Аркхейм

Ребёнок, который не смог вырасти[/align]"]Глава рода Кратос, Верховный лорд доминиона Арнус, отличался не только боевой доблестью и вспыльчивым нравом, но и непомерными требованиями к детям. Пока жители доминиона делились сплетнями и домыслами о подвигах лорда, четверо детей постигали науку смирения и подчинения, платили за роскошь усердной учёбой и жизнью, расписанной по минутам.

Так помнит Мельпомена, в те далёкие годы отзывавшаяся на имя «Воршула». И сломавшаяся первой.

Четвёртый ребёнок, младшая дочь, что на портретах (блажь матери) сидит чуть в отдалении от семьи. Ни излишка ласки, ни любви. С малых лет — частные учителя, суровые наставления отца и пристальный взгляд матери. Одинаковы для всех: для старшего брата—наследника, для сестры-красавицы, для одержимого битвами среднего, для отстранённой младшей.

От отца у Воршулы крепкое тело, а от матери глаза. Воршула похожа на предыдущее поколение Кратос даже больше, чем того желают родители. И оттого жизнь в особняке становится невыносимой. Воршула поспевает за уроками, развивает тело и дух в бессмысленных спарингах с наставником да братьями (сестра слишком хрупкая), но каждый вечер проводит в библиотеке.

Воршула верит, что рождена для великих дел, но не может найти своё место: претят хитрые и замысловатые слова да боль в измождённом теле. Воршула не воин. Ни слова, ни пота и крови. Спасают книги. Библиотека дель Кратос полна редких и причудливых книг. В них Воршула находит утешение, проглатывая резкие и грубые слова в сторону отца и матери, вновь и вновь подмечающих её многочисленные недостатки.

Недостаточно старается. Недостаточно хороша во всём, за что берётся.

А ещё выручает магия. Хрупкая и поддающаяся, способная скрыться даже в мелком винте стола, на котором Воршула раскатывает чертежи, скопированные тайком из учебных материалов старших, куда более талантливых и успешных. Воршула старается контролировать текущую по телу силу, ломает хрупкие и мелкие детали или заставляет их взорваться. Не спит ночами и получает раз за разом всё более изощрённые наказания. И затихает лишь тогда, когда отец запрещает посещать библиотеку.
Братья и сестра украдкой таскают книги под различными нелепыми предлогами с покровительства матери. Но Воршула не знает. И верит, что все в семье против неё.

Мельпомена признаёт горячность тех лет и правильность запрета родителей на сеть и прочие источники знаний кроме многочисленных уроков. Возможно, всё было бы в разы хуже.

Когда Воршула выходит в свет, у неё в голове только жгучее желание сбежать подальше от семьи и страстное желание научиться создавать артефакты. Единственный удачный образец был уничтожен старшим братом по ошибке. Лучше всего у Воршулы получается ломать: и неприметная ручка была взята братом по ошибке, в результате нарушив вязь рун во время практического урока. Отец был в ярости, а над Воршулой был установлен тотальный контроль. Пока старший брат вновь не нарушил запрет, позволив младшей улизнуть в город. И больше не вернуться домой.

Ей едва исполняется двадцать, когда Воршула связывается с хуманами, увлекается их разработками и пользуется редким чувством вины старшего брата, чтобы выбираться на тайные встречи. Старый Мэл, старший в группе, с которой Воршулу свёл нелепый случай на окраинах (стыдно вспоминать то, как приняла желающего познакомиться молодого парня за карманника), оказался столь же увлечённым артефактами и магией, как и сама Воршула. Выросшая среди запретов и строгих правил, лишённая компании сверстников, Воршула стала зависима от общения, в корне отличающегося от стандартов дель Кратос. Пила крепкий алкоголь, прятала крылья и хохотала в полным голос над похабной шуткой.

Незнакомая среда, где нет никаких запретов, окрыляла куда лучше пары отростков, отличающих Воршулу от друзей. Беззаботно тратила деньги, училась у Старика Мэла вещам, при упоминании которых наставники поджимали губы и настоятельно не рекомендовали торопиться. Пока старший брат, уставший покрывать младшую, не попытался вразумить пылкую сестрицу.

Мельпомена сейчас стыдливо склонила бы голову, признавая его правоту и умоляя о прощении. Вот только Воршула желала иного.

