[Энтропий]

"[align=center Стартовая локация[/align]"] Сабаот, зиккурат Энтропия

"[align=center Участники эпизода[/align]"] Энтропий  § Вирокс

Эпизод является игрой в прошлом, закрыт для вступления других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, будет актуальна стандартная система боя.

[Энтропий]

Свет Архея проникал внутрь, многократно преломляясь и концентрируясь в кроваво-алые лучи. Они разрезали пространство и то вибрировало, наполняя верхний храм зиккурата густым запахом сырой магии. Под верхний храм отводилась четверть пирамиды от острой вершины и ниже. Непосредственно сама вершина возведена из толстых рубиновых панелей-витражей, покрытых сложной вязью и обманчиво простой гравировкой сигилов.

Закат, слившейся с краснотой потолочного сектора, усиливал и без того кровавый дурман залы. Сырая магия лишь предавала ему пикантности. Или это делал дымный запах ладана...

В стены из чёрного оникса были вмонтированы циклопические овальные «аквариумы». Они занимали  всю доступно площадь верхнего храма. В каждом находилась обнажённое тело. Они все были разные — бесчисленные и прекрасные формы жизни. Некоторые из них покажутся непостижимо уродливыми, а другие — совершенными. И только Энтропий не видел между ними фундаментальных отличий.

Оскаленная клыкастая пасть с острыми мандибулами выглядела до греховного гармоничной на тонкой шее. Изящные руки, круглая грудь, высокая талия в обхват пальцев. Длинные ноги оканчиваются длинными изогнутыми стопами, а всё тело покрыто угольно-чёрном хитином.

Энтропий прошел дальше, проводя ладонью по шёлку длинных волос. Здесь не было стёкол, питательная среда, в которой плавали химеры, ограничивало силовое поле, и можно было свободно запустить руку в густую массу, прикоснуться... или убить.

Энергетические вспышки и смена этажности капсулы дали понять, что очередная химера созрела. Чем ближе Тварь находилась к алой вершине, тем она была менее зрелой. У самого потолка хранились ещё совсем зародыши.

О... он помнил эту Тварь. Идеальное в своей симметричности тело, созданное как эталон нового времени. Никаких защитных пластин, острых когтей или опасных мандибул. Светлая фарфоровая кожа, антрацитово-черные волосы, красивое лицо. Энтропий опустил глаза ниже, усмехнулся. Самец. Занятно, а ведь он до последнего думал, что получится самка. Нет, теперь самкой здесь и не пахнет.  Здесь, в этом зиккурате, играли с самой жизнью, матерью природой. Именно поэтому ему требовалось столько образцов, тысячи попыток, и при помощи высшей протомагии получится создать что-то идеальное в своей смертоносности.

Любовно огладил грудь, плоский живот химеры. Органы — полный комплект. Что ж... пора... то, как быстро адаптируется Тварь после выхода из питательной среды, скажет о ней многое.

В центре уже собралась груда мертвых тел, кто-то умер сам, не получив помощи, а кого-то Энтропий убил, посчитав недостаточно сильным.

Он вытащил его резко, одним сильным движением швырнув на горячий каменный пол. В блеске алых отсветов, языков пламени и магических искр влажная пленка на бледной коже играла бриллиантовыми переливами.

[Вирокс]

Он медленно появляется из ниоткуда. Первыми приходят ощущения. Комфорта, покоя. Незначительного давления со всех сторон, легкости. Но ни одного названия не возникает - нет еще сознания, в котором могли бы появиться понятие и осмысление. Иногда снаружи проникают какие-то колебания, и невидящие глаза плавающего в растворе чуть приоткрываются рефлекторно и снова мирно смежеваются. Иногда он чувствует резкие движения извне, дрожит в своей скорлупе, что рывками опускается все ниже, и не ведает ничего, что происходит вокруг его застывшего мирка, ограниченного силовым полем, хранящим и формирующего его жизнь.
  Но тот последний рывок капсулы приносит беспокойство. Что-то меняется перед тем, заключительным спуском. Существование... он сам начался. Ощущения вдруг становятся понятны. Ему становится тесно. Становится слишком давно. Оказывается, у него есть тело, границы, очерченные еще уже, чем тепло отведенной ему капсулы, и это тело пронизывает разряд за разрядом, заставляя сокращаться мышцы, знавших до того только блаженное расслабление. Это тело ему предстоит наполнить собой, и его готовят к движению. Грудь поднимается, сокращается диафрагма - его учат, что когда-нибудь придется дышать. Под веками беспокойно расширяются зрачки, глазам предстоит видеть. Звуки, тактильные галлюцинации - или это просто сигналы, что шлют ему прямо в мозг? Обучение. Это все пока еще не больно, понимание, что боль существует ему подарят практически последним. Тело будет корчится в спазмах и судорогах, от самой слабой, до теряющейся в субъективном времени агонии, а затем так же прогонят через все наслаждение, что он способен выдержать, чтоб впредь смог отличить одно от другого. Его самости позволяют проявиться постепенно, чтоб системный шок от резкого пробуждения не уничтожил химеру. Слишком много труда было вложено в его создание.
  Когда капсула последний раз тронулась с места, он уже знал - это падение вниз. Его колыхает вместе с со средой, практически уже истощенной, отдавшей ему все, что могла. Словно птенец, о которых пока еще ничего не знает, он чувствует, что готов к тому, что вот-вот все изменится. И тогда он чувствует... касание. Да, мир еще больше расширился, в нем есть что-то, еще им не познанное. Впрочем, тяги к познанию еще только предстоит проснуться. Пока он просто ждет тех изменений, что обещают пробуждающие импульсы, то ли извне, то ли давно уже существовавшие в нем, и только сейчас осознанные.
  И он связывает их с той плотью, что скользит по его телу, пытливо касаясь, от груди и вниз, вызывая короткое сокращение мышц пресса, волной передающееся дальше, до подвздошных и ниже.
  Ее движение приносит с собой еще одно понимание - времени. Оно идет и чужая рука движется ему параллельно. Изменение, что можно измерить, осознать. Существование делится на забытое "тогда" и происходящее "сейчас". И память, первое что его встретило в этом мире - касание.
  А затем вселенная взрывается, снова сдвигается, резко и грубо. Ласковое давление среды, что обхватывало его со всех сторон и поддерживало, внезапно пропало, и все опоры сжались до пары жестко вцепившихся чужих ладоней. Короткий миг восстановленного парения, он врезается в твердое, лежит без движения секунду, чувствуя нарастающий в груди рокот, резкий удар изнутри, там, за ребрами, и знакомый уже, но едва ли осознаваемый толчок диафрагмы. Резко дергается, извиваясь на полу, и, неуклюже развернувшись, плашмя, корчась у ног Энтропия, извергает остатки питательной среды - она течет изо рта, из носа, но все не убывает, и попытка поддаться тому инстинктивному желанию расширить грудную клетку, наполнить ее свежим, легким, только заставляет вновь захлебываться. Руки неуклюже подтягиваются, чтоб отжать все тело от пола, освободить лицо. Под светлой кожей перекатываются созданные быть сильными мышцы, и у него получается сделать первый вдох, тяжелый, сиплый, болезненный и проясняющий то немногое, что сейчас является сознанием химеры, что кричит и старается до конца очистить легкие. Спина содрогается, но к пятому-шестому разу он уже овладевает навыком дыхания.
  Он подтягивает под себя ноги, отталкивается скользящими ладонями и выпрямляется, а затем раскрывает глаза. Мягкий красноватый свет почему-то дает ощущение уюта, подобного тому, что был тогда, но его заслоняет какая-то тень, и химера, вскинув голову, впервые смотрит на своего создателя, видит его. А затем медленно пытается подняться, пошатываясь, ища равновесие, и в итоге соскальзывает обратно на пол. Эта первая попытка тем удивительнее, что с момента изъятия его из капсулы не прошла и вторая минута. Но, дрожа всем телом, продолжая смотреть на велевший ему существовать воплощенный Хаос, Тварь снова и снова пробует подняться на ноги.

[Энтропий]

Адаптация — первая из многих тысяч проверок, ждущих его впереди. Энтропий не торопит, лишь наблюдает с усмешкой за чередой пока ещё бесплодных попыток подняться.

Тук... тук... — бьётся сердце создателя. Жестоко и неумолимо. Если Тварь не приспособится к окружающей среде до шестидесятого удара, ждать дальше будет уже бессмысленно.

Он красив. Чертовски красив. Смертным было бы жалко превращать столь удачно получившийся образец в кожаный мешок, наполненный мясом, костями и кровью. Тяга смертных к определённому сочетанию генов всегда забавляла бога, как и стремление к симметричности. И тем смехотворнее, что идеальная симметричность в человеческих оболочках их пугает. О, нет, в этом теле было всего в меру, разве что с симметрией и эстетикой он в коим-то веке перестарался. Химера из антрацитового дракона и субстрат огненного духа, слитые воедино благодаря специально «сверстанному» для этой цели сигиллу, получилась обжигающе притягательной. Энтропий помнил каждую удачную схему ДНК, зашифрованную в сигилле, и чтобы родилась эта Тварь пришлось умереть трём сотням других.

Двадцать один...

Двадцать два...

Он кашляет, кажется, ещё секунда и на каменном полу будет валяться кровавая масса из выхарканых лёгких.

Но нет. Тварь поднимается на ноги, смотрит на Энтропия своими глазами цвета пока ещё новорожденного космоса. Быстро же он адаптировался. Определённо лучший результат в этой генетической линии, да и среди многих других.

На лице Хаотичного бога играет всё та же беззлобная усмешка, — её Вирокс будет лицезреть почти всегда, и в моменты одухотворяющих речей, и когда орущая плоть сгорает в заживо. Да, временами Энтропий носил и другие маски, некоторые ему шли, как например роль задорно-ироничного, игривого, но, несомненно, доброго бога.

— Подойди... — велит Энтропий и притягивает в сторону химеры ладонь. Когда та приближается, демиург стирает пальцами со щеки густую липкую слизь. Мгновенно она начинает стекать с тела Вирокса, словно обычная вода.

Горячая рука скользит дальше, за ухо, крепкие пальцы сжимают шею под самым затылком. Почти до боли. Энтропий продвигает химеру ближе. Настолько, что чувствует прохладу ее кожи почти успокоенное дыхание. Внимательно разглядывает лицо.

Волосы у Хаотичного длинные, спадают почти до самых бедер. Тело покрывают карбункуловые пластина брони, на рёбрах, локтях и плечах щерящиеся острыми шипами. Черты лица заострённее, чем привыкли последователи хаотично-доброго мировоззрения и, тем-более упорядоченного.

Пришла пора для второго испытания. Взгляд бога уже смягчился, в нём проснулись нотки участия и покровительственность.

— Добро пожаловать в мир, Вирокс. И первое, что ты должен знать... почти трём сотням тебя пришлось исчезнуть, лишь ради этой минуты.

Пока ещё Тварь не сумеет понять, что трем сотням химер пришлось умереть, потому что они были недостаточно совершенны. Нет, что-то он конечно же поймёт, но это будет не совсем необходимое сейчас.

Вирокс должен погрузиться в чертоги собственной самости. Это как понять «Я не они, но они были столь же важны». Зачем? Дабы не раствориться в воспоминаниях.

Зрачки Энтропия на секунду сужаются в точки, радужка вспыхивает багряными протуберанцами. Вторая секунда — тьма заволакивает их. Поглощает и не отвести глаз, тьма прорывается в голову Вирокса, словно иглы... шерудит в его мозгу. Это не больно. Просто  н е в ы н о с и м о.

Воспоминания сотен химер затекают в него. И там нет ничего такого, что Вирокс не способен вынести. Одни химеры продержались двое или трое суток, другие почти полгода. Все они были убиты, проходя испытания или другими химерами. Они не выглядели как Вирокс, около половины и вовсе были женщинами, однако нечто неуловимое в их облике... жило. И совсем скоро оно будет смотреть из каждого зеркала.

Теперь он знал кто такой, для чего был создан и кем...  
и самое необходимое для Начала...

[Вирокс]

Опыт за пределами человеческого познания - начинать существовать в мире, будучи способным постигать. Сразу нырять в мутную воду. Но химера создается таким, что способен это выдержать - иначе это просто еще один неудачный эксперимент, как сотни до того. И это ему тоже еще предстоит узнать. А пока - учится пользоваться телом, что ему дано, удачном во всех смыслах телом. Способным быстро приспосабливаться, достраивать нужные нейронные связи, перекидывать прочные мосты между намерениями и действиями.
  Вот только собственное намерение он пока еще не способен сформулировать большим, чем встать с теплого и мокрого от остатков питательного субстрата пола - и то, подчиняясь скорее требованию оболочки - ее создавали, чтоб он стоял ровно, расправив плечи, подобно тому, кто с интересом и легкой усмешкой смотрит на его попытки. И инстинктам: плашмя он уязвимее. Почему так, и почему быть уязвимым плохо - он толком не понимает, но знает, что это так. И, когда ему удается не только выпрямиться, но и утвердиться на ногах, слышит короткое слово. Появляется чужое намерение, которое можно воплотить, и босые ступни делают шаги. Даже если бы значение приказа не всплыло откуда-то из глубин зарождающейся личности, он бы подчинился, может - жесту, может - оттого, что нет у него еще своей воли, но есть вложенная потребность подчиняться своему создателю.
  И Тварь концентрируется на ощущениях от нового касания, не обращая внимания, как очищается его тело от остатков субстанции.
  Вслед за мимолетной парастезией - химеру заинтриговывает это легкое эйфорическое чувство, появляется тревога, когда рука стискивает ему шею, подтягивая ближе. Впрочем, пока и это ему... нравится? Или ему нравится первая оценка, которую Твари удалось присвоить чему-то, происходящему с ним? Он не знает, и, пока еще путаясь в суждениях, отвечает внимательному взгляду своим, расфокусированным, бездумным, замерев, оглушенный еще и первой осознанной болью, хоть и слабой - когда шипы на облачении Энтропия царапают ему кожу. Химера впервые разделяет чувства и ощущения. Из первого состоит он сам. Второе - сообщает ему тело.
  Так и запечатлевается его имя, посреди испытываемой какофонии сигналов. Выражение лица Энтропия меняется, и тревога пропадает. Тварь - Вирокс. Химера получает название, что-то, чем может себя описать, первая точка опоры для самостоятельного мышления. И, разомкнув губы, пытается повторить. Горло саднит после кашля и рвоты остатками субстанции, голос звучит хрипло, но звуки артикулирует уверенно:
  - Вирокс-с. - Вирокс тут, он не исчез, и до бывших до него ему еще нет дела... Но длится это блаженное, эгоистичное неведение буквально миг, потому что в следующий миг новый мир просто перестает существовать, взорвавшийся в ослепительной темноте, которой так много, что новообретенное самосознание просто рвет на части, изнутри.  
  Он уже не раз стоял здесь. Она не успела даже подняться. Он не начал дышать. Она думала, что будет вечной. Они узнали свое предназначение и не выполнили его. Они испытывали многое, и опыт сотен коротких жизней прорывается в него настолько стремительным потоком, что Вирокс...

  ...умирает в руках Энтропия. Почти три сотни раз. Самыми разными смертями, за настолько короткий миг, что испытываемое им не успевает пережить ни сознание, ни тело. Он агонизирует, угасает, порой даже и не замечает смерти. То понимает неминуемое, то убаюкивается надеждой и пропадает без страха и боли. Он убивает сам себя, и, одновременно, гибнет от собственной же руки. И все это - в багровом мареве и непроницаемом свете.
  Когда он снова обнаружит себя кричащим чуть ли не до рвущихся связок, конвульсивно дергающимся, ослабевшим и дерущим собственную кожу ногтями - когтями, потому что кто-то из предшественниц погибла, не совладав с изменениями, что пыталась внести в собственную плоть - в этом хаосе рождений и гибелей успевает выкристализоваться ядро будущей личности Тва... Нет, теперь уже точно - Вирокса. Понимающего, что он такое, для чего и кем был создан. И кем должен стать, чтоб тому, кто будет после не досталось воспоминаний почти трех сотнях и одной смерти.
  Крик резко обрывается, руки вновь становятся нормальными - потому, что он осознает теперь свое тело, хоть оно и все еще дрожит от пережитых чужих воспоминаний. Взгляд проясняется, и Вирокс, глядя в лицо Энтропию, хрипит:
  - Я готов.

[Энтропий]

Рубиновые капли света на алебастрово-серой коже играют острыми гранями, резонируя с той агонией, что творится в сознании Вирокса. Энтропий держит его крепко, чуть склонив голову к плечу как большая овчарка. Цепкий взгляд жадно скользит по лицу, будто бог не желает пропустить ни секунды этой мучительной трансформации.

— Я готов.

Энтропий усмехается. Беззлобно, покровительственно и иронично. Конечно же, он готов. Готов начать свой путь к возвышению. Или гибели. Недосказанность смерти никогда не стояла между ними, потому что фундаментальные вещи не требуют семантики слов. Да, Вирокс может умереть. Да, его место займёт следующий. Да, в этом не будет никакой жестокости как и предательства, лишь древний «животный» расчет.

Воплощение разрушительного хаоса, что существует в синергии с созидающем. Он будет убивать, чтобы другие получили больше ресурсов, а Хаос — наслаждения. Не в смертях разумных, а в расширении собственных границ. Стремление Первородного к разнообразию губительно, особенно, когда ему предаются бездумно. Сделать своей частью как можно больший пласт разумной и неразумной материи невозможно без таких, как Вирокс: ликвидаторов, солдат, боевиков, — тех, кто сеет погибель всему: живому, мертвому, мечтам и стремлениям, планам и мести.

— Идем, тебе предстоит многое, но начнем мы по-порядку.

Без порядка и структуры добиться собственных целей... возможно, но придется пожертвовать многим. Нет ничего более жалкого, чем бездумный хищник, способный лишь к стихийности.

Обсидиановые коридоры зиккурата освещались алыми и фиолетовыми кристаллами. Под ногами теплый пол; из янтарного кварца здесь — в длинной «кишке», что ведет в следующую галерею, а дальше — из багряной мозаики, еще дальше — прозрачная транспаристаль, через которую виден нижний этаж и кажется, будто ты шагаешь над пропастью. Каждая зала неповторима. Каждый коридор точно осколок какого-то нового мира.

Вироксу пришлось идти голым и, конечно же, Энтропия подобное совсем не смущало. Он будто бы и вовсе забыл, что люди предпочитают нагляжу облачение.

На два уровня ниже.

Здесь уже встречаются разумные: кто-то с любопытством рассматривает Вирокса, кто-то показательно отводит глаза или смотрит с вызовом и скрытой ненавистью, а одна девица так и вовсе состроила похабную гримасу и, оскалившись, произнесла, чтобы новенький нашел ее завтра после тренировки, если желает развлечь своего «симпатичного богатыря». Да-да, так и сказала.

И при этом никто... не взглянул на Хаоса, будто того и не было рядом. Он не отражался на блестящей поверхности глазных яблок (со зрением Вирокса заприметить эту странность несложно), не отражался в стенах, не отбрасывал тени.

Все, кого Вирокс встречал, носили темную униформу. Никаких платьев даже у женщин: военный камзол на современный лад с неким «космическим» уклоном, разве что с большей свободой выбора. Одежда немного отличалась фасонами и оттенками, можно было носить волосы длинными и любую бижутерию.

На два уровня ниже начинались жилые комплексы. Покои Вирокса занимали внушительную зону серединного уровня зиккурата: четыре огромных залы, одна из которых — спальня, а другая — купальня [остальное на усмотрение игрока]. Стены из темного камня, облицовка — красное дерево и декоративное стекло. Все выглядело дорого и надежно, но не вычурно, как если бы аскетичность была роскошной.

Здесь нашлась и одежда. А еще у камина в трапезной стоял длинный стол. Он был уставлен широкими тарелками, полными лишь самую малость поджаренного мяса. Кувшины с молоком и водой, грубый ржаной хлеб и гранулы съедобных энергетических кристаллов в маленьких блюдцах для специй.

Энтропий подходит к камину и железным прутом перемешивает дрова. Камин здесь нужен для антуража, для создания атмосферы не более. Огонь разгорается, трещит.

— Ты уже понял, что тебе предстоит, — не вопрос, утверждение, — многие ломались, Ви-ро-кс, — усмехается Хаотичный, — не желая уничтожать того, кто им становился дорог... запомни, ты умрешь в этих стенах, как только появится разумный, что станет для тебя дороже главной цели.

И в этом был свой особый подтекст. К «разумным» Энтропий относил и самого себя.

— Сколько тебе необходимо времени на отдых?

Вирокс уже способен оценить скорость восстановления собственной оболочки. Без этого невозможно стать первоклассным воином. И ответ «нисколько» здесь не подходил. Любая Тварь должна помнить о своих границах возможного.

[Вирокс]

По-порядку... Вирокс понимает слово, но смысл, суть ни порядка, ни хаоса, пока постичь не в состоянии. Пройдет несколько лет, и химера будет жонглировать обоими понятиями, из забавы доказывать, что порядок - это частный случай хаоса, а значит им порожден и однажды в него же вернется, потому что и разрушение и созидание - тоже проявления хаоса, не противоречащего ни единому иному явлению, кроме стагнации, а значит, хаос и есть суть всего мироздания. Но пока он слышит лишь самое поверхностное - есть последовательность, в которой сейчас надлежит поступать. И с жадностью разглядывает все, что попадается им на пути: кристаллы, озаряющие черные коридоры, Энтропиуса, идущего впереди, гладкие теплого желтого оттенка плиты полов, превращающихся в неясную ему мешанину багровых осколков, что, кажется, вот вот разрежут босые ноги, но оказывающиеся столь же гладкими. Любопытство еще не проснулось в нем, но теперь у явлений есть значение, у цветов - названия, у материалов - текстуры, и многому он уже знает определения. Вирокс едва уловимо колеблется, когда кажется, что впереди провал, но Энтропий идет дальше, и становится заметна почти прозрачная твердь, и химера успевает подобрать шаг, так что почти и не заметно, что краткий миг инстинкты самосохранения забили тревогу.

