[Леж Гоцц]

Циркон и просторы космоса в сторону Алькора/ Небула в сторону Алькора доминион Вирмис/5026

Леж Гоцц, Тиру

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту без системы боя.

https://arkhaim.su/index.php?topic=1663.0 начало всей истории
https://arkhaim.su/index.php?topic=2379.0 предыстория

[Леж Гоцц]

Под насилием часто понимают использование силы или угрозы силы, что может привести к травме, ущербу, лишениям или даже смерти. Оно может быть физическим, словесным или психологическим. Так пишет упрощенная статья из информационной сети.
История Лежа Гоцца, известного в узких кругах ка Дурманный Фей, имела вполне банальные истоки и такие же банальные причины. Был маг, который влюбился в фармацевта, это получило патологическую форму и теперь этот самый фармацевт имеет разорванную ментальную паутину, отвержение себя и все активнее растущее убеждение, что ему не место в цивилизованном мире и рядом с дорогими людьми. Классическая реакция на насилие.

Немного предыстории.
Лет 18 назад по времени Аркхейма Леж Гоцц отправился добывать редкий ингредиент для выполнения заказа. Пришлось идти самому потому что другие искатели отказались ввиду сложности и опасности миссии. Пошел и вляпался в историю- провалился в портал между мирами. В новом мире Акхейме он провел 167 лет, обжился, обзавелся поклонниками, бизнесом и стал таким же востребованным специалистом, если не более успешным, как в Аркхейме.
Его друг, в Акхейме его знают Истеном Синсеем, в Аркхейме он доктор Халагар, Леж считал этого мага другом, провел рядом с фармацевтом 155 Акхеймских лет и все это время совершал ментальное воздействие с целью присвоить Гоцца себе в единоличное владение и пользование. Такое воздействие равномерную ментальную паутину подопытного значительно повредило. Теперь, вместо гладко окрашенной, равномерно сплетенной, ментальная паутина жертвы утратила и цвет, и структуру, и узор стала похожа на лохмотья, словно ею ловили особо резвых и сильных рыб.
Спустя 40 Аркхеймских дней Леж Гоцц вернулся домой и казалось, что все вернулось на круги своя. Фармацевт счастлив, его менеджер тоже. Появились связи с компанией Дефендер и даже наладились дружеские отношения с ее главой. Была совместная вылазка на презентацию, где гомункул испытал свое новое оборотное зелье, а Сверр разузнал о планах компании Рицц. Можно было бы на этом закончить и пойти пить чай, но увы все только начиналось.
Оказалось, что после пропажи Гоцца из Акхейма доктор Халагар, который теперь работал на компанию Рицц, искал способ найти возлюбленного и нашел. О том, что эта влюбленность патологическая Леж узнал при встрече, которая чуть не погубила его и Сверра Шахрассара.
На этой встрече Лежа похитили, а потом его же похитили у похитителей и временно спрятали. Погоня была яростной, но к счастью Аркхейм значительно влияет на его жителей и на иномирцев в том числе, а потому у местных больше шансов. Группой спасения было решено ликвидировать Халагара, отправившись в Акхейм. Как по мановению волшебной палочки и портал проявился в месте пребывания группы, вернее никто не знал, что база, где остановились менеджер, гомункул и Шахрассар, находилась возле зоны истончения пространства.
Попав в другой мир путешественники отправились в дом Лежа Гоцца, который был построен во время пребывания гомункула в этих краях. Там в комнате Халагара были обнаружены материалы, которые указывали на ментальное воздействие на фармацевта, о котором он и не подозревал. Все время взаимодействия с Халагаром гомункул чувствовал дискомфорт, его мучали головные боли и неприятное чувство искажения реальности и сомнений. Теперь все стало на свои места и мир рухнул.
С тех пор прошло 3 года, а состояние не улучшилось. Леж оставался подавленным, но хорохорился и отшучивался, делая вид, что все хорошо. На самом же деле мужчина все чаще задумывался о своем праве на жизнь. Ранее он был убежден, что произошедшее делает его гадким, грязным, отвратительным, недостойным внимания ни близких, ни мира. Он изо всех сил старался быть полезным и нужным. Это даже клиенты отметили, что их поставщик улучшил качество и прикладывает больше усилий для комфорта клиентов. Некоторые даже интересовались у менеджера что случилось, что все так пошло в гору. Менеджер, знающий правду, предпочитал отнекиваться, мол, популярность это хорошо, но конкуренция растет и стоит уделять качеству больше внимания. Не имея возможности, сил, знаний помочь своему подопечному, менеджер и сам чувствовал себя паршиво. Все таки Гоцц не только золотая жила, а и просто ценный человек.

Наши дни.
В некоторых случаях Аркхейм можно назвать одной большой деревней, где все все обо всех знают. Так и пришел заказ с Алькора на сырье и некоторые препараты гомункула. Видимо слухи о талантливом фармацевте Циркона добрались и туда. Дарума только тяжело вздохнул, ведь теперь придется напрячься, чтобы доставить заказ. Только это не впервые и эон занялся поиском хорошего перевозчика, который и груз доставит и сопровождение не потеряет. Знакомых и связей было много, выбор получился обширный.
- Слушаю- звонок не был новостью. Дарума ждал его, а сам помогал упаковывать коробки с заказом. Заявка была весьма большой, что опустошило практически все запасы фармацевта. Было впечатление, что кто- то собрался открыть клинику, которая использует фармацию исключительно представленную Гоццем.
- Привет, Дарума- на том конце был бодрый голос давнего знакомого, еще по службе в КР, он регулярно поставлял эону информацию о перевозчиках, искателях и других исполнителях, которые могут выполнить разную начальную работу- Я тут тебе перевозчика хорошего нашел. По отзывам человек надежный. Капитан космического корабля со своим кораблем и своей командой. Я поискал на него информацию, оказался славный парень с высоким уровнем выносливости и бережности к грузам и пассажирам. Думаю, он подойдет для твоей задачи. Его зовут капитан Тиру, корабль "Облачный ткач".
- Отлично. Спасибо.
Через несколько дней "Облачный ткач" ожидался транзитом в сторону Алькора. На посадочном поле собралось очень много народу. Были грузы, были пассажиры разного достатка и масти. Были знакомые Дурманного Фея и почитатели его искусства.
Темноволосый эон, так как он впервые встречался с капитаном, нервничал. Информация это хорошо, но сейчас не было времени искать альтернативу, а отправить груз надо и без сопровождения нельзя. Ввиду произошедшего, даже спустя 3 года после, менеджер все еще переживал о своем подопечном. Сам поехать не мог, потому что работа и отказаться от крупного заказа нельзя. Короче говоря, оставалась одна надежда на капитана Тиру, о котором спустя время пришла еще информация и общее впечатление создалось вполне благоприятное.
Корабль скользил по воздушным потокам снижаясь. Зрелище было живописным. Вокруг народ засуетился, готовясь к погрузке, разгрузке, посадке и встрече прибывших. Дарума предпочел ждать. Толкотня и суета всегда вносит нарушения в планы и обязательно что- нибудь, пускай незначительное потеряется, и это что- то всегда нужно в самый неподходящий момент.
Откровенно говоря, Дарума был уверен, что это "Облачный ткач" будет каким- нибудь отреставрированным на коленке раритетом, где из удобств только подушка в каюте. О самом корабле было информации не так много, как хотелось бы или ее плохо искали. К приятному удивлению транспорт оказался вполне комфортным местом, которое соответствует любым капризам. Облегченный выдох.
К ожидающим в стороне Даруме и Лежу подошли практически в конце погрузки.
- Добрый день.- все переговоры и организационные вопросы решал эон. Гомункул же стоял в стороне и просто наблюдал. Документы отданы, данные о грузе предоставлены- Это Леж Гоцц, ваш пассажир и сопровождающий груз. Если будут какие- то вопросы во время полета, пожалуйста, обращайтесь к нему. 
На это Леж только улыбнулся.
Корабль мягко оторвался от поверхности Циркона в направлении неба.

[Тиру]

«Облачный Ткач» прибыл на Циркон точно по графику. Стыковка прошла штатно: ни сбоев, ни задержек, ни волнений - один из тех рутинных рейсов, где всё шло как по маслу. Команда давно привыкла к подобным планетам - с чёткими протоколами, оформлением в трёх экземплярах и сканерами, которые зудели на подкорке, будто проверяли не документы, а саму душу.
Сначала, как обычно, - бумажная волокита: согласование расписания погрузки, короткие переговоры со службами планеты, проверка обшивки. Всё это не вызывало ни раздражения, ни особого внимания. Та же схема, тот же ритм.

Пассажиров было немного. Как правило, если это не исследовательская экспедиция из пяти-шести человек, на борт набирали не больше двух-трёх попутчиков. «Ткач» всё же не круизный лайнер, и даже несмотря на кое-какие удобства и дружелюбную атмосферу, больше трёх пассажиров на борту начинали мешаться. Но на этот раз случилось нечто немного... выбивающееся из привычного хода.

Старший помощник по внутренней связи зачитал короткую справку о грузе с уточнением: заказчик пожелал сопровождать поставку лично. Такое бывало редко. Обычно клиенты полагались на курьеров, страховку и добросовестность экипажа. Тиру не удивился. Не в первый раз. Кто-то нервничал, кому-то не доверяли - всякое бывало. Он отнёсся к сообщению с пониманием, как и к сопровождающему, что появился у трапа вместе с менеджером. Этот эон оказался человеком приятным, хотя голос выдавал странные ноты обеспокоенности. Сам заказчик держался чуть в стороне, молчал, переступая с ноги на ногу. Тиру, как всегда, не стал настаивать на официозе - а просто шагнул вперёд:
— Я капитан Тиру. Рад приветствовать вас на борту.
Дежурная улыбка, лёгкий кивок после собственного приветствия - и вежливое вступление, которое он повторял каждый раз, без изменений.
— Положение кают, лестниц и коридоров на корабле постоянно меняется, — сказал он спокойно, будто зачитывал выученную наизусть инструкцию. Только тёплая, сдержанная улыбка выдавала, что он давно привык к молчаливому непониманию новых пассажиров. — Поэтому не пытайтесь их запоминать. Просто держите в голове, кого хотите встретить или куда попасть - и обязательно туда выйдете.
Тиру чуть наклонил голову, слепым взглядом застыв в той стороне, откуда в последний раз доносился шорох ног названного Леж Гоцца.
— Точно так же вы и найдёте свою каюту. Можете не беспокоиться - из неё ничего не пропадёт.
Формальности соблюдены. Всё остальное - на усмотрение гостей и их наблюдательности.


С годами Тиру свыкся с одной вещью. Вполне определённой, пусть и слегка утомительной: как только возникает мысль, что полёт будет заурядным и спокойным - пора себя одёрнуть. Не будет. Ни заурядным, ни тем более спокойным. На этот раз всё началось слишком ровно. Слишком размеренно.

Посадка прошла без задержек. Пассажиры поднялись на борт без суеты, по списку. Никто не опоздал, никто не стал задавать лишних вопросов. Проверки пройдены, грузы отмечены, шлюзы закрыты. Набор высоты - чистый, без рывков и перебоев. В главной рубке стояла знакомая тишина, разбавленная лишь размеренным голосом Хризо, отсчитывающей очередные сигналы от маяков. Всё шло к тому, что этот рейс можно было бы назвать простым. Приятным. Даже скучным.
Тиру уже потянулся встать из капитанского кресла, когда замер. Рука сама собой взметнулась к плечу - не резко, скорее по инерции, как будто он хотел поймать звук. Или сбить с себя что-то чужое.
— Капитан? — голос штурмана прозвучал с привычной ясностью, но в нём промелькнуло нечто иное. — С вами всё хорошо?
Он обернулся к ней, медленно расправляя плечи.
— Всё в порядке, — ответил с лёгкой улыбкой. — Похоже, спину защемило. Старость берёт своё.
— Вот уж не думала, что она и до драконов добирается, — съязвила фея и снова повернулась к приборам.
Тиру кивнул, но не ответил. Просто, проходя мимо, чуть подтянул на плечах плащ и вышел в коридор. На ходу он всё ещё держал ладонь у воротника. Не от боли - нет. Он просто... чувствовал. Корабль дал о себе знать. Это происходило нечасто. И уж точно не без причины.

