было, но этого и не требовалось, демиурги не люди, совсем другие традиции и уклад, и такое символическое винопитие было, скорее. данью прошлому, своеобразными поминками непутевого и любимого сына. Он ничего не сказал на слова любимого, просто поднял кружку в приветствии и выпил ее залпом, словно плохую воду а не хорошее вино.

- Мы прошли через этот отрезок жизни, солнце, не без потерь, признаю. Я поступил легкомысленно, повернувшись спиной к существу, одержимому силой.- Он опустил глаза в стол. Затем поднял взгляд на Энтро, словно в холодную воду прыгнул. - Прости меня, я... Я думал, что справлюсь, у меня все было под контролем, меньше всего мне хотелось такого результата.. А боль? Что ж... Боль - естественный спутник жизни,  мы справимся. Лучше расскажи как там Оникс? У нас же  остался внук. Он же выжил?

    Мысль о внуке обожгла только что, заставляя щеки вспыхнуть краской досады. Сколько жалеть себя и забыть про крошечное живое существо, связывающее их с Энтро гораздо сильнее любых чувств и слов. В каком-то смысле он плод  их любви и совместной работы, результат, даже вернее - сплав чувств, технологий, магии и надежд. Ну и расчет, само собой, какой демиург в своем уме кинется в непросчитанную авантюру? Хотя.. да, не про племя демиургов столь высокопарное утверждение.

    Фиолетовые искры в волосах брата в лучах Архея снова настраивали на какой-то домашний, мирный, полный тепла лад, словно возвращая в прошлое. Только прошлое ушло, впереди - ноавая глава, и - тут Эн дернул ртом в кривой улыбке - новые эксперименты, а, возможно, и дети? В конце концов, способов оставить потомство полно, не стоит зацикливаться на неувядающей человеческой классике.
- Расскажи о себе. - Попросил он, снова наливая кружку. - И об Ониксе, конечно. Ты его видел? На кого он похож?

Существуют истории, которые украсят собой любую ночь у трескучего костра. Но эта не одна из них. Отношения Энтропия и Энигмы, их общая реальность и события образовывали роковую цепочку... о нет, далеко не цепочку случайностей, скорее, цепь фатума...

Бездной дарованная быль не имеет права на существование. И всё-таки существует. Просто о ней не говорят в суе, она не расползается слухами по миру... да и остались ли те, кто знал эту историю? В новом мире вряд ли, да и не было их. Тех, кто мог знать. Хаос и Познание... разве можно хоть кого-то из них представить героями в ТОМ сюжете?

Энтропий воплотился в бассейне глубокой реки, куда обрушивал свои воды один из крупнейших водопадов планеты. Алькор. Тонны и тонны, тысячи кубометров воды над ним лживо гасили боль. Сто лет прошли как один миг, и Энтропий надеялся... надеялся, как последний жалкий смертный, что исступленная мука его нематериального тела прекратится. Да, она перестала быть невыносимой, но всё ещё терзала его. Сверху пробивались лучи Архея, словно золотые пики, бросаемые Творцом лишь с одной целью — добить его уже нахрен.

Энтропий редко предавался рефлексии, и впервые настолько долго и глубоко. Да, он жестоко ошибся, считая всё происходящее игрой. Ошибся, что способен контролировать сюжет сказки. Ошибся, что обладает неоспоримой властью над своими чувствами и проявлением. Ошибся в том, кто он есть. Он считал себя богом, космической тварью, реликтом первозданного воплощения стихии. Жадность и гордыня — вот его грех. Как же далеко ему до того бога, каким он себя представлял.

Энтропий поднял руку, смотря как озаряется ладонь в свете отблесков Архея. И как же ему стало легко держать человеческую оболочку. Ха! Он рассмеялся, но увидел лишь пузырьки воздуха, поднимающиеся вверх. О да, Великий и Неукротимый мать его Хаос перестал чувствовать себя богом и удивительным образом обрёл новую часть себя. Изменившую всю его личность. И он знал, что стал старше. И что его истинная ипостась чуть трансформировалась. Да, тот великолепный образчик мужской красоты, что так нравился смертным самкам, теперь не совсем он.

Когда Энтропий всплыл на поверхность бушующих вод гроза окончательно разгулялась. Он догреб до берега и ещё несколько долгих недель жил в джунглях Алькора. Не встретив ни одного разумного существа. И в распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы подумать об Энигме, своем сыне и причине, почему они прошли по самому краю. А ведь все могло закончится иначе...

Когда демиург вернулся окончательно в Дискордиум, первым делом он собирался отыскать Энигму. Уж чего-чего, а прятать в голову в песок не его стиль. Да и не может эта история закончится так. Потому что есть вещи, над которыми не властны даже боги. Например, его безумная тяга к ней. Желание обладать, без поглощения. Не это ли чувство смертные называют любовь? Внутри потеплело, ледяное пекло, терзавшее его нутро острыми осколками, отступило.

И всё бы ничего. Но Энтропий совершенно забыл про Оникса. Да, вот и так просто, по-человечески, как последний контуженный горем. И это отрезвило. Непозволительная ошибка! Вместо того, чтобы сразу после воплощения позаботиться о младенце, энергетический кокон которого необходимо обновлять каждые 100 лет, он, видите ли, рефлексировал днями напролет, как последняя смертная тварь. Самоуничтожающая ярость подкатила к горлу. В тот день в горном массиве случилось обрушение.

Он успел в последний момент. Точнее, не успел, но на грани возможного вытащил его с того света.

И когда, наконец, он собрался отыскать Энигму, тот уже и сам его нашел.

— Ирония тебе очень к лицу, Эни, — усмехнулся беззлобно Хаотичный, удерживая свои горячие ладони на плечах мужчины. Стоит за спиной.

— Сильно... обжегся?

Обошел и уселся напротив. Смотрит с улыбкой. Искренней. А в глазах сама бездна.

— Я тоже. Прости, что не пришел раньше. Ты верно подумал, что всё... это конец. Хренового же ты обо мне мнения. — рассматривает красивое лицо, такое чужое и родное одновременно. Энтропий не испытывал никаких предрассудков на счет новой личины Энигмы и... прекрасно понимал почему тот изменился.

— Твоя новая истинная личина? Похоже, не только мою обуглило до костей. Уж извини, теперь я выгляжу так. А тебе очень идет. Оставь, — он улыбается, знает, что не имеет значения, понравится ли ему внешность Энигмы, тот останется таким, но... став человечнее Хаотичный прекрасно понимает, что хочет услышать Энигма. На самом же деле Энтропию не важна личина, он любит не оболочку. Даже если бы Энигма избрал облик шестипалой лупоглазой рыбы с пятью клешнями его отношение не изменилось. Но видеть человеческое тело куда приятнее лишь по тому, что это значит одно — Энигма не ушел в себя. Он намерен продолжать. Вот только обжегся настолько сильно, что красноречиво показывает, насколько мучителен для него закончился тот сценарий.

Энтропий поднялся, все еще не притрагиваясь к выпивке, обошел стол и сгреб Энигму в объятия, сильно и горячо прижимая к себе. Его запах пьянил и растекался приятным покалыванием по телу. Отстранившись, заглянул в красивое лицо. Тонкие аристократические черты, гетерохромные радужки, кожа чуть темнее, чем прежде.

