Аркхейм

[indent] Лира потерянно заглядывает в холодные глаза. Они наполнены равнодушием, железной уверенностью. На дне, как кажется девчонке, плещется усталость, раздражение, что-то, что точно не желает добра. Заслуживает ли она этого отношения к себе? Правильно ли сейчас помогать или лучше же стоит просто добить себя, забиться в угол, поискать что-то острое, попробовать выбить из рук скальпель, воткнуть себе в шею, пробить кожу. И пусть, пусть алая кровь течёт потоком диким, пусть испачкает пол, пусть заставит ноги подогнуться, предать тело. Пусть коленки стукнутся больно, а взгляд испуганный найдёт лицо Йозефа, всмотрятся серые глаза в чужие, попытаются найти ответ. И следом, следом Лира затихнет, упадёт набок, а, быть может, в руки мужчины. Умрёт. Замрёт сердце, остановится. И тогда наступит свобода дикая, радостная, светлая, протянет руки, погладит лицо, прикроет очи, обнимет крепко и скажет, что все мучения кончились.

    [indent] Но Лира не крадёт острие, не решается отступиться – тело слабо: ребро сломанное болит, трещит, трётся обломками друг о друга. Хочется бежать. Но нельзя. Пульсация отсекает каждую секунду, мгновение жизни. Время течёт непозволительно медленно. В нём страх разрастается столь быстро и остервенело, что каждая клеточка организма едва функционирует.

    [indent] Йозеф разрывает тишину. Серые глаза испуганно всматриваются в образ нанимателя. Сердце рвётся из глотки. Слова не сразу ложатся осознанием на плечи девушки, словно механизм внутри завис, задеревенел, застряли шестерёнки в груди. Мужчина роняет кивок, прячет кисть в перчатку. Лира исправила свою ошибку. В горле застывает вопрос участливый. Лишний и ненужный сейчас. «Больше не болит?», — спросила бы, если бы только не пронизывал страх всё сознание.

    [indent] Её просьба об обезболивающем находит лишь глухой факт: его нет, но есть аналог. Лира слишком хорошо помнит подобные диалоги со своим хозяином, где он... скрывал правду, говорил, что чего-то нет, но впоследствии беловолосая раскрывала нечестность. На губах появляется понимающая улыбка. Хорошо. Неважно, действительно ли нет препарата или это обман, жалко тратить на беловолосую девчонку, Лира всё примет. Стерпит. Она сумеет, поймёт.

    [indent] — Хорошо, спасибо, — опускает взгляд на пол, готовая на очень многое, чтобы эта тяжёлая, мучительная боль закончилась. Йозеф отступает к полкам, тянет на себя чемоданчик с несколькими замками. В руках коробка трясётся, тарахтит, заставляя девушку отступить. Шаг назад. Другой. Она потерянно смотрит на коробку, пока перед глазами рождаются дикие образы того, что это нечто убьёт её, ранит, заставит мучиться и страдать сильнее. И только потом, когда Лира потеряет сознание, всё станет хорошо. Йозеф вдруг ищет какой-то предмет, вставляет трубочку в мелкую дырочку для воздуха. И только тогда ящик затихает. Мужчина открывает его и достаёт то чудовище, что пряталось внутри. Он пытается сделать шаг к Лире, приблизить существо к шее девушки, но та лишь скулит жалобно и, отступая назад, спотыкается и падает на пол. Скулит, сходит на плач от дикой, изнуряющей боли в ребре, рука тут же тянется прикрыть его. Девушка поднимается на четвереньки и отползает в угол, чтобы спрятаться от мужчины и его существа.

    [indent] — Прошу, не надо, — сипит едва слышно, вытягивает ладони, чтобы не подпустить к себе. — Умоляю, мне не больно, правда, перестало болеть, ничего страшного, всё в порядке, — бормочет сквозь плачь, пока всё тело бьёт судорогой и перемалывается страхом. — Йозеф... умоляю... Я... Можно, пожалуйста, не надо? — заглядывает беззащитным котёнком в глаза.

Белый свет окутывает порез и не оставляя от него и следа, пропадает также внезапно, как и появился. Ни боли, ни шрама, только развод алых капель, да и отвратительный ком в горле, словно вершина айсберга гнетущего темного чувства. Магия! Да, будь она у него, как же проще ему было бы осуществить свою месть! Как же он ненавидел эту несносную девчонку, что, обладая такой силой, влекла столь жалкое существование, покоряясь чужой воле. Вдох...

-Я не скажу ничего твоему... – Слово «хозяин» словно не желанная грязь, отторгалось самим нутром алхимика, что подобрал иное слово, почти машинально. - ... начальнику. -
 
Облегчение появилось на осунувшемся лице и легкий благодарный кивок, стоит перчатке снова спрятать белые ладони. Серые глаза смотрят на Лиру не мигающим и равнодушным взглядом.

-Обезболивающего нет. Есть аналог... - С этими словами Йозеф подходит к удаленным полкам и тянется к серебристому гладкому ящику, что скреплен рядами замков и цепями. Сверху, на крышке, удлиненное и очень узкое отверстие, из которого доносится легкий свист. Стоит контейнеру оказаться в руках, как тот задрожал и задергался, словно внутри него было что-то живое. В стороне от девушки он стал открывать один замок за другим. Сила, с которой нечто старалось выбить крышку своей темницы, пугала и настораживала. Вот хуман вынул из-под стола небольшой баллон с длиной прозрачной трубкой и вставил ту в узкую горловину ящика. Шипение впрыскиваемого газа и контейнер перестал дергаться. Открыв последний замок, Фильдштайн раскрыл крышку и вынул оттуда, слабо подергивающуюся тварь, похожую на сиреневую сколопендру. -...У нас не так много времени.  Минут через пять оно проснется.  -

Шагнув к Мирлесс, мужчина аккуратно убирает волосы с шеи девушки, медленно поднося жвала твари к белоснежной коже. В таком состоянии, диковинное создание в руках Йозефа выглядело больше искусственной, чем живой, местами походя на жутковатый  с виду артефакт. Один укус и яд усыпит эона на час-полтора. Этого должно было быть достаточно.

- Не дергайся. Будет не больно. Наверное...-

[indent] Она не понимает, что происходит. Слабость в ногах заставляет медленно оседать на пол, но крепкие руки удерживают лёгкое тело, направляют в сторону кушетки, усаживая на неё. Лира не сразу чувствует холод, но когда осознаёт его, то заторможенно дёргается. Взгляд пуст, дик, безутешен. Серые глаза смотрят в бездну прошлого, страха, ужаса. Руки трясутся. Сознание едва фокусируется на реальности – она вся бухает, пестрит красками, тьмой жестокой, мушками мрака. Перед лицом тряпочка с приятным запахом. Лира смаргивает, пытается сконцентрироваться на настоящем, пытается не потеряться, не затеряться дикостью и страхом, ужасом.

