[Симбер Ресинджер]

Предыдущая часть: Реквием по мечте

[Шанайра Энэд]

Моя благодарность не знала границ. Пусть рана душевная была ещё свежа, забота, которой меня окутал Инфирмукс, приглушала неприятные ощущения.

В каждом его действии и словах я чувствовала мягкость, с которой он ко мне обращался. События минувших дней оставались в памяти, и Владыка осторожно обходил «острые углы», выражая при этом своё сочувствие. Я ценила это, увлечённо перебирая пряди алые между своих пальцев. Их привычный беспорядок больше не смущал. Наоборот – казался идеальным дополнением к образу Владыки.

— Элементалевая сука забыла своё место в иерархии... — сердце пропускает удар.

Я дёргаюсь в сторону. Голос ударяет больнее ножа и метит прямо в уязвимое место. Змей знает куда бить и словно специально проговаривает всё вслух.

В одно мгновение всё меняется. Теряет уют и то самое тепло, что я ощущала несколько секунд назад.

Мне хочется кричать. Попросить его замолчать. Я не хочу слышать и знать правды. Не хочу снова чувствовать боль и муки душевные. Но слёзы, проблеском кристально–чистым, заполняют глаза мои и проливаются наружу.
 
Прикусив губу, я смотрю на Инфирмукса. Сейчас он не кажется мне родным. Он чужой. Как и Фтэльмена. Я их не знаю...

Противный смех проносится в моей голове. Словно кто-то открывает дверь старую. Та скрипит петлями ржавыми. Раздражает. Звук этот неприятен. Он выводит из равновесия. Заставляет меня терять самообладание.

Почему Фтэльмена так долго молчала? Почему ничего не сделала? Почему... Почему он ничего не сделал? Что стоит за его словами? Кому я могу доверять? И могу ли?

Владыка что-то говорит, но я больше его не слышу. Плотной пеленой затягивается взор мой. Туманом отчаяния свешивается с плеч и когда Инфирмукс резко поднимается, я лишь клацаю зубами, больно прикусывая язык. 

Молчи...

Рот мгновенно заполняет собой противный металлический привкус. Он слегка отрезвляет. Помогает прийти в себя.

Я прячу лицо на его груди, не желая, чтобы он не видел моих слёз. Ему ненужно знать, что меня расстроило. Он не должен знать сомнений моих. И я пытаюсь заглушить волну собственных чувств, которые нависают надо мной.

Невыносимо. Меня разрывает от внутренних противоречий, и я скрываю взгляд свой, чтобы не наткнуться на взор Инфирмукса. Одна сторона меня хочет ему доверять, а вторая противится моим же собственным желаниям. Словно я сама разделилась на две части, треща по швам от внутреннего раздрая.

— Мы связаны кровью и магией... — тихо повторяю его слова, пытаясь удержать на них своё внимание. Чем больше?

Владыка вновь зовёт меня своей сестрой, а я размазываю по его плечу собственные слёзы. Шаги его едва различимы за голосом приглушённым, и когда мы исчезаем в очередной арке, я прикрываю глаза. Стараюсь нащупать что-то внутри себя. Якорь, за который могу держаться, не поддаваясь бушующему внутри холоду.
 
— Ты... Не доверяешь ему? — морщусь от собственного голоса. В последнее время я слышу много его вариации. Эти слова произношу одним движением губ. Словно не хочу с ним говорить. — Но он же одно целое с тобой... Как можно не доверять тому, кто живёт в твоей голове? Инфир... Это правда?... То, что он сказал – это правда?

Инфир... Зову его так и имя это отзывается теплом. Улыбаюсь мягко, сквозь слёзы. А сама одёргиваю себя.

Это не твоё, Ша. Это надиктовано магической связью. Ты не знаешь его. Ты не знаешь никого из них.

— Ты – это ты? А кто ты, Инфир? — какой глупый вопрос. Зачем его озвучила?

Он касается губами моего виска. Я киваю в ответ. Хоть и треть слов брата мне не понятны.

— ... что ответили твои родители? — мне не нужно было долго думать над этим вопросом, ведь ответ очевиден.

— Ты сам сказал, что моё племя одним из первых поддержало тебя... Мы... Они верили тебе, Инфирмукс. Верили, что с тобой Некроделла наконец-то вздохнёт полной грудью и избавится от оков Уробороса. — я не могла сказать, что тоже ему верила.

Вся моя вера строилась лишь на том, что было надиктовано отцом и теми, кто сидел в верхушке клана. Всю жизнь я подчинялась, не зная о существовании другого варианта. 

Второй шанс стал самым жестоким уроком. Он разрушил все мои принципы и ценности, которые воспитывались во мне на протяжении стольких веков.

Цитадель кажется мне отражением самого Владыки. Словно всё здесь олицетворяло его и даже лестница, воссозданная из камня гладкого, несла в себе тот самый – бордовый оттенок. Он был везде и всюду. Лишь сейчас я понимала, что даже в выделенной мне спальне Инфирмукс присутствовал так же.

Когда появились новые лица – я смутилась.

Кроме Фтэльмены мне не приходилось с кем-то общаться. С одной стороны такой поворот событий меня устраивал. С другой – сейчас я не знала, как себя вести. Кивнуть? Поприветствовать? Не придумав ничего лучше я просто предпочла не поднимать головы от  груди Инфирмукса.

— Хочу... — отвечаю тихо, сильнее обвивая шею Владыки руками.

Меня не заботит, что руки мои тонки и каждое движение отзывается слабостью. Я не думаю о том, что платье со спины разорвано и кожу, всё ещё, пусть и слегка, саднит. Слёзы почти высохли, а губы дрожащие растягиваются в вялое подобие улыбки.

Я устала. Устала так сильно, что каждая зарождающаяся мысль не приносит за собой ничего. Она вспыхивает и тут же гаснет. 

А ещё мне кажется, что я не в себе. И уже никогда не буду в себе.