  Испытания наготой он не проходит: и через тысячу лет его не будет смущать ни вид собственного тела, ни то, что это тело могут увидеть и смутиться другие - он лишь узнает, что есть условия нравственности, предписывающие, что такое подобающий облик в обществе. Пока же он лишь отмечает, что попадающиеся на встречу - все одеты, понимает, что это отличие - тревожный для них признак, и их реакции заставляют его, наконец, рассмотреть свое отражение в стенных панелях - теперь он понимает, как выглядит, узнает себя, и, где-то в глубине того, из чего вылепится его личность, как говорят - души, остается доволен увиденным. Посторонние любопытство, испуг, даже явная злость, которой боятся дать выход, его внимание занимают мимолетно. Кто такой тот "симпатичный богатырь" и зачем ему, Вироксу, его развлекать - не понимает, эвфемизмы - мышление порядка немного выше, чем сейчас ему доступен, но слышит в словах женщины какую-то будоражащую, провоцирующую дерзость, вызов, на который он может и в праве ответить, одними инстинктами движимый. Хотя тело и понимает все раньше Вирокса, сам он еще не может разобраться, а может и не хочет в том, чем отличается возбуждение от агрессии, и ей везет - подчиняясь тому "по-порядку", химера на нее внимательно смотрит, запоминая, и идет дальше, вновь глядя в спину Энтропиусу. То, что он, кажется, единственный, кто может увидеть демиурга, не кажется ему странным - видимо, это и есть то самое по-порядку, а уж кто этот порядок назначил - пока химеру не заботит.

  Потом, когда они уже спустились на два уровня ниже от вершины-инкубатора, пространство для Вирокса снова сужается, но это никак не сравнимо с тем, что было в капсуле. Воспоминания предшественников шепчут ему, что это хорошо, это красиво и щедро, и он и сам находит гармонию в минималистической роскоши, которой оказывается окружен. Словно газ, Вирокс занимает весь предоставленный ему объем, исследует выделенное ему жилье. Последняя комната оказывается совершенно пуста, темные темные матовые стеклянные панели на стенах и потолке, мягкий и приятный глазам свет, сочащийся сквозь стыки этих панелей, чуть пружинящий под ногами пол - словно ему потом самому предстоит придумать назначение этого зала. Но пока ему нравится именно так, как оно есть.

  Черный с бордовой отделкой китель подчеркнул строгость созданных для его тела линий. В желудке химеры была первозданная пустота, и, увидев еду, он, наконец, осознал еще одно ощущение - голод. Но стоял, глядя на манипуляции Энтропия с камином, потому что порядок сейчас назначал не он, и, так же как и с той девицей в коридоре, послушание и назначенная дисциплина превалировали над чистыми инстинктами. Пляшущий в камине огонь словно гипнотизировал. Но когда Хаотичный к нему вновь обратился, Вирокс сумел перевести на него взгляд. С каждым словом, с которым к нему обращались, все проще было различать смысловую нагрузку. Да, представление, что его ждет, он получил, ровно в той степени, какой этим обладали сломавшиеся - почти три сотни.

  - Я запомнил. - один раз он уже умер прямо здесь, тогда, когда неправильно ответил на этот приказ: его не спрашивали, может ли кто-то стать дороже, ему просто велели это запомнить. Когда Энтропиус упомянул отдых, химера замер, пытаясь сам понять, в каком состоянии находился. Он бы и не подумал отвечать, что отдых не нужен. Он в момент осознал просто чудовищную усталость. Нет, его тело было в порядке, работало, как хорошо налаженный механизм, даже напротив, каждая секунда приносила все больший, лучший самоконтроль, мышцы привыкали к нагрузке, физическая адаптация проходила совершенно так, как была запланирована, пусть он этого и не осознавал. Но вот разуму требовался отдых. Для любой химеры, даже гораздо более простой, чем будущий ликвидатор, пробуждение - это сам по себе шок, а нервная система Вирокса была откровенно практически истерзана, когда Энтропиус погрузил его в воспоминания предшественников. Да что там говорить, вряд ли бы даже дальнейшее интеллектуальное развитие химеры могло продолжится, пока он не отдохнет, не забудется глубочайшим сном, чтоб позволить пробуждающемуся сознанию самому себя дефрагментировать, а уж личностное, чувственное и даже зачаточное эмоциональное и вовсе могли начать деградировать. Вирокс этого не осознавал, он просто почувствовал, что перегружен впечатлениями до предела.

  - Часов семь, - немного растерянно произнес он. - На сон и еду.

[Энтропий]

В янтарных тенях храма, очерчиваемая кровавыми отблесками его ногая фигура была завлекающе хищной. Многие из Химер далеки от условностей, и принимают необходимость облачиться во «внешнюю скорлупу»  лишь когда более сговорчивые товарищи показывают лучшую живучесть. Защита в их ремесле первостепенна, а унифицированность формы лишь способ задать идеологическое направление Зверям. Сырой разум — наполовину человеческий, половину животный приспосабливается к правилам игры далеко не сразу. Каково это надеть на себя артефактную броню, если тысячелетия твои предки бороздили небеса в первозданном виде и знать не знали, что можно прожить без хвоста и спинного гребня.

То, как Вирокс на сотые доли секунды замер, прежде чем ступить на прозрачный пол, не укрылось  от демиурга. Инстинкты работают исправно, не случись этой заминки, он бы уже лежал с распоротым брюхом. Совершенно бездумное следование хоть за самим богом неприятный изъян. Хорошо, что мальчишка (а пока что он был именно мальчишкой) больше доверял себе.

Поленья в камине уютно трещали, Энтропий рассматривал будущего ликвидатора с привычной маской иронии и веселья. Именно так, первый раз должно пройти не менее шести часов. И не более девяти. Память трёх сотен раскроется полностью, как и его собственная личность.

— Это будут интересные сны... — широко ухмыльнулся демиург, похлопав Вирокса по щеке и исчезнув без всяких спецэффектов и всплесков магии.

Самыми ценными оказались воспоминания самки по имени Свен и такого же человеческого самца — Октопуса. Они не знали друг друга, но зато Вирокс теперь был знаком с ними.

Октопус подарил красочные сны, где в его постели побывала только за последние две недели вереница женщин и мужчин. Никто не ограничивал химер в плодских радостях, но Вирокс довольно быстро понял, что такая охота, как была у Октопуса, отнимала довольно много энергии.

Тактильное знание, ощущение переполняющей эйфории и жарких бедер вокруг его собственных. Податливые тела, за раз бывало и несколько, влажные рты и горящие в лихорадке глаза. Вереница интриг, желание выслужиться и через связи  переиграть всех. Переростающая в безумие жажда власти и искренняя вера в свою исключительность. В этом была философия Октопуса.

Воспоминания Свен оказались куда полезнее с точки зрения боевого применения. Она посвятила всю себя служению Энтропию и доверяла лишь напарнику, точнее напарнице — Мереиде Эльвантес. Да, той самой, что уже приняла присягу ордена и оставалась в зиккурате, чтобы познать тонкости запретной протомагии. Да, той самой, с которой Свен была близка, и которая её тренировала. Той самой, кого Вирокс видел в коридоре и не понял предложения повеселиться. Той самой, что предала: в последнем рейде на планетоид Faw67.11  бросила Свен на растерзание тварям, спасая свою шкуру.

Вирокс узнал, что такое предательство и рейды, которые совсем скоро ему предстоит выполнять под руководством наставников, главным из которых, конечно же, был Энтропий. Но это не спасло Свен, а задание на Faw67.11 сейчас имеет статус провального и Вироксу предстоит оказаться в группе тех, кто отправится его выполнять. Седьмой раз.

Но это будет не сегодня. И даже не завтра. И не через месяц. Возможно, через два, когда Химера достаточно разовьёт свой потенциал.

Низкая вибрация и гул.
По коже блуждают мурашки.
Он должен проснуться, прошло уже почти семь часов.

Энтропий наблюдает за тем, как то место, где спал Вирокс, пожирает фиолетовое пламя. Вот тебе и доброе утро.

— Ты там жив, птенчик!? — нахальный голос демиурга, — пора начинать тренировку. Через десять минут на главной арене!

Вирокс из воспоминаний уже знал, что ему предстоит: доказать в рукопашной схватке с такими же как он, новороженными, свое превосходство. В идеале убить всех, но можно и попробовать сыграть в ничью. Последний бой — выжившего с Энтропием.

И с этим боем тоже не всё так гладко... больше половины погибали, казалось, по эгоистичной прихоти бога.

[Вирокс]

Новое испытание - минуты свободной воли. Не сумев удивиться исчезновению Создателя, Вирокс замер, все еще чувствуя чужую ладонь на своей щеке, потом, истолковав его последние слова как разрешение позаботиться о себе, подошел к столу. Выбор, чем утолить голод, у него был, были воспоминания предшественников, но собственного опыта, подсказывающего, как сделать это наиболее разумным и адекватным способом - пока еще не было. Он не знал, что из этого изобилия ему понравится, что вызовет отвращение, не знал, и химера просто положился на инстинкты. Подтянув ближайшую из сервировочных тарелок, он рукой сгреб лежавшее на ней мясо, и, чуть ли не по-звериному отрывая крепкими зубами от едва тронутого жаром мяса куски, принялся торопливо насыщаться. Теплый сок стекал в рукав. Едва прожевав, Вирокс проглотил первые куски и сложился напополам, едва не вернув проглоченное обратно в тарелку - никогда еще до того момента не получавший пищи желудок ответил на варварское обращение сильным спазмом. Совладав с собой, Вирокс осознал ошибку, и продолжил уже без спешки, осторожнее, внимательнее, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потянулся к другой тарелке, раскрывая для себя вкус и текстуры того, что попадало ему в рот.

  Ощущение тяжести показалось ему неприятным, и трапеза прекратилась, когда он перестал ощущать тянущую пустоту внутри. А вот душ принял уже осознанно, словно понимал, что лицо и руки следует очистить от остатков пищи, а  тело, хоть и было чистым, но все еще хранило память о питательном растворе, еще недавно покрывавшем его с ног до головы.

  Сны действительно оказались... интересными. Следующие часы он провел, беспокойно метаясь на простынях, пока сознание перестраивалось, превращая яркие моменты чужих воспоминаний в его собственное знание и опыт. Снова и снова он пробуждался новой химерой, вытащенной из капсулы. Многие не оставили ему ничего, кроме коротких вспышек осознания себя в мире и скорой гибели, другие, как оказалось, могли ему немало поведать. Запоминались чужие тренировки и ошибки, простейшие, а потом и усложнявшиеся навыки, реже - эмоции и переживания. Самыми яркими в этом плане оказались двое, и их опыт Вирокс переживал дольше прочих.

  Октопус, агрессивный и ненасытный, оставил ему в наследство понимание неразборчивой жадной похоти, многократно умноженное на воспоминания о нем иных химер, переживших, вслед за Октопусом его воспоминания, заставив тело, скованное сном, выгнуться от переполнявшего первобытного удовольствия, что отхлынуло, оставив след на простыне и на животе самого Вирокса, моментально пересытившегося какофонией стонов, прикосновений, жара чужих влажных тел, сплетенных с его - вернее сказать, бывшего владельца этих воспоминаний - тел разных, но переданный опыт был довольно однообразен. Вирокс словно сам побывал с каждой и каждым, кем-то обладая сам, кому-то отдаваясь, и бессознательно сделал вывод, что пытаться утолить эту жажду - все равно что пытаться поглотить океан. Череда любовников и любовниц не гасили пожара внутри их обоих, и Вирокса и Октопуса, а мир такие попытки на него повлиять даже не забавляли. Мир их вообще не замечал. Но Октопус был первым из предшественников, в ком проснулось собственное сознание, пусть и искаженное, направленное лишь на самого себя, как на центр вселенной. Он жег сам себя, пытаясь набраться огня у других. Вирокс будет все делать иначе.

Второй полностью себя осознающей оказалась Свен. Она тоже принесла чувственный опыт, но он был иным. Направленным не на себя, а вовне. И женщину, встретившуюся ему в коридорах зиккурата, Вирокс тоже "познал", но уже по-другому. С трогательным, неприятным Вироксу, но ценным для Свен доверием, наивным теплым стремлением к старшей фигуре наставницы. Слова Энтропия о неготовности убить того, кто станет дорог, обрели смысл, и тем тяжелее были предсмертные воспоминания Свен, осознающей, почему зубы и когти чудовищ рвут ее на части.

  Воспоминаниям обоих Вирокс бы предпочел память и знания самой Эльвантес, но такого выбора у него не было.

  Впрочем, он осознал немало и о том, как будет проходить его обучение. Адреналин пробудил предчувствие опасности, и понимание, что шестая попытка отправиться на планетоид, даже не заслуживший отдельного названия, лишь код, была не последней, и довольно недавней. Вывод он сделал простой - ему оттуда следует вернуться, не повторив судьбу предшественницы.

  Свен была последняя. Ее сознание угасало, залитое болью - физической и другой, терзавшей не слабее, и Вирокс, устав от нее - от Свен, забарахтался, словно пытался выплыть на поверхность сквозь толщу воды, в себя, прочь из всех этих сущностей, в самого себя, теперь уже знающего, но не ассоциирующего себя с каждым из этой вереницы прото-личностей, отделить себя от них, оставив только понимание. Единолично занять свое тело, заперев всех предыдущих в памяти, а не в своей сущности. И, в тот момент, когда ему это удалось, он проснулся.  

  Воздух словно гудел от напряжения, и, чувствуя тревогу, всю ту же самую уязвимость, что восемью неполными часами ранее, Вирокс сорвался с кровати, раньше, чем сообразил, почему вскочил так поспешно. Теперь он владел своим телом гораздо лучше. За спиной полыхнуло, и спину обдало жаром. Обернувшись, химера вдруг понял, что это был за гул: заклинание было наложено раньше, чем он очнулся. Действительно, будильник что надо.

  - Жив, - спокойно кивнул он на вопрос Энтропиуса, по-прежнему не удивляясь присутствию демиурга, так же, как до того не удивился его исчезновению. Зато, помимо того, что вспомнил суть первого дня тренировок, он вспомнил, что и его создатель - тоже в какой-то мере тоже инструктор и тренер. И, не колеблясь, продолжил:

  - Можно начать тренировку здесь? Научи меня так же. - Кровать уже занялась зловещим фиолетовым пламенем, сгорающие простыни зачадили, и Вирокс сделал шаг вперед, чтоб не опалить кожу и волосы, придвинувшись практически вплотную к Энтропиусу.

  Контроль за временем исполнения заклинания ему пока не нужен. Если он сумеет освоить такой трюк до того, как окажется на арене, у него будет преимущество. Не перед демиургом, конечно, но это было бы больше, чем то, с чем он заснул. Магический потенциал у предыдущих химер был разным, и те познания в магии, которые они успели приобрести, в отличии от тактики боя (да и тот еще только предстояло подвесить на мышечную память долгими тренировками) их не перенести напрямую, одними только воспоминаниями. А вот мимику... Вирокс вполне осознавая, какое выражение пытается воссоздать на своем лице, скопировал легкую ухмылку Энтропиуса, и глянул на него изблизи, чуть искоса, пытливо, наклонив голову чуть набок. Теперь уже его глаза не были пустыми, стеклянными. Взгляд стал темным, чуть отливающий бордовым, словно кровь ночью на асфальте.

  Будущий хаосит впервые нарушал правила и испытывал на прочность заведенный порядок.

[Энтропий]

— Вижу, это ночь изменила тебя, — обнажённое тело Вирокса на фоне фиолетового пламени казалось объятым инфернальным светом. Пальцы Энтропия коснулись груди химеры, скользнув ниже, будто указывая на произошедшее в сладостных и отвратительных снах.

Всё правильно, их воспоминания должны быть поглощены, а не приняты. Переработанный опыт — главная ценность, а не чувственные излияние чужеродных разумов и фантомной плоти.

Отсутствие страха, что выказывал будущий хаосит, веселило бога. Этот взгляд — чернильно-багряный, лёгкая ухмылка и естественное отзеркаливание жестов предавали ему сходство отнюдь не с покровителем, а с самим собой, с тем, кто грозил впоследствии из него вырасти. Ликвидатором. Высокоранговым хищником.

Да. Он подходит. Прекрасная кандидатура на роль... «лже-фаворита», в том самом пикантном смысле, которую вкладывали в это многие из обитателей-химер зиккурата. Этакое «яблоко познания» в саду грешников. Вирокс обладал достаточным уровнем самоконтроля, чтобы выдерживать первородный хаос, а ещё... он подавил личность Октопуса. Тот был создан с изъяном, червоточиной, что впоследствии сделала его «пандемиком» для будущих поколений. Вирокс стал первым, в ком тот не сумел «возродиться».

Энтропий приблизил своё лицо к бледному, точно выточенному из мрамора, лицу химеры и медленно прошептал ему прямо в губы:

— Здесь и сейчас? Ты хочешь заставить сотни людей ждать нас? ... — густое секундное молчание казалось патокой разлилось между ними, пламя угасло под тяжестью божественной ауры, и теперь в комнате придётся повесить новый балдахин, — не то чтобы я был против, но это понравится не всем. Ты ведь получил базовые знания об укладе жизни этого гостримного местечка? Не отвечай, это не вопрос. И не только их. Навыки рукопашного боя, довольно неплохие. Или же... всё твоё внимание было сосредоточено лишь на телесных моментах снов? — не отступая, Хаотичный почти ласково похлопал Вирокса по низу живота тёплой ладонью, этот удар давался мягкой вибрацией. Разумеется, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — последние слова были иронией.

— Я пришёл не просто так, а чтобы удостовериться в благополучном завершении стабилизации, и проводить на арену, где тебе предстоит доказать своё право... быть... я не сомневаюсь в твоей победе, но таковы законы стаи... хочешь, мы их нарушим? — Энтропий резко шагнул вперёд, или заставляя Вирокса отступить, или... сделать что-то ещё.

Из воспоминаний Вирокс знал, что Энтропий не так уж часто балует химер своим вниманием, а потому какое-то особое отношение бога будоражит остальных, порождает склоки, коалиции, попытки убить или набиться в друзья / любовники. в? Всё-таки человечность у химер не отнимали, они не становились роботами, и в какой-то степени были даже менее управляемыми чем обычные солдаты. На этапе обучения само собой.

— Или... может быть, ты не готов убивать? Недостаточно восстановился? Тебе нужно больше времени, чтобы свыкнуться с мыслью что ты такое..?

[Вирокс]

Вирокс не сумел бы ответить, изменила ли его ночь, но Энтропий, видевший такое не раз, конечно, был прав. Разумеется, химере предстоял еще длительный путь до формирования полноценной личности и самости, но то, что стояло теперь перед демиургом, вполне достоверно демонстрировало таковую. По крайней мере, какой-то стержень в нем уже зародился. Конечно, видел бы кто-то разворачивающуюся в комнате сцену, облизываемую пурпурными всполохами, что бросали больше теней, чем озаряли пространство вокруг, вряд ли бы правильно истолковал. И намерения демиурга и понятое и принятое без колебаний назначение Вирокса.

  И уж тем паче не внесло бы понимания происходящему легкое движение пальцев по коже химеры. Касание Энтропия отозвалось в памяти, но не воспоминаниями об оргиях предшественника, а тем, первым ощущением, еще в коконе капсулы, до пробуждения. Только лицо Энтропия оказалось еще ближе, чем в тот раз, когда он утопил свое создание в чужих воспоминаниях. Пробуя на вкус слова и дыхание демиурга, химера чувствовал, как откликается тело: адреналиновой тревогой и легким возбуждением на подобную близость, на движение губ, на пальцы, проскользившие чуть в стороне от свидетельства беспокойных снов, оставшегося на коже. У него оболочка - созданная быть здоровой, сильной, чувствовать и испытывать жизнь. Но сам Вирокс отлично слышит вопросы, даже сквозь непривычный шум крови.

  - Хочу, - выдыхает он. Знания облегчат ему тренировки, но до то того, как они улягутся на реакции, до того, как получится исключить посредников в цепочке намерения и действия, придется провести немало времени, шлифуя боевые рефлексы. Увы, намного менее безусловные, чем те, что Энтропий легко у него вызывает. Впрочем, воскреснуть у Октопуса шансов нет. - Пусть ждут.

  Вместе с пониманием того, что Энтропий назвал "укладом жизни" Вирокс получил еще и понятие о иерархии. Даже не вершина, а ее острие, шпиль  - сам демиург, и сотни людей подождут, если он так решит. В этом даже есть нотка азарта, убедить его поддаться капризу создания, хотя просьба Вирокса, если вдуматься, совершенно прагматична, пусть Энтропию и не составляет труда переиграть неопытную химеру. Но в той самой иерархии положение Вирокса пока совершенно непредсказуемо, и, помня о Свен и Октопусе, он готов был рискнуть вызвать зависть и ревность основной "стаи". Уже того факта, что Энтропий вообще контролирует его с пробуждения достаточно, чтоб их взбудоражить. Когда придет пора испытывать на прочность и ее тоже - а она непременно придет - где бы не оказалось внимание и покровительство демиурга, у него может оказаться на один козырь больше. А вот потребности соблюдать каждое предложенное правило - тут химера ничего не мог предложить - этого в нем не было.