 [indent] Руки слишком слабы, чтобы взять протянутую ткань, но потерянным котёнком девушка смотрит в холодные глаза Йозефа, пытаясь понять то, что он говорит. Тяжёлое сердце громко и тяжело стучит в лёгком теле. Спутанные волосы вуалью ложатся на спину, пушистые белые ресницы подрагивают мелко.

 [indent] Она кивает потерянно, едва понимая то, что говорит мужчина. Он бы убил её, если бы хотел. Но это не значит, что он не хочет причинить боли. А боль... Лира не любит, когда больно. Когда плохо. Хозяин, девушка слишком хорошо помнит, всегда говорил, что больно не будет. Что она не умрёт. Что б ни переживала. Но всё равно снова и снова будет больно. С обречённым недоверием девушка вглядывается в беспристрастные глаза Йозефа. Она понимает, что он может врать. Что ложь она ест на завтрак. Но... Его слова всё равно ложатся тихим утешением на хрупкие плечи.

 [indent] Серые глаза видят, как Йозеф снимает перчатку. Лезвие проводит по пальцу, рождая алую розу крови. Она стекает вниз мрачным ручьём. Лира медленно закрывает глаза, ощущая, что утопает во мраке, что падает в тихую пропасть. Но с усилием, совершенно бледная, серая, безликая, открывает глаза и смотрит на мужчину, пытаясь собраться с силами.

 [indent] — Я никому ничего не скажу, — шепчет потерянно, понимая, что сможет рассказать об этом всём только под пытками Хозяина. Но она постарается сделать вид, что действительно ничего не знает, обхитрить, солгать. Вдруг тогда ничего не будет? И больно тоже не будет? Лира не отвечает ничего насчёт осмотра. Рука почти рефлекторно ложится на бок, приглаживая сломанное ребро. Оно горит огнём. Оно всё ещё не залечилось, не срослось. Девушка прикрывает глаза, боясь, что, вернувшись к Хозяину, она получит новую порцию боли. А если он будет недоволен, что ребро уже восстановилось? А если он уедет и... окажется, что всё срослось неправильно, не верно? Тихое скорбное скуление рвётся с горла.

 [indent] Лира кивает. Она пытается быть сильной. Держаться. Тело всё ещё дрожит. Но девушка хочет, надеется, что будет сильна, мудра, умела.

    [indent] — Что я могу ещё сделать для тебя? — спрашивает потерянно. Вздрагивает, когда радио грустно напевает мелодию. Движение отзывается яркой, сокрушительной болью в ребре. Беловолосая сглатывает, утирает слёзы. — У тебя есть... обезболивающее? Мне слишком больно, — признаётся потерянно, ощущая нотки паники и страха, но где-то уже на периферии сознания, там, где уже оно не так терзает. Только стискивает пальцами горло, душит, но то неважно – Лира привычна.

    [indent] Не желая смотреть больше на порез мужчины, девушка поднимает руку и, создавая белоснежную магию, залечивает. Отводит голову в сторону. Отворачивается стыдливо. Это порыв. Это опасно.

    [indent] — Не говори ему только... мне нельзя... — тихо бормочет, понимая, что снова ошиблась. Но наказание возможное она примет без сожаления. Никто не должен страдать рядом с ней.

Девушка оказалась не то, чтобы впечатлительной... Это даже нельзя было назвать шоком. Скорее сломанная психика с множеством деталей. Так, купленная на аукционе древняя ваза разбивается на миллион осколков, стоит неосторожной руке взять хрупкий, тысячу раз отреставрированный сосуд. Плечи мужчины, окутанные коричневым пальто, слегка дрожат от сдерживаемых эмоций. Нельзя сказать какие они: ярость, сочувствие, раздражение? Можно утверждать лишь то, что эти эмоции выходили за периметр зоны его контроля и подобно кофейной пене, что вытекает из турки, били за край. Тем не менее, Йозеф обернулся, сохраняя беспристрастное выражение лица, подошел к девушке и удержав её, посадил на кушетку ещё блестящую от недавней полировки.  Мужчина вынул из кармана белый платок и пузырек с светло-голубой жидкостью. Капнув на чистую ткань раствор, он протянул его девушке и мягко проговорил, когда аромат шалфея, чего-то морского и полыни тянулись легким шлейфом до носика ассистентки. -Успокойся. Если бы я хотел убить тебя, ты бы уже была мертва. Лира? Так ведь? Это лишь...-

Хуман снимает перчатку и в его руке оказывается острое лезвие танского ножа, которое он подносит к своему белому пальцу и делает легкий надрез, пуская алую теплую струю, не мигая и не отводя от эона пустой взгляд серебристых глаз....-кровь. Просто один из элементов этого мира. Ресурс. Если ты передумала, чтобы я осмотрел тебя, то так тому и быть. День быстро проходит, а дел у нас ещё много. А на счет того, что ты кому то расскажешь... Я верю, что ты смышленая девушка.-

Его кисть все ещё держит белый лоскут на котором растекается лазурное пятно. Аромат притупляет, успокаивает и словно делает  дыхание более свободным и глубже. Голос мужчины нейтрально холоден и равнодушен, тем не менее медитативен и тверд.

-Успокойся. Возьми себя в руки. Запомни, если тебе страшно - значит жизнь бьет ключом. Если тебе больно - значит есть чему болеть. Улыбайся смерти в лицо и возможно она уйдет, чтобы снова прийти за твоей улыбкой.

Радио зашипев, снова продолжило свое вещание на неизвестной волне.

[indent] Когда Йозеф выходит из-за ширмы, его взгляд падает на нетронутый чай и на девушку.

 [indent] — Извините, — тут же выучено мяукает Лира, понимая, что стоило, несмотря на свой страх, выпить предложенное угощение. Вдруг мужчина расскажет Хозяину обо всём? Ноготки с силой вцепляются в мягкость ладони, оставляя следы-полумесяцы. Нет, девушка меньше всего на свете хочет лишаться ногтей. Снова. — Простите, — вторит, слыша, что она пустышка. Опускает голову, изучает ноги. Его слова подобны пощёчине звонкой, резкой, но Лира принимает. Она понимает, что пришлось отказаться от многого в своём собственном «я», чтобы стало хоть немногим легче жить с Хозяином.

 [indent] Лира следит, как Йозеф подходит к раковине, включает воду. Шум наполняет комнату, давит на уши, девушка отшатывается, покорно ожидая своей участи. Она не приходит сразу. Мужчина долго, тщательно моет руки, беловолосая ждёт. Покорно ждёт. В зеркале отражается холодное мрачное равнодушное лицо, взгляд пронзительный пугающий. Лира вздрагивает и опускает голову, надеясь, что за этим не последует никакого наказания или ещё большего разочарования в ней.

 [indent] Беловолосая покорно выслушивает мужчину, кивает суетливо, подрагивает нервно. Ладонь ложится на бок, прикрывая ребро.

