[Кирион]

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя - литературный отыгрыш.

[Кирион]

@Мэйв
Кириона позвал на вечеринку его университетский приятель. Кирион не хотел идти, но был вынужден бежать из дома, поскольку на этой неделе шли выборы председателя содружества домовладельцев. У него было вполне обоснованное беспокойство за свою жизнь, поскольку скучающие богатые домохозяйки из-за каких-то своих интриг выдвинули его кандидатуру. Ему не хотелось оказаться прямо между двумя группировками самых влиятельных дам и пасть жертвой их жестокосердия. Мать генерального прокурора Айны и жена владельца нескольких лириумных рудников схлестнулись в страшной битве, наводящей ужас на всю светскую жизнь столицы империи.

Кирион не был дураком. Он пошёл на мероприятие к малознакомому эону, рассказав  об этом своим соседям-сплетникам. Мальчишник ведь был серьёзным поводом для отсутствия? Да? И что только нормальных лирейцев привлекало в этих бездушных цирконских городах?

Старлит был просто застроен в центре высотками, где находились торговые центры и офисы корпораций. А на окраине располагались отвратительного вида заводы. Посередине — жилые дома разной степени паршивости. Зелени мало, красоты мало. Везде стекло, сталь и унылый блестящий белый пластик. Цветы в кадках в общественных местах выглядели как издевательство.

Кирион снял номер в необоснованно дорогом отеле, провёл беспокойную ночь и не менее паршивое утро в своём убогом люксе, а затем отправился к своему университетскому приятелю в его пентхаус на одной высоток в центре города. Вечеринка была не самой приятной.

На столах находились подозрительные вещества в порошковом виде. На барной стойке лежала стопка каких-то таблеток с насечкой в центре. Вокруг ходили анорексичного вида девушки и юноши в слишком откровенной одежде. Кириону казалось, что даже его волосы и одежда пропахли отравляющими разум зельями. Он видел в закатных лучах солнца клубы дыма, медленно поднимавшиеся к потолку.

К нему приставали с глупыми вопросами. Он уселся вместе с хозяйским котом у балкона в кресле и старался слиться с обивкой люксовой мебели. Это было не слишком успешно. На фоне молочно-белой кожи кресла его смуглая красноватая кожа, пышные рыжие кудри, ярко-бирюзовый халат и обилие золотых украшений выделялись пуще обычного. Он ещё был единственным присутствующим эльфом, что вызывало нездоровый интерес у одного хумана.

Когда в ход пошли шоты ядовито-зелёного абсента, слегка светящегося в сумеречном полумраке, Кирион быстро сбежал. Вся его врождённая эльфийская грация позволила незаметно провести его к балкону через скандирующую толпу. Несмотря на свой высокий рост и мощные плечи кузнеца, он каким-то образом умудрился проскользнуть между высокими идолоподобными статуями из мрамора и выйти на балкон.

Загрязнённый воздух молодого цирконского города казался ему невероятно сладким и свежим. Так было хорошо сбежать от этой музыки, назойливых тусовщиков и просто насладиться тишиной и спокойствием. Сквозь приглушённые звуки танцевальной музыки он слышал гул автомобилей и гудение кондиционера на крыше соседнего здания. Чувствительные эльфийские уши также уловили странный глухой треск.

Кирион почувствовал, как чья-то обжигающе холодная крепкая рука хлопает его по плечу. Опять этот хуман. Холод от металлического протеза чувствовался сквозь несколько слоёв одежды.

— Так мы не договорили, эльф! — простодушно попытался продолжить разговор хуман. — Я это правда, что у ваших девиц уши...

Кирион знал, что тот спросит.

— Очень чувствительные? А как...

Кирион вздохнул.

— Никак. Слушай, а там разве не та высокая длинноногая блондинка тебя зовёт? Ты же за ней весь вечер ходил следом? Ой, она звала не тебя, а того эона с татуировкой тигра.

Хуман мгновенно убежал защищать своё «забронированное». Кирион выдохнул и попытался спрятаться за нераскрытым зонтом. Однако краем глаза он заметил, что всё больше тусовщиков выходило на балкон. Он не нашёл ничего умнее, чем спрыгнуть вниз на соседнюю крышу. Там был осушенный бассейн и плотно занавешенные окна. Кажется, этот пентхаус принадлежал одному из гостей вечеринки. Кого-то представили как соседа.