— Я попробую. Возможно мне удастся вспомнить энергетическую оболочку ауры. Ответ родителей ему не понравился. Я помню, как странно он улыбнулся... Словно они... Поплатятся за такой ответ.

Мы преодолевали пространство так быстро, что я не успевала понять, насколько же огромна цитадель. Когда Сероик распахнул перед нами дверь спальни, я словно впервые увидела комнату, которая была мне предоставлена.

Гамма бардовая – тёмная. Насыщенная. Благородная. Она царила везде, окружая бархатом стены и тонкое покрывало на кровати.

В глубине комнаты стоял туалетный столик. Овал зеркала украшала рама из камня алого, что пульсировал в полумраке. 

Окно наполовину занавешено плотной шторой. На её тёмных узорах играет свет магических кристаллов. Я знала – ткань штор тяжёлая и приятная на ощупь.

У изголовья кровати две подушки. Я помнила их атласное прикосновение и рисунок, что вышит золотыми нитями.

Владыка был рядом. Даже если я не пересекалась с ним всю прошедшую неделю, он ощущался в этой комнате. И сейчас это ощущение становилось ярче.

— Не оставляй меня, пока я не усну, пожалуйста... Я... Боюсь...

Кого я боялась больше? Его? Эреба? Теней прошлого? Или же сейчас мне стоило бояться себя саму? 

[Инфирмукс]

Она так отчаянно сдерживала эмоции, что под рёбрами Инфирмукс чувствовал болезненную пульсацию, словно ему перекрыли кислород, а во рту появился фантомный привкус крови. Он сделал вид, что не заметил бушующего внутри неё огня чувств, ведь сквозь формирующуюся связь, как через сообщающиеся сосуды, Шанайра едва ли могла сейчас что-то скрыть. Инфирмукса натурально крыло, но за более чем тысячу лет он идеально научился владеть собой, контролировать реакции тела и останавливать инстинктивные порывы. Лишь прижав её ближе, он продолжил свой путь, размышляя, как правильнее было бы ответить.

— Скажи, если завтра я подарю тебе острейший легендарный клинок, ты станешь ему доверять? Вопросы доверия в отношении хтонов — это как попытка полагаться на капризную стихию. Доверять можно только себе: лишь твои навыки определяют, навредит ли тебе клинок или спасёт жизнь. Так и с хтонами. И не важно, симбионт это или прирученный хтон.

Правда ли, что Фтэльмена виновна в произошедшем? Нет, не совсем так. Эреб мастерски подменяет понятия, потому что он судит людей по-своему, его суд отличается от общечеловеческого. В основе взглядов лежит оценка поступков с точки зрения животной иерархии, и ему плевать, чем именно эти поступки были обоснованы. Он делит людей на полезных и никчёмных, а когда они предаются чувствам, которые ему непонятны, то автоматически становятся никчёмными. Зато он умеет перекладывать своё видение на нашу психологию. Фтэльмена совершила ошибку, недооценила проблему, поддалась желанию мщения, но она не хотела, чтобы весь твой клан погиб. Она желала запугать, однако... её тоже переиграли, так что самое жестокое наказание уже настигло её — чувство вины, что не даёт ей спать уже несколько дней. Но это не искупит её поступка, Фтэльмена будет наказана за ошибку.

Если бы она заранее знала, что её решение повлечёт гибель нескольких сотен человек, включая детей и женщин, я бы убил её за это. Фтэльмена же полагала, что ваш клан даст отпор и выстоит при штурме, а когда вы подоспеете, битва будет в самом разгаре. А получилось, что... Ваалберит обыграл и её, и Сероика. Я уверен, что Сероик тоже не желал гибели клана, так как на самом деле хотел власти, а властвовать над пепелищем согласится только безумец. Так что произошедшее — череда ужасающих роковых ошибок, где вся вина лежит на мне.

Инфирмукс немного помолчал — они уже приближались к спальне. Пора было начинать медленно вливать в неё энергию, но хтоник всё никак не мог настроиться на этот довольно личный процесс. Первое вливание энергии ощущается очень индивидуально, может сопровождаться как болью, так и удовольствием, и, конечно, это распространялось только на инвокационный источник. Начинать следует очень осторожно, но благодаря этому она очень скоро полностью восстановится даже без еды.

— Кто я? Да хтон его знает, — усмехнулся Инфирмукс. — Когда-то я был надеждой своих родителей, как ты совсем недавно, потом стал пропащим на Климбахе хтоником, потом мятежником, и... мне пришлось очень сильно измениться, чтобы оказаться здесь. Теперь и тебе предстоит самой решить, кем стать. Не торопись с ответом. Время есть. Я хочу видеть тебя среди нас, чтобы дальше рука об руку вести Некроделу и весь Климбах к будущему, которого мы все достойны.

Он аккуратно уложил её на кровать, забираясь следом. Ответ Шанайры его не озадачил — чего-то такого Инфирмукс и ожидал. Если Ваалберит уже считал этот клан своей территорией, то мог и не скрывать истинного отношения к тамошней политике. Ещё и имел бы дерзость спросить с Сероика, какого хрена он плохо работает на, так сказать, благо оппозиции, раз клан всё ещё лоялен Инфирмуксу.

— Постарайся восстановиться. Сейчас я начну прочищать твои меридианы и настраивать энергопоток. Если будет неприятно или больно — дай мне знать, я в этом... не особо опытен, я крайне редко заключаю подобные контракты с элементалями. — Ага, мягко говоря.