 [indent] — Хорошо, спасибо, — отзывается, понимая, что не сможет воспринять эти слова, эти мысли, что они... выбиты Хозяином. Лира знает прекрасно, что боится, что выдрессирована, что ей придётся сделать очень многое, прежде чем она посмеет снова шагнуть куда-то, попытаться что-то исправить, предпринять. Сколько раз она пыталась? Йозеф не знает. Но девушка помнит, очень хорошо помнит, сколько пришлось вынести боли, прежде чем открытая дверь перестала так явственно манить собою. Сколько ногтей, сломанных костей, содранной кожи она вынесла? Регенерация не сдавалась никогда. Хотя Лира умоляла её позволить умереть.

 [indent] Йозеф задвигает плотные занавески. Он смотрит на девушку внимательно, странным непонятным взглядом, и Лира слабо скулит, испуганная. Мужчина очерчивает взором чашку, подходит ближе к ней, выпивает медленно остывший напиток, словно показывает, что в нём не было ничего опасного. Беловолосая стыдливо рассматривает ботинки собеседника, выдыхает рвано, придерживая бок.

 [indent] Посуда с громким звуком ставится на стол, Йозеф кивает на шторы, предлагая пройти. Лира послушно шагает. Замирает, затем, когда светловолосый отодвигает шторы, она с ужасом видит тёмную мрачную лужу крови, в нос ударяет неприятный запах, всё нутро сжимается, ребро сверлит болью, девушка отшатывается назад, понимая, что кровь стекла из ящика. Дыхание перекрывает, бьёт туго в грудь, лёгкие, казалось, сжимаются, деревенеют, отказываются работать, и Лира ощущает дикое странное удушье, непрекращающуюся панику. В глазах дикий ужас, страх, отчаяние. Ресницы дрожат. Она смотрит потерянно на Йозефа, едва соображая, едва понимая, что происходит, почему там кровь. Осознаёт запоздало, что мужчина  может быть далеко не самым хорошим человеком, но это не утешает совершенно. Лире кажется, она падает, теряется в пространстве, оседает на пол, если её не удержат. Страшно. Очень страшно. Словно хищный зверь пробирается в комнату, душит когтями, изничтожает ядом лёгкие. Сводит с ума.

 [indent] Девушка торопливо, мелко, потерянно дышит. Вдох хрипит, теряется, с губ рвутся потерянные слова:

 [indent]  [indent] — Прошу, не надо, пожалуйста, я обещаю, я никому не скажу, — бормочет, давится звуками, не видит пред собою ничего, руки тянутся к горлу, словно что-то застряло, ребро трещит, рвётся агонией, Лира сипит, скулит жалобно, хнычет, не видит ничего пред собою, не понимает, только просит, умоляет, а сама не понимает, не видит кого.
 [indent] — Прошу, хватит, хватит боли, я не смогу... Я не выдержу...

- Если новое имя, то у меня будет новое имя.- Уголки губ хумана чуть приподнялись в непроизвольном спазме.

«Ну, конечно...»

Йозеф не верил девушке ни на йоту. Отказаться от себя - это та грань, что убивает личность. Фильдштайн видел мертвые души. Нет, Лира была хоть и сломлена, но ещё жива. Именно осознание себя толкает её в бездну. Именно оно доводит до сломанных ребер. Именно оно вызывает желание умереть...

Когда девушка отвечает на последующие вопросы, алхимик подмечает, что голос тал немного громче. Девушка пыталась перекричать радио. Именно так решил хуман, не подозревая, что любопытная кошечка чуть приблизилась к плотному занавесу.


Лишь выйдя, Йозеф заметил как изменилось местоположение Мирлесс. Эон оказался немного ближе, чем был до этого. Цепкий взгляд и чудовищная память мужчины позволяли сохранить в голове даже узор на шторах и то, как играли солнечные лучи играли на них «до» и «сейчас.»
Беглый взгляд на нетронутую чашку и следом на девушку, прежде, чем тонкие сжатые губы неохотно разомкнулись. -Говоришь заученными штампами. Неужели ты действительно такая пустышка? -

Йозеф подходит к раковине и выкручивает рычаг, выпуская холодную воду. Моет педантично руки несколько раз с мылом, ополаскивает лицо и поднимает голову к зеркалу, глядя на апатичный бездушный взгляд  бесцветных глаз.  На остром аккуратном подбородке уже проявлялась темна щетина, словно намекая, как давно Фильдштайн не ночевал дома. - Дам тебе урок. Однажды увидев шанс, его нужно брать. Не бояться , что будет потом. Не ждать, когда разрешат это сделать. Просто шагнуть в неизвестность. Это и называется свобода. Рабом человека делает страх. Страх перед выбором и страх перед неизвестностью.-


Фильдштайн вытирает руки, оборачиваясь, по пути сдвигая плотные занавески, от чего свет в комнате приглашается. Подошел к девушке, глядя на ту неоднозначно и беря чашку в руки. Чаинки покорно осели на дне, а сама жидкость слегка переваливала за бортик посуды, под легкой дрожью жилистых рук.

Он не спеша пьет из кружки, не позволяя пропасть напитку и лишь когда та опустела, поставил посуду на стол, кивнув в сторону штор. - Идем посмотрим, что можно будет сделать с твоим ребром.

Когда Йозеф отодвигает штору, он замирает, так как и он, и Лира видят на полу густую лужу крови, что просочилась из сломанного морозильного ящика. Мужчина мысленно выругался, надеясь, что девчушка не слишком впечатлительная.

[indent] Стерильная комната гнетёт, ослепляет, наполняет холодом и страхом. Лира слишком хорошо помнит, как часто она раньше посещала больницы, как находилась в похожих комнатах под наблюдением, лишь бы смочь дать Хозяину то, что ему нужно. Беловолосая с трудом сдерживает свой страх, но его расслабляет лишь то, что всё же эта комната не часть больницы, а Йозеф не врач, иначе всё было бы гораздо чище и стерильнее. И не сидела бы она тут, на стуле, а была бы заперта в комнате и привязана к постели или к столу.

 [indent] Радио вдруг шипит, шваркает звуками, пыхтит, и Лира, вздрогнув, прижимает руку к несчастному ребру, оборачивается на занавеску. Из-за неё силуэт Йозефа что-то делает, а девушка лишь изучает взглядом непроницаемый материал, слушая новые вопросы.

    [indent] Они, безусловно, сложны, лишают опоры, заставляют мозг судорожно думать, но тревожная часть суетливо напоминает: это всё может быть жестокой игрой, проверкой, и хозяин точно не обрадуется «неправильным» ответам девушки, не решит вдруг, что ей не нужно несколько ноготков на пальчиках. Лира осматривается, гадая, где находится камера или прослушивающее устройство – должно быть, что-то есть, что её слушает. Или это сам Йозеф? Девушка старается не погружаться глубоко в ответы, отвечать ровно, так, как ответила бы выученная кукла, а не сохранившаяся разбитая личность.

    [indent] — Если новое имя, то у меня будет новое имя, — послушно звучит ответом.