Вокруг были ещё крыши. Некоторые оказались оборудованы как смотровая площадка, а на других разбили сад. Кирион, будучи не слишком трезвым после какого-то ядрёного напитка, не нашёл ничего умнее, чем побродить вокруг. Он неплохо владел заклинанием «призрачный шаг», поэтому просто перемещался с крыши на крышу, пока не понял, что оказался очень далеко от пентхауса с вечеринкой.

Это была простая крыша, выложенная плиткой песочного цвета. Невысокое сетчатое ограждение, лавочка, кадка с высохшим цветком и табличка «не курить». Вокруг тонкой высокой урны были разбросаны бычки. А на лавочке кто-то забыл устройство для курения.

Кирион решил поглазеть на постепенно засыпающий город. Он подошёл к краю и опёрся локтями на металлический поручень, пытаясь разглядеть через сетчатое ограждение огни ярких голографических вывесок и билбордов.

Странно, что некоторые высотки корпораций были полностью без света. Обычно парочка окон всё же горит в таких зданиях. Может быть, у них какой-нибудь санитарный день? Или какая-нибудь демонстративная акция поддержки экологического движения?

[Мэйв]

Тяжёлое дыхание ещё не успокоилось после тренировки — мышцы гудели, но это был приятный, честный гул усталости. Мэйв вышла на крышу одного из небоскребов через аварийный люк, вдохнула прохладный ночной воздух и улыбнулась. Здесь, наверху, мир выглядел и чувствовался иначе.
Вокруг раскинулся мегаполис и ночью он пылал миллионами огней — неоновые вывески, голографические рекламы, огни летающих авто. Высотки тянулись к небу, словно стальные деревья, а между ними висели мостики, антенны, кабели и подвесные сады. Мэйв поправила повязку на лбу, стёрла каплю пота и шагнула к краю. В этом хаосе света и тени девушка двигалась с почти невесомой грацией, перепрыгивая с крыши на крышу высоток. Её силуэт то растворялся в тенях, то вспыхивал отражённым светом рекламных панелей.
Она шла не по делу — просто чтобы дышать. Внизу, в лабиринте улиц, жизнь била ключом: толпы, шум, вечная гонка. Здесь, наверху, был свой мир — тихий, отстранённый, где время текло иначе.
На такой высоте каждый шаг — расчёт. Каждый прыжок — баланс между риском и уверенностью. Тогда прыжки между зданиями были частью теста на выносливость и хладнокровие. Сейчас — её личный ритуал. Мэйв знала эти крыши наизусть: где уступ чуть шаток, где можно опереться на вентиляционную шахту, где лучше пригнуться, чтобы не задеть антенну.
Первая крыша: стеклянная, с зеркальной поверхностью. Под ногами — отражение города, будто смотришь в бездну. Она замедлилась, глядя вниз. «Как много огней... и как мало в них тепла».
Вторая: бетонная, шершавая, с ржавыми перилами. Здесь ветер сильнее — он рвал волосы, шептал что‑то на языке, которого она не понимала. «Ветер всегда знает больше нас».
Третья: с садом на крыше — редкие деревья, светящиеся лианы, искусственный пруд. Она присела у края, опустив руку в воду. Холодная. «Даже здесь всё ненастоящее».
Пока тело двигалось в ритме прыжков, разум возвращался к тому, что не отпускало:
«Кай говорит, что в секторе 7 неспокойно. Опять стычки с корпоративными наёмниками...»
«Эми прислала фото — она наконец‑то открыла свою кофейню. Интересно, как там пахнет настоящий кофе, а не синтетический концентрат?»
«Когда я в последний раз просто смеялась? Не по протоколу, не из вежливости...»
Внизу город жил своей жизнью — гудел, мигал, торопился и до неё ему не было никакого дела. А здесь, наверху, было пространство для себя. На самой высокой точке Мэйв остановилась. Перед ней расстилался мегаполис — бесконечный, сверкающий, равнодушный. Где‑то там, среди огней, были люди, которые тоже не спали: кто‑то работал, кто‑то бежал от проблем, кто‑то просто смотрел в окно, как она сейчас.
Она достала из кармана маленький предмет — старый фотокристалл. На нём — она, маленькая, на настоящем поле, с цветами в волосах. Ведь дома, на Лирее небо было синим, а ветер — тёплым.
«Когда всё стало таким... искусственным?»
Она сделала шаг к краю, оценила расстояние до следующей крыши. Разбег. Прыжок. Воздух на мгновение замер. А потом — твёрдая поверхность под ногами. Мэйв улыбнулась. Подойдя к самому краю здания, она присела и просто смотрела вдаль. Даже здесь, среди стали и света, она чувствовала, что‑то живое. Может, это ветер. Может, биение собственного сердца. Она закрыла глаза, прислушиваясь:
-гул летающих такси,
-отдалённый еле слышимый смех из ночного клуба,
-шелест искусственной листвы с соседней крыши,
-собственный пульс — ровный, спокойный.
«Это мой город. Мой мир. И я его защищаю».
Завтра снова штаб. Снова отчёты. Снова патрули. Но сегодня она была собой. Хотя бы на пару часов. Хотя бы среди крыш. Сколько она так просидела непонятно. От мыслей её отвлек звук металлических перил, на которые облокотился мужчина, эльф, которого она раньше не видела, иначе бы точно запомнила.
-Будьте осторожны, перила могут не выдержать, и вы упадете вниз. Лететь будете не долго, но зато приземление будет эффектным. – спокойным голосом произнесла девушка, вновь посмотрев на мегаполис.