Свойство, известное лишь ему, всегда проявлялось по-разному. Но одно оставалось неизменным - оно приходило резко, подавляюще. «Ткач» словно иглой пронизывал и пропускал через капитана, вплетал чужую эмоцию в его собственные. Иногда - звенящей тревогой: кто-то из пассажиров утаил что-то важное. Иногда - глухим напряжением, предвестником конфликта на борту. Порой - чем-то острым, давящим, как шепот перед бурей, когда сам воздух казался плотнее. Но всегда это была яркая палитра чувств - словно созданная для того, чтобы через него корабль кричал: «Заметь!» «Обрати внимание!» «Сделай с этим что-нибудь!»

Сейчас всё было иначе. Это чувство - холодное, опустошающее, будто кто-то сдирал с внутренней стены тепло слой за слоем. Оно не должно было быть таким ярким. Оно не выстреливало, не вспыхивало - но изливалось, словно из сосуда с пробитым дном: бесконечно, неотвратимо.
Что-то было не в порядке. Если даже «Облачный Ткач» отозвался на это - значит, игнорировать происходящее не имело смысла. И Тиру собирался разобраться. Лично.

Он шёл по трюму, вдыхая густой, слоистый воздух. Стены, по которым скользила его ладонь, отзывались едва уловимым дрожанием - будто вибрацией натянутой струны. Капитан брёл по ней как по нити. Эта нить была не его - но проходила насквозь, уносясь куда-то глубже, к сердцу самого корабля.

С каждым шагом дрожь становилась яснее. Всё ближе. Вскоре до слуха донеслись голоса - не громкие, но живые. Капитан вошёл в камбуз. Там, за столами, отдыхали те, кто был не на смене. Ели, переговаривались, кто-то смеялся, кто-то спорил о чём-то - сдержанно и увлечённо.
— Капитан! — поздоровались несколько голосов сразу.
— Добрый день, — Тиру кивнул, не снижая шага и, как обычно, с той самой, неизменной улыбкой.
Он всех их различал - по манере двигаться, по голосам, по тому, как отзывался на них сам «Ткач». Даже без теомагии, на своём корабле, Тиру ощущал образы и ауры тех, кто был ему ещё слабо знаком. Образы пассажиров были ясны - почти как отпечатки ладоней в воздухе. И среди этих аур пульсировала одна - другая. Тот, к кому вело то сильное чувство.
— Здравствуйте, — проговорил капитан уже у стола, голос всё тот же, ровный, доброжелательный, но внимательный. — Леж Гоцц, верно?
Он не ждал ответа - сел напротив, легко, по-хозяйски, как будто это был обычный обход.
— Как у вас прошло первое знакомство с кораблём? Всё ли в порядке? Не возникло ли сложностей?

[Леж Гоцц]

Вы когда- нибудь видели зомби? А нежить? А когда- нибудь видели самоубийц? Нет, тогда повезло. Потому что перед капитаном был как раз недоумерший зомби, по крайне мере для чувствующего корабля этот пассажир именно так и выглядел, пусть и не вонял разложением.

В кают-компании, где подготовили для немногочисленных пассажиров столики, было уютно, тепло и пахло чем- то сладковато- кисловатым, словно кексы и чай с лимоном. Их подали как раз после выравнивания судна после подъема с летного поля.
Леж сидел один, ладонями обнимая чашку. Опустошение и отчаяние сейчас навалились с новой силой. До этого полета его менеджер прикладывал массу усилий, чтобы отвлечь и занять своего подопечного чем-нибудь. Единственное место, где удавалось остаться одному- уборная, потому что даже ванну не всегда давали спокойно принять.
Было горько и тоскливо. Вернулось чувство недостойности и грязи. Хотелось сойти с корабля прямо в открытый космос. Грусть и разочарование в себе, разрушение мечт и планов. Казалось, что все кончено, а эти три года это издевательство над близкими и самим собой, бесполезные попытки заслужить право на жизнь и принятие, казалось, что конец близок и в этом отчаянии стоило поикать покой и подождать смерти. Если бы были силы плакать, наверно, фармацевт бы плакал, но сил уже не было. Он выплакал уже все, что мог и осталась пустота.
Из тоскливых мыслей и воспоминаний в реальность вернул чужой голос, который прозвучал рядом. Гомункул поднимает полову на мужчину, который сел напротив- капитан. В той суматохе при посадке не было возможности рассмотреть его. Людей было очень много, груз, документы и суета.
- Здравствуйте, капитан Тиру. Да, я Леж Гоцц- не понимая в чем дело, может нарушил какие- то правила или что- то сломал уже, озадачился фармацевт. Ему даже в голову не пришло, что этот человек может просто проявить вежливость и заботу, как капитан и радушный хозяин судна, или возможно, он слышал о Леже или пользовался его препаратами, и о том, что капитану просто интересно поговорить с новым пассажиром в голову тоже не пришло. Немного замялся- Все хорошо. Я, вроде, ничего не сломал- сразу думает о худшем и состояние меняется, хочется избежать наказания, но в то же время хочется быть увиденным и принятым- Как вы и сказали, стоило держать в голове мысль о каюте и очень быстро я ее нашел. Мне понравилась обстановка. Благодарю, что позволили быть на вашем корабле.- ответная улыбка капитану. Она искренняя, но замучанная. Фармацевт устал от своего состояния, он нуждался в помощи. Даже к специалистам ходил, но своего не нашел. Все было не то и не так. А покончить с этой жизнью духу не хватало, да и жалко было. Сколько всего в мире замечательного есть и где- то там, далеко в душе он все еще надеялся, что есть надежда на исцеление, исправление и возвращение в этот мир.- Ваш корабль представляет из себя интересную конструкцию. Мне показалось, что он может перестраиваться под нужны, но мне не понятно как это происходит. Разве в транспортной отрасли появились такие технологии? Да и ваша фраза о том, что нужно держать образ в голове и корабль проводит больше напоминает психическое взаимодействие, словно у корабля есть своя воля, или навык... Я даже не знаю как правильно это озвучить.- озадачился еще больше, переключился и состояние понемногу начало меняться. Такое с гомункулом происходило все эти три года. Нужно было постоянно переключаться, чтобы оставаться в стабильно- нормальном состоянии.- Капитан, если это не секрет фирмы, можете мне объяснить как ваша технология считки образов прямо из психики пассажиров работает?- становилось интересно, даже некоторое подобие жизни появилось.
Гоцц снова пытался сбежать от своего состояния.
Сидящий перед ним мужчина выглядит таким молодым и харизматичным. Сказать, что красивый, то нет. Внешность не особо выделяющаяся, увидев в толпе Леж даже внимания не обратил бы, но эта атмосфера вокруг капитана... Удивительно теплая и мирная, с такими приятно дружить. Сразу возникли мысли о романтике. Гомункул натура романтичная, потому сразу подумал, что тот, кому повезет быть сердечным другом капитана будет окружен заботой и теплом, безусловным принятием, которое свойственно только таким людям. Улыбнулся своим мыслям.
Капитан в глазах фармацевта выглядел мягким и в то же время сильным, надежным, с этим собеседником можно расслабиться и ему можно доверять. Эти светлые чувства вырастали в госте корабля довольно стремительно, правда сохранялся высокий уровень тревоги, что это мнение может оказаться ошибочным. Вот чувство спокойствия подросло и выпустило настоящие листочки и продолжило крепнуть.
Пассажир внимательно смотрит в лицо капитана. Рисунки на лице делали молодого человека, сидящего напротив, особенным. Собственно любые метки на теле выделяют человека из толпы. Только почему они зеленые? Хотя, на такой светлой коже темные цвета смотрелись бы страшно- Думает Леж. Простая одежда делает образ капитана корабля более приземленным и доступным, ведь некоторые пассажиры могут одеваться так же.
Особенно интересными оказались глаза. О том, что они слепы догадаться легко- мутный хрусталик. Тут любопытство завиляло хвостом и монокль сел на нос. Первое впечатление- у парня катаракта обоих глаз. Тогда вопрос- почему не вылечит? Это же элементарная операция в современной медицине. Дальнейшее изучение показало, что это страшнее, чем катаракта. Повреждение и хрусталика, и сетчатки химическим способом. Леж озадачился. Дальнейшее бесцеремонное изучение выходило за рамки всех норм, да и эта выходка может быть плохо воспринята. Снимает монокль. Клонит голову на бок и пытается сообразить чем можно воздействовать на глаза так, чтобы пострадали только они. Интересный случай.
Похоже, в компании капитана Тиру фармацевт начал чувствовать себя лучше. Это лучше поддерживало жизненный тонус. Оно проблему не решало, при этом вариант недоумершего зомби сменился на очень подавленное живое существо. 

[Тиру]

Тревога пришла как-то внезапно. Сначала - лёгким покалыванием в груди, неясным ощущением сдавленности. Затем - резче, тягучей волной, закатившейся под рёбра. Не его тревога. Чужая. Но настолько сильная, что Тиру невольно замер. Капитан осторожно вдохнул, контролируя дыхание, чтобы не позволить себе раствориться в этом чувстве. Он умел отличать, что идёт от него самого, а что приходит извне, но сейчас граница оставалась зыбкой. Он не ожидал, что на его спокойное присутствие отзовутся таким мощным беспокойством. Натянутая пружина - будто тот приготовился быть обвинённым или осуждённым. Неужели одно только появление капитана могло восприниматься так?

Тиру поспешил заговорить, на этот раз мягче, теплее:
— Что вы, что вы... — в голосе его не было и тени укоризны, только забота. — Просто стандартный обход. Я всегда стараюсь убедиться, что пассажирам всё по вкусу, и что каюта подошла. У нас не так много гостей, чтобы теряться в формальностях.
Он чуть наклонился вперёд, делая голос ближе, но не навязчивым. Вежливый тон сохранялся, но под ним чувствовалось больше - то, что невозможно сыграть: искренняя заинтересованность.

Пока Леж отвечал, Тиру слушал - не только слова. Он ощущал, как под хрупкой улыбкой скребётся усталость. Как из вежливости и желания соответствовать вырастает неловкость. Как каждый ответ словно проверяется на прочность, прежде чем быть произнесённым. Ткань эмоций, струившаяся от этого пассажира, была холодной, будто промокшей, отягощённой. Апатия. Усталость. Беспокойство. Вина. Всё это - да. Но всё это было только поверхностью. Льдом на озере. А что под ним?

Капитан покачал головой своим мыслям. Слишком рано. Разговор, в который он хотел войти, был не деловым - человеческим. А для него нужна была почва, хоть какой-то зачаток доверия. Нельзя просто войти - и дотянуться до самого сердца. Даже если тебе позволяют быть рядом.

Впрочем... может, шанс есть. Потому что Леж не замкнулся. Не попытался отгородиться. Он задал вопрос - об «Облачном Ткаче». И в этом вопросе было движение. Интерес. Пусть слабый — но всё же свет.

Тиру бодро расправил плечи, подхватывая эту нить. Чуть наклонил голову — жест, который у него заменял пристальный взгляд — и в голосе появилась теплая, лёгкая улыбка:
— Вовсе не секрет фирмы. Более того - я с радостью расскажу вам об этом, господин Гоцц! Очень приятно, когда кто-то обращает внимание не только на скорость и комфорт, но и на саму суть полёта. Особенно на такой корабль, как «Ткач».
Он чуть подался вперёд, опираясь локтями о край стола. Неспешно, с тем вниманием, с каким говорят не "по обязанности", а по интересу — и по доброй воле.
— Вы правы. У него действительно есть... что-то вроде воли. Хотя я бы скорее назвал это присутствием. Он не мыслит, как человек, и не колдует, как маг. Но он... слышит. Через меня, в основном, но и напрямую - тех, кто на борту, кто близко, кто искренен. Я думаю, вы это тоже почувствовали, раз сразу сформулировали настолько точный образ. Он действительно перестраивается — не по приказу, а по тому, как его "видят" и чувствуют. И чем яснее образ, тем точнее отклик.
Тиру делал паузы, не торопясь — и будто невидимо соизмеряя состояние Лежа. Не слишком ли быстро? Не слишком ли пространно? Но, кажется, тот не переставал слушать, а возможно, даже наоборот — будто мог найти в этом объяснении что-то большее.
— В артефакторике мы называем это откликом - резонансом между личной ментальной структурой и живым контуром артефакта. Только в случае с «Ткачом»... он не совсем артефакт и не в полной мере техника. Раньше он принадлежал моему наставнику — капитану, прибывшему в Аркхейм из другого мира. Но «Облачный Ткач» со мной уже очень давно. Это не столько магия, сколько связь, которой он делится - со мной и с другими.
Тиру чуть наклонил голову. Его глаза оставались неподвижны, но мимика — спокойная, собранная:
— Если захотите - могу провести для вас небольшую демонстрацию. Она безопасна, но, скажем... личная. Только если вы будете не против.
Капитан замолчал, не навязываясь. Вопрос был открыт. Ответ - за Лежем. А «Ткач», почти неслышно, приглушил внешние шумы: гудение за обшивкой стихло, свет в кают-компании стал чуть плавнее. Всё вокруг будто затаилось - давая место для дыхания..

