[Нимрах]

Планета / город / дата: Сабаот, Планум, 5029 год

Участники эпизода: Нимрах, Малахия

Эпизод является игрой в настоящем времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту действовать по ситуации.

«...не найдёт он убежища ни на небе, ни под землёй. Ибо как жнец забирает жатву,

так заберу я его жизнь, и кровь его станет свидетельством перед лицом истины».

[Малахия]

— Есть информация и доказательства, что ты планировал раскол Ордена, — с неприкрытым презрением во взгляде начинает свой допрос этнарх–дознаватель.
— Это выше моих скромных сил. Хотя, быть может... раскол уже произошел, — с легкой улыбкой отвечает ему осужденный.
— По твоей вине? — скрестив руки за спиной, этнарх неспешно прохаживается вперед-назад.
— Ты мне льстишь и сильно переоцениваешь мои возможности, — на этот раз, скрыв улыбку, Джаролд расслабленно откидывается спиной на спинку стула, следя за своим дознавателем.
— Я слышал другое, — этнарх непреклонен. — Какова же твоя роль во всем этом? Кто твои сообщники?
— Моя роль? — невинно переспрашивает Крац.
— Что ты замышляешь? — голос дознавателя стал суровым, как мячик отскакивая от стен гулким эхом. — Не стоит рубить с плеча...
— Ты правда так считаешь?
— Да, — кивнул осужденный, потупив взгляд в пол.
— Тогда очень жаль, потому что решение уже принято,— жестко говорит этнарх. — Но твое признание может облегчить твое наказание.
В комнате повисает тишина.
— Полагаю, вы на это отважились лишь в надежде, что мое признание что-то изменит? Разве я не прав? — Крац глядит исподлобья, как загнанный зверь, угрожающе.
— Я намеревался воззвать к твоему чувству долга перед орденом, но, кажется, бесполезно, — плевок в пол, под ноги осужденному.
— А почему же не к морали? Благочестию? Честности, в конце концов, — Джаролд откровенно издевается, сухо рассмеявшись на слова этнарха.
— Может, хватит уже юлить? Давай, выкладывай все как есть, — требует дознаватель.
Вновь воцаряется напряженная тишина.
— Знаешь, говорят, что борьба за свои убеждения лишь закаляет... — слабая ухмылка в ответ.
— Хватит ерничать! – этнарх повышает голос, начиная терять терпение, однако сразу же берет себя в руки.

На этом запись допроса обрывается. На лице эмиссара отражается искренний и не поддельный интерес. Удивительно, сколько всего можно заметить, просто наблюдая. Это отнюдь не сложно, ничего сверхъестественного. Достаточно держать ухо востро и быть предельно внимательным, оттачивая восприятие. Хорошая память тоже помогает, а также воображение. Удивительно, правда? При чем тут воображение, спросит любой. Но оно нужно, чтобы избежать ложных домыслов, понять и найти правдоподобное объяснение тому, что подмечают все твои пять органов чувств, а потом построить теорию, умозаключение, которое даст подсказку и прольет свет на загадку. Одной из таких загадок является Джаролд Крац, которого обвиняют в предательстве Ордена Дискордиума. В этом деле много недосказок и еще более запутанные показаний на допросе. Прежде чем вынести приговор, был созван совет магистров, на котором разгорелись жаркие споры, поскольку Джаролд до этого времени ничем не выдал себя и представлял собой образцового бойца и адепта Ордена, даже более, он был претендентом в элитный отряд зачистки NAD-7. Но тут есть один немаловажный нюанс, который имеет место быть у каждого, кто имеет право голоса. Только тот, кто может всколыхнуть душевные стадионы, очаровать и завербовать на свою сторону, может перетянуть на себя чашу весов в ту или иную сторону и, несмотря на то, что голоса разделились, решающее слово было за демиургом, который решил, что Крац виновен и должен понести свое наказание. В качестве палача выбрали наилучшую кандидатуру, которую только можно представить на эту роль, а именно Нимраахтариса, который, собственно, является непосредственным учителем и наставником осужденного. Однако, во избежание непредвиденных ситуаций, которые по объективным причинам могут возникнуть, в качестве наблюдателя за исполнением приговора Энтропий назначает Малахию и просит посодействовать коллеге.
Размышляя обо всем этом, Малахия закрывает глаза и притворяется спящим, по крайне мере так может показаться на первый взгляд, но при более внимательном рассмотрении можно понять, что он действительно задремал. Пока эмиссар ожидает встречи с Нимрахом, а он, судя по тому, что сказал один из его подчиненных, может задержаться, ибо всегда завален множеством дел, пропускает момент, когда погружается в более глубокую дрему. С закрытыми глазами, удобно устроившись на диване, химера слышит, как за окном шумит листва деревьев, в которой запутался ветер, как переливисто щебечут птицы, переговариваясь между собой, как за дверью проходит несколько человек и кто-то из них весело смеется, а кто-то с ним в ответ спорит. Под эти незатейливые и ненавязчивые звуки, Малахия засыпает, скрестив руки на груди, прижимаясь головой к спинке дивана.