Примерный вид

[Кирион]

Женский голос отвлёк Кириона от его созерцания пейзажей ночного города. Он неспешно обернулся и увидел перед собой девушку, которая была немного старше его. Среднего роста, хорошо сложена. Судя по фигуре и манере держаться, она занималась какими-то боевыми искусствами. У неё были красивые глаза, подобные алькорским сапфирам.

Это точно был эон. Кирион их много повидал за свою жизнь и вряд ли спутает с представителями других рас. Только у них был такой специфичный привкус магической ауры — терпкий и интенсивный.

У неё был лёгкий, едва уловимый акцент, который присутствовал у всех лирейцев. Кирион сам говорил с лёгкой лирейской протяжностью, к которой добавлялась эльфийская певучесть.

— Благодарю, мадемуазель, — сказал он с мягкой вежливой улыбкой. — Постараюсь на ваших глазах не устраивать некрасивые сцены с падением в пропасть.

Кирион не боялся упасть вниз. Пусть он и не производил впечатление великого мага, но его артефакты могли вполне справиться с такой мелочью, как падение с большой высоты. Правда, после этого они бы недовольно и беспокойно гудели, что вызывало бы у него мигрень. Он громко вздохнул, а затем развернулся и отошёл от поручней. Нечего было нервировать доброжелателя. Хотя ему стало интересно, что на этой крыше забыла девушка. Тоже сбегала от этого шумного города?

К этому времени уже совсем стемнело. Приятные сумеречные лиловые и фиолетовые оттенки сменились ночной бархатной тьмой. Из-за светового загрязнения увидеть звёзды в полной мере не представлялось возможным. Несколько небоскрёбов были зловеще тёмными. Но вокруг горели огни окон, вывесок и уличного освещения, а голографические изображения задорно двигались, завлекая горожан и туристов.

Кирион потянулся, чувствуя, как напряжение покидает его мышцы.

— Весьма необычная встреча, мадемуазель, — сказал он, смотря на неё из-под ресниц. — Не находите?

Это выглядело немного жеманно, но лёгкий алкогольный румянец на щеках и кончиках ушей с лёгким шлейфом аромата какого-то элитного алкоголя выдавали его не совсем трезвое состояние. Да и его эльфийская внешность располагала к подобному поведению. Было бы странно, если бы кто-то с его холёным обликом общался в манере бандита с большой дороги.

— Два лирейца встретились на крыше небоскрёба какого-то цирконского города, — продолжил говорить он немного меланхоличным тоном. — Слышите музыку? Они все веселятся и наслаждаются жизнью, празднуя начало длинных праздничных выходных. Но мы отчего-то стоим здесь сейчас.

Чиновники щедро предоставили целый выходной по случаю годовщины дня основания города. Люди в небывало большом количестве высыпали на улицы, радуясь сокращённому рабочему дню. Кто-то решил выпить и отметить начало гуляний, а кто-то деловито прохаживался в поисках идеального подарка. Магазины вот-вот должны были закрыться. Кирион и сам был удивлён, что в городе круглосуточных заведений и магазинов было крайне мало.

Внезапно крышу захлестнул шум вертолёта. Два вертолёта пролетели мимо них. Кирион любопытно задрал голову и проследил взглядом за летательными аппаратами, пока они не растворились в ночной тьме на окраине города.