— Нам обоим нужно было время, Энигма. Но я не отпущу тебя, — сказал он тихо. Энтропий понимал, чего ждет бог Познания, он видел этот вопрос в его глазах, — я убил его. Я убил Аррона. Убил навсегда. Нам пора признать, он был Чудовищем больше, чем богом. И не поддавался контролю. Таких Чудовищ надо уничтожать раньше, чем они уничтожат нас...

Где-то рядом пела птица. Трель разбудила, и только потом Энигму согрел луч солнца, косой, тонкий, словно ладонь ребенка, легшая на глаза. Вокруг, на сколько ощущалось, никого не было, только он сам, лес, пронизанный солнечным светом, да та самая одинокая птичка, щебечущая  где-то в ветвях.
Он открыл глаза и некоторое время просто смотрел вверх, на колышущиеся кроны, на кусочек безмятежного неба, на травинки вокруг головы, на солидного жука, деловито взбирающегося по стебельку цветущего колоска.
Жизнь.
Глаза демиурга, туманные и серые, снова закрылись. Состояние организма ничего не отражало, сознание скорее было сонным, и он не помнил, зачем он спит в этом лесу, где это находится и долго ли он тут прохлаждается, пока дело стоит.  Ленивые мысли цеплялись за что-то незначительное вроде лета, солнца, ощущения комфорта и расслабленности, словно никто его не ждал, словно не было какой-то дилеммы, неразрешимой задачи, уродливых родов, в которых мать снимали с ребенка, словно скорлупу.
Вот оно.
Роды. Сиренево-фиолетовые нити Хаоса, оборачивающие маленькое крылатое тельце, жемчужина Познания, саги и легенды.
Сын. Убийство?

Он вспомнил.  
Память вернулась рывком, разворачиваясь в панораму со всеми подробностями даже в мелочах. Их с Энтро сын. Убил его. Ее. Точно, другая форма. Красивый, умный и злой мальчик, предмет тайной родительской гордости. Или нет?
Белые брови на смуглом лице сошлись в сосредоточенном и несколько злом движении, слишком резко.
Эн сначала поднялся на локтях, затем неторопливо сел, скрестив ноги, уперся руками перед собой, глядя куда-то в никуда. Отметил, что тело работает как надо, сильное, послушное, может слегка сонное, но это лечится жестокими тренировками, никакой больше женственности, хватит, наигрался. Некстати пришла мысль об Энтро, Энигма не знал, что с ним, но думал, что Энтро большой мальчик и так глупо не подставился, к тому же, раз сам Рассвет все еще жив, значит Энтро успел и.. Что тут можно сказать? Да и зачем что-то говорить?
Монстр за стеклом в очередной раз попытался добраться до добычи, в очередной раз налетел на защитный контур и в очередной же раз уполз в свою нору отращивать новую конечность. Уже дней десять Эн без интереса наблюдал за его стараниями, не в состоянии сконцентрироваться на работе. Чего-то в нем не хватало, зато появилось и что-то новое, если кратко – он стал более хаотичен, что, в свою очередь, наводило на всякие невеселые мысли. Наверное он бы напился, если бы думал, что состояние измененного сознания сможет хоть как-то притупить боль от двойной потери, но увы, мысль о выпивке сводила судорогой и вызывала отвращение, а потому Эн вяло развлекался со своей любимой игрушкой – подводным монстром, караулившим огромное окно Пятой лаборатории. Уже даже тело пришло в относительный порядок, хотя двигаться было еще непривычно, все-таки воспоминания о собственном росте и соотношение с мужскими параметрами весьма сильно отличалось, а вот внутреннее состояние все еще «плавало», словно в насмешку отметая глупое утверждение, что мужчины менее подвержены душевным переживаниям.

В дверь поскреблись, и, после недолгой паузы створка приоткрылась, в полумраке обозначилась тонкая девичья рука и размытое сумерками лицо.
- Эн, ты просил напомнить. Тебе нужно в Дискордию сегодня.
- Зачем?
Голос оставался равнодушно-бесцветным.
- Ты сказал "напомнить о ребенке", это все что мне известно.
Он кивнул не оборачиваясь и не отводя взгляда от синевы воды за окном, и она ушла, аккуратно прикрыв дверь, из которой со стороны кабинета торчала пара метательных ножей, одна чакра и несколько стилетов.
- Хрен с ним со всем. Пора заканчивать наматывать сопли на кулак, вдвоем всяко проще.
Портал вывел его в то самое место, где в предыдущей жизни они с Энтро были так счастливы. Если честно, Эн не знал что думать, он не понимал, что чувствует и волновался, гадая, как его примет Хаос и примет ли. Отчего возникла эта неуверенность он не смотрел, не хотел. Наверное это были отголоски той, прошлой, беззаботной жизни, полной любви. А как будет сейчас? Портал сработал, значит настройки на его сущность Энтро не убрал, но.. как быть теперь? Не становиться же снова женщиной! нет!Нет. Достаточно.
- Вот и проверим.

Протомагия  прямо на месте соорудила кривобокий стол и два корявых стула. Эн бухнул на столешню огромную бутыль из старых запасов.
- Прости, любимый, что не сразу, но я пришел. Покажись, солнышко.
Косая горькая усмешка на мгновение осветила хмурое красивое лицо. Серые глаза не улыбались.

— Ты знаешь, что такое этика? Не верю, — лицо оставалось серьёзным, практически не пропуская эмоций, но ощущение саднящий внутри боли его не отпускало. И причина совершенно не в скорби о потерянной матери своего внука, на смертную Энтропию плевать не меньше, чем Энигме. Предчувствие грядущего нависло над ними грозовым фронтом. Доводы Энигмы, как и всегда практичны, она с вдохновением и без лишних эмоций решала судьбу обеих жизней. 

— В себе не смогу, моя структура не приспособлена для стабилизации. Отправить любое живое существо в мои границы — это обречь его на гибель в атомном реакторе. Только во сто крат хуже. 

Мы поступим как ты предлагала ранее. Я создам телергический кокон и погружу младенца в стазис, он будет восстанавливаться в год по крупице, я обращу то воздействие, что оказал на него Ааррон вспять, но сие потребует много времени, если мы гарантированно не хотим получить кусок полу-разумного мяса. На полный цикл уйдёт больше тысячи лет. Слишком сильно изменился его геном, даже не так, изменилось ДНК матери, так что у младенца врожденный порок развития, если бы он родился без нашего вмешательства, то вряд ли бы выжил. Ты и сама это прекрасно видишь. Так что твои склонности к клептомании спасли ему жизнь, — здесь стоило усмехнуться или иронично изогнуть бровь, да что угодно, но маска никак не желала приклеиваться к лицу, потому слова прозвучали с металлическим привкусом. 

Тонкие энергии сплетались мягким фиолетовым потоком вокруг младенца, проникая тому под кожу и становясь единым целым с его энергетической паутиной и кровеносной системой. Заползая в межатомное пространство, связывая молекулы, покрывая мембранные стенки. Энтропий медленно выдохнул. От напряжения вены на его висках пульсировали, удары сердца раздавались в голове. Одно дело, восстановить существо после чей-то направленной мутации, другое дело — если его искалечила сама природа, словно желая отомстить за поруганную честь своей смертной дочери. Оникс не просто болен, его болезнь носила магический характер. 