[Леж Гоцц]

Начало разговора о корабле обещало стать интересным. Связь между артефактом и владельцем. Энергетические связи. Хм... Сама концепция была Лежу понятна, только не в таких масштабах, что значительно озадачило и заинтересовало.
Артефакторика была чем- то вроде приносящего прибыль хобби, профессиональными тонкостями гомункул не владел, да и артефакты он сан не создавал, а просто закладывал магические структуры и печати в уже имеющиеся предметы. Ничего особенного и сложного. Стало любопытно как передается связь от владельца к наследнику. И вопрос был бы задан, если бы не "...мой наставник- капитан из другого мира..."- триггер, который решил все.
Тело прошил ужал, словно молния. Желудок мгновенно сжался в комок, подступила тошнота и от внезапной боли фармацевт оцепенел, дыхание перехватило, сердце пропустило удар и пустилось вскачь, на лбу выступил холодный пот, глаза расширились, ладони нервно обняли чашку. Паника не просто подняла голову, она сорвалась с места и металась в душе мужчины с воплями "спасите- помогите" по стенам и потолку. Повисла пауза. С трудом заставил себя дышать, но дыхание было судорожным и неровным. Мелкая дрожь рук заставила приподнять чашку, отпил глоток и медленно, чтобы не получилось неловкого звяка поставил на место. Правда, звяк все равно был от чего стало еще и очень неловко.
Стоп. Без паники- разум пытался взять вверх и рационально все разложить- Я в безопасности. Капитан Тиру только капитан, он из Аркхейма. Он доброжелателен ко мне- и все казалось просто. Парочка рациональных доводов и успокоение должно прийти. Ну конечно, разбежался. Психологические травмы одними доводами не исцелить и тем более не унять панику, которая только росла. Мелкая дрожь рук не позволяла больше обнимать чашку. Руки опустились на колени, несколько раз сжимает в кулаки в надежде хоть немного успокоиться. Все же такая сильная реакция доставляла неудобства. Сплетает руки в замок и снова пытается вернуть дыхание, при этом пытается поддержать разговор. Улыбка на этот раз и тон голоса выдает неподдельный страх
- Вот как- голос дрожит- Как же вам удается поддерживать контур корабля в равномерной целостности? Он очень большой еще и грузоперевозки разного толка. Это не сбивает настройки? Хотя, обладающее волей или живым контуром... я не слишком сведущ в артефакторике. Не получается сформулировать вопрос.- нервный смешок.- Может быть расскажите как формируется связь у корабля и новыми сотрудниками или вы как- то связываете их на этапе взросления, чтобы не повредить ментальную паутину.- по спине пробежал табун истеричных мурашек. За ним последовало предложение капитана демонстрации, что напугало еще больше.
Леж держался, чтобы не сбежать. Разум, все утихающим голосом повторял, что все хорошо, что на корабле безопасно, что корабль и присутствующие доброжелательны, что никто не знает о его истории. Вот только эмоции это такие звери, которые глухи к гласу разума, они реагируют на чувства. Страх все больше заполнял сознание, оно барахталось из последних сил
- Эм...Я, право, даже не знаю. Если демонстрация это такое личное...стоит ли показывать такое посторонним?- и хочется и колется. Фармацевту очень интересно посмотреть как это работает, но страшно до смерти иметь дело с другим миром.
Надо успокоиться. Объективно мне ничто не угрожает, да и защитные печати есть. Для беспокойства реальных причин нет. Сейчас доберемся в Вирмис, отдам заказ, получу оплату. Может еще успею в кафе- мороженое заскочить- уговаривал себя мужчина. Он так же вежливо улыбался, но его поза была очень напряженной, слишком ровная спина, слишком сжаты челюсти и испуганный взгляд, пускай и пытается Леж сохранить хорошую мину при плохой игре.
Пространство начало меняться. Оно менялось еле заметно. Значительной перепланировки не было, вернее ее совсем не было, только пространство стало больше, тише, воздух стал прохладнее, чище и его стало больше. Появился аромат мяты и мокрой земли, где- то подмешался аромат клубники и нагретой влажной хвои. Все запахи были самостоятельными, их не смешивали в коктейль. Это были отдельные воздушные потки.
В жизни фармацевта запахи играют значительную роль, как способ создать состояние, атмосферу, просигнализировать о чем- то. Аромат хвойного леса, свежей сладости и влажной земли напоминали его дом. Дом, который отгорожен от мира колючими вьющимися кустарниками, что сказочно зацветают, высоким, почти в 12 метров зеленым забором из самшита, множеством грядок и клумб с травами и растениями разного назначения, бассейном от испарения которого в саду всегда влажно и хвойным уголком. Получившаяся атмосфера спустя некоторое время успокоила панику. Она полностью не исчезла, но уже не парализовала и в голове прояснилось. Дыхание становилось более спокойным, а дрожь практически прошла. Чувство безопасности в близости своего дома стабилизировало состояние и можно было продолжить беседу.
Тиру вел себя вполне прилично. Теперь чувства Лежа смогли правильно считать позу капитана и тон. Мужчина был дружелюбен, вежлив и действительно проявлял заботу к своим пассажирам. Он не питал ненависти или отвращения, он просто разговаривал и, судя по эмоциональному фону, был польщен, что гомункул обратил внимание на особенность корабля, и готов был поговорить об этом.
Глубокий вдох. Медленный выдох. Выражение лица подвластно и теперь оно более спокойное. Чашка уже не дрожит и глоток чая, который магическим помощником был заменен на мятный с ванилью, тихонько становится на блюдце без этого смущающего противного звяк.
- Ваш корабль интересный. Правда, непонятно как это работает.- голос нервный, собеседник успокаивался, но все еще до смерти боится капитана. Хотя не сколько капитана сколько его корабль из другого мира и образ наставника- Капитан, как вы определяете своими глазами вы смотрите на происходящее или глазами корабля?

[Тиру]

Тиру не сделал ни одного лишнего движения, хотя в его груди будто отозвалось чужое, срывающееся дыхание. Паника обожгла, как внезапный шквал ветра в штиль, но капитан не отшатнулся - наоборот, будто стал ещё тише, ещё внимательнее. Не давал тревоге стать эхом между ними. Просто был рядом.

Когда Леж попытался сформулировать вопрос, голос его дрогнул, слова спутались, и даже дыхание сбивалось на грани судорожного. Но Тиру ответил ровно, без малейшего напряжения в голосе - словно не замечал ни дрожи, ни заминки. А может быть, просто не акцентировал.
— Никаких действий с моей стороны не требуется, — мягко проговорил он. — Это происходит само собой. Со временем, проведённым на борту. Похоже на акклиматизацию - чем дольше человек здесь, тем проще кораблю его понимать.
Сказал - и сделал паузу, как будто оставляя пространство для дыхания; не спешил продолжать, не подгонял.
Когда же прозвучал вопрос о демонстрации, Тиру слабо улыбнулся - не вежливой маской, а живым, по-настоящему добродушным выражением. Даже чуть усмехнулся, будто сам над собой.
— Знаете... — капитан чуть склонил голову, будто признавая оплошность, — я, наверное, неудачно выразился, сказав «личное». Это не тайна и не что-то сокровенное. В этом нет ничего, чего не мог бы заметить внимательный пассажир за пару дней. Просто... я редко об этом рассказываю, потому что мне самому нравилось открывать это шаг за шагом.
Он откинулся немного назад, позволив плечам расслабиться, и взгляд его стал чуть рассеянным - будто вспоминал.
— Когда я только-только оказался на «Облачном Ткаче» юнгой, у меня не было никаких объяснений. Только ощущения. И каждый раз, когда я замечал что-то новое - как воздух меняется, как стены «дышат» под чужим настроением, - я чувствовал себя как ребёнок в доме с живой душой. Упоительно, честное слово.
Капитан снова прислушался к Лежу — уже внимательнее, но всё так же мягко.
— Просто... я был бы рад поделиться с вами этой маленькой особенностью. Не потому, что вы должны, - а потому, что редко кто интересуется этим по-настоящему.
И, чуть склонившись вперёд, Тиру добавил уже тише, почти с игриво-заговорщицкой интонацией:
— Вам ничего не придётся делать. Я покажу это на себе - и, если вы захотите, сможете повторить в любое время. Когда будет удобно и комфортно. Без спешки. Но я, конечно, не настаиваю!
Тиру чуть откинулся назад, словно отдавая пространство обратно - не приближаясь, не давя, оставляя за Лежем право сделать первый шаг, когда тот будет готов.

Воздух изменился. Не сразу, не резко - скорее, как тень, медленно уходящая с лица в тёплом свете. Он стал мягче, легче, будто чуть подслащен. Шорохи в кают-компании заглушились до незначительного эха - чужие шаги, смех и разговоры, звон посуды в служебном отсеке - всё это осталось за порогом внимания, словно «Ткач» сам настраивал пространство на лёгкое, сосредоточенное спокойствие. Ни давления, ни пустоты - просто мягкая, дышащая тишина, в которой можно было быть собой. Дышать полной грудью.

Тиру чуть заметно выдохнул. Не слишком громко, не театрально, а просто - облегчённо. Паника Лежа действительно схлынула. Он всё ещё был напряжён, но в нём больше не было той рвущей изнутри сдавленности, от которой у неподготовленного человека и дыхание может остановиться. Пространство работало вместе с ними - бережно, словно всё незримое внимание живого корабля было сосредоточено на них двоих. Настоящий, надёжный ассистент. Друг.
Тиру позволил себе на мгновение откинуться чуть глубже в спинку стула, нащупывая в себе спокойствие. И только теперь, когда мог позволить себе эти несколько вдумчивых минут, пришли размышления: что же вызвало такую бурную реакцию? Не его присутствие - это чувствовалось. Паника пришла резко, мгновенно, как боль от удара в солнечное сплетение. Значит, триггер был в словах.

«Неужели потому, что я начал говорить о корабле?..»

Он почти не моргнул, не изменился в лице, но внутренняя пружина сжалась. Может, продолжая тему, он сделает только хуже?
Однако Гоцц сам вновь заговорил о «Ткаче». Пусть и с дрожью, лёгкой нервозностью в голосе - но не в голосе отчаяния, а в голосе человека, который держится. Который старается. Внутри Тиру отозвалось тёплое уважение. А вместе с ним - осторожная догадка: возможно, дело не в корабле как таковом. Возможно — в чём-то другом. В слове. В образе. В ассоциации.

— Я не могу видеть через «Ткача» в привычном понимании, — наконец сказал он задумчиво, легко, будто между прочим. — Да и, признаться, не хочу. Ни этим, ни каким-либо другим способом.
Тиру усмехнулся - как от шутки, известной только ему, - и спокойно продолжил, не заостряя на этом внимания:
— Связь между нами просто делает чувства немного острее. Я ощущаю шаги, колебания воздуха, дыхание. Присутствие. Не напрямую - скорее, как более чёткие отголоски в тишине. В первое время моего "недуга", — он произнёс это почти без паузы, спокойно, — «Ткач» очень помог мне. Не столько даже ориентацией в пространстве - сколько просто в том, чтобы... чувствовать себя лучше. Не бояться.
Он слегка улыбнулся - не весело, не горько, но с той ностальгической нежностью, что бывает, когда вспоминаешь, как кто-то держал тебя за руку в трудный момент.
— Он просто был рядом. Как мать. Или как дорогой сердцу человек, которого ты не боишься схватить за рукав, если вдруг снова потеряешь опору. Он не говорил ничего, но давал понять: «я тут». И этого было достаточно, чтобы не оступиться.
Улыбка Тиру стала чуть мечтательной. Глаза его, прищуренные, привычно смотрели куда-то сквозь. Но в этот раз - будто были в каком-то далёком воспоминании. И едва в них дрогнула грусть - она тут же была смахнута лёгким движением плеч, как будто капитан встряхнулся от нового, родившегося интереса. Тиру чуть подался вперёд, голос вновь стал живее:
— Простите за некоторую бестактность... — с этими словами он вновь склонил голову. — Я, признаться, не всегда запоминаю деятельность тех, с кем пересекаюсь только заочно. А ваше имя, фамилия... звучат до странного знакомо. Я точно их где-то слышал. Или от кого-то.
Его слепой взгляд мог показаться живым, внимательным — но не пытливым. Просто человеческим интересом.
— Скажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь, господин Гоцц?

