Аркхейм

За этот короткий промежуток времени он действительно успевает почувствовать себя счастливым. Ему кажется, что он все делает правильно, и абсолютно не замечает тех изменений, что медленно начинают искажать его собственное "я", оседая тяжелой, серебристой пылью на плечах, ушах, пальцах. До усталости в слезящихся глазах, потому-что снова не успел с работой, забыл купить еды на ужин, не ответил на звонок, ведь все это время было отдано только ей.
В какой-то момент она вытеснила своим сияющим присутствием все то, что было важно до встречи с ней, и вот на очередное замечание Таури он реагирует уже не с усталостью, а с нарастающим раздражением, и в определенный момент помимо закипающего чайника в квартире становятся слышны разговоры на повышенных тонах — последний раз они так кричали друг на друга на Тиамуте.

Юпитер с досадой и невыплеснутым гневом хлопает дверью балкона и курит одну за другой, запивая остывшим чаем, прихваченным с собой. Спустя треть выкуренной сигареты от нервного движения руки кружка соскальзывает с подоконника и разбивается — самая обычная, из набора из шести таких, который Таури покупал полгода назад, и о ней совершенно незачем жалеть. И Юпитеру кажется важным сейчас просто застыть с сигаретой в зубах и с замерзшими от холода пальцами наблюдать, как по светлому ворсу кинутого когда-то на пол балкона ковра растекается чайное пятно.

Юпитеру кажется, что Таури не понимает. Ему обидно и зло, что он как будто бы не хочет понять, хотя они обсуждали это миллион раз, ведь им обоим не свойственно чувство собственничества. И когда Таури спустя полчаса уходит из квартиры, — хлопая входной дверью не менее озлобленно, чем хаари громыхал дверью балкона, — и возвращается лишь через сутки, вдрызг пьяный и еще более злой, Юпитер с ужасом понимает, что нечто фундаментальное в его жизни — в их жизни дало трещину.

Так что же в этот раз? Или он чего-то не замечает?

Таури говорит — у тебя участились панические атаки, ты постоянно усталый и рассеянный, и Мериаль на работе уже который раз спрашивает, все ли в порядке, и после череды подобных замечаний в какой-то момент Юпитер и сам начинает чувствовать, что его от всего мира отделяет едва заметная, но плотная прозрачная стена, в которой стоит руку протянуть навстречу — вязнешь.

Поэтому тот день — один из немногих за последнее время, что начинается не с отрешенных хмурых взглядов и чувства горечи от разочарования друг другом, а с обычного разговора о том, что надо заняться ремонтом, съездить по делам, встретиться уже наконец с какими-то знакомыми.. и окутавший улицы снег прячет под собой словно бы не только дороги, мосты и автомобили, но и ту самую трещину, в которую проваливается последнее время то самое общее на двоих спокойствие и хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне. Та, что оставалась незыблемой в родном мире, и которую они забрали с собой на корабль в экспедицию.

Юпитер увидел ее, заметившую их, когда они прикуривали с Таури от одной зажигалки и вспоминали совершенно случайно какую-то абсолютно нелепую историю из прошлого, которая тоже произошла зимой, и в этот момент Юпитер со странным ощущением правильности ловил себя на мысли, что оказывается — давно не смеялся.

Она не останавливается, чтобы выслушать его, и он не успевает ничего сказать, слыша только острый, колкий комментарий Таури — потому-что сцена видится и ей, и Юпитеру в том числе настолько красноречивой, что тут и  не нужны дополнительные объяснения. Но он даже не мог представить, что ее реакция будет..вот такой? На ее лице читается вся гамма чувств, и она не дает ему ни единого шанса, — в чем он, впрочем, именно в этот момент не может ее упрекнуть, — и просто исчезает, поглощенная так стихийно-вовремя возникшей пространственной аномалией.

И он порывается шагнуть в аномалию следом, автоматически, выкидывая недокуренную сигарету — ведь обещал быть рядом, защищать, ступать в любую тьму без опаски, но Таури уверенно хватает его за запястье и тянет назад.

— Ты никуда не пойдешь, — и в его хриплом голосе читается столько усталой категоричной злобы, скопившейся за последние пару месяцев, за эту тяжелую зиму, в которой ему пришлось наблюдать, как Юпитер медленно но необратимо теряет себя и отвергает всякие попытки привести себя в чувство.

И он никуда не идет, останавливается и выслушивает очередной поток не сдерживаемых ругательств Джессо, который пытается вразумить его — и вот именно сейчас Юпитер может почувствовать, как сдавливающая, тяжелым ватным удушающим одеялом пелена медленно отступает, позволяя сфокусировать взгляд на нахмуренном взгляде зеленых глаз, на мельтешащих вокруг прохожих, проезжающих машинах, и заглянуть, наконец, внутрь себя.

И ответить, в первую очередь, не ей — самому себе.

А была ли любовь? Или было эгоистичное желание спасти и посмотреть на плоды своих стараний?
А стоило ли оно того, чтобы гореть этим так сильно, чтобы в какой-то момент не суметь остановиться и полностью сгореть?

Джессо отпускает свою руку и вздохнув, замирает в напряженном ожидании, но убедившись, что Юпитер не планирует никуда срываться, расслабляет плечи и засовывает руки в карманы, и выражением лица принимает почти что свой привычный вид. А ведь ему пришлось вытерпеть и принять слишком многое одновременно — начиная с появления тени в лице Нигредо, и заканчивая той, которая сейчас так стремительно исчезла, оставив после себя горький вкус сожаления, да на снегу лишь следы от сапожек.