[Нимрах]

— Ради чего ты живёшь, командир?

Нимрах оборачивается, зажимая сигарету в зубах. Поиск зажигалки ни к чему — хватает быстрого взмаха пальцами, чтобы табачный лист, вспыхнув крохотным всполохом, принялся тлеть.

— Потянуло на философские разговоры, Крац?

Подчинённый устало улыбается в ответ, неопределённо пожимает плечами и упирается локтями в колени. Они сидят у костра. Розовый рассвет медленно стелется по военному лагерю, окрашивает в бледное золото палатки, острые силуэты копий, вонзённых в землю, прикорнувших в безмятежной тишине часовых.

— Неужели ради Ордена?

Нимрах долго не отвечает. Тишина затягивается, её нарушает только колючее потрескивание углей. Ард медленно поднимает взгляд, не на Краца, а куда-то дальше, за горизонт.

— Зафиксируй простую деталь: я не знаю, каково это — жить иначе. Орден — это всё, что у меня есть.

Крац хмыкает, бросает щепку в огонь.

— Значит, держишься за то, что под рукой?

— За то, что и является рукой. Рукой, заметь, кормящей. Не лучше ли держаться за что-то, чем пустить себя по ветру? Так ведь можно и вовсе исчезнуть, — сизый сгусток дыма, подобно редким облакам вдалеке, отделяется от губ Нимраха, расплывается в утренней прохладе, — Что же ты? Есть ли у твоей жизни цель?

Джаролд смотрит на него, прищурившись, и вдруг улыбается. Сумрачные тени не дают рассмотреть осунувшееся лицо целиком, только Нимраху всё равно кажется, будто губы подчинённого, одного из немногих, кого он так ценит, кому по-настоящему доверяет, с кем не прочь вот так вспороть брюхо собственных размышлений, изгибаются агрессивно и зло.

— Думаю, я нашёл одну. Очень особенную.

«Влюбился, что ли?» — Нимрах не озвучивает догадку, только одобрительно кивает и ещё разок затягивается, прежде чем затушить окурок, скрывая тот в кулаке. Из расслабленной ладони в жухлую траву высыпается крохотная горстка пепла.

— Командир. Если бы не ты, я давно б уже гнил в той пустыне на Климбахе. Хочу, чтобы ты знал: я никогда этого не забуду.

— А? Что это с тобой сегодня?..

Он уже знает: ответа не последует. Крац поднимается с насиженного места, отряхивая колени от щепок и угольных крошек.

И вновь улыбается.

«Сукин сын...»

Шаги гулко отдаются от каменных стен коридора. Пальцы сжимаются в кулаки так сильно, что костяшки окрашиваются в белый, короткие ногти до алых отметин впиваются в ладони. Лицо сохраняет удивительное хладнокровие, но под каменной маской непроницаемости кипит едкая, удушающая злость. Не вспышка, не яростный взрыв — она тлеет внутри, расползаясь по переплетениям вен медленным, ядовитым огнём.

«Неблагодарный кусок дерьма...»