[Леж Гоцц]

Ароматы дома привели мысли в относительный порядок, а состояние в подобие стабильности. Сейчас Леж начинал функционировать как нормальная социальная единица, пусть и с недостатками.
Из рассказа капитана так ничего и не понял. Связь, если не ментальная, то какая, энергетическая? Так ничего такого не видно даже с теомагией. Может эмоциональная связь в купе с опытом переживания физической травмы? А как тогда корабль реагирует на только что прибывших на борт? Датчики считывания мозговых волн? А смысл какой закупать дорогостоящее оборудование ради пары тройки случайных клиентов? Каких- то ментальных контактов тоже нет, по крайней мере ощутить гомункулу это не удалось. С другой стороны, если корабль из другого мира, то технологии могут быть неведомы этому, а следовательно изучить такое проблематично, если вообще возможно.
Мыслительные изыскания не удовлетворили фармацевта и он согласился на демонстрацию. Хотя прямо сейчас обратил внимание на изменения пространства, характерные для его дома запахи. Создание комфорта штука не всегда простая, но воспроизвести запахи с такой точностью возможно только покопавшись в воспоминаниях. А никто не копался в них, иначе это было бы весьма ощутимо. Тогда каким образом? Много вопросов и не одного ответа. Леж расстроенно вздохнул. Ну не привык он узнавать, что чего- то не знает. Всезнайкой быть куда приятнее. И не важно, что он гуманитарий в узкой отрасли, а корабли это про инженерию, механику и совсем не про цветочки.
- Если это не повредит вам, я буду рад посмотреть демонстрацию- все еще нервно и тревожно, но согласился фармацевт. Ароматерапия от Облачного Ткача имела эффект. Нервная система начинала расслабляться, столкнувшись с привычными запахами, тело реагировало положительно, напряжение мышц спадало, дыхание восстанавливалось, возвращая себе плавность и равномерность.
И не смотря на все это было не понятно чем привлек внимание капитана. Он же такой испорченный и запачканный, да и лицо не такое уж красивое, да и старый. Самооценка у фармацевта за эти три года свалилась так низко, что отыскать ее, наверно, можно только при археологических раскопках глубинных исторических слоев. Зато после успокоения стало действительно интересно узнать о корабле. Тем более, что теории уже зрели. И не важно, что это может все оказаться полным бредом дилетанта.
Гоцц подумал о том, что капитан менталист- артефоктор, которому передали корабль с качественно встроенной искусственной ментальной сетью, которую подпитывает сам же капитан путем вот той самой синергии, давая себе возможность быть одновременно везде и нигде, контролировать все процессы и присматривать за пассажирами и экипаже. Это единственное вменяемое допущение. Остальные были из раздела, что корабль этот не из искусственных материалов типа металла, дерева и чего там еще используют для создания подобного?, а из биологического материала, как у тиранидов (Привет от Вархаммер 40000). Тогда, по идее, должна быть королева, которая производит биоматериал и должны быть слуги. Дальше решено мысль не развивать, потому что выглядело это все нелепо, какими- то больными фантазиями.
Рассказ капитана о себе стал ступенькой к разрядке обстановки. Гомункул до этого момента чувствовал себя на деловой встрече, где нужно держать лицо, марку, соблюдать приличия более внимательно, чем обычно. Теперь атмосфера стала менее формальной, словно два попутчика в каюте хорошо проводят время.
Леж и без того догадался, что капитан Тиру слеп и живет во тьме. Относительно, конечно, есть еще органы восприятия с обострившейся чувствительностью, но для обобщенного определения да, мужчина напротив живет во тьме.
Интересно, почему он не хочет видеть? Мир довольно яркий- подумал фармацевт, отпивает чай и внимательно смотрит на собеседника. Понятное дело, что пассажир прекрасно понимал, что травмы капитана надо было лечить сразу после получения. Тогда был бы шанс восстановить хотя бы какое- то зрение. Возможно, парень бы видел не все цвета и ему пришлось бы носить очки, но он бы видел. С другой стороны, такой опыт обостренных чувств доступен только слепым, а это тоже дорогого стоит. Ведь без глаз можно слышать, чувствовать запахи гораздо четче и ярче. Зрячим такое недоступно даже в лабораторных условиях. Если что, проверял.
- Капитан Тиру, я правильно понимаю, корабль является биологическим существом с ментальными....как бы это точнее назвать способностями, или ментальной сетью? Или корабль что- то типа сильного резонатора?- как правильно задать вопрос Леж не знал. Не технарь. С этим все сложно. А знать- то хочется.
Голос уже не дрожал, напряжение отпустило окончательно и беседа потекла более свободно. Состояние, в которое гомункул почти нырнул, уступило место интересу.
- Нет- нет, что вы. Все хорошо. Я Леж Гоцц, фармацевт и целитель. Некоторые меня называют Дурманный Фей. Я делаю лекарства и другие глупости типа приворотных зелий и косметики.- смутился. Не ожидал, что капитан мог что- то слышать о деятельности Гоцца и нем самом. О производстве запрещенных препаратов, мутагенов и прочей опасной продукции решено умолчать. Мало ли кто на судне может быть. Уши есть везде.

[Тиру]

Тиру на миг замер, будто раздумывая, как именно ответить. Не потому, что вопрос был неудобен - просто за ним тянулся целый шлейф воспоминаний о чужих реакциях, и ни одна из них не была простой. Удивление. Страх. Омерзение. Сомнение. Слишком часто ему приходилось встречать это, когда разговор касался глубокой сути корабля - не конструкции, не планов палуб, а его сущности. А к истинной сущности люди обычно не были готовы.
Он не стал вздыхать - только положил ладони на поверхность стола.
— Почти так, — наконец произнёс капитан голосом, в котором уже не было сомнений. — Но я бы не стал пытаться вложить в это привычные смыслы.
В его тоне появилось не просто спокойствие - доверие. Он говорил не как капитан, а как тот, кто сам когда-то вглядывался в это странное существо с сомнением, и теперь понимал - нет, чувствовал - больше.
— «Облачный Ткач»... — он едва заметно кивнул. — Это живое существо. Насколько я могу судить, органическое, хотя в нём есть и структуры, похожие на артефактные. И ментальные способности у него тоже есть.
Пространство отозвалось почти незаметной вибрацией в полу, такой тонкой, что её легко было принять за движение воздуха.
— Я не техник и не менталист, — тихо продолжил Тиру. — Я могу только предполагать, как он это делает. Но я научился... слушать. А «Ткач» всегда это умел.
Тиру ощутил сильное напряжение в плечах - и только теперь расслабился. Ему не нужно было защищать корабль от чужого непринятия. В любом случае он бы ничего не смог с этим поделать. Никак повлиять. Только показать, объяснить, что бояться нечего.
— Многие, кому я рассказывал, считали его существование - неправильным. Говорили, что в нём - нечто от хтонов, от чудовищ. Может быть. Но за годы пребывания на нём я не встретил ни одного существа - будь то человек, зверь или механизм, - которое проявляло бы к живым столько внимания и бережности. Корабль... добрый. И это всё, что мне важно.

Приосанившись, стряхивая с плеч напряжение и лишнее беспокойство, Тиру вновь озарился добродушной улыбкой, цепляясь за возможность сменить тему и немного узнать о своём занятном собеседнике.
— «Дурманный Фей», значит...
Капитан снова немного откинулся назад, скользнув пальцами к краю стола, и, посмеиваясь, добавил, чуть склоняясь в сторону, будто делился почти заговорщицким шёпотом:
— Я вспомнил, откуда про вас слышал. Кажется, наш судовой врач Драгнор - фанат вашей продукции. И, похоже, наш старший техник... хм, как бы сказать, испытывает глубокое уважение к вашему косметическому маслу, которое «не должно было сработать, но сработало».
Тиру усмехнулся, голос стал совсем лёгким, почти игривым.
— Не волнуйтесь. Я вас не выдам. А то ещё замучают вопросами и просьбами дать автограф.

Короткая заминка, после которой Тиру чуть вздрогнул.
— Точно! — легко хлопнул он в ладони, будто только что вспомнил нечто важное. — Демонстрация!
Он тут же заёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, подобрал ноги и сел в позу лотоса — хотя на камбузном узком табурете это вышло чуть неуклюже. Прокашлялся, смущённо потирая горло, и честно добавил:
— Я никогда раньше не делал этого при посторонних.
Капитан усмехнулся, чуть склонив голову - не столько над ситуацией, сколько над тем, как странно это прозвучало. Потом всё же закрыл глаза. Хотя для него этот жест был не нужен, казалось, он просто помогал сосредоточиться.
— Сначала... дыхание, — произнёс он спокойно. — Ровное, глубокое. Вот так.
Тиру наглядно сделал вдох - неторопливо, словно позволяя воздуху заполнить грудь до самого основания, - а затем такой же медленный выдох: мягкий, неспешный.
— Когда освободите разум от спешки и лишних мыслей... вспомните место, где чувствуете себя спокойно. Уверенно. Как можно подробнее: визуальный образ, запахи, звуки... даже голоса близких друзей. Удержите его в голове. А потом... почувствуете изменения.
Его руки, до того спокойно лежавшие на коленях, приподнялись. Затем он медленно опустил ладони на поверхность стола и провёл ими в стороны, будто поправляя невидимую скатерть. Пальцы не задели чужой чашки, но в движении чувствовалась сосредоточенность.

То, что мог увидеть Леж, невозможно было спутать с иллюзией.
Край стола, к которому прикоснулся капитан, словно всплыл из глубин чужой памяти - светлое, тёплое дерево с резным краем, слегка потёртым, будто к нему часто прикасались. Стул под Тиру вытянулся, приняв очертания удобного кресла с мягкой обивкой - не броской, но уютной. Даже пол под ногами изменился: строгая геометрия корабельного настила уступила место древесной мозаике, с лёгким блеском лака и глубиной рисунка.

Тиру открыл глаза и, уже откинувшись на спинку кресла, с лёгкой улыбкой сказал:
— Возможно, вы уже почувствовали: корабль умеет имитировать знакомые запахи.
Он провёл ладонью по столу - неторопливо, как человек, угадывающий знакомые контуры с не глядя.
— В своей каюте можно настроить все это более тоньше, создать живую иллюзию. Настоящее место из воспоминания. Корабль примет его, если образ будет достаточно чётким.
Он помолчал, чуть склоняясь вперёд, будто прислушиваясь к собственным мыслям, и уже тише добавил:
— Я пытался воспроизвести одно своё место... любимое. У себя в каюте. Возможно, получилось не слишком хорошо. В более тихой обстановке должно выйти лучше.

[Леж Гоцц]

Чем дальше, тем интереснее. Корабль- живое существо. Занятно. Леж осмотрелся вокруг. На первый взгляд корабль как корабль, ничего интересного. Металлический пол, покрытый резиновыми плитками для смягчения звуков, деревянная стойка бара, магические помощники. Но уже стало известно, что корабль не простой, а интересный. Ментальное поле, густое, вязкое в моменте волной распространилось по пространству. Ментально проявляющее себя существо можно найти только ментально. Вот и ищет. Волну ощутили все, фармацевт не скрывался, это было похоже на старт работы нагнетающих кислород устройств.
Как уже понятно, переключение сработало и негативные ощущения отступили.
- Ну,- задумался мужчина- Понятие неправильности весьма субъективно и применимо только точечно. Хтоны бывают весьма забавными и даже милыми. И все равно мне не понятно что из себя представляет корабль и как это работает. Жаль, что вам не известен механизм.- потом Гоцца озарило- Эй, кораблик, что или кто ты есть? Как ты считываешь мысли пассажиров и касаешься воспоминаний не нарушая энергетических границ?- обратился фармацевт непосредственно к предмету интереса. Ментально он просмотрел зал, где находился, но ничего, что могло бы вызвать интерес или вопросы не нашел. Свернул поле. Вздохнул.

