[Генри Волхайм]

[status]Да начнется игра[/status][icon]https://i.imgur.com/i78QNuR.jpg[/icon][nick]Рассказчик[/nick][lzbb]<div class="lz"><a href="https://arkhaim.su/index.php?topic=736.msg100389#new" class="ank">Рассказчик</a><lz>Неизвестный писатель повествующий о происходящем в мире путем историй</lz></div>[/lzbb]

Алькор / Прошлое

Генри Волхайм, Горацио Клеричи

Основной сюжет: Демиург Упорядоченности путешествует по свету и ведёт записи о интересных местах, личностях, событиях и т.д.
Сюжет Главы: Разговоры на обыденные темы, порой, могут иметь не совсем светский характер, и зачастую такие беседы не для лишних ушей...

Эпизод является игрой в прошлом времени и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

Поговорим о наших баранах

[Горацио]

...Всё тленное - герметика
Бог нем
И вселенная герметична...

- Чудесное мясо, янгонский соус как-никогда лучше подчеркивает послевкусие.
- Полностью согласен, Я.
Два Горацио ужина. Сидя напротив друг друга они, тем не менее, едва могли различить белки глаз собеседника, настолько длинным был стол, заставленный едой и напитками. Мяса, фруктов и вина столько, что целая людская деревня сможет прожить с одного только стола неделю или две. Золото и серебро стекало по потолку вниз, на стены и пол, в самых причудливых узорах, органично сплетенных из традиций разных культур и эпох. Нежные огоньки свечей спокойно двигались в такт неспешного светского разговора, склоняясь то в одну сторону, то в другую. Горацио проводил одни из самых приятных минут, что вообще можно представить - он уделял время самому себе в романтической, интимной атмосфере. Какая же еще должна быть атмосфера в любящем сердце?
- В этот раз Ты получился особенно удачно. В следующий раз нужно приготовить еще и позвать кого-нибудь, не одному же наслаждаться этим божестве...
- В смысле, Я получился удачно?
- Ты не понял? До сих пор? - Горацио засмеялся и пережеванная еда повалилась из искореженного рта, - Аха-ха-ха, возможно я перестарался, корректируя мозг!
Горацио посмотрел на ноги, но ничего не увидел: обе были отрезаны по ягодицы. Человек в ужасе перевел глаза на золотое блюдо, в котором лежали обглоданные кости.
- Нет-нет-нет, НЕТ, ТЫ НЕ МОГ! - животный ужас захватил разум калеки.
Он упал, резко потеряв равновесие. Кровь толчками била из обрубков, но Горацио не замечал, истерично крича и плача. Горацио медленно подошел к своей жертве, сел той на грудь и принялся душить двойника.
- Ты должен умереть. Не дергайся, ты ведь знаешь, что я не прекращу.
Влажный мерзкий хруст.

Мокрый от пота, Клеричи медленно дотронулся до шеи, не открывая глаз. Ничего. Простыни облепили нагое тело, будто бы захватывая в путы, но на нем никто не сидел. Человек приподнялся на ложе и наконец открыл голубые глаза, из которых беззвучно потекли слезы. Добрый десяток зеркал отражали трясущуюся фигуру, сжатую в комок. Через пару минут он поднял голову и встал, заглянув в одно из отражений - трещины разбитого зеркала проходили прямо по его лицу.

Алькор встречал преданного сына Архея. Процессия Горацио проходила по славному городу Лау, где был организован целый фестиваль, приуроченный к приезду известного мецената. Хуман посетил несколько приютов, пожертвовав круглые суммы. Заглянул в свою любимую оперу: ему особенно нравилось звучное "Ля" одной артистки, услышав которое, он сразу же ушёл, имея в виду, что лучшее Горацио уже услышал. Это можно назвать традиционным ритуалом Горацио, в любом месте он вел себя примерно так же.

