Аркхейм

@Йохан, ну чего ты бесоебишься то так

Аватар ъбъ 

*шипит* 
Ух ЪбЪ нужен злой алтарь 

Он всегда знал, что был умен и изобретателен. В детстве и отрочестве Кирион превосходил своих ровесников, не находя никого столь же способного в магии и обучении. Длительное время ему казалось, что он умнее всех на свете. Конечно, в будущем его розовые очки оказались разбиты. Он встречал умных мужчин и женщин, проигрывал на поприще игр разума и смирился с тем, что всегда найдётся кто-то умнее.

Но он всё ещё верил в безграничную силу разума, воли и магии. Кирион с юношеским максимализмом смело смотрел вперёд, всегда готовый дать отпор любым трудностям. И, самое удивительное, он добивался своего и выходил живым, даже относительно целым, из тех ситуаций, где многих ждала неминуемая гибель.

Для него тюрьмой были не какие-то там стены. Ещё не была построена стена, которую нельзя было сломать при помощи мудро применённой магии. Тюрьмой были собственные ограничения в разуме.

Он прекрасно понимал, что его кузина подавлена не столько стенами, сколько сложившимися обстоятельствами. Иногда проблема казалась настолько необъятной, что разум начинал трусливо пасовать, не зная, с чего начать. Вот поэтому Кирион и мыслил планами! Обдумывание проблемы могло принести душевную боль, но страшное непонятное чудовище превращалось в трудоёмкую и сложно выполнимую задачу. Проблема становилась постижимой.

В течение месяца Кирион был рядом с Эванджелиной. При посторонних он разыгрывал бестолкового помощника, который по своему функционалу ближе к животному эмоциональной поддержки. Но оставаясь наедине с кузиной, он превращался (в своём разуме) в серого кардинала, мыслителя и заговорщика. Ему даже доставляло какое-то удовольствие то обстоятельство, что самый безобидный и простой член семьи вступает в сговор со своей маленькой слабой полухуманской кузиной. Это ведь забавно, когда коварные обманщики сами остаются в дураках, обведённые вокруг пальцца!

Кирион, видя её отчаяние, обратился к своим давним знакомым. У него было некоторое имя в научных кругах Лиреи, и многие его сокурсники помогли наладить контакты с узкими специалистами с других планет. По крайней мере, её напарник точно не был в лапах правительства. Международная лирейская ксенобиологическая лаборатория работала в штатном режиме. В прошлый раз, когда поймали какого-то уникального хтоника, ближайшие заведения общественного питания за месяц на доставке сделали громадные деньги. А вот ситуация с её источником была очень печальной.

— Знаешь, я думаю, что в некоторой степени мы все тебя понимаем, — мягко сказал Кирион, нежно беря её за руки. — Именно поэтому они все на тебя так сильно злятся. Родители пытаются нас уберечь от собственных ошибок. И когда мы повторяем их, сердца их особенно болит за нас. Не нам их судить. Когда-нибудь у нас появятся свои дети, и мы будем неизбежно также вести себя.

Её маленькие ладони показались ему холодными. Или он просто из-за бьющей ключом энергии всегда немного разгорячён? В тот день он вынес её на руках в сад, чтобы она подышала свежим воздухом и насладилась живописным пейзажем. В беседке они могли спрятаться за плющом, а шуршание листвы и жужжание пчёл надёжно укрывали их перешёптывания от посторонних любопытных ушей. Жаль, что их уединение было нарушено приездом их четвероюродного дедушки, который никогда не расставался со своим фамильярным — очень визгливой гигантской крысой. Вслед за ним приехали две очень назойливые тётушки-близняшки. В саду прятаться теперь было невозможно, поскольку члены семьи облюбовали беседку, где принялись сплетничать, обсуждая события из мира политики и такие невыносимо скучные вещи, как налоги.

Кирион старался не оставлять кузину одну, но собственные приготовления отнимали кучу времени и сил. Ему пришлось даже уехать на два дня в местигорский город, чтобы выкупить из частной коллекции рукописный труд одной колдуньи. Печально известная полухуманка-полуэон в попытке обойти природные ограничения своего слабого резерва вела исследования. В конце концов, её эксперименты зашли слишком далеко, и её убили родственники подопытных.