И Юпитер неторопливо достает из кармана зимнего светлого пальто новую пачку сигарет — кажется, что сейчас он имеет большее право закурить с наслаждением, чем все предыдущие месяцы, когда приходилось сдерживать свои же привычки ради чужого комфорта. Тогда это казалось естественным и правильным — сейчас же даже такая мелочь кажется чем-то, что мягко отбирали у него все это время, неосознанно давая понять, что это не должно быть его частью.

Он правда ее любил. Она об этом уже не узнает, но он был искренним. Ему хотелось делать больше — но сейчас он не был уверен в том, что он смог бы найти предел, раз даже после всего того, что между ними было, после всех его слов и стараний, она сбежала вот так просто — даже ничего не выяснив? Даже не попытавшись? Так где же та тщательно выстроенная по кирпичику ее уверенность в нем, доверие, где ее чувство опоры о него, если одна встреча на улице и пара брошенных грубых слов от Джессо смогли так легко, моментально все разрушить?

Возможно, они предали друг друга обоюдно. Он — тем что не договорил, она — тем что на самом деле не доверяла ему никогда, и что всей его любви и заботы в итоге все равно оказалось недостаточно. А ему-то казалось, что на смену бесконечным заверениям и спасению рано или поздно должно было прийти спокойное принятие. То, после которого при подобной сцене нужно не проводить невозвратную черту, а уверенно вспоминать все его слова, поступки, жесты. Знать — пусть все может быть сложнее, но это не отрицает факта того, что она была любима.

Ведь как не верить, даже когда его собственная тень готова была хищным, злым мороком опутать и сожрать любого, кто бы ее обидел?

Какие еще доказательства нужны были? Или нужно было раствориться в ней окончательно, потеряв себя?


Делая одну затяжку за другой и отстраненным взглядом наблюдая за начавшимся снегопадом, Юпитер понимает, что принятия бы не случилось. Повтор одних и тех же признаний, погружение во тьму и попытки унять чужую голодную бездну боли и одиночества закружили бы его в иссушающем водовороте и в какой-то момент выплюнули бы обратно как выпотрошенную рыбу.

Он устал стараться в пустую.
Это то самое понимание того, что все было бессмысленно, и он просто тратил свои силы и любовь в никуда, чтобы в итоге она даже не попыталась его понять?

Конечно, он должен был сказать — но оттягивал момент, и сейчас ему очень хорошо виделись причины.

К моменту, когда нужно было признаться, он уже очень сильно выдохся. Отдал всего себя, а мысль о том что придется снова проходить через уже знакомую стадию и затрачивать колоссальные усилия над тем, чтобы снова и снова завоевать чужое доверие, которого, как будто бы и не было вовсе, — казалась невыносимой, и поддерживалась вся эта сказка только словно бы его бесконечной работой над тем, чтобы создавать некое условное безопасное пространство. Окружая россыпью ласковых слов, укутывая в нежность и заботу — делать больше чем то, на что на самом деле способен. И искренне верить, что это все будет не зря — ведь он видит изменения, видит ответную ласковую улыбку и ответное тепло.

И к моменту, когда надо было уже рассказать про себя, в надежде что он будет принят так же — как все это время он принимал ее, он понял, что

чертовски устал говорить.

Снег тает на теплых белых ушах естественным разочарованием, и слегка прикрывая глаза, хаари прислушивается к затихшему Нигредо, и этот жест с аномалией кажется ему очень понятным и логичным в подтверждении стабильности того, что он так старательно пытался изменить. И очень жестко все это время ошибался, самоуверенно считая, что у него и правда получится. Но нужно быть воистину святым, чтобы получилось, а он — не святой. Он — обычный, и он очень устал и не справился. И не чувствует в себе ни сил ни желания справляться в гипотетическом будущем.

И в момент, когда очередная снежинка падает на нос — он морщится, выдыхает дым, и наконец-то позволяет себе быть гораздо, гораздо хуже. Признать, что не будет соответствовать ни своим завышенным ожиданиям — которых, как сейчас думается, и не было, ни чьим-то еще в принципе, и остаться здесь, выбрав, в первую очередь, себя.

И..

Таури легонько толкает его в плечо — стоять вот так холодно, на улице вообще-то дубак, уши отморозишь, придурок, давай двигаем, нас вообще-то ждут в гости, а еще ты опять проквасил суп в холодильнике, заколебал уже, зачем я готовлю тебе? Сам будешь вечером шуршать у плиты, а я заебался играть в хозяюшку и меня ждет кинцо с коньячком, и вообще..

И Юпитер уже начинает со вздоха, со слов "Знаешь, мне.."

Но Таури резко обрывает его, машет рукой, говорит что-то про "сказочного долб..." и это и правда не тот случай, когда нужно долго объясняться, проговаривать. Это тот случай — один из множества тех случаев, когда не нужно ничего говорить.

Поэтому Тома усмехается, слегка оскаливаясь, и делает это синхронно с Нигредо, который материализуется рядом, и сейчас кажется, что их улыбки при полной своей обычно полярности друг другу — одинаковые. Белый хаари показывает Джессо средний палец и кивает, мол — идем.

Таури прячет обеспокоенность хмурых зеленых глаз и в тот же миг заходится довольным привычно грубым хриплым смехом.

Вернулся, значит.

Порой встретить человека, который знает то, что слушаешь ты — это какой-то свой странный вид любви. Как найти кусочек души. (с) человек, который пишет в свои заметки слабости врагов

[/font]

[/font]

[/i][/font][/size]


[/i][/b]

[/i]


[/i]



[/i][/b]

[/font]

Это содержимое спрятано и не может быть цитировано.