Но цель Горацио в этот раз была вовсе не шикануть на публику, не подправить репутацию подачками толпе, а несколько другая. Он торопился. Проведя день в городе, он поехал в порт, оттуда по воде на остров. Еще только на подъезде к нему Горацио увидел то, чего желал: грандиозный Великий храм, что становился все больше и больше, заменяя собою темное небо. Чем ближе, тем сильнее щемило сердце, как у человека, что ждет долгожданной волнительной встречи. Чем ближе остров, тем скорее наступало утро. Беловолосый мог думать только за себя, но нечто похожее чувствовали и другие, что плыли рядом. Ему казалось, поток верующих не уступает самой бурной реке. По черной воде тихо скользили лодки-светлячки, мелькая огоньками. Этнархи и дархаты, хуманы и эоны и десятки малых рас в едином порыве стремились к Творцу, объединенные общей идеей Блага. Горацио, глядя на братьев по вере, почувствовал то самое, драгоценное, бесценное и такое мимолетное: единение.

Земля. Святая земля, что чувствовалось в каждой молекуле воздуха, в каждом атоме грязи под босыми ногами. Горацио, одетый в рубище, не заметил, как пешком преодолел путь до храма. Архей вот-вот должен был взойти, и тогда храм откроет свои двери для жаждущих. Горацио опустился на землю посреди толпы,как грязный нищий, со спутанными белыми волосами. Скрестил ноги и старался не погружаться в мысли - там было слишком темно и ядовито. Тем не менее, даже так мельком проносились мысли о том, что если его кто-то узнает, это будет даже хорошо - это может стать отличным инфоповодом, и тогда его паломничество поможет ему заработать. От осознания собственной греховности и корысти тошнило.

[Генри Волхайм]

Недалеко от побережья расположен небольшой остров с пышной растительностью, окутанный тайной и спокойствием. Остров окружен кристально чистой бирюзовой водой, нежно омывающей золотые песчаные берега. Высокие редкие деревья покачиваются под легким морским бризом, отбрасывая пятнистые тени на землю внизу. Подойдя к острову, каждый увидит величественный храм, возвышающийся из центра, его белые мраморные колонны и замысловатая резьба выделяются на фоне яркой зелени. Храм посвящен великой звезде, согревающей этот мир, — Архею. Его величие и элегантность являются свидетельством почтения и трепета, которые жители островов испытывают к этому небесному телу. Архитектура храма представляет собой смесь древних и современных влияний, а стены украшают замысловатые мозаики, изображающие небесные сцены. Структура украшена золотыми акцентами, которые ловят солнечный свет, создавая завораживающую игру света и тени. Когда человек ступит на остров, его встретит пение птиц и сладкий аромат цветов. Воздух наполняется ощущением покоя и безмятежности, словно само время замедляется в этом священном месте. Территория храма тщательно благоустроена, с пышными садами и извилистыми тропинками, ведущими к уединенным нишам и местам для медитации. Красочные цветы и ароматные травы украшают дорожки, создавая для посетителей чувственный праздник.

В центре храмового комплекса стоит высокая статуя Творца, его сияющее лицо смотрит на остров и окружающее его море. Статуя вырезана из блестящего мрамора, ее черты излучают ощущение силы и доброжелательности. Посетители приезжают со всего мира, чтобы воздать должное Создателю, которого, может никогда и не существовало вовсе, вознести молитвы и получить благословения на здоровье, процветание и счастье. Храм является местом паломничества, где люди собираются, чтобы прославить живительную энергию Архея и его роль в поддержании жизни всех живых существ. Когда день сменяется ночью, храм приобретает другую красоту. Заходящее солнце освещает остров теплым светом, окрашивая небо в захватывающую палитру оранжевых, розовых и пурпурных оттенков. Сам храм словно оживает в сумерках, его мраморные стены мягко светятся в угасающем свете. В этой тихой гавани время, кажется, остановилось, а посетителям напоминают о глубокой связи между человечеством и миром природы. Храм, посвященный великой звезде, является свидетельством непреходящей силы природы и вневременного очарования небесной красоты.