Инфирмукс прилёг рядом, притягивая девушку к себе так, чтобы её спина прильнула к его груди. Одну руку он положил ей под голову, а вторую — на солнечное сплетение. Разумеется, ничего похотливого в этих действиях не было, он не стал снимать с них одежду — всё-таки минимальные приличия должны были соблюдаться. Вместо этого он понизил температуру в комнате и накинул на них одеяло; его тело излучало тепло, контрастируя с прохладой спальни. Ладонь нагрелась, Инфирмукс закрыл глаза и тихо произнёс: — Я начинаю... — С этими словами он довольно сильно вдавил ладонь в её тело, посылая первый мощный импульс, а затем через определённый интервал повторил его. Это было похоже на энергетический пульсар, который будто бы разместился в ладони хтоника и с определённой периодичностью омывал тело Шанайры магической силой, проходя по её энергоканалам и многократно повышая концентрацию чистой силы. Магия Инфирмукса была похожа на огонь, но не обжигала, а будто бы проникала в сами атомы, калибруя их и очищая от остатков прошлой настройки.

— Я погружу тебя в долгий сон. Когда он закончится, ты должна почувствовать себя лучше. Я надеюсь на это. После мы попробуем заняться поимкой Ваалберита.

Поток магии в её теле усилился, теперь проникая даже в кости и волосы. Инфирмукс почувствовал приятное покалывание во всём теле, а на кончиках пальцев жар будто бы скопился в крохотные огоньки, порождая не один импульс, а куда больше. Они отделились и начали блуждать по телу, находя акупунктурные точки и посылая в них исцеляющие импульсы. Сон накрывал медленно, будто бы погружая в мягкую тёплую темноту, где вдалеке, на самой периферии восприятия, трещали кости и бушевал смертоносный пожар, но до Шанайры не долетало и искры этого огня.

Когда наступил рассвет уже даже не следующего, а позоследующего дня, Инфирмукс крепко спал, ведь настраивать тонкую калибровку на протяжении многих часов — занятие довольно утомительное. Здесь слишком тонкая и кропотливая работа, наподобие аккуратного сплетения паутины хрупкими золотыми нитями. Привязка могла бы обойтись и без этих ухищрений, но тогда бы она проходила гораздо дольше и, возможно, болезненнее.

Он открыл глаза, понимая, что раз Эреб его не разбудил, то в Пандемониуме всё спокойно.

— «Фтэльмена, пусть подадут обед...» — Инфирмукс привстал, вылезая из-под одеяла и тихо, стараясь не напугать, произнёс:

— Доброе утро. Я думаю, тебе сейчас нужно немного времени наедине с собой, чтобы умыться и переодеться. Я прав? Я активирую портал в гостиной твоих апартаментов и буду ждать тебя в столовой. Присоединяйся ко мне, как будешь готова. Зацепки по Ваалбериту уже нашли, к вечеру мы отправимся проверить несколько точек. — Он говорил мягко, а с губ не сходила улыбка.

[Шанайра Энэд]

Я словно находилась в руках самой судьбы. Она стремительно быстро закручивала клубок из событий, наматывая на него всё больше и больше нитей.

Нити жизни – мои и истреблённого племени, в котором я когда-то росла – сплетались воедино. Они образовывали тугой узел, поверх которого ложилось следующее волокно. Светло-пурпурного цвета. Волокно это пульсировало. Вспышкой яркой било по глазам. Так я видела Фтэльмену.

Нитью, что затягивала весь клубок, буквально сжимая собой в тисках тугих, был Владыка. Тёмное бордо накрывало собой всю мою жизнь. Мне казалось, что за ней я не видела больше ничего. И какая-то часть меня, в бешеных пульсациях, рвалась именно к этой нити. Будто после воссоздания внутри меня магического источника прошло достаточно времени и наша связь с Инфирмуксом окрепла. Создавалось чёткое ощущение того, что я знаю его всю свою жизнь.

Наверное, я всё же слишком устала, дабы пускаться во внутренние размышления о том, насколько крепко мы повязаны с Инфи.

Инфи... Одна часть меня разрывается тёплым потоком самых нежных эмоций при таком сокращении имени Владыки. Эта часть хотела прилипнуть к нему и больше никогда не отпускать. Одарить всей любовью, которая только при ней есть. Ей нужен был брат. Отдавать его кому-либо она не планировала, как и расставаться с ним надолго.

Со второй частью было сложнее. При каждом взгляде на лицо мужское, она испытывала ненависть, что граничила с недоверием. Отталкивала меня. Искала любой повод, чтобы ущипнуть тенью сомнения. Эта часть не хотела находиться в Пандемониуме. Она предпочла бы сбежать.

Не в полной мере я понимала, что Владыка улавливает смены моего настроения. Как и не знала, что перепады в собственных эмоций ощущаются им на нейронном уровне. Знай я об этом, то испытала бы ещё большее чувство стыда, которое вспыхивало во мне прежде.

Мягкая улыбка коснулась губ моих. Я находилась в руках крепких и справедливых. Поступок Фтэльмены не прощён мной до конца. Я непременно вернусь к нему, но чуть позже. Сейчас слова Владыки заставляют запустить новую цепочку размышлений, которая теряется на фоне всего пережитого. 

Разочарование...

Обеспокоенно бросаю быстрый взгляд через его плечо, пока он бережно опускает меня на кровать.


Неприятный холодок пробежался по затылку, путаясь в прядях пепельных. Вновь я слышу голос странный. Кажется, что он в голове моей. Только в следующую секунду он шёпотом играет на моих ушах.

Тебя ждёт жестокое разочарование. Не должно оно тебя сломать. А если сломает, то я вдоволь наслажусь тем, как ты медленно будешь сходить с ума от собственных противоречий.

Бред. Это всё усталость. Единственно верное и точное объяснение моему состоянию.

Киваю, тревожно ведя плечами. Нервно. Дёргано. Слишком заметно. Сил нет сдерживать себя и я всё больше становлюсь похожа на нестабильный комок нервов.

Холод сменяется теплом. Я прикрываю глаза. Ладони Инфи тянут меня на себя и вот я уже прижата к его груди. Голова моя легка. Невесомой пушинкой устраивается на руке Владыки. Он обнимает меня, ладонь вторую устраивая под грудью. Я не чувствую в его жестах намёка скрытого – так брат заключает в объятия сестру свою.