Шаги ускоряются. В висках стучит однообразный гул, и каждое пропущенное биение — очередной ржавый гвоздь в гроб его, Нимраха, слепого доверия. Как же мог он пропустить, просмотреть такую подлость? Уму непостижимо. Человек. Боец. Друг, которому он иной раз доверял едва ли не больше, чем себе самому, исчезает в эпицентре зачистки, натравив хтона-элитника на сослуживцев. И, что хуже, крадёт артефакт такой мощи, что стоит тому попасть не в те руки — весь Аркхейм содрогнётся. Ради чего? Деньги? Власть? Мысли роятся, сталкиваются друг с другом, словно рыбёшки в тесном аквариуме, не давая покоя. Он перебирает в голове недавние разговоры, взгляды, каждую едкую, но, в общем-то, свойственную Крацу шутку. И не может вспомнить. Упущены ли намёки? Было ли что-то не так в поведении подчинённого? Или он так искусно скрывал свои намерения? Проклятье. Нимрах резко распахивает дверь в кабинет, и та с грохотом ударяется о стену. Воздух в комнате сразу наполняется тяжестью, будто ярость щупальцами глубоководного спрута расползается вдоль отделанных зеркалами стен. Ард проходит к столу. Сбрасывает с того какие-то свитки, бумаги, зачем-то освобождает пространство. За ровным дыханием кажущегося спокойствия скрывается напряжённая спираль, готовая вот-вот разорваться.

Он так погружён в свои мысли, что притихшую фигуру замечает не сразу. Не пугается, но на секунду замирает, будто застигнутый врасплох. Медлит, всматриваясь в знакомые черты. Хватает мгновения, чтобы брови Нимраха угрожающе сползли к переносице.

— Малахия.

Не здороваясь, будит громким окликом. 

— Энтропий прислал тебя? — Нимрах усмехается. В голосе чувствуется досада. Неужели демиург теперь сомневается и в нём, раз не может доверить погоню? — Не лезь не в своё дело. Я найду и обезглавлю Краца без твоей помощи. Контролировать выполнение приказа не нужно.

Приходится взять себя в руки. Малахия — не тот, рядом с кем можно действовать импульсивно. К тому же... Отправься они вдвоём, на разговор с Джаролдом можно будет не рассчитывать. Вряд ли его оправдания, если таковые вообще будут, хоть как-то изменят вынесенный приговор, но как командир, обучающий сопляка всё это время, Нимрах хотел бы знать. Знать, чем заслужил этот омерзительный удар ножом в спину.

— Проваливай, — он бросает на химеру полный ледяной злости взгляд.

[Малахия]

Когда до слуха доносятся гулкие шаги по коридору, Малахия просыпается, но не открывает глаза. Прислушиваясь, он позволяет своим чувствам «дорисовать» окружающую картину. По отчетливости приближающихся шагов, понимает, что это, скорее всего тот, кого он уже некоторое время ожидает. Как только дверь с гулким грохотом распахивается, до чуткого обоняния химеры доносится чужой запах. «Нимрах», — определяет эмиссар, но продолжает изображать из себя спящего. Среди прочих, он выделается запахом, который химера некогда запомнил, и поведением, не говоря уже о тяжелой ауре, которая всегда окружает арда. Будто издеваясь, Малахия подглядывает за ним сквозь не плотно прикрытые веки. Как наемник и эмиссар он первоклассный – умный стратег, его проницательность может сравниться только с его остроумием, на него можно положиться независимо от трудности поставленной задачи, что, собственно говоря, химера испытал на личном опыте. «Он почти не изменился. Те же выразительные черты лица, чуть выбившиеся пряди волос и сухопарость, вот только глаза, будто потухшие и полное отсутствие намека на озорную ухмылку, которая прежде так часто пряталась в уголках рта», — в голову приходит мысль понаблюдать еще, пока ард не проявляет свое внимание, устроив беспорядок на своем столе. «Помнится, некогда меня изумило в тебе твое боевое и ораторское искусство — даже небрежно оброненные тобой пара замечаний уже звучали как глубокие откровения. Я еще тогда подумал, что все твои мысли будто заранее оформлены, как если бы ты тщательно подготовил их накануне, но, хоть ты и не из говорливых, ты также мог свободно делиться ими, если только это касалось дел Ордена. Что ж, в то время мне было чему поучиться у тебя, но то время прошло».

— Теперь это не только твое дело, — ощущение, будто от громкого окрика даже воздух зазвенел. — Нимрах, — добавляет химера, открыв глаза.

— Ты, должно быть, шутишь, если решил, что я собираюсь помогать тебе, казнить предателя, — неспешно, поднявшись с дивана, Малахия направляется в сторону стола, не спуская с эмиссара такого же холодного взгляда, который встретил во взгляде арданатея, как только открыл глаза.

— И уж точно не буду читать тебе нотации о «родительской» ответственности, управлении собственными эмоциями и понимании, что такое хорошо и что такое плохо, — присев на край стола, эмиссар опирается одной рукой о поверхность стола, а второй хлопает Нимраха по плечу, хоть и прекрасно знает, что того от этого передернет как от разряда тока.