Кирион преподнёс книгу кузине, предварительно сделав копию для личного пользования. Конечно, болезненным образом убивать молодых представителей магически одарённых рас они, возможно, не будут. Но уникальный теоретический материал, выдвинутые гипотезы и описанные результаты экспериментов позволяли продвинуться в сторону создания артефакта для Эванджелины — идеального гримуара, который бы позволил ей вновь творить заклинания.

Особенно душераздирающим зрелищем было то, как его кузина практически училась заново ходить. Её голос обрёл обманчивую силу, которая посыпалась, как карточный домик, когда она дрожащими ногами сделала несколько шатких шагов, придерживаясь за его плечи.

Ещё хуже он себя почувствовал, когда матушка при личной беседе за пятичасовым чаем указала ему на то, что без его присутствия кузине становится хуже. «Когда ты появляешься, в её глазах разгорается жизнь. Без тебя она похожа на куклу, прекрасную неживую куклу», — сказала она, указывая ему в лицо покрашенным дерзким красным лаком пальцем. Только красный пигмент мог скрыть характерный оттенок наносимого на ногти яда.

Он шёл рядом и был готов в случае необходимости предложить своё предплечье в качестве опоры. У неё в комнате были костыли и ходули, но ему показалось небезопасным предлагать их ей использовать. Ещё не хватало, чтобы ему этим костылём сломали красивое лицо де Сильнир.

— Любовь — это величайшая сила в мире. Она создаёт жизнь и отнимает её. Она непознаваема до конца, но в то же время всем доступна. Она прекрасна и многогранна. Она даёт нам в нужный час мужество, распаляет надежду и наполняет жизнь смыслом, — выдохнул он и чуть понизил голос. — И она в одинаковой степени раскрывает всё лучшее и худшее в нас.

Послеполуденный свет становился всё мягче и теплее по мере приближения солнца к закату. Поздним утром экваториальное солнце казалось слишком слепящим и ярким, а вот между полуднем и закатом было идеальное время для прогулок по пустевшему  восточному крылу поместья. Свет проходил сквозь большие окна и падал квадратами на плитку. Кириону больше нравился тёплый натёртый воском паркет в комнатах, но в коридоре тщеславные предки выложили всё невероятно дорогой плиткой из мрамора с вкраплениями лириума.

— В тебе она раскрыла лучшее. Она заставила тебя совершить невозможное, даже вдвойне, учитывая твою полухуманскую сущность. Я не одобряю расовую теорию, но хуманы и магия — вещи мало совместимые. У тебя изначально был очень маленький шанс пережить всё это.

Он подошёл к ней и предложил облокотиться на себя. Она потратила уже изрядно сил на передвижение. На аккуратном лбу блестела испарина, а ноги тряслись даже пуще сильнее обычного.

— И просить тебя отказываться от любви — это значит приблизить твою смерть. Хуманы зачастую живут ради своей великой цели, тратя свою недолгую жизнь намного разумнее долгоживущих рас. И эту прекрасную и опасную черту ты унаследовала от своего отца.

Ему было несложно склониться над ней. Иногда ему казалось, что он машинально пытается прикрыть её своим телом от остальных.

— Но что ты будешь делать, когда достигнешь своей цели и найдёшь его? Что ты будешь делать, если получишь не тот ответ? Ты должна быть готова к самому худшему исходу. И я не думаю, что этот исход — смерть. Вдруг та ворожба что-то в нём изменила, исказила его личность? А вдруг он тебя забыл? Что ты будешь делать, если перед тобой окажется другая личность в теле твоего возлюбленного?

Он постарался поймать её взгляд. Ему хотелось узнать, какие мысли крутились в её беспокойной голове.

— Я не хотел это так говорить, но доступное нам время подходит к концу, и нам надо готовиться. Сейчас единственное время для принятия решения. Я завтра приступаю к созданию портала. И к моменту нашего прибытия в Эвелин должны привезти из Климбаха специальный аккумулирующий телэргию сплав.