    [indent] «Я Лира! И всегда буду Лирой! Лира Мирлесс!», — бьётся дикое сердце, жаждущее свободы.

 [indent]  Резко заиграла музыка под вздрагивание извечно напряжённой девушки. Ребро тут же отдаётся резью, и тихий сип рвётся из рта, пока ладонь мягко ласкает бок. Сквозь красивую мерную музыку пробиваются странные звуки, и девушка растерянно поднимается, не понимая, может ли она продолжать отвечать, перекрикивая музыку и другой шум или лучше дождаться окончания странного скрытого процесса. Любопытство опутывает шею, губы поджимаются, робкий шажок вперёд.

 [indent] — Йозеф? Мне... нужно ответить дальше, да? — спрашивает чуть громче, растерявшись, усомнившись в том, что Йозефу вообще нужны её ответы. Конечно, она знает, что неинтересна. — Если Хозяин умрёт, то я буду и дальше покорно служить его семье, его жене и детям, как и положено, — опустив голову, монотонно бормочет, едва повышая голос, чтобы переговорить радио. — Его приказы абсолютны, даже если я не знаю своего места и хочу, чтобы мне сломали кости, когда я не слушаюсь, — торопливо выпаливает Лира, краснея, поднимая взгляд на силуэт мужчины, словно сказала что-то не то, личное. А может, может её никто не слушает чужой, и она говорит только для Йозефа? В таком случае Лира понимает прекрасно, что она выглядит выученной затравленной девушкой, чей мозг давно съедет Хозяином, а душа лишь готова служить ему.

 [indent] Беловолосая не знает, как не бояться говорить правду, истину, как не бояться быть честной собой и с другими, если вся ещё жизнь отныне состояла из прислуживанию человеку, который внушал ей то, что его правила важны, абсолютны и защищают её, ведь он любит Лиру?

 [indent] Тогда девушка решает, что будет и впредь верна Хозяину и не посмеет порочить его честь и любовь тем, что будет отрицать его власть.

 [indent] В конце концов, говоря то, что он хочет слышать и без него, Лира будет в безопасности, ведь... она никогда не узнает, может ли он её прослушивать здесь и сейчас.

 [indent] — Всё в порядке? — робко мяучит, не зная, что ей можно сделать. Она так и не отпила чай.

Непроницаемые шторы скрывают от Мирлесс нелицеприятную картину, где на небольшой больничной кушетке лежит уже чуть посиневшее от трупных пятен тело эона. Сладкого тошнотворного запаха разложения нет, благодаря формалиновому раствору, которым Фильдштайн обрабатывал жертву заблаговременно. Тело большое, просто так его не спрятать... Время ещё есть.

— Я Лира. Я существую для Хозяина. Я хочу ему быть полезной и радовать его

А нет, времени в обрез. Йозеф готов лично удавить того умника, что придумал эти постулаты для своего раба. Какое удовольствие в бездушной кукле, что ошивается рядом? В прочем не ему с этим разбираться, нужно просто закончить работу. И ещё... Нужно придумать чем её занять и  спрятать тело.

Тут бесцветные глаза мужчины снова упали на морозильные камеры, быстро рассчитав вместимость контейнеров. Руки машинально подтянули зубило, пилку, молоток и клещи, по пути врубая песню на приемнике. Пока радио шипит и не может настроиться на волну, Йозеф снова задает вопросы.

-Твои дальнейшие  действия, если... Если хозяин даст тебе новое имя? Если хозяин умрет? Если он прикажет убить себя? Если он прикажет то, что ему навредит и растроит? Если...- Он задает вопросы один за другим, пока наконец не заиграл приемник, позволяя под музыку начинать разделку. Лезвие вклинивается между суставами, молотком впиваясь в хрящи. Части тела кладутся в коробки со льдом. Голова, предплечье, кисть, ступня... Хуман не сильно сортирует, так как это просто мусор, который стоит спрятать.

♫♪♫
« I forget how fake the world is around me.
I drink whiskey and wait for her to bring tea
Will you forgive me if I die on the third date, miss?
I don't regret anything, because I'll die knowing the taste of your kiss"
♫♪♫

Музыка заглушает звук пилы по плоти, но не треск костей под её зубилами. Благо, что объект не кричит и даже не дышит. Осталось дело за малым и последний кусок отправляется в ящик. На деле, прошло не слишком много времени, прежде чем холодильные камеры были забиты. Йозеф педантично протирает спиртовыми салфетками уже освободившееся место от капель крови, заливает лимонным спреем для приглушения посторонних запахов и оборачивается, готовясь выйти к ассистентке, не замечая, как из одного ящичка стекает темная кровь, а индикатор горит, что у холодильника села батарея.

Хоть вопросы и несли в себе основную функцию отвлечь и потянуть время, но они также имели более фундаментальный смысл, а именно бросить вызов чужой структуре, испытав веру девушки, выбивая из привычного кукольного мирка.

[indent] Он не даёт чёткого ответа, только ворчит, удерживает поплотнее тонкие ноги девушки на себе и приподнимается. Ребро тут же отзывается ноющей болью, зубы сжимаются, чтобы не зашипеть от боли. Лира смотрит вниз, дышит слабо в шею Йозефу, фырчит бессознательно, кладёт аккуратный подбородок ему на плечо, роняет длинные волосы вниз, ему на живот, обнимает за шею теснее, старается усесться удобнее, но и не мешать суетой. Кость пульсирует так, словно в тело входит тяжёлый ржавый гвоздь, рвёт плоть, сосуды, спивается в кость и прокручивается. Лира кратко скулит, чтобы затем затихнуть, перестать двигаться и отдаться мыслям, что ей до ужаса странно, что Йозеф о ней заботится, что несёт её на себе, а не тащит за собою, что даже, кажется, поможет с ребром.

    [indent] — Спасибо тебе, — шелестит она в волосы мужчины, вдыхая его запах. Так странно. Она помнит его пронзительные холодные глаза, помнит этот недовольный взгляд, который едва бы мог сочетаться с тихой добротой. Лира улыбается – вопреки боли, вопреки усталости ей кажется, что мир действительно прекрасен, раз наполнен такими потрясающими людьми.

    [indent] — Я... Меня зовут Лира, — мяучит робко девушка, вспоминая, что забыла представиться. Сглатывает нервно, пальцы дрожат страхом. Вдруг Хозяин накажет? Если узнает. Дальнейшие слова Йозефа пугают ещё больно. Тело нервно подрагивает, а руки в дикой трясучке обнимают парня плотнее, потому что страшно тут же упасть. Ребро режет. — Хозяин хороший. Я с рождения такая. Много ссадин. Царапин. Я хрупкая, поэтому случайно так получается, — защищает она мучителя, округлившимися глазами. Страшно, что он её может слышать. — Хозяин много делает для меня. Я не могу его оставить, — объясняет монотонно, выучено, вышколено.