— Да, ты можешь наблюдать за ним, но я не хочу, чтобы он знал, по крайней мере до своего зрелого возраста, о том, кем является. 

Это ещё одна из причин, почему так долго придётся ждать его развития. Одна из структур магической вязи будет несколько веков перенастраивать ауру, настолько досконально, чтобы никто не увидел правду, поэтому мне требуется и твое участие в создании кокона... — Хаотичный приглашающе отступил, указывая на уже ставший исполинским коконон энергий. Он пульсировал и сиял всеми оттенками ультра-фиолетового, испуская мерное приятное гудение.

Одной из причин, почему долгое время Оникс не знал кто он есть — его отец и то, что он сделал. Энигма и Энтропий боялись, что он может пойти по тёмному пути, возможно, ощущение себя одним из смертных, убережёт его от дальнейших ошибок. 

Ааррон стоял над медленно аннигируюемым телом Энигмы, что трансформировалось в энергию, доступную для поглощения. Он сумел сотворить это лишь по той причине, что она не ожидала такого вероломства. 

— Прости... — произнесли его губы, — но таковы правила игры... прости, мам... что убил тебя... — странная боль заполнила его до краёв, подобной боли он ещё не испытывал: тупая, она подкатывала к горлу, растекалась внутри огненным шквалом, обжигала глаза. 

Шаг вперёд и невыносимо притягательное ощущение выбивает из него дух и непролитые слёзы отступают. Голод, дикий голод заполняет всё его нутро, затекая в глотку, поджаривая мозг обещанием всего, о чем он только мечтал. Этому желанию нельзя сопротивляться, энергия Матери так упоительна прекрасна, она бьётся здесь, совсем рядом. Он не понимал, что его заставляет делать то, что он делает, поломка ли внутри или, напротив, это его родители сломаны... 

— Прости... что поглащу тебя... я буду для вас достойным сыном... для тебя и папы... вы станете моей частью, а я стану тем, от кого этот мир содрогнется... 

Всё человеческое в нём умирало, уступая первородным инстинктам, что влекли древних миллионы лет среди космических туманностей и реликтового излучения. Будто бы вся та жестокость, весь тот голод, был воплощён в этом ребёнке. Он уже поглощал демиургов, но сейчас всё было иначе...

Упав на колени, подполз к бушующему потоку в пространстве, словно тот мог его уничтожить. И позвал... энергия сопротивлялась, закручивалась, словно даже после своей смерти мать вступила с ним в последнюю битву, но частицы её сущности начали проникать в него. В голове будто взорвался источник Нирваны, настолько она была сильной, океан энергии заструился по венам... он пил её, словно пытаясь утолить бессмертную жажду. 

Удары сердца. Шум в ушах. Все эти проявления человеческой смертности перестали его раздражать, и может быть, даже, он был бы и рад сопротивляться... не поглощать её... но ничего не мог с собой сделать...

— Остановись!!! — слышит он крик где-то в другой вселенной и внезапно на него накатывает удар. Такой удар, которого раньше ему не приходилось чувствовать.

Его тело подхватывает безудержный поток и вппечатают в землю, таща вперёд. Обломки камня врезаются в плоть, за Аарроном остаётся глубокая гряда пропаханного камня. Он не может дышать, уши закладывает, и он слышит хруст ломающихся костей. Своих костей. Когда тело, наконец, замирает, сильная рука выдёргивает его из котловины, но демиург не успевает понять, кто перед ним. Хотя ему и не надо это... он знает ответ...

— Отец... ты опоз... — его бьют по лицу наотмашь, кровь проливается в глотку, наконец, он фокусирует зрение и видит Энтропия. 

Он никогда ещё не видел его таким.

Энтропий был в ужасе. В первородном, древнем ужасе хищника, теряющим часть себя. Его тело практически утратило человеческий облик, оставляя лишь лицо, изуродованное постоянной трансформацией. Больше всего он походил на аморфное космическое ничто, клубы биоэнергии, смесь протуберанцев звезд и живых тканей, руки которыми он бил сына, прорастали из него хаотично. Человеческий облик угадывался, но слабо... Энтропий, похоже, не мог контролировать себя...

— ... дал... — Ааррон срывается вперёд и тоже атакует, неистово, насмерть, по щекам текут слёзы, он видит глаза отца... все его сотни глаз... 

— Я буду лучшей вашей версией... Разве ты не видишь, насколько слаб? 

Энтропий на секунду мешкает, всё это время он пытался хоть как-то обуять в себе хаос, но не получалось. Он как никогда отчётливо понимал: они с Энигмой заигрались. Заигрались настолько, что сейчас он не в состоянии совладать с болью. И ужасом. кажется, он впервые боялся по-настоящему. Гнилой липкий страх не давал вдохнуть, и от ощущения своей беспомощности, невозможности изменить произошедшее, Энтропию хотелось не то сдохнуть, не то уничтожить весь мир. Его пронизывает мощный удар, возвращая сознание в реальность. Взглядом он находит энергию Энигмы и, кажется, готов рассмеяться от счастья. Он пропускает следующую удар, но тратит драгоценные секунды на то, чтобы отправить её на перерождение. Кровь струится по груди и животу, Аррон рычит... 

... а Энтропий впервые не знает, что сказать, и как убить... своего сына...

... браво, не может убить демиурга, хотя поглотил уже многие сотни... 

— Я люблю тебя, сын, — произносят его губы быстрее, чем приходит понимание, — и мне жаль, что ты не осуществишь свою мечту... если бы я мог... 

Пространство вокруг вибрирует, захлебывается в какофонии энергий, гротескные циклопические щупальца проваливаются сквозь тёмные небеса и обрушиваются неподвластной стихией, чтобы уничтожить то, что они сотворили... 

— ... я бы умер, чтобы запитать тебя... но... этого не будет... — потому что Энигму он любит больше, однако оно так и не было сказано...

Когда последняя частица его сына была поглощена, того энергетического подъёма, что бывало обычно после хорошей охоты, не ощущалось. Он будто поглотил саму боль, теперь она разъедала его изнутри. Между ребрами разрастался нервный ком, чувство тошноты подступило к глотке, словно его вот-вот вырвет. И никакого прилива...

Он опустился на колени и уставился ничего не видящими глазами в небо... 

— А-А-А-А-А! — оглушающий крик, и земля вокруг пришла в движение, обнажая вокруг километры пылающей магмы. Он остался на островке безжизненного камня, чувствуя как с подбородка капает что-то влажное и солёное. И это не кровь. Вода... едва ли то, что произошло сегодня, можно назвать игрой. О нет. Ему было настолько мерзко даже одевать эту привычную маску, будто ничего не произошло. Произошло, ещё как. И ему не плевать. Ему не всё равно. Не настолько уж он всеобъемлющий хаос, да и вообще, хаос ли? Или просто скорбящий мужчина?

— Встретимся через сто лет... Эни... 

Бушующий поток энергий врезается, рассеивая и отправляя на перерождение. На его последнее перерождение...