Узнать о том, что даже тут знают работы было удивительно. Брови поползли вверх
- Не знал, что и сюда добрались продукты моего творчества.- в последних словах, что Лежа замучают просьбами автографа, были сомнения. Скорее попросят вне очереди новые препараты или скидки, которых фармацевт никогда не делал.- Если масло помогло, это замечательно. Тружусь во благо клиентов.- улыбается. Приятно, что признали пользу масла, пусть и не понятно какого именно.

Демонстрация оказалась впечатляющей. Образ комнаты был четким и рядом сидящий почувствовал запах того помещения. Это было удивительно. Конечно же захотелось повторить. Сосредоточился. Настроил дыхание и представил свой дом, только не в Аркхейме, а в том мире, путешествие в который все испортило. Воспоминание было таким ярким, что проявилось ощущением материалов под пальцами. За спиной огромное окно оранжереи, рамы оплетают цветы, яркое солнце, чуть дальше рояль, кресла и журнальный столик, а по мраморному полу носятся самые настоящие хтоны, перепутать эти создания ни с кем нельзя даже если и захочется. Один из хтонов споткнулся о собственные лапы и растянулся пушистым шерстяно- перьевым ковриком. Завозился, начал что- то бурчать и жутко клацать челюстями. Такое маленькое и такое зубастое. Эти хтоны, а их там было пятеро, ухоженные, чистенькие и здоровые. Они не такие ужасные и несчастные, как те, которые обитают в пустошах и аномальных районах. Существа довольно привлекательные для своей ужасности. Глубокий судорожный вздох и проекция рассыпалась. Началась отдышка. Похоже, на время рассматривания своего воспоминания гомункул задержал дыхание.
Вторая попытка была из более близких краев- Циркон, пригород Небулы, любимый сад с клумбами и грядками. Множество ядовитых и лекарственных растений, деревьев декоративных и плодовых во время цветения, хвойный уголок. Аромат такого сада был так силен, что сидящие пассажиры за другими столами начали озираться.
- Как интересно.- обрадовался Леж- Это сколько всего можно попробовать не покидая борт корабля- радость была неподдельная, словно нашлось обезболивающее для безнадежно больного.- Значит можно и на море побывать сидя в каюте? Интересно.- Снова представляет. Теперь и правда Тиру и Гоцц сидели за столом на песчаном берегу, а их ноги омывала вода. Правда, ноги так и оставались сухими.
Следующая "поездка" в которую невольно отправился капитан с пассажиром... а вот не надо было показывать такую интересную возможность... отправились на цветущее плато Климбаха, что затерялось случайным образом в опасных землях, а потом в пещеры прекрасных нимф, встреча с которыми, обычно, заканчивается смертью путешественников. Дальше гомункул потащил капитана в кафе мороженого на Алькоре, потом на Лирею. Мужчине очень понравилось вспоминать приятные и красивые места
- Капитан, а это весело. Как это может быть неправильным? У вас были пассажиры идиоты?- прямой вопрос без пряток и смущения. Леж действительно посчитал, что гости, утверждающие, что существование корабля это неправильно идиоты.
Немного подумав, фармацевт решил показать Тиру остров, где когда- то, в свою бытность другим человеком с другим именем, встретил свою первую любовь. Он представил это очень ярко.
Закат. Остров где- то на юге, заповедная территория для жизни дархатов, где только одна деревня принимала туристов. Экзотические цветы благоухали медом, аромат соленых волн подчеркивал контраст. На берегу моря стоит спиной тонкая фигурка молодого человека, который заходит в воду, ныряет и тут же на поверхности появляется синий кит. Он выдыхает свой фирменный фонтан и издает протяжный звук. С грохотом падает в воду и исчезает в глубине волн. На лице пассажира грустная улыбка, в уголке глаз прозрачная капля. Шмыгает носом, а потом наклоняет голову на бок улыбнувшись широко, словно произошло что- то фантастическое говорит
- Капитан Тиру, спасибо вам, что показали такую чудесную способность вашего корабля- слеза скатывается по щеке и тут происходит немыслимое для фармацевта и присутствующих- шум океана становится четким, словно все на берегу, шорох вол и в помещении появляются соленые капли, словно где- то возле стойки волна врезалась в сушу. Больше всего досталось фармацевту, его волосы были мокрыми, а с челки капала вода. Сказать, что это удивило, ничего не сказать. Зато, похоже, веселился корабль, ну или так казалось.- Интересно. Это что- то типа приветствия?- нервный смешок. Не понятно было как на такую выходку реагировать.

[Тиру]

Тиру приятно удивился, насколько легко и тонко Леж овладел возможностью вызывать образы. Это редко удаётся с первой попытки - особенно так живо, с запахами, с текстурами под пальцами. Корабль отзывался на импульсы с такой чуткостью, словно сам заинтересовался: кто это тут пришёл, кто такой трепетный и полный впечатлений? Какой же Леж всё-таки внимательный... и ранимый.

Тиру не мог точно сказать, бывал ли он когда-либо в каком-то из мест, что показывал ему пассажир. Не знал их запахов, цвета листвы, очертаний гор или глубины моря. Но он чувствовал - всем телом. Запах лекарственных трав, холод мрамора, липкость хвои на ладонях. Он слышал, как кто-то бежит по плитам, и слышал восторженный голос Лежа. Слышал и его лёгкую отдышку - как будто, чтобы вспомнить, нужно было забыть о себе. И всё это накрывало Тиру не снаружи, а изнутри, растекаясь по нему, как тёплая вода в утреннем тумане. Капитан позволил себе раствориться в этом. Не отгораживался. Пусть эти чувства были не его - сейчас он хотел быть рядом, вместе с ними, с этим восторгом, с этим трепетным открытием.

Но всё изменилось, когда пришло последнее воспоминание.

Запахи стали медовыми, густыми, чуть приторными. Песня кита. Лицо согрел мягкий свет заката - и вдруг чужие чувства стали слишком сокровенными. Это было нечто слишком личное, сотканное из нитей, к которым нельзя прикасаться без разрешения, без ведома. В этот момент Тиру едва заметно вдохнул и выдохнул - медленно, мягко, как если бы отступал от чьей-то души. Как вежливый гость, что случайно заглянул в чужую шкатулку, он без слов отстстранился от чувств Лежа, позволив им остаться только его. Не вторгаться. Не касаться. Собственная улыбка капитана осталась - тёплая, принимающая. Но теперь - только его.

— Вы удивительно тонко ощущаете - и очень щедро делитесь, — сказал Тиру негромко. — Это редкий дар. И для корабля, и для меня это честь.
И, быть может, сам «Ткач» не удержался от ответа: солёные брызги, искрящиеся в воздухе, и ощутимая волна, накатившая на Лежа - как смешливый кивок. Как будто он сказал: «Спасибо!». Капитан рассмеялся - негромко, сдержанно, но от всей души. Волосы Лежа мокрые, с чёлки капает, а сам он смеётся, как ребёнок.
— Ему очень понравились места, что вы ему показали, и ваши эмоции, с ними связанные, — сказал Тиру. — С ним редко делятся настолько яркими, живыми воспоминаниями, — Тиру чуть повернул голову, будто корабль мог услышать его. — В следующий раз, может быть, добавит песка в ботинки.

Вспомнив про вопрос - прямой, честный - о «пассажирах-идиотах», капитан покачал головой и, задумавшись, сказал:
— Иногда... люди не хотят видеть, — тихо произнёс он. — Не потому что идиоты, а потому что страшно. Чтобы мы не делали, в памяти остаются места, в которые больно возвращаться. И легче не помнить вовсе.
Он поднял лицо. Улыбнулся уже чуть иначе — с уважением, почти с благодарностью.
— А вы не боитесь. Даете шанс "Ткачу". Это многого стоит.

[Леж Гоцц]

Гомункул был озадачен комплиментом. Как и все, он тоже мерял по себе и в своих действиях ничего особенного не видел.
- Методика взаимодействия довольно простая. Да и менталисту проще понять, как это использовать. Я довольно силен в ментальной магии, да и опыта довольно много, возможно именно это мне помогло- уже расслабленно, тревога временно оставила мужчину и сейчас он мог дышать полной грудью.- Это удивительное свойство. Можно открывать миры для тех, кто не может туда отправиться или показать то, что не выразить словами. Интересное явление. Спасибо, что показали. Было весело.- Было и правда интересно, даже очень. Особенно, разобраться в том как это все работает. На песок в ботинках гомункул только засмеялся. Способность не только воспроизводить иллюзию, а и материализовать некоторые простые элементы из воспоминаний тоже занимала. Если корабль артефакт с волей, то сколько же ему тогда лет и сколько в нем силы, как он заряжается. Для таких возможностей магии должно быть просто немеряно. Он даже не представлял кто из Аркхейма мог бы заряжать такой огромный артефакт при этом сохраняя свою жизнь и здоровье.
- Я бы не сказал, что мне не страшно. В моей жизни тоже есть эпизоды, которые я предпочел бы забыть, но они делают нас теми, кто мы есть. Так что о боли можно постараться забыть или изменить к ней отношение.- улыбается.
Как было бы хорошо, применяй Леж свои же мысли на практике. Измени он отношение к случившемуся, возможно эти три года стали бы гораздо более комфортными.
Кают-кампания потихоньку опустела. Время обеда и чая прошло, да и Тиру не может все время быть с пассажирами, он же капитан, у него свои заботы.
Фармацевт отправился в свою каюту спустя десять часов после взлета. После путешествия в прошлое оставались искорки тепла, некоторого сожаления, благодарности и легкого флера беспокойства.
Есть люди, которые неисправимые оптимисты- что бы с ними не происходило, они всегда смотрят на все с позиции хорошего опыта, есть пессимисты- все плохо, мы все умрем, а есть Леж, у которого воспоминания отсортированы по цветам. В его коллекции множество разных цветов и оттенков, все разложено в коробочки среди которых затерялась довольно большая коробка темного цвета, она тяжелая, мрачная, полная сожаления, боли, разочарования, даже слез. Вот ее- то и обходит фармацевт стороной.
Несколько часов после возвращения в каюту гомункул играл с кораблем. Капитан оказался прав, в одном из воспоминаний корабль насыпал песка не только в ботинки, а и в кресло, где устроился пассажир. Разные города, ландшафты, люди, события, все было пестрым и интересным. Кажется, кораблю тоже было весело. И вот, раскрыв все коробочки воспоминаний осталась нетронутой одна- та самая, где скрывалось травмирующее событие. Не хотелось ее открывать, потому на этот раз ее проигнорировали. Корабль замолчал.
Зеленоволосый мужчина, который уже приготовился к отдыху пытался успокоиться и не подходить к воспоминанию, но воспоминание решило вылезти из этой коробочки и само приблизиться к владельцу.
Тот день, когда Сверр и Беверли решили помочь обернулся катастрофой. 167 лет жизни в другом мире, 155 лет постоянных ментальных воздействий, лжи, а в конце покушение на дорогих людей. Как парни тогда выбрались фармацевт до сих пор не понимает. Чувство ужаса и отчаяния навалилось с  такой силой, что слезы хлынули потоком, дыхание перехватило, а тело свело судорогой. Снова это чувство использованности, предательства и разочарования. Он разочаровался в самом себе. Как он, такой сильный и способный маг поддался на такую топорную и лобную манипуляцию? Как он мог так поступить с собой и своими драгоценными людьми? Какой же тогда он гранд-мастер- менталист, если поддался на уловки паршивца из другого мира?...Другого мира... Мира, непохожего на Аркхейм... Мира, который чужд сему, что он знает. Новая волна чувств накрыла гомункула. Он метался в постели в пограничном состоянии между истерикой и трезвым рассудком, справляться с каждым разом становилось все труднее, успокоительные работали не всегда. Идея пришла практически случайно- утопить этот кошмар в алкоголе.
Леж не особо пьет, так чтобы часто или время от времени. У него есть большая коллекция алкоголя, правда, это больше про интересные бутылки и особенные урожаи, только чаще такими напитками он угощает друзей. Сам же, от непривычки, пьянеет быстро, да и пить не умеет.
В баре, где был только он и кто- то из команды, кто решил побыть барменом, было тихо. Так же тихо играла музыка, а гомункул пил уже третий бокал десертного вина с фруктами и сражался с бурей гадких чувств и эмоций, которые набегали волнами и то и дело пытались поглотить пассажира корабля.