Генри прибыл на остров с чувством любопытства и скептицизма. Пробираясь через пышный пейзаж к храму, он не мог не восхищаться окружающей его природной красотой. Спокойствие острова было ощутимым, а далекий шум волн, разбивающихся о берег, создавал успокаивающий фон для мыслей. Подойдя к храму, Демиург был поражен его величием, но только архитектурным, а не религиозным. Белые мраморные колонны величественно возвышались, а замысловатая резьба на фасаде, казалось, рассказывала древние истории. Стоя перед входом, он не мог отрицать чувство трепета, которое внушал храм, хотя он всегда отстранялся от организованной религии. Войдя во внутренний двор, Генри сразу же окутал чувство покоя. Внутри острова было прохладно и тускло освещено, первый солнечный свет проникал сквозь листья деревьев, оставляя на земле разноцветные узоры. Воздух наполнен ароматом благовоний, а мягкий гул молитв и песнопений наполнял пространство.

Несмотря на свои сомнения в отношении религиозных убеждений, Генри привлекла красота и безмятежность храма. Он не мог не восхищаться артистизмом и мастерством, которые были вложены в создание такого священного пространства. Мозаики на стенах изображали сцены небесной красоты и космического порядка, и, изучая их, он испытывал чувство удивления перед тайнами Вселенной. Бродя по территории, Порядок наблюдал за благочестивыми прихожанами, их лица были полны благоговения и преданности. Он не мог не задуматься о роли религии в обществе, а также о ее способности влиять и формировать человеческое поведение. Его мысли обратились к концепции порядка и контроля, а также к тому, как религия исторически использовалась как инструмент для руководства и управления массами. Несмотря на свой скептицизм, Генри осознал утешения, которые религия предлагала многим людям. Он понимал, что для некоторых вера обеспечивает основу для понимания сложностей жизни, предлагая утешение во времена неопределенности. Глядя на возвышающуюся статую Творца, Демиург задумался о том, что, возможно, религия была отражением врожденной потребности человечества в порядке и смысле в хаотическом мире. Хотя он, возможно, и не полностью осознавал верования, хранящиеся в этом храме, он не мог отрицать, что он обладал определенной привлекательностью — свидетельством человеческого творчества и духовности.

Генри обратился к местному руководству, пытаясь организовать небольшую встречу и разговор. Он был полон решимости глубже понять культуру и традиции острова и знал, что общение с местным сообществом станет бесценным опытом. Прогуливаясь по оживленным садам, он не мог не заметить красочные гобелены, украшающие здания, и оживленную болтовню островитян, ведущих свою повседневную жизнь. Местное руководство встретило Демиурга тепло и гостеприимно, стремясь поделиться с ним своими знаниями и обычаями. Они договорились о встрече в тихом саду, где могли беседовать среди ароматных цветов и нежного шелеста листьев. Когда они заняли свои места, Генри почувствовал предвкушение, ему хотелось погрузиться в богатое разнообразие историй и мудрости, которое мог предложить остров. Параллельно со своим стремлением к культурному обмену Порядочный также искал передышку в своем путешествии. Тяжесть его мыслей и незнакомость окружающей обстановки заставили его жаждать минуты спокойствия. Местное руководство любезно устроило короткую паузу, позволив Генри побродить по безмятежным садам, где он мог найти утешение в красоте природы и собраться с мыслями.

Прогуливаясь по саду, Генри не мог не восхищаться нежными цветами и успокаивающей мелодией близлежащего ручья. Яркие цвета и опьяняющие ароматы окутали его, предлагая долгожданную передышку от сложностей его поисков. Его тянуло в уединенную рощу, где он сидел в тени древнего дерева, чувствуя нежную ласку мягкого ветерка на своей коже. Однако среди этого спокойного перерыва Генри остро осознавал необходимость сохранять осмотрительность. Он знал, что слишком рьяный или заметный вид может вызвать у местных жителей ненужные вопросы или подозрения. Он помнил о тонком балансе между культурным обменом и уважением частной жизни и традиций островитян. Размышляя об этом, сидя под древним деревом, Генри обдумывал сложность своего положения. Он не был из тех, кто слепо подчинялся общественным нормам, и он остро осознавал, что стоит особняком от тех, кто горячо поклонялся в монастыре Архея. На мгновение ему в голову пришла мысль, что некоторые могут счесть его действия нетрадиционными или даже неуважительными, но он оставался непоколебимым в своей решимости. В конце концов, Генри остался самим собой — любопытным, непредвзятым и движимым глубокой жаждой знаний и понимания. Он был готов преодолевать нюансы культурного обмена с изяществом и смирением, оставаясь при этом верным своим убеждениям и принципам. И когда он сидел в тихом созерцании под древним деревом, он находил утешение в этой ясности цели. По крайней мере так он думал, возвращаясь назад и остановившись недалеко от толпы молящихся возле входа в храм.