    [indent] Когда они добираются до нужного места, Йозеф облокачивается на перила, опускается, и девушка встаёт, делая шажочек назад, чтобы дать пространство мужчине. Она тут же, не думая, тянет ему руку помочь встать. Его дыхание кажется тяжёлым, измученным, и серые глаза наполняются глубоким сочувствием.

    [indent] — Прости, я тяжёлая, — вздыхает, следя за тем, как мужчина моментально поднимается, словно и не устал вовсе. Его равнодушный взгляд пугает, и серые глаза тут же опускаются на ноги. Страшно.

    [indent] Ключ поворачивается в двери, открывает её, и Йозеф проходит в светлое стерильное помещение. Лира шагает следом. Пахнет медицинскими препаратами, чаем, мрачная ширма что-то отгораживает, и девушка неловко проходит к окну под указания мужчины. Медленно, но она чувствует, как страх наливается в тело, наполняет его, захлёстывает сознание. Глаза стекленеют. Она послушно кивает, проходит к окну и всматривается в него задумчиво, печально. Вслушивается в движения Йозефа, пытается угадать, что он будет делать. Дрожит мелко. Бледнеет так сильно, что сливается с комнатой и волосами. Он ставит пред ней чай – девушка привычно вздрагивает. Садится на стульчик и кивает, бездумно глядя на клубы пара от напитка. Пахнет вкусно. Но от страха её скорее стошнит, чем она сможет выпить чай. Не сейчас.

    [indent] Три вопроса заставляют мучительно думать, искать ответы, пока Йозеф скрывается за ширмой. Лира кладёт ручки на подоконник и облокачивается на него, изучая взглядом клочок неба.

    [indent] Она не знает, нужно ли говорить ответы на вопросы сейчас, имеет ли она право думать, может ли говорить глубоко и прямо или стоит дать краткие безопасные ответы, которые бы не привели к негативным последствиям. Взгляд обводит верхушки домов, и девушка вздыхает, прислушиваясь к больному ребру.

    [indent] — Я Лира. Я существую для Хозяина. Я хочу ему быть полезной и радовать его.

    [indent] Три выученных столпа, краткие безопасные ответы пустой куклы и с пустыми глазами, когда девушка с трудом разворачивается, чтобы найти взглядом Йозефа.

-Узнаешь.-Сухо бросает Йозеф, не желая ничего объяснять. Его ладони фиксируются на бедрах девушки, почти у коленей, а сам он выпрямляется и начинает подъем наверх. Переходя пролеты, мужчина погружен в свои мысли, стараясь не спешить, чтобы не задевать сломанное ребро ассистентки своей спиной. Сам не зная, что именно руководит им, Фильдштайн чувствовал, что поступал правильно. Нет мудрости в разрушении и равнодушии. Это крайняя мера. Из всего нужно выносить пользу. Нельзя терять голову, идти на поводу чувств и эмоций, но это не значит оставаться непричастным.

- Какое у тебя имя?- Впервые, за всё время, спросил её хуман, может из интереса, а может, чтобы отвлечь девушку от боли. При этом он непривычно часто заговорил. Всё с такой же скучной интонацией и вязкой жующей манерой, но уже не так лаконично, как ранее. - Для эона ты слишком хрупкая. Это интересная аномалия. Весьма любопытно... Возможно, тебя долгое время травят малыми не смертельными дозами яда, чтобы... Пытать? Хм... Ты не думала сбежать? Хм. -

Чем больше он говорил, тем быстрее садился его голос, переходя в хрип. Сказывалось и поднятие по этажам. На последний свой вопрос Йозеф продолжительно знал ответ беловолосой. Пока они шли, хуман скрывал свою нарастающую усталость и старался дышать ровно. Но когда  они оказались на нужном этаже, парень, на секунды показал слабость,  чуть шатаясь, завалился рукой о перилла, оседая на пол, тяжело дыша от усталости и отпуская девушку, позволяя Лире слезть.

«Тц, я не должен показывать, что устал. Судя по моим наблюдениям, она легко возьмет вину на себя, что вызовет нестабильность её мышления. Не сейчас, Йозеф, не сейчас...»

По этому, как только девушка встала на ноги, Фильдштайн тут же выпрямился, вновь спокойно и равнодушно посмотрел на неё, вернув дыхание, затем открывая дверь ключом. Свет. Стерильно белый свет помещения, что сверкало чистотой и аромат смородинового чая с примесью медицинских препаратов.  Только сейчас Йозеф вспомнил, что не убрал тело Эона. Он не хотел, чтобы девчонка испугалась. Её шок мог бы плохо сказаться на состоянии тела, чем усложнила бы его работу. Предательски скользнула мысль, что как донор органов, она бы принесла некую прибыль. Конечно, это бы не понравилось  её хозяину, но Фильдштайна волновало другое. Будущее. Фильдштайн видел её пустой потерянный взгляд и собирался вложить в её наивную черепушку нужные для себя ориентиры. Внедрить в подкорку самого её существа то, что было бы ему полезно. Однажды. Не сейчас.

-Мне нужно подготовить место. Не заходи за ту ширму. Выпей чай, перекуси печеньем в вазе у окна, займи себя чем нибудь. Главное, не мешай и не заглядывай за штору. Ясно? А пока... Подумай и сформулируй ответ  на три вопроса. Кто ты? Зачем ты существуешь? Чего ты хочешь?-

Он задавал вопросы почти вежливо, поставив перед ней кружку горячего чая, и не дожидаясь ответа,  скрылся за непрозрачным занавесом мини операционной, что больше использовалась как разделочная.

[indent] Голос. Жёсткий. Жестокий. Она что-то сделала не так. Снова. Страшно.

 [indent] Лира торопливо кивает, в ужасе смотря на заметки, которые не только записала, но и услышала! Она ожидает удара. Больно. Будет очень больно. Девушка готова к полновесному удару по лицу, но Йозеф лишь вырывает из рук заметки и карандаш, пряча в карман. На серых глазах девушки слёзы – она уверена, что мужчина тут же пожалуется Хозяину, что прогонит её, скажет, что она ни на что не годна. Лицо беловолосой краснеет – как же она хотела сделать всё правильно! Но то невозможно, то неправильно, то не в силах её хрупкое сознание. Лира стискивает губы, стараясь не плакать. В голове сотни мыслей – как, как она могла не прочитать, как не спросить, если всё слышит? Неужели Йозеф решил поиздеваться и дать намеренно сложное задание?

 [indent] Он трёт виски. Злится. Лира опускает голову, покорно ожидая своей участи. Сжимает ручки в кулачки, оставляя ногтями след-полумесяцы от давления. Она не сразу замечает, как по щеке стекает сначала одна слеза, за ней вторая. Девушка тут же торопливо утирает, морщась от приглушённой боли в ребре. Не страшно. Главное, не плакать. Не показывать, что что-то не так. Йозеф прав – ей не стоило ничего делать. Не стоило спрашивать. Это не её дело. Нужно молчать. Нужно улыбаться.
Трясёт.