- Наверное могла бы помочь жемчужина, - заметила Энигма на рассуждения Хаоса о роженице и внуке. - Я ее дам мальчику после извлечения. Попробуем  стабилизировать фон на основе генома отца мальчика, а девочку не спасти, ты прав.Впрочем, теперь она не важна, свою функцию она выполнила. об этике поговорим потом.

После нападения она не называла сына сыном. Не обижалась, не дулась, не затаила злобы или обид - как отрезало. Любуясь прекрасной дочерью крылатой расы, удерживаемой от роковой черты  лишь их с любимым  силами, она не переставала думать о жестокости тех, с кем находилась рядом. Что любопытно - о собственной жестокости ей в голову мысли не приходили, тут скорее сыграла свою роль массовость убийств, потому как если речь шла об эксперименте или изучении, Рассвет ничуть не отличалась от своих мужчин, скорее даже наоборот. Видимо эти двойные стандарты и выводили из себя красавчика Аррена, сочетающего в себе несочетаемое в соотношении пятьдесят на пятьдесят, другими словами, хаос и логика находились в нем в состоянии постоянного движения, он действительно был еще слишком молод и не умел выделять главное, его растаскивало в разные стороны, а если добавить сюда еще и авторитеты родителей...

Проблема с энтадой была именно такой, как описал Энтропий. Внук, ценнейший материал, не говоря уже о его корнях, должен был остаться в живых.
Она прищурилась, разглядывая движение энергий внутри тела матери и ребенка, сосредоточившись на замедлении энергии энлады, собственно, и являющейся смертью тела. Некроэнергетика для некроманта это в сущности управление вибрацией на уровне дерганья за ниточки, потому мертвые, поднятые с помощью искусства, а некромантия все-таки, на взгляд Познания и была искусством, не имеют разума. исключения случаются только с самими некромантами и то при условии личной подстраховки, но и тогда для окружающих это скорее кошмар чем благо.
В запасе у Рассвет оставался еще один ход, правда, совершенно варварский, зато гарантирующий сохранность внука.

- Хотя нет, сделаем вот что. - Она вздохнула как перед прыжком в Бездну. - Авантюра, шансы у нас процентов десять всего, но мне кажется это единственный способ сохранить м... Оникса? - Имя почему-то согрело. - в живых. Смотри. Сейчас мы с тобой в два касания заморозим девочку вплоть до живой  пуповины, снимем с него тело матери как скорлупу, окунем в энергии развития, у меня осталась частичка жизни, украла, признаю. - Губы Познания жестко сложились в кривую ухмылку, - и в стазис его пока не дозреет. У него недоразвита паутина, сам видишь, ей требуется стабилизация и медленный рост. После в стазис и уберем в карман безвременья. Дозреет, разовьется - тогда и выпустим.
Облизнув губы, Рассвет подняла руки, готовая подхватить хаотичные нити возлюбленного, для успешной работы была необходима полная синхронизация.

 - Я знаю как это выглядит, но другого варианта не вижу. Оперировать другими энергиями опасно, ты совершенно прав, что-то другое их обоих  точно размажет, а второй такой подарок Ар нам не преподнесет. Оставим его тут, в Дискордии. Теоретически - мысль была какая-то дикая, но в ней имелось некое безумное зерно, - ты можешь его выносить в себе, наверное это было бы лучше всего, смотри, он скорее хаотичен чем логичен, так что возможность выправления дефектов перинатального периода и построения  максимально выверенной энергетической сети

Болтать можно было сколько угодно, но времени на ерунду не было.
Замороженное тело девушки скалывалось словно яичная скорлупа с отварного яйца, только вместо чистого скола через руки демиургов проходили пласты плоти уже умершей энтады. Маточный мешок отчасти заиндевел, в нем виднелся почти сформированный ребенок, старающийся уплыть в плодной жидкости как можно дальше от черных отростков, словно старающихся прорасти в маленькое белесое тельце.
Энигма вскрыла матку одним движением, на лету подхватывая дитя в теплый поток энергии, а когда к общему вихрю добавились хаотичные всполохи и искры, у ребенка обозначились маленькие крылышки.
- Какой хорошенький.
Дитя шевелило ручками и ножками, плавая в пузыре энергий Познания и Хаоса, от его вида на душе Энигмы становилось тепло, словно корка трескалась, опадая сухой шелухой. Маленький сгусток белой энергии, жемчужина Познания, неторопливо облетела пузырь, добавляя белые  всполохи в золотистое свечение, зависла ненадолго, а потом, просочившись через защитный барьер, медленно впиталась в головку Оникса.
- Оникс - Темный, точнее, черный агат, камень некромагов и камень Пути. - Задумчиво проронила Рассвет, пробуя имя "на вкус". - Я буду приглядывать за ним, если ты не возражаешь. Иногда.
Улыбка ее была скорее горькой.
Легким взмахом отправив в сияющий кокон еще пару жемчужин-саг и легенд, Эн отвернулась. Почему-то преследовало ощущение, что сын еще скажет свое слово, предъявляя права на сына. Что ж. Это будет даже интересно, по всему выходило что эксперимент "Арран" входил в пиковую фазу.

***
Они встретились вечером того же дня. Чутье сообщило о его приходе примерно минут за двадцать до появления сына в лаборатории, так что Рассвет не удивилась. Он же, уже одетый для нового рейда, встал за ее креслом, наблюдая за манипуляциями Познания. Она как раз возилась с пробирками, рядом, подвешенный в капсуле безвременья, висел локон белокурых волос.
- Ты пришел, надеюсь, не задавать столь очевидные вопросы?
Взгляд Эн оставался нечитаемым. Задержался на шевелюре сына,и, подумав пару секунд, она поднялась со своего места, а затем белая рука взлетела к его волосам, отрезая локон. Аррен дернулся, не понимая сути происходящего, а затем нехорошо улыбнулся:
- Так вот куда вы ходили. Они живы, да? Вы лгали мне. - Это прозвучало утверждением. - Зачем? Говори!

Непонятно, что бесило его больше: нежелание матери помогать в убийстве отца или ее молчание о глупой девчонке, посмевшей нарушить приказ и поплатившейся за это.
Наверное молодого демиурга можно было понять, он был слишком молод, слишком порывист, самовлюблен и вспыльчив, и ее сердце сопереживало ему. Только он ничего бы слушать не стал в любом случае, а потому Энигма отвернулась к своим расчетам:
- Остынь. Мы поговорим, когда ты будешь готов слушать.
- Отдай мне мое, мать. Я не шучу!
Она ощутила укол в основание шеи. Взрыв боли словно нашпиговал ее нитями хаоса, замыкающимися в кокон безвременья.

Аррен смотрел на агонию тела матери спокойно. Яд убил тело, но он не обманывался, демиурги первого поколения не умирают, так что немного времени у него есть. Осталось немного - отнять тело у Хаоса.