— Как долго ты был его командиром? Год? Два? — ледяная злость во взгляде арда, намекает, что химера на верном пути. — Приличный срок, чтобы он привязался к тебе и начал уважать, не находишь? Доверять. Может, даже любить? – усмешка.

На первый взгляд, он сказал эти слова полушутливо-полусерьезно, по крайней мере, в глубокой ледяной синеве его глаз сквозит замешательство, как если бы то, что происходило между ними лишь подтверждало внутреннее беспокойство, такое застарелое и куда более давнее, чем сама их встреча.

— С эмоциональной точки зрения Джаролд Крац как ребенок. Уверен, ему нравилось бегать за тобой как хвостик, делать то же самое, что и ты, быть рядом. Быть частью всего, что связано с тобой, — никаких криков, никакого повышения голоса даже на пол тона, лишь давление и факты, которые эмиссар собрал по крупицам, опросив всех, кто хотя бы мало-мальски был знаком с осужденным и наблюдал за его совместной работой с командиром.

— Что же произошло с этим мальчишкой, который решил кинуть даже тебя? Хотя, знаешь, я не удивлен. Характер у тебя отстой, — взгляд опускается на чужие руки, на которых химера отмечает глубокие следы от коротких ногтей. — Но ты знал его лучше других. Или может ты и сам его надоумил на предательство Ордена? — не ослабевая давления, напирает химера, допрашивая эмиссара.

— Признай, невозможно неделями и месяцами, проводить время с кем-то, бок о бок и не создать себе определенного — разумеется, неточного — представления о человеке, который был твоим подопечным. Представление, которое укореняется в голове с такой силой и достоверностью, что потом, оказывается, трудно принять жестокую правду. Такому как ты не трудно выжить самому - трудно отвечать за тех, кто не знает, как выживать, да? — тяжелый и сосредоточенный взгляд вновь устремляется на Нимраха.

— Меня послал Энтропий для внутреннего расследования, а также проследить за исполнением приговора. Хм...как ты там сказал? Обезглавишь Краца? — наигранная задумчивость. — А может, лучше вырвешь ему сердце? Или кишка тонка? Надеюсь, рука твоя не дрогнет.

— Кстати, я тут выполнил за тебя твое домашнее задание, — специально делает акцент на этом слове, как бесстрашный канатоходец, балансируя на грани терпения арда. — Есть информация, что видели похожего на Краца человека на грузовом космическом корабле. Угадай, куда же направлялся груз? — на стол кладется планшет со светящейся голограммой, которая показывает планету.

[Нимрах]

Ещё один сукин сын.

Нимрах скользит по нему взглядом — хищным, изучающим. За кажущейся невозмутимостью в нём уже просыпается раздражение, медленно, но верно.

Малахия всегда напоминал ему змею. Хладнокровный, решительный, как готовая броситься на добычу пустынная чёрная кобра. Скользкая, злая. Малахия никогда не кричит, не впадает в ярость, не делает резких движений — и от этого его удары ещё опаснее. Он анализирует оппонента и уверенно впивается в самое слабое его место, вонзает клыки глубже всего, выжидает, пока яд начнёт действовать. И лишь тогда улыбается. Вот и сейчас. Слова его точны, будто хлёсткий удар гремучего хвоста по песку. Он знает, куда целиться. Знает, как правильно надавить, чтобы вырвать из глубины звёздной пасти первое глухое рычание.

Нимрах, разумеется, не ведётся. Не так просто. Сообразив, что в кабинете он не один, делает над собой усилие и мгновенно собирается, сжимается в непробиваемую скалу, схлопывая почти рванувшую во внешний мир ярость в плотно сжатом кулаке. Не подаёт виду, что Малахия в очередной раз попадает в десятку. Только зубы стиснуты слишком крепко, вены на руках вздуваются сизыми лентами, а воздух в комнате кажется густым, как в штормовую ночь.

— Долго готовился? — спрашивает с ответной насмешкой, — Вижу, ты получаешь от этого удовольствие.

Нимрах стойко выслушивает чужие домыслы и нападки, не сводя с химеры тяжёлого взгляда. В какой-то момент он усаживается в кресло и с грохотом придвигается в том к опустевшему столу. Гулко хрустит костяшками пальцев, в попытке сконцентрироваться обводит сухую чернильную кляксу по неровному контуру, пока вдруг в башке набатом не простреливает отзвук колкой, пожалуй, самой болезненной за весь монолог реплики.