 [indent] Он тянется к ней. Серые глаза быстро поднимают взгляд, затем прячутся, но рука не делает больно, не цепляется за горло, за щёки, только поправляет белую длинную прядь за ухо. Лира вздрагивает. Всё... В порядке? Заглядывает в глаза.
 [indent] — Простите, — жалобно выдавливает, не зная, что ждёт её за этой фразой. Боль? Или спасение?

 [indent] Они идут неспешно. Лира больше ничего не произносит, в тихой благодарности шагает следом, почти не ощущая больше резкой боли в боку. На крутых поворотах, ступенях Йозеф помогает, подхватывает осторожно, заботясь о ребре. Даже когда становится очень больно или тяжело, Лира старается не пищать, не скулить, чтобы не злить, и чтобы они смогли добраться до нужного места без нового замечания ей. Изредка серые глаза поглядывают на мужчину, смотрят внимательно, изучают силуэт, скупую эмоцию.

    [indent] Вот они подходят к заброшенному зданию, Йозеф легко отворяет дверь. Они заходят внутрь. Лира с удивлением замечает человека. Его лысина блестит, а взгляд устремлён поначалу в газету, а следом – на них. Девушка невольно делает шаг назад. Вслушивается молча в диалог. Затем, когда нужно пройти мимо старика, кивает ему тихое робкое:

    [indent] — Здравствуйте.

    [indent] Они идут по коридору. Длинный, он казался бесконечным, Лире кажется, что он не кончится, и что они просто никогда не дойдут до нужной цели. С сомнением смотрит на мужчину, но он уверенно ведёт её вперёд. Они поворачивают, встречаются с лестницей. Непроизвольно девушка ахает. Внезапно Йозеф садится на корточки и просит, чтобы она села ему на спину. Беловолосая с ужасом отходит назад. Но как только слышит пояснение, что это приказ, её взгляд стекленеет, и девушка покорно опускается, скуля от боли, на спину мужчине, чтобы обхватить руками его шею и сделать так, чтобы он смог взять её тонкие ноги. Ребро наливается болью от прикосновений, и беловолосая утыкается лицом в шею Йозефу, скуля жарким болезненным стоном, дыханием.

    [indent] — Прости, пожалуйста, — шепчет тихо на ухо. — Надеюсь, я не тяжёлая... Куда мы?

-Я сказал записывать мои слова, а не читать заметки.
Голос звенит сталью, а взгляд благородного серебра пробирает холодом, когда мужчина вырывает канцелярские принадлежности из рук девушки и убирает в карман пальто. Нужны ли ингредиенты или нет - отвечать ей не было желания.

"Бесит"

В руках накапливается щекочущая слабость, слегка покалывая кончики пальцев парализующей негой. Верный признак того, что Фильдштайн злится. Скрежет зубов и тяжелый выдох, когда пальцы потирают звенящие виски. Как его бесят - эти белые волосы, суженные от боли зрачки светлых глаз, эта фальшивая улыбка. Как же хочется вырезать скальп, осыпав открытую рану солью, перерезать щиколотки, обмотав их конским волосом и гнать в шахты, до заполярных рудников Лиреи - того, кто делает столь раздражающих сломанных кукол.


-Тц. Ингредиенты подождут. - Проговорил Йозеф, цыкнув. Дурная привычка, которую пытались отбить  у него, еще в юности, его  прошлые наставники. Времена идут, почти все те, кто  пытался его  отучить  - мертвы, а вот привычка осталась...

"С чего я вообще ей что-то объясняю"

Разум говорил одно. Он твердил истину. Взывал к холодной глади души, но трещина в ней давала о себе знать, порционно впуская теплые вязкие чувства, что грозили развести в стерильной пустоте плесень сострадания. Так, он с отвращением к себе осознает, что его рука тянется вперед, убирая тонкую белую прядь девушке за ухо. Какого чёрта, его рот открывается выплёвывая эти успокаивающие фразы? Для кого эти кривляния? Что за цирк. -Для начала займёмся тобой. -

На этот раз он идет не спеша, медленно, помогая Мирлесс на особо крутых спусках. Переодически, там, где склон был слишком сложен и для здорового человека, руки хумана брали эона и на удивление легко и безболезненно переправляли на ту сторону. Вот они подошли к заброшенной на вид высотке. Окна разбиты, стены изрисованы, на земле накренённый переполненный мусорный бак привлекает внимание бродячих собак. Фильдштайн подошел к двери, всунув ключ и провернув его, вошел во внутрь.  Внутри, как ни странно, был консьерж. Там, за письменным столиком сбоку от двери, сидел лысеющий старик, курящий из трубку и читающий «Танские вести» - местную газету.

-Мистер Фильдштайн, я думал вы уже не зайдёте сегод... Ой, а кто это с вами?
- Временный ассистент. Не важно. Я в лабораторию, меня не отвлекать.
- А? Даже если мистер Бао...
- Даже если небо рухнет. Не. Отвлекать.
-Понял, мистер Йозеф! М? Что-то ещё?
-Газету читаешь правильную, а вот табак чую из Торис. Врагов обогащаешь?
-Ха! Так то яд, сэр! Лучше погибнуть от рук врага, чем от наших собственных... Ну вы поняли.
-...

Йозеф прошел по коридору, ведя подручную по белой полосе, что тянулась на многие метры. Поворот и узкая лестница, что тянется переплетами вверх на много этажей.  «Подъем, будь он не ладен!» Встав спиной перед помощницей, мужчина присел на корточки.

-Тут нет лифта. Забирайся мне на спину, иначе ты не выдержишь подъема.- Чуть подумав, сухо добавил. - Это приказ.-

[indent] Не сразу, но Лира ощущает некие всполохи странного напряжения в воздухе. Или это просто боль измучила настолько, что, чтобы держаться, нужно постоянно напрягаться? Каждый вдох отзывается тихой резью в боку, и девушка гадает, почему сломанное ребро отдаётся чуть ниже. Может, там что-то повреждено тоже? Беловолосая не знает. Старается не обращать внимание на шум улицы, на прохожих, в которых почему-то мерещатся преследователи. Лира хорошо понимает, что Хозяин вряд ли бы её отпустил просто так, что кто-то точно за ней, за ними следит. Рука тянется к раненому ребру, придерживает. Без корсета и правда тяжело. Болит сильнее. Но не страшно. Она вытерпит. Ради ноготков.

 [indent] Приходится кивнуть на слова Йозефа. Невольно перебирает подушечкой большого пальца ноготки - страшно лишиться, если забудет забрать из магазина свою одежда. А Хозяин может решить, что этого проступка более чем достаточно, чтобы оторвать пять ноготков. Беловолосая сжимает зубы.

 [indent] — Как скажете, — озвучивает согласие, гадая, не решит ли Хозяин вдруг, что она проявляет неуважение согласием переодеться? Ведь именно Хозяин выбрал ей платье и корсет. Холодный пот пробивает тело, когда девушка осознает: у неё был выбор, был момент, когда она могла отказаться, но теперь его нет. И неясно, как отреагирует Хозяин на то, что Лира по настоянию Йозефу сменила наряд.