Фатальная ошибка Энтропия состояла в том, что он не делил себя как личность, и себя как стихию. Уже гораздо позже бог осознал, что человеческая личина была дана им, демиургам, не просто так. Хаос же позволяет проникать в себя любым фактурам реальности, даже тем, где его собственный сын угрожает их с Энигмой существованию. А ведь эту абсурдную в своей жестокости игру следовало закончить гораздо раньше, пока ещё было не поздно. Но Хаос натура увлекающаяся. Стоило убить Аррона сейчас, расщепить на атомы и поглотить. Изничтожить в основании, вырвать из этой жизни, словно сорный корень. Но пока ещё в Энтропии слишком мало человеческого, чтобы услышать внутренний голос. А не навязанное хаосом. Отойти от базовой прошивки, вспомнить, что ты не космическая тварь, потопляющая в себе звёзды, а... человек. И людям свойственно ошибаться, чувствовать боль, и сейчас Энигма испытывала чисто человеческие эмоции, яркие и живые, так притягивающие его, и даже собственный сын на самом деле был куда человечнее. А Энтропий... все еще прибывал в плену между собой человеком и собой богом, где богу всё равно, а человеку нет. Собственные эмоции проникали у него всё чаще и сильнее, это невероятно нравилось хаотичному, он начинал чувствовать себя по-настоящему живым, даже сейчас, наблюдая за происходящим...

... он не до конца осознавал, что ему горячо от боли и ярости. Словно в глотку залили раскалённый свинец. И человек сопротивляется, а бог лишь смеётся. Он думает, что играет, но это уже давно не так...

Да, Аррону не плевать на судьбу женщины и детя, но он подобно отроку смертных, что не достиг и шестнадцати, склонен выдавать желаемое за действительное. Он бы и хотел оставаться равнодушным, но горячности в Арроне, как бы он не старался это скрыть, как бы не старался предстать бесстрастным и жестокосердным богом, горячности в нём плескалась через край. 

Энтропии, действительно, не до конца уверен в том, что плод выживет. Им с Энигмой ещё предстояло заняться этим вопросом. Богиня знаний точно не упустит такого шанса.

Вокруг Энигмы ледяная аура неистовства, она отвешивает мощно оплеуху сыну, да так, что любой смертный на его бы месте не устоял на ногах. Аррон же устоял, и Энтропий понял, что их потомок уж слишком далёк от божественного. Заявить Энигме о соблюдении гендерных ролей смертных — это смешно. Сегодня бога больше привлекают изящные формы и дипломатия женщины, а завтра маскулинность и суровость мужчины. Только от личных предпочтений и целей зависит, кем она сегодня предстанет. Аррон не понимал даже и этого, но винить его не за что, он ещё слишком молод, слишком не искушён. Энтропий не считает его опасным, только не для себя, и не для Энигмы. Впрочем, следовало в целях коррекции действовать единым фронтом. Для тех, кто играет в семью, это необходимо. 

Оказавшись на пути молодого демиурга, сбивает его с ног и своим щитом гася магический залп. В Энигму ударил раскалённый поток воздуха и остаточное кольцо ударной материи, из-за чего тело женщины оказалось посреди развалин, но невредимым.

— Думаешь, получить силу... — кулак Энтропия впечатывается под дых, Аррона складывает пополам и отбрасывает в стену, — которой ты так жаждешь, можно только с помощью уничтожения смертных и массовых сигилов, — через тысячи их назовут запретными, — ошибаешься, в этом нет силы... 

Энтропий не даёт сыну опомниться и схватив его за горло, сдавливает до хруста, коленом придавливая Аррона к полу.

— Если ты и дальше продолжишь скалить зубы на мать, — здесь, логичнее было бы сказать «на существо, что тебя породило», но раз они придерживаются традиций, даже несмотря на экспериментальность сего рождения, отступать не стоит, — то очень пожалеешь об этом, помяни мои слова... твоя ярость и жажда приведет тебя на край бездны... и ты умрешь. Навсегда... 

Аррон оскалился, — на краю окажешься ты... а я еще подумаю, протянуть ли руку...

Младший демиург понял, действовать сейчас в лоб идея не лучшая, следует затаиться, выбрать подходящий момент и получить то, что по праву принадлежит ему: их силу. Начать следует с родительницы. Сейчас справиться с Энтропием он не сможет. Конечно, от этих мыслей внутри него что-то болезненно щемило, неужто сыновья любовь проснулась? Прочь! Жалкие человеческие чувства не должны мешать его восхождению. Он подождет, когда Энигма будет наиболее ослаблена и вот тогда ударит по-настоящему. Важно, чтобы при этом отец пребывал где-то на задворках мира, увлечённый очередным своим проектом. 

Этнада и, правда, оказалась редкой красоты. Пожалуй, даже через-чур, первым, что привлекало к себе внимание — золотая масть. Длинные блестящие локоны цвета жидкого золота и глаза, словно в них заточили осколки солнца. Ее окутывали потоки поддерживающей силы Хаотичного, сама же этнада была неестественно бледна.

— На нее воздействовали некими алхимическими составами, что вызывают мутации, сильно повреждена энергетическая паутина, для ребенка-нефилима подобное равносильно смерти. Даже с учетом моей силы, он может погибнуть, так как его мать практически живой труп и отравляет его тело через пуповину и сросшуюся сосудистую систему. Ее мозгу тоже досталось от экспериментов Аррона, так что самка не выживет. Ребенка надо отделить, но на ней сейчас столько отложенных и скрытых заклинаний, что любое воздействие может вызвать коллапс и взрыв. Ее разорвет и размажет тонким слоем по зале вместе с плодом. Их нужно разделить и ребенка погрузить в стазис. Не стоит ему рождаться в это время... как думаешь? — кажется, демиург сам все решил, но услышать мнение Энигмы, сам демиург не особо еще был опытен в вопросах репродукции самок этнархов, зато неплохо разбирался в мутациях.

Кто бы знал, что ребенку, которого в бедующем назвали Оникс, и кому суждено было родиться внуком двух демиургов, сумеет сделать свой первый вдох только через тысячи лет.

Аррон выжидал несколько лет, показавшихся ему вечностью. К теме с его ребенком они больше не возвращались, достаточно было того, что демиург постарался не просто затаиться, но и сыграть в прилежного сына: перестал припираться с Энигмой, начал проявлять интерес к делам отца.

— Скажи, неужели ты никогда не желала получить его силу? — услышала Энигма позади себя голос. Окружающий рельеф не очень располагал к разговорам, да и появился Аррон в тот момент, когда Энтропий не был доступен...

Луна освещала серебристую долину, скалистая гряда впереди и лесной массив прикрывает тылы. Дождь набирает силу, предгрозовой гул нарастает в небесах.

— Это некий долгосрочный план... приручить... пригреться... и вонзить в сердце нож? Никогда не поверю... — тело Аррона объяла густая мощная аура, что плавила вокруг себя само пространство, словно рассыпаясь звёздными протуберанцами вокруг, — ...как на счет сделки... вместе мы бы могли убить Его... — Арон склоняет голову на бок, улыбается, следит за реакцией, ему нравится видеть смесь эмоций на ее лице... — и поделить силу... — подбирается ближе, — неужели тебя совсем не привлекает возможность стать сильнейшей..?

- Сдохла и сдохла, не интересно. - Аррон глянул на отца, явно давая понять, что жизнь его бывшей  самки и детеныша его не заботит, - не первая и не последняя, будет кто-нибудь еще.