[Горацио]

Миг до рассвета длится бесконечно. Грехи душат так, будто горло на самом деле давят. Он устал: устал бежать от снов и видений, устал от давления фамилии, устал от работы, устал от удовольствий. Только сейчас, возле дверей храма, Горацио действительно почувствовал, как тяжело его деяния и мысли висят на душе, тянут его к холодной святой земле. Это место будто бы вскрыло нарыв в больной душе, и гной с омерзительным запахом потёк из раны Горацио. Очищение разума и тела - единственное, что ему оставалось.

Вера - неотъемлемая часть последнего из семьи Клеричи. Горацио верил не из страха перед неведомым, не по привычке, не из чувства долга. Его вера - это бушующий лесной пожар, в сравнении с пламенем свечи. Вера чистая и сильная, как заряд плазмы, как ткань магии. Вера для Горацио - это единственный жизнеобразующий аспект, без которого его просто нет. Горацио не нужен был мир без Архея и Архею, как считал Мудрейший, не нужен мир без Горацио. Нет ничего вне религии, всё суть воля Бога - это Горацио понял еще в детстве, читая размышления древних старцев. Горацио всегда был больше храма - в отличии от прихожан и священников, ему никогда не нужна была паства или пастырь, так, как это нужно обычным людям. Вера не успокаивала душу хумана, не обещала спасения, ведь до кошмаров, он всегда сам спасал себя. Он сам себе храм, самый прекрасный и величественный на свете, но... Когда твой храм сожжен, разрушен и осквернён, тебе нужно искать новый. И он, кажется, нашел.

"...Я не страшусь тьмы вокруг, ибо Милосердный Огонь освятит путь. Я не страшусь смерти, ибо Дарующий Жизнь возродит меня. Я не страшусь тьмы в душе, ибо Огонь Карающий очистит её. Я не страшусь жить, ибо Архей хочет, чтобы я жил. Я ничего не страшусь, ибо я - Избранник... Я не страшусь тьмы вокруг..."

Бесконечная молитва то текла, то истерически билась в истерзанном разуме Горацио. Спасительные слова, что он сочинил в далёком детстве, все еще защищали его даже сегодня, помогая забыть чувство бессилия и слабости. Но Горацио-ребенок молитвой боролся со своим телом, а Горацио Великий теперь вынужден биться с духом. Ныне он, как и раньше, не мог закрыть глаза дольше, чем на миг: перед мысленным взором сразу возникали сцены самобичевания, смерти и разложения. Он не смел закрыть глаза, чтобы вновь не встретить себя. Сцены из кошмаров, что мучают хумана ночью и днем, нарушая священный порядок Архея. Картины Смерти не интересовались временем и положением светила, они просто возникали перед ним тогда, когда разум остается наедине с собой. Без слов, звуков и системы, лишь порочное воображение, что встало против своего хозяина. Немой фильм без начала и конца, вечный и хаотичный, жуткий и болезненный. Кошмары день за днем медленно отравляли его и этому, так или иначе, нужно положить конец.