Сквозь веки подрагивающие я вижу, как сизый пар срывается с моих губ. В помещении явно становится зябко, отчего я прижимаюсь к Инфиру ещё теснее, пытаясь унять дрожь в собственном теле. Его ладонь широкая. Такая тёплая, почти горячая. Ткань платья пропускает её теплоту, и постепенно я начинаю успокаиваться, расслабляясь под одеялом. Всё происходящее постепенно теряет суть. Ровно до того момента, пока я не слышу:  «— Я начинаю...»

В этот момент мне хотелось повернуться к нему лицом. Спросить, что он имеет ввиду. Но я не успела...

Глубокий вдох. Отрешённый. Испуганный. Я вбираю воздух в себя неосознанно, словно сейчас мне предстоит нырнуть на большую глубину. Поток энергии хтонической мощным импульсом выбивает из меня все мысли разом. Я забываю, как дышать. И первый вдох становится чуть ли не единственной подачей кислорода. Следом ещё один, с которым, равномерно, по мне растекается тепло. Оно расходится во все стороны. Затрагивает каждую клеточку моего тела. Каждое нервное окончание и сплетение вен. Если боль и была, то приятная. Несравнимая с той, которую я ощущала до этого.

— Я... в долгий сон... он закончится, ты должна... лучше. Я надеюсь... — не слышу его. Полностью растворяюсь в тех приятных ощущениях, которые никогда прежде не испытывала.

Тишину воцарившуюся нарушает только моё судорожное дыхание. Я боялась задохнуться под этой теплотой, что укутывала меня коконом приятным. От сплетения солнечного к плечам. Дальше вниз, к лопаткам и ниже, по пояснице. Кокон волнообразный окутывал меня энергией чужой, которая воспринималась мной, как родная. Под ней я была в безопасности. Её я впитывала и расслаблялась под новым пульсаром, что срывался из-под ладони Инфирмукса.

Я провалилась в сон. Стояла посреди костра багряного. Его пламя уходило далеко ввысь, а после, с невероятной скоростью, опадало вниз и с нажатием мужской руки на рёбра мои тяжело-вздымающиеся, распадалось по мне волной. Оно сливалось со мной. Искрой скрывалось под кожей.

Треск. Пламень раскалывает ствол дерева. Ветви его склонились так низко, почти затрагивают землю, что пеплом устлана. Ладони мои касаются веток. Срывают ягоду красную. Лопают её меж пальцев. Яркий сок брызжет. Пачкает мои руки бледные. Он стекает по пальцам тонким и скрывается за рукавами. И я вижу, как пламя нешуточное, пылает. Сжигает собой дерево. Оставшиеся ягоды на нём лопаются. Не выдерживают жара огня. Шипят. Подрагивают. Плавятся в высоком градусе. И в языках огня я видела беспорядок прядей красных. Огонь рисовал лик его. Только к этому лику мне не хотелось прикасаться.

Темнота накрыла так внезапно, как и беспорядок исчез. Я провалилась в неё, оседая плавно под её тяжестью. Треск играющих языков огня на древе долетает лишь отголоском. Я улыбаюсь и тихо шепчу: «Вся Некроделла пойдёт за тобой. Я пойду за тобой. Рядом с тобой.»

Она спала. Спала так сладко, как никогда до этого. И сон её был спокоен. Его не тревожил ни день следующий, ни тот, что шёл вслед за ним. Ша куталась в одеяло и прижималась к груди Владыки, совершенно не помня, что он был рядом.

Тихое скольжения постельного белья. Айра медленно открывает глаза, переворачиваясь на другой бок и встречается взглядом с Владыкой. Её улыбка, нежная и искренняя, сияет на губах. Наливные щёки от румянца сонного выдают едва заметные ямочки. Кожа светится блеском магическим, словно не было этой недели на «грани», на которой Ша балансировала, почти добровольно шагая в сторону костяной подруги.

— Доброе утро, Инфи. —  она кивает уверенно, соглашаясь с ним. Приподнимается на локтях, а после падает в подушки, скрывая под ними пряди пепельные.

На удивление она была полна сил. И как только Инфирмукс оставил её одну, элементаль выбралась из постели.

Ей думалось, что в Пандемониуме для неё выделили одну комнату, но какого же было удивление девушки, когда в помещении оказалось две двери, одна из которых вела в гостиную. Из неё в ванную. Ещё одна – в уборную. У неё даже была своя гардеробная, переполненная теми самыми нарядами, которыми Энэд снабжала Фтэльмена.

Айра открыла шкаф, пробегая взглядом по тканям разным. Платья своеобразного фасона. Рубахи цвета алого. Материалы дорогие. Нити золотистые. Ленты бархатные. Пояса тугие, кожаные. Одежды было так много, что улыбка Ша стала ещё шире. 

Она привстала на носочках, пробегая пальцами по жерди, на которой висели наряды и выцепив пару вешалок скрылась в самой дальней комнате. Уделять внимание магии не хотелось. Было желание под струями воды постоять. Смыть с тела грязь и кровь. К чему она и приступила, пуская по ключицам впалым мыло душистое из скляночек, которые на полке стояли.

В зеркале Ша видела своё отражение и повернувшись к нему спиной, прикоснулась рукой к позвонкам. Не осталось ни следа от событий недавних. Только память, к которой сейчас она не стала возвращаться. Не хотелось ни думать. Ни размышлять. Она хотела поскорее увидеть Владыку. Словно испытывала жгучую тоску по самому близкому человеку.

Под кожей словно кто-то толкнулся. Айра отбросила руку свою.

Должно быть просто показалось.

Когда она ступила в портал, то волосы её были забраны в хвост высокий. Пара прядей непослушных выбивались и обрамляли тонкое лицо девичье, колыхаясь при её движениях.

 Элементаль шла почти вприпрыжку, перебирая ногами. Маленький каблук её сапог громко цокал по мрамору цитадели. Айра двигалась быстро. Искала глазами фигуру знакомую. И найдя Инфи – она знала наверняка – не испытывая особого стыда, кинется к нему в объятия.