[Тиру]

Бар был почти пуст. Только тихая, неспешная музыка, чьи ноты растворялись в полумраке, и лёгкий, едва уловимый скрип дерева - не от шагов, не от дыхания, а будто от самого корабля, задумчиво слушающего.

Гномка за стойкой не задавала вопросов. С самого начала, как только вошёл пассажир - совершенно разбитый, - она уловила его настроение: оставила наигранную улыбку, трюки с бутылками, привычные приветствия. Просто налила - один раз, потом ещё, и ещё, когда ей без слов пододвигали бокал. Остались только тихие движения, точные, почти незаметные. Будто замерло всё остальное пространство.
Но «Ткач» - нет.

Сначала это было почти неощутимо. Едва уловимое дрожание дерева под ладонью - такое можно было бы списать на вибрацию двигателей. Но за ним последовало то, чего здесь быть не должно: в воздухе вдруг появился запах - не вина, не дерева, не тех отдушек, что хранились в кают-компании. Нет. Пахнуло свежестью. Травой, землёй после дождя, лёгким ветром, несущим что-то родное, несказанное. Памятью, зашитой в аромат. Корабль не тревожил словами, не предлагал воспоминания вживую, как прежде. Но он чувствовал. Где-то в сердцевине своей живой плоти, в глубине - в этих стенах и полах, сквозь которые слышно биение чьей-то боли - «Ткач» слышал.
Он не стремился отвлечь. Не развлекал. Он просто был рядом. Утешал как мог. Как умел.

На борту «Облачного Ткача» и правда дел было, как всегда, немало. Хоть процессы давно шли по отлаженному ходу, а команда работала как единый, привычный к нештатным ситуациям организм, капитан не позволял себе отдаляться. Плановый обход, проверка отчётов, сверка индикаторов, уточнение маршрутов, пара мелких распоряжений по внутреннему складу... Всё как всегда. Всё под контролем.

А потом настал вечер. Настоящий. Не в смысле времени по вахтенному графику - «Ткач» отбил его чётко, ровно, как и всегда,- но тот самый вечер, когда внутренние чудовища выходят на охоту. Когда дневной свет уже не заслоняет пережитого. Когда прошлое настойчиво ищет путь к сердцу.
Тиру знакомо это чувство не понаслышке. Он не удивился, когда судно вновь напомнило о своём занятном пассажире. Волна чувств накатила внезапно: сильная, мутная, вязкая. Не вспышка - нет, скорее разлив, потоп, разом отнимающий почву под ногами.

Стена в коридоре была ближе, чем хотелось бы. И, пожалуй, хорошо, что на этот раз никого из команды не оказалось рядом. Никто не заметил, как капитан вдруг привалился к ней плечом, будто судно дало неожиданный крен. Сбой дыхания. Леденящий холод по спине - как будто чужая тоска скользнула когтями под одежду. Он знал, что это не его чувство. И всё же, очень сложно в такой момент объяснить самому себе, где заканчиваются чужие эмоции, и где начинаются твои.

Успокоившись и выпрямившись, пригладив у ворота плащ, словно после случайного порыва ветра, Тиру направился туда, где теперь ощущался знакомый отклик. Корабль звал. Тихо, настойчиво, с тонкой долей беспокойства.

— Ищете что-то покрепче на сон грядущий? — капитан, неожиданно возникший, спросил негромко, с лёгкой, едва уловимой улыбкой в голосе. Добродушно. Спокойно. Как и всегда. Но почти тут же его улыбка и выражение лица сменились на более извиняющиеся.
 — Прошу прощения, если отвлекаю, — тихо продолжил он, присаживаясь на соседний барный стул. Голос, как и прежде, был ровным, но вкрадчивым - будто проверял, не нарушит ли он тишину лишним словом. — Просто заметил, что... иногда вечернее одиночество может казаться особенно тяжёлым.
 Он сделал паузу, давая Лежу пространство не отвечать, если тот не захочет.
 — Всё ли... у вас хорошо, господин Гоцц?

[Леж Гоцц]

Гомункул ответственно и старательно пытался унять свое состояние. Приятного мало и нарушать зыбкое равновесие, которое пришло всего за пару дней до отлета, было жалко.
Легкая свежесть сада и влажность воздуха разбавила вязкость и горечь использованности легким привкусом кисловатой горчинки хвойных и сладостью алисума. Такой незамысловатый аромат, как глоток воздуха утопающему, который попал в бушующие воды, мог дать надежду на спасение. Только эта надежда как- то упрямо ускользала.
- Долейте сюда, пожалуйста, коньяк и колу- попросил мужчина и пододвинул бокал к бармену. Барышня засомневалась, видя, что пассажир скоро окосеет, потому что и чувствительность высокая и пить не умеет, но налила в равных пропорциях, делая коктейль. Нужно было сохранить градус, а то при понижении мало ли что с этим угрюмым типом случится. Откинет коньки, а ей потом объясняй.
Фармацевт не знал рецептов коктейлей, зато знал составы напитков и приблизительный вкус, что позволяло точно определять какие вещества при смеси дадут приемлемый вкус, а какие нет. Потом выяснялось, что часть из выбранных сочетаний это реально существующие коктейли.
Опустошил половину бокала. Тихонько ставит на стойку. Вздыхает и шмыгает носом. Бармен взглянула на своего клиента, проверить жив ли или это предсмертные звуки. Нет, мужчина жив, а глаза красные полные слез, нос красный и дрожат губы, ну точно сейчас расплачется. Она только хотела подойти к сидящему и спросить все ли хорошо, но капитан оказался быстрее.
- Капитан- вежливое приветствие начальству, три раза пальцем стукнула по стойке, словно что- то вспоминала, а на самом деле она сказала капитану, мол, начал третью бутылку, поставила салфетницу для недоалкоголика. Отошла на почтительное расстояние.
Снова шмыг носом. Увидел салфетки, взял одну и вытер нос. Было так паршиво, так мерзко от самого себя, что кожу хотелось снять и бросить в стиральную машину в надежде получить чистый и хорошо пахнущий материал, но увы, кожу так не стирают. В голове проступил образ капитана корабля и дневная ситуация.
Парень с рисунками на лице, мягкая улыбка, тихий голос не слишком низкий, не слишком высокий, без резких или грубых оттенков, добродушная беседа без тени двойственности, искренняя радость, что Леж заинтересовался кораблем и путешествие с ним же похоже понравилось. Так в чем дело? Это же не в первый раз, когда гомункул после всей той истории общается с людьми, с которыми ранее не общался и не сотрудничал. Все они вполне нормально реагировали, гадостей ни в глаза ни за глаза не говорили, а наоборот тепло отзывались. Объективно его все принимали, жизнь текла своим чередом, заказы, встречи, новые запрещенные вещества и эксперименты, но это мерзенькое чувство, что все это игра и лицемерие, что все на самом деле испытывают омерзение от общения с фармацевтом. И вот это чувство расправляло свои ядовитые лепестки.
Тихий голос отвлек от купания в яде гадкого чувства. Снова шмыгнул носом и поднял глаза. Капитан все так же хорошо выглядел, словно мужчине и отдых не нужен.
- Добрый вечер, капитан Тиру. Не ожидал вас встретить так поздно. Я думал, что вы уже спите.- в голосе звенели слезы. Шмыг носом, вытирает нос. Движения Тиру был плавными, словно змея, фармацевт не обратил внимания на расовую принадлежность хозяина корабля, тихими. Он нравился своему пассажиру.- Да не то, чтобы прямо ищу- начал харахориться гомункул- Просто не спалось и я решил продегустировать вашу коллекцию алкоголя- заплитык почти заикался. Слова были медленные и тягучие, зато взгляд был довольно сфокусированным и совсем не веселым, как обычно бывает у хорошо набравшихся завсегдатаев баров. Слишком нервно хохотнул и постарался убрать признаки грусти. Казалось бы, глаза капитана ничего не видят, он и не должен в таком состоянии видеть, но у посетителя бара было ясное чувство, что на него смотрят. Именно смотрят и видят его состояние. Стало стыдно и взгляд с капитана соскользнул на полированную из темного дерева стойку. Бокал обнял двумя руками. Так вообще- то делает только Леж, знатоки алкоголя в курсе, что бокалы ладонями обнимать- портить напиток.
- Нет, капитан, все в порядке- голос сменил тональность, хотя в самом ответе есть противоречие. Вместо показного веселья, потому что пришло понимание, что Тиру может и не видит, но чувствует, как сам озвучил- видит через корабль, пришла утомляющая грусть- На сколько это может быть. Воспоминания и правда могут быть весьма тяжелыми- Он запрокидывает голову, пытаясь удержать два горячих ручейка. Как же хочется себя жалеть и ныть всем, а лучше не ныть, а получать подтверждение, что кому нужен и важен, чтобы все уговаривали и объясняли, как маленькому ребенку, что насилие над ним ника не уменьшает ценности и только добавляет потому что Леж выжил в этом всем. Но так не бывает.
Леж уверен, что только своим существованием вызывает негативные чувства и эмоции, что окружающие морщатся в отвращении, как только фармацевт отвернется, а про нужность и думать не стоит. Все совсем плохо.
Наклоняет голову вниз
- Да. Порой вечернее одиночество бывает невыносимым. Капитан, а вы делали вечерний обход и решили проверить все ли хорошо себя ведут?- попытка завязать непринужденный и веселый разговор. Может быть хотя бы тут получится отвязаться от отвратительного ощущения и хотя бы на некоторое время есть шанс почувствовать себя нужным и приятным собеседнику.
Бармен, которая видит мимику пассажира и понимает, что это дешевый спектакль, чтобы показать состояние более хорошее, чем есть на самом деле, жалостливо вздохнула. Потому что Леж выглядел на столько несчастным и отчаявшимся, что не надо быть менталистом, экстрасенсом и другим специалистом, чтобы все это увидеть и понять.

[Тиру]

Тиру заметил его дрожь ещё до слов. Это не нужно было слышать - это чувствовалось всем телом, как лёгкое расслоение воздуха. Слёзы не обязательно видеть. Их невозможно не заметить, когда ты живёшь среди тех, кто привык молчать о боли.
Леж говорил, стараясь держать себя в руках - и именно эта попытка, тщетная, натянутая, отзывалась в капитане острее всего. Он знал такие голоса. Слишком хорошо знал. Как звучит человек, который изо всех сил пытается казаться обычным, когда внутри - зияющая, тёмная бездна, когда каждый вдох - будто через тесный ящик, где не осталось воздуха.

Тиру чуть откинулся назад и положил ладонь на край стойки - словно случайно, но пальцы описали лёгкий, почти незаметный знак. Барменша, улавливающая нюансы как настоящий член экипажа, кивнула, будто вспомнив о каком-то деле, и ушла, не оглядываясь. За ней мягко закрылась дверь, и в баре стало по-настоящему тихо. Только всё те же тихие переливы спокойной мелодии.

Капитан не сразу ответил. Несколько секунд он просто сидел рядом, будто позволяя звенящей тишине заполнить пространство между ними. Он не спешил разрывать её словами - только слушал. И чувствовал. «Ткач» отзывался неуловимой пульсацией на уровне интуиции, где не было слов, но были оттенки. Отчаяние, завернутое в вежливость. Тонкие прожилки одиночества, вплетённые в нарочито лёгкий тон. И ощущение, что всё это - не новое, а старое, привычное. Слишком знакомое.