- ...Я не страшусь тьмы в душе, ибо Огонь Карающий очистит её... - люди вокруг не слышали тихого голоса Горацио. Они, счастливые в своей вере, дружно пели литании, с любовью и святой надеждой смотря на Великий храм, который вот-вот должен быть озарен. Горацио не слышал людского гула, чувство единения прошло, как будто бы его и не было. Толпа все больше обступала его, будто бы не замечая сломленной фигуры под ногами. Так молодые деревья перекрывают свет деревьям старым и больным; так титанические многоэтажные дома хуманов поглощают самих людей. Тысячи фигур месили грязь под ногами, в которой продолжал читать молитву Горацио. Но был ли это настоящий Горацио? Чувство отчуждения от собственного Я холодной сталью поразило сердце и кишки. Нет-нет-нет! Может ли настоящий Горацио сидеть в грязи, как оборванец, и ждать помощи? Разве это не его больной близнец, чья жизнь была оборвана с рождением Истинного Горацио? Разве может настоящий Избранный Археем так унизиться перед самим собой?

Есть ли ему вообще место здесь?

Нет, он не мог предстать перед Богом так, когда он настолько слаб и нищ духом! Горацио вскочил и понесся прочь от монастыря, истерически обругивая ее, но толпа задержала его, будто бы не заметив, что какая-то ее часть хочет сбежать. Он не успел. Копья Архея пробили небо и упали на храм. Свет заиграл на стенах, мозаиках и статуях, святилище в мгновение ока загорелось красным, став драгоценным камнем, рубином в короне Алькора. Двери открылись и верующие медленно двинулись внутрь. А Горацио стоял спиной к храму, обессиленный, разбитый и расстроенный, со светом, что лег ему на плечи и голову. Здесь покоя он не обретет. Но чуть поодаль он увидел высокую фигуру, что не шла к храму, как и он. Фигура не молилась, а просто смотрела на них, на него. Горацио поплелся навстречу силуэту, что был неуместен и чужд. Горацио не задался вопросом, кто или что это, ему было все равно: не имеет значения и то, что самим Горацио сейчас двигало зло, а не праведность. Шаг за шагом в нем просыпалась мрачная злоба, к самому себе, к слабости и к тем, кому здесь явно не место.

Почему ты не молишься? Почему не идешь к Богу?, - ментально воззвал к фигуре Горацио, встав к телу практически вплотную. Человек был громадным в сравнении с ним, но магнат смотрел прямо в глаза чужаку с презрением, которого достойны только насекомые.

[Генри Волхайм]

Генри стоял на краю шумной толпы, его глаза устремлены на море людей, двигавшихся в почти синхронизированном ритме. Шум толпы, какофония голосов и шарканье ног наполняли воздух, но Демиург, казалось, находился в своем собственном мире, не обращая внимания на все, что его окружало. Когда он наблюдал за толпой, его охватило чувство отстраненности. Он размышлял о количестве разумных перед ним и о потенциальных опасностях, скрывающихся внутри стада. Что, если кто-то упадет или потеряет сознание посреди этой толпы? Сможет ли кто-нибудь заметить это среди неустанного движения? В голову пришла идея эффекта толпы, или стадного эффекта. Он знал, что когда толпа идет по определенному курсу, она становится неудержимой силой, безразличной к индивидуальным нуждам и заботам. Это была могущественная и безжалостная сущность, которая могла легко растоптать что угодно и кого угодно на своем пути.

Внезапно суматоха прервала размышления. Молодой человек благородной осанки, одетый в прекрасное одеяние, но теперь покрытый грязью и пылью, попытался прорваться сквозь толпу людей. Несмотря на все его попытки заявить о своем присутствии, он казался не более чем пятнышком в огромном море тел. Порядочный наблюдал со своей выгодной позиции, скрывшись за углом, чувствуя нежелание вмешиваться. Тем не менее, даже пытаясь остаться незамеченным, он не мог не быть втянутым в разворачивающуюся драму. Борьба молодого джентльмена за признание среди неустанного потока человечества была горьким напоминанием о подавляющей силе жизни, перед которой все равны. В этот момент Порядок остро осознал тщетность попыток бросить вызов коллективной воле толпы. Это была сила, которая могла легко поглотить индивидуальность и сделать ее незначительной. Пока молодой человек продолжал бороться с течением, наблюдатель не мог не задаться вопросом, поддастся ли он в конце концов неумолимой силе толпы? Риторические вопросы на которые ответ даст только время.