А Энигме внезапно подумалось о возможном личном небольшом кладбище сына, не сомневающегося в своей исключительности и вытворяющего что вздумается. Она напряглась, даже как-то внутренне заледенела, ее кожа подернулась налетом инея, словно девушку, стоящую перед молодым мужчиной, опушил легкий морозец. Говорить с ним было не о чем, он не желал понимать и не хотел чувствовать, он был заточен на эксперимент, он сам был ЭКСПЕРИМЕНТ.

- Маленькая бездушная тварь - вот ты кто. - Сказала она размеренно, никак не реагируя на руки брата. Она сама разберется с этой маленькой мразью, она не мамаша из пригорода в конце концов, и не блинами тут занимается! Кто же он такой, если равнодушно слушает о смерти собственного сына?! Единственного, ведь второго может не быть и он отлично об этом осведомлен. Шуточки сестрицы-Жизни.

Рассвет была в ярости. Она понимала Энтро, его возмущение, знала о его лжи, но в эту игру они играли втроем, а она сейчас ни за какие блага мира не опровергла бы ложь.. мужа? Ну ладно, пусть так. Он - ее, чтобы себе не думал.
Ярость не удалось сдержать, она рвалась изнутри, словно компенсируя то спокойное время, пока она находилась тут, рядом с ними двумя. Она их любила, она подавила свое разрушительное начало, переведя его исключительно в плодотворное русло, она думала..
Разлетелась и на подъеме со всего маху ударилась вот об это -  о собственное эго, о свое сокровище и гордость, об не менее чудовищное эго своего сына. О каком конструктиве можно говорить, когда дитя убивает все, к чему прикасается? Он ведь разумен! Зачем?!

- Ты ничего не создаешь, только разрушаешь.

Аррон криво ухмыльнулся. Слова матери достигли своей цели, ему тоже было больно, но не из-за каких-то смертных, ему хотелось быть для нее самым-самым, ему хотелось.. Он не знал, чего ему хотелось больше, стать помощником матери в ее экспериментах, или быть полководцем и правой рукой отца. Сейчас, после ее слов, он склонялся ко второму.  Мысль о собственной неправоте или о чем-то вроде милосердия ему в голову не приходила, также как  известие о смерти Марны не сделало его несчастным, правда, он сожалел, но глубоко внутри, матери он точно не сказал бы о своих чувствах, особенно сейчас. Меньше всего ему хотелось, чтобы чета демиургов первого поколения считала его размазней.
- И что с того, мать? Я и не должен ничего создавать. Моя задача - добыть и принести, а твоя - сварить и подать.

Ссора принимала крутой оборот. Эн стряхнула с себя руку Хаоса, она мешала ей, хватало его присутствия для раздувания огня гнева. Всегда славившаяся своим хладнокровием, она сейчас не могла остановиться, шагнула вперед и отвесила отпрыску полновесную оплеуху.

Она ничего не говорила, лишь смотрела, и Аррон видел как умирает в ее глазах.
Пощечина сначала обожгла его. Он отшатнулся, непроизвольно хватаясь за лицо. Щека горела огнем, зубы ныли, в голове стоял звон. С виду хрупкая и нежная, Рассвет как и все ее семейство первого поколения, сочетала в себе и мужское начало тоже, силой обделена не была и спускать оскорбления не привыкла. Она бы дралась даже с Энтро, заведомо зная что он сильнее, а уж с этим..

- Следи за языком, детеныш! - Улыбка не обещала молодому демиургу ничего хорошего, а его тоже понесло, стоило отойти от потрясения, все-таки мать приложила его первый раз и довольно круто, и это стало триггером к следующему шагу.
 Мальчишка не привык к подобному обращению, материнское сердце сжалось от сочувствия, только теперь оно не имело права голоса, а потому Эн круто развернулась, находя глазами Хаоса, и только собралась что-о сказать, как сын ударил.

Он до последнего думал, что контролирует ситуацию. Ощущение личного могущества, вседозволенности и страсти пьянило, туманило разум и тем чудовищнее предстал их апофеоз. Любовь равно слабость, и они оба это знали, оба напоминали друг другу, в очередной раз утопая в бушующих страстях и примеряя на себя личины смертных. Энтропий всё ещё воспринимал происходящее как игру, потому что не ведал душевной боли. Для него не существовало концепции страдания в принципе... как, если бы он вовсе не верил, что у него есть душа. Любовь он видел страстью, похотью смертного тела... двух смертных тел... ему нравилось вместе с ней исследовать природу богов, чувственные грани личности и инстинкты божественности. Энигма принимала его полностью. Не боясь. Не останавливаясь. Не требуя сатисфакции за всё произошедшее и планируемое. Энтропий ощущал мощную связь и с уверенностью, свойственной лишь богам, он объяснял себе эту тягу общностью... подобием. Они похожи с Энигмой. И одновременно слишком разные. Как солнце и луна способны озарять путь, однако природа их света противоположна. Причём, роли небесных тел меняются в зависимости от обстоятельств, ты никогда не узнаешь, кто из них является солнцем, а кто луной в тот или иной момент. 

Энтропий умел неплохо читать людей, их потребности и мотивы, и он оставался слеп к собственным предчувствиям и чисто человеческому, а не демиуржьему, чутью. Энигма оставалась рядом... всё время с ним и связь эта крепчала. Он перестал воспринимать её как равного хищника, хотя не так давно дал себе зарок не ослаблять бдительность. И она поступила точно также, совершив его ошибку. Игра в любовь, игра в семью, игра в смертных — настолько вскружила им головы, что остановиться было невозможно. 

Появление сына, казалось бы, должно хотя бы малость отрезвить Энтропия, но несмотря на кричащие инстинкты он не верил, что их сын может сделать то...

Разве гибель тысячи человек должно тревожить бога? Это всего-лишь смертные, он и сам помнил, как приводил к бездне сотни сотен, добиваясь своей цели. Его не заботила гибель людей, более того, Дикая охота продолжалась и хаотичный всё так же являлся одним из самых значимых её столпов. Хотя бы тот факт, что за тобой не ведёт охоту сородич из первого поколения, должен был стрелять в Энигму чувство защищённости, а уж на фоне принятия Энтропием роли её... кого? Да, смертные называют это союзом двух, он – муж, она — жена, но подобное сравнение лишь веселило Хаотичного. Не придумали еще в мире ярлыка, что характеризовал их союз. 

Аррон смотрел на мать холодно и чуть раздражённо. Но ослушаться не посмел. Убрав следы крови и спрятав голову в подпространство, Диме урок сделал Шаг вперёд и расслабленно уселся в кресло, откинувшись на спинку. Его лицо расслабилось она губах заиграла лёгкая мечтательная улыбка. 