— Хороший вечер. Днём было ужасно жарко. Я слышал от местных, что тут уже две недели аномальная жара.

Даже Кириону, выросшему в тропиках экваториальной Лиреи, казалась местная погода слишком жаркой. Возможно, дело было в том, что вокруг города был пустырь. Ещё сто лет назад из-за фермеров местная почва пришла в убогое состояние. Они раскопали всё под поля и не оставили места для местных растений, которые своими корнями удерживали плодородный слой почвы. Экосистема была разрушена, а фермеры пошли работать на местный завод при руднике. Рудник истощился, а вокруг завода вырос из посёлка большой город. Старый завод после выведения из эксплуатации выкупил муниципалитет и сделал модным лофтом, где расположился торгово-развлекательный центр.

[Мэйв]

Мэйв сидела на краю крыши, свесив ноги вниз. Ветер играл с её волосами, но она не замечала — взгляд был устремлён вдаль, туда, где город растекался серо‑золотыми линиями до самого горизонта. Внизу, в бездне между небоскрёбами, шумела жизнь, но здесь, наверху, царила странная, почти нереальная тишина. Рядом, на этой же крыше, примостился её новый знакомый. Который уже пообещал не срываться вниз, чтобы не омрачать день. Хотя Мэйв была уверена, что с ним бы точно ничего плохого не случилось бы.  

-Ну я считаю встречу конечно необычной, мало кого можно встретить, гуляя по крышам. Я часто гуляю по крышам крупных городов. Тут нет гонки за временем, не надо никуда спешить, все проблемы там... внизу. А здесь чувствуется ветер свободы, — ответила девушка ровным, немного рассуждающим голосом. Голосом той, которая провела на крышах не один день, которая понимала всю романтику и загадочность этих мест.

Упомянув праздник он глазами указал на соседнее здание, где разворачивалось яркое празднество: гирлянды, музыка, силуэты танцующих людей. Его монолог лился ровным потоком — то ироничный, то вдруг неожиданно задумчивый, скорее всего из-за выпитого алкоголя.

— Ну если посмотреть на это именно так, — она махнула рукой в сторону праздника. — Всё блестит, всё шумит, все притворяются, что счастливы. Как будто если повесить побольше огней, то проблемы сами собой растворятся в этой мишуре.

Чуть погодя она продолжила, уже тише:
— А знаешь, что самое смешное? Они ведь правда верят, что это важно. Что этот вечер запомнится. Что завтра они проснутся другими. Но завтра будет просто ещё один день. Такой же, как вчера.

Мэйв наконец повернула голову. В её глазах не было ни сочувствия, ни осуждения — только спокойное понимание. Она знала: за этой бравадой скрывается не цинизм, а боль. Боль от разочарований, от несбывшихся надежд, от того, что мир так часто обманывает ожидания.

— Может, — произнесла она негромко, — они просто пытаются найти повод для радости. Даже если он ненастоящий.
Наклонившись вниз Мэйв смотрела на мерцание огней, оттуда же доносились приглушённые звуки музыки и смеха, но здесь, на крыше, время словно замедлило ход. Со стороны выглядело, что еще немного, и девушка упадет вниз, но она выпрямилась, встала и перелезла за перила встав недалеко от мужчины.

— Ты прав, уже вторая неделя... Кажется, будто солнце решило нас испепелить и не могу поверить, что днём опять будет эта невыносимая жара, — произнесла девушка, проводя рукой по волосам, поправив свой хвостик.
 
Мэйв слегка улыбнулась, не отрывая взгляда от горизонта, где тёмное небо сливалось с огненной чертой городских огней.
— Зато сейчас хорошо, — тихо сказала она. — Прохлада как награда за дневной пек, всегда можно находить что-то хорошее, даже в изнуряющей жаре.

Она задумалась, посмотрев на верх, глядя на россыпь звёзд, едва различимых сквозь световое зарево города.
 
— Просто надо уметь ценить моменты, когда становится легче, — она наконец повернулась к мужчине. — Днём — ад, ночью — спасение. В этом есть своя поэзия.

После небольшой паузы она продолжила, — в детстве я обожала жару. Бегала босиком по траве, пила ледяную газировку, пряталась в тени деревьев. А теперь... теперь она кажется мне чем‑то враждебным.

Разговор для Мэйв тёк легко, словно ручей по гладким камням. Она говорили о жаре, о том, как днём асфальт плавится под ногами, а воздух становится густым и тяжёлым, будто его можно резать ножом. Но сейчас, ночью, всё казалось иным — мир словно сделал глубокий вдох и наконец расслабился.