Когда друзья зовут с ними, спустя два года тесного общения и пары не самых законных дел, Воршула соглашается, так и не раскрыв им свою личность. Она оказывается сначала на Цирконе, потом заглядывает на Абберат и Элерим. И с каждым разом ощущает, как лишается чего-то важного. Новые друзья и не друзья вовсе. Контрабандисты, пользующиеся наивной этнадой, соблазнённой сказочками о свободе и беззаботной жизни, не собираются отпускать.

Мельпомене больно вспоминать о тех двадцати с линшним годах скитаний, попыток восстановить утраченное желание жить и осознать, кто же она всё таки. Особенно тяжело Воршуле далась потеря глаза.

На десятый год «жизни» с бандой контрабандистов, Воршула оказалась втянута в перестрелку. Едва научившись обращаться с устаревшим револьвером и имея из боевого опыта лишь уроки с учителем и братьями да редкие стычки с куда более слабыми зарвавшимися ублюдками, растерялась. Попалась в чужие руки. И впервые испытала боль, не сравнимую ни с чем в её жизни. Даже хвалёная регенерация, которой так гордился отец в редкие семейные вечера, и целительная магия не помогали. Воршула плохо помнит события того дня: лишь собственный вой и грубые руки Старика Мэла на лице.

Мельпомена с радостью бы вцепилась зубами и пальцами в лицо того, кто лишил её глаза. Но впоследствии даже оказалась благодарна. Ведь благодаря их совместной со Стариком Мэлом работе, артефакт-протез стал причиной, по которой удалось найти место, где измождённые тело и разум смогли обрести покой.

Расстаться с контрабандистами опустошённая Воршула, мечтающая лишь о том, чтобы забыть росчерки алого, запах палёной плоти да незамолкающие голоса, смогла лишь сильно после сорока, оказавшись вновь на родном Алькоре и тут же обнаруженная старший братом, официально признанным отцом наследником.

Первые полгода Воршула пыталась влиться в семью снова. Молила, стоя на коленях, о прощении, но получала лишь полные разочарования слова сожаления да отказ. Отец подарил ей особняк на окраине, не желая видеть блудную дочь, слишком поздно взявшуюся за ум. Благодаря уговорам братьев и сестры, Воршула получила возможность закончить образование под чужим именем. «Мельпомена», вычитанное в какой-то книге много лет назад, стало прекрасным псевдонимом и символом «возрождения».

В семьдесят Мельпомена всё ещё не находит своего места. Она покидает родной доминион, обещая не обрывать связей. Поль так и не поступает в университет, боится незнакомых людей и старается забыть об устаревшем револьвере, так и не покидающим её вещей.

Череда наспех принятых решений приводит Мельпомену в Ниор, где она, решив заняться тем, что когда-то давно приносило детскую, искреннюю, радость, ищет наставника. И втайне надеется сделать себе имя, а после вымолить прощение у отца и матери, которые оказались слишком во многом правы. Бесчисленные разговоры, вызывающие жгучее желание скрыться в ближайшей пещере и никогда не видеть людей, приводят к лавке «Чудо серебра».

Решение добиться разговора с хозяином лавки Мельпомена считает самым верным и правильным за всю свою жизнь.

Мастер Иезекииль казался тогда несговорчивым, могучим драконом, не знающим жалости: безумное количество вопросов, вскрывающих душевные раны и напоминающие о бесконечности глупости, сыпались из драконьей пасти заставляю Мельпомену дрожать. Но упрямство Мельпомены и настойчивые попытки показать наработки, имеющие исключительно практичный характер, дали эффект. Техника Мельпомены, обучающейся буквально в полевых условиях, грубая и сырая, оказалась перспективной.

Первые годы Мельпомена снимала жильё в поселении, пока не стала настолько увлечённой работой, словно найдя, наконец, своё место, и начала засыпать почти у рабочего стола, пропуская часы, в которые следовало отправиться домой. Конечно, на мастера подействовали отнюдь не стремления и увлечённость, а искренность, когда в один из необычайно тихих вечеров, сохранившая остатки наивности Мельпомена не рассказала о тёмных годах своей жизни и попросила мастера улучшить протез-артефакт, заменяющий глаз.

С тех пор Мельпомена окончательно поселилась в лавке, изредка сетуя на то, даже с её большим ростом мебель и рабочее пространство мастера невероятно огромные.