— ...может, ты и сам его надоумил на предательство Ордена?

— Заткни пасть, пока я не выдрал и не подвесил на крюк твой поганый язык, — обрывает Нимрах эмиссара. Эмиссара, такого же точно, как он сам, а это значит, что превентивно оттаскать язву за шкирняк на полигоне, как оттаскал бы любого младшего по званию адепта, попросту не выйдет. О, как было бы славно вдавить красивую самодовольную рожу в едкую климбахскую пыль, понаблюдать за тем, как алая кровь хлещет из рассечённой брови, смешиваясь с порохом, заливая эти мертвецкие белые радужки... — Он предал не только Орден. Он предал лично меня, — чеканит ард, признавая, и смуглая кожа тут и там угрожающе вспыхивает алыми прожилками, — Но не смей даже заикаться о том, будто это я посеял в голове Краца весь этот вздор. Предательство, побег, кража... Он прекрасно знает: я буду первым, кто явится по его душу.

«Знает. И всё равно решается». Глупец? Самоубийца? Замешан ли кто-то ещё?..

— ...вырвешь ему сердце? Или кишка тонка?

— Вырву твоё, если не захлопнешься.

«Сколько ж можно». Да, Нимрах ошибся. Крац обвёл его вокруг пальца, швырнув в лицо пылью фальшивой преданности. И теперь, когда искусно выстроенный каркас напарника наконец-то рухнул, предательство ощущается острее, чем любое другое прежде. Но если ещё хоть кто-то осмелится ткнуть его, Нимраха, будто тупую псину, носом в его же дерьмо, он разнесёт весь тренировочный центр Дискордиума. А потом... Потом — конечно, вырвет сердце Джаролда Краца и сотрёт в порошок, пока то ещё бьётся в когтистой ладони.

Когда Малахия заикается про уже начатые поиски беглеца, Нимрах тормозит нарастающее напряжение. Внимательно впитывает сочащийся из уст химеры яд, но разрывает затянувшийся зрительный контакт во избежание кровопролития. Опускает глаза на развернувшуюся голограмму. Выдыхает. Кто знает, что будет, отыщи адепты предателя раньше эмиссаров... Уж после того, что учинил Крац, желающих размазать по плацу его мозги предостаточно.

Хтон его побери, куда подевался этот щенок?! Догадок у Нимраха нет. Нет даже малейшего предположения, и потому, когда пульсирующая на космической карте точка подсвечивает Сабаот, он только приподнимает бровь.

— С чего ты взял, что это был он? Все активные миссии на Сабаоте были завершены ещё четыре месяца назад. Делать там нечего, — принимается размышлять и раздражённо осекается. Это он, командир, должен знать, какого хтона горе-подчинённый отправляется за тридевять земель, ни с того ни с сего бросив всё, ради чего жил — выживал — последние несколько лет, — Он не настолько глуп, чтобы праздно шататься с Поглотителем по Аркхейму. Тем более — по планетам на отшибе. Если только не решил толкнуть артефакт каким-нибудь контрабандистам или отбитой пиратской шайке под протекцией местных владык.

Пальцы ловят голограмму, растягивают мерцающие координационные квадраты, приближая зону космопорта, где и обрывается след беглеца. «Херня». Это не похоже на Краца. Преданный и исполнительный, тот, казалось, всегда обладал внутренним стержнем и руководствовался лишь жёсткими принципами. Осторожность, планирование. Даже пожелай вдруг Джаролд обогатиться, после всех сражений и перенесённых с прорывом Тхалитха бедствий он предпочёл бы продать в лирейское рабство пачку писаной красоты девиц. Или свистнул бы партию ценных металлов. Выкрал бы секретные разработки. Но уж явно не рискнул бы подвергать опасности шаткую стабильность мира.

— Уже связывался с филиалами на Сабаоте? Поглотитель фонит? Если нет, Крац следует технике безопасности.

Что, впрочем, чести ему не делает.