Всё, что ей хотелось помнить, теплоту силы хтоника. И то, как она согревала её, даже сквозь сон. Куда они должны были направиться? На поиски Ваалберита? Пусть так. Только бы брат был рядом. Остальное неважно. 

[Инфирмукс]

Порой ему становилось тошно от самого себя. Ведь чудовищная тайна этой связи заключалась не в навязанных эмоциях, которые сейчас клокотали бушующей волной неразрешимых противоречий в душе Шанайры, а в её первооснове. У Инфирмукса никогда не было цели связывать себя магическими контрактами хоть с кем-нибудь, поэтому первичная связующая вязь с Фтэльменой не отличалась сложностью. Но инвокационный источник требовал куда более глубокого уровня единения сил, чем привычные способы, почерпнутые им из книг и рукописных свитков.

Эреб помог ему развить одну из самых эффективных и мощных связующих техник, создав за последние века сложнейшую базовую магическую структуру, изменяющую акцепторов на генетическом уровне. Так глубоко, что уже невозможно повернуть вспять. Первое время Инфирмукс задавался вопросом, откуда Эреб это почерпнул. Да, хтоны невероятно умны благодаря своему коллективному интеллекту, однако их знания ограничены некими внутренними правилами, о которых Инфирмукс уже знал довольно много, изучив повадки Эреба вдоль и поперёк. Но знание о природе этой связи, точнее, о том, чьи именно разработки взял за основу Эреб... когда-то повергло Инфирмукса в бесконечный кошмар. Потому он ненавидел становиться «донором» для элементалей — будто бы ждал, что когда-нибудь эта связь даст сбой, превратив и Фтэльмену, и Шанайру в безмозглых марионеток, полностью лишённых свободы воли и собственной личности.

Они завершили цикл. Инфирмукс всегда делал его двусторонним, всегда настраивал обратную эмпатию. Эмоции вполне можно отринуть, но он не хотел. Обратная связь хороша тем, что ты можешь контролировать течение магического контракта: если что-то пойдёт не так, ты узнаешь первым. Находясь под одеялом и прижимая к себе крепко спящую Шанайру, Инфирмукс размышлял, почему внутри неё так много противоречивых эмоций. Пусть он и не слишком опытен в становлении инвокационного источника, ведь практически невозможно стать проводником для большого числа элементалей, каким бы сильным магом ты ни был. Два, три, может быть, на его уровне получится обеспечить пятерых, может быть, даже шестерых, но не больше. Невозможно спасти всех. Но тогда почему он решил спасти именно её? Иронично, что подобные вопросы обычно задавал Эреб. Почувствовав тревогу своего хтоника, он «заворочился» внутри черепной коробки, будто бы мягко лаская полыхающими костями клетки его мозга, а спустя несколько долгих секунд заговорил:

— «Владыке приятна эта самка?» — не получив быстрого ответа, Эреб усмехнулся, продолжая старый мотив: — «...а ведь отличная человеческая самка. Не беда, что теперь у неё нет собственного источника. Она умна, благородна...» — договорить ему хтоник не дал, остановив словоизлияния на полпути.

— «Тебе не надоело? Бедное дитя лишилось дома, семьи, будущего, а ты вместо того, чтобы поддержать её, снова предаёшься словоблудию на самые тупые темы...»

— «То, что естественно, то не безобразно. Почему же тупые?»

— «Потому что мне неприятна эта тема. Я всё ещё помню тот твой поступок... и если ты думаешь, что я забыл, то сильно ошибаешься...»

— «Хм. Прошло уже больше сотни лет, а ты всё никак не простишь мне заимствование у Уробороса...»

— «Иногда я думаю, что ты хочешь видеть его во мне...»

— «Неет...» — Эреб иронично засмеялся, — «Как ты мог такое подумать! Я костьми лег, чтобы никогда подобного не увидеть. Ладно, ладно, тихо, успокойся. Почему меня обожгло яростью? Это шутка! Глупая шутка. Я недалекий костяной хтон и у меня мерзкие шутки. Прости. Ты же знаешь, что я очень плохо умею в человеческий юмор. Да, я счёл его разработку инвокационного источника и настроенной на нём связи действительно добротной. Он делал эти схемы в период своего рассвета, они хороши и стабильны. Они прекрасно дополнили нашу. Ты должен понимать, что построение тонкой хирургической вязи может отнимать у мага века. Или думаешь, что изменить природу магии разумного существа играюче-легко? Обычный контракт позволяет без особых усилий сделать нечто крайне приблизительное, но... мы ведь говорим о случае Шанайры. Ей бы не помогла стандартная связь, какую заключают с элементалями... она бы ее добила...»

— «...Мне горько. И больно. Нет более жалкого зрелища, чем всю жизнь идти к силе и снова не суметь спасти. Всё, что осталось от Дома Энэд, тех, кто первыми вступил на мой путь и сподвигли остальных в регионе, — только это дитя. Всё, что я могу сделать, это спасти её любой ценой...» — значит ли это, что он ответил на его вопрос о самке? Возможно. Инфирмукс всё ещё не понимал до конца, почему заключил контракт лично, почему не нашёл кого-то подходящего, ведь у него был довольно большой круг деловых и побратимских связей. Среди этого огромного числа в управляющей властной машине на Некроделле наверняка на нашёлся бы кто-то, кто подошёл не хуже. Инфирмукс боялся. Боялся утратить контроль и снова проиграть. Неважно кому — хоть самой судьбе, хоть злому року.

Находясь в ванной комнате, Шанайра вдруг снова услышала этот странный, будто бы загробный голос:

Спроси у него... спроси у своего духовного брата о природе этого контракта... спроси, когда вдруг на секунду поверишь, что он чем-то лучше... что он лучше Уробороса... ха-ха-ха...

И всё-таки этот голос отличался от голоса Эреба, он был словно инверсией его, облачённый в подсознание Шанайры или же являющийся его проекцией. Уже нельзя было сказать, галлюцинация или фантом, основанный на полученных тайных знаниях из разума самого Инфирмукса — здесь бесконечное число вариантов.