  И, пока лицо Энтропия было все так же близко, а ладонь, провоцируя, обжигала кожу каждым касанием, Вирокс уронил взгляд вниз, но ответить еще одним "хочу" не успел, через долю секунды обнаружив, что ему хватает сил не потерять равновесие и не отшатнуться, если сделать пол-шага назад, руки вскинуть, чтоб обхватить демиурга за талию, а спину напрячь, и податься самому чуть навстречу.

  Он это сделал без какой-либо рефлексии, и даже сумев не напороться снова на шипы, но теперь Хаос словно оказывается у химеры в объятиях, а тот, секунду поборовшись с импульсом, грозившим завалить его на кровать, вернулся туда, где стоял, и, по прежнему не обращая внимания на свою наготу, не сбившись с мысли, продолжил, только теперь уже не в губы Энтропию слова вкладывая, а отпечатывая на коже под ухом и их путая в фиолетовых волосах. - Да, хочу. - У него еще нет критериев, чтоб понять, справится ли он, хотя бои его не пугают. Не от схватки с другими химерами будет зависеть его право быть, Вирокс это понимает, а инстинкт самосохранения у него уже проявился.  Это будет единоличное решение демиурга, когда именно оно будет принято - никто не знает. Так что "правила стаи" не важны. - Научи меня. - шепчет Вирокс. - Что мне сделать для этого? - не то, что б ему много было, что предложить своему создателю ,кроме своего послушания и искушения изменить заведенный порядок, столь мало, казалось бы, уместный, но необходимый даже в сердце Дискордиума.

  А потом тон выравнивается:

  - Я знаю, что я такое. - это демиурговское "что" неожиданно неприятно царапает сознание, по пока самости не хватает, чтоб поправить "что" на "кто". - Я - Вирокс. Я знаю, зачем я, - правда не знает, что знать, и постигать - разные вещи. Жестокость в него не заложена, а вот безжалостность уже есть - от "неготовых убивать" осталась только память, и та короткая. Вирокс уже испытал их убийства и их смерти, и первыми был впечатлен куда меньше, чем вторыми. А вот стремление стать лучше, эффективнее предшественников уже грызет его изнутри, и, Вирокс, перехватив руку на спине Энтропия поудобнее, повторяет: - Пусть подождут.

[Энтропий]

— Конечно же знаешь, иначе не пришлось бы свыкаться. И ты знал это с самого начала существования, когда ещё был мутировавшей триплоидной клеткой. Ты можешь забыть всё, но моё наследие навсегда с тобой, вшито в основу самих генов, — голос мягкий, шершавый, щекотит слух и оседает в теле дрожью опаски, точно вибрирующее рокотание Чудовища или мурлыканье мегаструма.

Энтропий всегда позволял себя касаться, особенно таким как Вирокс, но его собственное стремление прикоснуться к химере рождалось из желания поглотить то, что является притягательным. И для этого не нужно быть самым редким элементом в периодической системе, достаточно отличаться от большинства. Вирокс привлекал Энтропия, но многие это истолковывали неправильно. Их абберации служили идеальным плацдармом для интриг и проверок Хаотичного. В желаниях бога не было похоти, хоть и кипела страсть, не было жажды обладания, лишь инстинкт поглотить. Стихия — «любит» обезличено, а Хаос мнил себя первостихией, что заставляло его не терять голову в низменных порывах своей протосущности.

Он, как и многие представители божественного племени, любил играть со смертными, не разбирая при этом жанры. Он позволял навязывать игры себе, и они все, в конце концов, превращались в длинный и часто кровавый трип. Не потому, что Хаос был жесток, просто такова его природа. Никому не придёт в голову обвинять в жестокости извергающийся вулкан.

Вирокс начинал игру слишком рано. Энтропий чувствовал его возбуждённое тело, прижатое к своему, мягко поглаживал пальцами ложбинку между лопаток. И усмехался.

Рано. Слишком рано. Игры со стаей обычно оканчиваются плохо для «детенышей». Конечно же, Вирокс являлся ребёнком, пусть и в мире монстров, это не делало его менее опасным, просто накладывало некоторые ограничения.

А Энтропий... тот, кто был рождён космической туманностью, сгустком неразумной протоплазмы, а после эволюционировал в разумную... тому все равно на условности и нагие тела в своих объятиях. Но не когда это были тела новорожденных.

Поймав себя на чисто человеческом желании подольше сохранить эту маленькую форму жизни невредимой, бог рассмеялся. Иронично. Над собой. Вот и он заигрался в игры смертных. Если детёныш ликвидатора жаждет устраивать «вакханалию» со стаей в первый день своего рождения, то кто Энтропий такой, чтобы ему мешать? А в том, что Вирокс сейчас мало понимает даже самого себя... что ж, тем интереснее. Личность развивается в конфликте, в агрессивной среде зародыш или приобретает невероятную устойчивость, или погибает.

— Одевайся, — усмехается бог. Он отступил сам, не дожидаясь пока это сделает Химера. Отступил в сторону камина, магией закрыл дверь.

— Сегодня магия тебе не поможет, ею будет невозможно пользоваться, если конечно... ты не сломаешь блокатор, но этого ещё никто не делал... за последние 48 лет... — смотрит азартно, иронично, — а магическое пламя... довольно простой навык, слияние атакующей и материальной магии. Синергия и коэффициенты вот... — в воздухе из фиолетового огня сложились формулы и графики, — ты можешь изменять цвет, фактуру. Урон зависит от атакующей переменной, но будь аккуратен на первых порах, магия материи без атакующей не так опасна. Если не совладаешь с собственной энергией, можешь пострадать. Ты ещё не использовал магию. Начни с простого. Залп раскалённой плазмы прямо мне в голову, птенчик, — Энтропий постучал пальцем по виску, — и еще... ты рождён уже с развитым магическим источником, но твоя энергетическая паутина девственна и непорочна, — снова усмехнулся, и это ведь чистая правда, — на первый раз может быть больно. Нужно время, чтобы разработать каналы.

[Вирокс]

Ответ Энтропия щекотал кожу, слух, нервы. Вирокс замер, боясь пропустить хоть слово. Разумеется, Хаос прав, свою задачу в мире химера понимает. Может быть, не может так же четко прозрачно сформулировать, но даже если бы не воспоминания предшественников, чуял бы и сам. Такие вещи в него зашиты на инстинктивном уровне, если, конечно, предназначение действительно можно зашифровать в геноме. Нюансы пока ускользали, и гарантия того, что его наследие в лучшем случае останется таким же набором воспоминаний, как и те, что получил он, никак Вирокса не задела. Впрочем, навряд ли заденет и когда-нибудь в будущем.

  С какой-то стороны даже иронично, насколько ярче сейчас Вирокс воспринимал не близость Энтропия, а мягкое движение пальцев по своей спине. Там, где он сам практически просто копировал чужое поведение, оставлявшего химеру если не совсем равнодушным, то вовлеченным поверхностно, Энтропий, осознанно или нет, дал Вироксу еще одно ощущение впервые - понимание незатейливой, задумчивой ласки. Вирокс даже не был уверен, что что-то подобное успели почувствовать те, кто был до него - прикосновения без вожделения, или изучения. Усмешки демиурга ему не было видно, и химера не способен еще осознать, что в равной степени хочет, чтоб это касание не прекращалось, и что пугает оно его гораздо сильнее, чем вся ревность и зависть акульей вольеры, в которой ему предстоит обучаться. Потому, что если он что-то и сумел понять из пережитого другими, так это то, что стоит один раз положиться на это чувство защищенности, на надежду на благоволение Хаоса, и уже его ошибку будет осмысливать кто-то следующий. И странно, от этого его лояльность становится только осмысленнее и крепче. И, хотя это Энтропий шагнул в руки своему дерзкому созданию, именно Вирокс затих, обескураженный и настороженный.

  Тем радостнее начинающему хищнику награда, полученная после негромкого смеха и отрывистого приказа одеваться. Вирокс, не споря, метнулся за формой, но повернувшись, увидел пылающие в воздухе символы. Химера не произнес слов благодарности, но довольная улыбка была вполне искренней и настоящей. Пояснения Энтропия были минимальны, но магия была густо замешана у Вирокса в крови, а знания предыдущих поколений помогли превратить формулы в практическое понимание сути процесса. Не отрывая жадного взгляда от пляшущего в воздухе огня, Вирокс быстро натягивал белье, штаны, китель и сапоги. Блокиратор - блокиратор магии, несомненно, будет защищен, ведь единожды этой лазейкой уже воспользовались.

  - Какой у него радиус действия?.. - Вирокс скорее осмысливает перспективу вынести саму схватку за пределы этого ограничения анти-магическим полем, но услышав следующие пояснения, удивленно поднимает бровь.

  - Что? - Девственно и непорочно у Вирокса еще совершенно все, кроме памяти и сознания, и этот самый порок доходчиво растолковывает ему второе дно сказанного Энтропием. Боль-то он был готов терпеть, если это имело смысл и перспективы. Аккуратно застегнув китель, он встал напротив демиурга.

  Магическая энергия действительно наполняла его изнутри. Впервые потянувшись к ней своей волей, Вирокс сконцентрировался на том, чтоб придать своему намерению физическое воплощение. Сила покоилась в глубине его естества, того, что Энтро назвал магическим источником, тугая, плотная, словно раскаленное ядро в центре планеты.
Стараясь держать в голове формулу, Вирокс зачерпнул от той энергии толику и потащил "наружу". А в следующий миг - зашипел сквозь стиснутые зубы. Это действительно было похоже, на то, как если бы веревку пытались вдеть в ушко иглы, вот только тем ушком был сам Вирокс. А ведь ему надо совсем немного, лишь каплю... Он пошатнулся и сжался в комок, почувствовал под носом, на губе, что-то теплое и липкое... и кое-как сдержал стон. А в следующий момент в его ладони блеснул черный блестящий шар, под гладкой поверхностью которого пробегали едва заметные бордовые вспышки. Получилось! Он материализовал атакующее заклинание, сделал почти все правильно, с первой попытки, преодолев...

  Вирокс настолько сосредоточился на абстрагировании от болезненных ощущений, что действительно сумев вызвать шар плазмы... забыл, что его следует отправить в полет. Коснувшись его же собственной ладони, шар с громким хлопком растекся жидким огнем по его же коже, опаляя и, наконец, вырывая у него тот самый крик боли, что он подавил до того. Разом утратив всю концентрацию, Вирокс прижал к груди обожженную руку, и затравленно и исподлобья глянул на Энтропия, подспудно сразу ожидая увидеть ироничную ухмылку на лице демиурга.

[Энтропий]

— Неплохо, — деловито хмыкнул Энтропий, — только... ты уплываешь в моменте. Первые несколько боев придётся сознательно фокусироваться, но в дальнейшем это умение, размышлять параллельно бою, сделает тебя непредсказуемым, — «непредсказуемость ценнее навыка» — читалось между строк.

Энтропий бы мог исцелить его руку, но делать этого не стал. С самых первых секунд мальчишка должен понимать, что каждый поступок, каждое решение, каждая ошибка имеют не просто последствия. Они способны его убить в тот же день.

Совсем скоро Вирокс поймет, что Хаос обманчиво-податлив, точно бездна... тотальное принятие и ментальный голод — вот две его составляющие. Наверное, именно поэтому близость Хаотичного бога гораздо опаснее спокойного равнодушия.

— Радиус действия блокаторов? Нулевой. Наручи крепятся на запястья бойцов, и буду там до финала. Снимаются посмертно или с рук победителей.

Энтропий шагнул ближе, размазал подушечками пальцев кровь по лицу Химеры, мазнул щёки, лоб, впадинку между ключиц. Усмехнулся.

— Вот и первая кровь.

Развернулся и быстро зашагал к выходу, — идем, — ожоги не проблема, регенерация у Химер хорошая, особенно тех ранений, что были получены от собственной магии.

арт для атмосферы от Midjourney

Арена дислоцировалась на юго-западной стороне зиккурата. Культовое сооружение «сжирало» весь уровень, выдвигаясь на три четверти под палящие лучи Архея, остальная её часть находилась под высокими сводами исполинской пирамиды. Каменный пол из толстенных блоков мифрила покрывал серо-желтый песок. Ристалище овальной формы, поверх которого наложенные магические чары образовывали защитный купол. Хотя, едва ли здесь хоть кому-то нужна была защита. Сама собой закрадывалась мысль, что купол существует ради самих бойцов и их желания покинуть поле боя раньше положенного.

Вся противоположная сторона от ристалища, в «теле» пирамиды, образовывала уровни, наподобие тех, что можно увидеть в Колизее. По меньшей мере, поглазеть на бои молодых химер собралось около тысячи «человек» — все население зиккурата, незадействованное в рейдах и способное передвигаться самостоятельно.

Ведущий — на вид молодой привлекательный мужчина со смуглой кожей и острым ястребиным взглядом как раз рассказывал про очередного кандидата:

— ... благодаря крови сабаотской пустынной виверны и генам кристаллической гидры Маурус невероятно живуч и вынослив! Вы можете отрубить ему руку! Две руки! И на их месте за считанные минуты вырастут кристалловые, а еще через сутки регенерация доделает начатое!

Краем уха, там, где, возможно, мог быть Вирокс, он услышал насмешливое бурчание «ага, как же, вырастут, если только ты ему по доброте душевной за отсос магию вкачаешь до предела».

Ведущий же продолжал:

— ... кто-нибудь из вас готов посмотреть на кристалловый гм... ну вы поняли! Девушки, делайте свои ставки: так ли хорош кристалловый жезл!?

В сторону арены химер-бойцов выводил специальный переход, где тем одевали на запястья тонкие ободки и пропускали в специальные кулуары. В каждом по  восемь человек, всего насчитывалось десять зон.

Энтропий взирал на происходящее с высоты небольшой каменной мансарды у самого потолка. За массивными арками, соединёнными цепью многоступенчатых колоннад, его почти не было видно. Но аура бога ощущалась отчётливо, поэтому, ни у кого не возникало сомнений, присутствует ли Энтропий здесь и сейчас.

— Вы маякнулись почти одновременно... — громко «крякнул» крупный детина в такой же в форме, за исключением некоторых мелких деталей, — Синдзи! — он тыкнул в свою грудь большим пальцем, осклабился, — было бы интересно начистить твою смазливую рожу! — в голосе не слышалось злости, её всю съедал азарт.

Кроме Вирокса и Синдзи в кулуаре находились еще трое женщин и трое мужчин.

[Вирокс]

Энтропию, кажется, наконец удалось пробудить в Вироксе способность удивляться. Баюкая на груди обожженную руку, химера обескураженно посмотрел на него: он не сумел сделать то, на что замахнулся, но демиург был, кажется, даже доволен. Видимо, Хаос был снисходительнее к новичку, чем он сам. И не счел эту первую неудачу доказательством никчемности своего создания. Жить Вироксу уже хотелось, но реши Энтропий его тут прикончить, вряд ли бы парень смог что-то с тем поделать. Поняв, что "прощен", Вирокс распрямился и кивнул, давая патрону понять, что услышал и понял сказанное.

  Ладонь болела, но, к счастью, Вирокс не пожадничал с силой. Сгусток плазмы был довольно мал, так что и ожог от него остался небольшой и сильно не обременял.

  - Что же. Значит, придется победить. - как-то серьезно и буднично сказал химера, пока пальцы Энтропия гуляли по его лицу. - А потом тренироваться, чтоб этого больше не было. - ему было немного досадно, что нельзя посвятить время подобным тренировкам до того, как окажется на арене, в конце-концов, наверняка не все потенциальные противники будут такими же перводневками, как и он. Наверное, в данном случае, все-же, блокираторы магии будут ему больше защитой, чем обузой. Но он продолжал размышлять о том, как бы обойти навязываемые правила, чтоб получить преимущество.

  Химера без труда успевал за Хаосом. Он уже имел представление, как выглядит арена, но все равно, конечно, оказавшись на нужном уровне, оглядывался, изучая ристалище и прилегающие зоны. Пылающий над открытой частью площадки Архей - его своими глазами Вирокс тоже видел впервые, зрелище было, надо признать, впечатляющее. Со всех сторон доносился гомон толпы, хотя было очевидно, что арена может вместить гораздо больше зрителей. И гремел голос ведущего, описывающего новые творения, покинувшие верхнюю часть башни. Вирокс еще не был способен оценить своего рода символизм того, что появляются химеры на самом верху, и почти сразу оказываются у подножия зиккурата - чтоб начать карабкаться вверх. Тихий смешок и циничное замечание со стороны дало понять, что стоит слушать не только ведущего, но и зрителей. Руки-то может и начнут расти, если с ними окажутся срезаны и браслеты блокиратора... А вот если отрубить в тех же условиях ногу - сможет ли Маурус восстановиться?

  Здесь со всех сторон звучали пошлые шутки. Всем интересны новенькие. Как они пахнут, как стонут, каковы на вкус, на сколько их хватит и какие ощущения могут подарить. Все разрешено. Октопус просто возвел свою жадность в абсолют, и тем себя погубил, похоть же была практически во всех. На миг увидев и себя самого чужими глазами, вспомнив встречу с Эльвантес в коридорах верхних уровней, Вирокс внезапно понял, что практически безупречная красота, с какой создавались некоторые из химер, и полученная от Хаоса и им тоже - просто еще одно оружие, которое ему дано, если он сумеет найти способ им распорядится.
 
  Вирокс вскинул голову, ища взглядом Энтропия. Демиурга не было видно, но, как и все остальные, Вирокс чувствовал его присутствие. И шагнул в небольшую комнату, восьмым из химер. "Партия" была укомплектована. По комнате разносился голос голос здоровяка, чуть ли не физически заполняя ее: по обилию эвфемизмов в его речи, Вирокс понял, что Синдзи уже не первый день упражняется в том, чтоб доносить до окружающих свои мысли.

  - М-м, - Вирокс ухмыльнулся, мазнув цепким взглядом по остальным шести бойцам. - Тебе она нравится? Моя рожа? Вирокс. - Он уже открытее поглядел на остальных, наивно и благожелательно улыбнувшись: представятся ли тоже? Но вроде словами изнутри распирало только здоровяка. На самом деле химера показался ему симпатичным: не физически, не в том смысле, что царил в воздухе над ареной. А какой-то здоровой простотой. Понравилась беззлобность в голосе, плещущий азарт. Химера показался ему похожим на молодого и могучего зверя, нетерпеливо дожидающегося, чтоб хозяин спустил его с поводка. Но если им придется драться, насмерть, что же, сомнений у Вирокса бы не было.

  Найдя место, откуда бы просматривалась арена, химера спокойно дождался, чтоб и на его запястьях защелкнули блокираторы, и сразу ощутил внутри какую-то пустоту, не похожую ни на голод, ни на жажду. Словно что-то, что его инстинктивно манило, обнесли бесконечным забором, и ему до заветного не добраться. Отвратительное чувство. Мысли его снова вернулись к поиску вариантов, как бы обойти правила арены, словно Вирокс продолжал считать это испытание не проверкой заложенных в него боевых качеств, но в первую очередь хитрости и способности найти неожиданное решение. Тем паче, после того, как Хаос упомянул, что кто-то когда-то смог справиться с браслетами. Но даже если он от них и избавится - с рукой, подставив под атаки другого бойца, найдет технологическую уязвимость, или другим каким-то способом, - фиаско с первой попыткой колдовать, и усилия, которыми далось первое, такое легкое, слабое и простенькое заклинание, выводили пока еще выводили магию за пределы доступного ему здесь и сейчас арсенала. Многие химеры были созданны куда более серьезными бойцами, чем он, укутанные естественными бронями, вооружены клыками, жвалами, когтями, чудовищной мышечной массой. Даже простенький Синдзи с его веселой тестостероновой агрессией и боевыми рефлексами, был значительно массивнее, и вряд ли это был единственный сюрприз, зашитый в его геном. Вирокс унаследовал телесную крепость и и выносливость драконьей породы, был силен физически и опалим был только магией, быстро восстанавливался, но это не значило, что кто-то решит выставить против него дурака с огнеметом. Он перевел взгляд с арены вверх, снова пытаясь разглядеть Энтропия.

- Таблицы боев уже составлены? С кем мне биться первым? - спросил он строгую женщину, активировавшую его браслеты.
 
  Кто-то бы мог счесть рефлексию химеры страхом, но действительной его слабостью был непрекращающийся поиск эффективности. Лучшего решения, оптимального применения сил для выполнения задачи. Если Вирокс чего-то и боялся - так это не показать того результата, которого от него мог ожидать демиург, даже не понимая, что ожиданий как раз и нет. Если, конечно, испытание не состоит в том, чтоб научить его смиряться с волей Энтропия и импровизировать, а это он может, как после пробуждения, например. Эта мысль, неожиданно, успокоила химеру. Посмотрит по обстоятельствам, и незачем прямо сейчас кипятить себе психику рысканьем по кругу в поисках решения, которого, быть может, и нет вовсе. Чуть изменившись в лице, он расслабленно улыбнулся братьям и сестрам по инкубатору, подмигнул Синьдзи и принялся неторопливо разминаться. Медленнее, чем хотел бы, менее проворно, чем мог, предпочитая, чтоб потенциальные противники его недооценивали, чем опасались. И исподволь внимательно за ними следил.

  Ожог на руке уже практически затянулся.