—Вопрос встречный...почему же ты не идёшь молиться со всеми?..—Человек, стоявший почти вплотную к Генри, излучал атмосферу таинственности и интриги. Его поза была самоуверенной, взгляд напряженным, циничным, и его присутствие, казалось, привлекало внимание, даже не пытаясь этого сделать. Когда он задавал вопросы, в нем чувствовалась особая энергия, как будто он передавал свои слова прямо в умы тех, кого допрашивал. Он обладал способностью общаться без слов, посылая свои мысли прямо в головы собеседников. Так даже удобнее. Генри, стоявший напротив, заметил эту загадочную фигуру и не мог не ощутить дежавю. Он наблюдал за мужчиной свысока(в виду разницы в росте), его взгляд тонко исследовал каждое движение незнакомца. Несмотря на необычность ситуации, Порядок застыл как истукан, не в силах оторвать взгляд от развернувшегося взаимодействия. Близость Горацио к Демиургу создавала в воздухе почти ощутимое напряжение. Когда двое мужчин стояли в непосредственной близости, между ними возникло тонкое, но неоспоримое чувство связи, как будто невидимая нить связала их вместе в этот момент. Хотя Порядочному не сильно хотелось отвечать на вопросы странного Хумана.

Тяжелый вздох сорвался в воздух, выдавая его внутреннее смятение, когда он изо всех сил пытался осознать странную встречу, развернувшуюся здесь и сейчас. Его огненно-оранжевые глаза, обычно наполненные яркой интенсивностью, теперь смотрели вдаль и почти пусто, глядя на странного знакомца. Безразличие в его глазах, казалось, отражало загадку присутствия, создавая атмосферу невысказанного напряжения. Несмотря на тревожный характер ситуации, Генри не предпринял никаких попыток изменить или нарушить происходящее. Вместо этого он оставался молчаливым наблюдателем, позволяя беспрепятственно разворачиваться странному взаимодействию между ним и человеком явно высокого статуса и мнения о себе.—...что для тебя есть бог?..этот храм возвели Архею...что...не много не мало, звезда, коих много на небосводе...

Когда Генри слегка повернулся в сторону, серебряный крест с завораживающим изумрудом в центре поймал первые лучи рассвета, отбрасывая сияющее мерцание, которое, казалось, танцевало и играло с утренним светом. Замысловатые детали артефакта были подсвечены, обнажая изящные гравюры, которые сверкали, словно шепча тайны прошлых веков. Его глаза огненно-оранжевого цвета, отражающие оттенки пробуждающегося солнца, смотрели вдаль. Рассвет раскрасил мир в оттенки золота и розового, заливая пейзаж безмятежным сиянием. Выражение маски есть тихое созерцание, как будто он впитывал самую суть утра, симфонию жизни, развернувшуюся перед ним. Противоположный берег ожил, демонстрируя захватывающее дух пробуждение. Нежный плеск волн о берег создавал успокаивающий ритм, как будто сама природа оркестровала гармоничную мелодию. Начали появляться люди, каждый со своей целью и предназначением, ткут полотно человеческой деятельности, которая прибывала и отливала, как приливы и отливы великих океанов.

Безмолвное наблюдение, казалось, вышло за пределы времени и пространства, как будто он был свидетелем не только начала нового дня, но и развития бесчисленных историй и судеб. Он наблюдал с отстраненным видом, будто был одновременно частью этого мира и в то же время каким-то образом удален от него, загадочная фигура сама по себе. Момент затянулся, зависнув в хрупком балансе между неподвижностью и движением. Как будто само время затаило дыхание, плененное тихой напряженностью, исходившей от присутствия Бессмертного. Мир продолжал пробуждаться вокруг, но в этот мимолетный момент он существовал в своем собственном царстве, загадочная фигура на пороге чего-то необычного.