Уроборос хотя бы не лгал себе, не притворялся хорошим. Он знал, чего хочет, и не боялся называть тёмное тёмным. Не оправдывал себя. Не бежал от собственной сути. Инфирмукс же разрушает себя по глупости, боясь стать таким, как прошлый Владыка, и не понимая, что уже стал...

Голос этот будто проникал в каждую клетку, но уже не ранил, не лишал сил. Скорее, он заставлял задуматься и внушал ещё большую суетность в разум и чувства. И всё равно связь их крепла, хотя и приобретала странные, окровавленные нотки.

Инфирмукс стоял у окна в небольшой уютной зале девятой столовой рубинового крыла, где они сейчас находились. Он чувствовал приближение Ша ещё до того, как её шаги цокотом каблуков ознаменовали о присутствии. В пространстве дрожала знакомый резонанс — неуловимый след её стихии, смешанный с нетерпением и радостью.

Обернулся хтоник как раз вовремя, чтобы увидеть, как она бросается к нему, не заботясь о приличиях и последующих за ними слухах. Объятия её порывистые, почти детские. Он обнял Айру, позволяя току энергии вновь пройти через её тело мягким теплом, согревая изнутри. Он помнил ее слова... конечно он помнил: «Вся Некроделла пойдёт за тобой. Я пойду за тобой. Рядом с тобой».

— Как самочувствие? Давай, присядь! — Инфирмукс по-джентельменски отодвинул стул, позволяя Шанайре присесть. На столе уже были растравлены всевозможные явства: легкие супы и закуски, мясные блюда, салаты, фрукты и овощи. Себе Инфирмукс сделал крепкий кофе... пожалуй, это одна из тех черт, что в далеком бедующем будет связывать его с Симбером.

— Кофе будешь? — небольшая пузатая турка как раз рассчитана на две приличных порции.

— Я хотел поговорить с тобой о том, что случилось вчера. Спокойно и без спешки. Без лишних ушей. Но для начала поешь.

Собственно, когда Шанайра удовлетворила первый голод, Инфирмукс заговорил вновь:

— Для начала я хочу знать, каким навыкам тебя учили в клане. Да, помять мятежников теперь мне доступна, но она не отражает всей полноты картины. Как у тебя с атакующей и защитной магией, каким оружием ты владеешь, к каким наукам тяготеет твой талант? — он пристально посмотрел на неё, слегка склонив голову к плечу.

[Шанайра Энэд]

И ей бы знать те думы гнетущие, что пологом тяжёлым ложились на плечи мужские. Слышать слова, что шепчет змей древний своему носителю. Быть может взор ясный, межуясь с просветом в мыслях её не обременённых навеянными чувствами от источника инвокационного,  смотрел бы на Владыку несколько иначе, чем сейчас.

Эреб мудр. Возможно, ему подвластно и коварство, раз позволяет он так отзываться о той, кто так недавно потерял свой дом. Он существовал на этой земле задолго до того, как родилась Шанайра. Но элементаль не мог слышать ни речей его резких, явно по слуху бьющих. Ни слов ответных, которые вставали на нравственную сторону. Да и было это лун несколько назад. Сейчас же она стояла рядом с Владыкой, крепко обнимая его.

Ша поднималась на носочки. Утыкалась в грудь мужскую. И дышала... Глубоко дышала, вбирая в себя воздух, который Инфирмуксом был пропитан. Вбирала так глубоко, что в один момент голова кругом пошла. А когда он мягко отодвинул её, предлагая сесть, на лице Ша играла такая беззаботная и по-детски наивная улыбка, что наверняка что-то странное могло кольнуть Владыку изнутри.

Она кивает. Довольно поспешно. В нетерпении обводит взглядом стол и склоняет голову. Волосы, водопадом из чистого пепла, рассыпаются по плечам хрупким. Она пожимает ими, отрицательно качнув головой.

— Мне кажется, что я не спала так сладко довольно много лет. И чувствую себя настолько хорошо, что даже страшно. Вдруг мне всё это снится? — она смеётся. Мягко. Чисто. Ненапряжно. Будто за столом в доме своём восседает и говорит с тем, кто по крови ей родной. — А есть не хочется, Владыка. Словно я уже сыта. А ты почему не ешь? Не голоден? С тобою всё в порядке? — на светлом лике мелькнула тень тревожная. Элементаль всмотрелась в профиль Инфирмукса, пытаясь уловить бледность или же печаль. — А вместо кофе не отказалась бы от морса. Брусничного, к примеру.

Приходящий аппетит во время еды проснулся в ней в тот момент, когда несколько глотков морса были сделаны. Вооружившись столовыми приборами Ша наполнила свою тарелку лёгкими закусками, напоминающими те, которые она уже ела на днях.

Вопросы Инфи поставили её в тупик. В каком-то волнении она пила напиток. Допив очередной стакан наполняла его вновь, словно боялась отвечать.

Да и что могла она ответить? Что отец тренировал её, предпочитая не сильно с этим на неё наседать? Главе дома больше нравилось, когда Шанайра проводила время с матерью. Находясь под постоянным надзором собственного отца, Ша и подумать не могла, что когда-нибудь ей пригодится оружие. По плану своего родителя она должна была или достойно выйти замуж, или же до конца своей жизни приносить пользу племени. Благодарить природу за то, что ей даровали.

С первым выходило туго. Когда Эмир бежал, Шанайра ощутила сполна, что значит предательство. И чем дальше, тем больше она акцентировала своё внимание не на потенциальных женихах, а на том, что её окружало. Ша любила быть одна. Могла днями пропадать в лесах, наблюдая за всем живым. Мечтать и наслаждаться единением с природой, как настоящее её дитя.

Айра любила взбивать пористые облака, отправляя их в дальнее странствие по всей Некроделле. Вихрем лёгким она проходилась по деревьям, ладонями своими сметая листья осенние. Проливалась дождём в засуху и гремела яростью грома, находя в этом своё предназначение.