[Энтропий]

— ... вот! Сегодня вашему взору предстанет зрелище, которого мы ждали несколько сезонов подряд! — быстро и четко тараторил ведущий, — свалка молодняка! Здесь собрались самые сильные генетические линии химер! Пять помазанников от мастеров протомагии — эмиссаров хаоса и элитная пятерка демиурга нашего Энтропия. Каждая из этих генетических линий — результат работы многих десятков лет. Сотен и тысяч проб и ошибок. Мы все уже неоднократно видели работу на арене их предшественников, какие-то с первой минуты очаровали нас высоким искусством, а какие-то разочаровали. Протомагия крайне непредсказуемая штука, за то никогда не даст застучать!

Кулуар, где находилась восьмёрка бойцов, представлял собой округлый каменный карман, инкрустированный тематической лепниной с обилием декоративных, но кажущимися функциональными, белых колонн. Для бойцов стояли массивные деревянные скамьи, стол с закусками и напитками. В дальнем закутке своеобразная зона оказания первой помощи: острые лезвия, жгуты, энергетические кристаллы в специальных пазах.

— Канешна! — расхохотался здоровяк, — смазливую рожу всегда приятнее бить, а когда рожа страшная, делать из неё ещё более страшную, ну, как-то скушна. Это ж почти искусство, — удивительно, но сквозь гогот слова Синдзи слышались чётко, даже не мешал странноватый акцент, — эмпрессио'вдаризм называется!

Синдзи тем временем принялся туго обматывать кисти рук тонкими чёрными лентами кожи, которой нашлось вдоволь под лавками в железных ящиках.

— Я Мирабэль. Запоминай, слева на право: Дерек, Шаньгрила, Гоблин, Астронций, Танос!

Если Шаньгрила с первого взгляда показалась женщиной,  то при более детальном рассмотрении её пол был не так уж и очевиден.

Мирабэль же оказалась невысокой розовощёкой девчонкой, атрибутами драконьей породы. И пусть обратился Вирокс к строгой Танос, ответила ему Мирабель.

— Молодняк делится на пары по жребию, ты пропустил всю вступительную часть и представление первых восьми химер, уж не знаю, что тебя так задержало...  впрочем, судя по ауре, ты почти новорождённый. Кто твой создатель? Он тебе хотя бы что-нибудь объяснил? Если Лекда, тогда понятно. Эта ходячая квазимода, мне кажется, уже давно словила нирвану и только делает вид, что ему интересна судьба собственных химер... прости, я что-то заговорилась... о чем шла речь? Да, о боях.

Сперва десятка делится по двойкам, где один — из химер эмиссаров, а второй — Энтропия. Поговаривают, если химера эмиссара победит в боях, её создателя ждёт много плюшек в ордене. Этакий состязательный момент среди хаоситов. Оно и логично, химер в этом зиккурате имеют право создавать только гранд-мастера протомагии. Снова заговорилась. Ты меня останавливай.

— Твой треп даже поезд из мегаструмов не остановит, — прокомментировал, кажется, Дерек. Он всё это время внимательно слушал комментатора и что-то записывал в артефактный блокнот — небольшой браслет с функциями интерактивного журнала.

— Агась, не завидуй! Так... дальше... дальше идет раунд между молодыми химерами, которые победили в предыдущем бою, и кем-то из старожилов. Если в первом раунде требуется убить противника, то во втором, просто продержаться до удара гонга. Кхым... — и вот в этом месте Мирабэль как-то потупилась, быстро переведя разговор.

— Мы все здесь уже не первый месяц, так что участвуем или во втором, или в третьем туре. Третий тур — это бой среди матёрых, показатель навыков и умений, которые мы приобрели за последний месяц. Тот, кто остановился в развитии... жить ему не зачем, — улыбнулась и подмигнула Вироксу.

— Кстати, этот самый Маурус один из помазанников эмиссара Рейдана, — произнесла с почтением, — вполне возможно, что именно с ним тебе придется драться. О! Слушай-слушай! Тебя представляют!

Голос комментатора, до этого озвучивавший ставки на новичков, с энтузиазмом вещал:

— И, наконец, восьмой кандидат! Появление которого мы так долго ждали! Химера с богатым генетическим наследием, линия нетипической бифуркации! Генная основа — антрацитовый дракон и элементаль огня! Вирокс! Что я могу сказать?

Над ареной вращалась циклопическая транслирующая сфера, что показывала любой уголок арены или любой кулуар в режиме реального времени. Разумеется, Вирокса показали крупным планом.

— Хорош! Чертовски хорош, аж зубы сводит! Наш заводила Октопус перевернулся бы в гробу, а после воскрес и явился бы сюда, чтобы показать зарвавшемуся стервецу свое место... ну... или бы они нашли общий язык... полюбовно гы-гы! Тем более, знаете... оказывается, Октопус и Вирокс происходят из одной генетической линии! Интересно, нашему новенькому посчастливилось получить его наследие? Делаем ваши ставки! Не на наследие Октопуса, мои маленькие извращенцы, на победу Вирокса! Напоминаю, что у нас может быть от нуля до четырех победителей!

Да-да, я не сказал вам о сильных сторонах химеры! Ну, помимо обезоруживающей мордашки! Вирокс — это  у нас заявка на универсального бойца! Элементали дают высокий магический потенциал, а усиленный геном делает нашего «брата» тем еще танком, однако сегодня... вы, возможно, в первый и последний раз увидите наших будущих чемпионов без магических усилений!

— Ты на кого поставила? — спросил Синдзи Мирабэль, листая на своем наручном артефакте список бойцов.

— На Вирокса конечно! Он такой красавчик!

— А я на Артурию. Люблю девок с сиськами.

Получив возмущённый взгляд от Мирабэль Синдзи хотел даже что-то ответить, но его перебил Дерек.

— Значит, раз ты из линии Октопуса, то твой создатель Энтропий. Хах, не обольщайся, парень, это не делает тебя чем-то лучше меня или, скажем, Мирабэль. В какой-то степени мне тебя даже жаль... эмиссары тратят много сил и времени на создание хотя бы одной химеры, а Энтропий, при всем моем к нему уважении, клепает вас на коленке, и не очень то бережет.

— Эй! За базаром то следи! — взвился Синдзи, — нихрена не так. У Энтропия химеры лучше получаются, но и экспериментирует он чаще, оттого и зловредных мутаций больше. Демиург. Может себе позволить.

— А вдруг он нас сейчас слушает? — пропищала Мирабэль.

— Да у тебя мания величия, кому ты сдалась, пичуга мелкая.

— Первый бой! — громко объявил комментатор, — Артурия против Минаса!

p.s. если есть желание, все нпц остаются на твой вкус, как и детали боя Артурия и Минаса, включая победителя. ☺

[Вирокс]

Вирокс, как тогда и сказал Энтропию, действительно запомнил, что за каждой той "ошибкой", о которых сейчас тараторил голос невидимого комментатора, стояла смерть химеры предшествующего поколения, но воспринимал это скорее как назидание, а не повод посочувствовать тысячам неудачных генетических образцов, пробудившихся, как и он, в инкубаторе в вершине зиккурата.

- Надо будет как-нибудь попробовать, - пожал он плечами в ответ на смех Синдзи.

Мирабэль, мелкая, жизнерадостная девчонка с рожками, рудиментарными чешуйками, румянцем на щеках, хрупкая, как птичка - конечно, только на вид - похоже, решила взять над ним шефство и прояснить ситуацию. Он проскользил взглядом по лицам, укладывая в памяти имена. Чуть задержался на Гоблине, выглядящем, как и он сам, совершенно атропоморфно, но иначе - ни дать, ни взять мужичок ближе к сорока хуманских, дредастый, тощий заморыш. Астронций казался грубо вытесанным из камня, серокожим, шершавым даже просто на вид, а Танос оказалась той самой женщиной, что активировала блокираторы магии на руках Вирокса.

Вопрос Мирабэль немного застал его врасплох. Признаться, Вирокс даже и не думал о том, кто же его создал. То, что именно демиург вытащил его из капсулы, он воспринял если не как должное, то, по крайней мере не требующее рефлексии, да и в тот момент он, в общем-то, как само собой разумеющееся воспринимал абсолютно все. Да и сейчас, по большей части, тоже, хотя ответ и получил вместе с памятью всех тех, кто были до него. Теперь слова Энтропия про наследие обрели смысл. Ответить девушке Вирокс не успел, она продолжила говорить, явно не сочтя это уточнение важным. Вирокс кивал, запоминая, хотя уже понял, что правила схваток, кажется, не изменились с тех пор, как на этой арене гибли или побеждали его предтечи. Зато зафиксировал смену интонаций в голосе драконокровой, когда она говорила о других создателях химер: получалось, что боевые навыки тварей Рейдана были примечательны, а вот те, кого сверстала Лекда, хорошо если вообще получали боевое крещение. Тут все химеры обратились в слух, большинству было интересно, как представят его самого. Прислушался и сам Вирокс.

Нюансы его сборки, что зачитывал диктор, Вироксу пока не говорили ничего, но он уловил заинтересованный гул зрителей, смакующих детали: и про неведомые бифуркации, и про основы, взятые для его создания. Он и не подозревал, что кому-то может быть интересно, как продолжится эта линия химер, и что, как сказал голос, его появления все ждали. Впрочем, тщеславия не ощутил. Вскинув глаза, парень увидел собственное лицо, рассматривающее что-то под куполом арены, и, спонтанно, сориентировавшись, чуть повернулся, глядя теперь прямо, так, чтоб могло показаться, что смотрит теперь в упор прямо на ложу демиурга.

Казалось бы, что о нем еще можно сказать? Едва восьми часов от пробуждения, еще никак не проявил себя, навряд ли кому-то запомнился, но комментатор не унимался, заводя толпу. Ведь в ордене наследил похороненный в его генетической линии и в голове неуемный Октопус, и, пусть даже не он был последним, до Вирокса, в череде созданий Энтропия, внес немало сумятицы. Теперь всех интересовало, пойдет ли новичок по его стопам, повторит ли, приумножит "подвиги"? Вироксу не пришлось по вкусу сравнение, но и досады от того, что трибуны взволнованно гудели, переключившись с его боевого потенциала на перспективы его сексуальных достижений и амбиций интригана, не ощутил. Вряд ли Энтропий сделала бы его таким, каким сделал, если бы не рассчитывал, что химера будет пользоваться тем, что получил. Включая определенную репутацию, которую, на деле, не чувствовал тяги оправдывать. Если бы изъян "наследия Октопуса" был бы настолько негодным для целей, с которыми создавались химеры, вся линия просто была бы уничтожена. Или накопление опыта бы прервалось и Вирокс просто бы не получил бы слепка памяти, портящего всю картину и обучение. А толпа... толпа просто возбуждалась от самой идеи бесконтрольного разврата. Ханжества, высоких моральных стандартов и стыда в Вироксе тоже не было.

Закончив представлять бойца, комментатор продолжил объявлять коэффициенты ставок, и химеры в комнате Вирокса вернулись к своим разговорам, а многообещающий новичок продолжил разминку, не забывая поглядывать на арену: туда как раз вызвали первую пару. В тираде Дерека Вироксу послышалась банальная зависть.

- Тебе не обязательно меня жалеть. И я не обольщаюсь. - ответил он в ответ на возмущение. Вирокс еще не умел питать иллюзий, но реши подпитать конфликт, просто бы ответил, что он просто знает, что лучше. Заполошная обида, прозвучавшая в голосе Дерека скорее выдавала его собственную неуверенность. Интересно получалось, Вирокс еще ничего не сделал, но его уже считали выскочкой. Впрочем, его это не беспокоило, и о том, что так и будет он понимал, еще когда Энтропий уточнил, правда ли парень хочет начать с того, что сагрит на себя всех прочих. Вироксу скорее льстило, что демиург позволил ему попробовать силы и подсказал, как это сделать.

Тем временем вышли первые бойцы.

Артурия и вправду оказалась фигуристой девицей, рыжей и кудрявой, с длинным цепким шипастым, как булава, хвостом, нервно подрагивающим и пылящим песок арены. Ее противник, Минас выглядел внушительнее, чем-то неуловимо напоминающий крупное насекомое. Он и вправду в самом начале боя распустил тонкие слюдяные крылья и пикировал на отчаянно уворачивающуюся девчонку, даже ранил ее, но, когда уже предвкушал победу, Артурия умудрилась тем самым хвостом, хлестнув им, как кнутом, его со спины летуну, то ли порвать слюдяную мембрану крыла, то ли смять его, и, не сумев выйти из пике, Минас покатился в пыли. Артурия, под восторженные вопли толпы метнулась сверху, и принялась полосовать когтями. Вирокс оценил маневр. Первой крови, конечно же не хватило, но, к тому моменту, как у Минаса получилось скинуть ее с себя, были глубокие раны, и победа хвостатой и грудастой Артурии, к восторгу Синдзи, у которого сыграла ставка, оказалась делом решенным.

Под вопли кровожадной толпы и беснование комментатора, не замолкавшего ни на минуту, победительница покинула арену, вернувшись в свою комнатку. Настало время второго боя.

[Энтропий]

— Ебааааать об меня шикарную девку до утра!!! — орал Синдзи, сцапав мелкую Мирабэль в объятия и закружив от переизбытка эмоций, — сегодня всем рома за мой счет, даж если её прибьют, 25 косарей уже в кармане!!! Вик, ты любишь ром? Ты ваще пил когда-нить ром!?

Среди находящихся в кулуаре бойцов радовались далеко не все. Шаньгрила выругался, посетовав на черную полосу и бестолковых насекомых, явно имея ввиду сдохшего Миноса. Да, Артурия вскрыла здоровяку лобные доли, вытаскивая глазные яблоки, кроша кости и устраивая в черепной коробке мозговое бурито. Досталась и девчонке: одну грудь оторвало наполовину, правую стопу полностью, а сломанные рёбра, бесчисленные раны и кровоизлияния даже не сосчитать.

— Вот, блять, и доказывать не требовалось, — самодовольно усмехнулся Дерек, — Минос проиграл, потому что Энтропий забил толстый хер на своих химер! А Рейдан рвет жопу, чтобы утереть нос Лекде. Шан, тебе не впадлу постоянно ставить на химер Хаоса!? Думаешь за это Энтроп тебя в эмиссары соизволит? Да он уже явно Виро... — договорить Дерек не успел.

Трудно говорить, когда в челюсть прилетел крепкий хук разгневанной женщины. Танос зашипела разгневанной кошкой:

— Закрой свою говняную пасть наконец, воняет!

— Да хватит вам! — состроила капризную мордашку Мирабэль, — я из-за вас ничерта не слышу!

— Прекрасный бой, каждое мое сердце дрогнуло, когда Артурия сумела избежать смертельного выпада в грудь! А у меня, между прочим, двенадцать сердец! И как я только не схлопотал инфаркт! Учитесь девочки, большие буфера решают! А наша следующая пара:

Энрансий — химера Лекды и Варлокк — химера Хаоса! Прошлый результат был неожиданным, от всей души поздравляю тех, кто поставил на красотку Артурию. Но мой карман вас не поздравляет, засранцы! Я ставил на Миноса, а этот черт сдох! Так, отвлекся!

Энран — химера первого порядка, то есть новая генетическая линия, чист как мой кошелёк сегодня! Смесь... уф сколько намешано! Целый винигред, заявлен даже мегаструм! Хорошая попытка, Легда!

Арена разразилась хохотом. Не то, чтобы гены мегаструма нельзя было использовать, но всё-таки считать их основной частью разумного существа довольно затруднительно.

— Энтран — элементаль воздуха, сумеречный эльф и ночная фея, заявка... даже не знаю на кого, ассасина-добряка? Варлокк — линия химер-оборотней! Мы уже неоднократно видели их в бою и один Хаос знает, зачем существует эта линия, ещё не один новичок Варлокков не покинул арену живым.

Бой оказался до смешного быстрым, Варлокка убили на третьей минуте, но на него, похоже, никто не ставил. Кроме Шаньгрилы, разумеется. Но расстроенным тот уже не выглядел.

Третьей парой оказались внешне довольно похожие химеры, — невысокие девицы, явно из родственных с Мирабель генетических линий. И снова химера Хаоса проиграла.

Четвертый бой также закончился поражением Хаоса. Все были химеры убиты.

Мирабель перекрестила Вирокса, правда не крестом, а восьмиконечной звездой.

— Это ничего не значит, правда. Ты из линии Октопуса, а это одна из сильнейших линий Хаоса.

— Не, мелкая, против Мауруса у твоего красавца нет шансов, — из дальнего угла выдал Дерек, потирая поджившую челюсть, — Рейдан фаворит Энтропия и конечно дем будет ему благоволить, чтобы тот и дальше всю жизнь на поставку высокоранговых химер тратил. Короче, хана парню. Помянем, раз сегодня Синдзи расщедрился.

Повисло молчание, густое и душное, Мирабель сжала кулаки и тихо прошипела, — это ложь, у Энтропия просто сегодня четыре черновика и один чистовик...

— Главное, штобы тебя не трахнули, — вдруг задумчиво выдал Синдзи, — я такое не поощряю, но здесь вроде фишки... ну... мол, трахнуть красивую химеру Энтропия... самоутверждаются эмиссары так. Твари. Какие же твари... — сплюнул мужчина. Похоже, к эмиссарам он питал личную неприязнь.

— А вот и наш фаворит! Маурус! После четвертого боя многие изменили ставки! Так что мой кошелек говорит спасибо демиургу нашему Энтропию.

Речь была явно о том, что ставку можно было изменить за некоторую неустойку, само собой, до начала боя.

— Что ж, уверен, нас сегодня ждет настоящая жара во всех смыслах! Просьба беременных женщин и ханжей удалиться! Да-да, я знаю, что среди вас нет таких!

⠀⠀
— Макрус против Вирокса! Бой начинается!

Маурус оказался высоким, хорошо сложенным молодым мужчиной, его длинные багряные волосы были заплетены в тонкую косу. Скулы, подбородок, частично плечи и спину, покрывала хитиновая броня. Явно расовое преимущество.

Маурус примерялся к противнику. Не атаковал. При этом он не выглядел расслабленным или успокоенным полным поражением химер Хаоса, напротив, цепкий взгляд отслеживал каждое движение, каждый взгляд Вирокса.

— Нападай, — велел соперник.

[Вирокс]

Вик... Вирокс даже не сразу понял, что Синдзи ему орет. О каком роме он говорил, Вирокс и ел-то в жизни единственный раз, часов семь назад. Сейчас уже был слегка голоден, но не так, чтоб отвлекало, а напротив, испытывал то приятное, деятельное и ресурсное состояние хищника, легкого, готового и уже побуждаемого к новой охоте.

  - Нет, никогда еще. - Хотелось думать, что все впереди. Воспоминания предшественников давали ясное представление о том напитке, про который толкует радующийся победе здоровяк, но Вирокс сомневался, что придет в экстаз.

Артурия победила, но сама крайне серьезно пострадала, и покинуть арену сама не смогла - ее уносили. Химера проводил ее взглядом до самого выхода с ристалища и повернулся к заговорившему Дереку. Того распирало от довольства, а Вирокс отчаянно пытался сообразить, нужно ли ему вообще отвечать на тираду. В голове крутились явные глупости, ни одна из которых ни погасила бы конфликт, и не оказалась бы достаточно емкой, чтоб заставить оппонента замолчать - не спрашивать у него, в самом же деле, как именно он узнал, что, и какого диаметра Энтропий "положил" на своих созданий, не оправдывать же демиурга и не делиться подробностями своего пробуждения. Бездна! Да Вироксу было даже наплевать в принципе на мнение какого-то Дерека о его, Вирокса, создателе, и, он был убежден, что и самому Энтропию - тоже. Но тяжелая рука разъяренной Танос прервала эскападу, причем на том месте, где Вирокс уже стал, все же готов вслушаться в проблемы Дерека, уловив начало собственного имени.

- Не надо, Танос. - Вирокс снова скопировал ту ехидную усмешку, что видел на лице Энтропия, а голос просочилась заботливая, до наивности, мягкость, направленная не на Танос, а на Дерека. В ней справедливо можно было заподозрить глумливость. Ответом был возмущенно-удивленный взгляд, но пояснять, к счастью, не пришлось: перебила Мирабэль. Да и вряд ли бы Вирокс успел гладко сформулировать суть своей многословной издевки, что если весь потенциал химеры заключается в рваной жопе создателя, то, это объясняет злость к тем, кто был создан демиургом, которому, конечно, достает сил творить химер играючи.

Кто-то из предшественников во снах с ним поделился выводом: неудачные линии химер продолжаются и ради того, чтоб было кому биться, стимулируя эмиссаров продолжать состязаться: не с демиургом, а друг с другом. Да и шанс на успешную мутацию каждого образца все равно присутствовал, и в том Хаос и заключается. Но подобная гибкость ума для самого Вирокса пока еще была слишком многоступенчатой. За следующими боями он следил с интересом, но не принуждал себя запоминать, кто, чей и с кем сражается. До следующих боев - это все не имело ровно никакого значения, а проигравшего все равно сотрет время. Лишь прокручивал в голове связки, позволившие победить - в них скрывалась суть наследия успешной химеры - пригодится в перспективе.

Перед тем, как его самого вызвали на арену, вновь возникла драконокровая - вклинилась поближе, когда Вирокс остановился у стенда с оружием, прикидывая, что же выбрать, раз позволено. Будущий ликвидатор не понимал: переживает ли девушка за ставку или за него самого. Или рассчитывала на бенефиты от приязни кого-то в ком видела продолжателя традиций линии Октопуса? У него упоминание предшественника вызывало лишь легкую досаду. Она явно была слишком недавняя, чтоб застать его существование. Так или иначе, интерес у них был симметричным, так что союзница не была лишней. Маленькая химера осенила его знамением, не иначе, как благословляя, в чем Вирокс не видел смысла: над ними всеми и так чуялось присутствие демиурга. Но принял, легко улыбнувшись.