 [indent] Вдруг гудение толпы, шум нарастают, мужчина резко тянет за руку девушку на себя, она кричит от боли в теле, он удерживает за плечи, не позволяя упасть. Лира рвано дышит, пережидая дробящую острую боль и дикую пульсацию в теле. Проносятся мимо большие ездовые твари, обдувая всполохами воздуха и запахом. Йозеф отпускает ее.

 [indent]  — Спасибо, — через боль вымученно улыбается девушка и чуть кивает.

 [indent] Мужчина шагает вниз по лестнице в тёмный переулок, и девушка удивлённо клонит голову набок, гадая, сколько ступенек она пройдёт, прежде чем свалится вниз из-за сломанного рёбра. Торопливо шагает следом, ладонью придерживая место, словно это могло уберечь от большей боли. Ей приходится сильно постараться, чтобы не заблудиться в узких серых уличках, не запутаться в поворотах, ведь Йозеф, казалось, решил поиграть с ней в догонялки, шагая уже в своём темпе среди незнакомых троп беловолосой. Лира то и дело ускоряется, почти задыхаясь от усилий – боль сковывает, не позволяет глубоко вдыхать воздух, торопиться. Вот наконец мужчина останавливается, стучит запросто в чью-то дверь, и девушка удивлённо останавливается чуть на расстоянии, не зная, можно ли подойти. Дверь отворяется, появляется высокий мужчина, несколько фраз, переговоров, и, к ужасу Лиры Йозефа, бьют в лицо. Помощница вскрикивает, кидаясь на помощь, но её скорость ничтожно мала, чтобы хоть как-то оказать помощь. Дверь несокрушимо захлопывается, и девушка оседает в ужасе у стены, не зная, что и делать. Она слышит звуки боя, сжимает своё измученное нутро, с усилием поднимается, ощущая, как с лица стекает пот. Больно. Очень больно. Казалось, ребро сходит, ломается сильнее от всех неосторожных движений. Лира тянется открыть дверь, но сил никаких нет, и она порывается позвать на помощь, даже торопится к свету, но... Тишина, звук открывшейся двери. Оборачивается, боясь увидеть самое худшее.

 [indent] Но вместо ужаса на пороге появляется Йозеф. Поправляет пальто. Шагает к испуганной бледной девушке, что, казалось, из-за страха стала похожа на белоснежное полотно ещё сильнее.

    [indent] — Вы в порядке?  Мне Вас залечить? Я немного владею целительской магией, — растерянно мяучит Лира, тяжело выдыхая от волнения тревожный воздух. — Было больно?... — с глубоким сокровенным сочувствием мяучит, протягивая дрожащие тонкие пальчики к ссадине на щеке.

    [indent] Йозеф вынимает блокнот и карандаш, быстро объясняет Лире правила. Девушка тут же кивает. Открывает на первом пустом месте и торопливо аккуратно пишет, иногда дрожа нажимом – от переживаний рука трясётся, и некоторые буквы то видны едва, то буквально выцарапаны слабыми пальцами.

    [indent] — Извини за плащ... Я не думала, что он безвкусен, — перечитывая заметки, расстроенно произносит девушка, опуская голову. Поправляет волосы назад и игриво хмурится, вставляя карандаш под нос и надувая губки. Косит взгляд на карандаш. — Прости, — убирает.

    [indent] — Так получается, — личико озаряется светом, — нам нужны какие-то ингредиенты? — бодрость наказуема, и Лира вынужденно кривится, прикрывая ладонью больной бок. — Всё хорошо, — врёт резью, улыбаясь, ожидая момента, когда боль перестанет терзать ребро слишком сильно.

Кажется, что любые слова девушки полностью игнорируются им, не способные преодолеть непроницаемое и пустое выражение бледного лица. В действительности же, благодарность рабыни ничего не стоит в этом мире. К тому же, покупку её платья он спишет с счета её владельца. Йозеф, как человек логоса, в первую очередь, отметает всё, что хоть как то не относится к делу, мешает цели или цепляет за чувства. Если разум и тело, хоть раз, почувствуют слабость, возможность не двигаться вперед - обратного пути уже не будет, запустив команду на саморазрушение. Он это отлично знает, прекрасно понимая, как многое зависит от мелочей. Но девушка не удовлетворена одним вопросом, что остался без ответа, она задает новый, словно не замечая напряжения, что витает в воздухе. Приходится отвечать. Язык, неохотно двигается во рту, выплевывая слова наружу.-Твои вещи останутся в том магазине. Заберешь их по пути назад, когда мы закончим. -

На последний вопрос, много ли от неё проблем, Фильдштайн не ответил. Либо не захотел, либо не успел и забыл, но слишком уж совпало время, когда из-за поворота выскочили два дрейка. Ездовые рептилии были заряжены в скоростную карету, двигаясь так шустро, что чуть было не сбили проходивших у угла горожан, включая и хумана с эоном. Чуть грубо потянув ассистентку на себя, Йозеф одной рукой отбросил её с дороги, но цепкая хватка в хрупкое плечо девушки не позволила той упасть, что ни капли не смягчило боль в  её боку. Убедившись, что та стоит на ногах и не падает, мужчина спускается по заросшей лестнице, вниз, уходя в темный переулок и отбивая железной вкладкой каблуков по серым гранитным камням. Он не говорил Лире следовать за ним или стоять на месте. Он просто шел, пробираясь по узкой улочке вниз, между узкими стенами, под пышной галереей лозы винограда и роз, под створками окон. Вот, он остановился у одной из потертых дверей и постучал, используя массивную железную ручку в форме тигра. Стоило той отвориться, как по ту сторону показалось некогда красивое мужественное лицо. Почему «некогда»? Пол лица незнакомца было скрыто за ужасными ожогами. Мужчина, одетый в черное кимоно, смерил Йозефа высокомерным взглядом, будучи выше того на две головы. -А это ты, клерк? Я получил лишь половину от суммы. Ты принес остальное или решил меня кинуть?  -

Фильдштайн смотрит вверх, глядя в лицо хозяина дома.-Твои растворители были просрочены. Я пришел, чтобы забрать..-

Предсказуемо. Всё так очевидно и банально. Вот его ладонь сжимается в кулак, двигается наотмашь, когда мужчина бьет по лицу. Пфф... Он смотрит туда, куда наносит удар. Читается даже легче, чем его новая работница. И секунды не прошло, как Йозеф уже всё продумал. Носочки его туфель слегка поворачиваются, сгибая колени, делая тело более инертным и податливым. Когда кожа на лице чувствует холодок порыва приближающегося удара, хуман поворачивает лицо идя по траектории кулака. Следом идет поворот расслабленных плеч, корпуса, бедер, идя вплотную с кулаком на щеке, скользя в едином потоке удара, слегка соприкасаясь с жгучей болью, оставляя маркую ссадину на щеке. Затем рискуя рухнуть на землю, хуман расслабляет тело, словно  его почти вырубили. Ожидаемо, ему не дают упасть и схватив за воротник, заталкивают в дом. Рука Йозефа машинально тянется к пальто, краем глаз видя, как в стороне за ним ковыляет беловолосая девчушка. Надо будет спросить её имя....