— Знаешь, — тихо произнесла она, глядя вдаль, — в такие моменты понимаешь, зачем нужны ночи. Чтобы напоминать: после самого изнуряющего дня всегда наступает прохлада.

Мэйв улыбнулась, вновь посмотрев вдаль и не отрывая взгляда от горизонта:
— Как будто сама природа говорит: «Держись, вот тебе передышка».

Она тихо рассмеялся, и этот смех растворился в ночном ветре. После повисла пауза — не неловкая, а уютная, наполненная невысказанными мыслями и тёплым чувством сопричастности.

—Меня кстати Мэйв зовут, приятно познакомится...— проговорила девушка, прерывая неловкую паузу.

[Кирион]

— Я обычно не гуляю по крышам, — признался он немного смущённо, будто его поймали за подглядыванием. — Часто это довольно опасно, да и в моём городе обычно на домах мансарды или накрытые стеклом оранжереи. А небоскрёбы часто вооружены высокими шпилями.

На последних словах он при описании высоты шпилей поднимал к небу руки, немного сужая ладони по мере движения, обозначая узкий вытянутый конус.

— Да и на крыше обычно ветрено и очень солнечно. Я родился и всю жизнь прожил в жарком влажном климате, а на Лирее, ещё из-за более далёкого расположения от солнца, светит не так интенсивно. Меня поражает, как местные привыкли к такому обилию солнечного света. А местные облицованные стеклом дома этот свет отражают мне в глаза.

Он не жаловался! Может быть, совсем чуть-чуть. Ему хотелось обсудить с таким же лирейцем проблему адаптации к инопланетным условиям. Девушка ему показалась доброжелательной и неглупой, использующей свой ум даже для глубоких размышлений.

Только настоящий романтик будет залезать на крышу и рассматривать пейзажи, думая о своём. Кирион с точно такими же намерениями в одиночестве гулял ранним утром по центру своего города, наслаждаясь медленным пробуждением мегаполиса. Иногда у него было настроение сесть в поезд и смотреть на мелькающие в окне пейзажи. В таком созерцательном настроении было что-то особенное. Это трудно выразить словами для тех, кто не испытывал этого чувства. А для единомышленников и не требовались дополнительные разъяснения.

Ему нравилось наблюдать за чужой жизнью, особенно когда он занимал стратегическое положение, откуда его нельзя было выкорчевать и насильно вовлечь в праздник жизни. Он посмотрел на веселящихся людей с мягкой улыбкой, явно радуясь за них.

Кирион помнил, как в детстве на вилле своей двоюродной бабушки из окна высокой башни наблюдал за резвящимися в воде дельфинами, которые украли большой разноцветный мячик у его кузена. Он также вспоминал, как видел на севере Лиреи воронов, скатывающихся с заснеженной крыши, словно дети на горке.

— Это не решение, — сказал Кирион, немного щурясь от ослепляющего света какого-то безумно вращающего софита. — Скорее небольшая передышка. Будто во время пробежки или прогулки садишься на лавочку и делаешь перерыв, а потом возвращаешься на свой путь.

Он перевёл взгляд на девушку. Его глаза слегка мерцали от искр магии, которые мелькали из-за лёгкого опьянения. Кирион сейчас не особо сдерживал свою магическую ауру и позволил ей вокруг себя течь, обволакивая всё вокруг. Мэйв чувствовала без всякой теомагии его расу — абсолютно средний уровень магического источника, может быть, более развитый, чем у среднестатистического эльфа, но вполне заурядный для эона. Его магия по ощущениям была слегка игривой с лёгким теплом солнечного света на коже, нотками высушенной на солнце травы, лёгким привкусом морской соли и тем ощущением, которое возникает, когда взлетаешь на качелях на самый верх. Кирион был сейчас в самом глупом состоянии для магов и псиоников — обнажён.

— Я думаю, что немного веселья никому не помешает, — беззаботно заявил он. — Им и не нужно просыпаться другими, чтобы получать удовольствие от маленьких радостей жизни. Разве это не в нашей природе, живых разумных существ, предаваться множеству чувств?

Он опустил свою мысль о том, что некоторые просто не предназначены для счастья. Кто-то вечно тревожится по пустякам или злится из-за каждой мелочи. Кто-то жадный и ему всё мало, а некоторые довольствуются своей аскетичной небогатой жизнью. Каждая личность уникальна, но природой во всех были заложены все это многообразие эмоций.