Сейчас они вдвоём стояли в пустом коридоре, где компанию им составляли лишь большие окна, солнечный свет и несколько портретов предков. Все, как один, были рыжими и с безумно сияющими глазами. Они безмолвно смотрели на Кириона и @Эванджелина Мельценаж .

Капитан Тиру гулкими шагами уверенно направился по одному ему известному маршруту. Кирион, конечно, поспешил за ним, предвкушая развлечение. Ну не оставаться же ему одному в незнакомом месте? Если капитан не хотел его присутствия, он прямо бы на это указал. Вряд ли тот, кто командует, будет скромно отмалчиваться и стеснительно терпеть чьи-то выходки, даже если он такой деликатный в общении.

Клубы пара стали неожиданностью. Кирион любопытно выглядывал из-за спины капитана Тиру. Он юркнул в помещение весьма проворно и аккуратно, несмотря на свои габариты.

— Кого это там собрались расчленять? — любопытно спросил Кирион, ничуть не смутившись и не восприняв всерьёз такие угрозы.

Он и сам частенько разговаривал со своими артефактами. Обычно, правда, ласково сюсюкался с ними. Его творения были пропитаны его магической энергией, поэтому несли в себе отпечаток ауры и, в меньшей степени, личности. Он прекрасно знал себя: если на него кричат или заставляют угрозами что-либо делать, он специально делает всё хуже, обуреваемый мятежными чувствами. Если с ним надо обходиться по-ласковее, то и с артефактами тоже.

Помещение оказалось скучным. По центру расположился большой механизм. Кирион профессиональным взглядом оценил конструкцию. Артефекторы изучали всякие механизмы, прежде чем приступить к техномагическим устройствам. Он, правда, уже большую часть подзабыл, поскольку имел иную специализацию.

Кирион поморщился, когда услышал крики эона-механика. Он сочувствующе посмотрел на механизм, мысленно послав волну поддержки кораблю, состоящую из лёгкой щекотки, аромата печёных яблок и ощущения радости, когда качаешься на качелях. Как можно так вести себя? Уму непостижимо. С высоты своего роста он заметил других притаившихся механиков. Судя по их реакции, этот эон часто так общался с кораблём. Ну, если механик всё ещё имел конечности при себе, то кораблю нравились подобные отношения с перчинкой. Будто чувствуя размышления Кириона, его артефакт чуть-чуть зазвенел от смеха.

Капитана Тиру заметили, когда экспромт эона сошёл на нет. Кирион своим чутким слухом едва успел уловить приближение кого-то с очень тихой походкой. Скорее, чувствительные кончики ушей уловили колебание воздуха, а не звук. Навстречу вышел странного вида звероподобный гуманоид. С первого взгляда было понятно, что перед ними не дархат. Кирион видел представителей этой расы всего несколько раз в жизни, но запомнил характерную звериную манеру держать себя. Странный и пугающий язык тела.

Лис был милым и не ощущался хищником, который вот-вот может броситься. Напротив, Кирион почувствовал желание дать лакомство. Он машинально хлопнул себя по карману, но обнаружил лишь похрустывающие обёртки от съеденных конфет. Конечно, так давать незнакомцу сладости он не собирался. Это выглядело бы странно.

— Добрый вечер, — сказал Кирион с мягкой улыбкой, слегка щурясь из-за пощипывающего глаза пара.

При входе ему показалось, что в помещении был ещё один член команды. Но он осмотрелся и никого больше не увидел. В этот момент раздался спокойный голос прямо около них. Кирион слегка встрепенулся и забавно дёрнул ушами. На фоне своих шумных товарищей «тихоня» производил пугающее впечатление. И как только он умудрился подкрасться?

Кирион старательно не влезал в разговор, предпочитая внимательно изучить механиков и их взаимоотношения с капитаном. Было интересно наблюдать со стороны взаимодействие представителей чуждой ему культуры. Эльфы были культурой с высоким контекстом, поэтому временами он поражался такой провокационной прямолинейности. И это он ещё с весьма юного возраста много лет жил среди эонов, отдалившись во многом от своих сородичей, конечно, кроме членов своей семьи.