Со стороны,  это выглядело занимательно, но вполне рутинно для данного района. Фильдштайн постучал в дверь, ему открыл огромный бугай и постучал уже по Йозефу, вырубив хумана  и затащив в дом. Ровно также, удивление местных не могло бы вызвать и тот момент, когда дверь дома снова открылась, а на пороге показался худой паренек, поправляющий свое пальто и закрывающий дверь, где зоркий взгляд, мог бы увидеть в полумраке крупный неподвижный силуэт на полу. Мужчина подошел к девушке. Та, может видеть легкую ссадину на его правой щеке, что осталась после удара. Он вынимает из кармана блокнот, и  тянет его Мирлесс вместе с карандашом. -Будешь помогать мне вести заметки. Начиная от последней даты, записывай то, что я скажу. И так, кхм, пиши:-

"Заметка Йозефа"

...немного позже. Стоит её приодеть, этот плащ не только безвкусен, но и привлекает ненужные взгляды стражников.
Выполнив пункт, я привлек ассистентку к ведению моих заметок. Поставщик, что передал мне просроченные растворители, напал на меня, стоило мне завести разговор об этом. Придется найти самому нового человека, имеющего выход на Лирейский подпольный рынок.Хтон бы вас побрал, осталось только два ингредиента взять и заскочить... Эй, не записывай это...

[indent] Лира чувствует – что-то меняется в атмосфере Йозефа, что-то странное происходит. Не понимает, не замечает чего-то ещё, не вдумывается, не всматривается глубоко, только смотрит в лицо мужчины, что-то ища, не понимая, отчего эти ощущения. Из-за того, что долго была в неволе? Из-за того, что с улицы пахнет свежестью, которую принёс мужчина?

 [indent] Он внимательно осматривает платье. Девушке кажется, что вот забракует, скажет, что не то, что нельзя в нём идти, заставит выбрать что-то цветастое. Его цепкий взгляд изучает каждую делать, каждый клочок платья, и девушка с удивлением подмечает, что в её жизни, пусть и было мало людей, но никто так зорко не смотрел на вещи. Кроме её Хозяина на неё. Лира видит размышления на лице Йозефа – или то ей мерещится в тревоге, что заставит выбрать нечто иное? Но в итоге мужчина просит позвать женщину, чтобы она помогла девушке переодеться. Беловолосая с глубокой благодарностью кивает – невероятно, что мужчина слишком быстро понял, что временная помощница не самая самостоятельная и здоровая.

 [indent] Продавец покидает лавку, и Лира с ожиданием смотрит сначала на дверь, потом на Йозефа. Тот её обходит, вздыхает устало, касается талии вдруг – дыхание задерживается, девушка морщится от жгучей боли – всего касание, невесомое почти, но оно дарит пронизывающий ребро ток. Больно. Лира прячет глаза. Мужчина приговором жестоким констатирует факт. Снова закуривает. Она старается не дышать – от дыма вечно кашляет, давится. Будет больно кашлять со сломанным ребром. Знает. Слишком хорошо помнит эту боль.

 [indent] — Извини, — сопит, ведь это её вина, что сделала что-то не так, из-за чего ребро и оказалось таким. — Спасибо, — кивает тут же, когда мужчина обещает её подлатать. Он хвалит её выбор платья, и девушка лучезарно тут же улыбается – так приятно, что почему-то хочется плакать от счастья, что её выбор удачный, что она на что-то годна. — Спасибо большое. В иных цветах я смотрюсь странно, — поясняет свой выбор, затем мерно неуверенно кивает. — Да, умею. Я обучалась в школе. Но я не уверена, что делаю это достаточно хорошо, но я буду стараться, — приподнимает кулачки, чтобы показать, что правда-правда будет стараться, но тут же морщится от боли опускает их. Прижимает ладонь к боку, пряча сломанное ребро. Виновато улыбается. Грустно.

 [indent] В лавку заходит красивая старая женщина, одетая в красное изысканное платье. От неё веет аристократией, чем-то важным, изысканным. Лира с почтением кивает.

    [indent] — Здравствуйте, — тихо мяучит она, но незнакомка тут же получив белое платье, начинает причитать. Она даже выпихивает Йозефа на улицу и тот, задумчиво посмотрев в серые глаза невольной помощницы, взглянув в её умоляющий взгляд, покидает магазин. Лира остаётся наедине с женщиной и неловко улыбается ей, пока та ведёт её за занавеску, чтобы помочь развязать корсет.

    [indent] Умелые пальцы быстро расправляются с завязками на спине, освобождают рёбра девушки от тугого корсета, и Лира тихо скулит.

    [indent] — Всё в порядке, милая? — спрашивает женщина, помогая поднять полы платья.

 [indent]  Беловолосая опускает взгляд, как только видит в своём отражении худое аккуратное тело с чёрными, синими, фиолетовыми синяками, что походили на кусочек космоса, заглотивший тело. У ребра синяк особенно большой, почти на весь бок, горит чёрным огнём, но Лира лишь улыбается виновато, тянет пальчик к зеркалу, заворожённая зрелищем. — Словно галактика... — шепчет.

    [indent] — Какой ужас...! — сокрушается женщина, смотря на избитое тело клиентки. Рёбра просвечиваются сквозь кожу, но девушка пока ещё не слишком катастрофически худа. Беловолосая не слушает причитания работницы, даже не смотрит ей в глаза, только на тьму на своём теле, когда та встаёт перед ней. Трясёт за плечи.

    [indent] Больно...

    [indent] — Пожалуйста, помогите одеться, — тихо просит Лира, игнорируя все слова и вопросы от громкой женщины. Нельзя, нельзя отвечать. Это проверка. Всё проверка. Лира знает. — Йозеф меня не обижал, не ругайте его, пожалуйста, — добавляет тише, на всякий случай,  понимая, как всё выглядит странно и печально. Женщина наконец помогает надеть белое вышитое платье, разбирается с застёжками. Завязывает прядь волос сбоку на голове в робкую косичку.

    [indent] — Спасибо, — мяучит, выбираясь из-за ширмы. Шагает, обнимая себя за бока, к двери, чтобы добраться скорее до Йозефа.

 [indent] Открывает дверь и выходит, представая перед мужчиной в новом одеянии. Краснеет. Опускает взгляд.

 [indent] — Спасибо большое, я очень благодарна тебе за платье. Я могу забрать свою старую одежду? Она не моя... — уточняет, поднимая голову. Смотрит в чужие яркие холодные глаза. — Я готова приступить к работе, — кивает, чуть кланяясь осторожно, так, чтобы не повредить ребро. — Надеюсь, со мной не очень много проблем...