— Да ладно вам, мадемуазель, — сказал с лукавыми нотками Кирион. — Вы разве не вырвались из своей рутины, чтобы побродить по крыше и насладиться одиночеством в большом городе? Тишиной и спокойствием, возможностью выдохнуть и позволить себе немного вольности? Вы мне кажетесь тем самым типажом, что вечно себя сковывает какими-то надуманными ограничениями, провозглашая их окружающим торжественными обещаниями. А тут прячетесь от своих дел и образа образцового... эона. Тот самый тип, что ответственно делает всю работу и довольствуется своим положением, а потом ленивые негодяи берут все заслуги на себя и выдвигаются вперёд со своей надутой славой.

Он выдохнул и немного покраснел. Кажется, в его глазах даже промелькнула паника.

— Прошу прощения, что лезу вам в душу. Мне действительно жаль, мадемуазель, — его голос зазвучал очень виновато. — Это алкоголь развязал мне язык и некоторые пустяковые переживания в жизни. Я не хотел.

Возможно, ему стоило не пить тот подозрительный напиток на вечеринке. Он знал, что будет сожалеть из-за того, что поддался на уговоры своего приятеля. Хорошо, что ядовито-зелёное пойло он не попробовал.


— Но благодаря жаре я больше ценю прохладу! А благодаря холоду я ценю тепло, — в его голосе промелькнуло что-то мечтательное и нежное. — Я родился и живу в Айне. У нас практически нет смены времён года из-за географического положения, лишь сезон дождей. Я был крайне впечатлён тихой дождливой осенью, когда деревья одевались в золото и постепенно теряли свою листву. Меня тогда даже напугала эта картина затухания жизни, слишком похожая на смерть. Я испытал радость от снега! Снегопад красивый, а из снега можно лепить фигуры. Намного лучше, чем из песка. И представьте моё восхищение, когда я увидел, как весной природа вновь оживала. Это великолепное течение жизни, её цикличность, в полной мере раскрыли для юного меня значение жизни. Нет ничего гениальнее природы.

Ну, он был болтуном по своей сути. А хмель немного затмил его разум. Мир вокруг ему казался прекраснее обычного. Сразу захотелось закружиться в стремительном танце или что-нибудь спеть. Страстно хотелось приключений и незабываемых впечатлений.

— Меня зовут Кирион, — сказал он, немного отвлекаясь на странный запах.

Что-то сладковатое и слегка горькое почувствовалось в воздухе, но оно тут же исчезло. И опять этот странный треск. Теперь он был чуть сильнее, но даже эльфийский слух не мог в полной мере его уловить. Кирион отмахнулся от этого звука. Может быть, где-то работала сломанная музыкальная колонка или трещал неисправный электрический прибор.

[Мэйв]

Мэйв внимательно слушала мужчину. Он упомянул о её родной планете — месте, где она провела детство. Его слова словно приоткрывали дверцы памяти, и перед внутренним взором Мэйв одна за другой всплывали яркие картины прошлого.

Она мысленно перенеслась в те далёкие дни: ощутила ласковое тепло местного солнца, которое мягко грело кожу; вдохнула насыщенный аромат экзотических цветов, наполнявших воздух неповторимым благоуханием. В памяти ожили уютные улицы с домами, облицованными прозрачным стеклом. В солнечном свете они переливались всеми цветами радуги, а по вечерам превращались в сказочные фонари, разливая вокруг мягкий, приглушённый свет.

Мэйв вспомнила, как бегала по мощёным дорожкам вместе с мамой и друзьями, как они пряталась в тени раскидистых деревьев с пурпурной листвой и наблюдали за причудливыми облаками, плывущими по бирюзовому небу. Всё это было её миром — родным, привычным, бесконечно дорогим.

-Возможно ты прав. В такой суматохе всем нужно время и место, чтобы отвлечься от всех проблем. Но ведь можно и считать, что некоторые приходят сюда не по своей воле, а потому что так надо. Вот как ты. – девушка сделала паузу и продолжила: -Ведь иначе ты бы сейчас был там, а не тут.
От следующих слов мужчины Мэйв замерла, словно пронзённая стрелой. Слова мужчины отозвались в ней глухим, болезненным эхом — не потому, что она услышала, что‑то новое, а потому, что он озвучил то, что она годами прятала в глубине души.