  Очередная тирада Дерека не вызвала желания отвечать, зато глянув в глаза остальным, Вирокс чуть игриво потрепал Мирабэль по щеке, ладонью, уже замотанной в бандажный бинт:

  - Все будет хорошо, малышка. - хотят видеть Октопуса? Получайте, не обляпайтесь. Вирокс беззастенчиво пользовался его памятью, не испытывая ровно ничего из того, что толкнуло бы на этот жест Октопуса. Не чувствовал и благодарности, и не тяготился ее поддержкой. Пальцы проскользили по рудиментарным чешуйкам на лице, оббежали за ухо Мирабэль, вниз по шее и до самого тонкого плечика, чуть сжали и отпустили. Копируя движения того, кого знал, как самого себя, Вирокс постарался вложить в них легкую тень тактильного обещания. Которое не собирался сдерживать. И повернулся обратно к стенду, на котором уже приметил заинтересовавшее его оружие. - А сейчас мне надо оправдать ваши ставки, - серьезным тоном прибавил он, потянувшись за - довольно неочевидным в его случае - перначом.

Примеряясь к удобно легшей в руку булаве, он пару раз махнул ею в воздухе. Больше тяжелой, неприятной паузы, больше неловких слов Синдзи, его беспокоил сейчас поединок.

 

***

  — Маурус против Вирокса! Бой начинается! - прогремел над головой голос комментатора.

  Вирокс стоял напротив кристаллической химеры, возвращая ему такой же внимательный взгляд. Маурус, казалось, был действительно создан продумано. Совсем иначе продумано, чем Вирокс. Натуральная легкая броня прикрывала его спину и плечи, а вкупе с тем, что хаосит помнил из его описания, Вирокс понимал, что недостаток проворства из-за хитина, противник будет компенсировать внимательностью и надеждой на свою хваленую живучесть и выносливость. Значило это и то, что Вироксу нельзя затягивать бой, позволить себя вымотать.

  Вирокс выбрал булаву, обманувшись образом "кристаллической гидры", но теперь, глядя на хитин, счел, что все равно сделал правильный выбор. Приглашения не требовалось, резко сократив дистанцию, еще в рывке, он замахнулся и голова шестопера понеслась сбоку в туловище противника, пока еще вскользь, из экономной, узкой и прикрытой стойки. Он пока еще скорее понимал, как нужно двигаться и действовать, но и инстинкты, зашитые в геноме уже отзывались. Этакий драконий зов, плескавшийся в крови диким коктейлем из адреналина и кортизола, приправленный чем-то тем, что людям и вовсе ведомо не было. Пробный размен ударами, под вопли беснующейся от азарта толпы на трибунах, разойтись. Примериться, понять, что из себя представляет соперник: и Вирокс, и Маурус присматривались друг к другу, кристаллический был, казалось, осторожнее, что могло бы зрителей и разочаровать, но для обоих были слишком высоки ставки, чтоб сейчас уделять внимание развлечениям толпы. Вирокс понимал, что затягивать драку не в его интересах, а значит, надо было действовать, а не сверлить хитинового взглядом. Зрение тоже как-то неуловимо изменилось: теперь химера не столько следил за противником в попытках предугадать его действия, не концентрировался на том, чтоб успеть предупредить чужое движение, угадать его начало в чужом взгляде, а наоборот, словно воспринимал Мауруса целиком. Не надо было опускать глаза вниз, чтоб увидеть куда тот сделает шаг, не нужно было замечать разворот плечей, чтоб предугадать удар: вся картина боя стала из мозаичной цельной, не требующей осмысления иного, кроме как для разумного ответа, чтоб не поддаваться на возможные провокации, не дать себя вовлечь в клинч, обмануться маневрами, но навязать свой темп боя.

  Они не на тренировке: первый бой для одного станет и последним.

[Энтропий]

— Что мы видим? — голос комментатора прервал нетерпеливый гул толпы, — крайне скучное, но грамотное начало боя. Перестаньте ныть, каждый из вас в большинстве спаррингов ведёт себя примерно так же с незнакомым противником. Да, не зрелищно. Да, я тоже хочу увидеть мясо, но ещё больше мне хочется получить разумного и сильного товарища в очередной рейд.

Руку Мауруса оттягивало тяжёлое копьё, физическая сила химеры, пожалуй, позволила бы крутить между пальцев пять таких копий.

Маурус помнил наставления Рейдана, тот говорил, что из всех противников ему стоит опасаться либо Миноса, либо последней химеры, о которой никто ничего не знал. Маурусу, конечно, плевать из какой линии произошёл Вирокс, однако неизвестность заставляла его медлить. Линия Октопуса... смутные воспоминания предшественников разнились, то обдавая тело цепенеющим сладострастием, то электрическими разрядами — видимо, настороженность зверя. Маурусу не нравились те ощущения, которые пробуждал в нем Вирокс.

Они здесь словно марионетки под контролем древних ДНК, без выбора и возможности стать товарищами. Не потому, что это в принципе невозможно, ведь случались поединки, которые заканчивались ничьей, крайне редко объявляли два победителя. Возможно, было и три, но Маурус о таком не помнил. Рейдан хотел видеть победу своей химеры, парень в первый же день заметил странное, в чём-то болезненное отношение создателя к их богу: точно ребёнок, всеми силами жаждущий получить одобрение. Сам Маурус вылез из кокона двое суток назад, успел провести пять тренировочных спаррингов с Рейданом. Сейчас взбунтоваться против него не получится, потому что химера ещё слишком слаб. Впрочем, никого прилюдно сношать Маурус намерен не был, а вот превратить черноволосого красавца в очередное воспоминание — очень даже.

Рефлексия — зло, если от первого удара Маурус уклонился, то второй, последовавший через сотую долю секунды за первым, пришёлся на локтевой сустав и всё бы ничего, но Маурус ошибся в расчёте физической силы противника. Вирокс не выглядел как классический «танк», но удар оказался ошеломительной силы. Оружие в руках химер являлось артефактным, но всё равно Маурус не был готов услышать, как трещит кристальный хитин.

И скорость... первая атака стремительно перетекла во вторую, и химера предпочёл в то же мгновение разорвать дистанцию.
Руку отсушило, но хорошо, что копьё он держал другой. Сердце в груди бешено колотилось, бросив мимолётный взгляд наверх, туда, где должен был находиться демиург, Маурус начал обходить Вирокса по широкой дуге. Регенерация делала своё дело, кровавое месиво в обломках багрового хитина понемногу восстанавливалось, малость сильнее и с рукой можно было бы попрощаться.

» кубики «

Теперь необходимо выиграть время.

— Какой удар! — громко огласил ведущий, словно боясь, что кто-то пропустит столь эпохальное событие, — Мауруса чуть не отбросило, и он был вынужден отступить! Сможет ли он теперь восстановить позиции? И что это? Неожиданная удача или Вирокс, действительно, имеет все шансы прикончить нашего фаворита?

Гнев плохой советчик, Маурус постарался охладить разгорающийся рассудок. Блицкриг уже не удался, точнее, почти... но не в его пользу. Перехватив копье здоровой рукой, химера быстро сорвался с места, сокращая дистанцию и обрушивая на Вирокса серию ударов по корпусу. Резких, быстрых настолько, что движение лезвия смазывалось в серебристую ленту.

[Вирокс]

Единственная причина, почему Вирокс хотел убить Мауруса, заключалась в том, что таковы были правила игры. Химера смотрел на противника ровно, без ненависти, без жалости, без сочувствия, без страха, приязни, без чувства родства и понимания какой-то общей судьбы, и, возможно, нравственно был в тот момент существом куда проще, чем тот, кем успел стать создание эмиссара Рейдана. Внутренний диалог у  Вирокса отсутствовал, если не считать достигавших его лимбических систем советов предшественников. Так химера понимал, что копье для подобной схватки - преимущество противника в дистанции. Так он убедился, что если суметь навязать ближний бой, его пернач - отлично подходит, чтоб даже низкоамплитудными ударами крушить панцирь Мауруса. И да, действительно способность гидрокрового к восстановлению действительно была выдающейся.

  Вирокс отсек вопли зрителей и голос ведущего от своего восприятия. Его задача победить, причем сберечь себя для следующего боя. Присутствие демиурга ощущалось в каждый миг, каждым, но Вирокс видел, как Маурус, стараясь удержать его подальше, вскинул глаза куда-то вверх. Не за спину твари напротив, не над его головой: нет, он смотрел туда, где была ложа Энтропия, словно ожидал чего-то от высших сил. Или что-то им предлагал. А инстинкты бойца и опыт предтеч просто велели Вироксу не упустить момента, когда Маурус снова так сделает.

  Трибуны разочарованно выли, когда Вирокс открыл счет в схватке. Вирокс не слышал. Он пытался преследовать раненого, но Маурус сумел разорвал дистанцию, и Вирокс, словно волк, рыскал по границе досягаемости его копья, ища зазор, чтоб приблизиться вновь, не дать противнику перевести дух и исцелить поражения. Трибуны выли требовательно, желая крови Вирокса, ведь он не был фаворитом той схватки, а у них на кон были поставлены деньги. Вирокс не давал себе труда думать, что где-то в альковах вокруг арены сжимает кулачки за него драконокровая Мирабэль и, без особой надежды за боем следит андрогинный Шанглрила, может быть, зычно смеется Синдзи его удачной атаке. Он даже не думал сейчас о наблюдающем за схваткой демиурге. Трибуны выли жадно, требовали крови. И, когда Маурус, перехватив копье, открылся в контратаке, Вирокс понял, что тоже ошибся - когда ожидал от закованного в легкую естественную броню противника неповоротливости. Это не была атака, которую хорошо бы было пропустить мимо, и рвануть с копьем на опережение, побираясь ближе, а целая серия ударов, каждый из которой все точнее метил в корпус Вирокса, наконец вынудив того уходить с линии атаки пируэтами, и каждый из ударов Мауруса уходил вдоль, дальше, каждый следующий возвращать было все сложнее. Вирокс кружил вокруг ставленника Рейдана в какой-то ватной тишине, не считая звуков дыхания и шелеста шагов: своих и Мауруса, и редких, непонятно откуда доносящихся двойных ударов больших барабанов, в которых не узнавал собственного сердцебиения. А потом снова ударил - первый раз - хоть древком в древко, хоть звездой шестопера в кисть, стараясь остановить мельтешение жала копья, а затем - вновь надеясь услышать треск хитинового панциря, а за ним - и дробящихся под ударом костей, и уже не дать противнику разорвать дистанцию снова до тех пор, пока бой не будет закончен.

  Он не желал смерти Маурусу.

  Он желал жизни себе.

Дайсы

[/b]

[Энтропий]

— Блестящая скорость! Вы видите их движения!? Ну, конечно, здесь все видят их движения, мы же грёбаные мутанты! Но обычный человек с трудом поспеет за такими скоростями! — разразился комментариями ведущей, подогревая азарт.

Маурус морщится, повреждённый локоть отзывается надсадной и простреливающей болью. И он ровно так же, как и Вирокс, не желает кому-либо здесь смерти, но правила игры заставляют его убивать.

Вирокс не первый, кто умрёт от руки кристаллической гидры, там, среди химер Рейдана, сутки назад, пали двое. Маурус не гордился собой, едва ли победа над жалкими выродками одной с ним линии хоть сколько-нибудь могли воодушевить. Чисто формально он раздробил черепа собственным братьям, но ничего общего, кроме почти идентичной внешности между ними не было.

Маурус хотел побыстрее закончить этот бой, а потом следующий, чтобы в конце посмотреть, как сражаются матёрые химеры. Им совсем не обязательно биться насмерть, у Тварей, переживших «свалку молодняка», появляется шанс выбирать. Он ещё не знал всех правил, часть воспоминаний смешивались в аморфную кашу, он видел сцены боёв на арене, но не до конца понимал правила. Вирокс вряд ли знал больше, если бы они могли только поговорить...

Удары Вирокса стремительные, кажущиеся Маурусу обманчиво неряшливыми, но он уже поплатился за свою халатность.

Выпад химеры, удар шестопера в кисть, Маурус швыряет своё тело в сторону, подныривая и пропуская оружие в опасной близости от тебя.

Теперь разорвать дистанцию будет труднее, Вирокс к этому готов и не позволит так просто играть в догонялки. Поэтому, боец перехватывает копьё, пользуясь секундной возможностью оказаться в зоне невидимости противника и стремительно бьёт под коленную чашечку сверху вниз, стремясь тяжёлым наконечником разбить ногу до самой стопы.

При этом в голове уже вырисовывается картина последующих действий: воткнуть копьё в песок и с его помощью поднять себя в воздух, для этого хватит даже одной руки, ударить Вирокса коленом под челюсть и свалить на землю.

Несколько секунд назад ему удалось избежать повреждений, ещё немного времени, самая малость удачи и рука затянется достаточно, чтобы не беспокоиться об этом. Но если он получит ещё один удар, скорость и реакция могут значительно пострадать.

Тем временем в калуаре, откуда не так давно вышел Вирокс, химеры с интересом наблюдали за боем. Мирабэль картинно прижимала кулачки к груди и попискивала, когда наступал очередной опасный момент.

— Хе, любишь же ты из себя строить детскую невинность, — хмыкнул Синдзи, — неужто так приглянулся новичок?

— Как будто тебе нет, — она хлопнула товарища по плечу, — да и остальные наши не против. Нам давно нужен универсал, посмотрим как он вывезет в битвах, если дойдёт до финала, ты или я вызовем его на бой. Другие не посмеют перебить ставку. Как ни крути, заявка одного из лучших отрядов чего-то да стоит. Главное, чтобы не вмешался какой-нибудь отморозок типа Дерека. Но он не посмеет. Ты же не посмеешь, а Дерек?

В калуаре раздался смех.

Дайсы

[Вирокс]

Маурус теперь был настороже. Руку Вирокса утянуло инерцией удара, когда, не встретив цели, тяжелая голова шестопера пронеслась над поднырнувшим под бросок противником, и он резко крутанулся на месте, ища, куда тот рванулся, зацепился взглядом за древко копья, переступил и выбросил вперед свободную руку, зацепился за него пальцами, и дернул, но хват сорвался. И все же, движение спасло. Наконечник копья резко ушел вниз, чуть сдвинулся, и вместо того, чтоб пробить ему ногу, под гулкий и неслышимый Вироксу сейчас вдох толпы, готовой разразиться восторженным воем, лишь оцарапал икру, практически по касательной. Но и этого было довольно. Рана вспыхивает огнем, заставляя оступиться, а потом мир лопается алым, и Вирокс чувствует, как его отрывает от земли. Толпа, объятая кровожадным азартом, все-таки взрывается воем и улюлюканием, но он по-прежнему не слышит.

  А спустя миг его что-то бьет по спине. Челюсть немеет - он не знает, может сломана, или выдержала удар, но вкуса собственной крови во рту пока еще не чувствует - это знание придет чуть позже. А пока - резко перекатиться в бок, чтоб копье, уже летящее в грудь, ударило в землю, а не в его тело. Снова это проклятое чувство уязвимости: недопустимое, отвратительное, липкое. Но времени подняться на ноги, даже десяти ударов сердца, не шестидесяти, ему никто не даст, и химера, едва ли не вслепую, на звук шелеста песка хватает древко и сжимает, не давая Маурусу снова замахнуться. В глазах все еще плывут алые пятна, но во второй руке что-то тяжелое, и он вспоминает, что сумел не выпустить оружия. Думать об этом нет времени, а тень Мауруса уже нависает совсем близко, он бьет ногой в ребра Вироксу и старается выдернуть свое копье из чужой ладони, и не замечает, как шестопер врезается ему в колено опорной ноги. Оба на песке, но у Вирокса уже проясняется в глазах, и он, задыхаясь от компрессии в легком, перекатывается ближе к противнику, и, хрипя, обдавая Мауруса срывающейся с губ пузырящейся кровью, подтягивает себя сверху, оставив пернач на песке.

  Вирокс не чувствует, как царапает запястья о хитиновые пластины второй химеры, он уже нашарил его горло. Копье редановца становится бесполезным, а Вирокс перехватывает и смыкает руки, сжимает, навалившись, и старается отрешиться от града ударов, которые сыпятся на его спину, и левый, а затем и правый, хотя и слабее, бок, только с каждым из них всхрипывает, усеивая лицо кристаллического алыми пятнами. Наверное, в легкое попал осколок кости, крови много, воздуха мало, и чувство, чем-то очень похожее на то, когда тело пыталось избавиться от остатков питательного раствора. Вирокс сжимает руки. Удары прекращаются, но удержаться на дергающемся в попытках выбраться из захвата, Маурусе тяжело. Вирокс сжимает руки. Под предплечьем что-то сминается, когда Вирокс дотягивается до собственного локтя противоположной ладонью. Гортань, наверное. Маурус пытается ударить головой, но Вирокс сам утыкается лицом в песок, вжимается всем телом в Мауруса, и хитиновая пластина елозит по коже, царапая ему щеку - он почему-то ощущает это куда четче, чем ладони, пытающиеся разорвать захват. И сжимает руки. Вирокс еще не был так близко к кому бы то ни было. Даже часом обратно с демиургом, они были куда дальше друг от друга, чем сейчас он с Маурусом. Самые интимные объятия, какие только могут быть. И Вирокс сжимает руки. Пальцы впиваются ему в плечи, еще какое-то время держатся, царапают и бессильно соскальзывают. А Вирокс сжимает руки и не видит, что в открытых глазах второй химеры уже отражается только небо.

  А потом до него начинает долетать голос комментатора, перекрывающий возбужденный ор зрителей. В груди пожар, во рту - новый, еще не понятый вкус и острые осколки.

  И Вирокс, наконец, разжимает руки, отдаваясь ошеломляющей боли и заваливаясь на влажный грязный песок.

Дайсы

[/b]

[Энтропий]

— Ох! Вы только посмотрите! Посмотрите же! Моим глазам больно! Как он его жёстко жарит! Обтекайте, деточки, он сегодня всех вас трахнул прямо в открытые карманы!

Иронией комментатора впору двигать товарные вагоны. Вирокс, конечно же, не мог видеть широкоформатную раскадровку боя, которую транслировали на гигантском кубе-визоре под самом куполом арены.

— Это победа! Однозначно победа! Эй, Вирокс, ну сколько можно обжиматься с трупом? Октопус бы не одобрил!

Трудно уловить ту секунду, когда крепкое и сильное тело противника превратилось в кровавый фарш из перемолонного мяса, костяного крошева и кристаллической чешуи. И не существовало в мире силы, способной оставить кожу Вирокса чистой от крови противника. Он был весь испачкан, словно упал в чан с томатным соком. Ладно, это мы конечно сутрировали.

На арену выбежала Мирабэль, за ней Синдзи, они наспех подхватили химеру под локти и потащили в сторону кулуара, где уже была приготовлена лавка и кое-какие принадлежности для регенерации.

Новичкам не нужно было сражаться сразу после окончания с первого раунда, примерно час на арену выходили самые разные химеры, вызывая друг друга на дружественные поединки. Обошлось без жертв.

В следующем раунде Вирокс дрался с Энтраном, и бой снова закончился его победой.

Мирабэль прыгала вокруг химеры и обмахивала его полотенцем, казалось преисполненной гордости, словно Вирокс по меньшей мере являлся её личным проектом.

— Ну, все! Ты молодец, большой молодец! Рука скоро отрастёт!* Эй, Синдзи, тащи ещё реген-кристаллов!
На этом всё, свалку новичков Энтропий закрыл, теперь остались бои опытных!

— Что ж, наши дорогие и искушённые зрители! Свалка молодняка окончена, определено два победителя: Вирокс и Артурия! Прошу любить и жаловать! Напоминаю правило, приглашать молодняк в отряды можно только спустя 24 часа после свалки! Если стражи заметят нарушение, плачьтесь Альварии чудеснице! — рассмеялся комментатор.

— Итак! Начинаем игры выпускников! Напоминаю правила! Бог наш Энтропий или любой из эмиссаров называет двух бойцов, ваша задача сражаться на максимуме сил! Ровно до тех пор, пока вы не убьете противника или не прогремит гонг. Если спустя 13 минут боя сигнала остановиться нет... вы знаете, что это значит!

Бои между мастерами, конечно же, оказались куда красочнее и интереснее, чем среди молодняка, хотя бы по той причине, что работала магия.

Первый бой был остановлен на четвёртой минуте, второй на седьмой. На третьем бое звуко-гонка не было до тринадцатой минуты и в конце концов один боец убил другого. Причём, Вирокс был готов поклясться, что убитый добровольно опустил свою голову под тесак Дерека. Тот же выглядел угрюмым и злым. Вернувшись в кулуар он выматерился и сел в самом дальнем углу с видом оскорблённые невинности.

— Правила боев просты, Вик, — пояснила Мира, — если Энтропий читает, что из пары никто не достоин продолжать развитие, то ты не услышишь звука гонга.

Тогда вариантов два: либо один из вас жертвует собой, либо вы умирайте оба, а за одно и ваши ближайшие генетические линии. Обычно это не более пяти родичей у каждого.

— Не называй их родичами, — скривился Синдзи.

Мирабэль показала другу язык.

— Думаю, это проверка на лояльность.

— Да какую нахрен лояльность, — просипел в дальнем углу Дерек, — проверяет, нет ли в линии брака, вдруг затесался ген свободолюбия.

Сколько же в этих словах слышалась желчи.

— И последняя пара на сегодня! Энтропий хочет увидеть бой одной из наших сильнейших пар! Да! Наконец-то это свершилось! И мы увидим на арене Синдзи Сокрушителя и Мирабэль Квазаровую звезду!

Арена разразилась аплодисментами.