Тиру склонил голову чуть вбок. Его голос прозвучал тихо, почти ровно - но мягкость в нём была не рассеянной, а внимательной. Осознанной.
 — Простите, но я, пожалуй, не приму ваш ответ.
Он не упрекал. Не направил свой взгляд прямо - только в сторону, как будто давая возможность не встречать его слепой взгляд, если это сейчас может ранить.
 — Вы говорите, что всё в порядке. И я понимаю, почему так легче. Почему проще... отвести глаза. Сменить тему. Но вы ведь не поэтому сейчас здесь, не так ли?
Пауза. Недлинная - тёплая, как шаг назад, чтобы не стоять слишком близко. Целых три бутылки, запах знакомый - десертное, фруктовое вино. Не слишком крепкий напиток, но этого было достаточно, чтобы его неискушённый в алкоголе собеседник уже «плыл».
— Я не прошу рассказывать больше, чем вы готовы. Но иногда человеку нужно просто сказать вслух, что внутри - тяжело. Даже если слушатель почти незнакомец. Особенно если он не станет осуждать.
Тиру наклонился чуть ближе, осторожно - словно сидел рядом не на барном стуле, а у постели раненого. Позволил себе протянуть ладонь и невесомо коснуться ею груди Лежа - в районе его бьющегося сердца. Он чувствовал надрывное биение, подавленные эмоциональные волны, замечал нестыковки между словами и состоянием. Ощущал: у этого человека внутри - острый надлом. Не хотелось бы переходить черту - он слишком уважителен и тактичен, чтобы лезть в душу без приглашения. Но и пройти мимо - значило бы предать и себя, и корабль, и того, кто нуждался в его помощи.
— Вы можете говорить. Здесь никто не оттолкнёт и не испугается. Ни вы, ни ваше прошлое - не бремя для этого корабля. И уж точно не для меня.
Он позволил этим словам прозвучать. Просто. Тихо. Без лишнего драматизма. Только правда, которую Леж, возможно, давно не слышал.
— Если вы готовы - расскажите.

[Леж Гоцц]

Этот ночной разговор в будущем Леж будет вспоминать, как рука помощи в поглощающем потоке боли. Спустя несколько месяцев после разговора он будет гораздо более живым и легким, он сможет трансформировать свою боль и опыт в ресурс жить дальше. Он использует полученные в прошлом знания для развития своей деятельности. С Тиру, возможно, они будут близкими друзьями. Но это дело будущего, которого гомункул сейчас не видит. Он уверен, что его жизнь зашла в тупик и ей пора завершиться, пока еще слава о нем звенит в тенях улиц.

Для бара было слишком тихо. Ощущение поздней ночи, когда засыпают даже механизмы, когда достаточно тишины, чтобы сохранить тайну.
Несостоявшийся алкоголик на замечание капитана горько усмехнулся и вздохнул. Ночной собеседник был прав, он вообще оказался весьма проницательным. Но даже в пьяном состоянии Леж сомневался, а потому тонко развернул ментальное поле, чтобы улавливать эмоции капитана Тиру. Почему он не догадался делать тоже самое с другими? Тогда хотя бы исследовательские подтверждения были отношения других к гомункулу.
В эмоциях и чувствах собеседника ничего подозрительного не нашлось. Была искреннее беспокойство о пассажире и уверенность, что он не умеет пить, и что выпил слишком много и пора закругляться, и было принятие. Вот за последнее фармацевт и зацепился вниманием. Принятие. Оно мерцало ровным светом в букете эмоций капитана. Его эмоции вообще были довольно равномерными и сбалансированными, яркость определяла плотность свечения. Озадачило.
Леж не ожидал, что кто- то захочет поговорить о том, что беспокоит именно его. Пауза была кстати. Надо было то переварить. Еще глоток коктейля. Перевел дыхание. И тут капитан озвучивает то, что хотелось сказать, а язык не поворачивался. А что? Так можно было? Можно сказать, что тяжело и это примут?
Касание. В контексте ситуации это было более, чем уместно. Жест выстроил невидимый мост, словно Тиру схватил тонущего Лежа за руку и теперь есть вероятность выплыть из бездны.
Гомункул был удивлен до глубины души и теперь эмоции полились через край.
- Скажите, капитан, вы когда- нибудь воскрешали людей?- голос продолжил дрожать. История будет очень короткой, в паре предложений, зато будет наполнена чувствами до самых краев. Мужчина опускает взгляд- Мне, однажды, удалось избежать участи стать одним из неубитых воскрешенных, но эта участь чуть не стоила жизни моим дорогим людям.- снова эти чувства отвержения себя начали подниматься, как уровень воды в реке. Стремительно, бурно, словно поток ломает дамбу.- Мне действительно очень тяжело. Уже три года как.- горькая усмешка- Знаете, капитан Тиру, я люблю этот мир- слеза сорвалась. Предательская блестящая капля. Леж эмоциональный гомункул, он честен в своих чувствах, что играет против него, выставляя слюнтяем и нюней, а не мужчиной, который весьма силен и магически и умственно и телом.- Однажды меня использовали и пытались изменить меня без согласия. Позже я смог сбежать, но меня нашли. Мои дорогие люди помогли мне освободиться, но я подверг их жизни опасности. И сейчас меня гложет сомнение, имею ли я право быть с этими людьми, имею ли я право жить в этом мире после совершенного преступления.- фармацевт не смог сказать, что его психику ломали, что это было не просто переписывание, а настоящее насилие, которое разорвало его ментальную сеть, которое лишило сил восстановить ее. Было стыдно говорить об этом, потому Леж пытался сгладить острые, ранящие края ситуации. Ему стыдно и противно за слабость и такую легкую доверчивость чужаку. А чувство омерзения расправляет крылья. Судорожный вздох, глоток напитка, горькая усмешка- Так что, капитан, на самом деле все гораздо менее трагично- смешок- чем я себя чувствую.
Фармацевт не имел сил рассказать все в подробностях. Это было слишком. Он и так сказал слишком много, близко подошел к своей боли, ближе, чем когда- либо.
Он прекрасно понимал, что вечно такая жизнь продолжаться не может. Она или придет к своему концу через добровольный уход, или придется смириться с низким качеством жизни в полном одиночестве, ведь даже близкие устают и уходят, или есть вариант что- то с этим всем сделать. Последний вариант самый здоровый и разумный, но самостоятельно и за один раз, типа абра-кадабра- крекс- пекс-фекс- будет Леж счастливым, реализовать его не возможно.
Снова тяжело вздыхает пассажир. Снова повисает пауза, в которой можно подумать, отдышаться. Спустя несколько минут тишины и еще одного полного бокала коктейля, менталист обратил внимание, что ему действительно стало немного легче, Словно одна из веревок, что сжимала грудную клетку, ослабла или лопнула. Очередной вздох.
Признание и озвучивание боли почти половина дела, ведь давая имя мы идентифицируем предмет беспокойства, признавая его существование мы материализуем его, а значит можем взаимодействовать и влиять на него. Этот эффект и получился.

[Тиру]

Капитан мягко выдохнул. Чувства, открытые Лежем, отзывались в нём глубокой, тяжёлой болью - болью за другого человека. За того, кто слишком долго боролся один. Тиру не был психологом, не был мастером исцеления душ, но знал одно наверняка: в такие моменты человек больше всего нуждается в ком-то рядом - в тёплом слове, в искреннем присутствии, в простом жесте.

В едва ощутимом колыхании воздуха дракон почувствовал, как Леж чуть пошатнулся, вновь потянувшись за стаканом, словно в очередной раз пытаясь утопить в нём свой страх и вину. Тиру медленно, чтобы не напугать, протянул ладонь и мягко перехватил его запястье. Его пальцы почти не сжимали, просто лежали сверху - лёгким, тёплым прикосновением, чтобы Леж мог в любой момент выдернуть руку, если захочет.

Тиру подумал, что сейчас будет правильно отказаться от официального "вы". Между ними больше не было барьера - только открытая, живая боль. И обращение на "ты" стало бы не фамильярностью, а знаком уважения - уважения к доверию, которое ему оказали.
Капитан чуть наклонился вперёд, словно пытаясь удержать взгляд Лежа своим слепым, пронизывающим взором. Но сейчас, в этом лёгком прищуре, в его мягкой, привычной улыбке, была только обволакивающая теплота. Он говорил так, чтобы ни одно слово не ускользнуло, а дошло до самого сердца. Его голос был глубоким, тёплым, без тени осуждения:
— Тот, кто пытался изменить тебя, - это он преступник, а не ты.
Слово за словом Тиру говорил медленно, давая Лежу время осмыслить каждую фразу.
— Ты многое пережил. И всё ещё стоишь на ногах. Это требует силы. Огромного мужества. Даже если тебе сейчас так не кажется.
Лёгкое, почти незаметное сжатие ладони. Мягкое, ненавязчивое присутствие безмолвно говорило: "Я здесь. Ты не один."
— И то, что ты сомневаешься, достоин ли быть рядом с дорогими тебе людьми... Я понимаю. Но то, что ты их любишь, что думаешь об их чувствах, - это уже говорит о тебе как о человеке, достойном всего этого.
На минуту Тиру замолчал, позволяя словам улечься в пространстве. В эту паузу в памяти всплыл недавний образ: как Леж восторгался "Ткачом", делился радостными воспоминаниями о живописных местах, о моментах, что были ему дороги. Тогда, в ту минуту, Тиру почувствовал настоящую суть этого человека - увлечённого, доброго, открытого. И он оставался тем же самым человеком даже сейчас, сквозь боль и слёзы.
Тиру чувствовал, как слабая дрожь пробегает по пальцам Лежа, как натянутое ожидание трещит под грузом сказанных слов. Но он не убирал ладонь, продолжая улыбаться ему.
— Я уверен, что дорогие тебе люди счастливы, что ты жив. И что могут видеть твою улыбку. Ту самую, которую не смог забрать тот... человек, что посмел так с тобой обойтись.
Тиру снова замолчал, просто оставаясь рядом. Даже если Леж сейчас молчал, даже если не знал, как ответить - сам факт, что он позволил быть рядом, приоткрыл дверцу того тёмного ящичка - это был уже шаг к исцелению.

[Леж Гоцц]

Где- то такое Леж уже видел. Именно видел. Эти три года, после той истории, его менеджер и нянька по совместительству своими действиями показывал то, что озвучивал сейчас капитан. Его друг, в силу своего характера тоже поддерживал, это было несколько грубо, но ощущалось беспокойство и забота. Никто из близких не говорил именно так, как Тиру. Они подразумевали и Леж понимал головой, что все обошлось, все рады и довольны результатом и все действительно было хорошо, только никто не говорил этого прямо. Видимо, именно это молчание угнетало и не лишало действия силы достучаться до сердца гомункула.
Леж усмехается. Он смеется над иронией ситуации. Он сильный, очень сильный маг. Он может не только выращивать базилик и ландыши, он может расцеплять плоть и сводить с ума, но страдает от собственных демонов и кошмаров, а значительно более слабый маг сейчас бросает спасательный круг. Ирония- слабый спасает сильного. Законы природы, где малюсенький муравей способен обрушить целый дворец. Мир полон противоречий и сейчас фармацевт испытывает такие же противоречия в своих чувствах.
Ему приятно, что на него обратили внимание и готовы слушать, принять, поддерживают. При чем совсем чужой человек, которому в пору самому расстраиваться, что он не видит мир, только чувствует. Стало стыдно. Есть те, кому еще хуже, чем Лежу (здравствуйте, меня зовут обесценивание. Приятно познакомиться), а они живут и радуются жизни. Да что с этим миром не так? Или это с Лежем что- то не так?
Пассажир слушал капитана. Собеседник действительно смог выдернуть утопающего из воды на поверхность, чтобы тот смог вдохнуть. И сейчас именно он, утопающий, может решить тонуть дальше или схватиться за протянутую руку. А можно ли схватиться? Не сбросят ли его руку, посчитав грязным и гадким? Спасительный жест схватиться за бокал, а спасающая рука касается запястья, останавливая и остается лежать. Тиру не отвергает фармацевта, который уверен в своей порочности, он явно дает понять, что принимает его. Псайкер чувствует это так ясно, что даже удивительно. Он давно так себя не чувствовал. Не потому ли, что боялся все эти три года касаться чужих эмоций? Боялся увидеть реализацию своего страха, которой сейчас не было. Мужчина напрягся чувствуя касание, которое все еще продолжалось. Ему казалось, что любое движение спугнет мираж и окажется, что в баре он один, что капитан ему померещился, а бармен совсем ушла.
Вот прошла минута в молчании. Еще одна прошла. Ладонь Тиру все еще на запястье фармацевта. Лицо капитана повернуто к нему и глаза, пускай и затянуты дымкой невидения, они смотря прямо в лицо, а мимика выражает грусть, сочувствие, эмоции мерцают желанием помочь, поддержать по мере сил. Это было удивительно. Осознание реальности происходящего прошибло холодным потом и мурашками по коже. Замирает не дыша. Спустя еще пару секунд медленно выдыхает, а Тиру не исчез и тепло его ладони чувствуется также.
Теперь Леж медленно переворачивает свою ладонь вверх, внимательно наблюдая за рукой капитана, а вдруг все это пьяный бред, а вдруг он просто напился до белой горячки и ему мерещится всякое. Но рука все так же есть и так же чувствуется тепло тела, мягкость кожи. А как это может быть, что у капитана корабля гладкая кожа? Гомункул возвращался в реальность и очень медленно, как жираф, понимал, что он пьян, но не до горячки с галлюцинациями, что капитан живой и настоящий, а не мираж, и что капитан положил свою ладонь на его руку и не убирает пока гомункул переворачивает ладонь.
Вот их ладони касаются друг друга и фармацевт сжимает пальцы сидящего рядом мужчины, они переплетаются, образовав замок. И в этот момент тоже Тиру никуда не делся. Его рука в руке Гоцца, и он не выдергивает, смотрит так же участливо и все так же идет посыл поддержки. Тот страшный мир, где пассажир жил последние три года начал ломаться. Ну не прям так сразу, но пошли трещины. Тоненькие такие, что не сразу и увидишь. Трехлетние восприятие начинает диссонировать с фактическими действиями собеседника. Это удивляет. Гомункул молчит. Потом вздыхает
- Спасибо, Тиру.- Легкая улыбка. Удавка на шее ослабляется и еще одна стягивающая веревка исчезает.
На переход с формального на неформальный тип общения никто не обратил внимание. В среде, где фармацевт чаще всего бывает только особо крупные клиенты предпочитают формальный тип общения, как и требуют статус и крупные суммы, а другие, кто приходит за заказом в аптеку, предпочитают вести дела и менее формальной обстановке, особенно владельцы клубов.
Кажется, напряжение понемногу ослабевает, но не пропадает. Все еще сохраняется ощущение фантастичности и нереальности происходящего, словно желания реализуются в мир. Пассажир смотрит на капитана и вопрос звучит быстрее, чем говорящий успевает понять, что это он спросил, а не случайный отголосок или эхо
- И тебе не противно держать меня за руку?- ну подумаешь, что Леж ни слова не сказал о том, что произошло. Несколько общих предложений и ни капли подробностей. Зато чувств на полноценную историю.