Так что ответить ей сейчас? А вдруг Инфирмукс ошибся? И второго шанса она не достойна?

— Поверхностно знакома я и с атакующей и с защитной магией. Всё больше нравится вторая ипостась – в ней я словно не я сама. Словно свобода говорит за меня. — она замялась, пальцами чертя узор на форфоре тонком. — Отец учил владеть мечом. Это... — судорожный глоток морса. — Это жизнь спасло, пока Фтэльмена не прибыла. А по наукам... Матушка врачевать учила. Много времени проводила я с ней в госпитале. Смотрела. Наблюдала. Запоминала. Она говорила, что нужно уметь контакт находить. В доверие к людям входить. Много книг читала мне и всё рассказывала... Рассказывала... Я их никогда не увижу больше.

Последние слова прозвучали, как приговор. Повисла тишина и Ша свесила голову, покусывая нижнюю губу при этом. Несмотря на возраст свой элементаль походила на подростка, который не знал жизни. Не ведал, что скрыто в ней на самом деле и как она бывает жестока.

— Ещё я знаешь, что могу? — внезапно, будто стихия сменила направление, в комнате стало заметно холоднее. Свет задрожал в пульсациях кратких.

Она обхватила его ладонь. Развернула ту, устроив свою сверху. Руку мужскую пронзило иглой. Ток прошёлся по ладони, распространяясь от запястья выше. Ша нахмурилась, слегка пальцы оторвав от руки мужской, так, чтобы пространство между ладонями образовалось. Кончики пальцев задевают длань Владыки, играют на ней. В глазах девушки пляшут искры сиреневые. Они срываются с ресниц густых и во взоре будто молния сверкает.

Элементаль перебирает пальцами по воздуху. Всё быстрее. И быстрее. Пальцы ускоряют бег. Пытаются не сталкиваться друг с другом. А под ними, прямо в руке Инфи, закручивается вихрь серый. Он растёт. Воронкой затягивает в себя скатерть и салфетки со стола. А после, резко, Ша хлопает ладонью по руке Владыки, рассыпая вихрь клубами дымчатами.

— Отец говорил, что я могу его сделать больше и мощнее. Он говорил, что стихия может убить. Но мне её не надо бояться. Мол, она подвластна мне, ведь я её дитя. Но...

Спроси... Спроси сейчас... Спроси его...

Ша поднимает взгляд свой. Ищет им взор ответный и только после этого, будто мысли не свои озвучивает.

— Ты воссоздал во мне источник. Стёр то, что связывало меня с природой. Откуда берёт начало наш контракт? Он не естественен и чужд мне. Что будет если я не справлюсь с тем, что теперь сидит внутри меня? — она поморщилась. Ей не хотелось говорить, но кто-то подталкивал изнутри, уверенно туманя разум. — Если эксперимент этот провалится – ты убьёшь меня?

Д-а-а-а-а... Не брат... Не брат тебе.

Смех. Холодный и пронзительный. Он опустился на две фигуры тем самым пологом – мрачным и мёртвым.

Слышал ли его Инфирмукс? А если слышал, то списал ли на игру воображения?

[Инфирмукс]

Несколько долгих минут назад он сказал, что должен спасти её любой ценой, и эти обещания всё ещё звучали в сознании, перемежаясь с заезженной пластинкой: «Кого он вообще способен уберечь?». За более чем тысячу лет бесконечных сражений Инфирмукс хорошо выучил только один закон — человеческая жизнь на Климбахе хрупка, словно хрустальная надгробная плита, и даже если лечь костьми, не сможешь спасти ровным счётом никого. Сколь бы ты ни был силён, всегда найдётся Армагеддон побольше и Апокалипсис помощнее, чем ты способен выдержать. Только глупец думает, что его силы хватит для сражения с Климбахом.

Может быть, Инфирмукс и не способен её спасти, как не смог многих дорогих для себя людей. Война не знает жалости и милосердия. Жизнь на Климбахе — бесконечная война. Другое дело — Владыка Некроделлы. Эту мифическую личность невозможно сломать. И порой этот Владыка порой не имел ничего общего с Инфирмуксом. Но он служил опорой куда более прочной, чем зыбкая надежда.

— Тогда это светлый сон, — улыбнулся хтоник, всё ещё ощущая восхитительный запах её волос, точно тонкий шлейф свежести после грозы, — да, Ша, с этим Владыкой всё в порядке.

Ха-ха-ха. Владыка всегда в норме, у него просто не бывает другого состояния, как не бывает его у горного хребта или космической туманности. Нет, конечно, и такие титаны способны пасть, но если падут они, то уже некому будет на это посмотреть, чтобы позубоскалить.

Владыка в полном порядке.

Инфирмукс — нет. Хтон подери, он совсем не в порядке! Внутри, под рёбрами, бьётся сердце, и чувство вины в перемешку с какой-то уже привычной злобной безысходностью. Ощущение хорошо ему знакомо, оно накрывает каждый раз, когда дело касается Уробороса. Мало того, что победа далась ему большой ценой, окончательно разрушив иллюзию о благородстве Климбаха, так ещё эту падаль в виде последователей лже-бога и Ксенос-Армады приходилось искоренять до сих пор.

— Я просто задумался, мне уже не так нужна еда. А вот чувство сытости обманчиво: я всю ночь восстанавливал твой энергетический резерв. Ты принадлежишь к расе элементалей, у вас чувство сытости возникает и от энергетических вливаний. Но всё-таки постарайся поесть, твоему организму нужна не только энергия, но и материя для поддержания человеческой ипостаси. — Он пододвинул к ней тарелку, а потом открыл кувшин с брусничным морсом и налил доверху чашку.

От Шанайры одновременно фанило чувствами — сладостной меланхолией, трауром, грустью от предательства (которое Инфирмукс чуть было не принял на свой счёт), тоской и надеждой. За один вопрос — столько эмоций?