Вирокс же не увидел на лицах Мирабэль или Синдзи ни капли гордости, лишь ошеломление и плохо скрываемый страх. Все в кулуаре замолчали, кто-то сжал кулаки, Дэрек снова выругался.

— Всё будет хорошо! Вот увидите! Через пять минут мы вернёмся, а после отправимся пить пиво!

Однако, ни через пять, ни через десять минут они не вернулись. На четырнадцатой минуте Мира сложила оружие и посмотрела вверх.

— Они не смогут убить друг друга, – тихо произнесла, кажется, Тонос, и продолжения эти слова не требовали.

Кажется, Синдзи что-то ей кричал, видимо, был готов ради возлюбленной принести себя в жертву. Однако не добившись результата, воззрился наверх:

— Ты ошибся! Мы оба достойны продолжить развитие! Мы семь лет оттачивали навыки, чтобы служить Ордену! Разве Хаосу нужна безвольная марионетка!? Кусок пушечного мяса!? Почему в твоих манускриптах и исторических трактатах так много философии свободы? Так может мы станем первыми, кто скажет тебе открыто!? Мы не рабы! Мы готовы служить! Но вместе! Пора разрушить старый и изживший себя...

Голова Синдзи слетела с плеч на секунду раньше, чем огненно-красная головка Мирабэль. Пара мгновений и тела двух химер, разрубленные на несколько уродливых частей, синхронно упали на песок.

Энтропий стоял посреди этой живописной картины, его губы медленно произнесли:

— Убить всю линию до пятого поколения.

И дальше начался абсолютный хаос. Всю работу сделали эмиссары, те самые, которым в дружной обстановке часами ранее перемывали косточки.

* ранение на усмотрение игрока

[Вирокс]

. Обтекшие деточки разочаровано выли: победа аутсайдера схватки пробила бреши во многих карманах и, конечно, мало кто этому был рад. Победа новичка не была особенно зрелищной, хотя крови на песке осталось немало, но его ничуть не огорчало, что он доставил окружающим больше огорчений, чем радости. Вироксу задача была поставлена другая: убить и выжить самому, и, для своего боевого крещения, как он сам полагал, справился пристойно. И уж, конечно, еще меньшее значение, чем одобрение химер живых, для него имело одобрение химер мертвых. Особенно Октопуса, так что стыдить его, с трудом выдыхающим сквозь пузырящуюся в гортани кровь в яркое Сабаотское небо, недовольством предшественника было бессмысленно: Вирокс не считал себя его продолжением.

  Перекатившись на бок, он попытался подняться, но, кажется, рана от копья оказалась серьезнее, чем показалось запале во время боя. Кто-то уже с легкостью тащил с арены труп, а Вирокса вздернули на ноги две пары сильных рук и, не обращая внимания, что он толком и стоять не может, повлекли обратно в альков бойцов. Он узнал здоровяка Синдзи и рыжую драконокровую Мирабэль.

  Уже в приходя в себя, когда собственную регенерацию подстегивала магия исцеляющих кристаллов, он тихо взрыкивал, когда вбитые в грудь ребра вставали на место, сплевывал еще сгустки крови и осколки заменяющихся зубов. И не испытывал ни гордости, что выиграл, ни досады, что убил, или пострадал, принимая и то, и другое, как должное, и просто слушал замечания более опытных бойцов, пытаясь задним числом понять, мог ли он сделать что-то лучше, если да, то как. И не думать о боли, отступавшей медленно, нехотя.

  К третьему из свободных боев он уже более-менее восстановился, и вместе с остальными следил за кругами схваток. Химеры, выходя биться добровольно - Вирокс понял, что отказываться от спарринга тут не принято - щадили друг-друга, просто меряясь силой, пусть и максимально жестоко. Настоящей вражды друг к другу не показывали.

  Потом его снова вызвали на арену. Жаль, что он не мог оценить еще полновесно иронию: химеры его восьмерки сплетничали о двух из эмиссаров-мастеров, и с творениями обоих ему пришлось биться. Энтран, с легкостью прикончивший ранее Варлокка, оказался высоким и субтильным, молодо выглядящим парнем. Более симпатичным, чем Маурус, внешне, каким-то более легкомысленным, даже до рассеянности на вид: видимо, сказывалось наследие. Воздушный элементаль - скорость и стремительность, легкость движения - видимо, стихия в его линии была основой. Его голубоватые кудри развивались, словно их ерошил ветерок, даже когда воздух был совершенно неподвижен. На сей раз тактику выматывания противника пришлось применить уже Вироксу, большую часть схватки проведшего в глухой обороне. К тому моменту, когда в движениях противника начала проявляться усталая тяжесть, поглотившая скорость, оба были в крови. В финальном клинче Энтран умудрился нанести удар такой силы, что перерубил своим топором Вироксу руку, так, что кисть повисла на ошметках кожи и мышц. Но клевец в правой руке уже несся на встречу его виску, глубоко вошел, вырвался в новом замахе, взметнулся, обрушиваясь снова и увяз. Энтран упал, а Вирокса снова увели старшие химеры.

  Целой рукой он вырвал полотенце у Мирабэль, и зажал им культю - поврежденную руку кто-то отсек окончательно - он даже не почувствовал, мир стал одной большой раной. Теплая магия кристаллов унимала боль, утешала. Мелкие царапины затягивались - и собственными силами организма, проявившимися еще явнее, когда сняли второй из браслетов-блокираторов. Измотанный, Вирокс на ободрение и утешения Мирабель не реагировал. Если бы против него стояло б двое бойцов, он бы не выжил, и понимал это с болезненной четкостью. Хотел ли он почуять хоть какой-то намек на то, что оправдал ожидания Энтропия, даже если сам так не считал? Да, еще как. Демонстрировал ли он это? Надеялся, что нет. И рассчитывал, что и не получит ничего подобного, хотя Энтропий парой часов обратно все понимал совершенно правильно. Ничем большим, чем детенышем, получивший шанс вырасти в крупного хищника, Вирокс не являлся.

  Культя затянулась, и, баюкая ее на груди, он, устроившись у выхода, следил за следующими боями, в пол уха слушая комментатора и пояснения Мирабэль, продолжавшую его опекать. Неудивительно, раз так было, что Дерек вернулся в настолько дурном расположении духа, но новенький не испытал никакого сочувствия. Противник Дерека просто поддался, видимо, отчаявшись, но, как показалось Вироксу, это делало для оставшегося в живых ситуацию только хуже. Впрочем, действительно серьезное испытание, как оказалось, ждало другую пару бойцов из старших химер. Он не смог оценить трагизма ситуации, бросившегося бы в глаза любому стороннему наблюдателю, на этот момент никаких фантазий про возможность выбора или выбора лояльности не испытывая. Он видел сцену колебаний и последующей казни Синдзи и Мирабэль, как иллюстрацию услышанного от Энтропия, когда демиург привел его в комнату с камином, и вот, лицезрел воочую: семь лет верности не отвратят смерть в тот момент, когда верность еще кому-то станет превалировать над желанием подчиняться. Если Вирокс и пожалел о гибели двух бойцов, чьи имена успел запомнить, то только из тех соображений, что понимал, что эти двое могли бы помочь ему адаптироваться в ордене.

  Сколько же других химер разделяли с ними генетические линии? Вирокс не знал, но резня началась масштабная. Убивали в альковах, убивали на трибунах. Кто-то даже пытался сопротивляться, бежать, но рядом возникали смазанные тени, срубая головы, сжигая на месте, где застали. На Арене слышались крики и до Вирокса доносились отзвуки потревоженного заклинаниями эфира. Из оставшейся пятерки в комнате Вирокса все молчали, даже Дерек, опустив глаза в пол, боясь проронить и слова. Кажется, раздался тихий всхлип - наверное Шангрила, но глаза химеры остались сухими.  

  А Вирокс... Вирокс смотрел в центр ристалища, засыпанного влажным от крови песком. На Энтропия.

  С последней смертью, кажется, закончились и сегодняшние бои, превратившиеся в побоище.

[Энтропий]

Помертвевшие склеры их глаз смотрели на творящуюся резню без какого-либо осуждения, радости не было тоже, скорее, немое смирение замешанное точно горькое кофе на беспокойстве. Никто не хотел оказаться на месте Мирабэль или Синдзи, как и делить с ними одну кровь. И трудно было сказать, чего в этом взгляде больше: животного опасения за целостность собственной шкуры или непомерных амбиций, заставляющих смотреть на происходящее ровно глазами Вирокса. Но куда более чистолюбиво. Разумеется, говорить за всех было нельзя, однако в общем и целом, если особо не приглядываться, толпа реагировала единым фронтом поддержки Энтропия. Никто не пытался защитить бедолаг, никто не вмешался, а Мереида даже помогла в убийстве одной девчонки драконицы, когда та инстинктивно выставила щиты.

Лицо Энтропия осталось непроницаемым, а когда резня закончилась он проговорил:

— Поздравляю Вирокса и Артурию со славной победой, вы достойные бойцы своих линий, Орден нуждается в вас... во всех вас... — Бог окинул взглядом внимающую толпу, — как никогда! Орден — это мы! Наши соратники, любимые, братья и сестры, Орден — это наше общее прошлое, возможно, будущее для ваших детей, плацдарм добрых побед и неизбежных поражений. Не бойтесь врага во вне, бойтесь врага внутри себя. Тот, кто дал вам всё, имеет право получить всё взамен. Орден и его люди ждут элиту, но место под Археем придётся заслужить. Молодняк сегодня показал, что значит вырывать победу собственными клыками. Вирокс, Артурия... подойдите...

... хочу отблагодарить вас за сегодняшние поединки...

Взгляд Хаоса смягчился, словно поверх стальных шайб легло тонкая шерстяная вуаль.

Когда химеры приблизились, Энтропий по отечески протянул руку, ласково погладил Артурию по волосам цвета крови, не обращая внимания, что ее босые ноги утопают в таком же кровавом песке. Что-то тихо ей прошептал.

После подошел к Вироксу, положив тёплую ладонь ему на затылок, сухо коснулся губами уголка рта. Задержался на пару секунд, выдохнул, – ты здесь лучший, звереныш. Помни об этом.

Три шага назад и воздух загустел, образуя искрящееся облако. Сердце отмерило четыре удара, пространство будто сжалась и выродило два артефакта:

Литой доспех для Артурии ранга «эпический» и второй артефакт (вид на усмотрение игрока, покупается в магазине, при покупке напиши, что это артефакт последователя и чтобы сумму списали с моего счета) такого же ранга для Вирокса.

Только тогда портал за спиной демиурга захлопнулся. Без вспышек и фанфар.

Сегодня химер кормили щедро. С пищей в зиккурате бывали перебои, то кормёжка становилась обильной и жирной, причём со странным привкусом, то впору было завидовать постящимся манахам. Столы ломились от мяса, вина и самых разнообразных закусок.

— А что он тебе сказал? — как бы между делом спросила Артурия, и словно ответ нй не так интересен, как ножка перепелки в одной руке и кубок вина в другом. Она сидела рядом, за длинным столом, противоположный конец которого виднелся у дальней стены циклопической залы.

[Вирокс]

Песок под подошвами берцев Вирокса в центре арены превратился в сель, сколько крови приняло ристалище. Босые ступни второй уцелевшей из десяти новых бойцов, Артурии, на которую ставил обезглавленный Синдзи, тело которого лежало недалеко, и вовсе утопали в бурой жиже. Мельком обведя взглядом трибуны, на которых тоже лежало немало трупов, он переступил через тело Мирабэль, приблизившись, как было велено, к демиургу. Ему пока еще не нужны были лозунги, его не надо было убеждать в том, что он должен служить Энтропию - другой цели и не существовало, а если и существовала, то только в виде сдержанного недоумения: откуда такое вообще могло появиться. Он внимательно слушал слова, понимая их, но не постигая в полной мере, ведь то единственное, что имел новая химера имел - жизнь, и без того принадлежала не ему, но именно так он понимал сейчас свое существование. И жадно ловил каждое движение Хаоса, заметив то ли едва-едва смягчившийся тон голоса, то ли легкую тень улыбки, появившуюся в уголках глаз бога, он и сам не мог объяснить, но инстинктивно понял: демиург доволен - или хочет показать, что доволен им.

  Ими. Первой свою долю похвалы получила рыжая и кудрявая Артурия. Вирокс спрятал ревность, еще раз мазнув взглядом по трибунам, а затем легко улыбнулся - надеясь, что доброжелательно, а не озлобленно оскалившись - уподобляться завистливому и несдержанному Дереку не хотелось, тем паче, что было довольно очевидно, что получившего лишь временную отсрочку, химеру не ждет ничего хорошего и на перспективу. А Артурия... Видимо, дралась лучше, яростнее, заслужила большего. В следующий раз ему придется ее превзойти. И не только ее. И он спокойно дождался своих приветствий от Энтропия.

  Теплой тяжестью легла ладонь на затылок, и Вирокс, ей покорный, чуть качнулся вперед. И думал, можно ли сейчас рассказать, что понял, почему умерли две химеры, лежавшие на песке: один из них мог жить и продолжать совершенствоваться на благо Дискордиума, не перечеркивать всего достигнутого за семь лет - едва ли постижимый срок для не прожившего еще и суток. Что он будет всегда биться до тех пор, пока демиург не сочтет его достойным жить дальше, и в нем нет изъяна, погубившего Синдзи и Мирабэль, и ту глупую самку из его линии, Свен. Не проскулить обещание, в надежде на то, что когда-нибудь его запальчивые фразы вспомнят и учтут, а именно рассказать. И понимал, что не время и не место. Еще думал, заметили эту паузу, касающегося его лица своим Энтропия, или этот жест скрыт от камер предплечьем его создателя. Конечно, заметили.

  Хаос отстранился и эфир наполнился могучей энергией, соткавшейся в видимый клок тумана, по которому которому бежали фиолетовые разряды искорок первородной силы.

  Наградой Вироксу, первым чем-то его собственным, стала старая на вид потертая монета на золотой цепочке. Даже просто держа ее в ладони, Вирокс чувствовал ее ауру: сильную, стойкую, успокаивающую и тревожащую одновременно. Он сразу понял, что ему дано оружие, которое не раз еще ему понадобится. Бездна, он даже не мог кулон сейчас еще на себя надеть сам, но и позволить кому-то прикоснуться к своей награде не собирался.

  Надо ли было благодарить, он не знал, да и уже было некого: Энтропий удалился.

***

  От изобилия угощений в тот вечер столы гнулись в огромной трапезной. У мяса был странный вкус, но Вирокса это не беспокоило. Он попробовал вино, но оно пьянило гораздо медленнее, чем он подозревал, что должно. Теперь стало понятно, почему Синдзи с таким энтузиазмом говорил про ром. Тела химер создавались крепкими и с такими дозами алкоголя справлялись влет. Он попробовал и закуски, угадывая, что это, ориентируясь на воспоминания предшественников и составляя собственные представления о том, что это такое, и нравится ли ему это. Что-то ему приходилось по вкусу, что-то не очень. Насытился он быстро, как и в первый раз, хотя теперь уже, конечно, не пытался еду пихать горстью в рот, даром, что она у него одна пока оставалась.

  Монументальный зал был наполнен голосами: химеры и аколиты все еще взахлеб обсуждали сегодняшние бои. Его с Артурией усадили вместе, и он то и дело ловил на себе взгляд хвостатой, да и других обитателей зиккурата - новички-победители все же. Девушка тоже привлекала к себе внимание. То и дело кто-то оказывался рядом, поздравлял, хлопал по плечу, протягивал руку. На это Вирокс, решивший, что для ситуации более всех других уместна легкая, застенчивая улыбка, приподымал замотанную в бинты руку, напоминая, что ответить на приветствие симметрично пока не может. Неторопливо регенерировавшая, культя отчаянно чесалась под тканью. Другие, более дерзкие, подходили просто поглядеть, даже рассуждали о том, что вот "в следующий раз", когда сами встанут в спарринг с Вироксом, и как именно поступят с перводневкой-выскочкой - такие в основном были от потерявших деньги на ставке против него. Вирокс пожимал плечами, но запоминал: и лица, и угрозы.

  В какофонии голосов он отлично расслышал вопрос Артурии, но переспросил:

  - А? Энтропий? Сказал, что я - звереныш. - признался он. Вроде и не солгал, но все равно правду-то знали только он и сам демиург. - А тебе? - Вирокс б и не удивился, если бы обнаружилось, что и рыжая была поименована лучшей. Но он-то собирался этому еще и соответствовать. Глянув на нее, чуть принужденно веселящуюся, делающую вид, что просто болтает с ним, Вирокс поддержал разговор: - А кто тебя создал? - этот вопрос среди химер, кажется, был вполне вежливым.

[Артурия]

Закусив нижнюю губу, Артурия смущённо потупилась, на ее скулах расцвел персиковый румянец, который очень контрастировал с алебастрово-белой кожей.

— Он сказал... что ты звереныш... в смысле мне сказал, — девушка моргнула и тихо рассмеялась, — а если серьёзно, я не до конца поняла смысл этих слов, но уловила интуитивно, он хочет, чтобы я развивалась, и мне придётся постараться, чтобы стать вровень с тобой или кем-то ещё здесь.

Она замолчала, на секунду взгляд девушки расфокусировался, зрачок заволокло дымкой.

— Меня создала Саргатанас. Первое творение. Она не так давно среди эмиссаров.

Девица попыталась запихнуть в рот печёный индюшиный окорочок, но тот, похоже,  решил пойти не в то горло, прокашлявшись, осушила кубок с вином. Вновь взглянула на Вирокса, словно собираясь ему что-то сказать, но в последний момент себя одернув.

Следующие несколько недель можно с полной ответственностью назвать вводными. Вирокс успел лично побывать во многих частях зиккурата: и в лекторных, и в специально оборудованных тренировочных залах, и в зонах для исследований. «Химеродельня» жила своей жизнью. Недостатка во внимании Вирокс не испытывал, он нравился многим девушкам, да и мужскому полу, хотя относились к нему с подозрением.

После смерти Синдзи и Мирабэль их группа распалась.

Пару раз Вирокс получал приглашения в другие отряды, но едва ли мог удовлетвориться подозрительными и малознакомыми типами, которые ещё требуют безоговорочное, в чем-то фанатичное, подчинение лидеру.

Артурии везло немногим больше, в конце пятого дня она вступила в небольшой отряд местных амазонок, но уже к следующему вечеру покинула его со скандалом.

Особенно времени переживать о налаживании социального контакта не находилась, хотя Вирокс понимал, что если поставить перед собой цель, то отыщет куда приткнуть свою симпатичную тушку.

Практически всё свободное время уходило на тренировки, в основном магического плана.

Инструкторами здесь были эмиссары, архиадепты и матёрые химеры, которые вместо того, чтобы покинуть зиккурат и отправиться на Дискордию, решили учить молодняк.

Энтропий редко принимал участие в тренировках молодых химер, но, как назло, уделял Вироксу чуть больше своего времени. Мог неожиданно заявиться на спарринг-сессию и, отодвинув случайного партнёра Вирокса, занять его место.

Так прошло около полугода, за это время молодняк (им в зиккурате считалось около трёх десятков химер) успели даже побывать на парочке простеньких миссий, что-то вроде: зачистить окрестности родной пирамиды от всякой нечисти или отправиться путешествие на соседний материк, чтобы показать поддержку хаоситам в их непростом деле. Как правило, непростое дело заканчивалось кровавой бойней с монстрами или не_хаоситами, целей и личностей которых Вирокс не знал.  

В конце полугодия случилась очередная свалка на арене, где «помазанник» Октопуса уже выступал в качестве полноценного если не старожилы, то уже далеко не новичка.

Энтропий остался им доволен, тот бой в принципе обошелся без серьёзных потерь, разве что практически вся партия молодняка канула хтону в пасть. Кстати, на этот раз победила почти точная копия Мауруса — Моршер.

После «экзамена» случилась очередная попойка, а на следующий день Энтропий собрал химер от молодняка и до года в одном из циклопических чёрных залов и провозгласил:

— Я называю имена, вы делаете шаг вперёд. Артурия, Вирокс, Теасоф, Моршер, Эва и... — взгляд демиурга забегал по толпе, — Ивиндил.

Завтра утром вы отправляетесь на планетоид  Faw67.11. Цель — зачистка первого уровня северной базы, разведка второго. Молодняк идёт под ответственность Артурии и Вирокса, отвечаете за них... — Хаотичный широко улыбнулся, — головой. С вами идет Лекда. Он ждёт вас завтра возле главного портала при полной экипировке и вооружении.

Артурия сглотнула ставший в горле ком.

В тот вечер, вместо того чтобы полиция спать на 9-10 часов она пришла в комнату Вирокса полностью обнажённая и сказала, когда он открыл дверь:

— Впустишь?

И взгляд её был красноречивее любых слов.

[Вирокс]

Вироксу оставалось только удивленно выгнуть бровь. Пожалуй, стоило бы сказать что-то вежливо-уместное, заверить девушку, что, несомненно, ее шансы велики, учитывая, как показала себя в боях, но он даже не растерялся, просто... Крайне мало еще был способен заинтересоваться ее грядущими успехами, больше обескураженный, что его кому-то демиург поставил в пример. Но Артурия, явно отвлекшись на собственные мысли, назвала свою создательницу. Имя ничего Вироксу не говорило, что неудивительно. Значило это, что Артурия действительно хорошо себя показала. За ее спиной не стояла рота предтеч, поделившихся боевым опытом, как у химер из зарекомендовавших себя генетических линий. Эта мысль показалась Вироксу куда интереснее: надо будет внимательнее следить за творениями Саргатанас.

