Они бежали снова, и это было хорошо.
Апологетика охотника и добычи была понятна Айне, даже если придется временно оказаться на роли последней. Ступая в скором темпе по выжженной солнцем траве, она наполняла свое существование желаемой определенностью, жадно вдыхая прохладный вечерний воздух — низводила происходящее до монохромной линии.
Так смутные тревоги уступали привычной боевой настороженности и охотничьему азарту. Пока, наконец, не остались только побратимы доблестного Красного Мятежника и поборники вероломного Лжебога.
И все же предательское сомнение вновь и вновь обращало взгляд Айне к Эленмари. Будто бы сказанного у костра было достаточно, чтобы неровной линией лечь на безупречные писания исконного климбахского эпоса.
«Мы сокрушим их, Сатуайхе», — пообещала Дева Клинка, ускоряя бег, когда впереди показалось скрюченное древо, свидетельство, что беглянки на правильном пути. Хтоник ответила ей ментальным эквивалентом согласия — образом прочного панциря, скручивающегося в спираль.
Всю свою злость Айне направила на ищеек Уробороса, идущих по их следам. Поэтому, когда Эленмари обратилась к ней, обнажая оружие, Айне посмотрела в ее блекнущие глаза с предвкушением скорой битвы.
— Бежать не смогут, раз ноги укоротим, — заверила она эльфийку, высвобождая парные кинжалы, Помилование и Казнь, из ножен с глухим лязгом. — Останется архонт один. Разделить желает? Воле его пойдем наперекор, в чаще лесной соратников встретив. Славная будет охота!
Она обернулась к темным фигурам на горизонте прежде, чем они, ведомые заклятьем своего хозяина, приблизились в стремительном рывке. Погонщицу Уробороса встретил вихрь ударов, отточенных слишком хорошо, чтобы атака с фланга могла помешать их исполнению.
Глаза Айне заслезились, запах металла и горьких трав отзывался болью в горле, не давая вдохнуть. Но утрата привычных чувств не стала для нее фатальной. Твердо стоя на земле, она ощущала тяжесть каждого беззвучного шага, касанием ветра ощущала стоявший впереди силуэт.
Многоножки охотятся, полагаясь на осязание и вибрацию почвы. А Сатуайхе, с которой Дева Клинка делила органы чувств, в своем первозданном облике была гигантской многоножкой.
Блокировав удар полуторного меча с неровным, иссеченным лезвием, хтэния рубанула по руке, сжимавшей урну. Конечность хрустнула и, мгновение спустя, сосуд рухнул на землю.
— Опрометчиво, — прохрипела Айне, делая долгожданный вдох. И Сатуайхе вторила ей, говоря устами своей носительницы. — Глупая добыча!
Под ее ногами текла непроницаемая дымовая завеса, точно Дева Клинка сражалась на мелководье. С губ противницы, лицо которой скрывал капюшон и наброшенный поверх черный шарф, не сорвалось ни крика, а из обрубка, оставшегося на месте правой руки, не текла кровь. Видя это, Айне рассвирепела сильнее.
— Ничтожная подделка, — выплюнула она, нанося удар одновременно Помилованием и Казнью. — Биться со мной недостойна!
Ожесточенная беседа и бой, ставший финалом долгого пути, стали для нее одним. Подобно многим рядовым воинам армии Уробороса, погонщица была творением Ксенос-армады, искаженным биомагическим конструктом, выращенным искусственно или созданным из некогда разумного существа. Оскорбление всего, что Айне полагала благородным.
Взмах за взмахом, она получала желаемое. Лезвия парных кинжалов рассекали суставчатую плоть, подвижную, гибкую и, кажется, напрочь лишенную крови. Но обращая противницу в мешанину из костей и тряпок, Дева Клинка не ощущала ничего, кроме нарастающей ненависти. Ее превосходство казалось насмешкой, затмевающей боль, от рваной раны, которую погонщица все же успела ей нанести до того, как рухнуть в дымовое море.
— Недостойна биться! Недостойна жить! Я дарую тебе забвение! Этого, этого ты жаждешь?! — кричала хтэния, пуская Помилование и Казнь в ход уже над неподвижным телом. Как бы сильно Айне не ненавидела приспешников Уробороса, сразиться ей хотелось не с ними.
Архонта, взмывшего над полем боя, она заметила слишком поздно. Каждый его палец был опутан алыми энергетическими нитями, тут же ринувшимися к побратимам Инфирмукса, оплетая и сковывая. Сам же хтоник оставался неподвижен, совсем как паук в центре собственноручно возведенной паутины.
— Как птицы в силках, — невозмутимо произнес он, пока Айне пыталась высвободиться, рассекая кинжалами воздух. — Я посвящу вам строфу.