— Ты уже его позвала? Энтропий творит то же самое, или ты думаешь, что все эти годы трахалась... кхым... прости-прости, дорогая маменька, за мой острый язычок. Твоё неразумное дитятко постарайся за ним следить. Так о чём я? Ты всё это время думала, что забавляешься с Альварией? Или, быть может, с милосердным крылатиком? — тихо засмеялся, Аррон, нашаривая пальцами трубку и раскуривая свежий, только что заправленный туда табак, — артефакты, моя милая Энигма, это всё не то. Недостаточно быстро, недостаточно достоверно, слишком энергозатратно. Наши тела способна без магии вскрыть не одну сотню глоток без малейшей единицы резерва? Или ты хочешь, чтобы я тратил на этот мусор свою силу лишь для того, чтобы мусору было не больно и он не сдыхал? Так не беспокойся, мусор размножается очень быстро. Гораздо быстрее вас. Энтропию придётся тра... гм... пыхтеть в поте лица пару веков, чтобы у тебя в чреве ещё хоть что-то зародилось? А люди за это время успеют тысячи тысяч раз родиться и подохнуть. Так стоит ли сейчас выносить мне этим голову? — его волосы упали на лицо, прикрывая колючие и как всегда чуть пугающие глаза. Аррон пребывал определённо в хорошем настроении. 

— «Скажи, ты знала, что он связался со смертной самкой и сделал ей дитя? Знала...» — и как всегда в его голосе не звучит ни обиды, не разочарование, а лишь задорная ирония, будто он вовсе не умеет злиться, — «... скоро буду, она рожает, ребёнок скорее всего не выживет, Аррон проводила дней какие-то опыты... он тебе сказал? Похоже, нет... я попробую погрузить их в стазис, после вернёмся к этому разговору...» — всё так же покровительственно и лёгкими бархатистыми нотками пообещал Хаотичный, обрывая связь. 

— Получаю ли я удовольствие от убийств? — кажется, на лице молодого мужчины проступила лёгкая тень брезгливости и отвращения, — а ты? Убийство без цели не имеет смысла и показывает убийцу как полного кретина. Ты хочешь назвать меня кретином? Любое моё действие имеет смысл, и ты знаешь ради чего всё затевается... — он выдохнул дым и произнес одними губами, — могущество... – «я стану сильнее отца», — разве ты о нём не мечтаешь? О силе, что способна уничтожать планеты?

Энтропий появился за спиной Энигмы и его тёплая тяжёлая ладонь легла и на плечо.

— А вот и ты, Энтропий. Она уже пожаловалась, что на мои излишне жестокие игры со смертными? 

— Ты про этот абсурдный поступок? Подумаешь, снял несколько голов, это не имеет особого значения. Хуже другое. Смертные хороши живыми, мёртвые они не так полезны. 

— Пф, и это говорит великий Энтропий? Ты ещё поплачь над судьбой невинно убиенных...

— Я поплачу над твоей судьбой, — усмехнулся демиург, еще не зная, насколько пророческими были эти слова — когда твоё имя станет синонимом гибели. Ты недооцениваешь людей и как силу, и как ресурс. Это тебя убьёт, помяни мое слово. 

Но я пришёл не за этим. Твоя любовница умерла в родах, ее сын погиб... — солгал демиург, и на самом деле, едва ли во лжи можно переплюнуть хаотичного бога, его ложь, это словно дверь по другую реальность, где события всё-таки произошло. Он хотел увидеть эмоции, реакцию на свои слова.

Вопрос брата застал ее врасплох.
- Познание – лучшее занятие, мой сладкий, как бы это не звучало. Интересен результат, остальное – сопутствующее. В любом случае мне сложно представить ситуацию, в которой познание интересовало бы меня в последнюю очередь, это как  если бы ты приобрел четкие формы и яркий вектор развития.

Она улыбалась. Материнский инстинкт как-то исподволь брал свое и как бы она не старалась абстрактно подходить к сконструированной ситуации – не получалось, в первую очередь из-за Энтро, как ни странно, ну и из-за сына, конечно. Демиургов не интересовали мелочи вроде выживания, сфера их деятельности лежала далеко от насущных потребностей, следовательно мелочи в стиле «где жить и что есть» не рассматривались, рассматривался сам принцип размножения и его практичность. Как там говорится? «был взвешен и найден легким»? так вот. Человеческий способ абсолютно не практичен, Вот удовольствие – да, имеет место, но в данном случае скорее важен партнер а не сам процесс, и что-то подсказывало Эн, что с этим партнером было бы прекрасно в любом виде, энергетическом, физическом или ментальном, как, собственно, и было.
 Впрочем, если посмотреть в перспективе, ей пришлось заплатить за самодовольство и недальновидность, хотя, наверное, у смертных все так и происходит, так что эксперимент все-таки можно было засчитывать как относительно "чистый". Можно было погрузиться в момент и насладиться кое чем, совершенно неизведанным для демиурга - счастьем. Она была счастлива с Энтро в качестве отца своего сына и наверное мужа. что такое "муж" она понимала скверно, создатели не понимают некоторые вещи, очевидные для собственных созданий.

Она ответила на когда-то заданный им вопрос о своих чувствах к еще не родившемуся ребенку:
- Материнский инстинкт требует защитить. Знаешь, - ее глаза внимательно и серьезно смотрели в его фиолетовые очи, - я люблю его. Но опыт в таком виде больше проводить не буду. - Помедлив, продолжила, неосознанно поглаживая живот. - Слишком много эмоций, утомительно. - Коснувшись пальцами его щеки, погладила, любуясь. - Слишком много сил забирают привязанности. Я люблю тебя? И его. Не знаю, мы связаны узами тела и души, только Разум свободен.

Улыбнулась одними губами. Глаза оставались непроницаемыми, тревожными. Новые чувства переворачивали ее мир, по крайней мере в этом теле. Ее тянуло к Хаосу, рядом с ним она ощущала себя спокойно, как это ни странно, не взирая на атмосферу, создаваемую большим числом последователей брата. "Под защитой. Очень странное, новое, будоражащее чувство".
Описать свое состояние она могла словом "ожидание". Чего она ждала? Чего-то хорошего?

Наивная.

Сын родился здоровым и сразу с копной фиолетовых волос. Возлюбленный в шутку  называл его порой "ребенок со страшными глазами", и рос он слишком быстро. Ей думалось, причиной было именно очень сильное хаотичное начало, передавливающее  в Арроне все остальные дары. Наверное не стоило идти на поводу Хаоса, принимая приглашение в Дискордию,  но на момент принятия решения Эн не увидела ничего криминального в его предложении.

Взросление демиурга не требует много времени, тут главный момент - обучение и формирование личности, а с этим Демы никогда не торопятся, зачем, если впереди Вечность? Но с Арроном стоило поторопиться, влияние хаоса на его сущность выявилось слишком быстро, оно отражалось в росте тела, в способах приобретения желаемого. Он шел напролом, часто вообще не заботясь об окружающий, очень уважал и побаивался своего отца и благоговел перед матерью, очень скоро ставшей похожей на его девушку, а не на мать.

Рассвет с тревогой наблюдала за происходящим. Ее заботила какая-то хтоническая кровожадность сына, она ее не поощряла, стараясь скомпенсировать и направить в более конструктивное русло, в конце концов эксперименты бывают разные и уж Познание вообще трудно заподозрить в Милосердии, только Аррон переплюнул все понятия.
Сколько времени прошло пока но не сообщил ей что она стала бабушкой? Это был его секрет, он не хотел чтобы знал отец. Она не сказала любимому, а потом поняла, что тайна отдаляет их друг от друга. Такого допустить пока что она не могла, дело касалось их обоих и мальчишка, внук двух демиургов, полукровка - это тоже важно, он член семьи, как бы это не звучало.
Сын называл ее по имени. Старался помочь с экспериментами, и вот однажды...