Он почувствовал небольшое щекочущее ощущение на ноге. Это была струйка пара. Его собственный артефакт ещё звонче и громче рассмеялся, когда Кирион подобрал чертёж и встряхивающим резким движением с каплей магии почистил его от пыли и капель машинного масла, одновременно разгладив заломы. Он сделал это машинально. Ему было не привыкать ловить улетающие бумаги.

Его взгляд скользнул по чертежу, профессионально оценивая то, что он понимал. Чертёж показался ему не слишком понятным.

— Месье, — обратился он неопределённо к одному из механиков, — Вы уронили чертёж.

Кирион протянул лист эону и поймал взгляд (насколько это было возможно) капитана Тиру.

— У вас очень тёплая, я бы даже сказал, семейная атмосфера в команде, капитан! — прокомментировал он всё увиденное со смешинкой в глазах.

@Йохан зачем ты туда так настойчиво тиснешься...

Голоса долетали до Эленмари глухо и неровно, будто проходили через толстый слой воды. Проще было уловить мимику, изгибы рта, тени от напряжённых желваков — и когда её взгляд столкнулся с глазами противника, с той пустой, почти чёрной теменью зрачков, она поняла. По-настоящему поняла: всё происходящее не кошмар, не бредовая галлюцинация. Здесь не было ни остроты сюрреализма, ни размытости сна — только плотная, тяжёлая реальность, в которой три некроманта разрывали мёртвый город своими силами в попытке доказать превосходство.

Рядом рушились стены ближайших домов — кирпичи падали рассыпаясь крошкой, не выдержав резонанса  магии. Пыль стояла столбом, оседая на волосы, одежду, на купол щита. Ветер, порождённый всплесками энергии, сбивал самых слабых умертвий с ног, заставляя некоторое время катиться прочь. Приторный, тошнотворный запах старой крови, мокрой земли и магической гари висел уже до небес.

До сегодняшнего дня она не видела ни одного некроманта. А сейчас один из них, тот, что противостоял учителю, воплощал собой всё, о чём её предупреждали годами. Сгнившее сердце, затянутое в оболочку человека. Мёртвый яд, способный заражать души и целые города стирать с лица земли. Сколько смертей тянется за ним тяжёлой цепью? Сколько в ней кривых потемневших звеньев?

Бой между Инфирмуксом и Шуэардисом давно вышел за любые возможные рамки, которые Эленмари могла себе вообразить в самых безумных фантазиях. Это не дуэль — это взаимное уничтожение. Каждый удар, каждое движение были не для победы, а для того, чтобы стереть оппонента с лица земли. Камни под их ногами трескались, фонари на улицах взрывались от перепадов энергии, как и окна домов.

Сквозь гул и удары в барьер прорезался голос наставника. Она не сразу уловила смысл. Вязь? Заклинание поднятия? Лич? Когда она едва управляла парой умертвий? В силовую стену ударялись тела — разорванные, переломанные, обугленные. Мир качнулся перед глазами. Перегрузка накрыла резко и куда сильнее, чем она ожидала. Отчётливый шум битвы отрезало, пространство погрузилось в темноту. В ушах зазвенел отвратительный высокий писк, будто что-то перегорело внутри, перед глазами плясали лунные зайцы.

Но распоряжение плести — дошло. На самом краю сознания, где тускло мерцал голос наставника, Эленмари подчинилась, почти механически. Почти как умертвие — бессловесно, бездумно, без страха. Пальцы двигались сами. Тонкие, дрожащие, оставляли в воздухе блеклый, нестойкий след магии. На коже выступил липкий пот, смешавшийся с пылью, и он тут же стал серым. Глаза ломило так, будто их вот-вот выдавит наружу из черепа. Ступни едва слушались, колени подгибались. Когда из носа потекли две тонкие алые струйки, она даже не ощутила — просто где-то на коже груди снова стало влажно и тепло. Вязь не остановилась, но и не дала ничего, не вспыхнуло, не сложилось, не поднялось.