Внутри разливалось странное ощущение: смесь горечи и облегчения. Правота. Он не просто угадал — он точно описал её реальность, ту, которую она привыкла называть «нормальной». Ответственно выполнять работу, не требовать лишнего, молча принимать, когда чужие имена звучат в отчётах, а чужие лица — на церемониях награждения.

Она вспомнила последнюю миссию: как трое суток без сна просчитывала варианты, как вела группу через зону повышенной опасности, как нашла уязвимость в системе противника. А потом — торжественная речь командира, который «привёл команду к победе», статьи в новостных сводках с его портретом, повышение по службе. Ей же — краткая благодарность в личном деле и дежурное «хорошо поработала». И самое страшное — она привыкла. Приняла это как данность, как невидимое правило игры, в которую вынуждена играть.

Но сейчас, услышав эти слова вслух, Мэйв впервые позволила себе прочувствовать всю несправедливость ситуации не как «так надо», а как «так быть не должно». В груди разгоралось незнакомое, почти пугающее чувство — не гнев, нет, а осознание. Её пальцы невольно сжались в кулаки, а в глазах на мгновение потемнело от нахлынувших эмоций. Она знала: мужчина прав. Знали это и её товарищи, и начальство. Знал, наверное, каждый, кто хоть раз видел, как она работает. Но только сейчас эта правда обрела вес, форму, имя.

-Ты прав. Но знаешь, я делаю то, что умею и грех жаловаться. Я выполняю поставленные задачи и получаю за это оплату. И лучше так, чем получить медаль и потом 3-4 часа слушать речь высших чинов и политиков. Я же так усну. И спрашивается: -а оно мне надо? Я лучше потрачу это время на тренировку. Но вот если вдруг вылезут какие-то проблемы, отвечать то будут те, кто сказал, что все сделано без проблем. – ответила Мэйв не обижаясь на слова мужчины.

После того как мужчина представился, в тот же миг в воздухе возникло странное ощущение — словно невидимая волна пробежала по крыше. Мэйв насторожилась: она чётко уловила аромат — сладковатый, с лёгкой горькой ноткой, будто смешались мёд и полынь. Запах возник внезапно и тут же растаял, оставив лишь призрачное воспоминание.

Она инстинктивно прислушалась к окружающему пространству — и почувствовала. Едва уловимая магическая энергия, тонкая, как паутинка, проскользнула по коже. Не угрожающая, но определённо чужая.
— Ты тоже это почувствовал? — тихо спросила Мэйв, не отрывая взгляда от собеседника: — Что‑то пронеслось... словно шёпот магии. Очень слабый, но отчётливый.

Мэйв прикрыла глаза, пытаясь уловить остаточные вибрации. Энергия исчезла так же стремительно, как появилась, но оставила после себя странное послевкусие — будто кто‑то на мгновение приоткрыл дверь в иной мир и тут же захлопнул её.  Мэйв глубоко вдохнула, пытаясь вернуть себе спокойствие. Но где‑то внутри уже разгоралось любопытство: что это было? И почему именно сейчас и именно здесь?

[Кирион]

Кирион был наследником своего старшего брата и рос как возможный, запасной наследник богатого влиятельного рода. Он привык к роскоши, интригам и всему этому тщеславному блеску, за которым прячется гниль. Его попытка сбежать от этого, казалось, увенчалась успехом, но нельзя убежать от того, что является частью тебя. Это накладывало большой отпечаток на его восприятие.

Его нелюбимая, расчётливая часть, тщательно взлелеянная отцом и матерью, оценивала девушку перед ним как актив. Исполнительная, довольствующаяся малым, умна для выполнения сложных заданий, но не слишком хитра. Такими, как она, пользуются и будут дальше пользоваться, а почивающие на её лаврах паразиты влезут на самые верха и добавят гнили в высшее общество.

Кириону было немного жаль её. Она крепко держалась за свои представления о жизни, прекрасно понимая происходящее. Судя по всему, она происходила из среднего класса, возможно, дочь военного или строителя. Может быть, даже какого-нибудь мелкого чиновника на периферии, поэтому так держится за свою гордость и создаёт из себя идеальную шестерёнку. Средний достаток позволял довольствоваться жизнью, но не мечтать о большем. Именно представители среднего класса предпочитали оставаться на местах или находить работу по способностям и крепко держаться за неё, выполняя со всем усердием свои обязанности. На их плечах зиждилось общество. Своими усердиями они кормили таких аристократов, как Кирион, и делали наибольший вклад в ту финансовую помощь, что оказывает государство беднякам.