 — Энигма, мне пришлось убить убить две тысячи смертных, пока я нашел подходящего. Теперь ты довольна? Мы можем продолжить тот эксперимент?
Она подняла на него холодные глаза. Она сердилась.
- Нам нужно поговорить, сын, а пока я прошу тебя прибраться (имелось ввиду переработать множество тел в другую материю с помощью протомагии, в которой Аррон был мастером).

"Энтро, ты мне нужен" -это было ментальное требование, высказанное в категоричной форме. Энигма до этого момента ни разу не позволяла себе подобный тон. "Наше творение уничтожает все остальные творения бездумно. Мне требуется твоя помощь".

Энтро застал скандал в самом разгаре, Эн взволнованная и раздосадованная стояла перед Арроном, смотрела на него снизу вверх и выговаривала ему, уже не сдерживаясь, судя по всему, спорили они давно:
- Ты бездумно уничтожаешь все вокруг, сын!  Тебе пора научиться воздействовать на мир точечно, чтобы не вызвать уничтожением чего-то конкретного мультипликативный эффект! Зачем крошить всех подряд, если есть отслеживающие артефакты? Ты разучился ими пользоваться?! или, может быть, ты получаешь удовольствие от убийства? Ответить!.

— Ты когда-нибудь перестаёшь смотреть на мир, как на предмет исследования? И... просто начинаешь жить в нём? — с лукавой доброй иронией и любопытством вопросил он, поглаживая ее тело ладонями, пока богиня утомленная отдыхала на нем. Ее платиновые до прозрачной белизны волосы струились по его плечам, падали на шкуру, где они лежали, шелком велись под его пальцами.

И, конечно, Энтропий понимал, что между ними теперь никогда не будет так, как прежде. Раньше был он и весь окружающий мир, включающий смертных, тварей и их бесчисленных сородичей... теперь же их стало двое. Пока двое. Хотела этого Энигма или нет, возможно, весь ее расчёт и был получить одного из самых опасных и сильных демиургов мира, и сказано без лишней скромности, а после понадеяться на его... хм... беспорядочность? Что он тот час ускачет, как подобает самцу гориллы добывать новые ресурсы, и что там ещё делают боги? Вот только, если Познание понадеялась на этот ложный образ демиурга, то сильно ошибалась. Да, Энтропий, как и сама Энигма, являл бой саму первостихию, охватывая так много полюсов интереса, что казался беспорядочным. Но вот беспорядочным в половых связях, как считали некоторые, Энтропий не был. Вероятно, богиня удивилась бы, узнав, что произошедшее сейчас здесь имело статус эксклюзивности. Да, хаос как и познание тянулись ко всему, но личность Энтропия всё-таки не равно стихия. Он больше не ощущал ее как противопоставление, как вероятную угрозу своему существованию. Чувства, которые блуждали по его древним нервам больше всего напоминали... что? Любовь? Способны ли вообще демиурги любить. Как смертные вряд ли, но теперь он абсолютно точно считал её своей. И к гендерной идентичности «сестры» это никак не относилась. Не было разницы женщина перед ним или мужчина. В конце концов, они оба древние космические твари.

— Аскеза подразумевает отказ от слишком многого, и если какой-то опыт еще можно пропустить меж себя, то отказ от полноты жизни скорее нанесет вред. Впрочем, ты сможешь найти множество аргументов против, и я в ответ только же. Смежные вопросы философии — это, конечно, очень интересно, но сказать я хотел о другом. Ты же понимаешь, что между нами больше не будет так, как прежде? 

Последнее он сказал, приподнимаясь и перехватывая Энигму так, чтобы взять на руки, перед тем, как подняться. 

— Насколько большой? У меня есть пять минут? И... ты не возражаешь, если мы передислоцируемся на планетоид, который я избрал для Ордена. Дискордиум. Как тебе? 

Собственно, говоря это Энтропий уже открывал портал. И нет, он, конечно же, не появился голый с Энигмой на руках по среди главной площади. Хотя смотрелось бы подобное крайне эпически. 

Он материализовался в закрытой части главной цитадели в густом реликтовом саду, уложив Энигму в гамак из красной под тенью раскидистых ветвей. Оттуда открывался прекрасный вид на глубокое чисто озеро и лес у подножия гор. Классическая такая картина спокойной идиллии. Находиться в подобной ситуации Энтропию еще не приходилось, поэтому все ощущения были обострены, словно он складывает пазлы неизвестной космической мозаики, от которой зависит судьба мира.

Зато, это было весело. Играть в любовь смертных, похоже, и Энигма находила сия занятие приятным. Он потакал её капризам, С лёгкой нарастающей тревогой ощущая в себе неестественную для себя податливость. Сердцевина его личности не должна размягчаться. Ведь это не только обезоруживает его, но и делает Энигму его личной ахиллесовой пятой. И таким же личным сортом героина. Он понемногу терял контроль, вероятно, тогда им стоило бежать друг от друга, а плод убить... но Энтропий, ведомый бурей новых эмоций, просто не желал её отпускать. Как иронична бывает судьба, ведь он как никто знает, что сближаться настолько непозволительный риск. Ошибка, которая сотням его сородичей стоила жизни.

На третий день ребенок появился на свет, и тем удивительнее оказалось то, что он выжил. 

— И что ты чувствуешь к нему, просыпается родительский инстинкт? — подняв младенца на руки вопросил мужчина, рассматривая еще пухлое младенческое тело, улыбающуюся мордашку и пронзительные золотые глаза. Глаза у их сына казались странными. Смертного бы, скорее, напугали, чем вызвали умиление. Что ощущал сам демиург? О...

— Во мне сейчас такой водоворот инстинктов, ощущений и... чувств... родительская программа сильна... — Энтропий говорил, словно освобождаюсь хотя бы от части ноши, — мне кажется, я уничтожу мир за этот кусочек плоти... — наконец закончил он и вопреки сказанному, ему совершенно не понравилось то, что он ощущал. Нет смысла говорить, что сходные чувство он испытывал и к Энигме, но говорить это не было надобности. Знание просто повисло между ними как неизбежность. Они начали игру, а провалились в бездну.

— ... и это становится опасно для нас, — он взглянул на богиню внимательным испытующим взглядом, — я выращу его в Ордене. Прошу тебя остаться, — разве может разный заставить равного подчиниться? Даже если Энтропий и был сильнее, он не стал обрекать Энигму на безволие и заточение. Подобное ему противоестественно.
А ребёнок со страшными глазами и волосами цвета сумрачного аметиста развивался быстро и с жадностью. А еще, он плохо понимал законы общества, не видя проблем в том, чтобы уничтожить пару городов ради эксперимента, совершенно того не стоящего...

— Энигма, — он стоял позади, весь заляпанный кровью, у его ног лежало женское тело, — мне пришлось убить убить две тысячи смертных, пока я нашел подходящего. Теперь ты довольна? Мы можем продолжить тот эксперимент?

Смотрит угрюмо, спокойно... в смертных он видит лишь скот на убой. Не слишком качественный и послушный скот, от того часто впадает в ярость. И это ведь он еще не вошел в пик силы.