— Довольно обширная подготовка для консервативного клана. Я сейчас говорю о том, что чаще обучение женщин заканчивается где-то на уровне целительской магии и домоводства. Причём, три к одному в пользу домоводства. Конечно, не везде так, но я встречал достаточно примеров. Понимаю, о чём ты говоришь. Думаю, ваша истинная форма чем-то сродни нашему берсерку по ощущению силы. Ближе всего к твоему первоначальному естеству. Так я себе это представляю.

Что он мог сказать на её последнюю фразу? Да, она больше не увидит свою мать. Как и он — свою. Но говорить сейчас что-то банальное, вроде «Милая Ша, мы все теряем на Климбахе родственников и любимых, таково положение дел, счастливы здесь только тотальные безумцы», — он не мог. Он не имел права никому такого говорить.

— Очень хорошо, твое владение первостихией впечатляет, — он внимательно следил за вихрем, а тот словно игривый, ласкающийся щенок, облизывал пальцы потоками энергий и, будто бы пел.

— Откуда берёт начало наш контракт? Он не естественен и чужд мне. Что будет если я не справлюсь с тем, что теперь сидит внутри меня? Если эксперимент этот провалится – ты убьёшь меня?

— ...я... этот Владыка... он... — слова неожиданно закончились, Инфирмукс замер, таращась в пустоту перед собой и не находя слов, будто бы с высоты своего положения Владыка Климбаха его осуждал.

— Убью!? — вдруг Инфирмукс развернулся, будто только сейчас осознав вопрос и совершенно не понимая его, — почему этот... я тебя убью? Да, я воссоздал в тебе источник, но не значит, что ты перестала быть тем, кем являлась. Я ведь тоже после аннигиляции превратился в нечто новое, не перестав быть собой прежним. Почему ты спросила про начало? — он склонил голову набок, всматриваясь в её сейчас очень грустные глаза, на донцах чёрных зрачков будто поселилось само безумие, — кажется, я понял. Тебе стоило спросить иначе. Контракт берёт начало от меня, но он включает в себя те части, о которых ты не захотела бы знать...

Она уже допила свой напиток и немного перекусила — по крайней мере, этого достаточно для начала. Инфирмукс поднялся со своего места и кивнул.

— Я тебе кое-что покажу. Пойдём со мной.

Он направился к выходу из столовой, а потом свернул в главный коридор, где в конце их ожидал внутренний стационарный портал.

— Обычно я не показываю эту часть Пандемонима кому-то постороннему, но теперь подобное слово к тебе неприменимо ни в каком виде. И ты имеешь право знать.

Когда они вышли из портала, цитадель изменилась до неузнаваемости — став сочетанием помпезной готики с гротескным величием. Потолки здесь особенно высоки, будто замок планировал принимать у себя драконов в их истинной ипостаси. Стены отлиты из чёрного обсидиана, украшены рунами и узорами, в которых угадывались, вроде бы, интуитивно понятные мотивы. Но их смысл ускользал, словно рисовал больной на голову художник. Ощущались религиозные символы, но будто изувеченные людским пороком. Освещали коридор белые природные кристаллы, встроенные в верхнюю часть стен, образующие остроконечные арки. Впереди ждала исполинская двухстворчатая дверь, выполненная, кажется, из смеси радиалиса и диаркида. Назвать её дверью язык не поворачивался — скорее, то были врата. Они запирались на магический замок, в форме барельефа огромной змеи, кусавшей себя за хвост, а глаза этой змеи сияли тремя алыми кристаллами.

— Эта часть Пандемониума, где обитал Уроборос. Я специально сохранил её в нетронутом виде, чтобы не забыть... — Он подумал, стоит ли продолжать, но Шанайра отличалась от многих, кого Инфирмукс видел на своём пути, а потому полуответы ей не помогут, и сладкая ложь тоже, — кем я не должен стать.

Он подошёл к двери, материализовал Авазитонес и коснулся замка черепом на её навершие. Змея словно жила, сделав круг по дуге, и уползла наверх. Дверь бесшумно начала открываться.

— Эреб собирал наработки, которые казались ему интересными. — Стоит ли говорить, что Эребу интересно всё? — Он очень жаден до знаний и считает, что подобному добру не стоит пропадать.

Они прошли внутрь, и великолепие бывшей власти расцвело во всём своём абсурдном апофеозе. Стиль куда более мрачный, чем-то напоминающий роскошный храмовый комплекс готического собора — никакого уюта, зато ощущалось невероятное давление, словно ты вот-вот предстанешь перед Богом на страшном суде. Трудно представить, как здоровая психика способна находиться в этом безумии больше одного дня, не говоря уже о постоянном пребывании здесь. Но то лишь один из многих залов. Вскоре они оказались в библиотеке, где аккуратно рассортированы информационные кристаллы, свитки и прочие хранилища знаний. Библиотека напоминала циклопическую капеллу, на потолке которой была изображена картина космического змея, кусающего себя за хвост, а в центре знак бесконечности.

— Эреб, покажи ей.

Костяной змей-дракон, в многократно меньшем размере, не больше трёх метров длиной, воспарил к верхней полке, которая находилась как минимум на высоте тридцати метров, и достал фолиант в кристаллической чёрной тубе.

На тубе гравировка — Уробороса.

— Эреб использовал этот фолиант, чтобы дополнить нашу разработку. Предвосхищаю твой вопрос: я к этому не имел отношения. Но магия, что настраивает инвокационный источник у погибающих существ, очень сложна. Я бы сам никогда не смог этого сделать. К сожалению, этот Владыка не так талантлив в науке, как бывший Владыка Некроделлы. Если хочешь, фолиант твой. Может быть, когда-нибудь ты создашь свой собственный научный отдел, где захочешь разобраться, как она работает — магия, которой мы связаны. Надеюсь, я дал тебе исчерпывающий ответ на твой вопрос. Теперь ответь на мой: что теперь сидит внутри тебя?