  - Удачно дебютировала. - он постарался, чтоб голос звучал доброжелательно. Рыжая, как огонек, Артурия старалась держаться непринужденно, как и он сам, но явно нервничала. Закашлялась, чуть не подавившись, и спрятала лицо в кубке, восстанавливая дыхание, а когда справилась, искоса бросила на него взгляд. Видимо, что-то все еще жгло ей язычок, но она промолчала.

  - Что?

  Следующий месяц Вироксу было ни до девушек, ни до юношей. Предсмертный прогноз Синзди не оправдался: никто особо не пытался "трахнуть красивую химеру Энтропия", по крайней мере так, чтоб химера нашел эти попытки тягостными. Ему было чем заняться. Он только впоследствии узнал, что группа, в которой он готовился к первым боям, была когда-то сбитым боевым звеном. Предложения занять вакансии в других группах его не вдохновляли, но он быстро нашел иной выход: с удовольствием выходил на тренировки в самых разных составах, где его были рады видеть, учился работать слажено в самых разных группах, иногда удачно дополняя, иногда отягощая команду из-за своей, пока еще слабой подготовки, но зато он набирался опыта, и, порой, удавалось подсветить пробелы в том или ином составе. Прогрессом Артурии он если и интересовался, то не ею лично, а, скорее, успехами первой химеры своей линии и ее создательницы, хотя общался всегда благожелательно и приветливо. А немногое свободное время посвящал занятиям. Даже в самый первый, после боев, вечер, он, перед сном, вновь и вновь пытался вызвать тот крохотный плазменный шарик, не только вызвать, но и отправить в полет, не допустив ожогов, и вскоре в той, свободной, комнате стены все были усеяны черными подпалинами, а небольшими объемами магической энергии он стал оперировать довольно ловко, больше уже не испытывая той дикой боли, как в первый раз. Эти достижения его не удовлетворяли, и каждый следующий раз химера пытался сделать лучше, мощнее, быстрее. С такими занятиями вскоре пришлось перейти на оборудованный для тренировок боевой магии плац. К концу первой недели он уже смог, наконец, сам застегнуть застежку своего медальона на шее. И с тех пор никогда не снимал.

  Энтропий появлялся редко, но, такое впечатление, не упускал возможности проверить, как дела у его создания. Даже понимая, что ничего не может, в сущности, противопоставить такому наставнику, Вирокс, когда выпадало на тренировках оказаться напротив Хаоса, волновался, но не робел, продолжая выкладываться настолько, насколько сил хватало, не обращая внимания ни на завистливые, ни на неодобрительные шепотки других химер и наставников, замечавших это внимание бога.

  Разве что в первый раз, когда нежданный визит Энтропия нарушил ход обычного занятия, сорвался. Едва тренировка закончилась, и их отпустили из зала, чувствуя, как кровь после, разумеется, бесславно проигранного спарринга, кипит, ноги подкашиваются, а голова идет кругом: и от боли, и от невыжженного до конца адреналина, Вирокс перехватил взгляд какой-то симпатичной девчонки из химер предыдущей ему партии, и, даже толком на осознавая, что делает, кивнул ей на дверь душевой. Девушка не отказалась. Но когда, оказавшись за закрытой дверью, попробовала его обнять и поцеловать, он грубо оттолкнул ее к стене, развернул лицом к кафелю. Все не заняло и нескольких минут. Девица оказалась разочарована, но Вироксу было безразлично. Он, наконец, ощутил в себе какую-то гулкую пустоту. Она ушла, обескураженная, а "звереныш" еще какое-то время стоял, привалившись к стене, потом собрался, принял душ и больше бы никогда не вспоминал об этом происшествии, но шуточка "Это тот, у кого встает только на Энтропия" еще долго гуляла по жилым этажам. Это было далеко от истины, Вирокс тогда еще просто не знал, как справиться собой, а инстинкты подсказали не самое разумное. Больше такого не повторялось, и схватки с демиургом стали редкой, лестной, но рутиной и настолько его больше не выбивали из колеи. Зато от него, наконец, отлепилась слава наследника Октопуса, по крайней мере ему так казалось, и чуть более, чем устраивало.

  За пол года он завел какое-то количество приятелей, не столько от потому, что тянулся заводить друзей, скорее понимал, что это что-то, что от него ожидается. Учился взаимодействовать с другими, общаться, не выдавать своей незаинтересованности и чисто формального отношения к соученикам. Внешность и успехи в обучении способствовали тому, что химеры ближайших пары поколений, да и постарше вполне благосклонно к нему относились, а он воспринимал их дружбу как такой же урок, который следует усвоить. Несколько других химер за это время разделили его постель - или он их - и так нелестно, как та, попавшая под горячую руку обиженная девица, о нем больше никто не отзывался, но никакого особенного интереса ни к чужим телам, ни к тому, что они могут предложить, в нем так и не пробудилось.

  Пара мелких по меркам бывалых, но серьезных для молодых химер вылазок на боевые задания, на сей раз - настоящие, и первые пол года усердных занятий ознаменовали новые бои на Арене. Единственное, что в тот день беспокоило Вирокса - чтоб Энтропий счел его прогресс достаточным для того, чтоб продолжать обучение. Среди молодых химер он заметил первое всерьез запомнившееся лицо, и сердце чуть не пропустило удар: могло ли оказаться, что Маурус выжил? Но нет, юноша оказался новым созданием эмиссара Рейдана. Наверное, тоже помнил длительную и тяжелую смерть своего предшественника, как помнил Вирокс всех, кто убивал его предтеч в первом бою. Он даже не понял, почему, но победа парня из линии кристаллических химер его порадовала. Новое имя Вирокс тоже запомнил. На праздновании окончания боев он тоже подошел к Моршеру, поздравить с победой.

  На следующий день, делая тот самый шаг вперед, Вирокс, шагнув вперед вслед за заматеревшей, как и он сам, Артурией, украдкой оглядывался, вырывая из толпы лица называемых Энтропием химер. Имена совсем еще новичков его удивили. Объявленная миссия - нет, но заложила глубокую хмурую складку на ровном лбу. Шесть раз молодые химеры уже разбивались отрядами о проклятый планетоид, пришло время седьмой попытки.

  Тем вечером стук в дверь оторвал его от дела: Вирокс сидел за планшетом, изучая все, что только можно было узнать про планетоид и детали их миссии. Все, что помнил сам - включая тварей, от когтей и зубов которого один раз уже погиб - не напрямую, конечно, уже записал отдельно. Поднявшись с места, Вирокс отворил дверь, заранее предчувствуя какую-то проблему. Не обманулся. На пороге полыхнул огонь рыжих волос, обрамлявший нервное светлое лицо с горящими глазами. Запнувшись взглядом о роскошную грудь Артурии, Вирокс медленно улыбнулся и посторонился, пропуская девушку в комнату:

  - Конечно, милая. - Рука проскользнула по спине, когда она входила, добралась до ее хвоста и мягко сжала там, где он уже смог обхватить его ладонью. Второй рукой парень толкнул дверь, закрывая ее за химерой.

  И, едва раздался тонкий щелчок скользнувшей в паз защелки, как он сжал ладонь и с силой дернул ее обратно, подсекая под колени, и, контролируя хвост, ее грозное, он знал, оружие, оседлал упавшую, схватив за горло свободной рукой:

  - Ты, блядь, что себе позволяешь, смертница хренова?! - прошипел он Артурии в лицо, - Последнее желание пришла исполнить, чтоб сдохнуть не страшно было?! Мне, ты думаешь, завтра в команде нужна дура, считающая, что в последний вечер взяла от жизни все, что успела? - отпустил он ее так же резко, как и схватил, поднялся и указал на диван, где лежал планшет, все еще показывающий информацию, связанную с предстоящим заданием. - Сядь там. Поговорим. - Он расстегнул флисовку, теплую от его кожи, и швырнул ей в руки. - Надень. - наготы Вирокс, по-прежнему, не научился стесняться, но уже понял, что в большинстве случаев голый, перед одетым, чувствует себя уязвимее, а именно это ощущение ему предстояло из девчонки вытрясти.

  Неловкая пауза на то, чтоб Артурия натянула кофту и, сконфужено села, куда было велено. Сам Вирокс спокойно уселся прямо на низкий стол, напротив, так что ее острые коленки оказались между его, и подался вперед, заглядывая в лицо девушки, ловя ее взгля.

  - Почему пришла ко мне? Я тебя впустил, чтоб над тобой потом не смеялись. Где ты поломалась, Артурия? - Прямо спросил он химеру, - Ты решила, что это последний шанс, что ли? Решила сгинуть там? Мне не нужен боец, заранее решивший, что умрет. Тогда так и будет. И ты и остальных за собой потянешь. Я это уже видел. - не это он видел, но врать никто не запретит.

[Артурия]

Артурия и сама не понимала, как ей, по-сути основоположнице новой линии, удается удерживать «голову над волнами». Над волнами звериного неистовства, которое и язык не поворачивается назвать природной конкурентной борьбой. И откуда в ее голове вообще такие мысли? О конкурентной борьбе. Вирокс, химера хаоса, вряд ли вообще задумывался о справедливости мира. Здесь оную затолкают тебе в глотку раньше, чем ты откроешь рот. От этой мысли в ее животе одновременно появлялась приятная щекотка предвкушения и острые шипы паники. Лишь бы никто не увидел, не понял, что ярость и кровожадность её проистекают из страха. О да, страх истинный и первородный способен на многое. Гораздо на большее, чем голая и ничем не подкрепленная жажда убийства и животного превосходства. Стать на вершину пищевой цепи? Подмять под себя как можно больше альфа-хищников? Плевать. Она хотела выжить и дойти до конца гораздо больше, чем победить и получить чье-то одобрение.

Артурия считала себя сотканной из противоречий, а подсознательно — бракованной. Игра с генами не могла пройти удачно, тем более, когда речь идет о первом в линии. Она видела так много, жутких, поистине ужасающих вещей, рассказы Саргатанас будоражили новорожденную Артурию, но Артурию нынешнюю пугали и завлекали. Это как одновременно испытывать дикий страх и дикое любопытство.

Артурии было плевать, с кем трахается химера Хаоса, любые отношения в Зиккурате имели цель. О да, она и сама бы легла под Энтропия. И под Лекду. Не потому, что испытывала к ним хоть какую-ту симпатию, просто...

... кто спаривается с альфа-самцами в животном мире?

Альфа-самки. Она бы не отказалась занять эту роль. Альфа-самка ничего не боится.

С Вироксом они имели общее прошлое, а еще он явно ходил среди фаворитов Энтропия, но Артурия не хотела признаваться, что ее притягивала химера. По настоящему. В первую очередь умом.

Она не сопротивлялась, когда сильное тело Вирокса рванулось вперед и рука пригвоздила ее к полу. Тяжесть мужской звериной плоти заставляла кожу электризоваться, соски затвердели, а губы пересохли. Она смотрела с вызовом в красивое лицо нависающего над ней будущего эмиссара. Смотрела словно сквозь время и могла поклясться, что из этих темных глаз на нее в ответ взирает Бездна. Артурия оскалилась и подалась вперед. Укусила за плечо. Зализала рану. Тихо рассмеялась.

— Я похожа на смертницу!? — почти выкрикнула ему в лицо, — я не хочу сдохнуть! Но...

Взяла кофту, упрямо прижала ее к груди. Ей вдруг стало невероятно стыдно за... собственное возбуждение.

— ...ты не тупоголовый кретин... ты понимаешь... Фав нас убьёт. С вероятностью в 93,3567%. Я подсчитала. Изучила отчеты предыдущих групп, единиц, кому удалось выжить. Ты видел преисподнюю? Вот скоро увидим... — оскалилась и быстро надела кофту, — безжизненный кусок камня, пульсирующий рыже-красными венами текущей магмы. Мутный воздух, горизонта не видно. Ни одного вулкана, лишь миллионы извергающихся кратеров в земле. И странный фон... — ее голос стал едва различимым, — ты думал над тем, что там происходит? За чем это все? Фав явно имеет сильное... не знаю... псионическое давление... я говорила с одной бабёхой... знаешь, что она сказала? Мы будем убивать каких-то изменников... о которым нам знать не положено, но не это самое поганое... каждая минута на Фаве пытка... ментальная... и кто эти люди, которых мы должны убить? Скажи мне, Вирокс, скажи!

[Вирокс]

Плечо немного зудело, заживая. Зубки у Артурии были острые, кожу прорезали без особого труда, но Вирокс о том не переживал, зная, что яда в арсенале рыжеволосой нет. Только жалел, что сдержался, чтоб не врезать ей сразу за эту дерзость - еще сочтет за поощрение. Трудно было не заметить, как девушка отозвалась на его агрессию: любая могла изобразить взгляд с поволокой, но румянец, расползавшийся по ее шее, груди, щекам, напрягшиеся соски, мурашки, заставившие вздыбиться на алебастрово-белой коже даже тончайшие волоски - предыдущие поколения его генетической линии оставили ему достаточно опыта, что уметь замечать такие вещи. Никакой особенной радости от этого немого признания Вирокс не ощущал.

  - Ты не похожа. - он ответил на ее крик только тогда, когда она выговорилась. - Ты и есть смертница. - Все время, пока Артурия шептала свои мрачные откровения, он сидел молча, просто глядя ей в лицо и пытался понять, на что она рассчитывает. Только чуть прищурился, когда она упомянула, что разговаривала с кем-то, мысленно коря себя за недогадливость. Это должен был сделать он. Какой бездны ради он положился строго на воспоминания Свенн, не подумав подойти ко второй очевидице происходившего? Не ассоциируя себя с предыдущими воплощениями, Вирокс не думал об Эльвантес, как о бросившей на смерть его, но зная, что это в ее повадках, не находил нужным лишний раз контактировать с женщиной, хотя встречал порой в зиккурате. Непростительная ошибка: он же знал, что эту миссию предстоит выполнять снова. А ведь еще удивлялся, что прошло пол года до того, как вопрос снова поднялся.

  - Не хочешь сдохнуть, но собираешься. У меня другие числа. Семьдесят два и семнадцать сотых процента. - соврал, даже не моргнув глазом, он вообще успех миссии запретил оценивать. Была только задача, была цель, были ресурсы. Не все условия он мог полноценно оценить: изменения на территории, силы Лекды, например, и, как раз, динамику стабильности психики химер новых поколений. - Но эта калькуляция не учитывает впавших в истерику бойцов, вроде тебя. Чего ты добиваешься? Чтоб я испугался? Чтоб тебя утешил? У тебя нет памяти генетической линии, ты первая. А мои предтечи там бывали. - Все в исполинской пирамиде храма знали имя Октопуса, но он давно уже понял, что менее амбициозных химер, мелькнувших и сгинувших где-то, запоминать никто не удосуживался. - Мне неважно, кого там и за что убивать, мне важно только то, что они могут противопоставить и как до них добраться, где их уязвимости и в чем их сила. Зачем ты пришла? - Вирокс повторил вопрос, сомневаясь, впрочем, что девушка сможет сформулировать. - Я теперь тоже хочу, чтоб тебя там не оказалось, потому что ты поставишь под угрозу всех. - он говорил мерно, словно вода капала. - Но это не мне решать. Ты уже посчитала свои шансы выжить, если завтра Лекде скажешь, что не будешь выполнять приказ? Нам всем вместе биться там, будет тяжело, да. Каждому за себя и за остальных. - Вирокс подался вперед к лицу Артурии. - Так зачем ты пришла? - он покачал головой, и, положив ей руку на загривок, крепко сжал, резко притянул к себе ближе. Пальцы втиснулись высоко между девичьих бедер.

  - Ты ж трахаться захотела только когда уже подо мной оказалась, а? - Вирокс ухмыльнулся, не позволяя девчонке легко скинуть его руку. - Хочешь, буду грубым? Раз ты любишь пожестче? Получишь, что хочешь, когда вернемся, можно - тут, можно - на арене. - Он не имел ввиду, что овладеет ею прямо там, на песке, под всеобщее улюлюканье. Не то, чтоб его смутило, но советами неизбежно бы закидали. Но так рыжеволосой был дан выбор, чего от него хотеть, когда испытание проклятым планетоидом будет пройдено - драки ли, или секса. А для этого надо было вернуться  с той миссии, заглянуть в будущее, поставить себе цель на "потом", отбросить настроение "мы все умрем".

[Артурия]

Возбуждение, агрессия, страх и азарт кружили  голову, заставляя сердце отчаянно колотиться. Артурия знала, что ей достались сильные инстинкты, глубокая чувствительность, эмоциональность на грани безумия, но вместе с тем холодный ум и расчётливость. Вирокс всколыхнул настоящее цунами из реакций тела, эмоций и мыслей, она будто смотрела со стороны... как всегда со стороны... и отчётливо понимала, как же сильно её несёт.

— О нет, пусть лучше сдохнет Моршер и те... как их там звали, хоть убей не помню. Ты всерьез думаешь, что я не буду сражаться до последнего? — она вновь осклабилась, белозубый оскал хищницы с животный паникой в глазах, но в глубине чёрных зрачков существовало нечто иное — холодная сталь солдата. Противоестественное сочетание.

— Хренового же ты обо мне мнения, — усмехнулась, разглядывая свои хрупкие стопы в отсветах каминного пламени.

О нет, Артурия прекрасно знала зачем пришла, и сейчас у неё был выбор: промолчать, придумать отговорку или сказать правду.

— Тебе стоит опасаться не моих срывов, — засмеялась. Надрывно, — поверь, в топе кандидатов на срыв операции я самый надежный юнит.

Продолжить девушка не успела, почувствовав жёсткие пальцы между своих бёдер. Да, она могла бы вырваться, ударить, хотя бы попытаться, и уж без наказания даже этот породистый стервец не ушел, в конце концов Артурия не швартовая девка, она такой же воин, как и Вирокс.

Вместо этого стиснула красивые мускулистые бёдра, тихо застонала, ощущая как увлажнилась обнаженная кожа. Трусики девушка не надела. Наверное, окажись вместо Вирокса обычный хуман, и будь Артурия в гораздо более в плохом настроении, она бы сломала наглецу руку своей, кхым, промежностью.

— Трахаться..? На арене? Ви-ро-к-с... Да ты затейник, Энтропий научил? — снова рассмеялась, — шучу, – она сама не знала зачем это добавила, возможно, из странной подсознательный уверенности, что между Хаосом и его химерой нет ничего, выходящего за рамки приличий.

— ...о чем я? Хочешь услышать расклад? Из всей группы ты посчитал меня слабым звеном? Не хочешь взглянуть правде в глаза? Тот, кто подставит всех, — это ты.

Она замолчала, будто позволяя Вироксу свыкнуться с этой мыслью, почувствовать её вкус и приторную боль. Артурии больше всего сейчас хотелось не трахаться, а, чтобы он — Вирокс понял.

— Все эти полгода Хаос отчётливо давал всем понять, что у него появился новый фаворит... Лекда не даст тебе покинуть Фавн живым, мать мне немного про него рассказала. Мерзкий тип. Но он давно при Энтропии...

Артурия даже не заметила, как назвала Саргатанас матерью.

— ... и ему не впервой убивать таких как мы. Но это ещё не всё, даже если каким-то чудом Лекде на тебя глубоко насрать, остается еще Моршер. И тут ты прав, я чистенькая, а вот он  вряд ли забыл, как ты превратил его в фарш на глазах беснующейся толпы ... Ну, что, до сих пор думаешь, что я подставлю группу? ... Спрашивал зачем пришла? Разве не понятно? Хотела вызвать у тебя эмоциональное участие. Знаешь, были все предпосылки. Вместе прошли свалку, нас двоих отметил Энтропий, думала... потрахаюсь с тобой и ты в случае чего бросишься ко мне первой на помощь. Или не пожертвуешь в сложную минуту...

Явно, решение Артурии было каким-то образом продиктовано разговором с Эльвантес. Сделать об этом вывод было не так уж сложно.

— Эльва знает больше, чем говорит, жаль, что мы не можем её допросить... ладно, — Артурия выдохнула, устало потерла переносицу , — теперь ты, главное, не забудь своё обещание. После того как вернёмся. Я намерена сначала избить тебя до полусмерти на арене, а после оттрахать, — широкая улыбка, почти не кажется натянутой. Почти.

– Ты ведь не возражаешь, если я посплю сегодня здесь... — не вопрос, совсем не вопрос.

[Вирокс]

Вирокс помнил все имена - не потому, что интересовали, а потому что пытался понять, на что такой отряд мог рассчитывать. Артурия, конечно, была интересным экземпляром. Злилась, тревожилась, тосковала - а Вирокс толком не мог понять, зачем ей разом столько противоречивых эмоций - ее создательница, такое впечатление, что-то перемудрила со своим первенцом. Он почувствовал ее влагу, когда она сильно сжала ноги: одно неаккуратное ее движение - или нарочное - его, и пальцы погрузятся в жар ее тела. Вирокс этого делать не стал.