Апологетика охотника и добычи была понятна Айне, даже если придется временно оказаться на роли последней. Ступая в скором темпе по выжженной солнцем траве, она наполняла свое существование желаемой определенностью, жадно вдыхая прохладный вечерний воздух — низводила происходящее до монохромной линии.
Так смутные тревоги уступали привычной боевой настороженности и охотничьему азарту. Пока, наконец, не остались только побратимы доблестного Красного Мятежника и поборники вероломного Лжебога.
И все же предательское сомнение вновь и вновь обращало взгляд Айне к Эленмари. Будто бы сказанного у костра было достаточно, чтобы неровной линией лечь на безупречные писания исконного климбахского эпоса.
«Мы сокрушим их, Сатуайхе», — пообещала Дева Клинка, ускоряя бег, когда впереди показалось скрюченное древо, свидетельство, что беглянки на правильном пути. Хтоник ответила ей ментальным эквивалентом согласия — образом прочного панциря, скручивающегося в спираль.
Всю свою злость Айне направила на ищеек Уробороса, идущих по их следам. Поэтому, когда Эленмари обратилась к ней, обнажая оружие, Айне посмотрела в ее блекнущие глаза с предвкушением скорой битвы.
— Бежать не смогут, раз ноги укоротим, — заверила она эльфийку, высвобождая парные кинжалы, Помилование и Казнь, из ножен с глухим лязгом. — Останется архонт один. Разделить желает? Воле его пойдем наперекор, в чаще лесной соратников встретив. Славная будет охота!
Она обернулась к темным фигурам на горизонте прежде, чем они, ведомые заклятьем своего хозяина, приблизились в стремительном рывке. Погонщицу Уробороса встретил вихрь ударов, отточенных слишком хорошо, чтобы атака с фланга могла помешать их исполнению.
Глаза Айне заслезились, запах металла и горьких трав отзывался болью в горле, не давая вдохнуть. Но утрата привычных чувств не стала для нее фатальной. Твердо стоя на земле, она ощущала тяжесть каждого беззвучного шага, касанием ветра ощущала стоявший впереди силуэт.
Многоножки охотятся, полагаясь на осязание и вибрацию почвы. А Сатуайхе, с которой Дева Клинка делила органы чувств, в своем первозданном облике была гигантской многоножкой.
Блокировав удар полуторного меча с неровным, иссеченным лезвием, хтэния рубанула по руке, сжимавшей урну. Конечность хрустнула и, мгновение спустя, сосуд рухнул на землю.
— Опрометчиво, — прохрипела Айне, делая долгожданный вдох. И Сатуайхе вторила ей, говоря устами своей носительницы. — Глупая добыча!
Под ее ногами текла непроницаемая дымовая завеса, точно Дева Клинка сражалась на мелководье. С губ противницы, лицо которой скрывал капюшон и наброшенный поверх черный шарф, не сорвалось ни крика, а из обрубка, оставшегося на месте правой руки, не текла кровь. Видя это, Айне рассвирепела сильнее.
— Ничтожная подделка, — выплюнула она, нанося удар одновременно Помилованием и Казнью. — Биться со мной недостойна!
Ожесточенная беседа и бой, ставший финалом долгого пути, стали для нее одним. Подобно многим рядовым воинам армии Уробороса, погонщица была творением Ксенос-армады, искаженным биомагическим конструктом, выращенным искусственно или созданным из некогда разумного существа. Оскорбление всего, что Айне полагала благородным.
Взмах за взмахом, она получала желаемое. Лезвия парных кинжалов рассекали суставчатую плоть, подвижную, гибкую и, кажется, напрочь лишенную крови. Но обращая противницу в мешанину из костей и тряпок, Дева Клинка не ощущала ничего, кроме нарастающей ненависти. Ее превосходство казалось насмешкой, затмевающей боль, от рваной раны, которую погонщица все же успела ей нанести до того, как рухнуть в дымовое море.
— Недостойна биться! Недостойна жить! Я дарую тебе забвение! Этого, этого ты жаждешь?! — кричала хтэния, пуская Помилование и Казнь в ход уже над неподвижным телом. Как бы сильно Айне не ненавидела приспешников Уробороса, сразиться ей хотелось не с ними.
Архонта, взмывшего над полем боя, она заметила слишком поздно. Каждый его палец был опутан алыми энергетическими нитями, тут же ринувшимися к побратимам Инфирмукса, оплетая и сковывая. Сам же хтоник оставался неподвижен, совсем как паук в центре собственноручно возведенной паутины.
— Как птицы в силках, — невозмутимо произнес он, пока Айне пыталась высвободиться, рассекая кинжалами воздух. — Я посвящу вам строфу.














































![de other side [crossover]](https://i.imgur.com/BQboz9c.png)




