[Малахия]

Это только, кажется, или стрелки электронных часов слишком медленно ползут, а может и вовсе стоят? В голове химеры что-то щелкает. Словно рубильник. Напротив него сидит виновник его заточения в этой ловушке времени.
— Удовольствие я получу, когда ты приведешь приговор в исполнение, — ощущение, будто зеркальные стены вокруг вот-вот раздавят, как спелую ягоду в однородную мякоть.
Не так важно, что именно привело в эту комнату, но она полна памяти и запахов. Въелась, царапает и напоминает о том из-за кого он застрял в этой чертовой ловушке времени. Кресло, стол, зеркальные стены, вот они декорации и действующие лица этого спектакля. Скуке и жалости здесь не место. Им дает звонкую пощечину холодная расчетливость химеры, одетая в прозрачную вуаль скрытой порочности.

— Чтобы посеять зерно смуты, нужно намерено его вложить, дабы оно проросло в предательство, — Малахия замечает под смуглой кожей всполохи алых прожилок. Он не чувствует себя в опасности, химера и сам опасность. Он не испуган испепеляющим злобным взглядом арда, он сам страх и сама смерть, но в этот раз жребий быть палачом выпадает не ему. Все, что ему остается - это роль наблюдателя.
— Подумай, ты не заметил никаких странных перемен в своем подчиненном, мыслей, которые смущают разум? — заинтересованность химеры по отношению к этому делу, как и к самому арду, сравнима разве что только с циркулярной пилой. Остро, резко и на две части. Необъяснимая потребность в близости рядом с этим ловцом «искр» вытесняет более сильное желание убить друг друга.
— Он прекрасно знает: я буду первым, кто явится по его душу.
— И попадешь в ловушку, — злая усмешка. — Я все пытаюсь понять и осмыслить погрешности Джаролда Краца. Как можно, будучи обученным и предназначенным для определенной задачи, отказаться от своих функций? Речь идет о фундаментальных принципах ордена, от которых невозможно отмахнуться при помощи только кражи и побега. Даже мне в голову не придет дергать за хвост Хаотичного Бога, который в одно мгновение может прервать существование целого планетоида. Так почему же Крац пошел на это?
— Вырву твоё, если не захлопнешься.
— Обещаешь? — очередная усмешка. — Я очень сильно сомневаюсь, что тот, кто состоял в элитной боевой спецгруппировке вот так просто попался камерам, чтобы засветиться. Что это, если не приманка? Уверен, как и мы, он просчитывает и твои ходы тоже. Нет точной уверенности, что камеры зафиксировали именно Джаролда, но судя по показателям распознающих сканеров, вероятность составляет восемьдесят процентов, — эмиссар перестает обвивать тугими кольцами психологического давления, позволяя напряжению чуть отпустить, чтобы Нимрах переключился с желания оторвать химере голову на данные, которые тот ему предоставляет.

— Есть предположение, что он действует не один и, опережая твой вопрос «с чего я это взял?», отвечу, что при обыске, в покоях Краца были найдены зашифрованные послания. Часть из них удалось расшифровать, над остальной частью еще работают. Так как это магический шифр, расшифровать его труднее. И да, сбавь обороты давления своей аурой, тут, итак, нечем дышать, — Малахия оттягивает высокий ворот своей униформы, склонив голову в бок.
— У нас нет другого выбора, как отправится на Сабаот. Думаю, по его расчетам, именно так мы и должны поступить, — рассуждает химера. Его бледная рука тянется к тем, предметам, что остались на столе и выставляет на пустом пространстве в виде шахматных фигур. — Я прекрасно слышу, как работают твои шестеренки. Не напрягайся ты так, — подкалывает арда и оглядывает внимательным взглядом импровизированную шахматную доску.