Он не имел права осуждать её подход. Хотя он был бы намного больше рад, если такие люди пробивались наверх.

— Ты живёшь в системе, — сказал Кирион, начав издалека нарочито спокойным голосом, стелящимся вокруг мерным журчанием, — и эта система изначально была выстроена так, чтобы поощрять тех, кто прикладывает усилия и добивается лучших результатов. Система стимулирует людей быть лучше.

Кирион на секунду поймал себя на том, что стоит, как его отец, сцепив руки за спиной и окидывая взглядом окружение с многозначительным видом. Не очень приятное чувство. Он тут же принял более  непринуждённую позу.

— А система, в итоге, поощряет тех, кто создаёт видимость результата. Системой начинают злоупотреблять. Другие достойные люди могут опустить руки и отдать свою судьбу в руки этих негодяев. И из-за полной безнаказанности «создающих видимость» страдают самые уязвимые члены структуры. Создаются параллельные «теневые» структуры этой системы, которые функционируют параллельно. И эти «теневые» структуры в системе призваны продвигать тех, кто поддерживает негодяев.

Он развёл руками и выглядел очень серьёзно, будто доказал какую-то математическую теорию.

— И вот система не работает: недостойные получили власть над достойными и делают всё, чтобы оставаться наверху.

Кирион указал на Мэйв унизанной перстнями и браслетами рукой. Его глаза безумно блестели.

— Неужели ваше гордое бездействие, ваше непоколебимое достоинство стоит этого? Вы мзду не берёте и довольствуетесь малым, отнекиваясь какими-то малозначительными неудобствами?

Он вздохнул и начал эмоционально жестикулировать.

— Конечно, всё это цветёт и пышет, поскольку такая сломанная система удобна и тем, кто стоит выше. Но вы подумайте: за медали вам полагаются регулярные выплаты до смерти. И не говорите, что вам не нужны деньги. Вашей семье деньги не нужны? Родителям, детям? Это всё патетика. Вы получите почёт и славу, и кто-то обратит свой взор на вас и будет брать с вас пример. Другие увидят, что признание получают достойные люди. Подумайте об этом!

Кирион обошёл лавочку и сел. Он был растрёпанным, а его одежда изрядно помялась. Ветер стих, и ночной воздух стал каким-то душным и тяжёлым. Толпа там внизу всё ещё шумела, а сонм весёлых голосов сливался с непритязательными танцевальными хитами недели. Если бы он курил, то можно было бы описать первую затяжку и то, как кончик сигареты на несколько секунд засветился во мраке молодой ночи.

Ему, однако, стало неспокойно. Что-то тут было не так. И его собеседница это тоже почувствовала. Сладковатый привкус, горькое послевкусие. Оно немного покалывало язык и магическую паутину. Что-то в памяти всколыхнулось. Он когда-то уже слышал подобное от кого-то во время учёбы. Неестественно спокойный магический фон, мёртвая безжизненная земля, пыльная буря, жара, засуха.

— Да, я почувствовал, — сказал он тревожно, вскочив с лавки и растерянно осматриваясь.

Треск. Этот треск был связан с тем, что магически заряженная пыль взрывалась. Взрывалась!

Кирион разом протрезвел. Его взгляд приобрёл большую ясность, а движения стали менее расслабленными и более жёсткими. Его чувствительные кончики ушей уловили колебание воздуха быстрее, чем энергетическая паутина сообщила о сотрясении магического фона.

— Сейчас начнутся толчки! — сообщил он необычайно звонко и громко, а затем бросился к девушке. — Скорее, нам нужно защититься от взрыва магического фона и землетрясения.

Он бросил взгляд на более высокие здания. Вывески, билборды, мраморные скульптуры и садовая мебель. Все они могли запросто упасть им на голову. Здания, если они были построены по нормам, сейсмоустойчивые и выдержат даже сильное землетрясение.

— Я думаю, что у нас не больше четырёх минут. Если скорость движения магической волны не изменится.

Даже при самой плохой ситуации он сможет активировать за секунду свой артефакт и дать им возможность пережить падение здания. Да и у его собеседницы наверняка имелись свои козыри в рукаве. Мэйв выглядело весьма внушительно.

— Предлагаю создать барьер, — сказал он, щурясь и пытаясь что-то рассмотреть с юго-востока, — Вы мне кажетесь весьма компетентной для этого.