[Тиру]

Вопрос прозвучал почти шёпотом, и Тиру почувствовал, как Леж чуть сжался под тяжестью этого простого, но невероятно болезненного сомнения. Сам капитан едва заметно вздрогнул - не от отвращения, конечно, а от самого факта, что подобная деструктивная мысль могла прийти его собеседнику в голову. Он вздёрнул брови, удивлённо мотнул головой, будто Леж спросил нечто совершенно дикое, и ответил без тени раздумий:
— Нет. Почему мне должно быть противно?
Он слегка склонил голову, и на его лице появилось выражение, в котором мягкость переплеталась с искренним теплом. Ладонь капитана, всё ещё лежавшая в руке Лежа, едва ощутимо шевельнулась - не чтобы отстраниться, а чтобы чуть крепче сжать пальцы в ответ.
— Ты приятно пахнешь, твоя ладонь тёплая... Ты умный. И интересный собеседник.
Тиру поймал себя на мысли, что мысленно добавил бы к этому и приятный голос, и вежливые манеры, и... в целом, образ Лежа в его воображении складывался чертовски привлекательный. Но он вовремя прикусил язык. Всё это слишком уж походило бы на флирт - а именно этого Тиру сейчас хотел избежать. Не время смущать Лежа, особенно теперь, когда тот только начал понемногу выбираться из своего мрака. Хотя... может, немного лёгкости и не помешало бы?
Но точно не помешала - это его широкая, искренняя улыбка и следующее предложение, произнесённое с самой искренней интонацией:
— Я серьёзно! Хочешь, я тебя обниму?
Капитан даже чуть наклонился вперёд, не разжимая переплетённых ладоней, расправил плечи и раскрыл вторую руку в открытом, приглашающем жесте.
— Вот скажи: ты вообще знаешь кого-нибудь, кто хотел бы обниматься с неприятными ему людьми? Я - нет. То то же! Давай-давай, не стесняйся.
Тиру чуть повернул ладонь, давая понять: он не тянет, не навязывает - просто предлагает. Искренне и открыто.

[Леж Гоцц]

— Нет. Почему мне должно быть противно?
- Но я же...- что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Сомнительно, чтобы опьяневший гомункул, да и вообще переполненный спорными, борющимися за право владения им, чувствами, понимал что сейчас происходит. Он просто поддался течению. А как иначе? Сейчас эмоции так сильны, что будь это вода, сбила бы с ног и сказала, что так и было- Я же...- отводит взгляд и говорит тихо и пристыжено- Я же испачканный, использованный.- Вот где- то в этом месте в голове Лежа была картинка, что капитан, поняв о чем речь, гадливо уберет руку, медленно так, словно пытаясь вытащить руку из узкой трубы, и деликатно попрощавшись предпочтет пойти к себе. Липкое отвращение к самому себе начало покрывать кожу, одиночество проявлялось кислой болью на языке и в груди, тело сжалось и мелко задрожало. О том, что история так и не рассказана, благополучно забыл.
И тут Тиру выдает то, на что в тайне от самого себя фармацевт надеялся, то, чего так хотел. И на капитана уставились квадратные от удивления глаза. Да ладно... Как это может нравится вот такое мерзкое создание? Пассажиру и после возвращения говорили комплименты, но никто не говорил их аж так. Слова дракона были вспышкой фейерверка в темной ночи. Это было так странно, так ярко, даже слишком. И самое непонятное для жертвы другого мира- это было для него одного. Других получателей света и тепла не было.
- Интересный? Правда? Я правда интересный?- сложно было поверить, что это правда, а Тиру не лгал. Это было видно и по нему самому и по его эмоциям, которые светились все таким же теплым ровным светом, который стал зелененьким, словно дымка на ветках по весне.
Капитан стал странным пронзающим тьму Лежа лучом. В голове пронеслись воспоминания о заботе и поддержке друзей, которые старались вытащить его из ловушки травмы, но оба они сами прошли жестокие уроки обучения на орбите в лабораториях Коалиции Рас, так что эмоциональную поддержку оказывали искренне, но крайне неумело. Зато капитан проявлял все то, что нужно фармацевту, чтобы понять в чем дело и что хотят донести. Теперь все эти старания и действия приобрели смысл и вес.
Тиру улыбается так искренне, что становится неловко. Даже немного смущает. В улыбке не только чувствуется искренность. Там есть тень какого- то чувства, но она такая тонкая, что и не сказать точно.
А липкое отторжение начало соскальзывать. Это ощущение похоже на таяние воска на большой площади. Словно по спине стекает густое, липкое, довольно противное ощущение грязи и вони. Ощущалось появлением отголоска приятного чувства, как после горячего душа, когда все тело дышит. Но Леж сосредоточился на поверхностных, самых ярких чувствах, которые отвлекали от всего остального. А когда собеседник предложил обнять, то это ввергло в ступор. Самый натуральный.
- Что?- голос звучал слабо, прямо мышка на смертном одре. Фармацевт не мог поверить своим ушам и сомневался. Он все еще думает, что у него белая горячка с звуковыми галлюцинациями.- Обнять? Ты правда, хочешь обнять меня?
Будь Леж девицей, он побегал по потолку, но он не девица, потому просто тупил и пытался переварить происходящее. С ушами, может, все плохо, но не с ощущениями.
Движение Тиру были прямолинейны, однозначны и понятны. Они были легкими, мягкими. Мужчина разворачивается к гомункулу всем телом и раскрывает объятья. Леж это видит очень отчетливо. Легкое движение на себя. Сказать, что гомункула потянули вперед, нет, не потянули. Это было побуждение к движению, а слова звучали свободно, словно не десяток часов назад познакомились, а сидели за одной партой, хулиганили в университете и вместе прошли огонь, воду и расплавили все трубы.
- Не знаю... Но я...И ты не...- да, он не боится запачкаться или оскверниться, потому что видит Лежа совсем иначе, чем тот воспринимает себя.
Гоцц подается вперед. Между мужчинами примерно шаг. Пассажир соскальзывает с кожаного табурета у стойки, отдаваясь движению и вот он уже стоит вплотную к капитану, который обнимает его. Это вызвало нервозность и напряжение, но руки капитана были на плечах и спине. Они ощущались отчетливо, это точно не мираж и не галлюцинации. Объятия крепкие, бережные. От Тиру пахнет дорогой древесиной и металлом, нота машинного масла добавляет пряности образу, а дорогие чернила звучат акцентом. Капитан пах богацтвом путешествий, прохладой звезд, свободой ветра. Запах успокаивал.
Напряжение сползало неохотно, только выбора у него не было. Гомункул замер в объятьях капитана, спустя несколько мгновений он вздохнул, запах был приятный и спрятал лицо на плече.
- Тиру,- тихо спрашивает он- я действительно интересен? Даже после моей некрасивой реакции, что твой корабль из другого мира?- сам сказал и самого затрясло. Он вцепился в ткань одежды капитана, словно из-под ног ушла палуба.

[Тиру]

Тиру услышал, почувствовал, как к нему потянулись навстречу, и без раздумий подался вперёд, тоже вставая со своего места. Капитан обнимал - не спешил отпускать. Не потому, что хотел задержать, а потому, что чувствовал: Лежа всё ещё что-то терзает. Кажется, уже не так сильно, но всё ещё вполне ощутимо. Внутри него всё колотилось, как отголоски прошедшей бури, и Тиру просто оставался рядом.
— Ты действительно интересен, Леж, — тихо сказал Тиру, едва шевеля губами, почти на ухо.
— Ты же расспрашивал о корабле, искренне интересовался, как он устроен - где же тут некрасиво? Ещё и столькими необычными и занятными местами со мной и "Ткачом" поделился. Ты много путешествуешь?
Тиру немного сместил ладонь вверх, положив её между лопатками - туда, где чувствовался холод. Не физический, а тот, что остаётся от одиночества, непонимания. Капитан говорил тихо, спокойно. Почувствовав нарастающую дрожь Лежа, он постарался отвлечь - сместить внимание на что-то другое, не болезненное. Хотя, помимо этого, ему действительно было интересно.

Объятие казалось простым, почти обыденным, но в нём было всё. Тишина, в которой можно не бояться. Ощущение, что тебя не прогонят. Тепло, которое не требует ничего взамен. Тиру чувствовал, как напряжён Леж - как будто сам не до конца верит, что всё это по-настоящему. И от того, как неуверенно тот держался за ткань плаща, будто боялся, что сейчас капитан всё-таки отступит, в Тиру с новой силой проснулась осторожная, почти трепетная забота, став мягким поглаживанием по спине, по волосам.
Он уловил и то, чего не мог увидеть глазами: Леж был чуть выше его, плечи - широкие, но сама фигура - тонкая, не мускулистая, даже изящная. В этом была странная уязвимость - не слабость, а след своего выбора. Тиру выдохнул медленно, через нос. Без слов. Просто дышал рядом. И если Лежу нужно было молчать в этих объятиях хоть час, хоть два - Тиру бы остался. Без раздражения, без усталости. Потому что иногда это и есть самое важное: не уходить, когда другому страшно.

И в этой тишине, в этом почти невесомом моменте Тиру поймал себя на мысли, которую долго отгонял: что, может быть, всё-таки стоит... спросить.
Слово - тонкая штука. Оно может исцелить. А может и раздавить, если время выбрано неудачно. Но сейчас, в этом спокойствии, в этой хрупкой тени доверия, что расцвела у них под ладонями, казалось, будто Леж может, если захочет, выговориться. Впервые. Без страха, что его оборвут или осудят. Тиру чувствовал это - чужую, переполняющую боль, что медленно, но верно разъедала изнутри. Как стоячая вода, долго сдерживаемая плотиной: от одного неверного прикосновения она могла хлынуть, сорвать всё, утопить. Или, наоборот, очистить.
И потому он очень осторожно, почти на грани дыхания, сказал:
— Леж... можно я задам тебе вопрос?
Он не отстранился, не переставал гладить по спине - просто остался рядом. Легко. Тепло. Честно.
— Почему тебя пугает другой мир?
Пауза. Он не давил, не торопил.
— То, что с тобой случилось... это произошло там?
Капитан не хотел копаться в ране. Не хотел вынудить. Просто - предложить. Руку, плечо, тишину, если нужно. Если Леж заговорит - Тиру выслушает. Если промолчит - не осудит. И если дрогнет - поддержит.