— Мы не знаем, кто его сообщники, есть ли они и сколько их, но предположим, что есть, — в руку химеры ложится один из предметов канцелярии, который тот позаимствовал со стола. — Какие действия предпримет наш беглец? — губы химеры трогает хищная ухмылка. — Если ты в меньшинстве и силы не равны, не лучше ли вымотать противника, погоняв по недружелюбным просторам Сабаота? — Малахия делает ход, ставя свою «фигуру» на выдуманной шахматной доске. — Поглотитель не фонит, но это лишь вопрос времени, поскольку, если бы он фонил, нам было бы легче вычислить нахождение предателя.
— Знаешь, это как в поединке, — мысленно, он скрещивает клинки с Нимрахом, продолжая передвигать «фигуры». — Каждое действие противника вызывает ответную реакцию. Чтобы ослабить бойца заведомо сильнее тебя, нужно «растащить» его своими движениями на те действия, которые будут выгодны именно тебе, чтобы заставить «раскрыться», — в воображении клинки скрещиваются, выдавая всполох искр.
— Ложными ударами заставь противника раскрыться на свой коронный удар, — парируя, мысленно Малахия наносит удар, рассекая воздух рядом с Нимрахом. — Все это система «уловок». Ты ведь тоже его этому обучил? — и снова разговор возвращается, пусть и завуалирована, к теме кто кого в итоге предал и достоин ли сам ард доверия ордена. Малахия не понаслышке знает о боевой системе, которой обучает Нимрах. Он и сам почерпнул для себя полезные моменты в ведении боя.
— Но высший пилотаж в том, чтобы правильно комбинировать реальные «удары», и эти «уловки». Насколько виртуозен в бою Крац? Вряд ли он будет держать при себе Поглотитель, не воспользовавшись им,— подстегивает, наблюдая за реакцией эмиссара. Без предупреждения, резко выбросив руку в сторону лица арда, Малахия провоцирует того незамедлительно ответить. Эмиссар без особого труда, быстро и ловко перехватывает руку химеры, на что Малахия довольно ухмыляется.

— Прекрасные рефлексы. Иного я и не ожидал, — отмечает эмиссар. — На это, скорее всего, и рассчитывает Крац. Он знает, что ты уже идешь по его следу. Суть в том, чтобы использовать твою реакцию для того чтобы вывести тебя на нужный ему путь. Как ты поступишь, Нимрах? Добровольно попадешь в его ловушку и тогда, быть может, сможешь поймать это ничтожество или... — вырывает руку из захвата и потирает запястье. — Спровоцируешь его, чтобы он лично искал встречи с тобой? Подумай об этом. Не мы одни хотим расправы с предателем.
— Космопорт – там обрывается след. Так или иначе, я планирую отправиться на Сабаот и узнать у очевидцев подробности, если, конечно, они еще живы. Свидетели ведь долго не живут, — Малахия отворачивается и больше не смотрит на арда.

Инис- дикий остров. Полный монстров, страха, ненависти – и смерти. Здесь правит опасность, злоба, тьма и жажда убийства. Тревога едва уловимым звоном звучит в отдаленных уголках сознания Краца, но сердце его наполнено смиренной уверенностью, что никакая опасность не перегородит ему путь.
Иногда нужно заблудиться, чтобы понять себя. Заражённый разум лабиринтами с кучей нерешённых вопросов давит на виски, ожидая чётких ответов. Сколько способен выдержать человек? Ответ, по-видимому, один и тот же: бесконечно много. Как часто бы Джаролд не говорил себе, что всё кончено, последняя капля, конец пути, что дальше уже просто некуда, каждый раз происходит что-то ещё... Оставшись один, наедине с самим собой, бывший хаосит возвращается мыслями к тому, кто однажды перевернул его мир, растворив границы реальности, расшатав основы представлений о предназначении его жизни.
— Нимрах... — неспешное течение времени все дальше уносит мысли от берегов воспоминаний. Никогда Крац еще не чувствовал себя таким открытым перед самим собой, как в тот день у костра вместе с главнокомандующим. — Все должно было быть по-другому.
Внезапно взгляд Краца становится нечетким. Всё плывет и двоится. Требуется предельная сосредоточенность, чтобы увидеть что-то, что клубится бесформенным облаком во тьме. Неожиданно, хоть он и ожидает этого каждую минуту, из тьмы появляется высокая фигура. Закрыв глаза, хаосит концентрируется, чтобы прочувствовать чужую магию. Он не полагается на зрение. Этому трюку его когда-то научил сам Нимрах. В руке Джаролда вспыхивает магический электрический сгусток искры. Некромант поднимает защитные магические щиты, закрывшись сложными завихрениями энергии, готовясь к отражению атаки.
— О чем ты задумался, дитя? — шелестящий голос некроманта кажется безжизненным. — Тебя вновь терзают сомнения? — бездушный, в нем не чувствуется ни интерес, ни сочувствие, ни жалость.
— Нет, — говорит полу правду Джаролд и искра в его руке исчезает. — Он придет и примет мою сторону.
— Не забывай, обратной дороги для тебя нет. Теперь здесь твой новый дом, — напоминает некромант. Взгляд его полон снисходительности и чуть прикрытого равнодушия.