Шатаясь, она сделала шаг назад. Ещё один. Рука попыталась ухватиться за голову, потом за обломок стены, но силы уже не хватило. Сознание схлопнулось внутрь себя, а тело рухнуло на истоптанную, пропахшую мертвечиной брусчатку. Мостовая была тёплой — от остаточной магии и от крови умертвий, впитавшейся в камень. Серебряная диадема слетела, ударилась, и, коротко позвенев о камень, легла рядом.

Последний вопрос учителя Эленмари уже не услышала. Анкарефт защищал, скрывал от шальных атак, пока мертвецы тщетно рвали энергетическую оболочку. Их когти скребли по поверхности, оставляя светящиеся царапины, которые тут же затягивались. Заканчивать эту бойню Инфирмуксу придётся в абсолютном одиночестве.

— Учитель ты паршивый, до чего же паршивый... Тем лучше. Что ещё ты велишь ей сделать? — хрипло усмехнулся Шуэардис, уже потерявший былой лоск, но всё ещё живой. Несломленный ходом боя. Кажется, он всё ещё верил в возможность собственной победы. Он выпрямился, будто каждая рана на коже не саднила болью. Одежда висела на нём лоскутами, пропитанная чёрной от грязи кровью. Ткань местами вспухла, местами прожжена до дыр. Тёмная энергия стекала с его рук густыми, вязкими нитями, и от них под ногами гас отраженный свет.

На щеке висел обугленный лоскут плоти, оголивший зубы, но он даже не подумал его содрать. Губы растянулись в едкой ухмылке — неровной, неприятно кривой, слишком живой для того, кому следовало бы уже лежать в земле.
— Посмотри на неё, "Мастер". Вот результат твоего "обучения". Ты же понимаешь — она бы сдохла, если бы не твой щит? Такой алмаз, в хтоническом навозе, — он наклонил голову, словно прислушиваясь к собственному голосу, наслаждаясь каждым слогом.

— Как мило. Ты поди сам ломаешь своих учеников быстрее, чем они успевают выучить поднятие зомби? —  Он сделал шаг к Инфирмуксу. По разрушенной мостовой протянулись чёрные трещины, поднимаясь сразу вихрем теней — след от его энергии, от клокочущей злобы, от силы, которой он не умел управлять, но которой желал властвовать прямо сейчас. Камни под его ногами проседали, будто их разъедало кислотой.

— Ты ведь хотел сделать из неё игрушку, да? Слепить девочку как тебе надо. Гнуть её, пока не хрустнет тонкая спинка. Ты только посмотри, как удачно она у тебя падает. Тончайшая работа, я бы сказал. Скажешь ей потом, что она облажалась?  — Шуэардис скосил глаза на купол, внутри которого лежала Эленмари. Дыхание его стало громче, неровное, что-то почти животное прорвалось в чертах его лица. Остервенелое с примесью безумия. Кончики пальцев у него дымились — слишком много чужой магии, уже сжигало собственную кожу, но вместить все витающее вокруг он не мог.

— Прелестная вещица. И такая бестолковая. Ты её приручил или просто сломал? Мне любопытно, Мастер. Очень. Я хочу, чтобы мои ученики не задумывались над тем, что я говорю, поднимали лича, даже если им это голову разорвёт.  — Он поднял руку, и вокруг неё начали сжиматься остатки некротического вихря — резкие, острые фрагменты силы, тяжёлые, чёрные, как деготь. Сгустки скользнули заползая вверх и ударились о купол. Поверхность Анкарефта дрогнула и прогнулась внутрь, будто на неё упёрлись десятки жадных присосок.
— Ну что, Мастер-ломастер. Теперь, когда твоя игрушка без сознания, — давай посмотрим, чего стоишь ты. Без свидетелей. Без поддержки.  — Улыбнулся некромант широко, мерзко, безжалостно. Из разорванных губ брызнула кровь стекая к подбородку, но он даже не заметил.

@Йохан нет ты. *Зашторился*