  - Может быть, - шепнул он, ухмыляясь, но девчонка и так понимала, что такая догадка слишком далека от реальности. Могло показаться диким, но ее мрачный прогноз вызвал у него не больше эмоций, чем и предложение секса до того. Вирокс даже не пошевелился, просто задумался. Отрицать объективность ее замечаний было бы очевидной глупостью, но строились они лишь видимых предпосылках. Он внимательно глядел на рыжеволосую, но зацепился совсем за другую фразу:

  - Мать?.. - какое нелепое слово в устах химеры. - Вы... Общаетесь? Она с тобой разговаривает? - в голосе прозвучало неприкрытое удивление, отчасти нарочитое, отчасти Вирокс его действительно испытал. Его руки расслабились: и ладонь, стискивавшая ее затылок, и пальцы, утонувшие между точеных бедер, стискивавших их, как гидравлический пресс. - А, - Вирокс коротко усмехнулся, - ну теперь ты, значит, знаешь все о моих "привилегиях". Они проявляются только в том, что у тебя есть шанс оказаться избитой Энтропием в спарринге, а у меня - нет шансов этого избежать. - тут он, конечно, кривил душой, тренировки, которые тот посещал, пусть и заканчивались для него неминуемо позорно, но химера всегда бывал рад: не проигранным тренировочным схваткам, а возможности учиться у демиурга, пусть ценой синяков и порезов, а то и ожогов или трещин в костях. Вирокс вспомнил завистливо-злобное рычание Дерека перед первым боем: большая часть химер Энтропия погибали в первых же стычках после пробуждения. И все же, если один из эмиссаров, могучий маг, которому разрешено создавать и своих химер, чувствует, что его позиция шатка на фоне новичка-полугодки, это, скорее всего, действительно так. Может, кто-то и счел бы такое положение дел поводом для самодовольства, но Вирокс тут был просто громоотводом, и понимал это. Парень поглядел словно сквозь Артурию, и медленно кивнул: - Легда может спать спокойно. Но я понял, о чем ты говоришь. Даже такое внимание для остальных - чрезмерно. Я думаю, Энтропий просто проверяет, способен ли я показать результат, который его не разочарует.

  Если объективно, каждому, кто обитал в зиккурате, было не впервой убивать таких, как они. Моршеру - тоже: он выиграл вчера бои на Арене. Это Вирокс сумел разделить себя и всех тех, кто был до того, но то, что это удается не каждому созданию в своей линии, это понимали все, даже Артурия. Хороший урок ему на будущее - отстраняться от общества, погружаясь в учебу чревато. Внутренний зверь не смолчит, инстинкты дадут понять, когда тучи сгущаются только тогда, когда ты хотя бы видишь небо. Вирокс выдернул руку из теплого плена ее бедер, рассеянно посмотрел на свою ладонь, даже на таком расстоянии чувствуя тонкую нотку самого интимного из запахов девушки от своих пальцев.

  - И ты решила поставить на аутсайдера? - сказал он устало, но без былой злости. - Я бы не подставлял никого, ни Моршера, ни Ивиндила, ни Эву. И тебя бы старался уберечь столько, сколько в моих силах. - это была правда. Не из высоких моральных качеств, этого у Вирокса не было и в помине. Просто по отдельности любая химера, кроме той, кого приказано убить или необходимо, вызывала у него совершенно одинаковые эмоции - безразличие. Но они все были частью Дискордиума, пусть, не считая эмиссара, и незначительной, а зачем он был создан, как не для и ради Ордена? Вирокс опустил глаза, прошелся ладонью по волосам, убирая их со лба и словно не замечая, что на пальцах остался запах Артурии и обезоруживающе-серьезно, но даже без тени строгости, или осуждения добавил: - Ты могла просто прийти и поговорить.

  Он мысленно сделал отметку себе о том, что старшая химера, судя по тому, как рассуждала Артурия, как минимум упомянула, как поступила с погибшей Свен, то ли подразумевая, что Вирокс все равно правду знает, то ли, вероятно в том раскаиваясь. На второе, как ни странно, Вирокс больше рассчитывал, хотя бы из признания рыжей в том, что хотела попробовать сыграть на его чувствах, пробудить в нем желание защищать "свою" самку. Ее расчет оказался неверен, но, в конце-концов, и Свен с Эльвантес были любовницами. Но у них вопрос стоял иначе, или одна, или обе, и та выбрала себя. Вирокс знал, что поступит так же, если придется. Но это не означало, что не попытается сделать максимум для выполнения задачи с минимальными потерями, пусть и не было поводов считать, что кто-то и о нем размышляет так же. Но ведь... и он тоже был частью Дискордиума. А значит, защищать себя имел ровно то же право, что и обязанность заботиться о сохранности остальных химер.

  - Когда вернемся - сможешь попробовать. - кивнул, ухмыльнувшись, Вирокс, поднимаясь. - Буду весь твой, и для того и для другого, но постарайся не перепутать. - она попросила остаться, правильнее было бы сказать, предупредила о том, что собирается ночевать в его комнате, но хаосит покачал головой. - Возражаю. Здесь тебе спать нельзя. - ее лицо начало меняться, и химера, предупреждая реакцию, продолжил с ухмылочкой. - Диван короткий и мягкий. Не выспишься и спина будет болеть. А отдохнуть надо хорошо. Поспишь со мной на кровати, там хватит места, ты мелкая совсем. - он усмехнулся. - Или это тебя больше смущает, чем со мной трахаться? - он подобрал планшет, выключил его и направился через комнату. - Идем. В душе перескажешь, что еще тебе рассказала Эльвантес. Мы не знаем, какая мелочь может пригодится. - остановившись в дверях ванной комнаты, он обернулся и кивком поманил Артурию.

[Артурия]

Все действия Артурии считать как попытку, если игрок против каких-либо действий, то может переиначить написанное на свой лад.

— И тебя бы старался уберечь столько, сколько в моих силах...

— И где же эта грань, Вир? — розовый язычок вновь и вновь облизывал сухие губы, — между возможным и невозможным? Ты так и не понял. Вопрос не в том, выберешь ли ты себя или кого-то ещё, ответ здесь очевиден для нас двоих. Вопрос в том, захочешь ли вообще выбирать. Когда риск сдохнуть чуть выше среднего, а спасительный выход — вот он, нужно только сделать шаг...

Она замолчала, пристально вглядываясь в его лицо своими красивыми миндалевидными глазами.

— Я решила поставить на того единственного, кто хотя бы подумает о выборе. Так что... лишь время покажет, ошиблась я или нет. Что касается Саргатанас... некрасиво получилось, тебе непривычно слышать это слово из уст такой же твари как я? — она подобралась ближе, к самому его лицу, — вряд ли ты когда-нибудь назовёшь Энтропия отцом. Завидуешь? Она захотела, я назвала. После мне объяснили значение этого слова, не понимаю,  чем наши создатели отличаются от биологических родителей в этическом смысле. Ну, да ладно.

Она ловко спрыгнула с дивана и зашагала вслед за Вироксом, — предлагаешь мне принять душ вместе с тобой? Хитрец, знаешь ведь, что соглашусь. И не отвертишься от натирания всего тебя мочалкой.

Её голос звучал, словно чистый ручеёк: приятно, живо, он смывал любую пошлость и жестокость, сказанную этим ртом.
Раздеваться, не пришлось, поэтому Артурия сразу приступила к поиску мыльных принадлежностей, достала мочалку из натурального лыка и теперь уже сама поманила Вирокса ближе. Под горячие тугие струи.

Обняла химеру за плечи, прильнув всем телом и мягко массируя мочалкой его живот.

— Эльва несла какой-то бред, — прямо в губы выдохнула, и Вирокс, конечно же, не мог прочитать в этом придыхании, что Артурия не просто расспрашивала воительницу за кружкой пива, но мог догадаться — между ними было нечто большее. Оно и позволило рыжей бывшей амазонке разведать чуть больше.

Мочалка спустилась ниже, но почти сразу скользнула наверх, руки деловито начали натирать шею, грудь и плечи мужчины.

— Я долго думала над её словами, когда эта мымра погрузилась в воспоминания, я ненароком подумала, что её кондрашка хватит.

Там не изменники, Вирокс. Там умные и расчётливые маги, они способны менять своё тело, превращаясь в... во что-то иное, а воздействуют псионикой, они способны принимать и наш облик... протомагия... высшего порядка...

Её язычок скользнул по подбородку Вирокса, мочалка была протянута вокруг его пояса за спиной, девушка держала её двумя руками за петли на концах.

— Мери не планировала бросать Свен, она думала, что это Тварь, принявшая её облик. Одна такая и положила половину команды, но, если честно, не верю я этой бабе, хотя на её месте поступила точно так же.

Первый уровень — буфер, нас приводят туда, а из нижних уровней группу встречают протомаги, опять же, это если Мереида не соврала, а я не ошиблась в выводах.

Протомаги управляют тварями, и сами могут превращаться в тварей, только... не стоит рассказывать об этом остальным, если они узнают, как именно я получила информацию, у нас будут проблемы. С доверием.

Поворачивайся, натру тебе спину.

Знал бы Вирокс, на что ей пришлось пойти. Артурия даже испытала укол совести, но самое сложное было отнюдь не попытка напоить Мереиду Эльвантес, а сделать так, чтобы команда амазонок заткнулась. Ей удалось, девушка была уверена, что даже под страхом смерти те не расскажут.

Она очень не хотела умирать.

Она была готова сделать всё что угодно.

На фоне рассудительного и холодного Вирокса Артурия казалось себе грязной, вряд ли такую захочет Энтропий видеть в рядах хаоситов. Хотя уж он, вот кто по-настоящему тварь.

Утром она быстро привела себя в порядок, экипировалась, собрала провизию и для себя, и для Вирокса.

— Пошли, дорогуша, — весело подмигнула спутнику, — нас ждёт поистине крышесносное приключение!

Лекда

Эва

Ивиндил

Теасоф, Моршер, Эва и Ивиндил пришли вовремя, группа собралась, не хватало только Лекды.

— Посмотри, ты только посмотри, как этот нефритовый жезл пялится на тебя, — Артурия видимо припомнила шутки ведущего боёв про кристаллическое достоинство почившего Мауруса, — явно уже примеряется, с какого бока вонзить нож в спину.

Раздалось тихое хихиканье Эвы, высокой дамы с телом легкоатлетки.

— Я пользуюсь, огнестрельным оружием, женщина, — спокойно произнёс Моршер, даже не глядя в сторону Артурии.

— Ты же понимаешь, что мы в равных условиях, на его месте любой поступил бы также...

— Я понимаю, что тебе следует закрыть рот.

Артурия не обиделась, лишь весело рассмеялась.

— Ну, долго нам его ещё ждать... — протянул Ивиндил, который уже, наверное, минут десять подпирал с собой мраморную стену портальной залы.

Они прождали ещё минут семь. Лекда обнаружился внезапно сидящим под самым потолком на массивном выступе, переходящим плавно в капитель.

Оказывается, всё это время он их слушал. Лекда казался отрешённым, болезненно бледным и красноглазым. Одет во всё чёрное.

— Ментальные щиты. Пусть активирует каждый. Мне не интересно, готовы ли вы к тому, что нас ждёт. С меня даже не спросят, если вы там все подохните... однако, Ордену сейчас как никогда нужны сильные и способные бойцы. Я иду с вами не чтобы защищать или командовать, никто из вас не обязан мне подчиняться, моя цель смотреть, изредко дать совет.

Я скажу то, что говорил многим до вас. Очередное клишированное фуфло: вы боитесь Фавва, а бояться нужно себя.

Идёмте, советую выбрать командира, а то загнетесь через двадцать минут после перемещения, как предыдущая группа.

И Лекда первым шагнул в портал.

[Вирокс]

Где та грань была, Вирокс не знал, он вообще не уверен, что она существовала. Но точно понимал, где она не проходила: между ног этой свежей, обольстительной рыжеволосой девицы. Или любой другой. Он бы действительно думал, прежде чем нажимать на курок, держа в прицеле официального союзника, но вовсе не из тех соображений, какие Артурии показались хоть сколько-то лестными. И уж точно не подумал бы выбирать между ею и им самим. Самопожертвование, как концепт, для него существовать будет, когда-нибудь. Но ставкой должно будет стать что-то гораздо более значимое, чем жизнь химеры одного с ним поколения, пусть даже очень яркой, очень надломленной и эмоциональной.

  И ему хотелось ответить ей искренне: "Нет". Пожать плечами и продолжить: - "Создатели и есть создатели, мы им не дети". Он знал значение слов "мать" и "отец", и точно знал, что Энтропий велел ему существовать, но не делил с ним генетического кода и не занимался воспитанием. Вирокс тоже бы произносил то слово, какое демиург бы приказал бы использовать. Но он не завидовал. Просто удивлял сам факт того, что Сарготанас была так сентиментальна со своей химерой. Но если Артурии было приятнее думать, что она превосходит Вирокса, хотя бы в том, как благосклонно относятся к ним их творцы, то незачем ей было знать, что он предпочел бы быть удачным созданием, а не любимым сыном.

  - Да нет, нормально. Чем ты такая тварь-то? - других-то он и не знал. - Нет, предлагаю там рассказать, чтоб времени не тратить.

  Артурия догнала его в душевой, когда он еще не начал раздеваться. Это ей было только скинуть его форменную флисовую кофту, темно-бордовым комом упавшей на пол у дверей. Девушка первой шагнула в душ, включила воду и позвала его ближе. Какой же манкой создала ее Саргатанас! Вирокс не испытывал никакой страсти, но не мог не признаться себе мысленно, что не хотеть это сильное и отзывчивое на касание точеное тело, с белой, словно мраморной кожей и грудью и бедрами, обещавшими короткое забытье и блаженство, и, что всего опаснее - изумрудным пронзительным взглядом - это бы говорило о его собственных изъянах, не о ее. И он откликался, на совершенно животном, телесном уровне, когда Артурия прижалась, и, успев завладеть мочалом, провоцируя, начала намыливать его живот, делая вид, что ниже скользнула совершенно случайно, от неловкого движения. Его совершенно не интриговало, как именно девушка раздобыла свое знание: в каком-то смысле, через воспоминания Свен, он и сам был с Эльвантес, причем именно что женщиной. И, если уж на чистоту, среди мусора, доставшегося от Октопуса, были, по мнению Вирокса, ситуации и поярче. Важно было лишь то, что Артурия из нее выудила, а не как. Если бы рыжая еще не отвлекала бы его своими лукавыми прикосновениями, а то слушать было... сложно. Когда ее язычок, дразня, коснулся его подбородка, Вирокс наклонился к ней. Ладонь, пробежавшись по спине Артурии, чуть сжала упругую ягодицу девушки, перехватила чуть ниже по бедру и он легко Артурию поднял... себе не на бедра, нет, самую малость повыше, на талию. И удержал, не дав соскользнуть.

  - Продолжай, - ухмыльнувшись в красивое лицо, ставшее теперь вровень с его, практически губы в губы, предложил химера. И, за ее спиной, развернутой под горячие струи, резко переключил на холодную воду.

  Так или иначе, после ледяного душа, дослушать ее рассказ удалось, хотя и не без усмешек, вроде: "Как, передумала намыливать мне спину?" и "Ладно, попробуешь еще разок, когда вернемся".  

  Засыпая, Вирокс все еще прокручивал в голове все, что знал о завтрашней миссии. Он слышал тихое дыхание Артурии, устроившейся рядом. Спал без снов и проснулся, привычно, за несколько минут до сигнала побудки. Кипучая деятельность девушки, собиравшейся самой, и старавшейся позаботиться и о нем тоже, как-то резанула по нервам, словно протягивая ему несколько стандартных упаковок пайков, она влезла на его территорию куда сильнее, чем тем, что спала в его кровати. Но он не подал вида, мягко ей улыбнувшись, и сгрузил рационы в свой небольшой рюкзак. Экипировался тоже - легкая броня, оружие - и холодное, и винтовка, хороший запас амуниции, разгрузка с необходимым, включая несколько реген-кристаллов, несколько гранат, и прочее снаряжение, выделенное Дискордиумом в качестве личного снаряжения. Кулон - его он и не снимал. И оба направились в портальному залу. Туда же стекались и остальные участники предстоящей экспедиции. Моршер, похоже, явился первым. Или сразу после Ивиндила.

  Пикировка рыжей с рейдановцем - Вироксу, кстати, спокойные ответы Моршера пришлись по вкусу больше, чем колкости Артурии, развеселила остальных. Вирокс вообще не понимал, зачем она пытается его оправдывать, - он скорее отметил, как хохотнула Эва, как ухмыльнулся Теасоф.

  - Она первая. Не понимает, что у нас с тобой и другие воспоминания на двоих есть, - Вирокс, усмехнувшись, подмигнул Моршеру.

  Если Моршер не разделял себя и предтеч, значит, все попытки Артурии донести что-то про причины его "предыдущей гибели" бесполезны. Если разделял - он и без того знает, что никаких личных счетов к Вироксу именно на этот счет быть не может - как не имел их сам Вирокс к тем химерам, кто убивал представителей его линии. С другой стороны, если Моршер все же наследовал своим, то Вирокс, а, точнее, Октопус в его наследии, для него был еще и триггером чувственных воспоминаний. Вряд ли настолько же ярких, как долгая смерть предыдущего поколения, но шалили их предтечи знатно. Это он разыскал в своей заемной памяти еще вчера, размышляя над словами Артурии. Вирокс не ставил себе целью завоевать симпатии кристаллического любой ценой, но аккуратно дернул за торчащую нить, Хаосу ведомо что на том ее конце.

  Эмиссар Лекда, как выяснилось, не опаздывал. Вирокс и раньше его видел, бледного, светловолосого, тощего и отрешенного. Один из наставников, один из запредельно высоко старших. Он не стал теперь настороженно относиться к Лекде, после слов Артурии о фаворитизме Энтропия и ревности к наглому новичку. Он стал настороженно относиться к каждому из них. Включая саму Артурию.

  Последовал короткий интруктаж: словно Лекда пытался скорее закончить, отделаться от новичков. На лицах некоторых из химер появилось напряжение: все, как умели, как успели научиться, пытались защитить свой разум. Вирокс в два вдоха-выдоха закончил свое заклинание, окутав сознание защитным телергическим маревом, мельком подумав, что совсем свежие из химер, вряд ли успели хоть сколько-то погрузиться в изучение этой дисциплины. Ему самому начали преподавать ее только в начале третьего месяца. Энтропий был тогда прав - пуляться шариками плазмы проще, чем подобные формы магии.

  - Теасоф. - быстро проговорил Вирокс, предлагая химеру в лидеры группы. - Долгая линия, второй по старшинству в своем отряде, а состоит там с позапрошлой Арены. Я с ними тренировался. Все было четко. - И шагнул, вслед за Лекдой, в зев портала.

Дайсы - ментал = хорошо

[Энтропий]

Моршер за время служения Хаосу видел глазами предтеч разные формы смерти, и почти узрел собственную. Впрочем, этим вряд ли можно удивить хоть кого-то... даже из щенков. Зато он научился «держать лицо». Его собственное, Моршерское, равнодушие не являлось фальшью и срабатывало всегда. А тут почему-то не сработало.

Он не знал, что испытывает по отношению к Вироксу, как и к любой другой химере, раз за разом методично пересекающей его линию. О чём говорить, не раз и не два предки Моршера падали с «Олимпа» по решению самого демиурга.

И все это клином сошлось на лице Вирокса: бесконечные попытки выжить любой ценой, добиться признания Энтропия, которому, видимо, смачно плевать на магический потенциал химер. Он ищет и взращивает «нечто», о чем Моршеру неведомо. И раз сейчас божество столь благоволит Вироксу, в нём это есть. Это неведомое.

Вопреки собственным ожиданиям, Моршер испытал не ярость или зависть, он и сам не понял, какое чувство всколыхнул в нём любимчик Энтропия. Любопытство определённо... как называется любопытство, лишённое зависти?

Моршер не знал, а потому предпочёл проигнорировать опасную реакцию собственной психики, слишком она не вписывалась в привычную картину мира. Он проигнорировал в том числе взгляд Вирокса. Со стороны же Моршер скользнул по нему равнодушно, переключившись на объявившегося Лекду.  

Раскалённая пустыня встретила их горячим ветром, что закручивался в обжигающие смерчи где-то на высоте полёта гипотетической ласточки.

Небо погребено за стальными тучами, барахтающимися в кровавом озере из просветов. Архей сиял ярко, проникая под мертвенный сумрак планетоида, поэтому его лучи выглядели рубиновыми копьями, соединяющим небо и землю. И то единственная примечательная часть пейзажа.

Дышать здесь без применения магии невозможно, по крайней мере, на поверхности.

Лекда побежал. Быстро. Рывками бросая своё тело вперёд, словно пушечное ядро.

— «Эндерхании — твари хаоса, идеальны для боевых миссий по зачистке. Благодаря строению костей и связок, пролезут где угодно. Антимаги, то есть имеют высокую сопротивляемость к магическому воздействию. Нападают на всё без исключения, к сожалению, на гражданских в том числе...» — быстро и ритмично дипломировал Лекда, пока они бежали в направлении стальной скалы. Серьёзно, примерно в полутора километрах от точки выхода находилась скальная гряда, и небольшая её часть имела металлический блеск с очертанием люка у самого подножия.

— «Подчинить такую тварь невероятно сложно, но именно ментальная магия и... некро — способны её усмирить. Если эндерхания подчинится, вы обретёте сильного союзника, если нет — она вас уничтожит...»

Тварь прыгнула на Лекду словно из ниоткуда, с высоты невидимой возвышенности, и они кубарем покатились по земле...

... сколько здесь было монстров?

— Вир! Мор! Купол! Остальные в атаку! Используем тактику опосредованного воздействия!

Это значило, что бить твари нужно оружием или сперва воздействовать на землю и окружающий ландшафт, меняя его, чтобы защититься и ликвидировать тварей.

Почему именно такое решение принял командир группы — Теасоф? Ментальная магия не его конёк и объективно сейчас он полагал, что единственный выход это убить... или довести тварей до изнеможения и подчинить. Болью или магией неважно...

... сколько здесь было монстров?

Не легион. Их число равно количеству участников миссии.

Описание монстров на усмотрение игрока, также я предлагаю [но не настаиваю] слишком долго не стопориться на этом моменте, а бросить кубик, который определит все ли члены группы прошли этот этап или кого-то всё-таки убили. Оставляю исход столкновения на усмотрение соигрока.